Лето выдалось жаркое.
Я живу недалеко от городского парка, по утрам часто гуляю в тени деревьев, отдающих прохладу накопленную за ночь.
Утром здесь немноголюдно, особенно в рабочие дни. Изредка по дорожкам пробегают спортсмены и любители здорового образа жизни. Дышат тяжело, лица усталые, потные. День только начинается, а они уже столько сил потеряли... Где уж тут до работы! Ну им виднее.
Бабушки и няни с детьми также частые гости парка. Редко когда мама сама прогуливается с ребенком, а еще реже - молодые папаши. Мамы и папы в это время спешат на работу, а нам, пенсионерам, некуда торопиться.
Сделав несколько пеших кругов, по привычке присаживаюсь на край скамейки: вдруг кто-то ещё захочет здесь отдохнуть. Так и вышло. Подошла женщина с коляской. Она вытащила из коляски бутузика трёх лет, опустила на землю, сама присела на скамейку.
Малыш, покинувший свое «авто», стал бегать по траве, резвиться. Поймав какую-то козявку, он бежит показать бабушке находку:
- Бабуска, смотли какой ззук!
- Да это не жук, а муравей...
- Мулавей?
Малыш вдруг поднял свободную руку, явно намереваясь прихлопнуть муравья, который метался по его ладошке в надежде на спасение. Бабушка остановила внука, взяв за руку выше локтя.
- Сереженька! Не надо его давить... Пойдем отпустим на травку.
Они пошли выпускать муравья из плена.
Малыш вновь стал носиться по траве, срывая на бегу листочки и цветочки. Бабушка не дергала его, молча наблюдала. И только после того, как он набегался и решил присесть рядом, держа в руке помятые увядшие растения, стала с серьезным видом с ним беседовать:
- Вот, смотри, Сережа, цветы и листочки завяли... А когда ты их срывал, им было очень больно. Они живые и всё чувствуют... Вот если пальчик у тебя на руке потянуть - будет больно, а если оторвать? Или ушко оторвать?
Малыш удивленно посмотрел на бабушку.
- А мулавью тозе было больно? – с чувством спросил он.
- Ну муравей только испугался, хорошо, что мы его отпустили: он нам «спасибо» говорит...
- А ты слысала, как он говолит?
- Муравьи не могут говорить, они только работают, большие труженики. Мы с тобой это видели, когда его отпускали... Они наши деревья берегут.
Малыш всем телом повернулся к деревьям и удивленно посмотрел на них.
Через несколько минут женщина встала, посадила малыша в коляску и пошла по дорожке.
Я вспомнил свое детство. Послевоенные голодные годы. Ни собаки, ни кошки в нашем доме не было. Кормить их было нечем, сами голодали. Когда я подрос, помню, была у нас корова, свиньи, гуси, утки, куры. А собаки или кошки – нет, не было. Не сложился у нас в семье культ четвероного друга. Мало того, в моем детском сознании отпечаталось: собака – это зло, которое может причинить боль. Наверное, оттого, что чья-то дворняжка однажды укусила меня за ногу. А кошка – та вообще считалась исчадием глистов! И что уж говорить о муравьях, жучках, сорванных листочках и цветочках! И таких разговоров тогда не было. Думаю, время было такое... И не скажу, что люди были злые. Совсем нет.
Вспомнилась наша кормилица – корова Красотка, жившая у нас много лет. Благодаря ей наше семейство выжило в трудные годы. Мы её очень любили. Помню её большие круглые карие глаза с густыми ресницами. Она раз в два года рожала пару телят-близнецов, что бывает редкостью в коровьей генетике, и нам завидовали соседи. А когда Красотка состарилась, её пришлось сдать на мясокомбинат. Мы, дети, узнали об этом позже, после чего я много лет не мог есть говядину.
Малыш Сережа и его бабушка заставили меня вернуться к событию, которое я безуспешно стараюсь забыть...
Моя дочь завела себе котенка: рыжего, с белыми пятнами. Назвала Марусей. Растила кошечку по всем правилам: покупала витамины, всякие «Китикэты», и вскоре она превратилась в красивую кошку. Дочка очень любила Марусю, я же вынужден был её только терпеть.
