* * *
Сидя в своем кабинете, Игнатьев задумчиво смотрел в окно.
Вот ведь как выходит… Казалось – знаешь человека весьма неплохо, а тут нате, пожалуйста, вам сюрприз! Хотя… кто сказал, что ты хорошо знаешь Катю Кораблеву? Деля с ней время от времени постель, Владимир почти не интересовался ее жизнью. Он и сам был человеком закрытым, и в чужую жизнь лезть не любил. Нет, кое-что он, конечно, про нее знал. Знал про ребенка, которого она с самого рождения растит без отца. Знал, что она вообще по жизни одна. Но дальше всего этого его познания не шли. Игнатьев хорошо помнил, как она впервые появилась в редакции. Простая до невозможности, почти без макияжа, девушка протянула ему свои фотографии. Игнатьев никогда не судил людей по внешнему обличью. Так получилось и с Катей. Увидев ее снимки, Владимир повнимательнее посмотрел и на их автора. А потом, спустя некоторое время, с удивлением почувствовал, что ему, пережившему некоторое время назад тяжелый развод, вдруг вновь нравится женщина. Причем нравится не просто как объект физического влечения, а именно как человек. Он долго сдерживал себя, стараясь ничем не выдать этой своей симпатии. Ни ей, ни тем более кому другому. Один раз, правда, не сдержался, и резко пресек ворчание Курицыной по поводу каких-то там косяков, которые она заметила за Кораблевой. Та глянула на него с недоумением, даже обиженно поджала свои и без того тонкие губы. Но что-то не понравилось ей и в тоне начальника, и в его взгляде – она на всякий случай мысленно сделала для себя зарубочку, что Катя ей, пожалуй, не по зубам, ее лучше не трогать.
Игнатьев рассекретил себя только перед Сергеем Дедюхиным, когда решился приехать к ним в Питер, да и то только потому, что знал о его тактичности и неболтливости. Сама Катя тоже не стремилась выставлять их отношения напоказ. Хотя какие отношения? Они не пылали жгучей страстью друг к другу, хоть в физическом смысле между ними все было очень хорошо. Но - заканчивались любовные игры … и все. Ни он, ни она не хотели продолжения. Ни посиделок в кафе, ни походов в кино или еще куда, ни совместных вылазок на природу. Да что там говорить – они и дома-то друг у друга ни разу не были. Тоже мне, отношения…
Услышав сегодня от этой девушки о том, что у Кати могут быть еще какие-то, пусть даже и только зарождающиеся, контакты с другим мужчиной, Игнатьев впервые задумался о том, что на самом деле происходит между ними.
На Новый год он преподнес Кате весьма своеобразный подарок. Пригласил ее в кафе после работы и как бы невзначай сообщил, что ему звонил Скоробогатов.
- Какой Скоробогатов? – не поняла Катя.
- Тимур Скоробогатов. Он в Москве галерею имеет. Выставки там, то, се…
Катя удивленно вскинула брови.
Видя ее удивление и непонимание, Владимир чуть усмехнулся.
- Я ему как-то показывал твои снимки. И, знаешь, он хорошо отозвался о них. А вчера позвонил мне. Поинтересовался – есть ли еще у тебя достойные работы. Он готовит в феврале выставку. И хочет предложить тебе выставить свои снимки.
Катя чуть не подпрыгнула от радости. Не может быть! Чтобы такое да с ней! Выставка! В Москве! Господи, Володя! Ты волшебник! Честное слово, ты волшебник!
Такого небывалого счастья она не испытывала уже давно, пожалуй с тех самых времен, когда на свет появился Димка, когда она впервые взяла его на руки.
Игнатьев с легкой улыбкой наблюдал за ее искренней радостью. Не кинулась на шею? Да и ладно! Зато глаза вон как загорелись! Да за такой восторженный взгляд он легко мог простить Кате всю ее сдержанность! Не зря же говорят, что искреннее счастье других вполне может питать доброй энергией и тех, кто рядом. Вот и Игнатьев наслаждался сейчас Катиными положительными флюидами. Она была настолько искренна в этот момент и настолько красива, что он невольно загордился, что эта женщина - его.
Скоробогатов оказался высоким седовласым мужчиной с очень живыми глазами. На вид ему было хорошо за шестьдесят, но вот цепкие взгляды и веселый нрав легко скидывали возрастную планку лет на десять.
- А не дурно, девочка, знаете ли! Есть в ваших работах крупицы драгоценные! – он безо всякого стеснения оглядел Катю с ног до головы и обратно. – И в вас самой что-то есть! Вам часто говорят, что вы красавица?
