- Посути, ты –жертва обстоятельств, - сказал мне командир. И неторопливо закуривая, продолжил - Так сложилось. Сидел бы себе в кандейке, паял бы свои транзистыры-кандистыры...
В какой-то степени я был с ним согласен.
Из Генштаба в часть пришел «буран» - «срочно откомандировать в 10ГУ специалиста по ремонту средств связи с должности старшего инженера».
«Блять, - подумал комбриг, прочитав телеграмму. – Как всегда не вовремя. И так людей не хватает...». Но спорить с начальством не стал. Просто он всегда так думал.
В бригаде – три батальона. В каждом по одному инженеру. Панчищев только вернулся с Афгана, у Носкова - два строгача за пьянку. Выходит, без вариантов...
Через три дня я уже был на инструктаже в Генштабе. Готовилась к отправке в Ливию группа по ремонту танков Т-72. Группа небольшая, но самодостаточная – шесть человек, специалисты всех профилей: моторист, ходовик, инженер-электрик, инженер-стрелок и инженер-связист. Возглавлял группу опытный танкист подполковник Ушаков. Внезапно перед вылетом связист заболел.
- Ты танк вообще когда-нибудь видел? – спросил меня, не скрывая раздражения Ушаков.
- Только в фильме «4 танкиста и собака», - честно признался я. - « Мы чтерей панцерни, «Рудый» и наш пес...».
- Боже! С кем приходится работать, - грустно вздохнул. На его лице было написано, что хотел сказать более по-военному. Но создавать себе чужих проблем он не хотел. К вылету все уже было готово, а лететь должны всей группой.
- Хрен с тобой! Лучше синица в руках, чем в каком-нибудь другом месте. Говори всем, что ты лучший специалист по ремонту. Никто уже проверять не будет.
И ушел по длинному коридору, бормоча себе под нос что-то типа, берут блять в армию здоровых, а спрашивают как с умных.
Я больше никому ничего не говорил. Тем более, что меня больше никто и не спрашивал.
Аппарат старшего Группы СВС в Ливии располагался на окраине Триполи, в унылом районе Тарик-аль-Матар.
Кадровик недовольно чесал репу.
- Боже! С кем приходится работать! И что мне с вами делать?
Прислали группу специалистов, но что с ней делать, куда направить и чем конкретно заниматься - инструкций не поступило. Выкручивайся на месте сам как знаешь.
Пока велись переговоры с местной стороной, с нами проводили занятия по истории Ливии, основам арабского языка, и все такое.
- У СССР с Ливией много общего, - таинственным голосом рассказывал замполит. Особенно враги – еврейский сионизм и американский империализм. А если так, то нам с ними по пути...
- А что такое - особый путь развития Джамахирии? – спросил его ходовик Гриша.
- Особый путь ? – замполит озадаченно зачесал затылок. – Да хрен его знает как объяснить. По версии Каддафи - это и не капитализм, и не социализм. Это народовластье. Говоря простым языком, обязанности пастуха упразднили, или переложили на баранов. Вот так и живем....
Еще на занятиях мы выучили главные арабские слова, с которыми можно поддержать любой разговор: «садык» - друг, «шукран» - спасибо, «кейф халь?» - как дела, и «коис» - хорошо.
- Для начала вам достаточно. Иногда еще можно сказать «мушкоис». Это – почти то же самое, что и коис, только плохо, - объяснил нам инструктор-переводчик.
После долгих консультаций с арабами приняли решение отправить нашу группу на бронетанковый ремонтный завод имени Зеленого знамени революции, который находился на окраине небольшого городка Эль Азизия, всего в полусотне километров на юг от столицы.
«Коис, - подумал я, - недалеко от столицы».
Но при таком известии старожилы Аппарата искренне нам посочувствовали.
Азизия считается самым жарким местом на планете. Отсюда уже начинается пустыня Сахара. Средняя температура в Эль Азизии составляет 47°C, а в 1922 году она достигла пикового значения 57,8°C.
