Весна в повороте лица

Евгения Подберезина
   После смерти родителей Ирена осталась одна в двухкомнатной «хрущевке» с совмещенным санузлом, стершимся от времени рисунком обоев и жалобно скрипящими полами. Предостережение  почитаемого в ее  семье Михаила Афанасьевича Булгакова о коварстве разрухи, не было услышано.  После их ухода книжная девочка Ирена с головой погрузилась в  мир вымышленный, где ее собеседниками были  доктор Живаго, Игорь Северянин, Николай Гумилев. Будучи человеком мирным, споры она вела исключительно с  Иваном Карамазовым.  И неудивительно, что разрухи Ирена почти не замечала. Ведь если в ванне, закрыв глаза, читать любимые строчки Пастернака, будет ли тебе дело до таких пустяков, как сломанный душ?
   Рамы облупились, и окна толком не закрывались, краны текли, холодильник сковало  вечными льдами, а на древней газовой плите зажигалась одна из четырех горелок. Впрочем,  ее Ирене  хватало вполне:  готовить она умела только омлет и творожники, но и это делала редко. Для себя было лень, сгодится бутерброд с сыром и сладким чаем или купленный в ближайшей кулинарии подозрительный пирожок якобы с мясной начинкой.
   И вот однажды сумрачным осенним вечером Ирена, закутавшись в шаль, надетую на джемпер, ( из окна немилосердно дуло) пила горячий чай и читала «Тринадцатую сказку» Дианы Саттерфилд. Книга ее очаровала и унесла из убогой кухоньки в уютный английский дом  с шелковыми обоями и благородной  дубовой мебелью.  Ирена не сразу услышала стук в дверь – звонок давно не работал.
   Шлепая папиными войлочными  тапками, подошла к двери и увидела в глазок соседку Таню. «Извините, Танечка, у меня не прибрано …» -- пробормотала Ирена, плененная шелковыми обоями и канделябрами. «Неважно, я по делу», -- и Таня быстро прошла в комнату. «Ой, только не садитесь в кресло, над ним полка шатается, лучше на диван!» -- пригласила Ирена.
   -- Твоя квартира требует больших вложений, -- начала Таня.-- Одной тебе не справится. У нас с Сережей серьезное предложение: ты идешь в нашу однушку с евроремонтом, а мы – в твою убитую квартиру, доводим ее до ума, и все довольны. Что скажешь?
   Ирена растерялась, как обычно, когда надо было принимать решение. Раньше за нее это делали родители, и всем троим было хорошо. Доченька работала библиографом в библиотеке,  мама с папой, пенсионеры, распределяли семейный бюджет, оплачивали счета, делали покупки, и Иреночка жила как у Бога за пазухой.
   -- Танечка, ваше предложение так неожиданно …  Даже не знаю …  Я в этой квартире столько счастливых лет прожила …
   --  Иренка, ну зачем тебе, здраво рассуждая, две комнаты? Убирать ты не любишь,  да и квартплата в однушке меньше.  Я тебе  хорошую мебель оставлю:  мягкий уголок, работающий холодильник.
   Думать о переезде Ирене не хотелось. Она верила, что  души родителей живут в прозрачной фарфоровой чашечке  с отбитой ручкой,  в выцветшей и пыльной диванной подушке с вышитыми мамой незабудками. Ей был мил старый диван, колченогий кухонный стол, за которым было съедено столько мисок салата «оливье», дивных пирожков, роскошных отбивных, выпито неисчислимо бутылок водки. Семья Ирены была типичной интеллигентной пьющей. По выходным накрывался богатый стол, закупалась водка, и начинались  именины сердца. Захаживали гости, но лучше всего им было втроем. Они понимали друг друга с полуслова, любили одни и те же книги и фильмы,  а отпуск проводили в Крыму, где жила папина мама.
   Ирена вспомнила, как ранним утром, пока мама жарила творожники, они с отцом бежали на море с полотенцами через плечо, азартно плавали, дурачились, брызгались водой, возвращались  в полисадник с гигантскими розами и вьющимся диким виноградом, завтракали и пили кофе во дворе, счастливо улыбаясь друг другу. Отец обнимал жену и  дочку и говорил: «Дорогие мои девчонки, любимые! А поехали сегодня к Максу Волошину в Коктебель!»