Катя беспомощно вскинула глаза на Игнатьева и зарделась. Тот хмыкнул. Скоробогатов понимающе посмотрел на них, кивнул.
- Ясненько. Но вы, Катенька, не расстраивайтесь. И не обижайтесь на меня. Они просто все дураки. Поверьте старому Тимуру! Если я говорю, что женщина красива, то она действительно красива. Это своего рода комплимент, да-с! Будете со мной работать – убедитесь в этом сами. Я просто так никого не ругаю, но хвалить «за зря» тоже не стану!
Когда Катя в какой-то момент оказалась весьма далековато от них, он, разглядывая ее весьма пристально, проговорил вдруг вполне серьезно:
- Игнатьев, эта твоя женщина? Только честно.
- А что?
- Если она твоя, то ничего. А если нет, то будет моей. – Запросто сообщил Тимур.
Владимир недоуменно покосился на него. Шутит, что ли, черт старый? Но «черт» не шутил.
- Моя.
- Я так и понял. Если бы был другой ответ, то я бы решил, что ты чокнутый.
- Это почему же?!
- Ты посмотри на нее! Нет, ты внимательно посмотри! Фигура какая! Ты же не слепой, чтобы не видеть такую красоту!
Да, внешность Кати была совершенно обыкновенная, а фигурка очень даже ничего! И в этом можно даже не сомневаться – старый мастер в сием вопросе был настоящим профессионалом - причем и как художник и как ловелас. Сам он был женат уже, наверное, раз пять, причем имея попутно еще и кучу молодых любовниц. Умел Тимур покорять женские сердца! И вот теперь, похоже, добрался до Кати Кораблевой. А что? Кто его знает, этого старого плута, возьмет да и положит глаз на девушку. Судя по всему, он вполне серьезно отнесся к ее работам, а значит, они немало времени будут проводить вместе – подготовка к выставке и само мероприятие - дело серьезное. Надумает еще очаровать Катю…
…Зря, выходит, волновался. Выставку организовали, открыли торжественно, но Скоробогатов не стал плести сетей для новой знакомой. Они подружились, отлично поладили, хотя у Тимура был весьма крутой нрав. О ее работах он отзывался с некоторой ноткой восхищения, но в лицо ей этого не говорил, хвалил только Владимиру, непременно добавляя: «Только ты ей этого не говори, вдруг я перехвалю или сглажу!»
Но не перехвалил и не сглазил. И даже не соблазнил. Отзывы критиков были сплошь положительными, хотя многих немного шокировало Катино «пролетарское» происхождение. То бишь они с трудом воспринимали информацию о том, что такой талантливый фотохудожник явился миру почти из ниоткуда, из какого-то другого города. Пусть и областной центр, но это же не столица и даже не Питер… Вау!
Уже к самому завершению выставки, благодаря тому же Тимуру, у Катерины забрезжила перспектива контракта с одним серьезным изданием.
Катя не загордилась явным своим успехом, но была очень благодарна Игнатьеву. Не стелилась перед ним, желая телом и лаской отплатить за добро, она оставалась той, прежней, Катей – немного сдержанной на слова и эмоции, но такой понимающей, такой приятной в общении, что Владимир и сам уже начинал привыкать к тому, что она принадлежит ему, и только ему.
А, выходит, не только… Интересно, что у нее с этим парнем? И насколько это серьезно?
Игнатьев крутанулся на кресле, даже немного проехался на нем ближе к окну.
Если их отношения и в самом деле могут развиться до такой степени, что она уйдет от него? Больно будет? Или обидно? Или больно и обидно одновременно? А, может быть, она все это просто придумала, эта девушка Лиля? Увидела в происходящем что-то непонятное для себя, остальное додумала сама. Хотя вряд ли. Наверняка у нее должен был быть весьма веский аргумент, чтобы взять и придти к незнакомому мужчине с такой темой. А у нее, похоже, свой интерес – она боится потерять этого молодого человека. Интересно, почему? Он помогает ей материально? Или влюблена?
На столе ожил телефон. «Надо будет еще раз встретиться с ней и все как следует выяснить» - подумал Владимир. Теперь, обдумав все в спокойной обстановке, он был готов к более подробному разговору.
Телефон продолжал настойчиво звонить. Игнатьев взялся за трубку.
