Глава 15
Тодор - светловолосый, крепкий мужчина сорока круголет от роду, возвращался из Исина довольный. Продать птицу на местном рынке вышло очень выгодно, а на вырученные деньги купил подарки жене и дочерям. Да, еще птенцов куроуток для развода приобрел и пару кролей: девочку и мальчика для дочек. Пусть, и в хозяйстве польза и им потеха.
После двух дней непогоды, утречко выдалось по-осеннему тихим и в меру, для этого времени года, теплым. Поэтому, Тодор блаженно прикрыв глаза и разморившись на утреннем солнышке, тихо насвистывал незатейливую мелодию и улыбался, представляя радость жены и дочерей.
Наезженная дорога в Дор, плавно вилась вдоль негустого ельничка с растущими тут и там тонкими березками -- словно скромные девицы средь широкоплечих молодцев.
Меринок по кличке Лихой шел ходко.
Тодор купил его несколько лет назад на исинском рынке, куда на торг частенько приводили лошадей из псовых степей.
В тот раз, на рынок Тодора привез сосед.
Не найдя на рынке новых сапог что искал, лошадь однако, покупать не планировал, да и денег взял в обрез. Огорченный, долго бродил по базару, и сам не зная зачем, забрел-таки в конный ряд. В задумчивости, он остановился у ограды загона и облокотившись, невольно залюбовался животными.
Его старая лошадка Маковка недавно издохла и он прикопал ее в леске, а вываренный череп, по обычаю, повесил на дверь хлева, чтобы скотья хворь обходила стороной. Так что молодая лошадь ему бы нынче не помешала.
Внимание мужчины привлек норовистый молодой жеребец-трехлетка, рыжий с золотистым блеском и большим белым пятном на морде, долго никому не дававшийся в руки. Именно по этой причине, его хозяин -- потный, красный как бурак, толстый терлиец, уступал его за совсем небольшую цену.
Тодор подошел к торговцу, чтобы узнать о коне. Тот недоверчиво выслушав покупателя с трудом подволок упирающегося жеребчика на осмотр. Сторговавшись чуть только не за полцены, все остались довольны.
«Теперь пусть сам разбирается с эдаким наказанием», довольно пересчитывая деньги, думал терлиец.
Как не странно, но коняга сразу проникся доверием к Тодору, успокоился, и тот, погладив его по белому пятну на морде, дал припрятанное в кармане яблоко и счастливый приобретением, отправился домой.
А потом, ни единого разу не пожалел, что тогда купил его. Лихой оказался безотказным выносливым работником, подходящим как для упряжи, так и верховой езды.
Телега мерно поскрипывала, птенцы в корзинке попискивали, кроли тихонько возились в опилках исполняя супружеский долг.
Скосив глаза, Тодор ухмыльнулся.
Три дня проведенные в городе без Гретти, рождали в нем самом подобные желания. Уже представлял, как приехав, обнимет ее и под предлогом обхода их обширных владений затащит на сеновал.
Расслабленный подобными мыслями не заметил, что на дорогу из леса вышли двое – мужчина и женщина. Они не двигаясь стояли на обочине и ждали, пока телега поравняется с ними.
Тодор приметил их только тогда, когда Лихой, протяжно заржав, резко остановился, кем-то, схваченный за сбрую. Чужаков он не терпел, поэтому нервно замотал головой грызя удила.
-- Эй, ты что делаешь? – гневно воскликнул Тодор, хватаясь за кнут.
Незнакомцы оказались как раз таки знакомым.
Это был местный следопыт, которого все звали Манул. Рядом конечно стояла его женушка эльфийка Лаэре. Они были не частыми гостями в деревне, предпочитая лесные дебри. Так, заходили иной раз за хлебом или за новостями.
