Глава 6
ЛИНА.
(наш мир начало 2000-х)
На часах было десять вечера. Телевизор тихо и монотонно бормотал очередной бред о пьяных полицейских и разгуле преступности, всё это уже никто не слушал. Уставшая мама сидела в кресле перед столиком и дремала. На коленях лежала непроверенная тетрадь - мама работала в школе учителем начальных классов.
Лина на цыпочках вошла в зал.
Розовый торшер мягко освещал комнату, делая ее загадочной и незнакомой. Теперь даже не заметно, что ковер старый и лежит протертой стороной к окну, телевизор, который отдали соседи, давно потерял актуальность - сейчас в моде плоские "плазмы". И «стенка» старая, купленная еще во времена перестройки, а теперь морально устаревшая. Раньше, это было пределом мечтаний и поводом зависти у соседок, а теперь просто хлам. Единственным заметным и необычным предметом в зале являлись настенные часы. Большие, с маятником и «боем», в деревянном корпусе.
Лина заботливо укрыла маму пледом, аккуратно вынула тетрадь из сонных маминых пальцев и положила на стол рядом с остальными. Скептичеси взглянула на оставшуюся тетрадь — математика. Проверив примеры, благо они были легкие, поставила законную четверку и, положив в стопку, выключила телевизор. Сразу стало оглушительно тихо. Только на стене тихонько тикали часы. Их еще папа покупал. Он любил старинные вещи, говорил - они как живые.
Папа умер, когда Лине исполнилось шесть. Тогда в лихие девяностые, все зарабатывали, как могли, и папа, собрав с друзьями денег, открыл небольшую пекарню. Некоторое время он благополучно снабжал хлебом половину района.
Мама позволяла себе не работать. Все свое свободное время она посвящала дочери. Театры, выставки, танцы и даже кружок итальянского и английского языков - Лина успевала всё. Помимо всего, она всегда что-то рисовала. Наверное, именно поэтому и выбрала художественный факультет.
А потом все изменилось. Однажды пришли какие-то люди в черных кожаных куртках и позвали маму поговорить. Когда ушли, Лина тихонечко прокралась на кухню. Мама сидела за столом и смотрела, казалось, в одну, только ей видимую точку за окном. Она молча обняла дочку и неслышно заплакала.
Только теперь, много лет спустя Лина понимала, что именно тогда, за тот час с небольшим, мама как будто бы постарела на несколько лет. Глаза её больше никогда не светились тем задором и радостью, что прежде. Она как-то сразу поблекла и осунулась. Нет, она не стала жёстче или строже, просто как будто бы тот внутренний свет и огонь, что давал ей папа исчез, потух и больше не возвращался.
Как оказалось позже, «люди в черном» - это какие-то папины знакомые. Они вместе работали. Папа разбился на машине, отказали тормоза. Но вездесущие соседки, как всегда придумывали свои версии. Одни говорили, что его «заказали», другие - что разбился по пьянке, третьи - что это кара за грехи, а именно за сытую, счастливую жизнь.
Но, во-первых, папа не пил, во-вторых, ни у кого ничего не украл.
Кроме того, на похоронах и одни, и вторые, и третьи гурьбою шли за гробом и старательно изображали сочувствие.
Как же, теперь все в равных условиях: и «разведенка» Наташка, одна воспитывающая сына, и Марина из второго подъезда с мужем алкоголиком и двумя вечно сопливыми детьми, и бездетная Тамарка с матерью-инвалидом.
И, в общем-то, не важно, что и одной, и второй, и третьей мама всегда помогала чем могла. То одежду для детей Марины, то Тамаркиной маме лекарства заграничные доставала. Мужу Марины, когда тот выходил из запоев, папа еще и работу подкидывал, где разгрузить, где погрузить, все копейка в семью.