А девушка оказалась очень даже интересная. Несмотря на молодость, она была неглупа. Рассуждала вполне здраво. И на личико очень симпатичная. При первой их встрече он этого, если честно, даже не разглядел. Игнатьев пару дней походил в раздумьях над тем, что она ему тогда сообщила. Не доверять Кате у него оснований не было. Предъявлять ей претензии в неверности Владимир считал как-то несерьезно. У них же почти нет никаких отношений. Нечастые встречи, недолгие свидания… Она нравилась ему, но какой-то дурацкий страх не позволял Игнатьеву приблизить Катю к себе.
Потом Владимир взял и позвонил этой Лиле. Договорились о встрече. Встретились. В итоге проговорили за столиком кафе больше двух часов.
Выждав несколько дней, он позвонил ей снова.
Просто так, из интереса.
Или не просто так?
Аромат у крупных бутонов нежных белых роз был чуть уловимым, но таким чарующим…
Лиля закрыла глаза, вдыхая запах, а про себя счастливо улыбнулась. Господи, неужели она не ошиблась? Игнатьев при первой их встрече ей совсем не понравился. Не красавец, взгляд какой-то колючий… Она очень удивилась его звонку, прозвучавшему спустя несколько дней. А после второй их встречи не спала всю ночь. Кое-что теперь поменялось в ее взгляде на жизнь. Именно таким она себе и представляла отныне мужчину своей мечты. Умный, серьезный. Надежный. По-крайней мере все эти качества в нем должны быть!
Спустя месяц девушка уже точно была в этом уверена. И начала понимать, что вполне может влюбиться. Она, Лилечка Ханаева, до мозга костей расчетливая и практичная девушка, сначала просто привыкла к этому высокому сероглазому мужчине. А теперь ей все больше и больше хочется видеть его, слышать низкий, чуть хрипловатый голос. Между ними еще ничего не было, только так, нейтральные встречи в кафе с последующими неспешными прогулками по городу. Они, как два сапера, словно присматривались друг к другу, прислушивались и принюхивались, прежде чем хоть слегка коснуться один другого.
Лиля подняла глаза на стоявшего рядом Владимира.
- Спасибо. – Произнести слова благодарности за великолепные цветы стоило еще пару минут назад, но она не удержалась и сразу поднесла цветы к лицу, а потом никак не могла оторваться от потрясающей красоты.
- Пожалуйста! – В обычной своей манере усмехнулся Игнатьев.
На какое-то мгновение их взгляды задержались друг на друге.
Легкое прикосновение его губ к Лилиным губам. Она с удовольствием почувствовала, что ей приятно это прикосновение.
Ни один из них не заметил, как шедший по тротуару молодой мужчина резко остановился. Вскинул голову. Сощурился. Он видел момент дарения цветов издалека. Просто шел по улице и увидел. Приблизившись, застал и сцену поцелуя… Он не видел лица Игнатьева, но Лилю с такого расстояния уже не мог не узнать. На его скулах резко обозначились желваки.
«Давай не сегодня. Я, правда, не могу. Завтра серьезный зачет. Ди-и-м, ну ты только не обижайся… Но мне нельзя заваливаться, а то препод и так на меня косо смотрит… Давай завтра?» - говорила она ему в трубку буквально пару часов назад. Он позвонил ей, предложил встретиться вечером. На работе дурдом, фирма, с которой они должны были заключить контракт, дала задний ход. А у них уже два крупных проекта были сориентированы с учетом тех материалов.
Дмитрию Жукову хотелось просто увидеться с Лилей. Может быть, даже безо всякого секса, просто – поговорить. Не всегда ведь, когда на душе тошно, хочется быть одному. Порой, наоборот, человек хочет быть с кем-то, хочет, чтобы его выслушали или даже помолчали, но вместе с ним…
* * *
В баре было уже многолюдно, но свободное местечко у барной стойки для Жукова все же нашлось. Далеко не юный бармен принял у него заказ, и вскоре Жуков уже заливал в себя тягучую янтарную жидкость под названием «коньяк». Хмель не брал, но на душе стало немного легче.
- И что у меня за день-то такой сегодня, а? Все не так, все летит к чертям собачьим! – заговорил он сам с собой после третьей порции, сжимая в руках бокал.
Бармен стрельнул в него глазами. Заметив это, Дмитрий усмехнулся.
- Что смотришь? Думаешь, я чокнутый – сам с собой разговариваю? Не-ет, я нормальный. Я совершенно нормальный. Это день у меня сегодня какой-то ненормальный. Как говорят - не мой день! – С пафосом произнес он, вскинув вверх руку.
Бармен молча кивнул.
- Повтори, - Дмитрий, опрокинув в себя остатки коньяка, прямо по стойке послал пустую тару в сторону бармена. Тот ловко поймал бокал, оценивающе поглядел на Жукова.