После обеда за нами приехал потертый, как старая алюминиевая кастрюля Лэндровер. Водитель был в ливийской военной форме оливкового цвета и приветливо улыбался.
- Салямалейкум, - поздоровались мы.
- Здравствуйте. – ответил он.
Оказалось, что он тоже советский специалист, зовут его Назим, и работает на заводе переводчиком.
- Ну как там условия жизни?, - спросили мы.
- Трудовой профилакторий за колючей проволокой – обнадежил тот.- Без права выезда.
Назим забрал гарнизонную почту, помог загрузиться и привез нас на бронетанковый завод уже под вечер.
Директор завода майор Сенусси встретил нас как родных братьев после долгой разлуки. Он закончил академию в Москве и говорил по-русски совершенно свободно. Назим скромно стоял в сторонке.
Ушаков представил нас директору.
В двери появился небритый араб в длинной белой рубахе и вышитой жилетке, с подносом в руках. Нас угостили чаем. Впрочем, это был не чай, а скорее очень сладкий чефир.
Из разговора выяснилось, что на заводе работают наши гражданские специалисты из разных ремонтних заводов, но военных специалистов нет.
Ушаков тут же обрел уверенность и начал давать советы, как нам построить совместную работу. Он считал нас советниками, прибывшими учить ливийцев, как ремонтировать танки.
Сенусси хитро улыбался, кивал, как-будто соглашался, но пропускал советы мимо ушей. Когда чай допили, он хлопнул руками по столу, подводя итог беседы:
- Ну хорошо. Сейчас уже поздно, вас устроят, а ПОТОМ мы все договорим.
Мывышли.
Назим с ухмылкой по дороге объяснил нам значениеэтого ПОТОМ.
Потом – по-арабски «баден».
Арабы из вежливости никогда не говорят «нет». Баден! Баден мы все обсудим. Баден мы сделаем. Баден – значит никогда. Идинахер, короче. Не приставай со своими проблемами. Есть еще, правда, такое слово «букра» - завтра. Вот если скажут «букра мы обсудим», то тут еще естьнадежда, что к вопросу можем вернуться.
Легкодоступность директора оказалась ложной. Больше нас к нему не приглашали. Группу подчинили начальнику цеха капитану Мустафе и намекнули, что в наших советах по ремонту не нуждаются.
- Нам нужны не советники, а рабочие. Поэтому, садыки, вот вам план по ремонту, будьте любезны, восстанавливайте танки.
Нас переодели в ливийскую военную форму и теперь мы отличались от солдат только отсутствием черного берета. Для взаимодействия Мустафа приставил к нам сержанта Абду-Салама. Он закончил Одесское объединенное училище и хорошо знал русский язык.
На завод постоянно тянули на трейлерах неисправную бронетехнику. Чаще всего на танках ломались двигатели по причине пылевого износа. Мелкая красная сахарская пыль, как абразив, проникала через все фильтры в цилиндры, и моторы очень быстро изнашивались. Подозреваю, что в войсках арабы относились к технике наплевательски.
- Ваша техника сложная, – сказал Абду-Салам. – Сложно разобраться. Едем, пока едет. Стреляем, пока стреляет.
Иногда притягивали танки с заклиненными движками, никто из местных вояк не удосуживался проверить масло. Один раз я видел, как притянули танк с разорванным стволом пушки.
Мустафа нарезал нам план – два капитальных ремонта Т-72 в месяц, или три-четыре средних ремонта, в зависимости от повреждений машины.
Любое дело можно организовать тремя способами: правильно, неправильно, и так, как делают в армии.В армии работают все, а командир контролирует. Ушаков к ремонтному процессу подошел с соблюдением всех норм военной субординации. Проще говоря, к самому ремонту танка он не прикасался.
