Конфета

               

               

                "отчего же
               
                так прекрасно это утро

                когда мир
               
                так безнадёжно болен"
               
                Татьяна Очеретян               
               
               
                Глава первая
       
После шестидневного   круиза по Средиземному морю мы с мужем возвращались домой. Настроение было замечательное. Погода прекрасная. Снующие по перрону во всех направлениях люди в ярких одеждах,  разного цвета кожи и такого же разного цвета волос – от белого, льняного до вороньего, чёрного – наверное, если посмотреть сверху, показались бы  расплескавшейся на мелкие кусочки радугой  на полотне художника импрессиониста. Они беспорядочно двигались во всех направлениях, пытаясь оказаться в нужном месте в момент остановки поезда. И вот уже вдали появилась изогнутая змейка приближающегося состава, готового поглотить это броуновское движение, чтобы потом выплёскивать его небольшими порциями на перроны  следующих остановок. Беспорядочная масса людей мгновенно превратилась в тоненькие людские ручейки, готовые влиться в притормозивший ярко-зелёный    поток.

  В момент остановки поезда, когда открылись двери вагонов, мы устремились в прохладную темноту одного из них и,  несмотря на то, что людей в нём было много, нашли  два свободных места и удобно расположились  в предвкушении недолгой поездки, отделявшей нас от нетерпеливо ожидаемого  и ожидающего нас  дома. Поездка должна была длиться часа два, и хотелось просто немного отдохнуть или подремать, в общем, чуть-чуть расслабиться после нервного напряжения последних часов путешествия, связанного с большим опозданием корабля, суматохой последних досмотров, паспортного контроля, получения багажа. Но моему мужу, очевидно ни то, ни другое, ни третье   не показалось заманчивым,  и он достал из сумки маленькую книжечку рассказов О.Генри на английском языке, которую мы пытались по очереди читать ещё на корабле, чтобы скоротать   свободное врем, а заодно и немного вспомнить давно забытый английский язык.  Нужно сказать, что эти чтения никогда не были продуктивными, т.к. всегда сопровождались громкими  спорами по поводу правильности  произношения английских звуков и нежеланием признать приоритет друг друга  в этой области. Но одно дело каюта, где нас никто не слышал, а другое – вагон поезда. Ведь рядом сидят люди.  И я невольно подняла глаза и посмотрела на соседа, сидящего напротив нас.  Это был темноволосый, смуглый мужчина лет сорока. Мне показалось, что взгляд его чёрных глаз был  не очень  доброжелателен.
Он был занят своими мыслями и, казалось, не обращал на нас никакого внимания.
Чтобы немного разрядить   напряжённую тишину первых минут дороги, я достала из сумочки конфеты-леденцы, одну конфету дала мужу, а другую – протянула соседу. Мгновенье поколебавшись, удивлённо глядя мне в глаза, он вдруг как-то по-детски улыбнулся,  взял конфету  и  сказал   по-русски -–Спасибо! -
Его лицо  сразу преобразилось, и взгляд чёрных глаз уже не казался мне  таким настороженным и недобрым.
Растворившееся вместе с конфетами напряжение  куда-то исчезло,  и  мы принялись за английскую книжку. Муж начал вслух читать какой-то рассказ, а сосед опять безучастно и устало смотрел в окно. Я старалась внимательно слушать знакомый рассказ  О. Генри. Но почему-то никак не могла сосредоточиться. Что-то мне мешало. И вдруг я поняла – что. В  моей голове  ворочалась тяжёлая, пугающая мысль- это же араб!
Нужно сказать, что за 10 лет пребывания в Израиле я так и не научилась отличать арабов от евреев. Да и как было научиться! Если с коренными израильтянами наши дороги  кое-где всё же  пересекались, то с арабами  мне не приходилось общаться ни разу. Всё моё знакомство с ними ограничивалось фотографиями террористов-смертников и руководителей террористических организаций, которые время от времени показывало израильское телевидение. Зрительная память у меня всегда была плохая, но всё же что-то неуловимое в облике нашего соседа подсказывало мне,  что  он – не еврей. Араб! – и  неприятный холодок страха  мгновенно добрался до моего сердца. Оно в тот же миг отреагировало – его ритм сбился, а стук,  казалось,  стал слышен не только мне! Я невольно подняла глаза и испуганно  рассматривала нашего попутчика. Первая мысль, которая пришла мне в голову, была совершенно очевидна. Террорист?! Где он может прятать взрывчатку? Вещей у него почти никаких не было. Маленький прозрачный полиэтиленовый кулёк с какими-то бумагами. Но ведь может быть и пояс смертника.  Был жаркий летний день. На мужчине была надета лёгкая белая футболка, почти облегающая худощавую фигуру, что, казалось, делало невозможным скрыть громоздкий пояс со взрывчаткой. И, хотя я знала, что пройти на территорию вокзала можно было только через контроль опытных полицейских, всё равно эти мысли непроизвольно  пронеслись в моей голове за считанные секунды. Страх неприятно застрял в горле отчётливо ощущаемым горячим шариком, мешающим нормально дышать...  А муж, ничего не замечая, продолжал читать. Я сделала над собой усилие и постаралась вникнуть в смысл  произносимых им слов. Но я ничего не слышала. Моя мысль продолжала рисовать страшные картины… Нет, не может быть…А если всё же – да? … И первая мысль – о сыне. Как же он без меня?..
Я машинально  проследила за взглядом соседа. Он смотрел куда-то вверх, в окно, и мой взгляд последовал в том же направлении. А там,  по голубой полоске видимого мне неба,  следом за  поездом неслось  смешное  бело-розовое  облако,  похожее на  лицо  клоуна с  нарисованным от уха до уха улыбающимся беззубым  ртом и с нахлобученным на глаза розовым колпаком. Сразу вспомнилось детство, и как мы с папой первый раз пошли в цирк. И там я увидела  смешного клоуна  с печальными глазами, который пытался всех развеселить.
 
