После отпуска я шагал за направлением в управление кадров штаба округа. Шел и улыбался. Расплывчатые мысли о предстоящей службе рассеивались от любопытных взглядов прохожих. Душа сверкала, как мои золотые погоны на парадке.
Возле вокзала бродили цыганки, галдевшие как стая чаек. Завидев меня, они тут же обступили и затарахтели.
- На морском берегу - казенный дом. А в доме – железный канцлер. А в руках у канцлера золотое перо. А на конце того пера – твоя судьба, золотой, - цыганка с бровями Фриды Кало нагло вцепилась в руку и доверительно шепнула:
- Хочешь знать, какая судьба ждет тебя – позолоти руку.
От неожиданного предложения, попавшего в яблочко рот открылся сам собой… Рука вдруг занемела и я уже не смог ее выдернуть.
- А ждет тебя в скорости новый дом… - Фрида пристально рассматривала мою ладонь и говорила с ней скороговоркой, - Стоит дуб, вершина в синем небе, а на дубе – золотые корни, а на корнях – черные змеи…
Потом она словно поперхнулась и уже строго сказала:
- Не вижу, мешает лавэ.. Выбрось лавэ!
- Ага, сейчас, - я дернул руку, но гадалка держала ее хваткой питбуля.
- Не бойся, я возьму их в руку, а ты держи меня вот здесь…- другая цыганка предложила свою помощь.
И знаю же, что с цыганами нельзя иметь дело. Но охотники точно расставили силки. Я вздохнул, достал из кармана несколько мятых купюр, вложил их подельнице в ладонь и крепко взялся за запястье.
- Все! Надо все деньги, - уже строго сказала гадалка.
- Больше нет, - соврал я. Хрен я отдам тебе заначку за обложкой.
- Огонь вечен, а дух твой отмечен….Будешь ты богатым и счастливым, золотой! Ездить будешь на железном коне. А жить будешь в зеленом шатре! – откровенно поведала Фрида, растирая мою ладонь и тыкая в нее пальцем.
- А поконкретней… Конюшня у коня где будет?
- Как где? – искренне удивилась цыганка, – в Лукоморье, золотой!
- Что ты мелешь! – я вытянул свою руку и силой раскрыл кулак ее напарницы, державшей мои деньги.
Увы! Денег там уже не оказалось.
Факир был трезв и фокус удался!
- Ты не волнуйся, золотой! Это так и долино быть. – искренне заверили меня цыганки. - В полночь наберешь воды в ладони, посмотришь в зеркало и скажешь: « Рыба с водой, деньги со мной!», положиш руку в карман и найдеш там свои деньги.
- Деньги отдай!, - я решительно потянул напарницу за руку, но та ловко вывернулась и подняла до головы ворох своих платьев, раскрывая интимные подробности свого туалета.
- На, ищи! Нет у меня твоих денег!
Я раздосадованый ушел прочь. Цыганки еще долго кричали мне вслед:
- Не забудь! В полночь! Рыба с водой, деньги со мной!
- Рыба с водой, золотой!
Возле штаба я встретил однокурсника Гену Богатырева. Он был родом из Молдавии и сказал, что хотел бы попасть служить поближе к родным местам.
Высокий сухопарый подполковник управления кадров встретил нас приветливо. Стрелки на его брюках - как остриё меча Немезиды. Чешские блестящие туфли «Цебо» отражают свет коридорных ламп. Железный канцлер!
Разочарование от утреннего развода как-то само улетучилось.
Мы приложили руки к козырьку и подали ему свои предписания. Он похвалил:
- Молодцы! Как первыми в списке записаны, так первыми и прибыли. Ну, что хорошее скажете?
Видимо, он хотел услышать от нас что-то хорошее об учебе в училище…О футболе, или о погоде...
Но Гена не разгадал неопределенный его вопрос и, не задерживаясь, просто вывалил свое прошение.
- Хотелось бы попасть служить поближе к Кагулу, на родину …
Канцлер ничего не сказал, только повел бровью. Он перевел свой добрый взгляд на меня, как бы спрашивая, «ну а ты, мил человек, чего скажешь?»
Я тоже понял молчаливый вопрос по-своему. И в унисон товарищу пролепетал:
- А я хотел бы послужить в Одессе!
От такой наглости подполковник вдруг побагровел и взвился.
- Ну ни хрена себе…Да вы, друзья мои, обнаглели…Я вам бл…покажу, где раком зимуют… Я сейчас зашлю вас туда,… куда Макар телят не гонял. Чтоб знали, как офицеры на службу устраиваются. Вы слишком быстро здесь себя почувствовали…
Гнев его закипал и пар срывал крышку. Он хотел рассказать нам все, что думает о таких наглецах. Ему явно не хватало эпитетов.