Но, как говорится, «благими намерениями прокладывается дорожка в ад». Люди начинают привыкать, что им всегда помогают, и наконец, воспринимают это как данность. А когда помощь заканчивается, то бывший благодетель становится чуть ли не первым врагом. Так и случилось: кончились мамины деньги, кончилась и дружба. Хотя дружбой это и назвать было нельзя. Так, легкий паразитизм.
После папиной смерти все изменилось и не только в семье. Деньги обесценивались с каждым днем. А так как другого дохода, кроме папиного, больше не было, сбережения на книжке таяли, словно мартовский снег.
Прошло еще какое-то время, прежде чем мама нашла работу и мало-помалу стала на ноги.
Десять минут одиннадцатого.
Расстелив маме диван, Лина направилась в свою комнату. Там, в завалах из бумаги, красок и карандашей белел монитор компьютера - подарка папиных «друзей в черном»…
Теперь это был для нее основной рабочий инструмент и способ общения с миром. Как раз пришло новое сообщение от подруги Машки. Завтра собрались на дачу, провести последний в этом сезоне пленэр. Этюдники перетащили заранее. Вечером на электричку, и прощай город! На несколько дней только чистый воздух и новые впечатления.
Она обожала пленэр. Только там получались самые интересные этюды: работала быстро, с упоением, наслаждаясь каждой минутой единения с воздухом, водой, небом, деревьями. Они рассказывали ей, как набухают почки, как распускаются первые цветы, созревают семена и падает на землю последний желтый лист.
Ответила Машке - вечером в пять часов на трамвайной остановке возле дома. Они еще перекинулись парой фраз, и Лина выключила компьютер.
Сразу стало тихо. Тихо и одиноко. Жаль, что мама не встретила никого, а если и встретила, то наверняка отказалась от своего счастья ради нее. А может, и это скорей всего вероятнее, что она просто до сих пор любит папу.
Правда, надежда еще оставалась — на соседа по лестничной клетке дядю Колю. У него тоже была личная трагедия. Жена умерла, оставив его с маленьким сынишкой на руках. Это-то их наверно и сблизило.
Мишутка, сын-первоклассник, был частым гостем в их квартире. Приходил то в компьютерные игры поиграть, а то получить от мамы тарелку ароматных щей или блюдо пирогов. Она всегда пекла их побольше, что бы всем досталось. Мишутка, хоть и пошел в первый класс в этом году, но сразу же стало понятно, что это будет круглый отличник.
И было в кого. Николай Иванович работал в местном НИИ, занимаясь физикой, на его счету было много перспективных разработок. Но как это всегда бывает в нашей стране: идеи есть, денег нет. Невыгодно значит, иметь стране сильную науку…. Вот и сегодня, Мишутка только недавно ушел. Потому, что дядя Коля задержался на работе.
Заходит всегда смущенный, что ребенка на соседей пришлось оставить - а маме, наоборот, в радость. Она его всегда зайти уговаривает, он отказывается, но потом, как всегда соглашается. И они пьют чай на кухне и разговаривают о всяких интересных вещах.
О «черных дырах» было вчера, о возможности существования других измерений позавчера, о теории вакуума сегодня. Его всегда интересно слушать, потому, что он на понятном простому человеку языке говорит о сложных научных теориях. Тем более, что эти теории не всеми учеными принимаются.
Сегодня, например, он поведал про физическую теорию вакуума. Согласно которой выходит, что все вокруг нас построено из упругих частиц пустоты, только размещенных особым образом. И каждый человек, имея нужные знания и энергию, мог бы творить все, что захотел, начиная атомами и заканчивая мирами, звездами и вселенными! Создавать новых существ и могущественные цивилизации… Но, как сказал Николай Иванович — все это только далекое будущее.
А еще он всегда придерживался той мысли, что во вселенной может быть несколько различающихся по своим свойствам миров. А наш мир может быть лишь одним из их бесчисленного множества. И удивительным образом, (были помянуты какие-то фазовые состояния), в нашем материальном мире те, остальные, могут быть не заметны. По его мнению, существует концепция «сверхземная», согласно которой странные существа, объекты и силы существуют вместе с нами. И порой проявляются в нашем мире, вторгаясь в нашу реальность.
