Два одиночества
Вот и встретились два одиночества,
Развели у дороги костер.
А костру разгораться не хочется.
Вот и весь, вот и весь разговор.
Ф. Лаубе
Глава первая.
Поздно ночью Бориса Петровича разбудил глухо рокочущий гром, как будто кто-то невидимый бил тяжелым молотом по стенам, балкону, по бетонным дорожкам, бил так, что эти звуки отзывались болью и тяжестью в голове. Небо гремело, грохотало, сухие звуки, похожие на пулеметные очереди, залпами разрывали ночную мглу. Гром катился по небу, спотыкался, затихал где-то вдали и возвращался, со страшной силой разламывая небо.
После нескольких минут молчания послышался ровный, спокойный шум. Что-то посыпалось, застучало. Это был дождь. Он темным, сплошным потоком накрыл все вокруг. Запахло травой, мокрой землей, внося покой и умиротворение. Сон сморил Бориса Петровича почти внезапно, а когда он открыл глаза, за окном царило безмолвие. Это было время суток, когда воробьи и синицы еще не покинули теплые гнезда, соловьи только готовились к своим песням любви.
Над Камой занимался рассвет. Корпуса санатория, стоявшие на высоком берегу, окрасились розовыми отблесками. До самого горизонта водная гладь реки радовала взор малиновыми всполохами.
Он полюбовался пробуждением природы и стал быстро собираться на рыбалку. Облачился в резиновые сапоги, накидку, взял приготовленные с вечера удочки и по узкой,крутой лестнице спустился к воде, нашел тихий затончик и занялся любимым делом.
Увлечение рыбалкой помогло ему в последние годы преодолеть одиночество, депрессию. Только здесь, в тишине, любуясь восходом солнца, пробуждением всего живого, чувствовал он свою причастность к тому, что видел, и это вселяло в него радость жизни. Он ловил без фанатизма, не ради улова, а более для душевного спокойствия: на дремлющий поплавок посмотреть, рекой полюбоваться, послушать крики неугомонных чаек.
Вся его жизнь была связана с водой. Далекое детство в пригороде Казани на берегу Волги, кружок по судовождению в Доме культуры, неудачное поступление в мореходку,завалил математику - и армия.Конечно, в морфлот!
Так оказался он в Ленинградском военном округе матросом на патрульном катере. В отличие от сухопутной военной службы, здесь почти не заставляли заниматься муштрой, бить сапогами твердый плац.
Матрос на катере – это установка и снятие мостков с причала, уборка всех помещений, палубы, трапов. Это несение дежурства во время береговых рейдов.
Но самое желанное время – увольнение. С вечера так начищают ботинки, что отражается в них все, как в зеркале, наглаживают брюки-клеш, подшивают воротники к матроскам, а голубая бескозырка с ленточками придаст определенный шик.
Первое дело в увольнении – вкусно поесть. Кормили на службе, как и во всей армии, скудно и однообразно. Приглядели морячки приличную столовку недалеко от причала. Молоденькие, востроглазые девчонки на раздаче, на кассе, свежие салаты, наваристый суп. Уплетают все, как за себя кидают, но успевают остановить взгляд то на одной, то на другой. А они пробегают мимо, отзываются смехом на шутки, кокетничают.
- Боря, - дернул за рукав Сашка, - смотри, смотри, как стреляет в тебя глазами та, что на раздаче. Готова лишнюю порцию положить и компот наливает в большую кружку.
Высокая, стройная, она тоже приглянулась Борису. Стал приглашать ее на прогулку по городу. Она коренная ленинградка, но мало где бывала. Водил ее он по историческим местам, по Летнему саду, по Эрмитажу, любовались красотами Петродворца, гуляли по берегу Финского залива.
Свежий бриз наносил прохладу, оставлял соленый вкус на губах.
Надя, так звали его знакомую, жила далеко за Финляндским вокзалом, и Борис часто возвращался в часть с опозданием, бывало через лазейку в заборе, или, как мог, задабривал дежурного старшину.
В короткое время Надя так крепко привязала его к себе, что когда демобилизовался, то захотелось остаться здесь навсегда. Поступил в институт водного транспорта. Военно –морское училище к тому времени расформировали, на его базе создали этот вуз. Теперь встречаться приходилось нечасто, и Надежда стала настойчиво говорить о свадьбе. Жить будут у родителей в двухкомнатной «хрущевке», она перейдет в другую столовую поближе к дому. Такой быстрый разворот событий несколько обескуражил, даже напугал родителей да и самого Бориса.
Жителей крупных городов квартирный вопрос беспокоил не на шутку. Нужно прописать зятя у себя, а это дело хлопотное, сложное и не всегда желательное. Ведь сколько они наслышаны о том, как потом разбегаются молодые, как со скандалом делят квадратные метры. Боялись, что и их эта беда может коснуться. Но Надежда все решила сама.
