Капитан – инспектор вытрезвителя – с силой, будто проверяя на спелость арбуз, сжал руками свою голову, и заорал:
– …твою..., Коля! Да открой ты ему дверь! Нервов уже никаких нет!
Сержант приблизился к палате-камере, дверь которой, казалось, сейчас разлетится вдребезги. Буйный посетитель, будучи в тяжелой степени опьянения, уже успел «сходить под себя» и по большому, и по маленькому, и по средненькому. Теперь он очухался и, твердо уверенный в незаконности его содержания в этих стенах, выражал свое крайнее возмущение этим фактом – разгоняясь от противоположной стены палаты, он что есть мочи бил ногами в дверь и сипло орал:
– Менты, твари! Открой дверь, падла! У меня пояс по карате! Урою всех!
– Михалыч, может помощь позвать? – обратился к инспектору фельдшер.
– Коля, открой, спроси, что ему надо, – бросил инспектор сержанту, не выходя из-за стола и продолжая старательно – словно и нет важнее дела – заполнять протокол. Сержант с опаской заглянул в смотровое окошко и, стараясь не выдать себя дрожью в голосе, спросил:
– Ну и что долбимся? Чего надо-то? В туалет мы уже сходили, как я вижу… и чувствую носом.
– Ты сейчас, мразь, рожей своей почувствуешь! – удары кулаком по стеклу. Стекло – толстое, небьющееся – не поддается. Клиент прижал к нему свое багровое лицо и, увидев рядом с сержантом белый халат фельдшера, заорал:
– Ты! Медбрат, сука! Я же тебя знаю! Открой дверь! Завтра же жену твою встречу, что с ней сделаю?! Я же знаю, в какую школу сын твой ходит!
Фельдшер прикрыл глаза, сжал зубы… В голове зазвенело: полностью потеряв самообладание, он резко отодвинул засов двери.
– Ты что, зачем?! Б…! – крикнул сержант и тут же, от сильного удара в грудь, отлетел в конец коридора. Клиент, удовлетворенный хорошо проведенным приемом, повернулся к фельдшеру и прошипел:
– Ну, вспомнил меня, фельдшеришка? Шибздик, б…!
Они стояли друг против друга: худенький, невысокого роста фельдшер в застегнутом на все пуговицы халате, с фонендоскопом на шее, и здоровенный детина в мокрых трусах.
– Успокойтесь… ¬ фельдшер примирительно протянул вперед ладонь и, сделав шаг назад, уперся спиной в противоположную стену коридора. Но налившиеся кровью глаза его визави не предвещали ничего хорошего.
– Михалыч, ты так и будешь сидеть? – насколько смог спокойно, спросил фельдшер.
– Ну, чего? Чего вы там? Разобраться не можете?! Мне тут до черта еще писать! – рявкнул недовольно капитан.
Клиент продолжал смотреть на фельдшера, как здоровенный кот на мелкую мышь, над которой уже поиздевался вволю, и теперь будет не торопясь ее жрать!
– Ну, ты все слышал. Сука! – прохрипел он вполголоса, и его огромный кулак с сокрушительной силой рванул вперед. Но на пути оказалась стена – фельдшер профессионально уклонился от удара и тут же молниеносно провел «двоечку»: левой в голову – финт, и правой – по корпусу противника. Детина хрюкнул, глаза округлились от невозможности втянуть воздух… и от недоумения. Он медленно сполз спиной по стене и плюхнулся на свой широкий, мокрый зад.
В голове фельдшера пронеслось: «Голова на уровне моей груди, да еще уперлась в стену. Если прямой в подбородок, не отскочит – могу убить. Тогда хук слева? Рухнет направо, а там сержант лежит, мягко будет». А следом другое, как вспышка молнии: «… жену твою… твой сын...».
Детина тряхнул головой и, рявкнув: «Ну, теперь тебе …!», – попытался схватить фельдшера за горло. Но сокрушительный удар обрушился на огромную башку с выпученными от злости глазами. Клиент завалился на сержанта, который неожиданно, будто проснувшись, подскочил и изумленно уставился на поверженного врага.
– Ну, что вы тут? Охренели совсем! – вопил приближающийся с резиновой дубинкой инспектор.
– … девять, десять! Аут! – громко прошептал фельдшер и плюнул на лежавшего детину. Затем расстегнул халат, снял, свернул аккуратно и, с силой швырнув им в лицо капитану, тихо сказал:
– А, ты, дерьмо, скорую вызывай… и прокуратуру.