Варфоломея знают в городе все. Он старенький, с палочкой, дедушка, любящий прогуливаться теплым весенним, летним, реже осенним, вечером, в городском парке, где много народа, там, где под сенью дерев на лавочках ютятся влюбленные пары.
Он тихонечко прогуливается, нюхая приятный вечерний воздух, и, в конце концов, устало присаживается на одну из лавочек, и всегда на одну из тех, где сидит какя-нибудь парочка. Садится тихо, аккуратно, почти бесшумно, словно тень от ветки упала. И сидит, почти не шевелится. Парочка притихнет по-началу. Потом видит, что там просто уставший старый человек, почти не дышит, мумия, чего стесняться, и вперед — опять хватать друг друга за разные интимные места и целоваться.
Меж тем голова Варфоломея начинала медленное, едва уловимое, движение в понятном направлении и вскоре имела много шансов отвалиться — уж так лихо он выворачивал ее. Потом он начинал сопеть, кряхтеть, сморкаться куда-то в сторону, и из кармана пиджака чекушку доставал, а из другого, завернутый в газету, кусок ржаного хлеба, котлету и соленый огурец. Аккуратно на коленях все раскладывал и так вот проводил досуг…
Парочке, естественно, вскоре все это надоедало и она покидала сцену. И тогда Варфоломей недовольно кряхтя, собирал свою нехитрую трапезу обратно по карманам, и дальше шел — быть свидетелем цветения цветов, пения птиц и чужой любви