Зять попался спокойный, покладистый, домовитый. Где полку прибить, где обои переклеить, где кран починить. Руки у парня золотые. Все успевал: утром убегал на занятия, после обеда – домашние дела, а вечером уходил на подработку. Да и между собой вроде ладили. Характер у дочери взрывной, а Боря промолчит, уйдет на балкон покурить, а то сядет за учебники. А наутро опять мир и согласие.
Борис настойчиво убеждал жену поступить в техникум или институт. Ну какой толк от ее диплома кулинарного училища? Она обещала, что-то искала, готовилась. Но шли годы, родились дети, куда уйдешь от них, хотя Борис уже окончил институт, работал в коммунальной службе города, занимал приличную должность. Умен, коммуникабелен, он мог поговорить со всеми жалобщиками, убедить их в своей правоте, помочь найти разумное решение.
Через несколько лет получили ордер на трехкомнатную квартиру в центре города. Пока обживали квартиру, покупали мебель и ссорились меньше. Да и можно ли это назвать ссорой? Скандал на ровном месте всегда начинала Надежда. Что-то лежит не там, поздно с работы вернулся, спецпаек не понравился. Борис теперь руководил водообеспечением города, имел персональную машину, дачу, его семья лечилась в отдельной поликлинике. Подруги завидовали: «Да на такого мужа надо молиться!»
Надежда понимала, что муж далеко ушел от нее и в материальном, и в духовном плане, но признаваться даже себе не хотела. Так и лезло из нее это кулинарное училище, спеси было хоть отбавляй!
Как-то рассказывал Борис с улыбкой сестре Ольге:
- В одно из воскресений выехали всем коллективом с семьями на природу. Веселились, жарили шашлыки, играли в футбол, и сквозь все это слышу громкий, как всегда, голос Надежды, которая рассказывает, как однажды в гостях она застала дочь хозяев, которая брала конфеты из ее сумки. Ну, не дура ли? Представь, и все это открытым текстом. Подошел, пытался все перевести в шутку, не тут-то было. Кричит: «Что ты мне рот затыкаешь? Я правдолюбка, говорю все смело и не боюсь никого». Чуть со стыда не сгорел. Дома пытался поговорить с ней, слушать не стала, хлопнула дверью спальни, а я ночь коротал на диване.
Теперь ей мерещились вокруг него женщины легкого поведения. Каждая его задержка со службы воспринималась как измена. В выборе выражений она не стеснялась, грозилась вывести всех на чистую воду. Эти конфликты все больше отдаляли их, создавали такую брешь, которую трудно залатать. Держали только дети. Старшая дочь Рита, похожая на Бориса и внешностью, и характером, болезненно переживала их ссоры, сын Сережка еще не все понимал, семейный раздоры воспринимал по-детски резво, веселился и повторял за мамой бранные слова и ругательства.
Обуреваемая страшными приступами ревности, она решила пойти на прием к управляющему, непосредственному начальники мужа, как могла, рассказала о том, как завел ее благоверный любовницу, как не думает, что у него семья, как нарушает все нормы семейного кодекса. Николай Иванович был умен, хороших работников ценил, но иногда в нем просыпалась резкость, вспыльчивость, тогда не щадил никого.
- Вот такое дело, Борис Петрович!
Его жесткий взгляд не сулил ничего хорошего.
- Работник ты толковый, но в семейной жизни у тебя пробоины. Доходили до меня и раньше слухи о твоей благоверной, а тут ее визит! Ну и как я должен на это реагировать? Да уже назавтра все будут судачить об этом! Узнают от нее же! Как я после этого могу держать тебя на работе? Выбирай, или ты прекращаешь все свои амурные дела, или увольняйся по собственному желанию!
Борис Петрович пытался убедить его в своей непричастности, но Николай Иванович ответил, как отрубил:
- Не оправдывайся, не рви мне душу. Все мы одним миром мазаны.
Это настолько огорошило Бориса, что сгоряча написал заявление, тот сгоряча тут же подписал.
Дома никаких разборок не устраивал. Бесполезно. Выписался из квартиры, оставил деньги детям, собрал необходимые вещи и уехал к родителям в Казань.
Уже в вагоне поезда под равномерный стук колес пришел в себя. Жизнь надо начинать заново. Она не кончилась. Он живой, здоровый, у него образование, большой опыт работы. Не пропадет. А вот как будет жить Надежда? Лишилась по своей дурости всех льгот, хорошо, что хоть квартиру успели приватизировать. Работать она не любила. Из-за своего характера нигде долго не задерживалась. А теперь как? Конечно, он будет помогать детям, но отношения с ней порваны окончательно.
