Бригада связи готовилась к фронтовым учениям. Это итоговые учения, которые проводились в округе в конце года и по ним ставили оценку боеготовности части.
Подготовка к выезду на учения началась с постановки задач в кабинете комбата.
Ермилов, как частенько бывало после обеда, раскачивался в кресле подшофе и курил. В этом состоянии он становился чрезвычайно добрым и разговорчивым. Мыслительный процесс его тормозился и он часто забывал нужные слова. От умственной натуги он багровел, неопределенно жестикулировал, но очень быстро находил простые и понятные всем конструкции.
Возле комбата шестерил прапорщик Миша Гава, похожий на затянутого в китель филистимского великана Голиафа. Миша служил, а вернее сказать - числился, у нас в роте техником-дизелистом, но ни в связи, ни в дизелях не смыслил ничего. Просто «лежал на должности» и решал задачи командования. Он обладал удивительным свойством уловить пожелания начальства и всегда в нужный момент выполнить личное поручение. Никто, кроме комбата, вообще не знал, где он и какие задачи решает. Все звали его - зам по непонятным вопросам.
В молодости Миша служил в команде СКА и даже числился чемпионом по гандболу. Это был единственный человек в бригаде, который никогда не носил сапог. То ли из-за травмы ноги, то ли сапог 48-го размера на складах было не сыскать. Но даже, заступая в суточный наряд, Гава стоял на разводе в портупее и растоптанных туфлях. Повсеместно он ходил, массируя пальцами, как эспандер, твердый резиновый мячик. С мячиком Миша никогда не расставался, как фельдмаршал с жезлом.
Ввиду необъятных габаритов и чемпионских заслуг, наш техник имел заслуженный авторитет у солдат. При виде нерадивого бойца с ремнем на яйцах или с нахлобученной пилоткой, Гава восклицал:
- Кунишлифер!
Что означало это слово, никто из нас не знал, но звучало оно как заклинание. Солдат останавливался и замирал, как бандер-логи перед питоном.
- Мабута! Убрать песту с пилотки», - кричал Гава, и запускал мячиком в лоб разгильдяю.
Бум! Удивительно, но как бы не уворачивался боец, мячик всегда достигал цели. С любого положения и расстояния. Мячик Миша швырял не сильно, но уверенно, и объяснял свой метод просто:
- Ума солдату не пришьешь, а дурь вышибить можно.
Офицеры и прапорщики батальона расселись на широкий диван, стулья и принесенные табуретки. Начальник штаба майор Самсонов с секретчиком поцепили на стене рабочую карту командира, разрисованную разными значками и стрелками.
В открытую дверь заглянул старшина Троценко с клоунской гримасой, увидел комбата в расположении духа и погрозил пальцем Гаве:
- Смотри там у меня…Там тебе не здесь - там быстро научат Родину любить, - у этих двоих всегда были нежные отношения, выражавшиеся в подкалывании друг-друга.
В ответ Голиаф молча скрутил пудовую дулю и показал оппоненту:
– Нна!
Троценко на все вопросы всегда имеет готовые отмазки. Вот и сейчас он попытался ускользнуть от совещания, ссылаясь на то, что все равно в поле он не едет, потому что заступает в бессменный наряд по столовой на время учений. И вообще, казарма без старшины, все равно, что дом без хозяина.
- Казарма без Троцика, все равно, что цирк без клоуна, – басом объявил Гава и плюхнулся на стул «президиума» за спиной у замполита.
Пререкания прекратил начальник штаба. Он удостоил старшину одним из своих фирменных ласковых взглядов:
- Троценко, - спросил его Самсонов. – Ты в кузов транспортной машины заглядывал?
- Какой, товарищ майор? – не понял вопрос старшина.
- Той самой, которая у нас кабель перевозит.
- Заглядывал.. И ч;?...- Троценко озадачено замер и просчитывал, куда клонит начштаба.