Выглядели они сегодня несколько странно. Вроде всегда аккуратные и чистые, сегодня они были словно два домашних духа, вылезшие из печной трубы. Оба в саже, с темными тенями под глазами, а у Манула глубокий порез на левой щеке. «Никак подрались с кем?», подумал Тодор.
Тодор нахмурился недобро косясь на руку держащую лошадиные удила. Манул никогда подобных шуток себе не позволял.
-- Не езжай туда, -- серьезно предупредил Манул. Голос его был хриплым и каким-то надтреснутым. Сказал, как глыбу снежную уронил.
-- С чего бы это? И вообще, что это ты мне приказываешь, -- возмутился мужчина.
-- Там никого больше нет.
Тодор удивился. «Да что он себе позволяет, уж часом, не пьян ли? Или грибов дурманных наелся?», думал он про себя. Но серьезный тон Манула говорил, скорее об обратном.
Тодор глянул на эльфийку. На ее лице читалась неприкрытая горечь.
-- Да что вы, в самом деле! – вскричал фермер, -- С ума посходили в своем лесу? Что случилось то?
-- Там никого больше нет, -- стараясь не глядеть в глаза фермеру, вновь, но уже мягче, повторил Манул.
-- Где? – объятый тревогой и чувством неотвратимой беды, переспросил Тодор, уже догадываясь, где именно, но, отгоняя подобные мысли. Попутно надеясь на то, что все-таки следопыт сегодня перебрал с грибами.
-- В деревне больше никого нет. Ночью на них напали…, -- Манул запнулся сглатывая горькую слюну, -- езжай, если хочешь, но мы тебя проводим, -- отрывисто ответил следопыт. Чтобы до мужика, наконец, дошел смысл сказанных слов он безапелляционно запрыгнул в телегу на сено. Лаэре молча села рядом.
Тодор не стал их гнать. Не помня себя от волнения, резко дернул поводьями щелкнув в воздухе кнутом, и скорее для устрашения гикнул Лихому спуская его в галоп. Конь, полностью оправдывая свою кличку, высоко выкидывая копыта понесся вперед.
Телега подскакивая на каждой колдобине и грозя развалится, полетела по дороге взметая клубы пыли. Подпрыгивая вместе с ней, птенцы и кролики полоумно заверещали, налетая друг на друга от каждого толчка.
Еще издали увидел сизый дым, медленно курящийся над верхушками деревьев, как раз там, где располагалась деревня.
На всей скорости выскочив из светлого березового леса и увидев с пригорка то, что осталось от большого селения, Тодор, задыхаясь от ужаса, резко натянул поводья, ставя Лихого на дыбы.
Глухой стон вырвался из груди.
Внизу, в уютной зеленой долине, с одной стороны зажатая рекой и лесом, а с другой, невысокими предгорьями Пограничных гор, находилась уже не существующая деревня -- теперь, полностью выгоревшее черное пятно.
Все тридцать дворов со скотиной и людьми прекратили свое существование всего за одну страшную ночь.
Долго он так стоял, оглядывая сверху пепелище, не смея пошевелиться и не веря своим глазам. Легкий ветерок доносил едкий запах гари даже сюда.
На фоне нарядного желто-красного леса, посреди зелени лугов, черные остовы печных труб и скелеты домов, выглядели как-то не уместно и чудовищно.
Может, перепутал дорогу? Может, задремал и ему это все снится?
Взглядом отыскал свое хозяйство и упав на колени, так и застыл, не смея оторвать взгляда от этого места.
Манул подошел сзади, присел рядом, положил тяжелую руку ему на плечо.
-- Когда? -- еле слышно, прошептал Тодор.
-- Сегодня ночью, -- тихо ответил Манул, -- Мы пришли, когда все уже полыхало. Спасти никого не удалось. Тех, кто выбегал из домов, видимо, достали стрелы.
Тодор повернул посеревшее лицо.
-- Чьи? — испуганно спросил он.
Манул помялся и нехотя ответил правду.