А мне почему-то было не смешно, а жалко  этого маленького человечка. Но сейчас,  контраст этого смешного  облака с моими чёрными мыслями был так  неожидан, что я невольно улыбнулась  и подумала, что все мои страхи напрасны. Рассматривать контуры облаков – было моим любимым занятием с самого детства. И  для меня  эти бело - розовые или мрачно- чёрные,  мчащиеся по голубому  небосводу кареты, великаны и чудовища, медведи, зайцы и волки  давно уже стали предвестниками каких-то событий – радостных, грустных или печальных. И поэтому, увидев этого розового клоуна, я мгновенно успокоилась и тут же услышала какое-то английское слово, произнесенное  читающим вслух мужем, как мне показалось, совершенно неправильно. Это окончательно  отвлекло меня от навязчивых мыслей об опасном соседстве,  и я довольно громко сказала – Ну  что ты опять – гёрл, гёрл,  ведь так никто не говорит!
-А меня учили именно так! – упрямо сказал он.
И мы довольно громко начали доказывать друг другу  правильность усвоенного в детстве  произношения английских слов.
И вдруг наш сосед, улыбнувшись, сказал  - Может быть, я могу разрешить ваш спор? Я неплохо знаю английский. Я жил в Англии несколько лет.
- А откуда вы  так хорошо знаете русский?- спросил мой муж.
-Так я же  5 лет  учился в мединституте в России. В Нижнем Новгороде. Там же и женился на голубоглазой сокурснице,  а после окончания института мы приехали  сюда, в Хайфу, где я жил раньше со своими родителями.  Мы и сейчас там живём. Вот только работаю я далеко , в Иерусалиме. Каждый день дорога на работу и обратно  занимает у меня 4-5  часов .
И у нас завязался обычный разговор попутчиков, ни к чему не обязывающий, но именно поэтому почти всегда откровенный, как бы  случайно разматывающий клубок прожитой жизни.

Я совершенно забыла о своих страхах, и мы с интересом слушали  соседа, оказавшегося страстным любителем русской литературы, знатоком поэзии и при этом  тружеником - врачом, увлечённым своей нелёгкой профессией хирурга-онколога. Мы старательно обходили взрывоопасные темы политики и околополитики. И лишь однажды, рассказывая о своих детях, он сказал, что им приходится говорить на трёх языках - с мамой и её родителями  – по-русски, с его родителями – по - арабски, а  в школе – обязательный язык – иврит.  Но – дети, - продолжал он,- к счастью, воспринимают это  как само самой разумеющееся, незаметно  переходя от одного языка к другому.
Мне показалось, что эту фразу он произнёс специально, чтобы расставить,  как говорится, все точки над «I». Но я к тому времени уже совершенно успокоилась, и мне интересно было слушать этот « взгляд с другой стороны»  по самым разным вопросам, возникающим в ходе беседы.

К тому времени, когда нам нужно было выходить, мы, разумеется, друзьями не стали, и даже не узнали имени соседа..…Но какая-то трещина  образовалась в нашем стереотипном образе араба-врага, созданного бесконечными бесчеловечными терактами, обстрелами мирных городов и поселений, гибелью  израильтян,  повинных лишь в том, что они хотят жить на своей земле, земле наших  предков.  А  в глубине души осталось какое-то мимолётное чувство недовольства собой  из-за того, спонтанно возникшего чувства страха.  И я вспомнила гениальную притчу Феликса Кривина « Панург»… там есть такие замечательные строчки - … «когда знаешь и веришь, что ты не баран, а что ты человек, и к тому же философ, но разумные руки немеют от ран, от неясных сомнений и горьких вопросов.»…
Поезд остановился. Поблагодарив друг друга за приятную беседу и пожелав удачи, мы  попрощались с соседом  и направились к выходу.
И уже почти у дверей вагона   услышали его голос –
- Спасибо за конфетку.!
Я обернулась и, улыбнувшись, помахала ему рукой.