- Да ладно тебе, не жадничай. Видишь, нормальный я. А что пью один? Пф! Думаешь мне выпить не с кем? Е-есть. Только позову, и тут целая бригада будет. А оно мне надо?
Бармен пожал плечами.
- Вот то-то и оно, что не надо. Бывают моменты, когда человеку надо побыть одному. Бывают ведь?
Бармен кивнул.
- Правильно, бывают. Когда поставщики кидают. Когда контракты горят. – Дмитрий опустил голову, замолчав на несколько минут. – Или когда у тебя голова начинает чесаться, потому что на ней вроде бы как начинают рога расти…
Он горько ухмыльнулся. Отхлебнув из бокала, снова поискал глазами бармена. Тот оказался неподалеку, тряс своим блестящим шейкером, готовя кому-то очередное пойло. Сам Жуков все эти коктейли не любил, предпочитал «чистые» напитки. Он вообще пил редко и немного, но сегодня… Сегодня просто по-другому ну никак нельзя…
- А вообще я человек не одинокий. – Дмитрий зачем-то достал телефон и положил его перед собой. – Мне всегда есть кому позвонить. И мне звонят. Много. Много звонят. Иногда я даже устаю от всех этих звонков.
Он снова взялся за бокал. Сидевшие рядом две девицы о чем-то громко захихикали. Жуков покосился на них, но не проявил никакого интереса, наоборот скорбно поджал губы. Допив очередную порцию, он привычным уже движением послал освободившуюся тару бармену. Но на сей раз, подавая ему добавку, тот чуть склонился к нему.
- Накачаться решил?
- Не знаю. Пока не знаю. А что?
- В принципе ничего. Только если дойдешь до кондиции, то кому-то надо будет позвонить? Или сам будешь выхаживаться?
- Ха! Думаешь, я до такого свинства надерусь?
- Кто тебя знает, - вполне миролюбиво усмехнулся бармен.
- Ну да, - качнул головой Дмитрий, - тут ты, наверное, прав.
Оставив в покое бокал, он вооружился телефоном.
- Итак, кому мы можем позвонить? – Он принялся листать записную книжку. – Кто у нас тут самые близкие люди? Так, это не то. Это тоже не то. Галка. Не-е… Галке нельзя. Галка – это сестрица двоюродная, – пояснил он бармену. – Она клеевая. Но если меня такого увидит, то точно не возрадуется. Это не то, это опять не то. О, мама. Она же maman. О! У меня такая maman! Но ей я тоже в таком виде не подарок. Санька. – Снова кивок бармену. – Нет, Саньке тоже, пожалуй, нельзя. У него ребенок малюсенький, ему сейчас не до меня. А так он точно не бросит. Он мне вообще как брат.
Дмитрий листал телефонную книжку, иногда что-то бормотал себе под нос, иногда тяжело вздыхал. Список уже кончился и пошел по второму кругу, когда он вдруг наткнулся на имя «Катя».
- Катя. – Произнес он с некоторым сомнением. – Катя – это мамка одного моего маленького приятеля. Его, кстати, так же, как и меня, Димкой зовут. Клевый, я тебе скажу, парень! И мамка его тоже нормальная. Вот ей мы сейчас и позвоним. Спросим, как у них там дела…
- Привет. – Дмитрий радостно улыбнулся и даже выпрямил спину, словно Катя Кораблева могла его сейчас видеть.
- Привет.
- Как поживаете?
- Нормально. Дим, у вас все в порядке? – отчего-то настороженно поинтересовалась собеседница.
- А что?
- Голос у вас какой-то…
- А у меня сегодня был… как это… не мой день. Вот я его и… провожаю! – Пьяненько хихикнул в трубку довольный Жуков.
- Вы один?
- В принципе да. Вокруг народу, конечно, полно, но это все не то. А так я один.
- Я так понимаю – пьете?
- Пью. –Честно сознался Дмитрий и даже для верности тряхнул головой.
Катя помолчала.
- И где вы сейчас?
Жуков зажал ладонью трубку, обратился к бармену.
- Адрес скажи.
Повторив названый им адрес, Дмитрий услышал:
- Я сейчас к вам приеду. Вы только никуда не уходите.
- Да-а? А зачем?
- Составлю вам компанию.
В трубке зазвучали короткие губки. Немного удивленный, Жуков попялился в телефон, но потом положил его на стойку.
- Говорит, что скоро будет. Тоже со мной выпить хочет… - растерянно проговорил он, отвечая на молчаливый вопрос бармена.