«Половина одиннадцатого – поздно.
Решив, по старинной русской традиции, перед сном попить чая, пошла на кухню. Тихонько вышла из комнаты и, включив свет в коридоре, закрыла дверь в зал, чтобы ни разбудить маму.
Света на кухне включать не стала - так интересней.
Чай был обжигающе горячим, пах душицей и мелиссой. Только мама умела такой заваривать.
В темноте светилось чужими огнями незанавешенное окно. Подошла к подоконнику и прислонилась лбом к прохладному стеклу, всматриваясь в яркие, теплые огоньки в домах напротив. В каждом из них кто-то жил, смеялся и грустил, за каждым своя, особая история. Они все одинаковые и все такие разные. Может быть, где-то в одном из таких же окошек, Он тоже смотрит на нее. Только вот где этот Он? Какой Он?
На душе было тоскливо. "Спать!"
Уже Лежа в кровати, Лина думала: неужели вся жизнь — это детский сад, школа, институт, работа, дети и наконец, счастливая старость где-нибудь на дачных грядках, среди кабачков и патиссонов?
Конечно, это не так плохо, как кажется, но должно же быть в жизни и еще что-то? Что-то необычное, не такое, как у всех. Хотя, наверное, каждый хочет быть необычным, хочет иметь какую-то способность, которой нет у других. А может, не каждый этого хочет?
Вот к примеру Людка из ее группы, о чем она мечтает?
Ну, о чем она еще может мечтать, кроме как о новых джинсах со стразами «Сваровски» и Денисе с параллельного потока? Лина не представляла Людку нигде, кроме как в торговом центре с кучей фирменных пакетов.
«Есть такие люди, которые двигают предметы всего лишь усилием мысли. Другие видят то, что не видят остальные. Например, как человек-рентген, внутренние органы. Третьи ауру, четвертые утверждают, что общаются с душами умерших людей или с внеземным разумом… Но последним она как-то не особо верила, хотя, кто знает…
Дядя Коля говорит, что такие способности может развить в себе любой человек, что возможности нашего мозга и сознания, настолько велики, что и представить трудно. Просто особыми тренировками пробуждаются те отделы головного мозга, что не были задействованы ранее. И этому может научиться практически каждый, даже методики существуют уже давно – правда, многими из них владеют только военные.
Даже если на минутку представить, что все обладают такими возможностями, это ж какие перспективы открываются! То, во что привыкли верить, что считали правильным, переворачивается с ног на голову. Но тут возникает вопрос, а как быть с теми, кто не столь честен и чист душой? Значит, «знанием» должны обладать только избранные. А это ведет к еще большему неравенству, зависти и еще Бог знает чему. Может, получив такие способности, люди уже не будут такими жестокими по отношению друг к другу…. А что, если не все захотят получить эти знания? Нет, наверное, пусть уж остается все по-прежнему.
Мысли начали путаться. Перевернулась на другой бок и уснула.
***
Разбудило ее треньканье дверного звонка. Будильник на столе показывал девять минут десятого утра. Прислушалась: мама открывала дверь, звеня цепочкой и ворочая ключом в замке. Мужской голос бодро поздоровался.
«Ну, понятно, это Николай Иванович зашел оставить Мишутку у нас, а сам, в институт бежит».
Мама, как всегда, зазвала его на утренний кофе. «Сейчас последуют невнятные оправдания и отговорки, но в конце концов, он согласиться.… Ну вот, так и есть, протопали на кухню».
Она представила высокого, всегда застенчивого соседа, с аккуратной светлой бородкой и в очках с тонкой металлической оправой. В чуть коротковатых серых брюках, чуть линялой коричневой замшевой куртке и чуть потертым клетчатым шарфом. Подмышкой кожаный видавший виды портфель. Прямо что ни на есть букинистический физик, хоть портрет пиши! А она и писала.