В Казани пошел в знакомый с детства речной порт, встретил своих бывших дружков, заглянул к начальнику речного порта. Познакомились, показал документы, и за него ухватились сразу, предложили возглавить береговую службу, обещали решить вопрос с жильем. А пока жил с родителями, чтобы не задавали лишних вопросов, объявил, что приехал один, скорее всего, навсегда, на развод подаст жена, детей не оставит.
Мать вытерла слезы, обняла, поцеловала, как в детстве, в макушку. За все годы его семейной жизни она почти не знала невестку, но внукам всегда была рада. За них и болела сейчас душа.
Борис с головой ушел в работу. Все было свое, родное, как будто вернулся домой. Начал вводить новые формы управления, контроля, и результаты стали видны очень скоро.
Родители с ранней весны до поздней осени жили на даче на берегу Волги в деревне Васильевка. Туда же на все лето привозила своих детей сестра. Любил Борис просыпаться воскресным утром под чириканье воробьев, загадывал, как в детстве, годы жизни, слушая кукушку. Утренняя пробежка среди берез и сосен, купание в Волге – и усталости как не бывало. Привязался к племянникам, приобщил их к рыбалке, к походам в лес за грибами и ягодами, но томила тоска по своим детям. Как они там? Только дочь радовала его поздравительными открытками, написанными круглым, ровным почерком. Он подолгу перечитывал их, вспоминал ее серьезный взгляд.
За три года с того злополучного визита жены он видел детей только урывками, когда бывал в командировке. Дочь радовалась ему, сын дичился, молча брал подарки и уходил в детскую. Борис винил себя: теряет сына, теряет. Убеждал Надежду хоть на лето отправлять их в Казань, но всегда получал отговорку.
Хмурым осенним вечером возвращался как-то с работы. Холодно, зябко, под ногами хлюпает грязь. Снежинки, кружась, падают на плечи прохожих, на сырую землю. Поздняя осень – безрадостная пора. Озябла земля, улетели птицы. Только ветер беззастенчиво срывает последние листья и уносит прочь. Грустно, тяжело на сердце. Несколько лет одиночества не добавили оптимизма. С таким настроением открыл дверь квартиры, увидел мать. Она прижала ладонь ко рту и прошептала:" Тихо, у нас гости!" В комнате на диване спали дети. Надежда сидела рядом и тревожно смотрела на него. Сонные, румяные кинулись на шею, повисли, зашептали – и радость ударила в сердце, разлилась по всему телу, затопила с головой.
Надежда похудела, черты лица заострились, в глазах плескался страх.
Поздно ночью вывалила, наконец, на него весь ворох новостей, но сначала долго плакала, ловила его руки, пыталась обнять, что-то несвязно и взволнованно шептала:
- Когда ты уехал, я поняла, какую сморозила глупость. Поломала всю жизнь и тебе, и себе. И что мне виделись кругом тебя одни бабы? Любила очень, не хотела ни с кем делить. Сначала жили на сбережения и твои деньги, потом уговорили меня подружки открыть собственное кафе. Я подумал, займусь бизнесом и я. Вокруг таких заведений полно: рестораны, закусочные, пивбары. Нашли помещение, оформили аренду, вот тогда и понадобились деньги. Надоумили взять кредит под залог квартиры. Я мало что в этом понимала, но мои приятельницы богатели на глазах, деньги гребли лопатой. Дела шли неплохо, пока не подошел срок платить по кредиту. Проценты страшенные, в кафе таких не заработать. Стали звонить из банка, угрожать. Кафе продала, но это помогло ненадолго. А на той неделе пришли домой какие-то отморозки и заявили, что если через десять дней не уплачу проценты, то отнимут квартиру. Я детей в охапку и к тебе.
Снова залилась слезами.
- Боря, родной, помоги! Что делать? Жить страшно. Боюсь я за детей да и за себя.
- Все, все. Успокойся. Что-нибудь придумаем, но возвращаться тебе пока не нужно.
Наутро взял ссуду на работе, выложили последние сбережения родители, сел в самолет и через два часа был в Питере. Три дня платил проценты, переводил кредит на себя, подыскивал жильцов в свою квартиру, погрузил в контейнер самое необходимое и вернулся в Казань.
Решили пожить у родителей до получения обещанного жилья, детей определили в школу. Надежда притихла, видно, много пережила, ходила, боязливо оглядываясь по сторонам, теперь ей во всем виделась беда. Но так продолжалось недолго. Вырывался ее норов в магазине, в электричке, в парикмахерской. Здесь она не церемонилась в выражениях и поступках. Со временем осмелела, успокоилась, надолго уезжала в Питер, ссылалась на то, что родители нуждаются в уходе. Отношения их складывались скупо и безрадостно. Не было в них ни тепла, ни искренности. И оба это понимали.
В то лето Рита окончила школу, с легкостью поступила в архитектурный институт. Сергей с трудом дотянул девять классов. Рос нелюдимым, читал мало, друзей не имел, мог часами сидеть в запертой комнате с наушниками.
