И разносятся ветром осколки, несбывшейся нашей люб

 
   «И разносятся  ветром осколки, несбывшейся нашей любви»
               

                Ян Струг и
 РОЗОВЫЙ ПАРУС  НА ГРЕБНЕ ВОЛНЫ
                или
                ЖИЗНь,
какая она есть на самом деле       
( P.S. при беглом осмотре вновь обнаружил описки.Придётся их устранять)




 ОМАР ХАЙЯМ
Один не разберёт, чем пахнут розы,
Другой из горьких трав добудет мёд.
Дай хлеба одному - навек запомнит,
Другому жизнь пожертвуй - Не поймёт               



               
                1. О командировке и не только
   Командировку выписали всего на  три дня: день прилёта, знакомства с буровиками, на другой день – забить блокнот фактурой на зарисовку или корреспонденции, а третий день вылет в Сетард. Первый день просквозил как обычно, в полевой партии выделили приличный «кубрик» в вагончике для начальствующего состава, тут был даже ухоженный туалет. Да успел к обеду. Матерь божья, из небольшой  столовой валил с ног дух обжорства, приятных вкусовых ощущений. На первое суп, какого не едал даже в московских ресторациях с друзьями. А киевские котлеты! Мама родная! Ах, какие золотые руки у здешних поварих! Ну, а чай словно заваривали прямо в самой солнечно радостной благословенной Индии. После обеда, провалявшись для приличия на  своей койке с четверть часа, устремился в атаку на руководство партии. Обрисовав обстановку на исследуемой на полиметаллы площади, направили в камералку, где молодой специалист утвердилась во  мнении, что выявленное месторождение вполне перспективно для эксплуатации.
   Незаметно горы поглотила ночь. И ужин оказался на диво хорош. Прилично грели трубы отопления. Выспался на славу. Весь следующий день в блокнот сыпались  сведения о буровиках. Уже выстраивалась картина будущего репортажа. Нащелкал на пленку старого ФЭДа славные негативы. Всё, вроде бы, складывалось удачно. Грызла совесть маленькая неудача с рядовым буровиком: вопросы Яна он фактически как бы игнорировал. Никак не мог понять, почему не сумел к нему найти журналистский подход. Эх, вот ещё бы один день командировки. Но утром предстоял вылет в Сетард. После раннего завтрака экипировался в дорогу: предстояло ещё на вездеходе пилить километров сорок до следующей партии, откуда и возьмут на борт Ми-4. Тут из радиорубки поступило сообщение о штормовом предупреждении: идёт яростная метель, непогода продержится не менее трёх дней.
   Отложив вместительный кофр-портфель в сторону, направился к выходу из спального блока. Дверь отворилась в тамбур, ураган с каким-то пронзительным взвизгиванием втолкнул в неширокое помещение клубы морозного воздуха с белым шлейфом  известной субстанции. Потребовались усилия, чтобы выйти наружу. У перил крыльца рос снежный бархан. Унты пришлись кстати, они уверенно торили тропку к  буровой установке. Плотно сколоченная дверь туго подалась внутрь.  Возле обсадных труб склонился тот самый неразговорчивый мужчина, старательно уходивший прежде от ответов на заданные ему вопросы. Холод не усмирил запахи машинного масла, соляра, тяжелого рабочего пота от ватника, укрытого брезентовой курткой. Сдвинув каску на ушанке выше на лоб, перед Яном стоял почти среднего роста  хмурый человек, кого- то ему напоминавший. Тот, не проронив ни слова, по-прежнему занимался своим делом, словно рядом никого не было.
   И высветился некий уголок его памяти. Это случилось после экзаменационной сессии за первый курс вуза. Он жил на квартире добрых маминых друзей. Уже собирался созвониться с приятелями по  институту, чтобы сегодня вечером отметить переход на 2-й курс, как в комнату вошёл Колька Лещев, сын  маминой подруги, коренной москвич. Ян ворошил блокнотик, плотно унизанный номерами телефонов. Взгляд споткнулся ша фамилии москвича, с кем служил в одной роте, но в разных взводах. От нечего делать набрал номер домашнего телефона Степана Федюнёва. Трубку поднесли к уху немедля.
- Кто? Ян?
- Ну да, Стёпа, может встретимся и вспомним долю солдатскую?
- Ты везунчик. Как раз времени свободного до фига и больше.
- Отлично. Да, я тут с другом детства, у него за плечами свежий дембиль, коренной москвич, он тоже не прочь погудеть. 
   Через час они встретились и затарились в магазине спиртным и съестными припасами. Эта вечеринка не оставила у Яна приятных воспоминаний. Лишь на первых порах, когда Николай и Ян вспоминали  свои детские приколы в Надыме, время летело весело и быстро. В  то лето Сетард буквально наводнили офицерские семьи, чьи главы служили в ГУЛАГовской системе, строившей железную дорогу через топи и хляби Крайнего Севера.  На старшего лейтенанта Лещёва, бухгалтерского строчкогона, выпала срочная работа на целый месяц без передышки. Виктор Васильевич забрал с собой жену Александру, сына Колю и хозяйского сынка Яна в Надым: всё пацанам будет там вольготнее и сытнее, чем в задрипанном  Сетарде, где  снимал   для семьи просторный  угол большой комнаты Струговых. Втроём, под перезвон бокалов с вином,  они ухохатывались от смеха, как Колька под окном замполита лагеря соорудил шалашик, куда он с Яном бегали по большой нужде, и к чему это привело, когда в дюже жаркие дни рои мух одолевали форточку квартиры бааальшого начальника. Тот их поймал на месте «преступления» и, отодрав за уши, перепроводил к матери Коляна. Мальчишки разобрали свой шалаш, на совковой лопате вынесли в песчаный овраг всё своё «добро». Отсюда поднимались небольшие островки леса, дарившие пацанам грибы, кустарники дикой малины и красной смородины.
   А потом за столом пошла пьяная полупохабщина, на которую были горазды Николай и Степан. Николай Лещев нахватался всего этого в охранных частях внутренних войск. А вот у Степана, судя по его повадкам, были здесь дружки ещё те. Москвичи как-то быстро спелись и начали высмеивать Яна, неодобрительно отзываясь о его журналистской профессии, гогоча над окладом парня. Стёпка бахвалился своими приработками таксиста, а Колька, навостривший лыжи поступить на работу в районную котельную, расписывал материальные блага и прочие прелести службы, когда сутки вкалываешь, зато после сорок восемь часов валяй себе дурака, делай, что заблагорассудится.  Словом, сформировавшийся двойственный союз яростно отвергал журналистику, которая им была явно не по нраву. В данном случае, как понял Ян, пессимизм московских оппонентов был вызван, скорее всего, не вообще пренебрежительным отношением к профессии, которую приобретал Струг, а некой завистью столичных жителей к провинциалу, который займёт место в важной нише общественной жизни страны, в то время, как они останутся простыми обывателями. Но в основном вечерок удался. Вот с той поры Струг не видел Степана, а Николая мельком, тот, как всегда, куда-то спешил.
   Ян напрямик спросил старого знакомого:
- Что же ты со мной не заговорил прошлый раз? Это я тебя в этой робе не признал, да ты даже лицо нарочно отворачивал.
- Знаешь, не хотел, думал, ты начнёшь тогда расспрашивать обо мне у начальства. А мне это ни к чему.  Моя первая трудовая книжка как бы утеряна. В геологической партии открыл новую.
- Тебе есть о чём помалкивать? Так?
- Ты прозорлив, журналист, - ухмыльнулся Степан. – Информация между нами. Был закрыт в зоне. Как и твой друг детства Колька.
- Вот как!?
- А ты разве не знал?
- Нет, его родичи, у которых снимал квартиру, об этом ни слова. Жаловались, что он бабник.
- Похоже на Коляна. А ведь мы залетели  за колючку с ним на пару. У меня была одна идея, как подоить лохов на площади трёх вокзалов. Один раз всё сошло гладко, а потом попали прямо в лапы менту. Тот был в гражданке и разыграл из себя примитива с севера. Только обнесли его, а он свисток в зубы, и удостоверение тычет под нос. Сорваться с места не успели, окружили нас агентурики. Мне три года припаяли, поскольку все обвинения взял на себя, ему гораздо меньше. Теперь на буровой замаливаю грешки молодости. Ну, а у тебя, как видно по твоей сытой ряхе, всё в полном ажуре. Всего, боле трепаться мне не о чем. Прощай, служивый по соседнему взводу. 
   Последующие дни вынужденной  командировки, под шуршание карт преферансистов инженеров партии , Ян внимательно вчитывался в листки блокнота, составляя план будущей корреспонденции о геологах дальней разведочной геологической экспедиции. В послеобеденный перерыв  ненавязчиво выспросил у техника, контролирующего  бурение, информацию о Степане Федюнёве. Тот  сказал:
-  Работник отменный. Но молчун.  Третий год он в нашей экспедиции, но почему-то  меняет партии. Думаю, между нами, этот, вероятно, мечтает нарваться летом на золотинки  в горных речушках.
 - Возможно, ваше предположение и верное. Но, полагаю, тут нечто иное. Я был в вагончике, где он живёт. У него стопка книг по геологии. Однако ни в техникум, ни в уз он поступать не собирается. Быть может, намерен повысить квалификацию, вырасти до мастера?
-  Кто его знает. Разве что, возник  интерес к геологии.
   На том иссяк  интерес Яна к давнему знакомому. А через два дня непогода улеглась, оставив после себя огромные снежные барханы. О предстоящем вылете вертолёта на буровую сообщили заранее. Рабочие подготовили к приёму винтокрыла площадку. Едва Струг отписался после командировки, как ему крупно повезло: направили в Москву на семинар-совещание журналистов, пишущих на экономическую и производственную тематику по освоению природных богатств Севера. В первый свободный вечер Ян с небольшой группой коллег и своим московским приятелем – однокашником по вузу отправился в недорогой, но вполне приличный ресторан. Всё было, как обычно. Один из ребят горохом сыпал анекдоты, другой мусолил политические новости. Ян с вузовским приятелем Андреем ударились в воспоминания о делах студенческих. Заедая ломтиком лимона рюмку коньяка, остановил взгляд  на поодаль живописную группу людей: к важно восседавшему чопорно одетому господину льнула тройка ничем не приметных мужчин, один из них, как ни крути, Николай Лещев. Однако,  как-то поприветствовать его у Яна не возникло желания.  Уж весьма был спесив, при давних встречах в бытность Яна студентом. И, как узнал позже, не открыл в себе никаких талантов, разве что уволился из котельной и набивал руки водителем такси. Увлёкся было работой на заводе, где выпускали сложные бытовые замки и охранную сигнализацию. Однако, и там долго не задержался. Эти мысли прервали звуки «белого вальса». К их столику подошла с приветливой улыбкой симпатичная девушка со вкусом одетая, и пригласила на танец Яна. Тот поднялся со стула, и, склонив голову на грудь, окинул её внимательным и оценивающим  взглядом. Крепенького сложения девчонка чуть не на голову ниже его, доверчиво протягивала ему правую руку. Он сознался:
- Не полагаю, что вы останетесь довольны, я нулевой танцор, умею лишь медведем топтаться на месте.
- Ну, так ничего особенного,- зажурчал мягкий голос,- нынче мужчины в этом плане не кавалергарды. Потопчемся вместе. Возможно, я помогу вам одолеть премудрости вальса. Идёмте же, не ставьте меня, пожалуйста, в неловкое положение. С моей подругой уже вальсирует мужчина.
   Она кивнула головкой, с опрятно обрамляющими её лицо вороного цвета волосами, в сторону танцующей пары. В мужчине Ян узнал Николая Лещева.
 
               
                2. Тайны женского сердца

   В  тот день, когда сделал мне предложение, он был нежен и красив, как никогда прежде. Хотя волны нежности как бы исходили от него ко мне постоянно, но именно таким обаятельным я его не припомню. Познакомилась я с ним в заштатном провинциальном городке. Отцы его, а это было во время  вступления на «престол» нового владыки партийной верхушки--Горби, обожали театр и проявили немало энергии, чтобы тут спокойно работала небольшая труппа актеров, приглашенных из столичных театров. Нам  создали все условия для нормальной жизни по советским меркам: предоставили мало-мальски благоустроенные квартиры, подключили спонсоров – руководителей на удивление значимых для такого городка предприятий, выделяющих средства на нужды театра. А в своем буфетике работники театра получали практически те же продукты, нередко дефицитные, что и в буфете горкома партии. Словом, жилось тут безбедно, мы не чувствовали себя здесь обделёнными от столичных благ, где, увы, далеко не все мастера театральных подмостков были удовлетворены жизнью. Правда, власть имущие, люди влиятельные  из числа руководства города и крупных хозяйственников, были не прочь заводить знакомства с актрисами, а видные женщины из партийного и советского руководящего состава, как было тогда принято говорить, имели своих тайных воздыхателей из круга талантливых актёров. Короткие связи внутри труппы – дело не редкое. Однако семейные отношения отдельных партнёров строились прочно, невзирая на пересуды. Но даже такие, казалось прочные связи, бывало рвались. Ведь денежных и красивых вокруг мужчин немало, как немало актёров искренне влюбленных в театралок, весьма состоятельных в этом нефтяном и газовом  регионе , да ещё и промышленно развитом.
   Моя короткая и тайная связь, захотелось по прихоти ощутить  себя по-настоящему взрослой,  с не болтливым актером В. , уже не молодым, обремененным семьей, по натуре страстным и темпераментным раскололась в одно мгновение, как  только встретила Вадима Зимовникова. Голубоглазый сухопарый блондин с короткой спортивной стрижкой несколько вьющихся волос, модно одетый инженер-технолог завода покорил меня изысканностью манер, веселым характером, неуемным желанием добиться меня во что бы то ни стало, и любить пока по жилам течет его горячая русская кровь. Впрочем, как я поняла, в его роду, по отцу и матери,  были и русские, и поляки, и  татары, и угро-финны, и  украинцы.  Словом, замешана кровь на северной и южной чертовщине. И было в нём нечто от василиска. Боже, какой он выдумщик! Почти любой жизненный пустячок мог превратить в необычную иллюзорную картинку, словно я вместе с ним всматривалась в волшебный калейдоскоп. А встретилась с ним до слёз обыденно- на танцульках. В нашем Доме культуры после спектаклей в честь очередного профессионального праздника, кажется, Дня рыбака, я с девчонками нашего театра осталась на танцульки, хотелось от всего отвлечься, провести время просто в своё удовольствие. Мне шёл тогда во всю двадцать пятый год. Он первый выбрал меня и буквально присох. Поженились мы под Новый год. Свадьбу сыграли в заводской столовой, где висело живописное  панно зэковского художника «Тачанка» - о событиях Гражданской войны,  и мои девочки шутливо прозвали меня заводчанка-тачанка, затем и того проще – тачанка. Думаю, они мне малость завидовали. У меня были отношения только с одним страстным ухажером. Семьянин оказался незаурядным ловеласом. От того, видимо, стремительно от него отвязалась. Я уже начиталась до встречи с ним разной медицинской литературы, как не забеременеть, и всё, слава богу, обошлось для меня без последствий. К свадьбе с Вадимом я привела себя в полный порядок. Конечно, я и не думала откровенничать с мужем, сознавая, насколько болезненно мужчины переживают женские «заскоки». Наша первая ночь была памятна мне. Я проявила недюжинную хитрость, чтобы он, увидев утром на простыне  кровяные пятна, принял меня за цельную девушку. Был безумно счастлив. Наверняка даже меня боготворил, звал Вероника-Ника – милая моя Северная Софи Лорен, эту итальянскую актрису он тоже боготворил.  Но со временем в наших светлых отношениях произошли разительные перемены.
   Когда это случилось? Да на третий год после рождения Дашеньки. Муженёк, зарабатывая второй ромбик на вечернем   отделении  совпартшколы при обкоме партии, уехал в командировку в партком одного сибирского города, куда, вероятно, его хотели взять на работу.  Всё у нас в семье было нормально. Да буквально повадился в театр новый начальник районного пароходства: здоровяк, умница, хохмач. Этот начпароходства в то лето пригласил всю труппу театра на воскресные дни в деревню Старово, на их базу  отдыха. Как можно было упустить такой случай вырваться на природу да ещё и с Дашкой, подышать вольным пьянящим таёжным воздухом. Описывать те дни? Не стану. Было чертовски хорошо. Иван Непременный  приехал на базу без семьи, ссылаясь на то, что здесь по долгу службы. Поблизости находилась запань лесной перевалочной базы, и ему предстояло проверить, насколько качественно формируются плоты и плотоматки. Ведь они уйдут с катерами пароходства по оживленной речной магистрали. И всё должно быть тип-топ. Нам-то всё равно было, один он, или с семьей, лишь бы стряхнуть театральный груз с плеч, повеселиться, отдохнуть, отъесться на дармовых харчах богатых речников. Вечером в красном уголке здешнего клуба за приличной трапезой, где царила белорыбица, пальчики оближешь, знатные  блюда и вина, Иван Непременный неназойливо, но настойчиво ухаживал за мной. А в воскресенье, когда с утра жара спала и  все наши разбрелись по своим удобным каютам,  Иван предложил мне прокатиться на его личном катере.
- Вы, Вероника, любезная и любимая наша актриса, и не представляете,  какая это силища лес, плоты. Как они первобытно прекрасны, плывут точно дельфины или киты. Да, не волнуйтесь, за вашей дочкой хорошо присмотрят в детсадике. Часов в шесть вечера вы уже будете с Дашей. Вы увидите полноводную реку, её жизнь, завидную работу на благо людей.
   Мне подумалось, а почему бы и не сплавать по реке. Я ведь так никогда прежде не путешествовала. Будет о чем рассказать подругам, мужу. Оставив Дашутку в садике, где было полно ребятни, я быстро собралась: одела теплую кофту, плотную юбку, прочные чулки. Глиссер начпароходства покачивался на волнах у дебаркадера. Нас оказалось трое, я, он и рулевой-механик. Из их обрывков разговора  поняла, что они давно знают и доверяют друг другу. Покружив у залива, осмотрев это своеобразное лежбище леса, колеблющееся на воде, прокатившись до ближайших бакенов, Иван предложил перекусить, чем бог послал. Мы спустились по реке вниз, причалили к маленькому островку с чудесным песчаным пляжем. Солнце уже по-доброму обнимало нас жаркими лучами. Погода на диво наладилась. Чудесное вино и какой-то животворящий напиток буквально подогрели меня. Хотелось баловаться, чудить. И тут он предложил искупаться, заверив, что в бухточке вода, будто парное молоко. На мне был плотный купальник на молнии, открывающий только ноги и шею. Иван, очертя голову, бросился в воду. Я последовала за ним. Вначале тело как бы обожгло, после, когда поплыла, стало тепло. Не было боязно, рядом крепкий Иван, пловец, каких поискать. Однако, когда вылезла из реки, дрожала на ветру, как собачонка. Он подхватил меня на руки и быстрым шагом унёс к костру. Насухо обтёр меня полотенцем. Положив на салфетки кусок сыра, раскупорил бутылку водки и разлил «горючее» в металлические стаканчики.
-  Выпей, моя хорошая, прекрасная Вероника.   Это не повредит, это вас согреет, да и профилактика от гриппа добрая.
   Когда тепло разбежалось по всему моему телу, зарделись щеки, Иван внезапно обнял меня, поцеловал страстно в губы, отчего я просто замлела. Даже не заметила, как он запахнул себя и меня в огромное махровое полотенце. От неожиданного напора я не сопротивлялась, не могла его оттолкнуть от себя, он весь был словно во мне.   Его напору невозможно было противостоять. Наш клубок тел откатился под большой куст ивняка. Физически Иван оказался намного крепче моего Вадима. Словом, это было обоюдное сумасшествие. Оно длилось достаточно долго. Он хотел меня, а я – его. Теперь я точно знала, что уступлю его желанию всякий раз, как он пожелает. Встречи с ним были для меня сладкой мукой, этого мужчину жаждало женское тело. Когда он был крадче со мной, во мне буквально расцветало сладострастие. Этот любовник стал желаннее мужа. И я каждый раз находила веские причины, чтобы отказать ему в интимной близости: тело супруга  не доставляло мне радости, желанного женского удовлетворения страсти, получить истинное наслаждение. Я была Иваном побеждена, покорена. Думаю, что Вадим не мог не заметить моей отчужденности, моих отлучек по воскресеньям, якобы, на рынок. На самом деле рядом с ним стояло здание маленькой гостиницы пароходства, предназначенной лишь наезжающим с проверкой чинам из областного пароходства. Я носила всегда при себе ключи от парадной двери и чёрного входа в домик. Кроме нас двоих в этой замечательно обставленной современной мебелью квартире никого не было. В условленный час мы были вместе. И в одно воскресенье, когда я сказала Вадиму, что иду на рынок, он просто махнул рукой, дескать, это твое дело. Я не предполагала, что он оставит дочку одну в квартире. Ей все-таки лишь четыре года. Он уклал её в постель, приказав нигде в квартире ничего не трогать, так как ему надо срочно поехать на работу, а мама, мол, скоро придёт с базара. У Вадима были большие связи, его включили в резерв горкома партии. В общем, по его просьбе за мной присматривали,  он  и сам выследил нас. Когда я свернула за забор гостиницы в тихий проулок, домики которого скрывались тоже за высокими изгородями, Вадим внезапно настиг меня и жестоко избил. Я впервые была поколочена мужем. Но не это сшибло меня с рельсов. Я увидела в его глазах василиска злую, колючую сумасшедшинку. И нервный, презрительно цедящий  ненавистью голос:
- Если ещё раз пойдешь к нему подстилкой, прикончу и тебя и его.  Можешь не сомневаться.
   До меня отчётливо дошло: его угрозы далеко не беспочвенны. Да и знала, слов на ветер никогда не бросал. Мстил всем, кто ему как-то навредил.
   Конечно, я предупредила Ивана, чтобы он больше никогда не попадался на глаза Вадиму. И навсегда попрощалась с любовником. Вскоре мы переехали в областной центр, где супругу предоставили престижную должность и славную квартиру. Настала совсем иная жизнь. Меня избрали освобождённым секретарем крупной общественной организации. А времена круто изменились. Супруг чудом переместился из удобного кресла в обкоме партии в кресло заместителя гендиректора по кадрам солидного промышленного концерна. Я родила ему сына. И всё-таки в мальчишке, лицом копия Вадима, когда подрос, было что-то от Ивана- плотного сложения, крупной кости. Я была счастлива. Лишь тень чего-то далёкого набегала на мое лицо, когда доводилось бывать на реке, или ездить в командировки на речных судах. Тогда образ моего сладкого Вани вставал передо мной. С этим я ничего не могла поделать. Тело помнило его, сладко томило от мысли, что я неким образом окунулась в него, что он опять мой. Я боялась одного, как бы имя Ивана не проронила во сне, и молила Господа, уже тогда ходила в церковь, истово молилась в храме, умоляя снять с меня обузу памяти о мужчине, познавшем меня на берегу полноводной реки. Иван встреч со мной не искал. Тем временем в Нефтеграде открылся филиал холдинга, где работал Вадим, и его направили туда гендиректором. Даша с Игорьком остались в областном центре на попечении моей мамы. Девочка уже вытягивалась березкой, вот-вот закончит школу, ей Вадим заранее забил местечко в университете. Игруня еще только-только переступил порог седьмого класса. Я разрывалась на два города – быть на глазах мужа и растить в своем доме моих детей. Должность моя была почти что синекура, я полностью распоряжалась рабочим временем по своему усмотрению. Мой аппарат с удовольствием довольствовался моими не частыми визитами в главный офис, я не мешала им, они – мне. Иван как-то сумел дозвониться в мой кабинет, когда я там решала свои задачи. Хотя от его голоса дрогнуло моё сердце, тем не менее, дала понять, что лучше нам больше никогда не встречаться.
   Но год назад, когда в облцентре проводили  большую конференцию по линии именно моего солидного общества, в числе приглашенных деловых людей оказался Иван Непременный. В перерыв он незаметно передал мне записку, умоляя о встрече в служебной квартире областного пароходства, которое он сейчас возглавлял. Когда закончилась деловая часть, я сумела незаметно приехать  в служебную квартиру пароходства. Мы не могли оторваться друг от друга часа полтора. Я успела домой к ужину. Потом дети ушли в свои комнаты спать, а мне позвонил Вадим. Да, новой работе он отдавал много сил, энергии, даже как бы страсти. И опять я не чувствовала себя перед ним виноватой, некая мягкая пружинка прижимала к сердцу имя Ивана. Вновь боялась ночью, после интима с супругом в нашей нефтеградовской квартире, не пробормотать во сне имя Иван. Тогда был бы полный швах и мне и всей нашей семье. Крепко опасалась, что он поднимет свою мстительную руку и на наших детей, и на мою уже порядком постаревшую маму. Я догадывалась, как в наступившие канительные времена, так называемых, рыночных отношений он расправлялся с неугодными ему людьми филиала,  и  с проморгавшими выгоду партнёрами, и с  конкурентами. Здесь, в провинции, то и дело происходили  с определенным кругом лиц несчастные случаи на дорогах, в самолётах,  их одолевали  болезни, просто выстрелы наповал. Спустя какое-то время после той новой встречи с Иваном, в обкоме профсоюза мне предложили «горящую» путевку в  санаторий, о котором не могла и мечтать: в нём, как правило, отдыхали в прошлом большие партбоссы. Вернувшись домой, просматривая ворох областных газет, увидела некролог об Иване Непременном. Он скончался скоропостижно от инфаркта. Бог мой, какая напала  тоска! Заперев дверь изнутри в свою комнату, ревела белугой, глотала коньяк, что-то дико орала в трубку Вадиму. На следующий день прилетел супруг. Мы заперлись в моей комнате, обзывали друг друга, дрались. Я кричала ему, что он в подмётки не годился Ивану, а в постели просто ничтожество. Он выбил мне зуб, а я расцарапала ему всё лицо. К нему утром пришёл врач, выписал больничный. Супруг бюллетенил почти три недели, пока сошли с лица все ссадины.
С той поры у нас с ним всё пошло наперекосяк. Вадим пристрастился к спиртному. Вычислив теперешнюю слабину, его то и дело пригашали в гости, на званые и прочие вечера. Теперь он пропадал с девицами легкого поведения. Заправлялся «горючим» прямо в конторе. Словом, карьера его покатилась под гору. Даже руководство кампании заводило речь о переводе его замом директора в крохотный филиальчик. Наверное, мысли о детях вразумили Вадима. Взял себя в руки. Но было поздно, его выперли с Нефтеграда, оставив в главном офисе менеджером, поручив вести дела с геологами-поисковиками полиметаллов. Вместо четырёхкомнатной квартиры семья ютилась в трёхкомнатной, в не престижном районе. Это была заурядная панельная «водонапорная башенка». Меня больше не вводили в руководящий состав ведомственного профсоюза, я была замом председателя по общим вопросам. Когда моя мама ушла из жизни, оказалось, что я плохая домохозяйка, ничему толковому не научила Дашу. Она, как и я, была нуль без палочки  в хозяйственных делах. Все заботы по дому свалились на меня. Через прежних друзей мне удалось устроиться в областную администрацию самым рядовым работником по приему заявлений трудящихся и подготовке надлежащих ответов. У одного завотделом доченька после окончания вуза не сумела никуда устроиться, меня оттуда турнули, моё место заняла расфуфыренная девушка. И вновь старые знакомства позволили мне занять место зама по кадрам одной конторы. Дома я грызлась с детьми, но опасалась вступать в поединок с супругом, взгляд его с каждым днём становился всё колючей. Даша начала встречаться с парнем из санэпидемстанции. Наш Игорёк поступил в технический колледж, затем  влился в хоккейную команду города.  Семейная жизнь текла по своим незамысловатым законам. О своей работе Вадим мне ничего не рассказывал, кроме того, что нашёл знатную фирму и ценящих его людей.  В командировки по своим производственным делам он мотался часто. Спустя какое-то время известил нас, что купил четырехкомнатную квартиру, а эту  продаёт, ведь деньги никогда не бывают лишними. И мы начали обживать новое жильё почти в центре города. Обстановку купили на загляденье и себе и друзьям. Откуда-то у него появилась распрекрасная дача. Обустраивать её мы все ему помогали. Такое вот было радостное время, аж слезы от счастья стояли на глазах. Правда, правда. Игорь запросто окончил колледж, но строил карьеру хоккеиста - уже в столичном клубе. Даше не повезло, с мужем рассталась, пояснив, что тот бестолочь несусветная и переехала к нам. Но её бестолочь  где-то зарабатывал крутые бабки, судя по алиментам. Часто у нас бывал в гостях, завалил сына Егорку подарками, даже на День рождения купил ему ноутбук. Но Даше не хотела вновь соединить свою судьбу с ним. А с Вадимом последнее время творилось что-то невероятное: он скандалил с кем-то по мобильнику, даже матерился. На ночь глядя, куда-то пропал. Я утром его не узнала. Остались прежними глаза и брови. Но в глазах застыла глухая к кому-то  ненависть.
-Вадька! Да что с тобой?!- крикнула я.
Он будто съежился, поник головой. Его бескровные губы прошептали:
- Всё, теперь им каюк.
   В вечерней новостной телесводке прозвучало сообщение о схватке двух криминальных бригад на берегу Ироши. Мелькали кадры срывающихся с места труповозок. Среди убитых обнародовали  имя Паши Непременного, сына Ивана. Бледная, обескровленными губами, я сразу положили под язык два камушка нитроглицерина. Я не знала, что мне теперь делать. Вадим оказался настоящим душегубом.

                3.  Немного интима

  Ян  только что вернулся из командировки в Средне -Печорский район.  Предстояло подготовить экономический обзор лесной и лесоперерабатывающей отраслей региона. Шеф намекнул, мол, есть точные сведения о западноевропейской компании, полной желаний  вложить  инвестиции и стать соучредителями некоторых хозяйств, занимающихся  как заготовкой, так и переработкой древесины. Так что ему, Стругу, и карты в руки: подать на страницах газеты  деятельность леспромхозов в наилучшем свете. Выбрал тройку передовых, в первую очередь погостил в Борском леспромхозе, где бывал много раз и знал историю жизни многих заготовителей древесины. А ещё ему непременно хотелось повидаться с Ирадой   Нездешней. Он приметил её с первых командировок  в  этот большой рабочий посёлок. Как всегда, собирая в блокнот  факты о деятельности предприятия, нашёл время заглянуть в среднюю школу. Знал: непременно найдёт там добрую информацию в колонку новостей. Несколько инициативных учителей вкладывали душу в  то, чтобы побудить школяров к  развитию заложенных в них талантов. Действовали интересные кружки художественной самодеятельности, по интересам, даже астрономический, а вела его учитель физики Ирада Нездешняя. Как Данилу памятна самая первая с ней встреча.
   В классе, где мысли школьников старших классов погружались в  таинства математики, физики и  астрономии, тогда этот предмет в  школе изучался, Ян Струг и встретил Ираду. Удивительно легко   и свободно она посвящала мальчишек и девчонок  в  увлекательные  приключения формул своих дисциплин. Предложив классу решить очередную задачу, она, словно вспомнив, что на занятии присутствует сторонний человек, всмотрелась в его лицо. Видимо, кроме обычного любопытства, увидела искреннюю заинтересованность  гостя и тем, как ведёт свой предмет,  и тем, что она ему интересна как женщина.  Тогда Ирада  была не замужем.  Но уже вступила в критический девичий возраст, когда сердце тревожится одним- -не остаться одинокой. Правда, в посёлке немало молодых неженатых мужчин, но все они не её круга: простые рабочие лесозаготовительной отрасли,  мастера и техноруки--технические руководители  разных подразделений леспромхоза, базового предприятия рабочего посёлка Бокарка. Выпускники вузов, люди здесь с положением, давно обзавелись семьями. Девушек и женщин одиночек – пруд пруди. Откровенно, ей давно нравился Ян Струг: она читала все его публикации сначала в городской газете, потом в областной, когда туда перешёл на работу. Он был не чета местным парням: хорош собой, по-умному ведёт в газете тему, и в нём не чувствуется и тени забитости, отчасти присущей простым работягам.  Скорее, размышляла она, это даже не забитость, а осознание того, что их удел – пахать на лесных делянках в любое время года и в самую ненастную погоду, и им от этого тяжкого  труда никак не отвертеться. Потому что они ничего другого делать не умеют, как сидеть за рычагом трактора, управлять лесовозом, валочно- пакетирующей машиной, или разделывать на эстакадах хлысты деревьев. Многим из них было не то что не до книг, но даже глаза бы их не глядели на газеты. Причина одна – гнетущая тело усталость от тяжкого труда, желание выспаться вволю, не срываться рань-ранью с постели: нельзя опоздать в автобус или в крытый брезентом кузов вместительной автомашины даже на четверть часа, поскольку ждать не будут, лесовозная трасса прочищается тракторами и на делянки нужно успеть во время. Лес из Бокарки ждут за его пределами лесопромышленные комплексы, где изготовят для шахт рудничную стойку, для строителей первоклассные доски и много ещё кое-чего. Правда, что-что, а заработок рабочих леспромхоза на диво завидный. За пять лет работы в здешней школе Ирада как-то свыклась с мыслью, что её уже не ждёт иная судьба, как учительницы именно этого посёлка. Мать и отец девушки из забытой богом деревушки, там она никогда не найдёт такую хорошо оплачиваемую работу, однокомнатную квартиру в благоустроенном доме, а о женихах и подавно нечего говорить. В ближних от Бокарки городах примут учительницей в школу, но о жилье от отдела образования нечего мечтать долгие годы, лишь довольствоваться съёмным и не дешёвым по оплате «углом» в частном доме. А главное, привыкла к посёлку, к его людям, к ребятне, тянущейся к знаниям. И начала присматриваться к парням, молодым мужчинам её возраста. Как-то в клубе на просмотре кинокартины оказалась рядом с черноволосым симпатичным парнем, тот, как ребёнок, радовался всем перипетиям экранной жизни героев, бросал шепотом реплики своему приятелю. Осеннее уличное ненастье их как бы сблизило: мужчина помог ей преодолеть размытую дождём и разбитую автомашинами дорогу. Потом шли по деревянному тротуару к своему микрорайону. Он жил в общежитии механизаторов, а её дом стоял поодаль. После  как-то в выходные дни встречались ненароком в магазинах, в столовой. Словом,  Ирада и Абусаид, механик автотракторного цеха, познакомились. По весне нового года он посватался. Девушка позвонила родным в Татарию, посмотреть на будущего зятя приехала мать Ирады. Она одобрила  выбор дочери.
- Так ты точно не против, чтобы я связала судьбу с Абусаидом?
- Что делать, девочка моя. Выбор здесь женихов твоего возраста ограничен. Если тебе уехать жить и работать в другое место, так пройдут  годы, пока на твоём пути появится достойный тебя человек.
- А разве Абусаид не достоин меня?
- Да как сказать, парень оставляет о себе хорошее впечатление.  Только мне почудилось, будто в его душе есть некий как бы надрыв. До тебя у него была женщина?
- Не знаю, мама. Но женат не был. Да, раз отец болеет, значит, на свадьбу нашу не приедет?
- Я буду тут тебе уж и  за отца. А его родители?
- Нет, у его отца в селе большое хозяйство: овцы, козы, корова. Так что и у матери  Абусаида дел там по горло. Говорил, быть может, двоюродный брат приедет. Хочет здесь тоже деньги на автомашину скопить. 
   Свадьба Абдусаида и Ирады прошла в большой поселковой столовой. Когда Ирада на другой день поднялась уже дома из-за праздничного стола и пошла к матери на кухню, та ей тихо, чтобы никто не услышал, сказала:
 - Ночь со второго дня свадьбы на третий станет для тебя провидческой.
 - Как это, мама?
 - Я из семьи провидцев. Вот что приснится тебе, то в будущем исполнится. Если доброе – молись Аллаху и Богородице Иссы, если дурное – под любым предлогом вон из дома и беги в любой лесок: пади на колени вначале у ёлки, затем у березы, молись Высшим Силам. Твоё счастье, если рядом увидишь  ручеёк и сполоснешь лицо его водой. Не заспи эти мои слова.
                *   *   *
   День тоже был бурный, праздничный. Ночь Ирада была в объятиях мужа. Забылась под утро. И вошёл в неё сон, как  таёжный дурман для покорённого усталостью заплутавшего путника. Видит она себя дебелой красивой женщиной, одетой нарядно, спешащей к дому своей большой искренней любви. В её сердце имя  Яна и её детей – Егора и Алии. Она каким- то образом знает, что после того, как Егор поступил в Нефтеграде в технический вуз, сообщила ему, кто его настоящий отец, и даже свела их вместе, познакомила. Тот под видом внештатного корреспондента газеты иногда появлялся в его квартире с небольшими эссе и заметками.  Ирада с Абусаидом тоже жила в городе нефтяников, в квартире, выделенной её мужу транспортным управлением, где тот стал со временем завгаром. Конечно, она с Яном по-тихоньку встречалась, когда его супруга и дети выезжали в отпуск, не дожидаясь, когда глава семьи получит отпускные. Иногда выгадывали попасть в  компании любителей охоты за ягодами и грибами. Их постелью тогда был мягкий мох, а любовь под сенью деревьев казалась самой сладкой. Никто не догадывался о связи известного журналиста с завучем средней школы. И вот она видит, как идёт на долгожданное свидание с отцом своего первенца. Время такое, когда в подъезде никого не должно быть. Из вчерашних намёков Яна по мобильнику знала: кроме него в квартире никого, он её, свою вишнёвоокую, ожидает. Вытащила из кармана оба ключа от железной двери. Вдруг со стороны квартиры кто-то стал совать ключи в замочные скважины. Ирада поспешно поднялась по ступеням на верхнюю площадку. В легком полумраке отворилась дверь, из неё выскользнул парень. Она обомлела: по  ступенькам быстро скользил вниз её сын Егор. Едва внизу хлопнула входная дверь, она скоро спустилась к двери своего любимого. Поняв, что в квартире произошло нечто неординарное, осторожно вошла внутрь, закрыв дверь. В спальне лежал на кровати обнаженный Ян, у самой двери ванной, раскинув в стороны руки, тело окровавленной девушки. Рядом оставленный в спешке нож Егора.
   Она в полном замешательстве и изнеможении опустилась на стул. Мысленно восстановила картину трагедии. Вероятно, сын так же,  как и она, вошел в квартиру, отперев замки  запасными ключами. Девушка бросилась было наутёк, чтобы скрыться в ванной, да не успела, затем Егор влетел  в спальню. Ирада хорошо знала эту девчонку, она давно таскалась за её сыном, училась на филфаке и даже не раз бывала с ним в квартире Яна. Значит, свободолюбивой девчонке захотелось покувыркаться с мужчиной в возрасте. Наверное, она пришла к нему внезапно, он ведь должен был ждать её, свою вишнёвоокую. А та раздобыла втихаря ключи у Егора: сделать копии не представляло никакого труда на любом рынке. И в итоге трагедия. Егор не мог поднять руку на родного отца. Сын её уже знал, что из себя представляла «девочка».  Увидев обнаженными тела отца и его любовницы, что ещё вчера отдавалась ему, парень в состоянии аффекта выхватил нож, догнал убегающую молодуху, и зарезал её. Яна хватил удар, он потерял память, более того, по всему видать, вошёл в кому. И у неё не было выбора: она, мать, не могла отдать сына в жестокие ежовые рукавицы тюрьмы. Так завуч средней школы стала убийцей любовницы своего любовника, с которым подружилась, якобы, недавно в Нефтеграде и воспылала к нему любовью зрелой женщины.
   Она вскочила с постели, как ошпаренная. Муж всё ещё был во власти винных свадебных паров. Набросив на плечи богатый индийский халат-подарок Яна, а сверху осеннее зелёное пальто, выскользнула на улицу. Воскресное утро,  ни души. Подмёрзшая, расквашенная тяжёлыми лесовозами дорога  подворачивала своими колдобинами каблуки сапожек. В нескольких метрах лесок.  Тут берёзка, невдалеке ель. Высокий кустарник скрывал полянку. Она знала молитвы и русские и татарские. Только нигде ни ручейка, ни крохотной проталинки от родничка. Ирада углубилась в подлесок. Хрустнул под сапожками ледок. Ей показалось, будто метрах в двадцати от неё  промелькнула рысь. К тому месту устремилось с деревьев чёрное грузное здесь вороньё, чтобы, видно, поживиться остатками звериного пиршества. У кочки Ирада раздвинула наслоения тонкого льда. Слава богу, там бил крохотный родничок.


                4. Испытания забастовкой

   Некое странное чувство давило грудь, словно душа оказалась между неведомой пропастью и чудовищной наковальней: ему предстояла командировка, которая могла на карьере журналиста  поставить крест. Хотя, как оказалось годами позднее, судьбу Яна покорёжила вовсе не она. До отправления поезда оставались считанные часы. В импортном вместительном портфеле уложено всё, что надо в дорогу. В голове крутилось напутствие шефа:
- Ян, в леспромхозе назрела серьёзная ситуация: несколько дней подряд лесорубы, шоферы и работники нижнего склада бастуют. Туда отправляется комиссия работников горкома партии и горисполкома. А я, как знаешь, член бюро горкома, потому тебе газетной корреспонденцией отдуваться. Не подведи, всё сейчас на контроле первого. И обстановка в стране серьёзная, и ещё теперь эта лесная заморочка. Работяги толкнули петицию аж в ЦК, смотри, не промахнись, всё-всё провентилируй. Возможно, из Заозёрного придётся махнуть  в Бокарку. И там сейчас не спокойно. Езжай!
   Тогда Ян не мог  предполагать, что та командировка откроет глаза на все происходящее как в лесном захолустье, так и в стране. Час за часом, день за днём встречи с людьми на лесных делянках, где рабочие упорно не желали валить лес, возить его на разделочные эстакады на нижний склад, а сидели в примитивных балках-вагончиках, судачили о своей нелёгкой доле. Приехавшему из города начальству высказывали свои претензии остро, не дипломатично, требуя радикальных мер для устранения накопившихся проблем. Вся техника старьё, физически и морально давно устарела, а с них требуют высокой выработки. Выплату зарплаты тянут месяцами. Бабы их не могут себе даже новые трусы купить, не говоря о том, чтобы чем-то побаловать детей. В продмагах грозятся прекратить отпускать продукты в долг. Колбасу, мол, видит одно начальство. За всем необходимым люди ездят на поезде в соседнюю Бокарку, богом избранную.  В арболитовых домах, в основе плит которых прессованная стружка с добавлением цемента и прочих составных частей, зимой зуб на зуб не попадает, отопление аховое, потому как котельная на ладан дышит;  они спят под тремя одеялами, к утру в ведрах замерзает вода. Дети болеют. А те, у кого в щитовых домах печное отопление, хоть караул кричи. Живут в лесу, а дровами их леспромхоз загодя обеспечивает плохо.
- За маяту наших детишек,- простуженным голосом хрипит кто-то в теплушке,- перебить бы вас, коммуняк!
- Но-но, спокойно, нечего сопли размазывать по варежке,- увещевал председатель поселкового совета.- Тут сейчас всё блокнотит корреспондент газеты. Рассказывайте  о  своих бедах по уму, не истерите, как бабы. Всякое на хозяйстве бывает. Котельная нынче подвела, разморозило в некоторых домах трубы отопления, уже начинаем их менять. С мясом повсюду сейчас непорядок, и у нас люди сбрасываются и едут отовариваться в Москву. В Бокарке, конечно, жить вольготней: там свой коровник,  свои куры на птицецеферме. И леспромхоз не чета вашему, солидный.
- Ах ты, чёрт говённый!- взвыл мужик в распахнутой шубенке. Выхватил из-под стола молоток и замахнулся на говорившего.- Врежу в глаз и каюк тебе!
   Предпоссовета бухнулся на скамейку. Съёжился.
-  То-то, - обронил тот же мужичок,- это я - так, для острастки. Лучше не тревожь нас. Мы нынче с норовом.
   И будто на подмогу местному чину в теплушку вошла вся остальная бригада начальства, ездившая на соседнюю делянку к лесорубам. Стало душно. Кто-то приоткрыл дверь. И снова поплыла волна людского негодования. Что оставалось городским?  Одно- давать благие обещания.
   К вечеру вся комиссия прибыла в Бокарку, где часть лесозаготовителей бастовала, а другие держали нейтралитет. В конторе ЛПХ ожидало начальство здешнего леспромхоза. Выспросив обстоятельно о состоянии дел, чтобы лучше сориентироваться с ответами на вопросы жителей, комиссия подрулила к поселковому клубу. В первых рядах сидели преподаватели школы, другая поселковая интеллигенция. За ними – рабочий люд. И здесь, в одном из самых благоприятных лесных посёлков, диалог развивался по кривой вверх. Нет запчастей для вышедшей из строя техники, хандрят старые пилорамы, случаются задержки зарплаты. В детсадике мёрзнут ребятишки. В клубе примитивный гардероб одежды для самодеятельных артистов. Радио вещает с перебоями.  В школе не хватает учебных пособий. Словом, и тут диалог!
  Ян сидел на приставном стуле того ряда, что занимали учителя. Повернув вполоборота голову влево, встретился глазами с взглядом Ирады. Его сердце на мгновение словно обдало кипятком: нежность, томление души, жажда встречи, преданность ему, и одновременно смутное чувство вины за  то, что  отдаёт своё тело нелюбимому человеку. Однако,  он неким наитием почувствовал: она не безропотно подчиняется мужу в постели, неделями оттягивает  близость с тем, кому никогда не будет верна, поскольку её абсолютно «всё я»  утонуло в обаянии того, кого считает своим милым. Ян знал, ничем не может помочь Ираде. Судьба не позволит им создать брачный союз. У него и у неё свои семьи, за которыми кровные связи, обязательства, которые не позволят ни порвать, ни даже затушевать прожитые годы в иной оболочке, накрепко опутанной сетями жизненных обстоятельств. Он уверовал, что любим, и  Ирада знала, что тоже обожаема, любима горячо, и её при этом обдало волной необъяснимой радости. Как бы ей хотелось сидеть здесь рядом с ним, держать в своей руке его руку, легонько поглаживать пальцы  своего дорогого мужчины, подушечками пальцев щекотать его ладошку так, как это могла  только она. О, эти волшебные прикосновения трепетной женской души.
   Силой воли он прервал бег любовного страдания. А на сцене и в зале кипели людские страсти, водовороты сомнений в верности курса власти «новой волны». Ян с гордостью подумал, что его «лесные братья»,  о которых написал бесчисленные статьи и очерки, вовсе не пригнутые к земле работяги. Они по-русски терпели неустроенность поселкового быта до той поры, пока не взыграл их градус недовольства. Куда их жизненным неурядицам до безобразий в посёлке Заозерном. И, тем не менее, отдавая производству большую часть своей жизни, истомленную вывертами строя, они желали жить по-людски, иметь от благ цивилизации не подачки, а полноценные права на уважение их личностей, их устремлений довольствоваться не почти фиговыми листьями, лишь как-то прикрывающими то, что извечно зовётся бытом, скорее иезуитски изуродованной обыкновенной бытовухой, не совместимой с идеологическими посылами власти, укрытой за красным  полотнищем  с серпом и молотом. И хотя страна не знала явных радикалов, способных повести за собой народ, уставший от перипетий перестройки, с её диким торнадо под кличем «Долой пьянство!» над богатейшими виноградниками юга, с недозрелыми веяниями экономического переформирования производственных систем, с падением нравственных устоев, игнорированием патриотизма, государственные устои оказались невообразимо  расшатаны. Вдруг, как по мановению  «чёрной волшебной палочки», подняли головы в разных концах огромной державы националисты.   
   Неспокойные мысли обуревали Струга, когда в последний вечер командировки в гостиничном холле Дома приезжих он устраивался за один стол с преферансистами. Рядом держали оборону и наступление картежники из числа тех, кого  на усмирение забастовавших посёлков послали из горкома партии и горисполкома. Между игрой люди власти обменивались мнениями о прошедших событиях и о том, насколько поверили их обещаниям уладить,  гнобящие поселковый люд, проблемы. Из массы забастовщиков Заозерного и Бокарки они выделили небольшую группу, по их мнению, верховодов. Назывались хорошо знакомые Стругу фамилии. Судя по набрасываемым характеристикам, просвечивающим до тонкостей их биографии, преферансисты знали, о чём говорили. И всё выпячивали с явной целью настроить именно Яна на негативное обличение в будущей статье журналиста рабочих, как бы  принявших в свои руки знамя забастовки.  Но он-то не нашёл ничего, что противоречило бы мнениям рядовых рабочих. Всё, высказанное ими при встрече, не выдумки, а, увы, действительность, раскрывающая нередко жалкое существование людей из глухих уголков северной земли. Им следовало оказать помощь, и ни в коем случае не карать их ни одним словом в печати, за которым могут последовать и жесткие меры власть предержащих. Его мысли прервал вопрос одного из преферансистов к появившемуся председателю поселкового совета:
- А что это за мужик, замахнувшийся было на тебя молотком? Он был пьян? Вот Струг об этом молчок, но зато нам рассказали другие.
- Доброго слова этот работяга не заслужил. Из недалёкого лагеря откинулся с год назад. После колючей проволоки решил заработать денег, подался сюда, взяли на нижний склад  сучкорубом. Он ещё в том году с грозным видом  выходил было на того же Яна с топором, да его остановили. Струга у нас уважают, никогда ничего не привирал про лесников в газете, писал правду, как есть. И не думаю, что этот хамлюга был пьян. Знаю, на общем собрании рабочих, объявивших забастовку, выдвинули требование ко всем-«сухой закон».
- Н-да, тут и простенького дела про молоток не заведёшь. Даже не имел умысла, просто повыпендривался в такой ситуации. Но я бы, будь газетчиком, ввернул бы такой факт в статейку.
   Сознавая, что его хотят поймать на слове, Ян, сославшись на своё примитивное достоинство преферансиста, ушел в отведенную ему комнату. Естественно, Струг прекрасно помнил, как всё было в тот зимний день на эстакаде нижнего склада по разделке древесины. Он брал интервью у рабочих, записывая сказанное ими в блокнот. Оператор остановил движущуюся ленту с хлыстами сосняка.
-  Я на минуту,- крикнул он,- выясню, почему пилу заело.
   Струг поднял воротник шубы, отвернулся от дубящего лицо холодного ветра.  За спиной послышался скрип снега. Достав фотоаппарат ФЭД из портфеля, оглянулся. На него неспешно шел мужичок в старом ватнике с топором на плече. Ян повернулся к нему. Великое чувство интуиции подсказало: не шелохнись, смотри ему не в глаза, а как бы вскользь, готовься отразить удар портфелем и фотоаппаратом. И тут запыхавшийся голос прибежавшего оператора:
-  Стой, Сенька! Не глупи. Перед тобой человек, настоящий человек. Мы тебе не простим, если ты на него просто замахнешься!
   Мужичок остановился, повернулся и побрел к кучке хлыстов рубить оставшиеся на них сучья.
-  Ян, не обращай внимание. Этот мужик немало пережил и на воле, и под замком в лагере. У него еще неспокойная душа. Ему надо придти в себя. А я свалял дурака, не вызвал в операторскую напарника. Представить не мог, что подобный казус может случиться..
-  Ладно, замяли, прошли это,- обронил Струг.
   До этого позднего вечера тот прискорбный факт возможного на него покушения никогда не всплывал. Но лесники обсуждали случившееся, и некий «свой человек» донес обо всем предпоссовета. А Ян знал, что в любое время суток и время года он мог заявиться в Бокарку, ему всегда будут рады. Он для них не городское газетное фуфло, а настоящий человек. И еще был уверен, если бы кто узнал о его тайной любви к Ираде, их связи,  смог бы понять его. Такая девушка, а теперь женщина не полюбит ничтожество, а вышла замуж потому как так надо женщине, ей предназначено на роду растить потомство.
   Ровно два дня дал шеф Стругу отписаться после командировки. Прочтя его материал, сделал некоторые правки и отдал рукопись в набор. На всякий случай позвонил зав отделом агитации и пропаганды горкома партии. В ответ:
-  Хватит, Георгич, громыхать словами, дуй с его заметкой к нам!
-  Н-да, значит твой газетчик сварганил проблемный очерк. Ты за этим его посылал с нашей комиссией в лесные поселки?! – спросила секретарь  горкома по идеологии. - Или не ведаешь, какие могут сгуститься тучи над нами? Обком ведь под боком! На кой нам эта бесхребетность! Что, в других леспромхозах дела обстоят намного лучше? Но там молчок, никто не помышляет бастовать! Всё шито-крыто только в лесных хозяйствах, отданных в аренду болгарам. Там все поставлено иначе. Но сегодня у нас нет возможностей.
- Валентина Изосимовна, я полагал, этот материал размягчит, что ли, те нарывы, что вскрыты проверкой. Люди там успокоятся.
- Хватит мусолить! Пусть появится в твоей газете просто деловая корреспонденция. Почему не послал туда Сашку Трехлетова? Он бы промашку не сделал.
- Так ведь он в лесных делах ничего не смыслит. Его там не знают.
- Нам всё равно: смыслит он в лесных делах или не смыслит! Он сделал бы такой материал, какой нам нужен! Не забыл, ты наш орган! И пусть Струг забудет о его фамилии в списке резерва на инструктора горкома партии! Все, иди и выполняй моё личное поручение.
   Через час в кабинете секретаря по идеологии возник представитель компетентной организации.
Поздоровавшись с ним, Валентина Изосимовна отчеканила:
-  Вашу папку о Струге на стол! Буду знакомиться.
   Сделав закладки, бросила сердито:
-  Так что, к нему нет никаких претензий?! Ни по партийной линии, ни по жизни?!
-  Так ведь он пятый год бессменно  избран секретарём партбюро. Он, как известный журналист и партактивист,  не находился в сфере нашего внимания. И как семьянин характеризуется положительно.
-  А это что?! Семья родителей по линии матери сослана накануне войны из Украины на Крайний Север – это его бабушка, она же мать троих детей. А его дед, по-нашему один из самых крепких кулаков на Волыни,  остался на родине, скрылся от наших спецслужб. И не понятно, то ли был убит немцами за помощь местным партизанам, то ли во время известной волынской резни, то ли бежал в Закарпатье. Среди его предков есть поляки. И вообще тот регион Украины весьма занятный, там ютилось немало евреев, в том числе богатых. А у его деда два брата, тоже не из бедных людей, не пролетарии, сельские заправилы и один из них имел жену еврейку. Разве с такой родословной ему вообще место в партии?
-  Так при Леониде Ильиче на это особо не обращали внимания. А отец Яна- участник войны, офицер. Правда, с материю Яна развёлся, взял в жены свою односельчанку.
-  Вот что, я исключаю Струга из резерва горкома. А вы смотрите по обстоятельствам. Если где нашкодит, гнать надо из партии и города. Времена тревожные наступают.

                5. Смена ориентиров

   От проблемного очерка Яна Струга о событиях в бастовавших лесных посёлках остались рожки да ножки. Шеф газеты лично отредактировал его материал, не предупредив автора.  Наутро Ян с недоумением разглядывал на второй полосе «своё» рукоделие. Принять его главвред отказался, сославшись на занятость. Журналист спустился на первый этаж к заведующей отделом социальных проблем и писем, Ларисе Трёхлетовой, являющейся и руководителем городской организации Союза журналистов России. Он сознавал, что здесь правды не добьётся, но была затронута его профессиональная честь, надо же кому-то высказать своё недовольство позицией газетного главчина.
- И что ты предлагаешь? Созвать общее собрание журналистов города? Думаешь, ты станешь победителем?-  парировала она взрыв его негодования. – Это его право, как поступать с материалом  своего работника, на  то он и главный редактор.
- Так он обманул меня,  сказав вначале, что очерк пойдет в очередном номере газеты.
-  Ты же не новичок. Мало ли какие обстоятельства. Забастовка рабочих– это прерогатива политиков, за реакцию на такие действия несёт ответственность  горком. Неужели не ясно!? Сама не буду созывать собрание журналистов. Поговори сначала со всеми ребятами, узнай их мнение. А после приходи. Но даю против ста один-два процента, что они вряд ли согласятся выносить сор из избы. Ведь у нас на учете и собкоры центральной газеты и радио. Я никому звонить не намерена. Извини, мне пора сдавать в номер свои строчки.
   На другой день Струг взял отгул и с домашнего телефона вышел на завотделом центральной газеты, нештатным автором которой и являлся. Пояснив ситуацию, попросил коллегу узнать у главного редактора, может ли он взять его в штат в качестве собственного корреспондента по области. Тот согласился, пообещав позвонить ему вечером на домашний телефон. Слово сдержал:
- Ян, шеф в тебе заинтересован, но сейчас вакансии собкора нет. Мы знаем, что наш собкор по соседней области, работающий и на ваш регион, желает переметнуться в другое издание, отрабатывает теперь положенные по закону дни. Он советует, чтобы тебе не терять стаж, взять отпуск без содержания на две недели. Созвонись с ним завтра с утра пораньше, он  у себя в кабинете бывает часам к восьми.
   Отпуск ему дали без проволочек. По устному заданию будущего шефа Ян подготовил подборку событийных информационных новостей, несколько корреспонденций о жизни трудовых коллективов, и выполнил пожелание главреда составить план журналистского расследования о возможности инвестиций заграничного капитала в геологическую отрасль области. Спустя две недели его вызвали на беседу в редакцию московской газеты.Навстречу ему с кресла поднялся плотного сложения человек в дорогом костюме, темные волосы открывали  чистый лоб, упрямая складка делила морщины у переносицы, волевой подбородок, внимательно оценивающий взгляд серых глаз.
-  Здравствуйте, Ян! Приятно лично с вами познакомиться. Все ваши материалы удачны, они опубликованы. Если вы твердо решили войти в штат нашей газеты, вот официальный лист, пишите заявление, а заодно - Договор, контракт, познакомьтесь внимательней. Будут вопросы, немедленно спрашивайте.
   Прощаясь, позвонил секретарше, чтобы новичка приняли в отделе кадров для оформления всех бумаг и выдали редакционное удостоверение.
- Желаю удачи, Ян. В отделе кадров вам пояснят, с кем из наших юристов будете, что называется, в одной упряжке. Оттуда пройдете к  завотделами, от них получите задания. Но главную закавыку ждите от меня месяца через полтора, как у нас освоитесь. Да, оклады в нашем издании не намного выше, чем в областных газетах, зато приличный гонорар,  есть стимул хорошо и много работать. Всего доброго.
   Приятно грело сердце солидное удостоверение газеты. Фото на него, к слову, сделал в кратчайший срок фотокор издания. Обстоятельное знакомство состоялось с юристом Андреем Дрогоявленским. Приобретя билет на поезд, никак успел в столице поиздержаться, помчал в гостиницу. Ранним утром его ждал перрон вокзала. Наскоро поужинав, восстанавливал в памяти наставления юриста. Сведенные им в монолог, они выглядели так:
- Самые серьёзные задания будет давать непосредственно шеф. Главное, вы должны быть во всем осмотрительны, внимательны, не клевать на подброшенный кем-то крючок. Мы знаем, что вы умерены в спиртном, не ведёте не привлекательный для нас образ жизни. Ваше место собкора по двум областям занимал весьма толковый журналист. Шеф при встрече вам, конечно, не сказал всей правды о нём. Не так ли?
-  Конечно, но я от своих коллег, поддерживавших тесные контакты с Вениамином Варкачёвым, был осведомлён о его пристрастиях к наркоте.
-  Что же. Сегодня я могу говорить с вами откровенно. Действительно, у Вениамина  был один каверзный недостаток: любил с приятелями в свободное время посидеть за бутылочкой, потрепаться языком. Едва прошло года полтора работы у нас, как к нему присосались хищные пиявки. Втихаря подсовывали ему наркотики. Наш Веня Варкачев попался на их удочку. Газетными делами с ними не делился, но, став зависимым, потерял бдительность. Очень острые публикации не пришлись по душе его антигероям. Когда в газете сделал подножку одному чинодралу, получил кошмарную дозу наркоты, плюс в чай опрокинул большую рюмку спиртного. Не сумели врачи откачать, оставил после себя жену и двух ребятишек. У вас тоже двое детей. Самые злые свои материалы подписывайте разными псевдонимами, о которых никто не знает. Если возникнут малейшие затруднения в юридическом плане, звоните по этому вот телефону в любое время дня и ночи. Покажите себя у нас с самой лучшей стороны, мы в будущем всех лучших собкоров переведём в столицу, станем им компенсировать часть оплаты за жильё, а от услуг других вообще откажемся.  Будут наши журы отсюда ездить в командировки. Так безопасней, да и дешевле, работающие в северных регионах получают солидные надбавки. Вместо этого введём крепко сколоченную шкалу  гонорарного фонда. Счастливо и доброй работы! 
   Заявки заведующих отделами газеты «Страна индустрии» были по силам опытному газетчику. Разве что сдаваемые в секретариат корреспонденции требовали  от автора чёткой логики, всестороннего знания раскрываемой темы, владения пером и абсолютной честности и порядочности. Дома внимательно просмотрел письма, полученные в  отделе социальных и нравственных проблем. Повертев одно в руках,  вспомнил слова зава:
- Переправлять сию эпистолу начальнику этого героя в кавычках, нет смысла, спустит на тормозах, получим лишь отписку ничего не значащую. Останутся в обиде и автор письма и  его мать, униженная оскорбительными выпадами соседа  из властных структур. Проверьте факты, как-нибудь приглядитесь к хамоватому чину. Возможно, построите корреспонденцию, акцентируя внимание на том, что уважать старших, тем паче женщин, учат  у нас вообще-то с детского сада. Поразмышляйте. Правда, придётся вам съездить в соседний областной центр. Вдруг  ещё там кое-что, как говорится, нароете.
   Проверил факты, пообщался с автором сообщения и с его матерью. Выдал знатную корреспонденцию под псевдонимом. Ему сообщили из секретариата, что откликов на его заметку поступило чуть не с почтовую сумку. Коллега из областной газеты по телефону сказал, что в их редакции пытались вызнать настоящего автора, опубликовавшего микро-фельетон в столице. Пусть, дескать, на всякий случай готовится к неким атакам. Структуру, что он затронул публично, не отличает демократичность взглядов. Мало-помалу тема о заносчиво-задиристом чине стала забываться. Однако, Стругу как-то довелось по делам придти в свою бывшую газету, а заодно и сняться с журналистского учёта у председателя городского отделения Союза журналистов. Выдав под расписку учётную карточку, Лариса нехотя бросила:
- Сюда заявился один наш автор – силовик, сокрушался, что в твоей  газете ославили  его сослуживца на всю страну, хотя  могли бы вопрос решить иначе, мирно. Спрашивал, знаю ли человека, что подписал заметку. Ответила, что не знаю, не доводилось в нашей газете читать заметки под такой фамилией. И вдруг спрашивает, а где Ян Струг, что-то давно его статьи не видел. Ну, честно и сказала, что ты сейчас  работаешь в «Стране индустрии». Человек помолчал, пожевал губы и вышел. Так это, что ли, твоих рук дело?
- Да с чего ты взяла, Лариса. Мало ли пишущих ребят.
- Так я прочла заметку. Нашла там пару твоих любимых словечек.
- Перестань ерундить.
  Он полагал, что всё обошлось. В «глубине» структуры решили довести дело до логического конца, выяснить, кто же «злопыхатель», как бы тот писарчук не вставил палки в колёса, когда  на носу выборы в Верховный Совет страны.

                6. Предвыборные закорючки
 
   Пришедшие к власти люди новой волны видели за рулём государства не претендента Романовцева, а  совсем другого человека:  не столь независимого в своих взглядах на обустройство страны, более покладистого, который бы никогда не посмел поднять руку на их прокремлёвский складывающийся  круг. Все они уверовали в победу на выборах президента - именно Бронислава Ульянца. Подвластные им медиаресурсы  поддерживали кандидатуру Бронислава, тот тоже, как и Романовцев,  периферийщик, но сумел под общий шумок неприязни к Первому лицу партии и государства найти верный путь к согласию с теми, кто стремился во что бы то ни стало сбросить «с коня» торопыгу, взъерошившего державу. И тут внезапно возник на одной из страниц центральной газеты некий журналюжка, выливший ушат помоев на их дружбана. Ведь раскопал же этот сермяжный провинциал такие факты из биографии  кандидата Ульянца, что обыватель пальчики оближет. Им не терпелось нейтрализовать и Романовцева, и  всю его  «бригаду».
   В узком кругу «своих» взял слово Станислав Забродин, один из помощников доверенного лица кандидата в президенты Ульянца.
-  В своих действиях мы должны быть чрезвычайно осмотрительны, видеть последствия, что называется, на сто шагов вперёд. Романовцев располагает солидной командой. Впервые увидел, что в числе его подпевал некто Струг. Причём, он обретается от нашего противника чуть не за  тридевять земель. Следовательно, это истинный сторонник его идей. А поскольку я  родом из того региона, что и газетчик, обязан сам всё разрулить в Нефтеграде.
   Тут встречный вопрос:
-  Каким образом, Стас, ты это себе представляешь. Встреча Бронислава с избирателями там пройдёт почти в канун выборов? Мы итак порядком растрясли свои ресурсы.
-  Ничего нет проще, друзья мои. Меня включают на временной основе  в качестве консультанта-аналитика в группу поддержки кандидата Бабурлина. Через пару дней мы туда вылетаем, так что после из первых рук всё вам и  выложу. А пока что пусть наши журналисты высмеивают все изыски Струга о его, видимо, сновидениях о прошлом Бронислава Борисовича.
   Истинную подоплёку поездки в Нефтеград Станислав Забродин  не стал раскрывать единомышленникам. На то имелись веские причины. Память всколыхнула теперь уже далёкое прошлое. Тот год был для него выпускным. Он, сын преуспевающего отца, руководителя значимой для Севера торговой организации, тогда о многом мечтал. Прекрасно успевая в школе по всем предметам, Стас  видел себя заметным человеком в обществе. Более того, зная, сколь проблематично молодые специалисты  той поры входили в обойму видных людей, втайне хотел создать вокруг себя кружок  верных друзей, имеющих престижные профессии, чтобы, опираясь на них, быть влиятельным человеком и ворочать крупными делами, быть может, даже возглавлять своеобразное теневое правительство. И он сумел ещё учащимся выпускного класса создать кружок ребят, верящих ему, как молодому уникуму, постигающему самостоятельно основы большой экономики, уже знающему пути  того, как добиться доверия у партийных воротил, чтобы войти в когорту обладателей заветной для многих тогда «красной книжки». Это был весьма значимый документ с профилем на обложке человека, которого считали вождём нации, провозвестником коммунистического завтра всей планеты.
   Забродин помнил всех ребят, беспрекословно принявших его первенство, поверивших, что он сумеет вырваться в первые ряды устроителей новой жизни государства, и без сомнения начнёт продвигать по жизни и их. И сейчас он не без улыбки вспоминал переглядки парней, когда предложил им вместо примитивной клятвы в верности, разделить с ним радость овладения женским телом, телом его девушки. Стас верил: эта оригинальная замена клятвы спаяет ребят крепче  любого слова верности ему, его идеям. В его пятёрку входил и Ян  Струг. Правда, с ним он контактов не поддерживал, поскольку тот был обычным провинциальным газетчиком, и его имя лишь мелькало на странице одной «большой» центральной газеты. Это были  небольшие корреспонденции, но написанные живо, оригинально, они выхватывали из жизни региона, родного для Забродина, заметные события и факты. Ян   не делал «погоды» в той газете, и к тому же не поддерживал никакой связи с его пятёркой. Словом, Струг давно выбыл из поля зрения «его» ребят. Каждый из пятёрки со временем приобрёл авторитет, стал заметным специалистом в своей отрасли. Да вот хотя бы и он, Станислав Забродин. В столичном вузе  выбрал философский факультет, что давало право ему, обладателю «красного диплома», вгрызаться очно в гранит наук за  ученую кандидатскую  степень. Папаше, известному деятелю торговли, даже не пришлось тратиться на московскую квартиру для сына. В Станислава безумно влюбились сразу две видные девицы из кругов политических воротил страны. Он выбрал Екатерину, преподавателя иностранных языков самого престижного вуза страны. Случай свёл его с ней на одной конференции, где они читали свои доклады. Девушка чуть старше его, но умна и по-своему красива. Она стояла на трибуне, покоряя слушателей оригинальностью изложения старой, как мир темы, о предначертанности  судьбы  русского народа быть великой нацией. Перед ними будто возникла молодая боярыня, словно вышедшая с полотен отечественных живописцев прежних эпох. Умные вопросы молодого оппонента не могли не обратить её внимание на Забродина. Станислав, недавний выпускник вуза, в перерыв познакомился с ней.
   Они нашли массу тем, которые их волновали, были им интересны. Её давняя и преданная любовь к поэзии нашли горячий отклик в сердце Станиславе. Узнав, что он родом из сибирского города, где некогда жил известный сказочник Ершов, она его буквально атаковала вопросами о нём, о городе и Сибири, что он знает о Тартарии. Тогда он впервые услышал из уст Кати  о том, что она занимается  исследованием творчества поэта. Так он узнал  о странных, на первый взгляд, выводах подруги, что за пером Ершова стоит тень великого Пушкина. Возможно, именно он является настоящим автором сказки о Коньке-горбунке, тем более, что у Ершова более не было никаких произведений. Их дружба переросла в пламенную любовь. На свадьбе, весело гремевшей в очень приличном ресторане столицы, отец Кати, солидный партийный босс,  вручил молодожёнам ключи от квартиры. Каких это ему стоило усилий, чтобы выхлопотать любимой дочке полуторку почти  в центре столицы, знал очень узкий круг ответственных лиц. Жили молодые Забродины  без хлопот, продвигаясь по службе,  меняя места работы на всё более  хлебные, выгодные. К сумятице жизни, пришедшей с Горбачевым, Екатерина работала в солидном научно-исследовательском институте, а Станислав к  тому времени обзавёлся креслом заведующего отделом одного из гражданских подразделений оборонного ведомства. Конечно, для него это было небольшое утешение после  многих лет процветания на преподавательской ниве и в структурах Госстроя, в высоких аналитических правительственных ведомствах. Только после ухода из жизни отца Екатерины, умудрившегося «сколотить» против себя значительный круг важных чинов, которым не благоволил в предоставлении благоприятных условий для развития их деловой предприимчивости, для Забродина не стало неожиданностью получать ловкие подножки по службе. И лишь в этом отделе оборонки его оставили в покое. Он чувствовал себя здесь комфортно, в его руках оставались кое-какие значимые руководящие функции, а главное, мог вволю общаться с друзьями экономистами разных отраслей народного (тогда!) хозяйства, партийными и правительственными чиновниками, с видными журналистами. Его ум, деловая сметка, знание человеческой психологии стали «входным билетом» в ближайший круг берущего разбег на политической арене  Бронислава  Ульянца. И вот сейчас, придя вечером с очередного совещания, где просчитывались нюансы победного шествия к власти претендента на пост Верховного главы, уведомил жену:
 - Катюша, оторву тебя от прозы домашних будней. Помоги, пожалуйста, жёнушка, собрать мой дорожный баул. Отправляюсь на несколько дней в Нефтеград.
- Как, Стасик, ты же говорил, что будешь там где-то через месяц. Что за спешка, дорогой?
- Хочу посмотреть, как будет выглядеть на встрече с людьми, избирателями  один из главных конкурентов Бронислава. Ты его должна знать, он читал лекции в твоём универе.
–Опять интриги? Кто это, называй имя.
– Господи, да это Бабурлин.
- Знакома с ним. Умный мужик, умеет повести за собой людей. К  тому же партию свою окрестил оригинально. Словом, человек с перспективой. Хочешь для него какую-нибудь занозу придумать?
- Не бери, моя пери, в голову. Это мужское дело. И потом, давно не радовал своим посещением родные места. Вернусь обратно, под твоё крылышко, всё тебе на ушко подробно пошепчу. Да, сходи в гости к дочери, как у них дела посмотри. Она ведь, если даже надо, помощи не попросит, гордая, вся в тебя.
- Ладно, езжай да скорее возвращайся.
   Городское начальство прикинуло, чтобы встреча избирателей с Бабурлиным  прошла отменно, провести её в большом актовом зале в здании бывшего горкома партии: большая часть помещений уже перешла в руки разных городских организаций, руководство которых было всегда в тесном контакте с партаппаратчиками. Будто зная заранее, что ожидает  в будущем компартию, из неё первыми повалили вон видные фигуры - начальство всех мастей, прежде всего из крупных объединений, трестов, управлений. В воздухе словно носилась предгрозовая хмарь. Складывалось так, что прежнее отношение к генсеку  Горби  резко поменяло вектор- с «плюса» на «минус». Особо оказались задеты за живое объявленной ГЛАСНОСТЬЮ структуры власть предержащие. Вскрылись неслыханные никем прежде из простого народа такие подковёрные игры с людьми, что граничили с изуверски-иезуитскими нравами. Зашаталась власть партийная, а следом за ней и советская – с её исполнительными комитетами на местах, куда ещё бывшие при силе партийные  чины  стали срочно внедрять своих людей, отдавая предпочтение «на перспективу» комсомольским активистам из районных и городских комитетов ВЛКСМ.
   Встреча с набиравшим известность молодым ученым, членом политсовета новой партии «Единение» как Бабурлин, казалась горожанам важным событием. Какие он выдвинет идеи по переустройству государства? Насколько это близко людям? Газеты дали объявление и готовились пропиарить эту встречу на полную катушку. А незадолго до начала этого события в просторном кабинете промышленного отдела горкома собрался верх партийной власти и журналисты. Команда кандидата хотела загодя прощупать местных газетчиков, насколько они лояльны к их патрону. Им предстояло сориентироваться, подготовить к неожиданным вопросам или заявлениям своего шефа.
   Станислав Забродин этой встречей с журналистской братией региона остался доволен. Во всём чувствовалась доброжелательность, не было никаких подковырок, ехидных вопросов. И одновременно с сожалением подумал, что протеже их круга, бывший  верховод Зауральского региона, Бронислав Ульянц, заметно уступает Бабурлину – по манере общения с людьми, четкой логике, удачно выстроенной концепции его партии, задачам и планам на будущее по устройству внешней и внутренней политики страны.  Он уже для себя схематично набросал правки в предстоящие выступления Ульянца. Вылет самолёта в столицу чуть не с третьими петухами. Оставалось незаметно пристроиться к Яну Стругу, спешащему к выходу. Кивнув руководителю группы, дав  понять, что в гостинице будет обязательно, поравнялся с Яном  у самого спуска со ступенек лестницы. Похлопал того ладонью по предплечью.
- В чём дело?- спросил тот. – Я вас не припомню.
- Неужели я так изменился с памятной мне встречи со школьными друзьями в моём доме? Когда клялись в верности нашей дружбе. Хотя да, с той поры минуло порядком лет. Запамятовал? Я – Стас, Станислав Забродин.
  По его предложению решили провести остаток вечера в ресторане.
- Я не против, только, честное слово, подобные походы бьют по кошельку, просто не располагаю сейчас такой суммой, а домой позвать не могу. Как-то опростоволосился перед супругой: пригласил вечерком приятелей, среди них был и бард, безумно влюблённый в Высоцкого. Всё было в норме, да потянуло  того ещё и на блатные песенки.  Тогда жена всех моих гостей выпроводила, а меня предупредила, чтобы больше никого домой не приглашал, иначе без разговоров выставит с порога – вон.
-  Строгая у тебя, приятель, половина,-  рассмеялся Забродин. – Веди в ресторацию, у меня кошелёк нынче тугой.
   В будни местные жители не баловали рестораны своим посещением. Свободных столиков  хоть отбавляй. Они выбрали  угол, как бы защищённый от посторонних глаз фикусами в больших кадках.
- Рассказывай, Ян, как жил-поживал, каких высот достиг?
- Да ничего особенного. Школа. Вуз. Работа. Семья. А у тебя?
- Тоже так,- рассмеялся Станислав.- Школа, вуз, работа, семья, подрабатываю в пиар-кампаниях. Слушай, откуда ты хрень чёрную накопал на Бронислава? Надо же:  потомок тундрового аборигена, что в конце, кажется, восемнадцатого века мечтал на оленях покорить Москву, а сам Броня по твоим мерилам зрелым парубком промышлял по деревням кражами, за что ему селяне палец топором и оттяпали.
- Пардон, ты извлекаешь корень из одной газетной статейки, но ведь под ней стоит чёрным по белому не моя фамилия.
- Ладно, брось прикидываться. Разве проблема вычислить  истинного автора и чей псевдоним?! Просто о тех пятнышках в  биографии Бронислава  ребята из его команды не ведали.
- Так не было проблем узнать новости из жизни кандидата.  Рылся в библиотеках, в материалах музеев, а про отрубленный палец на руке рассказал один спец, приехавший почти с родины Ульянца. Я поверил мужчине, он всё описывал достоверно, не лукавя. Даже показал паспорт. Действительно его земляк.
- Однако, коли поставил под статьёй псевдоним, стало быть, не совсем доверял  своему респоденту?
- Отчего же, доверял. Но сам-то я влез в довольно скользкую игру, а вдруг Бронислав станет фаворитом гонки? О его нраве наслышан.
- Ян, искренне сожалею, что ранее не возобновил с тобой контакты. Чем становился старше, тем приходилось углубляться в водоворот событий, снежным комом росли проблемы, их предстояло решать незамедлительно. Ты как бы выскользнул из поля моего внимания. Твоя судьба  могла складываться иначе. Вспомни нашу школьную пятёрку. Все ребята заметные фигуры в избранных ими сферах деятельности. Ну, взять твоего школьного друга Алексея Бакриева. У него на лацкане пиджака два ромбика – сельхозвуз и юрфак универа. Возглавляет в южном регионе солидное аграрное хозяйство, активно участвует во всех выборных кампаниях, продвигает на верх общественной жизни достойных людей.
- Это замечательно, Станислав. Но как мы докатились до жизни такой? Государство теряет одну за другой позиции на внешней арене, а уж внутреннее поле страны –  сплошь изъедено  ржой. Извини, но не вижу в Ульянце  достойного первого  человека нашей империи. Ради интереса, я довольно основательно копался в его судьбе. Он  своенравен, амбициозен, его путеводная звезда – власть. И потом, извини, это не умная, скажем, фигура. Не уверен, что твой круг единоверцев  верно сделал ставку. Он развалит не только партию, которую можно перестроить на европейский манер, но и государство. Уверовав, что Горби – единственное серьёзное препятствие  на его извилистой тропе к короне единовластия, благодаря вашим усилиям он свернёт ему шею. Я читал труды современных экономистов. . .
- Извини, перебиваю. Ты не бывал во властных структурах – в исполнительных комитетах, в партаппарате. Как ты, не зная надлежащих документов, прости, излагаю официальным языком, можешь судить о состоянии экономики, и, если потребуется, каким курсом идти, чтобы изменить её? Тебя было, насколько осведомлён, после  двухгодичной учёбы на вечернем отделении университета марксизма-ленинизма  по системе Высшей партшколы, через время включили в резерв горкома партии. Ты не сумел удержаться, молол своим простодушным языком с тем, к кому и близко лучше не приближаться! Я всё выяснял о тебе,  намечая включить твою кандидатуру в группу поддержки Ульянца. Твоя полная сарказма публикация в столичной газете о Брониславе Борисовиче автоматически  исключила твою фамилию из нашей группы. К слову, не я первый узнал, кто скрывался под псевдонимом Павел Пристойный. Это выведал человек структуры, коллегу которого ты в столичной газете ославил на всю страну.  Теперь мотай на ус: больше не переступай нам дорогу на выборной кампании. Спустя некоторое время пройдёт встреча Ульянца с  избирателями в Нефтеграде. Если  ты затем сочинишь достойный репортаж для газеты, сделаю всё, чтобы твоя журслужба проходила чинно и благородно. На этом всё: или прощай, или до новой встречи.
Станислав поднялся со стула, оставил на столешнице солидную купюру за ужин на двоих, и медленно удалился из зала. 

                7. Кто такой Николай Шардорин

   Стругу повезло: шеф, знавший почти неприязненное отношение Яна  к Ульянцу, отправил писать репортаж  о встрече Бронислава Борисовича с электоратом другого журналиста. Однако, Ян не упустил возможность вживую, что называется, лицезреть человека, который ему неприятен. Ян сознавал: в печать  о его «герое» проскальзывала лишь отфильтрованная информация, тот был там первым лицом. Сведения дополнялись мнениями коллег местных СМИ  при личных встречах на различных Всероссийских совещаниях и форумах. Со  своего любимого в партере места, четвертый ряд и четвёртое кресло, он впитывал в себя всё, о чём здесь говорили доверенные лица и сам Бронислав Борисович, какая атмосфера преобладала в переполненном зале. Ему понравилась напористость кандидата, умение держать людей в потоке своих мыслей, планов на будущее. Но въедливые ребята, производственники профессионалы разных сфер, общественных организаций, требовали раскрыть карты, как конкретно  преодолеть вступившую в силу стагнацию, как остановить падение экономического потенциала, наладится ли жизнь трудового люда.
- Нам мало, уважаемый Бронислав Борисович, ваших слов, что знаете, как восстановить экономику страны, какие резервы пустить в дело и тому подобное. Нам нужна конкретика! Размышлять сейчас многие умеют, а вот делать, увы.
   И вдруг Струг потерял нить дискуссии. Он интуитивно ощутил на себе чей-то проницательный и пронзительный взгляд. Повернув голову в пол-оборота,  встретился глазами с внимательным и острым прищуром глаз человека с соседнего пятого ряда, сидящего поодаль, с которым не был знаком. Но нечто в его лице было почти до боли ему знакомо. Где-то он прежде видел и эти глаза, и почти правильный овал лица,  и эти оттопыренные уши, и утолщённую верхнюю губу, и не мускулистую шею. В голове пронеслось «Стоп, ведь так выглядел завбазой речных катеров узла связи, сосед по дому в Сетарде,  Валентин Шардорин. Это его старший сын Николай. Причем, прежде я видел его в Нефтеграде, только в горкоме»
   В тот день в большом актовом зале горкома партии проходила встреча с  депутатом ещё покуда Верховного Совета страны, руководителем Новой партии Алексеем Седых. А ему предстояло, как было тогда принято говорить, осветить мероприятие в прессе. Он видел, как в первом ряду занимали кресла чины горкома и горисполкома. И вдруг рядом с известным в городе  «силовиком» устроился мужчина примерно одних с Яном лет. Облик незнакомца кого-то напоминал. Во время перекура Струг специально покрутился вблизи окружения партаппаратчиков, где заметно выделялся неординарным  ростом,  стройной фигурой и модным деловым костюмом тот самый незнакомец. Внезапно его осенило: так это Колька Шардорин, старший сын соседки тёти Поли, из их северного городка, где прошли его школьные годы.
   Деревянный сруб престарелого двухэтажного неказистого особняка на восемь семей выглядел особо убого в зимнюю стужу.  Дымили во всю ивановскую прокопчённые печные трубы,  покрыты толстым слоем изморози и льда оконные стёкла, а рёбра стен выпирали, как рёбра больной лошади. Особо шустро резвился холод на первом этаже. Здесь каждая дверь пестрела снаружи и изнутри пологами из старых одеял, разных бэушных материалов, что за гроши приобретались на толкучке. В двух больших комнатах обосновалась семья тёти Поли и дяди Вали Шардориных с тремя детьми – старшей Анастасией и погодками Колькой и Женей, они намного младше своей сестрёнки. Угодили Шардорины в забытый богом северный городишко, конечно, как и большинство живущих в Обдорске, не по своей воле. Когда началась всеобщая заваруха тридцать седьмого года, дядьку Валентина, отменного моториста речных судов, по дичайшему навету стали таскать в органы, где вытягивали из него жилы, допытываясь, что это у него, русского,  за фамилия такая Шардоръяк. Как честный, законопослушный человек он выплеснул следаку семейную байку про то, как осел на земле русской раненный в 1812 году в бою французский солдат. Он влюбился  в хозяйку домика, где был на постое, а когда выздоровел, то уж не было нигде наполеоновской армии. Да и уехал с суженой, солдатской вдовой, на её родину – в Татарию, где мать ее – стопроцентно русская, а отец татарин. Как-то следователю было муторно упоминание про потомство  французско - русско- татарской крови. На всякий случай до выяснения всех обстоятельств насчёт странной семейки, упёк Валентина в ближайшую тюрьму. Много всяких запросов разослал службист в разные концы страны, пытаясь выявить, а нет ли тут некого шпионского следа: вдруг сей моторист ходит под французской разведкой. Ни одного плохого слова против речного спеца не вернулось к нему. Однако он для страховки (а вдруг!) пульнул Шардорьяка с женой и дочерью в дальние северные края на поселение. Когда у него с Полей в Обдорске  появились сыновья, как раз и срок его мытарств закончился. Он к тому времени слыл уже заметным человеком на базе почтовых катеров. Да и с добрым магарычом пожаловал в паспортный стол, где обреталась женщина, чей сын был под рукой Валентина. Так появился Шардорин  и вся семья избавилась в фамилии от проклятого мягкого знака и неумного, как им казалось, окончания «як». А  трудовая книжка речника случайного подмокла во время ремонта квартиры. Отсыревшую «трудовую» без помех заменили на новую, благо Валентина знали все как прекрасного спеца и человека, к тому же теперь и заместителя начальника базы связистского  флота. Никто слегка измененной фамилии  и не заметил. Кому была нужда копаться в чужом паспорте?
   Да его прежнюю фамилию часто и в приказах путали, не разменивались на «ь». Раз стал Шардорин, следует, так правильнее, так надо. А он был чрезвычайно уживчивый человек, побывав немалое количество месяцев за решёткой в качестве подозреваемого, никому попусту нервы не портил. Все на базе знали, что Шардорин выпивох не терпит, потому его работники, склонные к употреблению горячительных напитков, терпели и не бычились, ведь такого кайфового места службы во всём городке не сыскать: летом только нагрузка, а с ледостава и до ледохода вразвалочку ремонтировали суда, матчасть, готовясь к летнему судоходному сезону. Хватало вдосталь свободного времени на свои хозяйские дела и на подработку где-нибудь. А летом никто из речников не сидел без рыбы, ягод и грибов. Уважали в большой конторе связи Шардорина. Мозговитый мужик, знатный технарь, превосходно разумеющий  материальную часть судов и правила речного судоходства вырос до толкового спеца.  И, как только обзавёлся краснокожей парткнижкой, так в момент был произведён  начальником  базы речного флота конторы связи.
   Его жена Полина, живя на Севере, всю жизнь отдавала семье, дому, взращивая троих детей. На её плечах были также коровёнка и полтора десятка кур. Некоторые кудахши летом выныривали самовольно на простор двора, и невдалеке, в чахлом кустарнике на кучках соломы и веток несли белокожие крутобокие яйца. Таким моментом  куриного непослушания хозяйской воле немедленно пользовались пацаны из этого особнячка и некоторых других соседних. Но тетю Полю не проведёшь: она знала достоверно точно, сколько кур-несушек порадуют её сегодня. И когда в третий раз подряд она не досчиталась куриных яиц, её терпение лопнуло. Убрав в хлеве за коровой-кормилицей, она взяла авоську и прошла молча мимо играющей во дворе пацанвы. Проследив, что тетя Поля свернула за угол в направлении продмага, ребятня рванула к курятничку, откуда уже выныривала самая непослушная хохлушка. Ей что-то не по нутру был старенький сараюшко, примыкающий к коровнику, откуда постоянно слышалось хрумканье  соломы и натужные вздохи бурёнки, предвещающие коровьи лепёшки. Куре-интеллектуалке это всё как-то, видать, было совершенно труднопереносимо. Она любила свободу, кустики ивнячка с зелёной листвой и гнёздышко из соломки и мелких веточек. А тёте Поле нужны были её яйца, семья-то большая, вместе с ней пять человек. И каждого надо хорошо и вкусно накормить. Потому она уже присмотрела ближайшую тропку в обход двора, успев предварительно сдвинуть самую широкую доску в заборе, чуть не против своего коровника. Как только мальчишки склонились над кудахчущей несушкой, она раздвинула доску забора.
- А, всего два яичка,- сокрушённо сказал  один из пацанов.- Прошлый раз принесла аж три. Одно я беру себе, а другое Яну. Тогда он будет в нашей команде. Как, пацаны? Идёт?
   Тут заскрипела доска и в заборном проёме вырисовалась тётя Поля. Мальчишек будто корова языком слизнула. Оторопело стоял на месте преступления лишь Ян, сжимая в ладони белое куриное яйцо с кровяными прожилками на скорлупе.
- Янчик, а ты-то как среди охальников оказался? Это уже готовая шпана. Мы же соседи!
   Пунцовый от пережитого Ян протянул  ей подарок курицы.
-  Простите, тётя Поля. Я первый раз. Больше такого не будет. И не говорите ничего отцу…
   Она сердито покачала головой, забрала яичко и ушла в сарайку. Ян медленно брёл к оврагу, вспоминая, как прошлой осенью тётя Поля спасла ему жизнь. В тот день он получил за свои упущения то грозные окрики отца, то оплеухи, то порку ремнём, когда боль казалась нестерпимой.  Его крики вызвали большее ожесточение отца: терпи, раз провинился. Мальчишка после порки в слезах свалился на свою кровать, уткнувшись мокрыми щеками в подушку. В день, когда отец ушел в поездку, он  достал новый коробок спичек, настругал кучку серных головок. В школе  слышал от ребятни, что один мальчишка, проглотив с водой такое «добро», чуть не умер. Ему тоже  не хотелось жить: зачем, для чего так в жизни страдать? Отчим, которого мама велела звать папой, был скор на расправу: за его провинность кожаный ремень стал атрибутом мужского воспитания. Царапая глотку жёсткими головками от спичек, он проглотил с водой всю коричневатую кучку страшной гадости. Когда мама пришла с работы, на нём не было лица, страшно жгло желудок. Со слезами на глазах мамка добилась от него правды. Она рванула со второго этажа дома на первый в квартиру тёти Поли. Та навела быстренько раствор марганцовки,  вытащили из холодной сараюшки последнюю двухлитровую банку молока. Вначале мама и тётя Поля промывали ему желудок, затем отпаивали молоком. К утру Ян обрёл дар жизни,  мог подняться с кровати, а на другой день  пойти в школу. Эти фрагменты его детской поры внезапно возникли перед ним. Он тогда постеснялся подойти в горкоме  к Николаю, а вдруг ошибся, мало ли людей внешне похожих. Знакомый  инструктор горкома шепнул ему, дескать, это большой человек из Москвы. И вот, спустя несколько лет, вновь объявился Николай Шардорин.
  Уже не первый год по пятам Яна Струга  кралась досужая молва, распространяемая службистами, как о человеке, который прикрывается корочками солидных редакций, будучи, якобы, журналистом–оборотнем. Он сам о таких слухах лишь догадывался,  «вычисляя» их по странному отчуждению бывших и новых коллег, по усмешкам и всякого рода подначкам аппаратчиков городского и областного партийного уровня. Вначале злился, потом взял себя, что называется, в руки: ну ведь далеко  не полные долбаны служили и в партийных и силовых структурах, ему нечего скрывать, вся его жизнь проходит на глазах людей, пусть, в конце-то  концов,  проверяют и отстанут от него, не мешают ему жить и работать. От ошибок никто не застрахован. Тем более, ему не раз говорили незнакомые люди, что у него такое знакомое лицо. Он и сам знал, что черты его лица странным образом вместили в себя, вероятно, все те  чёрточки, что отличали в некие прошлые времена его предков, причём самых разных национальностей. В его фотоальбоме не найти практически ни одной фотографии, где бы он, как говорится, на одно лицо. Стоило фотографу слегка изменить ракурс  объектива, направленный на него, как на позитиве возникал как бы иной человек. Однако время шло, а прежние друзья не делали ни шага для сближения, хотя им было о чём вместе переговорить, обсудить хотя бы проблемы, витавшие в ту пору над страной. Лишь позже он узнает из достоверных источников, что на него писали доносы, подмётные письма, строили разные ловушки и устраивали даже засады. Тот год выдался очень трудным. Хотя ему, как собкору областной партийной газеты выделили кабииет аж в самом здании горкома партии, отдавшего всё второе крыло аппаратной верхушки сторонним общественным организациям, нередко просто мешали здесь работать. То внезапно барахлил телефон, обрывая связь с редакцией, то как-то стопорилась пишмашка, то по неким причинам начинался ремонт кабинета, то надраенный паркетный пол издавал одуряющие запахи, потому приходилось писать газетные материалы дома, на старенькой пишущей машинке. Он знал многих «заметных людей» города в лицо: у одних брал интервью, с другими общался на деловых конференциях, а  то и на митингах, нередко в ту пору бушевавших на площадях города. И бывал чрезмерно удивлён, когда внезапно в его рабочем кабинете возникали работники прокуратуры или милиции, всякий раз удалялись, вежливо извинялись, дескать, ошиблись.  Однако подобные «ошибки» стали почти обыденными. Вряд ли бы кто в подобных случаях воспринял его вопросы адекватными, попытайся он поинтересоваться, дескать, больно часто зачастили к нему «по ошибке» разные службисты. Ведь двери всего крыла здания пестрели табличками разномастных организаций. Он интуитивно сознавал, что в этих коротких и чрезвычайно частых посещениях кроется что-то мало приятное для него. Тем более, что при встречах в коридоре партаппаратчики «средней руки» обязательно язвили, мол, какие люди, и всё без охраны. Несомненно, Ян догадывался, кто на самом деле ставит и ставит ему по жизни  подножки. Подобная дуристика досаждала ему до той поры, пока не приняли в штат центральной газеты.

