Не выпита ещё чашечка крепкого,горячего кофе, и не ложатся ещё на бумагу первые строки. Не выкурена тонкая цивильная сигарета, но что то влечёт меня к тетради.
А сегодня, сегодня на дворе тоскливый осенний дождь за окном. Быстро и незаметно промчалось знойное солнечное лето. И вот она осень, совсем не золотая не пушкинская. И роятся , кружатся мысли, и не сплетается кружево повествования. Да и о чём собственно писать, ну была долгожданная весна. Потом пришло желанное лето. Но с ним вместо желанных дел, наступил бардак и перепады самочувствия. Спешка и нервозность. В общем лето прошло кувырком, совсем не так как хотелось. И вот опять я сижу один, на маленькой кухоньке, за откидным столиком. С Аней своей подругой, дела тоже не складывались. Я был за продолжение отношений, она же хотела отвыкнуть от меня. Ну что ж, ничего не поделаешь. Хочет пусть отвыкает, насильно я никого не держу.
А одному всё же плохо. Когда рядом нет никого сочувствующего и понимающего,- нет близкого человека. А значит нужно вновь привыкать к одиночеству. И рассчитывать только на себя. А что мне ещё остаётся. И в этот тихий субботний вечер, что то толкнуло, ёркнуло и побудило взяться за перо. Почему то вспомнился Майкоп- город в солнечной Адыгее, где прошли полтора года службы, после окончания Грозненской учебки связи. Майкоп, в переводе с адыгейского- долина яблонь.
Наша группа новоиспечённых мл. сержантов прибыла в него вечером на вокзал. Выйдя из вагона мы увидели траурные флаги на здании вокзала. Тихо звучала из динамиков траурная музыка. Первое что пришло на ум,так это то, что умер кто то из местного руководства. Но пройдя в вокзальное помещение, мы услышали от шушукающихся пассажиров о том что умер дорогой наш Леонид Ильич Брежнев.
Было прохладно, дул лёгкий осенний ветерок. Ехать в город в штаб дивизии было поздно, и посовещавшись ребята решили остаться на вокзале до утра. Расположились они тут же на креслах. Кто то вскоре задремал, кто сидел в кресле разглядывя отъезжающих слушая траурную музыку. Но не прошло и пары часов, как появился в здании Сашка Петченко, выбранный всеми старшим. Он пришёл в сопровождении патрульных солдат, и офицера. После недолгих переговоров , подняв всю команду с кресел, патрульный офицер направился на троллейбусную остановку.
Так ребята 1982 го года призыва оказались в 9й мотострелковой дивизии. Расположенной на окраине города, вдоль реки Белая, нёсшей вдаль свои мутные холодные воды. На следующий день, будучи уже в городе в штабе дивизии, они получили распределения по частям в дивизии. Сашка Петченко попал в ракетный дивизион. Мишка Жарков к артиллеристам, а младшой, Серёжка в танковый полк.
Дивизия за исключением ракетного дивизиона , была свёрнутая, или как говорили кадрированная. Тоесть полк к примеру состоял из порядка 150ти солдат срочной службы. И порядка пятидесяти офицеров. Срочники распологались на первом этаже двухэтажной казармы. Офицеры жили в военном городке. И таких казарм в дивизии набиралось с полтора десятка. Дальше ближе к реке находились в ряд, одноэтажные коробки штабов частей. В здании штаба танкового полка находились на хранении знамёна всех частей дивизии.
Итак, вот он Майкоп. Шумели вершинами над казармами ряды пирамидальных тополей. Поднималась гора за рекой, покрытая редким лесом. За забором дивизии ближе к городу, раскинулся частный сектор домов. За офицерским городком шла дорога, серой лентой уходя вдаль, где на горизонте просматривались вершины далёких гор. И рядом за дорогой, огромная и длинная лысая гора тоже терялась где то вдалеке. Значит,прибыли!
Внутри казарма танкового полка поразила младшого своей серостью, унылыми панелями тёмного дерева на стенах. Крашенного морилкой деревянного, блестевшего от мастики пола. И каким то особенным запахом, тонким кисловатым, застойным внушающем уныние.
В полку было три батальона, спецподразделения;- то есть разведчики,сапёры,артиллеристы, и рота связи. Куда и определили Серёжку. Рота состояла из восьми человек. Два брата молдованина, старики Советской Армии, были водителями. Один из них старший Пашка Грудко, был старшиной роты. Лёха был водителем каракатицы- гусеничного, передвижного командного пункта. Набычившийся, вечно хмурый, всем недовольный и властный, с рыкающим голосом, он производил неприятное впечатление. Брат его Пашка, немного высокомерный сержант, был его противоположностью. Открытый взгляд,привлекательная внешность,- что то свойское было в нём и распологало к себе.
Следующим был Пятрас Гальминас. Или как его звали ; -пеца. Черпак прослуживший год, окончивший ту же учебку в Грозном, что и Серёжка, но на полгода раньше. Это был самоуверенный и независимый прибалтиец. Волею судьбы и приказом маршала Устинова, попавший служить за пару тысяч киллометров от родного дома. Был здесь и Юрка Фомичёв, водитель с радиостанции, также прослуживший полгода как и Серёжка. Подобострастный со стариками, рычащий и наглый со сверстниками. Этот водила откуда то из под Волгограда, любил выпендриться и выпить. Среди остальных выделялся писарь, Серёга Гришин, также прикреплённый к роте.
Тот был на особом положении. Днями и ночами пропадавший в штабе, он не ходил на вечернюю проверку. Ссылаясь на срочную работу, спавший на шинели в своём кабинете. Бывший на одной ноге с офицерами, и своим другом кодировщиком из секретной части Валеркой Буймовым.