                глава 2

Привычно протянув шомеру почти полупустой полиэтиленовый кулёк, Фарид прошёл в здание  железнодорожной станции  Хайфы и, пройдя через билетную вертушку, вышел на перрон. Был жаркий летний день, хотя  уже пролетела первая неделя сентября. Почему-то людей на перроне было больше,  чем всегда. Но,  как всегда,  все громко разговаривали, дети плакали,  солдаты устало сидели прямо на земле, не снимая своих рюкзаков. Все ждали поезда. Фарид  остановился  в определённом месте, зная, что именно здесь остановится вагон  электрички, в которой  он ездил  на работу  в одно и то же  время  уже несколько лет. Поэтому, когда подошёл поезд, и все забегали, стремясь угадать, где окажутся двери останавливающегося состава, он не двинулся с места  и действительно оказался прямо перед дверью вагона. Как только она открылась, он не спеша вошёл в вагон, спустился по ступенькам  вниз и,  хотя в вагоне уже было немало людей, нашёл удобное место на пустой скамье. Следом за ним в вагон торопливо втекала  толпа,  и двое пожилых людей заняли места на скамье напротив него, негромко переговариваясь на русском языке.

Мельком взглянув на соседей, он понял, что, как всегда, ему предстоит провести молчаливых  два часа, а может быть, даже удастся вздремнуть,
если пожилые люди  не начнут громко  ругать  своё правительство и арабов, которые, конечно, во всём виноваты. Он к этому привык. Или казалось, что привык. Ведь всё равно в глубине души каждый раз,  услышав   такие разговоры,  что-то вскипало  в его груди  горячей волной и хотелось что-то всем доказывать. Но что можно доказать человеку, у которого арабские террористы убили сына!? Что бы он мог сказать, глядя в глаза его матери.? Его жены.? Его детей? Ему-то казалось, что это так просто. Ведь понятно, что не все арабы террористы...Но этот вирус  ненависти, который захлестнул всю планету, который передаётся по воздуху,  как вирус гриппа, проникает через ушные раковины прямо в мозг, поражает  огромное количество людей в разных странах. От него нет защиты, особенно  в детском сознании, которое впитывает в себя, как губка, окружающий мир. Он как врач понимал это. Но у него не было сыворотки для   прививки. И он не мог выписать рецепт противоядия.

И он научился молчать. Ведь нужно было жить, работать, растить детей и надеяться на то, что когда-нибудь, как-нибудь, кто-нибудь  такую сыворотку создаст, и его дети будут жить   в мирной  стране, в мире  с собой и с соседями на этой благодатной земле. Он и сейчас старался, как и его родители, сделать свой дом маленьким островком любви, основанной не на зове крови, а на зове совсем других приоритетов – верности и дружбы, чести и достоинства, любви и преданности. Но это было очень трудно, ведь дети учились в школе, где им внушали совсем иное… 
Он так задумался, что не сразу заметил протянутую ему  женщиной   конфету. Женщина мило улыбалась, молча положила конфету на  краешек стола возле него, видимо не зная на каком языке к нему обратиться. Но жест был такой естественный и  понятный,  что  он, не раздумывая, тоже улыбнулся,  взял конфету  и  сказал по-русски -
-Спасибо!-
Русский язык он знал неплохо. Ведь он прожил в России 8 лет - сначала учил язык, а потом учился в мединституте в Нижнем Новгороде. Во время учёбы женился на симпатичной русской девушке, что, конечно, не вызвало восторг его родителей. Но и ссориться с любимым сыном они не стали.  Потом ещё год поработал  в больнице, набираясь ума и опыта.
Соседи, услышав русский язык,  видимо, удивились, но виду не подали.     «Вряд ли они поняли, что их сосед араб» - подумал Фарид.- «Иначе ведь никогда бы не угостила его эта женщина конфетой.»
Мужчина, сидящий напротив, пожилой человек с типичной еврейско-европейской  внешностью, казался старше своей жены,  миловидной  женщины в очках, мягкий говор которой выдавал в ней жительницу Украины.  Его внимательный  взгляд врача подсказывал ему, что сидящая напротив пара  стали мужем и женой совсем недавно. Уж слишком близко сидели, уж очень нежно и заботливо  смотрели друг на друга, чего, к сожалению, почти  никогда  не бывает после многолетнего совместного проживания даже горячо влюблённых в молодости пар.
- Да бог с ними, - мне-то какое дело.- Подумал Фарид.- На них так приятно смотреть. Ну какая разница -  евреи, не евреи. Ведь среди евреев тоже есть немало симпатичных людей !

