из книги "Ледоход и подснежники"
Матвей Михайлович, или Михалыч, как звали его многие, шёл домой с работы.
Было раннее, летнее, погожее утро, ещё сверкала ночная роса на траве, ещё пустынны и тихи были улицы, и во дворе дома, где жил Михалыч, ещё не появились дворники.
Уже два года как Михалыч, высококлассный токарь, отработавший на родном машиностроительном заводе всю свою трудовую жизнь, превратился в вахтёра на проходной.
А что делать? Завод исчез, словно прилетели инопланетяне и по известным только им причинам устроили вместо завода склад, а в некоторых помещениях сауны и бани, что особенно возмущало бывших рабочих завода.
Квартплата была немалая, цены в магазинах кусались, кроме пенсии иных доходов у Михалыча не было, и поэтому он не мог отказаться от представленной по знакомству возможности работать хотя бы вахтёром.
Во дворе дома Михалыча обогнал Рекс, поджарый доберман из третьего подъезда. Пёс деловой походкой направлялся к помойке.
Михалыч вспомнил, что у него остался хлеб от бутербродов, которые он брал с собой на работу. Он достал пакет и пошёл к помойке, позади которой был круглый, металлический люк, возвышающийся над землёй как своеобразный поднос, сюда местные жители приносили остатки еды для бездомных собак, кошек и птиц - воробьёв, голубей, ворон.
Рядом с люком сидел Рекс и азартно грыз большую кость, найденную на помойке, пакет Михалыча, судя по запаху, его совершенно не заинтересовал.
Михалыч покрошил хлеб и собрался было пойти домой, и тут около него упал картонный футляр.
Он огляделся и понял - этот футляр свалился с горы мусора, которым доверху был наполнен большой контейнер, предназначенный для тех, кто делал ремонт в квартире.
На картонном футляре, почти чистом, рядом с надписью "Фотообои", расположилась картинка, на которой была нарисована степь.
Михалычу отчего-то очень захотелось рассмотреть эти обои, он поднял футляр и открыл крышку, хотя это было совершенно неправильно, и до этого случая он ничего подобного не делал. Внутри футляра лежали, завёрнутые в плёнку, свёрнутые трубочкой, плотные листы бумаги, и судя по картинке снаружи, их должно было быть восемь.
Михалыч неожиданно решил взять находку домой, так интересно ему вдруг стало.
"Сроду с помойки ничего не брал. Вот дожил!" - думал он, открывая дверь подъезда.
Не встретив ни соседей, ни других жильцов дома, он поднялся на третий этаж, открыл квартиру и положил футляр с обоями на пол в коридоре.
Он решил не спешить.
Переоделся, умылся, позавтракал.
Небольшую двухкомнатную квартиру, в которой Михалыч сейчас жил один, дали его семье от завода, где работал и он, и его жена Антонина, а потом, после службы в армии, и единственный сын Алексей.
Жена Михалыча умерла три года назад.
Сын Алексей был токарем, как и отец, но лишившись работы из-за ликвидации завода, он перебивался случайными заработками.
Время было трудное - девяностые годы, которые принесли несчастье во многие семьи, в том числе, и в семью Михалыча.
Алексей стал злоупотреблять спиртным, вначале как будто незаметно, а потом словно лавина нахлынула, и падение сына до состояния хронического алкоголика произошло трагически быстро. Жена ушла от него, забрав дочку - внучку Михалыча.
Алексей почти не бывал в родном доме и не жил в отведённой ему комнате поменьше, а находился у своих, постоянно меняющихся, подруг, на беду тоже любящих выпить.
"Может, жена умерла так рано, всего-то пятьдесят девять ей было, что не могла видеть сына-пьяницу, всё корила и терзала себя, мол, "я виновата, я не доглядела, я не уберегла".
Так думал, горестно вздыхая, Михалыч, виня себя также, как и жена когда-то.
Чтобы разглядеть находку он протёр влажной тряпкой пол в большой комнате и на сухой пол стал раскладывать листы, как карты в пасьянсе.
Листов было восемь, общая длина фотообоев составляла ровно три метра, а ширина два с половиной метра, то есть они должны были бы занять всю стену напротив окна, если их поклеить. Увидеть всю картину Михалыч не мог, только частями, так как мешала мебель.
Приветливая продавщица в магазине "Всё для ремонта" дала Михалычу тоненькую брошюру, в которой описывалось и было показано на рисунке, как правильно клеить фотообои.
Купив всё необходимое и придя домой, Михалыч переоделся и начал решительно сдирать со стены старые обои. Потом он всё удивлялся - откуда появилась в нём эта уверенность, почему, не задумываясь, он приступил к работе, почему именно эти обои, и почему, наконец, они свалились ему под ноги как будто с неба.
Через два дня в большой комнате Михалыча, на стене напротив окна красовалась картина. Это была степь. Ни машины, ни дерева, ни человека, ни птицы, ни верблюда или хотя бы ослика. Никого, ничего.