-- Оперение похоже на эльфийское. Но, это еще ни о чем не говорит.
-- Морковы ублюдки! -- прошипел фермер, -- Все таки решили нам отомстить, через столько-то лет! Он с ненавистью посмотрел на Лаэре.
-- Это сделал не мой народ, -- хватаясь за нож, резко сказала она, -- не делай поспешных выводов, человек.
Тодор пренебрежительно хмыкнул.
-- Конечно, что ты еще можешь сказать? – с горькой иронией, грубо ответил Тодор, -- Ты теперь еще и оправдываться будешь?
-- Послушай, -- примирительно сказал Манул, -- стреляли со стороны гор, вон оттуда, но….
-- Да мне чхать, кто и откуда стрелял! – заорал на него Тодор, -- У меня больше никого нет! Ни жены, ни дочерей, ни хозяйства! Понимаешь, ты, бродяга безродный, никого! – захлебываясь слезами, кричал он.
Манул попытался его успокоить, но Тодор оттолкнул руку и не глядя под ноги, побрел вниз - к пепелищу.
Как потерянный брел меж полностью выгоревших домов, вдыхая этот мерзкий, не с чем несравнимый горький запах копоти.
Путь к дому лежал через площадь.
Проходя по главной улице, мимо сожженного святилища Всех Богов, увидел, что трупов рядом с ним, было больше всего.
Они, как тряпичные куклы, исколотые стрелами, словно иглами, лежали повсюду. Некоторые, были наполовину обгорелыми и еще дымились, распространяя нестерпимый запах смерти. Видимо, те, кто был еще жив, спасаясь от пожара и летящих со всех сторон стрел, хотели укрыться в храме Мирры, но не успели. Богиня осталась глуха к их мольбам.
От нестерпимого запаха, Тодор прикрыл нос рукавом, закрывая заодно слезящиеся глаза. Он знал тут каждого.
Вон там, согнувшись и обнимая маленького Редри, лежит вдова Вомира, хромоногая Неберта. Изверги не пощадили никого, даже малых детей! Рядом с ней, одинокий старик Своброд и его соседка Руна. Возле забора, смотря в небо мертвыми стеклянными глазами, лежали молодожены Грина и Эмонд. У Грины через полкруголета должен был появиться первенец.
Тодор сейчас жалел только об одном, что его не было тут сегодня ночью, чтобы умереть рядом с семьей. Шел дальше.
А вот, дом соседей горьких пьяниц и попрошаек. Спившейся и убитой любовником Энн и ее матери Рэи. Когда то давно, с ними жила дочь Энн, полукровка Кейт, но она пропала, уже круголет восемь назад. Видимо сбежала вместе с любовником матери. Беспутная была девка.
Этих-то, ладно, не жалко, а остальных-то за что?
Тодор остановился у своего бывшего забора. Всё: дом, два сарая, хлев, овин, даже старый верный пес Ворчун вместе со своей конурой, все превратилось в пепел. Так же, как и вся его жизнь.
Словно во сне бродил по дымящемуся двору, разговаривая сам с собой и зовя жену и дочерей, рассказывая им, как удачно съездил в город.
Манул застиг его в таком состоянии.
-- Он что, умом тронулся? -- с ужасом спросила Лаэре, коснувшись плеча мужа.
-- Уж лучше так...
-- Чем как?
-- Я бы наверно тоже тронулся, -- не отвечая на ее вопрос сказал он.
Эльфийка промолчала наблюдая, как убитый горем мужчина бродит по бывшему дому.
-- Может, самим сообщить в Исин, а то Тодор еще наплетёт с три короба, то чего не было. Тогда беды точно не миновать, -- Манул многозначительно посмотрел на жену, -- Да, наша версия конечно невероятна, но молчать нельзя. Доказательства невиновности ваших есть, только их нужно правильно подать.
Лаэре кивнула.