Запахло свежим кофе. Мама варила его с корицей и сахаром. Лина не любила сахар в кофе, а вот дядя Коля любил.
Потянулась. Вставать не хотелось, спешить сегодня некуда, так что можно немного поваляться. Тем более, не хотелось мешать дяде Коле и маме.
Наконец шепот и хихиканье переместилось из кухни под дверь, вновь щелкнул замок, и стало тихо, только мамины шлепанцы зашлепали обратно.
«Ну, все, пора и мне».
В зале, с кружкой чая и бутербродами смотрел мультфильмы конопатый Мишутка. На фоне окна, его светлые, еще взлохмаченные спросонок волосы напоминали белый одуванчик на тонкой ножке-шейке.
— Привет!
— Ш доввым уфвом... – ответил Мишутка непрожеванным бутербродом.
Лина улыбнулась и, оставив его наедине с телевизором, пошла завтракать.
На кухне мама уже ставила чистую посуду на стол. Улыбнулась через плечо.
— Чай, или кофе?
— Кофе. Что там, опять у дяди Коли аврал на работе?
— Это версия для Мишутки, — шепотом сказала мама, — А на самом деле, он поехал за компьютером и столом. Им вчера в институте премию и зарплату за полгода отдали.
Лина присвистнула. Где-то сдох кто-то очень большой, раз произошла такая радость, подумала она.
— Понятно, значит, это сюрприз?
— Угу!
Мама налила кофе в кружку, долила молока и поставила на стол тарелку, на которой горкой громоздились блины.
«И когда она только все успевает?» — подумала Лина. Блины были ароматные, дырчатые, с легким ароматом ванили и еще теплые.
«Хорошо-то как!» Кофе бодряще пах, блины были умопомрачительно вкусные, что она от удовольствия зажмурила глаза.
А когда посмотрела в окно, ее настроение еще больше поднялось — за окном светило солнышко, кроны деревьев уже тронуло золото и кармин осени, но погода еще стояла теплая. Сегодня как раз один из тех тихих сентябрьских золотых дней, которые потом долго вспоминаются, и их хочется повторить.
«Эх! Почему мы вчера не уехали!? — с досадой подумала Лина. — Сейчас бы уже писали речку с водой, словно разлитый ультрамарин, лес с золотистыми березками и изумрудными елями…» Кисти так и просились в руки, а краски на палитру.
Пора собираться.
Перебрав кучу хлама на антресолях, отыскала что нужно. Рюкзак был старый, еще со времен художественной школы, но крепкий. Он оказался немного меньше сумки (которую она сначала хотела взять), поэтому надо избавиться от ненужных вещей. Например, от второй пары джинсов, которые подсунула ей мама.
«Поеду налегке, — с удовольствием подумала Лина. — Носки и "кенгурушку" оставлю, ветровку одену, наверняка вечер будет прохладный. Ботинки или кроссовки? Лучше ботинки, если дождь — не промокнут, тепло будет — не запарятся. Походный набор иголок с нитками, тоже пригодиться. Так… Крем для рук — берем. Зеркальце? Любая уважающая себя девушка должна иметь при себе зеркальце — берем. Косметику? Только черный карандаш и гигиеническую помаду. И обязательно аптечку: мало ли что в дороге случится…».
Все это уместилось у нее в косметичке, и еще куча места осталось. Доложила перочинный нож, зажигалку, расческу и гигиенические прокладки, куда ж без них! Потом добавила влажные салфетки и бумажные носовые платки. Рассовав все это по многочисленным кармашкам, взвесила рюкзак на руке… «Отлично! Все взяла, еще и место для еды осталось, без которой мама ее за порог не выпустит. Как раз для бутербродов и термоса».
— Рюкзак берешь? — спросила мама, неожиданно тихо возникшая на пороге комнаты.
— Да, с ним будет удобней - руки свободны.
Мама присела на кровать.
— Ты все взяла? — спросила она.
— Да, все что может пригодиться, и даже больше, — показала вынутые колготки, которая только что та ей сосватала, и обе рассмеялись.
