29. 01. 2017. - Вспышка. Часть 7. Продолжение

Алла Тангейзер 9
Скрины «29. 01. 2017. - Вспышка 7» (по три файла) –
http://www.stihi.ru/2017/01/30/1093
http://www.stihi.ru/2017/01/30/1087
http://www.stihi.ru/2017/01/30/1082

http://www.proza.ru/2017/01/30/236
http://www.proza.ru/2017/01/30/235
http://www.proza.ru/2017/01/30/225

ФАНТАСТИЧЕСКОЕ ПОВЕСТВОВАНИЕ «ВСПЫШКА», ЧАСТЬ 7, ПРОДОЛЖЕНИЕ
(Краткое содержание фантастической завязки —
http://www.stihi.ru/2016/06/23/5203
http://www.proza.ru/2016/07/22/1431 ):
_______________________________________

       Она подумала в который раз о том, что успела там дожить до самого настоящего апокалипсиса, КОНЦА ЧЕЛОВЕЧЕСТВА, — поскольку окружавшие её существа людьми давно не являлись. Сами того, правда, не понимая (как и невероятно много чего ещё)…



       Проснулась она, оказывается, перед Москвой, минут за 40. Проводница уже разбудила вагон, но пассажиры поднимались не очень охотно. Очередь в туалет была небольшой, но была, и Алёна поспешила её занять. Выглядеть сегодня ей хотелось хорошо.
       Отражение в зеркале оказалось непривычным: уже и не косички, очевидные для того времени, но ещё и не сформировавшееся лицо для стрижки. Но по сравнению с косичками, своя физиономия с «отвязной» длинной стрижкой понравилась ей гораздо больше. Она немножко уложилась, стильно взлохматилась, брызнулась прихваченным у мамы лаком для волос и даже чуть оттенила реснички, хотя, вообще-то, в десять лет этого и не делала. Но теперь у неё задачи — оставаться на себя похожей, — как раз, больше и не было.
       Она вышла из уборной, подошла к своему плацкарту и насторожилась: в коридоре, глядя, как раз, на её пустую верхнюю полку, проводница тихо о чём-то разговаривала с каким-то «дяденькой в штатском» (а что он являлся именно таковым, чутьё подсказало ей со всей очевидностью)…
       Выражения лиц у проводницы и «дяденьки» показались ей не напряжёнными, а вполне безмятежными, и она, напустив на себя предельно равнодушный вид, рискнула пройти к себе. Её пропустили, разом замолкнув. Она вспрыгнула на верхнюю полку и сразу делово взялась за простенькую укладку своей небольшой сумочки, стараясь не выдать собственного внезапно усилившегося напряжения. «Ещё не хватало! Мне обязательно надо дойти до Лубянки, — именно дотуда!..»
       Основным вариантом для неё была, вообще-то, связь через Ленинград, — но матёрые «ребята из будущего», которых здесь больше не существовало, предполагали её нежелание воспользоваться основным каналом, и «запасной вариант» разрабатывали детально. Она не знала о том, что поначалу решалось не отправлять её на Лубянку вообще, а дать ей другой адрес, не имеющий такой широкой известности. Но в результате они остановились на Лубянке, которая «в прошлом» давно уже называлась не так, — отчасти, они предпочли этот вариант в силу большей «привычности и естественности» для неё именно этого направления. Но… «Неужели меня уже нашли?!! Но как? Без видеокамер “будущего”, без документов при покупке билета, без тотального контроля — в 77 году?..» — стучало у неё в голове, — пока она ещё не представляла интереса ни для кого вообще, а если и представляла, то никакие органы ещё не  должны были оказаться в курсе подобного интереса?.. «Объявлен немедленный розыск малолетней? Но они должны были направляться в сторону Выборга, — ведь для этого было так много предпринято!.. Прокол с адресом, по которому она, якобы, направлялась?..»
       Однако «дяденька» и проводница, поговорив о чём-то, вполне спокойно разошлись в разные стороны по коридору. Поезд уже подъезжал к Москве, и за окном мелькали знакомые станции, которые выглядели для неё непривычно до странности: без ярких, ровно выкрашенных ограждений, без намёка на какие-то турникеты, ставшие для неё уже само собой разумеющимися. («Действительно, а что усердствовать, когда тут и так “всё — народное”! — хотя сейчас это — не тема, — не до того».)
       Поезд подъезжал, и всё было спокойно, но напряжение у неё росло. Она торопливо попрощалась с семьёй на нижней полке и побежала к выходу. Не вплотную, но довольно-таки близко к выходу стоял советский милиционер и довольно внимательно смотрел на выходящих. На Алёне он взгляд задержал однозначно, как бы что-то про себя отметив, но движения в её сторону не сделал. А в нескольких шагах в сторону вокзала стояли ещё «двое в штатском». Они тоже её очевидно отметили, но тоже не шелохнулись, когда она пробегала мимо.