- Так вот, кузов у ЗИЛа огромный, но туда точно не помещается то, что ты кладешь на службу, – пояснил свое умозаключение Самсонов. – На совещании присутствовать всем!
Старшина обреченно побрел за табуреткой.
- Так, …это… все собрались? Задача, значит, у нас следующая…, - объявил командир.
Он подошел к карте и объявил замысел и задачи батальона.Наша рота должна построить тропосферную ось связи от Кишинева до Херсона и обеспечить штабу округа управление войсками. Вторая рота будет обеспечивать прокладку полевых кабельных линий и соединять наши тропосферные станции с узлам связи пунктов управления.
Командир с Самсоновым стали определять на карте места привязки каждой аппаратной к опорным узлам. Интервал между станциями – 120 км. Ермилов всматривался в обстановку на карте, затем едко спросил начальника штаба:
- Что это вы за линии такие корявые нарисовали. Вы что там, дальтоники, что-ли?
Самсонов сказал что-то в оправдание искусству штаба, но комбат его не слушал.
- Гава, - вдруг сказал комбат, приникнув к карте. – Дай-ка мне… ЭТО…
- Что, товарищ подполковник, - встрепенулся, но не сообразил Гава.
- Ну, ЭТО! - Ермилов недовольно показал на шкаф и завернул указательным пальцем в воздухе петлю Нестерова. – ЭТО…
- Не понял вас, - Гава стоял с готовностью спаниеля броситься на шкаф и растерзать его.
- Ну, ЭТО…, какой же ты бестолковый, Гава, - так и не вспомнив, как ЭТО называется, Ермилов встал, сам подошел к шкафу, достал из него полевую сумку, расстегнул, вытянул из нее курвиметр и показал. – ЭТО!
- Курвиметр, - хором подсказали сидящие. Гава смущенно заулыбался.
- Бестолковый… бестолковый, - подтвердил Троценко.
- Вот и я о том же. Дослужился до прапорщика, а не знаешь, что ЭТО – курвиметр!
Комбат подошел к карте и начал вычислять «точки стояния» и расстояния до них.
- На узел связи «Кредит» убывает взвод Баранов…бугага…., - скаламбурил Ермилов, и все подхалимски захихикали. - Ну, в смысле взвод Баранова. Старшим на точке будет майор Самсонов. На усиление к вам - прапорщик Гава.
Присутствующие прапорщики выпустили возглас восхищения, что свидетельствало о неплохой перспективе. «Кредит» находился рядом с Молдавией и, как отмечали старожилы, местность для маневров была фруктово-овощная. Голодными не будем. На какое усиление нам дали Гаву –понятно. Заниматься заготовкой.
Дальше последовал список остальных убывающих, после зачитки которого Троценко многозначительно и довольно взглянул на Гаву, склонился к полу и быстро, пока не видят Самсонов и замполит, показал тому классический средний палец. Миша поднял вверх руку с мячиком, прицелился, но удар не нанес. Только захихикал, когда у Троценко округлились глаза.
Стали обсуждать вопросы обеспечения топливом и питанием. Все оживились. Самые умные стали давать советы.
- А на сколько едем, - интересовалась молодежь.
- Надо брать с собой ящики. Там одни фруктовые сады и баштаны, - шептали прапорщики.
Потом говорил Самсонов. Он рассказал, что для проверки боевой готовности части ночью «неожиданно» в 4.00 объявят учебную тревогу. А значит, не дожидаясь своих посыльных, чтобы все, как штык, были к пол-пятого в части. Кто не успевает – пусть ночует в казарме. Обстановка на учениях будет максимально приближена к боевой. А чтобы мы прочувствовали это до конца, на стороне «противника» будут действовать диверсанты, которым поставлена задача, ничего не уничтожая и не ломя, нанести максимальный урон инфраструктуре системы управления войсками. Например, разъединить кабельную линию, выключить питание или кусок кабеля связного унести. В общем, выставить перед командующим.