Вот это как раз труднее всего. Говорить о том, что очевидно, тогда как люди хотят верить именно в ложь. Ведь, это всегда проще.
Тодор не нашел даже останков. Словно они растворились, поглощенные родным домом и ушедшие в Свет вместе с его дымом. И теперь, они все втроем будут ждать его в самом лучшем из миров. И когда-нибудь, когда он умрет и пойдет по тропе Нового Мира, на пороге родного дома его встретит Гретти и девочки, и они вновь будут счастливы. Вся их деревня соберется встречать его и он вновь увидит все их лица.
Тодор поднял голову к выцветшему, белесому небу и завыл.
Очнулся, обнаружив себя стоящим посреди пепелища, возле сиротливой печной трубы, гладя ее закопченный глиняный бок. Он сам ее клал, а Гретти помогала, замешивая глину на воде и яйцах. Она любила петь, когда что-то делала. Она отлично пела. Тогда они были молоды и полны надежд, и даже когда ложились на ночь спать в обнимку в еще недостроенном доме, не было никого счастливее их.
«Что он тут делает? А почему его никто не встречает? Ах, да больше никого у него нет. Ни двух красавиц дочерей, уже сосватанных за пригожих парней в соседней деревне, ни хлопотуньи жены, вечно ворчащей из-за не снятых, на пороге дворовых ступарей. Теперь и пилить его некому. А он бы сейчас отдал все сокровища мира только за то, чтобы услышать ее голос».
Сполз по трубе на непрогоревшие доски пола, и уткнул лицо в испачканные сажей ладони.
Манул отошел в сторону смотря в небо. Там, в перламутровой голубизне утра, черной тучей собиралось воронье на бесплатное угощение.
Чуть погодя, растолкав и немного приведя Тодора в чувства глотком крепкого вина, Манул и Лаэре уговорили его помочь с погребением остальных жителей.
На это ушел почти целый день.
Решили не оставлять их на расправу воронью, благоразумно предположив, что пока городские дознаватели сюда доберутся толку от трупов уже все равно не будет. Тем более, что следов грабежа и насилия не было. Словно на показ -- только сгоревшие дома и куча стрел.
Всех, а набралось человек пятнадцать, снесли к храму, и собрав еще пригодные для костра доски, сложили рядом.
Манул предварительно вытащил стрелы из тел, и связав бечевой, сложил отдельно. Таская мертвых, заметил, что на некоторых остались даже украшения и дорогие вещи.
Тодор, за все время не проронил ни слова, пряча боль и слезы за молчанием. Лишь желваки ходили на сером от горя лице, когда он видел кого-то, кого особенно хорошо знал.
Они аккуратно положили всех убитых в недогоревших стенах бывшего святилища, сложив руки, как положено на живот – вместилище духа. Тодор, наковырял в карманах мелочь, оставшуюся после рыночной торговли и подкинув вверх, щедро посыпал ею всех. Что бы и на том свете, им жилось не менее хорошо и богато, чем здесь. Лаэре нарвала осенних желтых цветов, похожих на большие, пушистые шары и положила каждому на грудь. На этом, все скорбные приготовления были окончены.
Когда дрова и остатки храма с жителями загорелись, молча постояли рядом какое-то время и не сговариваясь, одновременно развернувшись, пошли прочь.
На обратном пути Манул попросил Тодора свернуть с дороги и дойти до окраины селения, туда, где кончались огороды. На самом краю межи, под одичавшим кустом смородины, показал мужчине свежий, огромный отпечаток, чьей-то ноги. Манул не наступая на него, поставил рядом свою ногу, показывая разницу в размере.
-- Ну, и что это? – с раздражением буркнул Тодор.
-- Просто запомни.
Селянин рассеяно кивнул и молча побрел к телеге.
День близился к вечеру. Солнце, клонившееся на закат, залило все вокруг красноватым, тревожным светом.
