Дед Мороз

Эрика Маймас
Мчатся облака над холодной материей гор. Свободные вершины смотрят поверх
суетного города вдаль. Там потоки воздушных течений наполняют пространство.
Между гранями снежных пиков и простором равнины по одной из тысяч улиц
Алматы идет Максим Петрович Сорокин и несет в кармане копию заявления о
расторжении брака, написанного от лица его жены Любы. Помогал писать заявление
сосед студент. О причине развода вместо Любиного «всю кровь выпил, паразит»
студент отстучал на своей черной клавиатуре: «В ходе совместной жизни наши с
ответчиком основополагающие жизненные установки не только не пришли к общему
знаменателю, но и вылились в конфронтацию, порождающую стрессовые ситуации».
Максим Петрович скомкал белый лист копии и зашвырнул в урну. Ветер
тоже кидал последние желтые листья. Максим Петрович засунул руки
поглубже в карманы и пожалел Любу: за тридцать пять лет, что жили вместе,
он гвоздя в доме не прибил. Стыдно сказать, она даже баню сама построила. А
он все в музыкальной школе пропадал, да на рыбалке. Люба рыбу, что он
приносил, собаке с котом отдавала: «Не нужна мне твоя рыба с сор-булака!»
Баянист, учитель музыки, уважаемый вроде человек – и кругом виноват.
У торгового центра уже собрали огромную пластмассовую елку. Она мерцала
шарами, бусами и напоминала настоящую живую елку из детства, стоявшую
посреди школьного спортзала с ватным снегом под пахучими ветками. Максим
Петрович подошел и потрогал пластиковые иголки. Из-за елки шагнул Дед
Мороз и сказал: «Извини, отец, руками трогать нельзя». Когда-то Максим
Петрович объяснил маленькой дочке Наде, что Деда Мороза не существует.
Зачем, сам до сих пор не знает.
– Ты у нее праздник украл, – расстроилась тогда Люба. Сейчас у Нади
своих двое детей. В Деда Мороза верят, письма пишут ему на Новый год.
Попросили бы у него, чтобы дед с бабкой не разводились.
– Дедушка Мороз, помири ты меня с бабкой моей, – произнес Максим
Петрович себе в усы и пошел на автобусную остановку. За спиной у него елка
зажглась разноцветными звездочками.
В дороге Максим Петрович чего-то повеселел и вышел за две остановки
до дома, чтобы пройтись. Купил любимый Любин бело-розовый зефир.
Возле дома остановился, смотрел на желтые теплые окна и курил. Люба
встретила его в прихожей.
– Срок на примирение будем, что ли, брать? – спросила она.
– Будем, – энергично закивал он.
– Ужинать иди. – Люба ушла на кухню.
Максиму Петровичу показалось, что баян в комнате на столе мирно вздохнул.
За окном под светом фонарей тихо падал первый в этом году снег. За городом
окрепшие ветры носили по равнине стаи снежинок. Южная окраина Алматы
смотрела на невидимые горы, где под каменными ладонями ущелий дикие звери
укрывались от непогоды.
Максим Петрович разулся, повесил на вешалку пальто и пошел вслед за
Любой на кухню, откуда разносился запах пирожков с капустой и картошкой.