Пар выходил короткими порциями. – На родину ему захотелось…Вот это нынешнее племя…Богатыри – не вы!… А этот… - у Лукоморья желает послужить…Былинный витязь…
Ситуация вырисовывалась нехорошая.
- Да вы когда-нибудь картину «Утро стрелецкой казни» видели? Видели? Так вот – это детские шутки по сравнению с тем что вас ждет. А ну, блин… шагом марш в коридор. Ждите там решения… - закричал железный канцлер.
Мы в ужасе выскочили в темный коридор управления кадров. Вот это залет! Вот так попали под раздачу! Чем же теперь закончится наш поход? Надо было как-то легче все это… издалека… А теперь…Наверное, у него есть изощренные методы наказания борзых лейтенантов.
Мы молча стояли в темном коридоре и рассматривали стенды с фотографиями. Отличники боевой и политической подготовки с укором смотрели на нас! Как замечательно и почетно служить в Одесском военном округе! И не только там, гда ТЫ хочешь. Мы еще не успели этого прочуствовать.
Стояли молча, и не дышали.
Несколько раз канцлер выходил из кабинета, бросая при этом на нас грозный взгляд, и устремлялся с папочкой по коридору. Потом возвращался. Из-за его двери доносились обрывки разговоров по телефону и смех.
Время шло. Грозовая туча висела у нас над головами, молнии бродили в ней, готовые пришпилить нас к пошарканому паркету.
Потом дверь кабинета открылась и на пороге появился канцлер с листиками предписаний.
- Ну что, карьеристы, застыли, как узбекские пингвины на морозе? Заходите.
Что я почувствовал в этот момент? Ощущения кончины, краха, развала всех утренних планов сжались в одну лепешку. Они трепыхали как подранок где-то глубоко в груди под раскаленным кителем с золотыми погонами. Сплескались вот в эту маленькую бумажку, которую канцлер держит так небрежно в своих руках.
И тут произошло чудо. Может наши стенания услышал тот, кому они были адресованы. А может кадровик тщательно изучил наши личные дела и выписки из дипломов. Но чудо состоялось.
Подполковник вручил нам предписания.
- Идите, - сказал он торжественно, - идите, и причиняйте людям добро.
Невероятно. Богатырев направлялся в Тирасполь, в штаб 14 армии, а я – в штаб линейной бригады связи. На местах начальники штабов сами должны решить, какая часть более нуждается во взводных офицерах. Там и будем служить.
Мы выскочили с длинного коридора управления кадров, как шрапнель из пушки. Следом за нами выплывало и рассеивалось грозовое облако, так и не разродившееся молнией. На крыльце на скорую руку попрощались, пожелали друг другу удачи и разлетелись в разные стороны.
Вот это везение. Что там сказала Фрида? Будешь счастливым и богатым. Первое уже сбывалось. Это было счастье. Это была удача. Даже не надо ехать на троллейбусе. Пройти от «Второй станции» всего два квартала.
Было жарко и хотелось пить. Я с тоской прошел мимо желтой бочки с надписью «ПИВО». Продавщица важно и не спеша разливала страждущим янтарную жидкость в литровые баночки для консервирования. Осчастливленный народ сдувал пену и млел под жидкой тенью лип.
Я прошагал мимо, зажав в руке трубочкой скрученное предписание.
Возле КПП части я развернул предписание, еще раз внимательно его изучил и сличил с красной табличкой, висевшей на здании. «Войсковая часть номер…» было написано на ней.
Я выдохнул рой своих сомнений, и переступил порог.
Городок притих в послуденной неге. Солнце зависло над плацом, перелатаным, как старый мешок. Древние тополя и вербы плотно обступили центральную аллею и все постройки, увивая окна трепетной тенью. Толстые известняковые стены казарм побелены нехитрым солдатским способом - смесью извести и охры.
На проходной, возле вертушки, восседал на табурете, широко раскинув ноги, немолодой прапорщик с залитыми седым туманом глазами. От жары и кителя, затянутого портупеей, он раскис и жаждал окончания дежурства. То и дело он обмахивал себя от нахальных мух смятым журналом. В углу на топчане вытянулось тело в кирзовых сапогах и ефрейторских лычках. Тело посапывало и кривилось, когда членистоногое существо задерживалось на его лице.
Прапорщик, не вставая с табурета, сочувственно посмотрел на меня, одетого в новую парадную форму, промокшую как и у него насквозь, на ручьи пота, катящиеся по лбу, и скривился в улыбке.