Однажды дочери на год пришлось уехать в другой конец страны. Разумеется, Маруся осталась на мне. Первое время мы с ней ладили и терпели друг друга, но потом, видимо, не чувствуя к себе той любви и внимания, которые получала от дочери, она стала вести себя как-то агрессивно. Это выражалось в том, что иногда кусала меня за щиколотку. Этим она давала мне понять свое недовольство и обиду.
Чтобы найти компромисс в нашем сосуществовании, я стал выпускать её погулять. Маруся была домашней кошкой, мир вокруг пугал её.
Первое время она от страха залезала на дерево, росшее у подъезда, и мне каждый раз стоило немалых трудов спустить её на землю. Со временем она уже свободно гуляла и подружилась со своими сородичами, жившими в подвале. Я решил, что все трудности позади. Как я ошибался! Во-первых, у Маруси завелись блохи. А во-вторых, у нее стали появляться залысины на коже, что заставило меня насторожиться. Я повез её в ветлечебницу, где подтвердились опасения: у неё завелся лишай! К этому я никак не был готов.
- Что же мне делать? - спросил у ветврача.
Врач равнодушным тоном предложил два выхода: первый – долго лечить ее, и не факт, что сам не заражусь; второй – усыпить...
Мне же через несколько дней надо было уехать на три недели в санаторий.
Кто захочет даже на время взять кошку с лишаем, да еще и с блохами? И мне не хотелось заразиться от неё. Я не знал, на что решиться...
- А она не будет чувствовать боли? – колеблясь, спросил я.
- Да это мгновение! Укол – и всё, - с тем же равнодушием ответил врач.
Недолго думая, я разрешил усыпить несчастную кошку.
Минут через десять вынесли мою Марусю... Увидев ее, я оцепенел!
Я взял мертвую кошку на руки и понес к машине. Шел, не решаясь посмотреть на нее. Более омерзительного чувства к себе я до этого никогда не испытывал. В то же время я злился на себя: ну нашел из-за чего убиваться! Но чем сильнее злился, тем противнее становилось на душе. Я вдруг осознал всю низость своего поступка, а по сути – предательства, убийства!
Маруся лежала в машине на сиденье, а меня душили слезы. Что я натворил! Но было уже поздно...
Я закопал ее недалеко от дома под деревом, и с этого момента в моей душе зародилось и стало расти неуютное чувство боли, стыда... И страданий. Можно ведь было на время отдать её знакомым старикам, жившим в своем стареньком доме, жила бы у них во дворе до моего возвращения из санатория... Потом все-таки мог бы вылечить её. Лишай – это ведь не смертельная болезнь. Зачем же я убил её, зачем? Мне было предложено только два выхода. А их было больше, больше! Я же смалодушничал, сделал вид, что другого решения нет. Старался искать оправдания своему поступку, но ничего не помогало.
Проходили месяцы, а я всё не мог забыть Марусю. Она вставала перед глазами, и я спрашивал себя: «Кто ты? На что ты еще способен?».
Дочь плакала, узнав о смерти Маруси. И однажды пришла с новым комочком. Потом откуда-то принесла еще одного котенка. Я был не против. Теперь нас стало в семье четверо.
Вскоре дочь вышла замуж и уехала вместе с Дусей и Гавриком. А я, пожив немного в одиночестве, завёл себе кошку. Потом собаку.
Кошка Кнопка иногда забирается на пса, ложится на него и дремлет. А пес Булька, кажется, боится пошевельнуться, чтобы случайно не смахнуть это странное создание. Так и лежат, бывает, посреди комнаты. Но когда Булька слышит звук открывающейся двери – тут же забывает о Кнопке, вскакивает и несется в прихожую, встречать меня. А Кнопка лениво встает и, потянувшись, грациозной походкой плывет к нам. В это время Булька уже изливает всё свое счастье, повизгивая и безудержно виляя хвостом.
Сережа с бабушкой исчезли за деревьями… Вместо них показалась фигура бегуна в спортивных трико и майке.
Я задумался... Бабушка Сережи сидела на скамейке всё время спиной ко мне, ни разу не повернулась в мою сторону, ничего не сказав, будто меня рядом и не было вовсе. Почему так? И почему я не заговорил с ней? А что изменилось, если бы ребенок раздавил муравья?
Я не мог больше сидеть. Меня начали одолевать вопросы, на которые не знал ответа. Я встал и быстро пошёл за бегуном. Некоторое время нам в одну сторону.