Но Катя выпить не хотела. Вернее сначала не хотела. Появившись в баре буквально через четверть часа, она некоторое время слушала Жуковские стенания о дурно сложившемся дне (без подробностей). Потом он обмолвился о своей даме (сначала тоже без подробностей). Потом почему-то отключил тормоза и наябедничал на нее «по полной». И про то, что увидел ее сегодня с каким-то мужиком, и про цветочки и про то, как улыбались эти двое друг другу… Но про поцелуй удержался, смолчал…
- Вот я сейчас сижу и думаю – и от чего мне так тошно? То ли от того, что я ревную? Или может быть потому, что мне просто неприятно быть обманутым? Но ведь если я ее ревную, то это значит, что я ее люблю? Да? Так ведь выходит?
- Ну не знаю, - пожала плечами Катя.
- Вот и я не знаю. Какая она, эта любовь, а? Вот вы знаете?
Бармен, услышав, что Дмитрий обращается к молодой женщине на «вы» приподнял бровь и глянул на них с любопытством.
- Не знаю.
- А давайте выпьем за нее, за любовь тоесть!
Выпили. Катя – несколько глотков вина, Жуков – очередную порцию коньячку. Коньяк был дорогой, но теперь он уже не чувствовал его вкуса. Просто заливал его в себя, как воду.
- А я не знаю – люблю я ее или нет. – Продолжил он, проглотив спиртное. Подумал, покрутил головой, словно настраивая ее на какую-то волну. – Наверное, люблю. Хоть я ей ни разу этого и не говорил. А, знаете, я вообще никогда никакой женщине этого не говорил. Да. Никакой. Вот вам кто-нибудь говорил « я тебя люблю»? Ну-у… кроме Димки, конечно?
Жуков развернулся к Кате всем корпусом и пристально смотрел ей в глаза. Она выдержала этот взгляд, одновременно пытаясь найти ответ на его вопрос. А, действительно, говорил ли ей кто-то эти слова? Пыталась вспомнить и не могла. Ни несколько лет назад от Летова, ни теперь от Игнатьева, никогда она не слышала таких признаний.
- Нет. Не говорили.
- Вот и я не говорю, – мотнул головой Дмитрий, - а, наверное, это неправильно. Как вы считаете?
- Не знаю.
- Понятно. Мне кажется, что мы вообще многое делаем неправильно.
- Неужели?
- Да-а-а… Вот мы с вами… сколько времени уже знакомы, а все «выкаем» друг другу. Может на «ты» перейдем?
- Можно и перейти. – На самом деле Катя сидела и прикидывала, как бы увести его отсюда.
Звонок Дмитрия застал ее врасплох. Она уже была в постели, читала книгу, когда он позвонил. Какая сила подняла ее на ноги и заставила приехать к нему, Катя и сама толком не знала. Одно понимала – Жуков никогда «просто так» не звонил ей. А раз он сидит в каком-то там баре и, собираясь в одиночку «надраться», звонит ей – значит надо просто по-человечески отнестись к нему и посмотреть, в чем там дело.
Жуков подозвал бармена, но тот, приняв его бокал для добавки, вопросительно глянул на Катю. Она одними глазами сделала ему знак, чтобы он умерил свою щедрость.
- А давайте на брудершафт? Или слабО?
Катя едва сдержала тяжелый вздох. Да не слабО. Просто, если он проглотит еще несколько «добавок», то как ей потом с ним справиться? Встать и уйти она просто не могла. Ладно, будем надеяться, что он хотя бы во хмелю не буйный.
Выпили на брудершафт.
- Ну что – в губы? – Насмешливо спросил Жуков.
Это почему-то слегка раззадорило ее.
- Легко!
Но поцелуй их вышел какой-то по-детски невинный. Чмок и все. Они резко отстранились друг от друга и оба вдруг растерялись.
Бармен с интересом наблюдал за это парочкой. Странные у них какие-то отношения. Он уже немало народу повидал за свою жизнь, великое множество чувств от страстей до ненависти разыгрывали перед ним различные сцены. А вот тут интересный случай. Кто они друг другу? Не родственники, не любовники. Коллеги? Скорее всего, да. Но смотрят один на другого как-то странно – в их взглядах видна явная симпатия. Если бы они не «выкали» по началу, то он бы точно решил, что эти двое влюблены. Жалко только, если мужик сейчас «наберется».
Еще с полчаса Жуков вещал о смысле жизни без любви, а вернее об его отсутствии. Попутно поинтересовался как дела у Димки. У Димки полный порядок, у него сейчас весенние каникулы, и сегодня он уговорил мать отпустить его на ночлег к Захару. Мальчишки вообще в последнее время крепко сдружились.