От этих  мыслей его отвлёк мужчина. Он достал из сумки какую-то маленькую книжечку и начал читать вслух на английском языке с ужасным произношением какой-то рассказ. Прислушавшись, он понял, что это знакомый ему рассказ О.Генри, хотя из-за произношения трудно было вообще что-то понять. Женщина, казалось, слушала не очень  внимательно и, как ему на мгновенье показалось, бросала в сторону  его, Фарида, тревожные  взгляды .
Чтобы не смущать соседей,  он, как всегда, смотрел в окно, на летящее навстречу синее небо  с редкими белыми облаками. За многие часы,  проведенные в таких поездках, он придумал для себя приятное развлечение – нужно было очень быстро  найти в контурах летящих облаков какие-то лица людей или животных, как в детской игре на рисунках-загадках. И сейчас, только взглянув  на летящую навстречу поезду  полоску облаков, он вдруг  отчётливо увидел лицо клоуна, будто бы разделённое шрамом, идущим от уха до уха, на две части – белую и розовую. Невольно вспомнилось детство. И как они, мальчишки, бегали смотреть на проезжающих  через город  бродячих комедиантов. И смешного клоуна, у которого одна половина лица была белая, а другая чёрная. И все над ним смеялись. А ему, Фариду, почему-то было очень жаль этого клоуна... Он невольно  улыбнулся.  И вдруг услышал громкий голос женщины:
- Ну что ты опять – «гёрл, гёрл» - кто же тебя поймёт? Так никто  не  говорит.
- А меня так учили! – упрямо сказал мужчина..
И  тут как-то непроизвольно, не думая вмешиваться в их спор, Фарид вдруг произнёс:
- Может быть,  я  могу вам помочь, я несколько лет жил в Англии ?
- А откуда вы так хорошо знаете русский? – спросил мужчина.
- Так я ведь учился в России. Закончил  мединститут в Нижнем Новгороде. Там же женился на голубоглазой русской студентке и увёз её сюда, в Хайфу.
Тут живут мои родители. И мы там живём до сих пор. Вот только работаю я далеко, в Иерусалиме. Долго добираться.

И у нас завязался обычный разговор попутчиков. Они оказались образованными людьми, любителями литературы и поэзии. И мне приятно было вести с ними беседу, в глубине души радуясь, что ещё не забыл кое-что из узнанного и полюбившегося в России. Я думаю, что они всё же поняли, что я араб. Хотя бы потому, что старательно избегали любых разговоров о политике и политиках, о  террористах, обстрелах и т.д. Лишь однажды я,  как бы  случайно, чтобы у них не было сомнений, рассказал им, что моим детям пришлось осваивать три языка – русский – матери,  арабский - мой  и моих  родных, и обязательный иврит в школе. Они, виду не показав, что это их как-то смутило, продолжали доброжелательный разговор на общие темы - о медицине, которая плохо лечит, об  образовании, которое плохо учит,  о жаре и т.д.
Время пролетело незаметно.  Они должны были выходить раньше меня. К концу их поездки мы, конечно, друзьями не стали. Мы даже не узнали имён друг друга, но в отрицательном стереотипе  евреев-оккупантов, ежедневно навязываемом средствами информации арабских каналов радио и телевещания, появилась небольшая трещина. А на душе стало как-то непривычно спокойно и тепло.
Когда объявили их остановку, поблагодарив меня за приятную беседу, мои соседи  пожелали мне удачи и, попрощавшись,  пошли к выходу. Мне тоже захотелось их за что-то отблагодарить, и я вдруг понял за что -
- Спасибо за конфетку! – крикнул я  им вслед.
Женщина обернулась и приветливо помахала мне рукой.

               
             
Послесловие:
К сожалению, действительность  в наших Палестинах совсем не так безоблачна. Через несколько дней после нашего возвращения, ракета из Газы, упавшая в центре Сдерота, размозжила ноги маленького мальчика и ранила его старшего брата. Чтобы спасти ребёнка, врачам  пришлось ампутировать одну ногу  и с огромным трудом   удалось спасти вторую.

А  на улицах Газы в этот день  был великий праздник в  честь «Победы» над врагом! И огромная толпа жителей, молодых  здоровых мужчин и совсем ещё юных мальчишек, с радостными криками и безумными от радости глазами, прошли по улицам города  с плакатами- «Смерть евреям!», а главные  «победители» разъезжали на машинах и раздавали ликующему народу – КОНФЕТЫ.