- Работа работой, но надо же кому-то и полезное делать, - сказал Ушаков, обложился каталогами деталей и схем, и занимался только планированием поставок ремкомплекта и запчастей.
Но и дурных советов, как ремонтировать, он тоже нам не давал.
- Не мешайте мне планировать, и я не буду мешать вам работать, – говорил он.
Мое рабочее место находилось в небольшой мастерской, оборудованной всеми необходимыми приборами и инструментом. Заведовал мастерской жизнерадостный солдат по имени Наджак. Наджак, как для араба, был подготовленным специалистом и уверенно различал плюсовой и минусовой провода. Он мог с одной отверткой выкрутить и снять радиостанцию с танка. И заменить на новую.
Наджак намекнул, что хочет выучить русский язык. Правда, область его интересов в лингвистике была очень узкой. Более того, скорее это область специалистов по гинекологии. Он показывал мне жестами, как выглядит тот или иной женский орган и после слов: «сиськи, писька, жопа» повторял, как попугай и заливался хохотом.
В мои скромные задачи входили проверка, обслуживание, а если понадобится, ремонт радиостанции Р-123М, стоявшей тогда в каждой боевой единице. Но так, как радиостанцией арабы почти не пользовались, то и ломалась она редко. Поэтому мне приходилось только разбирать ее, чистить от всепроникающей пыли и снова собирать. Попадались станции с выгоревшим каскадом – арабы нагибали и привязывали антенну к броне, а потом включали передатчик. В таком случае приходилось немного покоптеть.
В целом работа была не тяжелая. Чего не скажешь об остальных. Чтобы выполнить план по ремонту остальным коллегам приходилось напрягаться.
Абду-Салам в работе участия тоже не принимал. Он то сидел рядом с танком, рассказывая хохмы, то убегал покурить или ходил с командиром на склад заказывать запчасти. С запчастями на заводе проблем не было. Джамахирия денег не жалела и запчастей для бронетехники поставлялось много.
После одного такого похода на склад Абду-Салам сказал:
- Не знаю, кто там у вас планирует поставки, но гусениц на складе сейчас столько, что из них можно сварить мост на Мальту.
Вместе с нами в цеху ливийские солдаты ремонтируют БМП. В отличие от Ушакова они свою работу не планируют.
Основной девиз в их роботе «ИншаАлабукрамаАлиш». Это можно перевести как–«не надо торопиться сделать сегодня то, что можно сделать послезавтра». Их работа прерывается всевозможными перекурами, манджериями, и просто болтовней. Эта банда страшна своей импровизацией. За месяц они что-то там собрали, что-то прикрутили и поехали проверять БМП на замачивание в бассейне. Под радостные возгласы машина скатилась в бассейн, поплыла и заглохла. Все бы ничего. Можно тросом зацепить и вытянуть. Но кто думал о тягаче и тросе.
Вдруг что-то пошло не так. Машина начала крениться на нос и из воды пошли большие пузыри. Мастера забыли закрутить нижний лючок и БМП, как подлодка, начала погружение. Радостные вопли сменились гневными криками капитана Мустафы. И чем глубже погружалась машина, тем яростнее орал капитан. Под конец он даже перетянул по спине своим стеком двух подвернувшихся.
Говорят, что лицо человека может сказать о многом. Особенно рот...
В общем, непереводимый ливийский диалект.
К слову, машина простояла в воде с неделю, пока арабы раскачались ее вытащить.
Рабочий день из-за жары начинался в 6.00 и заканчивался в 13.00. Потом до вечера – мертвое время. После захода солнца мы выползали из своих вагончиков. Вместе с нами из своих укрытий вылезали змеи, скорпионы и огромные тарантулы. Каждый из нас полз по своим делам. Для проведения досуга было три вида развлечений: игра в билиард, теннис и кино в летнем кинотеатре. У кого был телевизор, смотрели итальянское ТВ. Ночью Италия показывала эротику и вгоняла смотрящих в состояние глубокого транса.