— А почему вы едете под вечер? Ведь электрички ходят каждый час.
«И все-то она знает…», — вздохнула Лина.
— Машка раньше не может, у нее там дела какие-то образовались. А сначала мы действительно хотели поехать утром. Не переживай, мам, в семь еще светло, а от станции до дома всего десять минут пешком. Тем более, что там соседи до глубокой осени живут, будет кому встретить. Машкины родители все утрясли, не беспокойся ты так!
Об этом мама знала, да и на даче у них была – иначе, наверно, не отпустила бы дочь.
Надежда с тоской вспомнила о том, что у них тоже когда-то была дача. Добротный сруб, так замечательно пахнущий свежей сосной и смолой. Потом, пришлось срочно продать… Мама наконец, очнулась от своих невеселых мыслей. Лина смотрела на нее и во взгляде читалась тревога.
— Мам, ты опять переживаешь?! Но я же не первый раз туда еду, и не последний, мам, перестань…
— Не знаю, неспокойно как-то на душе…
«Ну, наконец-то она это сказала». Действительно, на душе было неспокойно. И вроде все, как всегда, не в первый раз дочь куда-то уезжает, а только гложет что-то. Гнать от себя такие мысли надо, гнать и не вспоминать больше. Вот бы сейчас разозлиться, накричать, не пустить никуда! Но разве так можно? Это же не ее жизнь, а дочери. Лина словно бы подслушала ее мысли:
— Мам, ну если хочешь, давай я никуда не поеду, вот, только Машке отзвонюсь сейчас... — голос звучал как-то тускло и неуверенно.
— Нет-нет! Глупости… просто обычное волнение и ничего больше, старая наверно становлюсь, да и нервы…. Выбрось из головы. Все будет хорошо, — Это она сказала, уже больше для себя, чем для дочери.
«И зачем я все это ей наговорила? — с досадой подумала Надежда — Только настроение испортила, вот дура! И себя накрутила, и ее заодно».
Лина, сидевшая на полу напротив мамы, обняла ее за колени и, глядя в глаза, ласково сказала:
— И никакая ты у меня еще не старая, и не переживай по пустякам, а я приеду, привезу кучу этюдов, мы выберем самый удачный и подарим его дяде Коле с Мишуткой. А потом будем пить чай и вспоминать, как ты меня никуда не хотела отпускать.
В дверь позвонили. Мама вздрогнула, но взяв себя в руки, улыбнулась, чмокнула Лину в макушку, и пошла открывать дверь. Мишутка уже топтался у порога.
Вернулся Николай Иванович, вошел сияющий и довольный.
— Ну что, Миш, пойдем сюрприз тебе покажу.
Мальчик не избалованный подарками, просиял.
— Ура! Ты стол компьютерный купил и компьютер?
Улыбка сползла с лица дяди Коли…
— Вы ему сказали, что ли?! — он укоризненно оглянулся на маму с Линой.
— Нет! Нет конечно! — всплеснула руками Надежда.
Мишутка весело фыркнул.
— Пап, ты думал, я не о чем не догадаюсь? Да ты же уже неделю журналы перебираешь, все ищешь, я же видел.
— Ну, дети пошли, ничем не удивишь! — улыбнулся дядя Коля, — Ладно, «Склифосовский», пошли, заценишь. Дядя Коля ввернул молодежное словечко и подмигнул всем.
Пошли в гости к соседу, причем мама, как всегда, прихватила тарелку с блинами.
«Обмывали» покупки чаем с черносмородиновым джемом.
Уже дома Лина спросила:
— Мам, а вы с дядей Колей…, ну в общем, вы не думали жить вместе?
Надежда, сидевшая в кресле под своим любимым торшером и просматривавшая тетради учеников, смущенно улыбнулась. Она давно ждала от дочери чего-то в этом духе. Но все-таки, вопрос прозвучал неожиданно.