                8. В газетной  обойме

- Ян, вы прекрасно справляетесь со своими обязанностями. Мы рады, что вы в нашей обойме. Сейчас вам придётся сконцентрировать усилия на выполнение лично моего задания. В регионе, где вы живете, расположен интересный объект – нефтяные шахты. Это вам известно?
- Ещё бы, шеф. Эти шахты находятся вблизи посёлка Регаяр. Там ведется подземная добыча тяжёлой нефти. Мне неоднократно доводилось спускаться под землю, писал репортажи, корреспонденции, статьи. Знаю нефтяников, горнопроходчиков, горноспасателей.
- А кроме чёрного золота ещё чем-то интересны те площади?
- Да, в одной из шахт добывают титаносодержащую  руду. Наверное, её процент в породе не велик, поскольку используют там же  для получения на специальных установках титановый порошок, пригодный для производства специальных красок.
- Отлично, Ян. Ловите задание: в следующем весеннем месяце руководство нефтешахтного управления принимает иностранную делегацию из концерна, специализирующегося на глубоком использовании титаносодержащей породы. Заодно интересуются и тяжелой нефтью, а она, как знаете, по своим качествам заметно отличается от лёгкой нефти.
- Да, нефть Регаяра прекрасный полуфабрикат для производства битума высокого класса и для лакокрасочной промышленности. Она идёт в основном на переработку на установках Ухтарского нефтеперерабатывающего завода.
- Вам и карты в руки, Ян. Настоятельно прошу обязательно  поприсутствовать на переговорах с зарубежными специалистами, выяснить их заинтересованность в инвестициях в здешнее производство и подготовить журналистский отчёт. Места газета не пожалеет. Желаю успеха.
   Нефтяные шахты – это уникальная в стране добыча тяжелой нефти в  подземных горных выработках, где порода чрезвычайно насыщена углеводородным сырьём. А познакомился Ян с нефтяниками  Регаяра спустя год, как после окончания института был принят в городскую газету промышленного города Ухтарска. Штат городской газеты небольшой, на каждого из десяти журналистов нагрузка будь-будь. Ему, например, поручили  освещать работу нескольких заводов, строительных управлений, крупного автотранспортного хозяйства, солидного геологического управления. «Заря Ухтарска» слыла во всём регионе одной из лучших. Здесь нередко проходили конференции журналистов городских газет, обмен опытом. Словом, молодому газетчику было с кого брать пример. И как-то так складывалось, что ни один из его коллег не брался курировать нефтешахтное управление. Коллегам работа операторов глубоко под землёй казалась прозаичной: действительно, требовалась только внимательность и скрупулёзное выполнение заданий дежурного, в какое время и какие открывать краны в нефтесборник, контролировать состояние воздушной среды и тому подобное. Не отличался разнообразием и труд горнопроходчиков, готовящих к подрыву породу для создания камер нефтесборки и сеть специальных коридоров, гарантирующих технику безопасности. Надо было владеть пером мастерски, чтобы  обыденное предстало перед читателями в свете осознания человеком огромной важности труда по добыче «черного золота». Сколь важен образ нефтяника, ответственного за безупречно исправные действия на порученном ему участке. Рассказывая  о подземной нефтедобыче, можно было толково подать материал, лишь вкладывая в суть процесса,  который закреплены вести люди под толщей земной породы, всё переплетение мыслей того, кто один в камере добычи.  Самодисциплина, ни одного лишнего движения. Он может включать по мере надобности только фонарик каски. Он один, а на связи высоко вверху его слышит тоже один человек, что постоянно на проводе в здании шахтоуправления. И, увлекая сознание в жизнь своей семьи, или бригады, а то и коллектива шахты, или даже страны,  прокручивая в минуты тишины, буквально порой давящей на психику,  бесконечную ленту прошедших «там» событий, размышляя  о многом, нефтяник становится волей-неволей философом. Они умеют не только вести весь технологический процесс, но и силой  не дремлющей развивающейся мысли оценивать обстановку в масштабах как своего предприятия, так и города, и региона и державы. Лишь бы человек не был равнодушным, лишь бы его мысль не дремала.
   Бывая множество раз на нефтешахте, Ян убеждался, сколь там неоднородны «Человеки», что среди них, как инженеров, техников и рабочих немало истинно умных, умеющих мыслить категориями философов, умеющих даже как-то интуитивно, лишь слегка втягивая в дискуссию незнакомца,  оценить и  определить его нравственные вехи, потенциал личности.
   Примерно таким оказался и Михаил Зварчук, рядовой тогда оператор участка нефтедобычи.   В оригинальную информационную подборку, введенную Стругом на первую полосу, свежую «кровь» должны был влить совершенно новые авторы, которые бы потеснили фамилии известных внештатников, пишущих стандартно, не интересно. Ян, начавший создавать на значимых в городе предприятиях и организациях рабкоровские посты,   вознамерился иметь  такой пост на Регаярском нефтешахтном управлении, доверив его работу Михаилу Зварчуку. С ним он познакомился в одну из поездок в это управление. Имя отличного рабочего и активиста общественной жизни, как  тогда говорили, назвал ему  начальник участка нефтедобычи. Молодой нефтяник оказался из тех, кто умел говорить, убеждать людей, но не написал пока в газету ни строчки. Его первый опус о работе «Комсомольского прожектора», а комсомол тогда ещё имел силу, не растерял своей боевитости, увы, состоял из набора официозных терминов. Ян полностью переписал за автора заметку и прочёл ему по телефону. Он представил смятение Михаила по смущенному голосу новоявленного автора:
-  Ян, а зачем под статеечкой поставил мою фамилию? Ты набор моих фактов превратил в настоящую газетную заметку.
   Убедил его журналист, что именно так начинают писать в газету очень многие новички. Они постепенно приобретают бесценный опыт общения с читателями и становятся корреспондентами. Минуло с полгода, Зварчук  уже выдавал «на- гора» вполне приличные заметки. Незаметно приспело время выборов в новые советы депутатов местных и центральных органов власти. И вот однажды в кабинет к Стругу в разгар рабочего дня, когда партийный официоз лез даже в мелкие газетные «щели», собственной персоной возник Миша из  Регаяра. Он попросил пройти с ним в рядом раскинувшийся Детский парк, дескать, имеется безотлагательный без посторонних ушей разговор. Что же, раз так надо и Ян отпросился на полчаса у ответственного секретаря, пообещав тому нынче же непременно сдать материал в номер.
- Ян, я к тебе по поручению наших ребят с шахты.  Кандидатом в депутаты горсовета мы намерены выдвинуть тебя. Нужно твоё согласие.
- Миш, ты меня огорошил. Разве у вас мало достойных ребят, как из рабочих, так и из инженерно-технического персонала? Сейчас могу навскидку назвать с десяток имён.
- Конечно, есть на примете люди. Но ни один из местных жителей Регаяра не сумеет так напористо отстаивать наши рабочие интересы, как ты. Как ни крути, а над нами довлеет начальство, прижать нас им ничего не стоит. «Помогут» завалить план, обвинить в непрофессионализме, наваляв на наши головы любые мелкие промашки, запросто лишить работягу премиальных. Партийный комитет, профсоюзные боссы в рот глядят нашим чинам. Могут, например, передвинуть аж в хвост очереди на квартиру, не предоставить место в детский садик для твоего ребёнка. Только говорится о равноправии.
- Подожди, Михаил, а почему тебя не выдвинуть кандидатом в депутаты. Ты уже коммунист, учишься на третьем курсе геологического техникума. Семьянин.
- Эх-ма,- вздохнул Зварчук,- я после годовой сессии накуролесил. Отметил с ребятами это событие в нашем поселковом ресторане. И что-то привязался ко мне один приезжий, гостил тут у родственников. Пошли в туалет выяснять отношения. Вахтёр вызвал ментов. Повязали нас. Затолкали меня в дежурную часть, я там спьяну матюкнулся. Начальство заступилось, утром выпустили меня из обезьянника. В общем, схлопотал выговор по партийной линии, да ещё очередь на квартиру передвинули. Таки вот мои дела.
-Вон оно что. А я думаю, что это Михаил замолк. 
-Думаю также, что заваруху ресторанную мне подстроили силовики.
- Не понял, по какой причине?
-Да у моего напарника беда. Баба его, жена, продавщица, погорела в магазине, отпуская ткань  и промтовары по завышенной цене. Поступала так, как приказала директор универмага. Получала с этого по договоренности  с начальницей некий навар, правда, та её предупредила, если пойдёт что-то не так, чтобы о ней молчок, дескать, она отобъёт её от ментов. У директрисы круг  знакомств обширный. Именно в смену жены моего подменного заявились в магазин проверяющие во главе с местным обэхээсником. Попалась женщина на обсчете на крупную сумму. И сразу побежала к директрисе. Та сидит белее простыни, читает документ. Сразу стала в позу:
- Иди, выкручивайся, как знаешь, меня не впутывай, я ни при чем. Вот читай, а я пока пойду в торговый зал. Читает она, как рассказывал друг, и холодеет душой: лет на пять-семь будет светить лагерёк. А у неё двое школяров. Тут открывается дверь в подсобку, переделанную под комнату отдыха для директрисы, и вваливает поселковый чин в погонах, глава комиссии.
- Догадываюсь,- перебил его  Струг, - наверняка подстроили проверку,  чтобы в случае чего бабёнка не рыпалась.
- Да, я также думаю. Девка, скажу тебе, одна из первых красавиц посёлка, шикарная хохлушка. И тот в открытую ей предложил: или идёт с ним в комнату покувыркаться вдвоём, или сдаёт материал на неё следакам в город. Давит на то, что срок ей грозит не малый. Словом, струсила, уступила натиску чинодрала. Тот дело успел замять.  Зато бабу друга наградил мелкой венерической болезнью, а та, соответственно, мужа.  Так всё и вскрылось. А мы, знаешь, хотели бы отомстить сволочуге, но такие держат на крючке половину посёлка. Всё же можем тварюге потихоньку подстроить подлянку, руки у него загребущие, чтобы их ему укоротить. Но нам нужна крепкая рука в городе.
- Михаил, ты ведь не мальчишка безусый, представляешь, какая у них там круговая порука. Да и подкармливают бывших сидельцев, способных на любую подлость, лишь бы пахло наваром.  Ну, выдвинули вы меня в депутаты, и что? Да они мстят жестоко своим, если кочевряжатся, а уж о тех, кто не во власти – и говорить нечего.
- Ян, мы тебя из поселка в город и по городу будем возить, куда надо, на своих машинах. Заработки на шахте нормальные,  почти у каждого из наших есть авто. А ребята у нас не робкого десятка и не слабаки. Найдётся и монтировка, и охотничье ружьё.
- А кто станет сопровождать мою жену и детей: её на работу и с работы, а моих ребятишек в школу и обратно домой? Когда их начнёт припекать, они звереют. Прав-то полно, а поймать их на мякине не удастся. Все они ушлые. Извини, но у меня вообще другие планы. Свободное время вечерами и до полуночи и позже сижу за рукописями и пишущей машинкой. Не знаю, получится ли из меня писатель, но я много работаю- и в газете, и в свой стол, как говорится. Порядком рассказов, работаю и над повестью. Не обижайся, дружище. Я плохой детектив, но, кажется, нормальный газетчик.
   На этом разговор и завершился. Зварчук воспринял отказ Струга принять предложение шахтёров неоднозначно, но обиды не скрывал: игнорировал журналист высокое уважение рабочих. Сейчас, спустя годы, и размышляя, как ему удачнее подать материал о встрече иностранных инвесторов с руководством шахтоуправления, надумал обратиться за помощью к Зварчуку. Позвонил хорошо знакомому заместителю начальника отдела нефтедобычи.  Тот подтвердил, что к встрече гостей управление готовится.
- Давненько, Ян, ты у нас не бывал. Читаю твои вещички в прессе центральной. Растёшь. Но вот о твоём прежнем приятеле Михаиле Зварчуке ничего доброго сказать не могу. После распада компартии ударился чуть ли не в религиозный экстаз: связался с какой-то церковью, вечера проводит в их, так называемых, храмах, в отпуска разъезжает с такими группами по стране. Большие нелады у него и в семье. Словом, он совершенно теперь другой человек. А к нам в управления приезжай  с утра пораньше ровно через неделю, тебе никто не откажет участвовать во встрече гостей и даже в переговорах. Ты для нас самый авторитетный журналист.
   В назначенное время Струга проводили в кабинет начальника шахтоуправления. В просторном помещении расположились за двумя импортными столами и на вычурных стульях сливки управления и гости, делегация которых обозначалась флажками  трёх стран – Франции, Италии и Норвегии. Дружественные приветствия, лёгкое бульканье самой лучшей в стране минеральной воды, взаимные подарки-безделицы: памятные значки с символикой нефтешахтного управления, а от гостей каждому участнику со стороны хозяев совещания – красивый легкий нож грибника. Договаривающиеся стороны дипломатично прощупывали друг друга, пытаясь определить, насколько серьёзны  их намерения. По всему выходило, что заграничные гости не на шутку вознамерились создать вместе с российским нефтешахтным управлением совместную корпорацию. И это лишь начало начал будущих переговоров. Их активы впечатляли. Рассиропленные вниманием гостей, жаждущих утолить голод в познании  истинного положения дел в нефтешахтном управлении, россияне по своей провинциальной доверчивости выложили некоторые данные, не подлежащие разглашению. Главный доверчивый человек, кому от имени всего управления доверили вести основную нить переговоров, всё же спохватился:
- Дорогие гости, ваши запросы сегодня мы не можем удовлетворить. Не в нашей это нынче  компетенции, поскольку являемся государственным предприятием.   
Но встреча прошла успешно. Приехав домой, Ян сразу же начал расшифровку записи диалогов на своем  маленьком диктофоне. Далеко под вечер звонок по домашнему телефону отвлек его от начала работы над статьей.
- Привет, Ян. Что не заходишь в нашу газетную альма-матер? У нас намечается собрание по выбору главного редактора. Старый наш Иваныч на пенсии, притёрся редактором в одной многотиражке. Осведомлён?
- По голосу узнаю, Саша Одногорский! Слышал про Иваныча. И кто будет бодаться за трон главреда?
-  Не угадал? Так это я и Сашка Куренцовский, наш ответсек, сейчас ИОглавреда.
-  Любопытно, у него, как знаешь, серьёзные связи. И стаж его лет на шесть-семь в газете дольше, чем у тебя. К нему давно все привыкли, а он не любит, когда кто ему дорожку перебегает. Ты, конечно, тоже не лишён крепких связей, но Сашка любит рулить.
- Ладно, я вот ещё к тебе по какому поводу. Мои авторы наслышаны, что ты был на интригующем совещании в нефтешахтном управлении. Этот материал был бы мне в масть перед выборами, которые состоятся недели через две-три. Знаю, ты со своим диктофончиком не расстаешься. Не уступишь мне его на время?
-  Саша, рад бы, да вот дали мне три дня на отчёт с того собрания. И потом, на ленте много разных редакционных заданий, о них я не могу даже суть малую  раскрыть.
- Понял. Давай тогда так: перезвоню тебе дня через четыре и встретимся на нейтральной полосе. Ты прокрутишь кусок ленты о той любопытной конференции, а я сделаю перезапись на свою крутушку.
   Ян перед встречей стёр диалоги гостей и руководителей нефтешахты, где намёки на весьма прозрачные откровения наших провинциалов были очевидны. Не хотел им ни капли вредить. Но всё равно,  Одногорский был хитер и не лишен  цепкого ума. Он мог оценить ситуацию. Да кое-что  ему наверняка подсказали его авторы - итээровцы шахтоуправления. Всё же Струг слово сдержал. Отправив обзорную статью в свою газету, созвонился со своим  респодентом из Регаяра. Тот сообщил весть крайне неприятнейшую: главный инженер управления за превышение должностных полномочий  схлопотал разгромный разнос от руководства объединения, да такой, что с инсультом угодил в больницу. Спустя дней десять, на Яна вышел по телефону его информатор:
- Ян,  беда у нас: главинж управления впал в кому и ушёл из жизни. Теперь по распоряжению шефа ни один лишний человек не получит разрешение на участие в подобных совещаниях. Слушай, а ведь в городской газете появилась статья  Одногорского о  том совещании, значит, он разнюхал тонкости переговоров.  Он  с тобой разговаривал?
- Конечно, мы обменивались мнениями по тому совещанию, событие неординарное. Только я, заверяю тебя, ни ему, ни моему новому шефу из столицы не заикнулся., что ваш главинж сболтнул кое-что лишнее.
- Верю тебе, Ян. У Одногорского есть тут своя рука. Это я знаю определенно. Несколько раз за подписью Сашки возникали в горгазете информации о делах, которые знали несколько человек. Ну, лады. Всего тебе!

                9. Встреча в ресторане
 
Сердце Яна грел свежий номер газеты «Страна индустрии» с его статьёй «В Регаяре три флажка - Франции, Италии и Норвегии в зале совещаний нефтешахтоуправления». Он намеривался отметить это событие, что ни говорите, а получить  одобрение главного редактора и стоящую премию - это что-то да значит. Была пятница, все, кого собрал к себе в кабинет шеф, после завершения короткого обмена мнениями о первых в газете публикациях по началу выхода экономики страны на новый уровень развития, и самой заметной из них – Яна Струга, сразу испарились. За прошедшее время работы в одной из влиятельных столичных изданий Струг как-то не нашёл подход к коллегам: приезжал из провинции на короткое время – сдать самый оперативный материал в секретариат, получить новое задание, срок выполнения которого всегда ограничен и снова в дорогу. В общем-то такая судьба почти у всех собкоров. К нему здесь никто особый интерес не проявлял, он же, как улитка в своём панцире, пока не видел никого из журналистов, кто бы мог стать его новым другом. Не было повода пообщаться ближе с кем-либо из них  вне пределов редакции. И он не был членом более тесного круга столичных журналистов, составляющих костяк редакции. Они–маститые газетчики, их имена знали многие читатели страны, а он для них  новичок,  только выбился в «большой свет» журналистики. Кошелёк оттягивали причитающиеся ему месячный оклад, гонорары и премиальные. Не раздумывая, позвонил на квартиру однокашнику по вузу.  Тот дома отписывался после командировки. Андрей Резвинцев, поздравив с отличными публикациями  в «Стране индустрии», с удовольствием принял предложение отметить это событие в жизни Яна в ресторане.  Они опрокинули по первой рюмке, расправились с котлетой по-киевски.
   - Ян, любознательно, отчего ты выбрал для встречи именно этот ресторан?
   - Андрэ, нет ничего проще: отсюда до моей гостиницы едва половина квартала брести. До метро рукой подать. Что еще?
   - Присмотрись к третьему от нас столику, налево. Видишь, там восседает среди своих друзей фрукт полный в сером костюме. Я его некогда знавал, когда для  своей газеты писал материал о новом современном мебельном цехе. Он тогда представлял администрацию предприятия. Позднее занялся большими делами. Вроде бы, вошёл в совет директоров одной солидной фирмы по добыче цветных металлов. Хитрый и коварный человек. Сейчас якшается с иностранными компаниями, привлекает их как инвесторов и даже соучредителей.
   - А северными месторождениями он не интересовался?
   - Не вдавался я в такие подробности, это не мой профиль. Но слышал, что с олигархами из алюминиевой промышленности дружен.
   - У нас идёт разведка площадей для добычи алюминия. Но это, как знаю, весьма трудоёмкий процесс. Заводы по переработке сырья там никто строить не будет, затраты чудовищные, требуются колоссальные энергомощности. А до электростанций не дотянуться. И дороги для перевозки руды в регионы - не построены. Эта тема пока для нас глухая. А вот полудрагоценные и драгоценные камни... Этого  добра на северах достаточно.
   - Ян, так тема сама падает к твоим ногам. Только нагнись!   
   - Откровенно говоря, меня больше интересуют социальные вопросы. Не знаю, как в Москве, а у нас совершенно неожиданно в начале февраля в город ворвался ухарь-ветер, принёс с собой пронизывающий холод с дождём и снегом. К утру снежного покрова не бывало. Как совершенно не стало и прежних цен на картошку, на морковь, на лук репчатый. Остепенятся ли ценники на товары? Впрочем, они уже давно смело прыгают вверх, не боясь упасть оттуда и расшибиться. Жалко вот бабушку. Я её знаю, она живёт совершенно одна в соседнем доме. У нее давно вышедшее из моды пальтишко, на ногах старые сапожки, она денежкой не разбрасывается, всегда чётко говорит продавщице на рынке, что ей сегодня надо положить в авоську. Несколько дней назад она брала полтора кило картошки, пачку тёмной вермишели, пол-литровую бутылочку масла подсолнечного, сто пятьдесят  граммов сала свиного, полкило лука, кирпичик тёмного хлеба. Сегодня взяла только литр пакетированного молока и попросила "отпилить" половинку белого хлеба. Знаю, у бабушки пенсия во второй половине месяца. Значит, будет прибавка - эти, как называют в народе, авральные проценты, так и хочется ей крикнуть: "Бабушка, запахнись потуже, завтра тоже будет крутой ветер." Такие жизненные картинки, Андрюша, похлеще любой коррупции.
   - Что я тебе скажу. Молодец, заденешь народ за живое. Конечно, коррупцией нас не удивить. Но это прискорбно, поскольку таким образом непременно рушатся нравственные устои, особенно у молодёжи. Хотелось бы, чтобы борьба с коррупцией заняла в стране  крепкие позиции.
   - И было бы ещё хорошо, дружище, если бы государство сбалансировало экономику, установило справедливо оплачиваемый труд всех категорий работников, больше заботилось о стариках, пенсионерах
   -  Знаешь, Ян, я тоже не перестаю удивляться, как в нашей богатейшей природными ресурсами стране превратили стариков-пенсионеров едва не в изгоев общества. Все эти неспешными шажками  подрастающие пенсии и компенсации к ним оставляют глубокую неудовлетворенность у людей. Вот, слава богу, преодолели-таки последствия дефолта, однако дела в стране не блещут...
   - Да, мы словно плывём на чахлом судне.  И чёрт их знает, то ли не умеют управлять державой, то ли идут по ущербному пути, полагая, что вот-вот забрезжит свет. Вот-вот берег и ,значит, прочная почва под ногами. А берега-то не видно.               
   - Не знаю, Ян, куда мы катимся. Ни осмысленной идеологии, и, соответственно, воспитания подрастающей молодёжи в духе патриотизма. Да что там судачить, новые поколения не знают даже историю страны. Обидно, ведь не америкосы  выиграли вторую мировую войну, вся тяжесть её легла на плечи  российского народа.
   - Андрей, потери ветеранов особо ощущаются в городах малых и средней руки, что называется. Сколь быстролётны наши дни. Совсем недавно отмечали Новый год, а сейчас ушёл в Лету и праздник Величайшей Победы нашего народа в Великой Отечественной войне. Как надрывается сердце, когда видишь в беседке городского парка почти пустующие скамеечки, которые ещё несколько лет назад говорливые старички плотно "оккупировали", делясь воспоминаниями о фронтовой жизни. И дети войны, родившиеся в военное лихолетье, проходя мимо, или останавливающиеся послушать размышления ветеранов войны, прекрасно понимали всю глубину страданий бойцов на их военном горизонте событий. Поскольку у всех родители, чаще отцы, воевали.
   - Вот и готов, Ян, тост: за наше единение, здравомыслие! За любовь к Отчизне!
   - А ещё и за прекрасных женщин,  любящих нас, Андрюшка.               
   - Ян, глянь на тот столик, о котором говорил тебе. Смотри, кто подсел к тому толстосуму, это же Валя Несмеялкина, ведущая телепрограммы "Темы, что берут за живое!" За ней ещё подтянулся один. Такой русоволосый, с нагловатой физией.
   - Вижу, друг. Это Колька, его родители были некогда дружны с моими. Кусочек одного детского лета я как-то провёл с ним. Это было под Надымом.
   И он поведал бывшему вузовскому однокашнику отдельные эпизоды своей биографии. Внезапно наполненный зал закружила мелодия "Белого вальса". К их столику порхнула Валя Несмеялкина, поздоровалась с ними и весело бросила Резвинцеву:
   - Вот так встреча, коллега. А ты неплохо смотрелся в моей программе, раскрывая секреты работы нашего метро. Извини, но я хочу пригласить на танец твоего приятеля. Ты не будешь против?
   - Что ты, Валюшка, только скажу ему: не утони в её глазах!
   Ян пытался отнекиваться, ссылаясь на то, что он танцор никудышный.  Всё же она увлекла его в волшебные вихри вальса. Узнав, что он журналист авторитетнейшей газеты столицы, Валя очаровала его комплиментами, назвала самые значимые статьи Яна и, самым бесстыдным образом предложила сбежать с вечеринки, чтобы продолжить наедине знакомство в её квартире. Упорство красивой женщины он сломил лишь тем, что ему с третьими петухами надо на поезд. Да ещё помог звонок шефа. Отведя Валю к столу, вручил её в руки Андрея, показав на гудящий мобильник. Сам направился в курительную комнату. Выяснилось, главред предлагал ему срочно подготовить корреспонденцию о преуспевающих сельхозпредприятиях в областях, жизнь которых он обязан освещать в газете. Дескать, готовится некая всероссийская акция. Поняв, что ей Яна не сломить, Валя упорхнула за столик к олигарху.
   Тема, предложенная редактором газеты, заинтриговала. Он давно не общался с прогрессивно настроенными руководителями крупных сельских хозяйств. Струг сам мечтал раскрыть подобную тему на страницах газеты. Он был уверен в том, что наша страна может стать кормилицей всего мира. Именно вот это и есть настоящая альтернатива пульсирующим жилам нефтяных и газовых магистралей. Реестр всех плодородных земельных угодий Краснодарского и Ставропольского краёв, Белгородской области и Ростовской, черноземья центральной России, Поволжья, Алтайского края и развитых сельских хозяйств других регионов, обеспечивающих Россию всеми необходимыми продуктами питания- начало начал. Ведущие учёные страны с привлечением своих коллег из провинций, включая талантливых практиков, конкретно определят, где и что выращивать, а также самые совершенные методы хранения сельхозпродуктов. И второе, что Яна волновало - Россия может стать единоличным поставщиком пресной воды в те страны, где уже ощущают острую нехватку живительной влаги. И опять же необходим тоже своеобразный реестр наших водоёмов, водных ресурсов. И, конечно, строительство водохранилищ и трубопроводов к пунктам подачи воды на танкеры или на специальные транспортные мощности. Струг был доволен: наконец-то он найдёт простор своим мыслям о переустройстве землепользования и экономики страны.
 
                10.  Проблески волнения Ирады
 
   С замиранием сердца подхожу к трюмо: время неумолимо оставляет на лице морщинки, линии, увы, не красящие женщину. Матерь Божья, ты не возвращаешь молодость. У меня уже двое детей, старший Игорёк и младшенькая Алия. Вот бывает же такое: Абусаид без сомнения признал в Игорьке своего сына, он очень и очень мой, главное тоже вишневые глаза, но я-то знаю, что зачала его за несколько дней до свадьбы с супругом, а в Алие засомневался, у той тёмно-серые глаза. Мы с мамой твердили ему- это в точь глаза моего отца. Он ни в какую, пришлось мне настоять провести тест на ДНК. После этого он ходил, как пришибленный. Оказалось, как это нередко бывает в глубинке, его подзуживали в забегаловке под пивко с водкой друзья по работе. Так что я теперь  могла вить из него верёвки. Я хорошо  помнила свой первый после свадьбы сон, и он неким образом сбывался. Ведь меня назначили завучем школы. А сын верно вобрал в себя гены отца: писал в газеты заметки. Я его свела с Яном, он помогал Игорю входить в журналистику. Однако, не советовал ему поступать на факультет журналистики, а выбрать технический вуз, поскольку таким людям проще вариться в газетном котле, он прекрасно ориентируется в тематике основных тем, прежде всего в экономике, а на журфакультете может учиться и заочно. И, слава Богу, я добилась того, чтобы Абусаид перевёлся в стольный областной град в солидную автотранспортную контору, мы купили здесь нормальную благоустроенную трёхкомнатную квартиру. Ян свёл меня с руководством профсоюзного комитета технического университета, и я нашла там поддержку Вероники Петровны Зимовниковой, которая взяла меня в штат. В зарплате потеряла немного. Зато передо мной развернулись совершенно иные возможности, я стала вхожа в кабинеты высоких чинов, решать вопросы, о которых прежде не могла и мечтать. А главное, я могла быть близка с любимым. У него был в Ироши небольшой кабинет собкора центральной газеты. Ян, правда, сокрушался, что не  удалось перебраться в Москву. Их издание вошло под крышу значимой в стране структуры, сменило свой "фасад", выходит теперь под иным названием. К слову, Ян один из немногих уцелевших в газете собкоров: остальных либо уволили по сокращению штатов, либо частично профинансировали журналистам-провинциалам, кто давно имел имя в плеяде журналистов страны, покупку жилой площади в столице. Да, приходится констатировать, все мы живём сейчас в совершенно другой стране, чем в соввремя. Я знаю, что за прошлые годы пришлось пережить Яну. Он едва не схватил пулю, проводя журраследование о мафиозных структурах, пытавшихся завладеть перспективными площадями с полезными ископаемыми, в том числе с редкоземельными, с месторождениями драгоценных и полудрагоценных камней.
   Конечно, он весьма был скуп на рассказ о том, как вышел на двух московских дружбанов, с которыми некогда сводила судьба, и как он раскручивал сплетение нитей в преступной группе. И впервые, помнится, обмолвился о хорошем профессионализме муровцев, умевших просчитывать шаги противника. Теперь это в прошлом, Ян жив и здоров. И в газете не последний человек. Однако я буду крепко сожалеть, если он по настоянию своего газетного начальства переедет жить в другой, более южный регион. Я, наверное, тогда с тоски изведусь. Смогу ли я встречаться с ним?! А Игорёк? Он как-то меня напрямую спросил, кто на самом деле его отец - Абусаид или Ян? Догадаться ему было не сложно, часто встречался с ним и в его кабинете, и даже на квартире, когда не было дома семьи Яна. Мальчик умный, воспитанный, он Абусаиду не проболтается никогда. Но не это меня тревожит, наш с Яном мальчишка порядочный человек. И у него уже есть девушка, тоже студентка, потому понимает, что такое настоящая любовь и какими тропинками она торит дорожку в сердца любящих.
   Меня тревожит негаданная встреча с водителем личной машины Абусаида. Это случилось, когда я покидала здание, где находилась конторка собкора Струга. Авто супруга стояло у подъезда. В салоне был только шофёр. Видимо, меня узнал, но вида не подал. Я знала, что в этой башне на каком- то этаже обосновалась одна снабженческая организация, куда, вероятно, и зашёл по делам супруг. Счастье, что не встретилась с ним в лифте. А теперь у меня имеется в запасе время, чтобы придумать моё здесь появление. Шофёр, конечно, расскажет ему, что видел меня. Главное, как дома поведёт себя Абусаид, если напрямую не спросит, зачем сюда ходила, а начнёт задавать всякие дурацкие вопросы, значит, в его душу закралось сомнение, или вообще промолчит-это ещё хуже. Я ведь знаю от супруга о стремлении его водителя рассказывать ему всё, что того может заинтересовать. В любом случае мне надо отвести от себя и тень подозрения. Что же придумать? Всегда считалось, что, чем ложь неправдоподобней на слух, тем её люди принимают как бы с большим доверием. Ага, вот что: я сегодня же предложу Зимовниковой, перешедшей в обком профсоюза и перетянувшей к себе меня,   организовать в старших классах города тренинг по истории Ближнего Востока, чтобы ребята лучше разбирались в творящихся там крупных беспорядках, в то и дело вспыхивающих региональных войнах. И посоветую в качестве члена конкурсной комиссии включить известного журналиста Яна Струга, поскольку он прекрасно владеет этой тематикой, о чём стало известно на одной из конференций в городской библиотеке, где я и присутствовала на самом деле. Скажу Веронике, дескать, эту тему уже откатала со Стругом. Заморочу ей голову именами известных воительниц прошлых эпох: как знаменитые на весь мир царица Томирис, известная тем, что приказала отрубить голову побежденному персидскому королю Киру; или  Сура - генерал-лейтенант парфян, погибшая в сражении с врагом; отважная воительница персидского войска Апраник - предводительница сасанидов, тоже сложившая голову в бою.  Или Самси - королева Сирийской пустыни, правившая в VIII веке новой эры. Она предала ассирийцев, примкнув к Дамаску, но проиграла решающую битву. Ассирийцы не казнили её, а в знак преклонения перед её достоинствами  восстановили Самси  на троне. На Ближнем Востоке и сегодня помнят персидскую воительницу Пантею, которая была увенчана славой военного командира в VI веке новой эры, когда правил Кир Великий. А знаменитая в первом веке этой эры королева-мятежница Зенобия, которую звали Освободительницей Сирии!
   Я свалю наповал Веронику Зимовникову. Быть конкурсу! И Абусаид останется у меня опять с носом. Ведь я его по-прежнему не люблю. Просто считаю себя единственной наложницей его гарема. Вот и всё.

                11. Размышления Яна

   С большой внутренней неохотой воспринял я идею шефа переехать собкором газеты в более южный регион, поскольку там моя семья может жить в большей безопасности после моего копания в мафиозном белье воротил промышленного производства и бизнеса, получивших по заслугам за приворовывание государственного достояния - природных богатств. Да и с жильём от государства там семья будет обеспечена на все сто. Однако занозой в сердце вошла боль от скорого прощания с Ирадой. Вот упрямица, не нравится ей фамилия супруга и отказалась взять её, правда, под напором главы семьи у моей вишневоокой двойная фамилия - первой стоит её девичья, а через чёрточку- фамилия мужа. Всё равно что-нибудь придумаю, как обживусь на новом месте. Выхлопочу Ираде приличное место, да и университет там посильнее, чем в Ироши, говорят подана заявка на Академию. Там Игорю будет сподручнее учиться. Ну, а мои ребята, слава Богу, совсем взрослые. Надо только предупредить всех моих, чтобы никому ни гу-гу про предстоящий переезд, мне придётся, наверное, до конца дней жить и работать на новом месте под другой фамилией. Впрочем, моя семья уже, что называется, разбежалась. Жена живёт с дочерью на юге, сын в одном из городов Севера. Полагаю, что проклятья московских дружбанов Николая и Степана никого из нас не коснутся. Знаю, что тот и другой по характеру вспыльчивы. Они были рядовыми пешками в игре мафиозных структур, выполняли незначительные задания, как вырулили дело их адвокаты, потому отделались лёгкими сроками. Знаю, что оба сейчас при  деле. Вернее, пенсионеры, копаются на своих дачах и не помышляют мстить за провал своих устремлений и желаний. А то ведь, какими ходили гоголями! Как же, сбоку-припёка у нувориша.
    А какую мне удалось раскрыть аферу! Честно говоря, не без заметной и влиятельной поддержки угрозыска. Кто бы мог подумать, что фигурантами дела станут  Степан Федюнёв и Николай Лещев. С самого начала, как получил от шефа данные о возможном промышленном шпионаже и краже драгоценных минералов в северном регионе, навстречу мне попёрла везуха. В одном укромном ресторане Ироши, где то и дело собирались верховоды здешнего криминального мира и их шестёрки, встретил Лещева. Он предпочёл не контактировать со мной. Это и вызвало во мне жгучий интерес, а что это московский таксист делает в будний день в северной сибирской стороне? Я знал, что мне не стоит его опасаться, он никому, разве лишь Степану, и слова не проронит, что знаком с журналистом из большой центральной газеты. Поскольку будет взят на подозрение, а то и просто устранен от дел или того хуже - уничтожен, если втянули в заметную, запутанную, о которой должны знать немногие, игру с законом. Будет впредь предельно осторожен, постарается мне не попадаться на глаза. Так оно и было. Мой хорошо знакомый, подкормленный мной бармен через свою официантку узнал о некоторых мелочах,  сквозивших в разговоре гостей за тем столиком. Речь мельком шла о фотоплёнке, компьютерной флэшке, которые вот-вот доставит им одна славная парочка. Понимая, что  мелочёвку будет исполнять Николай, я попросил бармена в курительной комнате направить за Лещевым надежный хвост с прослушками. Выделил ему, конечно, аванс. Сам, изображая  подвыпившего, незаметно выскользнул из зала. На другой день у бармена выдался выходной, и мы встретились в городском парке. Вести были прелюбопытные. Да такие, что "любопытной Варваре" и нос бы оторвали. Он прежде потребовал с меня добрую мзду. При нём я созвонился с шефом, убедил его, что требуется гонорар, который запросил автор нужной мне информации.            
   - Уговорил, но впредь нашими денежками не разбрасывайся. Помни, что говорил великий Ильич: "Главное учёт и отчётность".До начала своего расследования непременно переговори по спецсимке с юристом Андреем, он тебе даст верные советы. Будем ждать вестей от тебя. Будь здоров и удачлив!
   А узнал вот что: Николай устроился на постой в частном доме по такому-то адресу; со дня на день ожидает прибытия геолога из дальней экспедиции, тот привезёт ценные документы и некие камушки; с ним будет женщина, она одна может прояснить все данные, что у них имеются. В комнате, где проживал Николай Лещев, благодаря стараниям электрика, чинившего проводку, установлена прослушка. Гости издалека будут жить в соседнем микрорайоне. Там тоже "вживят" электронику.
   Дни и ночи держу включенной мобилу для немедленного соединения с говорилкой бармена. По другой "машинке" соединился с добрым  товарищем из геологической экспедиции, в чью полевую партию ездил в ту суровую зиму, когда довелось куковать «на точке», где  велась разведка бурением горных пород.
   - Привет, приятель. Это Ян вторгается в твою жизнь.
   - Узнал, читаю твои газетные опусы. С чем пожаловал мой телефонный гость? Какую из меня тайну желаешь вытянуть? Ты в Ироши или в столице империи?
   - Скажи-ка, твоя партия на новой площади?
   - А ты как думаешь? Ждали твоего приезда для нашего переезда?
   - Темнишь. Значит, не хочешь исповедаться. А я ведь и взаправду мечтал побывать у вас, отведать ошеломительно вкусных котлет и посмотреть в красивые очи вашей камеральше.
   - Ишь ты, смотри, а.  Только не один ты хочешь погрузиться в глаза красавицы. Но ты проморгал. Она в очередной раз стала у нас гражданской женой. И даже не поверишь, чьей нештатной половинкой.
   - Не томи. Выкладывай, на чьё плечо она свою головку вечерами томными кладёт?
   - Объявила себя женой  бурильщика Федюнёва.
   - Вот как?! Не ожидал подобной вести.
   - А мы-то как не ждали этого! К слову, недавно поехали отмечать месяц пламенной любви. Отпуск им дали без запинки.
   - Что-то голос у тебя будто с подвизгиванием. Неужто успела заработать округляющийся животик?
   - Животик-это мелочи жизни. На базе экспедиции взяли увольнение по собственному желанию и куда-то умотались.
   - Так это их право.
   - Ну да, ну да. Однако, наша спецчасть их разыскивает.
   - Что за чертовщина!? Они что, выкрали документы?
   - Хитрее сработали: Марина устроилась на ночь в вагончике-балке своей начальницы, а на воскресение та выехала с подругой в райцентр, решили пошляться по магазинам. А в конторе экспедиции никого, кроме сторожа не было. Марина прошла в кабинет  главной камеральщицы, якобы, поработать, потому и приехала прямо из партии. Вскрыла хилый сейф. Вечерним поездом с Федюнёвым уехала, брали билеты до Александрова. Начальница нашла в квартире одну записку, та извинялась, дескать, муж настоял уехать, у него дела. Ну, та утром осмотрела кабинет, содержимое сейфа. Что-то было уложено не так, как было у неё. Из спецчасти  по заявлению начальницы камеральщиц проверили сейф: всё оказалось на месте, но при детальном осмотре выяснили, что документы, очевидно, пересняли на плёнку. Вот такие дела. А ты когда к нам?
   О  своих наблюдениях и последних событиях в экспедиции Ян поставил в известность главного редактора.
   - Ян,- сказал он,- в данном случае одного журналистского мастерства мало. Я переговорю с юристом, Андрей тебе перезвонит, узнаешь, как тебе действовать дальше.
                12. События назревали
    
   - Федюн? Привет. Как дела? Где суетишься?
   - Ник, зови только по имени. В Иришку приблукал с женой, гражданской. Стоянка на съёмной хате. Всё что надо, со мной. Мы едва оторвались. Нам нужно срочно мотать отсюда. Своди меня в темпе с Зимухой. Моя загранксива и подруги в просрочке. Кошелёк тощий. Учти, эту симку заменю, на какую, сам знаешь.
   - Стэп, поздравляю. Контакт с Зимухой в полном порядке. Он уже о тебе молвил слово. Я тоже на хате и симку эту теперь в огонь. Мой запасной вариант тебе известен.
                *   *   *
   Разговор следаки перехватили и немедля звонок Яну:
   - Компашка на месте. Ориентировочно определили их дислокацию, в пределе по периметру двух кварталов каждый звонарь. Парочка в районе желдорвокзала, а таксист возле большого автовокзала. Наш человек будет на авто определяться с одиночкой. Уломай своего приятеля нахлобучить фуражку железнодорожника. Ты говорил, что он владеет мотором. И мозгуй, как лучше подъехать к Вадиму Зэ. Пусть твоя девушка попробует выйти на него. В дальнейшем общаемся по оперативной схеме. Отбой!
   Конечно, Ян прекрасно знал, где работает Ирада и кто у неё шеф. Созвонившись с платным «попутчиком», растолковав ему задачу, набрал номер мобилы своей подруги.
   - Ир, привет, ты в конторе?
  - Рада слышать тебя. Да, в своём кабинетике. Говори, а  то Вероника что-то зовёт.
   -  Ты после рабдня не заскочишь в супермаркет, он в двух шагах от вас?  Имею срочный вопрос.
   - Уговорил, как тебе откажешь. Жди меня в хозсекции.
   - Лады, сегодня тепло, я в куртке болотного цвета со стоячим воротником.
   Ирада рассмеялась:
   - У тебя всё стоячее: и спина, как у офицера на параде, и даже воротник куртки.
   Вечером они встретились в условленном месте. Она прошла с коляской в отдел хозбытовых товаров, остановилась у витрины с электролампочками. Он рядом крутил в руках электропаяльник.
   - Радка моя, тебе надо как-то подбить клинья к Веронике, узнать, где муженёк её  может назначить встречу своим знакомым. Она должна состояться послезавтра. Есть ли у него крупная заначка?
   - Хорошо, но я - вся осторожность. Прошлый раз, когда бегала к тебе в башню, увидела у подъезда авто Абусаида. Водитель мне навстречу не вышел, значит, сделал вид, что не видел меня. И супруг мне о том ни слова. Чувствую, подозревает. Правда, я вызвала с работы машину и уехала на ней. Но в сердце Абуса после серых глаз Алии закралось сомнение, хотя текст на ДНК подтвердил, что она его дочь. Я как-то в одной телепередаче слышала, если у женщины есть  внебрачная связь, то в ребенке от мужа могут быть и некоторые гены любовника. Так что эти глаза твои.
   -Ты поэтому стала такая настороженная? Подозревает в измене?
   - За мной теперь приглядывает его человек. Это инвалид, ветеран войны, из кавказцев. Работает у них на одном складе сторожем. Он о нем мне как-то рассказывал, что старик в конце сороковых годов или начале пятидесятых чудом уцелел, когда одиночек инвалидов-ветеранов отлавливали и отправляли в дальние поселения, чтобы людям глаза не мозолили. Выкрутился тот в поезде, прикинулся больным, его высадили под наблюдение на одной из станций. Ну, а он там дал дёру. Так, Ян, сюда идут. Пошла за товаром и на выход, а ты подожди минут десять. Мало ли чего, вдруг сегодня старик не дежурит, значит, станет около меня околачиваться. Всего тебе, дорогой. Завтра к обеду брякну, что удалось выяснить.    
   
                *   *   *
   Николай вызвал на переговоры Зимовникова. Пояснил, что Стёпан готов передать ему документы, вернее, флешку с ними, в обмен на определенную немалую сумму российских дензнаков и новые паспорта для Федуна и его девахи.
   - О ксивах, Никола, речь прежде не вели. Из причитающейся ему суммы я вычту денежку за паспорта. Но к документам никто не придерётся стопроцентно, потому это будет стоить не менее двадцати процентов от оговоренных ему денег. И ждать - дня четыре.
   - Влад, я знаю Степку, ему это не понравится. Заартачится.
   - А куда он денется! Кроме нас эту флешку и фотоплёнку он никому не сбагрит. Но если упрётся рогами, как бык в ворота, сбавь процента три, мол, берешь ответственность на себя. Помни, и ты не будешь в накладе. Я бы на свой характер сбросил его в волну, и дело с концом. Но там,- и он ткнул указательным пальцем вверх,- считают, что он со своей милахой  геологиней им ещё сгодятся. О тебе, к слову, у них самая высокая хвала. Избавимся от флешки, и получишь свою долю. Нам с тобой хватит работёнки. Там планы будь-будь!
   - Значит, с ними толковать послезавтра?
   - Выходит так. И в том дворике, где договаривались прежде. Ещё раз принюхайся к своим хозяевам. Приглядись вообще - нет ли за тобой хвоста, если хотя бы пару раз встретил на пути одну машину и человека, возможно, пасут. Тотчас мне трезвонь. Мы уберём стукача! Только не дрейфь. Ты наш человек и всё будет О*кей!
   Лещёв с большими предосторожностями встретился в проулке с любовной парочкой геологов. Услышав условия Зимовникова, Степан, как и предугадывал Николай, налился злобой:
   - Он что охренел! Мне с Мариной может светить срок! Какого чомора я последние годы гнул спину в партиях?! За подачку!            
   - Стёп, не трепыхайся. Денежки ведь опустятся в твою лапу не маленькие. Ксивы вам сделают не убойные. И камеральщицу ты не зря с собой прихватил, небось, в горах ценные камушки накопал, а уж она- то знала, где промышлять. Зимок уступать не желает. Я возьму на себя два процента, эти денежки буду для себя у них отбивать. Авось, выйдет.
   - Считай, не уговорил! Больше десяти процентов не отдам!
   - Зря ты так. Сейчас в законе и статьи нет строгой на ваши обстоятельства, а верховоды тебя не забудут, над ними ведь ещё крепкие люди стоят. Они тебя и твою приспешницу в хорошее дело возьмут. И кому, кроме них, нужна твоя флешка?! Подумай, друг. Встречаешься с Зимовниковым послезавтра в условленном месте. Да не зевай, смотри, чтобы хвост не привёл за собой.
   - Не приведу! Я с собой беру Марину, одну тут её не оставлю. Мы все ходы и выходы осмотрели, все тропки прошлёпали. К назначенному часу будем. Передай Зимку: больше десяти процентов отходных пусть от меня не ждёт. И не балуйте, у нас добрые стволы. Не вру, ей-ей.
   - Полно тебе собачиться. Ведь раньше ты не выставлял условия про паспорт - и наш и заграничный.  Да ещё и на двоих. Кто будет задаром работать?! И ведь бумаги ваши будут официальные. Не чета - подделкам! Готовься отдать Владьке хотя бы пятнадцать процентов. Он жадный и осторожный, дел, с кем попадя, не водит. Учти.
   - Зуб даю, больше десяти процентов от суммы не отдам!
   - Твоё дело, потеряешь больше. Ни у кого ты таких мань-маней не словишь. А по новым документам кто тебе хвост прищемит?!
   Неприлично матерясь, Федюнёв с подругой скрылись за поворотом проулочка.
                *   *   *
   Вероника с чашкой горячего кофе и булочкой зашла в кабинет Ирады. Та отложила бумаги в сторону и придвинула свободный стул к столу.
    -Ирадка, вытаскивай из буфета вкусненькое. Поговорим.
   - Хорошо, у меня замечательные конфеты. Но я недавно кофе пила, потому примусь за минералочку, настоящее боржоми.
   - Выкладывай, подруга, чем меня хотела заинтриговать.
   Вероника с интересом выслушала предложение Ирады организовать в старших классах школ своеобразный тренинг по древней истории стран Ближнего Востока, прежде всего о роли могущественных или проста чем-то прославившихся женщин тех царств. Увязав это с тем, что школьники искренне заинтересуются темой и, возможно, сориентируются поступать в гуманитарные вузы: директора уши прожужжали о нехватке абитуриентов. 
   - Знаешь, идея хорошая. Но предлагаю её расширить. Вторая часть тренинга об Атлантиде. Сегодня о той удивительной цивилизации немало публикаций. У меня здесь и свой интерес: хочу привлечь в качестве лектора своего супруга. Он в молодости чуть не наяву грезил о судьбе атлантов. Сейчас сник, что-то с работой не ладится. Хорошо бы ему воспрянуть. Какие-то дружки неясные возникли, прикладываться к рюмке стал. А вдруг моё предложение ему понравится. Как думаешь? А кто первую часть тренинга подготовит? Не ты?
   - Почему бы и нет! Однако у меня есть на примете человек, просто влюбленный в историю Ближнего Востока. Это журналист Ян Струг. Он тебе не откажет, подготовит интересную беседу.
   - Ирада, так мы сумеем его и поощрить, на это в нашем бюджете выделены средства.
   - Не знаю, говорят он любит возиться с детьми, сделает выступление и в качестве благотворительной акции. А впрочем, деньги лишние никогда не помешают. Да ведь и твоему мужу сумеем провести энную сумму.
   - Ну, Влад в деньгах особо не нуждается. Работает в приличной компании, неплохо получает. К окладу имеет и разные премиальные.
   - Как бы там ни было, Вероника, мы нашли с тобой общие интересы. Мне приятно, я бы хотела, чтобы ты познакомилась с моей семьёй. Скоро у Абусаида юбилей. Будут моя мама, парочка-тройка его друзей. Придешь? Делаю приглашение, можешь с мужем пожаловать, а то и одна.
   Вероника с благодарностью встретила это предложение, она давно с мужем не выходила, что называется, на люди. Дома намерилась было рассказать мужу  о предложении Ирады  и о своих по поводу тренинга, да не тут-то было. Короткая записка в гостиной гласила, что Вадик уезжает в командировку, вначале в Москву, а оттуда на золотой прииск, где вспыхнул бунт.
    Одновременно внезапный отъезд Зимовникова спутал планы Струга и следственной бригады. Из города в одночасье, за день до предполагаемой облавы,  пропали все подозреваемые. Это требовало обстоятельного исследования.

               

                13. Бабий «батальон»
   
   Первыми на прииске взбунтовался бабий "батальон". Женщины  категорически отказались отпускать мужей работать вахтовым методом, потребовав от начальства создать нормальные условия для семейных в посёлке, где все обосновались с самого начала освоения месторождения золота. Постепенно драги и всё оборудование переместилось на несколько десятков километров на новую перспективную площадь. Мужики оказались как бы привязанными к деревянным балкам-вагончикам. Наспех созданная кухня, где властвовала повариха Тася, по случаю и без причин таскавшая за волосы свою помощницу--нерасторопную и ленивую Ленку, гражданскую жену бригадира Тропнякова, вызывала порой оторопь здоровых мужских желудков. Спины сильной половины человечества, разбалованные теплыми грудями жён, ёжились на одиноких ложах, рты кряхтели в столовке над нагло бегающими ногами двух особей противоположного пола. Желания мужские бесследно исчезали под напором хмурых мыслей о непрошеном одиночестве. Росло недовольство людей тем более, чем дольше длилась отлучка. Мужикам мечталось почаще обнимать своих баб, гладить по башке ребятишек, благо в посёлке под напором слабой половины человечества издавна действовала школа-семилетка, потом в интернат или дедушкам и бабушкам на руки. «Половинки» сильного пола решили не давать в обиду своих мужиков. Когда начальник прииска с бухгалтером приехали в посёлок составить квартальный отчёт, они оккупировали всю контору. Их требования: дважды в неделю привозить мужчин сюда на отдых, выделяя специальные транспортные вездеходы; немедленно ликвидировать двухмесячную задолженность по зарплате их половин; отпуск предоставлять только в летнее время и частично в начале осени; благоустроить учителям жилые бараки; отремонтировать клуб; фельдшерско-акушерский пункт усилить врачом-терапевтом и раз в месяц привозить из города зубника и гинеколога. Попытки отмахнуться от этих требований привели к ещё большей конфронтации. Женщины устроили круглосуточное дежурство вокруг конторы и три дня не выпускали "святую двоицу", поставив в прихожей два ведра для нечистот. Эти два оцинкованных ведра довели начальствующих чинов до исступления. Запах из прихожей их отчего-то сводил с ума. Но выбраться из ловушки они не могли: ставни на окнах оказались плотно забиты снаружи досками, а входные двери столь ловко забаррикадированы, что и комар не проникнет. Начальство не могло ума приложить, что делать. Ну не звонить же по мобильнику районному начальству или в полицию. Засмеют, да если, не приведи Господи,  журналисты прослышат, так на весь свет ославят. Начальник прииска и главбух прослезились, подсчитав снижение будущей прибыли, но делать нечего: вёдра нехорошо воняли, они не умывались три дня, слопали все притыренные прежде запасы печенья, конфет, дорвались и до чёрствой горбухи хлеба, приютившейся в буфетике. Объединённое соглашение-договор подписали как женщины из созданного стачечного комитета, так и руководители прииска. Бумага в двух экземплярах была скреплена печатями и подписями с днём, месяцем и годом победного бабьего торжества. Так что когда из Москвы приехала комиссия, в составе которой значился и менеджер Зимовников, начальство слабело от свободы, истово хлестало свои чресла в парной, пило пиво, заставив фельдшера продезинфицировать всю контору.
   Однако на руках комиссии было и чьё-то подмётное письмо о злоупотреблениях начальства прииска, якобы, скрывавшего истинные данные по добыче золота. Подписи не имелось под листком, но факты приводились серьёзные. Комиссия начала шерстить всю документацию. Желая поближе познакомиться с жизнью золотодобытчиков, Ян Струг вылетел в райцентр, от которого до базы прииска было почти рукой подать. Здесь жили жёны тех, чьи дети брали вершины средней школы. Втайне журналист  нацеливался найти верные источники информации об истинном положении дел на прииске. Но так, чтобы не привлекать внимание ни администрацию прииска, ни Зимовникова, ни баб, готовых за лютую сплетню пойти на немыслимые ухищрения. Стругу фантастически подфартило: среди старшеклассниц  внезапно вспыхнула драка, да такая, что одну девчонку отправили в реанимацию местной больнички. Так что приезду журналиста никто не удивился.               
               

                14.  ДРАКА


   Фабула этой истории до неприличия проста: подрались две школьницы. Мама пострадавшей девочки наподдала обидчице так, что та почти месяц пролежала на больничной койке. Конечно, Ян сознательно изменил имена и фамилии всех персонажей, место действия, потому что девочкам ещё расти да расти и набираться ума-разума. Кто из нас в детстве не дрался? Но тут вмешались взрослые…
   Чёрной кошкой пробежала между ними тень размолвки, или о  том, что было за полторы недели до стычки

    Улицы Старая и Воинова посёлка Продольного стоят друг к другу впритык. Излюбленное место встреч девчонок – лавочка, на которой решаются порой многие житейские вопросы. Тут и повстречались под вечер с подружкой Линой  Ураловой шестиклассница Нина  Сорокина  и девятиклассница Таисия Потапова. Надо совсем не знать психологию девчонок, чтобы не догадаться, отчего нахмурилась Тася. Ещё бы! Семья Нинки приехала в этот район недавно, строятся тут её родители – дом нехитрый возводят,  сарайку,  даже простенький забор из штакетника. Сразу видать – не прииском вскормлены, а сельхозной артелью. Куда им до денежек её папани -  машиниста драги.  Сама девчонка пигалица, всего-то пятый закончила, а корчит из себя,  играет с её закадычной подружкой. Ненароком взыграла ревность девчоночья, и Тася возьми да брякни:
- Лина, да чего ты с этой нищетой играешь! Подумаешь. Я бы с ней рядом ссать не села.
   Бросила старшеклассница обидные слова, не задумываясь о сказанном, не предполагая, какие могут возникнуть последствия. Полагала, очевидно, нечего с мелкотой церемониться. А Нинка - девчонка с характером, вся в маму, та ещё в школе могла так отбрить противницу, что только держись. Да и дочь свою воспитывала решать спорные дела однозначно: умей за себя постоять, сама со сверстниками разбирайся, как поступать и что делать, коли обижают. Словом, это была первая стычка между девочками. Прежде они встречались и на улице, и в школе, здоровались. Однако первая тень чёрной кошкой уже пробежала между ними.
           Как победительница оказалась на больничной койке
   Следующая встреча между Ниной и Таисией случилась в сентябре. О том, как разворачивались события, знающие подноготную всей истории, рассказывали Яну по-разному.  Одни – будто Нина строила придирки Тасе, а иные твердили обратное. Кто пинал и толкал друг друга, а то и плевался – поди-ка сейчас разберись.  Александра Сорокина, мама Нины, утверждает, что дочка не врёт ей никогда и говорила истинную правду, что Тася в классе плюнула в лицо Нине , но тогда девочка, мол, сдержалась. А драка произошла между недружницами по дороге домой. Нина за понесённое оскорбление ответила девятикласснице пинком под зад. Потом они, якобы, вцепились одна в другую в волосы. Но шустрая, боевая шестиклассница при этом, пригнув голову Таси, ударила её коленом в подбородок. Честно говоря, даже по мальчишеским меркам это достаточно жестокий удар. В общем, Таисии досталось на орехи. И её, побитую, в запачканном пиджаке, подвёз к родному порогу знакомый семьи на автомобиле. Вера Потапова, услышав от дочери, что побита Ниной Сорокиной, выскочила из двора на улицу и, увидев невдалеке обидчицу родного ребёнка, после короткой словесной перепалки поколотила девочку.
- Не хотела я бить её,- оправдывалась Вера Георгиевна Потапова.- За что ты побила мою дочку?!- крикнула я. А в ответ услышала:- За что надо, за то и побила!
   Со слов Потаповой, она хотела только наддать девчонке по губам, видимо, для того, чтобы знала, как со взрослыми следует разговаривать. А Нина голову отвернула  и…
-  Дала я ей леща,- сознаётся Вера.- Потом, расстроенная тем, что причинила Нина моей Тасе, и наподдала ей, но уж и не так крепко.
   О том, как она потрепала девочку, куда била и с какой силой, Потапова не распространялась. Сразу переводила разговор на другие темы…

                Злой язык страшнее пистолета

   Увы, девчоночьи сплетни не всегда безобидны. Как они возникают и по какой причине, могут ведать разве что сами «говоруньи», да не охочи они распространяться на эти скользкие темы. И анализировать свои поступки не могут так дотошно и скрупулёзно, как это делают взрослые, когда пытаются выяснить в подобной ситуации, кто прав и кто виноват. Ни старшеклассница Тася, ни шестиклассница Нина, если верить рассказам их матерей,  на язычок по отношению друг к другу не были сдержаны. Таисия в кругу знакомых, якобы, обзывала Нину, а та в свою очередь такое городила про Тасю, да ещё, прямо ей в глаза, что даже у взрослых, слушавших откровения Веры Георгиевны, уши вяли мгновенно. От обиды за дочь у Веры Потаповой наворачивались на глаза слёзы и дрожали губы. А вот Саша Сорокина держалась напористо:
- А разве Тася мою Нину не обзывала?! Они, девчонки,  сами между собой разберутся. Сегодня поссорились, а завтра вместе в школу ходить будут. Только незачем было Вере так руки распускать. Кто ей дал право бить моего ребёнка?! Да ещё так, что она длительное время пролежит  в больнице. А выйдет, так, выходит, ей и проходу в школе не станет, дескать, вот, побитая. Пришла бы Вера и всё мне рассказала, разве я не найду, как воздействовать на дочь? Она вся в меня, в обиду себя не даст. А гуляет она на улке не то чтобы и много: нянчится немало с годовалым братом, помогает по дому. Я с утра и до вечеря в поле, работы всегда невпроворот.

                Немного о мамах
   Каждая семья счастлива и несчастлива по-своему. Не обязательно вдаваться в женские судьбы, складывались они у них неоднозначно. Кому из них больше повезло в жизни, один Бог ведает. Однако у обеих по трое детей. У Потаповой они старше. Александра Сорокина крепче на вид. И хотя говорлива и скора на язык, но держит себя в руках, не набросилась с кулаками на Веру, когда та после избиения девочки пришла к дому, чтобы выяснить отношения и показать заляпанный пиджак дочери. Вера Потапова нервничает, аргументировала своё поведение тем, что прихварывает, потому и не работает, только по дому управляется. Обе, конечно, оправдывают и защищают своих девочек. У одной из них, оказывается, послеродовая травма, и ей надо беречь голову, поскольку падает зрение. Другая чрезмерно шустра, да что в том беды? И дочка её умеет за себя постоять: наподдала же девятиклашке, которая выше на голову, причем, используя жесточайший приём пацанов, хотя могла спорные вопросы решить иначе. Перед столкновением Тася бросила небрежно Нине:
-  Зачем кулаками махать, Я вон какая, дам, так не поздоровится…
   Всё же старшеклассница переоценила свои силы и возможности. Смелость и знание приёмов рукопашной схватки и  города берут. Что бы там ни было, и что не говорили бы, но драка состоялась, и  роль побеждённой  досталась той, что считала себя непременно победительницей. И особых угрызений совести  не испытывали ни девочки, ни их мамы.  Мама Вера, родившая и воспитавшая троих детей, двое из них уже люди взрослые, не задумываясь подняла руку на ребенка, в итоге девочка на больничной койке. Увы, материнский инстинкт – чрезвычайно намагниченное поле при выяснении каких-либо каверзных дел в пользу своего чада. Но ты – мать, вскормившая грудью детей, вырастившая их, прекрасно обязана сознавать, каково в душе другой матери, познавшей, что крепко побит её родной ребёнок, и руками другой матери, более опытной по жизни.
Ян поинтересовался у Веры Потаповой, проведала ли она хоть раз в больнице избитую её руками Нину. Нет, больничный порог Вера не переступала.
               
                Школьные  порожки

   Драка девочек произошла за школьными стенами. Однако мордобой между учащимися этой школы в посёлке не в диковинку: памятна людям бесчеловечная мальчишечья схватка, всполошившая и посёлок и районный центр. Не потому ли журналисту Стругу здесь вообще отказались дать какую-либо информацию о случившемся ЧП – драке школьниц. Правда, в том памятном для журналиста  знакомстве с педагогами, директор оказался в отъезде, отказались проинформировать гостя работники школьной администрации, к слову, ответственные за состояние воспитательной работы с  учениками. Что это? Опасение лишний раз не попасть «в историю»? Впрочем, учительница Шаровая, входящая в круг руководства средней школы, сообщила на встрече родителей девочек с главой администрации поселения и журналистом, что педагоги внимательно проверили факты, причины драки. Обе девочки здесь на хорошем счету. Более того, ни учителя, ни одноклассники не могли и предположить,  что спокойная и всегда выдержанная Таисия станет участником потасовки.
Тот разговор был обстоятельным, все присутствовавшие сошлись во мнении, что можно было избежать и драки девочек, и материнского возмездия. При одном условии, если бы вовремя родители узнали  о зарождающейся неприязни между девочками, когда бы взрослые сумели сами мирно решить вспыхивающий конфликт. Разве бы они его не сумели умело погасить? Вероятно, девичье самолюбие не позволило им или их подругам хотя бы намекнуть своим родителям, или классным руководителям о наболевшем, о зреющей неприязни между девочками. Впрочем, учителя, занимающиеся проблемами воспитания, обязаны знать психологию школьников, оценивать их поступки без оглядок на оценки детей по предметам и на общественное положение их родителей. И помнить: взрослеющий ребёнок не всегда способен поступать адекватно  возникающим обстоятельствам. Забота о гармоничном развитии личности, умелый подход к ребёнку, умение понять его чувства, делать всё возможное, чтобы тот питал к учителю истинную
привязанность, симпатию, если даже  не любовь.
   Здесь и кроется талант учителя: воспитывать в ребёнке возвышенное, развивать здравый рассудок, да, пока он неокрепший, но чтобы хоть в какой-то мере оценить ту или иную жизненную ситуацию,  то ли со сверстницей, то ли с нагловатым мальчишкой, и самостоятельно решить её. А если зародились некие сомнения в успешном противостоянии неприятностям, то уж непременно посекретничать с учителем, которого любишь, кому можешь довериться. Да и многие родители не промах, у них богатый жизненный опыт. Они своему чаду плохого не пожелают.
   Вставить эту историю помогла и другая ситуация, накалявшая обстановку  сразу между несколькими семьями поселка. Конфликт, когда лоб в лоб столкнулись частные интересы владельцев усадеб, грозивший перерасти в побоище, руководству администрации удалось предотвратить, враждующие стороны встали на мирные рельсы: земельные наделы привели в порядок.

               Лучше подстелить соломку до того, как упасть

   Ухватился Ян за эту тему и потому, что школа, в которой учились девочки-драчуньи, на хорошем счету в районе, и о самих школьницах отзывы в целом неплохие. Этот небольшой рассказ – повод для того, чтобы в любой школе внимательно приглядывались к тому, как взрослеют ученики, нет ли  перекосов в их воспитании. Именно в эти годы судьба-гончар лепит душу человека, начинается становление его нравственных вех. Не упустить бы это! Не хочется утрировать, однако статистика бесстрастно утверждает: неуклонно растёт подростковая и женская преступность. Значит, в будущем жди покорёженные  судьбы, распавшиеся семьи, несчастных детей, не познавших радость материнской или отцовской любви…
   Такие чувства обуревали Яна, нацелившегося было пристальнее вглядеться в приисковые дела. И он  теперь  знал, что ценнее для государства–не лишение увёртливого человека притыренного им золота, а воспитание цельного человека и патриота, тогда такой не совершит пагубу ни для себя, ни для страны.

                15. Перекрыли дельтаплану кислород

   Ничего сногсшибательного, особенного не нарыл Струг для статьи о золотодобытчиках. Зато его обстоятельный материал о драке школьниц нашёл широкий отклик у читателей. В очередной приезд в столицу ему сообщили из приёмной редактора газеты, что его ожидает в своём кабинете  юрист  Андрей Дрогоявленский. Тот встретил его, как старого приятеля: угостил кофе, выпечкой, не спеша завёл деловой разговор:
- Знаешь, Ян, даже хорошо, что ты не углубился в дела золотого прииска. Времена изменились, сейчас каждая газетная строка взвешивается на весах закона, любое двусмысленное выражение воспринимают оппоненты газеты, как подрыв их деловой репутации, вносят в суды чудовищные штрафные санкции. Потому мы добровольно отказываемся от публикаций, вскрывающих некий негатив в производственной, деловой, хозяйственной деятельности организаций любого ранга и профиля. Разве справедливо, когда конфликтные  ситуации между юридическими субъектами  решает пресса? Пусть этим занимаются арбитражные и прочие суды. А мы уже по их решениям сумеем оповестить должным образом читателей. Газета меняет концепцию своей работы. Поэтому мы уволили из редакции собкоров, прежде подверженных строгой ориентации на тематику прежних лет, и к тому же не сумевших в полной мере одолеть новые задачи. Вы с этой проблемой справились вполне. Об этом говорит ваш социальный очерк о жизни провинциального села, где драка среди школьников становится обычным делом. По решению редколлегии вы остаётесь собкором. На новое место жительства вы ещё не переехали?
- Нет, не успел. Много было всякой текучки, сегодня снова в ходу небольшая по объему информация о жизни областей, имеющая общественное звучание. А почему вы этим интересуетесь?
 - Резонный вопрос. Вы переедете в более южную область, и будете освещать жизнь и прежних областей и этой. Редакция обеспечит вас квартирой. Зайдите в отдел кадров, там получите и новое назначение и ключи от квартиры. Не забудьте посетить бухгалтерию, там вас ждет приличная премия. Плюс, естественно, зарплата. По-прежнему все вопросы относительно газетных дел решайте с завотделом собкоровской сети и со мной. Желаю новых успехов.
   И ещё новость: в соседнем доме редакция купила несколько квартир для своих командированных из провинции сотрудников. Так что никаких проблем с гостиницей. В том же здании в торце продовольственный магазин, где и минимум хозбытовых товаров. Затарив пакет продуктами, Ян прошёл в отведенный ему номер. В полуторке все удобства - оборудованная мебелью спальня, ванная, совмещенная с санузлом, маленькая кухня с электроплитой. Чувство голода и усталость с дороги взяли верх: наскоро поев, журналист буквально прирос к постели. Сон мгновенно отключил сознание. Однако настойчивое дребезжание мобильника взяло верх над коротким сном. Ян дотянулся до стула и всмотрелся в экранчик. Звонила Ирада. 
- Ян, мальчиш мой дорогой, Абусаид просто взбесился, когда я замолвила слово за переезд в город, куда ты переезжаешь. Едва успокоила его. А он знаешь, что орал?
- Рассказывай, миленькая, неужто прознал о наших с тобой отношениях? Он, случаем,  не побил тебя?
- Что ты, слава Аллаху, лишь гневался крепко. Он мне шипел, какого, мол, чёрта рвать с налаженной жизни на Севере  в область, где  климат мало чем отличается от здешнего. И у него северного стажа  навалом, он сам подумывал о переезде, но в более приличный край.
- Стоп, моя любимая кувыркалочка.
- Как тебе не совестно, Ян!
- Прости, тебе ли не знать, как я обожаю словами повыдрючиваться. А я как раз хотел тебя предостеречь от  активных действий по переезду в тот город.
- Что приключилось? Или тебя думают в столицу перетянуть?
- В редакции реорганизация, уволили почти половину корпуса собкоров. Но меня оставили, только нынешнее моё ПМЖ – в городе Сатарске. Уже бренчат в кармане и ключи от квартиры. Так что в любое время приезжай на новоселье.
- Спасибо мой дорогой. На школьные каникулы обязательно примчу в этот город с ребятнёй.
- Ирадка, ты так просто от мня не отвертишься, за мной оставили нашу область и соседнюю, куда меня хотели перегнать.
- Да я рада, дурачок мой миленький. По мобиле лишь не забудь намекнуть день приезда. Я как всегда буду ему такую головомойку устраивать, что он не только не попытается запрыгнуть в мою постель в течение месяца, а будет приползать в квартиру и вести себя тише воды и ниже травы. Ты ведь помнишь, дорогой мой, кто папаня моего первенца. И вот ещё что надумала сказать тебе. Помнишь Семёна Павловича Парфентьева? Того, что из профтехучилища?
- Ну как же, знатный человек. Какую ему подлянку подстроил следак Гиперашвили! Намотал срок уже немолодому человеку, считай, ни за что. А какой был мастер производственного обучения, лучший в городе Ухтарске. Как его пацаны обожали: он первым на севере региона построил своими руками дельтаплан и научил ребят управлять им. Некоторые потом ушли в авиаучилища. Да, так что с ним случилось, он давно уже на свободе! Не слышал, чтобы он воспитывал новых планеристов.
- Его уже нет с нами, он на своей старенькой «Ладе» разбился, врезался на полной скорости во внедорожник, а там был за рулём Гиперашвили, тот сейчас полный инвалид, даже в коляску не может садиться.
- Вот как, надо же. Искренне сожалею.  Я о Парфентьеве, о его страсти к воздухоплаванию не раз писал в газету, городскую. До личной встречи с ним и не думал, насколько это талантливый педагог и прекрасный самоучка-авиатор. Помнится, как-то спросил его, а чем привлекла его, земного человека, стезя дельтапланериста? И знаешь, что он ответил? 
-Не  томи, Ян! Рассказывай. Пусть это будет наша с тобой память о замечательном и простом человеке из нашей провинции.
- Не поверишь, Рада.
- Я – Ирада!
- Не обижайся, просто так мне было удобнее.  Так вот, он окунул меня в девятнадцатый век. Оказывается, Семён Павлович увлекался жизнеописаниями известных изобретателей и строителей той поры. Я, к примеру, вообще ничего не знал об англичанине  Изамбарде  Брюнеле. Представляешь: он, будучи ещё совсем молодым человеком, разработал проект Панамского канала, проявил настоящий талант, проектируя двигатели, каналы, туннели и даже новые виды вооружения. Инженер за свою жизнь участвовал в строительстве более двух десятков  железных дорог, причём, не только в Англии. Помню, с каким восхищением Парфентьев сообщил мне, что, когда Брюнелю было 28 лет, ему  доверили строительство Великой западной железной дороги  от Лондона до порта Бристоль. Минуло два столетия, а эта дорога действует. И это ещё не всё. Англичанин принялся строить пароходы. После нашего разговора, я посмотрел литературу: Брюнель дневал и ночевал на стапеле в то время, когда, словно сказочный миф, рос самый огромный и комфортабельный по той поре деревянный пароход  "Грейт Вестерн". Судно менее чем за две недели  преодолевало просторы Атлантического океана.
- Алё!  Ты меня слушаешь?
- Ну да, дурень мой недотёпистый! 
- И от Семёна Павловича я впервые узнал, что его кумир Брюнель в конце первой половины девятнадцатого века  спроектировал первый в мире железный пароход "Грейт Бритн».  Этому стометровому по длине и, как считалось, непотопляемому   винтовому судну тогда не было равных. Он бороздил морские просторы что-то около полувека!
  В трубке висела тишина.
- Ирада, ты на связи со мной?
- Конечно, дорогой.  Я заворожена рассказом. И мне ужасно жаль Парфентьева, таланта, чью жизнь по сути сгубил чинуша. Ты знаешь, за какие такие прегрешения ему шили дело?
- Увы, мы, газетчики, узнали про всё очень поздно: его жена прибежала к нам, когда его дело уже отправили в суд. Беда случилась почти на исходе партийной и советской власти, это считалось экономическим преступлением.
- А суть в чём? Что простой мастер производственного обучения мог провернуть?
- В мастерской училища он с ребятами построил три дельтаплана, из них на самый первый, названный им «Грейт Вестерн», ткань ему помог достать бывший сослуживец – десантник, у того имелись обширные связи со столичными спортивными кругами. Кажется, материал был списан   после неудачного парения в воздухе новичка. Для его номера один, или «Грейт Вестерн», ткань, вроде бы,  починили профессионалы и его птицелёт исправно нес службу.  А вот для «Грейт Бритн», он был классифицирован под номером два,  и для «Левиафана»  не было нигде ткани. Да, Лада, а про корабль Великобритании «Левиафан» ты что-то знаешь?
- Ага, школа лесного посёлка осталась без историка, он уехал к больной матери куда-то на юг, никто из учителей не брался заменить его. Директриса взвалила временно эти обязанности на меня, пояснив, что и городской отдел народного образования и областной активно подыскивают нового историка. Я где-то месяца полтора тянула этот воз. Много прочла дополнительной литературы по программе. Помню: «Левиафан» - это был во второй половине  девятнадцатого века самый могучий корабль в мире. Однако позже название изменили, кажется, на «Грейт Истерн", в честь компании, построившей корабль.
-  Умничка моя. Так оно и было. Но у Семёна Павловича его третий воздухолёт проходил для ребят под именем «Левиафан». Если память не изменяет – это библейское чудовище.
-  Верно-верно, Ян. Но что же случилось у Парфентьева?
-  Ему подсказали адрес одной солидной конторы в Ухтарске, тамошний заместитель начальника отдела снабжения согласился обменять имеющуюся у него как раз нужную плотную ткань на простыни, пододеяльники и наволочки для полевых отрядов. Семён Павлович немедля к директору училища на поклон. Тот предупредил, что в случае чего он не в теме. Бывшие в употреблении постельные принадлежности, однако в ещё хорошем состоянии, были списаны, благо на складе было достаточно других  бэу–годных. Производственная компания получила нужный ей товар, а лично Парфентьеву выдали нужную ему ткань для дельтапланов. Там бы и комар носа не подточил, в карман мастеру производственного обучения ничего не перепало. Только один работник бухгалтерии училища повздорил с главбухом. Донос ушёл к правоохранителям и его взял разрабатывать известный в Ухтарске следак Гиперашвили, а тот впаивал нарушителям закона по полной. Упекли Семёна Павловича, как организатора махинации, в лагерь. Он всё взял на себя, чтобы не подвести директора и завскладом. А уж там он испил чашу зека сполна, его накрепко привязали к наркоте. Его, отбухавшего свой срок, я случайно встретил в городе, и едва узнал: блуждающие глаза,  какая-то размазанная походка, словом, совсем другой человек. Я было с ним поздоровался,  но он прошёл мимо, опустив голову: то ли не узнал, то ли не захотел ответить моё на приветствие. Вот такие были, милая Ирада, пирожки-шанежки.


                16. «Кукушки» не плачут
   Письмо, переданное Яну в редакции, позвало его в дорогу – в почти самый дальний пограничный с соседним регионом посёлок новой для  Струга области, который здесь на южный манер звали станицей. И  то: превалировали выходцы из Украины, с незапамятных времён они приняли эту землю за вторую родину.  Не просто Яну  было браться за перо, однако искрилась  в его душе надежда, что Зинаида Фёдоровна Бляшкина, её личные данные, естественно,  как и других «героев» рассказа изменены, сумеет стряхнуть с себя плесень глубоко неправедной жизни.
                След простыл
   Можно только себе представить, как встрепенулось в испуге сердце медицинской сестрички, когда она поздним вечером, почти ночью, обнаружила на территории больницы свёрток с махоньким человечком. У ребёнка уже не было никаких сил, чтобы кричать, лишь кривились посиневшие от ночной прохлады   губёночки. Жалким был и подкидыш, и оставленное с ним «приданое». Тот, кто подбросил ребёнка, никаких следов о себе не оставил. Да и не до них было медицинскому персоналу, предстояло вернуть ослабевшее тельце к нормальной жизни, устранить последствия переохлаждения, простуды. В тот момент медикам было не до мамы –кукушки: если бы та ночь была чуть прохладней, они могли потерять дитё. А так он теперь жив  и такой хорошенький.
   Правда, определить, кто его мама, особого труда не составляло: человеческому «комочку» от роду едва более двух месяцев, плюс некоторые приметы на тельце, и свежа память заботливых медицинских рук  родильного отделения.  Настало-таки время известить маму-кукушку, что подкинутый ею ребёнок жив и здоров. Тут выяснилось: Зина Бляшкина по адресу прописки не проживает. Не видели последнее время её родители,  истаял след непутёвой дочери.
                Школьные годы нормальные
   Никто из знающих Зину не припомнит ничего дурного, что водилось бы за ней в школе. Росла в обычной работящей семье, училась как все, талантами не блистала. В родительском доме ей жилось неплохо. Лучший кусок вкусной еды перепадал ей. Голодать никогда не доводилось, своё как-никак хозяйство на подворье здорово выручало. Семья не шиковала, но жила безбедно. Однако, был же некий переполох в её душе, во взглядах на жизнь, коль, едва окончив девять классов, всё у неё пошло наперекосяк. Хотя предпосылок для этого никаких. Средний достаток, нормальный уклад жизни крестьянской семьи. И школа была на хорошем счету, а ведь именно от неё во многом зависит воспитание любого подростка, будь то юноша или девушка.  Однако, можно с уверенностью говорить, что истоки многих и многих бед, что обрушиваются порой  на молодого человека, надо искать прежде всего в семье. Значит, где-то Зине дали, как говорится, слабину, нечто важное упустили родители в её воспитании. Кто станет отрицать, что для детей мать и отец – всегда самый большой авторитет по жизни? Ребёнок в их руках нечто вроде глины для гончара, именно они,  прежде всего и лепят своё «изделие».  Вывод ординарный: совокупность массы негативных факторов  могла повлиять на формирование детского и подросткового характера. Что заполняет темный фон семейной жизни? Это возникающие порой ссоры между родителями, перебранка, неуместные в присутствии подростка сельские пересказы-сплетни, когда «дёгтем» мажутся соседские ворота, а то и просто что-то непонятное девочке во взаимоотношениях родителей, когда нередко «мелочь» -порванная кофта матери, несвежая рубаха отца, зубоскальство, действуют угнетающе на  детскую психику. Мы можем только предполагать  нюансы отрицательного психологического воздействия  на юное существо, что могут сыграть злую шутку, когда душа ребёнка попала в тенеты неправедного взгляда на жизнь, и прекращается нормальный рост  юного человека, у него теперь иной взгляд на существующую действительность.
   Женщину из администрации района, занимающуюся делами несовершеннолетних  и защитой их прав, просто как мать и женщину, поразило равнодушие матери семейства к судьбам своих детей.
                Непутёвая  жизнь
   Что ещё известно о девушке? Вероятно, девять школьных лет были для Зины лёгкой разминкой перед предстоящей самостоятельной жизнью. Ей уже под тридцать, но у неё, по сути, нет семьи: ни детей рядом, ни кола, ни двора, да и сладится ли жизнь с отцом третьего ребёнка? Вот родила троих да все теперь не её. Два первых гражданских брака оказались случайными.  Будет ли прочным такой же третий брак? Кто знает, по крайней мере, их общий ребёнок числится подкидышем.   Ей бы задуматься о своей судьбе-нескладухе. Хорошо одно – не наркоманка. Однако крепко выпить горячего  «зелья» не прочь, хотя не считает себя пьяницей. Да как засосала её непутёвая жизнь. Даже нет трудового стажа. Работает Зина по найму, где и у кого придётся. Но ведь подойдут годы «высокие» и надо хлопотать пенсию. Да трудового стажа ни дня! Не думает о том. Авось вывезет. Только кормить её на старости лет некому. Дети брошены. Они толком и не познали тепла материнской груди. Аукнется это ей через годы! Так одиночкой в какой-нибудь хатёнке и засохнет.
   Вела Зина самый беспорядочный образ жизни. О детях не заботилась. Взбредёт в голову – и вон со двора, а с детьми нянчились и ставили их на ноги её мать и отец. При живой-то непутёвой матери дедушка и бабушка  стали  детям дочери их родителями. И не ест ей глаза стыд! Рассказывали знающие семью люди, что вот, бывало, прибежит к родителям домой, понянькается с ребятишками сколько-то часов, редко, чтобы дней или недель, это от того, как у неё  складываются дела на личном фронте, и фьють – была такова. Потихонечку уходила из родительского дома, да ещё с собой прихватывала что-нибудь у стариков  из еды или вещей. Не совестилась уносить с собой детские распашонки, рубашечки и другие вещички, купленные на крохи своих стариков. Вестимо, не для того, чтобы память о брошенных детях грела сердце. Чтобы продать кому попадя, обзавестись «лёгкой» денежкой и опять нырнуть в тёплую разбитную компанию, к таким же, как она, плетущимся по обочине жизни людишкам, безответственным, бессовестным, равнодушным,  ко всему ещё бесшабашным и расхристанным.
Что же оставалось предпринять государству? Зинаиду лишили родительских прав. Двух её старших детей по просьбе её родителей оставили у них в доме, назначив их опекунами над брошенными родной дочерью детьми. Каково пожилым людям поднимать на ноги крох? Сколько заботы требуют детки, сердечного тепла, внимания отеческого и материнской ласки. У них это всё есть, а нет этого лишь у Зины. В бездумном кругу дружков и подружек, за хмельной чаркой вытравились из души её всё те светлые чувства, которые  пытались привить ей в юношеские годы и родители, и школа. Пусто, бесцветно проходит жизнь «кукушек».
                «Теперь у нас нет дочери»
   Именно так сказали в администрации района родители Зины, узнав о том, что третьего ребёнка, которому было едва два месяца, та подкинула в больницу. Непутевая Зинка отнекивается, дескать, оставила его на время мужу, а когда через несколько дней вернулась обратно, так дитя уже в хате не было. Супруг, дескать, ей ничего не рассказывал, и она не ведает, как дело было. Ну да ведь газета не следствие. Для нас в этой ситуации важна нравственная подоплёка случившегося, как могла мать начисто выкинуть из памяти крошечного ребёнка?! Почему ничто не дрогнуло в душе, когда вернулась после очередного временного прибежища и не увидела дитё? Совсем притупились материнские чувства, и нет сердца?! Пьянки, беспросветный разгульный образ жизни – это и есть свет в окне?
   Что стоит за всем этим? Неужели полная нравственная деградация? Как могла зарасти такой коростой, плесенью душа ещё покуда относительно молодой женщины?
   А что же люди, соседи, односельчане? Неужели не знали, чьи почти новенькие  и новёхонькие детские вещички спускает с рук Зинаида? Неужели хозяева дома, где последнее время  обреталась с ребёнком и его отцом эта Зина, ничего не знали о ней, даже не поинтересовались, а куда пропал крохотный малыш?! А если бы за этой пропажей скрывалось преступление?
   Случайные встречи, случайные подруги и друзья. Нет, они, вероятно, люди для неё не случайные. Они все видят смысл жизни в подобном никчёмном прозябании. Да очнитесь же, люди вы или кто?!
                И такая «кукушка» не одна…
   Увы, немало мам-кукушек даже в небольшом районе. Некоторые из них, родив ребёнка, тут же отказываются от него, пусть, дескать, воспитывается в другой семье. Дитя не пропадёт, добрые российские люди усыновят или удочерят, и будут мальчик или девочка  считать мамой и папой тех, кто взял их в свою семью из детдома. И ведь не дрогнет сердце кукушки, видно, и правда,  кукушки не плачут.

   Спустя некоторое время, Ян узнал у знакомых журналистов районной газеты о дальнейшей судьбе Зины. Уехала она из района, где мать и отец не стали признавать её за дочь. Первое время жила за пределами райцентра - родного ей села, жила с холостяками и разведёнными мужчинами. В скитаниях познакомилась с женщинами, которых в народе  зовут колдуньями. Словом, была настоящей чёрной ведьмой, овладела разными наговорами и другой мистикой, при случае насылала на людей порчу, умела приворожить к себе мужчин. Подсылала к тем, кто пытался вразумить её, чёрных знахарей. Некоторые слабые духом и телом люди уходили из жизни.
- Лихая бабёнка,- смеялся газетный приятель,- в мужиках, судя по всему, не нуждалась, а ни разу никакой заметной венерической гадостью не болела.  Внешность у неё приятная, но характер, как рассказывали знающие её теперь люди, никудышный, конфликтует с кем-нибудь люто. Особенную хватку приобрела, когда с одним ментом закрутила. Тут ей все стали ни по чём. Говорят, на окраине облцентра на одном продуктовом рынке торгует. Смотри, не попадись ей на глаза, она чёртовски злобно памятлива.
   Сходил как-то Ян на этот рынок. Пытался кое-что из продуктов у Зины купить, куда там, привязывалась к каждому слову. А одна его простенькая шутка, которую при случае вставлял в разговор другим продавцам, вызывая у них лишь улыбку,  высекла  столь бурную реакцию «кукушки», что после остаток вечера отпаивал себя валерьянкой. Кукушки такие – умеют людям гадить.

                17.  «Чужие» дети у родных мам
   Странно играет судьба человеком. Одни семейные пары мечтают обзавестись своими детьми, да никак не могут и готовы удочерить либо усыновить любого ребёнка, брошенного собственными родителями, причём детей-сирот особенно охотно брали заокеанские мамы и папы. А другие, наши отечественные мамы и папы, либо готовы в любой подходящий для них момент отказаться от своих детей, либо при таких  «родителях» дети остаются для них совершенно чужими. В общем, в семье, как говорится, не без урода. А российская единая семья огромная, потому чего только в ней нет, как только не живут люди. Кто тихо-мирно, у кого всё наизнанку. Впрочем, надо ли морализировать на эту тему? Вот несколько примеров со знаком «минус».

                Вместо хлеба – сырая свекла

   Только Струг отправил корреспонденцию о «кукушках», как  в своём почтовом ящике на главпочте нашёл очередное письмо из редакции. Ему предстояло либо сделать подборку почти на однотемную рубрику, либо написать отдельный материал. Адрес очередных мамаш – «героинь» значился в отдалённом от областного центра хуторе, он решил туда съездить, чтобы подготовить корреспонденцию. Справедливо решив: ответственный секретарь газеты знает, как ему лучше поступить.
  Рожать Мария Бердасова начала рано. Три первых ребёнка – от супруга, который умер. После пошли гражданские браки, потому у остальных детей отцы разные. И всё никак не может Бердасова вылезти с обочины жизни, с никчёмной колеи. Своя судьба для неё, наверное, давно проигранная карта. Но подумай ты, мать, если произвела детей на белый свет, так кому же заботиться о них?
   В домике, где поселилась семья самозахватом, нет ни отопления, ни электричества, ни тем более газовой плиты. Всюду мозолит глаза грязь, яркое свидетельство непробиваемой лени и матёром равнодушии ко всему жизненному семейному островку. Неугомонно странная эта «мама» Мария: что-то взбредёт в головёнку, и её нет в доме, отправилась в некое путешествие, оставив детей на попечение очередному гражданскому мужу, который тоже «терялся» куда-то по своим делам. Запертые в хате дети мёрзли и голодали. Соседи видели, что пацанята сидели на подоконнике и грызли сырую свёклу или морковку. Местные власти были озабочены судьбой детей и предлагали молодой женщине посодействовать в поиске работы, выявляли  и вакантные рабочие места. Не хотела Мария работать на скудную зарплату уборщицы, предпочитала мотаться в райцентр, где заработок ей казался более весомым. И всякий раз находила у частников жилье, а потом к ней прикипал какой-нибудь мужик. Так и куролесила мамаша целой кучи ребятни.
  Судьбу своих детей Мария взваливала на плечи  государства: четверо при живой-то маме воспитывались в специализированном интернате, лишь самый младший  остался под её непутевым крылом. Причём «сердобольная» женщина отказалась от одного своего ребёнка в  родильном доме, как говорится, не отходя от койки. А что малыш Витя? Его пребывание на земле вместе с мамой трудно назвать жизнью, это просто унылое существование, поскольку подобное пребывание на земле трудно назвать жизнью,  в общепринятом смысле. Инспектор по охране прав детства районного управления образования готова пойти ей навстречу, чтобы ребёнку предоставили место в детском садике. Думаете - это Марии надо? Ещё чего! Туда нужно водить ребёнка чистым, опрятно одетым. Инспектор была вынуждена обращаться в суд. Однако в силу юридических препонов Марию не лишали родительских прав, государство надеялось, что мамаша одумается и займётся воспитанием своего потомства. И вот почти все её дети растут без матери, лишённые материнской заботы, любви, ласки, внимания. С годами вряд ли они вспомнят свою мамку родную в лицо. Встретив на улице,  не узнают.

                Мать в бегах, дитя у бабушки
    Вите едва исполнилось одиннадцать месяцев, когда мать оставила его у бабушки, сказав, что пошла к подруге. Идёт она от той подруги не один год. За это время успела познать тюремные стены. Определить ребёнка в реабилитационный центр, либо специализированную школу-интернат невозможно: живёхонек его папаша, в прошлом неоднократно судимый. Второй год на воле, и слава Богу, так какой из него папа? Он хронический наркоман. Потому мамой и папой ребёнку стала родная бабушка. Суд-таки лишил наркомана родительских прав. Инспектору администрации райцентра предстояло выиграть дело в суде о признании матери ребёнка безвестно отсутствующей. И лишь после этого в интересах ребёнка ему будет определено государственное пособие.

