Нейдгарт

Николай Бенедиктов
К истории Алексея Борисовича Нейдгарта я шел довольно долго и извилистыми путями. Мой дед – Андрей Николаевич Бенедиктов родился в 1885 году в селе Воронино Большемурашкинского уезда Нижегородской губернии в семье священника, в 1906 окончил Нижегородскую духовную семинарию и был оставлен работать в ней же надзирателем и преподавателем. В 1912 году он становится священником в селе Сунеево Пьянско-Перевозского уезда. По его проекту была выстроена церковь, сегодня недействующая и все же неплохо сохранившаяся. В этом селе родились все его шестеро сыновей. Для меня все приведенные названия носили характер своего рода начала семьи. В конце двадцатых дед был арестован по ложному обвинению, оправдан, но был вынужден переехать в Сергач. Там был арестован вновь по ложному обвинению, оправдан, и переехал в Нижний Новгород, где был последним священником церкви Покрова Пресвятой Богородицы на Большой Покровке. В 1936 году церковь была закрыта и разрушена, дед до августа 1937 года был священником церкви на Новом кладбище (сегодня известном как Бугровское), был арестован и расстрелян за участие в антисоветском заговоре.
Конечно, заговора никакого не было, репрессии объяснялись подготовкой к войне и были попыткой ликвидировать пятую колонну, т. е. возможных противников режима. В 50-х годах дед был реабилитирован, а в 2000 году поместным собором Русской православной церкви причислен к лику святых. Я поработал в архивах и написал его историю, а также о некоторых эпизодах истории православной церкви нашей области, о репрессиях, о судьбах людей, с этим сюжетом связанных.
Судьба подбросила дополнительный сюжет, о котором и пишу в этом рассказе. Под новый 2013 год я был приглашен на освящение церкви Введения во храм Пресвятой Богородицы на Большой Покровке. Там-то и зашел разговор о восстановлении церкви в селе Сунеево. Занялся историей этой церкви, и тут же для меня всплыла фигура А.Б. Нейдгарта, человека, который сыграл большую роль в судьбе отца Андрея (Бенедиктова). Для меня самого сегодня непонятно, почему я не задумался над вопросом, каким образом дед из семинарии в Нижнем Новгороде попадает в село Сунеево.
В начале века действовало еще так называемое апостольское правило, по которому получить сан священника можно было лишь в определенных годах и условиях. Претендент должен быть женат и по возрасту быть близок возрасту Христа. Ведь совсем молодой неженатый человек не может быть батюшкой, т.е. своего рода отцом приходской семьи. К 1912 году дед отвечал этим требованиям, он только что женился и возраст уже был вполне достаточен. В епархию и в семинарию обратился с просьбой дать ему священника для будущего храма в его имении бывший предводитель губернского дворянства весьма высокопоставленный Алексей Борисович Нейдгарт. Ему и был порекомендован как лучший претендент, а затем и назначен священником мой дед отец Андрей (Бенедиктов). По семейным рассказам именно он нарисовал проект церкви. Нейдгарт дал деньги, и церковь Казанской Божьей матери была быстро построена и с тех пор стоит в селе Сунеево.
В 1918 году Нейдгарт был расстрелян как контрреволюционер. В 1991 году Алексей Борисович Нейдгарт был реабилитирован Российской прокуратурой, в 2000 году реабилитированный Нейдгарт был причислен к сонму святых Поместным собором Русской православной церкви. Два святых, стоящих у основания сельской церкви, как мне кажется, достаточно редкое явление, и поскольку село живое, то вполне возможно ожидать восстановления храма Казанской Божьей матери в селе Сунеево Перевозского района Нижегородской области!
 Однако кто такой Алексей Борисович Нейдгарт? Предок Нейдгартов приехал в Россию из Австрии в конце XVII века и поступил на воинскую службу. Сначала лютеране, Нейдгарты в начале ХIХ века становятся православными, конечно, обрусели, сохранив некоторые немецкие черты. По отцу, Алексей Борисович приходился внуком генералу от инфантерии, участнику целого ряда войн (с Наполеоном, шведами, турками) Александру Ивановичу фон Нейдгарту (1784–1845), являвшегося московским генерал-губернатором и генерал-адъютантом императора Николая I. Во время подавления польского восстания 1830–1831 годов он особо отличился при взятии Варшавы, за что удостоился одной из высочайших военных наград империи – ордена св. Георгия IV степени. Под конец своей жизни он служил в качестве главноуправляющего Закавказским краем и командира Отдельного Кавказского корпуса. По свидетельству военного министра Дмитрия Алексеевича Милютина, Александр Иванович был одним из «самых дельных и способных офицеров Генерального штаба» и «считался генералом ученым и опытным».
