1
Фрэнки стоял перед объявлением, висевшим на потемневшей от дождей деревянной стене местного салуна, и в глубочайшей задумчивости лохматил рыжие вихры на своей голове, сдвинув на ухо великолепную ковбойскую шляпу с алой лентой вокруг тульи.
В этой шляпе заключалось все богатство Фрэнки Малруни, не считая пяти долларов, полученных от старого хозяина, выгнавшего парня с работы из-за лошади, повредившей ногу. Фрэнки считал изгнание с фермы «Кактусовая долина» несправедливым, ибо как только юный ковбой задремал в седле, убаюканный мерным покачиванием лошадиной спины под жаркими лучами солнца, глупое животное направилось на Волчью тропинку, именуемую так за устилавшие ее острые, как волчьи зубы, камни. Тем не менее, гневные возражения Фрэнки были выслушаны без должного внимания, и просторы «Кактусовой долины», загроможденные причудливыми сочно-зелеными столбами, утыканными колючками, при взгляде на которые стыла в жилах кровь, оказались для него навсегда потеряны.
Смутное желание увидеть что-нибудь новое, непохожее на кактусы и пески Техаса, заставило Фрэнки сесть на поезд, идущий в Нью-Йорк, но рука Провидения, явившая себя в образе кондуктора и мастерски сыгравшая на вспыльчивом характере молодого ковбоя, заставила его сойти с поезда раньше. Так Фрэнки попал в Сент-Джозеф. Конечно, он должен был найти себе работу взамен старой, но Фрэнки решил не спешить: с пятью долларами в кармане он вполне мог позволить себе несколько дней отдыха. Здесь все было для него в новинку: высоченные трехэтажные дома – таких не было даже в «Кактусовой долине», широкие улицы, странные салуны и совсем мало наездников. За все время странствий по городу Фрэнки не встретил ни одного человека, которого мог бы с чистой совестью назвать настоящим ковбоем.
Два дня Фрэнки наслаждался новыми ощущениями, бродя по улочкам Сент-Джозефа, и на третий день, когда пять долларов почти растворились в его кармане, увидел странное объявление. Оно надолго погрузило его в странный мир неясных мыслей, ни одну из которых он мог поймать за хвост и как следует обдумать. Объявление гласило: «Требуются худощавые молодые люди не старше восемнадцати лет и не тяжелее шестидесяти пяти килограммов, опытные наездники, готовые каждый день смотреть смерти в глаза. Предпочтение отдается сиротам. Оплата – двадцать пять долларов в неделю».
Сначала Фрэнки попытался представить, на какую работу могло бы приглашать подобное объявление. Первая мысль его была о цирке – когда-то в детстве он видел человека, который ездил на лошади стоя, жонглируя при этом горящими шариками. Потом Фрэнки отбросил эту мысль, ибо вряд ли кто-нибудь решился написать подобное объявление на стене салуна – этого приюта величайших наездников и самых лучших людей на земле. Затем Фрэнки вспомнил о том, что ему нужна работа, но слова о смерти слегка смутили его. Однако после десяти минут раздумий, в течение которых он теребил рыжие волосы за ухом, Фрэнки пришел к выводу, что и раньше он каждый день смотрел смерти в глаза: бычки в «Кактусовой долине», которых он загонял, имели на редкость дурной характер, равно как и миссис Браун, кухарка, почему-то невзлюбившая юного ковбоя, и варившая похлебку, вмещавшую в себя больше острого перца, чем бобов. Решив, что работа ему подходит, Фрэнки стал раздумывать, подходит ли он к ней.
Хотя Фрэнки никому не признавался в этом, восемнадцать лет ему до сих пор не исполнилось. Теперь, как оказалось, это огорчавшее его обстоятельство стало ему на руку. Насчет количества своих килограммов он имел весьма смутное представление, но в связи с последними событиями и печальной кончиной пяти долларов широкий кожаный ремень обхватывал талию Фрэнки ровно два с половиной раза. Что же касается семьи Фрэнки – растил его дядя Марти, состоявший с мальчиком в полумифическом родстве и с облегчением отдавший его в возрасте двенадцати лет в загонщики на ферму «Кактусовая долина».