Надежда, уезжая к родителям, взяла его с собой, чтобы пристроить в какой—нибудь колледж.
Телеграмму о смерти тестя он получил в полдень и вместе с Ритой уже на следующий день провожал его в последний путь. Он с большим уважением относился к этому спокойному, скромному труженику, прошедшему войну, потерявшему в блокаду всех родных, и только во втором браке бог подарил ему дочь. Видел, каким отчаянным ребенком она росла, тревожился, глядя на ее неуемный характер, пытался как-то повернуть к себе, получалось не всегда. Страдал от непонимания. Зятя полюбил, как своего. А перед смертью сказал дочери то, что не давало ему покоя все последние годы:
- Отпусти ты его, дочь. Разные у вас дороги. Идите каждый по своей.
Это напутствие поставило последнюю точку в их семейной жизни.
Все прошло спокойно. Имущественных претензий не было. Понятно было, что детей тоже поделили.
Первое время после развода Борису Петровичу как-то даже легче стало. Не давила, не угнетала его обыденность жизни. Спокойнее стало, как будто места больше. Дочь вскоре преподнесла сюрприз: выскочила замуж за однокурсника. Сняли квартиру, и остался Борис снова один.
Несколько лет одиночества научили его полагаться только на себя. Выручали от депрессии работа, дача. Теперь он, жалея родителей, все свободное время обрезал кустарники, прививал редкие сорта, радовался новому газону, аккуратным грядкам. Урожая хватало всем.
Друзья по юности не оставляли его, пытались найти спутницу жизни, но Бориса
это не задевало. Может, боялся повторить ошибки молодости, может, не встретил по душе.
Как-то вечером сосед по даче Иван Иванович, только что вернувшийся из санатория, рассказывал:
- Ну, Петрович, скажу тебе, много я поездил, отдыхал и в других странах, а тут под боком такой санаторий: сервис европейский, минеральная вода лучше кисловодской, кормят отлично! А рыбалка! Мы с тобой облазили уже все места на Волге. Знаем, где щука, где сазан. А там! Выйдешь на зорьке, спустишься к воде, и бери, бери! Сама на крючок идет! Съездил бы, отдохнул от суеты. За дачей я присмотрю. Не пожалеешь!
Так оказался Борис Петрович в санатории, расположенном на высоком берегу Камы среди сосновых рощ, полей, вдали от городов и автотрасс. Минеральные источники, живописный ландшафт, отличная медицинская база, доброжелательный коллектив – что еще нужно для восстановления здоровья. С соседями по столу, веселыми, совсем не похожими на больных, познакомился, посмеялся их шуткам.
Вечером вышел на балкон подышать прохладой. Под скалистым берегом до самого горизонта расстилалась водная гладь красавицы Камы, по обеим сторонам здания –корабельные сосны, ровно подстриженные кустарники, дорожки для прогулок. Все благоухало свежестью, запахом цветов и трав. Внизу на площадке перед входом баянист Николай Петрович приглашал желающих петь. Слышался веселый говор, смех. Узнал и свою соседку по столу Светлану Васильевну. Позавидовал. Хорошо отдыхают женщины!
Утренние пробежки приносили ощущение легкости, покоя. Казалось, что жизнь еще может преподнести какие-то сюрпризы, хоть и возраст поджимал. Скоро отправляться, как говорили прежде, на заслуженный отдых. И что тогда ждать от жизни? Исполнения каких-то желаний? Да и будут ли они еще бередить его душу? Так думал он, пробегая мимо скамеечки, закрытой кустами, и вдруг услышал всхлипывание. Сидевшая на скамейке женщина плакала, закрыв лицо руками, качая головой, тихо что-то приговаривала. Борис подошел, присел, стал молча смотреть на нее. Узнал Светлану Васильевну. Она стушевалась, быстро вытерла платком глаза, извинилась, а потом тихо сказала:
- Видела во сне мужа, уже пять лет, как нет его. Веселый, нарядно одетый. Так захотелось подойти и обнять, но проснулась. Скучает, наверно, по мне, ждет, когда приду.
Поправила прическу, вздохнула и поднялась.
- Пора на завтрак.
И снова что-то кольнуло, защемило, жалость или сочувствие. Хотелось как-то утешить. Но он не знал, как. Так и не нажил опыта общения с женщинами.
С той встречи стали вместе гулять. Разговоры сблизили их. Казалось, он давно знал о ее существовании, просто судьба раскидала их, наделила другими заботами, долго кружила над ними в ожидании встречи и вот дала последнюю возможность.