- Поэтому, - Самсонов повысил голос - старшим на «точках» организовать круглосуточную охрану и оборону. Оружие часовым не давать. Закрыть все автоматы в аппаратной, привязать, приковать их цепями. Пусть лучше с дубинкой ходит, патрулирует, чтоб потом не получать пендели на ковре у командующего.
Итог подвел командир: - Короче, так…Чтобы на учениях был порядок. Связь обеспечить и следить за ней, как…Алиса за Буратиной. А старшим обеспечить безопасность и порядок.
Ночью, как и планировалось, бригаду подняли по тревоге и экипажи разъехались каждый к своему месту назначения. За Маяками нашему каравану пришлось остановиться – закипела одна антенная машина, забился термостат.
- Я вас поздравляю, - сказал мне Самсонов и подчеркнуто демонстративно посмотрел на часы. – Кроме высшего образования оказывется нужно иметь хотя бы среднее соображение. И иногда проверять машины. С такими темпами вы еще долго будете ходить в лейтенантах.
Поздравление я принял молча. Что я мог ему сказать. У него хоть и «велосипедное училище», но все- таки начальник штаба.
К полудню мы таки добрались на свою точку.
Перед нами простиралось живописное колхозное поле,как на картинах Ван-Гога. На земле вдали копошились крестьяне. Позади – распаханный виноградник, жертва пронесшегося урагана антиалкогольной кампании. За ним вдалеке зеленел фруктовый сад, сразу привлекший наши любопытные взоры.
- Ну, связисты, вперед! Посмотрим, чему вы научились, – ухмыльнулся в усы Самсонов и нажал на секундомер. – Заодно и норматив проверим.
Он уселся на заботливо подставленный Гавой раскладной стул и стал наблюдать.
Вот зараза! Теперь придется побегать.
Надо вам сказать, ребята, что развернуть тропосферную станцию – довольно хлопотное занятие. Занимает часа полтора. И чтобы вложиться в норматив с вхождением в связь приходится всегда работать очень быстро. Самое эффектное в таком процессе – это когда гидравлика на антенной машине поднимает пятиметровую тарелку отражателя на высоту 20 метров. А еще эффектнее, когда обе тарелки поднимаются одновременно.
Наш Голиаф в творческом процессе не участвовал, он как-то вдруг незаметно исчез. Но вскоре вдруг появился с брезентовым ведром яблок.
- Плохо, товарищи связисты, - объявил Самсонов, вставая. – В норматив не уложились. Придется тренироваться.
Ввиду того, что в пути мы задержались и время вхождения в связь поджимало, тренировку отложили на потом. И пока мы регулировали каналы, Самсонов вдвоем с Гавой занимались устройством быта - устанавливали машину обслуживания в лесопосадку.
Через какое-то время с поля к нам подошли две женщины и принесли ведро помидор.
- А что это у вас за такие штуковины, - поинтересовались они, показывая на антенны. – Это не опасно, что вы на нас светите?
Самсонов уже вошел в роль самого старшего начальника и с равнодушным видом ответил:
- Не волнуйтесь, вам не опасно. – Потом он выдержал паузу и так же снисходительно продолжил, – Это мужикам опасно, у них с гидравликой могут быть проблемы, а вам - так все нормально.
Женщины моментально испарились. За ними с поля исчез тракторист и как то очень быстро пропали все остальные.
Ближе к вечеру к нам подъехал возмущенный председатель колхоза.
- Что это вы тут развернули? Что вы светите, – гневно восклицал он. – У нас он телевизор плохо показывает. Коровы мычат и не доятся…
- Да ладно, не преувеличивайте! Не волнуйтесь, - успокоил председателя Самсонов с высоты своего величия. – Скоро привезут заземленную сетку и мы накроем деревню.
- Безобразие, я это так не оставлю…
Гава добровольно взял на себя обязанности начальника продпункта и с водителем варили ужин.