                Под защитой законодательства

   Практика некоторых «родителей» подпадает под действие статьи Уголовного Кодекса РФ – жестокое обращение с ребёнком. И ничем иным это не назвать, если брошенные дети находятся дома под запором и вынуждены питаться сырой свеклой.  А спьяну, сгоряча  разве  разнузданные, что называется, «папы» и «мамы» не колотят своих ребят? Бедные дети, разве они вырастут полноценными, здоровыми людьми? Воспитатели в реабилитационных центрах и специализированных школах-интернатах рассказывают, что, как правило, никто из ребятишек, чьи биологические мама и папа лишены государством родительских прав, не вспоминают тех, кто позволил им жить на белом свете. Но у многих в душе теплится в стенах учреждения  надежда,  что они ещё повстречают своих маму и папу, - это ведь такие тёплые и сладкие слова. Им очень хочется пожить в настоящей семье, в такой, где они не будут чувствовать себя приёмышами. Когда видишь в интернате детские глаза, устремлённые на тебя с надеждой, что вот, может быть, пришёл за ним, или за ней, так и хочется приласкать ребёнка. Но нельзя переусердствовать, поскольку можешь зажечь в этой маленькой душе большую надежду на семейное счастье. И с сердечной болью проходишь мимо, сознавая, что ты этому человечку мало чем можешь помочь в его непростой жизненной ситуации.
   И невольно думаешь о  том, что хорошего, радостного вспомнят дети Полины Несбруевой?  Родив троих ребятишек от разных  мужчин, так и не сумела создать настоящую семью, не дала девочке и двум мальчикам ни уют домашнего очага, ни простое человеческое участие в их судьбе. Прописная истина: дети нуждаются не только в материнской ласке, но и в обычной еде, добротной одежде и  белье, постельных принадлежностях. Но мать непутёвая, выручала её мать – бабушка ребятишек. Порой их подкармливали жалостливые соседи. И вот уже больше года как двое ребятишек перешли в дом к своей бабушке, на её полное довольствие. Старший сын Полины сам пытается пробить дорогу в жизни. Лишь бы на его пути встречалось больше добрых и сердечных людей.
   «Хороша» оказалась и односельчанка Полины – Нина Пешакова. Взяла и оставила годовалую дочурку у приятельницы:
- Съезжу только в город и вернусь,- заверила она подругу.
  Неделя бежала за неделей, а «мама» не спешила забрать ребёнка, просто не появлялась, словно её куда-то ветром сдуло. Выяснилось: сметливая Нина состоит на учёте в правоохранительных органах.  Блуждает по району, как перекати- поле. Несколько раз инспектор по охране прав детства пыталась лишить Пешакову через суд родительских прав. Да дело это не простое: столько надо вытребовать из разных инстанций бумаг, стольких опросить свидетелей и всё облечь в надлежащую документацию! Или почти анекдотический случай: на одно судебное заседание явились сразу семь мужчин, в домах которых временно проживала непутёвая Нина. Как-то забрали Пешакову правоохранители из одной весьма «тёплой» компании, где была и несовершеннолетняя девочка. После этого Пешакову, заявившуюся в синяках в суд, и лишили родительских прав.
- Вы знаете,- откровенничает инспектор по охране детства,- я счастлива, потому что наконец-то сможем дочку этой Нины, так называемой  матери, определить, что называется, в добрые, надежные руки.
                18. Там, где пороги Редвы


   Трель домашнего телефона заставила Яна   сбросить с себя одеяло и устремиться с дивана к рабочему столу. «Неужели из редакции?- пронеслась мысль.- Да в такую рань. Нет и шести. А вдруг это Ирада». Звонил Вадим Радинов - давний приятель из Ухтарска. В прошлом бортинженер гражданской авиации, расставшись по здоровью с небом, занялся строительным бизнесом, благо сознавал, что всё равно сердчишко подведет,  и заочно окончил строительный факультет местного института. Познакомился Струг с Вадимом  на грибной «охоте». Потом ходил с ним и приятелями по клюквенным болотам, а зимой иногда углублялся в лесные охотничьи избушки.
- Ян, что же ты не созвонился и не предупредил, что тебя аж вон куда заслали?
- Извини, Влад, уж так получилось.
- Слушай, у меня в стройконторе работает в плановом отделе знатный фотоохотник. Выставлял свои работы и на высокие конкурсы. Это преамбула. Протёр глаза?
- Давай гутарь далее, не тяни кота за хвост.
- Лады. Так вот, Коля ездил с другом поохотиться в незнакомый лесной массив, примыкающий к Диманскому кряжу, и заодно порыбачить на протоках тамошних речушек. На Редве, притоке Ижваши, они на прочной моторке перемахнули через пороги и оказались почти в заповедном месте: птица непуганая, рыба из речной воды сама прыгала в лодку, на берегу нашли кости бивней мамонта, всякие камушки, внешне похожие на древние поделки. И наткнулись на небольшое урочище с древовидным папоротником, и даже там тянулись вверх кедры –плодоносы. А главное, выходя из урочища, наткнулись на пещеру. Нашли там просто уникальные изделия.
- Вадим, умеешь заинтриговать. А дальше  что?
- А то, друг сивый, где-то через неделю я с Николаем рву в те места. Ты с нами?
  В пятницу в аэропорту Ухтарска Яна ждал друг Вадим.
- Ночуешь у меня, Ян, утром завтракаем и ко мне в стройфирму, подберу тебе высокие бродни. У Николая мощный мотоцикл «Урал» с коляской.   В путь.
   Напрочь разбитая грунтовка вела в старинное село Рыдвавом. Запёкшиеся комья земли готовы вытрясти душу. В берёзовом колке как бы охраняли белокожих красавиц две ели и лиственница. Здесь путешественники передохнули. Прямо в траве на пригорке собрали походный стол: два круга колбасы, сыр, варёные куриные яйца, зелёный лук, каждому по куску сала с большими прожилками мяса, горячий кофе из термоса, хлеб чёрный и белый. От надоедливого комарья, нагло лезшего с едой в рот, спасал костёр. Поваляться на траве не дал Вадим. Предстояло задолго до сумерек прибыть на место своей дислокации. Затушив грамотно костёр, вновь устремились в путь, преодолевая невообразимо тряские километры. Наконец показалась окраина села. На их удивление улицы не многолюдны, даже пустынны. У негустого плетня просторного пятистенка Николай затормозил. Рядом с самодельно собранными из тонких лесин воротами во двор вела калитка. К ней быстрее ветра летел пёс, взлаивая и сердито рыча. Увидев подходившего к калитке Николая, собака завиляла хвостом и приветливо повизгивала. Сразу видно, он тут гость не редкий. Николай потрепал собаку за шею. А с крыльца спускался невысокого роста мужчина в клетчатой рубашке на выпуск и шароварах, прикрывающих высокие самодельные тапочки. Они приобнялись.
- Ходи в дом, Никола. И друзей веди с собой в хату. Загони мотоцикл во двор, пожитки прихватите сюда, вон небо хмурится, косточки малость ломит, видать, взнепогодится, сырым воздухом повеяло. Умойтесь с дороги, рукомойник у сараюшки, а хозяйка пока сберёт на стол поужинать.
Славный пир-горой! В разгар застолья Николай обратился к хозяину:
- Петрованыч, земеля, а куда народ сельский испарился?
- Вот нате вам, привет с кисточкой. Вглядись-ка в календарь. Почитай, всё сельцо укатило на покос. Одни древние люди тут остались, да мелкота бесштанная. Ну и я, глава сельской администрации.
-  Здорово живёшь! Дак теперь сказывай, как нам  без моторки через пороги  проскочить?
- Да, приятель, вопрос на засыпку. Имеются в нескольких избах в наличии моторные лодки, да никто не даст, мало ли что произойдёт на покосе, где и взрослые, и подростки, и дети. Свою тоже не могу пожертвовать порогам Редвы, всякие из райцентра бывают гонцы либо сообщения по телефону. У меня в запасе плоскодонка. А это вертлявая посудина.
- Понял, Петрованыч. Знаю, вмиг можно в воду бултыхнуться, а неосторожных движений на стремнине хоть отбавляй. А если на другой берег Ижваши переправимся с осторожкой?  Как думаешь?
- Ну, переправились. А далее-то? До того лесочка и урочища на Диманском кряже нет проезжих тропинок. А мелких ручьёв – не перечесть. Нет уж, сей план твой не гож.
- Ладно, а по-скорому сможем из плоскодонки катамаран изобрести?
- Н-да, по-скорому. Лесин на плотик найдём, а как их пришить к судёнышку? Нет ни навыка, ни возможности. Ох хох, как же вам, ребятки, повспомоществовать?
- Вот о чём я подумал, хозяин, а не наскребём ли во дворах старых машинных покрышек, шин – ведь есть же  у кое-кого мотоциклы и легковухи. Знаю, народ здесь припасливый, ничего не идёт на выброс, мало ли, вдруг сгодится. Неужто старых шин не наберём? Уж сумеем их приладить к плоту и бортам лодки. Так и родим катамаран. Он устойчивый.
- Дело, изобретатель. Покуда одну комнату на ночь мы вам отвели, и дожжь уж плескается. Так что переночуете и после завтрака пойдём по дворам, я адреса, как говоришь, припасливых знаю. Должны нас выручить.
   Моторки в долг им никто не одолжил, зато шин старых наскребли. Вадим проявил чудеса изобретательности. После обеда катамаран спустили на воду и, с благословения Петрованыча, троица ушла вниз по реке. Меняя друг друга на вёслах, с убыстряющимся течением подошли к первым порогам. На руле правил Вадим, а на носу Николай. У него и Яна шесты. Бурлящий поток нес их судёнышко на главного «быка», вокруг которого водовороты и вспененные круги. По команде Николы шесты дружно упёрлись в дно, мгновение – другое, злобно ворча, вода хлестнула в лодку и крутая волна  заодно вытолкнула судёнышко на чистую воду. «Урррра!»- орали путешественники, выгребая на середину речки. Мощный водный хребёт нёс на себе самодельный катамаран. Некогда любоваться берегами, главное грести вёслами и подгребать шестами. Вздулись на руках и ногах жилы, пот щекотал спину. Нарастал гул главного речного порога. Теперь Яну доверили руль, его место занял более крепкого телосложения Вадим. Грозный рёв возвестил о крутом водопаде, волны, казалось, вот-вот вырвут из рук мужчин шесты и немалых усилий стоило Яну удержать в руках руль. Он по совету Николая накануне укрыл ладони в плотные брезентовые верхонки. Волна взмыла вверх, шесты не скребли дно, Николай и Вадим нацелили их на стремительно растущую чёрную каменную глыбу. Удар. Ломается шест Вадима, тот едва удержался в лодке. Его правая рука чуть подвисает, видно, вывихнул.  Катамаран скрывается на секунды в чреве злобного водяного вихря. Николай, чтобы не вывалиться за борт, успевает плюхнуться на дощатое дно, успев втянуть шест, не задев Вадима. Троице показалось, что плоскодонка погибла и уйдёт в объятия речного каменистого ложа. Однако яростная сила вышвыривает её  тут же на поверхность. Тяжело дыша, стряхивая воду, Ян держит руль. Вадим, как может, вычерпывает ведром из лодки воду. Правая рука причиняет ему боль, ею он работает через своё «не могу, но надо!», шест в руках Николая превращается в своеобразное весло. И никто – ни слова.  Катамаран выходит на стрежень. Вскоре течение выравнивается, становится как бы плавным. Ян пытается разжать руки, чтобы освободиться от «магнита»- якоря. Ладони будто окостенели. Струг читает молитву «Отче наш», медленно ладони разжимаются. Он кричит, чтобы Вадим сел на его место. Поднявшись на сгибающихся от пережитого ногах, усаживает друга за руль, сам начинает интенсивно вычерпывать ведром воду. Потом усаживается за вёсла. Николай укладывает шест на дно лодки, достаёт из вещмешка пакет с медицинскими принадлежностями. Они все, точно роботы, молча выполняют положенную работу: Николай укрепляет руль, стягивает с Вадима мокрую тужурку, рубашку, смазывает какой-то мазью предплечья и локоть своего товарища, бинтует; Ян скрипит уключинами вёсел. Вон и песчаная отмель, вытащить катамаран повыше и закрепить. Да, здесь их пристань, дальше  топать пешком. 
  Стресс отбил охоту к еде. Тела мужчин страстно желают только отдыха. На взгорке разводят костёр, подбрасывают хвою, чтобы не лезло дотошное комарьё. Снимают бродни. Развешивают на ветвях деревьев сырую одежду, надевают сухое бельё, штаны, куртки, на ноги спортивные бегунки. Разостланы походные матрасы. У костра клипает глазами Ян, а Вадим и Николай сию секунду отключаются. Спустя минут сорок по какому-то внутреннему будильнику вскакивает на ноги Николай, подталкивает Яна к его месту отдыха, а сам несёт сухостой и костёр пылает. В котелке на треножнике неистово крутятся в воде ягоды брусники и дикого шиповника, у огня греются банки гречневой каши с говядиной. Через час он поднимает на ноги своих товарищей.
- Слава Богу, мы живы ребята. Уберем за собой место нашей стоянки и в путь. К вечеру мы приблизимся к подножию кряжа. Там найдём кров в одной из пещер. Я иду первым, за мной Вадим, Ян замыкающим.
   Заметно тянуло вечерним холодком, вершины горух всё ближе. Уже в надвигющихся серо-фиолетовых сумерках они наткнулись на первую пещеру. Внутри сухо и чисто.  Как всегда, развели костёр, еловым лапником прошлись по стенам и полу. Не ведая, что вблизи может быть за живность и зверьё, камнями перегородили доступ в своё временное  жилище. Наскоро порвав зубами припасенные бутерброды с сыром и колбасой, запивая  их ароматным чаем из фляжек, ночное дежурство поделили Николай и Ян, сговорившись, менять друг друга каждые четыре часа. Вадим не спорил, принял из рук Николая антибиотик, и опустился на спальный мешок, повернувшись на левый бок. Ни он, ни Ян кроссовки, конечно, не снимали. Ведь были у каждого и запасные, сухие. Они им сгодятся завтра. А пока глаза налились свинцом. Снял бегунки только Николай, приставив их на плоский камень у ярко тлеющих угольев. Его тоже клонит в сон, однако он превозмогает усталость, подкладывая в костерок собранный по дороге сухостой. И всё же на несколько минут его глаза плотно сомкнуты. Он не видит, как  всполохи пламени костра вырывают из темени чью-то колеблющуюся  неясную тень. Точно опережая стремление тени нырнуть в глубину пещеры, Николай открывает глаза и вспыхнувший в руке сук поднимает вверх, как это делал некогда первобытный человек, освещая  лучиной своё допотопное убежище. Висит густая тишина. Будто мир онемел. В верхнем проёме пещеры перемигиваются искрящиеся звёздные точки. Лишь со стороны ущелья, в середине которого, как он помнил, покоилась папоротниковая лощина, обрамлённая негустым кедрачом, вдруг донесся некий гул, словно некто или нечто пыталось  сбросить с себя тяжкий сон. Всмотревшись в часы, определил: пора будить на дежурство Яна. Посоветовав ему тоже посушить кроссовки, уже, засыпая на ходу, на подгибающихся ногах заваливается лицом на свой рюкзак и сминает спальный мешок.
   Ян из другой фляжки делает пару глотков, коньяк, приятно щекоча, горячей струйкой проникает в желудок. Шея затекла, поводит головой влево-вправо, вниз-вверх. Глаза напряглись: в верхней нише пещеры, откуда будто на ладони звёздные светлячки, как бы растёт яркая точка. Откуда она взялась?! Маленький белый шар зависает у верхней кромки полуовала пещеры. Ян ощущает, как его волосы словно намагнитились, пружинят, тянутся вверх и даже поднимают над собой лёгкую пляжную кепочку. Он в недоумении застывает. Ему чудится, что некая сила прошила его черепную коробку и катится по извилинам мозга. Струга прошиб липкий противный пот, капли его стекают по лицу, по спинной впадине, он чувствует, как отсырела ветровка, трусы. Однако страха нет.  Нечто непонятное как бы прощупывает его душу. А усталость прочь покидает тело.
Ян зачарованно всматривается в светящийся шар, теперь по его окружности прожилки молний. Тут словно нечто надувает его, он превращается в искрящийся  эллипсоид, на нём возникает изображение широкого креста, расширяющегося к верхним кромкам. А из центра, в пересечении растут, будто живые, крылья - как бы небольшие мельничные лопасти, они превращаются в другой крест. На обоих крестах, включая прямоугольник,  в самой середке этого образования, вспыхивают замысловатые рисунки. Подобных Ян не видел. Он улавливает некую мысль и с лёгким шорохом ему слышатся слова: «Это символ Креса, его волшебные знаки из славянского ведического православия». Ты разве его не запомнил, либо в свою студенческую пору не придал ему значение»? Оторопевший Струг прошептал:
- Нет, в памяти ничего о нём не осталось.
- Читаем сверху по часовой стрелке этого креста из восьми лучей: Род, Велес, Леля, Ярило, Лада, Перун, Макошь, Мара. Что говорят эти имена?
- Если верно помнится – это Боги, Божества  славянского ведического православия.
- Хорошо. Можешь ли ответить, а вот что символизирует Велес?
- Действительно, сразу от главного луча Род идёт по часовой стрелке луч Велеса. Если память не изменяет, это божество, имеющее прямое отношение к тому, чтобы жизнь стала реальной. О Велесе доводилось читать литературу. Завершает луч  символ пчелы. А это, кажется,  символ созидания.
- А что скажете о витиеватых узорах луча?
- По-моему, он назывался «змеевиком».
- Более ничего не скажете?
  Ян промолчал.
- Молчание ваше – знак согласия. Мои мысли вы воспринимаете? Тогда продолжу.  Это мощный символ: он сам себя бережёт, развивает, черпает в себе энергии. И что немаловажно:  ищет сам в себе истоки мудрости и благополучия и, естественно, делает всё возможное, чтобы жизнь была счастливой.
- Вспомнил - это вечный символ развития и приумножения благ. Извините, а  Вы кто?
- Я - копия древнейшей библиотеки седой древности, с правами, в силу возможности, оказывать помощь и содействие тому, кто этого может быть достоин. Живу в разломе земной коры, венчает который эта вот цветущая лощина у пятачка с поднимающимся угорьем Диманского кряжа.
  Чуть помедлив, спрашивает:
- А вам что-либо известно о СТРОЕНИИ НАШЕЙ ВСЕЛЕННОЙ ПО ВЕДАМ?
- Это не преподают ни в школах, ни в институтах. Лишь случайно слушал лекцию. Рассуждения учёного казались рудиментом прошлого.
- Вот как. Впрочем, вполне вероятно. В мире всё течёт и изменяется.
- Простите, Вы не подскажете, в какой из пещер находятся религиозные артефакты, случайно обнаруженные охотником из Редвавома?
- О, конечно, мы наслышаны о том случае. Однако,  охотнику никто не чинил препятствий, у него  была большая добыча и струганные деревяшки, как он изволил выражаться, ему были ни к чему. Их, к слову, забрали смотрители  древних пещер, местные люди, знающие все древние ритуалы. Прошу вас не сообщать это вашим товарищам. Вы в том убедитесь утром, когда начнёте делать обход пещер.
- Хорошо, даю слово, тем более, что ни один из них не поверит, что телепатически общался с шаром, являющимся копией древней библиотеки.
- Вот и отлично. А я вам сейчас подарю презент. Держите. --В молнии возникла трещина, в руки Яну плавно опустился небольшой комок ткани. - Это ваш галстук- оберег, всегда носите его при себе, даже когда будете на пляже. И ещё,- тут из трещины выпорхнул неширокий свиток мягкой, как пух, и красивой ткани,- это простынка или одеяльце, как вам будет угодно, она предохранит вас от нежелательных насекомых или млекопитающих.
- Молния, я рад и ошеломлён. От всего сердца благодарю.
- Если бы вы были приверженцем нашей веры, а они в России есть, имел бы тогда право подарить вам копию Креса. Их некогда с благоговением носили те славяне, кто подвергался опасностям, особо в походах. И далеко не каждый знает, что нас именно сюда послали в седые времена Могущественные Высшие Силы. Да, ваш приятель после сна почувствует заметное улучшение.К слову, а вам что-либо о стране Тартарии известно? 
- Да как вам сказать, уважаемый шар-библиотека. В современных учебниках  истории о ней ничего нет. Лишь в столичной библиотеке, когда подбирал источники для дипломной работы,в иностранных изданиях на русском языке читал о Тартарии. 
- Значит, полагаю, историю России в давние годы скорректировали. Что же, прощайте, Ян, вы с древнего наречия есть Иван.
   Внезапно шар погас, словно его и не было. Тем не менее, на шее  Струга под рубашкой  скрывался подаренный ему галстук, а в кармане   рюкзака  лежал вместе с походным полотенцем  кусок ткани-паутинки. Пришло с лучами солнышка утро. Ребята привычно развели костёр, сготовили завтрак и тронулись обследовать ущелье. Прошедший накануне дождь оставил чисто вымытое ложе из гравия и песка. Они шли маленькой живой цепочкой, то и дело наклонялись, подбирая заинтересовавшие их камешки. Самые интересные переходили из рук в руки. На одних явно смотрелись чёткие линии, или стилизованные фигурки, словно высеченные специальным скальпелем. Вот Николай нагнулся и вытащил из тени куста небольшой осколок бивня мамонта. 
- Уррра!- бурно реагируют путешественники.
  Указательный палец Николы указывает черный проём пещеры.
 - Вроде бы, здесь. Правда, я в этой лощине не был, а смотрел  другое место. И когда уже уселись в моторку, знакомый охотник рассказал о деревянных артефактах, найденных в пещере. На мой вопрос, а что раньше молчал? Ответил, мол, некая невзрачная деревянная струганина. Не придал ей значения, мало ли кто балуется на природе. Ещё спрашиваю, дескать, а ты сам-то здесь часто охотился, видел хоть какие-нибудь следы, а он машет руками, дескать, ну тебя, всё равно скоро поедем сюда рыбачить, тогда всё хорошо и рассмотрим. Идёмте, поглядим.
   Но ни в этой пещерке и ещё в нескольких ничего не нашли. Махнув рукой, насобирали грибов и ягод, отправились на лодке дальше вниз по реке. Плыть предстояло с десяток километров, а потом по ручьям брести вверх, обходя проклятые пороги. И когда уже подплывали к Редвавому, навстречу вылетела лодка рыбнадзора с милицейским на борту. Всё оказалось предсказуемым до неприличия. Участковый, после отъезда гостей из пятистенка Петрованыча, прямиком к нему, чтобы выяснить, какого чомора в глубинке понадобилось гостям из большого города. Узнав все подробности, в частности, и то, что его гости хотели взять в некой пещере древние артефакты, представитель закона выдвинул сногсшибательную версию: группа горожан выехала на поиск  древних сокровищ, чтобы завладеть ими, а потому их надо непременно задержать. Его настойчивые звонки в городское управление правоохранителей возымели действие, благо деляги-путешественники могут быть и причастны к ловле запрещённых видов рыб, водящихся в реке. Наперерез тихоходной плоскодонке, еле телепающейся после «купания» в водоворотах порогов, вылетела с вымпелом рыбоохраны моторка с мощным двигателем. Зычный голос участкового в мегафон приказал малому водомерному судёнышку немедленно  причалить к берегу, поскольку группа подозревается в незаконной ловле рыбы ценных пород. Представители рыбоохраны и участковый не без удовольствия ринулись осматривать лодку. Кроме кучки лесных грибов и бидончика красной смородины, как ни старались представители закона, обшаривая и внешнюю сторону бортов, ничего не было. Рюкзаки путешественников тоже не вызвали энтузиазма: носильные вещи и банки гречневой каши с говядиной. Вот и весь «улов».

                19. Память сердца, или о том,
                что в жизни раз бывает  90  лет

   Купание в порогах Редвы не прошло для Яна даром. Слёг с бронхитом, следом «закипели» лёгкие. Ложиться в больницу отказался, уколы ставила приходящая из поликлиники медсестра. Встав на ноги, немедленно  вышел на связь с шефом, сообщив, что готов выполнить любое редакционное задание.
- Ян, главное для нас, ты здоров. Но мы тут посоветовались и решили дать тебе отпуск. Приезжай за путёвкой в  Синегорский санаторий. Больше половины путёвки редакция оплатила. А твой фантасмагорический рассказ про пороги Редвы и шар-молнию – копию библиотеки седой старины вызвал фурор, читательский ажиотаж. Гонорар за него – это как раз та часть твоей платы за путёвку.
- Благодарю вас.
- Не заметил, что от пансионата до твоей семьи, обосновавшейся в Южном Федеральном округе всего километров  около четырёхсот?
- Заметил, спасибо за заботу о моей семье.
- Ждём тебя в столице. И полного тебе выздоровления.
  Его звонок застал Ираду в сборах на поезд. Она собралась в отпуск, узнав, что у Абусаида срочная командировка в дальний северный филиал. Присматривать за дочерью и женой он поручил личному шофёру, тот отвёз супругу шефа на вокзал. И уехал в контору. До прихода поезда оставалось минут сорок. Звонок Яна её ошеломил. Она отрывисто бросила в мобильник:
- А я дура собралась к тебе, в твой новый город.
- Только не это, Ирада. Я через час выезжаю в столицу за путёвкой в Синегорский санаторий. Дня через два буду там. Жду. Созвонимся. Салют, милая.
  Ирада, не раздумывая, поменяла билет до Синегорска. Соседка по купе была от этого южного города в восторге: уютный, дешёвые квартиры, на рынках полно фруктов, ягод, горная речушка, вокруг дикие сады, оставленных хозяевами, до моря часов пять езды на авто. Она устроила Ираду в соседний домик к старушке. Той, на первый взгляд, никак не дать её крутые годы. Да и денежки ей были далеко не лишние. Устроившись в санатории, Ян тут же позвонил своей ненаглядной вишнёвоокой. Они встретились. Очарованный рассказом Ирады о её хозяйке, Струг познакомился с Аллой Константиновной.
            *   *   *
   С портрета, написанного маслом, вглядывается в вас обворожительная брюнетка, спокойный взгляд серых глаз будто спрашивают: «Что скажешь, сударь»? А напротив в обычной комнате частного дома удобно расположилась в кресле Алла Константиновна, её голова словно морская пена. Я жду чуда: раздвинутся рамки, шелохнутся складки небесно-голубого платья, шевельнёт ветерок, влетающий в распахнутое окно, эти дивные, волнами ниспадающие волосы и сойдёт с портрета молоденькая Алла,  Алуся, как ласково звали её родные и те, кто любил эту женщину. И я, Ян, могу по голосу 90-летней хозяйки дома  догадаться, какой это был некогда звонкий, прозрачной глубины тембр.
Но чуда нет, а есть портрет и ещё – неувядшая женщина, много лет носящая в сердце незаживающую рану о любимом человеке, пропавшем без вести на фронте и так долго хранившая ему, Захару, верность. Никто не мог занять его место в её душе. И так хотелось бы ей самой снова пробежать строчки фронтовых писем от любимого Захара, да застит свет тяжёлая болезнь глаз. И подрагивают мелко  её губы, полнятся влагой глаза, когда племянник, уже теперь пенсионер, читает наугад выбранное…
   Судьба Аллы Константиновны по-своему уникальна. Родившись в прежде называемой Алма-Атинской области, она пережила всё то, что выпало в двадцатом веке на долю российского люда. У родителей Аллы, людей интеллигентных- мама учительница, отец автомобилист высокой квалификации-  было пятеро детей. Две сестрёнки умерли в младенчестве, а затем с годами ушли из жизни и родители, и брат с сестрой. Живёт Алла Константиновна в домике, доставшемся ей в наследство от своих стариков, коротает годы с родным племянником и его женой. Племянник отзывается о ней как об очень порядочной, честной женщине, ставшей для него второй мамой.
   В Синегорске Алла Константиновна живёт много лет. А до этого, благодаря профессии отца, повидала пол-России. Октябрьская революция застала их семью в Персии, где отец служил в автороте. Его, отличного товарища и бесконечно влюблённого в своё дело автомобилиста, участника одного из автопробегов в Средней Азии на «Фордах» и «Паккардах» солдаты выдвинули на командирскую должность. Но грянула гражданская война, автороту отозвали в Баку, а Константина Воронова направили в Москву- в одно из управлений, занимающихся повышением квалификации кадров автомобилистов. Семья автомобилиста жила в Нальчике, Грозном. В столице Чечни она встретилась с первым мужем – мастером нефтепромысла. Однако, жизнь с ним не заладилась. И снова с родителями отправляется в Москву, оттуда отцу новое назначение – в Куйбышев, преподавателем в автодорожный техникум, который Алла успешно закончила. Её хотели было направить работать на Север, где был дефицит кадров, да старые уже стали её старики. Она уехала по направлению в Уфу, забрав с собой отца и мать. Работая в конторе «Заготзерно» техником по эксплуатации машин, Алла Константиновна поступила на рабфак, окончив его, стала студенткой Ленинградского плодоовощного института. Здесь, в городе на Неве, и встретила Захара – своё короткое счастье, оказавшееся потом таким горьким на многие десятки лет. В сорок первом Захар получил диплом, Алла перешла на второй курс вуза. Жить бы им да радоваться, рожать и растить детей…
   Проклятая война!.. Алла провожала Захара до Чудово, а оттуда уже с питерскими беженцами добиралась до Тихвина. Потом Сибирь и Башкирия. В Уфе она провела с родными большую часть военного лихолетья, работая инспектором по охране труда на ремонтном заводе. Вот её короткое воспоминание о войне:
- Что сказать о войне? Мы в тылу работали, всё для фронта, всё для победы. Отдавали фронту всё, что могли. Кто мог - сдавал кровь, и я тоже. На производстве нам давали рабочие карточки, на них и отоваривали продукты. Мечтали о конце войны и только о победе!
   Фронтовики тоже жили победой над врагом и весточками от родных. На фронт из тыла потоком шли посылки тыловиков с тёплыми вещами, продуктами. Люди отрывали от себя последнее, лишь бы солдаты били врага ненавистного. В одном из писем Захар сообщил своей любимой о подарке сельских пионеров из Новосибирска. В посылке, выделенной  ему командованием, как отличному бойцу, лежали около кило ржаных сухарей, двести граммов конфет, триста граммов белых сухарей, кусок мыла, две пачки папирос первого сорта, два мотка белых ниток, двести граммов варёной курицы, два носовых платка, кисет.
   «Добрый день, милая, ненаглядная моя Алуся! Я до сих пор нахожусь в военном госпитале, где лежу с 7 мая и  скоро выписываюсь. Алусенька, радость ты моя, как мне хочется увидеть всех вас и расцеловать. Так соскучился. Очень завидую тем больным, к которым приходят близкие люди. Утешаю себя мыслью: «Ничего, окончится война и я увижу своих ненаглядных, дорогих и близких мне людей».
    А в палате у нас хорошо, есть радио, часто слушаю музыку. Играют и пластинки, которые были у нас с тобой – это и Моцарт, и твоя любимая цыганская. В эту счастливую минуту вся встала передо мной наша жизнь. Любимая моя, светлая. Глаза увлажняются. Лусенька, хорошо бы вместе встретить 1943 год! Милая, крошка моя, звучит по радио «Синенький скромный платочек». Боже мой, как всё было недавно и давно. Помнишь – Питергоф, Александринку, где мы отметили с друзьями мой диплом. Финский залив. Как мы сидели на камушках, гуляли по аллеям. Но что сделаешь – кругом идёт война. Помнишь, Лусенька, первое наше знакомство, а день регистрации? Боже, как мы тогда всё это мало ценили. Кто мог подумать, что немчура ограбит нас и разлучит. Но ничего, настанет и мой день возмездия. Луся, только сообщили, что 18 июня нас, несколько человек, выписывают из госпиталя и направят прямо в действующую часть. Если от меня не будет писем, значит,  мне будет очень некогда. А ты не беспокойся. Будем надеяться на счастливое. А если что случится, то не поминай лихом. Знай: где бы я ни был, воспоминания о тебе и твой образ останутся навеки в моей душе. Я сейчас живу только тобой…»
   Сколько слёз скатилось из её красивых глаз на эти строки суженого! И ещё потом весь год шли ей письма от  любимого. Однако в сорок четвёртом он как в воду канул. На многочисленные запросы Аллы Константиновны приходил один ответ: пропал без вести. И все оставшиеся месяцы войны, и ещё потом долгие годы одиноких десятилетий Алуся ждала своего Захара. Но нет чуда.
   А жизнь шла своим чередом. Только без суженого. Окончив после войны институт, она с тысяча девятьсот пятьдесят первого года работала в сельском хозяйстве – сначала на Ставрополье, затем долгие годы  бригадиром центрального отделения совхоза «Синегорский». Ухаживала за садами, собирала богатые урожаи яблок. В конце шестидесятых годов, будучи на пенсии, не сидела дома сложа руки, продолжала работать. И появился на её праздничной блузке орден «Знак Почёта». Цепкая память Аллы Константиновны помнит своих коллег, помнит сады, среди которых прошла жизнь, и то слепящее солнце, что повредило зрение.
   Память сердца, какой ты можешь быть  безжалостной и прекрасной.


                20. Отблеск путеводной звезды

   Если бы на Мировом небосклоне кто-нибудь зажёг новую звезду в честь плеяды нефтяников, расселившихся по всему белу свету, то она по своей яркости не уступила бы Полярной звезде.

   Открытая в предгорьях Кавказа в пятидесятые годы нефть дала толчок развитию не только нефтеперерабатывающей, но и другим отраслям промышленности и сельского хозяйства. Несколько десятилетий подряд  лучшие силы нефтяников кубанского региона концентрировались в нефтегазодобывающем управлении, что в нескольких сот километрах от столицы Кубани.

   У бильярдного стола Ян чувствовал себя совсем разбитым: он играл отвратительно, кий плохо слушался, и проигрыш следовал один за другим. Струг восхищался меткими ударами по шару симпатичного смуглого мужчины средних лет и роста, несколько ниже среднего. И потому несказанно обрадовался, когда этот человек, что называется, спортивно скроенный, одетый со вкусом предложил ему пообедать за одним столиком в фешенебельном зале столовой их санатория.
- Вы за бильярдным столом как-то скованны,- сказал тот, представившись Альбертом Топольцевым и удобней устраиваясь за столиком в ожидании официанта. – Однако вы не безнадёжны. Сейчас познакомлю вас с моим коллегой геологом Валентином Пужлаевым. Не стесняйтесь, мы уже знаем, что вы журналист известной столичной газеты. Медсёстры из процедурного кабинета очень любознательные девчата.- Он весело и негромко рассмеялся. – Они, Ян, молоды и не прочь просто пофлиртовать. Им приятно показать своё женское всесилие и получить заслуженный комплимент своей красоте, обаятельности,  умению врачевать. О, а вот и Валентин.
   Сытно пообедав, они направились к прогулочной аллее. От санатория по высокому взгорью она шла почти до самой речки, спустившись к подножию не глубоким и не широким водным рукавом, пробила себе в известняковой породе удивительные камеры, где в солнечную погоду наслаждались тёплой водой и покоем отдыхающие, которые не переставали удивляться настоящим римским баням на матушке природе. Затем по предложению новых товарищей Ян  отправился с ними к настоящему чуду - земному провалу где-то чуть не в сотню с лишком метров. Здесь зримо чередовались земные пласты, как бы рассказывая о тайнах рождения этого участка планеты.
- Вижу, Ян, вы впечатлились увиденным, - констатировал Альберт Топольцев.- Предлагаю вам завтра после общения со столовой поехать в наше геологическое управление. Вы узнаете немало интересного, а мне и Валентину, он у меня главным геологом работает, предстоит проанализировать, как без нас сейчас идут дела в конторе и на промысле.
                *   *   *
   В кабинете  Пужлаева Стругу бросилась в глаза карта-схема промысловых коммуникаций и объектов предприятия. Перед мысленным взором геолога вся солидная площадь месторождения словно на ладони. Здесь отмечены все скважины – добывающие и разведочные, среди них немало и довоенных. Одну из самых обстоятельных карт–обзорную нефтяных месторождений промыслового района сделал ещё аж в 1986 году именно Пужлаев. Хотя он-то может обойтись и без карты. Всю площадь – это километров восемьдесят в длину и от двух до пяти  километров в поперечнике – Валентин прошёл, как говорится, вдоль и поперек. Знает каждый ручей, ерик, холм, любую горушку, все реки. Тут он не заплутает и с закрытыми глазами. На любой отметке месторождения геолог представляет, что там на глубине более чем в две тысячи метров, где залежи нефтеносного месторождения. Форма их в виде заливов. Правда – это не значит, что там плещется «чёрное золото». Нефть обычно пронизывает слои песчаника и её спутницей почти всегда вода. Именно Пужлаев был в числе первых, кто участвовал в открытии этих залежей и описывал их. В ту пору ему ещё не было и тридцати лет. Всё, что происходит на земле кубанской, радует или бередит его душу. Да и родом он из станицы Динской, что почти под боком у Краснодара. Судьба за доброй жизнью вела их семью из одного района в другой. С удовольствием вспоминает, как стал профессиональным геологом:
- В том уже далёком году абитуриентов Краснодарского нефтяного техникума почему-то зачислили студентами без экзаменов. Половина ребят были такие же, как я, зелёная молодёжь. Другие – демобилизованные из армии. Среди них были даже те, кто прихватил последние месяцы Великой Отечественной войны. Они все до одного получили места в общежитии. А мне сказали: «У тебя родители колхозники, они богатые, ищи квартиру».
   Пережившие ту пору люди знали, что получали колхозники за трудодень. Одни, как говорится, «палочки». Выручало семьи хуторян подсобное хозяйство. Валентину удалось уладить недоразумение, и ему досталась-таки койка в общежитии. После окончания техникума работал в местном нефтегазодобывающем управлении. Но интерес к наукам не угас: в том же году поступил в Московский институт нефти и газа. Работал геологом и заочно учился. Знания в вузе ему давались легко: свежи ещё в памяти пройденные в техникуме дисциплины, плюс накапливающийся из месяца в месяц практический опыт. Им восхищались коллеги: окончил институт на целый год  досрочно. К тому времени он считался заправским геологом на нефтепромысле. Ему с коллегами доверили составлять необходимую документацию на проведение разведочного, поискового и эксплуатационного бурения. Это по его отметкам оконтуривались нефтяные залежи – заливы. Затем осуществлялась добыча углеводородного сырья. Немалые богатства таились глубоко под реками Пшиш, Псекупс и небольшими речушками Большой и Малый Дыш, Большой и Малый Чибий, под множеством ериков и оврагов. За десятилетия разработки месторождения отобраны у пластов значительные запасы. И, тем не менее, нефтеносные подземные заливы далеко не исчерпаны. Потому что месторождение разрабатывалось грамотно, без суеты и спешки. К слову, закачивать техническую воду в продуктивные пласты начали ещё со времён разбуривания месторождения. Делалось и делается это и ныне для поддержания пластового давления. Потому многие «бородатые» скважины продолжают фонтанировать.
   Говоря о геологической службе нефтедобытчиков, уместно знакомить читателей о внедрении передовых методов добычи «чёрного золота». Ещё в семидесятые годы Валентин Пужлаев принимал участие в экспериментах по закачке с поверхности под высоким давлением сжиженного газа. На этот метод нефтяники возлагали большие надежды. Создаваемая в законтуренной области залежи газовая оторочка, подталкивалась подаваемой с поверхности водой, и, таким образом, нефть непосредственно в породе лучше отмывалась от механических примесей. И более чистая отбиралась на нефтекачку. Этот нашумевший эксперимент то набирал силу, то гас, то вновь возвращался на промысел. Распад бывшего Союза, сетовали Яну геологи, прервал многие деловые контакты, а экономика политического режима той поры  не позволяла вернуться к заявившему о себе методу: достаточно велики затраты на выработку жидкого газа, его транспортировку и закачку в пласт. Однако тот метод облагораживания «чёрного золота» не сдан в архив, они верили, что его снова возьмут на вооружение.
   Впрочем, всё это было уже после того, как Валентин  Пужлаев вернулся из Африки, где с перерывами работал с шестьдесят седьмого  по семьдесят седьмой годы того века. Дело в том, что Алжирская фирма «Сонатрак» нуждалась в прекрасно знающих своё дело геологах. Ему пришлось выучить французский язык, самый ходовой среди населения многих стран Африканского континента. А прибыл он в Алжир, столицу одноимённой республики, в разгар военного конфликта  между арабами и иудеями. По его воспоминаниям в шестьдесят седьмом году конфликт утих, жизнь пошла по привычным рельсам. Российские специалисты жили непосредственно в столице.
- Обосновались мы там весьма неплохо,- перебирает в памяти прожитые в Африке годы Пужлаев.- В свободное от работы время ходили везде, где хотели, и ездили, куда нам было надо. Я не раз бывал на раскопках древнеримских поселений. Работа археологов впечатляла.
   Африка. Одуряющая для европейца жара, когда в тени температура наружного воздуха накалена до пятидесяти пяти – шестидесяти пяти градусов по Цельсию. В таких условиях надо было работать рука об руку с буровиками, ведущими разведку нефтяных месторождений. А сколько сил, энергии отдавалось добыче нефти!
- В стране уважали российских специалистов, их мнение было неоспоримо. Специалисты из Соединённых Штатов  не были столь энергичны, хотя зарплату получали такую, что куда там было нашим!
- Уж извините, но у меня до сих пор образ коллеги американца ассоциируется с фигурой соседа по кабинету, с его закинутыми на стол волосатыми ногами, обутыми в кроссовки. Мы изнывали от жары в полевых условиях. Корпели над картами, документами, а он в этой позе пребывал днями,- продолжил разговор Пужлаев,- А ведь знания у наших технических специалистов намного крепче, чем у спецов с Запада. Ну да Бог с ними, всё же мы помогли становлению Алжирской республики. И позже, читая о кровавых злодеяниях в этой стране отдельных религиозных групп - фанатиков, уничтожающих даже своих собратьев, порой, сердце сжималось. Не об этом мы думали, работая там. А надеялись, что страна будет высокоразвитой, цивилизованной.
   В алжирской, свирепой  своим зноем Сахаре, работал в семидесятые годы и другой коренной кубанец – Альберт  Топольцев. У него по-своему уникальная судьба. В его трудовой книжке запись о приёме на работу в одну организацию – нефтегазодобывающее управление, что относительно недалеко от Краснодара.  Не считая одной «рокировки» в Алжир и длительной командировки в Нижневартовск, что на Тюменщине. Вот на Кубани, в этом нефтегазодобывающем управлении произошло становление его и как высококлассного специалиста нефтяника, и как человека. Его биография похожа на подобные «счисления» многих геологов. С отличием окончив Нефтегорское техническое училище, трудился на кубанском промысле помощником буровика, бурильщиком. В ту давнюю пору месторождению Дыш и другим ещё предстояло появиться на карте  в своём, что называется, полном объёме. Молодой рабочий перенимал опыт у прославленных в ту пору мастеров бурения, которые показывали высокий класс на разбуривании всех тех залежей, которые Пужлаев со  своими коллегами опишет затем, облекая их в форму заливов.
   Дорог и любим Альберту Топольцеву этот город, где находится его нынешнее нефтегазодобывающее управление. Безусым пареньком начал здесь трудовой путь. Жил в общежитии нефтяников, домик тот и сейчас стоит возле центрального городского рынка. Именно отсюда тернистая дорога к знаниям увела его в Москву. И потом, уже с дипломом института нефти и газа,  снова на родину. Прошагал все нелёгкие ступени мастерства, мужания специалиста инженера-нефтяника, от рядового мастера до начальника центральной инженерно-технологической службы и главного инженера, плюс годы и годы руководителя здешнего  нефтегазодобывающего управления. Из всех многочисленных поощрений как-то по - особому памятно одно, в Алжире, где в той же фирме, что и Пужлаев,  работал главным специалистом на нефтяных месторождениях в самой жаркой пустыне мира – в Сахаре. В посольстве нашей страны ему в торжественной обстановке вручили свидетельство победителя социалистического соревнования. Кажется, было это совсем недавно, да вон уж сколько воды с того времени утекло. Не перечесть, сколько хлопот у начальника крупного производственного предприятия нефтяников. Особо ужесточились требования в деле охраны окружающей среды, нынче экология – у всех на устах. А золотой фонд предприятия – его люди, многие несут определённые лишения, работая в нелёгких полевых условиях. И он добивается, чтобы этих трудностей было как можно меньше. А его предприятие – спонсор футбольной команды города.
   Вот это все те мысли, что Ян наспех записал в свой блокнот, знакомясь во время отпуска с нефтяниками Кубани. Конечно, они достойны хотя бы развёрнутого очерка, но не было  такого задания Яну. А по контракту он обязан выполнять прежде всего этот документ, тесно связавший его с редакцией столичной газеты. От этого зависит его карьера, заработок и обещание на одиннадцатом  году службы получить бесплатно квартиру.

                21.Здравствуй, ЭЛЕН !
   Он не видел Ираду несколько дней подряд. И вот в назначенный час они встретились в  городской аллее  отдыха. По встревоженному лицу её было ясно, что-то гнетёт ту, от которой просто без ума.
- Что случилось?- переспросила она его. – Пока судить трудно, только Абусаид всё прознал, короче, выяснил, что я взяла билет на поезд до этого курортного городка. Прислал мне сэмээску, что если я не вернусь в семью, то пожалею.
- А ты?
- Что мне оставалось делать, зная его жёсткий характер. Сына он не достанет, тот на сборах с командой в загранке. А дочь –то дома. Времена не спокойные, может выкрасть её и увезти в свои горы. Ответила ему, дескать, увидела на вокзале подругу-учительницу и та мне посоветовала махнуть с ней на отдых в Синегорск, хоть моря там нет, зато отдохнуть можно на все сто: дивные места, квартиры дёшевы, на рынках полно фруктов, ягод и овощей. Знаю, теперь кого-нибудь подошлёт сюда, чтобы последить за мной. Купила здесь новую мобилку и симку, и ты так сделай, чтобы общались и договаривались о встрече. Заодно предупреди дежурных по корпусу, чтобы о тебе не давали никакой информации, в том числе, отдыхаешь ли в этом санатории. Подмажь им ручку.
- У него когда отпуск?
- Недели через две. К этому времени я уеду на море и сообщу ему свой адрес. О, вот идёт Люба, она подданная Англии, рядом её  дочка Элен, Сейчас представлю им тебя. Они общительные и очень интересные особы.
   Здесь он и познакомился с ними. А Ирада, бледная и взволнованная, спустя несколько дней после их встречи, показала Яну авиабилет домой на Север.
- Боюсь не столько за себя,  сколько за дочку и тебя. Около меня вчера с утра вертелся один человек, я видела его - он из окружения Абусаида. Будь добр к тебе Бог, пусть бережёт тебя, мой дорогой. Надеюсь, что мы ещё встретимся…
   Пребывание в санатории завершалось. Ему сообщили, что выписывают командировку на Кубань и предложили несколько горячих тем. Одну он может выбрать на свой страх, как говорится, и риск. Струг снял недорогое жильё. Последний вечер оставалось провести у бильярдного стола с новыми друзьями – геологами. В фойе санатория он встретил Элен.
                *   *   *
   Вместе с наступающей осенью заметно пошёл на спад  и курортный сезон. К Дантовому ущелью, к Иверскому источнику подземной минерализованной воды, к обмелевшему Псекупсу, выставляющему напоказ свои «ванны», где, визжа от восторга, бултыхались дети и резвились взрослые, к лежебокам – каменным «быкам», на чьих шипастых спинах принято за лето столько солнечного «душа» и многим иным примечательным местам  Синегорска спешат попрощаться   гости города. Одна из встреч прочно застряла в памяти.
   Предвечерье. Покойно в приёмном холле  корпуса санатория «Солнечногорск». Дежурная медсестра вполголоса знакомит Яна с вновь прибывшими отдыхающими из очередного заезда и с теми, кто готовит чемоданы в путь. Только что откланялась Любовь Георгиевна Макчерстон, а в уютное кресло усаживается её дочь Элен, любительница полюбезничать со словоохотливыми соседями, нашими русскими ребятами, которые тоже лечатся здесь. Темнокожая девочка с огромными чудными и тёмными, как сама африканская ночь, глазами, и с высоким лбом начинающего философа. Бог знает, кем будет она, рождённая от русской мамы и африканца. Впрочем, девочка не склонна исповедаться о  своём отце. Видно, не заладились отношения  отца с матерью, коли они расстались. У Элен есть сестричка Аня, ей пять лет. Её папа англичанин, она беленькая, а Элен, девочка со светло-оливковым цветом кожи, не чает в ней, как и взрослые, души. О малышке она говорит долго, с любовью и какой-то недетской страстью. Элен знает все игрушки Анечки, наряды, что любит сестричка, а к чему и равнодушна. Элен, как и родители, рвалась в Краснодар, где гостит сестрёнка у бабушки. Там они хотели немного побыть всей семьёй, а затем – в Москву, в мамину квартиру, позже – дорога в Англию. Когда? Этого она не знает. Всё будет зависеть от того, как долго они поживут в Москве. Мама её преподаёт йогу и другие редкие дисциплины в вальфдорской школе. У Любови Георгиевны впереди и масса непрофессиональных хлопот: постараться в очередной раз устроить дочку Элен в госпиталь. Невозможно с первого взгляда поверить, что хрупкое создание выжило и справилось с несколькими сложнейшими хирургическими операциями. Диагноз у неё короткий и мрачный – ДЦП- детский церебральный паралич. Какая нужна была необыкновенная сила воли, вера в выздоровление, чтобы вновь и вновь ложиться в больничную палату или на операционный стол. Да, видать, помогли мольбы мамы, чтобы дочь встала на ноги. Высокая, стройная, приметная девочка с вьющимися черными, будто смоль, волосами, уверенно учится в школе. И лишь худые ножки, циркулем сгибающиеся в коленях, да слегка припадающая походка выдают всё то, отчего ей так хочется избавиться навсегда.
   Элен ещё окончательно не решила, кем будет, когда позади останется школа. Возможно, переводчицей – она прекрасно говорит на двух родных ей языках – русском и английском, осваивает французский. Языки ей даются удивительно легко. После одной из увлекательных телепередач о Китае, увиденных в небольшом английском городе на побережье, где у неё второй после Москвы родной дом, она самостоятельно начала учить разговорный китайский  и потихоньку одолевать иероглифы этого странного для европейцев письма. Всё о*кей! Она вообще много чего любит: играть с сестрёнкой, смотреть по «видику» кассеты, заниматься лечебной гимнастикой. А мечтает о большой цели, такой желанной –быть когда-нибудь балериной. Девочка верит в людей, в науку, в медиков, в людское добро. Ей очень нравится этот уютный город, курортная зона отдыха, чарующий воздух. А как много тут солнца, которым бедна Англия, где часто сыро, ветрено. Но вот своими ножками она не может долго ходить. Но как здорово укрепляют мышцы и всё тело лечебные ванны, массаж.
- Какая прелесть этот гидромассаж! – звонко льётся голос девочки в холле. И люди тут очень хорошие, добрые. Англичане знаете какие?- переспрашивает она меня, и тут же отвечает серьёзно:- Во многом разнятся от русских. Они почти все чопорные, строгие. И взрослые, и дети  всё-всё-всё держат в себе, никаких откровений. А школьники такие же, как и везде. Есть и драчуны, даже девчонок поколачивают. И дерутся, и озорничают,  и по-своему дружат.  Я-то могу сравнить: учусь то в Москве, то в Англии.
   Так вот и растёт в России и Англии девочка Элен. Она знает, что в мире появились новые лекарства, которые помогут ей и, конечно, благодаря золотым рукам русских и английских хирургов, окончательно освободиться от плена неимоверно тяжёлой и коварной болезни.
   Поверим вместе с Элен, что чудо бывает, что сказки иногда вырываются из книжных корешков и зажигают в наших сердцах звезду надежды.

      
                21.Тучи грозно сгущаются

   С замиранием сердца провожал Ян на самолёт  Любовь Георгиевну с дочерью Элен. Его восхитили детская непосредственность и  ум девочки. Он так хотел, чтобы она сумела сбросить с себя оковы болезни. Ян увидел в ней – Личность. Усаживаясь в междугородний автобус, услышал звук мобильного телефона, Ирада слала сэмээску. Увы, дома она никого не застала. Соседка сказала, что её муж с их дочкой укатил в аэропорт накануне вечером. Навела справки, самолёт с пересадкой шёл в Дербент.
- Я в отчаянии, Ян!- позже она ответила на его звонок.- Не знаю, что и делать. Как мне вырвать дочь из его рук?!  Я не догуляла от отпуска всего дней десять.
- Будь пока, Ирада, дома.  Попытаюсь выяснить, где Абусаид и Алия. И можно ли как-то помочь девочке избавиться от преследований её отца.
   Не  медля ни часа, Струг рванул в нефтегазодобывающее управление к Топольцеву и Пужлаеву. У него было что, как говорится, предъявить своим новым друзьям.
- Альберт, я не только беспечно отдыхал,- при этих его словах Топольцев усмехнулся, вспомнив, как буквально накануне встретил на прогулочной аллее Яна с весьма привлекательной женщиной, они были увлечены разговором и Ян на него не обратил внимание, - но знакомство с твоим управлением и с поездкой на участок нефтедобычи, подтолкнули меня сесть за очерк. Ознакомься, не напутал ли чего.
- Ого, так тут чуть не на  целую газету. А ты пока, если копия есть, отнеси её в соседний кабинет Пужлаеву. Приходи через четверть часа.
   Не промедлив минуты, в кабинете возник Струг. Обратив внимание на его довольную физиономию, Топольцев молвил:
- Вижу, отлуп не получил. От меня тоже не жди разнос. Неплохо у тебя поставлено перо. Шли в своё издание.
- Не могу, Альберт. Работаю строго по контракту. Только по тематике, мне предложенной. И без согласования с шефом писать не имею право ни в одну газету или журнал.
- Хм, что же ты  тогда хочешь?
- У меня два к тебе предложения. Ты ведь знаешь местных газетчиков, поговори с кем-нибудь одарённым,  скажи, чтобы поставил материал за своей подписью или псевдонимом. И гонорар за него – ему. Соглашайся на правку-сокращение, очерк для местной газеты большой по объёму.
- Знаешь, жалко его корёжить. Обращусь-ка я в региональную прессу. У меня там на примете имеется порядочный журналист и, главное, не трепач. Поставит подпись – псевдоним. А что за следующая закавыка у тебя?
- Честно говоря, это самое главное.
  И Ян ёмко рассказал о своей настоящей любви, и в какую она сейчас угодила «переделку».
- Да, приятель- это серьёзная проблема. Выкладывай все данные об этом горце Абусаиде, прежде всего, откуда родом и что знаешь о его семье и друзьях. Так, пока я ковыряюсь в своих записях, а мне доводилось бывать в командировках у нефтяников Каспия, бывал с некоторыми из них на конференциях, был дружен. Да, не обращай внимание на то, что шуршать буду блокнотными листами, я весь внимание: и вот по какому поводу, ты же был в партии и, конечно, не восстановился, а что мыслишь о КПСС?
- Если вы фанатично привержены компартии, то тут мы разойдемся во взглядах на жизнь.
- Вот как, ну-ну продолжай.  Ты ведь прекрасно знаешь, что без красной книжицы практически было невозможно продвигаться по служебной лестнице. Но, в общем-то, вначале не о карьере думалось, а о том, что это была многомиллионная армия людей, в том числе простых рабочих и  инженерно-технических кадров, казалось, всё должно было идти верным курсом. Осознание истинного положения дел в стране пришло гораздо позже, когда стал руководителем управления. К слову, я тоже, как и ты не восстановился в партии. Но говори, продолжай.
- Хорошо. Если бы в партии было достаточно таких людей, как я и мои товарищи, то никогда бы в большую власть не вошли ни Горби, ни сибирский баламут. Мы вообще бы старались превратить КПСС в ПВСС.
- Ого, не устрашающе ли звучит аббревиатура …СС?
- Это совершенно не то, что вы, Альберт, подумали. Необходимо было реорганизовать компартию – в ПАРТИЮ ВЫСШЕЙ СОЦИАЛЬНОЙ СПРАВЕДЛТВОСТИ. Где бы не было места мздоимству, кумовству, жестокости, несправедливости. Тогда был бы  в стране настоящий социализм. С идеологией понимания человеческой логики, стремлением создать справедливое общество, без надуманной идеологии научного коммунизма. И не было бы ни мафии, ни олигархов. Око – за око, зуб за зуб, и смерть – за смерть. Уверен, не нужны бы стали лагеря, за небольшим исключением, а лишь поселения провинившихся людей перед законом Истины и Совести.
- Понятна твоя концепция. Так, я нашёл адреса всех нужных людей. Сейчас по каналу нашей высшей ведомственной связи выхожу на них. А ты внимательно слушай и, если требуется, вноси свои коррективы. Устраивайся поудобнее.
  Из телефонных переговоров Альберта ему стало ясно, что в розыск Алии включены немалые силы, в том числе и правоохранителей. Оказалось, Ирада сразу написала заявление в силовые структуры о пропаже дочери, сообщив о прежних угрозах мужа. Поиск девушки шёл сразу по нескольким каналам-направлениям.   
- Ян, иди отдыхай. У ребят впереди ночь поиска. Они спешат, Абусаид заказал два авиабилета до Тегерана, кажется, на послезавтра. Утром всё прояснится. Всего, доброй ночи.
   Ну, какой тут сон! Ян буквально извёлся, перед мысленным взором возникали самые страшные картины, то возможный злобный налёт Абусаида  через своих людей на Ираду, то месть сыну, не спасёт того и заграница. Словом, почти обморочно отключился под утро. С первыми звуками местного радио был на ногах. Позволил себе небольшую физзарядку, холодный чай с кятой. И пёхом, пёхом в контору Топольцева. Тот, отдав срочные распоряжения службам, усадил за свой стол Струга.
- Хорошо, Ян, что ты не медлил. Абусаид мог бы ускользнуть и забрать с собой в загранку Алию. Я уже ловлю звонки от людей, заинтересованных в поимке похитителя девочки. Адрес, где она находится, установлен. Буквально сейчас прокуратура того города, где прячут дочь Ирады, выписывает постановление на обыск дома. Место оцеплено. Теперь всё будет зависеть от того, что скажет правоохранителям Алия. Если обмолвится, что похищения не было, то все наши потуги напрасны.
- Вот я что подумал, Альберт. Кто-нибудь из ребят должен разыграть сценку во время обыска дома в присутствии Алии, что её мать сходит с ума, она уверена, что отец её специально похитил и улетел с ней на самолёте, не дождавшись её, Ираду. А ведь она ему отсылала сэмээску о своем приезде. Созвонись, пожалуйста. Это может помочь, Алия умная девушка.
- Не спорю, это резонно. Так, пока покопайся в моей рабочей библиотеке. Как понадобишься, окликну тебя. Я звоню туда.
   Рассматривая книги Альберта, краем уха прислушивался к тому, о чём говорит хозяин кабинета. И вот он окликнул его:
- Присаживайся напротив меня, Ян. Опять вовремя ты успел, руководитель группы спецназа с удовольствием разыграл сценку, предложенную тобой.  Алия думала, что она с отцом здесь ожидает маму, так ей говорил отец. И лишь когда ей показали авиабилеты, изъятые у Абусаида, она поверила, что нет никакого недоразумения, отец намеревался её похитить и увезти из России. Сейчас девочка под охраной живёт в конспиративной квартире силовиков. Ей надо придти в себя. Сообщи о результатах поиска дочери Ираде.
- Ираде нужно туда выезжать, чтобы  забрать с собой Алию?
- Нет. Девочку спецбортом отправят сначала в Краснодар. Там ещё проведут следственные действия: кто из круга Абусаида выследил Ираду в Синегорске. Через пару дней её отправят к матери.
- Да Ирада с ума сойдёт, ожидая дочь здоровой и невредимой.
- Ничего не попишешь, ребята ведут следствие, как положено. Отбой, Ян, аж до подъёма.
   Утром Топольцев даже не встал с кресла, чтобы  поприветствовать журналиста. Лицо Альберта выражало крайнюю степень смущения. Было ясно без слов, что-то произошло неординарное.
- Что  случилось?- переспросил его Топольцнв.- А то, что ребята профукали девчонку.
- Не понял, как это профукали? – ошеломлённо спросил Струг.
- Невероятно, но факт. Горцы, верные друзья Абусаида с детства, выследили, где прятали Алию. Вооружённая группа захватила девочку.
- Боже мой,- не выдержал Ян, - Ирада сойдёт с ума.
- Ладно, возьми себя в руки. Поднятая тревожная группа спецназа установила, на каком транспорте и куда повезли девочку. Чтобы не спугнуть боевиков, они идут за ними следом.  Судя по всему, маршрут на Армавир. Во избежание перестрелки, когда может пострадать девочка, им негласно открыта свободная дорога. После дождей в его пригороде на возвышенности Фортштадт была, якобы, повреждена трасса и начаты ремонтные работы. Там внедорожник бандгруппы и возьмут.
- Можно предположить, Альберт, наверное, там у боевиков имеются сторонники. А этот город прекрасный транспортный узел, где сходятся и железнодорожные магистрали, и автомобильные. У меня там живут родственники.
- Именно потому спецназ там и возьмёт банду. Уже разработана карта действий. Наши силовики решили так: после перехвата Алии, её на гражданском внедорожнике отправят в Краснодар.  Недалеко от того места развёрнута геологическая партия, вернее, отряд ведёт бурение. Не догадываешься, как дальше всё будет?
- Пока нет.
- Связисты запеленговали переговоры похитителей с людьми из пригорода Армавира. Туда отвезут девочку и после переправят в соседний район и по горным тропам за границу. Тем более, что из следственного изолятора вооруженная группа освободила Абусаида. А я выделяю внедорожник нашего управления и ты, если не возражаешь, с моим водителем и спецназовцами быстрым маршем доставишь девочку в Краснодар. Она тебя знает, как  известного журналиста и друга её мамы, так что, надеемся, с твоей помощью она легче перенесёт стресс. Ты согласен? Но ребята не исключают возможность боестолкновения, потому тебя, как и девочку, подстрахуют бронежилетом высокого качества.
- Я согласен, Альберт. Алия мне дорога, она дочь моей любимой женщины.

      
                22. Судьба не терпит беспечность

    Ян всю дорогу успокаивал всхлипывающую Алию, она не могла понять, почему отец столь жестоко поступил с ней, пытаясь спрятать её от мамы, и теперь была в полном отчаянии, как там теперь чувствует она. Когда девочка уснула, склонив головку на его плечо, он вызвал по мобильнику Ираду. Просил не волноваться, он рядом с дочкой и они идут по надёжному маршруту. Днём ей обязательно позвонит. С ветерком они шли по федеральной трассе. Скоро станица Динская, а там и рукой подать до Краснодара. Тут внезапно из бокового ответвления вынырнул грузовик с высокими бортами для транспортировки крупногабаритных животных. Водитель перевозил в клетках нутрий, кроликов, кур. Подмытая дождями дорожная гравийная выбоина сделала чёрное дело: грузовик основательно тряхнуло и прямо на машину силовиков вывалились две клетки, одна вскользь ударила по дверце со стороны шофёра, другая шарахнула по ветровому стеклу, дверца раскрылась и на капот грохнулись куры и петух. Один вояка разжал было в усмешке губы, но тотчас посерьёзнел, сидевшая между ним и Яном девушка от испуга потеряла сознание.
- Вот недотёпа--прокомментировал водитель, тормозя внедорожник, зло посматривая на выскочившего из кабины грузовика человека.
- Давай без перепалки с ним,- посоветовал офицер водителю, одетому  тоже в гражданское. Он за свою беспечность получит, –и извлёк из медицинской аптечки нашатырный спирт, смочил им ватку и приложил к носу Алии.
   Она открыла глаза, взгляд её прояснился, когда увидела склонённую над ней голову Яна. Тот попытался девушку рассмешить, показывая пальцем на птиц, трепыхавшихся в руках человека, спрыгнувшего  с грузовика. Алия вяло улыбнулась.
-  Ничего, как видишь,  страшного, всё обошлось, а скоро мы приедем в Краснодар, и туда прилетит твоя мама,- успокаивал её Ян. Выйдем, чуток подышим воздухом. А рядом кусты, так что, если что, можешь туда свернуть.
   К нему пристроился спецназовец, который был старшим группы, но, как и все тут, в гражданской одежде. Это был тот самый офицер, что сидел рядом с девушкой и представившийся ему ещё на Фортштадте.
- Знаете,- сказал он тихо,- я окончил курсы фельдшера и психотерапевта, без этих профессий у нас – никуда. Полагаю, что девушку ни в коем случае нельзя везти ни в какой, как мы говорим, казённый дом. Её бы пристроить в какую-нибудь семью. У вас кто-либо имеется на примете?
   Ян утвердительно кивнул головой и набрал номер телефона Любовь Георгиевны Макчерстон, она по его предположению пока должна гостить  у своей мамы в Краснодаре. На его счастье Любовь Георгиевна с дочерьми находилась в доме мамы. Узнав вкратце историю освобождения Алии, и что дом будет под охраной,  она согласилась принять к себе девушку, сообщив адрес. Усаживаясь с дочерью Ирады в машину, Ян сказал:
- Ты пока поживёшь у замечательных людей в Краснодаре. Твоя мама скоро к тебе прилетит, я ей уже рассказал о твоём освобождении, и она сразу купила авиабилет.
   В столице Кубани Ян по рекомендации редакционного юриста заказал номер в гостинице, и тотчас поехал собирать материал для выполнения задания, полученного от шефа. Когда вечером пришёл в гости к семье Макчерстон, Ирада здесь уже стала своим человеком, Алия  живо обсуждала что-то с девочками. А бабушка, мама Любовь Георгиевны, выставила на ужин такую выпечку, что та  во рту таяла.

                23. Как сбить со следа приспешников Абусаида


   Прощаясь с Яном, старший группы предупредил его:
- Никто даже предположить не мог, что Абусаид  опасный человек, вынашивает экстремистские намерения. Ещё когда жил в ауле отца дружил с парнем, крепким почитателем происламских традиций, граничащих с беззаконием.  Когда работал механиком в леспромхозе, то переманил туда знакомых ему специалистов, а уже в Ухтарске, как мог, помогал группам боевиков запчастями к технике, его люди втихаря распространяли среди единоверцев экстремистскую литературу. Так что его нынешний противозаконный проступок  не случаен. Скажите это Ираде, пусть будет предельно осторожна.
   Пройдёт три дня и Любовь Георгиевна со своими девочками и Ирада с Алией и Яном  вылетят в Москву. Сойдя с трапа лайнера, Ян известил шефа собкоровской сети о прибытии и осведомился, какой номер редакционной квартиры свободен. Муж англичанки знал от супруги о перипетиях последних дней пребывания семьи в Синегорске и Краснодаре, и подогнал в аэропорт две машины, за рулём одной он,  а другой управлял его друг, открывший свой  бизнес в Москве. Проводив друзей к подъезду дома, и пообещав Ираде созвониться, Ян на такси умчал к гостинице редакции. Приняв душ, выпив чашку кофе, сразу устремился в приёмную.
- Увы, шеф наш весьма занят, просил вас пообщаться с юристом.
- Старый знакомый, - приветствовал его Андрей Дрогоявленский,- рад видеть вас здоровым и полным сил. Вам необходимо срочно выезжать к месту вашей новой дислокации. Да, вы говорили, что станете впредь подписывать материалы под новым псевдонимом. Объясните ситуацию.
   Струг  достаточно  подробно рассказал о прошедших изменениях в его судьбе после купания у порогов Редвы.
- И вот ещё что: прошу разрешить жить в моей квартире Ираде, она моя гражданская жена.
- Стоп, Ян. В контракте сказано, что вы можете прописывать в квартире свою семью. Но вы не разведены, ведь так?
- Совершенно верно. Но мы с супругой не живём одной семьёй много лет, а не разводимся, поскольку наши дети совсем взрослые. Решили жить, как говорится, каждый по себе, но не травмировать детей разводом.
-  Понятно. Но Ирада должна снимать квартиру либо купить себе жильё. Словом, прописать у себя вы её не сможете, иначе нарушите контракт, и вам бесплатно квартиру не выделят. А осталось ждать этого считанные месяцы. И не трепыхайтесь, пока на вас не оформят документы на квартиру. Учитывая сложную ситуацию: дочку Ирады пытались похитить, и вы наверняка на прицеле у боевиков-горцев, редакция сделает всё возможное, чтобы обезопасить вашу жизнь, мы обратимся в компетентные органы. Теперь внимательно и вдумчиво слушайте новое задание главного редактора газеты. Вам предстоит командировка в Ухтарск.
   Встретившись с Ирадой, пояснив ситуацию с жильём в столице нового для него региона, передав ей копию ключей от квартиры, взял у неё заявление на увольнение из обкома ведомственного профсоюза и письмо к Веронике Зимовниковой, чтобы она подготовила все документы на её увольнение в связи с окончанием договора.
- Ян, проследи, пожалуйста, чтобы Вероника уничтожила моё письмо, и попроси, чтобы  ни о чём не обмолвилась своему мужу. И благодарна тебе, милый, что выбил мне в редакции ставку своего секретаря, пусть и маленькую, но я побуду хоть какое-то время инкогнито, пока всё не утрясётся. И теперь смогу  какое-то время пожить у тебя без прописки, от прежней пока не буду открещиваться. Если у тебя появится возможность, то замени замки во входной двери моей северной квартиры.
- Что решила в отношении Алии?
- Хорошо, что я ей загодя оформила загранпаспорт. Я и Любовь Георгиевна оформляем документы на выезд дочери в Англию для учёбы в институте. Езжай в свою командировку, не волнуйся за нас. Приеду в нашу с тобой квартиру, как только Алия прилетит в Англию.
- Да, запиши на всякий случай координаты  Топольцева, он тебе в просьбе не откажет, это настоящий человек с большой буквы. До встречи, дорогая моя, вишнёвоокая.

                24. Интересное дело
   Сразу два задания выдали Стругу в редакции: подготовить черновые наброски статей об убийстве ответственного работника областного «Мемориала» в Ироши и проанализировать публикации в местной прессе Нового региона о пропаже золота Госбанка и драгоценностей местного областного краеведческого музея во время их эвакуации в начале войны в безопасный район, который ни в коем случае не мог оказаться в сфере действий вражеских оккупационных сил. То была совершенно новая тематика, предложенная Яну. Причём, требующая не только особой осторожности, предусмотрительности, но и умения вникнуть в события предельно аналитически, особенно те, что возникли в давние годы начала Отечественной войны. Оба дела числились в «висяках» - их не раскрыли.
  Приехав в Ироши, где за ним оставалась маленькая квартирка, Струг первым делом направился в главную библиотеку областного центра. Он поднял из архива публикации газет о деятельности местных отделений «Мемориала». Статей – хоть  отбавляй, тематика обширная - о перенесённых людьми тяготах в отечественных лагерях, о выдающихся учёных и организаторах производств, о  талантливых инженерах, осуждённых по наветам, отдававших все силы и свой талант родине даже  за ключей проволокой, о людях искусства, литературы. Авторы умело владели информацией, подавали материалы на газетных страницах живо, доходчиво, показывая, что и в заключении они оставались патриотами своей родины. Самые глубокие и проникновенные статьи за подписью Николая Казимирова, того самого, что был не столь давно убит в своей квартире. Копии материалов дела Ян внимательно изучил. Преступник или преступники не оставили никаких следов и всё выглядело так, будто его хотели ограбить: выпотрошены сейф, бумажник - портмоне. Однако воры вряд ли бы пришли обобрать квартиру пенсионера, имеющего довольно скудный доход, приработок к пенсии от газетных публикаций - невелик. Не имелось никакого антиквариата, золотых украшений, квартира обставлена  очень скромно. Но что тогда двигало преступниками? Очевидно, в папках хранились некие данные на определённый круг лиц, не заинтересованных в разглашении этих сообщений. Так размышлял Струг. В одном из интервью журналисту городской газеты Казимиров на прямой вопрос, дескать, имеется ли в его архиве ещё некие сведения, проливающие истинный свет на кое-кого из бывших лагерных бонз и немецких командиров подразделений, тот ответил, мол,  материалов достаточно, но в первую очередь готовились и готовятся к публикации те, что имеют общественный  интерес  и звучание.  Копия одного  опросного листа следователя привлекла внимание Яна. Давний приятель Казимирова, изредка навещавший его дома, сказал, что как-то застал друга за просмотром папок, имеющих цветные вклейки в их обложку – красные, зелёные, синие и жёлтые. Он постеснялся спросить, что это значит. Однако обратил внимание, как Казимиров в открытую новую папку выложил некие документы из всех четырёх «цветных» папок. Человека пригласили на опознание, однако ничего интересного в тех папках не нашли. На книжной полке было свыше десятка новых папок, но и в них не имелось никаких «острых» материалов. На вопрос: «Интересовался ли у него кто-нибудь о работах Казимирова и имеющихся у него документах»? - опрашиваемый ответил отрицательно. Правда, оговорился, что примерно за несколько месяцев до гибели приятеля баловался  в пивбаре пивком с водочкой «внахлёст», а за столиком как раз люди обсуждали последнюю публикацию Казимирова о «людях в белых халатах» за колючкой, что и там оставались людьми с большой буквы. Присутствующие хвалили Казимирова за то, что пишет правду, не кривит душой. И более ничего. После этого пару раз обмолвился с Казимировым приветствием при встрече на улице. И только.
«Висяк» ушёл в следственный архив. Однако на радость Яна в библиотеке нашлась газета с зарисовкой Казимирова о врачах местного лагеря. «Добротный материал»,- отметил про себя Струг. И по старой газетной привычке выписал называемые имена врачей-зеков той поры,  которые из всех сил помогали больным заключенным встать на ноги. Фамилия одного из них ему знакома с первых лет работы в городской газете. Он причислял себя к книгочеям и каждый месяц с получки пополнял свои книжные полки. И тут в газетном объявлении  прочёл о продаже части библиотеки, и номер телефона. По справочной связи узнал: телефон зарегистрирован в одном из дальних северных посёлков, которые все называли не иначе, как медвежьим углом. Недалеко от посёлочка слабенький, но действующий нефтепромысел. И уже проще пареной репы было в конторе Вой-Важеского нефтегазодобывающего управления узнать о жильцах дома по улице Красномайской. Люди в приличном возрасте, вероятно, собирались уехать в южные районы страны. Как ему стало ясно из телефонного разговора с ними, ничего ценного, кроме книг, у них нет. Он представился журналистом и они охотно согласились уступить ему некоторые собрания сочинений. Старики, как он звал про себя этих супругов, согласились принять его в субботу. Но в этот неперспективный нефтяной пятачок редакция не намерена была посылать своих корреспондентов. Его выручил сосед, водитель продовольственного отдела рабочего снабжения, кому как раз в эти выходные дни предстояло развозить товар  по дальним «точкам» - в магазины и столовые. В субботу, оставив его возле домика стариков, предупредил, что вернётся за ним часа через два, и ждать его не сможет, поскольку к вечеру вовсю разойдётся пурга, и его грузовику тогда в город не пробиться.
   От обеда Ян отказался, аргументируя тем, что водитель предупредил о надвигающейся непогоде. Хозяин, среднего роста, полноватый и с залысинами на лбу, повёл в гостиную. Собраний сочинений зарубежных и российских авторов немного, однако, немало отдельных томов по разнообразной тематике. Перелистывая книги, Ян поинтересовался, кто хозяин дома по специальности и кем работала жена. Хотя он ещё в городе поинтересовался в отделе кадров управления,  сказав, что имеет цель написать зарисовку о ветеранах Дальнего северного промысла. На это женщина неодобрительно покачала головой, давая понять, что это не совсем целесообразно. Тогда он предъявил ей письмо в редакцию из посёлка от людей, благодарных Василию Николаевичу за его неравнодушие и готовность, как опытнейшего терапевта, оказать помощь любому, кто нуждается во врачебной помощи.
- Да мы знаем о том, он хороший врач. Однако появился у нас после войны не по своей воле. Был больше года в плену, работал в немецком лагере в больничке. Когда взяли его, без охоты называл имена фашистских палачей. Ссылаясь на то, что последние месяцы в тех застенках  сам прибаливал. И не придавал особого значения, кто из числа немецких лагерных властей лютовал и какие занимал должности. Компрометирующих его документов не нашли, поскольку перед бегством гитлеровцы уничтожили все  материалы по этому лагерю. А там, кроме  русских, сидело немало иностранных солдат.
-Однако, согласитесь,  свой срок он отбыл исправно и в посёлке знали его, как отменного доктора. У него масса поощрений. Он уже не первый год может спокойно покинуть место своего некогда заключения и ссылки. Разве он не заслужил доброго слова в газете?
- По этому вопросу трудно с вами спорить. Тем не менее, компетентным органам до сих пор неясна чистота помыслов его жены. Она дочь айзсарговца, замешанного в Прибалтике в борьбе с советской властью. Её мать умерла здесь на поселении, она же выросла, не участвуя ни в какой общественной жизни. Благо не так уж далеко ваш город, потому заочно окончила бухгалтерское отделение техникума. Она намного моложе Василия Николаевича. У них двое детей – старший Викентий и младшая Эмма. А там решайте с редактором газеты. Как знаете.
   Вот такой разговор в тот давний год состоялся между кадровичкой и журналистом. О знакомстве с бывшим лагерным врачом Струг, как на духу, рассказал шефу, тот долго, не ломая голову, посоветовал написать о другом ветеране Дальнего северного нефтепромысла, где с похвалой отозваться о докторе  Василии Николаевече:
- Давай не будем дразнить гусей, они могут нас больно долбануть своим «всевидящим» клювом.
   Отчего-то те события всплыли из памяти, как бы пытаясь приоткрыть некий семафор, что способен открыть тайную колею жизни доктора нефтепромысла. И опять же на всякий случай попросил юриста своей столичной редакции выяснить, что известно в «закрытых» ведомствах о семье доктора. Ответ не заставил долго ждать: ему предоставили самые последние данные  из архива английской разведслужбы о Василии Николаевиче--глубоко законспирированном в России шпионе. Архив тайно вывезен русским разведчиком на родину. Среди доверенных лиц разведки Альбиона, увы,  значился и Василий Николаевич:  в германском лагере доктор был завербован гестапо и впоследствии перевербован англичанами. Его держали, что называется, про запас. Всего раз, когда он с женой отдыхал в молдавском санатории, с ним тайком и встречался  шпион, работавший в Союзе  прорабом солидного стройтреста. Врач получил необходимые инструкции на «День Х», документы, номера банковских счетов на своё имя. В Москве выверяли все его шаги. Под пытливый взгляд контрразведки попал и журналист Струг. Конечно, было явно, что его встреча с доктором, а тому в кругу контрразведки такую кличку и дали, случайна и ничем не может скомпрометировать Яна. Но время бежало, а доктор всё никак не мог продать домик, хорошо им благоустроенный. Однажды поехал с закадычными друзьями на рыбалку. Уже подбиралась осень, холод по вечерам и утром сжимал окрестности. И ему не повезло: лодка наскочила на топляк, перевернулась, спасти доктора не сумели. В последний путь доктора провожал, вместе с его женой и сыном Викентием, почти весь посёлок нефтяников. Эмма не приехала: хворали в Эстонии дети. Прибыл на прощание с доктором и Казимиров. В сарайке, где горка спиртного и малосольная белорыбица, Казимиров с Викентием отчего-то слегка повздорили. Это слышал сосед доктора, а проболтался о том лишь своей жене, работнице поселковой администрации. А тут будто к месту оказался газетчик из города, тот, бывая на промысле, захаживал в поссовет, интересуясь всякой мелочью, у кого имеется интересное хобби, сколько новорождённых и всё такое. Разомлевшая у жарко натопленной печи, она и рассказала ему о смерти замечательного доктора и о том, как ей надоел своими выдумками и настоящей брехнёй её супруг.
- И не поверишь ,дорогой газетчик, ну нет у моего гнилого мужика совсем совести. О проводах доктора такую нёс фигню! Будто  Викеша, сын доктора, схлестнулся в сарайке с Казимировым. Да на што ему этот писарчук! У Викентия в облцентре своя фирма, мать его нам сказывала, что имеет там большой вес, обласкан властью и может стать главой города. Представляешь, будет вертеть всем  областным центром! Завистлив мой недотёпа.
   И помогла она ему уехать из посёлка в Ухтарск на машине чина промысла, ехавшего как раз в город по делам. Тут к тому времени возник Струг, помогавший молодому газетчику пропихивать его материалы в областную газету. В обеденный перерыв в столовке молодой журналист и рассказал Яну о своей встрече с дамочкой из администрации посёлка нефтяников. Так что и ехать ему туда теперь не следовало, незачем мозолить глаза сплетникам. Вечером в Ироши в гости к Яну припожаловал давний друг Казимирова.
- Извини, Ян, я прошлый раз тебе не всё рассказал. Побоялся огласки, что ли. 
- Да ты что, знаешь ведь, я не трепач.
- В общем, я во время одной из последних встреч с Казимировым увидел в туалетном ведре выброшенную и сморщенную копию какого-то письма. Расправил, мало ли что, может ещё сгодится по нужде.  А там на машинке неряшливо отшлёпано одно интервью Казимирова с неким лагерником из нефтепромысла. Он рассказывал, будто сидел в неметчине в одном лагере с доктором. Дескать, ему многие зека верили, а он сомневался, уж больно ласковы с ним были немцы. А потом и англичане. Я старался ему на глаза не попадаться, потому, видимо, он меня и не запомнил. И о том поведал лишь Казимирову.
- Слушай, а почему он о подозрениях не рассказал в спецчасти?
- Ну, капать друг на друга у зека – это как западло. И потом опасался, как бы сам себе не навредил, уж больно и тут врач для всех стал своим человеком. Вот такие дела, друг ситный.
   Спецданные контрразведчиков возымели действие на следователей.  Шаг за шагом раскручивали они «фигуру» Викентия. Наверное, Казимиров в  день тризны о докторе проболтался его сыну, что за душонка была у его отца. Но невозможно было поймать за руку Викентия. Помог случай: поехав с дружками на охоту, прихватил из тайничка пистолет, хотел там перепрятать. Только вокруг него постоянно и незримо  «висело» око оперативника. Словом «пушку» Викентия вычислили. Он не сознался в убийстве мемориальщика, но факты были против него.


                25. Где золото?
   Накануне  внезапного наступления гитлеровцев  на Областной центр, когда ценности Сбербанка враг мог захватить, власти решили передать золотой запас и драгоценности музея созданному партизанскому отряду, в который включили и остатки разгромленной воинской части, защищавшей город. Отряд на мотоциклах и подводах скрылся под покровом темноты. Оставшееся гражданское население пряталось в подвалах домов, никому  не  было никакого дела до отступающей во мраке колонны из гражданских лиц и военных. Найдя пристанище среди предгорий и лесного массива, отряд первое время не проявлял никакой активности. Лишь разведывательные группы регулярно поставляли руководству отряда сообщения о том, как и чем живёт оккупированный город и большая часть области. Для сохранности государственных ценностей здесь создали хорошо вооружённый взвод, готовый в любую минуту сняться с места и по разведанному маршруту скрыться в обширной горной гряде. Изредка партизаны получали по радиосвязи задания Центра. Конечно, немцы передатчик запеленговали, ориентировочно вычислили место расположения партизан. До поры до времени не тревожили отряд: урон от его действий незначителен, численность не высокая. Однако попавшие в руки гестаповцев  работники банка под пытками выдали ценные сведения. Статус партизанского отряда резко вырос. Советские деньги оккупантам ни к чему, а золото не горит. Немцы никогда не считали себя дураками, и нанесли сокрушительный превентивный удар  бомбардировщиками по предполагаемому сосредоточению своего противника. Внезапный авианалёт перепахал значительную площадь предгорья. Отряд рассыпался в разные стороны, от внушительной трёпки ушёл взвод, охранявший банковские ценности. Мобильные моторизованные отряды захвата ринулись в глубь леса. Вперемежку с убитыми валялись раненные партизаны. Ходячих взяли в плен, участь тяжело раненных трагична. Какой ни есть был бой и их не миловали. Захваченные партизаны на все вопросы, в том числе и о банковских ценностях, отвечали правдиво, сознавая, что за таким допросом может последовать в случае запирательства расстрел. На другой день немецкое командование организовало преследование остатков партизанского отряда. Однако они опоздали: слегка потрёпанный взвод охранников золота переправился через горные речушки и был таков. По расчётам немцев тем оставалось менее дневного перехода, чтобы соединиться  с регулярными действующими частями Красной Армии.  Тогда их дальняя бомбардировочная авиация разнесла в пух и прах предгорья с противоположной стороны горной гряды. По сведениям лётчиков  и «золотому» взводу крепко досталось на орехи.
Время шло себе и бежало, но ни один партизан из разгромленного отряда ни к одной воинской советской части не прибился. Всё дело в том, что остатки взвода перед немецкой бомбёжкой приблизились к разветвлённой сети дорог, ведущей в глубокий тыл воинских соединений нашей Армии. Выдвинутое к месту бомбового удара соединение обнаружило  между горным склоном и рощицей граба лишь две братские могилы. Следовательно, кто-то из отряда остался жив. Но кто? Личные дела всех партизан находились в сейфе, что охранялся вместе с золотом и драгоценностями. Активные боевые действия в этих регионах не велись, и на основе заключения проверяющей комиссии в соответствующие инстанции ушли сведения, что  партизанский отряд частично разбит, некоторые  военнослужащие пропали без вести.
   Из основного партизанского отряда, разбитого немцами в районе областного центра,  в живых осталось несколько человек. Они не располагали никакой информацией о судьбе «золотого» взвода. Струг внимательно изучил все карты--километровки местности захоронения воинов того взвода. Его осенила мысль: уйти почти невидимками помог остаткам взвода тот, кто хорошо знал здешний край. Военкоматы не оккупированных врагом районов имели все данные о призывниках. Из призыва первого года войны ни один из них не служил в войсках, оборонявших злополучный Областной центр. Редакция столичной газеты сделала официальный запрос: назвать призывников, проходивших службу в армии за пару лет до оккупации, причём, в частях, стоящих в самом городе или в районах, прилегающих к нему. Таких оказалось пятеро. На троих пришли похоронки. Следовательно, в партизанский отряд могли влиться два солдата, знающих о местности, в которой оказались, отступая с «золотым» взводом волею боевого случая. Только ни один из них в родные места после войны не вернулся, их родителям ничего не известно о судьбе своих детей. «И потом,- размышлял Ян,- если они прихватили ценности, могли присвоить себе и документы убитых, значит, и вычислить их места проживания в послевоенные годы практически невозможно». Ему, собкору центральной газеты,  оставалось одно: выехать на место трагедии, осмотреть братские могилы и познакомиться с людьми селений и районными центрами, откуда родом военные, ставшие партизанами. Это было на  территории той области, куда его переселила редакция.
   Исследуемые районы оказались в глухой местности, но живописной. Арендованный редакцией внедорожник уверенно преодолевал из областного центра и благоустроенные дороги и гравийные.  Десяток километров от хутора, где он снял для себя и водителя временное пристанище, отделяла гравийка до последнего места упокоения бойцов партизанского отряда. В домике жили одинокие старик со старухой.  Они слышали от соседей о воинском захоронении, но там не бывали. Старики   добывали корм, траву и сено на зиму для своих козочек в другом направлении. Ян поинтересовался, часто ли к ним заявляются гости – отдыхающие, места-то дивно хороши.  В ответ услышал:
- Правду говоришь, милок, - суетилась бабушка, выставляя на стол кизиловое варенье,- нет-нет да кто-нить заезжает. Так не к нам, к другим людям, у кого хаты исправней. С начала шестидесятых запохаживали сюда на своих машинах  две дружные семьи. Баили суседи, будто те бывали и на морях, в другие добронравные места ездили  в отпуск, но тут им более нравилось. И грибов насобирают-насушат и засолят, и варенья разного тут наварят на всю зиму. Видели мы их с детьми и малыми и уже повзрослевшими на речонке нашей Тихоне, где те загар принимали.  Старшие их уж стали стариками, редко сюда наведываются, а дети, ныне спецы некие, недавно уехали.
-  Да, вот и все наши новости, -   поддержал старик свою половину.
   Позавтракав, Ян с водителем отправились на тот дальний погост. С дорожного пригорка открылся им небольшой лесной массив у подножия некой горухи. Колея с главной дороги как раз вела к погосту. В небольшом удалении друг от друга поднимались две Стелы. На них по красной звезде и одинаковые мраморные таблички «Спите спокойно, братья». И у основания Стел на отшлифованных  плитах из ракушечника стояли глиняные вазы с красочными искусственными  цветами.  Тревожно забилось сердце Струга, почувствовал, что нашёл-таки нить клубка военной поры. Однако как-то расхотелось распутывать этот клубок. Видел воочию, сколь очевидна здесь память сердца. Но бросать начатое дело не в его правилах. Он обязан написать материал, пусть и без обвинительного уклона. К тому же скоро завершится десятилетка, отведённая ему редакцией для получения бесплатно двухкомнатной квартиры. По дороге в хуторок машина завернула к домам, где по рассказу стариков- хозяев, приютивших их, и отдыхали  некие отпускники.
   Встретили их, незнакомцев, не то, чтобы радушно, но достаточно приветливо. Представившись отпускниками из областного центра, они, поведав о гостеприимстве их стариков хозяев, о знакомстве с удивительно красивыми окрестностями и о случайно открытом погосте со Стелами, судя по всему установленными на братских военных могилах. Этому они, как патриоты страны, были приятно обрадованы – не меркнет память живых о павших героях. Хотели бы лично отблагодарить людей, заботящихся о памяти воинов.
- А вы, извините, кто по профессии?- поинтересовался плотный молодящийся хозяин дома.
- Столь ли это важно?- вопросом на вопрос ответил Ян.-  У меня хорошие приятели в местных туристических фирмах, они, в общем-то, и просили, если встретим нечто примечательное, то дать им знать. Организуют экскурсионный маршрут. А в глубинке – это добрая помощь местным жителям, купят у них и молочко, и свежие овощи, ягоды и фрукты. Всё добавка к семейному бюджету. Разве не так?
- Ну, убедительно. Но адреса моих гостей дать не могу, как-то считал не приличным это. Знаю, семьи те из районов двух примыкающих областей на северо-западе страны. Я строитель, работал в соседнем районе и их не видел. Мои сказывали, будто родителей наших гостей не было с ними. И, судя по настроению отпускников, деды их, как те ласково называли отцов, видать, ушли из жизни.
   Номера машин, записанные его домашними, и имена и отчества глав молодых семей вывели Струга на постоянное место жительства гостей хутора. Они жили, каждая семья, в двух процветающих, благодаря газовой магистрали,  районных центра соседних областей. Очередная командировка редакции всё поставила на свои места. Коттеджи и усадьбы интересовавших его людей выгодно отличались от других. Крепкие руки, разворотливые хозяева, владельцы процветающих фирм. На погостах районных центров  высились Стелы из гранита, на каждой – мраморная табличка со звёздочкой, плюс -  идентичные надписи: «Спи спокойно, дорогой отец. Мы помним и тебя и твоих друзей, павших в бою с врагом». И, естественно,  значились все данные о тех, кого приняла в себя здешняя земля. И у каждого постамента плита с керамическо вазой, полная живых цветов.
   Ян написал материал с раздумьями о чрезвычайно сложной людской судьбе тех, кто принял на себя первые удары захватчиков, позднее изгнанных с родной земли. Имена, отчества и фамилии бывших фронтовиков были изменены.

                26. Злобный оскал
   Ирада собирала вещи, предстоял переезд в Новую область в квартиру Яна. Ей, как секретарю собкора, которому доверено сообщать о жизни  трёх регионов, разрешили временно без прописки пожить там, с условием, что в течение месяца снимет себе жильё. Она забронировала квартиру в Ироши, намереваясь подарить её сыну. У дочери Алии в Англии сложились превосходные отношения с молодым менеджером крупной фирмы, вскоре они намерены обручиться. Собраны чемодан и баул с вещами, перекрыла поступление газа, открыла дверцу к электросчётчику.  Тут вызов по связи домофона. Голос, похожий на Вероникин, после её «Здрасьте!», попросил открыть входную дверь в дом. Она без раздумий наддала на кнопку, разблокировав общий доступ, подумав, что это её бывшую начальницу привело к ней, ведь та хотела приехать в аэропорт, чтобы повидаться с ней. Едва уложила в карман баула любимые столовые приборы, как три звонка в дверь. Глазок прикрыт барабанящими по нему пальцами в женской перчатке. Щелкнув ключами, открылись все запоры. Чуть приоткрыла дверь, как через порог просунулся носок мужского ботинка, дверь квартиры с такой силой распахнулась, что она отлетела к стенке. Рука в перчатке зажала ей рот. В её жилище ворвались сразу трое мужчин. Лица скрывали маски с прорезями для глаз и рта.
- Ну что, подстилка газетная, думала, тебе всё сойдёт с рук?!- прошипел злобно крайний справа.- Моли Аллаха, Абусаид велел оставить тебя в живых, как мать своих детей.
   Два других заткнули ей рот кляпом, связали руки за спиной. Тот, что назвал её подстилкой, включил большой радиоприёмник. Музыка заполнила комнату. Шёл концерт известных эстрадных исполнителей. С неё сорвали платье, повалили на напольный ковёр. Она выкручивалась телом, что-то хрипло сипела. Ей скрутили прочной верёвкой руки и ноги.
- Не егози, стервлядь!  Твой муженёк Абусаид не желает, чтобы ты крутила ляжками в плавках и вертела своей шеей, и твой лобок должен быть чист, а в твоё срамное место и не полезем, не велено.
   Ирада потеряла сознание, когда их «хирург» сделал скальпелем заметные надрезы на ляжках. Чуть позже он  слегка полоснул тем же скальпелем по шее. В заключение другой преступник выдрал ей плоскогубцами в двух местах волосы на лобке, а оставшиеся побрил старой опасной бритвой. Напоследок они плеснули на раны раствором перекиси водорода. Извлекли из шкафа две простыни и швырнули их под обильно кровоточащие места. Выгребли из её сумочки деньги, высыпали из шкатулки драгоценности, забрали мобильный телефон, порвали авиабилет в клочья и, развязав женщине, валявшейся без памяти, руки и лодыжки ног, вытащив кляп, чтобы не задохнулась, с осторожностью выбрались из подъезда. Через квартал от дома их ожидал всепогодный внедорожник.
   Вероника Зимовникова не дождалась в аэропорту подругу. Ирада на звонки не отвечала. Она на такси успела во время приехать к истекающей кровью женщине. Электрозвонки и удары каблуком в дверь возымели действие: Ирада очнулась, кое-как  приловчилась и подползла к двери. Щелчок ключом и перед Вероникой валялась на полу истерзанная подружка. Немедленно вызвала «скорую помощь» и полицию. Ираду увезли в больницу. В своей телефонной книге мобильника с трудом отыскала номер Яна Струга, некогда, по случаю, она получила его от Ирады, когда хотели провести в старших классах  тренинг по истории стран Ближнего Востока.
  Ян, сообщив заведующему собкоровской сетью редакции,  что его секретарша ранена в Ироши буквально накануне вылета к нему на работу в Новую область, взял авиабилет на вечерний рейс. Появляться в поздний час в больнице не имело смысла, никто ни под каким предлогом не пустит к больной. В городской телефонной книге Ироши, валявшейся в тумбочке, отыскал номер приёмного покоя, представился близким родственником больной. Немного пришёл в себя, когда сказали, что раненую прооперировали, и ей стало лучше, но встать на ноги сумеет не скоро. Ему же по личному распоряжению главного редактора предстояло выяснить в Ироши, что из себя сегодня представляет Вадим Зимовников и есть ли у него контакты со Станиславом Забродиным, который втёрся в круг административной группы уже нового президента страны. И по предположениям оппонентов формирующейся линии по ужесточению курса на ослабление воздействия СМИ на массы, именно Забродин со своей супругой разрабатывали основу соответствующих официальных указов. «Но что могут изменить мои некие расследования о роли Забродина в сфере модификации пиар-устремлений определённых кругов?- размышлял Ян, - Перетянуть его в другой лагерь вряд ли удастся. Значит, возможно, Станислав замышляет создать собственное издание. Но газетное дело он не потянет, не по карману и вряд ли привлечёт к работе талантливых журналистов. А вот заграбастать какой-нибудь телеканал? Или организовать новый при поддержке спонсоров нуворишей? Вероятно, на Забродина на всякий случай копают криминал, не случайно связывают его имя с закореневшим в мафиозных структурах Зимовниковым. Он знал, что крепко сдавший за последние годы Вадим не ввязывается ни в какие разборки, мирно получает приличное вознаграждение за работу – синекуру. Однако связи Зимовникова внушительны. Собирая материал о развитии промышленных отраслей Северного региона для аналитической статьи, он не мог не попасть в поле внимания друзей Зимовникова.
- Слушай, что это Струг копает о наших отраслях – несушках золотых яиц? – поинтересовался Зимовников у руководителя перспективных разработок фирмы.- Говорят, встречался и с тобой.
- И не только со мной, Вадим. Ездил и на один из наших промыслов и даже на прииск. Знаешь, ничего предосудительного в его поведении не заметил. Обычный проныра-журналюга, работающий на собственную славу и на газетный гонорар. Слышал, будто бы живёт теперь в первопрестольной, в Ироши у него маленькая квартирка. Обслуживает сразу несколько регионов. Их редакция отказывается от обузы собкоров, концентрирует силы в столице. Им так экономически выгоднее.
- Ну-ну, тебе виднее. Но я знавал его в молодости, ещё тот был газетный упырёк. Даже заарканил было заместительшу по профсоюзу  моей Вероники, некую Ираду. К слову, её кто-то не так давно покалечил. Не слышал?
 - Мне это ни к чему, Вадим. Словом, поглядим, какую статейку о нашей фирме он выдаст.
   Ирада по-прежнему проходила лечение в больнице, при экзекуции над ней «хирурга» в кровь женщины попала инфекция. Переливания крови, химиотерапия. Наступили дни, когда ей намного стало легче и ещё предстояло пройти курсы известного массажиста, чтобы окончательно восстановиться.
   Ян тем временем выполнял задания редакции. Эту неделю  работал в гостиничном номере газеты  над статьёй о проблемах развития промышленности в Северном регионе. Ему оставалось всего ничего – сделать эффектную концовку. Сходил в кафе, добротно пообедал, купил в магазине еду на вечер и утро. Разгар рабочего дня. На улочке – ни души. У торца дома гостиницы возле водосточной трубы появился крепкий мужчина в обычной униформе охранника супермаркета. Струг поднялся на первую ступеньку невысокого крыльца. Рядом скрипнули вдруг тормоза машины и одновременно выстрел в спину. Мужчина в униформе мгновенно испарился, а из автомобиля выскочил юрист Андрей Дрогоявленский. По его вызову приехали и «скорая» и полицейский наряд. Липового «охранника» по горячим следам не нашли. Ян очутился на операционном столе. Ему повезло, что как раз в трагический момент к гостинице, вероятно, для встречи с ним, приехал юрист. Это и спугнуло убийцу. Он занервничал и сплоховал, пуля навылет не затронула важные внутренние органы.