Все эти соображения Фрэнки, волнуясь и сбиваясь, выложил мистеру Фиклину, джентльмену с огромной сигарой, который разглядывал ковбоя, приподняв одну бровь. Когда речь Фрэнки иссякла, мистер Фиклин без лишних слов достал из ящика стола два кольта, большой нож в кожаных ножнах и металлический значок, на котором были выгравированы буквы «Пони-Экспресс». Слово «пони» разбудило во Фрэнки смутные сомнения насчет цирка.
- А вы это, сэр… - начал юный ковбой, мучительно пытаясь найти суровые и веские слова, показавшие бы этому джентльмену с сигарой, с кем тот имеет дело, - вы это… не скажете, что я должен делать?
- Почта, - лаконично ответил мистер Фиклин. - Почта, сынок.
- Доставить почту? - удивление Фрэнки все возрастало.
- В Сан-Франциско. За десять дней.
В голове Фрэнки огромным желтым пятном возникла Америка, как он представлял ее. Фрэнки очень мало учился, но ему казалось, что Сент-Джозеф находится на этом желтом пятне справа и вверху, а Сан-Франциско – слева и внизу. Проехать же разделяющее их расстояние за десять дней представлялось Фрэнки делом удивительным и невозможным.
- В Сан-Франциско? - на всякий случай уточнил он.
- Да, сынок, - подтвердил мистер Фиклин, слегка подталкивая к юному ковбою значок и кольты.
Фрэнки вспомнил, что «Кактусовую долину» от изгороди до изгороди он проезжал за шесть часов. Можно было за пять или даже за четыре с половиной, но тогда весь вечер приходилось вытаскивать из штанин иголки кактусов. Проехать разделяющее Сент-Джозеф и Сан-Франциско расстояние за десять дней было невозможно.
Фрэнки взял значок и прицепил его к своей рубашке.
- Умеешь пользоваться этим, парень? - спросил мистер Фиклин, подразумевая кольты.
Ни за что в жизни Фрэнки бы не признался, что не держал в руках кольт. С гордым и даже пренебрежительным видом прицепил он кобуры к своему кожаному ремню. На его языке вертелся вопрос, который он стеснялся задать: растут ли кактусы на дороге между Сент-Джозефом и Сан-Франциско?
Как оказалось, в этом непонятном северном краю не было даже хороших лошадей. Фрэнки с удивлением рассматривал коренастое животное, больше похожее на большую собаку, которое с трудом тащили из конюшни два человека. Животное скалило зубы и угрожающе прижимало уши. Когда Фрэнки протянул руку, чтобы отвести с его глаз жесткую, как щетка, длинную челку, оно едва не откусило ему пальцы.
- Осторожно, парень, - покачал головой мужчина, сдерживавший порывы дикого создания с помощью толстой веревки. - Так можешь и без руки остаться.
- Кто это? - спросил Фрэнки с невольной обидой в голосе – ему, опытному ковбою, едва не откусила руку странная и злая маленькая лошадь.
- Это Блэк Билли. Мустанг, - объяснил человек. - Собственность «Пони-Экспресса».
- Он же необъезженный, - сказал Фрэнки.
- Он объезженный. Просто он из диких мустангов. Держи веревку.
Передав таким образом Фрэнки его почтовую лошадь, человек скрылся.
- Объезженные лошади так себя не ведут, - заметил Фрэнки вслед ему.
- Раз он, выходя из конюшни, не снес тебе голову копытом, значит, он объезженный, - донеслось до юного ковбоя.
Фрэнки внимательно рассмотрел свою новую лошадь. Блэк Билли казался очень выносливым. Оправдывая свое имя, он был черен, как ночь, только кое-где его шкура рыжевато лоснилась, словно опаленная огнем. Коротким хвостом он яростно хлестал себя по бокам, а его уши непрестанно шевелились, как у дикого кролика, томящегося в ожидании хищника. Скрутив в себе холодный и скользкий страх, Фрэнки резким прыжком забрался в седло. Мустанг рванулся в сторону, а затем закружился вокруг себя, словно пытаясь укусить себя за хвост. Фрэнки сидел, вцепившись в черную спину мустанга, как клещ, и ослабил хватку только тогда, когда Блэк Билли, смиряясь с наличием кого-то на своей спине, остановился и тяжело вздохнул.
Фрэнки, не рискуя слезть с седла, приторочил к нему тяжелую сумку с письмами и не забыл про большую флягу с водой. Жаркий простор Техаса и ферма, населенная коварными и чудовищными растениями, научили его никогда не отправляться в путь без фляги.