   В молодости Ирена была симпатичной пухленькой девушкой со стрижкой «паж», как у Мирей Матье, всегда модно одетой – мама была не только отличной кулинаркой, но и портнихой. К ухаживанием парней относилась спокойно:  ждала своего, одного --единственного. И  он явился. Читатель библиотеки, в которой Ирена работала, Игорь Петрович, импозантный мужчина за сорок, писал докторскую диссертацию, а миловидная девушка – библиограф подбирала ему нужную литературу.
   Игорь Петрович пригласил Ирену в театр, однажды подарил розы, словом, ухаживал. И через месяц  она оказалась на его даче, где и совершилось таинство любви.  Опытный Игорь Петрович был умел и деликатен. Ирена влюбилась, и ей в голову не пришло, что он может быть женат. Любимый сообщил ей  как-то между делом, что у него начинается отпуск, и они с женой едут в Болгарию на «Золотые пески».
   -- Буду очень скучать, -- шепнул Игорь Петрович Ирене на ушко, -- а ты будь умницей, жди меня. 
   Он притянул любовницу к себе для прощального поцелуя, но она вырвалась  и в слезах убежала, чувствуя себя преданной и обманутой. Долго бродила по городу, не могла идти домой – родители сразу бы догадались, что с ней не ладно.  Через месяц Игорь Петрович вернулся и позвонил: соскучился, подарок привез, и  они еще пару месяцев встречались. Сверяясь со своим календарем, однажды  Ирена  поняла, что в ее женском организме неполадки. Чувствовала она себя хорошо, но все-таки пошла в поликлинику к гинекологу. «Срок восемь-девять недель. -- коротко сказала врач. -- Будете сохранять беременность?»
   Ирена наскоро оделась и в панике побежала домой. Вечером за столом обсудили ситуацию. Отец подливал ей водку для снятия стресса ,и она покорно пила, мать накладывала на тарелку закуску. 
   -- Вот что, дочка, -- сказала мама. – Мы с отцом считаем, что надо оставить ребенка. Все-таки тебе уже под тридцать. Мы поможем. А если появится в твоей жизни настоящий мужчина, он тебя и с ребенком полюбит!
   Отец согласно кивал  и наполнял рюмки, поглаживая дочку по плечу.  Ирена была тронута до слез:  кто еще будет ее так понимать и жалеть? Ведь ни слова упрека! Отец включил магнитолу и закружил доченьку в танце. Потом он танцевали с мамой, опять выпивали и закусывали, варили крепкий кофе и резали торт. И стало Ирене  так хорошо, как бывало всегда.  Ребенка оставить она не решилась: стыдно быть матерью-одиночкой, взвалить на плечи родителей и эту ношу. Ну какая из нее,  вечной доченьки своих родителей,  не умеющей кашу сварить, мать?..
    Шли годы. Первой заболела мать – тяжелая гипертония. Наглотается таблеток, наготовит еды, и опять застолье с выпивкой. Единственная радость. Однажды после посиделок далеко за полночь, мама пошла в туалет и упала. Умерла по дороге в больницу – инсульт. Ирена с отцом сплотились, слились в одно целое, с единым сердцем, поддерживая друг друга в страшном горе. Ирена работала, а папа делал все то же, что при жизни мамы. Только крупно нарезанный салат «Оливье» с колбасой  был уже не тот, но с водочкой,  разбавлявшей  горе, шел на «ура».
   Однажды вечером Ирена с папой поужинали гречкой с сосисками, которых при маме в доме не водилось, и обнявшись, пожелали друг другу спокойной ночи. Утром решили ехать на кладбище – шел сороковой день с маминого ухода. Обычно отец будил любившую поспасть дочку, но в тот день Ирена проснулась сама и пошла готовить омлет и заваривать кофе.
   Стол был накрыт, мамина чашка с блюдцем  как всегда стояла на своем месте. Ирена будила отца, трясла его за плечи, кричала так, что сбежались соседи. Вызвали «Скорую», сделали Ирене укол, она затихла. Таня с Сережей помогли  с похоронами.  Самое страшное было вернуться в пустую квартиру, где каждая вещь кричала о родителях, и кровь била  в виски. Помог тазепам. Теперь Ирена без него не выходила из дома. После работы покупала водку, дома доставала из сумки сыр с хлебом и разливала водку по трем стаканам. Выпив свой и закусив, опустошала и родительские. Спотыкаясь, шла к постели и часто засыпала одетой.