— У нас и так достаточно, я бы сказала, близкие отношения. Но насчет жить вместе… Он не предлагает, а я, ты знаешь, сама напрашиваться не стану, тем более… — мама замолчала и перестала улыбаться.
— Ты думаешь, мы предадим папу? — высказала за нее эту мысль Лина. Мама посмотрела на дочку серьезно.
— Не знаю, мне кажется, что он не хотел бы, чтобы мы остались одни… Он всегда старался делать так, чтобы нам было хорошо... — мама грустно вздохнула и улыбнулась.
— Мам, просто я хочу, чтобы ты была счастлива, ты ведь у меня красавица, и не скажешь, что тебе сорок с «хвостиком», тебе больше тридцати не дашь! И я же не говорю, что это должен быть обязательно дядя Коля, просто найди себе того человека, с которым ты бы провела остаток своей жизни…. И вообще, хватит уже обо мне думать, пора и о себе вспомнить!
Надежда улыбнулась. Она замечательно улыбалась, у нее на щеках появлялись ямочки, а глаза задорно блестели, и выглядела она моложе и счастливее, почти как раньше.
— Я подумаю над твоими словами, обещаю.
Надежда подошла к дочери и крепко обняла ее. Сердце щемило и от счастья, и от тоски, и от бесконечной нежности. Она поцеловала дочку в макушку, но, увидев поверх головы циферблат часов, ужаснулась.
— Без двадцати пять, ты опоздаешь! — она кинулась на кухню за термосом и бутербродами. А Лина, чмокнув маму в щеку, побежала в свою комнату.
Стоя на пороге, уже в обуви, Лина стянула длинные волосы в хвост на затылке и одела бейсболку. Мама несла маленький термос и сверток с едой.
— Это чай, бутерброды, блины, немного куриной грудки и вот еще... — она кинулась к холодильнику и вынула два больших зеленых яблока. Лина сложила все это в рюкзак, посмотрела на себя в зеркало с разных сторон, и нашла себя полностью готовой, для небольшого путешествия. Расцеловав маму, шагнула за порог.
На лестничной площадке обернулась.
Мама стояла в черном спортивном велюровом костюме (халатов она никогда не носила), прислонившись к дверному косяку и подняв руку в прощальном жесте, старалась непринужденно улыбаться.
Длинные каштановые волосы, собранные в строгий «учительский» пучок, выбились прядями на висках, мягко обрамляя породистое красивое лицо совсем еще молодой женщины. «Какая же она все-таки у меня замечательная!», промелькнуло у Лины. Зачем-то, ей хотелось навсегда запомнить маму такой.
— Мам, в понедельник вечером мы приедем, не волнуйся, все будет хорошо! — крикнула она, уже сбегая по ступенькам вниз.
— Как приедешь, обязательно позвони!
Беспокойство за дочь накатывало дурнотной волной и не отпускало.
«Ну в самом деле, не на край же света она уехала? Все, хватит! — сказала она себе, - плохие мысли притягивают неприятности»
Женщина усилием воли взяла себя в руки и запретила себе думать о плохом. В конце концов, нужно было заняться насущными делами, а именно - проверить тетради и перемыть посуду. Надежда плюнула на посуду и устроилась под своим любимым торшером.
Лина выскочила из подъезда, посмотрела на часы: без пяти пять, «Успеваю». Быстрым шагом пересекла двор и нырнула в арку. Дом стоял буквой «П», а из двора имелось три выхода: два через арки и третий через внутренний двор. Через арку было ближе всего к трамвайной остановке.
Солнце клонилось к закату, ранние сумерки потихоньку накрывали город. В арке было сумрачно, и Лина быстрым шагом миновала неприятный участок. Выбежав на тротуар, помчалась к месту встречи.
Трамвай только что ушел, на остановке было пусто. Лишь бездомная рыжая псина под скамейкой, лениво вычесывала блох задней лапой, устраиваясь на ночь в углу.
Лина села, отдышалась, посмотрела на часы: ровно пять. Машки не было, «Ладно, в запасе еще есть время». Фора в пятнадцать минут у них была.