       То, что её пасут, Алёне было уже очевидно. Ей даже стало казаться, что это — не милиция, а комитетчики, хотя объяснить этого себе она не могла уж совсем. («Блин, милиция или КГБ? С какой стати? И почему-то пока не трогают... Главное — добраться ДО МЕСТА! Как-нибудь, и очень быстро!»)
      Скоро она сообразила, что наблюдающие решили сначала проследить её маршрут. «Но что я, шпион? Шишка криминального мира? Если ребёнок объявлен в розыск и его нашли, то не логичнее ли было бы сразу же задержать, а потом уже разбираться, что, к чему, куда и как? Странно, — очень всё странно… Но — и хорошо, — главное, чтобы дали дойти!.. А всё-таки, ЧТО происходит?..»
       Какое-то время она решала для себя, пешком ей бежать через Чистые (как она делала в «будущем», когда ни на что не хватало денег), или идти в метро, уже нащупывая в кармане пресловутый советский пятачок. В метро — больше народу, и могут прихватить. Хотя ничто не мешает сделать это прямо здесь и сейчас. Если не делают, то могут и дать доехать. А в метро — быстрее. С другой стороны, сообразила она, здесь ещё нет вездесущих камер, и они могут прихватить просто потому, что побоятся потерять в толпе… Лучше — пешком, предоставив «хвосту» полный простор для обзора и, теоретически, для маневра. «Пусть чувствуют себя хозяевами положения и знают, что я от них никуда не денусь, — а там, глядишь, я и дойду!..»
       Она не знала того (о чём не подумали и «будущие пенсионеры-фээсбэшники»), что здешний КГБ уже получил и обработал сигнал о неожиданном обильном мате некоторых больных детей наряду со странной фразой о том, что «СССР больше нет» в географически разных точках после необъяснимой вспышки на всём Земном шаре, — проявил и к этой дурацкой, вроде бы, частности — недюженый интерес. А когда начался её немедленный розыск по лихорадочному заявлению «своего», МВД-шного отца, то очень быстро и всплыл сигнал о её (как быстро установили) отборной утренней брани в спальном районе, когда навстречу ей направился эксгибиционист, — о брани её — совершенно здоровой, хорошей, домашней девочки из английской школы, что также было необъяснимой странностью,— тогда уже дело немедленно забрали в КГБ. Ну, а найдя её, да ещё и самостоятельно изменившую внешность, в московском поезде, при этой невероятной записке с настоящим адресом в Выборге и именами отсутствовавших секретных научных сотрудников, — к делу уже стали относиться со всей серьёзностью, и… о нём было уже доложено лично председателю КГБ СССР, Юрию Владимировичу Андропову. Если бы Алёна об этом узнала, она бы прыгала от радости. Но не знала она пока ещё ничего, и только лихорадочно соображала, работают ли все известные ей выходы из тоннелей на Лубянке, то есть, на площади Дзержинского, и где ей лучше подняться, чтобы сразу выти не к приёмной, а к тому подъезду, который был ей указан в «будущем», и где её сейчас не ждали уж точно… (Хотя не ждали её сейчас, конечно, нигде.)
       Алёна оставила в покое в кармане свой пятачок и побежала знакомой дорогой через Орликов переулок, по Мясницкой (то есть, здесь — по улице Кирова) — в сторону метро «Чистые пруды» (непривычно, но — Кировской)... Очевидного «хвоста» за ней не было», но она — и не обольщалась, и не приглядывалась, — это не имело значения. Идти ей, такой невероятно юной и здоровой, было очень легко и даже весело, но… мысли о том, сможет ли сделать что-нибудь Андропов, поймёт ли, и что вообще получится, как и до кого она сумеет добраться, она сейчас лихорадочно отбрасывала. (О родителях можно было уже и не сильно волноваться: если её нашли, то и их, разумеется, успокоили.) Шифровки всё это время плыли у неё в голове привычным уже фоном, «бегущей строкой», и это успокаивало в отношении того, что самое главное — с ней. Периодически она, всё равно, проверяла себя, «стартуя» «бегущую строчку» в своей голове — с определённой конкретной страницы… Всё было в порядке. Что она будет с этим делать, если тексты будут написаны и отданы по назначению, то есть больше никому не понадобятся уже ни зачем, она сейчас не думала, — лишь бы всё прошло должным образом!..
       В принципе, если её сейчас задержит и «хвост», ничего страшного не произойдёт, поскольку она примерно к ним и собиралась. Но всё же, информация у неё была не для них, не для «хвоста»…