Было немного непривычно, что выходной день в пятницу, а суббота и воскресенье – рабочие дни.
В пятницу утром нас организовано вывозили в Триполи на базар, по магазинах, и на море. Приходилось запасаться всем необходимым на целую неделю, потому что в будние дни с завода так просто не выйдешь. Служба безопасности выпускала только Назима за почтой или в исключительных случаях с разрешения Синусси.
Через три недели мы выкатили первый отремонтированный танк. Все арабы пришли поглазеть, как он заведется и поедет. Т-72 стоял перед цехом заведенный, обдавая зевак выхлопными газами и прочими запахами сгораемых смазок.
Ушаков взял под руку Абду-Салама и с любовью, глядя на машину, сказал ему:
- Вот, смотри… отремонтировали…, и танк на человека стал похож. Вот, когда я был молодым лейтенантом в танковом полку в Борисове, у нас командир полка был - зверь. Если узнавал, что танк в какой-то роте неисправный, объявлял, что завтра будет вождение командира на этом танке. Если танк утром не заводился, за крюки цеплялись тросы, вся рота впрягалась, и как бурлаки на Волге тянула танк по парку. А командир полка сидел за рычагами. Проезжали кружок, а потом командир вылезал и объявлял что завтра снова будет вождение этого танка. Обычно за ночь танк ремонтировали...
- Спасибо Аллаху, у нас таких командиров нет, - засмеялся Абду-Салам.
Для проверки работы машины во всех режимах полагался сорока километровый пробег и испытания. Во время выезда танка я должен был поддерживать радиосвязь с заводом. Для этого приготовил радиостанцию и на крыше завода вместе с Наджаком установили антенну. Ушаков по-командирски не упускал никаких нюансов. И сейчас, для работы в эфире он присвоил каждому из нас позывные. Позывные не отличались элегантностью и были по-военному простыми. Себе Ушаков взял позывной «Первый», остальным соответственно «Второй», «Третий» и т.д. Мне, как самому слабому звену, достался позывной «Шестой».
- Васильич! Измените хотя бы на «Седьмой», а то как-то уж совсем... Шестерка...- попросил я.
Ушаков самодовольно хмыкнул:
- Баден! А сейчас следи за связью, как Штирлиц за Мюллером.
На первое испытание по пустыне машину повел моторист Толик. На командирском месте в башне восседал Ушаков, а место наводчика занял Абду-Салам.
- Шестой! Я Первый. Как слышно? Начали движение.
Связь пропала на удалении примерно в пятнадцать километров. Но танк благополучно прошел испытания и вернулся на завод. Все приехали пыльными и довольными. Особенно наш командир. Мне он сказал:
- У вас, связистов всегда два состояния: «Связь готовится» и «Связь только-что была».
Для выполнения плана рабочих рук не хватало, и как-то за обедом я предложил Ушакову перевести меня в цех и научить танковому делу.
- О-о-о! – Командир многозначительно вытянул палец и хитро улыбнулся. – Танкист, это не просто. Вот ты знаешь, например, чем танкисты отличаются от артиллеристов?
- Ну как… танкисты прорывают оборону противника, – я вспоминал чему учили в училище. - А артиллеристы поддерживает свои войска огнем, но преимущественно с закрытых огневых позиций.
- Это все не то! Это теория – махнул рукой Ушаков. – И у танкистов, и у артиллеристов есть орудия. Так?
- Так.
- Только артиллеристы – безбашенные! Вот в чем отличие! Бу-га-га, - расхохотался командир.
Тем не менее, меня перевели из моей каморки и я стал работать вместе с группой. Для начала доверили самую неквалифицированную работу. Но, чем меньше шестерня, тем больше ей приходится вертеться. Я откручивал сливные люки, менял аккумуляторы, чистил в керосине сетчатые фильтры. Выяснил, что самая трудная и неудобная работа при ремонте Т-72 – это отвинтить из башни переборку в моторный отсек и заменить аккумуляторы на месте механика-водителя. В обоих случаях приходится изогнуться козявкой, чтобы изловчиться и выполнить работу. Позже я научился менять катки, натягивать гусеницу, менять коробки передач с ведущими шестернями.