В оставленной на пригорке телеге, беспокойно и беспомощно пищали голодные птенцы, возились кроли, жадно тычась в руки, просовывая розовые носы через прутья клетки.
Лихой тихо и жалобно заржал при появлении хозяина, словно чувствовал, что произошло что-то нехорошее.
Тодор тяжело вздохнул и разломив краюху хлеба покрошил его голодным животным. Коню сунул мешок с последним овсом.
-- Тебе есть куда пойти? – спросил его Манул, после недолгого молчания.
-- Родители жены в Ани живут, -- коротко и бесцветно ответил тот.
«Что за вести он привезет. Как жить-то, теперь?»
Следопыт кивнул и стал разворачивать коня в обратную сторону, оставив в покое сидящего в телеге на сене хозяина. Тодор безвольно свесив руки между колен, смотрел в одну точку. На душе было пусто.
Когда выехали на дорогу Манул отдал поводья в руки Лаэре и подсел к фермеру. Разговор будет тяжелый… и неприятный.
Выждав немного, следопыт повернулся к мужчине.
-- Послушай, -- доверительно начал он, -- посмотри на Лаэре, как думаешь, почему у нее перевязано предплечье? -- начал он издалека.
Тодор не понимая, куда он клонит, уставился сначала на следопыта, потом на эльфийку и молча пожал плечами, поминая по себя их бедственный вид.
-- Как ты думаешь, эта рана свежая?
Тодор осмотрел пропитанную кровью тряпицу, намотанную на руку и утвердительно кивнул.
-- Так скажи мне, как она сегодня ночью могла сражаться со своими соплеменниками?
Тодор уставился на него, медленно обдумывая, то, что сказал ему следопыт.
У самого Манула на скуле был свежий порез, а сидел он тоже как-то неловко, завалившись чуть набок, словно оберегая левую голень.
-- И что все это значит? – не до конца понимая, куда клонит следопыт, бесцветно спросил мужчина.
-- А то, что это были не эльфы, -- глядя прямо в глаза фермеру, твердо ответил Манул.
-- Ну, кто тогда? Раз стрелы-то ихние!
-- Орки.
-- Ты с ума сошел! – обиделся Тодор, возмущенно пихнув ногой солому -- За кого ты меня держишь?
Манул посмотрел на него так, что Тодору показалось, что его взгляд прожжет его насквозь.
-- Помнишь след? – многозначительно напомнил следопыт.
Как не абсурдно все это звучало, но Тодор все-таки задумался и спорить перестал. Да и связываться со следопытом себе дороже. Он сейчас в меньшинстве. Вот когда они приедут в Ани, посмотрим, на чьей стороне будет сила…
-- На…, -- Манул сунул ему в руки стрелу, ту, что взял в деревне, -- Это одна из тех. А эта…, -- он залез в колчан к Лаэре, -- Как раз эльфийская. Почувствуй, как говорят, разницу.
Манул откинулся на сено и устало прикрыл глаза, предоставляя мужчине самому разобраться в ситуации.
Тодор честно принялся сравнивать стрелы.
Та, что была из колчана Лаэре тоньше и на целую пядь длиннее. Оперение из настоящих фазаньих перьев, древко из древесины с чуть розоватым оттенком. Наконечник плоский листовидный, простой, гномьей работы. Стрела для охоты. Эльфы такие давно закупают у гномов.
На другой, (из деревни), оперение при внимательном рассмотрении оказалось крашеным, а перья гусиные. Древко белого цвета, толще и короче. Да и изготовлено было топорно, словно наспех. Зато наконечник трехлопастной, дорогой и добротный. Тодор сам на торге такие видел - последнее время в Истрии они пользовались успехом.
Разница чувствовалась и значительная.
Это можно сравнить с тем, словно кто-то надел на немытую ногу дорогой шелковый сапог. Вроде грязных ногтей не видно, но запашок не перебить.