       …А Москва была совсем другой… Алёна такой её помнила и любила когда-то, но в те времена она сюда только ещё наведывалась иногда, с широко раскрытыми глазами, и не знала ничего совершенно. Тогда она замечала и некий бесспорный столичный лоск по сравнению с доступным окружающим миром, и вольницу мегаполиса, но всё ещё оставалось бесспорно-советским. Это был по своей внутренней сущности — принципиально другой мир, нежели тот, из которого она явилась теперь. Конечно, по сравнению с лоском её последних впечатлений, прошлая Москва выглядела попросту несколько обедневшей, включая и внешность основной толпы на улицах, — разумеется, далеко не только москвичей. Но публика очевидно чувствовала себя именно МОСКОВСКОЙ, что-то неназываемое заявляло о себе всегда. Красота «будущего» вспоминалась, но — вместе с фашистско-компьютерной сущностью пережитого ей «нового времени». Ох, как захотелось Алёне именно вот отсюда отправиться «своим ходом» в ДРУГОЕ БУДУЩЕЕ, хорошо бы, не менее красивое, но несоизмеримо более ЖИВОЕ!..Собственно, именно это — отправиться в какое-то другое будущее ей в любом случае и предстояло безо всяких сомнений, но… «Нет, не сейчас, не сейчас об этом думать! Сейчас — только вперёд — по Мясниц.. по Кирова! (С ума сойти!..)»
       В силу заведомой готовности, её не удивило отсутствие привычного Макдональдса на углу, но она это заметила, как нечто, для себя непривычное. Не было бело-чёрного гиганта Лукойла, вернее, он как будто потемнел и ссутулился, став совершенно другим… Справа, уже за площадью, она обратила внимание на то, что вместо знакомой огромной шкатулки кофейного домика увидела… нет, то же самое, но как будто — оказавшееся на чёрно-белом снимке после цветного, — она бы этого и не заметила, если бы не ожидала увидеть привычную экзотическую роскошь. Ну и, конечно, улица не сверкала действительно дорогими, красивыми, но неприступными витринами. Была не настолько сияющей, но стала, будто… домашней, что ли, «своей»… Как и вся Москва.
       Вот и «тыл» Лубянки. Ой.
       Но «фасад», ей сейчас и не нужен. На пресловутую площадь Дзержинского она, наверное, посмотрит потом. Кстати, там сейчас стоит памятник. Но — тоже не сейчас.
       Неоднозначность (хоть лопни, но — нервная, полярная неоднозначность!..) ленинского прошлого, — Ленина, единственного, сумевшего вытащить и на тот момент уберечь страну от полного уничтожения, — мрак прошлого сталинского, тоже, кстати, оставивший до сих пор кучу вопросов, и тоже не до конца однозначный, не во всём, по крайней мере, — и куда более мирные противоречия — времени нынешнего, для неё — тоже своего рода ПРОШЛОГО, в которое Алёна теперь вернулась насовсем…
       Некто гениальный Ваджра в «будущем», разумеется, нерадостно, назвал в своей книге, между делом, спецслужбы — прообразом новой цивилизации. Мурашки по спине. Вернее, нет, не мурашки, а просто — привычный беспросветный мрак на душе. Но мрак — от победивших ВРАГОВ сегодняшних, здешних андроповских «спецслужб с человеческим лицом». И без них во всём этом — реально никак. Если сейчас, сегодня, пока ЕЩЁ НЕ ТАК ПОЗДНО, не они — то больше никто. Вперёд.
       Алёна перешла дорогу и направилась «с тыла» к незаметному подъезду, о котором ей говорили уже родные её душе, не существующие больше такими, какими она их знала, старые федералы, успевшие оказаться когда-то ещё именно комитетчиками, — как тогда, в начале сияния Вспышки, сказал канувший куда-то во Вселенную Димка, передразнивая Алёну: «КГБ-шники forever»... Ну, что же…
       «Теперь я со всем этим — вообще одна. Вперёд.»
       Она подошла к незаметному безлюдному подъезду, запертому, казалось, наглухо. Но ей объяснили, где на уровне опущенной взрослой руки находится кнопка, о которой очень мало кто знал, даже из обитателей этого здания. И она её нажала, заметив боковым зрением, как одновременно застыли несколько человек, наблюдавшие за тем, куда она направилась.

                (Продолжение следует.)
...