- А раз ты сегодня свободная, давай вместе гулять! – предложил Жуков.
Кто какой тумблер переключил вдруг в мозгах у Кати, она и сама не знала, но лишь спустя час они выбрались с Жуковым из этого бара. Причем и сама Катерина была уже слегка навеселе.
- Кстати, у меня есть бутылка вина. – Пьяненько улыбаясь, проговорила она. – Если хочешь, мы можем… как это… отшлифовать!
- Но учти, что ты сама это предложила! – Мотнул головой Дмитрий.
- Учту. Только у меня одно условие.
- Да-а-а? Интересно, какое же?
- Только без рук.
- Чё? А-а… Я понял. – Жуков недоуменно уставился на нее. – А на фига ты мне сдалась?
Они уставились друг на друга не совсем трезвыми глазами, а потом вдруг громко захохотали. Поднялись в Катину квартиру, открыли вино. Сначала хотели сесть на кухне, но потом перебрались в комнату и расположились там прямо на полу. Вкус вина уже совсем не ощущался, даже наоборот оно казались нестерпимо горьким. Но, осушив бокал, они наливали снова и снова…
Катя проснулась первая. Открыла глаза и… не поняла, где находится. На уровне ее глаз были ножки дивана, два пустых бокала и лежала на боку перевернутая бутылка из-под вина. Что все это значит?!
Она повернула голову и сделала попытку лечь на спину. Но не тут-то было. Что-то, а точнее сказать, кто-то крепко держал ее в объятьях. Горячее сильное тело прижималось к ней сзади и этот «кто-то» сладко сопел в Катино плечо.
Катя покосилась на себя. Она лежит на полу в своей квартире, прямо на ковре, укрытая стащенным с дивана покрывалом. А рядом с ней дрыхнет… Катя вдруг все вспомнила. Вспомнила вчерашний вечер, то, как они с Жуковым, мягко говоря, не совсем трезвые вышли из бара, вспомнила, что по ее собственному приглашению поднялись к ней. Вино она тоже сама ему предложила, и сама же его достала…
И в сон она провалилась только тогда, когда…
НЕ-Е-ЕТ!!! Это происходит не наяву и не с ней!!! Катя вспомнила, как потянувшись, чтобы поставить пустой бокал, Дмитрий неожиданно оказался совсем рядом, как она, словно удав перед кроликом, потерялась вдруг, как пробила ее тело какая-то нервная дрожь… А он то ли почувствовал это, то ли еще отчего, но тоже неожиданно замер, лишь повернул голову и смотрел на нее своими большущими глазищами…
… Она помнила его прикосновения, его губы, тяжесть его тела. Они запутались в одежде… Это только в кино любовники, опаленные страстью, так ловко и эротично обнажаются. Жуков же с Катей довертелись до того, что уронили винную бутылку. Слава богу, что она уже была пуста!
А потом… Катю бросило в жар от воспоминаний! Бедные соседи! Если только у них что-то было слышно… Она густо покраснела и невольно спрятала лицо в край покрывала.
Мужчина за ее спиной глубоко вздохнул и пошевелился. Просыпается? Или вообще не спит? Да нет, вроде сопит сонно…
Катя попыталась выбраться из его объятий, но не тут-то было – еще не проснувшись толком, Жуков сильнее притянул ее к себе, прижался все телом.
Как себя вести, что делать? Честное слово, она никак не хотела этого! Как же так, почему? Что за наваждения такое с ней приключилось? Хотя… что там говорить – это все оно, вино проклятущее! Это ж надо было так «накваситься»! Катя не была ханжой и ярой трезвенницей, но лишнего никогда не употребляла. И уж тем более никогда, даже в мыслях, не позволяла себе того, что они вытворяли с Димкой. Господи, «с Димкой»! С каких это пор он стал для нее «Димкой»? Они ведь и на «ты» перешли только там, в баре…
И все-таки он спал. Вернее - начинал просыпаться, потому что, вынырнув из сна, Дмитрий явно тоже вспомнил вчерашнее. Катя почувствовала, как он замер. Словно какой-то бесенок прошептал ей на ушко: а интересно было бы посмотреть сейчас на его физиономию, правда? Глаза-то наверняка «по плошке», сам ведь ошарашен не меньше, чем она.
Но он вспомнил и… Ему явно были приятны эти воспоминания. Широкая ладонь скользнула по ее телу, плечо слегка кольнула отросшая за ночь щетина, а потом нежно коснулись мягкие губы.
- Это ведь было не с нами? – с неподдельным испугом прошептала Катя.