Отец Алексея Борисовича, Борис Александрович (1819–1900), был действительным тайным советником, обер-гофмейстером Высочайшего двора, т.е. принадлежал к самым высоким чинам империи и был близок к императору. Его мать, Мария Александровна (1831–1904) Талызина – прямая внучка Н.П. Зубова и Натальи Александровны, урожденной Суворовой, т.е. по матери Нейдгарты ХХ века являлись прямыми потомками А.В. Суворова.
Старший брат Дмитрий Борисович (1862–1942) был сенатором, гофмейстером высочайшего двора, членом Государственного совета, градоначальником Одессы, весьма жестко душившим революционные выступления в Одессе в 1905 году, личный друг с юности Николая II.
Сестра Ольга Борисовна (1865–1944) – супруга председателя Совета министров П.А. Столыпина. Другая сестра Анна Борисовна (1868–1939) – супруга министра иностранных дел С.Д. Сазонова. Супругой Алексея Борисовича была урожденная княжна Трубецкая Любовь Николаевна (1868–1928). Детей у них было четверо: дочь Елизавета 1888 года рождения, дочь Мария 1890 года рождения, была замужем за князем Н.П. Ухтомским и у них в 1910 родился сын Алексей, дочь Наталья 1893 года рождения была с 1914 года фрейлиной, и сын Борис (1891–1920). Сын, офицер военного времени, штаб-ротмистр Текинского полка, участник Первой мировой войны, умер в тюрьме от сыпного тифа в 1920. В заключение он попал как заложник (бывший офицер и помещик) и должен был сидеть до конца гражданской войны. Жена и дочь Елизавета в 1927 году были приговорены к ссылке за антисоветскую пропаганду на три года с запретом жить в шести крупных городах, срок ссылки в 1928 году сокращен на четверть. Елизавета Алексеевна до ссылки преподавала иностранные языки и музыку в Арзамасе. Мария Алексеевна Ухтомская и ее сын жили в Арзамасе. Все другие упомянутые Нейдгарты умерли в эмиграции.
Сам Алексей Борисович окончил Пажеский корпус по первому разряду, с 1883 – прапорщик лейб-гвардии Преображенского полка, с 1884 – подпоручик, в 1887 вышел в запас, в 1894 – уволен с воинской службы в чине гвардии поручика. Дальше он в основном жил в своем имении в Нижегородской губернии. С 1890 года был земским начальником, с 1897 года был нижегородским губернским предводителем дворянства, был и почетным мировым судьей Княгининского уезда.
С 1901 года был почетным опекуном Опекунского Совета учреждений императрицы Марии Федоровны по Санкт-Петербургскому присутствию. Известен был и тем, что щедро жертвовал на нужды и постройку православных церквей Нижегородской губернии, за что неоднократно удостаивался благословения иерархов православной церкви и Священного синода как «ревностный созидатель Божьих храмов». С 1906 А.Б. Нейдгарт состоял ктитором Екатерининского храма при приюте для бедных дворян. Был одним из организаторов сбора средств и строительства в Нижнем Новгороде Народного дома, был попечителем ряда приютов и учебных заведений.
С 30 июля 1905 года по 5 января 1906 года был екатеринославским губернатором. Уволен в отставку по болезни в чине действительного статского советника (т.е. своего рода гражданского генерала). С 1906 до 1915 года был членом Государственного совета от Нижегородского губернского земского собрания, а затем был членом Госсовета по назначению. В Госсовете входил в группу центра, а затем в 1911 году организовал и возглавил группу правого центра, которая стала главной опорой правительства Столыпина в верхней палате. В 1906 был одним из организаторов Всероссийского национального клуба, входил в состав его старшин.
