Борода чешется, словно чужая. Левый глаз, пораженный катарактой, застыл голубой мутной каплей, правый придирчиво скользит по строкам на ярком дисплее планшета.
Опечатка. Толстый шершавый палец никак не попадает в нужное место. Что ж, зато не приходится перепечатывать целую страницу. Попытка, еще попытка – снова не туда. Черт с ним, не сходить же с ума из-за одной буквы.
Клонит в сон. Во сне пишется проще. Там не бывает ошибок – текст самоочищается, регенерируется в соответствии с замыслом, сюжетные нестыковки образовывают мистическое пространство, которое само заполняется живностью. Во сне все просто, кроме пробуждения.
Теперь холодно даже в постели. Скрещенные под одеялом ноги выступают извилистым хребтом. Зрячий глаз медленно вращается, выхватывая из тягучей среды отдельные объекты. Сплошь декорации. Подаренная кем-то гравюра с библейским сюжетом, ундервуд, к которому прикасаются только чтобы стряхнуть пыль, дореволюционное пианино с треснутой декой – вечно расстроенное, книжные полки. Дюжина книг, особенно горделиво выпячивающих монохромные корешки. Взгляд неизбежно касается их. Всегда, тем более в такую минуту. Целая дюжина, разве нужно было столько? Стыдно. Сколько призраков ты наплодил?..
Тот самый собеседник. Провел рукой за твоим ухом и достал монету. За приятным разговором он извлек несколько страниц из первой рукописи, «ну же, кесарю кесарево, имей совесть». Число визитов по числу книг, по числу монет фальшивой чеканки.
Постель просела.
– Зачем ты здесь сегодня? Ты ведь знаешь, я не дописал…
– Не это ли ты силился вспомнить всю жизнь?
– Отдай.
– Держи, да только теперь это без толку.
Дюжина книг и в каждой не достает нескольких страниц. Но теперь уже и не вспомнить каких именно. А скоро будет и некому вспомнить. Сейчас.