Объятья Жукова мгновенно ослабли.
- Ты жалеешь? – глухо спросил он через секунду.
- А ты?
- Я – нет.
Он убрал руки, слышно было, что повернулся и потянулся за одеждой. Катя закрыла глаза и подтянула к себе край покрывала. За спиной звякнула пряжка ремня, послышался звук закрываемой «молнии» на джинсах. Босые ноги прошлепали по полу – он остановился перед ней, присел на корточки.
- Кать?
Пришлось открыть глаза и даже посмотреть на Дмитрия.
Господи, какой же он… Ее взгляд невольно выхватил и широкие плечи, прикрытые незастегнутой рубашкой, и полуобнаженную грудь, и розовый отпечаток на щеке от диванной подушки, на которой они почивали почти всю ночь.
Она смущенно улыбнулась, но улыбка получилась какая-то жалкая. Жуков какое-то время молча смотрел в Катины глаза, потом покосился на нее, стыдливо замотанную, как в кокон, в покрывало, качнул головой.
- Мне было очень хорошо с тобой. Честно. И пусть это звучит по-дурацки, но это правда. Но я так понимаю, что на этом ты предлагаешь поставить точку.
Ну, конечно же, ДА!!! Какое счастье, что ей не нужно произносить этих слов самой!
- Дим, ты только не обижайся…
Жуков усмехнулся и резко поднялся.
Когда он вышел в прихожую, Катя подхватилась с пола, закуталась в бедное покрывало и выскочила за ним. Дмитрий уже обулся, сдергивая с вешалки куртку, обернулся.
- Дим…
Он стоял перед ней такой близкий и… такой далекий. Хотя – почему далекий? Ты только дай знак, и он будет самым что ни наесть близким. И он этого хочет и не скрывает этого. Но сам ничего не требует. Он вообще никогда от нее ничего не требует! Это она вечно вешается на него со всеми своими проблемами. Единственный раз, когда ему было действительно тошно, и он позвонил ей, так и тут ты, Катька, намудрила и все испортила! Зачем было звать его к себе, зачем нужно было доставать это вино?! Хотя дело-то не в вине… Сознайся хотя бы сама себе, что нужен был тебе именно Димка. Нужен был и все тут, хоть тресни! И сейчас нужен. И желанен. Но у нее есть Игнатьев. Он, Димка, тоже несвободен. Господи, ну почему все так сложно?!
- Что? – Жуков посмотрел на нее и неожиданно грустно улыбнулся.
- Прости меня. Ты только не подумай, что я… Что это было потому, что я выпила. Но больше…
- Я понял. Я все понял. Надеюсь, ты не запретишь нам с Димкой общаться?
- Нет. – Она удивленно вскинула брови. Как он мог такое подумать? У нее и мысли такой не было…
- Ну, тогда пока.
- Пока.
Накинув куртку на плечи, он вышел из квартиры. А Катя добрела до дивана и рухнула на него. Натянув на себя многострадальное покрывало, она, как побитый щенок, тихонечко заскулила.
* * *
В окно зло и остервенело хлестал дождь. Бился об оконное стекло и плотной полупрозрачной стеной стекал вниз.
Владимир открыл глаза, и некоторое время прислушивался к шуму дождя. Потом медленно повернул голову и посмотрел на окно. Чернильная темнота была украшена серебряными струями воды. Оригинально.
Он вернул голову в исходное положение и вздохнул. Второй день он «прохлаждается» в больничной палате, но ему уже до чертиков все это надоело. Одно плохо – сейчас воля не своя, да и какая уж тут воля, когда из всего его тела нормально шевелится только голова да правая рука.
Удар пришелся по левой стороне машины. Игнатьев помнил, как увидел в зеркале стремительно приближающуюся махину внедорожника. Сидевшему за рулем человеку были ни по чем ни двойная «сплошная», ни довольно крутой поворот впереди. Правила «Три « Д»» никто не отменял, и Игнатьев решил ему последовать. Возможно, именно это спасло ему жизнь. Водитель внедорожника и женщина из машины, что «вынырнула» из-за поворота погибли на месте. Его «Мерседес», говорят, тоже сильно пострадал, но сохранил жизнь своему хозяину. Удар был немного «смазан» за счет того, что Владимир уже и сам начинал уходить в сторону. Дай Дураку Дорогу…
В палату заглянула медсестра.
- Не спите?
- Не сплю. Сколько же можно? Я и так на сто лет вперед здесь высплюсь.
- А разве это плохо?
- Кому как…
- Да ладно! Вот я бы лично с удовольствием поспала!
- В бинтах и гипсе?!
