Кто сейчас помнит имя Ольги Борисовны Лепешинской, старой большевички, вступившей еще в 1894 году в Петербургский «Союз борьбы за освобождение рабочего класса»? Кто знает, что она в 1950 году сделала выдающееся открытие, за которое получила Сталинскую премию первой степени и была награждена орденом Ленина, и какое открытие? В том году и случилась со мной история, которая показала, как выдающиеся открытия могут повлиять на жизнь людей, не имеющих к этим открытиям никакого отношения.
В то время курс "Основ марксизма-ленинизма" в нашем институте читал пожилой доцент по фамилии Розенблюм. Он появлялся в аудитории всегда в тщательно отутюженном темном костюме, светлой рубашке и с идеально завязанным галстуком. В руке у него была красивая профессорская папка, а во рту - трубка. Трубку в то время курили Константин Симонов, Илья Эренбург и сам Иосиф Виссарионович Сталин. Курить в аудитории не было принято, просто трубка была подтверждением высокого и ответственного положения, которое занимал в институте преподаватель такого важного курса, и выделяла его среди некурящих трубки простых преподавателей. Он клал осторожно на край кафедры трубку, папку и однажды начал лекцию так:
"Едут в машине двое. Оба на передних сидениях. Снежная метель заносит стекло, из окна сильно дует, и пассажир решает защититься от ветра оригинальным образом: он надевает пальто задом наперед и просит шофера застегнуть его на спине. Подняв воротник, пассажир полностью защищает себя от ветра и начинает дремать. Из-за плохой видимости машина попадает в аварию. Прибывает милиция и скорая помощь. Из милицейского протокола. "В результате аварии шофер погиб, а пассажир подавал признаки жизни, но у него голова оказалась повернутой на 180 градусов. При попытке вернуть голову на место он скончался". Аудитория сдержанно смеется, а Розенблюм поясняет, что многие вещи, которые кажутся очевидными, на самом деле имеют другой глубокий смысл. После этого он раскрывает свою папку и сообщает, что тема очередной лекции "Брестский мир".
Из-за близорукости я обычно садился в первом ряду и добросовестно конспектировал все его лекции. Розенблюм это заметил, в перерыве подошел ко мне и попросил показать мой конспект. Конспект ему понравился.
Когда я был уже на втором курсе, в институте появилась новая студентка, его дочка - Аня Розенблюм. Как и следовала ожидать, дочка преподавателя общественных наук была активной комсомолкой. Как-то она зашла в нашу комнату общежития и предложила подписаться на газету "Комсомольская правда". Подавляющее большинство студенческого коллектива нашего института составляли парни, и студентки пользовались особым вниманием. Не была исключением и черноволосая Аня, тем более, что она была хороша собой, красиво одевалась и носила популярную в то время прическу, которая называлась "Ищу мужа".
- Ребята, - приветливо улыбаясь, сказала Аня, - каждая комната должна подписаться на газету.
- О, кто к нам пришел, - радостно закричал украинец, красавец Сева, - наша комсомольская богиня!
И тут же сделал попытку ее обнять. Аня вежливо отстранилась.
- Сева отойди. Ребята с вас 7 рублей. Вас тут как раз семеро, скиньтесь по рублю. Вы можете завоевать право называться лучшей комнатой общежития.
- И мы получим поздравление от самого Мао Цзэдуна? - спросил Сева.
Никто не стал доставать кошельки. Мне стало неловко, и я вынул 7 рублей. Мне нравилась Аня, и я не хотел, чтобы она ушла ни с чем.
- А что это у вас за плакат? - спросила Аня, взяв деньги, - это похоже на стенгазету. Чья это работа?
- Моя, - сказал я.
Я любил слушать и запоминать разные забавные истории и случаи из институтской жизни и жизни нашей комнаты. И стал выпускать собственную домашнюю стенгазету, которую вывешивал в нашей комнате. В одной из заметок я рассказал как однажды в воскресенье, встав пораньше, решил сделать домашнее задание по начертательной геометрии и включил свет. А свет не зажегся: кто-то из ребят, желая поспать попозднее, вывинтил и спрятал лампочку. Аня посмеялась и сказала:
- А наш комитет комсомола решил выпускать в институте стенгазету "Комсомолец". Может, ты возьмешься за это? А я тебе буду помогать.
