Часть первая
Гвардии капитан
Повторение – мать учения!
Умного человека счастье может на время сделать глупым. Глупый всегда счастлив в своём неведении. Только после своего неожиданного ареста в поверженном советскими войсками Берлине Остап Бендер понял, что на время потерял осторожность и теперь будет вынужден расплачиваться за это очередным лагерным сроком.
- В жизни действительно важные вещи всегда простые, а простые - всегда тяжелы для понимания… - размышлял он, пока шло следствие.
Оно было недолгим. Советское правосудие всегда отличалось цинизмом, скоростью и показательной строгостью.
- Десять лет без права переписки! - постановил измождённый неведомой болезнью судья.
После приговора великий комбинатор потерял свою обычную живость и весёлость. Ему уже исполнилось сорок пять лет и две предыдущие северные командировки в трудовые лагеря оптимизма ему не прибавляли.
- Бывают такие уникальные ошибки, которые хочется повторить! - пытался взбодриться Остап, но получалось откровенно плохо.
В начале октября его и несколько других осуждённых человек, вызвали из камеры с вещами и присоединили к выставленной во дворе тюрьмы колонне. Под покровом ночи, в сопровождении конвоя и собак, спешно повели на немецкий железнодорожный вокзал для погрузки в спецэшелон.
- Наш вагон прицепят к поезду демобилизованных бойцов, - шепнул шедший слева высокий человек в офицерской шинели без знаков отличия.
- Точно? - усомнился Бендер.
- Шепнули нужные люди… - усмехнулся он.
Бывшего офицера звали Лев Игонин. Трапециевидная форма лица указывала на артистичную чувственную натуру, немного тщеславную и взбалмошную, о чём свидетельствовали форма лба и глаз. Его осудили за расстрел немецкого бюргера, не желавшего расстаться со старинной картиной. Конвой состоял из молодых солдат, злобно настроенных против бывших командиров.
- Наверняка прошли специальное обучение, - заметил великий комбинатор.
Пока шли до станции Игонин рассказывал о нелёгкой судьбе боевого командира пехотного батальона:
- Однажды перед наступлением нам необходимо было срочно восстановить участок путей. Рельсов нет. Что делать? Сапёрный батальон ночью пересёк линию фронта, на немецкой стороне разобрали путь и несколько десятков метров рельс тихо на руках уволокли к себе.
- Война - это вам не манная каша с неба! - согласился собеседник.
- Меня поражало, какая огромная изобретательность появляется у народа, - продолжил комбат, - когда он берёт инициативу в свои руки и видит успех борьбы. Вот почему возможно было проложить триста километров коммуникаций и создать мощный телефонный узел, соединивший все партизанские гарнизоны в брянских лесах. Но для этого нужно было снять триста километров немецких проводов…
- А где их ещё возьмёшь? - улыбнулся он. - Уж я-то знаю!
- И ведь сняли, - закончил Лев, - мне знакомый связист поведал о таком случае.
За разговорами не заметили, как подошли к станции. Погрузка производилась в эшелон, сформированный из двухосных вагонов. Спешили. Солдаты нетерпеливо толкали их прикладами в спины.
- Развелось их как собак нерезаных, - сплюнул он на неласковую землю, - даже больше!
- Что-то под Берлином я их не видел… - буркнул сосед.
Их вагон действительно прицепили к длинному эшелону радующихся возвращению домой хмельных красноармейцев. Из многих вагонов весело звучали крикливые гармошки и трофейные аккордеоны.
- Месяц назад я тоже радовался Победе и ждал возвращения на Родину! - признался Игонин.
- Круглые дураки тем и хороши, что все на них катаются… - сказал Остап и принялся устраиваться на голой деревянной полке.
Ехали всю ночь почти без остановок. Рано утром дверь открыли и им бросили, как собакам, солёной кеты и несколько буханок чёрствого чёрного хлеба. Рыбы приходилось на каждого по большому куску, а воды почти не давали.
- Это нас специально унижают… - побледнел Лев. - А ведь мы Гитлеру хребет сломали!
- Открытия приходят лишь к тем, кто подготовлен к их пониманию! - напомнил попутчик. - Конечно специально!.. Чтобы грешным делом не решили, что можно ещё кому-то сломать.