Ночью по служебному каналу вышел комбат и вызвал Самсонова. Из их розговора я понял, что в релейном батальоне произошло ЧП. В колонне, которая шла перед нами на Тарутино антенная машина въехала в зад аппаратной. Но это мелочи. До точки они то доехали. А уже при развертывании аппаратной водитель электропитающей Э-351А закурил внутри. А там стояла бочка с бензином. Крышка была приоткрыта, жарко, испарения, и привет! Как шарахнуло. Водителя выбросило наружу, слава Богу живой, а машину затушить не смогли – одна рама осталась. И самое смешное, фамилия водителя знаешь как? Кривой!
Самсонов сдержано хихикнул, но под впечатлением сказанного приказал проверить все бочки на предмет утечки топлива.
Проверили, вроде все нормально.
Утром на точку на УАЗике приехал комбриг Ляскало с шашкой наголо. Он ехал крошить в капусту погорельцев-релейщиков, а тут перед выездом еще получил сигнал, что наш экипаж третирует колхозников.
Что тут было! Осуждение можно сказать Паганини. Выражений комбриг не выбирал. Русская речь его была густо заправлена монголо-татарскими специями.
- Почему вы здесь стоите, биздобратия мандопроушечная? Почему такой бардак везде? Почему кабель не прикопан? Почему дорожки не оттрассированы?….почему….почему…Понтов дохера, а мозгов ни хера!
Разгаряченный воспитательным процессом, он залез в аппаратную и в журнале дежурств записал: «Тов. Ермилов! Вы сволочи со своими подчиненными!!!».
Самсонова комбриг драл отдельно. Через шум дизеля из-за аппаратной доносился рев льва, раздирающего жертву. Потом приказал ему быстро собираться и ехать с ним.
- Я вас, плять, научу Родину любить! На обратном пути приеду - проверю, - на прощание сказал он.
Так мы остались одни. Все вдруг превратились в скопище уборщиков и без команды бросились устранять замечания и наводить порядок. И только один Гава, появившийся вдруг из-за машины обслуживания после отъезда комбрига, спокойно заваривал себе в кружке кофе.
- Миша, ну как ты можешь так спокойно реагировать, - сказал я ему, – тут вон сколько задач комбриг нарезал. А там еще и связь неустойчивая. За нее тоже получим…
- Сядь, расслабься, выпей гарячего кофейка и успокойся, – невозмутимо ответил он. Я не комбриг и не комбат. Я - старый спортсмен, которому пора на пенсию. И для меня сейчас вот эта чашечка горячего кофе гораздо важнее твоей связи и трассированных дорожек.
- Но ведь у нас приказ. Мы должны обеспечить связь штабу округа.
- Если я чего-то и должен штабу округа, то я могу немного повременить с уходом на пенсию.
До ночи мы вс; вылизали, уложили, закопали и оттрассировали. Выкопали даже окопы для охраны и обороны станции. Комбриг, правда, проверять не приехал. Наверное надолго застрял с погорельцами на Тарутино.
Погода осенью переменчива, днем еще солнце, а ночью приходится бушлат одевать. В тропосферном слое изменилась турбулентность и ночью каналы поплыли. Радиомеханик позвал меня в аппаратную и я стал заниматься подстройкой ствола. Дорожки- дорожками, а за связь, вернее ее отсутствие, отдерут похлеще. Пробовали все способы: и антенны юстировали, и тарелки антенн поднимали-опускали, и аппаратуру уплотнения перестраивали.
Як пороблено! Ствол стоит чистый и вдруг, как дворник по лобовому стеклу, шшшарх- пошла помеха. И потом снова чисто.
Вообще-то военные шутят, что у нашей связи три состояния: первое - связь развертывается, второе - связь только что была, и наконец, третье - СК (связи конец).
Третье состояние – самая любимая команда военного связиста. Выполняется быстро и точно.
