Абсурдизм. История абсурда

Александр Бурьяк
(Фото: Бельгийская монета в 5 франков 1986 года.)

Александр Бурьяк
Абсурдизм как глобальная угроза

4. История абсурда.

  Чем сложнее человеческий мир, тем абсурднее представления о
нем у большинства людей. Развивая свой мир в соответствии с аб-
сурдными представлениями о нем, люди всё больше усложняют его и
всё больше абсурдизируют. Абсурдность нарастает. Происходит как
бы падение в абсурд. В конце -- катастрофа. После катастрофы
почти всё накопленное отвергается, и новый мир строится на полу-
пустом месте. Яркие примеры такого перехода -- падение Римской
империи, падение Российской империи Романовых.

                *  *  *

  Старинный абсурд нормирован: к примеру, есть кентавры, есть
сатиры, но нет кентавросатиров и быть не может.


  Каждая эпоха абсурдна по-своему. Западное общество XXI века
вряд ли намного более абсурдно, чем зрелые общества, предшест-
вовавшие ему. Новизна ситуации с абсурдом в XXI веке состоит в
том, что в основном исчерпаны ресурсы, позволявшие жить абсурдно.
Человечество либо преодолеет свою абсурдность в довольно большой
степени, либо погибнет (в лучшем случае всего лишь значительно
деградирует).

                *  *  *

  Философия как целое в значительной степени абсурдна. В начале
всякой эпохи создатели "философских систем" хотя бы стремились
"просвещать" рационально, имея целью общественную пользу, но бли-
же к концу эпохи они, как правило, лишь энергично участвовали в
добивании её распространением своего вздорного умственного про-
дукта, обеспечивающего "философскую базу" прочим абсурдистам и
отражающего глубинное непонимание того, что эта эпоха натворила,
и страх перед нею. На Западе Нового времени первым ужасающимся
путаником был, наверное, Cёрен Кьеркегор.

  У Кьеркегора ("Афоризмы эстетика"):
  "Моя жизнь совершенно бессмысленна. Когда я перебираю в памяти
различные ее эпохи, мне невольно хочется сравнить ее с немецким
словом 'Schnur', обозначающим, как известно, во-первых -- шнурок,
во-вторых -- эпоху. Недоставало только, чтобы оно обозначало
еще: в-третьих -- верблюда, а в-четвертых -- швабру."

  "Право, я похож на Люнебургскую свинью. Мышление -- моя страсть. 
Я отлично умею искать трюфели для других, сам не получая от того
ни малейшего удовольствия. Я подымаю носом вопросы и проблемы, но
все, что я могу сделать с ними -- это перебросить их через
голову."

  "Как, однако, скука... ужасно скучна! Более верного или сильно-
го определения я не знаю: равное выражается лишь равным. Если бы
нашлось выражение более сильное, оно бы нарушило эту всеподавляю-
щую косность. Я лежу пластом, ничего не делаю. Куда ни погляжу --
везде пустота: живу в пустоте, дышу пустотой. И даже боли не ощу-
щаю. Прометею хоть коршун печень клевал, на Локи хоть яд беспре-
рывно капал, -- все же было хоть какое-нибудь разнообразие, хоть
и однообразное. Для меня же и страдание потеряло свою сладость.
Посулите мне все блага или все муки земные -- я не повернусь даже
на другой бок ради получения одних или во избежание других. Я
медленно умираю. Что может развлечь меня? Вот если бы я увидал
верность, восторжествовавшую над всеми испытаниями, увлечение,
все преодолевшее, веру, двигающую горы, если б я видел торжество
мысли, примиряющее конечное с бесконечным ... Но ядовитое
сомнение разрушает все. Моя душа подобна Мертвому морю, через
которое не перелететь ни одной птице, -- достигнув середины, она
бессильно падает в объятия смерти."

  "Удивительно! С каким страхом цепляется человек за жизнь, 
одинаково боясь и утратить, ее  и удержать за собою. Иногда мне
приходит мысль сделать решительный шаг, перед которым все мои
прежние эксперименты окажутся детской забавой: хочу пуститься в
неведомый путь великих открытий. Кораблю, спускаемому с верфи в
море, салютуют выстрелами, так же хотел бы я отсалютовать и себе
самому. А между тем...  Мужества, что ли, не хватает у меня? Хоть
бы кирпич свалился мне на голову и пришиб меня до смерти, --  все
был бы исход!"

  "Мой взгляд на жизнь лишен всякого смысла, -- мне кажется, что
какой-то злой дух надел мне на нос очки, одно стекло которых
увеличивает все до чудовищных размеров, а другое до такой же
степени уменьшает."
  И так далее на разные лады. Абсурдисты подразделяются на нытиков
и оптимистов. Къеркегор и Кафка -- нытики, Льюис Кэролл -- опти-
мист.

5. Экономика абсурда.