А вот ранение стрелой с таким наконечником приводит к неизбежному летальному исходу, ну в лучшем случае к увечью.
Тодор тяжело вздохнул.
Манул дал еще одну. На вид, такая же, только на конце полумесяцем «красовался» срезень. Такие, применяются исключительно для причинения наиболее сильного вреда жертве. Им и артерии перебить, и руку обрубить можно, и кости раскрошить,а если взять лук помощнее, да стрелу потяжелее, то и голову с плеч легко устроить.
-- Может, они специально таких понаделали, чтобы запутать всех? – предположил он.
-- Делать нам больше нечего, -- зло буркнула Лаэре, -- Только сидим и по ночам кривые стрелы стругаем!
-- Допустим, я вам поверил, -- устало вздохнул Тодор, откладывая стрелы в сторону, -- Но что дальше? «Кривые, не кривые, а целую деревню положили».
--Ты приедешь в вашу деревню, как там ее…
-- Ани, -- напомнил фермер, Манул кивнул.
-- …И расскажешь тамошнему главе то, что я тебе рассказал.
Тодор с недоверием посмотрел на следопыта. «Может они намеренно хотят его запутать, и отвести от эльфов подозрения? Поэтому и сами в Ани соваться не хотят». Последнюю мысль он все-таки озвучил.
-- Ты прав, теперь не хотим. Потому, как у людей принято сначала вешать, а оптом разбираться, -- жестко ответил следопыт.
-- А сам-то ты кто? Не человек что ль?
Манул опять тяжело посмотрел на фермера.
-- Человек, -- процедил недовольно Манул, -- но мой дом - лес. И послушают в первую очередь тебя, тем более, что знают. А я-то им кто?
Тодор молчал, задумавшись.
Небо тем временем, из медно-розового, превратилось в бледно-зеленоватое, будто выцвело, а на востоке появились первые, пока робкие звезды.
В деревню лучше въезжать с утра. Сейчас ворота все равно уже закрыты, не впустят, будь хоть сто раз родственник. Поэтому, на ночь остановились в редкой березовой рощице.
Проверив животных, фермер обнаружил, что два птенца все же погибли, пришлось прикопать. Прикрыв остальных животных на ночь сеном поплотнее, чтобы не замерзли, путники, натащив сушняка, развели костерок. Есть было все равно нечего, а ночи, не смотря на теплые дни, уже были холодные.
Манул промыл из фляги рану Лаэре и приложив смятого в пальцах подорожника, перевязал ей плечо. Себе он сделал то же самое, не мудрствуя с предосторожностями. А на лице царапина – заживет и так.
-- Как это случилось? – не выдержав, наконец, спросил Тодор, нервно подбросив сушняка в костер.
Манул собираясь с мыслями, помолчал немного, хлебнув из кожаной фляги. Предложил Тодору. Он не отказался.
-- Была середина ночи, когда мы возвращались от ведуна, -- тихо начал он, -- И тут, на горизонте над лесом, как раз, в стороне, где ваша деревня, увидели зарево пожара. Подумали, что у кого-то дом рядом с лесом горит, решили пойти посмотреть, может, помощь кому нужна? Но пришли, увы, слишком поздно, спасать было уже некого. Туда вообще не подойти было, все полыхало, словно маслом горючим полили…. Наверно, стреляли горящими стрелами, а потом добивали тех, кто из домов выбегал, -- помолчав, тихо добавил он.
Манул дернул желваками.
– Следов было много, все крупные. От яркого огня было светло как днем и мы двинувшись по следу. Увидели удаляющийся отряд орков из пятнадцати ублюдков. Они шли цепочкой в обход эльфийской границы, вдоль предгорий. Но оказывается, эти твари подстраховались, прикрывали тылы, и мы нарвались на засаду. Теперь их на три рыла меньше, но остальные все равно ушли. Нам повезло, мы с Лаэре, скрылись до того, как они поняли, что произошло, -- Манул невольно дотронулся до раненой ноги и зло сплюнул в сторону.