                27. Кидалово


   Два с половиной месяца провалялся Ян в московской больнице. Первое время он чувствовал себя совсем никуда: лечение болезненное, плюс капельницы, особо надоело существование хилого ростка, когда естественные надобности помогали ему справлять медицинская сестра и санитарка, и ел с ложечки, и казалось ему, что всё безмерно серо и беспросветно. Когда дело пошло на поправку, дважды в его палату захаживал со свежими фруктами Андрей Дрогоявленский, оставлял каждый раз небольшие кипы  газет. Разворачивая листы, вдыхая чуть заметный типографский запах, Ян вспоминал своё прошлое, радовался, какие талантливые в их газете  журналисты. Привлекло невольно имя нового сотрудника, Алексея Соломина, и писал тот замечательно, и главное – освещал события тех регионов, что были в сфере его, Яна, внимания. Ему так хотелось поскорее вырваться из лап эскулапов. Ну, буквально руки чесались сесть за свой компьютер и написать живую и классную корреспонденцию. По выходе из больничного городка его встречал на машине юрист. Довёз до гостиницы, пожелал быстрее влиться в родной коллектив. В отведённом ему номере редакционной гостиницы были все его вещи, на столешнице лежал запечатанный конверт с иностранным штемпелем. Это было письмо от Ирады.  Он не бросился вскрывать его, решив прикоснуться к теплу рук любимой женщину чуть позже: в холодильнике нашёл необходимые продукты и сготовил обед, поел. Включил телевизор, показывали какой-то боевик. Выключать не стал, просто убавил резко громкость. Сняв туфли, развалился на диване, удобнее подоткнув подушку под голову. Надорвал конверт, в руках оказался лист писчей бумаги, исписанный с двух сторон.
   «Здравствуй, мой дорогой. Ты не представляешь, каких мук стоило мне писать все строки этого письма к тебе. Я теперь почти инвалид: хожу, прихрамывая, шея на скособочку, досталось моему сухожилию, а от виска через всю левую щеку - шрам. И ещё некие мелочи внизу живота. К тому же даже слегка заикаюсь. Я теперь далеко не та твоя вишнёвоокая, какой была прежде».
   Ян оторвал голову от подушки, поднялся с дивана, отпил глоток минералки. Что-то как бы потемнело слегка в глазах, включил ночную лампу и продолжил чтение: « Мне больно, что всё так нелепо произошло. Кого  винить? Сама открыла квартиру незнакомцам. Хорошо хоть, что не было сексуального насилия. Меня к  тому же обобрали до нитки, остались только небольшие сбережения на книжке. Я ведь собиралась лететь к тебе в Новую область. Да, спасибо Веронике, если бы она  вовремя не приехала, могла изойти кровью. Но сейчас в общем-то здорова. – Но не это главное, мой милый Ян.
   Прости, я уехала насовсем к дочке в Англию, у неё родился сын и кому, как не мне, бабушке, ухаживать за ним, помогать семье дочки. Алия  и её муж с радостью согласились принять меня. Теперь я живу у них. Сын живёт в Канаде, женился там. У него родилась дочь. Вот и всё, мой дорогой, наша с тобой песня, увы, спета. Прощай. Целую».
   Закружилась голова, онемела совершенно внезапно правая половина тела. Опускаясь на диван, успел заколотить кулаком левой руки по столешнице. Когда сосед, журналист другого отдела и тоже бывший собкор, поспешно распахнул  дверь комнаты, Ян не мог произнести ни слова, лишь мычал. Диагноз строгий и неумолимо жестокий – инсульт. И вновь та же больница, но другие доктора. Минуло чуть более четырёх месяцев, когда Струга выписали домой. Его опять встретил и отвёз в гостиницу Андрей Дрогоявленский.
- Отдохни, Ян, от больницы. Через три дня буду у тебя.
  Придя на встречу, юрист поинтересовался, какое у него настроение, предложил на всякий случай выпить капли успокоительного, разговор предстоит не из лёгких. Ян понял, что тот принёс нерадостные для него вести, принял два камушка нитроглицерина. И стал внимательно слушать, поглядывая на бумаги, что держал Андрей в руке.
- Ян, только держи себя в руках. Редколлегия считает, что ты не выполнил контракт, не отработал полных десять лет и один день. Тебе не причитается бесплатная квартира в столице Новой области.  Ты был на больничном свыше положенных четырёх месяцев. Твоё место занял другой  человек, Алексей Соломин, ему переданы ключи от твоей бывшей квартиры.  И ты инвалид, значит, не сможешь выполнять задания редакции. У тебя, слава Богу, есть квартира в Ироши.  Твой серьёзный северный стаж позволяет тебе выйти на пенсию. Мне поручено подготовить для тебя все необходимые документы. В этом вот конверте твои деньги в полном объёме, что причитались тебе и расчётный лист. Пока оформляют тебе пенсию, то да сё, тебе обеспечено бесплатное жильё в нашей гостинице. Напоследок редакция подготовит здесь прощальный с тобой ужин. Прощай, приятель, нам, поверь, было приятно с тобой работать. До встречи!


                28. Розовый парус на гребне волны


     Пришла долгожданная весна. Истаяли сугробы. Всё зримей тепло обнимало землю. Он готовился к переезду на юг. Уже ушли из жизни  отец,  младший брат и мама. За ним там, оформленная на него квартира - старая «двушка». Никаких вестей о себе не подавали ни Ирада, ни её дети. А его сын и дочь – давно взрослые люди, со  своей сложившейся судьбой. Он им не интересен, у них коллеги по работе, друзья. Их совершенно не интересуют его литературные работы, и его книжки в самых дальних углах книжной стенки. Разогнув спину после очередного почтового мешка только что заполненного очередной стопой художественной литературы, подошёл к окну. Солнце набирало силу. Первая радующая глаз изумрудная травка, маленькие клейкие листочки на берёзах. Взгляд споткнулся о большую тетрадь в коленкоровой обложке. В неё были его стихи. Нет, он поэтом себя никогда не считал, писал строфы как бы по наитию и под настроение. Лучшие из них отбирал в свои сборники прозы, и в каждом помещал под соответствующей рубрикой. Раскрыл тетрадку, закладка помогла открыть страницу совсем со свежим стихотворением.

            Думаю о весне. *** Мечтателям***
  Крошится, крошится, крошится на перепутье судьба.
  Хочется, хочется, хочется черпать вино из ручья.
  Странная, странная бабочка из ниоткуда вплыла.
  Что ей тут надо прелестнице? Тоже попить из ручья?
  Тихо – тихонько колышутся, что-то нам маки шепча.
  Грозное хмурое облако вдруг налетело, ворча.
  Молния вспышкой раздвинула серый свинец судьбы.
  Тёплый смеющийся дождичек, словно нас дружбе  уча 
  Приобнял за плечи ласково, даря нам чудо луча.
  Снова откуда-то бабочка. Снова журчанье ручья.
  Маки причёской красуясь, в алом танце кружа,
  Ждут, когда сядет бабочка и пощекочет уста.
  Знать, у околицы жизни мысли, пружиня, летят.
  Просится, просится сказка непременно во все края.
       (стихотворение автора книги)
   Чему-то улыбнулся. Мысли прервала трель стационарного телефона. К разговору пригласил хороший знакомый журналист из областной газеты. Обменявшись приветствиями,  тот  напрямую изрёк:
- Зря ты в своё время поцапался с Трёхлетовой, у неё всё ж  отдел писем и социальных проблем, могла бы тебе темки подбрасывать, всё бы имел гонорар и, значит, хорошее подспорье к пенсии. 
- Не волнуйся за меня. Мог бы писать, как внештатник сейчас, в свою столичную газету. Не до того. В плане у меня ещё несколько книг прозы. Есть над чем голову ломать. А вообще, какие новости?
- Ах, да. Пришла из твоего дальнего северного Ухтарска печальная весть - скончался известный, кажется, геофизик, картограф и прочее  Пётр Сухогузов. Помнишь такого?
- Ещё бы, благодаря ему в нашем регионе заново открыли имя известного российского мореплавателя и исследователя северных земель  Крузенштерна. Основные его материалы прошли через мои руки и увидели свет. Они нашли обширный круг читателей. А потом эту тему подхватила одна известная в том районе дама, работавшая в некой солидной общественной организации. Да, вот сейчас найду домашний телефон Петра Григорьевича и выражу его родным соболезнование. Какой был замечательный профессионал, географ-исследователь и великолепный человек.



                29. Душа в объятиях Времени
 
   Он никогда не предполагал, что ему нужно лишь крошечное пространство на могильном кресте. Всего ничего, чтобы свободно уместиться на махонькой точке перекладины. И когда опечаленные люди повернули в сторону автобусов, чтобы справить потом  поминки  по нему, Петру Сухогузову, что-то, как ему показалось, засвербило в глазах. Только от его прежнего облика ничего не осталось: тело лежало в гробу глубоко под земляным холмом, а он был невидимой точкой Пространства, и в этой точке были сосредоточены все его силы и жизненные вехи, безвозвратно им утерянные. Он как- то знал, куда направляются машины с людьми, но не спешил туда, поскольку неким образом принимая волны- мысли своих родных, близких и друзей,  уже выстроил себе цепочку их выступлений. Он никогда не отличался амбициозностью, всегда просто работал, работал и работал на благо геологии и всей родины. И тут в его «голове» - вспыхнули цифры 22.10.1923. Это день его рождения. Неким как бы легким дуновением его «шарик» примчал в село Прокопьевку, Прилузского района. Перед ним будто всплыл четырнадцатилетний коми-мальчишка, добирающийся на перекладных  в Ухтарск, где его оформили на курсы геодезистов. И вмиг перед ним возникли прокопченные трубы сажевого завода в посёлке Крутой. Здесь он, молоденький техник-геодезист, участвовал с августа сорок первого и по май сорок второго года в строительстве этого завода, эвакуированного из далекого южного города Майкопа. После пришла и его армейская пора - направили в Архангельское военно-пулемётное училище. Но уже менее чем через четыре месяца, в августе сорок второго года, бойцов подняли по тревоге и направили на Волховский фронт. Где-то в генной памяти билась строка:  «Война! Фронт.24-я Гвардейская стрелковая дивизия, 71-й Гвардейский стрелковый полк, 7-я стрелковая рота. Бои под Мгой и Синявином. Осколочное ранение в ногу. Плен, цепкая хватка лагерей военнопленных –во Мге, Войтово, Саблино, Тосно, далее – Йыхви в Эстонии и Кохтла-Ярве, Тадайки – Латвия, затем перевезли в Лауэнбург-  Германия, где вместе с пленными французами работал на спичечной фабрике в Вельдхольцер.
   Второго мая сорок пятого года англичане их освободили и восемнадцатого мая передали русских военнопленных советским войскам. Их отвезли под г. Шверин. Потом направили в г. Тетерев под Бранденбургом. А оттуда в конце мая – в 76-ю Гвардейскую стрелковую дивизию, и до пятидесятого года служил в Армии. Затем после демобилизации уехал на родину. И на долгие годы связал свою судьбу с геологией, начинал работу в топографическом отделе геологического управления Ухткомбината. Помнит его светлая душа все свои должности – от техника до главного инженера и затем начальника Ухтарской  сейсморазведочной экспедиции по геодезии. В зрелом возрасте поступил на заочное отделение Московского института инженеров геодезии, аэрофотосъёмки и картографии и успешно закончил вуз в шестьдесят шестом году, аж в сорок три года. Даже поступил в аспирантуру, но не окончил. Заявил о себе как талантливый специалист. Вёл на обширных территориях аэрогравиметрические работы- и в Коми, и в Ямало-Ненецком округе, и на островах Вайгач и Колгуев. «Шарик» помнил, как он в шестьдесят четвёртом году разработал систему обработки наблюдений высот при барометрическом нивелировании и опубликовал на эту тему статью в журнале «Геофизическая разведка». Именно он первым опубликовал, являясь ещё студентом вуза, алгоритм вычисление нормальных значений сил тяжести на ЭВМ. Лишь спустя четырнадцать лет появились и другие публикации по этой разработке. Сколько же им исхожено километров?  Не счесть. Принимали его на борт и самые первые наши вертолёты Ми-4.  А когда впервые наткнулся на картографические работы Крузенштерна, был покорён мужеством и талантом русского исследователя. Порой, их пути как бы соприкасались, он словно шагал по стопам своего кумира.
 
                *   *   *
    Он знал о возможности побывать в тех местах, где его бренное тело обреталось на Земле. На это отводилось сорок дней. После он, душа его,  должна по слабо освещённому туннелю уйти в распоряжение Высших Небесных Сил. А сейчас он с горечью вспоминал годы своего отрочества и мужания, как обычного  землянина, за  плечами которого были его родные – простые крестьяне, рыбаки и охотники. Все они жили утло, бедно, без ярких проблесков озарения. Да и большинство россиян коротали, как могли, время, отпущенное им на бытие в земной юдоли. Ему отчего-то не хотелось своим всезрячим глазком осмотреть просторы тех стран, где в войну томился в неволе. Он помнил газетные строки, кадры кинохроник и  видеофильмы о жизни стран Запада. Там люди жили гораздо лучше, чем на его родине и в России. Это было ужасно обидно ему, геологу: богатства огромной державы не только в трудолюбии россиян, в преданности своей отчизне, которая с очень многими из них была немилостиво несправедлива и даже жестока, но и в неисчислимых природных полезных ископаемых. Он не хотел перегружать себя, свой, живущий сейчас по своим законам, светоносный мозг всем прошлым, тяготившим душу. И вот, когда провожавшие его в последний путь уехали на автобусах, рядом с ним на перекладину деревянного креста опустился его Ангел-Хранитель. Он был больше его, и весь сейчас словно соткан из облачной серо-стальной ткани.
- Не горюй, - пронеслось в голове Петра Григорьевича,- ты отказываешься от своих сорока дней воспоминаний? Что ты хочешь? Увидеть будущее этой планеты? Или – напоследок узнать время становления твоей маленькой родины? Пока я не знаю, что тебе предначертано свыше. Однако тебя можно смело отнести к разряду способных и даже талантливых людей с технической жилкой. Может статься и так, что ты не станешь землянином, в Мироздании немало Галактик, где нуждаются в зрелом уме для устройства Новой Жизни. Ты не против, если я настроюсь на волну, которая унесёт нас в иное Созвездии к планете - почти двойнику этой Земли? И, кстати, к той земле, что была здесь твоей маленькой родиной.
- Доверюсь тебе, мой Ангел-Хранитель. Что же, давай посмотрим прошлое зырян-коми.
- Хорошо. Только вспомним вначале цитату известного русского историка Надеждина. Вот она: «При разделе земного шара между родом человеческим зырянам достался пай вовсе незавидный: они живут в глубине Севера, среди лесов дремучих, болот топучих, морозов трескучих. Деды наши, хотя и сами не баловни природы, считали зырянский край тюрьмой». Заглянем в глубину веков, в её седую даль?
- Согласен, отправляемся в путешествие.
               *   *   *
   Возник некий вихрь, он всосал в себя душу геолога и его Ангела-Хранителя. Они не почувствовали чудовищной перегрузки, они мчали внутри  некой спирали на ВОЛНЕ  мыслеформы, заданной Ангелом. Они были точно во сне: ресницы их «глаз» оказались тяжелее свинца, мозг ни на что не реагировал. Минуло не так и много времени, как душа геолога Сухогузова вместе с его Ангелом-Хранителем приземлилась на зелёной поляне в обрамлении елей, берёз и лиственниц. На светлой дощице, вмотанной  ремнями из бересты в оструганный кол, на одной стороне читалось на древне-славянском черными буквами из дёгтя: до Вологды 400 вёрст, до Великого Устюга 800 вёрст.  На обратной стороне: Великий старец Евпатий называет ныне 1293 год от рождества нашего Отче.
  Невдалеке торилась дорога купеческим людом: скрипели телеги, понукали лошадей возничие, голоса встречных людей называли цены на хлеб, вяленую рыбу, на меха соболиные. Ангел-Хранитель, прижав к груди светлячок геолога, взмыл в поднебесье: они прошлись вдоль рек Вычегды, Печоры, Лузы, Мезени и их притоков, имеющих те же названия, что и на далёкой отсюда Земле. По берегам громоздились деревянные избушки и сарайки  жителей.  Изгороди словно подпирали бороны, деревянные плуги, широкие лопаты, рядом сушились сети, меж кольев, вбитых в почву, вялилась на пеньковых верёвках рыба, и ценная речная и просто на усладу желудка мелкая белорыбица и даже сорная-эта  на корм птице, а то и всеядным свиньям, которых не все селяне уважали за разводимую ими грязь. На полях зрела рожь, поднимался горох, тянулись зелёные стрелы лука, округлялись бока капусты, радовали глаз и грядки с репой. Кое-где красовались желтеющие шляпки  невидали южной -  подсолнечника. По ним можно было судить, что не одни землепашцы и охотники обосновались тут. А были среди них и те, что углядели морскую даль и Севера и сказочно красивой и тёплой земли Далёкого Моря, а кое-кто  плавал с купцами да с людьми храбрецами стран не близкого Каменного Севера на больших ладно скроенных ладьях под парусами в земли  запредельные.
   И вот резкий скачок во времени: шестнадцатый век, 1544 год от рождества Отче. Земля Руси ширилась и крепла, её купцы были постоянными гостями зырян. Женщины и девушки этой земли приглядны и любы русичам: южная ветвь- смоляноволосые и кареокие, северная – блондинки сероглазые и голубоглазые, потому возникли многие прочные родственные узы, связи. И зыряне, не имеющие родовых князей, жившие всегда вольными птицами, пошли более века тому назад под руку князей русичей. *** В названый год простота хрестьянская Двинского края поставила первые дома будущей слободы Усть-Цильмы. Места доброглядные, но суровые, не всякий год пашни дарили землепашцам урожаи ржи, а бывало не вызревал даже овёс - губили зерно холода лютые. Но сердца пели: год от года прирастала слобода новыми избами, дворами.
   Взмахнул Ангел крылом, вспыхнула на его ладони цифра: 1576. На реке Ижме выходцы коми земель основали Ижемскую слободу. А ещё раньше на реке Мезень заявили о себе слобода Глотово и Кослан. И как по мановению волшебной палочки в руках Ангела шелестят белыми листами Яренские писцовые книги, в них есть строки о селении на устье реки Сысолы, названном Усть-Сысольский погост, позднее в  восемнадцатом веке преобразованный в город. И на этой  планете-двойняшке тоже в ту пору селилось свыше тысяча  семисот жителей, славился он по осени своими ярмарками, куда съезжался расторопный люд Севера и Сибири.
- Друг мой,- спросил мысленно Ангел душу подопечного, - а знаешь ли ты герб древний своей земли зырян?
- Ещё бы – это спящий в берлоге медведь.
- И здесь сей символ. Желаешь ещё посмотреть, как развивается здешняя коми земля?
- Ну, если тут всё точно скопировано с нашей Земли, то я знаю историю Коми. Я помню  многие исторические личности, чья судьба тесно переплеталась с моей родиной. Но особое чувство привязанности и любви у меня к известному исследователю Павлу Крузенштерну. Поработав в Печорской экспедиции, он после тридцать три года исследовал наш Коми край и Северо-Восток Европейской части России.
- Знаю, друг мой, ты был не только прекрасным геологом, а ещё и краеведом, ты, между прочим, был известным членом Всероссийского географического общества. Это благодаря твоей переписке с Эрихом фон Крузенштерном получены фотопортреты Павла Ивановича Крузенштерна. Твои публикации о семье известных исследователей продолжила твоя землячка Попова. А если хочешь, я могу вызвать на встречу с тобой Павла Крузенштерна. Или, вспомним о том, что говорила о семье Крузенштернов Ева Пернедер - внучка Павла Ивановича по материнской линии, проживавшая в Берлине..
 – Знаю, знаю, она доктор географических наук, автор книги о Крузенштерне   «Между страстью и долгом». С ней встречалась моя добрая знакомая Попова.
- Ну что же, сейчас я выставлю копию статьи Евы. Освежи, душа, память.
 
                Ева Пернедер , г. Берлин
                «Загадочная земля» Крузенштерна
 
   По инициативе видного русского геолога А.Кейзерлинга министерство финансов и корпус горных инженеров решили послать экспедицию в Печорский край для составления геологической карты. По выражению А.Кейзерлинга «Печорский край представлял совершенно загадочную землю подобную внутренней Африке». Составленные ранее карты Коми края представляли приближённые и искаженные очертания географических объектов. Например, село Ижма было нанесено на карту с ошибкой в 60 верст. Некоторые реки на карте имели течения, обратные действительным. Для производства астрономических наблюдений и составления карты вместе с Кейзерлингом в Печорский край 29 мая 1843 года и отправился П.Крузенштерн. Вот сведения Евы из её публикации:
  «Если мы начнем говорить о русских землепроходцах и первооткрывателях, то одним из первых в нашей памяти всплывает имя Адама Иоганна фон Крузенштерна, совершившего кругосветное плавание в 1803-1806 гг.
  Его третий сын Пауль - также был первопроходцем и мореплавателем, но значительно менее известным. Именно о нем я бы и хотела немного рассказать, поскольку он для меня не чужой человек. Моя бабушка была единственной его дочерью. Она часто рассказывала о его беспокойной жизни. Позднее, в ходе многих генеалогических исследований, связанных с именем Мими – первой жены Пауля (урожденной Котжуби), я получила в свои руки его личные письма, которые хранились в мюнхенском и шведском архивах Крузенштернов. Они в значительной мере способствовали в нас формированию образа этого человека.
   Пауль (своё второе имя Теодор он никогда не использовал, но о нём необходимо упомянуть) родился в Ревеле (ныне г.Таллин) в 1809 году. Позднее жил и воспитывался в Санкт-Петербурге, где его отец возглавлял морской кадетский корпус. Его детские и отроческие годы пришлись на царствование Николая 1. Он пошел по стопам отца, выбрав карьеру моряка русского флота. Его образование и практические научные разработки были связаны с морем.
Устремления Пауля не могли быть удовлетворены в повседневной работе. Он мечтал об изучении северных районов России и побережья Ледовитого океана с помощью корабля или какими-то иными средствами. И вот такая возможность представилась. В ходе первой экспедиции, состоявшейся в 1843 году совместно с графом Александром Кейзерлингом, были исследованы река Печора и её многочисленные притоки. Эта экспедиция стала переломной в судьбе Пауля. Её открытия и результаты в значительной степени расширили знания о Печорском бассейне - а значит, и о Республике Коми, её природе, животном мире и населении. За ней последовала экспедиция 1874 и 1876 гг., когда Пауль уже был пожилым, почтенным человеком.
  Пауль Крузенштерн стал авторитетнейшим знатоком всего водного бассейна р. Печоры. Николай 1 назвал его Печора-Крузенштерн, чтобы отличить от отца, а также от старшего брата – тоже Пауля, который также был моряком и путешественником.
  Пауль был дважды женат. В 19 лет от роду он женился на Вильгельмине, дочери знаменитого поэта Августа фон Котжубе. От первого брака у него было 4 ребёнка, достигших зрелости. Двое из них имели своё потомство, представители которого живут в Германии, Польше и США. Пауль оставил службу на русском флоте в возрасте 60 лет в чине вице-адмирала. Он умер в 1881 году в эстонском замке Асс, принадлежащем ранее его отцу.
  Теперь я расскажу о том, каким он запомнился своим друзьям, родным и близким, особенно своим коллегам по научной работе. И о том, каким он был в семье.
   В те времена понятие «семья» было более значимым, чем в нынешние. В случае с Паулем необходимо говорить о двух прославленных фамилиях – Крузенштернов и Котжуби. Обе семьи связывала тесная дружба и двусторонние браки. Все дяди и тети, кузены и кузины, вся армия близких родственников пристально следили за каждым неординарным выходцем из этих семей. И Пауль не был исключением, ведь он являлся одним из сыновей Адама-Иогана, великого путешественника. Он одновременно грелся в лучах отцовской славы и был его тенью…
   В бывшем СССР Печора-Крузенштерн, а вместе с ним и граф Кейзерлинг пользовались огромным вниманием и уважением. В музее Арктики в Санкт-Петербурге  им выделено достойное место. Они были первыми исследователями огромного района реки Печоры с её многочисленными притоками  на Европейском севере России. Павел Крузенштерн первым настойчиво рекомендовал использовать этот  регион  в экономическом плане.
   В России помнят его путешествия и открытия в Арктике, когда он плавал на своей шхуне «Ермакъ», маленьком парусном двухмачтовом корабле, который был затёрт и раздавлен льдами Карского моря. 
  Я считаю, что взгляды и устремления Пауля Крузенштерна были несоизмеримо шире его возможностей. Его сокровенным желанием было увидеть судоходный путь, который бы связывал дельты  трех великих русских рек – Печоры, Оби и Енисея.
Его взгляды и соображения по праву внесены в разряд достижений географической науки Х1Х в. Интересна его идея основать Северо-Восточный Тракт – путь из Атлантического океана в Тихий через Север России по маленькому гипотетическому пути, свободному ото льда и ледяных глыб лишь в короткий период северного лета в районах недавно разведанного северного побережья России и ледовых торосов полярного моря. Пауль хотел прояснить обстановку именно в этом участке грандиозного Северо-Восточного Тракта.
  Мне бы хотелось, чтобы в Республике Коми  сохранили и приумножили светлую память о первой географической экспедиции в этот северный край. О людях, участвовавших в ней. О Пауле фон Крузенштерне.
                *   *   *
  Эта статья была предоставлена вниманию журналистам Сыктывкара (столица Республики Коми). Эпиграфом к ней следующие строки:
  «Общество изучения Коми края, Министерство культуры Республики Коми, Коми отделение Российского Фонда Культуры, Институт языка, литературы и истории Коми Научного Центра УрО РАН, Сыктывкарский университет, Ухтинский индустриальный институт, Коми республиканский краеведческий музей в эти дни проводят в Сыктывкаре V научную краеведческую конференцию «Научные экспедиции и исследования Коми края», посвященную 150-летию первой научной Печорской экспедиции 1843г. под руководством А.Кейзерлинга  и  П.Крузенштерна».
p.s. Следовательно, эта конференция состоялась в 1993 году.
                *   *   *
 
  Душа Петра Григорьевича Сухогузова и его Ангела –Хранителя взмыли с поляны и приземлились на берегу бескрайнего моря. Из-за горизонта вырастали паруса знаменитого барка «Крузенштерн».
- Друг мой, у меня, к сожалению, нет возможности представить тебя Ивану Федоровичу фон Крузенштерну.  Перед тобой представлю только его портрет. И вот запись статьи твоей землячки  Поповой, подготовленной ею к 300-летию Российского флота. На этой планете празднования тоже уже прошли. Читаем!
  « К 300-летию Российского флота учебно-парусный барк «Крузенштерн» совершает кругосветное плавание. Он уже обогнул мыс Доброй Надежды – самую южную точку Африки. Барк идёт тем же путем, что и корабли «Надежда» и «Нева» под командованием И.Ф. фон Крузенштерна и Ю.Ф. Лисянского, которые совершили в 1803-1806 гг. первое кругосветное плавание под российским флагом.
  Начальник экспедиции,  Иван Федорович Крузенштерн – уроженец Эстонии, после окончания Морского кадетского корпуса участвовал в русско-шведской войне, а затем в числе нескольких  русских офицеров был направлен волонтером на британский флот. Вот и довелось молодому офицеру ходить на английском военном фрегате к берегам Индии и Северной Америки, на острова Карибского моря, а затем на купеческом судне побывал он в далекой Малакке и шумном Кантоне. Вернулся на родину просолённым, закаленным моряком и вскоре предложил Адмиралтейству проект кругосветного плавания. Но смелый план капитана напугал некоторых чиновников от флота, и его отослали на Балтику, в Ревель (ныне Таллин). Только два года спустя его проект поддержала могущественная Российско-Американская торговая компания и снарядила два корабля.
Эта экспедиция имела огромное научное и практическое значение. Моряки Балтийского военного флота, из которых были набраны экипажи кораблей, прошли отличную школу морской выучки. 1090 дней и ночей, полных морского труда, штормовых опасностей, гудящего океанского ветра, закалили их и запомнились на всю жизнь. Были изучены глубины океана и морские течения, составлены точные карты, атласы для Адмиралтейства, сделаны подробные описания стран и народов, вдоль побережья которых пролегал их путь, открыты и описаны новые острова. Моряки привезли богатейшие коллекции для естествоиспытателей, доставили товары для Российско-Американской компании. И главное – они привезли с собой твердую веру в то, что дальние кругосветные плавания по плечу русским матросам и офицерам.
   Отечество высоко оценило подвиг Крузенштерна – он был награжден орденами, произведен в адмиралы и в почетные члены Академии наук. В 1827- 42 гг. он был директором Морского корпуса, где воспитал целую плеяду будущих талантливых флотоводцев.
  С 1803 по 1866 гг. русские моряки и ученые совершили 36 кругосветных плаваний. Открытия и научные труды, географические карты и атласы вошли в золотой  фонд географической науки.
   О значении кругосветных плаваний, начало которым положил адмирал Крузенштерн, известный русский флотоводец и ученый- океанолог адмирал С.О. Макаров писал: «Их деяния да послужат драгоценным заветом дедов своим внукам, и да найдут в них грядущие поколения наших моряков пример служения науке».
А теперь барк «Крузенштерн», который носит имя прославленного адмирала, завершает свое кругосветное плавание. Однако экипаж корабля состоит не из бывалых моряков, а из курсантов морских училищ. Эта молодежь не подкачала, оказалась достойной своих предшественников (среди них, как недавно сообщило российское радио, находится прапраправнук адмирала Александр)".   
                *   *   *
                30.   Малый экскурс в прошлое, плюс
                За околицей  стойбища
   Известный на Севере пилот винтокрыла Сергей Мишанков давно перевёлся из Ухтарска в Ироши, в годы кризисных девяностых надолго оставлял семью, работал  в авиапредприятиях Восточной Сибири и Дальнего Востока. Выйдя на пенсию, приобрёл старушку «Аннушку», выполнял частные заказы предприятий, доставляя небольшие партии груза к месту назначения, одно время подвизался было в роли туроператора, и по утверждённым маршрутам летал с экскурсионными целями в дальние или пользующиеся у туристов  популярностью уголки страны. Чего только не наслышался за те годы от своих любознательных друзей: о Гиперборее, о Золотой Бабе,о Тартарии, о пришельцах из дальнего Космоса, о Лемурии, о ядерной войне, которая в весьма седую старину бушевала в нескольких регионах Земли, о чём говорили мифы и сказания Индии и других народов. Особо его притягивала тема об Атлантиде, о её внезапном исчезновении  с лика планеты.
Когда представители новой волны власти в начале двухтысячных годов начали  выводить страну из пика обнищания, он вернулся в Ироши. Конечно, немного погрузнел телом, но с небом не расставался и здесь. АН-2 давал неплохой приработок к пенсии. Его семья материально не нуждалась. В турагенстве ему сообщили о поступлении заявок от туристов на посещение дальних уголков Таймыра и Красноярского края. Нашлись даже люди, мечтающие побывать на строящейся в сороковые и в начале пятидесятых годов печально знаменитой железной дороге Салехард-Надым. Это  501-я гулаговская стройка. Железную дорогу вели  со стороны Уральских гор, а навстречу ей заключенные из Красноярского края тоже в невыносимо тяжких условиях Заполярья возводили свой участок дороги. До соединения оставалось где-то четыреста километров, как не стало биться сердце Сталина. Новая партийная власть прикрыла дорогу, и многие проекты индустриализации северных регионов, богатых природными ископаемыми, остались нереализованными. В студёную землю были напрасно вбуханы громадные средства,  а в народе пошла ходить молва, что под каждой шпалой «железки» труп зека. Чтобы сформировать полную группу туристов, желающих облететь бывшую 501-ю, оставалось включить ещё пару человек. И вот сам случай свёл его  в супермаркете  с Яном Стругом.
  Изменили годы внешность журналиста, с кем не раз летал в районы Приполярья и Заполярья. Постарел, просторная куртка не скрывает вес. Но всё такой же весельчак и за словом в карман не лезет. У выхода из продуктового отдела окликнул его:
- Ян! Сколько лет, сколько зим!
- Серёга! Привет бродяга. Что, нагулялся, наконец-то в родную хату завернул. Как у тебя дела?
- Дела в прокуратуре, - попытался тот отшутиться.
-  Не химичь, рассказывай.
  И Мишанков поведал о своих проблемах с турбизнесом, что остаётся всего два свободных места, чтобы организовать полноценную группу туристов.
- Представляешь, вернувшись сюда, я только раз на своей «Аннушке» летал по заявке предпринимателя в сторону Надыма.  Места там есть дивные. Слушай, а ты не сможешь мне оказать содействие, я бы тебе выплатил комиссионные.  Скажи им, что туда и обратно на самолёте стоит не ахти уж как и много. Ну, если кому понадобится поближе познакомиться с природой Севера, немного доплаты. Горючка дорогая.
- Честно говоря, даже  и не знаю, как тебе помочь. Впрочем, одно место, может быть, смогу организовать,--сказав так, вспомнил недавнюю встречу с Вероникой Зимовниковой, которая с большой теплотой помнила дружбу с Ирадой и как жаловалась, что её Вадим совсем ушёл в себя, сиднем сидит дома, глотает одни детективы, и ничем больше не интересуется. – Да, а если меня возьмёшь в свой лайнер, скидку сделаешь?
 - Такой же, как и прежде, шутник.
- Я серьёзно.
- Ладно, если одного человечка загарпунишь по полной программе, договорюсь в турагенстве, чтобы тебе сделали скидку  на мой борт в полцены, поскольку весьма не просто оказалось создать группу воздушных путешественников на Север. Это и будут тебе мои комиссионные на полёт в Надым и обратно. Валяй, держи мою визитку.
  Как Ян и ожидал, Вероника благосклонно отнеслась к его предложению. Группа из девяти пассажиров с комфортом устроилась на борту Ан-2. Одно место держали свободным, мало ли что может случиться в пути. Преодолев Уральский хребёт, первую посадку самолёт с туристами совершил в Салехарде. Официальный запрос властей  настоятельно просил пилота Мишанкова взять на борт депутата ненца Салиндера, вышедшего из больницы. Оплата гарантирована. Ему как раз лететь до самой последней точки маршрута, там его встретят свояки из стойбища. Сергей дал согласие. Так в терминале с туристами оказался депутат районного собрания, фельдшер Салиндер. Его место оказалось рядом с креслом Струга. Через некоторое время в салон вошёл второй пилот.
- Командир нашего экипажа Сергей Мишанков, заслуженный пилот Гражданской авиации приветствует вас. Первую посадку делаем по маршруту следования  на аэродроме геологической поисковой экспедиции. Вам предоставят автобус для ознакомления с посёлком, вы пообедаете в столовой экспедиции, а в актовом зале работник экспедиции и по совместительству экскурсовод ознакомит вас вкратце с историей строительства железной дороги Салехард - Надым. Затем на вездеходах отправимся к ближайшему железнодорожному околотку, где восстановлен небольшой участок дороги и мост. Желающие могут посетить один из отремонтированных бараков, в таких жили строители–это были заключенные. Вас  ещё раз покормят, а потом снова в полёт. 
  На базе экспедиции их ожидала экскурсовод Олеся Овчарова. Некоторые туристы записывали её рассказ на диктофон, другие - в блокнот, развешанные на стенах диаграммы и фото подверглись буквально фотообстрелу путешественников. Её обстоятельную лекцию, составленную по достоверным журналистским исследованиям газетчиков из республики Коми и Ямало-Ненецкого национального округа, слушали, затаив дыхание. Ян с трудом сдерживал волнение: на этой земле прошли годы его детства, отрочества и становления журналиста и человека – романтика, воспитанного на благородных поступках литературных героев, тонко чувствующего внутренний мир человека, способного сострадать и стоять под знаменем истины и справедливости. Он включил диктофон:
-Давно неравнодушные головы мечтали  о железнодорожной магистрали, что связала бы север Европейской части страны с  полярными районами Красноярского края, где на богатых рудных месторождениях построен Норильский металлургический комбинат, - начала своё повествование Олеся.- Так, в начале сороковых годов прошлого века рассматривался вопрос о строительстве морского порта в проливе Югорский шар и, конечно, дороги туда. От начавшихся было изысканий отказались, условия оказались невыносимо сложными. Однако к идее освоения богатств Крайнего Севера вернулись в сорок седьмом году. К полевым работам приступили в марте, когда были созданы так называемые опорные базы. Огромные трудности встретила на своём пути проектно-изыскательская экспедиция, ведь плацдарм исследований – территории Полярного Урала, полуострова Ямал и прибрежья  Обской губы представляли собой практически «белые пятна». Вы на АН-2 пролетали вдоль уже построенной железной дороги Чум – Салехард. Для любителей истории: в феврале сорок девятого года было создано ГУЛЖДС – главное управление лагерного железнодорожного строительства. Управление включало 501-ю стройку и 503-ю- восточное крыло ( в Красноярском крае). Задумка была масштабная: железная дорога соединяла бы северные оконечности Ледовитого океана с северо-западными и центральными районами страны. Трудно даже себе представить, сколько понадобилось леса, грунта, щебенки, металла для строительства всей дороги и инфраструктур. А территория – почти безлюдье. На тысяча двести километров, объединяющих  площадь между могучими реками Обь и Енисей, приходилось всего четыре тогда маленьких поселка, в их числе – Надым.
  Вдруг вопрос из зала от гостей геологов:
- Вас представили как экскурсовода. Вы с нами дальше - на самолёте?
- Экскурсовод я по совместительству. И с удовольствием летаю вместе с туристами. Но вы прибыли в то время, когда у нас в партии готовятся отчёты за полугодие, а я камеральщица, предстоит обработать значительный по объёму материал. Сейчас несколько общих цифр о стройке: от Салехарда до Надыма действовало более трёх десятков лагерей. Люди, в основном заключенные, жили в бараках, условия быта чрезвычайно скудные. Однако кормили достаточно сносно. Были и тушёнка и молоко.
- Вы можете назвать количество людей, занятых на стройке? А политические были среди зека?
- После ликвидации 501-й стройки отсюда вывезли на Большую Землю где-то сто тысяч человек, это и заключенные, и вольнонаёмные и охрана. Да, под усиленным режимом были политические.
- Извините, неужели в таких условиях работали и женщины –зека?
- Увы, это правда. Работали они и на лесоповале, и на укладке дороги, таскали шпалы. Доставалось им тут крепко, особо от  некоторых конвойных. В лагерях отбывали сроки не только уголовники и политические, но и художники, музыканты, артисты, медицинские работники.   Словом так: когда вернётесь из Надыма, я познакомлю вас с Салехардским краеведческим музеем. Там масса интересного материала, и не только о пятьсот первой стройке.
   Высадив группу туристов в Надыме, за ними приехал комфортабельный автобус, Сергей Мишанков отправился в стойбище Салиндера, куда вместе с фельдшером полетел и Ян, его пригласил в гости депутат райсовета. Отнекиваться  Струг не стал.
- Тебе, Ян, я очень рад. Увидишь, как живут оленеводы, послушаешь один мой интересный рассказ. Пилот останется на ночёвку?
- Конечно, зачем ему жечь горючку.
- Тогда идёмте ко мне.  Или сперва к людям?
- Так я не новичок на Севере, считай, полжизни ему отдал. Веди сразу к себе и рассказывай о некоторых удивительных вещах, что обмолвился в самолёте.
- А как пилот, надёжный человек, не трепач? От тебя идёт навстречу ровная волна. От него не пойму.
- Знаю его давно, отменный парень. Как полагаешь, у штурвала Аннушки просидеть чуть не весь день, это как? Сейчас самолёт  подготовит к ночной стоянке и придёт к нам.
  Всё самое лучшее из еды, что было в доме, красовалось на обеденном столе.  Прежде всего радовала глаз рыба – куски малосольного муксуна, осетра, из мяса – варёная и копчёная оленина, а варенья черничное, из голубики, морошка в собственном соку. И славная выпечка хозяйки. Гости договорились с хозяевами, чтобы графинчик с волшебной хмельной жидкостью ни в коем случае не обновляли, поскольку завтра – в полёт в обратную сторону. И вот хозяин пригласил новых друзей в свой маленький кабинет. Прикрыв дверь, оставил на столе ночник. Повозившись в ящике стола, достал некую поделку из слюды, причём, розоватого цвета, похожую на растекшуюся на ладони эллипсовидную большую каплю, поблескивающую при свете тусклой лампочки.
- Теперь, Ян, узнаем, какое событие в твоей жизни за последние годы оставило заметный след в твоей жизни. Не возражаешь?
- Отчего, любознательно.
-Я поднимаю эту каплю на уровень твоих глаз, смотри прямо в серёдку вещицы. В левой руке я держу настольное зеркало. Лучики от ночника освещают и тебя, и каплю, и зеркало. Через пару минут смотри в зеркале картинки.
   Вроде некий туман окутал зеркало, и вдруг перед Яном возникла пещера на Диманском кряже и яркий небольшой,  как бы мячик, вплыл в пещеру. И тоненький голосок сверху, у самого потолка, убежища Яна и его друзей, появившихся там, преодолев коварные пороги, с посвистом произнёс:
- Вам следовало дождаться позднего вечера, я бы тогда подсказал вам, что интересного имеется в этой лощине и в ущелье.
- Это ведь не сон!- вскрикнул Ян.
- Конечно, не сон. Меня вызвал драгоценный луч, родом из нашей седой старины, и я отправил сюда свой лучик-изображение. Ты хотел увидеть изваяние древнего идола. Оно скрывается в глубокой трещине- колодце, укрытом крепкой плетёнкой. От него идут по бокам две линии камней, колодец в полнолуние смотрит на Полярную Звезду. Здесь вход в иной мир, где, к слову, мы прячем Золотую Бабу. Она изредка просится на Землю, чтобы прогуляться в этой лощине. После снова опускается в иной мир. Этот колодец может увести человека в неведомую даль. Чаще – в прошлое. И он там может остаться, если захочет. Но перед таким путешествием человек должен посидеть на камне за пещерой, камень смахивает на кресло.
   Тут видение исчезло. Трое друзей сидели с открытыми ртами, что-то шевеля губами. Вот вышли из транса. Фельдшер спрятал слюдяную розовую каплю в ящик стола.
- Где ж ты достал такое чудо?- выдохнул Ян.
- Где? Там, только в соседней небольшой пещере, где ты был с друзьями. Приплыл на лодке. Всё, всем спать. И молчок. Ясно?!
  Ян и Сергей одновременно согласно махнули головами.


                31. Когда у лестницы нет ступенек

   Лето завершало свой разбег, усмиряя пылкость зелёной листвы на деревьях, подгоняя к перемену погоды ватно- серые тучи. Новая повесть у Яна подвигалась туго. Время бежало к обеду. Достав из холодильника продукты, разложил на столе разделочную доску. Тут настойчивые электрозвонки, перемежающиеся ударами в его железную дверь. Ему подумалось, видно, кто-то ошибся, он никого не ждал. В глазок виднелась женская шляпка и грозящий пальчик.
- Что вам надо? Я вас не знаю !
- Отпирайте дверь, Ян, и сразу узнаете. Не беспокойтесь, кроме меня здесь никого нет.
   Едва звякнул ключ, как повернулась дверная ручка и на пороге возникла весьма приятной наружности молодая женщина.
- Матерь Божья, вы меня не узнали? Я – Олеся Овчарова. Пройти-то к вам можно?
  Действительно, перед ним стояла та, что назвалась экскурсоводом их туристической группы, когда они летали вдоль бывшей строящейся железной дороги к Надыму.  Непонятно отчего, ему вдруг захотелось созорничать.
- Проходите, оставьте пока саквояж в прихожей. Плащ вешайте со шляпой на вешалку. И марш на кухню, приготовьте обед, все нужное найдете на столе. Когда сготовите, позовёте,  буду в своей компьютерной., как я называю вторую комнату. Мне мысль некая голову пробуравила.
   Ни слова в ответ, женщина напялила расхристанные тапочки и ушла на кухню. Она явно возилась у газовой плиты. Минут через сорок позвала его:
- Сейчас выставлю готовку на стол в гостиную.
Он вырос перед ней:
- Это у меня, к сведению, одновременно и спальня. Вы же ещё душ не принимали?
- Странно, когда бы я успела, попав в такое рабство.
- Вот и отлично. Сбрасывайте с себя платьишко и всё такое. Сначала покатаетесь.
- Как это, не поняла?
- Я буду конь, но в трусах. А вы будете наездницей.
- Ян, не валяйте дурака. А где вообще наши умные разговоры? И потом, переходим на «ты».
- Хм, умные разговоры. Так у меня по башке прошёлся инсульт. Я желаю, чтобы ты нагишом устроилась на моей спине, пощекотала её и мы сделаем променад по квартире.
- Ты это серьёзно?
- Да более чем серьёзно. Давно не выступал в роли коня.
- Тогда держись, я взнуздаю тебя!
  Олеся сбросила все одежды на пол, и ловко устроилась на его спине.
- Ну, четвероногое!
  Её пятки прошлись по его бокам. На придиванном коврике Ян как бы споткнулся, завалился на бок. Олеся схватила его за волосы, вжала свои губы в его губы, сочнейший поцелуй, а потом какая-то сумасшедшая возня. Выскользнув из его объятий, девушка  бросилась в прихожую, вытащила махровое полотенце и свежую одежду.
- Ян, после твоя очередь принять душ, а я ставлю обед на стол.
  Он в пижаме, она в халатике устроились на диване. Шикарный обед с красным вином. Что ещё надо старому писателю? А молодой женщине?  Им вдвоём хорошо. Олеся опустила голову на его грудь. Встречаясь с его взглядом, тихо молвила:
- А я ведь говорила, что ты всё равно захочешь сладенького. Разве не так, Ян?
  Он вздрогнул и хрипло спросил:
- Ты откуда взяла те слова? Их некогда говорила Саша. Саша Итц.
- Не будь простаком, Ян.  Я и есть Саша, которая предлагала себя тебе. Только у меня другие документы. После того, как моего физрука посадили следаки под крепкий замок, я и надумала расстаться со своей прошлой биографией, у физрука было достаточно документов и море денег. Но если бы не твоя помощь, не видать мне свободы. Мне было уже семнадцать, когда его взяли в оборот силовики. Денег мне досталось не меряно, потому ухватистый адвокат тоже помог удачно решить мои проблемы. Он нашёл фартового покупателя на всё имущество физрука. Подсказад мне адреса хирургов. У нас классные медики  по лицевой и челюстной  хирургии. Только денежки им отстёгивай. Связь с бывшим гражданским мужем не поддерживаю, но два-три раза в год через определенных людей ему передают от меня деньги и продукты. Его никакая тюрьма не перевоспитает. Мне это всё ни к чему, и он знает. Если выйдет на свободу, а он кипишной, то энную сумму ему передадут. В загранку и не думала подаваться: не знаю языка, никаких серьёзных знаний. А тебя я давно хотела отблагодарить. Конечно, своим телом. Я знаю, что ты давно не живёшь с Соней, она то одна в своей квартире, то в семье дочери. Потому смело ехала к тебе. Ну, вспомнил? Прокрути ленту памяти этак на полтора десятка лет назад.
   Олеся уснула на его плече. Он включил «карту» памяти.

                *   *   *

   Он предчувствовал, что умрёт именно сегодня, но отчего-то думал о том без страха. Быть может, потому что пожил немало. Дети давно взрослые, у них свои семьи, заботы и радости. Ужинать отказался: зачем Туда идти с полным желудком,  Тело его Там никому не нужно. Он увлекался работами Даниила Андреева, некогда с зубовным скрежетом преодолел его главное произведение --"РОЗА  МИРА". И потом представил, в какое измерение уйдёт душа его. Грехов за ним больших не водилось, но, всё же, он далеко не ангел и оставлял порой на своих жизненных вехах разный негатив. Только вспоминать свои жизненные неурядицы не желал. ТАМ, КОМУ надо, и без него их прочтут. Ему хотелось одного: отключиться от всего и уснуть, пусть Дама с косой придёт тихо, незаметно ни для него, ни для родных людей. Уснул. И вот умер. Душа его вышла из тела и с любопытством всматривалась в окружающий мир. Махонькая светлая точка потерялась на фоне обоев с их вкраплениями мелких блёстков. Внизу комната, его в прошлом рабочий кабинет. Книжный стеллаж, потёртый диван, безропотно принимавший в свои объятия его живое тело, аккуратный столик с компьютером и принтером, прочный табурет  из сосновых деталей, на стене картины местных живописцев, на фотообоях вздымающийся на гребне волны розовый парус и как бы абрис судна, творящего тяжёлое противоборство сквозь  покрытый грозной морской пеной и крутыми волнами простор. Ему мнилось, будто это его тело, преобразованное талантливой рукой художника в иную сущность, что обретается в мире людей по своим законам.
   Тут вошла жена, приехавшая его попроведовать . В прошлом красивая женщина, этакая вроде северной Софи Лорен. И звали её Софья. Она присела на краешек дивана, позвала его.  Прислушалась. Тихонько застонала и начала колотить кулачками по его спине, приговаривая:
   - Дурак, дурак, дурак! Что ж ты наделал. Опять обо мне не подумал.  Гад, гад, гад, как же я  теперь буду одна?! Зачем ты ушёл?! Тебе бы ещё жить и жить. Дурак ты, я же тебя любила. Матерь Божья, ты остываешь.
    Она рванула к домашнему телефону, вызвала "Скорую".Молодая врачиха осмотрела его тело, послушала, приставила зеркальце к губам, приподняла веки.
   - Где же ваш дифибрильятор?!- крикнула Софья.- Или, как там его?! Запускайте!
   Врач что-то писала на листке бумаги, потом проговорила:
   - Ему уже ничто не поможет. Он не дышит больше часа. А вы-то где были?
   - Недавно к нему приехала, не отвечал на телефон. Пришла глянуть, он допоздна сидит за компьютером. А он вот вам, на диване и холодный.
   - Берите дамочка справку и с утра летите в поликлинику. Хлопот будет у вас более чем достаточно. Надеюсь, телефоны ритуальных служб найдете?
    Она без слов опустилась на стул, прочла написанное врачом и недоуменно сказала:
   - И вот за этими строчками вся жизнь?!
    Врач вышла вон из квартиры. По вызову приехала траурная "карета", дюжие молодцы объяснили, как ей действовать, и на носилках вынесли тело бывшего мужа, прикрытое белой простыней,  к распахнутым створкам машины. Его душе не хотелось сопровождать это тело, холодное, с безвольно покачивающейся головой. Он знал: теперь он в него никогда не вернётся. А он словно поднимался вверх по лестнице без ступенек. Слабый луч не вёл душу бывшего человека высоко, в мгновение ока он перемахнул громадное расстояние. Перед ним проплывали домишки села. Неким чутьём он знал, что это родина его отца и его тоже. Только дом показался ему нежилым, неприглядным, впрочем, подобных ему тут оказалось вдосталь. Душа вспомнила привычно мелькавшую в газетах фразу:" Неперспективное село".
   Странно, подумалось душе, в войну, значит, было перспективное село, большое, тут проживало полно людей, а сейчас, в разгар современного НЭПа - пиши пропало! Как же так!?
   Вдруг по просёлочной улочке пробежала цыганка. Он вздрогнул, память души воскресила уже далёкие годы, когда он тридцати семи лет от роду на приморском бульваре большого черноморского города на зазывный клич спелой цыганки подставил ей свою правую ладонь,  а потом и левую. От её предсказания он едва не поперхнулся от смеха. Она предрекла, что в очень зрелом возрасте он может угодить в тюрьму. Не выдержав, он рассмеялся, бросив:
   - Ну вы и даёте! Я коммунист, руководитель парторганизации, и к тому же работаю там, где нечего красть.
   - Бойтесь людей, которых звать Александр, или Александра. Ещё с вас червонец и я вам открою нечто важное для вас.
     Он тогда отказался, сказав, что червонец нынче денежки не малые. Могла бы и продолжить своё гадание для него. Она отвернулась и быстро ушла прочь. Утро другого дня он проводил там же. Свои услуги предлагала другая цыганка. Ради интереса спросил, а где другая её товарка.
   - О, это у нас самая сильная гадалка. Уехала в другой город, будет в  таборе в конце недели.
   Отпуск ему намекал, дескать, пора брать обратный билет на поезд. А на другой год, будучи по делам  в столице, решил навестить всеми любимую в их семье бабу Зину, родную сестру умершего отчима. В квартире, кроме неё, была вся семья её единственного ребёнка - Александра, служащего в весьма солидной конторе. Стол в гостиной был на диво хорош, было всё, что душе угодно.

    Разомлев от гостеприимства, позволил себе пооткровенничать на самые злободневные темы, давая понять, что не лишен продуктивного взгляда на существующую действительность. Только  не обратил внимание, как хозяин квартиры включил великолепный импортный музыкальный центр. Однако разговор лился своим чередом, тогда как музцентр дремал, не издавая звуков. А на другой день он уехал в свой сибирский город. Чередой бежапи дни, недели, месяцы. Настало отчётно-перевыборное партсобрание. В его работе участвовал сам первый секретарь горкома партии. Ведь эта парторганизация являлась значимой в сфере внимания партаппаратчиков. Его кандидатуру вновь выдвинули на должность секретаря партбюро. И вдруг "первый" взял слово:
   - Вы отлично работали в этой должности. Но, согласитесь, вас вот уже четыре года подряд  избирали секретарем партбюро. Давайте посмотрим, как будет работать другой человек на этой должности. Вы, вероятно, и несколько приустали.
   Он, конечно, обиделся. Ведь получал всегда одни благодарности. Потому, не подумав хорошо, какое произведёт впечатление на "первого", ответил:
   - Пусть ребята сами и решат, как скажут, так тому и быть.
   Относя отчёт с перевыборного собрания в горком, услышал из уст завотделом, в прошлом секретаря парткома крупного завода, с которым у него складывались прекрасные отношения:
   - Ну, приятель, ты маху дал. Первый не терпит упрямцев.
    Вскоре он в этом мог убедиться на  своей "шкуре". Но сейчас ему, маленькой звёздной пылинке, не хотелось рыться в прошлом. Это будет потом - ТАМ. А теперь перед мысленным взором вновь выплыло имя, но женское -Александра. В достаточно зрелые годы Софья надумала взять из Детского дома-интерната девочку, сказав ему:
   -Наши дети совсем взрослые. А я вот наслышалась по радио и в телепередачах, что очень много неустроенных детских судеб. Говорю о тех, что живут в домах-интернатах. Малышку мы не потянем, давай возьмём в нашу семью девочку лет так тринадцати. Здоровенькую, не глупенькую, с доброй душой. Вырастет у нас, окончит школу, поступит в институт. Мы ещё с тобой будем в силе. У приёмной дочери будет будущее. Разве она нам не будет благодарна?
   Спорить не стал, согласно кивнул головой и тут же сел за компьютер порыться в детских домах области и близлежащих регионов. Вдвоём они живо обсуждали кандидатуры девочек, одну из которых можно взять в семью. Сделав свой выбор, махнули на своей "Ладе"в соседний район. Заведующая детдомом встретила их любезно, просмотрела документы каждого, расспросила, как в таких случаях водится, о квартире, работе, материальном достатке, о родных детях. Сообщила, какие им необходимо собрать документы. Затем повела их в актовый зал, на сцене которого шла репетиция детского спектакля к наступающему всенародному празднику.
   - Здесь вы увидите самых талантливых детей, в их числе и девочки, которые вам могут приглянуться. Возможно, прямо сегодня и выберите в семью одну из них. Когда на сцене будут мои любимицы, я легонько толкну вас, Софья, локотком в бок. Итак, внимание.

   Репетиция завершилась, начальница пригласила их в свой кабинет:      
   - Там и обсудим, какая из девочек вам глянулась.
   - Все четыре ваши девчоночки, судя по количеству толчков в мой бок,- произнесла улыбаясь Софья, потягивая из чашки ароматный чай,- восхитительны. Каждая по-своему талантлива для этого возраста. И почти все уже сформировались как девушки: стройные фигурки, грудки, попка- всё на месте. Но ведь им уже лет пятнадцать - шестнадцать. Не успеем оглянуться, как наша избранница упорхнёт из нашего семейного гнезда. Вряд ли всего за несколько лет она воспылает к нам святой дочерней любовью. Не так ли?
   - Смею вас заверить, этим девочкам нет и тринадцати лет. А третья по счету, к которой вы более благоволите, будет отмечать свою, простите, чёртову дюжину Дня рождения - ровно через месяц. Знаете, у нас тут, наверное, как-то более благоприятный климат: чаше светит солнышко, чем в соседнем регионе, отдаём своим воспитанницам всю теплоту души, кормим всех славно, никто из преподавателей или воспитателей не может копаться в рационе питания детей, заводить некие шашни,  скажу так, с бригадой поваров. Скоро детишки уйдут на занятия, и вы познакомитесь, в каких более чем сносных условиях они живут. Потом пойдём в столовую, уж не отказывайтесь, попробуете, чем сегодня потчуем детей. И у Сашеньки Итц, что вам импонирует, урок домоводства, я приглашу её сюда.   Знакомством с детским домом и Сашей они остались довольны, и предложили девочке отметить свой День рождения у них, благо смогут придти и их дети. Сашенька охотно согласилась.
   - Я не возражаю,- произнесла директриса,- но утром мы, как водится, на общем построении поздравим Сашу, вручим ей подарки от детдома и детей, а потом можете везти её на своей машине к себе. Полагаю, для более близкого знакомства вам хватит три дня. Тогда и решите, подойдёт ли она вам, сможет ли влиться в вашу семью.
   Прекрасно провели они День рождения девочки, и без всякого сомнения подготовили все документы вначале на временное проживание Саши в их квартире. А там видно будет, мало ли что, вдруг Сашеньке что-то у них не понравится. Ведь три дня знакомства - срок смехотворный, чтобы сразу им, уже людям в возрасте, удочерить её, а ей проникнуться любовью сердечной к ним. О, как была счастлива девочка, пришедшая жить к ним. Мила, послушна, помогала по хозяйству Софье, сама бралась за уборку всей квартиры, наводила в его рабочем кабинетике просто идеальный порядок. Любила посидеть на его диванчике, наблюдая, как он шуршит своими бумагами, как "колотит клаву", как работает с файлами. Просила её научить обращаться с компьютером. В средней школе училась просто отменно. Завела во дворе подружек, о чём-то то и дело шепталась с ними.  Так незаметно пролетели первые полтора месяца полнокровной жизни Саши в их семье. Супруги уже подумывали всерьёз удочерить девочку. И тут Софье выпала срочная командировка: предстояло читать лекции в филиале её вуза, а это неблизкий путь, поездом пилить почти полтора суток. Самолёты жена терпеть не могла. Вечером, оставшись вдвоём с Сашенькой в квартире, они вкусно поужинали, она выпроводила его из кухни, сказав, что сама наведёт порядок. Он, как обычно, устроился за компьютером, "прокручивал" перед своей работой новостные сайты, читал сообщения приятелей. Она тихо вошла, присела напротив на его диван. На Саше был домашний халат, через плечо перекинуто махровое полотенце.
   - А можно я тебя буду звать просто Ян, без отчества?-обронила она, и он встретился взглядом с её глазами.
   Она как-то мягко, что ли, улыбалась. Распахнутый снизу халатик обнажил её коленки, круглые, матово мерцающие в свете люстры, вверху ворот халата приоткрывал белую грудь.
   - Ты удивлен? Я сейчас иду в ванную комнату, приведу себя в порядок. А ты пока застели диван, я не желаю прыгать в твою и Сонину кровать. Потом ты пойдешь в ванную принять душ, я же буду тебе греть местечко. Ведь ты не возражаешь?! У нас с тобой будет общей целая неделя, пока Соня не вернётся.
   - Саша, ты это так изволишь шутить?!
   - Что ты, Ян. Просто хочу быть с тобой наедине. Мне это ничего не стоит. Мне нравится заниматься любовью. В нашем детдоме - это обычное дело. Девочек с двенадцати-тринадцати лет, у кого сформировалась фигура, старшие девушки приучают к сексу. Все девочки поделены между мальчишками, на одну из нас приходится в среднем два мальчика. И нет никакого насилия, если мне, например, отчего-то не хочется кувыркаться с парнишкой в этот день, я назначаю другой день. И никто из нас не беременеет, старшие девочки каждой из нас покупают отличные гели и мази. И сегодня я подготовлю свою пещерку. Не волнуйся, все пройдёт хорошо. И Софья никогда не узнает. И дальше я с тобой стану встречаться наедине. Я умею хранить тайну. Не проболтаюсь. Мне это ни к чему. Я мечтала всегда иметь в постели только одного и настоящего мужчину. И такой случай мне представляется. Ты же не будешь против: Соня уже старая, и от неё невкусно пахнет, быть может, она даже прибаливает по женской части.
   - Саша, ты меня огорошила! Я даже не мог представить, что такие еще совсем девочки могут вовсю заниматься сексом. Только по нашим законам - это серьёзное преступление, впаяют такой срок отсидки, что мама не горюй! Называется, развращение несовершеннолетних.
   - Ян, ты это серьёзно? Ни одна девочка в нашем детдоме ни на кого не заявляла. Зачем, если это ей самой нравится. Главное, нет последствий, животик не растёт.
   - Мне думается, что организовать у вас там массовый секс мог человек опытный, мальчишки не способны на это.
   - Да, крутит всем физрук. Под его началом взрослые мальчики. Они во всём ему помогают. Думаешь, мы там бедно живем? Как бы ни так! Он приучил мальчишек подворовывать: выбирают вечером улицы возле ресторанов, вокзалов, надевают старые вещи, а маски  и перчатки перед нападением, чтобы никто не узнал их. Документы никогда не забирают, в кошельках часть денег оставляют. Женщин они не насилуют, полно девочек молодых в детдоме.
   - Есть же у вас ночные сторожа, дежурные в спальных блоках.
   - Ян, ты ребёнок? Физрук всех прикармливает. И директриса наша не лыком шита. Она в случае чего шум поднимать не станет. У неё жирное место. Знаешь, сколько заявок поступало прежде из загранки на усыновление и удочерение наших ребят?! Полагаешь, что она даром отдаёт здоровых детей иностранцам? Ага, как бы не так: мальчишки втихаря лазили к ней в кабинет, сейфик там у неё аховый, так что пацаны знают, за какие баксы она отдаёт своих воспитанников. Даже немножко их притыривали у неё. Ребята работали на её даче, что в соседнем районе. Это внутри почти что дворец. Ну, ладно, поговорили.Я пошла принять душ. Готовь тут постельку.
   - Не спеши, Саша. В последнее время я нехорошо себя чувствую. Прохожу лечение, -хитрил он,- в том числе и половой сферы: угораздило недавно в городской бане купить веник, а он оказался старый, выдали подержанный за новый, добавив ветки, и нахлестал себе на кожу всякой гадости, досталось и моему достоинству. Уж извини. Да мне просто неприятно и не по себе, что можно заводить роман с девочкой, которой в отцы гожусь. Какими глазами буду смотреть в глаза своим взрослым детям и жене?! 
   - Ян, но ты меня не продашь ментам? Я могу надеяться, что останусь жить у вас? Я согласна  спать с тобой в любое время, когда ты позволишь сам и не надоедать тебе. Все равно тебе когда-нибудь захочется сладенького. Мне бы хотелось жить в твоей семье до окончания школы. Мне ты нравишься, и Софа тоже. Я не хочу и не стану проституткой. У меня талант актрисы и художника. Вырасту, выйду замуж и стану вам помогать. Лады, Ян?
   -Чего уж там, поживём - увидим.             
       
           *   *   *               
   Он, когда ещё душа его, тогда живого, как бы онемела, не знал, как быть, поскольку впервые ощутил себя, как некая не мудрая дикая птица, попавшаяся в силок. Ему, журналисту и помощнику депутата Большого Собрания доводилось участвовать в проверках работы детских домов, и почти все они являли собой если не образец отеческого отношения к ребятишкам, то и речи не шло о хотя бы неком извращённом отношении к судьбам даже отдельных воспитанников. А тут, такое! Как быть? Сакраментальный вопрос, вставший перед ним с самой крайней точки бытия человеческой сущности, потерявшей себя в мире чудовищной жестокости, несправедливости, покорившейся обстоятельствам, сотканным конкретным человеком, чьи нравственные ориентиры искажены до невероятия. Сейчас он знал одно: о происшедшем ни звука Софье, та в последнее время, и правда, прихварывала, однако умная и сильная её натура не позволяла жаловаться даже мужу. У неё был свой компьютер и она через всемирную сеть отлавливала признаки своих заболеваний, методику их лечения. Предстояло самому выбрать позицию, способную оградить девочек-подростков от притязаний физрука, вырвать из его враждебных ему цепких лап и мальчишек и парней детдома. Но следовало действовать с чрезвычайной осторожностью, чтобы не вспугнуть хитрого и жестокого человека: он сумеет не только укрыться в своей раковине, но и наделать разных бед. Он помнил недавнюю аналитическую справку, поступившую из соседнего региона о количестве там несчастных случаев на бытовой основе, а также суицидов и их причинах. И как-то мимо его сознания проскользнуло сообщение о несовершеннолетней из детдома, утонувшей в ванне. Остался в душе неприятный отзвук-осадок случившегося несчастья. А ведь беда случилась именно в детдоме, где воспитывалась Саша, которую они с женой мечтали удочерить. На следующее утро он поехал в областное управление так называемых компетентных органов.
                *   *   *
   Дежурный, поставив по внутренней связи в известность сотрудника отдела, назвал номер кабинета, где его ожидают. Преамбула заявления вызвала живой интерес, два сотрудника отдела выслушали Яна более чем внимательно: чехарда дерзких ограблений горожан  требовала немедленных ответных противодействий. Прощаясь с ним, ему посоветовали оставаться по-прежнему внимательным к воспитаннице Саше, помочь ей овладеть компьютером И ещё: в крайне осторожных выражениях поделиться своими соображениями жене о Саше, чтобы та ни о чём с ней не откровенничала, и как бы присматривалась к ней, так как в детдоме обстановка накаляется, как ему сообщили хорошо информированные знакомые. И на всякий случай просили записать номера двух служебных телефонов. Спустя недели три жена с тревогой в голосе рассказала, что застукала их Сашу случайно в соседнем дворе в автомашине с тонированными стёклами, куда та устраивалась, и вышла, кстати из  салона, аж через полчаса. Она дождалась в небольшом укрытии из кустарника водителя, тот покопался в моторе и уехал. Это был молодой человек спортивного сложения. Ещё через полторы недели Софья заявилась домой совершенно в неподходящее, по её мнению, время. Открыв дверь прихожей, ощутила  тонкий аромат женской сигареты. И мужской голос:
   - Давай проветривай свою келью. Я тебе всё, как на духу, рассказал. Общак оставляем пока у тебя, твой хозяин вне любых подозрений. Так, у нас пока время есть, твоя хозяйка явится к пяти часам. Давай в постельку.
   Софья будто остолбенела. Видеть подобное в своей квартире?! Это неслыханно. И если бы не предупреждение Яна вести себя с Сашей осмотрительно, она бы непременно вспылила. И тем самым испортила бы всю игру, которую правоохранительные структуры начали вести как против предполагаемого противника, так и его послушников. Все её наблюдения становились достоянием Яна, в руках которого мобильник тут же обо всём извещал следаков. Настала пора, когда спецназовцы обложили детдом плотным кольцом. Наряд прибыл и в квартиру помощника депутата Большого Собрания. К их удивлению,и к недоумению четы их будущей приёмной дочери Саши там не оказалось. Вместе с ней исчезли её вещи, в том числе и тяжелый рюкзак с купюрами, что наедине ей вручил физрук детдома-интерната. Под следствием оказалась большая группа юношей и девушек, несколько воспитателей и учителей, а также директриса. Физрука и Саши след простыл. Они растворились на просторах огромной страны. Минуло несколько лет. Невероятная история, приключившаяся с воспитанниками детдома-интерната, взбудоражившая всю область, успела меж тем подзабыться. Другие заковыристые криминальные приключения стали проникать в печать, на радио и телевидение.
    Однажды засверкали баталии вокруг имени помощника депутата Большого Собрания Яна «Эн», оказавшегося в СИЗО- в следственном изоляторе. Тринадцатилетняя девочка клялась и божилась, что это именно он её изнасиловал. На очной ставке девочка опознала Яна .Она указала место и день преступления, а также будто бы именно он напал на неё вновь, месяц спустя. В печать просачивалась негативная информация о помощнике депутата, его имя вызывало в простолюдинах небывалое возмущение. Никакие предположения адвоката о возможном не родном двойнике или близнеце, либо сознательно созданном с помощью гримёра или талантливого стилиста искусственном двойнике Яна «Эн» не произвели никакого впечатления на следователей. Ян попросил адвоката подключить к расследованию частного детектива. Тот сразу начал проверять маленькие "детали" следственного дела. Оказалось, в первый день, указанный девочкой, кода Ян «Эн», якобы, совершал надругательство над ней, он был в отъезде за сотни километров от этого города, готовя очередной материал по проверке деятельности одной структуры местной администрации. Открылись имена свидетелей присутствия Яна в черте того города в те дни и часы,  на которые указывала девочка. В другой раз, когда он будто бы вновь насиловал девочку, Ян с женой возвращался поездом из отпуска, и до прибытия пассажирского состава на перрон города оставалось не менее четырёх часов.
    Яна, естественно, освободили из-под стражи. А замысловатые ходы следователей вывели их на ловко орудующую организованную банду преступников. Все они оказались из клана бывшего физрука детдома-интерната, некогда превратившего юных воспитанниц в своих наложниц. Он тщательно скрывался. Жил в коттедже на окраине рядового лесного райцентра. Его женой была Саша Итц. Это они мстили Яну за свой провал, когда всех подручных физрука запрятали за решётку.
                *  *  *         
   Итц, Итц, шептало маленькое создание мироздания. И он вспомнил свои молодые годы журналиста, впервые избранного депутатом местного Совета, он тогда любил тело Яна, в нём ему, душе этого человека, было уютно. Тогда он впервые летел на могучем военном самолёте-транспортнике в далекое заполярное село, ставшее впоследствии базой для будущего красивого города, откуда   потом потянутся нити нефтяных и газовых магистралей в Центр. В тот день самолёт принял на борт бетономешалку, её с нетерпением ждали строители города. До аэродрома оставалось лёту всего ничего - меньше часа. Вдруг транспортник накренился влево. Крошечные массивы тайги росли на глазах. Уже можно было разглядеть зелёные кроны сосен и елей. Из рубки стрелка-радиста появился бледный старшина сверхсрочник. Он направлялся в кабину пилотов. Ян понял: что-то стряслось,
   у самолёта шумели двигатели с одной стороны, а с другой винты вообще не вращались. Ему стало не по себе. Однако тревога не сковала сердце холодом. А воздушная машина кружила вокруг мелкого городка. Позднее узнал - это на всякий непредвиденный случай сжигалось топливо. На какой-то высоте самолёт обрёл горизонтальную устойчивость. Глиссада была плавной, точно выверенной. При посадке самолёт слегка тряхнуло.
   - Готовься на выход,- улыбаясь сказал старшина,- тебе парень, как и нам, повезло, ты родился в рубашке. Запомни имя нашего командира экипажа, первого пилота - это Александр Павлович   Итц.
                *  *  *          
   Боже мой, Матерь Божья, так ведь он потом погиб, я узнавал и точно помню. Хотел ведь о нём написать очерк. Значит, Саша Итц - его дочь, уж больно редкая фамилия. Я должен помочь ей, вытащить девчонку из тюрьмы. Он спас и меня, я обязан спасти его дочь, Сашу. Крохотная звёздочка нырнула в матовый луч и вынесла его к круглому отверстию, где Некто в серебристой тоге и с мягкой бородкой принимал новых поселенцев. 
   - Простите меня!- закричал он. - Я пока не могу сюда, у меня осталось очень важное дело на Земле. Помогите, пожалуйста, ОТЧЕ, прошу Вас.
    Конечно, ему мнилось, будто он говорит. Это волны мыслеформ достигли сознания ТВОРЦА.
   Он открыл глаза. На холодном столе с его тела снимали костюм, в халате рядом стоял мужчина с хирургическим скальпелем.
  -Я живой. Я - живой! Я-жив!
 

                *   *   *
   Молодая красивая женщина мирно спала на его плече, одной рукой обняв его за шею.
   Та осень выдалась на диво тёплой. Олеся жила в его квартире, буквально чуть не вылизывая её, нежно и трепетно любя своего спасителя. Однажды, опуская глаза долу и краснея, сказала:
- Ян, ты только не волнуйся, я жду от тебя ребёнка. Я куплю себе квартиру, этой мой мальчик, я справлюсь.
- Глупышка, Олеся,  конечно, квартиру мы купим, чтобы нам тут никто не надоедал с вопросами. Это и мой ребёнок. Жаль, что такое счастье пришло ко мне столь поздно, я почти старик.
- Это ты глупый, Ян. Это наш общий ребёнок. Мы его вырастим.
  На другой день в том же супермаркете Струг вновь встретил своего друга авиатора.
- Ян, - разулыбался он,-  да ты совсем, как молодой! Рассказывай!
- Сергей, помнишь экскурсовода Олесю, когда летали в Надым?
- Ещё бы, такая славная и прекрасная женщина. Уж не роман ли у тебя с ней?
- Угадал. Она сама приехала ко мне.
- Слушай, а вот какое дело: мой давний друг вертолётчик в эту субботу летит в одну полевую партию на Диман. Сдаст груз и обратно. Там же река рыбная недалеко. Он прихватит нас, приглашаю тебя и Олесю. Заодно побываем в местах, о которых узнали из чудесной линзы фельдшера, кажется, Салиндера. Любопытно глянуть, что это там за колодец и пещеры. Мы вылетаем в девять утра с аэродрома.

            
                32.   Зов Вечности

   Винтокрыл успешно приземлился на ровной гравийной площадке той самой лощины в широкой прорези горного ущелья, где довелось бывать Яну прежде, после преодоления с друзьями речных порогов.
- Ну вот, задание мы выполнили, груз геологам доставили, теперь наш экипаж может податься на рыбалку,- возвестил Сергей. – А как вы?- обратился он к «молодожёнам».
- Идите, ребята, порыбачьте. А мы тут побродим, полюбуемся дивным местом.
  Когда мужчины, переодетые в спортивные костюмы, каждый с заплечным рюкзаком, в котором рыболовные снасти, бродни и еда, укутанная в фольгу, удалились, Олеся, счастливо улыбаясь, прошептала Яну:
-   Боже мой, я ещё никогда не была в таком неописуемо прекрасном месте. Да ещё с тобой, Ян, рядом. Скажи, ты меня хоть немножко любишь?
- Глупышка, мне, почти старику, стыдно сознаться, что – да, люблю. Ты словно переродилась. Никакого сравнения с той прежней Сашей.
- Ян, - зарделась она, прижавшись горячей щекой к его щеке,- так мне уже под тридцать лет. Только не сердись на меня, ладно?
- За что это?
- Я чувствую, что ношу под сердцем ребёнка. Твоего. Он – моя будущая великая радость. И знаю также, что ты не можешь подать на развод, Софья болеет, сердечница, перенесла даже инфаркт. Она давно не приходит даже попроведать тебя. Ты отчего-то так и не завладел её сердцем. Мне, конечно, тяжело сознавать, что ребёнок будет незаконнорожденным. Впрочем, не счесть девчонок и женщин с такой же вот судьбой, как у меня. Ну, хватит плакаться в твою рубашку. Улыбнёмся. Ты обещал мне показать нечто таинственное.
- Мне горько и неловко сознавать, что глубокое счастье пришло в мою жизнь так поздно. Я обожаю тебя. Идём, Олеся.  Вон там видишь в горе углубление? Это одна занятная пещера. Увидим ли знатное нечто - не знаю, оно посетило некогда меня поздним вечером.
   В пещере пусто, прохладно, пахло свежей травой, озоном. Взяв Олесю за руку, повёл её по узкой тропке к лобастой скале. И в торце перед ними открылись два камня, ни дать ни взять – небольшие кресла. Смеясь, шутя над королевским подарком природы, устроились рядом. Он протянул сорванные на ходу цветы мать-и-мачехи. Она прижалась к ним губами. Над ними порхнул некий лёгкий ветерок. Небольшой бордюрчик из камней, неровными стрелами тянущийся от кресел, упирался в некое травянистое возвышение.
- Я знаю, Олеся,  там должен быть глубокий колодец. В нём должна родиться шаровая молния. Смотри!
   Травянистый холмик приподнялся над землёй, оттуда вынырнул  искрящийся шар. «Слушаю тебя, мой гость, рад, что не забыл меня. Что ты и твоя подруга желаете узнать?»,- прошелестел в голове Яна вопрос. Олеся с изумлением  посмотрела ему в глаза и шепнула:- «Чей-то слышу голосок. А ты?»  « Я тоже. Шар спрашивает, что мы желаем узнать,- ответил он.- Говори первая, ты женщина. Тебе слово. Не волнуйся только. Это добрый Шар. Он, как будто целая библиотека, всё знает».
- Ой, как интересно. Я недавно читала фантастику про страну…Её имя – АРИЯ. Вот бы увидеть её.
- Хорошо, Олеся, подруга Яна. Ты увидишь её. Только не потеряйся. Твой код возврата: назовешь вслух возле той горы, откуда там выйдешь и появишься перед ней на обратной дороге - это твои  день, месяц и год рождения, вслух скажешь :« Это мои цифры от рождества Христова. И ещё молви:- Плюс альфа и омега нашего земного бытия».
- А ты, Ян?
  «Дорогой Шар, я бы хотел посмотреть, как зарождался Египет, правда ли, что некогда марсиане стали нашими праотцами, и сколь была значима для Земли цивилизация атлантов. Только я не смогу путешествовать во Времени, недавно оступился и повредил ногу. Вдруг мне станет хуже, и я забуду свой код возврата.  Можешь ли мне подарить калейдоскоп событий здесь. И я подожду тут Олесю».
- Я согласен, Ян. Пожелаем доброго пути Олесе.
  Тем временем Олеся, будто заколдованная, молча, поднялась с камня и двинулась к колодцу, совершая, как и советовал ей Шар, через каждые девять мелких шажков вращения туловищем то против часовой стрелки, то наоборот. Олеся остановилась в шаге от колодца, помня, что последним было вращение против часовой стрелки. В женской голове пронеслись быстрой молнией слова Шара: «Лучше, конечно, если завершающими станут вращения по часовой стрелке. Но уж тут, как получится». Воздух над ней посерел, туманно-образная, прохладная, плотная и широкая воронкообразная струя обвила её и она исчезла.
- Теперь, Ян, ожидай Олесю ночью, она либо вернётся, либо ты услышишь её сообщение во сне. А улетите вы завтра, ребята-вертолётчики придут поздно, у них запутаются снасти. Разведи костёр в пещере, чтобы они обсушились, и приготовь им еды. С твоим заданием немного проще: я сам покажу тебе картины из тех давних Времён. Сейчас ты погрузишься в мягкий кокон сна.
Шар растворился в воздухе. Веки Яна сами собой схлопнулись и слиплись.  Он  увидел себя на берегу моря.



          33. ЗВЕЗДОЧЁТ  ФАРАОНА


  Флотилия больших судов на вёслах и под парусами  подходила к африканскому берегу.  Бронзовые лица, тела людей. То нашла свою вторую родину первая большая  партия переселенцев, основавшая Египет.               
                ***
   Когда потускнел свет самых пронзительных звёзд, фигура человека растаяла в дверном проёме. Он устал, он всю ночь сторожил дальнее светило, чем-то его невольно манившее к себе, он внезапно уверовал, что именно в эту ночь придёт озарение, вспышка мысли и откроется скрытое в генной памяти некое отражение прошлой жизни. Той, что мимолётно недавно вошла в его сон. Рождённый в Оксиринхе, подброшенный к вратам храма Осириса, крошечное  чадо прютила семья зажиточного торговца из деревни Керкевры Средней топархии. Если бы не защита могущественного здесь Зарха, через некоторое время осевшего с семьёй за воротами города, то не быть бы ему никогда писцом. Все шкеты с их улицы Гимнасии насмехались над Ханэкфом, стремясь исподтишка то дать ему пинка, то горсточку обсосанных косточек финика швырнуть в затылок, чтобы он не узнал, кто допекает его. Как-никак приёмный папаша глистоголова, как прозвала шпана Ханэкфа, так близок курии, что лучше прямо с членами его семьи не связываться. О, как уродлива была его голова. На длинной шее с острым кадыком гнездилось полулысое нечто грушеобразное, с крохотным носом, разрезом узкого рта и удручающе тёмными звероподобными раскосыми глазами. Но насколько сообразителен этот заморыш из двухэтажного особняка проклятого торгаша! Хилое растение, едва переросло пузатый горшок для козьего молока, как обогнало всех сверстников: успешно одолело грамоту, большой счёт, могло свободно изъясняться на идиш, на наречиях эфиопов, не говоря уже о нескольких языках, главенствующих в священной Римской империи. Когда Ханэкф сменил набедренную повязку на короткую тунику, отец поручил ему составлять записи торговых сделок дома. Так мальчишка превратился в верного помощника своего приёмного отца.
   Как и все, он вошёл в мужскую силу. Пятнадцатилетний подросток полутораметрового роста с внешностью не привычной глазу местного люда, у женщин вызывал беспричинное любопытство и жажду познать его. Тем более, передавали подруги сплетни, что инструмент Ханэкфа оказался с секретом: он проникал в женскую пещерку, раздувался там, как бы склеивался с тёплой и влажноватой плотью и вибрировал, приводя любовницу буквально в неистовство. Соитие было полным. Его пупырчатый скромный орган отклеивался с последним «живчиком», проскользнувшим внутрь жаркого озерка. И теперь зачатие было обеспечено, ничто не могло помешать рождению на свет нового существа. Уродцы в Оксиринхе и его окрестностях возникали из года в год. Растить их в семьях отказывались, предпочитая подбрасывать в монастыри и на территории храмовых комплексов. А там тоже не знали, как быть: головастики оказались никому не нужны. Их просто выносили на берег реки, оставляя у водной кромки. Крокодилы поглощали любую живность. Опасаясь мести  простолюдинов, отчим за солидную мзду пристроил Ханэкфа в большой монастырь соседнего нома.
                *   *   *
   Много чего мудрого и мудрёного познал он тут. Особо привлекали юного послушника древние астролябии и таинственные трактаты на древнем языке, которые по воле фараона переводили жрецы и писцы. Ханэкф удивительно скоро освоил труднодоступный мудрёный язык тех, кого звали хетты. На его долю выпала непростая задача участвовать в переписи и классификации всех манускриптов, хранящихся в подземельях монастыря. Всё трудились, не покладая рук. И вот очередной папирус. Распрямив верхнюю его часть и закрепив специальными пластинами на столешнице, писец Ханэкф принялся разбирать первую строку мудрёного клинописного текста.
   Он буквально впился глазами в знаки. Его словарный запас этого невообразимо древнего языка не позволял мгновенно ухватить нить фразы. Ханэкф лишь понял, что речь идёт о Мироздании. Душа юного писца пела, предвкушая сладкие вести. Мысли о невообразимой бесконечности, родившей бесчисленные созвездия, не давала ему покоя с той поры, когда босоногим мальчонком поздним вечером он, после мальчишеских потасовок, перед дверью дома оглядывал мерцающий мириадами ярких игл небосвод. Он переводил текст истово, тщательно, словно это было завещание в его пользу, где важна каждая чёрточка, запятая или точка. Оказалось, сообщение со слов «Великого небохода», как назвал жрец гостя, спустившегося из высокого серебристого облака на волшебной лодке,  представляло собой небольшой, но ёмкий урок о Великой Материи, породившей Мир Звёзд, и, конечно, о родной планете Великого Гостя.
   Выполняя поучение жреца, начальника писцов, Ханэкф составлял на папирусе билингву: под каждой строкой древней  грамоты выписывал перевод на языке родины. Оказывается, в невообразимо великом звёздном средоточии существует немало как могучих цивилизаций, так и едва преодолевших порог начала осмысления своего бытия, а имеются и мыслящие субстанции, способные принимать разные облики тех существ, что живут на планетах, исследуемых ими. «Великий небоход» размышлял о том, сколь переменчива Природа земного бытия, как она зависима от Великого Светила РА, от невообразимо сложных процессов, протекающих в Ближних и Дальних просторах того, что продвинутые далеко вперёд цивилизации называют Мирозданием.
   Но понять глубину проблем не дано народу, именующемуся египтянами, после их исхода под ударами коварных и сильных соседей из островных территорий Тёплого моря. И, обретя новую родину на северной оконечности Жаркого континента этой Планеты «Радость Души», они ещё неимоверное количество счислений эпох, пока не созреет в далёком будущем ум и сознание людей, будут просто народом, чьи жрецы ведали о Боге  Сущем, знали о его гранях ума, воли и силы. Однако по несокрушимому Наитию Великих Богоносцев не могли разглашать Знания Всеохватных Истин. Просветление придёт, когда в одной из пирамид потомков династии фараона, что восславит могучего РА, но не посмеет рядом с ним возвеличить Сына Бога Сущего в образе человека, откроют тайник с фолиантами Знаний. Именно тех Истин, что поведал Великий Богоносец Небоход жрецу храма Писаний во времена примыканий к родоначальствующему царского рода Смутно - Неясной Поры. Эти и прочие времена не сулили появлению Стелы Здравомыслия и Порядка. Бегущие вдаль эпохи сулили Планете неисчислимые пороки и прозябание. Исправить их Планета Великого Небохода не могла, она должна была строить свою цивилизацию по Законам Мыслящего Братства, и Спираль их Созвездия отворачивалась от Системы РА так, что приблизиться в короткий срок к ней не было никакой возможности. Эстафету связи с Планетой «Радость Души» подхватили планетяне Системы Стойкой Стрелы. Только они были менее развиты и образованы, чем люди - Небоходы.
- Не грызи тростинку, зубы съешь,- услышал писец за своей спиной голос жреца. И чей-то довольный смешок.
   Ханэкф оглянулся и обомлел: рядом с начальником всех писцов храма стоял улыбающийся царевич. У карлика подкосились ноги, он встал на колени, не смея поднять глаза на будущего фараона.
- Это самый расторопный и умный из всех моих писцов, - молвил начальствующий жрец, склонив голову перед юным царевичем.- Да будет милостив к этому уродцу, Ваша царственная Всевеликая Особа.- И прикоснувшись вытянутыми пальцами левой руки к макушке паренька, спросил:
- Что сегодня поведали тебе древние письмена? Молви!
- Планета людей-небоходов на многие и многие времена уже не может посещать нас. Изменились условия их жизни. Эстафету помощи нам они передали планетянам Системы Стойкой Стрелы.
- В какой части небесной сферы находится эта звёздная система?- поинтересовался царевич.
  Ханэкф стушевался. Волнение отразилось на его лице. На помощь ему поспешил жрец:
- Ваша Всевечная Царственная Милость, он просто писец, хотя и весьма одарённый. Созвездия изучают в соседнем храме. Позвольте, я приглашу сюда звездочёта?
- Вот ещё! Я буду ждать!? Обучить этого писца премудростям звездочёта! К следующей полной Луне он должен быть во дворце и занимать меня сведениями о сонме звёзд. Повелеваю: ему же к этой поре сделать полный перевод этого списка.
  Царевич, милостиво потрепав мальчишку по плечам, в сопровождении свиты и жреца удалился. Ханэкф сознавал, что он полный невежа в вопросах космогонии. Он даже не мыслил, как осилит задачу, поставленную перед ним  Великим Царственным сыном фараона. Выручил его начальствующий жрец.
- Что приуныл, Ханэкф? Я сделаю так: ты продолжишь перевод текста и составление письма на папирусе. А в перерывах, через каждые три склянки с бегущим песком, столько же времени тебя будет обучать своим премудростям звездочёт нашего храма. И так все дни до новой Луны. Приём пищи утром, в полдень и вечером. После короткого отдыха основные занятия у звездочёта до первой ночной смены караула на башне дворца Его Вечной Жизни Фараона. Всё уяснил, отрок?
- Да ваше могущество, понятно, благодарю, ваша милость не имеет границ.
- Не юли, отрок. Ты впряжешься в колесницу напряжённых недель. Ни тебе, ни твоему звездочёту, ни мне невозможно сплоховать. Я буду экзаменовать тебя каждую седьмицу. Главное – нервы собери в кулак и пусть твой мозг действует, как говорится, на всё веретено нитей. Я прикажу повару, чтобы он чаще кормил тебя рыбой, она хороша для твоей башки, давал вдоволь фиников, ты будешь мыслить, как учёный муж, а не простой писец, хоть и весьма толковый. В полночь я приду в хижину звездочёта и проверю, какими знаниями он потчует тебя. В последующем буду наведываться без предупреждения.
   Ханэкф завершил перевод первой части текста. Для него стало ясно, какими знаниями обладали жрецы, какие волшебные вечные лампы горели в усыпальницах самых могущественных фараонов. Эти знания они получали в стране Ат-ланна-тида, отправляясь туда на внушительных морских кораблях, где без устали изнывали от непосильного труда гребцы. Он прочёл и название гавани той страны, куда доставлялись на стоянку все суда – гости. Их сопровождали странные, словно суповые тарелки, корабли Ат-ланна-тиды, неясно как передвигающиеся по воде и воздуху. Лишь здесь гостям предоставлялось убежище. Впрочем, их было мало. Чудную страну от всего мира отделяла большая вода. В новой строке писец было собрался вывести на папирусе название этой гавани, как в его келью вошёл служка и попросил пройти откушать ужин и готовиться к встрече с звездочётом фараона. Он протянул Ханэкфу небольшой чистый папирус и письменные принадлежности. И жестом  предложил следовать за ним. Хозяин дома ожидал писца в гостиной. Слуга поклонился и исчез за дверью. Ханэкф, как положено, поприветствовал придворного звездочёта. Тот небрежно махнул рукой, дескать, достаточно лести и раздвинул плотную гардину ближайшей комнаты. В ней высились стеллажи с аккуратно свёрнутыми папирусами, клинописными табличками, на стенах висели карты звёздного неба и Земли. Молодой писец обратил внимание на большие заштрихованные участки водной глади по обеим сторонам Афроконтинента. С запада волнистые линии перекрещивались короткими стрелами и виднелась надпись, выведенная белой краской в красной окантовке «Ат-ланна-тида»; на востоке карты, за группой экваториальных островов к южной оконечности очень Большой воды;  таким же манером, но жёлтого цвета читалось: «Ле-мау-рия»; а на верхнем и срединном участке синего волнообразного пространства огромной протяжённости, заштрихованного и окаймлённого зелёным цветом, бежала зелёная строка: «Майяко-чвито-тиу-наки».
 -Здесь я нередко днюю  и ночую,- молвил ученый. – Верховный жрец повелел мне в сжатые сроки обучить тебя премудростям моей науки. И это нормально, я предельно стар, а ты молод и, говорят, умён. Записывай основные положения моих лекций. Я по прошествии каждой семидневницы буду тебя опрашивать. Пред очами всемилостивейшего богоданного фараона ты не посмеешь уронить славу наших знаний.
  Ханэкф слегка закивал головой, давая тем самым понять, что согласен с мнением хозяина.
- О, мой учитель! Всецело в твоей власти.
- Итак, первая беседа о карте звёздного неба и месте в звёздном мире нашего благословенного Ра и планеты Земля, как её зовут. Скажи, ученик, что тебе известно о Солнце и о нас, вскормленных его лучами?
Ответом старик-звездочёт остался доволен. Позвонив в колокольчик, вызвал служку:
- Подай нам, любезный, пластинки ананаса и графинчик воды из источника, да чашки шумерские. Ступай!
Слуга склонился в низком поклоне и удалился. Учёный муж молвил:
- Ты и, правда, начитан и умён. А с чего, Ханэкф,  ты решил, что не Земля центр мира, что она ходит вокруг Ра, что горячее Солнце, как и звёзды в бесконечном Окоёме не висят на одном месте?
- О, почтеннейший учитель. Всё просто: я переписывал древние шумерские тексты. Вот и запомнил.

*   *   * 
   Сон его, то тягучий словно смола, то, падающий, словно с ложечки тонкая струйка мёда--оборвался. Он лежал, свернувшись калачиком на походном матрасике возле костра, где тлели  уголья, а друг Сергей тряс его за плечи, чтобы вернуть в реальность.
- Что, что такое? – забормотал Ян.- Кушайте, я вам приготовил ужин.
- Ты в себе, приятель? Очнись, продери  глаза. А где Олеся? Уже поздно.
  Ян присел, размял ноги, массажируя их.
- Извините, ребята, я вам ничего не сказал, что это место какое-то сакральное, что ли. В общем, тут водится всякая чертовщина. Мне удалось вызвать смотрителя этих мест– блестящий Шар, он общается телепатически. Олеся захотела побывать в мире седой старины, в стране АРИЯ. Её забрал с собой Временной вихрь, проходящий сквозь складывающиеся горизонты Временно-Пространственных измерений. Я не сумел побывать в том параллельном мире, куда хотел, буквально накануне поездки сюда я подвернул ногу. Потому оставшиеся болевые ощущения могли вредно воздействовать на структуру моей памяти: нужно точно знать код возврата в своё время и на это место.
- Ты что, разыгрываешь нас?!- вспыхнул Сергей. – Ты не похож на спятившего. Где Олеся??
- Я уже говорил, она улетела в колодец вместе с вихрем Времени. Шар обещал, что она либо вернётся, либо нечто сообщит мне во сне.
- Показывай этот колодец!
  Ян  вместе с экипажем винтокрыла приблизился к небольшому возвышению на краю поляны.
- Это вот здесь.
  Бортинженер включил мощный фонарь. Группа уцепилась за кустарник, покрывающий бугор. Без успеха.
- Великий Шар, великий Смотритель и Хранитель копии древней библиотеки, заклинаю, помоги нам. Вот мой оберег, галстук-бабочка, подаренный мне тобой.
  Кто-то из ребят покрутил пальцем у своего виска, давая понять, что старый журналист и писатель, видимо, спятил. И тут крышка люка, поросшая дёрном и кустарником, поднялась над землёй. Оттуда выпорхнул газовый шейный платок Олеси, а следом –искрящийся Шар.
- Негоже здесь стоять, шагайте в пещеру,- пронеслось в головах мужчин. – Остынет ваш ужин. После располагайтесь в кружок.
  Они цепочкой зашагали в зияющее отверстие пещеры, не проронив ни слова.  Вверху над входом мерцал блестящий Шар. Поев и помыв посуду, в полном молчании все опустилисъ в круг  костра, обхватив колени руками.  Всё, что им казалось невероятным и непредсказуемым, готовые прежде обвинить Яна в самых тяжких грехах, ушло из их сознания прочь. Мягкий голос вплыл в мозг каждого:
- Эту встречу со мной вы утром забудете, словно ничего и не произошло. Ян сказал правду, здесь портал в иные миры. Олеся должна была, по идее, пройти в сей горизонтально-пространственный мир Земли. Но этого не случилось. Хотя, знаю, лада Олеся умна,  прошли этажи и попала в АРИЮ. Однако нет сигнала тревожного, стало быть, попала в круговорот важных для неё событий, не отягощающих душу. Отдыхайте, Яну и вам будет от неё видение.
Волшебный Шар растаял. Опять в полном молчании люди легли на свои матрасики и сладко уснули.


 
               *   *   *
   К Яну первому пришла лада Олеся во сне. На ней оранжевое с фиолетовыми проблесками платье из дорогой ткани, на шее великолепное колье, на голове корона, унизанная драгоценными украшениями, на пальцах золотые перстни с вкраплениями редких камней. В руках веер. Вся она будто переполнена счастьем.
- Ян, милый, я вижу тебя. Вернее, чувствую твоё состояние. Не беспокойся, у меня здесь всё хорошо. Оказалась я именно в стране АРИЯ. Из предгорной пещеры я по тропинке вышла на проезжую дорогу. Видны были крыши домов. И меня нагнал конный отряд во главе с рыцарем, местным вождём. Поравнявшись со мной, он остановил коня, спрыгнул на землю и раскланялся,  приняв меня, наверное, за знатную паломницу. Он потом рассказал, как удивился моей одежде. А на мне одета в наш поход на Диманский кряж женская тельняшка, поверх спортивный костюм и на голове шляпка. Удивили его и мои шнурованные кожаные сапожки. Рыцарь подумал, что эта лада пришла издалека. Он велел гонцу скакать в его замок, отвезти гостью в их поселение в карете. В своём замке он позвал своих фавориток, приказав выделить мне из их гардероба новое платье, надлежащее знатной ладе –даме. В тот вечер вождь собирался устроить званый вечер по случаю своей победы над кочевниками. Покинув со мной пир, увел меня в одну из своих гостиных.
  Она замолчала, сконфуженно взглянула Яну в глаза. И продолжила свой сказ:
- Я представилась ему ещё на дороге, как дама придворного живописца из приморского города и назвала свою фамилию—Тах. Почему она мне пришла в голову – не знаю даже. В откровенном разговоре с хозяином я созналась, что развелась с мужем по нашим законам, так как он мне изменял. И я была удивлена, как он открыто радовался, когда сообщила ему, что беременна. И хочу сама воспитывать своего ребенка. Вот и пошла за советом в их страну к знатному волхву. Оказалось, в одном из сражений его серьёзно ранили копьём в мошонку и он не может иметь детей. Он поклялся, что влюблён в меня с первого взгляда и предложил свою руку. Завтра, то есть уже сегодня, состоится помолвка, а в воскресенье и наша свадьба. Ян – это не измена с моей стороны. У меня могучий покровитель, он признает нашего ребёнка продолжателем его рода. Прости, что я оставляю тебя в твоей надвигающейся старости одиноким. Жена твоя почему-то так тебя и не полюбила, а детям ты безразличен, у каждого свои семьи и свои дети. Верю, ты создашь со временем значимые произведения, быть может, тебя вновь полюбит некая молодая лада, им, как и мне, льстит внимание талантов. Не знаю, в какой из наших жизней мы с тобой встретимся вновь. Не зови меня и прощай, дорогой.
Ян проснулся, набросал в блокнот наспех возникшее стихотворение:


Мне не нравятся такие ночи.
И у Господа прошу я одного,
Чтобы Герман убирался восвояси,
Не закрыв плащом Судьбу моих любимых,
Чтоб не  тронул он  из них ни одного.
Неуклюжий стих? Да полно,
Много в жизни шло всё невпопад.
Лишь бы пламя свечки не угасло,
Да не лез бы в  форточку души ненужный мрак.