Несмотря на дурной характер, Блэк Билли был самой быстрой лошадью, на которой когда-либо ездил Фрэнки. Вырвавшись за пределы Сент-Джозефа, мустанг полетел стрелой. Сначала Фрэнки изо всех сил вцепился в гриву коня, потому что мустанг, хотя и не пытался больше освободиться от седока, не обращал на него никакого внимания. Все сигналы, передаваемые ему Фрэнки с помощью шенкелей и узды, Блэк Билли игнорировал. Хорошо, что впереди была длинная, ровная и прямая дорога.
Вскоре бег мустанга выровнялся: теперь он летел не как стрела, взмывающая и опадающая на потоках воздуха, а как паровоз, такой же маслянисто-черный, как шкура Блэк Билли, и так же упорно и сосредоточенно совершающий свой путь. Фрэнки наконец смог расслабиться и оглядеться. То, что он увидел вокруг, наполнило его радостью. Он не думал о тех превратностях судьбы, которые заставили его оказаться где-то на дороге между Сент-Джозефом и Сан-Франциско в седле, к которому была приторочена тяжелая кожаная сумка с письмами. Фрэнки видел вокруг бескрайние хвойные леса, пронизанные солнечными лучами, которые золотили ковер из опавших игл, а впереди - бесконечную дорогу, которая звала и манила в неизведанные дали. Фрэнки выразил свой восторг громким криком неясного содержания, от которого вздрогнули уши Блэк Билли и испуганно взлетели птицы с ветвей. Обычно ковбои не кричат, и Фрэнки знал это, но сейчас он был один на длинной-длинной дороге, и в радиусе многих миль вокруг не было ни одного ковбоя, в глазах которого Фрэнки мог бы уронить себя таким глупым ребяческим поведением. Блэк Билли скакал вперед, ветер свистел в ушах, и Фрэнки ощущал себя самым счастливым человеком на свете.
2
- Эй, парень! Проснись! - кто-то тряс Фрэнки за плечо, бесцеремонно вторгаясь в его сон, который, как казалось юному ковбою, только что смежил его веки.
Фрэнки со стоном сел на скамье. После долгой поездки галопом на мустанге все тело страшно болело, и краткий сон на жесткой станционной скамье не принес желанного облегчения. Ковбой огляделся. Собственно станции на этом участке пути не существовало. У дороги стоял кривой деревянный сарай с длинным навесом для лошадей, под которым устроены были ясли. Кто бы ни строил эту станцию, подумал Фрэнки, о лошадях он заботился больше: мустанги мирно жевали сухой овес, в то время как на скамью, где сидел ковбой, падали дождевые капли сквозь прохудившуюся крышу, а на полу у стола почтмейстера блестели лужицы. Текущие с крыши потоки воды шумели, словно Ниагарский водопад, и казалось, что напор этих потоков сломает шаткие стены станции, как ломают борта корабля штормовые волны в море.
- Ну и противная же погода в этом Вайоминге, - проворчал Фрэнки, стряхивая с себя ледяные капли.
- Сейчас отличная погода, - возразил почтмейстер, протягивая ковбою флягу с водой. - Вот когда пойдет снег и задует северный ветер, тогда, парень, ты узнаешь, что такое плохая погода.
С огромным трудом, сдерживая рвущийся стон, Фрэнки залез в седло. Светло-серый мустанг, имени которого ковбой не знал, смирно поводил ушами. Он, кажется, уже давно служил почтовой лошадью и привык к своей службе.
Снова понеслись мимо Фрэнки леса, погруженные в ночную тьму и залитые дождем. Копыта его мустанга уже не выбивали звонкую дробь по каменистой дороге, а мягко погружались в грязь, почти не издавая звука. Холодный дождь бил прямо в лицо, и Фрэнки чувствовал на губах его вкус, слегка соленый, как слезы или морская вода. Изредка Фрэнки проверял кожаную сумку с письмами: туда дождевая вода не должна была проникнуть. Но сумка была сделана из хорошей кожи, а старик-почтмейстер позаботился о том, чтобы как следует закрыть ее. Письмам, лежавшим в ее сухом нутре, не грозила смертельная влажность, размывающая чернила. Все то, что хотели сказать люди в одном конце Америки людям в другом ее конце, важное или неважное, было в безопасности.