Сидела и смотрела на медленно садящееся за многоэтажки солнце. Оно ярким золотом отражалось в верхних окнах стоящих напротив домов и слепило глаза. А по низу таинственно расползались сиреневые сумерки, уже поглотившие нижние окна этажей и деревья. Было тепло, но легкий ветер нёс первые признаки осени: сырость и холодок. Вынув из рюкзака ветровку, накинула на плечи, а потом и вовсе надела. То-то будет поздним вечером за городом? Хорошо, хоть свитер теплый лежит в рюкзаке, и горячий чай тоже…
Вдруг ей так захотелось домой, к маминым блинам. И пропади пропадом этот пленэр! Усесться бы сейчас за компьютер, пообщаться с друзьями на любимом сайте, выпить с мамой горячего какао и завалиться с недочитанной книжкой на кровать, а потом на боковую…
Посмотрев еще раз на часы, забеспокоилась, уж не случилось ли чего с подругой? Двадцать пять минут шестого. Словно подслушав ее мысли, в рюкзаке зазвонил телефон.
Звонила Машка.
— Алло, Лин, прости пожалуйста! ... — Машкин голос какой-то гнусавый и хриплый, — Сегодня ничего не получится, я заболела; вот, с температурой лежу.
— Понятно, сочувствую, — вяло ответила она, — а почему раньше не позвонила? Я тебя уже двадцать минут жду!
На той стороне трубки шумно высморкались и звонко чихнули.
— У меня в обед голова разболелась, думаю, полежу, пройдет, таблетку выпила, и вырубило меня. Вот, только проснулась и сразу тебе звонить начала. Теперь наверно неделю проваляюсь, у меня температура высокая.
— Ладно Маш, выздоравливай. Я зайду навестить тебя через пару дней, хорошо?
В ухо еще раз оглушительно чихнули.
— Пдости еще раз, и бриходи конечно. Я как всегда все испортила... — в голосе подруги отчетливо звучала гнусь и неподдельная горечь.
Машка собиралась ехать со своим другом Денисом, а теперь все накрылось.
В трубке хлюпнуло носом.
— Да ладно Маш, не переживай, давай поправляйся быстрей, сходим потом на озеро порисовать. Ладно, пока!
Кажется, пироги и какао сегодня сбудутся. Домой почему-то идти сразу расхотелось. Странное дело, когда была уверена, что уезжает, ужасно хотелось, а вот теперь наоборот.
Да, жаль, этюдника нет, а то бы рванула сейчас на пруд, там пару набросков сделала…. Ну да ладно, значит не судьба сегодня.
Сказать, что расстроилась, она не могла, но и радости особенной не испытывала. Просто, когда долго к чему-то готовишься - настраиваешься, уже почти представляешь себя на месте, продумываешь детали. А тут раз… и нет тебя на берегу ультрамариновой реки с золотым лесом. И накатывает раздражение: «Вот дура, уже этюды свои на стены развесила, которых даже еще не написала. И зачем, спрашивается, собиралась, вещи по десять раз перекладывала, еды с собой набрала…».
Но одно Лина знала точно: мама будет счастлива, что она никуда не поехала.
Ладно, чего рассиживаться, надо домой идти, а то темнеет. Вздохнула, натянула лямку рюкзака и направилась к дому.
Почти дошла до арки. Внутри было темно, а на фоне более светлого проема, в котором уже виднелся ее двор, увидела, что там маячили три подозрительные личности. Лина сбавила шаг, огляделась — как назло, пешеходов не было, улица была пуста. И во дворе никого, только припаркованные машины и пустые лавочки, даже вездесущих бабулек нет.
«Вымерли что ли все?» — с досадой подумала она. Еще раз огляделась и медленным шагом двинулась вперед. Незнакомцы не уходили, словно ждали кого-то.