Скоро он вернется домой. Конечно, он дорог родителям, его любят дочь, внуки, но старики заняты разговорами о здоровье, внукам с дедом хочется порезвиться, попрыгать, отдохнуть от родительской опеки. Он дожил до такого возраста, когда уже не хочется никаких интриг, выяснения отношений. Хочется, чтобы его встречала улыбка близкого человека, теплые тапочки, вкусные запахи, когда знаешь, сколько ложечек сахара положить ей в стакан, когда хочется просто прикоснуться к руке, шутливо ответить на реплику или просто помолчать.
Он думал о продолжении знакомства, но как это устроить, чтобы не ошибиться. Светлана всколыхнула в его душе смутные воспоминания молодости, когда ждешь от жизни только новых встреч, ярких ощущений. А сейчас чем больше людей тебя окружает, тем острее чувствуешь свое одиночество. Жизнь подходит к завершению, но в любом возрасте хочется радоваться ей вместе с близким человеком.
Глава вторая
Замуж Светлана Васильевна вышла после окончания факультета дошкольного воспитания педагогического института.
Поселок, где ей предложили место методиста в открывшемся детском саду, примыкал к железнодорожной станции. С одной стороны дома упирались в паровозное депо, с другой – в длинные амбары с зерном, конюшни, загоны. Здесь располагался большой зерносовхоз.
Дома, в основном, одноэтажные, с огородами, пристройками, окруженные палисадниками, где радовали глаза разноцветные мальвы, кусты сирени и жасмина, приветливо выглядывали яркие головки георгинов.
Трудились жители поселка слесарями, ремонтниками, водителями, трактористами. Неделю трудятся, в выходной отдыхают. В субботу рабочий день на час короче. Около общественной бани уже стоит цистерна, в которой привозят молоко, квас, а сегодня - пиво. В очереди – полпоселка. Кто с банкой, кто с бидоном. Парни посылают самого шустрого пораньше, дают пустое ведро. Очередь бурлит, ругается, вырывается смачный мат, каждый хочет побыстрее глотнуть вожделенного напитка.
Сбиваются в компании по пять-шесть человек и уходят с пивом в деповской садик. Там, прямо на траве, усаживаются, достают кружки, и начинается блаженство. Кто-то добавляет в пиво водку, чтоб побыстрее обалдеть, кто-то пытается организовать какую-нибудь закуску. К вечеру ведро с пивом опустело, теперь другое развлечение. Захмелевшие, смелые, лихие, дерзкие, они готовы показать свою удаль. Крик «Айда бить чеченов!» воспринимается, как сигнал к действию. Откуда -то появляются юркие, чернявые, тоже пьяные вынужденные переселенцы, и начинается драка, отчаянная, с матом, с порванными рубашками, с разбитыми губами. Длится недолго. Поверженный противник вскоре трусливо убегает: иметь дела с милицией ему совсем не хочется. Победители замывают кровь, хвалятся друг перед другом синяками и шишками и открывают двери клуба, где играет баян, в кругу суетливо толкутся девчонки и подростки. Вот они, герои, главные ухажоры, смело входят в круг, выбирают подружек и под музыку начинают выделывать коленца. Им сегодня можно все. Они хозяева жизни. Они подчиняют себе всех. Им не страшен участковый, свой парень, баянист, готовый свернуть музыку, пусть только попробует. Кто смеет отказать им в танце, в провожании, презрительно улыбнуться их плоским и глупым шуткам? С ними сейчас лучше не связываться, и самые понятливые девчонки сбегают с танцев, чтобы не оказаться в плену этих горе-провожатых.
Пьяные песни, крики не смолкают до утра.
Родители не особенно тревожатся за своих обормотов. Привыкли, да и свою молодость вспоминают не с лучшей стороны. Наутро матери отпаивают их рассолом, домашним квасом, вымещают свое волнение подзатыльниками или мокрыми полотенцами, свернутыми в жгут.
А с понедельника - опухшие лица, вымазанные маслом спецовки, крикливый бригадир. И так изо дня в день, из года в год.
Вот среди таких женихов выбирала себе спутника жизни Светлана. Года шли,
почти все подружки на последнем курсе как-то враз повыскакивали замуж. Не была и она обижена поклонниками, но что-то не подходили ей эти парни. Пригласил как-то знакомый студент в кино, а когда вышли в осеннюю ночь, он оступился и произнес: « Ой, как склизко!» Вот это «склизко», а не « скользко» окончательно отдалили ее, любительницу правильной и красивой речи, от такого кавалера. Другой был богат по студенческим меркам, водил всех подружек в кафе, покупал билеты в кино, но оставалась-то с ним около общежития она. Парень лез целоваться, а ей это было неприятно и даже неловко: он тратил на них деньги, а она не может ответить ему взаимностью. Что толку дружить, если это не твой идеал? Только время терять. Для нее идеалом был умный, порядочный, дружелюбный. И чтобы любил ее, и они подошли бы друг другу. Но что-то таких не встретилось. Так и довыбиралась до конца учебы. Хотелось, конечно, чтобы была семья, как у всех, дети и муж, пусть не идеал, но верный своему дому. Надо спешить, молодость и красота скоро уйдут. Сколько нас таких, ждущих и ищущих своего счастья?