Между делом Абду-Салам учил нас арабскому языку. Выяснились некие забавные особенности арабской фонетики. Например, обращение «Эй, брат» будет звучать «яхуй», слово «член» - «зуб», жопа - «кус», волосы на лобке – «шеяра», страна – «беляд». А, скажем, такое выражение «Семья моего брата — лучшая в стране» будет звучать совсем некультурно -
«Усратахуйатъебифибиляди».
После такого просвещения мы могли уже более свободно общаться с коллегами по цеху.
Особого успеха в таком общении достиг ходовик Гриша.
Вместо «сабахульхеар» - доброе утро, он неизменно приветствовал садыков:
- Собачий хер!Ты помыл сегодня свою шеяру?
Араб кивает и улыбается:
- Коис, садык!
Или зайдет в Триполи в какой-нибудь дукан и скажет:
- Собачий хер!Атьебубилядина, Джамахирия! — Доброе утро! Самая красивая страна Джамахирия!
А арабы улыбаются и кивают:
- Коис, садык!
- Ох и веселые билядь эти ребята, садыки,- сказал как-то Гриша, когда мы возвращались с работы.
- Не обольщайся, - грустно сказал Назим. – Эти веселые ребята, если им прикажут, с такой же улыбочкой тебе горло перережут. Вот когда Горбачев с Бушем встречались на Мальте, эти же веселые ребята смотрели на нас волком.
На очередном контрольном пробеге командир согласился взять меня и научить вождению танка.
Выехав за пределы завода, мы остановились, и Ушаков провел подробный инструктаж, как управлять машиной. Недалеко от нас два привязанных ишака выискивали в песке скудную растительность и невозмутимо жевали.
- Запомни, - сказал командир, когда я залез на место водителя. – Самое главное в танке что? Не бздеть! Правильно.
Есть три вида запуска двигателя: основной, воздушный – из баллона воздух закачивается в цилиндры, резервный - стартером от аккумулятора, и комбинированный.
- Это избиратель передач …Вот цифры написаны от 1 до 7… семь скоростей, нейтраль «Н» и задний ход «ЗХ». Эту скорость танкисты называют «секретная передача три икс». На седьмой танк развивает скорость до 80 км/ч, а затем теряет управление...
- И что в таком случае делать экипажу?
- Ничего, - хмыкнул Ушаков, - ехать дальше, ты же в танке!
Я подключился к переговорному устройству и потянул крюк воздушного крана на себя.
Сжатый воздух провернул коленвал и танк завелся, выпустив густой клуб белого дыма.
- Сними с горного тормоза. – Ушаков сел рядом с люком механика-водителя и обхватил рукой ствол.
Я до упора нажал на педаль тормоза. Защелка горного тормоза освободилась, и я отпустил педаль. Танк слегка качнулся назад.
- Сцепление, первая скорость, вперед! – Танк рванул вперед. – Вторая! Третья!
Скорости переключаются быстро. Двигатель так же быстро набирает обороты и танк идет как крейсер, слегка покачиваясь на барханах. Кажется, что нет такой преграды, способной его остановить.
Но я ошибся. Внезапно по курсу появился высокий холм. По аналогии с автомобилем я сбросил скорость и решил его объехать. Сбросил скорость, зажал рычаг, но танк продолжает двигаться на холм. Вот он уже задрал нос и гребется на вершину.
- Куда? Обороты, обороты! – Кричит Ушаков, но я не понимаю, что он хочет.Низкие обороты не создают нужного давления в коробках передач, чтобы зажать ведущую шестерню, и танк становится неуправляемым. Еще мгновение и он заглох.
