«…И шестикрылый серафим
На перепутье мне явился…»
(А. С. Пушкин)
Серафим хлебал из блюдца чай, громко при этом кряхтя, причмокивая и сопя. Чай был у меня знатный – индийский (на пачке ещё слон такой большой был нарисован, сейчас такого чаю уже и не продают). Серафим любил хороший чай, пил его без сахара, закрывая глаза и громко произнося звук: «А-а-а-а!» после каждого блюдца. Кухня у меня была неважнецкая – прямо скажу, жаждущая ремонта с весьма подусталой газовой плиткой, дурно пахнущей горелым жиром. Впрочем, Серафима это не смущало. Чай был отменный – а это главное. После очередной чашки как и полагалось – разговоры. Чего хорошего было в моей квартире (кроме библиотеки), так это разговоров на кухне. Серафим отодвинув чашку, мол, продолжим церемонию опосля, это еще не конец, молвил:
- А душа то моя жаждет мятежа.
- Престранное желание.
- Чего же тут престранного? Будто бы Вы не участвовали в мятежах!
Я несколько сконфузился, даже слегка покраснел:
- Чего там греха таить, было. Было. Но мне как-то всегда хотелось участвовать в мятеже, который зовётся иначе.
- А мне всё равно. Для меня мятеж – стихия. Главное сам процесс, а не результат. «…А он, мятежный, жаждет бури…» - это Серапионовы Братья обо мне писали. Такова природа моя – мятежная…
- Ну, скажем, это вовсе не Серапионовы Братья писали, а один шотландец, потомок лорда и пророка Томаса. Бард из одного клана, который носил розу на шлёме и тартан в зелёно-сине-белую клетку.
- Да, какая разница! Каждый шотландец брат – Серапионов или Якоба – не важно. Хоть и носят они юбки – с понтом колокольчики, но всё равно братья. Но я ведь не об этом вовсе.
- А о чём? О том, что на Земле тесно стало?
- Именно! И знаете от чего? От языческих святынь! Открою Вам секрет. Только чу – никому-никому. Вокруг множество язычников. Даже Вселенский Патриарх – язычник. Самый настоящий. О московском, того что «Всея Руси», я уже молчу. Идолопоклонник и безбожник! Я Вам больше скажу: дай ему в руки нож, да впусти в языческий храм – тут же кровавую жертву принесёт! Тут же! В так называемой «Русской православной церкви» только один порядочный человек – отец Игнатий. Да и тот, по правде сказать, сволочь!
- Скажите пожалуйста, как интересно!
- Ещё бы! Я об неинтересном умалчиваю. Если и говорю что, так это интересное! Вот Маркс, например…
- Ой, не надо! О Марксе не надо!
- Нет, уж надо! Я с этим бородатый нервотрёпом был лично знаком.
- Это как же?!
- Да в позапрошлой реинкарнации! Я был тогда его закадычным другом и собутыльником. Как-то пошли мы с ним в кабак на пиво, пару бокалов баварского перевернули, вижу его сейчас на песни всякие и на хулиганство потянет, я ему и говорю: «Ерунду ты, Карл, написал! Бред полный! Этот коммунизм твой неосуществимая утопия, безнравстенная жестокая идея!» А он мне: «Ох, зи зинд мустахёд какарлаке! Ох, унд зи хабен ербсте гутсхерр! Ду бис айн кляне думкорф!» И по морде мне как заехал! Я ему тоже по мордасам бородатым! И пошло поехало! Нас местные алкаши еле разняли! А Вы говорите Маркс!
- И какой же выход?
- Это для матушки то или вообще? Для матушки выход один – кирие элейсон! Прямим ходом в Грецию! Только не в Византию к безграмотным бородатым императорам, а в Грецию!
- Это в «дрэ-грэ»?
- Да какая разница! «Дрэ-грэ» или «нео-грэ» - Греция – она под любым соусом Греция. Тут одно из двух: или машка-рашка, или Платон с Аристотелем.
- И Калигулой заодно. Как Post factum, как Epilogus ad regnum insanit.
- Но, я Вам больше скажу: все эти ваши марксисты, коммунизм, Маркс, Ленин – всё это это мелкобуржуазное жульничество! Всё это купцы! Купеческие штучки!
- Как же так? Неужели и Ленин – «мелкобуржуазное жульничество»?
- А то как же! Ленин – типичный купец-гуляка! Россию продал выгодно, так давай на эти деньги кутить – пьянкой кровавой. Весь этот коммунизм пролетарию чужд. Пролетарий он творец, труженик. Творец всегда уважает собственность, результат своего творения, свой труд. А коммунизм – фантазии мелкого буржуа: мою лавку ограбили, так я вам мировой пожар устрою! Моего брата повесили. Так я сейчас миллионы людей перережу! Так вот!
- Теперь ясно, почему «мятеж»… Коммунизм и прочие подобные системы больше всего боятся мятежа, ибо мятежник перестаёт быть частью системы…
- Именно! Пойду ка я какой-нибудь мятеж устрою – засиделся я тут у Вас за чаем. Бостонское чаепитие тоже был мятеж. Я хоть и не шестикрылый, но серафим. Мне уста людей глаголом жечь надобно…