С такими мыслями переступила она порог поселкового клуба и сразу же встретилась глазами с местным парнем, среднего роста, коренастым, прилично одетым. Он шел точно к ней и тут же пригласил на танец. Отметила: ритм улавливал сразу, повороты, кружение – все выдавало в нем музыкального человека. Потом она узнала, что играет в оркестре, занимается спортом, что окончил техникум, живет с больной матерью.
Стали встречаться, ходили в кино, гуляли по поселку. Квартирная хозяйка расхваливала его: « Колька – хороший парень, трудяга, да и мать не бросает, а что когда выпьет с дружками, так это, как будете вместе, уйдет». Света и сама думала: она педагог, найдет средства, чтобы оторвать его от приятелей, приучит к нормальной жизни.
Привычки молодости еще долго напоминали о себе: то допоздна гоняет мяч на стадионе, то катается на мотоцикле по ночным улицам. И дружки прежние наведывались, и выпивали, и дрались. Все было. Но с рождением детей таких эксцессов стало меньше. Заставила поступить заочно в транспортный институт. Возвращался с сессии из Ташкента с полными сумками ягод, фруктов, зелени.
В поселке мало что менялось, а дети росли, надо было думать об их будущем, да и хотелось другой жизни. Как только Николай окончил институт, решили переехать в новый город. Это были самые трудные, но и самые счастливые годы. Везде строительные леса, бездорожье,грязь по колено. Все пережили. Получили квартиру, дети пошли в новую школу, Светлане предложили заведование в саду рядом с домом. Успевала все: и работать по 12 часов, и на родительские собрания ходить, и в очередях за продуктами стоять. Николай работал на заводе тоже по 10-12 часов. Тогда не знали слова «отгул», нужно было сдать строительство к сроку, и со временем не считались.
Земляки, приехавшие сюда следом за ними, образовали что-то наподобие диаспоры: ходили друг к другу в гости и приглашали к себе. При дефиците спиртного повальным заражением стало самогоноварение, а самыми нужными продуктами – дрожжи и сахар. Ставили брагу, сваривали на заводе самогонный аппарат, и каждый готовил свое зелье, настоянное на травах, кофейных зернах и т.д. Пробовали, хвалились, делились рецептами. Причем, главенствовали в этом мужики. Жены ворчали, неохотно мирились с этим: дружбу с земляками надо было как-то поддерживать.
Света сразу отрезала попытку Николая заниматься этим безобразием, но походы в гости были самыми желанными. Первые годы ходили вместе. Света понимала, что он тоскует по родным местам, хочет расслабиться среди своих, вспомнить прежние забавы, посмеяться. Она умела поддержать беседу, подхватить песню, но не терпела хамства и глупости. К таким не ходили. А здесь выпивка почти бесплатная, и Николай не отказывал себе в лишней рюмке, знал, что жена не оставит его пьяного, доведет до дома.
Сколько слов, увещеваний, угроз, просьб было потрачено! Светлана понимала, что муж скатывается в пропасть, из которой выйти трудно.
Она перестала любить праздники, особенно Новый год. Нужно наготовить закусок, выбрать компанию. А тридцать первого декабря, приняв горячительного, обязательно идти к городской елке, изображать безудержное веселье, танцевать, играть в снежки и т.д. А у Николая просыпалось его молодое ухарство, хотелось почесать кулаки, и оканчивались такие походы оторванными воротниками, измазанными куртками. На этом праздник не кончался! Это только разогрев. Затем шли в гости, где веселье в пьяном угаре длилось до утра. Приводила его Света, когда он едва держался на ногах, раздевала, укладывала спать и, наконец-то, могла свободно вздохнуть и заснуть. Слава богу, праздник позади, ничего страшного не случилось, все дома.
Если она по каким-то причинам не была рядом, эти попойки заканчивались вытрезвителем, милицией. Тогда она, как в пропасть, бросалась спасать. Платила штрафы, унижалась перед милиционерами, клялась, что это у мужа в первый раз, умоляла не сообщать на работу. Все чаще думала о разводе, но жалела его как непутевого ребенка. Пропадет он без нее.
После таких возлияний наступали затишье, мир, покой. Это были мгновения счастья, которые так берегла и ценила Светлана. Отодвигала от себя плохие мысли. Жила надеждой. Она его жена, он – муж, и этим все сказано.