Закончил колдовать со стволом поздно ночью. Кое-как отрегулировал. Разбудил уснувшего радиомеханика, кемарившего на стуле, передал ему дежурство и пошел спать в машину обслуживания.
Ночь была чудная. Слегка примятая луна освещала наш лагерь.
На подходе я увидел, как из машины кто-то вылезал с автоматом в руках.
Кто бы это мог быть? Часовой? Чего вдруг с автоматом. Все автоматы после развертывания аппаратной мы сложили в машину во избежание недоразумений и часовой патрулировал с палкой.
- Колжанов! Ты? – спросил я туловище в темном балахоне с капюшоном. – Какого хера ты взял автомат?
Неизвестный вдруг соскочил с лестницы и самым наглым образом рванул изо всех сил через выкорчеванный виноградник.
«Вот это фокус. Только этого не хватало», - подумал я и кинулся за ним:
- А -ну стой! Стой, сука! Отдай автомат! Часовой, ко мне!
Но часовой не обозвался, наверное спал где-то в окопе, сволочь. Грабитель убегал, перепрыгивая через скрюченные остатки виноградных стволов, торчащие из пашни и цепляющиеся за сапоги, словно руки покойников, вылезших из могил.
- Стой, стрелять буду! – кричал я, хотя оружия у меня и не было.
Неизвестный даже ухом не повел и бежал по направлению к саду. Я понимал, что там в темноте я его уже точно не поймаю и не найду.
По той скорости, с какой он бежал, я догадывался, что это может быть «диверсант». Дыхалка сбилась, я отставал и только одна мысль пульсировала в голове : «Это ЧП! Это жопа! Что же делать?».
Внезапно по курсу бегуна из сада появилась темная фигура сгорбленного великана с чем-то тяжелым за плечами. «Сообщник», подумал я и слегка притормозил свой кросс. «Вдвоем то они со мной легко справятся…».
«Диверсант» вдруг тоже остановился. Появление горбуна, вероятно, и для него стало неожиданным. Но он быстро сориентировался и рванул в сторону.
Горбун разогнулся, сбросил с плеч свою ношу и заревел:
- Кунишлифер!
А потом все произошло, почти как в писании.
…И поднял Голиаф руку свою, и махнул ею изо всех сил, и поразил беглеца в затылок, и тот с грохотом упал лицом на землю.
Так одолел Гава «диверсанта», меча же не было в руках его. А только резиновый мячик.
Мы с Мишей подошли к телу. «Диверсант» тихо стонал и держался за голову.
- Живой, зайчик? – нежно поинтересовался Гава и похлопал падшего по спине. – Плохой тот солдат, который упал и не отжался. Ничего, зато за тебя теперь двух небитых дадут.
Он взял бойца за ремень и рывком поставил на ноги: - Да не больно-то они нам и надо. Из-за тебя вот только мячик потерял….
К полудню приехал комбат с посредником. Мы доложили о происшествии. Пока офицер беседовал с нашим пленником, Ермилов осматривал пост, читал аппаратный журнал и делал едкие замечания. Дойдя до записи комбрига он поперхнулся, покраснел и захлопнул журнал.
- Я с вами, плять, потом разберусь, юмористы куевы, - сказал он. – Не хочу при посторонних… А часового этого привяжи к антенне, чтоб скакал, как кот-Баюн на железном столбе!
Гава положил в багажник УАЗика два ящика отборных яблок и помидор. После этого начальство забрало наш трофей и убыло восвояси.
Вечером передали сигнал «СК» и приказ перебазироваться в новое место.
Штаб фронта перемещался….
По результатам этих учений бригада получила высокую оценку: комбриг все-таки поехал учиться в Академию ГШ, Ермилова отправили служить в Польшу, Самсонов получил выговор ( а может и не получил), Гаву наградили грамотой, а мне к ноябрьским дали третью звездочку.
Вот такая история, малята.