Алексей Борисович неоднократно выдвигался на министерские должности. Так, в августе 1915 года председатель Совета министров, известный правый политический деятель Иван Логгинович Горемыкин предлагал кандидатуру Алексея Нейдгарта на должность министра внутренних дел, а в конце 1916 года сменивший Горемыкина на посту премьера октябрист Александр Дмитриевич Протопопов выступил с инициативой поставить Нейдгарта во главе кабинета. Но в обоих случаях император сделал иной выбор.
В мае 1917 года А.Б. Нейдгарт выведен за штат вместе с другими членами Государственного совета, а в октябре 1917 уволен от службы. За труды в Строительном комитете по сооружению в Санкт-Петербурге Феодоровского собора в память 300-летия царствования Дома Романовых он получил Высочайшую благодарность от императора Николая II и 4 марта 1914 года был назначен ктитором храма-памятника.
В годы Первой мировой войны А.Б. Нейдгарт был привлечен к работе Верховного Совета по призрению семей лиц, призванных на войну, а также семей раненых и павших воинов, в котором председательствовала императрица Александра Федоровна. Кроме того, с 16 сентября 1914 года он стал председателем Комитета великой княжны Татьяны Николаевны для оказания временной помощи пострадавшим от военных бедствий.
Множество сухих цифр здесь приводятся потому, что в существующих публикациях налицо масса путаницы. Разбирать путаницу в нашей заметке не хочется, чтобы не мучить читателей. Однако еще и еще раз хочется заметить, что к подобным сочинениям нужно подходить с определенной и здоровой долей архивного занудства. Так что пусть простят меня читатели за излишнюю академичность. На мой взгляд, здесь она уместна вполне.
Говорить о последнем и самом важном факте жизни А.Б. Нейдгарта будем чуть позже, а сначала несколько штрихов его будней. А.Б. Нейдгарту принадлежало имение при с. Ичалках, Троицкое тож, водяная мельница на реке Пелть, такая же на озере Иняве при селе Пилекшево, базарная площадь с постройками в Большой Якшени, а также помещения для бакалейной и калачной лавок и сукновальный завод в Пилекшеве.
В его крепком хозяйстве применяли элитные семена и минеральные удобрения, растили породистый скот, держали пасеки, производили сыр. В своем имении Отрада (после революции называлось Новый мир)построил себе красивый дом, в котором вчера и сегодня располагается правление колхоза «Новый мир» (сейчас СПК). Говорят, Столыпин и Нейдгарты поспособствовали тому, что железнодорожный путь на Казань из Нижнего прошел через Арзамас и Перевоз. Имение Столыпина Анненково располагалось в 10 верстах от Отрады. В имении собирались, как легко предположить, весьма значительные люди того времени. Неподалёку располагалось имение старшего брата Дмитрия – при деревнях Новой, Козловке и селе Пилекшеве. Напомним, что Столыпин стал премьером в значительной степени благодаря мощной поддержке клана Нейдгартов.
Хозяином А.Б. Нейдгарт был весьма успешным, по-немецки точным и пунктуальным. Точность проявлялась и в том, что на вокзале он появлялся за две минуты до отхода поезда. Не лишен был юмора: однажды на уговоры не садиться в конкретный вагон потому, что там едет в полном составе коллегия судей, он сказал, что суд опасен тогда, когда он идет, а не когда он едет, поэтому поедет с судьями. В имении вводил всяческие новинки из мировой сельхозпрактики, посылал своих работников учиться новшествам. Платил работникам хорошо: так, косарям давал на день и еду, и рубль в день, что было весьма серьезной цифрой, поскольку в то время за три-пять рублей можно было купить корову. Библиотекой имения разрешалось пользоваться всем желающим, а желающим учиться А.Б. Нейдгарт с супругой всячески старались помогать.
По идеологии А.Б.Нейдгарт был четко выраженным патриотом, традиционалистом, православным монархистом и своих позиций не менял. В революцию эмигрировать он отказался, продолжал жить в своем имении. В 1917-18 годах происходила не только отмена монархии, но и бушевали две весьма различные по направленности революции.