- Тьфу-тьфу-тьфу! – последовали чисто символическое сплевывание через левое плечо, а затем шуршание на прикроватной тумбочке. – Вам тут гостинцы передали. Владимир Александрович, давайте укольчик кольнем. – И все это быстро, на одном дыхании, скороговоркой.
Опля! Уже и иголка выткнулась в тело, а он совсем даже не почувствовал боли!
- Какая у вас рука легкая! Совсем даже не больно!
- Спасибо!
- Тонечка!
- Аюшки? – медсестра обернулась уже почти возле двери.
- Я так понимаю, что надолго здесь? Давайте уж сразу на «ты»! – предложил Игнатьев.
- Я не против. – Запросто согласилась девушка. - Владимир, к тебе тут посетительница пришла. Пропустить?
- Вы еще спрашиваете? Да я тут от тоски скоро… - он чуть не брякнул «сдохну», но вовремя поправился, почему-то не хотелось грубить при этой легкой светловолосой девчушке, - загибаться начну! Пропускайте ко мне всех, даже не спрашивайте!
- Хорошо! – Голубоглазая медсестра одарила Игнатьева улыбкой схожей с солнечным лучиком и исчезла за дверью.
- Привет! – почти сразу же на пороге возникла Катя.
* * *
Когда ей позвонили из больницы, Катя не сразу поняла, в чем, собственно, дело. Когда до нее дошло, что с Игнатьевым беда, она просто без чувств осела на пол. Было раннее утро, она собиралась на работу. Димка буквально пару минут назад убежал в школу, и Катя была дома одна. Плохо соображая, она добралась до больницы, несмотря на стойкое сопротивление медицинского персонала, и заверения, что Игнатьев сейчас спит, пробилась к нему в палату. Весь перемотанный бинтами, бледный и какой-то враз осунувшийся Володя лежал на больничной койке и действительно спал.
Она тогда просто посидела возле него и была выпровожена подошедшим врачом.
Сегодня визит оказался удачным. Игнатьев бодрствовал и был искренне рад встрече с ней. Они проговорили больше часа, пока Катя не заметила, что он все-таки устал. Только тогда она распрощалась и, чмокнув его в колючую щеку, вышла из палаты.
Сев в маршрутку, Катя задумалась.
И что за странная штука – эта жизнь! Еще две недели назад она, проведя совершенно безумную, но такую сладкую ночь с Дмитрием Жуковым, сходила с ума от того, что совершила тяжкое грехопадение, и краснела от одной мысли, что изменила Игнатьеву. Хотя, сказать по правде, осознание своего греха к ней пришло несколько позже. Сначала она долго и тщательно оплакивала себя, дурочку, и долю свою дурацкую, вместо того, чтобы просто взять и позвонить Жукову. Потому что… Потому что… Да просто потому, что ей было с ним хорошо! Потому что она хотела быть с ним, с ним одним, а не с кем-то там другим!!! Потому что это сумасбродство уже давным-давно сидело в ней и наконец-то (хоть и таким неожиданным способом!) нашло выход. И она получила от этого удовольствие! Да, она, черт возьми, от всего, что происходило с нею, когда он был рядом, получала удовольствие!!!
Но у нее был Игнатьев. Был! Черт (Господи, прости!) побери, БЫЛ! ИГНАТЬЕВ! И она ему изменила! Ха! Только нисколько об этом почему-то не сожалела. Стыдно было перед ним. Да, было. Но не жалко. И вообще, если честно, жалела Катя Кораблева только об одном – о том, что она вообще поддалась на это искушение перед самой собою. Теперь, после того, что было между ними с Жуковым, она словно потеряла почву под ногами. Вся ее жизнь, все ее существование как бы разделились на «до» и «после». «До» подразумевало под собой надежный тыл в виде этого самого Жукова, человека, к которому они с ее Димкой в любое время и по любому поводу могли обратиться и получить, если даже не помощь, но хотя бы какой-то конкретный ответ. «После» для нее этой лазейки не стало. Для ее сына Жуков остался прежним Жуковым. Для Кати Дмитрия Жукова – друга или пусть даже приятеля – теперь просто не существовало. Был Дмитрий. Был мужчина, в чьих руках она… Блин, Катя даже спустя столько времени густо краснела при воспоминании о том, ЧТО было с нею в ту ночь. Но - всё. Теперь всё. Это было здОрово. Это было просто фантастически здОрово. Но это было один раз и больше этого никогда не будет.
НИКОГДА.
Потому что у нее есть Игнатьев.
Продолжение: http://www.proza.ru/2017/01/30/593