Конкурс:
«Живым не вериться, что живы!»
«Мы живы, но нас нет!».
Константин Симонов первым посчитал количество дней и ночей кровавых боёв за право быть победителем в войне 1941-45 годов. Именно эта последняя битва, растянувшаяся на 1418 суток, принесла самый многочисленный урожай изувеченных тел.
О них не принято было говорить с высоких трибун и газетных страниц. О них скромно умалчивали писатели, поэты и режиссёры. Да, и сейчас, эти строки, отдающие «дегтярным» привкусом горечи, некоторые могут посчитать лишними, на «медовом» празднике нашей успешной жизни.
Я, не люблю, когда незаслуженно обвиняют и «льют грязь» на мою страну, в которой я родился, вырос и возмужал – СССР. И, поэтому очень ревностно проверял факты, изложенные ниже. Я, готов ответить перед своей совестью и честью изувеченных фронтовиков за каждую написанную мною букву!
«Война не закончена, пока не похоронен последний солдат». Можно добавить к цитате генералиссимуса Суворова, слова: «Пока не устроен к нормальной жизни последний инвалид – война продолжается!»
Дом инвалидов, созданный в покинутых и разорённых монастырях на острове Валаам, Ладожского озера стал последним пристанищем более чем для тысячи бессемейных искалеченных солдат, свезённых туда принудительно в 1950 – 53 годы. Не будем судить и гадать, где им было «лучше»: в завшивелых привокзальных подворотнях или на природе, под защитой монастырских стен, отделённых от остального мира холодом ладожской воды.
Дважды я побывал на острове. Говорить об инвалидах, среди монахов возродившейся обители, там не принято. Но живут дети бывших обитателей интерната, которые продолжают их жизнь. Они не желали молчать и делились сокровенным в закутках яблоневого сада, который помнит стоны и боли покалеченных солдат.
Согласно всей изданной послевоенной периодике, получается, что в Советском Союзе был только один инвалид – Алексей Маресьев. Глубоко преклоняюсь перед этим человеком, его подвигом, его непоколебимой любовью к жизни. Не его вина, что партийные идеологи перестарались и вместо живого, мужественного человека преподнесли его нам как идола, «забыв» про миллионы остальных солдат, изувеченных войной. Просто вычеркнули их из списка живых, убрали, словно сорняк с цветущих клумб возрождающейся страны. Тысячи инвалидов были стихийно собраны и привезены под стены монастырей и других заведений в течение небольшого времени. Одним из таких мест был остров Валаам.
Не дораздавленных танками, не догоревших в пламени огнемётов, не доразорванных минами и снарядами, не дотопленных в морях, не дострелянных, привезли на последнее пристанище, как на Голгофу. Как на полигон, окруженный минными полями. Свезли их в уцелевшие от разгромов монастыри – бывший оплот православия России. Так были «вознаграждены» победители за их увечья, за потерянный кров, за разорённые дома, за растерзанные тела и не созданные семьи. Теперь всякий, привезённый на остров, осознавал – это всё! Дальше этого клочка земли, окружённого Ладогой, хода нет. Тупик. Смерть, и могила в торфяниках, за старым монастырским кладбищем с деревянной табличкой, номером и фамилией, написанной химическим карандашом, которые за несколько лет сотрутся ластиком времени.
Почему же всё-таки на остров, в «резервацию» свезли «парубков войны»? Ответ чиновников прост: «Там готовое жильё – они возродят подсобное хозяйство!». Кто возродит? Калеки, некоторые из которых, без чужой помощи не в состоянии сесть на «утку». Всей правды в ответе никогда не услышим из уст «вершителей судеб». А он виден: «Чтобы не портили вид возрождающихся городов. Чтобы не попали на фон плаката с розовощёким победителем, пронёсшим стяг Победы через всю войну и даже не поцарапав ладони о древко Знамени!». Дело не в том, что им было предоставлено жильё, еда и медицинское обслуживание. Главное, в показательной бесчеловечности. Им было «сказано»: «Вы – уже не мы! Место Ваше подальше от нас – «целых». Это никак, как «вершиной цинизма» - не назовёшь. Про то, что в некоторых странах не ходячим инвалидам положена сиделка с водительскими правами, говорить не стоит. Если пандусы для колясок начали строить только в начале ХХI века - этим признав наличие увечных людей в стране.