Происходила смена синодального режима существования православной церкви, и это тоже вызывало большие сложности. В 1917-1918 годах проходил поместный собор Русской православной церкви, избравший патриарха и изменивший систему управления церковью. В это время появлялись робкие ростки религиозного возрождения, но в целом православная вера лежала в руинах. В православной армии после объявления Временным правительством свободы совести к причастию (а это главный признак верующего) стали ходить 10%, причем те же цифры известны по русским военнопленным в Европе. Иными словами, реально верующих оказалось одна двадцатая часть (ведь половина могла ходить к причастию по привычке или на всякий случай).
И правящие круги церкви не всегда могли быстро сориентироваться. Так, руководствуясь принципом «всякая власть от бога», церковь молилась за царя, а после отречения императора за богоданное Временное правительство. А вот подобная молитва за советскую власть стала правилом лишь после известной декларации Сергия в 1927 году. Зарубежная православная церковь не только не молилась за советскую власть, но благословляла Гитлера. И этот настрой ощущался атеистической властью. А в обстановке начинавшейся гражданской войны новая власть реагировала предельно жестко.
2 августа 1918 года викарий Нижегородской епархии епископ Лаврентий и протоиерей Алексей Порфирьев собрали около 200 мирян и духовенства и на этом собрании приняли обращение к верующим с призывом сохранить и сберечь церковь и духовенство. В воззвании говорилось о том, что революционным захватом капиталов Синода духовенство лишено казенного жалованья, а заштатные и сиротствующее духовенство лишено пенсий. Во многих случаях понижена или отменена оплата за требы и даже отняты земельные угодья и усадебные земли с домами. Особенно тяжело сельскому духовенству, лишенному сельских земельных наделов, ибо именно земля дает ему главные средства к существованию. «Церковь, – говорилось в воззвании, – взывает к вам о помощи: ей нужны школы для подготовки пастырей – дайте средства, у нее много бедных, престарелых – дайте ей возможность широко развить благотворительность... Все, все откликнитесь на зов церкви. «Ночь убо прейде, а день приближися». Посему «облечемся во вся оружия Божия», чтобы смело, безбоязненно выдти на дело строительства церкви Нижегородской».
 Как видим, призыва к восстанию не было, был призыв о помощи церкви. Однако в обстановке чехословацкого восстания, белогвардейских мятежей в Ярославле и Балахне, призыв облечься в оружия был сочтен едва скрытой подготовкой к восстанию. В публикациях нижегородских журналистов (С. Смирнов и А. Иванов) говорилось, что подписал это воззвание и А.Б. Нейгардт. В архивных данных этого нет. Призыв к защите церкви был подписан епископом Лаврентием, протоиереем Алексеем Порфирьевым и преподавателем духовного училища Николаем Юмоновым. Однако легенда существует. Ее истоки мне неясны. А.Б. Нейдгарт был арестован в Арзамасе много позже епископа Лаврентия и расстрелян много позже. В запросе патриарха Тихона в ЧК о расстреле епископа Лаврентия и в ответе-листовке чекистов А.Б. Нейдгарт не упоминается. А ведь он был бы выгоден для объяснения ареста и расстрела. С ним все казалось понятней, нежели с епископом Лаврентием: бывший руководитель губернского дворянства, помещик, ближайший родственник Столыпина и брат реакционера и одесского градоначальника Дмитрия Нейгардта, монархист и человек консервативно-православных взглядов – конечно, враг новой власти.
Расстрелян он много позже епископа Лаврентия – в ноябре. Что стоит за этим? Можно предположить, что А.Б. Нейдгарт был в период красного террора взят и расстрелян как заложник. Но в таком случае за какие заслуги он был канонизирован? Ведь в списке решения о канонизации новомучеников Поместным собором Русской церкви 2000 года он есть. Каждому понятно, что не все жертвы и мученики гражданской войны могли быть канонизированы, а только лишь те, которые имели особые заслуги перед церковью и чья жизнь и смерть с этим связаны. Туман! Дело А.Б. Недгарта в областном архиве отсутствует, возможно, хранится где-нибудь в Москве. Бог весть. Однако для нас, живущих, стоит задача прояснить туман во всей этой истории, вспомнить человека, погибшего  и не отрекшегося ни от царя, ни от отечества, вспомнить Алексея Борисовича Нейдгарта!