Из черной громады шепчущего дождем леса вырвалась с криком какая-то черная птица, и серый мустанг шарахнулся в сторону. Фрэнки, сидевший в седле в каком-то странном забытьи, похожем на сон с открытыми глазами, едва не выпал из седла. Проснувшись и крепче вцепившись в гриву мустанга, он прислушался к ночной тишине. Тишина наполнилась странными звуками, происхождения которых ковбой не мог угадать. Эти звуки, мягкие и ритмичные, вполне могли оказаться стуком дождевых капель, падающих с деревьев в мягкую лесную грязь, но Фрэнки смутило не это: в ночи, на бесконечной пустынной дороге, он внезапно ощутил чье-то присутствие. Рука ковбоя непроизвольно потянулась к кольту, лежавшему холодной безжизненной тяжестью на его бедре. Как им пользоваться, Фрэнки не знал, но само наличие кольта успокаивало и давало какую-то странную, злую надежду.
В ночной замершей тишине родился еще один звук - тихий тонкий свист, похожий на жалобный крик птенца дикой огромной птицы. Внезапно свист оборвался, и Фрэнки с ужасом увидел торчащую из кожаной сумки с письмами стрелу. Ковбой никогда не видел таких стрел: она была длинной и безупречно прямой. Ее гибкий ствол, разрисованный непонятными красными кругами и знаками, еще немного вибрировал после полета, а на плотных белых перьях, увенчивавших ее конец, блестели капли дождя. Через несколько секунд еще одна стрела, свистнув мимо уха Фрэнки, со стуком упала на землю перед ним, а затем большие белые перья, раньше, видимо, украшавшие крылья орла или ястреба, хрустнули под копытом мустанга. Только тогда Фрэнки, словно очнувшись, пришпорил своего серого скакуна. В этом не было смысла: мустанг устал, а лошади, на которых скакали сзади его преследователи, были свежи, но сейчас быстрота коня была важнее всего для ковбоя. Кольт был бесполезен в ночной тьме, поэтому он остался в кобуре.
Фрэнки наклонился и прижался к шее мустанга. Они летели сквозь ночь, но ковбой все подгонял и подгонял своего скакуна. Только когда тьма вокруг посерела, а темные громады леса вокруг стали разделяться на стволы отдельных деревьев, только тогда Фрэнки оглянулся и увидел, что дорога сзади пуста. Можно было подумать, что ему приснился страшный сон, но стрела с белым оперением все еще торчала из сумки с письмами.
Фрэнки вздохнул глубоко, чтобы прогнать из груди остатки страха и тревоги, и устремился в светлеющую мглу, где таились от его взгляда следующие станции, на которых его ждали почтмейстеры с седыми усами.
На станции в Солт-Лейк-Сити, где Фрэнки практически свалился с мустанга на руки почтмейстера, у кормушки с овсом стоял и флегматично жевал Блэк Билли, черный, как чернила, золотящийся под яркими солнечными лучами рыжеватыми подпалинами на своей шкуре.
- Не может быть, - пробормотал Фрэнки. - Я оставил его на третьей станции.
-Ты про этого черного парня? - ухмыльнулся почтмейстер. - Их двое, они одинаковые, как две капли воды. Братцы, наверное. Поэтому и того, и другого мы зовем Блэк Билли. Все равно их не различить.
Фрэнки еще раз оглядел мустанга. Действительно, он ничем не отличался от черного мустанга, на котором ковбой выехал из Сент-Джозефа.
- Стоит, голубчик, - ласково произнес почтмейстер, кивая в сторону мустанга. - Стоит, ждет всадника. Того парня, который скакал на нем из форта Бриджер, подстрелили бандиты. Хорошо хоть, что мустанг привез нам сумку с письмами: ее перерыли в поисках денег, но не тронули. Вот и повезешь эту сумку дальше.