Тодор кивнул и нервно взъерошив волосы, уронил голову на руки, уложенные на согнутые колени.
-- Давайте ложится, -- устало предложил Манул, -- Мы хотим еще до рассвета уйти.
-- Все-таки не пойдете со мной?
-- Нет, -- жестко ответил следопыт, -- Попытаемся нагнать ублюдков до следующей ночи и перебить, пока они к своим не добрались.
Тодор кивнул и вынув из телеги конскую попону, кинул на землю рядом с костром.
Свой дорожный меховой плащ, он было, предложил эльфийке, но та поблагодарив, вынула из походной сумки тонкое эльфийское одеяло и завернувшись в него с головой, тут же уснула прямо на траве.
Тодор слышал, что такие покрывала стоят баснословных денег, но, тем не менее, не напрасно. Говорят, они даже не намокают, теплые, словно пуховые перины, а весят что одно перышко.
Не удержавшись от любопытства, пощупал такое же у Манула. Да, люди не врали.
Однажды Тодор покупал отрез шелковой ткани для старшей дочери. Женщин в тот раз от покупки оторвать было нельзя. Они и к щекам прикладывали и полностью в нее заворачивались, словно эшринадарские принцессы. Ткань была мягкая словно лебяжий пух, как если бы руку внутрь перины засунуть. Так и это одеяло -- на ощупь было такое же. И те мгновения, что Тодор держал его в ладони, оно успело согреться и отдать свое тепло ему.
Сам он, лег рядом, завернувшись в свой плащ, дорогой теперь только потому, что шила его любимая Гретти.
Как не велика была усталость, сон не шел. Стоило только он закрывал глаза, перед его внутренним взором представала его семья и те, кто погибли сегодня в деревне, и те, кто обрели покой в местном храме.
Он повернул голову и в свете еще яркого пламени костра, обнаружил, что Манул тоже не спит, а лежит, закинув руки за голову и смотрит на звезды.
-- Скажи, -- спросил шепотом фермер, -- А почему вы не прошли мимо, а пошли по следу орков. Ведь у вас не было в деревне родственников, насколько я знаю, мстить вам не за кого.
Манул очень долго смотрел на него, словно раздумывая отвечать или нет, и от его взгляда, Тодору было весьма неуютно.
-- Вы, люди, слишком плохо думаете о других. И если тебе интересно, то мы уходим сегодня не потому, что испугались старосты из Ани, а потому, что хотим нагнать орков и отомстить не только за пятерых. Мы жили рядом, я, так же, как и ты, знаю в деревне каждого. Мы никогда не считали вас чужими, только потому, что у нас разный взгляд на жизнь.
Тодор тяжело вздохнул. Признаться, ему стало стыдно.
Он никогда не был из той породы мужчин, что засыпая, грезят о великих сражениях и ратных подвигах, но сейчас, он не отказался быть таким и пройти этот путь бок о бок с Манулом.
Так пусть, хотя бы эти три ублюдка сегодня получили свое и он будет считать, что за его семью уже отомстили.
-- Обещай, что ты расскажешь все как есть на самом деле, -- с надеждой попросил следопыт. Это не эльфы, я клянусь тебе в этом своей жизнью.
Тодор только кивнул, пытаясь проглотить, вдруг, подступивший к горлу ком.
Манул, молча положил возле него две разных стрелы и отвернувшись, наконец, стал засыпать.
«Сердце Мирры, сегодня особенно яркое», уже впадая в чуткий сон, подумалось ему.
Тодор тоже посмотрел вверх. Туда, где в холодной бескрайней вышине темных небес, теплые точки ярких по-осеннему звезд, казалось, ласково подмигивали ему.
Говорят, звезды – это души умерших, наблюдающих за нами из иного мира.
продолжение: http://www.proza.ru/2017/01/30/533