   Тем временем разруха разрасталась, плодилась, нагло оккупируя жилплощадь. Ирена не без юмора называла свою квартиру «мой экстрим»:  перегруженные книжные полки клонились к полу, люстра, в которой горели две лампочки из пяти,  покачивалась, пробки постоянно выбивало из-за неисправной проводки.
   Ирена перестала стричься и мыть голову, неделями ходила в одном и том же джемпере.  Только на работе отвлекалась, и чернота немного отступала. Спасали книги. Она читала и перечитывала. Однажды ее вызвала к себе заведующая, дама за пятьдесят, в элегантном костюме и дорогих очках.
   - Ирена, я без предисловий. Вы работаете  у нас много лет  и всегда я была вами довольна.  Пережить такое горе, как у вас, нелегко. Не понимаю только одного:  как можно ходить на работу в таком виде? Извините, но скоро посетители будут от вас шарахаться!  Приведите себя в порядок, иначе нам придется расстаться.
   Страх потерять последнее, что у нее осталось --любимую работу среди книг -- заставил Ирену встряхнуться, пойти в парикмахерскую и закрасить обильную седину. Дома она набрала полную ванну горячей воды и долго лежала с закрытыми глазами. Поменяла постельное белье, выпила стакан  водки и с наслаждением вытянулась на диване. Была у Ирены привычка все доводить до конца, а то и до абсурда. Скучную книгу она дочитывала до последней страницы, чтобы подумать, чем же она не хороша и что можно из нее извлечь. Развела в квартире грязь – так уж такую, что сквозь окно, будто занавешенное черным тюлем, не видно улицы.
   Генеральная уборка квартиры, прикинула Ирена,  займет не меньше месяца. После работы сил нет, остаются выходные.  Надо найти что-то вдохновляющее.  Впервые за долгое время она рассмотрела себя в зеркале --  умытую и причесанную. Увидела милое лицо с ямочками на щеках и вполне еще молодую женщину. Вспомнила, как  отец приятным баритоном напевал Вертинского: « Я влюблен в ваше тонкое имя – Ирена». Любимую дочурку назвал этим именем и повторял как заклинание удивительные слова  песни «И весна в повороте лица!», а маленькая Иренка заливисто хохотала и крутила головкой налево -- направо, чтобы весны хватило на всех.   
   «Хватит жить воспоминаниями. Я еще могу изменить свою жизнь!» -- решила Ирена.  Достала шкатулку, в которой хранились  фамильные драгоценности. Изумительная камея позапрошлого века, колье с изумрудами  и парой сережек были  несомненно самыми ценными. Золото кольцо с рубинами и две брошки с бриллиантами «проели» -- продали  по дешевке, когда родители ушли на пенсию и не хватало денег на домашние пиры.
   На следующий день  Ирена пошла в антикварный магазин, торговавший карти
нами,   посудой и драгоценностями. Все тот же старичок, застывший  в неопределенном возрасте «за семьдесят», аккуратно разложил колье, серьги и камею на куске мягкой фланели и с любопытством поднял глаза на посетительницу:
   -- Драгоценности  фамильные, мадам? Сработано на славу, и камни хороши, но вы никогда не получите за них истинную стоимость.
   -- Сколько? – нетерпеливо спросила Ирена.
   -- За все – три тысячи евро. Зато наличными и сразу.
   Ирена обрадовалась.  Она ждала, что ей предложат несколько сотен. Спрятала деньги в карман пальто и неторопливо пошла по центральной улице.  В витрине стильного кафе увидела аппетитные булочки и пирожные. Ирена заказала булочку с маком и со взбитыми сливками, пирожное «Наполеон» и кофе-эспрессо. Кафе было дорогое, и она наслаждалась тающей во рту выпечкой и отменным кофе. Взяла с собой пакет с булочками на ужин, расплатилась и гордо произнесла «Сдачи не надо!»
   Рядом с кафе располагался бутик женской одежды. Ирена вошла и обомлела от смелых блузок, фантастически красивых  платьев и элегантных юбок. Молоденькая продавщица посмотрела на одетую в старое пальто и вязаный берет посетительницу:
   -- У нас все очень дорого. Напротив магазин «секонд-хэнд», там вы скорее себе что-то подберете. И пожалуйста, руками ничего не трогайте.
   Ирена молча пережила унижение. Отобрала две блузки, юбку и платье. Прихватила  темно-синий деловой костюм и пошла в примерочную. Продавщица дышала за шторкой и посматривала в щелочку. «Изомнет хорошие вещи и конечно же, ничего не купит, мерзавка!» -- читалось на ее лице.