- И шо?…Пополнение прибыло? И в какой батальон направили?
- Да вот пока не знаю. В кадрах сказали - к начальнику штаба, там разберутся, куда… - ответил я как можно равнодушнее. - Мне все равно, где служить.
Однако я соврал. И равнодушие мое было деланным. Перед прапорщиком я хотел выглядеть выше своих меркантильных желаний, но любому лейтенанту на моем месте хотелось бы после столичного училища продолжать службу в городе, а не где-нибудь в провинции.
Дежурный ефрейтор на топчане выдал холостую очередь, отмахнулся от мухи и повернулся на бок.
- Солдат спит, а служба идет? – спросил я прапорщика.
- Пусть спит…,- ответил по-отечески он. – Чем больше солдат спит, тем меньше от него вреда.
Ефрейтор во сне чмокнул и выдал:
- Я не сплю, товарищ прапорщик, я медленно моргаю.
- Вот видишь…, - не глядя на ефрейтора, сказал мне дежурный. И сделал философское умозаключение, - Оно хоть спит, хоть сидит, хоть носится, - служба все одно идет.
- Так где мне найти начальника штаба?
- А вон туда, направо за угол, на второй этаж.- Дежурный мотнул головой на распахнутую дверь, тужившуюся выдавить из себя легкий сквознячок.
Я шагнул навстречу судьбе.
Два бетонных изваяния в виде пустотелых звезд подпирали козырек над входом в штаб.
Начальник штаба бригады полковник Смолей был похож на Колобка с заведенной пружиной. Не смотря на жару, он легко слетел из кабинета вниз к оперативному дежурному, затем по коридору - в мобкомнату, наверх - в строевую, вниз – в секретку.
Я оказался на его пути на лестнице и козырнул.
- Что, уже прибыл? – спросил он. – Иди наверх, к начальнику строевой части. Потом вместе с ним – ко мне.
Майор Маньков был начальником строевой части, держателем печати и штатно-должностной книги. Он был солидным майором, и не в пример начштаба, величаво ходил по второму этажу с тонкой красной папочкой. Изучив мое предписание и поковырявшись для важности в бумагах, он отдал указания писарю и позвал за собой.
Возле кабинета начальника штаба мы притормозили. Из-за дверей доносился его бас. Кому-то он ставил задачи, и кого-то раздалбывал:
- Ты мне, Савченко, не либеральничай. Хрен ему… с маслом. А еще лучше, хрен с вазелином… Хотя, по правде, вазелин ему еще надо заслужить. Ты ему так и скажи, что он шутки шутит с огнем … Ты понял? То есть со мной. Пусть только не явится на развод…Я человек добрый, но память у меня хорошая.
- Р-р-р-шите? – испросил майор, просовываясь в полуоткрытую дверь к начштаба, когда тот положил трубку.
- Ну, что там, Маньков?
- Вот, лейтенант прибыл…Надо с ним разобраться - напомнил строевик.
Смолей хитро посмотрел на меня и спросил, не ожидая ответа:
- Значит в бригаде хочет служить. Хмм… И куда мы его определим?
- Я посмотрел. Можно в «Дальний» батальон определить, - подсказал Маньков.
- В «Дальний»? На усиление пиджакам? ... Ну что ж, можно и в «Дальний». – Смолей легко согласился. Потом поднял глаза на меня:
- Училище инженерное закончил?
- Так точно.
- Тропосферные станции знаешь?
- Никак нет. В училище не учили.
- А связь в караульном помещении сможешь сделать?
- Так точно, смогу, - ответил я, даже не представляя что это такое. Человеку свойственно думать, что он может все, пока не начинает что нибудь делать.
- Приятно разговаривать с умными людьми, – заметил Смолей и, опустив голову в бумаги, уточнил. – Вот работать с ними трудно…
- Маньков, пишите приказ, в «Дальний» батальон, в этот, как его… дальней, тьфу.. тропосферной связи. Начальником станции Р-410. Никак не могу привыкнуть к новому названию. Ни хрена страшного, что не знаешь. Выучишь. Там никто ее не знает. Там одни пиджаки. Хоть один кадровый радист будет. На построении в 16.00 представим тебя личному составу. Иди пока в курилку, посиди до развода.
Смолей захлопнул папочку.