Ушаков терпеливо поясняет:
- Для танка есть только три вида препятствий: выдолбы, надолбы и долбоебы. Маневренность танка зависит от его скорости.
Со временем я овладел тонкостями вождения танка и регулярно участвовал в контрольных пробегах. Ушакову это даже нравилось – во мне он видел прилежного ученика, при этом сам чувствовал себя высоко посвященным гуру. Иногда мы шли колонной по два- три танка. За первым танком поднималось густое облако пыли и чем быстрее он ехал, тем больше становилось облако. Следующим за ним совершенно ничего не видно. Приходилось ехать на большой дистанции.
Как-то утром в начале сентября Ушаков как бы невзначай сказал Абду-Саламу, что скоро профессиональный праздник - День танкиста, и не мешало бы его как-то отметить. Сержант пообещал «букра» поговорить с Мустафой. Честно говоря, мы думали, что «букра» будет как «баден». Но в воскресенье утром Абду- Салам объявил, что майор Сенусси разрешил отметить День танкиста. Вечером будет организован выезд на пикник на отремонтированном танке. Заодно и проверочный марш засчитают.
- Что берем с собой? – спросил Ушаков.
- Не беспокойтесь. Все будет организовано.
Вечером, когда спала жара, мы снова пошли на завод. Дежурный даже не спросил, какого это шайтана мы идем. Он лежал в тени эвкалиптов рядом с будкой, в обнимку с автоматом.
- Лежит солдат, не справился с атакой, - сказал нам Ушаков, а когда поровнялись с караульным, спросил его - Коис, садык?
Дежурный приоткрыл глаза и пробормотал:
- Коис, коис…
- Вот так Чапаева и проспали, - с досадой сказал Ушаков и мы зашли на завод.
Из дома на машине приехал Абду-Салам в гражданской одежде. Толик завел машину и вывел ее из корпуса. Ушаков вместе с Абду-Саламом залезли в люки башни и надели шлемофоны, а остальные разместились вокруг башни.
- ИляамАм! Вперед! – скомандовал Абду-Салам и танк с ревом, как самолет перед взлетом, двинулся по центральной аллее к запасным воротам. Ворота были открыты и охраны не было никакой. Отъехав немного, сержант изменил привычный маршрут, по которому мы ездили на обкатке.
- Едем к сухому озеру, - перекрикивая шум мотора, - пояснил он.
Толик жал на газ. Танк легко перелетал через барханы, оставляя за собой густой пыльный след.
Вскоре мы увидели впереди низину, поросшую кустарником. Там горел костер, стояла небольшая палатка, несколько машин и копошились люди. Мы медленно подъехали, чтобы не поднимать пыль и спешились.
Повар в большом казане готовил плов. Солдаты подкидывали дрова в огонь, и запах дыма, обильно пропитанный восточными пряностями, расплывался над долиной. Капитан Мустафа в гражданском одеянии руководил процессом. Кроме известных нам солдат в палатке прилегли два беззубых седобородых дедугана, замотанные в темно-синие тюрбаны. За поясом у каждого из них торчал орнаментированный кинжал. Они сосали кальян и не обращали на нас никакого внимания.
- Это наши муджахиды, - пояснил Абду-Салам. – Уважаемые люди, ветераны по-вашему. Они еще в молодости воевали с Омаром Мухтаром, итальянцев резали.
Солнце медленно ложилось за горизонт, окрасив небо в оранжевый цвет. В его лучах ветки кустарника блестели, словно политые карамелью. Приготовленный плов сняли с костра и принесли ближе к палатке. Замес запахов имбиря, куркумы, кумина и шафрана распространялся в воздухе, окрашивая мир в восточные тона. Все расселись вокруг и стали есть руками без столовых приборов. Арабы едят пользуясь только правой рукой. Некоторые используют хлеб вместо ложки. Левая же считается нечистой и используется ими только при подмывании.