Веки сомкнулись, сон взял верх над телом. А в голове меж тем рождались строки.

               34.  Сказание о фараоне.

   Когда фараон Птах очнулся от многовекового сна, то увидел себя на берегу Стикс. Рядом на песчаной отмели виднелась знаменитая лодка, но без Великого Кормчего и его гребцов. Задержался где-то Хронос с помощниками. Никак перерыв. Немедля фараон овладел судном и мощными гребками вёсел направился к солнечному лучу, пробившемуся в Подземный Мир. Невидимые охранники дремали. Не открыл веки даже самый чуткий из них. До него донеслась очень слабенькая волновая гамма, какой обладали только обычные ничем неприметные смертные. Птах же не ведал, что в своей фамилии он внезапно лишился самой перовой и значимой буквы – П. Теперь он был просто Тах. Потому и смог вырваться на дневную поверхность, где некий голос сообщил, что отныне он просто Тах, и что он должен быть благодарен молодой красивой женщине Олесе  Тах: ему ведь ещё предстояло немало лет околачиваться в одном из измерений--ответвлений потустороннего мира. Это она, изучая поведение временных потоков, соприкоснулась с его царствованием и, пошутив о схожести их фамилий, в своем дневнике случайно допустила описку в его фамилии. Так он в мгновение ока обрёл фамилию Тах и сию секунду оказался на берегу Стикс.***
  Как отблагодарить незнакомку? Кто она, откуда родом? Его мозг начал принимать необычную информацию. Оказалось, она живёт в большой северной стране, о которой он прежде ничего не знал. История её отечества проплыла мысленным взором. Он похолодел от мыслей, сколь трудна и неуютна была жизнь её соотечественников. А  мысль уводила его в другие эпохи. Кроме князя Владимира Мономаха он не увидел ни одного Государя, кто бы печалился о судьбе своих подданных, стремился бы значительно облегчить их судьбу. Вдруг его мозг принял стихотворение некоего поэта Зиновьева:
Меня печалит вид твой грустный.
Какой бедою ты тесним?
А человек сказал: Я русский,
И Бог заплакал вместе с ним.

  И Тах, бывший фараон Птах, чуть было не прослезился. Однако сдержался, он ведь мужчина. Но теперь чётко билась мысль: «Ему непременно надо как-то помочь этой стране, и как-то отблагодарить ту замечательную молодую ладу Олесю Тах. Однако как устранить величайшие несправедливости, царящие там?» Он  будто бы пристроился на теплый камень, вбирая в себя волшебство солнечного тепла, сознавая, что он не зря вернулся в этот прекрасный мир. Ведь у него уже зрелый ум, крепкое тело. И он решил стать гражданином этой северной страны. А там будь, что будет…А что, если он всё же снова увидит Олесю.
            *   *   *
   Ян теперь мирно спал, не зная, что Олеся вошла в сон каждому из экипажа винтокрыла. И поведала, что она останется в стране АРИИ, пусть не ждут её и возвращаются в город обратно.
   На диво солнечное утро подняло мужчин на ноги. Они уже  ничего не помнили из того, что  с ними случилось в этом ущелье и цветущей лощине. Лишь дома, разбирая вещи, Ян наткнулся на галстук-бабочку, непонятно как оказавшуюся в его рюкзаке. И поплыли перед глазами строки его стиха:               

ПОСОХ СУДЬБЫ



Взгляд Луны серебряный струится,
Плещется в излучине река.
Милая, опять мне это снится
И твоя душистая рука.
Мы ушли от завыванья бури.
Перевал проклятый перешли.
Где- то там, у кедра, брови хмуря,
Уплывает тучка, душу бередя.

Друг мой, друг бесценный, легкокрылый.
Ты паришь сегодня в вышине.
Только каблучки твои неслышно
Грустно дробь отбили при Луне.
Ураган сорвал с вершины глыбу.
Камнепад обрушился на нас.
Посох мой бамбуковый стокрылый
Отделил тропу от небытья.

Кто поет, что счастье в звоне денег,
В россыпях брильянтов, в жемчугах…
Если твое сердце огрубело,
Черным мхом покроется душа.
Не гляди на горизонт с прохладцей,
Время сдвинет айсберги надежд.
И мечту «Титаником» несчастным
Скроет вод судьбы свинец.

Отцветут рассветы. А закаты в волосы вплетут
Холодный свет снегов.
Друг мой, если любишь безоглядно,
Счастье у дороги не проси.

 

         Владимир Коркин

   Литпсевдоним   Владимир Коркин (Миронюк)

          08.09.2016г. -  03.03.2017г.; завершающая правка  14.05.2017 г.







 












 "И разносятся ветром осколки, несбывшейся нашей любви"               

        ( Ян Струг и Розовый парус на гребне волны)

         p.s  Продолжаю а приложении правку текста - 14.05.2017 г.               
            

     Омар  Хайям
    
 Один не разберёт, чем пахнут розы,
 Другой из горьких трав добудет мёд.
 Дай хлеба одному - навек запомнит,
 Другому жизнь пожертвуй - Не поймёт               

                1. О командировке и не только


   Командировку выписали всего на  три дня: день прилёта, знакомства с буровиками, на другой день забить блокнот фактурой на зарисовку или корреспонденции, а третий день вылет в Сетард. Первый день просквозил как обычно, ему в полевой партии выделили приличный «кубрик» в вагончике для начальствующего состава. Да успел к обеду. Матерь божья, из небольшой  столовой валил с ног дух обжорства, приятных вкусовых ощущений. На первое суп, какого не едал даже в московских ресторациях с друзьями. А киевские котлеты! Мама родная, они таяли во рту. Ах, какие золотые руки у здешних поварих! Ну, а чай!  Нет слов. После обеда, провалявшись на койке с четверть часа, устремился в атаку на руководство партии. Обрисовав обстановку на исследуемой на полиметаллы площади, Яна направили в камералку, где молодой специалист убедила, что выявленное месторождение  перспективно для эксплуатации. Незаметно горы поглотила ночь. И ужин оказался на диво хорош. Отлично грели трубы отопления. Выспался на славу. Весь следующий день в блокнот сыпались  сведения о буровиках. Уже выстраивалась картина будущего репортажа. Всё, вроде бы, складывалось удачно. Грызла сознание маленькая неудача с рядовым буровиком: вопросы журналиста он либо игнорировал, или бросал односложные  то «да», то «нет». Никак не мог понять, почему не сумел к нему найти журналистский подход. Ему казалось, вот ещё бы один день командировки, и тогда сумеет разговорить неподатливого работягу. Но утром вылет в Сетард. После раннего завтрака журналист экипировался в дорогу: предстояло ещё на вездеходе пилить километров сорок до следующей партии, откуда и возьмут на борт Ми-4. Из радиорубки вышел один из инженеров-геологов и сообщил о штормовом предупреждении: идёт яростная метель, непогода продержится не менее четырёх дней.
   Ян направился к выходу из спального блока. Дверь отворилась в тамбур, ураган с каким-то пронзительным взвизгиванием втолкнул в неширокое помещение клубы морозного воздуха с белым шлейфом  известной субстанции. У перил крыльца рос снежный бархан. Унты пришлись кстати, они торили тропку к  буровой установке. Плотно сколоченная дверь туго подалась внутрь.  Возле обсадных труб склонился тот самый неразговорчивый мужчина, старательно уходивший прежде от ответов на заданные ему вопросы. Холод не усмирил запахи машинного масла, соляра, тяжелого рабочего пота от ватника, укрытого брезентовой курткой. Сдвинув каску на ушанке выше на лоб, перед Яном стоял почти среднего роста  хмурый человек, кого-то ему напоминавший. Тот, не проронив ни слова, по-прежнему занимался своим делом, словно рядом никого не было.
   И высветился некий уголок памяти. Это случилось после экзаменационной сессии за первый курс вуза. Он жил на квартире добрых маминых друзей. Ян ворошил блокнотик, плотно унизанный номерами телефонов. Взгляд споткнулся на фамилии москвича, с кем служил в одной роте, но в разных взводах. От нечего делать набрал номер домашнего телефона Степана Федюнёва.
- Кто? Ян?
       - Ну да, Стёпа, может, встретимся и вспомним долю солдатскую?
-Ты везунчик. Времени свободного, хоть отбавляй. Согласен, подваливай ко мне.
 - Отлично. Надеюсь, хату не поменял. Да, я тут с другом детства, коренным москвичом, как и ты, он тоже не прочь погудеть.   Через час встретились и затарились в магазине спиртным и съестными припасами. Эта вечеринка не оставила у Яна приятных воспоминаний. Лишь на первых порах, когда Николай и Ян вспоминали  свои детские приколы в Надыме, время летело весело и быстро. В  то лето Сетард буквально наводнили офицерские семьи, чьи главы служили в ГУЛАГовской системе, строившей железную дорогу через топи и хляби Крайнего Севера.  На старшего лейтенанта Лещёва, бухгалтерского строчкогона, выпала срочная работа на целый месяц без передышки. Виктор Васильевич забрал с собой жену Александру, сына Колю и хозяйского сынка Яна в Надым, дескать, всё пацанам будет там вольготнее и сытнее, чем в задрипанном  Сетарде, где  снимал   для семьи просторный  угол большой комнаты Струговых. Втроём, под перезвон бокалов с вином,  они ухохатывались до слёз, как Колька под окном замполита лагеря соорудил шалашик, куда он с Яном бегали по большой нужде, и к чему это привело, когда в дюже жаркие дни рои мух влетали в форточку квартиры бааальшого начальника. Тот их легко поймал на месте «преступления» и, отодрав за уши, перепроводил к Александре, матери Коляна. Мальчишки разобрали свой шалаш, на совковой лопате вынесли в песчаный овраг всё своё «добро». Отсюда поднимались небольшие островки леса, дарившие пацанам грибы, кустарники малины и красной смородины.
   А потом за столом пошла пьяная полупохабщина, на которую были горазды Николай и Степан. Николай Лещев нахватался всего этого в охранных частях внутренних войск. А вот у Степана, судя по его повадкам, были здесь дружки ещё те. Москвичи как-то быстро спелись и начали досаждать Яна неодобрительными отзывами о его журналистской профессии, гогоча от смеха над окладом парня. Стёпка бахвалился своими приработками таксиста, а Колька, навостривший лыжи поступить на работу в районную котельную, расписывал материальные блага и прочие прелести службы, когда сутки вкалываешь, зато после сорок восемь часов валяй дурака, делай, что тебе заблагорассудится.  Словом, сформировавшийся двойственный союз яростно отвергал журналистику, которая им была явно не по нраву. В данном случае, как понял Ян, пессимизм московских оппонентов был вызван, скорее всего, не вообще пренебрежительным отношением к профессии, которую приобретал Струг, а некой завистью столичных жителей к провинциалу, который займёт место в важной нише общественной жизни страны, в то время, как они останутся простыми обывателями. Но в основном вечерок удался. Вот с той поры Струг не видел Степана, а Николая один раз мельком.
   Ян напрямик спросил буровика, старого знакомого:
 - Что же ты, Федюнёв,  со мной не заговорил прошлый раз? Это я тебя в этой робе не признал, ты даже лицо нарочно отворачивал.
 - Знаешь, не хотел, думал, начнёшь расспрашивать обо мне у начальства. А мне это ни к чему.  Моя первая трудовая книжка как бы утеряна. В геологической партии открыл новую.
 - Тебе есть о чём помалкивать? Так?
 - Ты прозорлив, журналист, - ухмыльнулся Степан. – Информация между нами. Был закрыт в зоне. Как и твой друг детства Колька. Теперь замаливаю на буровой грешки молодости. У тебя, как видно по твоей сытой ряхе, всё в полном ажуре. Ну, всего, боле трепаться не о чем. Прощай, служивый по соседнему взводу. У меня дел по горло.
  Почти весь следующий день командировки, под шуршание карт преферансистов, инженеров партии, Ян внимательно вчитывался в листки блокнота, мысленно составляя план будущей корреспонденции о геологах дальней разведочной экспедиции. В послеобеденный перерыв он обратился к технику, ведущему наблюдение за ходом бурения:
 - Знаете, судя по всему, на буровой несут вахту специалисты высокой квалификации. Люди разговорчивые, пожалуй, кроме Степана Федюнёва. Из него чуть не клещами надо вытягивать данные.
- Работник золотой. Но молчун, рот, и правда, держит на замке.  Третий год в нашей экспедиции, но почему-то  меняет партии. Думаю, между нами, этот мечтает нарваться на золотоносную жилу. Что  в  этом районе поиска исключено и не наша вообще задача. Но вот в горных речушках летом и может сверкнуть золотинка.
 - Возможно, ваше предположение и верное. Но, полагаю, тут нечто иное. Я был в вагончике, где он живёт. У него есть стопка книг по геологии. Однако ни в техникум, ни в вуз он поступать не собирается. Быть может, намерен повысить квалификацию, вырасти до мастера?
 - Ни разу от него таких мыслей не слышал. Разве что, просто проявляет углублённый  интерес к геологии.
   На том иссяк  интерес Яна к давнему знакомому. Через два дня непогода улеглась, оставив после себя огромные снежные барханы. Рабочие подготовили к приёму винтокрыла площадку. Едва Струг отписался после командировки, как ему крупно повезло–направили в Москву на семинар-совещание журналистов, пишущих на экономическую и производственную тематику по освоению природных богатств Севера. В первый свободный вечер Ян с небольшой группой коллег и своим старым московским приятелем–однокашником по вузу отправился в недорогой, но вполне приличный ресторан. Всё было, как обычно. Один из ребят горохом сыпал анекдоты, другой мусолил политические новости. Ян с вузовским приятелем Андреем ударились в воспоминания о делах студенческих. Заедая рюмку коньяка ломтиком лимона, остановил взгляд  на поодаль живописной группе людей: к важно восседавшему чопорно одетому господину льнула тройка ничем не приметных мужчин, один из них, как ни крути, Николай Лещев. Однако,  как-то поприветствовать его у Яна не возникло желания.  Уж весьма тот был спесив при давних встречах в бытность Яна студентом. И, как узнал позже, не открыл в себе никаких талантов, разве что уволился из котельной и набивал руки водителем такси. Увлёкся было работой на заводе, где выпускали сложные бытовые замки и охранную сигнализацию. Однако, долго не задержался. Эти мысли прервали звуки «белого вальса». К их столику подошла с приветливой улыбкой симпатичная девушка со вкусом одетая, и пригласила на танец Яна. Тот поднялся со стула, и, склонив голову на грудь, окинул её внимательным и оценивающим  взглядом. Крепенького сложения девчонка чуть не на голову ниже его, доверчиво протягивала ему правую руку. Возникшее было желание отказать ей в этой просьбе, улетучилось. Он просто ответил:
 - Не полагаю, что вы останетесь довольны, я нулевой танцор, умею лишь медведем топтаться на месте.
 - Ну, так ничего особенного,- зажурчал мягкий голос,- нынче мужчины в этом плане не кавалергарды. Потопчемся вместе. Возможно, я помогу вам одолеть премудрости вальса. Идёмте же, моя подруга уже вальсирует.
   Она кивнула головкой, с опрятно обрамляющими её лицо вороного цвета волосами, в сторону танцующей пары. В мужчине Ян узнал Николая.
 
               2. Тайны женского сердца
               
               
   В  тот день он был нежен и красив, как никогда прежде. Разве что в самые первые недели нашей встречи, когда был по- мужски привлекателен. Волны нежности исходили ко мне постоянно, он – само обаяние.    Познакомилась с ним в заштатном провинциальном городке. Но отцы его, а это было во время  вступления на «престол» партийной верхушки нового владыки, с заметной отметиной в области  лба, обожали театр и проявили немало энергии, чтобы тут спокойно работала небольшая труппа из столичных театров. Актерам по тем временам создали все условия для нормальной жизни по советским меркам: семейным предоставили  благоустроенные квартиры-хрущёвки, подключили спонсоров- руководителей на удивление значимых для такого городка предприятий, выделяющих средства на нужды театра и на «левый» приработок актёров. А в своем буфетике артисты получали практически те же продукты, нередко дефицитные, что и в буфете горкома партии. Словом, нам жилось тут безбедно: мы не чувствовали себя обделёнными от столичных благ. Правда, власть имущие, люди влиятельные  из числа руководства города и крупных хозяйственников, были не прочь заводить знакомства с актрисами, а видные женщины из партийного и советского руководящего состава, как было тогда принято говорить, имели своих тайных воздыхателей из круга талантливых актёров. Привязанность одних к другим длилась годами. Поговаривали, что испепеляющую любовь к своему воздыхателю женщины с упоением  переносили на очередное семейное чадо, якобы появившееся от уз законного брака.  Впрочем, в нашей театральной среде вообще нередко женская честь -  стремление остаться целомудренной до штампика в загсе, считалась несусветным архаизмом, порой, даже в сплетнях высмеивалась. Короткие связи внутри труппы–дело не редкое.
   Моя не длинная и тайная связь, захотелось по прихоти ощутить  себя по-настоящему взрослой,  с не болтливым актером В. , уже не молодым, обремененным семьей, по натуре страстным и темпераментным раскололась в одно мгновение, как  только встретила Вадима Зимовникова. Голубоглазый, с прищуром василиска, сухопарый блондин с короткой спортивной стрижкой несколько вьющихся волос, модно одетый инженер-технолог завода покорил меня изысканностью манер, веселым характером, неуемным желанием добиться меня во что бы то ни стало, и любить пока по жилам течет его горячая русская кровь. Впрочем, как я поняла, в его роду, по отцу и матери,  были и русские, и поляки, и  татары, и угро-финны, и  украинцы.  Словом, замешана кровь на северной и южной чертовщине. Боже, какой он выдумщик! Почти любой жизненный пустячок мог превратить в необычную иллюзорную картинку, словно я вместе с ним всматривалась в волшебный калейдоскоп. А встретилась с ним обыденно- на танцульках. В нашем Доме культуры после спектаклей в честь очередного профессионального праздника, кажется, Дня рыбака, я с девчонками нашего театра осталась на танцульки. Мне шёл тогда двадцать четвёртый год. Он первый выбрал меня и буквально присох. Потом провожал до общежития работников культуры. Всю дорогу веселил забавными историйками из своей жизни. Поженились мы под Новый год. Свадьбу сыграли в заводской столовой, где висело живописное  панно зэковского художника «Тачанка» - о событиях Гражданской войны,  и мои девочки шутливо прозвали меня заводчанка-тачанка, затем и того проще – тачанка. Думаю, они мне малость завидовали. У меня были отношения только с одним страстным ухажером. Я уже начиталась до встречи с ним разной медицинской литературы, как не забеременеть, и всё, слава богу, обошлось для меня без последствий. К свадьбе с Вадимом я привела себя в полный порядок. Конечно, и не думала откровенничать с мужем, сознавая, насколько болезненно мужчины переживают женские «заскоки». Наша первая ночь была памятна мне. На всякий случай я продезинфицировала швейную иголку, и когда он из ванны открыл дверь в темноту комнаты, шурша спичками, чтобы зажечь свечку,  я осторожно уколола палец, введя свою кровь в своё потайное место и ещё так, чтобы после  уединения с мужем на простыне осталось немного кровяных пятен. После иголку я вытащила из матраца и выбросила в помойное ведро.  Все удалось, он принял меня за цельную девушку. Был просто безумно счастлив. Меня боготворил, звал Вероника-Ника – милая моя Северная Софи Лорен, эту итальянскую актрису он тоже боготворил.  Но со временем в наших светлых отношениях произошли разительные перемены.
Когда это случилось? Да на третий год после рождения Дашеньки. Муженёк решил заработать второй ромбик и поступил на вечернее   отделение  совпартшколы при обкоме партии. Честно скажу, тут превалировало не его желание, а скорее воля заводского секретаря партийного комитета, ценившего в молодом коммунисте Вадиме Зимовникове не одну грамотность технаря, но и его дисциплинированность, умение зажигательно говорить, привлечь на свою сторону рабочих и инженерно-технический персонал. Вот и начали его, как тогда выражались, «двигать» вверх. Всё у нас в семье было нормально. Да буквально повадился в театр новый начальник районного пароходства: здоровяк, умница, хохмач. Однажды, когда Вадим после экзаменационной сессии  сразу уехал на преддипломную практику в большой сибирский город, новый начпароходства в то лето пригласил всю труппу театра на воскресные дни в деревню  Старово, на их базу  отдыха. Как можно было упустить такой случай вырваться на природу да ещё с Дашкой, подышать вольным пьянящим таёжным воздухом. Описывать те дни? Не стану. Было чертовски хорошо. Начпароходства приехал на базу без семьи, ссылаясь на то, что здесь не на отдыхе, а по долгу службы. Вечером в красном уголке здешнего клуба за приличной трапезой, где царила белорыбица, разные, пальчики оближешь, блюдах, вина–закачаешься, этот начпароходства, Иван Непременный, неназойливо, но настойчиво ухаживал за мной. А в воскресенье с утра жара утихла,  все наши разбрелись по своим удобным каютам.  Иван предложил мне прокатиться на его личном катере, посмотреть, как "вяжут" плоты.
 - Вы, Вероника, любезная и любимая наша актриса, и не представляете,  какая это силища лес, плоты. Как они первобытно прекрасны, плывут точно дельфины или киты. Да, не волнуйтесь, за вашей дочкой хорошо присмотрят в детсадике. Вы увидите полноводную реку, её жизнь, завидную работу на благо людей.
   Мне подумалось, а почему бы и не сплавать по реке. Я ведь так никогда прежде не путешествовала. Будет о чем рассказать подругам, мужу. Оставив Дашутку в садике, где полно ребятни, я быстро собралась в путь: одела теплую кофту, плотную юбку, чулки. Глиссер покачивался на волнах у дебаркадера. Нас оказалось трое, я, он и рулевой-механик. Из их обрывков разговора поняла, что они давно знают и доверяют друг другу. Покружив у заливчика, осмотрев это своеобразное лежбище леса, прокатившись до ближайших бакенов, он предложил перекусить, чем бог послал. Мы спустились по реке вниз, причалили к маленькому островку с чудесным песчаным пляжем. Солнце по-доброму обнимало нас тёплыми лучами. Погода на диво наладилась. Чудесное вино и какой-то животворящий напиток буквально подогрели меня. Хотелось баловаться, чудить. И тут он предложил искупаться, заверив, что в бухточке вода, будто парное молоко. Я не отказалась. На мне был плотный купальник с молнией, открывающий только ноги и шею. Иван, очертя голову, бросился в воду. Я последовала за ним. Вначале тело как бы обожгло, после, когда поплыла, стало тепло. Боязни не было, рядом крепкий Иван, пловец, каких поискать. Однако, когда вылезла из реки, дрожала на ветру собачонкой. Он подхватил меня на руки и быстрым шагом унёс к костру. Насухо обтёр меня  полотенцем, слегка помассировал грудь, ноги и руки. Положив на салфетку  ломти сыра, пластинки копчёного мяса, батонную нарезку с красной икрой, раскупорил бутылку дорогущей водки и разлил «горючее» в металлические стаканчики.
 - Выпей, моя хорошая, прекрасная Вероника.   Это не повредит, это вас согреет, да и профилактика от простуды добрая.
   Когда тепло разбежалось по всему моему телу, зарделись щеки, Иван внезапно обнял меня, поцеловал страстно в губы, отчего я просто замлела. Даже не заметила, как он запахнул себя и меня в огромное махровое полотенце. От неожиданного напора я не сопротивлялась, не могла его оттолкнуть от себя, он весь был словно во мне.   Его напору невозможно противостоять. Наш клубок тел откатился под большой куст ивняка. Физически Иван оказался намного крепче моего Вадима. Словом, это было обоюдное сумасшествие. Оно длилось достаточно долго. Он хотел меня, а я – его. Теперь я точно знала, что уступлю его желанию всякий раз, когда он пожелает. Встречи с ним были для меня сладкой мукой, которое жаждало женское тело. Когда он был крадче со мной, во мне буквально расцветало сладострастие. Этот любовник стал желаннее мужа, и я ему каждый раз находила веские причины отказать в интимной близости. Тело супруга  не доставляло мне радости, желанного женского удовлетворения страсти, получить истинное наслаждение. Я была Иваном побеждена, покорена. Думаю, что Вадим не мог не заметить моей отчужденности, моих отлучек по воскресеньям, якобы, на рынок. На самом деле вблизи от него стояло здание маленькой гостиницы пароходства, предназначенной наезжающим с проверкой чинам из областного пароходства. Я носила всегда при себе ключи от парадной двери и чёрного входа в домик. Кроме нас двоих в этой замечательно обставленной современной мебелью квартире никого не было. В условленный час мы были вместе. И в одно воскресенье, когда я сказала мужу, что иду на рынок, он просто махнул рукой, дескать, это твое дело. Я не предполагала, что он оставит дочку одну в квартире. Он уклал её в постель, приказав нигде в квартире ничего не трогать, так как ему надо срочно поехать на работу, а мама, мол, скоро придёт с базара. У Вадима были большие связи. В общем, по его просьбе за мной следили,  он  и сам выследил нас. Когда я свернула за калитку забора с тыла  гостиницы в тихий проулок, домики которого скрывались тоже за высокими изгородями, Вадим внезапно настиг меня и жестоко избил. Но не это сшибло меня с рельсов. Я увидела в его глазах злую, колючую сумасшедшинку. И нервный презрительно цедящий  ненавистью голос:
 - Если ещё раз пойдешь к нему подстилкой, прикончу и тебя и его.  Можешь не сомневаться.
   До меня отчётливо дошло: его угрозы далеко не беспочвенны, слов на ветер никогда не бросал. Мстил всем, кто ему как-то навредил. Конечно, я предупредила Ивана, чтобы он больше никогда не попадался на глаза Вадиму. И навсегда попрощалась с любовником. Вскоре мы переехали в областной центр, где супругу предоставили престижную должность и славную квартиру. Настала совсем иная жизнь. Меня избрали освобождённым секретарем крупной общественной организации. А времена круто изменились. Супруг чудом переместился из удобного кресла в обкоме партии в кресло заместителя гендиректора по кадрам солидного промышленного концерна. Я родила ему сына. И всё-таки в мальчишке, лицом копия Вадима, когда подрос, было что-то от Ивана - плотного сложения, крупной кости. Я была счастлива. Лишь тень чего-то далёкого набегала на мое лицо, когда доводилось бывать на реке, или ездить в командировки на речных судах. Тогда образ моего сладкого Вани вставал передо мной. С этим я ничего не могла поделать. Тело помнило его, сладко томило от мысли, что я неким образом окунулась в него, что он опять мой. Я боялась одного, как бы имя Ивана не проронила во сне, и молила Господа, уже тогда ходила в церковь, истово молилась в храме, умоляя снять с меня обузу памяти о мужчине, познавшем меня на берегу полноводной реки. Иван встреч со мной не искал. Тем временем в Нефтеграде открылся филиал компании, Вадиму определили кресло гендиректора. Даша с Игорьком остались в областном центре на попечении моей мамы. Девочка уже вытягивалась березкой, вот-вот закончит школу, ей Вадим заранее забил местечко в университете. Игруня еще только-только переступил порог седьмого класса. Я разрывалась на два города – быть на глазах мужа и растить в своем доме моих детей. Должность моя была почти что синекура, я полностью распоряжалась рабочим временем по своему усмотрению. Мой аппарат с удовольствием принимал мои не частые визиты в главный офис, я не мешала им, они – мне.
Но год назад, когда в облцентре проводили  большую конференцию по линии именно моего солидного общества, в числе приглашенных деловых людей оказался Иван Непременный. В перерыв он незаметно передал мне записку, умоляя о встрече в служебной квартире областного пароходства, которое сейчас возглавлял. Мы встретились. В служебной квартире пароходства было уютно. Мы не могли оторваться друг от друга часа полтора. Я успела домой к ужину. Потом дети ушли в свои комнаты спать, а мне позвонил Вадим. Да, новой работе он отдавал много сил, энергии, даже как бы страсти. И опять я не чувствовала себя перед ним виноватой, некая мягкая пружинка прижимала к сердцу имя Ивана. Вновь боялась ночью, после интима с супругом в нашей нефтеградовской квартире, не пробормотать во сне имя Иван. Тогда был бы полный швах и мне, и ему, и всей нашей семье. Поскольку опасалась, что он поднимет свою мстительную руку и на наших детей, и на мою уже порядком постаревшую маму. Я догадывалась, как в наступившие канительные времена, так называемых, рыночных отношений он расправлялся с неугодными ему людьми филиала,  и  с проморгавшими выгоду партнёрами, и с  конкурентами. Если в Кремле ушли в прошлое известные звуки прославленного балета, то здесь, в провинции, то и дело происходили  с определенным кругом лиц несчастные случаи на дорогах, в самолётах,  их одолевали  болезни, просто выстрелы наповал. Спустя какое-то время после той новой встречи с Иваном, в обкоме профсоюза мне предложили «горящую» путевку в  санаторий, о котором не могла и мечтать: в нём, как правило, отдыхали в прошлом большие партбоссы. Вернувшись домой, просматривая ворох областных газет, увидела некролог об Иване Непременном. Он скончался скоропостижно от инфаркта. Бог мой, какая напала  тоска! Я заперла дверь изнутри в свою комнату, ревела белугой, глотала коньяк, что-то дико орала в трубку Вадиму. На следующий день прилетел супруг. Мы заперлись в моей комнате, обзывали друг друга, дрались. Я кричала ему, что он в подмётки не годился Ивану, а в постели так просто ничтожество. Он выбил мне зуб, а я расцарапала ему всё лицо. К нему утром пришёл врач, выписал больничный.   С той поры у нас с ним всё пошло наперекосяк. Вадим пристрастился к спиртному. Вычислив теперешнюю слабину, его то и дело приглашали в гости на званые и прочие вечера. Теперь он пропадал с девицами легкого поведения. Заправлялся «горючим» прямо в конторе. Словом, карьера его покатилась под гору. Руководство компании заводило речь о переводе его замом директора в филиальчик, что обосновался в том райцентре, где мы в молодости жили. Наверное, мысли о детях вразумили Вадима. Сумел взять себя в руки. Но было поздно, его выперли с Нефтеграда, оставив в главном офисе рядовым менеджером, поручив вести дела с геологами-поисковиками полиметаллов. Вместо четырёхкомнатной квартиры семья ютилась в трёхкомнатной, в не престижном районе. Это была заурядная панельная «водонапорная башенка». Меня больше не вводили в руководящий состав ведомственного профсоюза, я была замом председателя по общим вопросам. Когда моя мама ушла из жизни, оказалось, что я плохая домохозяйка, ничему толковому не научила Дашу. Она, как и я, была нуль без палочки  в хозяйственных делах. Все заботы по дому свалились на меня. Через прежних друзей мне удалось устроиться в областную администрацию самым рядовым работником по приему заявлений трудящихся и подготовке  надлежащих ответов. И вновь старые знакомства позволили мне занять место зама по кадрам небольшой конторы. Дома я грызлась с детьми, но опасалась вступать в поединок с супругом, взгляд его с каждым днём становился всё колючей. Даша начала встречаться с парнем из санэпидемстанции. Наш Игорёк поступил в технический колледж, где влился в хоккейную команду, которая завоевала славу в городе.  Семейная жизнь текла по своим незамысловатым законам. О своей работе Вадим мне ничего не рассказывал, кроме того, что нашёл знатную фирму и ценящих его людей.  В командировки по своим производственным делам он мотался часто. Спустя какое-то время известил нас, что купил четырехкомнатную квартиру, а эту  продаёт, ведь деньги никогда не бывают лишними. И мы начали обживать новое жильё почти в центре города. Обстановку купили на загляденье и себе и друзьям. Откуда-то у него появилась распрекрасная дача. Обустраивать её мы все ему помогали. Такое вот было радостное время, аж слезы от счастья стояли на глазах. Правда, правда. Игорь запросто окончил колледж, но строил карьеру хоккеиста уже в столичном клубе. Даше не повезло, с мужем рассталась, пояснив, что тот бестолочь несусветная и переехала к нам. Но её бестолочь  где-то зарабатывал крутые бабки, судя по алиментам. Часто у нас бывал в гостях, завалил сына Егорку подарками, даже на День рождения купил ему ноутбук. Но Даше не хотела вновь соединить свою судьбу с ним. А с Вадимом последнее время творилось что-то невероятное: он скандалил с кем-то по мобильнику, даже матерился. Однажды, на ночь глядя, куда-то пропал. Я утром его не узнала. Остались прежними глаза и брови. Но в глазах застыла глухая к кому-то  ненависть.
 -Вадька! Да что с тобой?!- крикнула я.
  Он будто съежился, поник головой. Его бескровные губы прошептали:
- Всё, теперь им каюк.
  В вечерней новостной телесводке прозвучало сообщение о схватке двух криминальных бригад на берегу Ироши. Мелькали кадры срывающихся с места труповозок. Среди убитых обнародовали  имя Паши Непременного, сына Ивана. Бледная, с обескровленными губами, я сразу положили под язык два камушка нитроглицерина. Я не знала, что мне теперь делать. Вадим оказался настоящим душегубом.
               
                3.  Немного интима
 

  Ян  только что вернулся из командировки в Средне - Печорский район.  Предстояло подготовить экономический обзор лесной и лесоперерабатывающей отраслей региона. Шеф намекнул, мол, есть точные сведения о западноевропейской компании, полной желаний  вложить  инновации, а то и стать соучредителями некоторых крепко стоящих на своих ногах  хозяйств, занимающихся  как заготовкой, так и переработкой древесины. Так что ему, Стругу, и карты в руки: подать на страницах газеты  деятельность леспромхозов в наилучшем свете. Выбрал тройку передовых, в первую очередь погостил в Борском леспромхозе, где бывал много раз и знал историю жизни многих заготовителей древесины. А ещё ему непременно хотелось повидаться с Ирадой   Нездешней. Он приметил её с первых командировок  в  этот большой посёлок лесозаготовителей. Как всегда, собирая в блокнот  факты о деятельности предприятия, нашёл время заглянуть в среднюю школу. Знал: непременно найдёт там добрую информацию в колонку новостей. Несколько инициативных учителей вкладывали душу в  то, чтобы побудить школяров к  развитию заложенных в них талантов. Действовали интересные кружки художественной самодеятельности, по интересам, даже астрономический, а вела его учитель физики Ирада Нездешняя.  В классе, где мысли школьников старших классов погружались в  таинства математики, физики и  астрономии, тогда этот предмет в  школе изучался, Ян Струг и встретил Ираду. Удивительно легко   и свободно она посвящала мальчишек и девчонок  в  увлекательные  приключения формул как фундаментальных основ познаний сущего, так и  производных, но не менее значимых. Предложив классу решить очередную задачу, она, словно вспомнив, что на занятии присутствует сторонний человек, всмотрелась в его лицо. Видимо, кроме обычного любопытства, увидела искреннюю заинтересованность  гостя и тем, как ведёт свой предмет,  и тем, что она ему интересна как женщина.  Тогда уже вступила в критический девичий возраст, когда сердце тревожится одним - остаться одинокой. Правда, в посёлке немало молодых неженатых мужчин, но все они были не её круга: простые рабочие лесозаготовительной отрасли,  мастера и техноруки - технические руководители  разных подразделений леспромхоза, базового предприятия рабочего посёлка Бокарка. Выпускники вузов, люди здесь с положением, давно обзавелись семьями. Женщины посёлка, посвятившие жизнь учительской стезе, медицинской,  торговой и прочих прекрасно сознавали, что своих мужиков надо держать в ежовых рукавицах. Девушек и женщин одиночек – пруд пруди. Откровенно, ей давно нравился Ян Струг: она читала все его публикации сначала в городской, потом в областной, когда туда перешёл на работу. Он был не чета местным парням: хорош собой, по-умному ведёт в газете тему, и в нём не чувствуется и тени забитости, отчасти присущей простым работягам.  Скорее, размышляла Ирада, это даже не забитость, а осознание того, что их удел – пахать на лесных делянках в любое время года и в самую ненастную погоду, и им от этого тяжкого  труда никак не отвертеться. Потому что они ничего другого делать не умеют, как сидеть за рычагом трактора, управлять лесовозом, валочно- пакетирующей машиной, или разделывать на эстакадах хлысты деревьев. Многим из них было не то что не до книг, но даже глаза бы их не глядели на газеты. Причина одна – гнетущая тело усталость от тяжкого труда, желание выспаться вволю, не срываться рань-ранью с постели: нельзя опоздать в автобус или в крытый брезентом кузов вместительной автомашины даже на четверть часа, поскольку ждать не будут, на делянки нужно успеть во время. Лес из Бокарки ждут за его пределами лесопромышленные комплексы, где изготовят для шахт рудничную стойку, для строителей первоклассные доски и много ещё чего. Правда, что-что, а заработок рабочих леспромхоза на диво завидный.
   За пять лет работы в здешней школе Ирада как-то свыклась с мыслью, что её уже не ждёт иная судьба, как учительницы именно этого посёлка. Мать и отец девушки из забытой богом деревушки в средней полосе России. И там она никогда не найдёт такую хорошо оплачиваемую работу, однокомнатную квартиру в благоустроенном доме, а о женихах и подавно нечего говорить. В ближних от Бокарки городах примут учительницей в школу, но о жилье от отдела образования нечего мечтать долгие годы, лишь довольствоваться съёмным и не дешёвым по оплате «углом» в частном доме. А главное, привыкла к посёлку, к его людям, к ребятне, тянущейся к знаниям. И начала присматриваться к парням, молодым мужчинам её возраста. Как-то в клубе на просмотре кинокартины оказалась рядом с черноволосым симпатичным парнем, тот, как ребёнок, радовался всем перипетиям экранной жизни героев, бросал шепотом реплики своему приятелю. Осеннее уличное ненастье их как бы сблизило: мужчина помог ей преодолеть размытую дождём и разбитую автомашинами дорогу. Потом шли по деревянному тротуару к своему микрорайону. Он жил в общежитии механизаторов, а её дом стоял поодаль. После  как-то в выходные дни встречались ненароком в магазинах, в столовой. Словом,  Ирада и Абусаид, механик автотракторного цеха, познакомились. По весне нового года он посватался. Девушка позвонила родным, те уже обосновались в Татарии,  на родине её мамы. Познакомиться с  будущим  зятем приехала  её мать.
- Так ты не против, чтобы я связала свою судьбу с Абусаидом?
 - Что делать, девочка моя. Выбор здесь женихов твоего возраста просто ограничен. Если тебе уехать жить и работать в другое место, так пройдут ещё годы, чтобы на твоём пути появился достойный тебя человек.
 - А разве Абусаид не достоин меня?
 - Да как сказать, парень оставляет о себе хорошее впечатление.  Только мне почудилось, будто в его душе есть некий как бы слом. До тебя у него была женщина?
 - Не знаю, мама. Он этим со мной не делился. Но женат не был.
 - Значит, так, Ирада. Попроси его в это воскресенье придти помочь тебе навести порядок в сарайке, мол, нужно избавиться от старья, оставшегося от прежних хозяев, разобрать допотопный диван. А я попытаюсь вызвать его на откровенность.
   Свадьба Абдусаида и Ирады прошла в большой поселковой столовой. Народу, как сельдей в бочке. Из родственников жениха были его брат  Исмаил с другом юности, невесте  покровительствовала её мама. Поскольку абсолютное большинство товарищей Абусаида – православные мужчины и женщины, то свадьбу играли по православным канонам. Девчата из клубной художественной  самодеятельности провели праздник на славу. Ярко величали жениха и невесту, тосты сыпались густо и радостно, лихо отплясывали. После первой брачной ночи влюблённые, казалось, не сводили друг с друга счастливых глаз. Когда Ирада на другой день поднялась уже дома из-за праздничного стола и пошла к матери на кухню, та ей тихо, чтобы никто не услышал, сказала:
 - Ночь со второго дня свадьбы на третью станет для тебя провидческой.
 - Как это, мам?
 - Вот что приснится тебе, то в будущем исполнится. Если доброе – молись Аллаху и Богородице Исы, если дурное – под любым предлогом вон из дома и беги в любой лесок: пади на колени вначале у ёлки, затем у березы, молись Высшим Силам. Твоё счастье, если рядом увидишь ручеёк и сполоснешь лицо его водой. Не заспи эти мои слова.
   День тоже был бурный, праздничный. Ночь Ирада была в объятиях мужа. Забылась под утро. И вошёл в неё сон, как  таёжный дурман для покорённого усталостью заплутавшего путника. Видит она себя дебелой красивой женщиной, одетой нарядно, спешащей к дому своей большой искренней любви. В её сердце имя – Яна и её детей – Азиза и Алии. Она каким- то образом знает, что после того, как сын поступит в Нефтеграде в технический вуз, сообщит ему, кто его настоящий отец, и даже сведёт их вместе, познакомит. Тот под видом внештатного корреспондента газеты иногда появлялся в его квартире с небольшими эссе и заметками.  Ираида с Абусаидом тоже жила в городе нефтяников, в квартире, выделенной её мужу транспортным управлением, где тот стал со временем завгаром. Конечно, она с Яном встречалась, когда его супруга и дети выезжали в отпуск, не дожидаясь, когда глава семьи получит отпускные. Иногда выгадывали попасть в  компании любителей охоты за ягодами и грибами. Их постелью тогда был мягкий мох, а любовь под сенью деревьев казалась самой сладкой. Никто не догадывался о связи известного журналиста с завучем средней школы. И вот она идёт на долгожданное свидание с отцом своего первенца. Время такое, когда в подъезде никого не должно быть. Из вчерашних намёков Яна по мобильнику знала: кроме него в квартире никого, он её, свою вишнёвоокую, ожидает. Вытащила оба ключа от железной двери. Вдруг со стороны квартиры кто-то стал совать ключи в замочные скважины. Ирада поспешно поднялась по ступеням на верхнюю площадку. В легком полумраке отворилась дверь, из неё выскользнул парень. Она обомлела: по  ступенькам быстро скользил вниз её сын Азиз. Едва внизу хлопнула входная дверь, она спустилась к двери своего любимого. Поняв, что в квартире произошло нечто неординарное, осторожно вошла внутрь, закрыв дверь. В спальне лежал без движения на кровати обнаженный Ян, у самой двери ванной, раскинув в стороны руки, тело окровавленной девушки. Рядом оставленный в спешке нож сына.
   Она в полном замешательстве и изнеможении опустилась на стул. Мысленно восстановила картину трагедии. Вероятно, сын так же,  как и она, вошел в квартиру, отперев замки  запасными ключами. Девушка бросилась было наутёк, чтобы успеть попасть в ванную, да не успела, затем Азиз  влетел  в спальню. Ирада хорошо знала эту девчонку, она давно таскалась за её сыном, училась на филфаке и даже не раз бывала с ним в квартире Яна. Значит, свободолюбивой девчонке захотелось покувыркаться с мужчиной в возрасте. Наверное, она пришла к нему внезапно, он ведь должен был ждать её, свою вишнёвоокую. Раздобыть ключи у Азизи и сделать копии можно на любом рынке. В итоге трагедия. Азиз не мог поднять руку на родного отца. Сын её уже знал, что из себя представляла «девочка».  Увидев обнаженными тела отца и его любовницы, что ещё вчера отдавалась ему, парень в состоянии аффекта выхватил нож, догнал убегающую молодуху, и зарезал свою пассию. Яна хватил удар, он потерял память, и, по всему видать, вошёл в кому. Какой у неё выбор? Она не могла отдать сына в жестокие ежовые рукавицы тюрьмы. Так завуч средней школы стала убийцей любовницы своего любовника, с которым подружилась, якобы, недавно в Нефтеграде и воспылала к нему любовью зрелой женщины.
   Ирада вскочила с постели, как ошпаренная. Муж прихрапывал, он ещё во власти винных свадебных паров. Набросив на плечи богатый индийский халат--подарок Яна, а сверху осеннее зелёное пальто, выскользнула на улицу. Раннее воскресное утро,  ни души. Подмёрзшая, расквашенная тяжёлыми лесовозами дорога  подворачивала своими колдобинами каблуки сапожек. В нескольких метрах лесок.  Вот берёзка, невдалеке ель. Высокий кустарник скрывал полянку. Она знала молитвы и русские и татарские. Только ни ручейка, ни крохотной проталинки от родничка. Ирада углубилась в подлесок. Хрустнул под сапожками ледок. Ей показалось, будто метрах в двадцати от неё  промелькнула рысь. К тому месту устремилось с деревьев чёрное грузное здесь вороньё, чтобы, видно, поживиться остатками звериного пиршества. У кочки Ирада раздвинула наслоения тонкого льда. Слава богу, там бил крохотный родничок.

 

                4. Испытания забастовкой


   Некое странное чувство давило грудь, словно душа оказалась между неведомой пропастью и чудовищной наковальней: предстояло ехать в командировку, которая могла на карьере журналиста  поставить крест. Хотя, как оказалось годами позднее, судьбу покорёжила вовсе не она. До отправления поезда оставались считанные часы, в голове крутилось напутствие шефа:
 - Ян, в леспромхозе назрела серьёзная ситуация: несколько дней подряд лесорубы, шоферы и работники нижнего склада бастуют. Туда отправляется комиссия из работников горкома партии и горисполкома. А я, как знаешь, член бюро горкома, потому тебе газетной корреспонденцией отдуваться. Не подведи, всё сейчас на контроле первого. И обстановка в стране серьёзная, и ещё теперь эта лесная заморочка. Работяги толкнули петицию аж в ЦК, смотри, не промахнись, всё-всё провентилируй. Возможно, из Заозёрного придётся махнуть и в Бокарку. И там сейчас что-то не спокойно. Езжай!
   Тогда Ян не мог  предполагать, что та командировка откроет глаза на все происходящее как в лесном захолустье, так и в стране. Час за часом, день за днём встречи с людьми на лесных делянках, где рабочие упорно не желали валить лес, возить его на разделочные эстакады на нижний склад, а сидели в примитивных балках-вагончиках, судачили о своей нелёгкой доле. Приехавшему из города начальству высказывали свои претензии остро, не дипломатично, требуя радикальных мер для устранения накопившихся проблем. Вся техника старьё - физически и морально давно устарела, а с них требуют высокой выработки. Выплату зарплаты тянут месяцами. Бабы их не могут себе даже новые трусы купить, не говоря о том, чтобы чем-то побаловать детей. В продмагах грозятся прекратить отпускать продукты в долг. Колбасу, мол, видит одно начальство. За всем необходимым люди ездят на поезде в соседнюю Бокарку, богом избранную.  В арболитовых панельных домах, в основе плит которых прессованная стружка с добавлением цемента и прочих составных частей, зимой зуб на зуб не попадает, отопление аховое, потому как котельная на ладан дышит,  они спят под тремя одеялами, к утру в ведрах замерзает вода. Дети болеют. А те, у кого в щитовых домах печное отопление, хоть караул кричи. Живут в лесу, а дровами их леспромхоз загодя обеспечивает нехотя.
 - За маяту наших детишек,- простуженным голосом хрипит кто-то в теплушке,- перебить бы вас, коммуняк!
 - Но-но, спокойно, нечего сопли размазывать по варежке,- увещевал председатель поселкового совета.- Тут сейчас всё блокнотит корреспондент газеты. Рассказывайте  о  своих бедах по уму, не истерите, как бабы. Всякое на хозяйстве бывает. Котельная нынче подвела, разморозило в некоторых домах трубы отопления, уже начинаем их менять. С мясом повсюду сейчас непорядок, и у нас люди сбрасываются и едут отовариваться в Москву. В Бокарке, конечно, жить вольготней: у них свой коровник,  свои куры на птицецеферме. И леспромхоз не чета вашему, солидный.
 - Ах ты, чёрт говённый!- взвыл мужик в распахнутой шубенке. Выхватил из-под стола молоток и замахнулся на говорившего.- Врежу в глаз и каюк тебе!
   Предпоссовета бухнулся на скамейку. Съёжился.
 - То-то, - обронил тот же мужичок,- это я - так, для острастки. Лучше не тревожь нас. Мы нынче с норовом.
   И будто на подмогу местному чину в теплушку вошла вся остальная бригада начальства, ездившая на соседнюю делянку к лесорубам. Стало душно. Кто-то приоткрыл дверь. И снова поплыла волна людского негодования. Что оставалось городским?  Одно- давать благие обещания.
   К вечеру вся комиссия прибыла в Бокарку, где часть лесозаготовителей бастовала, а другие держали нейтралитет. А если начальство давило на них, то и на работу выходили. В конторе ЛПХ ожидало руководство здешнего леспромхоза. Выспросив обстоятельно о состоянии дел, чтобы лучше сориентироваться с ответами на вопросы жителей, подрулили к поселковому клубу. В первых рядах сидели преподаватели школы, другая поселковая интеллигенция. За ними – рабочий люд. И здесь, в одном из самых благоприятных лесных посёлков, диалог развивался по кривой вверх. Нет запчастей для вышедшей из строя техники, в новой встречается нередко брак, случаются задержки зарплаты. В детсадике мёрзнут ребятишки. В клубе примитивный гардероб одежды для самодеятельных артистов. Поселковое радио вещает с перебоями.  В школе не хватает учебных пособий. Словом, и тут острый диалог не заставил себя ждать.
   Ян сидел на приставном стуле того ряда, что занимали учителя. Повернув вполоборота голову влево, встретился глазами с взглядом Ирады. Его сердце на мгновение словно обдало кипятком, он увидел: нежность, томление души, жажда встречи, преданность ему, и одновременно смутное чувство вины за  то, что  отдаёт своё тело нелюбимому человеку. Однако,  он неким наитием почувствовал: она не безропотно подчиняется мужу в постели, неделями оттягивает  близость с тем, кому никогда не будет верна, поскольку её абсолютно «всё я»  утонуло в обаянии того, кого считает своим милым. Ян знал, ничем не может помочь Ираде. Судьба не позволит им создать брачный союз. У него и у неё свои семьи, за которыми кровные связи, обязательства, которые не позволят ни порвать, ни даже затушевать прожитые годы в иной оболочке, накрепко опутанной сетями жизненных обстоятельств. Он уверовал, что любим, и  Ирада знала, что тоже любима, любима горячо, и её при этом обдало волной необъяснимой радости. Как бы ей хотелось сидеть рядом с ним, держать в своей руке его руку, легонько поглаживать пальцы  своего дорогого мужчины, подушечками пальцев щекотать его ладошку так, как это могла  только она. О, эти волшебные прикосновения трепетной женской души.
   Силой воли он прервал бег любовного страдания. А на сцене и в зале кипели людские страсти, водовороты сомнений в верности курса власти «новой волны». Ян с гордостью подумал, что его «лесные братья»,  о которых написал бесчисленные статьи и очерки, вовсе не пригнутые к земле работяги. Они по-русски терпели неустроенность поселкового быта, серьёзные огрехи производства до той поры, пока не взыграл их градус недовольства. Однако, куда их жизненным неурядицам до безобразий в посёлке Заозерном. И, тем не менее, отдавая производству большую часть своей жизни, истомленную вывертами строя, они желали жить по-людски, иметь от благ цивилизации не подачки, а полноценные права на уважение их личностей, их устремлений довольствоваться не почти фиговыми листьями, лишь как-то прикрывающими то, что извечно зовётся бытом, скорее иезуитски изуродованной обыкновенной бытовухой, не совместимой с идеологическими посылами власти, укрытыми за красным  полотнищем  с серпом и молотом. И хотя страна не знала явных радикалов, способных повести за собой народ, уставший от перипетий перестройки, с её диким торнадо под кличем «Долой пьянство!» над истребляющимися богатейшими виноградниками юга, с недозрелыми веяниями экономического переформирования производственных систем, с падением нравственных устоев, игнорированием патриотизма, однако  государственные устои оказались невообразимо  расшатаны. Вдруг, как по мановению  «чёрной волшебной палочки», подняли головы в разных концах огромной державы националисты.   
   Неспокойные мысли обуревали Струга, когда в последний вечер командировки в гостиничном холле Дома приезжих он устраивался за один стол с преферансистами. Рядом держали оборону и наступление картежники из числа тех, кого  на усмирение забастовавших посёлков послали из горкома партии и горисполкома. Между игрой люди власти обменивались мнениями о прошедших событиях и о том, насколько поверили их обещаниям уладить,  гнобящие поселковый люд, проблемы. Из массы забастовщиков Заозерного и Бокарки они выделили небольшую группу, по их мнению, верховодов. Назывались хорошо знакомые Стругу фамилии. Судя по набрасываемым характеристикам, просвечивающим до тонкостей их биографии, преферансисты знали, о чём говорили. И делалось это с явной целью настроить именно его на негативное обличение в будущей статье рабочих, принявших в свои руки знамя забастовки.  Но он-то не нашёл ничего, что противоречило мнениям рядовых с лесных делянок.  Всё, высказанное ими при встрече, не выдумки, а, увы, действительность, раскрывающая нередко жалкое существование людей из глухих уголков северной земли. Им следовало оказать помощь, и ни в коем случае не карать их ни одним словом в печати, за которым могут последовать и жесткие меры власть предержащих. А когда Струг   осознал, что его хотят поймать на слове, то, сославшись на усталость и своё примитивное достоинство преферансиста, ушел в отведенную ему комнату.
   Ровно два дня дал шеф Стругу отписаться после командировки. Прочтя материал, сделал некоторые правки и отдал рукопись в набор. На всякий случай позвонил зав отделом агитации и пропаганды горкома партии. В ответ:
 - Хватит, Георгич, громыхать словесами. Дуй с его материалом к нам!
 - Н-да, значит, твой газетчик сварганил проблемный очерк. Ты за этим его посылал с нашей комиссией в лесные поселки?! – спросила секретарь  горкома по идеологии. - Или не ведаешь, какие могут сгуститься тучи над нами? Обком ведь под боком! На кой нам эта бесхребетность! Что, в других леспромхозах дела обстоят намного лучше? Но там молчок, никто не помышляет бастовать! Всё шито-крыто только в лесных хозяйствах, отданных в аренду болгарам. Там все поставлено иначе. Но сегодня у нас нет возможностей.
 - Валентина Изосимовна, я полагал, этот материал размягчит, что ли, те нарывы, что вскрыты проверкой. Люди там успокоятся.
 - Перестань мусолить! Пусть появится в твоей газете просто деловая корреспонденция о забастовщиках. Почему не послал туда Сашку Трехлетова?  Или его жену Ларису? Они бы промашку не сделали.
 -  Так ведь они в лесных делах ничего не смыслит. Их там не знают.
 - Нам всё равно: смыслят они в лесных делах или не смыслят! Они сработали бы такой материал, какой нам нужен! Не забыл, ты наш орган! И пусть Струг забудет о его фамилии в списке резерва на инструктора горкома партии! Все, выполняй моё поручение.
   Через час в кабинете секретаря по идеологии возник представитель, так называемой, компетентной организации.
   Поздоровавшись с ним, Валентина Изосимовна отчеканила:
 - Папку о Струге, как сказала, на стол! Буду знакомиться.
   Сделав закладки, бросила сердито:
 - Так что, к нему нет никаких претензий?! Ни по партийной линии, ни по жизни?!
 - Так ведь он пятый год, бессменно  избран секретарём партбюро. Он вообще, как известный журналист и партактивист не находился в сфере нашего внимания. И как семьянин характеризуется положительно.
 - А это что?! Семья родителей по линии матери сослана накануне войны из Украины на Крайний Север – это его бабушка, она же мать троих детей. А его дед, по-нашему один из самых крепких кулаков на Волыни,  остался на родине, скрылся от наших спецслужб. И не понятно, то ли был убит немцами за помощь местным партизанам, то ли во время известной волынской резни. Среди его предков есть поляки. И вообще тот регион Украины весьма занятный, там ютилось немало евреев, в том числе богатых. А у его деда два брата, тоже не из бедных, не пролетарии, сельские заправилы и у одного из них жена еврейка. Разве с такой родословной ему вообще место в партии?
 - Так при Леониде Ильиче на это особо не обращали внимания. А отец Яна сибиряк, участник войны, офицер. Правда, с матерью Яна развёлся и взял в жены свою односельчанку.
 - Вот что, мы исключаем Струга из резерва горкома. А вы смотрите по обстоятельствам. Если где нашкодит, гнать из партии и города. Времена тревожные наступают.

                5. Смена ориентиров

   От проблемного очерка Яна Струга о событиях в бастовавших лесных посёлках остались рожки да ножки. Шеф газеты выправил его материал, не предупредив автора.  В день выхода публикации Ян с недоумением разглядывал на второй полосе «своё» рукоделие. Принять его главвред отказался, сославшись на занятость. Журналист спустился на первый этаж к заведующей отделом социальных проблем и писем - Ларисе Трёхлетовой, являющейся и руководителем городской организации Союза журналистов России. Он сознавал, что здесь правды не добьётся, но была затронута его профессиональная честь, надо же кому-то высказать своё недовольство позицией газетного главчина.
 - И что ты предлагаешь? Созвать общее собрание журналистов города ? Думаешь, ты станешь победителем?-  парировала она взрыв его негодования. – Это его право, как поступать с материалом  своего работника, на  то он и главный редактор.
 - Так он обманул меня,  сказав вначале, что очерк пойдет в газету.
 - Ты не новичок. Мало ли какие обстоятельства. Забастовка рабочих– это прерогатива политики, за реакцию на такие действия несёт ответственность  горком. Неужели не ясно!? Сама не буду созывать собрание журналистов. Поговори сначала со всеми ребятами, узнай их мнение. А после и приходи. Но даю против ста один-два процента, что они не согласятся выносить сор из избы. Ведь у нас на учете и собкоры центральной газеты и радио. Я никому звонить не намерена. Извини, иду сдавать свои строчки.
   На другой день Струг взял отгул и с домашнего телефона вышел на завотделом центральной газеты, нештатным автором которой и являлся. Пояснил ситуацию, и попросил коллегу узнать у главного редактора, может ли он взять его в штат в качестве собственного корреспондента по области. Тот согласился, пообещав позвонить ему вечером на домашний телефон. Междугородний звонок оторвал его от экрана телевизора.
- Ян, шеф в тебе заинтересован, но сейчас вакансии собкора нет. Мы знаем, что наш собкор по соседней области, работающий и на ваш регион, желает переметнуться в другое издание, отрабатывает положенные по закону дни. Шеф советует  тебе не терять стаж, взять отпуск без содержания. Созвонись с ним завтра с утра пораньше, часам к восьми. Желаю удачи.
   Отпуск дали без проволочек. По устному заданию будущего шефа он подготовил подборку событийных информационных новостей, несколько корреспонденций о жизни трудовых коллективов, и выполнил пожелание главного редактора составить план журналистского расследования о возможности инвестиций заграничного капитала в геологическую отрасль области. Вскоре  его вызвали на беседу в редакцию московской газеты.
 Навстречу с кресла поднялся плотного сложения человек в дорогом костюме, темные волосы открывали  чистый лоб, упрямая складка делила морщины у переносицы, волевой подбородок, внимательно оценивающий взгляд серых глаз.
 - Здравствуйте, Ян! Приятно лично с вами познакомиться. Все ваши материалы удачны, они опубликованы. Если вы твердо решили войти в штат нашей газеты, вот официальный лист, пишите заявление, а заодно  - Договор, познакомьтесь внимательней. Будут вопросы, немедленно спрашивайте, времени свободного у меня, как понимаете, в обрез.
   Прощаясь, позвонил секретарше, чтобы Яна приняли в отделе кадров.
- Желаю удачи, Ян. В отделе кадров вам пояснят, с кем из наших юристов будете, что называется, в одной упряжке. Оттуда пройдете ко всем завотделами, от них получите ЦУ. Но главную закавыку ждите от меня месяца через полтора, как у нас освоитесь. Да, оклады в нашем издании не намного выше, чем в областных газетах, зато приличный гонорар, словом, есть стимул хорошо и много работать. До новой встречи. Всего доброго.
   Приятно грело сердце солидное удостоверение газеты. Снимок, к слову, сделал фотокор издания. Обстоятельное знакомство - с юристом Андреем Дрогоявленским. Наставления юриста, сведенные им в монолог, выглядели так:
- Самые серьёзные задания будет давать непосредственно шеф. Главное, вы должны быть во всем осмотрительны, внимательны, не клевать на подброшенный кем-то крючок. Мы знаем, что вы умерены в спиртном, не ведёте не привлекательный для нас образ жизни. Ваше место собкора по двум значимым в стране областям, вашей - промышленной, и другой- наполовину сельскохозяйственной из средней полосы страны, занимал весьма толковый журналист. Шеф при встрече вам, конечно, не сказал всей правды о нём. Это делаю я. У Вениамина  был один каверзный недостаток: любил с приятелями в свободное время посидеть за бутылочкой, потрепаться языком. Едва прошло года два работы у нас, как к нему присосались хищные пиявки. Втихаря подсовывали ему наркоту. Наш Веня Варкачев попался на их удочку. Газетными делами с ними не делился, но, став зависимым от наркотиков, потерял бдительность. Очень острые публикации не пришлись по душе его антигероям. Когда в газете сделал подножку одному чинодралу, получил кошмарную дозу наркоты, плюс в чай опрокинул большую рюмку спиртного. Его пытались в больнице поднять на ноги, но, увы. Самые злые свои материалы подписывайте разными псевдонимами, о которых никто не знает. Если возникнут малейшие затруднения в юридическом плане, звоните по этому вот телефону в любое время дня и ночи. Покажите себя у нас с самой лучшей стороны. Мы в дальнейшем лучших собкоров переведём в столицу, станем им компенсировать часть оплаты за жильё, а от услуг других вообще откажемся.  Будут наши журы отсюда ездить в командировки. Так безопасней, ввведём крепко сколоченную шкалу  гонорарного фонда. Счастливого пути и доброй работы! 
   Заявки заведующих отделами газеты «Страна индустрии» вряд ли можно было назвать непосильными для опытного газетного волка. Разве что сдаваемые в секретариат корреспонденции требовали  от автора чёткой логики, всестороннего знания раскрываемой темы, владения пером и абсолютной честности и порядочности. Дома, просматривая записи в блокноте, решил, что выполнить поручение столичных коллег не представит особого труда. А вот на двух письмах, полученных в отделе социальных и нравственных проблем, он споткнулся. Повертев одно в руках,  вспомнил слова зава:
 - Переправлять сию эпистолу начальнику этого героя в кавычках, нет смысла, спустит на тормозах, получим лишь отписку ничего не значащую. Останутся в обиде и автор письма и  его мать, униженная оскорбительными выпадами соседа  из властных структур. Проверьте факты, как-нибудь приглядитесь к хамоватому чину. Возможно, построите корреспонденцию, акцентируя внимание на том, что уважать старших, тем паче женщин, учат  у нас вообще-то с детского сада. Поразмышляйте. Правда, придётся вам съездить в соседний областной центр.
Ян  проверил сообщение, пообщался с автором  и его матерью. Выдал знатную корреспонденцию под псевдонимом. Ему сообщили из секретариата, что откликов на его заметку поступило чуть не с почтовую сумку. Коллега из соседней областной газеты по телефону сказал, что в их редакции пытались вызнать настоящего автора, опубликовавшего микро-фельетон в столичной газете. Советовал на всякий случай готовится к неким атакам. Структуру, что  Струг затронул публично, не отличает демократичность взглядов. И журналист сознался, что звонил не из своего дома и не из редакции, чтобы его, Яна, не подвести под монастырь. Мало-помалу тема о заносчиво-задиристом чине стала забываться. Однако, Стругу как-то довелось по делам придти в свою бывшую газету, а заодно и сняться с журналистского учёта у председателя городского отделения Союза журналистов. Лариса Трёхлетова, выдав под расписку учётную карточку, нехотя бросила:
 - Сюда заявился один наш автор - силовик с заметкой из твоей нынче газеты о его сослуживце, мол, на всю страну парня осрамил, могли бы вопрос решить иначе, мирно. Теперь вот приходится отдуваться. Спрашивал, дескать, знаю ли я такого человека, что подписал заметку. Ответила, что не знаю, не доводилось в нашей газете читать заметки под такой фамилией. Ему я посоветовала созвониться с редакцией столичной  газеты. Он махнул рукой, бесполезно. И вдруг спрашивает, а где Ян Струг, что-то давно его статьи не читал. Ну, честно и сказала, что ты сейчас  работаешь в «Стране индустрии». Человек помолчал, пожевал губы и вышел. Так это, что ли, твоих рук дело?
 - Да с чего ты взяла, Лариса. Мало ли пишущих ребят.
 - Так я прочла заметку. Нашла там пару твоих любимых словечек.
 - Не бери всякую фигню в голову.
   Он полагал, что на том дело и закончилось. Однако в «глубине» структуры решили довести дело до логического конца, выяснить, кто же «злопыхатель», как бы тот писарчук не вставил палки в колёса, когда  на носу выборы в Верховный Совет страны.

                6. Предвыборные закорючки
 
   Вставшие у власти люди новой волны видели за рулём государства не кандидатуру Романовцева, а  совсем другого человек:  не столь независимого в своих взглядах на обустройство страны, более покладистого, который бы никогда не посмел поднять руку на их прокремлёвский круг. Все они уверовали в победу на выборах президента - именно Бронислава Ульянца. Подвластные им медиаресурсы  поддерживали кандидатуру Бронислава, тот тоже, как и Романовцев,  периферийщик, но сумел под общий шумок неприязни к Первому лицу партии и государства найти верный путь к согласию с теми, кто стремился во что бы то ни стало сбросить «с коня» торопыгу, взъерошившего державу. А тут внезапно возник на одной из страниц центральной газеты некий журналюжка, выливший под псевдонимом ведро смешных помоев на их дружбана. Ведь раскопал же этот сермяжный провинциал такие факты из биографии  Ульянца, что обыватель пальчики оближет. Им не терпелось нейтрализовать и Романовцева, и Струга, и вообще, как они предполагали,  всю их «бригаду».
   В узком кругу «своих» взял слово Станислав Забродин, один из помощников доверенного лица кандидата в президенты Ульянца.
 - В  своих действиях мы должны быть чрезвычайно осмотрительны, видеть последствия, что называется, на сто шагов вперёд. Романовцев располагает солидной командой. Я впервые увидел, что в числе его подпевал некто Струг. Причём, он обретается от нашего противника чуть не за  тридевять земель. Следовательно, это истинный сторонник его идей. А поскольку я  родом из того региона, что и газетчик, обязан сам всё разрулить, побывать в Нефтеграде.
   Тут встречный вопрос:
 - Каким образом, Стас, ты это себе представляешь. Встреча Бронислава с избирателями там пройдёт почти в канун выборов? Мы итак порядком растрясли свои ресурсы.
 - Ничего нет проще, друзья мои. Меня включают на временной основе  в качестве консультанта-аналитика в группу поддержки кандидата Бабурлина. Через пару дней мы туда вылетаем, так что после из первых рук всё вам и  выложу, расскажу подробно. А пока что пусть наши журналисты высмеивают все изыски Струга о его, видимо, сновидениях о прошлом Бронислава Борисовича.
   Истинную подоплёку поездки в Нефтеград Станислав Забродин  не стал раскрывать единомышленникам. На то имелись веские причины. Память всколыхнула уже далёкое прошлое. Тот год был для него выпускным. Он, сын преуспевающего отца, руководителя значимой для Севера снабженческой организации, тогда о многом мечтал. Прекрасно успевая в школе по всем предметам, Стас  видел себя заметным человеком в обществе. Более того, зная, сколь нелегко молодые специалисты  той поры входили в обойму видных людей, втайне хотел создать вокруг себя кружок  верных друзей, имеющих престижные профессии, чтобы, опираясь на них, быть влиятельным человеком и ворочать крупными делами, быть может, даже возглавлять своеобразное теневое правительство. И он сумел ещё учащимся выпускного класса создать кружок ребят, верящих ему, как молодому уникуму, постигающему самостоятельно основы большой экономики, уже знающему пути  того, как добиться доверия у партийных воротил, чтобы войти в когорту обладателей заветной для многих тогда «красной книжки».
Забродин помнил всех ребят, беспрекословно принявших его первенство, поверивших, что он сумеет прорваться в первые ряды устроителей новой жизни государства, и без сомнения начнёт продвигать по жизни и их. Сейчас он не без улыбки вспоминал переглядки парней, когда предложил им вместо примитивных слов клятвы в верности, разделить с ним радость овладения женским телом, телом его девушки. Стас верил: эта оригинальная замена клятвы спаяет ребят крепче  любого слова верности ему, его идеям. В его пятёрку входил и Ян  Струг. Правда, с ним он контактов не поддерживал, поскольку тот со временем стал обычным провинциальным газетчиком, и его имя лишь мелькало на странице одной «большой» центральной газеты. Это были  небольшие корреспонденции, но написанные живо, оригинально, они выхватывали из жизни региона, родного для Забродина, заметные события и факты. Ян   не делал «погоды» в той газете, и к тому же не поддерживал никакой связи с его друзьями. Словом, Струг давно выбыл из поля зрения «его» ребят. Каждый из пятёрки со временем приобрёл авторитет, стал заметным специалистом в своей отрасли. Да вот хотя бы и он, Станислав Забродин.
 В столичном вузе  выбрал философский факультет, что давало право ему, обладателю «красного диплома», вгрызаться очно в гранит наук за  ученую кандидатскую  степень. Папаше, известному торговому деятелю  в регионе, даже не пришлось тратиться на московскую квартиру для сына. В Станислава безумно влюбились сразу три видные девицы из кругов политических воротил страны. Он выбрал Екатерину, преподавателя иностранных языков самого престижного вуза страны. Случай свёл его с ней на одной конференции, где они читали свои доклады. Девушка чуть старше его, умна и по-своему красива. Она стояла на трибуне, покоряя слушателей оригинальностью изложения старой, как мир темы, о предначертанности  судьбы  русского народа быть нацией возрождения великих идей. Перед ними стояла будто молодая боярыня, словно вышедшая с полотен отечественных живописцев прежних эпох. Умные вопросы молодого оппонента не могли не обратить её внимание на Забродина. Станислав, совсем недавний выпускник института, в перерыв познакомился с ней. Началась их дружба, переросшая в пламенную любовь двух сердец.
   Они нашли массу тем, которые их волновали, были им интересны. Её давняя и преданная любовь к поэзии нашли горячий отклик в сердце Станиславе. Узнав, что он родом из сибирского города, где некогда жил известный сказочник Ершов, она его буквально атаковала вопросами о нём, о городе и Сибири. Тогда он впервые услышал из уст Кати , что она занимается  исследованием творчества поэта-сказочника. Так он узнал  о странных, на первый взгляд, выводах подруги, что за пером Ершова стоит тень великого Пушкина. Возможно, именно он является настоящим автором сказки о Коньке-горбунке, тем более, что Ершов далее не проявил себя как литератор. Их дружба переросла в любовь. На свадьбе, весело гремевшей в очень приличном ресторане столицы, отец Кати, солидный партийный босс,  вручил от квартиры ключи молодожёнам. Каких это ему стоило усилий, чтобы выхлопотать любимой дочке полуторку, знал очень узкий круг ответственных лиц. Жили молодые Забродины  без хлопот, продвигаясь по службе,  меняя места работы на всё более  хлебные, выгодные. К сумятице жизни, пришедшей с Горбачевым, Екатерина работала в солидном научно-исследовательском институте, а Станислав к  тому времени обзавёлся креслом заведующего отделом одного из гражданских подразделений оборонного ведомства. Конечно, для него это было небольшое утешение после  многих лет процветания на преподавательской ниве в структурах Госстроя, в высоких аналитических правительственных ведомствах. Здесь он чувствовал себя комфортно, в его руках оставались кое-какие значимые руководящие функции, а главное, мог вволю общаться с друзьями экономистами разных отраслей народного (тогда!) хозяйства, партийными и правительственными чиновниками, с видными журналистами. Его ум, деловая сметка, знание человеческой психологии стали «входным билетом» в ближайший круг берущего разбег на политической арене  Бронислава Ульянца. И вот сейчас, придя вечером с очередного совещания, где просчитывались нюансы победного шествия к власти претендента на пост Верховного главы, уведомил жену:
 - Катюша, оторву тебя от прозы домашних будней. Помоги, пожалуйста, жёнушка, собрать мой дорожный баул. Отправляюсь на несколько дней в Нефтеград.
 - Стас, что за спешка, дорогой?
 - Хочу посмотреть, как будет выглядеть на встрече с людьми, избирателями  один из главных конкурентов Бронислава. Ты его должна знать, он читал лекции в твоём универе.
 –Опять интриги? Кто это, называй имя.
 – Господи, да это Бабурлин.
 - Знакома с ним. Умный мужик, умеет повести за собой людей. К  тому же партию свою окрестил оригинально. Словом, человек с перспективой. Хочешь для него какую-нибудь занозу придумать?
 - Не бери, моя пери, в голову. Это мужское дело. И потом, давно не радовал своим посещением родные места. Вернусь обратно, под твоё крылышко, всё тебе на ушко подробно пошепчу. Да, сходи в гости к дочери, как у них дела посмотри. Она ведь, если даже надо, помощи не попросит, гордая, вся в тебя.
 - Ладно, езжай да скорее возвращайся.
   Городское начальство прикинуло, чтобы встреча избирателей с Бабурлиным  прошла отменно, провести её в большом актовом зале в здании бывшего горкома партии: большая часть помещений уже перешла в руки разных городских организаций, руководство которых было всегда в тесном контакте с партаппаратчиками. Будто зная заранее, что ожидает  в будущем компартию, из неё первыми повалили вон видные фигуры - начальство всех мастей, возглавлявшее прежде всего крупные объединения, тресты, управления. В воздухе словно носилась предгрозовая хмарь. Складывалось так, что прежнее отношение к генсеку  Горби  резко поменяло вектор- с «плюса» на «минус». Особо оказались задеты за живое объявленной ГЛАСНОСТЬЮ структуры власть предержащие. Вскрылись неслыханные никем прежде из простого народа подковёрные игры с людьми. Зашаталась власть партийная, а следом за ней и советская – с её исполнительными комитетами на местах, куда ещё бывшие при силе партийные  чины  стали срочно внедрять своих людей – прежде всего комсомольских активистов, работавших в районных и городских комитетах ВЛКСМ. И встреча с таким набиравшим известность молодым ученым, членом политсовета новой партии «Единение» как Бабурлин, казалась горожанам важным событием. Какие он выдвинет идеи по переустройству государства? Насколько это близко людям? Газеты дали объявление и готовились пропиарить эту встречу на полную катушку. А незадолго до начала этого события в просторном кабинете промышленного отдела горкома собрался верх партийной власти и журналисты. Команда кандидата хотела загодя прощупать местных газетчиков, насколько они лояльны к их патрону. Им предстояло сориентироваться, подготовить к неожиданным вопросам или заявлениям своего шефа.
   Станислав Забродин этой встречей с журналистской братией региона остался доволен. Во всём чувствовалась доброжелательность, не было никаких подковырок, ехидных вопросов. И одновременно с сожалением подумал, что протеже их круга, бывший  верховод Дальнего региона, Бронислав Ульянец, заметно уступает Бабурлину – по манере общения с людьми, четкой логике, удачно выстроенной концепции его партии, задач и планов на будущее по устройству внешней и внутренней политики страны.  Он для себя набросал правки в предстоящие выступления Ульянца.
   Вылет самолёта в столицу утречком. Оставалось пристроиться к Яну Стругу, спешащему к выходу. Кивнув руководителю группы, и, дав  понять, что в гостинице будет обязательно, поравнялся с Яном  у самого спуска со ступенек лестницы. Похлопал того ладонью по предплечью.
 - В чём дело?- спросил тот. – Я вас не припомню.
 - Неужели я так изменился с памятной мне встречи со школьными друзьями в моём доме? Когда клялись в верности нашей дружбе. Хотя да, с той поры минуло порядком лет. Запамятовал? Я – Стас, Станислав Забродин.
 - Читал ваши  газетные публикации о достоинствах Ульянца.
 - А знаете что, Ян, давайте проведём часть вечера в каком-нибудь ресторанчике. Там, где вас особо не знают. И перейдём на «ты».
 - Не против, только подобные походы бьют по кошельку, просто не располагаю сейчас такой суммой, а домой позвать не могу. Как-то опростоволосился перед супругой: пригласил вечерком приятелей, среди них был и бард, безумно влюблённый в Высоцкого. Всё было в норме, да потянуло  того и на блатные песенки.  Тогда жена всех моих гостей выпроводила, а меня предупредила, чтобы больше никого домой не приглашал, иначе без разговоров выставит с порога – вон.
 - Строгая у тебя, приятель, половина,-  рассмеялся Забродин. – Веди в ресторацию, у меня кошелёк нынче тугой.
   В будни местные жители не баловали рестораны своим посещением. Свободных столиков  хоть отбавляй. Они выбрали  угол, как бы защищённый от посторонних глаз фикусами в больших кадках.
 - Рассказывай, Ян, как жил-поживал, каких высот достиг?
 - Да ничего особенного. Школа. Вуз. Работа. Семья. А у тебя?
 - Так тоже так,- рассмеялся Станислав.- Школа, вуз, работа, семья, подрабатываю в пиар-кампаниях. Слушай, откуда ты хрень чёрную накопал на Бронислава? Надо же:  потомок тундрового аборигена, что в конце, кажется, восемнадцатого века мечтал на оленях покорить Москву, а сам Броня по твоим мерилам зрелым парубком промышлял по деревням разбоем, за что ему селяне палец топором и оттяпали.
 - Пардон, ты извлекаешь корень из одной газетной статейки, но ведь под ней стоит чёрным по белому не моя фамилия.
 - Ладно, брось прикидываться. Разве проблема вычислить - кто истинный автор и чей псевдоним?! Просто о тех пятнышках в  биографии Бронислава  ребята из его команды не ведали.
 - Проблем узнать новости из жизни кандидата не представляли  труда. Рылся в библиотеках, в материалах местных музеев, а про отрубленный палец на руке рассказал один спец, приехавший из тех мест Ульянца, откуда  тот родом. Я поверил мужчине, он всё описывал достоверно, не лукавя.
- Однако, коли поставил под статьёй псевдоним, стало быть, не совсем доверял  своему респоденту?
 - Отчего же, доверял. Но я влез в довольно скользкую игру, а вдруг Ульянец станет фаворитом гонки? О его нраве наслышан. Вот и  опасался.
 - Ян, я искренне сожалею, что ранее не возобновил с тобой контакты. Чем становился старше, тем приходилось углубляться в водоворот событий, снежным комом росли проблемы, их предстояло решать незамедлительно. Ты как бы выскользнул из поля моего внимания. Твоя судьба  могла складываться иначе. Вспомни нашу школьную пятёрку. Все ребята заметные фигуры в избранных ими сферах деятельности. Ну, взять твоего школьного друга Алексея Бакриева. У него на лацкане пиджака два ромбика – сельхозвуз и юрфак универа. Возглавляет в южном регионе солидное аграрное хозяйство, активно участвует во всех выборных кампаниях, продвигает на высокие ступени общественной жизни достойных людей.
 - Это замечательно, Станислав. Но как мы докатились до жизни такой? Государство теряет одну за другой позиции на внешней арене, а уж внутреннее поле страны–сплошь изъедено  ржой. Извини, но не вижу в Ульянце  достойного первого  человека нашей империи. Ради интереса, я довольно основательно копался в его судьбе. Он  своенравен, амбициозен, его путеводная звезда–власть. И потом, извини, это не умная, скажем, фигура. Не уверен, что твой круг единоверцев  верно сделал ставку. Он развалит не только партию, которую можно перестроить на европейский манер, но и государство. Уверовав, что Горби – единственное серьёзное препятствие  на его извилистой тропе к короне единовластия, благодаря вашим усилиям он преодолеет, свернёт ему шею. Я читал труды современных экономистов. . .
 - Извини, перебиваю. Ты не бывал во властных структурах – в исполнительных комитета,  в партаппарате. Как ты, не зная надлежащих документов, прости, излагаю официальным языком, можешь судить о состоянии экономики, и, если потребуется, каким курсом идти, чтобы изменить её? Тебя было, насколько осведомлён, после  двухгодичной учёбы на вечернем отделении университета марксизма-ленинизма  по системе Высшей партшколы, через время включили в резерв горкома партии. Ты не сумел удержаться, молол своим простодушным языком с тем, к кому и близко лучше не приближаться! Я всё выяснял о тебе,  намечая включить твою кандидатуру в группу поддержки Ульянца. Твоя полная сарказма публикация в столичной газете о Брониславе Борисовиче автоматически  исключила твою фамилию из нашей группы. К слову, не я первый узнал, кто скрывался под псевдонимом Павел Пристойный. Это выведал человек структуры, коллегу которого ты в столичной газете ославил на всю страну.  Теперь мотай на ус: больше не переступай нам дорогу на выборной кампании. Спустя некоторое время пройдёт встреча Ульянца с  избирателями  Нефтеграда. Если  ты сочинишь достойный репортаж для газеты, сделаю всё, чтобы твоя журслужба проходила чинно и благородно. На этом всё: или прощай, или до новой встречи.
               
          7. Кто такой Николай Шардорин               
               
   Стругу повезло: шеф, знавший почти неприязненное отношение Яна  к Ульянцу, отправил писать репортаж  о встрече Бронислава Борисовича с электоратом другого журналиста. Однако, Ян не упустил возможность вживую, что называется, лицезреть человека, который стал ему неприятен после собственного расследования его дел, поступков уже и в зрелом возрасте, когда тот рулил целым регионом. Ян сознавал: в печать  о его «герое» проскальзывала лишь отфильтрованная информация, тот был там первым лицом, которая всё же дополнялась высказываниями коллег местных СМИ  при личных встречах на различных Всероссийских совещаниях и форумах. Со  своего любимого в партере места – четвертый ряд и четвёртое кресло - он впитывал в себя всё, о чём здесь говорили доверенные лица и сам Ульянец, какая атмосфера преобладала в переполненном зале. Ему понравилась напористость кандидата, умение держать людей в потоке своих мыслей, планов на будущее. Но въедливые ребята, производственники профессионалы разных сфер жизни, общественных организаций, требовали раскрыть карты, как конкретно будет преодолена вступившая в силу стагнация, будет ли остановлено падение производственного потенциала, наладится ли жизнь трудового люда.
 - Нам мало, уважаемый Бронислав Борисович, ваших слов, что знаете, как восстановить экономику страны, какие резервы пустить в дело и тому подобное. Нам нужна конкретика! Размышлять сейчас многие умеют, а вот делать, увы.
   И вдруг Струг потерял нить дискуссии. Он интуитивно ощутил на себе чей-то проницательный и пронзительный взгляд. Повернув голову в пол-оборота,  встретился глазами с внимательным и острым прищуром глаз незнакомого человека с соседнего пятого ряда, сидящего поодаль. Но нечто в том лице было… Где-то он прежде видел и эти глаза, и почти правильный овал лица,  и эти оттопыренные уши, и утолщённую верхнюю губу, и не мускулистую шею. В голове пронеслось: «Стоп, ведь так выглядел завбазой речных катеров узла связи, сосед по дому в Сетарде,  Валентин Шардорин. Это его старший сын Николай. Причем, прежде я видел его в Нефтеграде, только в горкоме»
   В тот день в большом актовом зале горкома партии проходила встреча с  депутатом ещё покуда Верховного Совета страны, руководителем Новой партии Алексеем Седых. А ему предстояло, как было тогда принято говорить, осветить мероприятие в прессе. Он видел, как в первом ряду занимали кресла чины горкома и горисполкома. И вдруг рядом с известным в городе  «силовиком» устроился мужчина примерно одних с ним,  Яном, лет. Облик незнакомца ему кого-то напоминал. Во время перекура Струг специально покрутился вблизи окружения партаппаратчиков, где заметно выделялся неординарным  ростом,  стройной фигурой и модным деловым костюмом тот самый незнакомец. Внезапно его осенило: так это Колька Шардорин, старший сын соседки тёти Поли, из их северного городка, где прошли его школьные годы.
   Деревянный сруб престарелого двухэтажного неказистого особняка на восемь семей выглядел особо убого в зимнюю стужу.  Дымили во всю ивановскую прокопчённые печные трубы,  покрыты толстым слоем изморози и льда оконные стёкла, а рёбра стен выпирали, как рёбра больной лошади. Особо шустро резвился холод на первом этаже. Здесь каждая дверь пестрела снаружи и изнутри пологами из старых одеял, разных бэушных материалов, что за гроши приобретались на толкучке. В двух большуших комнатах обосновалась семья тёти Поли и дяди Вали Шардориных с тремя детьми – старшей Анастасией и погодками Колькой и Женей, они намного младше своей сестрёнки. Угодили Шардорины в забытый богом северный городишко, конечно, как и большинство живущих в Обдорске, не по своей воле. Когда началась всеобщая заваруха тридцать седьмого года, дядьку Валентина, отменного моториста речных судов, по дичайшему навету стали таскать в органы, где вытягивали из него жилы, допытываясь, что это у него, русского,  за фамилия такая Шардоръяк. Как честный, законопослушный человек он выплеснул следаку семейную байку про то, как осел на земле русской раненный в тысяча восемьсот двенадцатом году в бою французский солдат. Он влюбился  в хозяйку домика, где был на постое, а когда выздоровел, то уж не было нигде наполеоновской армии. Да и уехал с суженой, солдатской вдовой, на её родину в Татарию, где мать ее – стопроцентно русская, а отец татарин. Как-то следователю было муторно упоминание про потомство  французско - русско- татарской крови. На всякий случай до выяснения всех обстоятельств насчёт странной семейки, упёк Валентина в ближайшую тюрьму. Много всяких запросов разослал службист в разные концы страны, пытаясь выявить, а нет ли тут некого шпионского следа: вдруг сей моторист ходит под французской разведкой. Ни одного плохого слова против речного спеца не вернулось к нему. Однако он для страховки (а вдруг!), пульнул Шардорьяка с женой и дочерью в дальние северные края на поселение. Когда у него с Полей в Обдорске  появились сыновья, как раз и срок его мытарств закончился. Он к тому времени слыл уже заметным человеком на базе почтовых катеров. Да и с добрым магарычом пожаловал в паспортный стол, где обреталась женщина, чей сын был под рукой Валентина. Так появился Шардорин  и вся семья избавилась в фамилии от проклятого твёрдого знака и неумного, как им казалось, окончания «як». А  трудовая книжка речника, выданная ему по некоему случаю, замаралась во время ремонта квартиры. Отсыревшую «трудовую» без помех заменили на новую, благо Валентина знали все как прекрасного спеца и человека, к тому же теперь и заместителя начальника базы связистского  флота. Никто слегка измененной фамилии  и не заметил. Кому был интерес копаться в чужом паспорте?   Да его прежнюю фамилию часто и в приказах путали, не разменивались на «ь». Раз стал Шардорин, следует, так правильнее, так надо. А он был чрезвычайно уживчивый человек, побывав немало месяцев за решёткой в качестве подозреваемого, никому попусту нервы не портил. Все на базе знали, что Шардорин выпивох не терпит, потому его работники, склонные к употреблению горячительных напитков, терпели и не бычились, ведь такого кайфового места службы во всём городке не сыскать: летом только нагрузка, а с ледостава и до ледохода вразвалочку ремонтировали суда, матчасть, готовясь к летнему судоходному сезону. Хватало вдосталь свободного времени на свои хозяйские дела и на подработку где-нибудь. А летом никто из речников не сидел без рыбы, ягод и грибов. Уважали в большой конторе связи Шардорина. Мозговитый мужик, знатный технарь, превосходно разумеющий  материальную часть судов и правила речного судоходства вырос до толкового спеца. Как только обзавёлся краснокожей парткнижкой, так в момент был произведён  начальником  базы речного флота конторы связи.
   Его жена Полина, живя на Севере, всю жизнь отдавала семье, дому, взращивая троих детей. На её плечах были также коровёнка и полтора десятка кур. Некоторые кудахши летом выныривали самовольно на простор двора, и невдалеке, в чахлом кустарнике на кучках соломы и веток несли белокожие крутобокие яйца. Таким моментом  куриного непослушания хозяйской воле немедленно пользовались пацаны из этого особнячка и некоторых других соседних. Но тетю Полю не проведёшь: она знала достоверно точно, сколько кур-несушек порадуют её сегодня. И когда в третий раз подряд не досчиталась куриных яиц, её терпение лопнуло. Убрав в хлеве за коровой-кормилицей, она взяла авоську и прошла молча мимо играющей во дворе пацанвы. Проследив, что тетя Поля свернула за угол в направлении продмага, ребятня рванула к курятничку, откуда уже выныривала самая непослушная хохлушка. Ей что-то не по нутру был старенький сараюшко, примыкающий к коровнику, откуда постоянно слышалось хрумканье  соломы и натужные вздохи бурёнки, предвещающие коровьи лепёшки. Куре-интеллектуалке это всё как-то, видать, было совершенно труднопереносимо. Она любила свободу, кустики ивнячка с зелёной листвой и гнёздышко из соломки и мелких веточек. А тёте Поле нужны были куриные яйца, семья-то большая, вместе с ней пять человек. И каждого надо хорошо и вкусно накормить. Потому она уже успела присмотреть ближайшую тропку в обход двора, успев предварительно сдвинуть самую широкую доску в заборе, чуть не против своего коровника. И как только мальчишки склонились над кудахчущей несушкой, она раздвинула доску забора.
 - А, всего два яичка,- сокрушённо сказал  один из пацанов.- Прошлый раз она принесла аж три. Одно я беру себе, а другое Яну. Тогда он будет в нашей команде. Как, пацаны? Идёт?
   Тут заскрипела доска и в заборном проёме картинно вырисовалась тётя Поля. Мальчишек будто корова языком слизнула. Оторопело стоял на месте преступления лишь Ян, сжимая в ладони белое куриное яйцо с кровяными прожилками на скорлупе.
 - Янчик, а ты-то как среди охальников оказался? Это уже готовая шпана. Мы же соседи!
Пунцовый от пережитого Ян протянул  ей подарок курицы.
 - Простите, тётя Поля. Я первый раз. Больше такого не будет. И не говорите ничего отцу…
   Она сердито покачала головой, забрала яичко и ушла в сарайку. Ян медленно брёл к оврагу, вспоминая, как прошлой осенью тётя Поля спасла ему жизнь. То оказался трудный день для Яна, за разные промашки получил от отчима основательную выволочку.  Такую, что жизнь пацану показалась кошмаром. В день, когда отец ушел в поездку, он  достал новый коробок спичек, и настругал кучку серных головок. В школе он слышал от ребятни, что один мальчишка, проглотив с водой такое «добро», чуть не умер. Ему тоже  не хотелось жить: зачем, для чего так в жизни страдать? Отчим, которого мама велела звать папой, был скор на расправу: за его любую провинность кожаный ремень давно стал атрибутом мужского воспитания. Царапая глотку жёсткими головками от спичек, он проглотил с водой всю коричневатую кучку страшной гадости. Когда мама пришла с работы, на нём не было лица, страшно жгло желудок. Со слезами на глазах мамка добилась от него правды. Она рванула со второго этажа дома на первый в квартиру тёти Поли. Та навела быстренько раствор марганцовки,  вытащили из холодной сараюшки последнюю двухлитровую банку молока. Вначале мама и тётя Поля промывали ему желудок, затем отпаивали молоком. К утру Ян обрёл дар жизни, уже  мог подняться с кровати, а на другой день  пойти в школу.
   Эти фрагменты его детской поры внезапно возникли перед ним. Он тогда постеснялся подойти в горкоме  к Николаю, а вдруг ошибся, мало ли людей внешне похожих. Знакомый  инструктор горкома шепнул ему, дескать, это большой человек из Москвы. И вот, спустя несколько лет, вновь объявился Николай Шардорин.
  Уже не первый год по пятам Яна Струга  кралась досужая молва, как о человеке, который прикрывается корочками солидных редакций, будучи, якобы, журналистом–оборотнем. Он сам о таких слухах лишь догадывался,  «вычисляя» их по странному отчуждению бывших и новых коллег, по усмешкам и всякого рода подначкам аппаратчиков городского и областного партийного уровня. Вначале злился, потом взял себя, что называется, в руки: ну ведь далеко  не полные долбаны служили и в партийных и силовых структурах, ему нечего скрывать, вся его жизнь проходит на глазах людей, пусть, в конце-то  концов,  проверяют и отстанут от него, не мешают ему жить и работать. От ошибок никто не застрахован. Тем более, ему не раз говорили незнакомые люди, что у него такое знакомое лицо. Он и сам знал, что черты его лица странным образом вместили в себя, вероятно, все те  чёрточки, что отличали в некие прошлые времена его предков, причём самых разных национальностей. В его фотоальбоме не было практически ни одной фотографии, где бы он был, как говорится, на одно лицо. Стоило фотографу слегка изменить ракурс объектива, как на позитиве был как бы иной человек. Однако время шло, а прежние друзья не делали ни шага для сближения, хотя им было о чём вместе переговорить, обсудить хотя бы проблемы, витавшие в ту пору над страной. Лишь позже он узнает из достоверных источников, что на него писали подмётные письма, доносы, строили разные ловушки и устраивали даже засады.    
   Тот год был очень трудным. Хотя ему, как собкору областной партийной газеты выделили кабииет аж в самом здании горкома партии, отдавшего всё второе крыло аппаратной верхушки сторонним общественным организациям, которые нередко просто мешали работать: то внезапно барахлил телефон, обрывая связь с редакцией, то как-то стопорилась пишмашка, то по неким причинам начинался ремонт кабинета, то надраенный паркетный пол издавал одуряющие запахи, потому приходилось писать газетные материалы дома, на старенькой пишущей машинке. Он знал многих «заметных людей» города в лицо: у одних брал интервью, с другими общался на деловых конференциях, а  то и на митингах, нередко в ту пору бушевавших на площадях города. И бывал чрезмерно удивлён, когда внезапно в его рабочем кабинете возникали работники прокуратуры или милиции, всякий раз удалялись, вежливо извиняясь, дескать, ошиблись.  Однако подобные «ошибки» стали почти обыденными. Но было бы смешно, попытайся он у кого бы то ни стало поинтересоваться, что, дескать, больно часто зачастили к нему «по ошибке» разные службисты. Ведь двери всего крыла здания пестрели табличками разномастных организаций. Он интуитивно сознавал, что в этих коротких и чрезвычайно частых посещениях кроется что-то мало приятное для него. Тем более, что при встречах в коридоре партаппаратчики «средней руки» обязательно язвили, мол, какие люди, и всё без охраны. Несомненно, Ян догадывался, кто на самом деле ставит и ставит ему по жизни  подножки. Подобная дуристика досаждала ему до той поры, пока не приняли его в штат центральной газеты.

