Ранняя весна была прекрасна в своем очаровании. Листья на деревьях только-только начали распускаться и аромат стоял необыкновенный. Большой город вокруг жил своей жизнью, а я не спеша прогуливался по аллее вдоль новенькой высотки. Солнце в самом его зените приятно припекало спину.
В ушах привычно звучали любимые аккорды саксофона, новый плеер воспроизводил звук качественно, без помех. Я наслаждался этой мелодией, возможно еще сильнее потому, что всегда мечтал научиться на нем играть. Раз в месяц я старался выбираться в консерваторию, чтобы послушать настоящую музыку, такую манящую и вдохновляющую.
Мимо меня пробежала девчушка с собачкой на поводке. Она нечаянно толкнула меня плечом, быстро извинилась, и побежала, увлекаемая вперед торопливым питомцем. Я улыбнулся своим мыслям: озорные косички и веснушки - все что успел заметить в этой хрупкой фигурке.
Вдруг я осознал, что звука в наушниках нет. Так бывает, когда задумаешься и не замечаешь тишины."Странно" - подумал я и вынул из кармана плеер. устройство показывало, что трек продолжал проигрываться, но звука не было. Я остановился посреди аллеи и вынул наушник из уха.
Мне показалось что все вокруг замерло на долгие минуты. Но это было не так. Город продолжал жить своей жизнью, дышал, шумел... Вот только я ничего этого не слышал. В ушах был абсолютная тишина, такая, которую ни с чем невозможно сравнить. Люди вокруг улыбались, смеялись и говорили, а мне казалось что все это дурной сон и вот-вот все вернется. Я прокрутил в голове тысячу мыслей за секунду, начиная от того, как мне жить дальше и заканчивая тоской по мечте научиться играть на саксофоне.
Я присел на ближайшую скамейку: силы словно оставили меня и я всерьез испугался. Второй раз за сорок лет я по-настоящему ощутил страх. Не тот страх, когда на тебя несется огромный пес, не тот, что испытываешь на экзамене или в кресле стоматолога, и даже не тот, когда тебя ругает начальник и грозит увольнением. Это был другой страх, и я его точно знал.
Я закрыл глаза и провалился в бесконечную пустоту, без звуков и ощущений.
- Мам! а куда мы идем?
Мне пять лет и сегодня мама разрешила одеть мой любимый костюм и взять с собой любимую игрушку. Она не разрешала ходить по улице в белом костюмчике и белого плюшевого мишку выносить из дома тоже, потому я очень удивился и обрадовался ее внезапной щедрости. Пока мама расчесывала свои красивые каштановые кудри и красила губы помадой, я крутился вокруг нее как котенок. Ее косметика была под строжайшим запретом, и когда я один разок попробовал намазать себе губы помадой, повторяя за мамой, мне здорово досталось. С тех пор я боялся подходить к этой полке с ее сокровищами.
Мама у меня красивая. У нее стройная фигура и большие карие глаза. Она добрая, хоть и ругается иногда, и я ее очень люблю. Сегодня на ней нарядное платье, белое, с кружевным воротничком, в нем она совсем принцесса. Я горжусь, что она моя мама.
На улице весна и деревья только начали распускаться. От густого аромата тополиных клейких почек кружит голову. Я улыбаюсь и хочу побежать, но мама крепко держит меня за руку, словно боится что я куда-нибудь убегу. Но куда я от нее? Папы у меня нет - так мама сказала мне, когда я однажды спросил. У Витьки есть, у Сережи тоже, а у меня никогда не было. "И не будет" - добавила она тогда. Я плакал, говорил что хочу быть Витькой, его папа на лыжах учит кататься. Или Сережей, его отец на рыбалку с собой берет. .А она сказала, что не всё в этой жизни от нее зависит.
Я удивлялся и не понимал :почему не всё? Она же многое может: и кушать приготовить, и газету почитать и в доме чистоту навести. А вот папу мне найти не может, а другие смогли. Я расстроился, и разозлился на себя, подумал что это из-за меня, но маме ничего такого не сказал.
Мы пришли к большому зданию. Это был не тот детский сад, куда мама отводила меня каждое утро, к Витьке и Сереже. И к воспитательнице Елизавете Михайловне. Эта постройка был намного больше, и окна в ней были тусклые и невеселые. а калитка скрипела жалобно, будто плакала и просила :" Не трогайте меня"
Мы зашли в калитку и подошли к старой двери, видавшей много слоев старой краски. кое где она торчала струпьями, вызывая отвращение. Почему-то меня охватило тревожное чувство, словно что-то должно случиться. Страшное, непоправимое и неизбежное.
Мы зашли в темный коридор и в нос сразу бросился запах жареного лука. Я ненавидел этот запах, и меня чуть не стошнило, но я сдержался. Ведь мама всегда учила меня быть сильным, и я старался как мог.
Она о чем-то говорила с тетей в очках, которая подошла с ней и с улыбкой протянула руку для пожатия. Несколько быстрых фраз и тетя присела на корточки прямо передо мной. Она, кажется, спрашивала как меня зовут и сколько мне лет. Я отвечал неохотно и чувствовал некоторое беспокойство. А когда мама выпустила мою руку, я, кажется все понял, и меня охватил ужас. Я стоял боясь пошевелиться, словно мог рассыпаться на тысячу осколков. Тетя уступила место возле меня маме и она, также присев на корточки, по-взрослому посмотрела в мои глаза и сказала:
- Малыш, так нужно. Ты у меня молодец, и надеюсь когда-нибудь все же сможешь меня простить.
Это был последний раз когда я видел маму. Она (наверное крепко) обняла меня, но я ничего не чувствовал, будто парализованный я стоял и не в силах был ничего сделать. Мама ушла, а я даже не понял плакала она или нет. Когда шаги ее за дверью утихли, я все понял и горько расплакался, чего не смог позволить себе при маме, ведь она воспитывала во мне мужчину. Она так никогда и не узнает, что я проплакал весь вечер и ночь. И старался больше не вспоминать о ней.
Я открыл глаза. Небо было по-прежнему весенне-синим, а солнце теплым и ярким. Город совсем не изменился, под ногами гуляли стайкой голуби.
Рядом со мной на скамейке сидела бледная девчушка, с рыжими косичками и в веснушках. Одной рукой она держала меня за запястье, а другой поводок с собачкой. Собака заливисто тявкала и пыталась бежать, но хозяйка крепко держала ремешок поводка.
- Ой! Вы в порядке? Вам кажется стало нехорошо! - затараторила девочка, увидев что я пошевелился - Я тут с вами сидела, пыталась вас в чувство привести. Слава Богу вы очнулись!
- У меня все прекрасно, - насколько мог громко прокричал я, и девочка рассмеялась похоже на звон золотого колокольчика.