Может не всегда чистые простыни, но постоянная кровать. Не всегда добрые и трезвые санитары, но кое в чём помогавшие бездействующим телам. Не деликатесы, но сносное ежедневное трёхразовое питание. Свобода – не каждому дарованная. Независимость от правительства и от Бога. Раскрепощённость до одури, до ежедневных попоек, снимающих тоску и боль вместе с такими, как ты сам. Но всё же… Всё же… Далеко от страны, за которую «жаль, что выжил». Далеко от городской суеты, трамвайного звона, от шумных улиц, любовных утех и красных праздничных флагов на которые уже никогда не посмотришь. Показательное отдаление от остального общества заставляло ещё сильнее осознавать жестокость слова «никогда»: «Никогда ты не будешь другим. Никогда тебе не вернуться в общество тебе подобных людей, целых, с руками и ногами, с глазами и лицами. Ты обречён, существовать только с подобными себе: без рук, без ног, без глаз, без лиц, с бескожими черепами и голыми жилами на сгоревшем всебольном теле. К другим ты не вернёшься никогда. Доживай и умри здесь!»
Дни жизни в Доме инвалидов были похожи друг на друга как кирпичи в монастырских стенах. Однообразное существование, особенно обездвиженных «самоваров» - людей без рук и ног – было «адовой повседневностью». У них угасло «пламя жизни». Они жили в полу сознании, возвращая себе признак существования, лишь после стакана водки. Им оставалось присутствовать при этой жизни. Просто быть – ничего не отдавая взамен. Они своё отдали. И отдали значительно больше, чем другой, не отдаст за две жизни.
Никто! Абсолютно никто не высказывал восторга о пребывании на острове. Никто не просыпался утром с улыбкой на лице. В чужие души не заглядывали и не пускали в свою. Ордена и медали не носил никто. Остров уравнял всех под единую искалеченную и серую массу, полную вечной боли, тоски и забытости. Многие не хотели жить – не хотели оставаться «живым прахом». Быть, и не жить. Быть отделённым от всей остальной части человечества. Чувствовать своё существование через мучительную физическую и душевную боль, которую на мгновение снимала водка. Знать, что выздоровления не будет: не отрастут руки и ноги, не нарастёт обгоревшая кожа, не прозреют глаза, не утихнет боль. Оставалось только поддерживать жизнь жеванием и глотанием. Больше не было ничего. Боль заменила всё! Её было слишком много физической и духовной. Даже больше, чем самого тела – изуродованного, обожжённого, порубленного.
До сего дня лежат они в безымянных могилах. Не отпетые, не простившие нас. На кладбище, на сгнивших табличках не разобрать фамилий и дат. Проступают кое-где отдельные цифры, будто порядковые номера, какие ставят на захоронении бездомных, безфамильных, неизвестных и забытых. И, напоминают они верстовые столбы путанной и героической жизни на искалеченных дорогах войны и мира.
Пора понять, что многие болезни нашего существования «проросли» на костях брошенных и забытых солдат, которые и в мирное время укладывались шпалами трупов на дорогу, по которой страна шла в «светлое будущее». Отряхивая с ног их святой прах, мы шагали вперёд, не оглядываясь. Но, по дороге, политой не высыхающими слезами, к свету не придёшь. Беспамятство мстит обнищанием духа, неверием.
Именно сейчас, когда человеческие ценности стали измеряться в рублёвом и долларовом эквиваленте, нужно напомнить людям: кому они обязаны самому главному земному благу – жизни. Пришло новое время. Низко кланяюсь людям из поисковых отрядов, возвращающих утраченную память, и значит имена. Будет ли возможность простить нас за ошибки старшего поколения? Возвратить святое почитание к павшим.
Любой косточке, найденной поисковиками, должна отдаваться честь, как похоронам генерала: при склонении голов и знамён. Согласно суворовской заповеди «заканчивать войну» придётся нашим потомкам, которые должны просеять через свои ладони землю половины Европы, чтобы не единый оторванный мизинец солдата войны не остался лежать в одиночестве и забытьи.
И надо найти все острова, «психушки», лагеря и резервации, где в забвенье доживали при жизни забытые воины. Вырвать из времени их имена. И не карандашными каракулями на фанерке, а золотом на граните вписать их в память истории.
Александр Крячун
Захоронения инвалидов войны на острове Валаам. Фото автора 2010 год.
Захоронения инвалидов войны на острове Валаам. Фото автора 2010 года.