Фрэнки взглянул на почтовую сумку: эта, в отличие от его старой, пробитой стрелой, была прострелена двумя пулями. Но все письма - и деловые бумаги, и скучные сообщения родственников друг другу, и подробные дружеские письма, и надушенные любовные послания, - все эти слова, которые люди сочли важным сказать друг другу, должны были продолжить свой путь, хотя парень, который вез ее, больше никогда не оседлает мустанга…
Почтмейстер поделился с ковбоем своим завтраком, но Фрэнки, потерявший счет дням, которые он пробыл в пути, отказался от еды. Он почти не чувствовал собственного тела и казался себе духом, одним из тех призрачных всадников, которыми наполнены страшные сказки многих народов. Сидя на скамье с флягой воды, Фрэнки видел сон с открытыми глазами. Перед ним снова и снова проносились золотистые хвойные леса севера, бескрайние просторы Канзаса и Небраски, ледяной дождь среди скал Вайоминга, белые равнины Юты. Фрэнки казалось, что он оседлал лошадь на огромной карусели, подобной той, что он видел в детстве на ярмарке, и вокруг него со страшной скоростью летит Америка, превращенная в замкнутый круг. Звенит музыка, вспыхивают и погасают разноцветные огоньки карусели, а мимо него уже в который раз летит форт Ларами, где захромал его серый мустанг и где взамен ему дали странное создание в коричневых пятнах, которое постоянно норовило укусить его за ногу…
- Тебе пора, парень, - проговорил почтмейстер, хлопая Фрэнки по плечу. - А то не успеешь в Сакраменто к отплытию парохода.
- Какого парохода? - мир все еще кружился вокруг Фрэнки, звеня глупой пронзительной музыкой.
- Того, который повезет твою почту до Сан-Франциско, - объяснил почтмейстер. - А если опоздаешь, поскачешь туда сам.
С огромным трудом Фрэнки поднялся на ноги. Кольты, висевшие на широком кожаном ремне, два с половиной раза обернутом вокруг его талии, казались отлитыми из свинца. К счастью, второй Блэк Билли был смирнее своего родственника и вполне миролюбиво потерся черным бархатным носом о рукав ковбоя.
- Ну что, дружок, - тихо и ласково проговорил Фрэнки. - Осталось еще немного.
3
Вода во фляге закончилась. Просто удивительно, до чего сильно палит солнце в этой Юта-Невадской пустыне. Сперва алые и коричневые скалы, которые издавали гулкий звук, будто внутри у них ничего нет, теперь эти песчаные серые просторы, где растет только больная бесцветная трава. Казалось странным, что где-то в Техасе, на ферме «Кактусовая долина», из земли рвутся к солнцу сочные ярко-зеленые кактусы, полные внутри горького сока, из которого варят крепкое и мутное питье.
Вечерело. Серые скалы вокруг принимали странные очертания, напоминавшие великанов, замерших в глубокой задумчивости. Яркий закат быстро отгорел, оставив на западном крае неба светло-пепельную полосу. Фрэнки не знал, который день он был в пути. Утра и сумерки, ночь и день сменяли друг друга так быстро и незаметно, что Фрэнки, поглощенный скачкой, не успевал заметить это. Он не мог бы сказать с уверенностью, который закат он видел сейчас перед собой. Изредка Фрэнки казалось, что он спит и видит удивительный сон, как в детстве - яркий, разноцветный и бестолковый. Но если сделать усилие и проснуться, вокруг будет ленивый покой «Кактусовой долины» и пение цикад, обезумевших от дневной жары.
Бархатные уши Блэк Билли задрожали, услышав что-то в звенящем воздухе пустыни. Он тревожно захрапел и ускорил бег. Вдали, между фантастическими тенями скал черными тенями мелькнули какие-то животные, похожие на худых трусливых собак. Черные тени множились, золотисто-зелеными огоньками приближались к мустангу и его всаднику пары голодных глаз. Визгливый, но робкий лай нарушил тишину. Фрэнки почувствовал, как задрожал то ли от страха, то ли от отвращения и злости Блэк Билли. Тогда ковбой непослушными пальцами расстегнул кобуру и вытащил кольт. Звук выстрела прыгающим эхом рассыпалось по пустыне, и черные худые тени скрылись в приближающейся тьме.
Вскоре в глазах ковбоя снова заплясали маленькие яркие точки, похожие на блуждающие огоньки. Ковбой снова потянулся за кольтом, но передумал. Огоньков становилось все больше и больше, они горели желтым, голубым и алым, словно маленькие планеты. Внезапно сердце Фрэнки застучало быстрыми и неровными ударами.
- Эй, дружок, - прошептал он в черное ухо, - это же Сакраменто!
Большой, шумный город надвигался на него, неся свободу и отдых. Новые, неизведанные силы проснулись во Фрэнки и Блэк Билли. Мустанг скакал туда, откуда пахло речной влагой и едким пароходным дымом.