Это предложение было очень заманчивым: я понял, что смогу часто встречаться с Аней. И я согласился. Да, после этого мы вдвоем засиживались вечерами в небольшой комнатке комитета комсомола, сочиняя заметки и придумывая заголовки, которые я украшал красивыми виньетками. Потом мы торжественно несли газету к отведенному ей месту и вешали на стену, а утром я издалека видел стоящих у свежего номера студентов. Нашу газету читали! Я уже начал откладывать деньги, чтобы пригласить Аню в театр, и тут неожиданно эта самая Лепешинская и сделала свое открытие. Что, она не могла подождать?
В мае 1950 Лепешинская выступила с докладом о своем открытии на заседании Академии Наук СССР. В конце доклада она сказала:
- Заканчивая, я хочу принести глубокую, самую сердечную благодарность нашему великому учителю и другу, гениальнейшему из всех учёных, корифею передовой науки, дорогому товарищу Сталину. Учение его, каждое его высказывание по вопросам науки было для меня действенной программой и колоссальной поддержкой в моей длительной и нелёгкой борьбе с идеалистами всех мастей.
Это был беспроигрышный ход.
Мне сейчас уже трудно подробно описать суть ее открытия, что-то в области развития клеток живых организмов. Похоже, она доказывала, что между живой и неживой природой нет непреодолимых границ, и ей удалось выделить вещество, которое является промежуточной формой существования материи между неживым и живым миром. Это подтверждало главные постулаты диалектического материализма и ставило крест на лживых буржуазных теориях Вейсмана-Моргана. Не знаю, какое это имело отношение к курсу основ марксизма-ленинизма, но по указанию сверху в нашем институте немедленно создали научный кружок по изучению открытия Лепешинской, а Розенблюму предложили включить это открытие в его курс. Он отнесся с иронией к этому открытию и даже где-то неосторожно сказал, что если бы Лепешинской удалось выделить живое вещество из железа, то из этого вещества можно будет выращивать людей с железными характерами. Похоже, что кто-то об этом сообщил куда следует.
А вечером во время прогулки я остановился у здания горкома партии, где у входа ярко светилась витрина газеты «Красное Знамя». Мое внимание привлекла передовица «Повысить идеологическую работу в ВУЗах». Где-то в середине статьи я прочел: «Только слабой идеологической работой можно объяснить тот факт, что в одном из институтов на кафедре марксизма-ленинизма подвизался некий Розенблюм, разоблаченный ныне, как враг народа». Увы, трубка его не спасла.
- Это, наверное, наша последняя стенгазета, - сказала Аня, - папу уволили из института. Нас высылают, и я уезжаю. Жалко.
- Аня, - как я смогу найти тебя, - спросил я.
- А зачем? Во-первых, я не знаю, куда нас вышлют, а во-вторых, теперь я - опасное знакомство. Дочка "врага народа"...
Прошли годы. Учение Лепешинской объявили лженаучным. А профессор Рапопорт в статье "Недолгая жизнь живого вещества" назвал это позорной страницей в истории советской науки и вообще советской общественной жизни, которая ушла в прошлое, хотя и не забыта окончательно. Однако в случившемся меньше всего виновата Ольга Борисовна, пишет Рапопорт. Позор тем деятелям, которые дали безграничный простор ее честолюбию, организовали спектакль с ее посвящением в гении, сделали всеобщим посмешищем старого человека, заслуженного деятеля Коммунистической партии, выставив её на позор и поругание вместе с советской наукой. Деятели эти не только не понесли никакого наказания, но благополучно почивали на лаврах из шутовского венка О. Б. Лепешинской. А ее «открытие» было бесшумно спущено в небытие...»
Больше ни Ани, ни ее отца я не видел. Ходили слухи, что его реабилитировали.