На каждой остановке к ним подсаживали новых военных этапников. Люди в вагоне собрались разнообразные и своеобразные. Был даже один кореец. С ним поговорил осуждённый за утерю секретной документации военный переводчик и сообщил товарищам по несчастью:
- 18-летний кореец Ян Кёнджон в 1938 году попал на службу в императорскую армию Японии. Молодому солдату пришлось сражаться на Халкин-Голе против Красной Армии. Там кореец попал в плен и был отправлен в трудовой лагерь. Но в 1942 году Советский Союз оказался в тяжёлой ситуации и для сражения с наступающими немцами были задействованы все резервы. Каким-то образом повоевать за СССР убедили и Яна, скорее всего, ему просто предложили альтернативу в виде расстрела. В 1943 году корейский солдат снова был взят в плен, на этот раз в ходе боёв за Харьков. Теперь уже Германия отчаянно нуждалась в солдатах, и Ян стал воевать на стороне Гитлера. В июне 1944 года кореец опять был пленён и теперь с нами едет в знакомый исправительный лагерь.
- Не только же славянам терпеть все прелести этого века! - засмеялся Бендер, хотя веселиться не хотелось.
Арестантов набилось так много, что на двухъярусных нарах спать укладывались только на боку. Лев лежал рядом и мечтательно спросил:
- Если бы у тебя был миллион, как бы его растратил?
Великий комбинатор обстоятельно ответил:
- Самый быстрый способ - в рулетку... Самый приятный - на женщин, но абсолютно надёжный - вложить в сельскохозяйственный проект.
- Почему?
- В рулетку можно и выиграть, а от женщин - подхватить неприятности...
Около полудня остановились на большой станции Белебей. Тут же к вагонам сбежались местные торговки и торговцы со своими нехитрыми домашними припасами, приготовленными для проезжающего люда: буханки хлеба, фунтовые куски масла, сало, молоко, сметана, огурцы, традиционные отварные и жареные куры.
- По законам подлости обычно судят порядочных людей! - продолжал Остап вечный арестантский разговор.
- Жаль нас не выпускают… - вздохнул Игонин.
Вокруг поезда шум, гам. Местные не знали, кто едет в этих вагонах, а то бы разбежались.
- Думают, небось, что мобилизованные всегда готовы что-то купить, - подумал Бендер с грустью и сожалением, глядя из теплушки на бойкую толпу продавщиц и редких продавцов-старичков. - Что-то сейчас будет?
В соседнем вагоне с ними ехали бывшие уголовники, кровью смывшие криминальные статьи и демобилизованные из Советской Армии в первую очередь. Он через зарешёченное окошко видел, как из теплушки спрыгнули несколько «братков»-урок во главе со своим Паханом. Они стали уверенно расхаживать среди торгующего люда, заинтересованно рассматривая товар и даже торгуясь.
- Сейчас начнётся представление, - указал он напарнику, и оно началось.
Один из братков взял на ладонь завёрнутый в бумагу фунт домашнего масла, стал подбрасывать его и что-то говорить бабке-торговке, похоже, что не хватает веса или цена высока. Бабка, живо жестикулируя, доказывала обратное:
- Аккурат сколь надо!
Вдруг, браток резким движением ловко швырнул этот свёрток через плечо прямо в свой вагон, где оно и исчезло. Бабка завизжала, а парень быстро отскочил и был таков.
- Караул! Милиция! - сразу в нескольких местах раздались истошные крики.
Другой браток подошёл к деду, торговавшему огурцами из мешка, взял пару или тройку и стал спокойно удаляться. Дед метнулся за ним, оставив без присмотра мешок, который тут же подхватил третий уркаган и также швырнул в свой вагон. С разных сторон полетели в вагон свёртки с кусками провизии. Поднялся страшный шум, крики:
- Грабят!
Часть торговцев с проклятиями убежали, часть, яростно махая кулаками и жутко ругаясь, столпилась у дверей вагона. Но что они могли сделать?
- А где же офицеры, почему не прекратят безобразие? - не понимал Лев, хотя закралось подозрение, что они «умыли руки».
Появился наряд железнодорожной милиции с маленьким человеком в форме и с красной фуражкой на голове.