- Коис, садык? – спросил повар.
- О-о-о! Коис, коис! – дружно загалдели мы. Плов былдействительновкусным.
Завязался разговор, в котором арабы расспрашивали, а Ушаков с удовольствием рассказывал о войне и танках, сопровождаемый гулом одобрения и прочими выражениями положительных эмоций.
Абду-Салам с несколькими бойцами уходил курить за танком какую-то траву.
После плова повар предложил чай. Чай у ливийцев – отдельная песня. Они его не заваривают, а варят, как суп. От того он становится крепким и горьким, как чефир. Горькоту чая разбавляют диким количеством сахара. Получается некий навар, котрого лично я много выпить не мог. Арабы в шутку называют свой чай «ливийский виски».
Один из муджахидов вдруг улыбнулся, обнажив беззубый рот, и закивал кривым пальцем Ушакову. Тот поднялся и с видом преданного спаниеля подсел к деду. Муджахид похлопал командира по плечу :
- Я уважаю русских аскери. Аскери коис! Русские аскери разбили немцев и итальянцев. Шталин коис! – одобрительно сказал он, и достал откуда-то из складок одежды небольшой нож в чехле, с орнаментом на черной костяной ручке и вручил Ушакову. Затем он недовольно замотал перед носом Ушакова сухим крючковатым пальцем
- Горбашов мушкоис…., - он нахмурил брови и резко чикнул вытянутым указательным пальцем себе по шее:
- Горбашовморту!
- Шукран, - сказал вспотевший Ушаков, и тоже улыбнулся. Но его улыбка выражала растерянность от неожиданного подарка старого ливийского партизана.
Возвращались на завод мы уже в темноте при свете фар. Яркие звезды нависали прямо над головой и казалось, что вот вытяни антенну вверх и дотянешься до любой из них.
Абду-Салам сидел на башне, опустив ноги внутрь люка и вдруг запел:
Броня крепка, и танки наши бы;стры,
И наши люди мужества полны;:
В строю стоя;т ливийские танкисты —
Джамахирии верные сыны…
Мы засмеялись и подхватили.
- Хорошо вас русскому языку учили в Одессе.
Так мы и работали. И если бы не жара, то можно сказать, что условия жизни почти как в санатории. Но тут беда пришла, откуда не ждали.
Ирак обвинил Кувейт в том, что тот ворует топливо из иракских скважин и потребовал списания задолженности Ирака по займам, полученным во время ирано-иракской войны. Кувейт отказался и братские иракские войска вторглись в Кувейт.
В ноябре 1990 года Совет Безопасности ООН принял резолюцию, позволяющую применить к Ираку все доступные меры воздействия.
Ливия сразу приняла сторону Ирака.
Началась операция многонациональных сил по освобождению Кувейта и разгрому иракских вооружённых сил. Авиация союзников сыпала по ключевым объектам и войскам на территории Ирака, подавлялась система ПВО, разрушалась система государственного и военного управления. Итальянское телевидение вело прямые репортажи с мест боевых действий.
Ливийцы скандировали «Америка морту!»
Друг Хусейна, Каддафи был впечатлен масштабними разрушениями в Ираке и решил провести подготовительные мероприятия в случае возможного конфликта. Первым делом на дорогах сняли все дорожные указатели.
Крылатые ракеты с большой точностью ложились на военные и стратегические объекты.
Каддафи понимал, что в любой момент у него в стране вместо времени «Ч» может сразу же наступить время «Большой Ж».
Арабы безапеляционно заявили нам, что если Америка начнет бомбить Ливию, то всех советскихспециалистов поставят возле цехов. Пусть бомбят.
- Горбачев встречался с Бушем на Мальте, он предал Ливию.
- Горбачевморту!
В цех прибежал капитан Мустафа и передал приказ директора завода - срочно выгнать из хранилища отремонтированные танки, колонной перегнать в пустыню и там рассредоточить и замаскировать.