   Ирена вышла в костюме, который сидел на ней как влитой. У нее даже походка изменилась, выпрямилась спина. Оглядев себя со всех  сторон в зеркале, сказала, что костюм и блузки берет, а юбка нужна на размер больше. Продавщица принесла несколько юбок и попросила немедленно рассчитаться. Ирена достала скомканную пачку денег, отсчитала нужную сумму. «Воровка! Украла деньги!» -- решила продавщица, но выбила чек и упаковала  купленное.
   Ирена пошла дальше, замедляя шаг перед дорогими магазинами. Когда ноги уже не держали, обвешанная покупками и счастливая, пришла домой. Разложила на диване свои сокровища и снова все перемерила. Блузки из натурального шелка отлично смотрелись и с деловым костюмом  и с нарядной юбкой. Аксессуары – шарфы от итальянских дизайнеров, сумочки из натуральной кожи, тончайшие лайковые перчатки – все радовало глаз. Хороша была и замшевая куртка  с леопардовым мехом. К ней Ирена подобрала  высокие сапоги цвета «баклажан».
   На работе Ирена произвела фурор. Правда, с сапогами она поторопилась -- не было привычки к высоким каблукам, да и ноги в них мерзли. В шелковых блузках было столько шарма, что коллеги пришли в восхищение, только в них было холодно, пришлось Ирене накинуть старую мамину шаль. Заведуюшая  Ирина Сергеевна качала головой, поглаживая дорогую замшу, меха и шелка.
    -- Ну, вы просто Золушка на балу! Поздравляю. Наследство получили?
     -- Можно сказать и так, -- уклончиво ответила Ирена, видя откровенную зависть на лицах коллег.  Прошло время, но в ее жизни ничего не изменилось.  Ирена никак не могла начать генеральную уборку и в своих шикарных сапогах и леопардовой куртке среди пировавшей разрухи выглядела как дама, которая забрела в бомжатник. Скоро она поняла, что куртка не годится для наших широт с холодными и долгими зимами и что в ней хорошо разъезжать в собственной машине.  Увидев счет за отопление, Ирена ахнула и куртку продала заведующей за полцены. Сама ходила в старом пальто и вместо изящных блузок надевала растянутый теплый джемпер.
    Весной можно было  уже и в блузках щеголять, но денег катастрофически не хватало – все ушло  на гардероб. Пришлось продать по дешевке две сумки из натуральной кожи и блузки. Тонкие печатки никто брать не хотел, сапоги тоже. Они лежали в пакете на антресолях, а Ирена ходила в старых кроссовках. Элегантные юбки никак не годилось носить с кроссовками, одну купила коллега, другая висела у Ирены в шкафу. Продавать больше было  нечего. Из потраченных на одежду трех тысяч евро вещей продалось на семьсот. На них Ирена хотела поставить стеклопакеты, чтобы не мерзнуть зимой, но триста у нее занял  пьющий сосед Дима и судя по всему, возвращать не собирался. Остальные  ушли на кофе и пирожные в дорогом кафе -- оно служило лекарством от депрессии.
   Когда денег на кафе не осталось, Ирена пила дома чай, забравшись в кресло с ногами, и читала очередной роман, с опаской посматривая на книжную полку, нависшую над ее головой. Раздавался громкий стук в дверь,  сосед пришел отдавать долг  в качестве «мужчины на час», доставал дрель  и  прочие инструменты из старого чемодана, по-хозяйски оглядывал квартиру. Успел починить вешалку в прихожей и просверлить новые дырки для полок, на этом ремонт остановился. 
   Ирена накрывала скромный стол, и они выпивали припасенную хозяйкой бутылку водки. Книг Дима не читал и говорить им было не о чем. Обычно он пускался в воспоминания о временах, когда был бизнесменом, а точнее, торговал садовым инвентарем и почти  каждый день обедал в ресторане. И даже купил костюм с галстуком, который ни разу не надел.
   -- Не веришь? Погоди, сейчас сбегаю в свою берлогу.
   Дима возвращался в новеньком костюме, галстук держал в руке – ни он, ни Ирена не умели его повязывать.  Ирена надевала итальянские сапоги  на высоком каблуке и пыталась пройтись по комнате походкой манекенщицы.  Дима с подбитым глазом, нелепый в своем костюме, бережно  придерживал ее за плечи – после выпитого  Ирена двигалась нетвердо.