Как-то весной выделили Светлане Васильевне земельный участок в четыре сотки для огорода. Тогда это место называли непривычным для российского уха словом «дача», хотя клочок земли, заросший кустарником, высокой травой, никак не соответствовал этому названию. Взяла с тайной надеждой отвлечь мужа от пьянства. Вместе с детьми очищали каждый сантиметр земли, что-то сеяли, сажали. Николай вступил во владения этой собственностью неохотно, откровенно смеялся над ними, считал, что расходы превышают доходы, но Светлана упорно каждую неделю корчевала, копала, везла саженцы. Кое-что он делал сам, но огородник пока с него был никудышний. И только когда удалось купить и поставить небольшой щитовой домик, он вдруг как проснулся. Взял отпуск и каждый день, как на работу, ездил на участок, пристроил веранду, крыльцо, хозблок, пристрастился ходить за грибами. Встанет утром пораньше, сходит в ближайший лесок, наберет на жареху, и грибной запах будит жену и детей. Когда купили машину, выезжали за несколько километров. Здесь ему не было равных: знал все породы грибов, способы их приготовления: грузди – солить, маслята – жарить, опята – мариновать, белые – в суп. И с ранней весны до глубокой осени заготавливали, заполняли банки, увозили в погреб.
Урожаем с огорода Светлана распоряжалась сама. Спасибо маме, приобщила ее к тому, чтобы каждому овощу, каждой ягодке продлить жизнь в варениях, компотах, салатах. Придумывала на ходу рецепты, делилась с соседками, но почему-то ее заготовки всегда были вкуснее. Рука у нее легкая, завидовали: все растет как на дрожжах.
Совместные дела, интересы как-то отдалили его от земляков, да и те со временем обросли взрослыми детьми, сватами, кумовьями. Понял он, что надоели ему их плоские, старые шутки, слышанные много раз анекдоты.
Он делал неплохую карьеру на заводе, работал начальником цеха. Это требовало большого напряжения сил, энергии, знаний. Дома он был заботливым, приветствовал занятия детей спортом, бывал на всех соревнованиях с их участием, вспоминал и свои спортивные победы. Вместе радовались они, глядя, как растут, умнеют и взрослеют дети, как выздоравливают от юношеского максимализма. Летом отдыхали на море, как к себе домой, летали к друзьям в Москву, подолгу жили в Питере, побывали на Байкале, в Средней Азии, на Украине. Загорелые, отдохнувшие, с целым ворохом покупок возвращались домой, заново обживали свое жилище.
Шли годы. Жизнь приподносила свои сюрпризы. Неожиданно на заводе случился пожар. Выгорели целые цеха, склады, вышла из строя вся энергосистема, сантехника.
Понадобилось длительное время на восстановление. Тогда и решили произвести реконструкцию, объединить целые отрасли. Предложили новую должность и Николаю, но что- то она ему не понравилась, и он решил досрочно оформить пенсию, имел льготы, работая в горячем цеху. На рабочую сетку переходить не захотел – и залег на даче.
Хитрые, изворотливые, наглые « блюстители здорового образа жизни» и здесь нашли лазейку, как прибыльно и недорого спаивать население, вытряхивать из их карманов последние деньги: стали выпускать настойку боярышника. Это чудо медицины помогает от многих недугов! А чуда никакого не было. И пошел народ за «фанфуриками», так стали называть эти флакончики по сто граммов, и стоит недорого, и делиться ни с кем не надо, и хватает, чтобы унестись в блаженство.
Пристрастился к таким «фанфурикам» и Николай. Контролировать его стало почти невозможно, да и устала Светлана Васильевна вести эту борьбу за счастливую семейную жизнь. Устала, опустила руки. Будь что будет. Других забот хоть отбавляй. Взрослые дети, учеба, армия, женитьба, жилье. Да и не перечислишь всего.
Алкоголь еще никого не делал лучше, а разрушение психики налицо. Стал хмурым, жестким, агрессивным. Все его раздражало. Внуков любил, но терпел недолго, уставал, замыкался в себе, уезжал на дачу, прихватив с собой целебного напитка. Сердце давало сбой, давление зашкаливало. Все это и привело к инфаркту.
Уход из жизни близкого человека – это всегда трагедия.
Долго не могла Светлана улыбаться, никто не слышал от нее прежних шуток, ее звенящего, как хрустальный колокольчик, смеха. Жизнь потеряла для нее смысл. Для кого жить? Дети выросли, у них свои семьи, свои заботы. Не ее.
Вспоминалось все хорошее, и только спустя год, она бессонными ночами анализировала их жизнь. Почему? Почему так рано муж ушел из жизни? Чувство вины было сильным и захватывающим, хотелось кричать от горя, слез уже не было, а вот крик вырывался откуда-то изнутри. Не уберегла, упустила ниточку, за которую держала много лет. Понадеялась на его благоразумие, поверила, что он сам без нее сможет зацепиться за жизнь, порадоваться внукам, походить по осеннему лесу в поисках грибов, покупаться в речке, погреться на летнем солнышке. Наверное, не смог, усилий его на это уже не хватало, да и желания тоже.