Только степь, небо и солнце.
Заходящее солнце... закат в степи, где простор такой, что видно во все стороны до самого горизонта, и где раскалённое, уставшее за день, солнце, медленно и неотвратимо опускаясь, дарит перед ночным отдыхом свой пылающий закат, свой салют, свою симфонию цвета... когда огненные, оранжево-красные цвета неба размываются холодными оттенками то фиолетовых, то зелёных, то синих мазков... лишь дымятся лёгкие, белые облака... и вот уже скрылось за горизонтом наше солнце, только узкая, огненная полоска неба, как тающие угольки на границе неба и земли... она всё тоньше, и всё темнее здесь, на земле... но горят огнём, как брызги заката, красные тюльпаны, ветер колышет седой ковыль и сочные травы, и приходит прохлада, скоро ночь... ночное небо, звёзды и степь.
Диван стоял у боковой стены, Михалыч переложил подушку на другую сторону так, что теперь, засыпая и просыпаясь, он видел степь.
Окно большой комнаты выходило на запад, и когда перед ним на стене сливались два заката - один за окном, другой на картине, Михалыч не мог глаз отвести от такого чуда чудного, и в эти протяжные, молчаливые, закатные часы он старался быть дома.
Впрочем, картина была хороша в любое время.
Занимая всю стену напротив окна, она была как дверь в другой, просторный, не суетный мир.
Где же была сделана эта удивительная фотография?
Осмотрев футляр и не найдя информации где?, Михалыч однажды, протирая пол в комнате, увидел внизу картины мелкую надпись. Он надел очки и прочёл: "Степь. Заповедник..."
Название заповедника было стёрто. Но с того дня Михалыча не отпускала мысль - где находится этот заповедник? В итоге, он оказался в библиотеке, которая располагалась в доме напротив.
Интеллигентная, пожилая библиотекарша, взяв паспорт, записала его в библиотеку и спросила:
- Что вас интересует?
А Михалыч в свои шестьдесят пять лет был последний раз в библиотеке, дай Бог памяти... наверное, лет пятьдесят назад. Страшно сказать - полвека назад!
"А когда? - оправдывал себя Михалыч. - Работа, семья, друзья... опять же в домино надо сыграть во дворе".
- Мне бы что-нибудь про степь, - неуверенно произнёс он.
- Могу предложить "Степь" Антона Павловича Чехова, - вежливо сказала библиотекарша.
- Чехов? - повторил Михалыч. - Да нет, дайте, пожалуйста, по географии что-нибудь.
- Есть школьные учебники по географии для всех классов, там и про степи есть. Хотя, подождите минутку, - она взяла с полки большую красивую книгу, - вот новый атлас нашей страны, и в нём, в отличии от многих, не только карты, но и описания различных природных зон. Хотите посмотреть? - и она протянула Михалычу книгу.
А он забыл, когда держал в руках книгу, задумался:
"Наверное... наверное, когда внучке про Айболита и Дюймовочку читал".
- Что с Вами, Матвей Михайлович? - в голосе библиотекарши слышалась тревога.
- Извините, как вас по имени-отчеству?
- Лариса Михайловна, - она улыбнулась, - тоже Михайловна. Давайте я вам открою главу, где рассказывается про степи.
Взяв книгу, Лариса Михайловна полистала её.
- А знаете, Матвей Михайлович, в этой замечательной книге есть раздел о заповедниках.
- О заповедниках? - взволнованно переспросил Михалыч.
- Да, о заповедниках нашей страны, может быть не всех, но у нас есть и другие книги. Или вас интересуют другие страны?
- Спасибо, другие страны не интересуют.
- Вот, посмотрите, пожалуйста, - Лариса Михайловна дала Михалычу книгу, открытую на странице, где была... была та самая фотография, что висела на стене у него дома.
Из библиотеки он вышел счастливый.
Как-то осенью, во дворе дома Михалыч встретил своего старого приятеля Николая, живущего в соседнем подъезде.
- Привет, Михалыч! Что-то давно тебя не видно. Не болеешь?
- Да нет, спасибо, здоров, кажется.
- Приходи завтра, в домино сыграем, как раньше. Наши спрашивают о тебе.
- Скажи, Коля, со мной всё в порядке.
Теперь, в свободное время Михалыч изучал степные заповедники.
Их оказалось много, а тот, где была сделана фотография, поразившая Михалыча, располагался сравнительно недалеко: три часа на электричке до Москвы, а далее автобусом двадцать семь часов - много, больше суток, но автобусы ходили часто, да и цена на билет была вполне доступная, потом час-полтора местным автобусом и ты в заповедной степи.
Однажды ночью Михалычу не спалось, он встал, подошёл к окну.
Шёл снег, ровный, тихий, на улице сугробы, деревья и машины в снегу, а небо облачное, ни одной звезды, но от снега белым-бело, чисто и светло.