4
- Что, парень, упустил? - просил Фрэнки человек, сидевший с удочкой на пристани. - Приехал бы ты десять минут назад, успел бы сдать сумку. Ну ничего, отправишь со следующим пароходом.
- Не могу, - проговорил Фрэнки, ненавидя себя за эти слова. - Завтра утром заканчиваются десять дней.
- Какие десять дней? - не понял человек с удочкой.
Те самые десять дней, за которые Фрэнки обещал доставить почту в Сан-Франциско. Он опоздал на пароход, но должен был доставить письма вовремя. Блэк Билли устало вздыхал, переминаясь с ноги на ногу, а Фрэнки никак не мог заставить себя пришпорить его и отправиться дальше. Так стояли они на пристани Сакраменто и разглядывали речную гладь, в которой дробились огоньки большого шумного города, обманувшего Фрэнки. Этот город не давал ни отдыха, ни покоя. Он был лишь очередной станцией на длинном пути.
Ночь, скрывшая дорогу Фрэнки, была влажной и черной. Ее пронзал колючий треск цикад, напоминавший ковбою о доме. Фрэнки представлял себе карту Америки, похожую на размытое желтое пятно, и знал, что он медленно приближается к тому месту, где пятно обрывается, уступая место огромному светло-голубому пространству, именуемому океаном.
Сан-Франциско не встретил Фрэнки ни шумом улиц, ни разноцветными огнями. В этот серый предрассветный час город спал так крепко, что даже цоканье копыт Блэк Билли по улицам не могло нарушить его покой. Розоватые лучи гладили стены высоких домов, расстилая под ними сиреневые тени. Фрэнки казалось, что он едет по улицам своего сна, и это впечатление только сильнее укрепилось в нем, когда у закрытой двери почтовой станции он увидел светлое платье и белую шляпку.
У девушки в шляпке были ярко-голубые глаза и веснушки, а в руках она сжимала маленькую сумочку. Она пристально и тревожно смотрела на Фрэнки, а затем нерешительно сделала шаг к нему.
- Вы привезли письма? - тихо просила она.
Фрэнки спешился, стараясь двигаться неторопливо и уверенно, несмотря на боль в спине, а затем снял с седла тяжелую почтовую сумку
- Привез, - произнес он. Почему-то в присутствии хорошеньких девушек ковбой начинал говорить фразами не больше четырех слов, и это обстоятельство удивляло и огорчало его самого. - Сейчас отнесу ее почтмейстеру. Он разберется, которое ваше.
Дверь распахнулась, и оттуда выскочил заспанный почтмейстер.
- Не может быть! - затараторил он, принимая из ослабевших рук Фрэнки сумку, - Парень, ты прискакал на полдня раньше срока! Обогнал пароход из Сакраменто часов на пять!
Девушка подняла руку в белой кружевной перчатке и положила ее на бархатный нос Блэк Билли. Эту неожиданную и робкую ласку мустанг принял на удивление мирно и снисходительно. Должно быть, он просто очень устал.
- Я жду письмо, - проговорила она, обращаясь к почтмейстеру, но смотря на Фрэнки.
- Сейчас мы найдем его, - засуетился почтмейстер, открывая дверь в сонную комнату и занося туда почтовую сумку.
Фрэнки смотрел на сумку: пробитая пулями, хранящая на своей поверхности пятна дождя и утренней росы, запыленная пылью дальних дорог, эта сумка привезла в своем темном нутре письмо, которое так ждала эта девушка. Должно быть, ожидание не давало ей спать, если она пришла к почтовой станции в тот час, когда пустынные улицы окрашены розовым. Фрэнки думал об этом, и ему не казались напрасными ни холод, ни страх диких зверей, ни свист стрелы мимо уха, ни страшная усталость и боль.
Перед тем, как зайти внутрь станции вместе с почтмейстером, девушка обернулась и проговорила Фрэнки:
- Я очень ждала это письмо. Я благодарна вам за то, что оно так быстро пришло ко мне. Мне кажется, вы совершили невозможное.
Ярко-голубые глаза ласково смотрели на серое, похудевшее лицо ковбоя, и этот взгляд заставил его сказать легко и спокойно:
- Я не сделал ничего особенного. Если хотите знать, я просто очень люблю ездить верхом.
Затем Фрэнки Малруни гордо выпрямился и размашистой уверенной походкой настоящего ковбоя пошел прочь от почтовой станции.
2010-2011