                8. В газетной  обойме

 - Ян, вы прекрасно справляетесь со своими обязанностями. Мы рады, что вы в нашей обойме. Сейчас вам придётся сконцентрировать усилия на выполнение лично моего задания. В регионе, где вы живете, расположен интересный объект – нефтяные шахты. Вероятно, это вам известно?
 - Ещё бы, шеф. Эти шахты находятся вблизи посёлка Регаяр. Там ведется подземная добыча тяжёлой нефти. Мне неоднократно доводилось спускаться под землю, писал репортажи, корреспонденции, статьи. Знаю нефтяников, горнопроходчиков, горноспасателей.
 - А кроме чёрного золота ещё чем-то интересны те площади?
 - Да, в одной из шахт добывают титаносодержащую  руду. Наверное, процент её содержания  в породе не велик, поскольку используют там же  для получения на специальных установках титановый порошок, пригодный для производства специальных красок.
 - Отлично, Ян. Ловите задание: в следующем весеннем месяце руководство нефтешахтного управления принимает иностранную делегацию из концерна, специализирующегося на глубоком использовании титаносодержащей породы. Заодно интересуются и тяжелой нефтью, а она, как знаете, по своим качествам заметно отличается от лёгкой нефти.
 - Да, нефть Регаяра прекрасный полуфабрикат для производства битума высокого класса и для лакокрасочной промышленности. Она идёт в основном на переработку на установках Ухтарского  нефтеперерабатывающего завода.
 - Вам и карты в руки, Ян. Настоятельно прошу вас обязательно  поприсутствовать на переговорах с зарубежными специалистами, выяснить их заинтересованность в инвестициях в здешнее производство и подготовить журналистский отчёт. Места газета не пожалеет. Желаю успеха.
   Нефтяные шахты – это уникальная в стране добыча тяжелой нефти в  подземных горных выработках, где порода чрезвычайно насыщена углеводородным сырьём. А познакомился Ян с нефтяниками  Регаяра спустя год, как после окончания института был принят в городскую газету промышленного города Ухтарска. Штат городской газеты небольшой, на каждого из десяти журналистов нагрузка будь-будь. Ему, например, поручили  освещать работу нескольких заводов, строительных управлений, крупного автотранспортного хозяйства, солидного геологического управления. «Заря Ухтарска» слыла во всём регионе одной из лучших. Здесь нередко проходили конференции журналистов городских газет, обмен опытом. Словом, молодому газетчику было с кого брать пример. И как- то так складывалось, что ни один из его коллег не брался курировать нефтешахтное управление. Ребятам работа операторов глубоко под землёй казалась прозаичной: действительно, требовалась только внимательность и скрупулёзное выполнение заданий дежурного, в какое время и какие открывать краны в нефтесборник, контролировать состояние воздушной среды и тому подобное. Не отличался разнообразием и труд горнопроходчиков, готовящих к подрыву породу для создания камер нефтесборки и сеть специальных коридоров, гарантирующих технику безопасности. Надо было владеть пером мастерски, чтобы  обыденное предстало перед читателями в свете осознания человеком огромной важности добычи «черного золота». И образ в газете нефтяника, ответственного за исправные действия на порученном ему участке, или горняка подземных выработок  - не подверглись бы никакому неверному истолкованию любым горожанином, в том числе простым обывателем. Говоря о подземной нефтедобыче, можно было толково подать материал, лишь вкладывая в суть процессов,  что обязаны и закреплены вести люди под толщей земной породы, весь микро и максикосмос мыслей того, кто в камере добычи, где можно включать по мере надобности только фонарик каски, сознаёт значимость своего неординарного труда. Он один, а на связи где-то высоко вверху его слышит тоже один человек, что постоянно на проводе в здании шахтоуправления. И, увлекая сознание в жизнь своей семьи, или своей бригады, а то и коллектива шахты, или даже страны,  прокручивая в минуты тишины, буквально порой давящей на психику,  бесконечную ленту прошедших «там» событий, размышляя  о многом, нефтяник становится волей-неволей философом. Они умеют не только вести весь технологический процесс, но и силой  не дремлющей развивающейся мысли оценивать обстановку в масштабах как своего предприятия, так и города, и региона и державы. Лишь бы человек не был равнодушным, лишь бы его мысль не дремала, а выворачивала сквозь вихри событий драгоценное миропонимание и мировосприятие на тот стрежень, который интересен собственной самобытностью и позволяет ставить верные акценты происходящего.
Бывая множество раз на нефтешахте, Ян убеждался, сколь там неоднородны «Человеки», что среди них, как инженеров, техников и рабочих немало истинно умных, умеющих мыслить категориями философов, умеющих даже как-то интуитивно, лишь слегка втягивая в дискуссию незнакомца,  оценить и  определить его нравственные вехи, потенциал личности.
   Примерно таким оказался Михаил Зварчук, рядовой тогда оператор участка нефтедобычи. В оригинальную информационную подборку, введенную Стругом на первую полосу, свежую «кровь» должны были влить совершенно новые авторы, которые бы потеснили фамилии известных внештатников, пишущих стандартно, не интересно, нередко телеграфным стилем. Ян, начавший создавать на значимых в городе предприятиях и организациях рабкоровские посты,   вознамерился иметь  такой пост на Регаярском нефтешахтном управлении, доверив его работу Михаилу Зварчуку. С ним он познакомился в одну из поездок в это управление. Имя отличного рабочего и активиста общественной жизни, как  тогда говорили, назвал ему  начальник участка нефтедобычи. Молодой нефтяник оказался из тех, кто умел говорить, убеждать людей, но не написал пока в газету ни строчки. Его первый опус о работе «Комсомольского прожектора», а комсомол тогда ещё имел силу, не растерял своей боевитости, увы, состоял из набора официозных терминов. Ян полностью переписал за автора заметку и прочёл её Михаилу по телефону. Он представил его смятение  по смущенному голосу новоявленного автора:
 - Ян, а зачем под статеечкой поставил мою фамилию? Ты набор моих фактов превратил в настоящую газетную заметку.
   Убедил его журналист, что именно так начинают писать в газету очень многие новички. Они постепенно приобретают бесценный опыт общения с читателями и становятся корреспондентами. Минуло с полгода, Зварчук  уже выдавал «на - гора» вполне приличные заметки. Незаметно приспело время выборов в новые советы депутатов местных и центральных органов власти. И однажды в кабинет к Стругу в разгар рабочего дня, когда партийный официоз лез даже в мелкие газетные «щели», собственной персоной возник Миша из  Регаяра. Он попросил пройти с ним в рядом раскинувшийся Детский парк, дескать, имеется безотлагательный без посторонних ушей разговор. Что же, раз так.
 - Ян, я к тебе по поручению наших ребят с шахты.  Кандидатом в депутаты горсовета мы намерены выдвинуть тебя. Нужно твоё согласие.
 - Миш, ты меня огорошил. Разве у вас мало своих достойных ребят, как из рабочих, так и из инженерно-технического персонала? Сейчас могу навскидку назвать с десяток нефтяников.
 - Конечно, есть на примете люди. Но ни один из местных жителей Регаяра не сумеет так напористо отстаивать наши рабочие интересы, как ты. Как ни крути, а над нами довлеет начальство, прижать нас им ничего не стоит. «Помогут» завалить план, обвинить в непрофессионализме, наваляв на наши головы любые мелкие промашки, запросто лишить работягу премиальных. Партийный комитет, профсоюзные боссы в рот глядят нашим чинам. Могут, например, передвинуть в очереди на квартиру в её хвост, не предоставить место в детский садик для твоего ребёнка. Только говорится о равноправии.
 - Подожди, Михаил, а почему бы тебя не выдвинуть кандидатом в депутаты. Ты уже коммунист, учишься на третьем курсе геологического техникума. Семьянин.
 - Эх-ма,- вздохнул Зварчук,- я после годовой сессии накуролесил. Отметил с ребятами это событие в нашем поселковом ресторане. И что-то привязался ко мне один приезжий, гостил тут у родственников. Пошли в туалет выяснять отношения. Вахтёр вызвал ментов. Повязали нас. Затолкали меня в дежурную часть, я там с пьяну матюкнулся. Начальство заступилось, утром выпустили меня из обезьянника. В общем, схлопотал выговор по партийной линии, да ещё очередь на квартиру передвинули. Такие вот мои дела.
 -Вон в чём дело.  А то я думаю, что это  Михаил замолчал.
 - Думаю также, что заваруху ресторанную мне подстроили силовики.
 - Не понял, по какой причине?
 - Да у моего напарника беда. Баба его, жена, продавщица, погорела в магазине, отпуская ткань  и промтовары по завышенной цене. Поступала так, как приказала директор универмага. Получала с этого по договоренности  с начальницей некий навар, правда, та её предупредила, если пойдёт что-то не так, чтобы о ней молчок, дескать, она приложит все силы, чтобы отбить её от силовиков. У директрисы круг  знакомств обширный. Именно в смену жены моего  товарища заявились в магазин проверяющие во главе с местным обэхээсником, ну, как знаешь, это отдел борьбы с хищениями социалистической собственности. Попалась женщина на обсчете на крупную сумму. И сразу побежала к директрисе. Та сидит белее простыни, читает документ. Сразу замахала на неё руками:
 - Иди, выкручивайся, как знаешь, меня не впутывай, я ни причем. Вот читай, а я пока пойду успокоюсь в торговый зал. Читает она, как рассказывал друг, и холодеет душой: лет на пять-семь будет светить лагерёк. А у неё двое школяров. Тут открывается дверь в подсобку, переделанную под комнату отдыха для директрисы, и вваливается чин в погонах, глава комиссии.
 - Догадываюсь,- перебил его  Струг, - наверняка подстроили проверку  с директрисой. Та, наверное, делится с ним левым приработком, чтобы в случае чего бабёнка не рыпалась.
 - Да, я также думаю. Девка, скажу тебе, одна из первых красавиц посёлка, шикарная хохлушка. И тот в открытую ей предложил: или идёт с ним покувыркаться вдвоём, или сдаёт материал на неё следакам в город. Давит на то, что срок ей грозит не малый. Словом, струсила, уступила натиску чинодрала. Тот дело успел замять.  Зато бабу друга наградил мелкой венерической болезнью, а та, соответственно, мужа.  Так вот всё и вскрылось. А мы, знаешь, хотели бы отомстить сволочуге, но такие держат на крючке половину посёлка. Всё же можем тварюге потихоньку подстроить подлянку, руки у него загребущие, чтобы их ему укоротить. Но нам нужна крепкая рука в городе.
 - Михаил, ты ведь не мальчишка безусый, представляешь, какая у них там круговая порука. Да и подкармливают бывших сидельцев, способных на любую подлость, лишь бы пахло наваром.  Ну, выдвинули вы меня в депутаты, и что? Да они мстят жестоко своим, если кочевряжатся, а уж о тех, кто непосредственно не во власти – и говорить нечего.
 - Ян, мы тебя из поселка в город и по городу будем возить, куда надо, на своих машинах. Заработки на шахте нормальные,  почти у каждого из наших есть авто. А ребята у нас не робкого десятка и не слабаки. Найдётся и монтировка, и охотничье ружьё.
 - А кто станет сопровождать мою жену и детей: её на работу и с работы, а моих ребятишек в школу и обратно домой? Когда их «высочества» начнёт припекать, они звереют. Прав-то полно, а поймать их на мякине не удастся. Все они ушлые. Извини, но у меня вообще другие планы. Свободное время вечерами и до полуночи и позже сижу за рукописями и пишущей машинкой. Не знаю, получится ли из меня писатель, но я много работаю - и в газете, и в свой стол, как говорится. Порядком рассказов, работаю и над повестью. Не обижайся, дружище. Я плохой детектив, но, кажется, нормальный газетчик.
   На этом разговор завершился. Зварчук воспринял отказ Струга принять предложение шахтёров неоднозначно, но обиды не скрывал: игнорировал журналист высокое уважение рабочих. Сейчас, спустя годы, и размышляя, как ему удачнее подать материал о встрече иностранных инвесторов с руководством шахтоуправления, надумал обратиться за помощью к Зварчуку. Позвонил хорошо знакомому специалисту отдела нефтедобычи.  Тот подтвердил, что управление готовится к встрече гостей.
 - Давненько, Ян, ты у нас не бывал. Читаю твои вещички в прессе центральной. Растёшь. Но вот о твоём прежнем приятеле Михаиле Зварчуке ничего доброго сказать не могу. После распада компартии ударился чуть ли не в религиозный экстаз: связался с какой-то церковью, вечера проводит в их залах, в свой отпуск разъезжает с такими группами по стране. Большие нелады у него и в семье. Словом, совершенно другой человек. А к нам в управления приезжай  с утра пораньше ровно через неделю, тебе никто не откажет участвовать в наших переговорах. Ты для нас самый авторитетный журналист. До встречи.
   В назначенное время Струга проводили в кабинет начальника шахтоуправления. В просторном помещении расположились за двумя импортной отделки столами и на вычурных стульях сливки управления и гости, делегация которых обозначалась флажками  трёх стран – Франции, Швеции и Норвегии. Дружественные приветствия, лёгкое бульканье самой лучшей в стране минеральной воды, взаимные подарки-безделицы. Договаривающиеся стороны дипломатично прощупывали друг друга, пытаясь определить, насколько серьёзны  их намерения. По всему выходило, что заграничные гости не на шутку вознамерились создать вместе с российским нефтешахтным управлением совместную корпорацию. И это лишь начало начал будущих переговоров. Их активы впечатляли. Рассиропленные вниманием гостей, жаждущих утолить голод в познании  истинного положения дел в нефтешахтном управлении, россияне по своей провинциальной доверчивости выложили некоторые данные, которые  пока  что нежелательно высвечивать. Россияне спохватились, когда гости предложили познакомить их с картами шахтных полей как нефтедобычи, так и  залегания титаносодержащих руд. Это значило  открыть потенциал, которым располагает управление.
   И всё же встреча прошла успешно. Приехав домой, Ян сразу же начал расшифровку записи диалогов на своем  маленьком диктофоне. Далеко под вечер звонок по домашнему телефону отвлек его от начала работы над статьей.
 -Привет, Ян. Что не заходишь в нашу газетную альма-матер? У нас намечается собрание по выбору главного редактора. Старый наш Иваныч на пенсии, притёрся редактором в одной многотиражке. Осведомлён?
 -По голосу узнаю, Саша Одногорский! Слышал вестимо про Иваныча. И кто будет бодаться за трон главреда?
 - Не угадал? Так это я и Сашка Куренцовский, наш ответсек, сейчас ИОглавреда.
 - Любопытно, у него, как знаешь, серьёзные связи. И стаж его лет на шесть-семь в газете дольше, чем у тебя. К нему давно все привыкли, а он не любит, когда кто ему дорожку перебегает. Ты, конечно, тоже не лишён крепких связей, но Сашка любит рулить.
 - Ладно, я вот ещё к тебе по какому поводу. Мои авторы наслышаны, что ты был на интригующем совещании в нефтешахтном управлении. Этот материал был бы мне в масть перед выборами, которые состоятся недели через две-три. Знаю, ты со своим диктофончиком не расстаешься. Не уступишь мне его на время?
 - Саша, рад бы, да вот дали мне три дня на отчёт с того собрания. И потом, на ленте много разных редакционных заданий, о них я не могу даже суть малую  раскрыть.
 -Понял. Давай тогда так: перезвоню тебе дня через четыре и встретимся на нейтральной полосе. Ты прокрутишь кусок ленты о той любопытной конференции, а я сделаю перезапись на свою крутушку. Идёт?
   Ян перед встречей стёр диалоги гостей и руководителей нефтешахты, где прослеживались прозрачные откровения спецов нефтедобычи. Не хотел им ни капли вредить. Поскольку на сто процентов знал, к кому нередко вечерами бегал Сашка поиграть в шахматы с поллитровкой за пазухой. Но всё равно,  Одногорский был хитер и не лишен  цепкого ума. Он мог оценить ситуацию. Да кое-что  ему наверняка подсказали его авторы - итээровцы шахтоуправления. Всё же Струг слово сдержал. Отправив обзорную статью в свою газету, созвонился со своим  респодентом из Регаяра. Тот сообщил весть крайне неприятнейшую: главный инженер управления за превышение должностных полномочий  схлопотал разгромный разнос от руководства объединения, да такой, что с инсультом угодил в больницу.

                9. Встреча в ресторане
 Сердце Яна грел свежий номер газеты «Страна индустрии» с его статьёй «В Регаяре три флажка - Франции, Швеции и Норвегии в зале совещаний нефтешахтоуправления». Он намеревался отметить это событие, что ни говорите, а получить  одобрение главного редактора и стоящую премию - это что-то да значит. Была пятница, все, кого собрал к себе в кабинет шеф, после завершения короткого обмена мнениями о первых в газете публикациях по началу выхода экономики страны на новый инновационный и инвестиционный  уровень, и самой заметной из них – Яна Струга, сразу испарились. За прошедшее время с начала работы в одной из влиятельных столичных изданий Струг как-то не нашёл подход к коллегам: приезжал из провинции на короткое время–сдать самый оперативный материал в секретариат, получить новое задание, срок выполнения которого всегда ограничен и снова в дорогу.  В общем-то такая судьба была почти у всех собкоров. К нему здесь никто особый интерес не проявлял, он же, как улитка в своём панцире, пока не видел никого из журналистов, кто бы мог стать его новым другом. Не было никакого повода пообщаться ближе с кем-либо вне пределов редакции. И он пока не был членом более тесного круга столичных журналистов, составляющих костяк редакции. Они – маститые газетчики, с именами, что знали многие читатели страны, а он – и новичок ещё, и  только выбился в «большой свет» журналистики. Кошелёк оттягивали причитающиеся ему месячный оклад, гонорары и премиальные. Не раздумывая, позвонил на квартиру однокашнику по вузу.  Тот дома отписывался после командировки. Андрей Разинцев, поздравив с отличными публикациями  в «Стране индустрии», с удовольствием принял предложение отметить это событие в жизни Яна.
В ресторане  они опрокинули по первой рюмке, расправились с котлетой по-киевски.
   - Ян, любознательно, отчего ты выбрал для встречи именно этот ресторан?
   - Андрэ, нет ничего проще: отсюда до моей гостиницы едва половина квартала брести. До метро рукой подать. Что еще?
   - Присмотрись к третьему от нас столику-налево. Видишь, там восседает среди своих друзей фрукт полный в сером костюме. Я его знавал, когда для  своей газеты писал материал о новом современном мебельном цехе. Он был там одним из администрации предприятия. Позднее занялся большими делами. Говорили ребята-газетчики, что был в числе основателей одной солидной фирмы по добыче цветных металлов. Хитрый и коварный человек. Сейчас якшается с иностранными компаниями, привлекает их как инвесторов и даже соучредителей. В общем, всё там запутано. 
 - А северными месторождениями он не интересовался?
   - Не вдавался я в такие подробности, это не мой профиль. Но слышал, что с олигархами из алюминиевой промышленности дружен.
   - У нас идёт разведка площадей для добычи алюминия. Но это, как знаю, весьма трудоёмкий процесс. Заводы по переработке сырья там никто строить не будет, затраты чудовищные, требуется колоссальное количество электроэнергии. И дороги для перевозки руды в регионы - не построены. Эта тема пока что для нас глухая. А вот полудрагоценные и драгоценные камни... Этого  добра на северах достаточно.
   - Ян, так тема сама падает к твоим ногам. Только нагнись!   
   - Откровенно говоря, меня больше интересуют социальные вопросы. Не знаю, как в Москве, а у нас совершенно неожиданно, в начале февраля в город ворвался ухарь-ветер, принёс с собой пронизывающий остроконечный холод с дождём и снегом. К утру снежного покрова и не бывало. Как совершенно не стало и прежних цен на картошку, на морковь, на лук репчатый. Остепенятся ли ценники на товары? Впрочем, они уже давно смело прыгают вверх, не боясь упасть оттуда и расшибиться. Жалко вот бабушку. Она живёт совершенно одна в соседнем доме. У нее старенькое пальто, на ногах хилые сапожки, она денежкой не разбрасывается, всегда чётко говорит продавщице на рынке, что ей сегодня надо положить в авоську. Несколько дней назад брала полтора кило картошки, пачку тёмной вермишели, пол-литровую бутылочку масла подсолнечного, 150 граммов сала свиного, полкило лука, кирпичик тёмного хлеба. Сегодня взяла только литр пакетированного молока и попросила "отпилить" половинку белого хлеба. Знаю, у бабушки пенсия во второй половине месяца. Значит, будет прибавка - эти, как называют в народе, авральные проценты, так и хочется ей крикнуть:" Бабушка, запахнись потуже, завтра тоже будет крутой ветер." Такие жизненные картинки, Андрюша,  похлеще  любой коррупции.
   - Что я тебе скажу. Молодец, заденешь народ за живое. Конечно, коррупцией нас не удивить. Но это прискорбно, таким образом, тоже непременно рушатся нравственные устои, особенно у молодёжи. Позицию руководства страны надо поддержать,  чтобы  коррупции был заслон.
   - И было бы ещё хорошо, дружище, если бы государство воспрепятствовало огромному "перепаду" в должностных окладах бюджетников. И частные структуры не мешает приструнить. Полагаю, в Госдуме имеются силы, способные эту проблему "разложить по полочкам" и внести соответствующие законопроекты. Почему справедливо оплачиваемый труд достоин лишь такой страны, как Швеция?
   - Ты знаешь, Ян, я тоже не перестаю удивляться, как в нашей богатейшей природными ресурсами стране превратили стариков-пенсионеров, исключая ветеранов войны,  едва не в изгоев общества. Все эти неспешными шажками подрастающие пенсии и компенсации к ним оставляют глубокую неудовлетворенность у них. В советское время при кажущихся небольших пенсиях пожилые люди жили вполне сносно. Конечно, всё было совершенно иным - утверждённые законом блага, цены просто смешные по нынешним временам. Вот, слава богу, преодолели-таки в своё время последствия дефолта, однако дела в стране хромают...
   - Да, мы словно плывём на чахлом чёлне. И чёрт их знает, то ли не умеют управлять державой, то ли идут по ущербному пути, полагая, что вот-вот забрезжит свет. Вот-вот берег и, значит, прочная почва под ногами…
   - Не знаю, Ян, куда мы катимся. Ни осмысленной идеологии, и, соответственно, воспитания подрастающей молодёжи в духе патриотизма. Да что там: новые поколения не знают толком даже историю страны. Обидно, ведь не америкосы  выиграли вторую мировую войну, вся тяжесть её легла на плечи нашего российского народа.
   - Андрей, потери ветеранов особо ощущаются в городах малых и средней руки, что называется. Как надрывается сердце, когда видишь в беседке городского парка почти пустующие скамеечки, которые ещё несколько лет назад говорливые старички плотно "оккупировали", делясь воспоминаниями о фронтовой жизни. И дети войны, родившиеся в военное лихолетье, проходя мимо, или останавливающиеся послушать размышления ветеранов войны, прекрасно понимали всю глубину страданий бойцов на их военном горизонте событий. И люди нашего поколения испытали невосполнима горечь утрат. Мы особая страна, которой доверено нести факел ПОБЕДЫ!
   - Вот и готов, Ян, тост: за наше единение, здравомыслие! За любовь к Отчизне!
   - А ещё и за прекрасных женщин,  любящих нас, Андрюшка.               
   - Ян, глянь на тот столик, о котором говорил тебе. Смотри, кто подсел к тому толстосуму, это же Валя Несмеялкина, ведущая телепрограммы "Темы, что берут за живое!"За ней ещё подтянулся один. Такой русоволосый, с нагловатой физией. О, да он уставился прямо на тебя!
   - Вижу, друг. Это Колька, его родители были некогда дружны с моими. Кусочек одного детского лета я как-то провёл с ним. Это было под Надымом.
   И он поведал Разинцеву, бывшему вузовскому однокашнику, отдельные эпизоды своей биографии. Внезапно наполненный зал закружила мелодия "Белого вальса". К их столику подошла Валя Несмеялкина, поздоровалась с ними и весело бросила Разинцеву:
   - Вот так встреча, коллега. А ты неплохо смотрелся в моей программе, раскрывая секреты работы нашего метро. Извини, но я хочу пригласить на танец твоего приятеля. Ты ведь не будешь его удерживать?
   - Что ты, Валюшка, только скажу ему: смотри не утони в её глазах!
   Ян пытался отнекиваться, ссылаясь на то, что он танцор никудышный.  Всё же она увлекла его в волшебные вихри вальса. Узнав, что он журналист авторитетнейшей газеты столицы, Валя очаровала его комплиментами, назвала самые значимые статьи Яна и, самым бесстыдным образом, предложила сбежать с вечеринки, чтобы продолжить наедине знакомство в её квартире. Упорство красивой женщины он сломил лишь тем, что ему с третьими петухами надо на поезд. Да ещё помог звонок шефа. Ян отвёл Валю к своему столу, вручил её в руки Андрея, показав на гудящий мобильник. Сам направился в коридор: главред предлагал срочно подготовить корреспонденцию о преуспевающих сельскохозяйственных предприятиях в обеих областях, жизнь которых он обязан, как собкор, освещать в газете. Дескать, готовится некая всероссийская акция. Тема, предложенная редактором газеты, заинтриговала. Он давно не общался с прогрессивно настроенными руководителями крупных сельских хозяйств. Струг сам мечтал раскрыть подобную тему на страницах газеты. Он был уверен в том, что наша страна может стать кормилицей всего мира. Именно вот это и есть настоящая альтернатива пульсирующим жилам нефтяных и газовых труб. Реестр всех плодородных земельных угодий, скажем так, Краснодарского и Ставропольского краёв, Белгородской области и Ростовской, черноземья центральной России, Поволжья, Алтайского края и развитых сельских хозяйств других регионов, обеспечивающих Россию всеми необходимыми сельскохозяйственными продуктами - начало начал. Ведущие учёные страны с привлечением своих коллег из провинций, включая талантливых практиков, конкретно определят, где и что выращивать, а также самые совершенные методы хранения сельхозпродуктов. И второе, что Яна волновало - Россия может стать единоличным поставщиком пресной воды в те страны, где уже ощущают острую нехватку живительной влаги. И опять же необходим тоже своеобразный реестр наших водоёмов, водных ресурсов. И, конечно, строительство водохранилищ и трубопроводов к пунктам подачи воды на танкеры или на транспортные мощности, специально изготовленные для этих целей. Струг доволен: наконец-то он найдёт простор своим мыслям о переустройстве землепользования и экономики страны.
               
                10.  Проблески волнения Ирады
 
    Сейчас с замиранием сердца подхожу к трюмо: время неумолимо оставляет на нём морщинки, линии, увы, не красящие женщину. Матерь Божья, ты не возвращаешь молодость. У меня уже двое детей, старший Азиз  и младшенькая Алия. Вот бывает же такое: Абусаид без сомнения признал в Азизе своего сына, он очень и очень мой, главное тоже вишневые глаза, но я-то знаю, что зачала его за несколько дней до свадьбы с супругом, а в Алие засомневался- у той тёмно-серые глаза. Мы с мамой твердили ему- это в точь глаза моего отца. Тот ни в какую, пришлось провести тест на ДНК. После этого он ходил, как пришибленный. Так что я могла вить из него верёвки. Я хорошо  помнила свой первый после свадьбы сон, и он неким образом сбывался. Ведь меня назначили завучем школы. А сын верно вобрал в себя гены отца: писал в газеты заметки. Я его свела с Яном, он помогал Азизу входить в журналистику. Однако, не советовал ему поступать на факультет журналистики, а выбрать технический вуз, поскольку таким людям проще вариться в газетном котле, они прекрасно ориентируются в тематике основных тем, прежде всего в экономике, а на журфакультете может учиться и заочно. И, слава Богу, я добилась того, чтобы Абусаид перевёлся в стольный областной град в солидную автотранспортную контору, мы купили здесь нормальную благоустроенную трёхкомнатную квартиру. Ян свёл меня с руководством профсоюзного комитета технического университета, и я нашла там поддержку Вероники Петровны Зимовниковой, которая взяла меня в штат. В зарплате потеряла немного. Зато передо мной развернулись совершенно иные возможности, я стала вхожа в кабинеты высоких чинов, решать вопросы, о которых прежде не могла и мечтать. А главное, я могла быть близка с любимым. У него был в Ироши небольшой кабинет собкора центральной газеты. Ян, правда, сокрушался, что не  удалось перебраться в Москву. Их издание вошло под крышу значимой в стране структуры, сменило свой "фасад", выходит теперь под иным названием. К слову, Ян один из немногих уцелевших в газете собкоров: остальных либо уволили по сокращению штатов, либо частично профинансировали журналистам-провинциалам, кто давно имел имя в плеяде журналистов страны, покупку жилой площади в столице. Да, приходится констатировать, все мы живём сейчас в совершенно другой стране, чем в соввремя. Я знаю, что за прошлые годы пришлось пережить Яну. Он едва не схватил пулю, проводя журраследование о мафиозных структурах, пытавшихся завладеть перспективными площадями с полезными ископаемыми, в том числе с редкоземельными, с месторождениями драгоценных и полудрагоценных камней.
   Конечно, он весьма был скуп на рассказ о том, как вышел на двух московских дружбанов, с которыми некогда сводила судьба, и как он раскручивал сплетение нитей в преступной группе. И впервые, помнится, обмолвился о хорошем профессионализме муровцев, умевших просчитывать шаги противника. Теперь это в прошлом, Ян жив и здоров. И в газете не последний человек. Однако я буду крепко сожалеть, если он по настоянию своего газетного начальства переедет жить в другой, более южный регион. Я, наверное, тогда с тоски изведусь. Смогу ли я встречаться с ним?! А что Азиз? Он как-то меня напрямую спросил, кто на самом деле его отец- Абусаид или Ян? Догадаться ему было не сложно, часто встречался с ним и в его кабинете, и даже на квартире, когда не было дома семьи Яна. Мальчик умный, воспитанный, он Абусаиду не проболтается никогда. Но не это меня тревожит, наш с Яном мальчишка порядочный человек. И у него уже есть девушка, тоже студентка, потому понимает, что такое настоящая любовь и какими тропинками она торит дорожку в сердца любящих.
   Меня тревожит негаданная встреча с водителем личной машины Абусаида. Это случилось, когда я покидала здание, где находилась конторка собкора Струга. Авто супруга стояло у подъезда. В салоне только шофёр. Видимо, меня узнал, но вида не подал. Я знала, что в этой башне на каком-то этаже обосновалась одна снабженческая организация, куда, вероятно, и зашёл по делам супруг. Счастье, что не встретилась с ним в лифте. А теперь у меня имеется в запасе время, чтобы придумать моё здесь появление. Шофёр, конечно, расскажет ему, что видел меня. Главное, как дома поведёт себя Абусаид, если напрямую не спросит, зачем сюда ходила, а начнёт задавать всякие дурацкие вопросы, значит, в его душе закралось сомнение, или вообще промолчит - это ещё хуже. Я ведь знаю от супруга о стремлении его водителя рассказывать ему всё, что того может заинтересовать. В любом случае мне надо отвести от себя и тень подозрения. Что же придумать? Всегда считалось, что, чем ложь неправдоподобней на слух, тем её люди принимают как бы с большим доверием. Ага, вот что: я сегодня же предложу Зимовниковой организовать в старших классах города тренинг по истории Ближнего Востока, чтобы ребята лучше разбирались в творящихся там крупных беспорядках, в то и дело вспыхивающих региональных войнах. И посоветую в качестве члена конкурсной комиссии включить известного журналиста Яна Струга, поскольку он прекрасно владеет этой тематикой, о чём стало известно на одной из конференций в городской библиотеке, где я и присутствовала на самом деле. Скажу Веронике, дескать, эту тему уже откатала со Стругом. Заморочу ей голову именами известных воительниц прошлых эпох, таких, как знаменитые на весь мир царица Томирис, известная тем, что приказала отрубить голову побежденному персидскому королю Киру; или  Сура - генерал-лейтенант парфян, погибшая в сражении с врагом; отважная воительница персидского войска Апраник - предводительница сасанидов, тоже сложившая голову в бою.  Или Самси - королева Сирийской пустыни, правившая в VIII веке новой эры. Она предала ассирийцев, примкнув к Дамаску, но проиграла решающую битву. Ассирийцы не казнили её, а в знак преклонения перед её достоинствами  восстановили Самси  на троне. На Ближнем Востоке и сегодня помнят персидскую воительницу Пантею, которая была увенчана славой военного командира в VI веке новой эры, когда правил Кир Великий. А знаменитая в первом веке этой эры королева-мятежница Зенобия, которую звали Освободительницей Сирии!
   Я свалю наповал Веронику Зимовникову. Быть конкурсу! И Абусаид останется у меня опять с носом. Ведь я его по-прежнему не люблю. Просто считаю себя единственной наложницей его гарема. Вот и всё.

                11. Размышления Яна

   С большой внутренней неохотой воспринял он идею шефа переехать собкором газеты в более южный регион, поскольку там  семья может жить в большей безопасности после его копания в мафиозном белье воротил промышленного производства и бизнеса, получивших по заслугам за приворовывание государственного достояния - природных богатств. Да и с жильём от государства там семья будет обеспечена на все сто. Однако занозой в сердце вошла боль от скорого прощания с Ирадой. Вот упрямица, не нравится ей фамилия супруга и отказалась взять её, правда, под напором главы семьи у моей вишневоокой двойная фамилия - первой стоит её девичья, а через чёрточку фамилия мужа. Всё равно что-нибудь придумаю, как обживусь на новом месте. Выхлопочу Ираде приличное место, да и университет там посильнее, чем в Ироши, говорят, подана заявка на Академию. Там Азизу будет сподручнее учиться. Ну, а мои ребята, слава Богу, совсем взрослые. Надо только предупредить всех моих, чтобы никому ни гу-гу про предстоящий переезд, мне придётся, наверное, до конца дней жить и работать на новом месте под другой фамилией. Впрочем, моя семья уже, что называется, разбежалась. Жена живёт с дочерью на юге, сын в одном из городов Севера. Полагаю, что проклятья московских дружбанов, Федюнёва и Лещёва,  никого из нас не коснутся.  Их дело вырулили  опытнейшие адвокаты, потому отделались лёгкими сроками. Знаю, что оба пенсионеры, копаются на своих дачах и не помышляют мстить за провал своих устремлений и желаний.
    А какую мне удалось раскрыть аферу! Честно говоря, не без заметной и влиятельной поддержки угрозыска. Кто бы мог подумать, что фигурантами дела станут  Степан Федюнёв и Николай Лещев. С самого начала, как получил от шефа данные о возможном промышленном шпионаже и краже драгоценных минералов в северном регионе, навстречу мне летела везуха. В одном укромном ресторане Ироши, где то и дело собирались верховоды здешнего криминального мира и их шестёрки, встретил Лещева. Он предпочёл не контактировать со мной. Это и вызвало во мне жгучий интерес, а что это московский таксист делает в будний день в северной сибирской стороне? Я знал, что мне не стоит его опасаться, он никому, разве лишь Степану, и слова не проронит, что знаком с журналистом из большой центральной газеты. Поскольку будет взят на подозрение, а то и просто устранен от дел или того хуже - уничтожен, если втянули в заметную, запутанную, о которой должны знать немногие, игру с законом. Будет впредь предельно осторожен, постарается мне не попадаться на глаза. Так оно и было. Мой хорошо знакомый, подкормленный мной бармен через свою официантку узнал о некоторых мелочах,  сквозивших в разговоре гостей за тем столиком. Речь мельком шла о фотоплёнке, компьютерной флэшке, которые вот-вот доставит им одна славная парочка. Понимая, что  мелочёвку будет исполнять, естественно, Николай, я попросил бармена в курительной комнате направить за Лещевым надежный хвост с прослушками. Выделил ему, конечно, аванс. Сам, изображая  подвыпившего, незаметно выскользнул из зала. На другой день у бармена выдался выходной, и мы встретились в городском парке. Вести были прелюбопытные. Он прежде потребовал с меня добрую мзду. При нём я созвонился с шефом, убедил его, что требуемый гонорар запросил автор нужной мне информации.            
   - Уговорил, но впредь наши денежки не разбазаривай. Помни, что говорил великий Ильич: "Главное учёт и отчётность". До начала своего расследования непременно переговори по спецсимке с юристом Андреем, он тебе даст верные советы. Будем ждать вестей от тебя. Будь здоров и удачлив!
   А узнал вот что: Николай устроился на постой в частном доме; со дня на день ожидает прибытия геолога из дальней экспедиции, тот привезёт ценные документы и некие камушки; с ним будет женщина-геологиня. В комнате, где проживал Николай Лещев, благодаря стараниям электрика, чинившего проводку, установлена прослушка. Гости издалека будут жить тоже в частном доме.  Дни и ночи он держал включенной мобилу для немедленного соединения с говорилкой бармена. По другой трубке соединился с добрым  товарищем из геологической экспедиции, в чью полевую партию ездил в ту суровую зиму, когда довелось куковать на площади, где шла разведка бурением горных пород.
   - Привет, приятель. Это Ян вторгается в твою жизнь.
   - Узнал, читаю твои газетные опусы. С чем пожаловал, какую из меня тайну желаешь вытянуть?
   - Так партия на новой площади?
   - А ты как думаешь? Ждали твоего приезда для нашего переезда?
   - Темнишь. Значит, не хочешь исповедаться. А я ведь мечтал побывать у вас, отведать ошеломительно вкусных котлет и посмотреть в красивые очи вашей камеральщице.
   - Ишь ты, смотри, а.  Но ты проморгал. Она в очередной раз стала у нас гражданской женой. И не поверишь, чьей нештатной половинкой.
   - Не томи. Выкладывай, на чьё плечо она свою головку вечерами томными кладёт?
   - Объявила себя женой бурильщика Федюнёва.
   - Вот как?! Не ожидал подобной вести.
   - А мы-то как не ждали этого! К слову, недавно поехали отмечать месяц пламенной любви. Отпуск им дали без запинки.
   - Что-то голос у тебя будто с подвизгиванием. Неужто успела заработать округляющийся животик?
   - Животик - это мелочи жизни. На базе экспедиции взяли увольнение по собственному желанию и куда-то умотались.
   - Так это их право.
   - Ну да, ну да. Однако, наша спецчасть их разыскивает.
   - Что за чертовщина!? Они что, выкрали документы?
   - Хитрее сработали: Марина устроилась на ночь в вагончике-балке своей начальницы, которая на воскресение выехала с подругой в райцентр, решили пошляться по магазинам. А в конторе экспедиции никого, кроме сторожа, любителя закладывать за воротник, не было. Марина умело разговорила его, прошла в кабинет своей начальницы, якобы, поработать, потому и приехала прямо из партии. Вскрыла сейф, шифр примитивный. Вечерним поездом с Федюнёвым уехали, брали билеты до Александрова. Начальница нашла в квартире записку, геологиня  извинялась, дескать, муж настоял уехать, у него дела. Ну, утром осмотрела кабинет, содержимое сейфа. Что-то было уложено не так, как было. Из спецчасти  по заявлению начальницы камеральщиц проверил сейф: всё оказалось на месте, но при детальном осмотре выяснили, что кое-что, очевидно, переснято на плёнку.
Ему не составляло труда проанализировать прежние встречи с Лещевым и эту новость, которая свидетельствовала об одном - о промышленном шпионаже. И не приведи Господи, если  тут замешаны усилия иностранцев. Выслушав откровения Яна, главред сказал:
   - Ян, в данном случае одного журналистского мастерства мало. Я переговорю с твоим юристом, от него узнаешь, как тебе действовать дальше.
               
               12.  События назревали
      
   - Федюн? Привет. Как дела? Где суетишься?
   - Ник, зови только по имени. В Иришку приблукал с женой гражданской. Стоянка на съёмной хате. Всё что надо-со мной. Мы едва оторвались. Нам надо срочно сматывать удочки. Своди в темпе с Зимухой. Моя загранксива и подруги в просрочке. Кошелёк тощий.
   - Стэп, поздравляю. Контакт с Зимухой в полном порядке.               
   Этот короткий разговор следаки перехватили и немедля вызвали по мобиле Яна, чтобы он  продумал, как  лучше всего подъехать к Вадиму Зэ и выведать его планы о встрече с парочкой беглецов – геологов.
Ян позвонил Ираде, предложив встретиться в супермаркете.
   - Уговорил, как тебе откажешь. Жди меня в хозсекции. 
    - Сегодня тепло, я в куртке болотного цвета со стоячим воротником.
   Ирада рассмеялась:
   - У тебя всё стоячее: и спина, как у офицера на параде, и даже воротник куртки.
   Вечером они встретились в условленном месте. Она прошла с продовольственной сумкой в отдел хозбытовых товаров, остановилась у витрины с электролампочками. Он рядом крутил в руках электропаяльник.
   - Радка моя, тебе надо как-то подбить клинья к Веронике, узнать, где  её Он может назначить встречу своим знакомым. Она должна состояться послезавтра. И имеет ли дома крупную заначку.
   - Хорошо, но я - вся осторожность. Прошлый раз, когда бегала к тебе в башню, увидела у подъезда авто Абусаида. Водитель сделал вид, что не видел меня. И супруг мне о том ни слова. Чувствую, подозревает. Правда, я вызвала с работы машину и уехала на ней. Но в сердце Абуса после серых глаз Алии закралось сомнение, хотя текст на ДНК подтвердил, что она его дочь. Я-то как-то в одной телепередаче слышала, если у женщины есть  внебрачная связь, то в ребенке от мужа могут быть и некоторые гены любовника. Так что эти глаза твои.
   - Ты поэтому такая настороженная? Подозревает тебя …?
   - За мной приглядывает его человек. Это инвалид, ветеран войны, из кавказцев. Работает у них на одном складе сторожем. Он о нем мне как-то рассказывал, что старик в конце сороковых годов или начале пятидесятых чудом уцелел, когда одиночек инвалидов-ветеранов отлавливали и отправляли в дальние поселения, чтобы людям глаза не мозолили. Выкрутился тот в поезде, прикинулся больным и его высадили под наблюдение на одной из станций. Ну, а он потом там дал дёру. Так,  Ян, сюда идут. Пошла на выход, а ты подожди минут десять. Мало ли что, завтра к обеду брякну, что удалось выяснить.    
   
                *   *   *
   Николай вызвал на переговоры Зимовникова. Пояснил, что Степан готов передать ему документы, вернее, флешку с ними, в обмен на определенную немалую сумму российских дензнаков и новые паспорта для Федуна и его девахи.
   - О ксивах, Никола, речь прежде не вели. Из причитающейся ему суммы я вычту денежку за паспорта. Но к ним никто не придерётся стопроцентно, потому это будет стоить не менее двадцати процентов от оговоренных ему денег. И ждать- дня четыре.
   - Влад, я знаю Степку, ему это не понравится. Ведь заартачится.
   - А куда он денется! Кроме нас эту флешку он никому не сбагрит. Но если упрётся рогами, как бык, в ворота, сбавь два-три процента, мол, берешь ответственность на себя. Помни, и ты не будешь в накладе. Я бы на свой характер сбросил его в волну, и дело с концом. Но там  верховоды считают, что он со своей милахой геологиней им ещё сгодятся. О тебе, к слову, у них самая высокая хвала. Избавимся от флешки, и получишь свою долю. Нам с тобой хватит работёнки. Там планы будь-будь!
   - Значит, с ними толковать послезавтра?
   - Выходит так. И в том дворике, где договаривались прежде. Ещё раз принюхайся к своим хозяевам. Приглядись вообще - нет ли за тобой хвоста, если пасут, мне трезвонь. Уберём стукача! Не дрейфь, ты наш человек.    
Лещёв с большими предосторожностями встретился в проулке с любовной парочкой геологов. Услышав условия Зимовникова, Степан, как и предугадывал Николай, налился злобой:
   - Он что, охренел! Мне с Мариной может светить срок! Какого чомора я последние годы гнул спину в партиях?! За подачку!            
   - Стёп, не трепыхайся. Денежки опустятся в твою лапу не маленькие. Ксивы вам сделают не убойные. И камеральщицу ты не зря с собой прихватил, небось, в горах ценные камушки накопал, а уж она-то знала, где промышлять. Зимок уступать не желает. Я возьму на себя два процента, эти денежки буду для себя у них отбивать. Авось, выйдет.
   - Считай, не уговорил! Больше десяти процентов не отдам!
   -Зря ты так. Сейчас в законе и статьи нет строгой на ваши обстоятельства, а верховоды тебя не забудут, над ними крепкие люди стоят. И кому, кроме них, нужна твоя флешка?! Подумай, друг. Встречаешься с Зимовниковым послезавтра в условленном месте. Хвост не приведи за собой.
   - Не приведу! Мы все ходы и выходы осмотрели, все тропки прошлёпали. К назначенному часу будем. Передай Зимку: больше десяти процентов отходных пусть от меня не ждёт. И не балуйте, у нас добрые стволы. Не вру, ей-ей.
   - Полно тебе собачиться. Ведь раньше ты не выставлял условия про паспорт - и наш и заграничный.  Да ещё и на двоих. Готовься отдать Владьке хотя бы шестнадцать процентов. Он жадный и осторожный. Учти.
   - Зуб даю, больше десяти процентов от суммы не отдам!
   - Твоё дело, потеряешь больше.
   Неприлично матерясь, Федюнёв вместе с подругой  скрылся за поворотом проулочка.
                *   *   *
   Вероника с чашкой горячего кофе и булочкой зашла в кабинет Ирады.
   - Выкладывай, подруга, чем меня хотела заинтриговать.
   Вероника с интересом выслушала предложение Ирады организовать в старших классах школ своеобразный тренинг по древней истории стран Ближнего Востока, прежде всего о роли могущественных или проста чем-то прославившихся женщин тех царств. Увязав это с тем, что школьники искренне заинтересуются темой и, возможно, будут ориентироваться на поступление в гуманитарные вузы: директора их уши прожужжали о нехватке абитуриентов. 
   - Знаешь, идея хорошая. Но предлагаю её расширить. Вторая часть тренинга - об Атлантиде. У меня здесь и свой интерес: хочу привлечь в качестве лектора своего супруга. Он в молодости чуть не наяву грезил о судьбе атлантов. Сейчас - сник. Хорошо бы ему воспрянуть. А вдруг моё предложение ему понравится? А кто первую часть тренинга подготовит?   -
- У меня на примете человек, просто влюбленный в историю Ближнего Востока. Это известный журналист Ян Струг. Он подготовит беседу.
   - Ирада, так мы сумеем его и поощрить, на это в нашем бюджете выделены средства.
   - Не знаю, говорят - он любит возиться с детьми. А впрочем, деньги лишние никогда не мешают. И твоему мужу проведём энную сумму.
   - Ну, Влад в деньгах особо не нуждается. Работает в приличной компании, неплохо получает. К окладу имеет и разные премиальные.
   - Как бы там ни было, Вероника, мы нашли с тобой общие интересы. Мне приятно, я бы хотела, чтобы ты познакомилась с моей семьёй. Скоро у Абусаида юбилей. Будут моя мама, парочка-тройка его друзей. Придешь? Делаю приглашение, можешь с мужем пожаловать, а то и одна.
   Вероника с благодарностью встретила это предложение, она давно с мужем не выходила, что называется, на люди. Дома намерилась было рассказать мужу  о предложении Ирады  и о своих по поводу тренинга, да не тут-то было. Короткая записка в гостиной гласила, что он уезжает в командировку, вначале в Москву, а оттуда на прииск, где вспыхнул бунт.
    Одновременно внезапный отъезд Зимовникова, московских друзей и геологини спутал планы Струга и следственной бригады. Из города в одночасье, за день до предполагаемой облавы,  пропали все подозреваемые.

                13. Бабий «батальон»
На прииске взбунтовался бабий "батальон". Жёны категорически отказались отпускать мужей работать вахтовым методом, потребовав от начальства создать нормальные условия для семейных в посёлке, где все обосновались с самого начала освоения месторождения золота. Постепенно драги и всё оборудование переместилось на несколько десятков километров на новую перспективную площадь. Мужики оказались как бы привязанными к деревянным балкам-вагончикам. Наспех созданная кухня, где властвовала повариха Тася, по случаю и без причин таскавшая за волосы свою помощницу-нерасторопную и ленивую Ленку, гражданскую жену бригадира Тропнякова, вызывала порой оторопь здоровых мужских желудков. Росло недовольство людей тем более, чем дольше длилась отлучка. Спины сильной половины человечества, разбалованные теплыми грудями подруг, ёжились на одиноких ложах, рты кряхтели в столовке над нагло бегающими ногами двух особей противоположного пола, желания мужские бесследно исчезали под напором хмурых мыслей о непрошенном одиночестве. Мужикам мечталось почаще обнимать своих баб, гладить по башке ребятишек, благо в посёлке под напором слабой половины человечества издавна действовала школа-семилетка, а потом в интернат или дедушкам и бабушкам на руки. Женщины единодушно решили не давать в обиду своих мужиков. Когда начальник прииска с бухгалтером приехали в посёлок, чтобы составить квартальный отчёт, они оккупировали всю контору.  Выставили требования: дважды в неделю привозить их мужчин сюда на отдых, для чего выделить им специальные транспортные вездеходы; немедленно ликвидировать двухмесячную задолженность по зарплате их мужьям; отпуск предоставлять только в летнее время и частично в начале осени; благоустроить учителям жилые бараки; отремонтировать клуб; фельдшерско-акушерский пункт усилить врачом-терапевтом и раз в месяц привозить из города врача-зубника и гинеколога. Попытки отмахнуться от этих требований привели к ещё большей конфронтации. Женщины устроили круглосуточную осаду  конторы, и три дня не выпускали "святую двоицу", поставив в прихожей два ведра для нечистот. Эти два оцинкованных ведра довели начальствующих чинов до исступления. Запах из прихожей их отчего-то сводил с ума. Но выбраться из ловушки они не могли: ставни на окнах оказались плотно забиты снаружи досками, а входные двери столь ловко забаррикадированы, что и комар бы не проник. Начальство не могло ума приложить, что делать. Ну не звонить же по мобильнику районному начальству или в полицию. Засмеют, да если, не приведи Господи,  журналисты пронюхают, так на весь свет ославят. Начальник прииска и главбух прослезились, подсчитав снижение будущей прибыли, но делать нечего: вёдра нехорошо воняли, они не умывались три дня, слопали все притыренные прежде запасы печенья, конфет, дорвались и до чёрствой горбухи хлеба, приютившейся было в буфетике. Объединённое соглашение- договор подписали как женщины из созданного стачечного комитета, так и руководители прииска. Бумага в двух экземплярах была скреплена печатями и подписями с днём, месяцем и годом победного бабьего торжества. Так что, когда из Москвы приехала комиссия, в составе которой значился и менеджер Зимовников, начальство слабело от свободы, истово хлестало свои чресла в парной, пило пиво, заставив фельдшера продезинфицировать всю контору.
   Однако на руках комиссии было и чьё-то подмётное письмо о злоупотреблениях начальства прииска, якобы, скрывающего истинные данные по добыче золота. Подписи не имелось, но факты приводились серьёзные. Комиссия начала шерстить всю документацию.
Желая поближе познакомиться с жизнью золотодобытчиков, Ян Струг вылетел в райцентр, от которого до базы прииска было почти что рукой подать. Здесь жили жёны тех, чьи дети брали вершины средней школы. Втайне журналист  нацеливался найти верные источники информации об истинном положении дел на прииске. Но так, чтобы не привлекать внимание ни администрацию прииска, ни Зимовникова, ни баб, готовых за лютую сплетню пойти на немыслимые ухищрения. Стругу фантастически повезло: среди старшеклассниц  внезапно вспыхнула драка, да такая, что одну девчонку отправили в реанимацию местной больнички. Так что приезду журналиста никто не удивился.

                14.  ДРАКА


   Фабула этой истории до неприличия проста: подрались две школьницы. Мама пострадавшей девочки наподдала обидчице так, что та почти месяц пролежала на больничной койке. Конечно, Ян сознательно изменил имена и фамилии всех персонажей, место действия, потому что девочкам ещё расти да расти и набираться ума-разума. Кто из нас в детстве не дрался? Но тут вмешались взрослые…
 Чёрной кошкой пробежала между ними тень размолвки, или о  том, что было за полторы недели до стычки

    Улицы Старая и Воинова посёлка Продольного стоят друг к другу впритык. Излюбленное место встреч девчонок–лавочка, на которой решаются порой многие житейские вопросы. Тут и повстречались под вечер с подружкой Линой Ураловой шестиклассница Нина  Сорокина  и девятиклассница Таисия Потапова. Надо совсем не знать психологию девчонок, чтобы не догадаться, отчего нахмурилась Тася. Ещё бы! Семья Нинки приехала в этот район недавно, строятся тут её родители–дом нехитрый возводят,  сарайку,  даже простенький забор из штакетника. Сразу видать–не прииском вскормлены, а сельхозной артелью. Куда им до денежек её папани-машиниста драги.  Сама девчонка пигалица, всего-то пятый закончила, а корчит из себя,  играет с её закадычной подружкой. Ненароком взыграла ревность девчоночья, и Тася возьми да брякни:
- Лина, чего ты с этой нищетой играешь! Подумаешь. Я бы с ней рядом ссать не села.
Бросила старшеклассница обидные слова, не задумываясь о сказанном, не предполагая, какие могут возникнуть последствия. Полагала, очевидно, нечего с мелкотой церемониться. А Нинка - девчонка с характером, вся в маму, та ещё в школе могла так отбрить противницу, что только держись. Да и дочь свою воспитывала решать спорные дела однозначно: умей за себя постоять, сама со сверстниками разбирайся, как поступать и что делать, коли обижают. Словом, это была первая стычка между девочками. Прежде они встречались и на улице, и в школе здоровались. Однако первая тень чёрной кошкой уже пробежала между ними.

   Как победительница оказалась на больничной койке
Следующая встреча между Ниной и Таисией случилась в сентябре. О том, как разворачивались события, знающие подноготную всей истории, рассказывали Яну по-разному.  Одни – будто Нина строила придирки Тасе, а иные – твердили обратное. Кто пинал и толкал друг друга, а то и плевался – поди-ка сейчас разберись.  Александра Сорокина, мама Нины, утверждает, что дочка её не врёт ей никогда и говорила истинную правду, что Тася в классе плюнула в лицо Нине, но тогда девочка, мол, сдержалась. А драка произошла между недружницами по дороге домой. Нина за понесённое оскорбление ответила девятикласснице пинком под зад. Потом они, якобы, вцепились одна в другую в волосы. Но шустрая, боевая шестиклассница при этом, пригнув голову Таси, ударила её коленом в челюсть. Честно говоря, даже по мальчишеским меркам-это достаточно жестокий удар. В общем, Таисии досталось на орехи. И её, побитую, в запачканном пиджаке, подвёз к родному порогу знакомый семьи на автомобиле. Вера Потапова, услышав от дочери о происшествии, выскочила на улицу и, увидев невдалеке обидчицу родного ребёнка, после короткой словесной перепалки поколотила девочку.
- Не хотела я бить её,- оправдывалась Вера Потапова.- За что ты побила мою дочку?!- крикнула я. В ответ услышала:- за что надо, за то и побила!
Со слов Потаповой, она хотела только наддать девчонке по губам, для того, чтобы знала, как со взрослыми следует разговаривать.
- Дала я ей леща,- сознаётся Вера.- Потом, расстроенная тем, что причинила Нина моей Тасе, и наподдала ей, но уж и не так крепко.
               
             Злой язык страшнее пистолета

   Увы, девчоночьи сплетни не всегда безобидны. Как они возникают и по какой причине, могут ведать разве что сами «говоруньи», да не охочи они распространяться на эти скользкие темы. И анализировать свои поступки не могут так дотошно и скрупулёзно, как это делают взрослые, когда пытаются выяснить в подобной ситуации, кто прав и кто виноват. Ни старшеклассница Тася, ни шестиклассница Нина, если верить рассказам их матерей,  на язычок по отношению друг к другу не были сдержаны. Таисия в кругу знакомых, якобы, обзывала Нину, а та в свою очередь такое городила про Тасю, да ещё, будто бы, прямо ей в глаза, что даже у взрослых, слушавших откровения Веры Георгиевны, уши вяли мгновенно. От обиды за дочь у Веры Потаповой наворачивались на глаза слёзы и дрожали губы. А вот Саша Сорокина держалась напористо:
- А разве Тася мою Нину не обзывала?! Они, девчонки,  сами между собой разберутся. Сегодня поссорились, а завтра вместе в школу ходить будут. Только незачем было Вере так руки распускать. Кто ей дал право бить моего ребёнка?! Да ещё так, что она лежит  в больнице. Пришла бы Вера и всё мне рассказала, разве я не найду, как воздействовать на дочь? Она вся в меня, в обиду себя не даст. А гуляет она на улке не то чтобы и много: нянчится немало с годовалым братом, помогает по дому. Я с утра и до вечеря в поле, работы всегда невпроворот.

               Немного о мамах
   Каждая семья счастлива и несчастлива по-своему. Не обязательно вдаваться в женские судьбы, складывались они у них неоднозначно. Кому из них больше повезло в жизни, один Бог ведает. Однако у обеих по трое детей. У Потаповой они старше. Александра Сорокина крепче на вид. И хотя говорлива и скора на язык, но держит себя в руках, не набросилась с кулаками на Веру, когда та после избиения девочки пришла к дому, чтобы выяснить отношения и показать заляпанный пиджак дочери. Вера Потапова нервничает, аргументировала своё поведение тем, что прихварывает, потому и не работает, только по дому управляется. Обе, конечно, оправдывают и защищают своих девочек. У одной из них, оказывается, послеродовая травма, и ей надо беречь голову, поскольку падает зрение. Другая чрезмерно шустра, да что в том беды? И дочка её умеет за себя постоять: наподдала же девятиклашке, которая выше на голову с гаком. Перед столкновением, Тася бросила небрежно Нине:
-  Зачем кулаками махать, Я вон какая, дам, так не поздоровится…
Всё же старшеклассница переоценила свои силы и возможности. Смелость и знание приёмов рукопашной схватки и  города берут.
Что бы там ни было, и что не говорили бы, но драка состоялась, и  роль побеждённой  досталась той, что считала себя непременно победительницей. И особых угрызений совести  не испытывали ни девочки, ни их мамы.  Мама Вера, родившая и воспитавшая троих детей, двое из них уже люди взрослые, не задумываясь, подняла руку на ребенка, в итоге девочка на больничной койке. Увы, материнский инстинкт – чрезвычайно намагниченное поле при выяснении каких-либо каверзных дел в пользу своего чада. Но ты – мать, вскормившая грудью детей, вырастившая их, прекрасно обязана сознавать, каково в душе другой матери, познавшей, что крепко побит её родной ребёнок  руками другой матери, более опытной по жизни.
Ян поинтересовался у Потаповой, проведала ли она хоть раз в больнице избитую её руками Нину. Нет, больничный порог та не переступала.
               
                Школьные  порожки

   Драка девочек произошла за пределами школьных стен. Однако мордобой между учащимися этой школы в посёлке не в диковинку: памятна людям бесчеловечная мальчишечья схватка, всполошившая и посёлок и районный центр. Не потому ли журналисту Стругу здесь вообще отказались дать какую-либо информацию о случившемся ЧП – драке школьниц. Правда, в том памятном для журналиста  знакомстве с педагогами, директор оказался в отъезде, отказались проинформировать гостя работники школьной администрации, к слову, ответственные за состояние воспитательной работы с  учениками. Что это? Избитое опасение, как бы не попасть «в историю»?
Впрочем, учительница Шаровая, входящая в круг руководства средней школы, сообщила на встрече родителей девочек с главой администрации поселения и журналистом, что педагоги внимательно проверили факты, причины драки. Обе девочки здесь на хорошем счету. Более того, ни учителя, ни одноклассники не могли и предположить,  что спокойная и всегда выдержанная Таисия станет участником потасовки.
   Тот разговор был обстоятельным, все присутствовавшие сошлись во мнении, что можно было избежать и драки девочек, и материнского возмездия. При одном условии, если бы вовремя родители узнали  о зарождающейся неприязни между девочками, когда бы взрослые сумели сами мирно решить вспыхивающий конфликт. Разве бы они его не сумели умело погасить? Впрочем, учителя, занимающиеся проблемами воспитания, обязаны знать психологию школьников, оценивать их поступки без оглядок на оценки детей по предметам и на общественное положение их родителей. И помнить: взрослеющий ребёнок не всегда способен поступать адекватно  возникающим обстоятельствам. Забота о гармоничном развитии личности, умелый подход к ребёнку, умение понять его чувства, делать всё возможное, чтобы тот питал к учителю истинную привязанность, симпатию, если даже  не любовь.
Здесь и кроется талант учителя: воспитывать в ребёнке возвышенное, развивать здравый рассудок, да, пока он неокрепший, но чтобы хоть в какой-то мере оценить ту или иную жизненную ситуацию,  то ли со сверстницей, то ли с нагловатым мальчишкой, и самостоятельно решить её. Обнародовать эту историю помогла и другая ситуация, накалявшая обстановку  сразу между несколькими семьями поселка. Конфликт, когда лоб в лоб столкнулись частные интересы владельцев усадеб, грозивший перерасти в побоище, руководству администрации удалось предотвратить, враждующие стороны встали на мирные рельсы: земельные наделы привели в порядок.

        Лучше подстелить соломку до того, как упасть

   Ухватился Ян за эту тему и потому, что школа, в которой учились девочки-драчуньи, на хорошем счету в районе, и о самих школьницах отзывы в целом неплохие. Этот небольшой рассказ – повод для того, чтобы в любой школе внимательно пригляделись к тому, как взрослеют ученики, нет ли  перекосов в их воспитании. Именно в эти годы судьба-гончар лепит душу человека, начинается становление его нравственных вех. Не упустить бы это!
Такие чувства обуревали Яна, нацелившегося было пристальнее вглядеться в приисковые дела. И он  теперь  знал, что ценнее для государства –не лишение увёртливого человека притыренного им золота, а воспитание цельного человека и патриота, тогда такой не совершит пагубу ни для себя, ни для страны.

      15. Перекрыли дельтаплану кислород

Ничего сногсшибательного, особенного не нарыл Струг для статьи о золотодобытчиках. Зато его обстоятельный материал о драке школьниц нашёл широкий отклик у читателей. В очередной приезд в столицу ему сообщили из приёмной редактора газеты, что его ожидает в своём кабинете  юрист  Андрей Дрогоявленский. Тот встретил его, как старого приятеля: угостил кофе, выпечкой, не спеша завёл деловой разговор:
- Знаешь, Ян, даже хорошо, что ты не углубился в дела золотого прииска. Времена изменились, сейчас каждая газетная строка взвешивается на весах закона, любое двусмысленное выражение воспринимают оппоненты газеты, как подрыв их деловой репутации, вносят в суды чудовищные штрафные санкции. Потому мы добровольно отказываемся от публикаций, вскрывающих некий негатив в производственной, деловой, хозяйственной деятельности организаций любого ранга и профиля. Разве справедливо, когда конфликтные  ситуации между юридическими субъектами  решает пресса? Пусть этим занимаются арбитражные и прочие суды. А мы уже по их решениям сумеем оповестить должным образом читателей. Газета меняет концепцию своей работы. Поэтому мы уволили из редакции собкоров, прежде подверженных строгой ориентации на тематику прежних лет, и к тому же не сумевших в полной мере одолеть новых задач. Вы с этой проблемой справились вполне. Об этом говорит ваш социальный очерк о жизни провинциального села, где драка среди школьников становится обычным делом. По решению редколлегии вы остаётесь собкором. На новоё место жительства вы ещё не переехали?
- Нет, не успел. Много текучки. А почему вы этим интересуетесь?
 -Резонный вопрос. Вы переедете в более южную область, и будете освещать жизнь и прежних областей и этой. Редакция обеспечит вас квартирой. Зайдите в отдел кадров, там получите и новое назначение и ключи от квартиры. Не забудьте посетить бухгалтерию, там вас ждет приличная премия. Плюс, естественно, заработок. По-прежнему все вопросы относительно газетных дел решайте с завотделом собкоровской сети и со мной. Желаю новых успехов.
И ещё новость: в соседнем доме редакция купила несколько квартир для своих командированных из провинции сотрудников. Так что никаких проблем с гостиницей. В том же здании в торце продовольственный магазин с минимум хозбытовых товаров. Затарив пакет продуктами, Ян прошёл в отведенный ему номер. В полуторке все удобства- оборудованная мебелью спальня, ванная совмещенная с санузлом, маленькая кухня с электроплитой. Чувство голода и усталость с дороги взяли верх: наскоро поев, журналист буквально прирос к постели. Сон мгновенно отключил сознание. Однако настойчивое дребезжание мобильника взяло верх над коротким сном. Ян дотянулся до стула и всмотрелся в экранчик. Звонила Ирада. 
- Ян, мальчиш мой дорогой, Абусаид просто взбесился, когда я замолвила слово за переезд в город, куда ты переезжаешь. Едва успокоила его. А он знаешь, что орал?
- Рассказывай, миленькая, неужто прознал о наших с тобой отношениях? Он, случаем,  не побил тебя?
- Что ты, слава Аллаху, лишь гневался крепко. Он мне шипел, какого, мол, чёрта рвать с налаженной жизни на Севере  в область, где  климат мало чем отличается от здешнего. И у него северного стажа  навалом, он сам подумывал о переезде, но в более приличный край.
- Стоп, моя любимая кувыркалочка.
- Как тебе не совестно, Ян!
- Прости, тебе ли не знать, как я обожаю словами повыдрючиваться. А я как раз хотел тебя предостеречь от  активных действий по переезду.
- Что приключилось? Или тебя думают в столицу перетянуть?
- В редакции реорганизация, уволили почти половину корпуса собкоров. Но меня оставили, только нынешнее моё ПМЖ – в городе Сатарске. Уже бренчат в кармане  ключи от квартиры. Так что в любое время приезжай на новоселье.
- Спасибо мой дорогой. На школьные каникулы обязательно примчу в этот город с ребятнёй.
- Ирадка, ты так просто от мня не отвертишься, за мной оставили нашу область и соседнюю, куда меня хотели перегнать.
- Да я рада, дурачёк мой миленький. По мобиле лишь не забудь намекнуть день приезда. Я как всегда буду ему такую головомойку устраивать, что он не только не попытается запрыгнуть в мою постель в течение месяца, а будет приползать в квартиру и вести себя тише воды и ниже травы. И вот ещё что: помнишь Семёна Павловича Парфентьева? Того, что из профтехучилища?
- Ну как же, знатный человек. Какую ему подлянку подстроил следак Гиперашвили! Намотал срок уже немолодому человеку, считай, ни за что. А какой был мастер производственного обучения, лучший в Ухтарске. Как его пацаны обожали: он первым на севере региона построил своими руками дельтаплан и научил ребят управлять им. Некоторые потом ушли в авиаучилища. Да, так что с ним случилось, он давно уже на свободе!
- Его уже нет с нами, он на своей старенькой «Ладе» разбился, врезался на полной скорости во внедорожник, а там был за рулём Гиперашвили, тот сейчас полный инвалид, даже в коляску не может садиться.
- Вот как, надо же. Я о его увлечении не раз писал в газету, городскую. До личной встречи с ним и не думал, насколько это талантливый педагог и прекрасный самоучка-авиатор. Помнится, как-то спросил его, а чем привлекла его, земного человека, стезя дельтапланериста? И знаешь, что ответил? 
-Не  томи, Ян! Рассказывай. Пусть это будет наша с тобой память о простом человеке из нашей провинции.
-Так вот, он окунул меня в девятнадцатый век. Оказывается, Семён Павлович увлекался жизнеописаниями известных изобретателей и строителей той поры. Я, к примеру, вообще ничего не знал об англичанине  Изамбарде  Брюнеле. Представляешь: он, будучи ещё совсем молодым человекам, разработал проект Панамского канала, проявил настоящий талант, проектируя двигатели, каналы, туннели и даже новые виды вооружения. Инженер за свою жизнь участвовал в строительстве более двух десятков  железных дорог, и не только в Англии. Помню, с каким восхищением Парфентьев сообщил мне, что, когда Брюнелю было двадцать восемь лет, ему  доверили строительство Великой западной железной дороги  от Лондона до порта Бристоль. Минуло два столетия, а эта дорога действует. И это ещё не всё. Англичанин принялся строить пароходы. После нашего разговора, я посмотрел литературу: Брюнель дневал и ночевал на стапеле в то время, когда, словно сказочный миф, рос самый огромный и комфортабельный по той поре деревянный пароход  "Грейт Вестерн". Судно менее чем за две недели  преодолевало просторы Атлантического океана. И от Семёна Павловича я впервые узнал, что его кумир Брюнель в конце первой половины девятнадцатого века  спроектировал первый в мире железный пароход"Грейт Бритн».  Этому ста метровому по длине и, как считалось, непотопляемому   винтовому судну тогда не было равных. Он бороздил морские просторы что-то около полувека!
В трубке висела тишина.
- Ирада, ты на связи со мной?
- Конечно, дорогой.  Я заворожена рассказом. И мне ужасно жаль Парфентьева, таланта, чью жизнь, по сути, сгубил чинуша. Ты знаешь, за какие такие прегрешения ему шили дело?
- Увы, мы, газетчики, узнали про всё очень поздно: его жена прибежала к нам, когда его дело уже отправили в суд. Беда случилась почти на исходе партийной и советской власти, это считалось экономическим преступлением.
- Что простой мастер производственного обучения мог провернуть?
- В мастерской училища он с ребятами построил три дельтаплана, из них на самый первый, названный им «Грейт Вестерн», ткань ему помог достать бывший сослуживец десантник, у того имелись обширные связи со столичными спортивными кругами. Кажется, материал был списан   после неудачного парения в воздухе новичка. Для его номера один, или «Грейт Вестерн», ткань починили профессионалы, и его авиачудо исправно несло службу.  А вот для «Грейт Бритн», он классифицирован под номером два,  и для «Левиафана»  не было нигде ткани. Да, Лада, а про корабль Великобритании «Левиафан» ты что-то знаешь?
- Ага, школа лесного посёлка осталась без историка, он уехал к больной матери куда-то на юг, никто из учителей не брался заменить его. Директриса взвалила временно эти обязанности на меня, пояснив, что и городской отдел народного образования и областной активно подыскивают нового историка. Я где-то месяца два тянула этот воз. Много прочла дополнительной литературы по программе. Помню: «Левиафан» - это был во второй половине  девятнадцатого века самый могучий корабль в мире. Однако позже название изменили, кажется, на «Грейт Истерн", в честь компании, построившей корабль.
-Умничка моя. Так оно и было. Но у Семёна Павловича его третий воздухолёт проходил для ребят под именем «Левиафан». Если память не изменяет – это библейское чудовище.
- Верно-верно, Ян. Но что случилось у Парфентьева?
- Ему подсказали адрес одной солидной конторы в Ухтарске, тамошний заместитель начальника отдела снабжения согласился обменять имеющуюся у него как раз нужную плотную ткань на простыни, пододеяльники и наволочки для полевых отрядов. Семён Павлович немедля к директору училища на поклон. Тот предупредил, что в случае чего он ни причём. Бывшие в употреблении постельные принадлежности, в ещё хорошем состоянии, были списаны. Производственная компания получила нужный ей товар, а лично Парфентьеву выдали нужную ему ткань для дельтапланов. Там бы и комар носа не подточил, в карман мастеру производственного обучения ничего не перепало. Только один работник бухгалтерии училища повздорил с главбухом. Донос ушёл к правоохранителям и его взял разрабатывать известный в Ухтарске следак Гиперашвили, а тот впаивал нарушителям закона по полной. Упекли Семёна Павловича, как организатора махинации, в лагерь. А уж там он испил чашу зека сполна. Там его накрепко привязали к наркоте. Его, отбухавшего свой срок, я случайно встретил в городе, и едва узнал: блуждающие глаза,  какая-то размазанная походка, словом, совсем другой человек. Я было с ним поздоровался,  но он прошёл мимо опустив голову: то ли не узнал, то ли не захотел ответить мне на приветствие.             

                16. «Кукушки» не плачут
 
 Письмо, переданное Яну в редакции, позвало в дорогу – в почти самый дальний пограничный с соседним регионом посёлок новой для  Струга области, который здесь на южный манер звали станицей. И  то: превалировали выходцы из Украины, с незапамятных времён они приняли эту землю за вторую родину.  Не просто Яну  было браться за перо, однако искрилась  в его душе надежда, что Зинаида Бляшкина, её личные данные, как и других «героев» изменены, сумеет стряхнуть с себя плесень глубоко неправедной жизни.
          След простыл
   Можно только себе представить, как встрепенулось в испуге сердце медицинской сестрички, когда поздним вечером обнаружила на территории больницы свёрток с махоньким человечком. У ребёнка уже не было сил, чтобы кричать, лишь кривились посиневшие от ночной прохлады губёночки. Жалким был и подкидыш, и оставленное с ним «приданое». Тот, кто подбросил ребёнка, никаких следов о себе не оставил. Да и не до них было медицинскому персоналу, предстояло вернуть ослабевшее тельце к нормальной жизни, устранить последствия переохлаждения, простуды. В тот момент медикам было не до мамы –кукушки: если бы та ночь была чуть прохладней, они могли потерять дитё. А так он теперь жив  и такой хорошенький.
Правда, определить, кто его мама, особого труда не составляло: человеческому «комочку» от роду едва более двух месяцев, плюс некоторые приметы на тельце, и свежа память заботливых медицинских рук  родильного отделения.  Настало-таки время известить маму-кукушку, что подкинутый ею ребёнок жив и здоров. Тут выяснилось: Зина Бляшкина по адресу прописки не проживает. И для её родителей  истаял след непутёвой дочери.
       
 Школьные годы нормальные
 
   Никто из знающих Зину не припомнит ничего дурного, что водилось бы за ней в школе. Росла в обычной работящей семье, училась, как все, талантами не блистала. В родительском доме ей жилось неплохо. Лучший кусок вкусной еды перепадал ей. Голодать не доводилось, своё хозяйство на подворье здорово выручало. Семья не шиковала, но жила безбедно. Однако, был же некий переполох в её душе, во взглядах на жизнь, коль, едва окончив девять классов, всё у неё пошло наперекосяк. Хотя предпосылок для этого никаких. Средний достаток, нормальный уклад жизни крестьянской семьи. И школа была на хорошем счету, а ведь именно от неё во многом зависит воспитание любого подростка, будь то юноша или девушка.  Однако, можно с уверенностью говорить, что истоки многих и многих бед, что обрушиваются порой  на молодого человека, лежат на тропе, ведущей в семью. Значит, где-то Зине дали, как говорится, слабину, нечто важное упустили родители в её воспитании. Кто станет отрицать, что для детей мать и отец – всегда самый большой авторитет по жизни? Ребёнок в их руках нечто вроде глины для гончара, именно они,  прежде всего, и лепят своё «изделие».  Вывод ординарный: совокупность массы негативных факторов  могла повлиять на формирование детского и подросткового характера. Что заполняет темный фон семейной жизни? Это возникающие порой ссоры между родителями, перебранка, неуместные в присутствии подростка сельские пересказы-сплетни, когда «дёгтем» мажутся соседские ворота, а то и просто что-то непонятное девочке во взаимоотношениях родителей, когда нередко «мелочь»-порванная кофта матери, несвежая рубаха отца, зубоскальство, действуют угнетающе на  детскую психику. Мы можем только предполагать  нюансы отрицательного психологического воздействия  на юное существо, что могут сыграть злую шутку, когда душа ребёнка попала в тенеты неправедного взгляда на жизнь, и прекращается нормальный рост  юного человека, у него теперь иной взгляд на существующую действительность.
               
                Непутёвая  жизнь
   
Что ещё известно о девушке? Вероятно, девять школьных лет были для Зины лёгкой разминкой перед предстоящей самостоятельной жизнью. Ей уже под тридцать, но у неё, по сути, нет семьи: ни детей рядом, ни кола, ни двора, да и сладится ли жизнь с отцом третьего ребёнка? Вот родила троих да все теперь не её. Два первых гражданских брака оказались случайными.  Будет ли прочным такой же третий брак? Кто знает, по крайней мере, их общий ребёнок числится подкидышем.   Ей бы задуматься о своей судьбе-нескладухе. Хорошо одно – не наркоманка. Однако крепко выпить горячего  «зелья» не прочь, хотя не считает себя пьяницей. Да как засосала её непутёвая жизнь. Даже нет трудового стажа. Работает Зина по найму, где и у кого придётся. Но ведь подойдут годы «высокие» и надо хлопотать пенсию. Да трудового стажа ни дня! Не думает о том. Авось вывезет. Только кормить её на старости лет некому. Дети брошены. Они толком и не познали тепла материнской груди. Аукнется это ей через годы! Так одиночкой в какой-нибудь хатёнке и засохнет.
Вела Зина самый беспорядочный образ жизни. О детях не заботилась. Взбредёт в голову – и вон со двора, а с детьми нянчились и ставили их на ноги её мать и отец. При живой-то непутёвой матери дедушка и бабушка  стали  детям дочери их родителями. И не ест ей глаза стыд! Рассказывали знающие семью люди, что вот, бывало, прибежит к родителям домой, понянькается с ребятишками сколько-то часов, редко, чтобы дней или недель, это от того, как у неё  складываются дела на личном фронте, и фьють – была такова. Потихонечку уходила из родительского дома, да ещё с собой прихватывала что-нибудь у стариков  из еды или вещей. Не совестилась уносить с собой детские распашонки, рубашечки и другие вещички, купленные на крохи своих стариков. Вестимо, не для того, чтобы память о брошенных детях грела сердце. Чтобы продать, кому попадя, обзавестись «лёгкой» денежкой и опять нырнуть в тёплую разбитную компанию, к таким же, как она, плетущимся по обочине жизни людишкам, безответственным, бессовестным, равнодушным,  ко всему ещё бесшабашным и расхристанным.
Что же оставалось предпринять государству? Зинаиду лишили родительских прав. Двух её старших детей по просьбе её родителей оставили у них в доме, назначив их опекунами над брошенными родной дочерью детьми. Каково пожилым людям поднимать на ноги крох? Сколько заботы требуют детки, сердечного тепла, внимания отеческого и материнской ласки. У них это всё есть, а нет этого лишь у Зины. В бездумном кругу дружков и подружек, за хмельной чаркой вытравились из души её всё те светлые чувства, которые  пытались привить ей в юношеские годы и родители, и школа. Пусто, бесцветно проходит жизнь «кукушек».
            
                «Теперь у нас нет дочери»
   
 Именно так сказали в администрации района родители Зины, узнав о том, что третьего ребёнка, которому было едва два месяца, та подкинула в больницу. Непутевая Зинка отнекивается, дескать, оставила его на время мужу, а когда через несколько дней вернулась обратно, так дитя уже в хате не было. Супруг, дескать, ей ничего не рассказывал, и она не ведает, как дело было. Ну да ведь газета не следствие. Для нас в этой ситуации важна нравственная подоплёка случившегося, как могла мать начисто выкинуть из памяти крошечного ребёнка?! Почему ничто не дрогнуло в душе, когда вернулась после очередного временного прибежища и не увидела дитё? Совсем притупились материнские чувства, и нет сердца?! Пьянки, беспросветный разгульный образ жизни – это и есть свет в окне?
    Как могла зарасти такой коростой, плесенью душа ещё покуда относительно молодой женщины?
   А что же люди, соседи, односельчане? Неужели не знали, чьи почти новенькие  и новёхонькие детские вещички спускает с рук Зинаида? Неужели хозяева дома, где последнее время  обреталась с ребёнком и его отцом эта Зина, ничего не знали о ней, даже не поинтересовались, а куда пропал крохотный малыш?! А если бы за этой пропажей скрывалось преступление?
   Случайные встречи, случайные подруги и друзья. Нет, они, вероятно, люди для неё не случайные. Они все видят смысл жизни в подобном никчёмном прозябании. Да очнитесь же, люди вы или кто?!
                И такая «кукушка» не одна…
 
  Увы, немало мам-кукушек даже в небольшом районе. Некоторые из них, родив ребёнка, тут же отказываются от него, пусть, дескать, воспитывается в другой семье. Дитя не пропадёт, добрые российские люди усыновят или удочерят, и будут мальчик или девочка  считать мамой и папой тех, кто взял их в свою семью из детдома. И ведь не дрогнет сердце кукушки, видно, и правда,  кукушки не плачут.
  Спустя некоторое время, Ян узнал у знакомых журналистов районной газеты о дальнейшей судьбе Зины. Уехала она из района, где мать и отец не стали признавать её за дочь. Первое время жила за пределами райцентра - родного ей села, жила с холостяками и разведёнными мужчинами. В скитаниях познакомилась с женщинами, которых в народе  зовут колдуньями. Словом, была настоящей чёрной ведьмой, овладела разными наговорами и другой мистикой, при случае, насылала на людей порчу, умела приворожить к себе мужчин. Подсылала к тем, кто пытался вразумить её, чёрных знахарей. Некоторые слабые духом и телом люди уходили из жизни.
- Лихая бабёнка,- смеялся газетный приятель,- в мужиках не нуждалась, а ни разу никакой заметной венерической гадостью не болела.  Внешность у неё приятная, но характер, как рассказывали знающие её теперь люди, никудышный, конфликтует с кем-нибудь люто. Говорят, на окраине облцентра на одном продуктовом рынке торгует. Смотри, не попадись ей на глаза, она чёртовски злобно памятлива.

                17. Чужие дети у родных мам

    Странно играет судьба человеком. Одни семейные пары мечтают обзавестись своими детьми, да никак не могут и готовы удочерить либо усыновить любого ребёнка, брошенного собственными родителями, причём детей-сирот особенно охотно брали заокеанские мамы и папы. А другие, наши отечественные мамы и папы, либо готовы в любой подходящий для них момент отказаться от своих детей, либо при таких  «родителях» дети остаются для них совершенно чужими. В общем, в семье, как говорится, не без урода. Вот несколько примеров со знаком «минус».

         Вместо хлеба – сырая свекла

    Только Струг отправил корреспонденцию о «кукушках», как  в своём почтовом ящике на главпочте нашёл очередное письмо из редакции. Ему предстояло либо сделать подборку почти на однотемную рубрику, либо написать отдельный материал. Адрес очередных мамаш–«героинь» значился в отдалённом от областного центра хуторе, он решил туда съездить.
  Рожать Мария Бердасова начала рано. Три первых ребёнка – от супруга, который умер. После пошли гражданские браки, потому у остальных детей отцы разные. И всё никак не может Бердасова вылезти с обочины жизни, с никчёмной колеи. Своя судьба для неё, наверное, давно проигранная карта. Но подумай ты, мать, если произвела детей на белый свет, так кому же заботиться о них?
В домике, где поселилась семья самозахватом, нет ни отопления, ни электричества, ни тем более газовой плиты. Всюду мозолит глаза грязь, яркое свидетельство непробиваемой лени и матёроё равнодушие ко всему жизненному семейному островку. Неугомонно странная эта «мама» Мария: что-то взбредёт в головёнку, и её нет в доме: отправилась в некое путешествие, оставив детей на попечение очередному гражданскому мужу, который тоже «терялся» куда-то по своим делам. Запертые в хате дети мёрзли и голодали. Соседи видели, что пацанята сидели на подоконнике и грызли сырую свёклу или морковку. Местные власти были озабочены судьбой детей и предлагали молодой женщине посодействовать в поиске работы, предлагали и рабочие места. Не хотела Мария работать на скудную зарплату уборщицы, предпочитала мотаться в райцентр, где заработок ей казался более весомым. И всякий раз находила у частников жилье, а потом к ней прикипал какой-нибудь мужик. Так и куролесила мамаша целой кучи ребятни.
    Судьбу своих детей Мария взваливала на плечи  государства: четверо при живой-то маме воспитывались в специализированном интернате, лишь самый младший  остался под её непутевым крылом. Причём, «сердобольная» женщина отказалась от одного своего ребёнка в  родильном доме, как говорится, не отходя от койки. А что малыш Витя? Его пребывание на земле вместе с мамой --трудно назвать жизнью, это просто унылое существование, поскольку подобное пребывание на земле трудно назвать жизнью,  в общепринятом смысле. Облечённые местной властью готовы пойти ей навстречу, чтобы ребёнку предоставили место в детском садике. Думаете - это Марии надо? Ещё чего! Туда нужно водить ребёнка чистым, опрятно одетым. Инспектор была вынуждена обращаться в суд. Однако в силу юридических препонов Марию не лишали родительских прав, государство надеялось, что мамаша одумается и займётся воспитанием своего потомства. И вот почти все её дети растут без матери, лишённые материнской заботы, любви, ласки, внимания. С годами вряд ли они вспомнят свою мамку родную в лицо. Встретив на улице, и не узнают.

           Мать в бегах, дитя у бабушки
   
Вите едва исполнилось одиннадцать месяцев, когда мать оставила его у бабушки, сказав, что пошла к подруге. Идёт она от той подруги не один год. За это время успела познать тюремные стены. Определить ребёнка в реабилитационный центр, либо специализированную школу-интернат невозможно: живёхонек его папаша, в прошлом неоднократно судимый. Второй год на воле, и, слава Богу, так какой из него папа? Он хронический наркоман. Потому мамой и папой ребёнку стала родная бабушка. Суд-таки лишил наркомана родительских прав. Инспектору администрации райцентра предстояло выиграть дело в суде о признании матери ребёнка безвестно отсутствующей. И лишь после этого в интересах ребёнка ему будет определено государственное пособие.

                Под защитой государства

   Практика некоторых «родителей» подпадает под действие статьи Уголовного Кодекса РФ – жестокое обращение с ребёнком. И ничем иным это не назвать, если брошенные дети находятся дома под запором и вынуждены питаться сырой свеклой.  А спьяну, сгоряча  разве  разнузданные, что называется, «папы» и «мамы» не колотят своих ребят? Бедные дети, разве они вырастут полноценными, здоровыми людьми? Воспитатели в реабилитационных центрах и специализированных школах-интернатах рассказывают, что, как правило, никто из ребятишек, чьи биологические мама и папа лишены государством родительских прав, не вспоминают тех, кто позволил им жить на белом свете. Но у многих в душе теплится в стенах учреждения  надежда,  что они ещё повстречают своих маму и папу, - это ведь такие тёплые и сладкие слова. Им очень хочется пожить в настоящей семье, в такой, где они не будут чувствовать себя приёмышами. Когда видишь в интернате детские глаза, устремлённые на тебя с надеждой, что вот, может быть, пришёл за ним, или за ней, так и хочется приласкать ребёнка. Но нельзя переусердствовать, поскольку можешь зажечь в этой маленькой душе большую надежду на семейное счастье. И с сердечной болью проходишь мимо, сознавая, что ты этому человечку мало чем можешь помочь в его непростой жизненной ситуации.
    И невольно думаешь о  том, что хорошего, радостного вспомнят дети Полины Несбруевой?  Родив троих ребятишек от разных  мужчин, так и не сумела создать настоящую семью, не дала девочке и двум мальчикам ни уюта домашнего очага, ни простое человеческое участие в их судьбе. Прописная истина: дети нуждаются не только в материнской ласке, но и в обычной еде, добротной одежде и  белье, постельных принадлежностях. Но мать непутёвая, выручала её мать – бабушка ребятшек. Порой их подкармливали жалостливые соседи. И вот уже больше года как двое ребятишек перешли в дом к своей бабушке, на её полное довольствие. Старший сын Полины сам пытается пробить дорогу в жизни. Лишь бы на его пути встречалось больше добрых и сердечных людей.
    «Хороша» оказалась и односельчанка Полины – Нина Пешакова. Взяла и оставила годовалую дочурку у приятельницы:
- Съезжу только в город и вернусь,- заверила она подругу.
Неделя бежала за неделей, а «мама» не спешила забрать ребёнка, просто не появлялась, словно её куда-то ветром сдуло. Выяснилось: сметливая Нина состоит на учёте в правоохранительных органах.  Блуждает по району, как перекати-поле. Несколько раз инспектор по охране прав детства пыталась лишить Пешакову через суд родительских прав. Да дело это не простое: столько надо вытребовать из разных инстанций бумаг, стольких опросить свидетелей и всё облечь в надлежащую документацию! Или почти анекдотический случай: на одно судебное заседание явились сразу семь мужчин, в домах которых временно проживала непутёвая Нина. Как-то забрали Пешакову правоохранители из одной весьма «тёплой» компании, где была и несовершеннолетняя девочка. После этого Пешакову, заявившуюся в синяках в суд, и лишили родительских прав.
- Вы знаете,- откровенничает инспектор по охране детства,- я счастлива, потому что наконец-то сможем дочку этой Нины, так называемой  матери, определить, что называется, в добрые, надежные руки.
         
