Первый отчим. Приход в дом. Воспоминание детства

Братислав Либертус Свидетель
   Первого нашего отчима звали Лушников. Конечно же, у него было имя и отчество (Николай чего-то там), но мы его так никогда не называли за глаза. Только "Лушников". А ещё точнее - мы называли его просто "Лушник" (не велика честь, чтобы какого-то мудака величать на "-ов": перебьётся и "Лушником" ходить).

   Вошёл он в нашу жизнь просто: сперва стал всего лишь приходить в гости к О.И.. О чём они там беседовали на кухне - я не был в курсе, и даже не пытался подслушивать или узнать, потому что мне было глубоко не интересно, чем занимается и чем утешается О.И.: для меня было главное то, что О.И. забывала о моём существовании на то время, когда у неё кто-то был в гостях. И это меня утешало, потому что я мог позволить себе роскошь расслабиться, и почитать книжку. Поэтому, о чём они там говорят - меня совершенно не интересовало.

   Жил я тогда в коридоре: за занавесочкой, которая разделяла коридор на две части: на жилую (мою "комнату") и прохожую. В моей "комнате" помещалась кровать, которая одним быльцем упиралась в стену, а другим быльцем - упиралась в подоконник. У стены рядом стоял узкий шкаф, в котором хранились шмотки, которые никто не носил, но которые выбросить было жалко, потому что они ещё хорошие. А не носили их по той причине, что мы с Анжелкой элементарно выросли из них, - то есть, это было детское тряпьё для разных возрастов, которое ожидало своего часа, чтобы пригодиться новому подрастающему поколению (например, нашим детям). И, наконец, у окна стояло нечто, что служило моей тумбочкой, для хранения моих личных вещей. Это "нечто", собственно, не было даже мебелью в прямом смысле этого слова. Это было просто сооружение (из не помню чего), увенчанное парой досок, и накрытое "скатертью" (куском какой-то тряпки, короче говоря). Вот этот уголок за шторкой - и был моим личным пространством, куда почти никто не заглядывал. Кроме О.И., конечно же.

   Правда, в этом "уголке" я жил только в летний период года, потому что коридор не отапливался, - это ведь был коридор, всё-таки... Зимой я перебирался в спальню, где стояло всего две кровати-полуторки: на одной из них спала сама О.И., а на другой - мы с Анжелой. Больше спать было негде, потому что остальной мебелью, полностью до отказа забивавшей пространство спальни - был секретер и письменный стол. Всё. Ну, и ещё один стул.

   В то время, когда Лушник зачастил в гости к О.И., я жил у себя за шторкой, - значит, было лето. Мне было двенадцать.

   И вот, однажды, выпроводив своего гостя, О.И. внезапно вошла в мой уголок. Я, как всегда, напрягся, - потому что обычно она заглядывала ко мне только по одному поводу: чтобы дать распоряжения, что нужно делать (дома по хозяйству). Изредка - чтобы от нечего делать или от плохого настроения дополнительно отпи*дить меня, "для ускорения" (я не могу даже употребить слово "побить", потому что это слишком культурное слово для беспредела, который она себе позволяла по отношению ко мне. Причём, она это делала с чувством, страстно, в порыве ненависти ко мне, куда приплетала громкий крик, наполнение которого останется для читателя да кадром. А слово "побить" - это такое невозмутимо-спокойное понятие, что мне неловко пользоваться им. Тем более, что иные бьют друг друга и шутя, просто балуясь... Поэтому я и говорю: "отпи*дить").

   Поэтому при её появлении напрягся я вполне естественно: потому что сейчас она либо будет меня сразу бить, либо, в лучшем случае, просто погонит меня работать.

   Но. В этот раз она была непривычно тиха, и даже слегка улыбалась. Видеть её в приподнятом расположении духа мне приходилось нечасто (может быть, раз в полгода), поэтому я удивился: с какого это перепугу у нас в доме праздник.

   И тут она задала мне вопрос:

   - Тебе нравится дядя Коля?

   Для меня этот вопрос был полнейшей неожиданностью, потому что я до этой секунды на "дядю Колю" вообще внимания не обращал. Ну, ходит дядька в дом, мне-то какое дело. Тем более, что при диктаторском режиме О.И. нам ли (рабам) дерзать оценивать или осуждать действия и решения О.И.?... Мы вообще не смели ни о чём подобном думать. К тому же, до дяди Коли (и кроме дяди Коли) в наш дом целой вереницей ходили мужики, и мы понимали, что все они женихаются к ней. Удачно или неудачно - это оставалось для нас тайной, потому что они не то чтобы сменяли друг друга, а ходили вперемешку. И тут вдруг, ни с того, ни с сего, - она со своим вопросом: нравится ли мне дядя Коля. С каких это пор О.И. стало интересовать, что мне нравится, а что не нравится?...

   Понятное дело, что от меня ожидался только один ответ: положительный. Поэтому я, отведя глазки в сторону (смотреть ей в глаза мне категорически запрещалось, потому что за это я мог получить пи*дюлей по башке) - ответил: "Нравится".

   Потом она, подобрев ещё сильнее, почти ласково спросила: "А ты хочешь, чтобы он был вашим папой?"... Кхы! Ну конечно же! Я ж, как только увидел впервые дядю Колю на пороге нашего дома, то первым делом именно об этом и стал мечтать: чтобы моим папой был именно дядя Коля!... "Хочу" - конечно же, ответил я. Вопросы О.И. на этом закончились, и она, тут же встав с моей кровати, ушла довольной из моего "уголка". И на следующий день дядя Коля поселился в нашем доме.

   Ну и, с его приходом в нашу жизнь - нам с Анжелой стало жить ещё "веселее", потому что в нашем доме вместо одного тирана теперь поселилось два. Правда также и то, что с его приходом О.И. слегка подобрела, стала почти ласковой, - потому что светом в окошке О.И. стал Лушник: красивый импозантный мужчина, стройный, коренастый, белобрысый, улыбчивый, с насмешливым прищуром глаз, и неизменной сигаретой в зубах...

   Поначалу он мне показался вполне ничего, очень даже симпатичным (потом, когда я начал к нему приглядываться и оценивать его). Это только позже я понял, что теперь надо мной издеваться будут уже двое: она и он, с её же благословения... Его "потехи" над нами (безделья ради, кстати), а также его методы "воспитания и наказания" она одобряла улыбкой, спокойно сложив руки на груди, и любуясь картиной: ей было приятно наблюдать, что роль тирана в доме теперь выполняет мужчина. Точнее - и (!) мужчина. Потому что свои "святые обязанности" пи*здить меня - она якобы "переложила" на мужчину, хотя на деле - всего лишь чуть меньше стала делать это сама.

   М-да. Конечно, на моего родного папку Лушник в роли "отца" был ни капельки не похож... Я это понял очень быстро.

   Но, более подробно я об этом расскажу как-нибудь в другой раз. Собственно, Лушнику можно посвятить целую серию рассказов... Другое дело, захочу ли я поднимать все эти кошмары со дна своей памяти... Всё то, что мне очень хочется забыть.

31.01.2017, 06:16
Братис Либертус