Маньков рассказал, что батальон дальней связи, он же «Дальний», задачами которого были прокладки кабельных линий связи недавно перевооружили. Старые аппаратные уплотнения какие списали, какие сдали на склады. Тонны катушек тяжелых полевых кабелей законсервировали и заложили на хранение. На вооружение батальона пришли новые станции тропосферной связи, совершенно новая техника, с которой в батальоне никто не был знаком. Но название «Дальний» так и прикипело к батальону на долгие годы. Оно было, как имя собственное. Другие же батальоны звались «Релейный» и «Тропосферный». Здесь, в «Дальнем» мне и предстояло служить.
В курилке я впервые за сегодняшний день присел и снял фуражку. Чудеса. Неужели все вот так и есть? Кажется, вот теперь и наступило полное счастье. Ведь если разобраться, что такое счастье для человека? Ему дано множество определений. Счастье не может быть вечно. Счастье для человека – это мгновение, состояние, когда его душа поет, и он в высшей степени доволен своим бытием и тем, что творится вокруг него.
Я сидел в тени старых лип, уставший, измокший от пота, томимый жаждой, но довольный своим бытием.
Маньков позвал меня на развод вслед за начальником штаба. Тот коротко представил меня и напутствовал.
- Вот ваш батальон. Прошу любить и жаловать.
Я зашагал навстречу редкому строю. Доложил по форме командиру батальона. Но на плацу мое старание никто не оценил. Все ждали скорейшего окончания развода, чтобы разбежаться с солнцепека по своим делам.
Командир батальона подполковник Ермилов с лицом одутловатым и багровым, как недоваренное мясо, кивнул мне в сторону первой роты, где я должен буду служить.
Наконец-то разбежались! В канцелярии роты я снял мокрый мундир и пошел в умывальник умыться. Воды в кране не было. В углу на полу стояли несколько наполненных ведер.
- А днем воду всегда отключают, - пояснил мне дежурный по роте. Давайте я солью вам из ведра.
Кое как обмывшись, я вернулся в канцелярию.
- Я вижу, здесь плохо с водой? – спросил я у присутствующих.
- Да нет, – ответил мне прапорщик с густыми черными усами и бесинками в прищуренных глазах. - Как раз с водой у нас хорошо. Вот без воды плохо…
После формальностей в штабе батальона я знакомился с ротой и ее расположением.
А вечером я вливался в коллектив.
В распахнутые окна тянуло морской оживляющей прохладой из Аркадии.
Сначала мы пили пиво из полиэтиленовой канистры, заботливо доставленной прапорщиком Нагорняком.
Потом послали на «Шанхай» гонца за водкой.
Незамысловатая закуска из сухого пайка, лук и сало, порезанное тонкими кусочками. Что может быть лучше скромного армейского фуршета.
В канцелярию заглянул лейтенант Заика- дежурный по батальону.
- Бухаете? .
- Традиция, - ответил ему Нагорняк.
- А это Заяц? – спросил поддатый Рачук, как бы не узнавая лейтенанта.
- Заяц, Заяц! – подтвердил лейтенант.
- Это наш Витя! – утвердительно согласился Рачук. – Заяц! Ты меня слышишь? Ну, Заяц, погоди! Музыку давай!
Витя принес гитару, подстроил ее и запел:
А мы сидим с тобой у моря
Луна в блестящем коридоре,
Чудесный вечер в Лукоморье.
И на скамейке в разговоре
Нам хорошо с тобой вдвоем…
Я слушал Витину песню захмелевший, отвалившись на шкаф.
И было удивительно хорошо. И лучше не могло быть. Вот так сидеть с людьми, которых еще пару часов назад ты не знал, пить водку из солдатских кружек, слушать дивные истории из жизни батальона про людей, которых еще не знаешь, но с кем придется служить.
Никто не спешил уходить по домам. А Витя, точно угадывал настроение, виртуозно перебирал струны и заполнял сердца своею песней.
Звезда сорвалась тихо в море,
И ветер вьется на просторе
Чудесный вечер в Лукоморье
Нам хорошо с тобой вдвоем…
После полуночи в умывальнике закапала вода.
Странно гудела голова.
Я напился прямо из-под крана, набрал воду в ладони, чтобы плеснуть в лицо и посмотрел в зеркало. Мутное отражение ухмыльнулось. За спиной с шарканьем проплыл неясный зеленый силуэт.
Вдруг стало досадно, что вот так по-дурацки лишился утром десятки.
А может цыгане сказали правду, надо сказать волшебные слова и деньги появятся.
Что за чушь, а вдруг...
- Рыба с водой, деньги со мной! – я плеснул водой в пьяную рожу и полез в карман.
Ни хрена!
Ни рыбы, ни грошей!....
За спиной дневальный шваброй натирал пол.
- Пойдемте спать, товарищ лейтенант, - грустно сказал он. – Я вам тут в ленкомнате кроватку постелил …