Особо выделялся на этом фоне командир роты капитан Анисимов. Не так давно его понизили в звании до ст. лейтенанта, за непробудную пьянку. Ротного побаивались, ему ничего не стоило утром в каптёрке, на разборе, запустить графином в голову залетевшему по пьянке Юрке Фомичёву. Или изрубить в ярости топором неуставные ботинки стариков. Но к Серёжке- младшому, он относился с уважением. Наверно за то , что тот помогал ротному делать расчёты по радиоэлектронике. Вот собственно и почти весь тесный круг роты связи танкового полка.
А пока, пока впереди у младшого было ещё полтора года службы. Насыщенных вроде не особыми, но в чём то привлекательными тогда событиями. А сейчас, сейчас этим вечером , тихо падала на землю листва под окном. И зашумел закипел на плите чайник. Чашечка горячего обжигающего кофе пришлась очень кстати. Тихо урчал холодильник на кухоньке. Блики света от настольной лампы ложились неровно на светлый кафель стен.
И на душе было как то пусто, отрешённо и одиноко. Впереди была холодная метелистая зима, с двадцатиградусными морозами. И непонятные скребущие душу отношения с Аней. И была безнадёга, потому что впереди, уже не маячило далёкое светлое будущее развитого социализма. Впереди был очередной зигзаг кризиса, инфляция и прочие прелести дикого капитализма. В этой новой России.
Щёлкнула зажигалка, и сизый дымок лёгкой струйкой потянулся вверх к потолку. Да, тогда в те восьмидесятые годы, многое было легко и просто. Была уверенность в завтрашнем дне, была и стабильность. И впереди была уходящая вдаль десятилетий, манящая и зовущая дорога жизни. А сейчас,что осталось ловить сейчас, когда тебе уже за полвека, и седина посеребрила виски. Но как бы то ни было, жизнь продолжалась.
А сейчас волна памяти вновь уносилась в те далёкие годы. Серёжка был не плохим мл.сержантом. Не лучший из лучших, но и не из тех кто плелись в хвосте. В полку он был начальником радиостанции, и командиром радиотелефонного отделения. На станции ему редко доводилось работать. Разве что на командно-штабных учениях. А вот обеспечение ночных вождений, работа на рации на учебном центре. Когда проводились там занятия для офицеров. И вся телефонная связь были на нём и его напарнике Диме Клёнкине. Тоже младшим, из той же учебки но другого призыва.
Зимой они частенько ездили через весь город в четвёртый караул, делать связь. Тогда Серёжка на монтёрских когтях, лазил с телефоном по столбам без страховки. А Дима длинной палкой сбивал наледь с проводов. Но идя дорогой к караулу они миновали местную пивнушку, возле которой постоянно толпились три-четыре человека. В карманах у них не было и десяти копеек, а страстно хотелось выпить пива.
И Серёжка при подходе к ней говорил Димке; делай умоляюще-просящую рожу. Оба смотрим на очередь, идём медленно. И они оба повернув головы к пивнушке подходили к очереди глотая жадную слюну. И обязательно, кто то из очереди не выдержав умоляющих, просящих физиономий сержантов махал им рукой. Ребята идите сюда, пиво будете? И брал им по кружке пенящегося напитка. И начинался после прихлёбывания неторопливый разговор за жизнь.
Это сейчас Серёжке было хорошо пить ядрёное хмелящее пиво. Натуральное без всякой газировки. А тогда, когда ещё не ушли на дембель старики, он не раз получал в каптёрке в поддых, и по печени от Лёхи Грудко. За ношение неуставного вшивника. И за отказ стирать грязные носки стариков. Стирать носки приходилось Фоме, за что он исподлобья злобно шипел на Серёжку.
Но прошла сырая промозглая зима, с леденящим пронизывающим ветром. Растаял снег и молодая зелёная трава, стала пробиваться на газонах у казарм. Впереди было знойное лето. И Серёжка не знал, что его ещё ждёт впереди целинный батальон,- поездка по Союзу на уборку урожая. Новые встречи и люди, новые события. А вскоре после возвращения в полк, командировка в Кисловодск. Где их команда танкистов, прокладывала траншею для кабеля правительственной связи. Но это уже другая история.
А потом в полку, унылые серые будни. Наряды через день в караул. Однообразные дни тянувшиеся один за другим, когда на душу тяжёлым полотном ложилась тоска. До дембеля оставалось ещё полгода. Будущее было скрыто за пеленой дней и ночей.
А сейчас; - Тихо шелестел вентилятор в вытяжке в маленькой кухоньке старого дома. Где то далеко за окном, на окраине большого шумного города. В старенькой двухэтажке Анечка изображала перед мамой беззаботную счастливую дочь.
Вспоминая украдкой те пролетевшие мимолётные счастливые дни встреч с Серёжкой. Теперь времена наступили уже не те. И Анечке было горько и обидно за свою неудавшуюся, такую маленькую и серую жизнь. Когда остро ощущаешь своё одиночество и никчёмность. Пролетели годы, а светлое будущее так и не наступило.
А младшой сидя за маленьким столиком на кухоньке, испытывал непередоваемое ощущение утраты, тех далёких и вместе с тем таких близких ему дней. Волна памяти отхлынув ушла. Исчезло голубое небо Адыгеи под слепящим солнцем. Ряды пирамидальных тополей над черепичными крышами домов. Холодная осенняя ночь вступала в свои права. Где то там, далеко остался Майкоп- долина яблонь. Но несмотря на кризис, и другие превратности судьбы, всё будет хорошо. Развеются облака и вновь засияет солнышко надежды. Будем надеяться и верить. Будем жить.