Михалыч пошёл на кухню, согрел чай. И так тоскливо и тошно было у него на душе.
"Даже поговорить не с кем. Тони нет, а сынок... сынок на днях придёт и опять деньги будет просить, и опять пьяный. Эх, что за жизнь! Верно жена говорила - мы сами виноваты, что единственный наш ребёнок дошёл до жизни такой - семью бросил, дочку не видит, не работает, женщину нормальную найти не может, все такие же, как и он, я и имена их не помню. Кстати..."
Михалыч встал и пошёл в большую комнату, где в шкафу лежала записная книжка с телефонами и адресами, включил свет, стал листать.
"Где он сейчас? Вот, нашёл, и адрес, и телефон, а звать её... ну да ладно. Может позвать их, уговорить жить всем вместе? Потерплю, и Алексей на моих глазах будет".
Михалыч лёг на диван, закрыл глаза и представилась ему летняя ночь в степи - небо ясное, и звёздочки яркие, близкие, так и хочется коснуться, земля за день согрелась, тёплая, он лежит на спине, закинув руки за голову, и смотрит в бездну, а вокруг немыслимый простор, безмолвие и ни души, и будто он тот, самый первый человек, а до него ничего не было, и вплетались, и вспоминались, и приходили откуда-то слова:
"В начале сотворил Бог небо и землю. ***
И сказал Бог: да будет свет. И стал свет.
И увидел Бог свет, что он хорош, и отделил Бог свет от тьмы.
И был вечер, и было утро: день один..."
После этой ночи Михалыч понял, что поедет в заповедник, и поедет весной, чтобы тюльпаны цвели. Вот зима пройдёт, и поедет. Он стал копить деньги на поездку.
Хотя Михалыч и пенсию получал, и работал, и казалось бы, всё было нормально у него в материальном плане, но был Алексей, который просил и просил, и отказать родному сыну Михалыч не мог. Может быть, зря.
Поэтому жил он экономно и скромно.
Он рассчитал так: полтора дня дорога туда, полтора обратно, и в заповеднике дня два-три, вот и получается, что потребуется приблизительно пять-шесть дней.
Перед поездкой Михалыч навестил жену.
За оградкой, которую он в прошлом году отчистил от облупившейся краски и покрасил новой серебристой, зеленела молодая травка, на кусте шиповника розовели бутоны, готовые вот-вот раскрыться, и смотрела Тоня с фотографии на памятнике.
Михалыч зажёг свечу, поставил её в цветочницу среди анютиных глазок, многие из которых уже цвели, сел на узкую скамеечку. Так он уговаривал сына, мол поедем, навестим мать, так уговаривал, нет, куда там, у него свои дела и подруги.
Михалыч смотрел на фотографию жены и понимал, что она всё знает и о его намечающейся поездке, и о сыне. Он протёр памятник чистой тряпочкой, смахнул рукой набежавшие слёзы, а свечу оставил, пусть догорает.
На следующий день сломался холодильник, он был старый, рычал, когда работал, но Михалыч привык к его ворчанию. А ему ехать через день, и билет куплен туда и обратно. Опять же деньги. Вот скопил он на поездку, а на холодильник придётся брать из НЗ. Весь день прошёл в суете и заботах - ездили с сыном в магазин, купили новый холодильник, загрузили продуктами, а вечером надо было собираться. Сын ушёл.
Михалыч достал рюкзак, положил в него плащ и резиновые сапоги на случай дождя, положил смену белья, тёплые носки и свитер - весной ночи в степи холодные, приготовил паспорт и билет. Спать лёг поздно, завёл будильник, но знал, что не уснёт. Он лежал и думал, что жил с Тоней тридцать пять лет, и никогда за все годы они никуда не ездили, разве что в дом отдыха от завода по льготной путёвке то ли два, то ли три раза.
Михалыч встал рано, оделся, выпил чаю. Собранный рюкзак лежал у двери.
Он чувствовал себя неважно, какая-то чугунная усталость навалилась на него, видимо, сказывалась суматоха последних дней и переживания - всё-таки никогда он не уезжал из дома так далеко.
Перед дорогой Михалыч присел на табуретку, стоящую у двери, и вдруг где-то в груди резанула такая острая боль, как кинжалом по сердцу. Он с трудом привстал чтобы взять таблетку из кармана брюк, закружилась голова, прислонился к двери...
На следующий день Алексей приехал домой, отпер дверь ключом, но открыть её не мог, будто с другой стороны к ней прислонили что-то. Он напрягся, приоткрыл дверь, прошёл и увидел отца, лежащего на полу. Алексей всё понял. Передвинул тело отца к стене, позвонил на скорую, потом достал из куртки отца паспорт.
Из паспорта выпал билет до города с красивым названием Элиста.
*** Кн.Бытие,гл.1