- Надеюсь, закапывать не будем,- мрачно сказал Гриша.
Толик завел отремонтированный танк и вся группа забралась на башню.
Ушаков, как всегда – на командирском месте. Я сидел на воздухозаборной трубе на башне крайним слева, придерживаясь за прожектор.
Машина рванула по центральной бетонной аллее к шестому ангару, где стояла уже отремонтированная техника, дожидавшаяся отправки в войска.
Справа по ходу у нас - корпуса завода, а слева вдоль аллеи тянется посадка огромных эвкалиптов. Оставалось доехать еще немного, но тут из пятого корпуса на полной скорости с прицелом нам прямо в правый бок вылетает БМП.
Толик зажал левую гуску, чтобы увернуться от удара, но маневр успешным можно было назвать условно - танк на полной скорости въехал в эвкалипт.
Все произошло очень быстро.
Я увидел только сухую ветку, угрожающе торчавшую из листвы. Удар пришелся по голеням ног, а дальше танк потянул вперед, и ветка скользнула вверх, разрывая одежду и впиваясь в ноги и грудь.
Я услышал крик «Прошило! Прошило!» и от боли потерял сознание.
Ещемгновение и танк вырулил на бетонную дорожку, а я остался висеть на дереве, как новогодняя игрушка.
Какпозже мне рассказывал Гриша, Ушаков приказал Толику сдать танком назад.
- Только исусика нам и не хватало. Снимайте висельника живее.
Колеги сняли меня с дерева и опустили на землю.Места не выбирали. Положили прямо под выхлопную трубу, и газы привели меня в сознание не хуже, чем раствор аммиака.
Я почувствовал, как чья-то рука сжимает меня за шею – это командир пытался нащупать пульс.
Вот, блять! От выхлопных газов и так дышать было невозможно, а тут еще Ушаков последнее дыхание перекрывает. Я слабо прикоснулся к его руке, чтобы отвести удушение.
- Живой, - радостно констатировал командир и повернулся к Абду-Саламу. – Давай быстро машину и в госпиталь.
Меня отвезли в госпиталь, сделали рентген и обработали по всей форме. Больше всего были травмированы голени и вчистую порвана форма. К вечеру меня уже привезли на завод.
Я оказался героем дня. Лежал весь день под кондиционером. Меня приходили навестить все, даже майор Сенусси вместе с направленцем из Аппарата.
И все такие добрые –добрые.Лежи, говорят, и не беспокойся. Если что, войну с Америкой и без тебя выигаем.
Через несколько дней вечером я уже вышел из контейнера и сидел на скамейке. Подошел Ушаков и присел рядом. Закурил, поинтересовался здоровьем.
- Да-а-а...По сути, ты – жертва обстоятельств. Так сложилось.... Сидел бы себе в кандейке, паял свои транзистыры-кандисторы...
Я неопределенно кивнул головой, как бы соглашаясь со сказанным. Медленно выпуская сигаретный дым, он глядел куда-то на звезды:
- А все-таки жизнь–хорошая штука... Только всю дорогу выглядит, как очередь за смертью...., а некоторые еще и без очереди лезут... Я тут принял решение. Теперь у тебя будет новый позывной – «Танкист». Заслужил.
С тех пор прошло много времени. Как сказал поет, «раны зажили давно, только шрамы доброй памятью остались...» После спецкомандировки я снова стал связистом, но время службы в нашей «танковой группе» я вспоминаю, как лучшие годы службы в армии. И вечером, в ясную погоду глядя на звезды, я часто вспоминаю наш День танкиста, пряный запах пловамуджахидов и песнюАбду-Салама, сидящего верхом на семьдесятдвойке:
Гремя огнем, сверкая блеском стали
Пойдут машины в яростный поход,
Когда суровый час войны настанет,
И нас в атаку родина пошлет!