«А может, и правда друга ждут или подъезд ищут?» Но на душе было тревожно, «Может лучше все-таки вокруг обойти, заодно и в магазин заскочу…». Она посмотрела в сторону тех десяти подъездов, что ей придется преодолеть с тяжеленным рюкзаком, и, оглядевшись еще раз, все-таки шагнула в тень арки.
Пройдя до половины, было, подумала, что зря волновалась, как вдруг три силуэта отделившись от темной стены, медленно поплыли к ней. Лина замерла.
«Может, просто совпадение…», подумала она, в общем-то, не веря, что это так. Голос разума подсказывал: «Беги! Спасайся! Кричи, привлекай к себе внимание! Делай что угодно, но только не стой на месте!»
Наконец, обретя способность двигаться, начала медленно пятиться назад, но неожиданно натолкнулась на кого-то спиной. Сначала обрадовалась и хотела попросить защиты, но, разглядев ухмыляющуюся щербатую рожу, прикусила язык. Развернулась обратно - вперед, но трое уже перекрыли все пути к отступлению. Мысли метались, как мотыльки, попавшие в лампу.
— А кто это у нас тут такой сладенький? — неожиданно фальцетом сказал тот, на которого она налетела. В голове промелькнула дурная, не к месту мысль, что видимо, этот человек потому и стал преступником, чтобы компенсировать такой недостаток.
Они обступили со всех сторон, и ей ничего не оставалось, как вжаться в стену. Девушка зажмурила глаза, ей хотелось провалиться сквозь землю, исчезнуть, испариться, лишь бы не быть здесь, с четырьмя уродами, от которых не приходится ждать ничего хорошего. Тем более, что они явно давали понять, чего именно от нее хотят. Лина все-таки решила позвать на помощь. Набрала воздуха в легкие, чтобы крикнуть, но сделать этого не успела.
— Пикнешь, сдохнешь сразу... — прошипел крайний слева, словно прочитав ее мысли. Он немного сменил положение, и в слабом вечернем свете блеснула сталь, — Давай телефон, деньги, украшения и побыстрей, а потом посмотрим, может у тебя и еще что сыщется…
«Щербатый» гадко хохотнул, что больше походило на хрюканье. И не дождавшись, пока она достанет телефон и деньги, начал сам ощупывать ее карманы. Кто-то, а это был скорей всего «Щербатый», стал сдергивать с нее рюкзак . Лина стояла, словно оцепеневшая, нервно вцепившись в лямки обеими руками.
«Это не со мной, этого не может быть, это не со мной…» — повторяла она по себя. Силы и воля, разом покинули ее. Ноги стали ватные, и она непременно упала бы, если бы не опиралась на стену. Сквозь шум и звон в ушах чувствовала, как ее трясут и пытаются снять рюкзак. Она так сильно зажмурила глаза, что под веками поплыли цветные круги. Поняла, что кто-то лезет под курточку, теребит замок джинсов… И тут ее наконец прорвало.
— А-а-а-а-а! ... — Голос подвел, вышло тихо и жалобно.
Открывала и закрывала рот, как рыба, выброшенная на берег. Пыталась отстранить от себя чужие, заскорузлые руки. Время, казалось, тянется бесконечно долго, хотя прошло всего несколько секунд.
«Щербатый» до сих пор пытался снять с нее рюкзак, наивно полагая, что раз он такой тяжелый, то там находятся все сокровища мира. Он больно тряхнул ее, пытаясь отодрать от ноши, и она сильно ударилась затылком о стену. В глазах потемнело, и Лина подумала, что быстрей бы все уже закончилось, а еще лучше, оказаться отсюда как можно дальше…
Вдруг, уши заложило, как от высоты. И почему-то вспомнился серпантин дороги в горах на юге. Ей даже показалось, что она чувствует запах моря. Сознание, уже не в силах воспринимать весь ужас происходящего, начало покидать её. Последнее, что она подумала было: «Все, кажется, меня убили... наконец-то я увижу папу…». Разум милосердно отпустил, и она отключилась…
далее:http://www.proza.ru/2017/01/29/2338