На юбилей коллеги устроили ей такой теплый праздник, о котором она давно забыла. Лет немало. Пора на пенсию. Правда, на работе ее отпускать не собирались, вот и путевку в санаторий подарили. Сначала отказывалась. Зачем? Свежего воздуха и на даче достаточно, но подруги настояли, собрали чемодан, посадили в автобус, и оказалась она в прекрасном здании, среди лугов, лесов, рощ, на берегу большой реки. Оказалась и как-то выдохнула из себя все черное, огляделась, и такая жизнь ей понравилась.
Если бы не этот сон. Не отпускает Николай и сейчас. Видит ее обновление. Может, радуется ему? А может… Она еще не поняла, но ощутила, что начинается новая полоса в ее жизни. Прочитала где-то интересное сравнение: жизнь как неувядаемый букет, и каждый прожитый год забирает из вазы один цветок. Сколько осталось их в ее вазе жизни?
Утром вышла на балкон. Покоем и умиротворением дышало все вокруг. Лето только начиналось, и листва на деревьях была яркой и сочной. Недавний дождик развесил на кронах деревьев капельки влаги, которые сверкали как драгоценные камни. В прозрачных лужицах отражалось умытое небо с плывущими по нему белоснежными облаками. Густая зелень травы источала благоухающий аромат. Все в природе просыпалось для жизни, для радости. Просыпалась и Светлана. Как будто вернулась к той жизни, когда ждешь чего-то нового, чистого. Вспоминала, что когда-то в молодости она была в центре внимания, голова кружилась от комплиментов, улыбка не сходила с лица.
Надо быть собой, суметь преодолеть свое одиночество. Когда отстраняешься от пережитого, есть возможность оценить свои способности. Может, одиночество - самое роскошное, что есть в человеке?
Размышляя об этом, зашла в читальный зал библиотеки, нашла свои любимые журналы, стала искать интересную информацию и вдруг почувствовала чей-то взгляд. Напротив в кресле сидел сосед по обеденному столу Борис Петрович и смотрел на нее, не пристально, а как-то даже рассеянно, словно пробежал взглядом и отвел в сторону, но показалось, что с интересом.
Она еще может кого-то интересовать! Это было даже не новое ощущение, а почти забытое, отодвинутое временем, заботами, проблемами. Как будто это не она, веселая, молодая, отчаянно сопротивлялась вниманию сверстников! Сейчас сопротивляться не хотелось. Было даже интересно, что же будет дальше. Взгляд встретила с улыбкой, кивнула на прочитанное, поделилась, и он ответил спокойно, обстоятельно. Ей понравилось. Так завязалась беседа, а затем прогулки по тенистому парку. Говорил он мало, все больше слушал ее звонкий, заливистый говорок, напоминающий ему ручеек, журчащий по камешкам. Четкие, правильные фразы сплетались, обрастали, как кружевом,всплесками смеха, восклицаний.
Перед отъездом Борис Петрович пригласил ее на вечернюю зорьку. Он подружился с местными рыбаками, договорился пройтись у берега с бреднем, сварганить ушицы.
На землю спускались сумерки, на небе звезды все смелее выступали сквозь синеву, поспела двойная уха из молодых щучек, карасиков. На клеенке зазывно краснели помидоры, зеленели молодые огурчики, раскинулись зеленые перья лука.
Заканчивался обычный рыбный вечер, когда все съедено и выпито с большим аппетитом, неторопливой, непринужденной беседой. Поведали рыбаки о курьезных историях из своей рыбацкой жизни, насмешили множеством чудных баек и тоже отправились готовиться ко сну.
Было тихо, спокойно, даже река как будто отдыхала от дневных забот. Птицы тоже, как и люди, нашли себе место для ночлега. Они просидели у костра до глубокой ночи, попрощались, обменялись телефонами, пожелали счастливого пути.
Наутро рейсовый автобус, не торопясь, колесил по дороге среди покрытых яркой зеленью полян, глубоких оврагов. Ей не было жаль минувшего времени, но щемящее чувство одиночества снова сжало сердце. Грусть стала какой-то другой, как будто имела собственный аромат. Борис Петрович был так осязаем, что на миг показалось, что он рядом, держит ее за руку, что-то говорит. Она перестала питать иллюзии, но умом понимала, что их встреча – это ее последний шанс, и другого не будет. Душа отчаянно сопротивлялась, но разум приводил и приводил аргументы: кому через десять- пятнадцать лет ты будешь нужна со своей душевной организацией? Света невольно представила их будни: о чем они станут говорить, чем заниматься долгими зимними вечерами? Психологическая совместимость, несомненно, была: оба настрадались в прежней жизни, оба пережили тяжелые минуты одиночества. Им легко и интересно вместе. Это гармония, на которой держится мир. Возраст не позволит поступить необдуманно, но нет такого возраста, в котором поздно менять судьбу.
Декабрь 2016 год.