      18.    Там, где пороги Редвы
 
  Трель домашнего телефона заставила Яна устремиться с дивана к рабочему столу. «Неужели из редакции?- пронеслась мысль.- Да в такую рань. Нет и шести. А вдруг это Ирада». Звонил Вадим Радинов - давний приятель из Ухтарска. В прошлом бортинженер гражданской авиации, расставшись по здоровью с небом, занялся строительным бизнесом, благо сознавал, что всё равно сердчишко подведет, и заочно окончил строительный факультет местного института. Познакомился Струг с ним на грибной «охоте». Потом ходил с ним и приятелями по клюквенным болотам, а зимой иногда углублялся в лесные охотничьи избушки.
- Ян, что же ты не созвонился, что тебя аж вон куда заслали?
- Извини, Влад, уж так получилось.
- Слушай, у меня в стройконторе работает в плановом отделе знатный фотоохотник. Выставлял работы и на высокие конкурсы. Протёр глаза?
- Давай гутарь далее, не тяни кота за хвост.
- Лады. Так вот, Коля ездил с другом поохотиться в незнакомый лесной массив, примыкающий к Диманскому кряжу и заодно порыбачить на протоках тамошних речушек. На Редве, притоке Ижваши, они на прочной моторке перемахнули через пороги и оказались почти в заповедном месте: птица непуганая, рыба из речки сама прыгала в лодку, на берегу нашли кости бивней мамонта, всякие камушки, внешне похожие на древние поделки. И наткнулись на небольшое урочище с древовидным папоротником, и даже там тянулись вверх кедры–плодоносы. А главное, выходя из урочища, наткнулись на пещеру. Нашли там просто уникальные изделия.
- Вадим, умеешь заинтриговать. А дальше, что?
- А то, друг сивый, через неделю рвём в те места. Ты с нами?
В пятницу в аэропорту Ухтарска  Яна ждал друг Вадим.
- Ночуешь у меня, Ян, утром завтракаем и ко мне в стройфирму, подберу тебе высокие бродни. У Николая мощный мотоцикл «Урал» с коляской.   
Напрочь разбитая грунтовка вела в старинное село Редвавом. Запёкшиеся комья земли готовы вытрясти душу. В берёзовом колке как бы охраняли белокожих красавиц две ели и лиственница. Здесь путешественники передохнули. От надоедливого комарья, нагло лезшего с едой в рот, спасал костёр. Поваляться на траве не дал Вадим. Предстояло до сумерек прибыть на место своей дислокации. Затушив грамотно костёр, вновь устремились в путь, преодолевая невообразимо тряские километры. Наконец показалась окраина села. На их удивление улицы не многолюдны, даже пустынны. У негустого плетня просторного пятистенка Николай затормозил. Рядом с самодельно собранными из тонких лесин воротами во двор вела калитка. К ней быстрее ветра летел пёс, взлаивая и сердито рыча. Увидев подходившего к калитке Николая, собака завиляла хвостом и приветливо повизгивала. Сразу видно, он тут гость не редкий. Николай потрепал собаку за шею. А с крыльца уже спускался невысокого роста мужчина в клетчатой рубашке на выпуск и шароварах, прикрывающих высокие самодельные тапочки. Они приобнялись.
- Ходи в дом, Никола. И друзей веди с собой в хату. Загони мотоцикл во двор, пожитки прихватите, вон небо хмурится, косточки малость ломит, видать, взнепогодится, сырым воздухом повеяло. Умойтесь с дороги, рукомойник у сараюшки, а хозяйка пока сберёт на стол поужинать.
Славно поужинали! Хорошо шли под белоголовку - капустка квашеная, шанежки с картошкой, морковью, грибочки в малосоле, а рыбе всякая так и просилась в рот! В разгар застолья Николай обратился к хозяину:
- Петрованыч, земеля, а куда народ сельский испарился?
- Вот нате вам, привет с кисточкой. Вглядись в календарь. Почитай, всё сельцо укатило на покос. Одни древние люди остались, да мелкота бесштанная. Ну и я, глава сельской администрации.
-  Здорово живёшь! Теперь сказывай, как нам  без моторки через пороги  проскочить?
- Да, приятель, вопрос на засыпку. Имеются в нескольких избах в наличии моторные лодки, да никто не даст, мало ли что произойдёт на покосе, где и взрослые, и подростки, и дети. Свою тоже не могу пожертвовать порогам Редвы, всякие из райцентра бывают гонцы, либо сообщения по телефону. У меня в запасе плоскодонка. А это вертлявая посудина.
- Понял, Петрованыч. А если на другой берег Ижваши переправимся с осторожкой на ней ? Как думаешь?
- Ну, переправились. А далее-то? До того лесочка и урочища на Диманском кряже нет проезжих тропинок. А мелких ручьёв – не перечесть. И не близко. Нет уж, сей план не гож.
- Ладно, а по-скорому сможем из плоскодонки катамаран изобрести?
- Н-да, по-скорому. Лесин найдём, а как их пришить к судёнышку? Нет ни навыка, ни возможности. Ох хох, как же вам, ребятки, повспомоществовать?
-- Вот о чём я подумал, хозяин, а не наскребём ли во дворах старых машинных покрышек – ведь есть же  у кое-кого мотоциклы и легковухи. Знаю, народ здесь припасливый, ничего не идёт на выброс, мало ли, вдруг сгодится. Неужто лесин на плотик и старых шин не наберём? Так и родим катамаран. Он устойчивый.
- Дело, Никола-изобретатель. Покуда одну комнату на ночь мы вам отвели, и дожжь уж плескается. Так что переночуете, а после завтрака пойдём по дворам, должны нас выручить.
Моторки в долг никто не одолжил, зато шин старых наскребли. Вадим проявил чудеса изобретательности. После обеда катамаран спустили на воду и, с благословения Петрованыча, троица ушла вниз по реке. Меняя друг друга на вёслах, с убыстряющимся течением подошли к первым порогам. На руле правил Вадим, а на носу - Николай. У него и Яна шесты. Бурлящий поток нес судёнышко на главного «быка», вокруг которого водовороты и вспененные круги. По команде Николы шесты дружно упёрлись в дно, мгновение–другое, злобно ворча, вода хлестнула в лодку и крутая волна  заодно вытолкнула судёнышко на чистую воду. «Урррра!»- орали путешественники, выгребая на середину речки. Мощный водный хребёт нёс на себе самодельный катамаран. Некогда любоваться берегами, главное грести вёслами и подгребать шестами. Вздулись на руках и ногах жилы, пот щекотал спину. Нарастал гул главного речного переката. Теперь Яну доверили руль, его место занял более крепкого телосложения Вадим. Грозный рёв возвестил о крутом водопаде, волны, казалось, вот-вот вырвут из рук мужчин шесты и немалых усилий стоило Яну удержать в руках руль. Он по совету Николая укрыл ладони в плотные брезентовые верхонки. Волна взмыла вверх, шесты не скребли дно, Николай и Вадим нацелили их на стремительно растущую чёрную каменную глыбу. Удар. Ломается шест Вадима, тот едва удержался в лодке. Его правая рука чуть подвисает, видно, вывихнул.  Катамаран скрывается на секунды в чреве злобного водяного вихря. Николай, чтобы не вывалиться за борт, успевает плюхнуться на дощатое дно, успев втянуть шест, не задев Вадима. Троице показалось, что плоскодонка погибла и уйдёт в объятия речного каменистого ложа. Однако яростная сила вышвыривает её  тут же на поверхность. Тяжело дыша, стряхивая воду, Ян держит руль. Вадим, как может, вычерпывает ведром из лодки воду. Правая рука причиняет ему боль, ею он работает через своё «не могу, но надо!», шест в руках Николая превращается в своеобразное весло. И никто ни слова. Катамаран выходит на стрежень. Вскоре течение выравнивается, становится как бы плавным. Ян пытается разжать руки, чтобы освободиться от «магнита», ладони будто окостенели. Струг читает молитву «Отче наш», медленно ладони разжимаются. Он кричит, чтобы Вадим сел на его место. Поднявшись на сгибающихся от пережитого ногах, усаживает друга за руль, сам начинает интенсивно вычерпывать ведром воду. Потом усаживается за вёсла. Николай укладывает шест на дно лодки, достаёт из вещмешка пакет с медицинскими принадлежностями. Они все, точно роботы, молча выполняют положенную работу: Николай укрепляет руль, стягивает с Вадима мокрую тужурку, рубашку, смазывает какой-то мазью предплечья и локоть своего товарища, бинтует; Ян скрипит уключинами вёсел. Вон и песчаная отмель, вытащить катамаран повыше и закрепить. Да, здесь их пристань, дальше  топать пешком. 
 Стресс отбил охоту к еде. Тела мужчин страстно желают только отдыха. На взгорке разводят костёр, подбрасывают хвою, чтобы не лезло дотошное комарьё. Снимают бродни. Развешивают на ветвях деревьев сырую одежду, надевают сухое бельё, штаны, куртки, на ноги – спортивные бегунки-кроссовки. Разостланы походные матрасы. У костра клипает глазами Ян, а Вадим и Николай сию секунду отключаются. Спустя минут сорок по какому-то внутреннему будильнику вскакивает на ноги Николай, подталкивает Яна к его месту отдыха, а сам несёт сухостой и костёр пылает. В котелке на треножнике неистово крутятся в воде ягоды брусники и дикого шиповника, у огня греются банки гречневой каши с говядиной. Через час он поднимает на ноги своих товарищей.
- Слава Богу, мы живы ребята. Уберем за собой место стоянки и в путь. К вечеру мы еже у подножия кряжа. Я иду первым, за мной– Вадим и замыкающим Ян .
Заметно тянуло вечерним холодком, вершины горух всё ближе. Уже в серо-фиолетовых сумерках они наткнулись на первую пещеру. Внутри сухо и чисто.  Как всегда, развели костёр, еловым лапником прошлись по стенам и полу. Не ведая, что вблизи может быть за живность и зверьё, камнями перегородили доступ в своё временное  жилище. Наскоро порвав зубами припасенные бутерброды с сыром и колбасой, запивая  их ароматным чаем из фляжек, ночное дежурство поделили Николай и Ян, сговорившись, менять друг друга каждые четыре часа. Вадим не спорил, принял из рук Николая антибиотик, и опустился на спальный мешок, повернувшись на левый бок. У дежурящего Николая слипаются веки. Он не видит, как  всполохи пламени костра вырывают из темени чью-то колеблющуюся  неясную тень. Точно опережая стремление тени нырнуть в глубину пещеры, Николай открывает глаза и вспыхнувший в руке сук поднимает вверх, как это делал некогда первобытный человек, освещая  лучиной своё допотопное убежище. Висит густая тишина. Будто мир онемел. В верхнем проёме пещеры перемигиваются искрящиеся звёздные точки. Лишь со стороны ущелья, в середине которого, как он помнил, покоилась папоротниковая лощина, обрамлённая негустым кедрачом, вдруг донесся некий гул, словно некто или нечто пыталось  сбросить с себя тяжкий сон. Всмотревшись в часы, определил: пора будить на дежурство Яна. Посоветовав ему тоже посушить кроссовки, засыпая на ходу, на подгибающихся ногах заваливается лицом на свой рюкзак и сминает спальный мешок.
   Ян из другой фляжки делает пару глотков, коньяк, приятно щекоча, горячей струйкой проникает в желудок. Шея затекла, поводит головой влево-вправо, вниз-вверх. Глаза напряглись: в верхней нише пещеры, откуда будто на ладони звёздные светлячки, как бы растёт яркая точка. Откуда она взялась?! Маленький белый шар зависает у верхней кромки полуовала пещеры. Ян ощущает, как его волосы словно намагнитились, пружинят, тянутся вверх и даже поднимают над собой лёгкую пляжную кепочку. Он в недоумении застывает. Ему чудится, что некая сила прошила его черепную коробку и катится по извилинам мозга. Струга прошиб липкий противный пот, капли его стекают по лицу, по спинной впадине, он чувствует, как отсырела ветровка, трусы. Однако страха нет.  Нечто непонятное как бы прощупывает его душу. А усталость прочь покидает тело.
Ян зачарованно всматривается в светящийся шар, теперь по его окружности прожилки молний. Тут словно нечто надувает его, он превращается в искрящийся  эллипсоид, на нём возникает изображение широкого креста, расширяющегося к верхним кромкам. А из центра, в пересечении растут, будто живые, крылья - как бы небольшие мельничные лопасти, они превращаются в другой крест. На обоих крестах, включая прямоугольник  в самой серёдке этого образования, вспыхивают замысловатые рисунки. Видел ли Ян подобные прежде? Он улавливает некую мысль и с лёгким шорохом ему слышатся слова: «Это символ Креса, его волшебные знаки из славянского ведического православия. Ты разве его не запомнил, либо в свою студенческую пору не придал ему значение»?
Оторопевший Струг прошептал:
-В  памяти ничего о нём ничего нет.
- Читаем сверху по часовой стрелке этого креста из восьми лучей: Род, Велес, Леля, Ярило, Лада, Перун, Макошь, Мара. Что говорят эти имена?
- Если верно помнится – это Боги, Божества  славянского ведического православия.
- Хорошо. Можешь ли ответить, а вот что символизирует Велес?
- Действительно, сразу от главного луча Род идёт по часовой стрелке луч Велеса. Если память не изменяет, это божество, имеющее прямое отношение к тому, чтобы жизнь стала реальной, что ли. О Велесе доводилось читать литературу. Завершает луч  символ пчелы, а это, кажется,  символ созидания.
- А что скажете о витиеватых узорах луча?
- По-моему, он назывался «змеевиком».
- Более ничего не скажете?   Молчание ваше – знак согласия. Мои мысли вы воспринимаете? Тогда продолжу.  Это мощный символ: он сам себя бережёт, развивает, черпает в себе энергии. И что немаловажно:  ищет сам в себе истоки мудрости и благополучия и, естественно, делает всё возможное, чтобы жизнь была счастливой.
- Вспомнил- это вечный символ развития и приумножения благ. Извините, а  Вы кто?
- Я - копия древнейшей библиотеки седой древности, с правами в силу возможности оказывать помощь и содействие тому, кто этого может быть достоин. Живу в разломе земной коры, венчает который эта вот цветущая лощина у пятачка с поднимающимся угорьем Диманского кряжа.  А вам что-либо известно о СТРОЕНИИ НАШЕЙ ВСЕЛЕННОЙ ПО ВЕДАМ?
- Это не преподают ни в школах, ни в институтах. Лишь случайно слушал лекцию. Рассуждения учёного казались рудиментом прошлого.
- Вот как. Впрочем, вполне вероятно. Но в мире всё течёт и изменяется.
- Простите, Вы не подскажете, в какой из пещер находятся религиозные артефакты, случайно обнаруженные охотником из Редвавома?
- О, конечно, мы наслышаны о том случае. Однако,  охотнику никто не чинил препятствий, у него  была большая добыча и струганные деревяшки, как он изволил выражаться, ему были ни к чему. Их, к слову, забрали смотрители  древних пещер, местные люди, знающие все древние ритуалы. Прошу вас не сообщать это вашим товарищам.
- Хорошо, даю слово, тем более, что ни один из них не поверит, что телепатически общался с Шаром, являющимся копией древней библиотеки.
- Вот и отлично. А я вам сейчас подарю презент. Держите.
В молнии появилась трещина, и в руки Яну плавно опустился небольшой комок ткани.
- Это ваш галстук- оберег, всегда носите его с собой, даже когда будете на пляже. И ещё,- тут из трещины выпорхнул неширокий свиток мягкой, как пух, и красивой ткани,- это простынка или одеяльце, как вам будет угодно, она предохранит вас от нежелательных насекомых или млекопитающих.
- Молния, я рад и ошеломлён. От всего сердца благодарю.
- Будь вы приверженцем нашей веры, а они в России есть, имел бы тогда право подарить вам копию Креса. Их некогда с благоговением носили те славяне, кто подвергался опасностям, особо в походах. И далеко не каждый знает, что нас именно сюда послали в седые времена Могущественные Высшие Силы. Да, ваш приятель после сна почувствует заметное улучшение. Прощайте, Ян, вы с древнего наречия есть Иван.
Внезапно шар погас. Тем не менее, на шее  Струга под рубашкой  скрывался подаренный ему галстук-бабочка, а в кармане его  рюкзака  лежал вместе с походным полотенцем  кусок ткани-паутинки. Пришло с лучами солнышка утро. Ребята привычно развели костёр, сготовили завтрак и тронулись обследовать ущелье. Прошедший накануне дождь оставил чисто вымытое ложе из гравия и песка. Они шли маленькой живой цепочкой, то и дело наклонялись, подбирая заинтересовавшие их камешки. Самые интересные переходили из рук в руки. На одних явно смотрелись чёткие прямые линии, или стилизованные фигурки, словно высеченные специальным скальпелем. Вот Николай нагнулся и вытащил из тени куста небольшой осколок бивня мамонта.  А его указательный палец указывает черный проём пещеры.
 - Вроде бы, здесь. Правда, я в этой лощине не был, а смотрел  другое место. И когда уже уселись в моторку, знакомый охотник рассказал о деревянных артефактах, найденных в пещере. На мой вопрос, а что раньше молчал? Ответил, мол, некая невзрачная деревянная струганина. Не придал ей значения, мало ли кто балуется на природе. Ещё спрашиваю, дескать, а ты сам-то здесь часто охотился, видел хоть какие-нибудь следы, а он машет руками, дескать, ну тебя, всё равно скоро поедем сюда рыбачить, тогда всё хорошо и рассмотрим. Идёмте, поглядим.
Но ни в этой пещерке и ещё в нескольких ничего не нашли. Насобирали грибов, немного красной смородины и отправились на лодке дальше вниз по реке. Плыть предстояло полтора десятка километров, а потом по ручьям брести вверх, обходя проклятые пороги. И когда уже подплывали к Редвавому, навстречу вылетела лодка рыбнадзора с полицейским на борту. Всё оказалось предсказуемым до неприличия. Участковый, после отъезда гостей из пятистенка Петрованыча, прямиком к нему, чтобы выяснить, какого чомора в глубинке понадобилось гостям из большого города. Узнав все подробности, в частности, и то, что его гости хотели взять в некой пещере древние артефакты, представитель закона выдвинул сногсшибательную версию: группа горожан выехала на поиск  древних сокровищ, чтобы завладеть ими, а потому их надо непременно задержать. Его настойчивые звонки в городское управление правоохранителей возымело действие, благо деляги-путешественники могут быть и причастны к ловле запрещённых видов рыб, водящихся в реке. Наперерез тихоходной плоскодонке-катамарану, еле телепающейся после «купания» в водоворотах порогов, вылетела с вымпелом рыбоохраны моторка с мощным двигателем. Зычный голос участкового в мегафон приказал малому водомерному судёнышку немедленно  причалить к берегу, поскольку группа подозревается в незаконной ловле рыбы ценных пород. Представители рыбоохраны и участковый не без удовольствия ринулись осматривать лодку. Кроме кучки лесных грибов и бидончика красной смородины, как ни старались представители закона, обшаривая и внешнюю сторону бортов, ничего не было. Рюкзаки путешественников тоже не вызвали энтузиазма: носильные вещи и банки гречневой каши с говядиной. Вот и весь «улов».

          19.          Память сердца, или о том,
                что в жизни раз бывает  90  лет

   Купание в порогах Редвы не прошло для Яна даром. Слёг с бронхитом, следом «закипели» лёгкие. Ложиться в больницу отказался, уколы ставила приходящая из поликлиники медсестра. Встав на ноги,  вышел на связь с шефом, сообщив, что готов выполнить любое редакционное задание.
- Ян, главное, ты здоров. Но мы тут посоветовались и решили дать тебе отпуск. Приезжай за путёвкой в  Синегорский санаторий. Больше половины путёвки редакция оплатила. А твой фантасмагорический рассказ про пороги Редвы и шар-молнию–копию библиотеки седой старины вызвал фурор, читательский ажиотаж. Гонорар за него – это как раз та часть твоей платы за путёвку.
- Благодарю вас.
- Не заметил, что от пансионата до твоей семьи, обосновавшейся в Южном Федеральном округе всего километров  около четырёхсот?
- Заметил, спасибо за заботу.
- Ждём тебя в столице. И полного тебе выздоровления.
Его звонок застал Ираду в сборах на поезд. Она собралась в отпуск, узнав, что у Абусаида командировка в дальний филиал. Присматривать за женой он поручил личному шофёру, тот отвёз супругу шефа на вокзал. И уехал в контору. До прихода поезда оставалось минут сорок. Звонок Яна её ошеломил. Она отрывисто бросила в мобильник:
- А я дура собралась к тебе, в твой новый город.
- Только не это, Ирада. Я через час выезжаю в столицу за путёвкой в Синегорский санаторий. Дня через два буду там. Жду. Созвонимся.
Ирада, не раздумывая, поменяла билет до Синегорска. Соседка по купе была от этого южного города в восторге: уютный, дешёвые квартиры, на рынках полно фруктов, ягод, горная речушка, вокруг полно диких садов, оставленных хозяевами, до моря часов пять езды на авто. Она устроила Ираду в соседний домик к старушке. Той, на первый взгляд, никак не дать её крутые годы. Да и денежки за аренду квартиры ей были далеко не лишние. Устроившись в санатории, Ян тут же позвонил своей ненаглядной вишнёвоокой. Они встретились. Очарованный рассказом Ирады о её хозяйке, Струг познакомился с Аллой Константиновной.
            *   *   *
   С портрета, написанного маслом, вглядывается в вас обворожительная брюнетка, спокойный взгляд серых глаз будто спрашивают: «Что скажешь, сударь»?  Напротив в обычной комнате частного дома удобно расположилась в кресле Алла Константиновна, её голова словно морская пена. Я жду чуда: раздвинутся рамки, шелохнутся складки небесно-голубого платья, шевельнёт ветерок, влетающий в распахнутое окно, эти дивные, волнами ниспадающие волосы и сойдёт с портрета молоденькая Алла,  Алуся, как ласково звали её родные и те, кто любил эту женщину. И я, Ян, могу по голосу 90-летней хозяйки дома  догадаться, какой это был некогда звонкий, прозрачной глубины тембр.
Но чуда нет, а есть портрет и ещё не увядшая женщина, много лет носящая в сердце незаживающую рану о любимом человеке, пропавшем без вести на фронте и так долго хранившая ему, Захару, верность. Никто не мог занять его место в её душе. И так хотелось бы ей самой снова пробежать строчки фронтовых писем от любимого Захара, да застит свет тяжёлая болезнь глаз. И подрагивают мелко  её губы, полнятся влагой глаза, когда племянник, уже теперь пенсионер, читает наугад выбранное…
                *  *  *   
 Судьба Аллы Константиновны по-своему уникальна. Родившись в прежне называемой Алма-Атинской области, она пережила всё то, что выпало в двадцатом веке на долю россиян. У родителей Аллы, людей интеллигентных-мама учительница, отец автомобилист высокой квалификации, было пятеро детей. Две сестрёнки умерли в младенчестве, а затем с годами ушли из жизни и родители, и брат с сестрой. Живёт Алла Константиновна в домике, доставшемся ей в наследство от своих стариков, коротает годы с родным племянником и его женой.
 Племянник отзывается о ней как об очень порядочной, честной женщине, ставшей для него второй мамой.
   В Синегорске Аллу Константиновну знают много лет. А до этого, благодаря профессии отца, повидала пол-России. Октябрьская революция застала их семью в Персии, где отец служил в автороте. Его, отличного товарища и бесконечно влюблённого в своё дело автомобилиста, участника одного из автопробегов в Средней Азии на «Фордах» и «Паккардах» солдаты выдвинули на командирскую должность. Но грянула гражданская война, и автороту отозвали в Баку, а Константина Воронова направили в Москву, в одно из управлений, занимающихся повышением квалификации кадров автомобилистов. Семья автомобилиста жила в Нальчике, Грозном. В столице Чечни она встретилась с первым мужем – мастером нефтепромысла. Однако, жизнь с ним не заладилась. И снова с родителями отправилась в Москву, оттуда отцу новое назначение–в Куйбышев, преподавателем в автодорожный техникум, который Алла успешно закончила. Её хотели было направить работать на Север, где был дефицит кадров, да старые уже стали её старики. Она уехала по направлению в Уфу, забрав с собой отца и мать. Работая в конторе «Заготзерно» техником по эксплуатации машин, Алла Константиновна поступила на рабфак, окончив его, стала студенткой Ленинградского плодоовощного института. Здесь, в городе на Неве, и встретила Захара – своё короткое счастье, оказавшееся потом таким горьким на многие десятки лет. В сорок первом Захар получил диплом, Алла перешла на второй курс вуза. Жить бы им да радоваться, рожать и растить детей…
Проклятая война!.. Алла провожала Захара до Чудово, а оттуда уже с питерскими беженцами добиралась до Тихвина. Потом Сибирь и Башкирия. В Уфе она провела с родными большую часть военного лихолетья, работая инспектором по охране труда на ремонтном заводе. Вот её короткое воспоминание о войне:
- Что сказать о войне? Мы в тылу работали, всё для фронта, всё для победы. Отдавали фронту всё, что могли. Кто мог - сдавал кровь, и я тоже. На производстве нам давали рабочие карточки, на них и отоваривали продукты. Мечтали о конце войны и только о победе!
   Фронтовики тоже жили победой над врагом и весточками от родных. На фронт из тыла потоком шли посылки тыловиков с тёплыми вещами, продуктами. Люди отрывали от себя последнее, лишь бы солдаты били врага ненавистного. В одном из писем Захар сообщил своей любимой о подарке сельских пионеров из Новосибирска. В посылке, выделенной  ему командованием, как отличному бойцу, лежали около кило ржаных сухарей, двести граммов конфет, триста граммов белых сухарей, кусок мыла, две пачки папирос первого сорта, два мотка белых ниток, двести граммов варёной курицы, два носовых платка, кисет.
   «Добрый день, милая, ненаглядная моя Алуся! Я до сих пор нахожусь в военном госпитале, где лежу с 7 мая и  скоро выписываюсь. Алусенька, радость ты моя, как мне хочется увидеть всех вас и расцеловать. Так соскучился. Очень завидую тем больным, к которым приходят близкие люди. Утешаю себя мыслью: «Ничего, окончится война, и я увижу своих ненаглядных, дорогих и близких мне людей».
А в палате у нас хорошо, есть радио, часто слушаю музыку. Играют и пластинки, которые были у нас с тобой – это и Моцарт, и твоя любимая цыганская. В эту счастливую минуту вся встала передо мной наша жизнь. Любимая моя, светлая. Глаза увлажняются. Лусенька, хорошо бы вместе встретить 1943 год! Милая, крошка моя, звучит по радио «Синенький скромный платочек». Боже мой, как всё было недавно и давно. Помнишь – Питергоф, Александринку, где мы отметили с друзьями мой диплом. Финский залив. Как мы сидели на камушках, гуляли по аллеям. Но что сделаешь – кругом идёт война. Помнишь, Лусенька, первое наше знакомство, а день регистрации? Боже, как мы тогда всё это мало ценили. Кто мог подумать, что немчура ограбит нас и разлучит. Но ничего, настанет и мой день возмездия. Луся, только сообщили, что 18 июня нас, несколько человек, выписывают из госпиталя и направят прямо в действующую часть. Если от меня не будет писем, значит,  мне будет очень некогда. А ты не беспокойся. Будем надеяться на счастливое. А если что случится, то не поминай лихом. Знай: где бы я ни был, воспоминания о тебе и твой образ останутся навеки в моей душе. Я сейчас живу только тобой…»
Сколько слёз скатилось из её красивых глаз на эти строки суженого! И ещё потом весь год шли ей письма от  любимого. Однако в сорок четвёртом он как в воду канул. На многочисленные запросы Аллы Константиновны приходил один ответ: пропал без вести. И все оставшиеся месяцы войны, и ещё потом долгие годы одиноких десятилетий Алуся ждала своего Захара. Но не пришло чудо.
   А жизнь шла своим чередом. Только без суженого. Окончив после войны институт, она с тысяча девятьсот пятьдесят первого года работала в сельском хозяйстве– сначала на Ставрополье, затем долгие годы  бригадиром центрального отделения совхоза «Синегорский». Ухаживала за садами, собирала богатые урожаи яблок. В конце шестидесятых годов, будучи на пенсии, не сидела дома сложа руки, продолжала работать. И появился на её праздничной блузке орден «Знак Почёта».
   Цепкая память Аллы Константиновны помнит своих коллег, помнит сады, среди которых прошла жизнь, и то слепящее солнце, что повредило зрение.
Память сердца, какой ты можешь быть  безжалостной и прекрасной.

          20. Отблеск путеводной звезды
 
 Если бы на Мировом небосклоне кто-нибудь зажёг новую звезду в честь плеяды нефтяников, расселившихся по всему белу свету, то она по своей яркости не уступила бы Полярной звезде.
  Открытая в предгорьях Кавказа в пятидесятые годы нефть дала толчок развитию не только нефтеперерабатывающей, но и другим отраслям промышленности и сельского хозяйства. Несколько десятилетий подряд  лучшие силы нефтяников кубанского региона концентрировались в нефтегазодобывающем управлении, что в нескольких сот километров от столицы Кубани.
                * * *
   У бильярдного стола Ян чувствовал себя совсем разбитым: он играл отвратительно, кий плохо слушался, и проигрыш следовал один за другим. Струг восхищался меткими ударами по шару симпатичного смуглого мужчины средних лет и роста, несколько ниже среднего. И потому несказанно обрадовался, когда этот человек, что называется, спортивно скроенный, одетый со вкусом предложил ему пообедать за одним столиком в фешенебельном зале столовой их санатория.
- Вы за бильярдным столом как-то скованны,- сказал тот, представившись Альбертом Топольцевым и удобней устраиваясь за столиком в ожидании официанта. – Однако вы не безнадёжны. Сейчас познакомлю вас с моим коллегой геологом Валентином Пужлаевым. Не стесняйтесь, мы уже знаем, что вы журналист столичной газеты. Медсёстры из процедурного кабинета очень любознательные девчата.- Он весело и негромко рассмеялся. – Они, Ян, молоды и не прочь просто пофлиртовать. Им приятно показать своё женское всесилие и получить заслуженный комплимент своей красоте, обаятельности,  умению врачевать. О, а вот и Валентин.
  Сытно пообедав, они направились к прогулочной аллее. От санатория по высокому взгорью она шла почти до самой речки, что спустилась к подножию не глубоким и не широким водным рукавом, пробила себе в известняковой породе удивительные камеры, где в солнечную погоду наслаждались тёплой водой и покоем отдыхающие, которые не переставали удивляться настоящим римским баням на матушке природе. Затем по предложению новых товарищей Ян  отправился с ними к настоящему чуду - земному провалу где-то чуть не в сотню с лишком метров. Здесь зримо чередовались земные пласты, как бы рассказывая о тайнах рождения этого участка планеты.
- Вижу, Ян, вы впечатлились увиденным, - констатировал Альберт Топольцев.- Предлагаю вам завтра после общения со столовой поехать в наше геологическое управление. Вы узнаете немало интересного, а мне и Валентину, он у меня главным геологом работает, предстоит проанализировать, как без нас сейчас идут дела в конторе и на промысле.
                *   *   *
   В кабинете  Пужлаева Стругу бросилась в глаза карта-схема промысловых коммуникаций и объектов предприятия. Перед мысленным взором геолога вся солидная площадь месторождения, она словно на ладони. Здесь отмечены все скважины – добывающие и разведочные, среди них немало и довоенных. Одну из самых обстоятельных карт – обзорную нефтяных месторождений промыслового района сделал ещё аж в 1986 году именно Пужлаев. Хотя он-то может обойтись и без карты. Всю площадь – это километров восемьдесят в длину и от двух до пяти  километров в поперечнике – Валентин прошёл, как говорится, вдоль и поперек. Знает каждый ручей, ерик, холм, любую горушку, все реки. Тут он не заплутает и с закрытыми глазами. На любой отметке месторождения геолог представляет, что там, на глубине более чем в две тысячи метров, где залежи нефтеносного месторождения. Форма их в виде заливов. Правда – это не значит, что там плещется «чёрное золото». Нефть обычно пронизывает слои песчаника и её спутницей почти всегда вода. Именно Пужлаев был в числе первых, кто участвовал в открытии этих залежей и описывал их. В ту пору ему ещё не было и тридцати лет.
   Всё, что происходит на земле кубанской, радует или бередит его душу. Да и родом он из станицы Динской, что почти под боком у Краснодара. Судьба за доброй жизнью вела из одного района в другой. С удовольствием вспоминает, как стал профессиональным геологом:
- В том уже далёком году абитуриентов Краснодарского нефтяного техникума почему-то зачислили студентами без экзаменов. Половина ребят были такие же, как я, зелёная молодёжь. Другие – демобилизованные из армии. Среди них были даже те, кто прихватил последние месяцы Великой Отечественной войны. Они все до одного получили места в общежитии. А мне сказали: «У тебя родители колхозники, они богатые, Ищи квартиру».
Пережившие ту пору люди знали, что получали колхозники за трудодень. Одни, как говорится, «палочки». Выручало семьи хуторян подсобное хозяйство. Валентину удалось уладить недоразумение, и ему досталась-таки койка в общежитии. После окончания техникума работал в местном нефтегазодобывающем управлении. Но интерес к наукам не угас: в том же году поступил в Московский институт нефти и газа. Работал геологом и заочно учился. Знания в вузе ему давались легко: свежи ещё в памяти пройденные в техникуме дисциплины, плюс накапливающийся из месяца в месяц практический опыт. Им восхищались коллеги: окончил институт на целый год  досрочно. К тому времени он считался заправским геологом на нефтепромысле. Ему с коллегами доверили составлять необходимую документацию на проведение разведочного, поискового и эксплуатационного бурения. Это по его отметкам оконтуривались нефтяные залежи – заливы. Затем осуществлялась добыча углеводородного сырья. Немалые богатства таились глубоко под реками Пшиш, Псекупс и небольшими речушками Большой и Малый Дыш, Большой и Малый Чибий, под множеством ериков и оврагов. За десятилетия разработки месторождения отобраны у пластов значительные запасы. И, тем не менее, нефтеносные подземные заливы далеко не исчерпаны. Потому что месторождение разрабатывалось грамотно, без суеты и спешки. К слову, закачивать техническую воду в продуктивные пласты начали ещё со времён разбуривания месторождения. Делалось и делается это и ныне для поддержания пластового давления. Потому многие «бородатые» скважины продолжают фонтанировать.
   Говоря о геологической службе нефтедобытчиков, уместно  сказать о внедрении передовых методов добычи «чёрного золота». Ещё в семидесятые годы Валентин Пужлаев принимал участие в экспериментах по закачке с поверхности под высоким давлением сжиженного газа. На этот метод нефтяники возлагали большие надежды. Этот нашумевший эксперимент то набирал силу, то гас, то вновь возвращался на промысел. Распад бывшего Союза, сетовали Яну геологи, прервал многие деловые контакты, а экономика политического режима той поры  не позволяла вернуться к заявившему о себе методу: достаточно велики затраты на выработку жидкого газа, его транспортировку и закачку в пласт. Однако тот метод облагораживания «чёрного золота» не сдан в архив, они верили, что его снова возьмут на вооружение.
Впрочем, всё это было уже после того, как Валентин  Пужлаев вернулся из Африки, где с перерывами работал с шестьдесят седьмого  по семьдесят седьмой годы того века. Дело в том, что Алжирская фирма «Сонатрак» нуждалась в прекрасно знающих своё дело геологах. Ему пришлось выучить французский язык, самый ходовой среди населения многих стран Африканского континента. А прибыл он в Алжир, столицу одноимённой республики, в разгар военного конфликта  между арабами и иудеями. По его воспоминаниям в шестьдесят седьмом году конфликт утих, жизнь пошла по привычным рельсам. Российские специалисты жили в столице.
- Обосновались мы там весьма неплохо,- перебирает в памяти прожитые в Африке годы Пужлаев.- В свободное от работы время ходили везде, где хотели, и ездили, куда нам было надо. Я не раз бывал на раскопках древнеримских поселений. Работа археологов впечатляла.
   Африка. Одуряющая для европейца жара, когда в тени температура наружного воздуха накалена до пятидесяти пяти – шестидесяти пяти градусов по Цельсию. В таких условиях надо было работать рука об руку с буровиками, ведущими разведку нефтяных месторождений. Мнение наших специалистов было неоспоримо. Немало  энергии отдавалось добыче нефти.
- Уж извините, но у меня до сих пор образ коллеги американца ассоциируется с фигурой соседа по кабинету, с его закинутыми на стол волосатыми ногами, обутыми в кроссовки. Мы изнывали от жары в полевых условиях. Корпели над картами, документами, а он в этой позе порой днями находился. Специалисты из Штатов  не были столь энергичны, хотя зарплату получали такую, что куда там было нашим! - продолжил разговор Пужлаев.- А ведь знания у наших технических специалистов намного крепче, чем у спецов с Запада. Ну да Бог с ними, всё же мы помогли становлению Алжирской республики. И позже, читая о кровавых злодеяниях в этой стране отдельных религиозных групп - фанатиков, уничтожающих даже своих собратьев, порой, сердце сжималось. Не об этом мы думали, работая там. А надеялись, что страна будет высокоразвитой, цивилизованной.
   В алжирской, свирепой  своим зноем Сахаре, работал в семидесятые годы и другой коренной кубанец – Альберт  Топольцев. У него по-своему уникальная судьба. В его трудовой книжке запись о приёме на работу в одну организацию–нефтегазодобывающее управление, что относительно недалеко от Краснодара.  Не считая одной «рокировки» в Алжир и длительной командировки в Нижневартовск, что на Тюменщине. Вот на Кубани, в этом нефтегазодобывающем управлении произошло становление его и как высококлассного специалиста нефтяника, и как человека. Его биография похожа на подобные «счисления» многих геологов. С отличием окончив Нефтегорское техническое училище, трудился на кубанском промысле помощником буровика, бурильщиком. В ту давнюю пору месторождению Дыш и другим ещё предстояло появиться на карте  в своём, что называется, полном объёме. Молодой рабочий перенимал опыт у прославленных в ту пору мастеров бурения, которые показывали высокий класс на разбуривании всех тех залежей, которые Пужлаев со  своими коллегами опишет, облекая их в форму заливов.
   Дорог и любим Альберту Топольцеву этот город, где находится его нынешнее нефтегазодобывающее управление. Безусым пареньком начал здесь трудовой путь. Жил в общежитии нефтяников, домик тот и сейчас стоит возле центрального городского рынка. Именно отсюда тернистая дорога к знаниям увела его в Москву. И потом, уже с дипломом института нефти и газа,  снова на родину. Прошагал все нелёгкие ступени мастерства, мужания специалиста инженера-нефтяника, от рядового мастера до начальника центральной инженерно-технологической службы и главного инженера, плюс годы и годы руководителя здешнего  нефтегазодобывающего управления. Из всех многочисленных поощрений как-то по-особому памятно одно, в Алжире, где в той же фирме, что и Пужлаев,  работал главным специалистом на нефтяных месторождениях в самой жаркой пустыне мира – в Сахаре. В посольстве нашей страны ему в торжественной обстановке вручили свидетельство победителя социалистического соревнования. Кажется, было это совсем недавно, да сколько воды с того времени утекло. Вообще хлопот у начальника крупного производственного предприятия нефтяников предостаточно. Особо ужесточились требования в деле охраны окружающей среды, нынче экология у всех на устах. А золотой фонд предприятия – его люди, многие несут определённые лишения, работая в нелёгких полевых условиях. И он добивается, чтобы этих трудностей было как можно меньше. Приятно было узнать, что его предприятие спонсор футбольной команды Синегорска.
   
                21.Здравствуй, ЭЛЕН !
   
Он не видел Ираду несколько дней подряд. И вот в назначенный час они встретились в  городской аллее  отдыха. По её встревоженному лицу не трудно догадаться, что-то гнетёт ту, от которой просто без ума.
- Что случилось?- переспросила она его. –Абусаид выяснил, что я взяла билет на поезд до этого курортного городка. Прислал мне сэмээску, если я не вернусь в семью, то пожалею.
- А ты?
- Что мне оставалось делать, зная его жёсткий характер. Азиза он не достанет, тот на сборах с командой в загранке. А дочь Алия дома. Времена не спокойные, может выкрасть её и увезти в свои горы. Ответила ему, дескать, увидела на вокзале подругу-учительницу и та мне посоветовала махнуть с ней на отдых в Синегорск, хоть моря там нет, зато отдохнуть можно на все сто. Знаю, теперь кого-нибудь подошлёт сюда, чтобы последить за мной. Купила новую мобилку и симку, и ты так сделай, чтобы общались и договаривались о встрече. Заодно предупреди дежурных по корпусу, чтобы о тебе не давали никакой информации.

- У него когда отпуск?
- Недели через две. К этому времени я уеду на море и сообщу ему свой адрес. О, вот идёт Люба, она подданная Англии, рядом её  дочка Элен,  сейчас познакомлю. Они общительные и очень интересные особы.
   Здесь он и познакомился с ними. А Ирада, бледная и взволнованная, спустя несколько дней после их встречи, показала Яну авиабилет домой на Север.
- Боюсь не столько за себя,  сколько за дочку и тебя. Около меня вчера с утра отирался один человек, я видела его - он из окружения Абусаида. Будь добр к тебе Бог, пусть бережёт тебя, мой дорогой.
   Пребывание в санатории завершалось. Из редакции ему сообщили, что выписывают командировку на Кубань и предложили несколько горячих тем. Одну он может выбрать на свой страх, как говорится, и риск. Струг снял недорогое жильё. Последний вечер оставалось провести у бильярдного стола с новыми друзьями – геологами. В фойе санатория он встретил Элен.
                *   *   *
   Вместе с наступающей осенью заметно пошёл на спад  и курортный сезон. К Дантовому ущелью, к Иверскому источнику подземной минерализованной воды, к обмелевшему Псекупсу, выставляющему напоказ свои «ванны», где, визжа от восторга бултыхались дети и резвились взрослые, к лежебокам каменным «быкам», на чьих шипастых спинах принято за лето столько солнечного «душа» и многим иным примечательным местам  Синегорска спешат попрощаться   гости города. Одна из встреч прочно застряла в памяти.
   Предвечерье. Покойно в приёмном холле  корпуса санатория «Солнечногорск». Дежурная медсестра вполголоса знакомит Яна с вновь прибывшими отдыхающими из очередного заезда и с теми, кто готовит чемоданы в путь. Только что откланялась Любовь Георгиевна Макчерстон, а в уютное кресло усаживается её дочь Элен, любительница полюбезничать со словоохотливыми соседями, нашими русскими ребятами, которые тоже лечатся здесь. Темнокожая девочка с огромными чудными и тёмными, как сама африканская ночь, глазами, и с высоким лбом начинающего философа. Бог знает, кем будет она, рождённая от русской мамы и африканца. Впрочем, девочка не склонна исповедоваться о  своём отце. Видно, не заладились отношения  отца с матерью, коли они расстались. У Элен есть сестричка Аня, ей пять лет. Её папа англичанин, она беленькая, а Элен девочка со светло-оливковым цветом кожи, не чает в ней, как и взрослые, души. О малышке она говорит долго, с любовью и какой-то недетской страстью. Элен знает все игрушки Анечки, наряды, что любит сестричка, а к чему и равнодушна. Элен, как и мама, рвалась в Краснодар, где гостит сестрёнка у бабушки. Там они хотели немного побыть всей семьёй, а затем – в Москву, в мамину квартиру, позже – дорога в Англию. Когда? Этого она не знает. Всё будет зависеть от того, как долго они поживут в Москве. Мама её преподаёт йогу и другие редкие дисциплины в вальфдорской школе. У Любови Георгиевны впереди и масса непрофессиональных хлопот: постараться в очередной раз устроить дочку Элен в госпиталь.
   Невозможно с первого взгляда поверить, что хрупкое создание выжило и справилось с несколькими сложнейшими хирургическими операциями. Диагноз у неё короткий и мрачный – ДЦП- детский церебральный паралич. Какая нужна была необыкновенная сила воли, вера в выздоровление, чтобы вновь и вновь ложиться в больничную палату или на операционный стол. Видать, помогли мольбы мамы, чтобы дочь встала на ноги. Высокая, стройная, приметная девочка с вьющимися черными, будто смоль, волосами, уверенно учится в школе. И лишь худые ножки, циркулем сгибающиеся в коленях, да слегка припадающая походка выдают всё то, отчего ей так хочется избавиться навсегда.
   Элен ещё окончательно не решила, кем будет, когда позади останется школа. Возможно, переводчицей – она прекрасно говорит на двух родных ей языках – русском и английском, осваивает французский. Языки ей даются удивительно легко. После одной из увлекательных телепередач о Китае, увиденных в небольшом английском городе на побережье, где у неё второй после Москвы родной дом, она самостоятельно начала учить разговорный китайский  и потихоньку одолевать иероглифы этого странного для европейцев письма. Всё о*кей! Она вообще много чего любит: играть с сестрёнкой, смотреть по «видику» кассеты, заниматься лечебной гимнастикой. А мечтает о большой цели, такой желанной –быть когда-нибудь балериной. Девочка верит в людей, в науку, в медиков, в людское добро. Ей очень нравится этот уютный город, курортная зона отдыха, чарующий воздух. А как много тут солнца, которым бедна Англия, где часто сыро, ветрено. Но вот своими ножками она не может долго ходить. Но как здорово укрепляют мышцы и всё тело лечебные ванны, массаж.
- Какая прелесть этот гидромассаж! – звонко льётся голос девочки в холле. И люди тут очень хорошие, добрые. Англичане, знаете какие?- переспрашивает она меня, и тут же отвечает серьёзно:- Во многом разнятся от русских. Они почти все чопорные, строгие. И взрослые, и дети  всё-всё-всё держат в себе, никаких откровений. А школьники такие же, как и везде. Есть и драчуны, даже девчонок поколачивают. И дерутся, и озорничают,  и по-своему дружат.  Я-то могу сравнить: учусь то в Москве, то в Англии.
   Так вот и растёт в России и Англии девочка Элен. Она знает, что в мире появились новые лекарства, которые помогут ей и, конечно, благодаря золотым рукам русских и английских хирургов, окончательно освободиться от плена неимоверно тяжёлой и коварной болезни.
   Поверим вместе с Элен, что чудо бывает, что сказки иногда вырываются из книжных корешков и зажигают в наших сердцах звезду надежды.

                22.Тучи грозно сгущаются

   С замиранием сердца провожал Ян на поезд Любовь Георгиевну с дочерью Элен. Его восхитили детская непосредственность и  ум девочки. Он так хотел, чтобы она сумела сбросить с себя оковы болезни. Ян увидел в ней –Личность. Усаживаясь в междугородний автобус, услышал звук мобильного телефона, Ирада слала сэмээску. Увы, дома она никого не застала. Соседка сказала, что её муж с их дочкой укатил в аэропорт накануне вечером. Навела справки, самолёт с пересадкой шёл в Дербент.
- Я в отчаянии, Ян! Не знаю, что и делать. Как мне вырвать дочь из его лап?!  У меня от отпуска осталось всего дней десять.
- Будь пока, Ирада, дома.  Попытаюсь выяснить, где Абусаид и Алия. И можно ли как-то помочь девочке избавиться от преследований её отца.
Не  медля ни часа, Струг рванул в нефтегазодобывающее управление к Топольцеву и Пужлаеву. У него было что, как говорится, предъявить своим новым друзьям.
- Альберт, я не только беспечно отдыхал,- при этих его словах Топольцев усмехнулся, вспомнив, как буквально накануне встретил на прогулочной аллее Яна с весьма привлекательной женщиной, они были увлечены разговором и Ян на него не обратил внимание, - но знакомство с твоим управлением и с поездкой на участок нефтедобычи, подтолкнуло меня сесть за очерк. Ознакомься, не напутал ли чего.
- Ого, так тут чуть не на  целую газету. А ты пока, если копия есть, отнеси её в соседний кабинет Пужлаеву. Приходи через четверть часа.
Не промедлив минуты, в кабинете возник Струг. Обратив внимание на его довольную физиономию, молвил:
- Вижу, отлуп не получил. От меня тоже не жди разнос. Неплохо у тебя поставлено перо. Шли в своё издание.
- Не могу, Альберт. Работаю строго по контракту. Только по тематике, мне предложенной. И без согласования с шефом писать не имею право ни в одну газету или журнал.
- Хм, что же ты  тогда хочешь?
- У меня два к тебе предложения. Ты ведь знаешь местных газетчиков, поговори с кем-нибудь одарённым,  скажи, чтобы поставил материал за своей подписью или псевдонимом. И гонорар за него – ему. Соглашайся на правку-сокращение, очерк для местной газеты большой по объёму.
- Знаешь, жалко его корёжить. Обращусь-ка я в региональную прессу. У меня там на примете имеется порядочный журналист и, главное, не трепач. Поставит подпись – псевдоним. А что за следующая закавыка у тебя?
- Честно говоря, это самое главное.
И Ян ёмко рассказал о своей настоящей любви, и в какую она сейчас угодила «переделку».
- Да, приятель- это серьёзная проблема. Выкладывай все данные об этом горце Абусаиде, прежде всего, откуда родом и что знаешь о его семье и друзьях. Так, пока я ковыряюсь в своих записях, а мне доводилось бывать в командировках у нефтяников Каспия, бывал с некоторыми из них на конференциях, был дружен. Да, не обращай внимание на то, что шуршать буду блокнотными листами, я весь внимание: и вот по какому поводу, ты же был в партии и, конечно, не восстановился, а что мыслишь о КПСС?
- Если вы фанатично привержены компартии, то тут мы разойдемся во взглядах на жизнь.
- Вот как, ну-ну продолжай.  Ты ведь прекрасно знаешь, что без красной книжицы практически было невозможно продвигаться по служебной лестнице. Но, в общем-то, вначале не о карьере думалось, а о том, что это была многомиллионная армия людей, в том числе простых рабочих и  инженерно-технических кадров, казалось, всё должно было идти верным курсом. Осознание истинного положения дел в стране пришло гораздо позже, когда стал руководителем управления. К слову, я тоже, как и ты не восстановился в партии. Но говори, продолжай.
- Хорошо. Если бы в партии было достаточно таких людей, как я и мои товарищи, то никогда бы в большую власть не вошли ни Горби, ни сибирский баламут. Мы вообще бы старались превратить КПСС в ПВСС.
- Ого, не устрашающе ли звучит аббревиатура …СС?
- Это совершенно не то, что вы, Альберт, подумали. Необходимо было реорганизовать компартию – в ПАРТИЮ ВЫСШЕЙ СОЦИАЛЬНОЙ СПРАВЕДЛИВОСТИ. Где бы ни было места мздоимству, кумовству, жестокости, несправедливости. Ни к чему хорошему национальные рамки, создание союзных республик по национальному признаку, не привели. Получился раздрай и смута, возникали вооруженные противостояния федеральной власти. Надо строить крепкое государство. Тогда был бы  в стране настоящий социализм. С идеологией понимания человеческой логики, стремлением создать справедливое общество, без надуманной идеологии научного коммунизма. И не было бы ни мафии, ни олигархов. Око – за око, зуб за зуб, и смерть – за смерть. Уверен, не нужны бы стали лагеря, за небольшим исключением, а лишь поселения провинившихся людей перед законом Истины и Совести. Впрочем, это мои мысли и не более того.
- Понятна твоя концепция. Так, я нашёл адреса всех нужных людей. Сейчас по каналу нашей высшей ведомственной связи выхожу на них. А ты внимательно слушай и, если требуется, вноси свои коррективы. Устраивайся поудобнее.
Из телефонных переговоров Альберта ему стало ясно, что в розыск Алии включены немалые силы, в том числе и правоохранителей. Оказалось, Ирада сразу написала заявление в силовые структуры о пропаже дочери, сообщив о прежних угрозах мужа. Поиск девушки шёл сразу по нескольким направлениям.   
- Ян, иди отдыхай. У ребят впереди ночь поиска. Они спешат, Абусаид заказал два авиабилета до Тегерана, кажется, на послезавтра. Утром всё прояснится. Всего, доброй ночи.
Ну, какой тут сон! Ян буквально извёлся, перед мысленным взором возникали самые страшные картины, то возможный злобный налёт Абусаида  через своих людей на Ираду, то месть сыну, не спасёт того и заграница. Словом, почти обморочно отключился под утро. С первыми звуками местного радио был на ногах. Позволил себе небольшую физзарядку, холодный чай с кятой. И пёхом, пёхом в контору Топольцева. Тот, отдав срочные распоряжения службам, усадил за свой стол Струга.
- Хорошо, Ян, что ты не медлил. Абусаид мог бы ускользнуть и забрать с собой в загранку Алию. Я уже ловлю звонки от людей, заинтересованных в поимке похитителя девочки. Адрес, где она находится, установлен. Буквально сейчас прокуратура того города, где прячут дочь Ирады, выписывает постановление на обыск дома. Место оцеплено. Теперь всё будет зависеть от того, что скажет правоохранителям Алия. Если обмолвится, что похищения не было, то все наши потуги напрасны.
- Вот я что подумал, Альберт. Кто-нибудь из ребят должен разыграть сценку во время обыска дома в присутствии Алии, что её мать сходит с ума, она уверена, что отец её специально похитил и улетел с ней на самолёте, не дождавшись её, Ираду. А ведь она ему отсылала сэмээску о своем приезде. Созвонись, пожалуйста. Это может помочь, Алия умная девушка.
- Не спорю, это резонно. Так, пока покопайся в моей рабочей библиотеке. Как понадобишься, окликну тебя. Я звоню туда.
Рассматривая книги Альберта, краем уха прислушивался к тому, о чём говорит хозяин кабинета. И вот он окрикнул его:
- Присаживайся напротив меня, Ян. Опять вовремя ты успел, руководитель группы спецназа с удовольствием разыграл сценку, предложенную тобой.  Алия думала, что она с отцом здесь ожидает маму, так ей говорил отец. И лишь когда ей показали авиабилеты, изъятые у Абусаида, она поверила, что нет никакого недоразумения, отец намеревался её похитить и увезти из России. Сейчас девочка под охраной живёт в конспиративной квартире силовиков. Ей надо придти в себя. Сообщи о результатах поиска дочери Ираде.
- Ираде нужно туда выезжать, чтобы  забрать с собой Алию?
- Нет. Девочку спецбортом отправят сначала в Краснодар. Там ещё проведут следственные действия: кто из круга Абусаида выследил Ираду в Синегорске. Через пару дней её отправят к матери.
- Да Ирада с ума сойдёт, ожидая дочь здоровой и невредимой.
- Ничего не попишешь, ребята ведут следствие, как положено. Отбой, Ян, аж до подъёма.
Утром Топольцев даже не встал с кресла, чтобы  поприветствовать журналиста. Лицо Альберта выражало крайнюю степень смущения. Было ясно без слов, что-то случилось неординарное.
- Что  случилось?- переспросил Топольцев.- А то, что ребята профукали девчонку.
- Не понял, как это профукали? – ошеломлённо спросил Струг.
- Невероятно, но факт. Горцы, верные друзья Абусаида с детства, выследили, где прятали Алию. Вооружённая группа захватила девочку.
- Боже мой,- не выдержал Ян, - Ирада сойдёт с ума.
- Ладно, возьми себя в руки. Поднятая тревожная группа спецназа установила, на каком транспорте и куда повезли девочку. Чтобы не спугнуть боевиков, они идут за ними следом.  Судя по всему, маршрут на Армавир. Во избежание перестрелки, когда может пострадать девочка, им негласно открыта свободная дорога. После дождей в его пригороде на возвышенности Фортштадт  была, якобы, повреждена трасса и начаты ремонтные работы. Там внедорожник бандгруппы и возьмут.
- Можно предположить, Альберт, наверное, там у боевиков имеются сторонники. А этот город прекрасный транспортный узел, где сходятся и железнодорожные магистрали, и автомобильные. У меня там живут родственники.
- Именно потому спецназ там и возьмёт банду. Уже разработана карта действий. Наши силовики решили так: перехватив Алию, её на гражданском внедорожнике отправят в Краснодар.  Недалеко от Фортштадта развёрнута геологическая партия, вернее, отряд ведёт бурение. Не догадываешься, как дальше всё будет?
- Пока нет.
- Связисты запеленговали переговоры похитителей с людьми из пригорода Армавира. Туда отвезут девочку и после переправят в соседний район и по горным тропам за границу. Тем более, что из следственного изолятора вооруженная группа освободила Абусаида. А я выделяю внедорожник нашего управления и ты, если не возражаешь, с моим водителем и спецназовцами быстрым маршем доставишь девочку в Краснодар. Она тебя знает, как  известного журналиста и друга её мамы, так что, надеемся, с твоей помощью она легче перенесёт стресс. Ты согласен? Но ребята не исключают возможность боестолкновения, потому тебя, как и девочку, подстрахуют бронежилетом высокого качества.
- Я согласен, Альберт. Алия мне дорога, она дочь моей любимой женщины.

      
            23. Судьба не терпит беспечность

   Ян всю дорогу успокаивал всхлипывающую Алию, она не могла понять, почему отец столь жестоко поступил с ней, пытаясь спрятать её от мамы, и теперь была в полном отчаянии, как там теперь чувствует она. Когда девочка уснула, склонив головку на его плечо, он вызвал по мобильнику Ираду. Просил не волноваться, он рядом с дочкой и они идут по надёжному маршруту. Днём ей обязательно позвонит. С ветерком они шли по федеральной трассе. Скоро станица Динская, а там и рукой подать до Краснодара. Тут внезапно из бокового ответвления вынырнул грузовик с высокими бортами для перевозки крупногабаритных животных. Водитель перевозил в клетках нутрии, кроликов, кур. Подмытая дождями дорожная гравийная выбоина сделала чёрное дело: грузовик основательно тряхнуло и прямо на машину силовиков вывалились две клетки, одна вскользь ударила по дверце со стороны шофёра, другая шарахнула по ветровому стеклу, дверца раскрылась и на капот грохнулись куры и петух. Один вояка разжал было в усмешке губы, но тотчас посерьёзнел, сидевшая между ним и Яном девушка от испуга потеряла сознание.
- Вот недотёпа, - прокомментировал водитель, тормозя внедорожник и зло посматривая на выскочившего из кабины грузовика человека.
- Давай без перепалки с ним,- посоветовал офицер водителю, одетому в гражданское. Он за свою беспечность получит, –и извлёк из медицинской аптечки нашатырный спирт , смочил им ватку и приложил к носу Алии.
Она открыла глаза, взгляд её прояснился, когда увидела склонённую над ней голову Яна. Тот попытался девушку рассмешить, показывая пальцем на птиц, трепыхавшихся в руках человека, спрыгнувшего  с грузовика. Алия вяло улыбнулась.
-  Ничего, как видишь,  страшного, всё обошлось, а скоро мы приедем в Краснодар, и туда прилетит твоя мама,- успокаивал её Ян. Выйдем, чуток подышим воздухом. А рядом кусты, так что, если что, можешь туда свернуть.
К нему пристроился спецназовец, который был старшим группы, но, как и все тут, в гражданской одежде. Это был тот самый офицер, что сидел рядом с девушкой и представился  ему ещё на Фортштадте.
- Знаете,- сказал он тихо,- я окончил курсы фельдшера и психотерапевта, без этих профессий у нас – никуда. Полагаю, что девушку ни в коем случае нельзя везти ни в какой, как мы говорим, казённый дом. Её бы пристроить в какую-нибудь семью. У вас кто-либо имеется на примете?
   Ян утвердительно кивнул головой и набрал номер телефона Любовь Георгиевны Макчерстон, она по его предположению пока должна гостить  у своей мамы в Краснодаре. На его счастье откликнулась Любовь Георгиевна, она с дочерьми у своей мамы. Узнав вкратце историю освобождения Алии, она согласилась принять к себе девушку, сообщив адрес.
Усаживаясь с дочерью Ирады в машину, Ян сказал:
- Ты пока поживёшь у замечательных людей в Краснодаре. Твоя мама скоро к тебе прилетит, я ей уже рассказал о твоём освобождении, и она купила сразу авиабилет.
   В столице Кубани Ян по рекомендации редакционного юриста заказал номер в гостинице, и тотчас поехал собирать материал для выполнения задания, полученного от шефа.
Когда вечером пришёл в гости к семье Макчерстон, Ирада здесь уже стала своим человеком, Алия  живо обсуждала что-то с девочками. А бабушка, мама Любовь Георгиевны, выставила на ужин необыкновенно вкусную выпечку.

             23. Как сбить со следа приспешников Абусаида


   Прощаясь с Яном, старший группы предупредил его:
- Никто даже предположить не мог, что Абусаид  опасный человек, вынашивает экстремистские намерения. Ещё когда жил в ауле отца дружил с парнем, крепким почитателем происламских традиций, граничащих с беззаконием.  Когда работал механиком в леспромхозе, то переманил туда знакомых ему специалистов, а уже в Ухтарске, как мог, помогал группам боевиков запчастями к технике, его люди втихаря распространяли среди единоверцев экстремистскую литературу. Так что его нынешний противозаконный проступок  не случаен. Скажите это Ираде, пусть будет предельно осторожна. А мы в доме оставляем охрану.
   Пройдёт три дня и Любовь Георгиевна со своими девочками и Ирада с Алией и Яном  вылетят в Москву. Сойдя с трапа лайнера, Ян известил шефа собкоровской сети о прибытии и осведомился, какой номер редакционной квартиры свободен.
   Муж англичанки знал от супруги о перипетиях последних дней пребывания семьи в Синегорске и Краснодаре, и подогнал в аэропорт две машины, за рулём одной он,  а другой управлял его друг, открывший  бизнес в Москве. Проводив друзей к подъезду дома, и пообещав Ираде созвониться, Ян на такси умчал к гостинице редакции. Приняв душ, выпив чашку кофе, сразу устремился в приёмную.
- Увы, шеф наш весьма занят, просил вас пообщаться с юристом.
- А старый знакомый, - приветствовал его Андрей Дрогоявленский,- рад видеть вас здоровым и полным сил. Вам необходимо срочно выезжать к месту вашей новой дислокации. Да, вы говорили, что станете впредь подписывать материалы под новым псевдонимом. Объясните ситуацию.
   Струг рассказал достаточно подробно о прошедших изменениях в его судьбе после купания у порогов Редвы.
- И вот ещё что: прошу разрешить жить в моей квартире Ираде, она моя гражданская жена.
- Стоп, Ян. В контракте сказано, что вы можете прописывать в квартире свою семью. Но вы не разведены, ведь так?
- Совершенно верно. Но мы с супругой не живём одной семьёй много лет, а не разводимся, поскольку наши дети совсем взрослые. Решили жить, как говорится, каждый по себе, но не травмировать детей разводом.
-  Понятно. Но Ирада должна снимать квартиру либо купить себе жильё. Словом, прописать у себя вы её не сможете, иначе нарушите контракт, и вам бесплатно квартиру не выделят. А осталось ждать этого  события менее  года. И не трепыхайтесь, пока на вас не оформят документы на квартиру. Учитывая сложную ситуацию: дочку Ирады пытались похитить, и вы наверняка на прицеле у боевиков-горцев, редакция сделает всё возможное, чтобы обезопасить вашу жизнь, мы обратимся в компетентные органы. Теперь внимательно и вдумчиво слушайте новое задание главного редактора газеты. Вам предстоит командировка в Ухтарск.
   Встретившись с Ирадой, пояснив ситуацию с жильём в столице нового для него региона, передав ей копию ключей от квартиры, взял у неё заявление на увольнение из обкома ведомственного профсоюза и письмо к Веронике Зимовниковой, чтобы она передала всё, что ей причитается её давнишнему другу Яну Стругу.
- Ян, проследи, пожалуйста, чтобы Вероника уничтожила моё письмо, и попроси, чтобы  ни о чём не обмолвилась своему мужу. И благодарна тебе, милый, что выбил мне в редакции ставку своего секретаря, пусть и маленькую, но я побуду хоть какое-то время инкогнито, пока всё не утрясётся. И теперь смогу  какое-то время пожить у тебя без прописки, от прежней пока не буду открещиваться. Если у тебя появится возможность, то замени замки во входной двери моей северной квартиры.
- Что решила в отношении Алии?
- Хорошо, что я ей загодя оформила загранпаспорт. Я и Любовь Георгиевна оформляем документы на выезд дочери в Англию для учёбы в институте. Езжай в свою командировку, не волнуйся за нас. Приеду в нашу с тобой квартиру, как только Алия прилетит в Англию.
- Да, запиши на всякий случай координаты  Топольцева, он тебе в просьбе не откажет, это настоящий человек с большой буквы. До встречи, дорогая моя, вишнёвоокая.
               
                25. Интересное дело
   
Сразу два задания выдали Стругу в редакции: подготовить черновые наброски статей об убийстве ответственного работника областного «Мемориала» в Ироши и проанализировать публикации в местной прессе Нового региона о пропаже золота Госбанка и драгоценностей местного областного краеведческого музея во время их эвакуации в начале войны в безопасный район, который ни в коем случае не мог оказаться в сфере действий вражеских оккупационных сил. То была совершенно новая тематика, предложенная Яну. Причём, требующая не только особой осторожности, предусмотрительности, но и умения профильтровать события предельно аналитически, особенно те, что возникли в давние годы начала Отечественной войны. Оба дела числились в «висяках» - их не раскрыли.
   Приехав в Ироши, где за редакцией оставалась маленькая квартирка, Струг первым делом направился в главную библиотеку областного центра. Он поднял из архива публикации газет о деятельности местных отделений «Мемориала». Статей хоть  отбавляй, тематика обширная - о перенесённых людьми тяготах в лагерях, о выдающихся учёных и организаторах производств, о  талантливых инженерах осуждённых по наветам, отдававших все силы и свой талант родине за ключей проволокой, о людях искусства, литературы. Авторы умело владели информацией, подавали материалы на газетных страницах живо, доходчиво, показывая, что и в заключении они оставались патриотами своей родины. Самые глубокие и проникновенные статьи за подписью Николая Казимирова, того самого, что был не столь давно убит в своей квартире. Копии материалов дела Ян внимательно изучил. Преступник или преступники не оставили никаких следов и всё выглядело так, будто его хотели ограбить: выпотрошены сейф, бумажник - портмоне. Однако воры вряд ли бы пришли обобрать квартиру пенсионера, имеющего довольно скудный доход, приработок к пенсии от газетных публикаций  невелик. Не имелось никакого антиквариата, золотых украшений, квартира обставлена  очень скромно. Но что тогда двигало преступниками? Очевидно, в папках хранились некие данные на определённый круг лиц, не заинтересованных в разглашении этих сообщений. Так размышлял Струг. В одном из интервью журналисту городской газеты Казимиров на прямой вопрос, дескать, имеются ли в его архиве ещё некие сведения, проливающие истинный свет на кое-кого из бывших лагерных бонз и командиров подразделений, тот ответил, мол,  материалов достаточно, но в первую очередь готовились и готовятся к публикации те, что имеют общественный  интерес  и звучание.  Копия одного  опросного листа следователя привлекла внимание Яна.
   Давний приятель Казимирова, изредка навещавший его дома, сказал, что как-то застал друга за просмотром папок, имеющих цветные вклейки в их обложку – красные, зелёные, синие и жёлтые. Он постеснялся спросить, что это значит. Однако обратил внимание, как Казимиров в открытую новую папку выложил некие документы из всех четырёх «цветных» папок. Человека пригласили на опознание, однако ничего интересного в тех папках не нашли. На книжной полке было свыше десятка новых папок, но и в них не имелось никаких «острых» материалов. Знакомый Казимирова сообщил, что  у него не интересовался ни мемориальщиком, ни его документами или работами. Правда, оговорился, что примерно за несколько месяцев до гибели приятеля баловался  в пивбаре пивком с водочкой «внахлёст», а за столиком как раз люди обсуждали последнюю публикацию Казимирова о «людях в белых халатах» за колючкой, что и там оставались людьми с большой буквы. Присутствующие хвалили Казимирова за то, что пишет правду, не кривит душой. И более ничего.
   «Висяк» ушёл в следственный архив. Однако к радости Яна в библиотеке нашлась газета с зарисовкой Казимирова о врачах местного лагеря. «Добротный материал»,- отметил про себя Струг. По старой газетной привычке выписал называемые имена врачей-зеков той поры,  которые из всех сил помогали больным заключенным встать на ноги. Фамилия одного из них ему знакома с первых лет работы в городской газете. Он причислял себя к книгочеям и каждый месяц с получки пополнял свои книжные полки. И тут в газетном объявлении  прочёл о продаже части библиотеки, и номер телефона. По справочной связи узнал: телефон зарегистрирован в одном из дальних северных посёлков, которые все называли не иначе, как медвежьим углом. Недалеко от посёлочка слабенький, но действующий нефтепромысел. И уже проще пареной репы было в конторе Вой-Важекского нефтегазодобывающего управления узнать о жильцах дома по улице Красномайской. Ян созвонился с семьёй супругов–пенсионеров, представился журналистом и они охотно согласились уступить ему некоторые собрания сочинений, и  готовы принять его в субботу. Но в этот неперспективный нефтяной пятачок редакция не намерена была посылать своих корреспондентов. Его выручил сосед, водитель продовольственного отдела рабочего снабжения, кому как раз в эти выходные дни предстояло развозить товар  по дальним «точкам» - в магазины и столовые. В субботу, оставив его возле домика стариков, предупредил, что вернётся за ним часа через два, и ждать его не сможет, поскольку к вечеру вовсю разойдётся пурга, и его грузовику тогда в город не пробиться.
    От обеда Ян отказался, аргументируя тем, что водитель предупредил о надвигающейся непогоде. Хозяин, среднего роста, полноватый и с залысинами на лбу, повёл в гостиную. Собраний сочинений зарубежных и российских авторов немного, однако немало отдельных томов по разнообразной тематике. Перелистывая книги, Ян поинтересовался, кто хозяин дома по специальности и кем работала жена. Хотя он ещё в городе поинтересовался в отделе кадров управления,  сказав, что имеет цель написать зарисовку о ветеранах Дальнего северного промысла. На это женщина неодобрительно покачала головой, давая понять, что это не совсем целесообразно. Тогда он предъявил ей письмо в редакцию из посёлка от людей, благодарных Василию Николаевичу за его неравнодушие и готовность, как опытнейшего терапевта, оказать содействие любому, кто нуждается во врачебной помощи.
- Да мы знаем о том, он хороший врач. Однако появился у нас после войны не по своей воле. Был больше года в плену, работал в немецком лагере в больничке. Когда взяли его, без охоты называл имена фашистских палачей. Ссылаясь на то, что последние месяцы в тех застенках  сам прибаливал, и не придавал особого значения, кто из немецких офицеров вершил в лагере дела и какие занимал должности. Компрометирующих его документов не нашли, поскольку перед бегством гитлеровцы, вроде бы, уничтожили все  материалы по этому лагерю. А там, кроме русских, сидело немало иностранных солдат.
-Однако, согласитесь,  свой срок он отбыл исправно и в посёлке знали его, как отменного доктора. У него масса поощрений. Он уже не первый год может спокойно покинуть место своего некогда заключения и ссылки. Разве он не заслужил доброго слова в газете?
- По этому вопросу трудно с вами спорить. Тем не менее, компетентным органам до сих пор неясна чистота помыслов его жены. Она дочь айзсарговца, замешанного в Прибалтике в борьбе с советской властью. Её мать умерла здесь на поселении, она же выросла, не участвуя в общественной жизни. Благо не так далеко город, потому заочно окончила бухгалтерское отделение техникума. Она намного моложе Василия Николаевича. У них двое детей – старший Викентий и младшая Эмма. А там решайте с редактором газеты. Как знаете.
   Вот такой разговор в тот давний год состоялся между кадровичкой и журналистом. О знакомстве с бывшим лагерным врачом Струг, как на духу, рассказал шефу, тот долго не ломая голову, посоветовал написать о другом ветеране Дальнего северного нефтепромысла, где с похвалой отозваться о докторе  Василии Николаевиче:
- Давай не будем дразнить гусей, они могут нас больно долбануть своим «всевидящим» клювом.
   Отчего-то те события всплыли из памяти, как бы пытаясь приоткрыть некий семафор, что способен открыть тайную колею жизни доктора нефтепромысла. И опять же на всякий случай попросил юриста своей столичной редакции выяснить, что известно в «закрытых» ведомствах о семье доктора. Ответ не заставил долго ждать: тому предоставили самые последние данные  из архива английской разведслужбы о Василии Николаевиче - глубоко законспирированном в России шпионе. Архив тайно вывезен русским разведчиком на родину. Среди доверенных лиц разведки Альбиона, увы,  значился именно Василий Николаевич:  в германском лагере доктора завербовало гестапо и впоследствии перевербован англичанами. Его держали, что называется, про запас. Всего раз, когда он с женой отдыхал в молдавском санатории, с ним тайком встречался  шпион, работавший в Союзе  прорабом солидного стройтреста. Врач получил необходимые инструкции на «День Х», документы, номера банковских счетов на своё имя. В Москве выверяли все его шаги.
   Под пытливый взгляд контрразведки попал и журналист Струг. Конечно, было явно, что его встреча с доктором, а тому в кругу контрразведки такую кличку и дали, случайна и ничем не может скомпрометировать Яна. Но время бежало, а доктор всё никак не мог продать домик, хорошо им благоустроенный, собирал исправно урожай из закрытой плёнкой теплицы. Однажды поехал с закадычными друзьями на рыбалку. Уже подбиралась осень, холод по вечерам и утром сжимал окрестности. И ему не повезло: лодка наскочила на топляк, перевернулась, спасти доктора не сумели. В последний путь доктора, вместе с его женой и сыном Викентием, провожал почти весь посёлок нефтяников. Эмма не приехала: хворали в Эстонии дети. Прибыл на прощание с доктором и Казимиров. В сарайке, где стайка бутылок спиртного и малосольная белорыбица, Казимиров с Викентием отчего-то повздорили. Это слышал сосед доктора, а проболтался о том лишь своей жене, работнице поселковой администрации. Та, зная вредный характер супруга, лишь повертела на это пальцем у своего виска, давая понять, что ему не верит. Лишь когда узнала о гибели Казимирова, чьи статьи под рубрикой  «Мемориал» нередко печатала горгазета, обмолвилась участковому  о том разговоре с мужем. Тот не придал значения подобной малости, мало ли о чём люди шепчутся, и кто бы там о ком говорил, но не муженёк дамочки из поссовета, уж больно треплив и не воздержан на язык.  А тут, будто к месту, оказался газетчик из города: тот, бывая на промысле, захаживал в поссовет, интересуясь всякой мелочью, у кого имеется интересное хобби, сколько новорождённых и всё такое. Разомлевшая у жарко натопленной печи, она и рассказала ему о смерти замечательного доктора и о том, как ей надоел своими выдумками и настоящей брехнёй её супруг.
- И не поверишь, дорогой газетчик, ну нет у моего гнилого мужика совсем совести. О проводах доктора такую нёс фигню! Будто  Викеша, сын доктора, схлестнулся в сарайке с Казимировым. Да на што ему этот писарчук! У Викентия в облцентре своя фирма, мать его нам сказывала, что имеет там большой вес, вошёл в депутатский стан, обласкан властью и может стать главой города. Представляешь, будет вертеть всем  областным центром! Завистлив мой недотёпа.
И помогла она корру уехать из посёлка в Ухтарск на машине чина промысла, ехавшего как раз в город по делам. Тут к тому времени возник Струг, помогавший, к слову, молодому газетчику пропихивать его материалы в областную газету, а после изредка и в столичную. В обеденный перерыв в столовке молодой журналист и рассказал Яну о своей встрече с дамочкой из администрации посёлка нефтяников. Так что и ехать ему туда теперь не следовало, незачем мозолить глаза сплетникам. Вечером в Ироши в кабинет  Яна припожаловал давний друг Казимирова.
- Извини, Ян, я прошлый раз тебе не всё рассказал. Стушевался.
 - Да ты что, знаешь ведь, я не трепач.
- В общем, я во время одной из последних встреч с Казимировым  увидел в туалетной коробочке сморщенную пальцами копию какого-то письма. Расправил, полюбопытствовал. А это на машинке неряшливо отшлёпана копия одного интервью Казимирова с неким бывшим лагерником, работником нефтепромысла. Он рассказывал, будто сидел в неметчине в одном лагере с доктором. Дескать, ему многие зека верили, а он сомневался, уж больно ласковы с ним были немцы. А потом и англичане. Я старался ему на глаза не попадаться, потому, видимо, он меня и не запомнил.
- Слушай, а почему он ничего не рассказал в спецчасти, как думаешь?
- Ну, капать друг на друга у зека – это западло. И потом опасался, как бы сам себе не навредил, уж больно и тут врач для всех стал своим человеком.   
Спецданные контрразведчиков возымели действие на следователей.  Шаг за шагом раскручивали они «фигуру» Викентия, клубок минут «до» момента гибели и после смерти Казимирова. Последний в день тризны о докторе, очевидно, проболтался сыну почившего в бозе, что за душонка у отца бизнесмена; да, порой мемориальщик проявлял взрывной характер. Но невозможно было поймать за руку Викентия. Помог случай: поехав с дружками на охоту, прихватил из тайничка пистолет, хотел там перепрятать. Только вокруг него постоянно и незримо  «висело» око оперативника. Словом «пушку» Викентия вычислили. Он не сознался в убийстве мемориальщика, но факты были против него.

                26. Где золото?
 
 Накануне  внезапного наступления гитлеровцев  на Областной центр, когда ценности Сбербанка враг мог захватить, власти решили передать золотой запас и драгоценности местного музея  созданному партизанскому отряду, в который включили и остатки разгромленной воинской части, защищавшей город. Отряд на мотоциклах и подводах скрылся под покровом темноты, с её вспарывающими небо осветительными ракетами и трассирующими  автоматными очередями. Оставшееся гражданское население пряталось в подвалах домов, никому  не  было никакого дела до отступающей во мраке колонне из гражданских лиц и военных. Найдя пристанище среди предгорий и лесного массива, отряд первое время не проявлял никакой активности. Лишь разведывательные группы регулярно поставляли руководству отряда сведения о том, как и чем живёт оккупированный город и большая часть области. Для сохранности государственных банковских ценностей здесь создали хорошо вооружённый взвод, готовый в любую минуту передислоцироваться по разведанному маршруту в обширной  предгорной местности.
Изредка партизаны получали по радиосвязи задания Центра. Конечно, немцы передатчик запеленговали, ориентировочно вычислили место расположения партизан. До поры до времени не тревожили отряд: урон от его действий незначителен, численность не высокая. Однако попавшие в руки гестаповцев  работники банка под пытками выдали ценные сведения. Статус партизанского отряда резко вырос. Советские деньги им ни к чему, а золото не горит. Немцы никогда не считали себя дураками, и нанесли сокрушительный превентивный удар  бомбардировщиками по предполагаемому сосредоточению своего противника.   
   Внезапный авианалёт перепахал значительную площадь предгорья. Отряд рассыпался в разные стороны, от внушительной трёпки ушёл взвод, охранявший банковские ценности. Мобильные моторизованные отряды захвата ринулись в глубь леса. Вперемежку с убитыми валялись раненные партизаны. Ходячих взяли в плен, участь тяжело раненных – трагична. Какой ни есть был бой и их не миловали. Захваченные партизаны на все вопросы, в том числе и о банковских ценностях, отвечали правдиво, сознавая, что за таким допросом может последовать в случае запирательства расстрел. На другой день немецкое командование организовало преследование остатков партизанского отряда. Однако они опоздали: слегка потрёпанный взвод охранников золота переправился через горные речушки и был таков. По расчётам немцев им оставалось менее дневного перехода, чтобы соединиться  с регулярными действующими частями Красной Армии. Да, немцы вновь проявили активность: их дальняя бомбардировочная авиация разнесла в пух и прах предгорья с поротивоположной стороны, по сведениям их лётчиков  крепко досталось на орехи  «золотому» взводу.
   Время шло себе и бежало, но ни один партизан из разгромленного отряда ни к одной воинской советской части не прибился. Всё дело в том, что остатки взвода перед немецкой бомбёжкой приблизились к разветвлённой сети дорог, ведущей в глубокий тыл воинских соединений нашей Армии. Выдвинутое к месту бомбового удара наше соединение обнаружило  между горным склоном и рощицей граба лишь две братские могилы. Следовательно, кто-то из отряда остался жив. Но кто? Личные дела всех партизан, в том числе и тех, что были убиты немцами во время вылазок к областному центру и в районы, находились в сейфе, что охранялся вместе с золотом и драгоценностями. В соответствующие инстанции ушли сведения, что остатки   партизанского  отряда пропали без вести.
   Из основного партизанского отряда в живых осталось несколько человек, никто из них ничего не смог рассказать о судьбе «золотого» взвода. Очередной «висяк» тяжёлого военного времени. Братские могилы, конечно, никто и не думал вскрывать. Однако военные следователи пришли к выводу: в живых от взвода должно остаться менее отделения, человек пять-семь.
Струг внимательно изучил все карты-километровки местности захоронения людей и прилегающих районов. Его осенила мысль: уйти почти невидимками помог сослуживцам тот, кто хорошо знал здешний край. Военкоматы не оккупированных врагом районов имели все данные о тех, кого призвали с начала войны в действующую армию. Ни один из них не служил в войсках, оборонявших тот злополучный Областной центр, власти которого передали ценности партизанскому отряду. Редакция столичной газеты сделала другой официальный запрос: перечислить призывников, проходивших службу в армии за пару лет до оккупации, причём, в частях, стоящих в самом городе или в районах, прилегающих к нему. Таких оказалось пятеро. На троих пришли похоронки. Следовательно, в партизанский отряд могли влить двух солдат-земляков, знающих о местности, в которой оказались волею боевого случая. Только ни один из них в родные места после войны не вернулся, их родителям ничего не известно о судьбе своих детей. «И потом,- размышлял Ян,- если они прихватили ценности, могли присвоить себе документы убитых, и вычислить их места проживания в послевоенные годы невозможно». Ему, собкору центральной газеты,  оставалось одно: выехать на место трагедии, осмотреть братские могилы и познакомиться с людьми селений и районными центрами, откуда родом военные, ставшие партизанами. Это было на  территории той области, куда его переселила редакция.
   Исследуемые районы оказались в глухой местности, но живописной. Арендованный редакцией внедорожник уверенно преодолевал из областного центра и благоустроенные дороги и гравийные.  Десяток километров от хутора, где он снял для себя и водителя, временное пристанище, отделяла гравийка до последнего места упокоения бойцов партизанского отряда. В домике жили одинокие старик со старухой. Старые  люди рассказали Стругу, что где-то  с начала шестидесятых запохаживали в эти места на своих машинах  две дружные семьи.
- Баили суседи, - вещали ему неторопливо хозяева хаты, - будто те бывали и на морях, в другие добронравные места ездили  в отпуск, но тут им более нравилось. И грибов насобирают-насушат и засолят, и варенья разного тут наварят на всю зиму. Видели мы их с детьми и малыми и уже повзрослевшими на речонке нашей Тихоне, где те загар принимали.  Старшие их уж стали стариками, редко сюда наведываются, а дети, ныне спецы некие, недавно уехали.
    Позавтракав, Ян с водителем отправились на тот дальний погост. С дорожного пригорка открылся им небольшой лесной массив,  у подножия некой горухи  в небольшом удалении друг от друга поднимались две Стелы. На каждой по красной звезде и одинаковые мраморные таблички «Спите спокойно, братья». И у основания Стел из отшлифованного ракушечника в глиняных вазах красочные бумажные цветы. Тревожно забилось сердце Струга, почувствовал, что нашёл-таки нить клубка военной поры. Однако как-то расхотелось распутывать этот клубок. Видел воочию, сколь очевидна здесь память сердца. Но бросать начатое дело – не в его правилах. Он обязан написать материал, пусть и без обвинительного уклона. К тому же вовсю шёл последний год десятилетки, отведённой ему редакцией для получения бесплатно двухкомнатной квартиры. По дороге в хуторок машина завернула к домам, где по рассказу стариков-хозяев, приютивших их, и отдыхали  некие отпускники.
    Встретили их, незнакомцев, не то, чтобы радушно, но достаточно приветливо. Представившись отпускниками из областного центра, они, поведав о гостеприимстве их хозяев, о знакомстве с удивительно красивыми окрестностями и о случайно открытом погосте со Стелами, судя по всему установленными на братских военных могилах, чему были, как истинные патриоты страны, приятно обрадованы: не меркнет память живых о павших героях. Хотели бы  отблагодарить людей, заботящихся о памяти воинов.
- А вы, извините, кто по профессии?- поинтересовался плотный молодящийся хозяин дома.
- Столь ли это важно?- вопросом на вопрос ответил Ян.-  У меня хорошие приятели в местных туристических фирмах, они, в общем-то, и просили, если встретим нечто примечательное, то дать им знать. Организуют экскурсионный маршрут. А в глубинке – это добрая помощь местным жителям, купят у них и молочко, и свежие овощи, ягоды и фрукты. Всё добавка к семейному бюджету. Разве не так?
- Ну, убедительно. Но адреса моих гостей дать не могу, как-то считал не приличным это. Знаю, семьи те из районов двух примыкающих областей на северо-западе страны. Я строитель, работал в соседнем районе и их не видел. Мои сказывали, будто родителей наших гостей не было с ними. И, судя по настроению отпускников, деды их, как те ласково называли отцов, видать, почили в бозе.
Номера машин, записанные его домашними, и имена и отчества глав молодых семей вывели Струга на постоянное место жительства гостей хутора. Они жили, каждая семья, в двух процветающих, благодаря газовой магистрали,  районных центрах соседних областей. Очередная командировка редакции всё поставила на свои места. Коттеджи и усадьбы интересовавших его людей выгодно отличались от других. Крепкие руки, разворотливые хозяева, владельцы процветающих фирм. На погостах районных центров  высились Стелы из гранита, на каждой мраморная табличка со звёздочкой, плюс  идентичные надписи: «Спи спокойно, наш дорогой отец. Мы помним и тебя и твоих друзей, павших в бою с врагом». И, естественно,  значились имена, отчества, фамилии и дни рождения и ухода из жизни  тех, кого приняла в себя здешняя земля. У  каждого постамента на плите стояла большая керамическая ваза с огромным букетом живых цветов.
    Ян написал материал с раздумьями о чрезвычайно сложной людской судьбе тех, кто принял на себя первые удары захватчиков, позднее изгнанных с родной земли. Имена и отчества были изменены, фамилии не обозначены.

                27. Злобный оскал
 
 Ирада собирала вещи, предстоял переезд в Новую область в квартиру Яна. Ей, как секретарю собкора, которому доверено сообщать о жизни  трёх регионов, разрешили временно без прописки пожить там, с условием, что в течение месяца снимет себе жильё. Она забронировала квартиру в Ироши, намереваясь подарить её сыну Азизу. У дочери Алии в Англии сложились превосходные отношения с молодым менеджером крупной фирмы, вскоре они намерены обручиться. Собрала чемодан и баул с вещами, перекрыла поступление газа и пошла к электрощитку, чтобы обесточить квартиру. Тут вызов по связи домофона. Голос, похожий на Вероникин, после её «Здрасьте!», попросил открыть входную дверь в дом. Она без раздумий наддала на кнопку, разблокировав общий доступ, подумав, что это её бывшую начальницу привело сюда, ведь та хотела приехать в аэропорт, чтобы повидаться с ней. Едва уложила в карман баула любимые столовые приборы, как три звонка в дверь. Глазок прикрыт барабанящими по нему пальцами в женской перчатке. Щелкнув ключами, сбросила все запоры. Чуть приоткрыла дверь, как через порог просунулся носок мужского ботинка, дверь квартиры с такой силой распахнулась, что она отлетела к стенке. Рука в перчатке зажала ей рот. В её жилище оказалось сразу три незнакомых ей мужчины. Лица их скрывали маски с прорезями для глаз и рта.
- Ну что, подстилка газетная, думала, тебе всё сойдёт с рук?!- прошипел злобно крайний справа.- Моли Аллаха, Абусаид велел оставить тебя в живых, как мать своих детей.
    Два других заткнули ей рот кляпом, связали руки за спиной. Тот, что назвал её подстилкой, включил большой радиоприёмник. Музыка заполнила комнату. Шёл концерт известных эстрадных исполнителей. С неё сорвали платье, повалили на напольный ковёр. Она выкручивалась телом, что-то хрипло сипела. Ей скрутили прочной верёвкой руки и ноги.
- Не егози, стервлядь!  Твой муженёк Абусаид не желает, чтобы ты крутила ляжками в плавках и вертела своей шеей, и твой лобок должен быть чист, а в твоё срамное место и не полезем, не велено.
    Ирада потеряла сознание, когда их «хирург» сделал скальпелем заметные надрезы на ляжках. Чуть позже он  слегка полоснул тем же скальпелем по шее. В заключение другой преступник выдрал ей плоскогубцами в двух местах волосы на лобке, а оставшиеся побрил старой опасной бритвой. Напоследок они плеснули на раны раствором перекиси водорода. Извлекли из шкафа две простыни и швырнули их под обильно кровоточащие места. Выгребли из её сумочки деньги, высыпали из шкатулки драгоценности, забрали мобильный телефон, порвали авиабилет в клочья и, развязав женщине, валявшейся без памяти, руки и лодыжки ног, вытащив кляп, чтобы не задохнулась, с осторожностью выбрались из подъезда. Через квартал от дома их ожидал всепогодный внедорожник.
    Вероника Зимовникова не дождалась в аэропорту подругу. Ирада на звонки не отвечала. Она на такси успела во время приехать к истекающей кровью женщине. Электрозвонки и удары каблуком в дверь возымели действие: Ирада очнулась, кое-как  приловчилась и подползла к двери. Щелчок ключом и перед Вероникой валялась на полу истерзанная подружка. Немедленно вызвала «скорую помощь» и полицию. Ираду увезли в больницу. В своей телефонной книге мобильника с трудом отыскала номер Яна Струга, некогда, по случаю, она получила его от Ирады, когда хотели провести в старших классах  тренинг по истории стран Ближнего Востока.
   Ян, сообщив заведующему собкоровской сетью редакции,  что его секретарша ранена в Ироши, буквально накануне вылета к нему на работу в Новую область, взял авиабилет на вечерний рейс. Появляться в поздний час в больнице не имело смысла, никто ни под каким предлогом не пустит к больной. В городской телефонной книге Ироши, валявшейся в тумбочке, он отыскал номер приёмного покоя, представился близким родственником больной. Немного пришёл в себя, когда сказали, что раненую прооперировали, и ей стало лучше, но встать на ноги сумеет не скоро. Ему же по личному распоряжению главного редактора предстояло выяснить в Ироши, что из себя сегодня представляет Вадим Зимовников и есть ли у него контакты со Станиславом Забродиным, который втёрся в круг административной группы уже нового президента страны. И по предположениям оппонентов формирующейся линии по ужесточению курса на ослабление воздействия СМИ на массы, именно Забродин со своей супругой разрабатывали основу соответствующих официальных указов. «Но что могут изменить мои некие расследования о роли Забродина в сфере модификации пиар-устремлений определённых кругов?- размышлял Ян, - Перетянуть его в другой лагерь вряд ли удастся. Значит, возможно, Станислав замышляет создать собственное издание. Но газетное дело он не потянет, не по карману и вряд ли привлечёт к работе талантливых журналистов. А вот заграбастать какой-нибудь телеканал? Или организовать новый при поддержке спонсоров нуворишей? Вероятно, на Забродина на всякий случай копают криминал, не случайно связывают его имя с закореневшим в мафиозных структурах Зимовниковым. Он знал, что крепко сдавший за последние годы Вадим не ввязывается ни в какие разборки, мирно получает приличное вознаграждение за работу - синекуру. Однако связи Зимовникова внушительны. Собирая материал о развитии промышленных отраслей Северного региона для аналитической статьи, он не мог не попасть в поле внимания друзей Зимовникова.
- Слушай, что это Струг копает о наших отраслях–несушках золотых яиц?–поинтересовался Зимовников у руководителя перспективных разработок фирмы.- Говорят, встречался и с тобой.
- И не только со мной, Вадим. Ездил и на один из наших промыслов и даже на прииск. Знаешь, ничего предосудительного в его поведении не заметил. Обычный проныра-журналюга, работающий на собственную славу и на газетный гонорар. Слышал, будто бы живёт теперь в первопрестольной, в Ироши у него маленькая квартирка. Обслуживает сразу несколько регионов. Их редакция отказывается от обузы собкоров, концентрирует силы в столице. Им так экономически выгоднее.
- Ну-ну, тебе виднее. Но я знавал его в молодости, ещё тот был газетный упырёк. Даже заарканил было заместительшу по профсоюзу  моей Вероники, некую Ираду. К слову, её кто-то не так давно покалечил. Не слышал?
 - Мне это ни к чему, Вадим. Словом, поглядим, какую статейку о нашей фирме он выдаст.
   Ирада по-прежнему проходила лечение в больнице, при экзекуции над ней «хирурга» в кровь женщины попала инфекция. Переливания крови, химиотерапия. Наступили дни, когда ей намного стало легче и предстояло пройти курсы известного массажиста, чтобы окончательно восстановиться.
   Ян тем временем работал в гостиничном номере редакции над статьёй о проблемах развития промышленности в Северном регионе. Ему оставалось всего ничего–сделать эффектную концовку. Сходил в кафе, добротно пообедал, купил в магазине еду на вечер и утро. Разгар рабочего дня. На улочке ни души. У торца дома гостиницы возле водосточной трубы появился крепкий мужчина в обычной униформе охранника супермаркета. Струг поднялся на первую ступеньку невысокого крыльца. Рядом скрипнули вдруг тормоза машины и одновременно выстрел в спину. Мужчина в униформе мгновенно испарился, а из автомобиля выскочил юрист Андрей Дрогоявленский. По его вызову приехали и «скорая» и полицейский наряд. Липового «охранника» по горячим следам не нашли. Ян очутился на операционном столе. Ему повезло: как раз в трагический момент к гостинице для встречи с ним приехал юрист. Это и спугнуло убийцу. Он занервничал и сплоховал, пуля не затронула важных внутренних органов.

                28. Кидалово


   Два с половиной месяца провалялся Ян в московской больнице. Первое время он чувствовал себя совсем никуда: лечение болезненное, плюс капельницы, особо надоело существование хилого ростка, когда естественные надобности помогали ему справлять медицинская сестра и санитарка, и ел с ложечки, и казалось ему, что всё безмерно серо и беспросветно. Но дело пошло на поправку, дважды в его палату захаживал со свежими фруктами Андрей Дрогоявленский, оставлял каждый раз небольшие кипы  газет. Разворачивая листы, вдыхая чуть заметный типографский запах, Ян вспоминал своё прошлое, радовался, какие талантливые в их газете  журналисты. Привлекло невольно имя нового сотрудника, Алексея Соломина, и писал тот замечательно, и главное – освещал события тех регионов, что были в сфере его, Яна, внимания. Ему так хотелось поскорее вырваться из лап эскулапов. Ну, буквально руки чесались сесть за свой компьютер и написать живую и классную корреспонденцию. По выходе из больничного городка его встречал на машине юрист. Довёз до гостиницы, пожелал быстрее влиться в родной коллектив. В отведённом ему номере редакционной гостиницы были все его вещи, на столешнице лежал запечатанный конверт с иностранным штемпелем. Это было письмо от Ирады. 
   Он не бросился вскрывать его, решив прикоснуться к теплу рук любимой женщину чуть позже: в холодильнике нашёл необходимые продукты и сготовил обед, поел. Включил телевизор, показывали какой-то боевик. Выключать не стал, просто убавил резко громкость. Сняв туфли, развалился на диване, удобнее подоткнув подушку под голову. Надорвал конверт, в руках оказался лист писчей бумаги, исписанный с двух сторон.
«Здравствуй, мой дорогой. Ты не представляешь, каких мук стоило мне писать все эти  строки тебе. Я теперь почти инвалид: хожу, прихрамывая, шея на скособочку, досталось моему сухожилию, а от виска через всю левую щеку - шрам. И ещё некие мелочи внизу живота. К тому же даже слегка заикаюсь. Я теперь далеко не та твоя вишнёвоокая, какой была прежде». - Ян оторвал голову от подушки, поднялся с дивана, отпил глоток минералки. Что-то как бы потемнело слегка в глазах, включил ночную лампу и продолжил чтение: « Мне больно, что всё так нелепо произошло. Кого  винить? Сама открыла квартиру незнакомцам. Хорошо хоть, что не было сексуального насилия. Меня к  тому же обобрали до нитки, оставались только небольшие сбережения на книжке. Я ведь собиралась лететь к тебе в Новую область. Да, спасибо Веронике, если бы она  вовремя не приехала, могла изойти кровью. Но сейчас в общем-то здорова. – Но не это главное, мой милый Ян.
   Прости, я уезжаю насовсем к дочке в Англию, у неё родился сын и кому, как не мне, бабушке, ухаживать за ним, помогать семье дочки. Он и её муж с радостью согласились принять меня. Теперь я живу у них. Сын живёт в Канаде, женился там. У него родилась дочь. Вот и всё, мой дорогой, наша с тобой песня, увы, спета. Прощай. Целую»,
   Закружилась голова, онемела совершенно внезапно правая половина тела. Опускаясь на диван, успел заколотить кулаком левой руки по столешнице. Когда сосед, журналист другого отдела и тоже бывший собкор, поспешно распахнул  дверь комнаты, Ян не мог произнести ни слова, лишь мычал. Диагноз строгий и неумолимо жестокий – инсульт. И вновь та же больница, но другие доктора. Минуло чуть более четырёх месяцев, когда Струга выписали домой. Его опять встретил и отвёз в гостиницу Андрей Дрогоявленский.
- Отдохни, Ян, от больницы. Через три дня буду у тебя.
  Придя на встречу, юрист поинтересовался, какое у него настроение, предложил на всякий случай выпить капли успокоительного, разговор предстоит не из лёгких. Ян понял, что тот принёс нерадостные для него вести, и принял два камушка нитроглицерина. И стал внимательно слушать, поглядывая на бумаги, что держал Андрей в руке.
- Ян, только держи себя в руках. Редколлегия считает, что ты не выполнил контракт, не отработал полных десять лет и один день. Тебе не причитается бесплатная квартира в столице Новой области.  Ты был на больничном свыше положенных четырёх месяцев. А по году и болел. Твоё место занял другой  человек, Алексей Соломин, ему переданы ключи от твоей бывшей квартиры.  И ты инвалид, значит, не сможешь выполнять задания редакции. У тебя, слава Богу, есть квартира в Ироши.  Твой серьёзный северный стаж позволяет тебе выйти на пенсию. Мне поручено подготовить для тебя все необходимые документы. В этом вот конверте твои деньги в полном объёме, что причитались тебе и расчётный лист. Пока оформляют тебе пенсию, то да сё, тебе обеспечено бесплатное жильё в нашей гостинице. Напоследок редакция подготовит здесь прощальный с тобой ужин. Прощай, приятель, нам, поверь, было приятно с тобой работать. До встречи!


         28. Розовый парус на гребне волны


   Пришла долгожданная весна. Истаяли сугробы. Всё зримей тепло обнимало землю. Он готовился к переезду на юг. Уже ушли из жизни  отец,  младший брат и мама. За ним там, оформленная на него квартира, старая «двушка». Никаких вестей о себе не подавали ни Ирада, ни её дети. А его сын и дочь – давно взрослые люди, со  своей сложившейся судьбой. Он им не интересен, у них коллеги по работе, друзья. Их совершенно не интересуют его литературные работы, и его книжки в самых дальних углах книжной стенки. Разогнув спину после очередного почтового мешка только что заполненного очередной стопой художественной литературы, подошёл к окну. Солнце набирало силу. Первая радующая глаз изумрудная травка, маленькие клейкие листочки на берёзах. Взгляд споткнулся о большую тетрадь в коленкоровой обложке. В ней были его стихи. Нет, он поэтом себя никогда не считал, писал строфы как бы по наитию и под настроение. Лучшие из них отбирал в свои сборники прозы под соответствующей рубрикой. Раскрыл тетрадку, закладка помогла открыть страницу совсем со свежим стихотворением.

    Думаю о весне. *** Мечтателям***
Крошится, крошится, крошится на перепутье судьба.
Хочется, хочется, хочется черпать вино из ручья.
Странная, странная бабочка из ниоткуда вплыла.
Что ей тут надо прелестнице? Тоже попить из ручья?
Тихо – тихонько колышутся, что-то нам маки шепча.
Грозное хмурое облако вдруг налетело, ворча.
Молния вспышкой раздвинула серый свинец судьбы.
Тёплый смеющийся дождичек, словно нас дружбе  уча,
Приобнял за плечи ласково, даря нам чудо луча.
Снова откуда-то бабочка. Снова журчанье ручья.
Маки причёской красуясь, в алом танце кружа,
Ждут, когда сядет бабочка и пощекочет уста.
Знать, у околицы жизни мысли, пружиня, летят.
Просится, просится сказка непременно во все края.

   Чему-то улыбнулся. Мысли прервала трель стационарного телефона. К разговору пригласил хорошо знакомый журналист из областной газеты. Обменявшись приветствиями,  тот  напрямую изрёк:
- Зря ты в своё время поцапался с Трёхлетовой, у неё всё ж  отдел писем и социальных проблем, могла бы тебе темки подбрасывать, всё бы имел гонорар и, значит, хорошее подспорье к пенсии. 
- Не волнуйся за меня. Мог бы писать, как внештатник сейчас, в свою столичную газету. Не до того. В плане у меня ещё несколько книг прозы. Есть над чем голову ломать. А вообще, какие новости?
- Ах, да. Пришла из твоего дальнего северного Ухтарска печальная весть - скончался известный, кажется, геофизик, картограф и прочее Пётр Сухогузов. Помнишь такого?
- Ещё бы, благодаря ему, в нашем регионе заново открыли имя известного российского мореплавателя и исследователя северных земель  Крузенштерна. Основные его материалы прошли через мои руки и увидели свет. Они нашли обширный круг читателей. А потом эту тему подхватила одна известная в том районе дама, работавшая в некой солидной общественной организации. Да, вот сейчас найду домашний телефон Петра Григорьевича и выражу его родным соболезнование. Какой был замечательный профессионал, географ-исследователь и великолепный человек.