  Каким образом умудряются кормиться абсурдисты, если для сколь-
ко-нибудь сложного реального дела они обычно не только бесполез-
ны, но даже и вредны? Цивилизованное общество современного типа
тем и отвратительно, что абсурдисты в нем имеют возможность не
только выживать в огромных количествах, но также размножаться,
а иногда даже и процветать в ущерб остальным.

  Реальные дела -- такие, в которых приходится контактировать с
материальными вещами, а не с условностями и фикциями, и считаться
с их свойствами. Противоположность реальным делам -- дела иреаль-
ные, осуществляемые в мире условностей и фикций. В этом мире чем
бы ты ни занимался, всегда можно подобрать или выстроить такую
систему условностей и фикций, относительно которой ты будешь
выглядеть человеком, который продуктивно занимается важным делом.

  Абсурдисты ставят спектакли и снимают кино, привлекающие внима-
ние по преимуществу таких же абсурдистов. Они пишут и публикуют
книжки, которые читаются по преимуществу такими же абсурдистами.
Можно сказать, эти люди образуют собственное подобщество, в
котором они -- понимаемые и ценимые люди. В среду абсурдистов
ресурсы жизнеобеспечения попадают многими путями и в дальнейшем
перераспределяются между составляющими ее индивидуумами. Абсур-
дисты паразитируют на своих родственниках, на полуабсурдистах, на
дураках, на молодёжи, которая ещё не успела разобраться в ущерб-
ной сути абсурдизма. Нередко абсурдисты зарабатывают на жизнь
неабсурдистским способом (в какой-нибудь не очень сложной области
реальной деятельности), а абсурдистскому миросозерцанию и абсур-
дистскому творчеству предаются в свободное от такой работы время.
 
  Если в обществе имеет место значительный раскол на "консервато-
ров" и "новаторов", то абсурдисты оказываются в числе идейных
союзников последних, и те обеспечивают им рекламу и денежную под-
держку, а также по мере сил душат людей, борющихся с абсурдизмом.

  Когда талантливый полуабсурдист становится популярной фигурой в
обществе (не только в абсурдистской его части), он способствует
перераспределению потоков ресурсов в пользу абсурдистов.
  Иногда абсурдистов подкармливают из-за рубежа с целью разруше-
ния общества.

6. Место абсурда в цивилизации Запада.

  Каждая эпоха жизни Западной Европы имеет собственный модный
стиль в искусстве. В XI-XIV веках это готика, в XV-XVI -- ренес-
санс, в XVII-XVIII -- барокко, в XIX и начале XX -- классицизм и
его разновидность ампир. В первой половине XX века зарождается
функционализм, но, начиная со второй половины его теснит абсур-
дизм во всяких его разновидностях.

                *  *  *

  Распространённость абсурдистского декорума на Западе отчасти
объясняется дешевизной этого типа "изобразительного искусства":
абсурдистские "шедевры" с претензией на гениальность и глубоко-
мыслие создаются, как правило, в несколько раз быстрее нормаль-
ных произведений.

                *  *  *

  Насколько Европа оказалась к началу XXI века поражена абсурдом,
можно судить хотя бы по ее монетам и банкнотам. Монеты для
историков всегда были индикаторами положения дел в государствах,
их выпускавших. Если со временем упрощались изображения, это
свидетельствовало о деградации технологий, а если уменьшался вес
или увеличивался номинал, то -- об инфляции. По головам, гербам и
надписям можно было определять правителей и государственную
принадлежность. Монета была одним из символов государства, его
пропагандистским средством. Изменить ее могла лишь смена правите-
ля, революция или денежная реформа.

  На очень многих монетах, которые выпущены в период, предшест-
вовавший вводу общей денежной единицы в Европе, можно видеть
разнообразные неоправданные отклонения от "классического" рисун-
ка: асимметрию, фрагментированность изображений, вертикальное
расположение надписей и т. д.

  Бельгийская монета в 5 франков 1986 года. На одной стороне,
разделенной на три равных сегмента, чья-то большая голова, как
бы сложенная из трех частей соответственно сегментам. Причем
затылочная часть, приходящаяся на левый сегмент, представлена,
в отличие от других частей, не выпукло, а схематично. Государст-
венный герб отсутствует. На другой стороне, тоже разделенной на
три сегмента, в центре расположена необычного начертания цифра 5,
демонстративно охватывающая своей дугой точку схождения сегментов
в центре монеты, а рядом -- необычного начертания буква "F".

  Наверняка многие скажут, что это мелочи, не заслуживающие вни-
мания. Но в том-то и особенность абсурдизма как проблемы, что он
в основном сводится к мелочам -- правда, многочисленным.

  Для чего были нужны все эти монетарные инновации? Единственно
для того, чтобы вписаться в художественный стиль эпохи -- в
стиль абсурдный.