- Дежурный, помощник или начальник станции… - определил великий комбинатор.
Наряд оцепил вагоны. Поодаль сгрудились ограбленные торговки, громко переговариваясь и ожидая удачного разрешения конфликта. Старший наряда подошёл к дверям «блатного» вагон и стал требовать вернуть награбленное. Только тут появился начальник поезда, спрыгнул и стал объясняться, разводя руками:
- Я не в силах ничего сделать, замучился!.. Этих урок везу из армии, нет с ними сладу, отправляйте скорей, как бы большей беды не было.
Старший наряда чем-то грозился, но потом плюнул и с человеком в форме пошёл к толпе объяснять безнадёжность ситуации. Толпа что-то возражала, неслись проклятия в сторону грабителей, но вскоре она рассеялась. Только дед, у которого украли мешок с огурцами, подошёл к вагону и стал слёзно просить, чтобы отдали хотя бы мешок. В дверях появилась наглая рожа Пахана:
- Что тебе дедушка надо?
- Мешок с огурцами ваши забрали… - укорил дед.
- Безобразники! - согласился он, обращаясь в глубь вагона. - Кто взял мешок с огурцами у деда? Молчат!.. Дед не помнишь, кто взял?
- Где там упомнить!.. Кинули в ваш вагон. Отдайте хоть мешок, он у меня один.
Пахан, у которого на груди весело поблёскивали несколько боевых солдатских медалей и орден Красной Звезды пообещал:
- Хорошо, я сейчас всех перещупаю.
Он отошел вглубь, послышалась возня и он вернулся к дверям.
- Огурцов не нашёл, а вот мешок какой-то валялся. Твой?
Дед обрадовано ответил:
- Мой, мой.
Пахан кинул ему мешок.
- Тогда забирай. Больше дать ничего не могу.
- Спасибо, хоть на этом! - поблагодарил он, поднимая мешок.
Игонин внимательно наблюдал за представлением и по окончании заметил:
- Теперь им сам чёрт не брат!
- Скоро они все окажутся в тюрьмах, - предсказал опытный лагерник Остап, - а вот как их там примут – большой вопрос!
- Они же потомственные уголовники?!
- «Воровской ход» предполагает особый уклад жизни, - пояснил он. - Воры особая каста со своими законами. Настоящий вор не может иметь семьи, ни при каких условиях не должен сотрудничать с властью. Всё, что добыто – идёт в «общак», присмотр за которым главная обязанность «воров в законе». А наши соседи взяли в руки оружие, значит сотрудничали с властью и остальным ворам это может не понравится.
- Пускай хоть перережут друг друга, - иронично хмыкнул Лев.
Вскоре они лишились и этих невинных развлечений. Их вагон прицепили к другому эшелону, транспортирующий только новых зэков. Въехали в зиму. Воды по-прежнему не хватало, и староста вагона разделил стены вагона на квадратные участки, и каждый со своего участка соскребал снег для утоления жажды.
- И это после того, что мы имели в Германии! - затосковал Игонин.
В пути, не доезжая до станции Усяты, они попали под крушение. Ощутили сильный удар, и многие слетели с нар. Лев остался лежать на полу без сознания, сильно разбив голову. Часть вагонов эшелона были разрушены. Поезд долго стоял, конвой суетился.
- Дальше пойдёте пешком! - сказали нервные охранники.
Каторжан вереницей отправили в транзитную пересылку, которая находилась на четвёртом километре. Деревянные дома комяков, мимо которых они проходили выглядели мрачно, будто все стояли под охраной. Вокруг сплошные заборы лагерей с колючей проволокой да бараки с решётками. От темноты, лая собак и безнадёжности разрывалась душа.
- Стой! - скомандовал старший конвоя.
Перед размещением в бараке транзитного пункта их пропустили через санпропускник и произвели прожарку всей одежды. После последней процедуры и такого утомительного перехода все спали как убитые. Утром громкими выкриками новичков выставили на проверку, затем сформировали в бригады. На второй день вывели на работу. Перед выходом из зоны конвой строго предупредил новичков:
- Шаг влево, шаг вправо – оружие применяется без предупреждения!
продолжение http://www.proza.ru/2017/02/03/23