            29.    Душа в объятиях Времени
 
   Он никогда не предполагал, что ему нужно лишь крошечное пространство на могильном кресте. Всего ничего, чтобы свободно уместиться на махонькой точке перекладины. И когда опечаленные люди повернули в сторону автобусов, чтобы справить потом  поминки  по нему, Петру Сухогузову, что-то, как ему показалось, засвербило в глазах. Только от его прежнего облика ничего не осталось: тело лежало в гробу глубоко под земляным холмом, а он был невидимой точкой Пространства, и в этой точке были сосредоточены все его силы и жизненные вехи, безвозвратно им утерянные. Он как- то знал, куда направляются машины с людьми, но не спешил туда, поскольку неким образом принимая волны-мысли своих родных, близких и друзей,  уже выстроил себе цепочку их выступлений. Он никогда не отличался амбициозностью, всегда просто работал, работал и работал на благо геологии и всей родины. И тут в его «голове» - вспыхнули цифры 22.10.1923. Это день его рождения. Неким как бы легким дуновением его «шарик» примчал в село Прокопьевку, Прилузского района. Перед ним будто всплыл четырнадцатилетний коми-мальчишка, добирающийся на перекладных,  в Ухтарск, где его оформили на курсы геодезистов. И вмиг перед ним возникли прокопченные трубы сажевого завода в посёлке Крутой. Здесь он, молоденький техник-геодезист, участвовал с августа сорок первого и по май сорок второго года в строительстве этого завода, эвакуированного из далекого южного города Майкопа. После пришла и его армейская пора - направили в Архангельское военно-пулемётное училище. Но уже менее чем через четыре месяца, в августе сорок второго года, бойцов подняли по тревоге и направили на Волховский фронт. Где-то в генной памяти билась строка:  «Война! Фронт.24-я Гвардейская стрелковая дивизия, 71-й Гвардейский стрелковый полк, 7-я стрелковая рота. Бои под Мгой и Синявином. Осколочное ранение в ногу. Плен, цепкая хватка лагерей военнопленных –во Мге, Войтово, Саблино, Тосно, далее – Йыхви в Эстонии и Кохтла-Ярве, Тадайки – Латвия, затем перевезли в Лауэнбург-  Германия, где вместе с пленными французами работал на спичечной фабрике в Вельдхольцер.
   Второго мая сорок пятого года англичане их освободили и восемнадцатого мая передали русских военнопленных советским войскам. Их отвезли под г. Шверин. Потом направили в г. Тетерев под Бранденбургом. А оттуда в конце мая – в 76-ю Гвардейскую стрелковую дивизию, и до пятидесятого года служил в Армии. Затем после демобилизации уехал на родину. И на долгие годы связал свою судьбу с геологией, начинал работу в топографическом отделе геологического управления Ухткомбината. Помнит его светлая душа все свои должности – от техника до главного инженера и затем начальника Ухтарской  сейсморазведочной экспедиции по геодезии. В зрелом возрасте поступил на заочное отделение Московского института инженеров геодезии, аэрофотосъёмки и картографии и успешно закончил вуз в шестьдесят шестом году, аж в сорок три года. Даже поступил в аспирантуру, но не окончил. Заявил о себе как талантливый специалист. Вёл на обширных территориях аэрогравиметрические работы: и в Коми, и в Ямало-Ненецком округе, и на островах Вайгач и Колгуев. «Шарик» помнил, как он в шестьдесят четвёртом году разработал систему обработки наблюдений высот при барометрическом нивелировании и опубликовал на эту тему статью в журнале «Геофизическая разведка». Именно он первым опубликовал, являясь ещё студентом вуза, алгоритм вычисление нормальных значений сил тяжести на ЭВМ. Лишь спустя четырнадцать лет появились и другие публикации по этой разработке. Сколько же им исхожено километров?  Не счесть. Принимали его на борт и самые первые наши вертолёты Ми-4.  А когда впервые наткнулся на картографические работы Крузенштерна, был покорён мужеством и талантом русского исследователя. Порой, их пути как бы соприкасались, он словно шагал по стопам своего кумира.
 
                *   *   *
   Он знал о возможности побывать в тех местах, где его бренное тело обреталось на Земле. На это отводилось сорок дней. После он, душа его,  должна по слабо освещённому туннелю уйти в распоряжение Высших Небесных Сил. А сейчас он с горечью вспоминал годы своего отрочества и мужания, как обычного  землянина, за  плечами которого были его родные – простые крестьяне, рыбаки и охотники. Все они жили утло, бедно, без ярких проблесков озарения. Да и большинство россиян коротали, как могли, время, отпущенное им на бытие в земной юдоли. Ему отчего-то не хотелось своим всезрячим глазком осмотреть просторы тех стран, где в войну томился в неволе. Он помнил газетные строки, кадры кинохроник и  видеофильмы о жизни стран Запада. Там люди жили гораздо лучше, чем на его родине и в России. Это было ужасно обидно ему, геологу: богатства огромной державы не только в трудолюбии россиян, в преданности своей отчизне, которая с очень многими из них была немилостиво несправедлива и даже жестока, но и в неисчислимых природных полезных ископаемых. Он не хотел перегружать себя, свой, живущий сейчас по своим законам, светоносный мозг всем прошлым, тяготившим душу. И вот, когда провожавшие его в последний путь уехали на автобусах, рядом с ним на перекладину деревянного креста опустился его Ангел-Хранитель. Он был больше его, и весь сейчас словно соткан из облачной серо-стальной ткани.
- Не горюй, - пронеслось в голове Петра Григорьевича,- ты отказываешься от своих сорока дней воспоминаний? Что ты хочешь? Увидеть будущее этой планеты? Или – напоследок узнать время становления твоей маленькой родины? Пока я не знаю, что тебе предначертано свыше. Однако тебя можно смело отнести к разряду способных и даже талантливых людей с технической жилкой. Может статься и так, что ты не станешь землянином, в Мироздании немало Галактик, где нуждаются в зрелом уме для устройства Новой Жизни. Ты не против, если я настроюсь на волну, которая унесёт нас в иное Созвездии к планете - почти двойнику этой Земли? И, кстати, к той земле, что была здесь твоей маленькой родиной.
- Доверюсь тебе, мой Ангел-Хранитель. Что же, давай посмотрим прошлое зырян-коми.
- Хорошо. Только вспомним вначале цитату известного русского историка Надеждина. Вот она: «При разделе земного шара между родом человеческим зырянам достался пай вовсе незавидный: они живут в глубине Севера, среди лесов дремучих, болот топучих, морозов трескучих. Деды наши, хотя и сами не баловни природы, считали зырянский край тюрьмой». Заглянем в глубину веков, в её седую даль?
- Согласен, отправляемся в путешествие.
               *   *   *
   Возник некий вихрь, он всосал в себя душу геолога и его Ангела-Хранителя. Они не почувствовали чудовищной перегрузки, они мчали внутри  некой спирали на ВОЛНЕ  мыслеформы, заданной Ангелом. Они были точно во сне: ресницы их «глаз» оказались тяжелее свинца, мозг ни на что не реагировал. Минуло не так и много времени, как душа геолога Сухогузова вместе с его Ангелом-Хранителем приземлилась на зелёной поляне в обрамлении елей, берёз и лиственниц. На светлой дощице, вмотанной  ремнями из бересты в оструганный кол, на одной стороне читалось на древне-славянском черными буквами из дёгтя: до Вологды 400 вёрст, до Великого Устюга 800 вёрст.  На обратной стороне: Великий старец Евпатий называет ныне 1293 год от рождества нашего Отче.
Невдалеке торилась дорога купеческим людом: скрипели телеги, понукали лошадей возничие, голоса встречных людей называли цены на хлеб, вяленую рыбу, на меха соболиные. Ангел-Хранитель, прижав к груди светлячок геолога, взмыл в поднебесье: они прошлись вдоль рек Вычегды, Печоры, Лузы, Мезени и их притоков, имеющих те же названия, что и на далёкой отсюда Земле. По берегам громоздились деревянные избушки и сарайки  жителей.  Изгороди словно подпирали бороны, деревянные плуги, широкие лопаты, рядом сушились сети, меж кольев, вбитых в почву, вялилась на пеньковых верёвках рыба, и ценная речная и просто на усладу желудка мелкая белорыбица и даже сорная-эта  на корм птице, а то и всеядным свиньям, которых не все селяне уважали за разводимую ими грязь. На полях зрела рожь, поднимался горох, тянулись зелёные стрелы лука, округлялись бока капусты, радовали глаз и грядки с репой. Кое-где красовались желтеющие шляпки  невидали южной -  подсолнечника. По ним можно было судить, что не одни землепашцы и охотники обосновались тут. А были среди них и те, что углядели морскую даль и Севера и сказочно красивой и тёплой земли Далёкого Моря, а кое-кто  плавал с купцами да с людьми храбрецами стран не близкого Каменного Севера на больших ладно скроенных ладьях под парусами в земли  запредельные.
 И вот резкий скачок во времени: шестнадцатый век, 1544 год от рождества Отче. Земля Руси ширилась и крепла, её купцы были постоянными гостями зырян. Женщины и девушки этой земли приглядны и любы русичам: южная ветвь- смоляно-волосые и кареокие, северная – блондинки сероглазые и голубоглазые, потому возникли многие прочные родственные узы, связи. И зыряне, не имеющие родовых князей, жившие всегда вольными птицами, пошли более века тому назад под руку князей русичей. *** В названый год простота хрестьянская Двинского края поставила первые дома будущей слободы Усть-Цильмы. Места доброглядные, но суровые, не всякий год пашни дарили землепашцам урожаи ржи, а бывало, не вызревал даже овёс - губили зерно холода лютые. Но сердца пели: год от года прирастала слобода новыми избами, дворами.
Взмахнул Ангел крылом, вспыхнула на его ладони цифра: 1576. На реке Ижме выходцы коми земель основали Ижемскую слободу. А ещё раньше на реке Мезень заявили о себе слобода Глотово и Кослан. И как по мановению волшебной палочки в руках Ангела шелестят белыми листами Яренские писцовые книги, в них есть строки о селении на устье реки Сысолы, названном Усть-Сысольский погост, позднее в  восемнадцатом веке преобразованный в город. И на этой  планете-двойняшке тоже в ту пору селилось свыше тысяча  семисот жителей, славился он по осени своими ярмарками, куда съезжался расторопный люд Севера и Сибири.
- Друг мой,- спросил мысленно Ангел душу подопечного, - а знаешь ли ты герб древний своей земли зырян?
- Ещё бы – это спящий в берлоге медведь.
- И здесь сей символ. Желаешь ещё посмотреть, как развивается здешняя коми земля?
- Ну, если тут всё точно скопировано с нашей Земли, то я знаю историю Коми. Я помню  многие исторические личности, чья судьба тесно переплеталась с моей родиной. Но особое чувство привязанности и любви у меня к известному исследователю Павлу Крузенштерну. Поработав в Печорской экспедиции, он после тридцать три года исследовал наш Коми край и Северо-Восток Европейской части России.
- Знаю, друг мой, ты был не только прекрасным геологом, а ещё и краеведом, ты, между прочим, был известным членом Всероссийского географического общества. Это благодаря твоей переписке с Эрихом фон Крузенштерном получены фотопортреты Павла Ивановича Крузенштерна. Твои публикации о семье известных исследователей продолжила твоя землячка Попова. А если хочешь, я могу вызвать на встречу с тобой Павла Крузенштерна. Или, вспомним о том, что говорила о семье Крузенштернов Ева Пернедер - внучка Павла Ивановича по материнской линии, проживавшая в Берлине.
 – Знаю, знаю, она доктор географических наук, автор книги о Крузенштерне   «Между страстью и долгом». С ней встречалась моя добрая знакомая Попова.
- Ну что же, сейчас я выставлю копию статьи Евы. Освежи, душа, память.
 
                Ева Пернедер , г. Берлин
             «Загадочная земля» Крузенштерна
 
   По инициативе видного русского геолога А.Кейзерлинга министерство финансов и корпус горных инженеров решили послать экспедицию в Печорский край для составления геологической карты. По выражению А.Кейзерлинга «Печорский край представлял совершенно загадочную землю подобную внутренней Африке». Составленные ранее карты Коми края представляли приближённые и искаженные очертания географических объектов. Например, село Ижма было нанесено на карту с ошибкой в 60 верст. Некоторые реки на карте имели течения, обратные действительным. Для производства астрономических наблюдений и составления карты вместе с Кейзерлингом в Печорский край 29 мая 1843 года и отправился П.Крузенштерн. Вот сведения Евы из её публикации:
   «Если мы начнем говорить о русских землепроходцах и первооткрывателях, то одним из первых в нашей памяти всплывает имя Адама Иоганна фон Крузенштерна, совершившего кругосветное плавание в 1803-1806 гг.
   Его третий сын Пауль - также был первопроходцем и мореплавателем, но значительно менее известным. Именно о нем я бы и хотела немного рассказать, поскольку он для меня не чужой человек. Моя бабушка была единственной его дочерью. Она часто рассказывала о его беспокойной жизни. Позднее, в ходе многих генеалогических исследований, связанных с именем Мими – первой жены Пауля (урожденной Котжуби), я получила в свои руки его личные письма, которые хранились в мюнхенском и шведском архивах Крузенштернов. Они в значительной мере способствовали в нас формированию образа этого человека.
Пауль (своё второе имя Теодор он никогда не использовал, но о нём необходимо упомянуть) родился в Ревеле (ныне г.Таллин) в 1809 году. Позднее жил и воспитывался в Санкт-Петербурге, где его отец возглавлял морской кадетский корпус. Его детские и отроческие годы пришлись на царствование Николая 1. Он пошел по стопам отца, выбрав карьеру моряка русского флота. Его образование и практические научные разработки были связаны с морем.
Устремления Пауля не могли быть удовлетворены в повседневной работе. Он мечтал об изучении северных районов России и побережья Ледовитого океана с помощью корабля или какими-то иными средствами. И вот такая возможность представилась. В ходе первой экспедиции, состоявшейся в 1843 году совместно с графом Александром Кейзерлингом, были исследованы река Печора и её многочисленные притоки. Эта экспедиция стала переломной в судьбе Пауля. Её открытия и результаты в значительной степени расширили знания о Печорском бассейне - а значит, и о Республике Коми, её природе, животном мире и населении. За ней последовала экспедиция 1874 и 1876 гг., когда Пауль уже был пожилым, почтенным человеком.
   Пауль Крузенштерн стал авторитетнейшим знатоком всего водного бассейна р. Печоры. Николай 1 назвал его Печора-Крузенштерн, чтобы отличить от отца, а также от старшего брата – тоже Пауля, который также был моряком и путешественником.
   Пауль был дважды женат. В 19 лет от роду он женился на Вильгельмине, дочери знаменитого поэта Августа фон Котжубе. От первого брака у него было 4 ребёнка, достигших зрелости. Двое из них имели своё потомство, представители которого живут в Германии, Польше и США. Пауль оставил службу на русском флоте в возрасте 60 лет в чине вице-адмирала. Он умер в 1881 году в эстонском замке Асс, принадлежащем ранее его отцу.
   Теперь я расскажу о том, каким он запомнился своим друзьям, родным и близким, особенно своим коллегам по научной работе. И о том, каким он был в семье.
   В те времена понятие «семья» было более значимым, чем в нынешние. В случае с Паулем необходимо говорить о двух прославленных фамилиях – Крузенштернов и Котжуби. Обе семьи связывала тесная дружба и двусторонние браки. Все дяди и тети, кузены и кузины, вся армия близких родственников пристально следили за каждым неординарным выходцем из этих семей. И Пауль не был исключением, ведь он являлся одним из сыновей Адама-Иогана, великого путешественника. Он одновременно грелся в лучах отцовской славы и был его тенью…
В бывшем СССР Печора-Крузенштерн, а вместе с ним и граф Кейзерлинг пользовались огромным вниманием и уважением. В музее Арктики в Санкт-Петербурге  им выделено достойное место. Они были первыми исследователями огромного района реки Печоры с её многочисленными притоками  на Европейском севере России. Павел Крузенштерн первым настойчиво рекомендовал использовать этот  регион  в экономическом плане.
   В России помнят его путешествия и открытия в Арктике, когда он плавал на своей шхуне «Ермакъ», маленьком парусном двухмачтовом корабле, который был затёрт и раздавлен льдами Карского моря. 
    Я считаю, что взгляды и устремления Пауля Крузенштерна были несоизмеримо шире его возможностей. Его сокровенным желанием было увидеть судоходный путь, который бы связывал дельты  трех великих русских рек – Печоры, Оби и Енисея.
Его взгляды и соображения по праву внесены в разряд достижений географической науки Х1Х в. Интересна его идея основать Северо-Восточный Тракт – путь из Атлантического океана в Тихий через Север России по маленькому гипотетическому пути, свободному ото льда и ледяных глыб лишь в короткий период северного лета в районах недавно разведанного северного побережья России и ледовых торосов полярного моря. Пауль хотел прояснить обстановку именно в этом участке грандиозного Северо-Восточного Тракта.
Мне бы хотелось, чтобы в Республике Коми  сохранили и приумножили светлую память о первой географической экспедиции в этот северный край. О людях, участвовавших в ней. О Пауле фон Крузенштерне.
                *   *   *
   Эта статья была предоставлена вниманию журналистам Сыктывкара (столица Республики Коми). Эпиграфом к ней следующие строки:
«Общество изучения Коми края, Министерство культуры Республики Коми, Коми отделение Российского Фонда Культуры, Институт языка, литературы и истории Коми Научного Центра УрО РАН, Сыктывкарский университет, Ухтинский индустриальный институт, Коми республиканский краеведческий музей в эти дни проводят в Сыктывкаре V научную краеведческую конференцию «Научные экспедиции и исследования Коми края», посвященную 150-летию первой научной Печорской экспедиции 1843г. под руководством А.Кейзерлинга  и  П.Крузенштерна».
p.s. Следовательно, эта конференция состоялась в 1993 году.
                *   *   *
 
   Душа Петра Григорьевича Сухогузова и его Ангела–Хранителя взмыли с поляны и приземлились на берегу бескрайнего моря. Из-за горизонта вырастали паруса знаменитого барка «Крузенштерн».
- Друг мой, у меня, к сожалению, нет возможности представить тебя Ивану Федоровичу фон Крузенштерну.  Перед тобой выставлю только его портрет. И вот запись статьи твоей землячки  Поповой, подготовленной ею к 300-летию Российского флота. На этой планете празднования тоже уже прошли. Читаем!
   « К 300-летию Российского флота учебно-парусный барк «Крузенштерн» совершает кругосветное плавание. Он уже обогнул мыс Доброй Надежды – самую южную точку Африки. Барк идёт тем же путем, что и корабли «Надежда» и «Нева» под командованием И.Ф. фон Крузенштерна и Ю.Ф. Лисянского, которые совершили в 1803-1806 гг. первое кругосветное плавание под российским флагом.
Начальник экспедиции,  Иван Федорович Крузенштерн – уроженец Эстонии, после окончания Морского кадетского корпуса участвовал в русско-шведской войне, а затем в числе нескольких  русских офицеров был направлен волонтером на британский флот. Вот и довелось молодому офицеру ходить на английском военном фрегате к берегам Индии и Северной Америки, на острова Карибского моря, а затем на купеческом судне побывал он в далекой Малакке и шумном Кантоне. Вернулся на родину просолённым, закаленным моряком и вскоре предложил Адмиралтейству проект кругосветного плавания. Но смелый план капитана напугал некоторых чиновников от флота, и его отослали на Балтику, в Ревель (ныне Таллин). Только два года спустя его проект поддержала могущественная Российско-Американская торговая компания и снарядила два корабля.
Эта экспедиция имела огромное научное и практическое значение. Моряки Балтийского военного флота, из которых были набраны экипажи кораблей, прошли отличную школу морской выучки. 1090 дней и ночей, полных морского труда, штормовых опасностей, гудящего океанского ветра, закалили их и запомнились на всю жизнь. Были изучены глубины океана и морские течения, составлены точные карты, атласы для Адмиралтейства, сделаны подробные описания стран и народов, вдоль побережья которых пролегал их путь, открыты и описаны новые острова. Моряки привезли богатейшие коллекции для естествоиспытателей, доставили товары для Российско-Американской компании. И главное – они привезли с собой твердую веру в то, что дальние кругосветные плавания по плечу русским матросам и офицерам.
   Отечество высоко оценило подвиг Крузенштерна – он был награжден орденами, произведен в адмиралы и в почетные члены Академии наук. В 1827- 42 гг. он был директором Морского корпуса, где воспитал целую плеяду будущих талантливых флотоводцев.
   С 1803 по 1866 гг. русские моряки и ученые совершили 36 кругосветных плаваний. Открытия и научные труды, географические карты и атласы вошли в золотой  фонд географической науки.
О значении кругосветных плаваний, начало которым положил адмирал Крузенштерн, известный русский флотоводец и ученый- океанолог адмирал С.О. Макаров писал: «Их деяния да послужат драгоценным заветом дедов своим внукам, и да найдут в них грядущие поколения наших моряков пример служения науке».
А теперь барк «Крузенштерн», который носит имя прославленного адмирала, завершает свое кругосветное плавание. Однако экипаж корабля состоит не из бывалых моряков, а из курсантов морских училищ. Эта молодежь не подкачала, оказалась достойной своих предшественников (среди них, как недавно сообщило российское радио, находится прапраправнук адмирала Александр).   
               
              30.  За околицей  стойбища
 
 Известный на Севере пилот винтокрыла Сергей Мишанков давно перевёлся из Ухтарска в Ироши, в годы кризисных девяностых надолго оставлял семью, работал  в авиапредприятиях Восточной Сибири и Дальнего Востока. Выйдя на пенсию, приобрёл старушку «Аннушку», выполнял частные заказы предприятий, доставляя небольшие партии груза к месту назначения, одно время подвизался было в роли туроператора, и по утверждённым маршрутам летал с экскурсионными целями в дальние или пользующиеся у туристов  популярностью уголки страны. Чего только не наслышался за те годы от своих любознательных друзей: о Гиперборее, о Золотой Бабе, о пришельцах из дальнего Космоса, о Лемурии, о ядерной войне, которая в весьма седую старину бушевала в нескольких регионах Земли, о чём говорили мифы и сказания Индии и других народов. Особо его притягивала тема об Атлантиде, о её внезапном исчезновении  с лика планеты.
   Когда представители новой волны власти в начале двухтысячных годов начали  выводить страну из пика обнищания, он вернулся в Ироши. Конечно, немного погрузнел телом, но с небом не расставался и здесь. АН-2 давала неплохой приработок к пенсии. Его семья материально не нуждалась. В турагенстве ему сообщили о поступлении заявок от туристов на посещение дальних уголков Таймыра и Красноярского края. Нашлись даже такие люди, что хотели побывать на строящейся в послевоенные годы  печально знаменитой 501-й гулаговской стройке. Железную дорогу вели  со стороны Уральских гор от Салехарда до Надыма, а навстречу ей заключенные из Красноярского края тоже в невыносимо тяжких условиях Заполярья возводили свой участок дороги. До соединения ветвей дороги  оставалось где-то четыреста километров, как не стало биться сердце Сталина. Новая партийная власть прикрыла дорогу, и многие проекты индустриализации северных регионов, богатых природными ископаемыми, остались в ту пору нереализованными. В студёную землю были напрасно вбуханы громадные средства,  а в народе пошла ходить молва, что под каждой шпалой «железки» труп зека.
   Чтобы сформировать полную группу туристов, мечтающих облететь бывшую 501-ю, оставалось включить ещё пару человек. И вот сам случай свёл его  в супермаркете  с Яном Стругом.
   Изменили годы внешность журналиста, с кем не раз летал в районы Приполярья и Заполярья. Постарел, просторная куртка не скрывает вес. Но всё такой же весельчак и за словом в карман не лезет. У выхода из продуктового отдела окликнул его:
- Ян! Сколько лет, сколько зим!
- Серёга! Привет бродяга. Что, нагулялся, наконец-то в родную хату завернул. Как у тебя дела?
   И Мишанков поведал о своих проблемах с турбизнесом, что остаётся всего два свободных места, чтобы организовать полноценную группу туристов.
- Представляешь, вернувшись сюда, я только раз на своей «Аннушке» летал по заявке предпринимателя в сторону Надыма.  Места там есть дивные. Слушай, а ты не сможешь мне оказать содействие, я бы тебе выплатил комиссионные.  Скажи им, что туда и обратно на самолёте стоит не ахти уж как и много. Ну, если кому понадобится поближе познакомиться с природой Севера, немного доплаты. Горючка дорогая.
- Честно говоря, даже  и не знаю, как тебе помочь. Впрочем, одно место, может быть, смогу организовать, - сказав так, вспомнил недавнюю встречу с Вероникой Зимовниковой, которая с большой теплотой помнила дружбу с Ирадой и как жаловалась, что её Вадим совсем ушёл в себя, сиднем сидит дома, глотает одни детективы, и ничем больше не интересуется. – Да, а если меня возьмёшь в свой лайнер, скидку сделаешь?
 - Такой же, что и прежде, шутник.
 - Я серьёзно.
 - Ладно, если одного человечка загарпунишь по полной программе, договорюсь в турагенстве, чтобы с тебя взяли на мой борт полцены, поскольку не просто создать группу воздушных путешественников. Это и будут тебе мои комиссионные. Валяй, вот моя визитка.
   Как Ян и ожидал, Вероника благосклонно отнеслась к его предложению. Группа из девяти пассажиров с комфортом устроилась на борту Ан-2. Одно место держали свободным, мало ли что может случиться в пути. Преодолев Уральский хребёт, первую посадку самолёт с туристами совершил в Салехарде. Официальный запрос властей  настоятельно просил пилота Мишанкова взять на борт депутата ненца Салиндера, вышедшего из больницы. Ему как раз лететь до самой последней точки маршрута, там его встретят свояки из стойбища. Сергей дал согласие. Так в терминале с туристами оказался депутат районного собрания, фельдшер Салиндер. Его кресло оказалось рядом с креслом Струга. Через некоторое время в салон вошёл второй пилот.
- Командир нашего экипажа Сергей Мишанков, заслуженный пилот Гражданской авиации приветствует вас. Первую посадку делаем на аэродроме геологической поисковой экспедиции. Вам предоставят автобус для ознакомления с посёлком, вы пообедаете в столовой экспедиции, а в актовом зале работник экспедиции и по совместительству экскурсовод ознакомит вас вкратце с историей строительства железной дороги Салехард - Надым. Затем на вездеходах отправимся к ближайшему железнодорожному околотку, где восстановлен небольшой участок дороги и небольшой мост. Желающие могут посетить один из отремонтированных бараков, где жили строители – это были заключенные. Вас  снова покормят, а потом  в полёт. 
  Некоторые туристы записывали рассказ экскурсовода Оксаны Овчаровой на диктофон, другие - в блокнот, развешанные на стенах диаграммы и фото подверглись буквально фотообстрелу путешественников. Её обстоятельную лекцию, составленную по достоверным журналистским исследованиям газетчиков из республики Коми и Ямало-Ненецкого национального округа, слушали, затаив дыхание.
 -Давно неравнодушные головы мечтали  о железнодорожной магистрали, что связала бы север Европейской части страны с  полярными районами Красноярского края, где на богатых рудных месторождениях построен Норильский металлургический комбинат,-начала своё повествование Оксана.- Так, в начале сороковых годов прошлого века рассматривался вопрос о строительстве морского порта в проливе Югорский шар и, конечно, дороги туда. От начавшихся было изысканий отказались, условия оказались невыносимо сложными. Однако к идее освоения богатств Крайнего Севера вернулись в сорок седьмом году. К полевым работам приступили в марте, когда были созданы так называемые опорные базы. Огромные трудности встретила на своём пути проектно-изыскательская экспедиция, ведь плацдарм исследований – территории Полярного Урала, полуострова Ямал и прибрежья  Обской губы представляли собой практически «белые пятна». Вы на АН-2 пролетали вдоль уже построенной железной дороги Чум – Салехард. Для любителей истории: в феврале сорок девятого года было создано ГУЛЖДС – главное управление лагерного железнодорожного строительства. Управление включало 501-ю стройку и 503-ю- восточное крыло ( в Красноярском крае). Задумка была масштабная: железная дорога соединяла бы северные оконечности Ледовитого океана с северо-западными и центральными районами страны. Трудно даже себе представить, сколько понадобилось леса, грунта, щебенки, металла для строительства всей дороги и инфраструктур. А территория – почти безлюдье. На тысяча двести километров, объединяющих  площадь между могучими реками Обь и Енисей, приходилось всего четыре тогда маленьких поселка, в их числе – Надым.
   Вдруг вопрос из зала от гостей геологов:
 - Вас представили как экскурсовода. Вы с нами дальше - на самолёте?
 - Экскурсовод я по совместительству. И с удовольствием летаю вместе с туристами. Но вы прибыли в то время, когда у нас в партии готовятся отчёты за полугодие, а я камеральщица, предстоит обработать значительный по объёму материал. Сейчас несколько общих цифр о стройке: от Салехарда до Надыма действовало более трёх десятков лагерей. Люди, в основном заключенные, жили в бараках, условия быта чрезвычайно скудные. Однако кормили достаточно сносно. Были и тушёнка и молоко.
 - Вы можете назвать количество людей, занятых на стройке? А политические были среди зека?
 - После ликвидации 501-й стройки отсюда вывезли на Большую Землю где-то сто тысяч человек, это и заключенные, и вольнонаёмные и охрана. Да, под усиленным режимом были политические.
 - Извините, есть  фото и женщин зека,  неужели в таких условиях и они работали ?
 - Увы, это правда. Работали они и на лесоповале, и на укладке дороги, таскали шпалы. Доставалось им тут крепко, особо от  некоторых конвойных. В лагерях отбывали сроки не только уголовники и политические, но и художники, музыканты, артисты, медицинские работники.   Словом так: когда вернётесь из Надыма, я познакомлю вас с Салехардским краеведческим музеем. Там масса интересного материала, и не только о пятьсот первой стройке.
   Высадив группу туристов в Надыме, за ними приехал комфортабельный автобус, Сергей Мишанков отправился в стойбище Салиндера, куда вместе с фельдшером полетел и Ян, его пригласил в гости депутат райсовета. Отнекиваться  Струг не стал.
 - Тебе, Ян, я очень рад. Увидишь, как живут оленеводы, послушаешь один мой интересный рассказ. Пилот останется на ночёвку?
 - Конечно, зачем ему жечь горючку.
 - Тогда идёмте ко мне.  Или сперва к людям?
 - Так я не новичок на Севере, считай, полжизни ему отдал. Веди к себе и рассказывай о некоторых удивительных вещах, что обмолвился в самолёте.
 - А как пилот, надёжный человек, не трепач? От тебя идёт навстречу ровная волна. От него не пойму.
 - Знаю его давно, отменный парень. Как полагаешь, у штурвала Аннушки просидеть чуть не весь день, это как? Сейчас самолёт  подготовит к ночной стоянке и придёт к нам.
   Всё самое лучшее из еды, что было в доме, красовалось на обеденном столе.  Прежде всего радовала глаз рыба – куски малосольного муксуна, осетра, из мяса – варёная и копчёная оленина, а варенья черничное, из голубики, морошка в собственном соку. И славная выпечка хозяйки. Гости договорились с хозяевами, чтобы графинчик с волшебной хмельной жидкостью ни в коем случае не обновляли, поскольку завтра – в полёт в обратную сторону. И вот хозяин пригласил новых друзей в свой маленький кабинет. Прикрыв дверь, оставил на столе ночник. Повозившись в ящике стола, достал некую поделку из слюды, причём, розоватого цвета, похожую на растекшуюся на ладони эллипсовидную большую каплю, поблескивающую при свете тусклой лампочки.
 - Теперь, Ян, узнаем, какое событие в твоей жизни за последние годы оставило заметный след в твоей жизни. Не возражаешь?
 - Отчего, любознательно.
 -Я поднимаю эту каплю на уровень твоих глаз, смотри прямо в серёдку вещицы. В левой руке я держу настольное зеркало. Лучики от ночника освещают и тебя, и каплю, и зеркало. Через пару минут смотри в зеркале картинки.
   Вроде некий туман окутал зеркало, и вдруг перед Яном возникла пещера на Диманском кряже и яркий небольшой,  как бы мячик, вплыл в пещеру. И тоненький голосок сверху, у самого потолка, убежища Яна и его друзей, появившихся там, преодолевших коварные пороги, с посвистом произнёс:
 - Вам следовало на другой день дождаться вечера, я бы тогда подсказал вам, что интересного имеется в этой лощине и в ущелье.
 - Это ведь не сон!- вскрикнул Ян.
 -  Конечно, не сон. Меня вызвал драгоценный луч, родом из нашей седой старины, и я отправил сюда свой лучик-изображение. Ты хотел увидеть изваяние древнего идола. Оно скрывается в глубокой трещине- колодце, укрытом крепкой плетёнкой. От него идут по бокам две линии камней, колодец в полнолуние смотрит на Полярную Звезду. Здесь вход в иной мир, где, к слову, мы прячем Золотую Бабу. Она изредка просится на Землю, чтобы прогуляться в этой лощине. После снова опускается в иной мир. Этот колодец может увести человека в неведомую даль. Чаще – в прошлое. И он там может остаться, если захочет. Но перед таким путешествием человек должен посидеть на камне за пещерой, камень смахивает на кресло.
   Тут видение исчезло. Трое друзей сидели с открытыми ртами, что-то шевеля губами. Вот вышли из транса. Фельдшер спрятал слюдяную розовую каплю в ящик стола.
 - Где ж ты достал такое чудо?- выдохнул Ян.
 - Где? Там, только в соседней небольшой пещере, рядом с той, где ты был с друзьями. Всё, всем спать. И молчок. Ясно?!
Ян и Сергей одновременно согласно махнули головами.

                31.   Когда у лестницы нет ступенек

   Лето завершало свой разбег, усмиряя пылкость зелёной листвы на деревьях, подгоняя к перемену погоды ватно- серые тучи. Новая повесть у Яна подвигалась туго. Время бежало к обеду. Достав из холодильника продукты, разложил на столе разделочную доску. Тут настойчивые электрозвонки, перемежающиеся ударами в его железную дверь. Ему подумалось, видно, кто-то ошибся, он никого не ждал. В глазок виднелась женская шляпка и грозящий пальчик.
- Что вам надо? Я вас не знаю !
- Отпирайте дверь, Ян, и сразу узнаете. Не беспокойтесь, кроме меня здесь никого нет.
Едва звякнул ключ, как повернулась дверная ручка и на пороге возникла весьма приятной наружности молодая женщина.
- Матерь Божья, вы меня не узнали? Я – Олеся Овчарова. Пройти-то к вам можно?
Действительно, перед ним стояла та, что назвалась экскурсоводом их туристической группы, когда они летали вдоль бывшей строящейся железной дороги к Надыму.  Непонятно отчего, ему вдруг захотелось созорничать.
- Проходите, оставьте пока саквояж в прихожей. Плащ вешайте со шляпой на вешалку. И марш на кухню, приготовьте обед, все нужное найдете на столе. Когда сготовите, позовёте,  буду в своей компьютерной, как я называю вторую комнату. Мне мысль некая голову пробуравила.
Ни слова в ответ, женщина напялила расхристанные тапочки и ушла на кухню. Она явно возилась у газовой плиты. Минут через сорок позвала его:
- Сейчас выставлю готовку на стол в гостиную.
Он вырос перед ней:
- Это у меня, к сведению, одновременно и спальня. Вы же ещё душ не принимали?
- Странно, когда бы я успела, попав в такое рабство.
- Вот и отлично. Сбрасывайте с себя платьишко и всё такое. Сначала покатаетесь.
- Как это, не поняла?
- Я буду конь, но в трусах. А вы будете наездницей.
- Ян, не валяйте дурака. А где вообще наши умные разговоры? И потом, переходим на «ты».
- Хм, умные разговоры. Так у меня по башке прошёлся инсульт. Я желаю, чтобы ты нагишом устроилась на моей спине, пощекотала её и мы сделаем променаж по квартире.
- Ты это серьёзно?
- Да более чем серьёзно. Давно не выступал в роли коня.
- Тогда держись, я взнуздаю тебя!
Олеся сбросила все одежды на пол, и ловко устроилась на его спине.
- Ну, четвероногое!
Её пятки прошлись по его бокам. На придиванном коврике Ян как бы споткнулся, завалился на бок. Олеся схватила его за волосы, вжала свои губы в его губы, сочнейший поцелуй, а потом какая-то сумасшедшая возня. Выскользнув из его объятий, девушка  бросилась в прихожую, вытащила махровое полотенце и свежую одежду.
- Ян, твоя очередь принять душ, а я ставлю обед на стол.
Он в пижаме, она в халатике устроились на диване. Олеся опустила голову на его грудь. Встречаясь с его взглядом, тихо молвила:
- А я ведь говорила, что ты всё равно захочешь сладенького. Разве не так, Ян?
Он вздрогнул и хрипло спросил:
- Ты откуда взяла те слова? Их некогда говорила Саша. Саша Итц.
- Не будь простаком, Ян.  Я и есть Саша, которая предлагала себя тебе. Только у меня другие документы. После того, как моего физрука посадили следаки под крепкий замок, я и надумала расстаться со своей прошлой биографией, у физрука было достаточно денег и документов. Но если бы не твоя помощь, не видать бы мне свободы. Мне было уже семнадцать, когда его взяли в оборот силовики. Денег мне досталось не меряно, плюс ухватистый адвокат, зашибивший у меня немало бабла, и я продала всё имущество физрука. У нас классные медики  по лицевой и челюстной  хирургии. Только денежки им отстёгивай. Связь с бывшим гражданским мужем не поддерживаю, но два-три раза в год через определенных людей ему передают от меня деньги и продукты. Его никакая тюрьма не перевоспитает. Мне это всё ни к чему, и он знает. Если выйдет на свободу, а он кипишной, то энную сумму ему передадут. В загранку и не думала подаваться: не знаю языка, никаких серьёзных знаний. А тебя я давно хотела отблагодарить. Конечно, своим телом. Я знаю, что ты давно не живёшь с Соней, она то одна в своей квартире, то в семье дочери. Потому смело ехала к тебе. Ну, вспомнил? Прокрути ленту памяти этак на полтора десятка лет назад.
Олеся уснула на его плече. Он включил «карту» памяти.

                *   *   *

    Он предчувствовал, что умрёт именно сегодня, но отчего-то думал о том без страха. Быть может, потому что пожил немало. Дети давно взрослые, у них свои семьи, заботы и радости. Ужинать отказался: зачем Туда идти с полным желудком,  Тело его Там никому не нужно. Он увлекался работами Даниила Андреева, некогда с зубовным скрежетом преодолел его главное произведение --"РОЗА  МИРА". И потом представил, в какое измерение уйдёт душа его. Грехов за ним больших не водилось, но, всё же, он далеко не ангел и оставлял порой на своих жизненных вехах разный негатив. Только вспоминать свои жизненные неурядицы не желал. ТАМ, КОМУ надо, и без него их прочтут. Ему хотелось одного: отключиться от всего и уснуть, пусть Дама с косой придёт тихо, незаметно ни для него, ни для родных людей. Уснул. И вот умер. Душа его вышла из тела и с любопытством всматривалась в окружающий мир. Махонькая светлая точка потерялась на фоне обоев с их вкраплениями мелких блёстков. Внизу комната, его в прошлом рабочий кабинет. Книжный стеллаж, потёртый диван, безропотно принимавший в свои объятия его живое тело, аккуратный столик с компьютером и принтером, прочный табурет  из сосновых деталей, на стене картины местных живописцев, на фотообоях вздымающийся на гребне волны розовый парус и как бы абрис судна, творящего тяжёлое противоборство сквозь  покрытый грозной морской пеной и крутыми волнами простор. Ему мнилось, будто это его тело, преобразованное талантливой рукой художника в иную сущность, что обретается в мире людей по своим законам.
   Тут вошла жена, приехавшая его попроведовать. В прошлом красивая женщина, этакая вроде северной Софи Лорен. И звали её Софья. Она присела на краешек дивана, позвала его.  Прислушалась. Тихонько застонала и начала колотить кулачками по его спине, приговаривая:
   - Дурак, дурак, дурак! Что ж ты наделал. Опять обо мне не подумал.  Гад, гад, гад, как же я  теперь буду одна?! Зачем ты ушёл?! Тебе бы ещё жить и жить. Дурак ты, я же тебя любила. Матерь Божья, ты остываешь.
    Она рванула к домашнему телефону, вызвала "Скорую". Молодая врачиха осмотрела его тело, послушала, приставила зеркальце к губам, приподняла веки.
   - Где же ваш дифибрильятор?!- крикнула Софья.- Или, как там его?! Запускайте!
   Врач что-то писала на листке бумаги, потом проговорила:
   - Ему уже ничто не поможет. Он не дышит больше часа. А вы-то где были?
   - Недавно к нему приехала, не отвечал на телефон. Пришла глянуть, он допоздна сидит за компьютером. А он вот вам, на диване и холодный.
   - Берите дамочка справку и с утра летите в поликлинику. Хлопот будет у вас более чем достаточно. Надеюсь, телефоны ритуальных служб найдете?
    Она без слов опустилась на стул, прочла написанное врачом и недоуменно сказала:
   - И вот за этими строчками вся жизнь?!
    Врач вышла вон из квартиры. По вызову приехала траурная "карета", дюжие молодцы объяснили, как ей действовать, и на носилках вынесли тело бывшего мужа, прикрытое белой простыней,  к распахнутым створкам машины. Его душе не хотелось сопровождать это тело, холодное, с безвольно покачивающейся головой. Он знал: теперь он в него никогда не вернётся. А он словно поднимался вверх по лестнице без ступенек. Слабый луч не вёл душу бывшего человека высоко, в мгновение ока он перемахнул громадное расстояние. Перед ним проплывали домишки села. Неким чутьём он знал, что это родина его отца и его тоже. Только дом показался ему нежилым, неприглядным, впрочем, подобных ему тут оказалось вдосталь. Душа вспомнила привычно мелькавшую в газетах фразу:" Неперспективное село".
   Странно, подумалось душе, в войну, значит, было перспективное село, большое, тут проживало полно людей, а сейчас, в разгар современного НЭПа - пиши пропало! Как же так!?
   Вдруг по просёлочной улочке пробежала цыганка. Он вздрогнул, память души воскресила уже далёкие годы, когда он тридцати семи лет от роду на приморском бульваре большого черноморского города на зазывный клич спелой цыганки подставил ей свою правую ладонь,  а потом и левую. От её предсказания он едва не поперхнулся от смеха. Она предрекла, что в очень зрелом возрасте он может угодить в тюрьму. Не выдержав, он рассмеялся, бросив:
   - Ну, вы и даёте! Я коммунист, руководитель парторганизации, и к тому же работаю там, где нечего красть.
   - Бойтесь людей, которых звать Александр, или Александра. Ещё с вас червонец и я вам открою нечто важное для вас.
     Он тогда отказался, сказав, что червонец нынче денежки не малые. Могла бы и продолжить своё гадание для него. Она отвернулась и быстро ушла прочь. Утро другого дня он проводил там же. Свои услуги предлагала другая цыганка. Ради интереса спросил, а где другая её товарка.
   - О, это у нас самая сильная гадалка. Уехала в другой город, будет в  таборе в конце недели.
   Отпуск ему намекал, дескать, пора брать обратный билет на поезд. А на другой год, будучи по делам  в столице, решил навестить всеми любимую в их семье бабу Зину, родную сестру умершего отчима. В квартире, кроме неё, была вся семья её единственного ребёнка - Александра, служащего в весьма солидной конторе. Стол в гостиной был на диво хорош, было всё, что душе угодно.   Разомлев от гостеприимства, позволил себе пооткровенничать на самые злободневные темы, давая понять, что не лишен продуктивного взгляда на существующую действительность. Только  не обратил внимание, как хозяин квартиры включил великолепный импортный музыкальный центр. Однако разговор лился своим чередом, тогда как музцентр дремал, не издавая звуков. А на другой день он уехал в свой сибирский город. Чередой бежали дни, недели, месяцы. Настало отчётно-перевыборное партсобрание. В его работе участвовал сам первый секретарь горкома партии. Ведь эта парторганизация являлась значимой в сфере внимания партаппаратчиков. Его кандидатуру вновь выдвинули на должность секретаря партбюро. И вдруг "первый" взял слово:
   - Вы отлично работали в этой должности. Но, согласитесь, вас вот уже четыре года подряд  избирали секретарем партбюро. Давайте посмотрим, как будет работать другой человек в этой должности. Вы, вероятно, и несколько приустали.
   Он, конечно, обиделся. Ведь получал всегда одни благодарности. Потому, не подумав хорошо, какое произведёт впечатление на "первого", ответил:
   - Пусть ребята сами и решат, как скажут, так тому и быть.
   Относя отчёт с перевыборного собрания в горком, услышал из уст завотделом, в прошлом секретаря парткома крупного завода, с которым у него складывались прекрасные отношения:
   - Ну, приятель, ты маху дал. Первый не терпит упрямцев.
    Вскоре он в этом мог убедиться на  своей "шкуре". Но сейчас ему, маленькой звёздной пылинке, не хотелось рыться в прошлом. Это будет потом - ТАМ. А теперь перед мысленным взором вновь выплыло имя, но женское -Александра. В достаточно зрелые годы Софья надумала взять из Детского дома-интерната девочку, сказав ему:
   -Наши дети совсем взрослые. А я вот наслышалась по радио и в телепередачах, что очень много неустроенных детских судеб. Говорю о тех, что живут в домах-интернатах. Малышку мы не потянем, давай возьмём в нашу семью девочку лет так тринадцати. Здоровенькую, не глупенькую, с доброй душой. Вырастет у нас, окончит школу, поступит в институт. Мы ещё с тобой будем в силе. У приёмной дочери будет будущее. Разве она нам не будет благодарна?
   Спорить не стал, согласно кивнул головой и тут же сел за компьютер порыться в детских домах области и близлежащих регионов. Вдвоём они живо обсуждали кандидатуры девочек, одну из которых можно взять в семью. Сделав свой выбор, махнули на своей "Ладе" в соседний район. Заведующая детдомом встретила их любезно, просмотрела документы каждого, расспросила, как в таких случаях водится, о квартире, работе, материальном достатке, о родных детях. Сообщила, какие им необходимо собрать документы. Затем повела их в актовый зал, на сцене которого шла репетиция детского спектакля к наступающему всенародному празднику.
   - Здесь вы увидите самых талантливых детей, в их числе и девочки, которые вам могут приглянуться. Возможно, прямо сегодня и выберите в семью одну из них. Когда на сцене будут мои любимицы, я легонько толкну вас, Софья, локотком в бок. Итак, внимание.
 Репетиция завершилась, начальница пригласила их в свой кабинет:      
   - Там и обсудим, какая из девочек вам глянулась.
   - Все четыре ваши девчоночки, судя по количеству толчков в мой бок,- произнесла, улыбаясь Софья, потягивая из чашки ароматный чай,- восхитительны. Каждая по-своему талантлива для этого возраста. И почти все уже сформировались как девушки: стройные фигурки, грудки, попка- всё на месте. Но ведь им уже лет пятнадцать - шестнадцать. Не успеем оглянуться, как наша избранница упорхнёт из нашего семейного гнезда. Вряд ли всего за несколько лет она воспылает к нам святой дочерней любовью. Не так ли?
   - Смею вас заверить, этим девочкам нет и тринадцати лет. А третья по счету, к которой вы более благоволите, будет отмечать свою, простите, чёртову дюжину Дня рождения - ровно через месяц. Знаете, у нас тут, наверное, как-то более благоприятный климат: чаше светит солнышко, чем в соседнем регионе, отдаём своим воспитанницам всю теплоту души, кормим всех славно, никто из преподавателей или воспитателей не может копаться в рационе питания детей, заводить некие шашни с бригадой поваров. Скоро детишки уйдут на занятия, и вы познакомитесь, в каких более чем сносных условиях они живут. Потом пойдём в столовую, уж не отказывайтесь, попробуете, чем сегодня потчуем детей. И у Сашеньки Итц, что вам импонирует, урок домоводства, я приглашу её сюда.   Знакомством с детским домом и Сашей они остались довольны, и предложили девочке отметить свой День рождения у них, благо смогут придти и их дети. Сашенька охотно согласилась.
   - Я не возражаю,- произнесла директриса,- но утром мы, как водится, на общем построении поздравим Сашу, вручим ей подарки от детдома и детей, а потом можете везти её на своей машине к себе. Полагаю, для более близкого знакомства вам хватит три дня. Тогда и решите, подойдёт ли она вам, сможет ли влиться в вашу семью.
   Прекрасно провели они День рождения девочки, и без всякого сомнения подготовили все документы вначале на временное проживание Саши в их квартире. А там видно будет, мало ли что, вдруг Сашеньке что-то у них не понравится. Ведь три дня знакомства - срок смехотворный, чтобы сразу им, уже людям в возрасте, удочерить её, а ей проникнуться любовью сердечной к ним. О, как была счастлива девочка, пришедшая жить к ним. Мила, послушна, помогала по хозяйству Софье, сама бралась за уборку всей квартиры, наводила в его рабочем кабинетике просто идеальный порядок. Любила посидеть на его диванчике, наблюдая, как он шуршит своими бумагами, как "колотит клаву", как работает с файлами. Просила её научить обращаться с компьютером. В средней школе училась просто отменно. Завела во дворе подружек, о чём-то то и дело шепталась с ними.  Так незаметно пролетели первые полтора месяца полнокровной жизни Саши в их семье. Супруги уже подумывали всерьёз удочерить девочку. И тут Софье выпала срочная командировка: предстояло читать лекции в филиале её вуза, а это неблизкий путь, поездом пилить почти полтора суток. Самолёты жена терпеть не могла. Вечером, оставшись вдвоём с Сашенькой в квартире, они вкусно поужинали, она выпроводила его из кухни, сказав, что сама наведёт порядок. Он, как обычно, устроился за компьютером, "прокручивал" перед своей работой новостные сайты, читал сообщения приятелей. Она тихо вошла, присела напротив на его диван. На Саше был домашний халат, через плечо перекинуто махровое полотенце.
   - А можно я тебя буду звать просто Ян, без отчества? -обронила она, и он встретился взглядом с её глазами.
   Она как-то мягко, что ли, улыбалась. Распахнутый снизу халатик обнажил её коленки, круглые, матово мерцающие в свете люстры, вверху ворот халата приоткрывал белую грудь.
   - Ты удивлен? Я сейчас иду в ванную комнату, приведу себя в порядок. А ты пока застели диван, я не желаю прыгать в твою и Сонину кровать. Потом ты пойдешь в ванную принять душ, я же буду тебе греть местечко. Ведь ты не возражаешь?! У нас с тобой будет общей целая неделя, пока Соня не вернётся.
   - Саша, ты это так изволишь шутить?!
   - Что ты, Ян. Просто хочу быть с тобой наедине. Мне это ничего не стоит. Мне нравится заниматься любовью. В нашем детдоме - это обычное дело. Девочек с двенадцати-тринадцати лет, у кого сформировалась фигура, старшие девушки приучают к сексу. Все девочки поделены между мальчишками, на одну из нас приходится в среднем два мальчика. И нет никакого насилия, если мне, например, отчего-то не хочется кувыркаться с парнишкой в этот день, я назначаю другой день. И никто из нас не беременеет, старшие девочки каждой из нас покупают отличные гели и мази. И сегодня я подготовлю свою пещерку. Не волнуйся, все пройдёт хорошо. И Софья никогда не узнает. И дальше я с тобой стану встречаться наедине. Я умею хранить тайну. Не проболтаюсь. Мне это ни к чему. Я мечтала всегда иметь в постели только одного и настоящего мужчину. И такой случай мне представляется. Ты же не будешь против: Соня уже старая, и от неё невкусно пахнет, быть может, она даже прибаливает по женской части.
   - Саша, ты меня огорошила! Я даже не мог представить, что такие еще совсем девочки могут вовсю заниматься сексом. Только по нашим законам - это серьёзное преступление, впаяют такой срок отсидки, что мама не горюй! Называется, развращение несовершеннолетних.
   - Ян, ты это серьёзно? Ни одна девочка в нашем детдоме ни на кого не заявляла. Зачем, если это ей самой нравится. Главное, нет последствий, животик не растёт.
   - Мне думается, что организовать у вас там массовый секс мог человек опытный, мальчишки не способны на это.
   - Да, крутит всем физрук. Под его началом взрослые мальчики. Они во всём ему помогают. Думаешь, мы там бедно живем? Как бы ни так! Он приучил мальчишек подворовывать: выбирают вечером улицы возле ресторанов, вокзалов, надевают старые вещи, а маски  и перчатки перед нападением, чтобы никто не узнал их. Документы никогда не забирают, в кошельках часть денег оставляют. Женщин они не насилуют, полно девочек молодых в детдоме.
   - Есть же у вас ночные сторожа, дежурные в спальных блоках.
   - Ян, ты ребёнок? Физрук всех прикармливает. И директриса наша не лыком шита. Она в случае чего шум поднимать не станет. У неё жирное место. Знаешь, сколько заявок поступало прежде из загранки на усыновление и удочерение наших ребят?! Полагаешь, что она даром отдаёт здоровых детей иностранцам? Ага, как бы ни так: мальчишки втихаря лазили к ней в кабинет, сейфик там у неё аховый, так что пацаны знают, за какие баксы она отдаёт своих воспитанников. Даже немножко их притыривали у неё. Ребята работали на её даче, что в соседнем районе. Это внутри почти что дворец. Ну, ладно, поговорили. Я иду принять душ. Готовь тут постельку.
   - Не спеши, Саша. В последнее время я нехорошо себя чувствую. Прохожу лечение, -хитрил он,- в том числе и половой сферы: угораздило недавно в городской бане купить веник, а он оказался старый, выдали подержанный за новый, добавив ветки, и нахлестал себе на кожу всякой гадости, досталось и моему достоинству. Уж извини. Да мне просто неприятно и не по себе, что можно заводить роман с девочкой, которой в отцы гожусь. Какими глазами буду смотреть в глаза своим взрослым детям и жене?! 
   - Ян, но ты меня не продашь ментам? Я могу надеяться, что останусь жить у вас? Я согласна  спать с тобой в любое время, когда ты позволишь сам и не надоедать тебе. Все равно тебе когда-нибудь захочется сладенького. Мне бы хотелось жить в твоей семье до окончания школы. Мне ты нравишься, и Софа тоже. Я не хочу и не стану проституткой. У меня талант актрисы и художника. Вырасту, выйду замуж и стану вам помогать. Лады, Ян?
   -Чего уж там, поживём - увидим.             
       
           *   *   *               
   Он, когда ещё душа его, тогда живого, как бы онемела, не знал, как быть, поскольку впервые ощутил себя, как некая не мудрая дикая птица, попавшаяся в силок. Ему, журналисту и помощнику депутата Большого Собрания доводилось участвовать в проверках работы детских домов, и почти все они являли собой если не образец отеческого отношения к ребятишкам, то и речи не шло о хотя бы неком извращённом отношении к судьбам даже отдельных воспитанников. А тут, такое! Как быть? Сакраментальный вопрос, вставший перед ним с самой крайней точки бытия человеческой сущности, потерявшей себя в мире чудовищной жестокости, несправедливости, покорившейся обстоятельствам, сотканным конкретным человеком, чьи нравственные ориентиры искажены до невероятия. Сейчас он знал одно: о происшедшем ни звука Софье, та в последнее время, и правда, прихварывала, однако умная и сильная её натура не позволяла жаловаться даже мужу. У неё был свой компьютер и она через всемирную сеть отлавливала признаки своих заболеваний, методику их лечения. Предстояло самому выбрать позицию, способную оградить девочек-подростков от притязаний физрука, вырвать из его враждебных цепких лап и мальчишек и парней детдома. Но следовало действовать с чрезвычайной осторожностью, чтобы не вспугнуть хитрого и жестокого человека: он сумеет не только укрыться в своей раковине, но и наделать разных бед. Он помнил недавнюю аналитическую справку, поступившую из соседнего региона о количестве там несчастных случаев на бытовой основе, а также суицидов и их причинах. И как-то мимо его сознания проскользнуло сообщение о несовершеннолетней из детдома, утонувшей в ванне. Остался в душе неприятный отзвук-осадок случившегося несчастия. А ведь беда случилась именно в детдоме, где воспитывалась Саша, которую они с женой мечтали удочерить. На следующее утро он поехал в областное управление так называемых компетентных органов.
*   *   *
   Дежурный, поставив по внутренней связи в известность сотрудника отдела, назвал номер кабинета, где его ожидают. Преамбула заявления вызвала живой интерес, два сотрудника отдела выслушали Яна более чем внимательно: чехарда дерзких ограблений горожан  требовала немедленных ответных противодействий. Прощаясь с ним, ему посоветовали оставаться по-прежнему внимательным к воспитаннице Саше, помочь ей овладеть компьютером. И ещё: в крайне осторожных выражениях поделиться своими соображениями жене о Саше, чтобы та ни о чём с ней не откровенничала, и как бы присматривалась к ней, так как в детдоме обстановка накаляется, как ему сообщили хорошо информированные знакомые. И на всякий случай просили его записать номера двух служебных телефонов. Спустя недели три жена с тревогой в голосе рассказала, что застукала их Сашу случайно в соседнем дворе в автомашине с тонированными стёклами, куда та устраивалась, и вышла, кстати, из  салона, аж через полчаса. Она дождалась в небольшом укрытии из кустарника водителя, тот покопался в моторе и уехал. Это был молодой человек спортивного сложения. Ещё через полторы недели Софья заявилась домой совершенно в неподходящее, по её мнению, время. Открыв дверь прихожей, ощутила  тонкий аромат женской сигареты. И мужской голос:
   - Давай проветривай свою келью. Я тебе всё, как на духу, рассказал. Общак оставляем пока у тебя, твой хозяин вне любых подозрений. Так, у нас пока время есть, твоя хозяйка явится к пяти часам. Давай в постельку.
   Софья будто остолбенела. Видеть подобное в своей квартире?! Это неслыханно. И если бы не предупреждение Яна вести себя с Сашей осмотрительно, она бы непременно вспылила. И тем самым испортила бы всю игру, которую правоохранительные структуры начали вести как против предполагаемого противника, так и его послушников. Все её наблюдения становились достоянием Яна, в руках которого мобильник тут же обо всём извещал следаков. Настала пора, когда спецназовцы обложили детдом плотным кольцом. Наряд прибыл и в квартиру помощника депутата Большого Собрания. К их удивлению, и к недоумению четы их будущей приёмной дочери Саши там не оказалось. Вместе с ней исчезли её вещи, в том числе и тяжелый рюкзак с купюрами, что наедине ей вручил физрук детдома-интерната. Под следствием оказалась большая группа юношей и девушек, несколько воспитателей и учителей, а также директриса. Физрука и Саши след простыл. Они растворились на просторах огромной страны. Минуло несколько лет. Невероятная история, приключившаяся с воспитанниками детдома-интерната, взбудоражившая всю область, успела меж тем подзабыться. Другие заковыристые криминальные приключения стали проникать в печать, на радио и телевидение.
    Однажды засверкали баталии вокруг имени помощника депутата Большого Собрания Яна «Эн», оказавшегося в СИЗО- в следственном изоляторе. Тринадцатилетняя девочка клялась и божилась, что это именно он её изнасиловал. На очной ставке девочка опознала Яна. Она указала место и день преступления, а также будто бы именно он напал на неё вновь, месяц спустя. В печать просачивалась негативная информация о помощнике депутата, его имя вызывало в простолюдинах небывалое возмущение. Никакие предположения адвоката о возможном не родном двойнике или близнеце, либо сознательно созданном с помощью гримёра или талантливого стилиста искусственном двойнике Яна «Эн» не произвели никакого впечатления на следователей. Ян попросил адвоката подключить к расследованию частного детектива. Тот сразу начал проверять маленькие "детали" следственного дела. Оказалось, в первый день, указанный девочкой, кода Ян «Эн», якобы, совершал надругательство над ней, он был в отъезде за сотни километров от этого города, готовя очередной материал по проверке деятельности одной структуры местной администрации. Открылись имена свидетелей присутствия Яна в черте того города в те дни и часы,  на которые указывала девочка. В другой раз, когда он будто бы вновь насиловал девочку, Ян с женой возвращался поездом из отпуска, и до прибытия пассажирского состава на перрон города оставалось не менее четырёх часов.
    Яна, естественно, освободили из-под стражи. А замысловатые ходы следователей вывели их на ловко орудующую организованную банду преступников. Все они оказались из клана бывшего физрука детдома-интерната, некогда превратившего юных воспитанниц в своих наложниц. Он тщательно скрывался. Жил в коттедже на окраине рядового лесного райцентра. Его женой была Саша Итц. Это они мстили Яну за свой провал, когда всех подручных физрука запрятали за решётку.
                *  *  *         
   Итц, Итц, шептало маленькое создание мироздания. И он вспомнил свои молодые годы журналиста, впервые избранного депутатом местного Совета, он тогда любил тело Яна, в нём ему, душе этого человека, было уютно. Тогда он впервые летел на могучем военном самолёте-транспортнике в далекое заполярное село, ставшее впоследствии базой для будущего красивого города, откуда потом потянутся нити нефтяных и газовых магистралей в Центр. В тот день самолёт принял на борт бетономешалку, её с нетерпением ждали строители города. До аэродрома оставалось лёту всего ничего - меньше часа. Вдруг транспортник накренился влево. Крошечные массивы тайги росли на глазах. Уже можно было разглядеть зелёные кроны сосен и елей. Из рубки стрелка-радиста появился бледный старшина сверхсрочник. Он направлялся в кабину пилотов. Ян понял: что-то стряслось, у самолёта шумели двигатели с одной стороны, а с другой винты вообще не вращались. Ему стало не по себе. Однако тревога не сковала сердце холодом. А воздушная машина кружила вокруг мелкого городка. Позднее узнал - это на всякий непредвиденный случай сжигалось топливо. На какой-то высоте самолёт обрёл горизонтальную устойчивость. Глиссада была плавной, точно выверенной. При посадке самолёт слегка тряхнуло.
   - Готовься на выход,- улыбаясь сказал старшина,- тебе парень, как и нам, повезло, ты родился в рубашке. Запомни имя нашего командира экипажа, первого пилота - это Александр Павлович   Итц.
                *  *  *          
   Боже мой, Матерь Божья, так ведь он потом погиб, я узнавал и точно помню. Хотел ведь о нём написать очерк. Значит, Саша Итц - его дочь, уж больно редкая фамилия. Я должен помочь ей, вытащить девчонку из тюрьмы. Он спас и меня, я обязан спасти его дочь, Сашу. Крохотная звёздочка нырнула в матовый луч и вынесла его к круглому отверстию, где Некто в серебристой тоге и с мягкой бородкой принимал новых поселенцев. 
   - Простите меня!- закричал он. - Я пока не могу сюда, у меня осталось очень важное дело на Земле. Помогите, пожалуйста, ОТЧЕ, прошу Вас.
    Конечно, ему мнилось, будто он говорит. Это волны мыслеформ достигли сознания ТВОРЦА.
   Он открыл глаза. На холодном столе с его тела снимали костюм, в халате рядом стоял мужчина с хирургическим скальпелем.
  -Я живой. Я - живой! Я-жив!
 

                *   *   *
   Молодая красивая женщина спала на его плече,  рукой обняв за шею. Он  вгляделся в её лицо.  Его поразило  полное несоответствие внешних данных прежней Саши Итц с этой  женщиной, притихшей на его теплой груди: перед ним была копия великой поэтессы Ахматовой. Портрет её в журнальной публикации--это сочетание черного: волосы, брови, верх платья и ЕЁ лицо, шея, едва приоткрытая грудь  цвета вызревшего персика  и бронзы. Краски художника  невольно настроили на серьёзные размышления  о преодолении сложностей на жизненном пути и творческом поиске поэтессы. И ведь судьба Саши тоже полнится неимоверными испытаниями на поле жизни. В лице поэтессы вызревшая чистота женских помыслов, а в лице Олеси проснувшаяся тайна материнства. Её нежная ладонь покоится на его ладони, она вся погружена в слабый сонный отблеск образа человека, которому полностью отдаёт себя в его руки. Что ей сейчас видится?
                *   *   *

Та осень выдалась на диво тёплой. Олеся жила в его квартире, буквально чуть не вылизывая её, нежно и трепетно любя своего спасителя. Однажды, опуская глаза долу и краснея, сказала:
- Ян, ты только не волнуйся, я жду от тебя ребёнка. Я куплю себе квартиру, этой мой мальчик, я справлюсь.
- Глупышка, Олеся,  конечно, квартиру мы купим, чтобы нам тут никто не надоедал с вопросами. Это и мой ребёнок. Жаль, что такое счастье пришло ко мне столь поздно, я почти старик.
-Это ты глупый, Ян. Это наш общий ребёнок. Мы его вырастим.
На другой день в том же супермаркете Струг вновь встретил своего друга авиатора.
- Ян, - разулыбался он,-  да ты совсем как молодой! Рассказывай!
- Сергей, помнишь экскурсовода Олесю, когда летали в Надым?
- Ещё бы, такая славная и прекрасная женщина. Уж не роман ли у тебя с ней?
- Угадал. Она сама приехала ко мне.
- Слушай, а вот какое дело: мой давний друг вертолётчик в эту субботу летит в одну полевую партию на Диман. Сдаст груз и обратно. Там же река рыбная недалеко. Он прихватит нас, приглашаю тебя и Олесю. Заодно побываем в местах, о которых узнали из чудесной линзы фельдшера, кажется, Салиндера. Любопытно глянуть, что это там за колодец и пещеры. Мы вылетаем в девять утра с аэродрома.

                32.   Зов Вечности

   Винтокрыл успешно приземлился на ровной гравийной площадке той самой лощины в широкой прорези горного ущелья, где довелось бывать Яну прежде, после преодоления с друзьями речных порогов.
- Ну вот, задание мы выполнили, груз геологам доставили, теперь наш экипаж может податься на рыбалку,- возвестил Сергей. – А как вы?- обратился он к «молодожёнам».
- Идите, ребята, порыбачьте. А мы тут побродим, полюбуемся дивным местом.
Когда мужчины, переодетые в спортивные костюмы, каждый с заплечным рюкзаком, в котором рыболовные снасти, бродни и еда, укутанная в фольгу, удалились, Олеся, счастливо улыбаясь, прошептала Яну:
-   Боже мой, я ещё никогда не была в таком неописуемо прекрасном месте. Да ещё с тобой, Ян, рядом. Скажи, ты меня хоть немножко любишь?
- Глупышка, мне, почти старику, стыдно сознаться, что – да, люблю. Ты словно переродилась. Никакого сравнения с той прежней Сашей.
- Ян, - зарделась она, прижавшись горячей щекой к его щеке,- так мне уже под тридцать лет. Только не сердись на меня, ладно?
- За что это?
- Я чувствую, что ношу под сердцем ребёнка. Твоего. Он – моя будущая великая радость. И знаю также, что ты не можешь подать на развод, Софья болеет, сердечница, перенесла даже инфаркт. Она давно не приходит даже попроведать тебя. Ты отчего-то так и не завладел её сердцем. Мне, конечно, тяжело сознавать, что ребёнок будет незаконнорожденным. Впрочем, не счесть девчонок и женщин с такой же вот судьбой, как у меня. Ну, хватит плакаться в твою рубашку. Улыбнёмся. Ты обещал мне показать нечто таинственное.
- Мне горько и неловко сознавать, что глубокое счастье пришло в мою жизнь так поздно. Я обожаю тебя. Идём, Олеся.  Вон там видишь в горе углубление? Это одна занятная пещера. Увидим ли знатное нечто - не знаю, оно посетило некогда меня поздним вечером.
   В пещере пусто, прохладно, пахло свежей травой, озоном. Взяв Олесю за руку, повёл её по узкой тропке к лобастой скале. И в торце перед ними открылись два камня, ни дать ни взять – небольшие кресла. Смеясь, шутя над королевским подарком природы, устроились рядом. Он протянул сорванные на ходу цветы мать-и-мачехи. Она прижалась к ним губами. Над ними порхнул некий лёгкий ветерок. Небольшой бордюрчик из камней, неровными стрелами тянущийся от кресел, упирался в некое травянистое возвышение.
- Я знаю, Олеся,  там должен быть глубокий колодец. В нём должна родиться шаровая молния. Смотри!
   Травянистый холмик приподнялся над землёй, оттуда вынырнул  искрящийся шар. «Слушаю тебя, мой гость, рад, что не забыл меня. Что ты и твоя подруга желаете узнать?»,- прошелестел в голове Яна вопрос. Олеся с изумлением  посмотрела ему в глаза и шепнула:- «Чей-то слышу голосок. А ты?»  « Я тоже. Шар спрашивает, что мы желаем узнать,- ответил он.- Говори первая, ты женщина. Тебе слово. Не волнуйся только. Это добрый Шар. Он, как будто целая библиотека, всё знает».
- Ой, как интересно. Я недавно читала фантастику про страну…Её имя – АРИЯ. Вот бы увидеть её.
- Хорошо, Олеся, подруга Яна. Ты увидишь её. Только не потеряйся. Твой код возврата: назовешь вслух возле той горы, откуда там выйдешь и появишься перед ней на обратной дороге - это твои  день, месяц и год рождения, вслух скажешь :« Это мои цифры от рождества Христова. И ещё молви:- Плюс альфа и омега нашего земного бытия».
- А ты, Ян?
  «Дорогой Шар, я бы хотел посмотреть, как зарождался Египет, правда ли, что некогда марсиане стали нашими праотцами, и сколь была значима для Земли цивилизация атлантов. Только я не смогу путешествовать во Времени, недавно оступился и повредил ногу. Вдруг мне станет хуже, и я забуду свой код возврата.  Можешь ли мне подарить калейдоскоп событий здесь. И я подожду тут Олесю».
- Я согласен, Ян. Пожелаем доброго пути Олесе.
  Тем временем Олеся, будто заколдованная, молча, поднялась с камня и двинулась к колодцу, совершая, как и советовал ей Шар, через каждые девять мелких шажков вращения туловищем то против часовой стрелки, то наоборот. Олеся остановилась в шаге от колодца, помня, что последним было вращение против часовой стрелки. В женской голове пронеслись быстрой молнией слова Шара: «Лучше, конечно, если завершающими станут вращения по часовой стрелке. Но уж тут, как получится». Воздух над ней посерел, туманно-образная, прохладная, плотная и широкая воронкообразная струя обвила её и она исчезла.
- Теперь, Ян, ожидай Олесю ночью, она либо вернётся, либо ты услышишь её сообщение во сне. А улетите вы завтра, ребята-вертолётчики придут поздно, у них запутаются снасти. Разведи костёр в пещере, чтобы они обсушились, и приготовь им еды. С твоим заданием немного проще: я сам покажу тебе картины из тех давних Времён. Сейчас ты погрузишься в мягкий кокон сна.
Шар растворился в воздухе. Веки Яна сами собой схлопнулись и слиплись.  Он  увидел себя на берегу моря.



          33. ЗВЕЗДОЧЁТ  ФАРАОНА


  Флотилия больших судов на вёслах и под парусами  подходила к африканскому берегу.  Бронзовые лица, тела людей. То нашла свою вторую родину первая большая  партия переселенцев, основавшая Египет.               
                ***
   Когда потускнел свет самых пронзительных звёзд, фигура человека растаяла в дверном проёме. Он устал, он всю ночь сторожил дальнее светило, чем-то его невольно манившее к себе, он внезапно уверовал, что именно в эту ночь придёт озарение, вспышка мысли и откроется скрытое в генной памяти некое отражение прошлой жизни. Той, что мимолётно недавно вошла в его сон. Рождённый в Оксиринхе, подброшенный к вратам храма Осириса, крошечное  чадо прютила семья зажиточного торговца из деревни Керкевры Средней топархии. Если бы не защита могущественного здесь Зарха, через некоторое время осевшего с семьёй за воротами города, то не быть бы ему никогда писцом. Все шкеты с их улицы Гимнасии насмехались над Ханэкфом, стремясь исподтишка то дать ему пинка, то горсточку обсосанных косточек финика швырнуть в затылок, чтобы он не узнал, кто допекает его. Как-никак приёмный папаша глистоголова, как прозвала шпана Ханэкфа, так близок курии, что лучше прямо с членами его семьи не связываться. О, как уродлива была его голова. На длинной шее с острым кадыком гнездилось полулысое нечто грушеобразное, с крохотным носом, разрезом узкого рта и удручающе тёмными звероподобными раскосыми глазами. Но насколько сообразителен этот заморыш из двухэтажного особняка проклятого торгаша! Хилое растение, едва переросло пузатый горшок для козьего молока, как обогнало всех сверстников: успешно одолело грамоту, большой счёт, могло свободно изъясняться на идиш, на наречиях эфиопов, не говоря уже о нескольких языках, главенствующих в священной Римской империи. Когда Ханэкф сменил набедренную повязку на короткую тунику, отец поручил ему составлять записи торговых сделок дома. Так мальчишка превратился в верного помощника своего приёмного отца.
   Как и все, он вошёл в мужскую силу. Пятнадцатилетний подросток полутораметрового роста с внешностью не привычной глазу местного люда, у женщин вызывал беспричинное любопытство и жажду познать его. Тем более, передавали подруги сплетни, что инструмент Ханэкфа оказался с секретом: он проникал в женскую пещерку, раздувался там, как бы склеивался с тёплой и влажноватой плотью и вибрировал, приводя любовницу буквально в неистовство. Соитие было полным. Его пупырчатый скромный орган отклеивался с последним «живчиком», проскользнувшим внутрь жаркого озерка. И теперь зачатие было обеспечено, ничто не могло помешать рождению на свет нового существа. Уродцы в Оксиринхе и его окрестностях возникали из года в год. Растить их в семьях отказывались, предпочитая подбрасывать в монастыри и на территории храмовых комплексов. А там тоже не знали, как быть: головастики оказались никому не нужны. Их просто выносили на берег реки, оставляя у водной кромки. Крокодилы поглощали любую живность. Опасаясь мести  простолюдинов, отчим за солидную мзду пристроил Ханэкфа в большой монастырь соседнего нома.
                *   *   *
   Много чего мудрого и мудрёного познал он тут. Особо привлекали юного послушника древние астролябии и таинственные трактаты на древнем языке, которые по воле фараона переводили жрецы и писцы. Ханэкф удивительно скоро освоил труднодоступный мудрёный язык тех, кого звали хетты. На его долю выпала непростая задача участвовать в переписи и классификации всех манускриптов, хранящихся в подземельях монастыря. Всё трудились, не покладая рук. И вот очередной папирус. Распрямив верхнюю его часть и закрепив специальными пластинами на столешнице, писец Ханэкф принялся разбирать первую строку мудрёного клинописного текста.
   Он буквально впился глазами в знаки. Его словарный запас этого невообразимо древнего языка не позволял мгновенно ухватить нить фразы. Ханэкф лишь понял, что речь идёт о Мироздании. Душа юного писца пела, предвкушая сладкие вести. Мысли о невообразимой бесконечности, родившей бесчисленные созвездия, не давала ему покоя с той поры, когда босоногим мальчонком поздним вечером он, после мальчишеских потасовок, перед дверью дома оглядывал мерцающий мириадами ярких игл небосвод. Он переводил текст истово, тщательно, словно это было завещание в его пользу, где важна каждая чёрточка, запятая или точка. Оказалось, сообщение со слов «Великого небохода», как назвал жрец гостя, спустившегося из высокого серебристого облака на волшебной лодке,  представляло собой небольшой, но ёмкий урок о Великой Материи, породившей Мир Звёзд, и, конечно, о родной планете Великого Гостя.
   Выполняя поучение жреца, начальника писцов, Ханэкф составлял на папирусе билингву: под каждой строкой древней  грамоты выписывал перевод на языке родины. Оказывается, в невообразимо великом звёздном средоточии существует немало как могучих цивилизаций, так и едва преодолевших порог начала осмысления своего бытия, а имеются и мыслящие субстанции, способные принимать разные облики тех существ, что живут на планетах, исследуемых ими. «Великий небоход» размышлял о том, сколь переменчива Природа земного бытия, как она зависима от Великого Светила РА, от невообразимо сложных процессов, протекающих в Ближних и Дальних просторах того, что продвинутые далеко вперёд цивилизации называют Мирозданием.
   Но понять глубину проблем не дано народу, именующемуся египтянами, после их исхода под ударами коварных и сильных соседей из островных территорий Тёплого моря. И, обретя новую родину на северной оконечности Жаркого континента этой Планеты «Радость Души», они ещё неимоверное количество счислений эпох, пока не созреет в далёком будущем ум и сознание людей, будут просто народом, чьи жрецы ведали о Боге  Сущем, знали о его гранях ума, воли и силы. Однако по несокрушимому Наитию Великих Богоносцев не могли разглашать Знания Всеохватных Истин. Просветление придёт, когда в одной из пирамид потомков династии фараона, что восславит могучего РА, но не посмеет рядом с ним возвеличить Сына Бога Сущего в образе человека, откроют тайник с фолиантами Знаний. Именно тех Истин, что поведал Великий Богоносец Небоход жрецу храма Писаний во времена примыканий к родоначальствующему царского рода Смутно - Неясной Поры. Эти и прочие времена не сулили появлению Стелы Здравомыслия и Порядка. Бегущие вдаль эпохи сулили Планете неисчислимые пороки и прозябание. Исправить их Планета Великого Небохода не могла, она должна была строить свою цивилизацию по Законам Мыслящего Братства, и Спираль их Созвездия отворачивалась от Системы РА так, что приблизиться в короткий срок к ней не было никакой возможности. Эстафету связи с Планетой «Радость Души» подхватили планетяне Системы Стойкой Стрелы. Только они были менее развиты и образованы, чем люди - Небоходы.
- Не грызи тростинку, зубы съешь,- услышал писец за своей спиной голос жреца. И чей-то довольный смешок.
   Ханэкф оглянулся и обомлел: рядом с начальником всех писцов храма стоял улыбающийся царевич. У карлика подкосились ноги, он встал на колени, не смея поднять глаза на будущего фараона.
- Это самый расторопный и умный из всех моих писцов, - молвил начальствующий жрец, склонив голову перед юным царевичем.- Да будет милостив к этому уродцу, Ваша царственная Всевеликая Особа.- И прикоснувшись вытянутыми пальцами левой руки к макушке паренька, спросил:
- Что сегодня поведали тебе древние письмена? Молви!
- Планета людей-небоходов на многие и многие времена уже не может посещать нас. Изменились условия их жизни. Эстафету помощи нам они передали планетянам Системы Стойкой Стрелы.
- В какой части небесной сферы находится эта звёздная система?- поинтересовался царевич.
  Ханэкф стушевался. Волнение отразилось на его лице. На помощь ему поспешил жрец:
- Ваша Всевечная Царственная Милость, он просто писец, хотя и весьма одарённый. Созвездия изучают в соседнем храме. Позвольте, я приглашу сюда звездочёта?
- Вот ещё! Я буду ждать!? Обучить этого писца премудростям звездочёта! К следующей полной Луне он должен быть во дворце и занимать меня сведениями о сонме звёзд. Повелеваю: ему же к этой поре сделать полный перевод этого списка.
  Царевич, милостиво потрепав мальчишку по плечам, в сопровождении свиты и жреца удалился. Ханэкф сознавал, что он полный невежа в вопросах космогонии. Он даже не мыслил, как осилит задачу, поставленную перед ним  Великим Царственным сыном фараона. Выручил его начальствующий жрец.
- Что приуныл, Ханэкф? Я сделаю так: ты продолжишь перевод текста и составление письма на папирусе. А в перерывах, через каждые три склянки с бегущим песком, столько же времени тебя будет обучать своим премудростям звездочёт нашего храма. И так все дни до новой Луны. Приём пищи утром, в полдень и вечером. После короткого отдыха основные занятия у звездочёта до первой ночной смены караула на башне дворца Его Вечной Жизни Фараона. Всё уяснил, отрок?
- Да ваше могущество, понятно, благодарю, ваша милость не имеет границ.
- Не юли, отрок. Ты впряжешься в колесницу напряжённых недель. Ни тебе, ни твоему звездочёту, ни мне невозможно сплоховать. Я буду экзаменовать тебя каждую седьмицу. Главное – нервы собери в кулак и пусть твой мозг действует, как говорится, на всё веретено нитей. Я прикажу повару, чтобы он чаще кормил тебя рыбой, она хороша для твоей башки, давал вдоволь фиников, ты будешь мыслить, как учёный муж, а не простой писец, хоть и весьма толковый. В полночь я приду в хижину звездочёта и проверю, какими знаниями он потчует тебя. В последующем буду наведываться без предупреждения.
   Ханэкф завершил перевод первой части текста. Для него стало ясно, какими знаниями обладали жрецы, какие волшебные вечные лампы горели в усыпальницах самых могущественных фараонов. Эти знания они получали в стране Ат-ланна-тида, отправляясь туда на внушительных морских кораблях, где без устали изнывали от непосильного труда гребцы. Он прочёл и название гавани той страны, куда доставлялись на стоянку все суда – гости. Их сопровождали странные, словно суповые тарелки, корабли Ат-ланна-тиды, неясно как передвигающиеся по воде и воздуху. Лишь здесь гостям предоставлялось убежище. Впрочем, их было мало. Чудную страну от всего мира отделяла большая вода. В новой строке писец было собрался вывести на папирусе название этой гавани, как в его келью вошёл служка и попросил пройти откушать ужин и готовиться к встрече с звездочётом фараона. Он протянул Ханэкфу небольшой чистый папирус и письменные принадлежности. И жестом  предложил следовать за ним. Хозяин дома ожидал писца в гостиной. Слуга поклонился и исчез за дверью. Ханэкф, как положено, поприветствовал придворного звездочёта. Тот небрежно махнул рукой, дескать, достаточно лести и раздвинул плотную гардину ближайшей комнаты. В ней высились стеллажи с аккуратно свёрнутыми папирусами, клинописными табличками, на стенах висели карты звёздного неба и Земли. Молодой писец обратил внимание на большие заштрихованные участки водной глади по обеим сторонам Афроконтинента. С запада волнистые линии перекрещивались короткими стрелами и виднелась надпись, выведенная белой краской в красной окантовке «Ат-ланна-тида»; на востоке карты, за группой экваториальных островов к южной оконечности очень Большой воды;  таким же манером, но жёлтого цвета читалось: «Ле-мау-рия»; а на верхнем и срединном участке синего волнообразного пространства огромной протяжённости, заштрихованного и окаймлённого зелёным цветом, бежала зелёная строка: «Майяко-чвито-тиу-наки».
 -Здесь я нередко днюю  и ночую,- молвил ученый. – Верховный жрец повелел мне в сжатые сроки обучить тебя премудростям моей науки. И это нормально, я предельно стар, а ты молод и, говорят, умён. Записывай основные положения моих лекций. Я по прошествии каждой семидневницы буду тебя опрашивать. Пред очами всемилостивейшего богоданного фараона ты не посмеешь уронить славу наших знаний.
  Ханэкф слегка закивал головой, давая тем самым понять, что согласен с мнением хозяина.
- О, мой учитель! Всецело в твоей власти.
- Итак, первая беседа о карте звёздного неба и месте в звёздном мире нашего благословенного Ра и планеты Земля, как её зовут. Скажи, ученик, что тебе известно о Солнце и о нас, вскормленных его лучами?
Ответом старик-звездочёт остался доволен. Позвонив в колокольчик, вызвал служку:
- Подай нам, любезный, пластинки ананаса и графинчик воды из источника, да чашки шумерские. Ступай!
Слуга склонился в низком поклоне и удалился. Учёный муж молвил:
- Ты и, правда, начитан и умён. А с чего, Ханэкф,  ты решил, что не Земля центр мира, что она ходит вокруг Ра, что горячее Солнце, как и звёзды в бесконечном Окоёме не висят на одном месте?
- О, почтеннейший учитель. Всё просто: я переписывал древние шумерские тексты. Вот и запомнил.

*   *   * 
   Сон его, то тягучий словно смола, то, падающий, словно с ложечки тонкая струйка мёда--оборвался. Он лежал, свернувшись калачиком на походном матрасике возле костра, где тлели  уголья, а друг Сергей тряс его за плечи, чтобы вернуть в реальность.
- Что, что такое? – забормотал Ян.- Кушайте, я вам приготовил ужин.
- Ты в себе, приятель? Очнись, продери  глаза. А где Олеся? Уже поздно.
  Ян присел, размял ноги, массажируя их.
- Извините, ребята, я вам ничего не сказал, что это место какое-то сакральное, что ли. В общем, тут водится всякая чертовщина. Мне удалось вызвать смотрителя этих мест– блестящий Шар, он общается телепатически. Олеся захотела побывать в мире седой старины, в стране АРИЯ. Её забрал с собой Временной вихрь, проходящий сквозь складывающиеся горизонты Временно-Пространственных измерений. Я не сумел побывать в том параллельном мире, куда хотел, буквально накануне поездки сюда я подвернул ногу. Потому оставшиеся болевые ощущения могли вредно воздействовать на структуру моей памяти: нужно точно знать код возврата в своё время и на это место.
- Ты что, разыгрываешь нас?!- вспыхнул Сергей. – Ты не похож на спятившего. Где Олеся??
- Я уже говорил, она улетела в колодец вместе с вихрем Времени. Шар обещал, что она либо вернётся, либо нечто сообщит мне во сне.
- Показывай этот колодец!
  Ян  вместе с экипажем винтокрыла приблизился к небольшому возвышению на краю поляны.
- Это вот здесь.
  Бортинженер включил мощный фонарь. Группа уцепилась за кустарник, покрывающий бугор. Без успеха.
- Великий Шар, великий Смотритель и Хранитель копии древней библиотеки, заклинаю, помоги нам. Вот мой оберег, галстук-бабочка, подаренный мне тобой.
  Кто-то из ребят покрутил пальцем у своего виска, давая понять, что старый журналист и писатель, видимо, спятил. И тут крышка люка, поросшая дёрном и кустарником, поднялась над землёй. Оттуда выпорхнул газовый шейный платок Олеси, а следом –искрящийся Шар.
- Негоже здесь стоять, шагайте в пещеру,- пронеслось в головах мужчин. – Остынет ваш ужин. После располагайтесь в кружок.
  Они цепочкой зашагали в зияющее отверстие пещеры, не проронив ни слова.  Вверху над входом мерцал блестящий Шар. Поев и помыв посуду, в полном молчании все опустилисъ в круг  костра, обхватив колени руками.  Всё, что им казалось невероятным и непредсказуемым, готовые прежде обвинить Яна в самых тяжких грехах, ушло из их сознания прочь. Мягкий голос вплыл в мозг каждого:
- Эту встречу со мной вы утром забудете, словно ничего и не произошло. Ян сказал правду, здесь портал в иные миры. Олеся должна была, по идее, пройти в сей горизонтально-пространственный мир Земли. Но этого не случилось. Хотя, знаю, лада Олеся умна,  прошли этажи и попала в АРИЮ. Однако нет сигнала тревожного, стало быть, попала в круговорот важных для неё событий, не отягощающих душу. Отдыхайте, Яну и вам будет от неё видение.
Волшебный Шар растаял. Опять в полном молчании люди легли на свои матрасики и сладко уснули.


 
               *   *   *
   К Яну первому пришла лада Олеся во сне. На ней оранжевое с фиолетовыми проблесками платье из дорогой ткани, на шее великолепное колье, на голове корона, унизанная драгоценными украшениями, на пальцах золотые перстни с вкраплениями редких камней. В руках веер. Вся она будто переполнена счастьем.
- Ян, милый, я вижу тебя. Вернее, чувствую твоё состояние. Не беспокойся, у меня здесь всё хорошо. Оказалась я именно в стране АРИЯ. Из предгорной пещеры я по тропинке вышла на проезжую дорогу. Видны были крыши домов. И меня нагнал конный отряд во главе с рыцарем, местным вождём. Поравнявшись со мной, он остановил коня, спрыгнул на землю и раскланялся,  приняв меня, наверное, за знатную паломницу. Он потом рассказал, как удивился моей одежде. А на мне одета в наш поход на Диманский кряж женская тельняшка, поверх спортивный костюм и на голове шляпка. Удивили его и мои шнурованные кожаные сапожки. Рыцарь подумал, что эта лада пришла издалека. Он велел гонцу скакать в его замок, отвезти гостью в их поселение в карете. В своём замке он позвал своих фавориток, приказав выделить мне из их гардероба новое платье, надлежащее знатной ладе –даме. В тот вечер вождь собирался устроить званый вечер по случаю своей победы над кочевниками. Покинув со мной пир, увел меня в одну из своих гостиных.
  Она замолчала, сконфуженно взглянула Яну в глаза. И продолжила свой сказ:
- Я представилась ему ещё на дороге, как дама придворного живописца из приморского города и назвала свою фамилию—Тах. Почему она мне пришла в голову – не знаю даже. В откровенном разговоре с хозяином я созналась, что развелась с мужем по нашим законам, так как он мне изменял. И я была удивлена, как он открыто радовался, когда сообщила ему, что беременна. И хочу сама воспитывать своего ребенка. Вот и пошла за советом в их страну к знатному волхву. Оказалось, в одном из сражений его серьёзно ранили копьём в мошонку и он не может иметь детей. Он поклялся, что влюблён в меня с первого взгляда и предложил свою руку. Завтра, то есть уже сегодня, состоится помолвка, а в воскресенье и наша свадьба. Ян – это не измена с моей стороны. У меня могучий покровитель, он признает нашего ребёнка продолжателем его рода. Прости, что я оставляю тебя в твоей надвигающейся старости одиноким. Жена твоя почему-то так тебя и не полюбила, а детям ты безразличен, у каждого свои семьи и свои дети. Верю, ты создашь со временем значимые произведения, быть может, тебя вновь полюбит некая молодая лада, им, как и мне, льстит внимание талантов. Не знаю, в какой из наших жизней мы с тобой встретимся вновь. Не зови меня и прощай, дорогой.
Ян проснулся, набросал в блокнот наспех возникшее стихотворение:


Мне не нравятся такие ночи.
И у Господа прошу я одного,
Чтобы Герман убирался восвояси,
Не закрыв плащом Судьбу моих любимых,
Чтоб не  тронул он  из них ни одного.
Неуклюжий стих? Да полно,
Много в жизни шло всё невпопад.
Лишь бы пламя свечки не угасло,
Да не лез бы в  форточку души ненужный мрак.

Веки сомкнулись, сон взял верх над телом. А в голове меж тем рождались строки.

               34.  Сказание о фараоне.

   Когда фараон Птах очнулся от многовекового сна, то увидел себя на берегу Стикс. Рядом на песчаной отмели виднелась знаменитая лодка, но без Великого Кормчего и его гребцов. Задержался где-то Хронос с помощниками. Никак перерыв. Немедля фараон овладел судном и мощными гребками вёсел направился к солнечному лучу, пробившемуся в Подземный Мир. Невидимые охранники дремали. Не открыл веки даже самый чуткий из них. До него донеслась очень слабенькая волновая гамма, какой обладали только обычные ничем неприметные смертные. Птах же не ведал, что в своей фамилии он внезапно лишился самой перовой и значимой буквы – П. Теперь он был просто Тах. Потому и смог вырваться на дневную поверхность, где некий голос сообщил, что отныне он просто Тах, и что он должен быть благодарен молодой красивой женщине Олесе  Тах: ему ведь ещё предстояло немало лет околачиваться в одном из измерений--ответвлений потустороннего мира. Это она, изучая поведение временных потоков, соприкоснулась с его царствованием и, пошутив о схожести их фамилий, в своем дневнике случайно допустила описку в его фамилии. Так он в мгновение ока обрёл фамилию Тах и сию секунду оказался на берегу Стикс.***
  Как отблагодарить незнакомку? Кто она, откуда родом? Его мозг начал принимать необычную информацию. Оказалось, она живёт в большой северной стране, о которой он прежде ничего не знал. История её отечества проплыла мысленным взором. Он похолодел от мыслей, сколь трудна и неуютна была жизнь её соотечественников. А  мысль уводила его в другие эпохи. Кроме князя Владимира Мономаха он не увидел ни одного Государя, кто бы печалился о судьбе своих подданных, стремился бы значительно облегчить их судьбу. Вдруг его мозг принял стихотворение некоего поэта Зиновьева:
Меня печалит вид твой грустный.
Какой бедою ты тесним?
А человек сказал: Я русский,
И Бог заплакал вместе с ним.

  И Тах, бывший фараон Птах, чуть было не прослезился. Однако сдержался, он ведь мужчина. Но теперь чётко билась мысль: «Ему непременно надо как-то помочь этой стране, и как-то отблагодарить ту замечательную молодую ладу Олесю Тах. Однако как устранить величайшие несправедливости, царящие там?» Он  будто бы пристроился на теплый камень, вбирая в себя волшебство солнечного тепла, сознавая, что он не зря вернулся в этот прекрасный мир. Ведь у него уже зрелый ум, крепкое тело. И он решил стать гражданином этой северной страны. А там будь, что будет…А что, если он всё же снова увидит Олесю.
            *   *   *
   Ян теперь мирно спал, не зная, что Олеся вошла в сон каждому из экипажа винтокрыла. И поведала, что она останется в стране АРИИ, пусть не ждут её и возвращаются в город обратно.
   На диво солнечное утро подняло мужчин на ноги. Они уже  ничего не помнили из того, что  с ними случилось в этом ущелье и цветущей лощине. Лишь дома, разбирая вещи, Ян наткнулся на галстук-бабочку, непонятно как оказавшуюся в его рюкзаке. И поплыли перед глазами строки его стиха:               

ПОСОХ СУДЬБЫ



Взгляд Луны серебряный струится,
Плещется в излучине река.
Милая, опять мне это снится
И твоя душистая рука.
Мы ушли от завыванья бури.
Перевал проклятый перешли.
Где- то там, у кедра, брови хмуря,
Уплывает тучка, душу бередя.

Друг мой, друг бесценный, легкокрылый.
Ты паришь сегодня в вышине.
Только каблучки твои неслышно
Грустно дробь отбили при Луне.
Ураган сорвал с вершины глыбу.
Камнепад обрушился на нас.
Посох мой бамбуковый стокрылый
Отделил тропу от небытья.

Кто поет, что счастье в звоне денег,
В россыпях брильянтов, в жемчугах…
Если твое сердце огрубело,
Черным мхом покроется душа.
Не гляди на горизонт с прохладцей,
Время сдвинет айсберги надежд.
И мечту «Титаником» несчастным
Скроет вод судьбы свинец.

Отцветут рассветы. А закаты в волосы вплетут
Холодный свет снегов.
Друг мой, если любишь безоглядно,
Счастье у дороги не проси.

 

         Владимир Коркин

   Литпсевдоним   Владимир Коркин (Миронюк)

          08.09.2016г. -  03.03.2017г.; завершающая правка  17.04.2017 г.


 





               

               





 

            




               














               








       
 
         

   




 
   







   
   

    

 
               


                ***********