Детвору в детские дома тогда набирали, конечно же, стихийно. Что приплыло - то и мило, как говорится.
Воспитателей же надо было бы подбирать в институтах и на конкурсах, да куда там - времена–то какие были. Наш детдом всю войну собирались эвакуировать за Урал, да так и не решились, потому как немец не дошёл. Но сирот всё одно прибавилось, уж и в коридорах спали.
У Сеньки Щенкова родителей не оказалось, вернее он их совсем не знал. Годовалого его вместе со щенком подкинули в сени зажиточного дома - мол, хоть кого–то из них пригреют. Но не пригрели, а обоих подсунули в ближайший детский сад, где была ясельная круглосуточная группа и живой уголок для мелкопородной живности. В семь лет под именем Семён Щенков его с ещё одним пацаном по имени Петька отвели в ближайший детдом, где удачно поселили в спальню к ребятам, да еще через стенку от девчат.
Так уж случилось, что Сеню сразу полюбили все особи женского пола и даже обслуга. А уж дальше, ближе к зиме, он вовсе ощутил себя всеобщим любимцем в роли не иначе как принца в плену у «придворных дам», которые оказались такими привязчивыми, что шагу не давали сделать. Вообще–то, это надо было видеть - напрочь оттеснив ребят, девчата и все трапезы проводили в обществе своего любимца, при этом подсовывая ему самое лучшее и побольше, иногда отнимая даже у старшеклассников. Более того, они и вели–то себя с ним по-свойски, рассказывали при нём всякие сальные анекдоты, сплетни, при этом как бы шутя, тискали, целовали его. По праздникам дарили платочки, носочки, трусики, маечки-рубашки, стирали и чинили его бельё вместе со своим, не доверяя пожилой даме в роли штатной прачки и домохозяйки. Однако в конце шестого класса, совсем неожиданно для всех, Сеня влюбился в Светку Марошкину, отличницу и красавицу, которая вмиг присвоила «принца», как собачку, накинув на него поводок тончайшего обаяния. Как ни странно, не только девичья «банда», а и весь коллектив детдома принял это детское влечение весьма даже благосклонно - при них не ругались, им не мешали и даже из многочисленных посылок всё лучшее и подходящее несли им, как друзьям или как подтверждение тихой, как бы семейной дружбы. Да и местные «урки в законе» - их в детдоме было пятеро - не смели в слух даже пискнуть в сторону парочки, ибо знали, что писк этот мгновенно облетит детдом и «народ» это им уж точно не простит.
Вообще–то, чертоги детдома были табу для посторонних, пускали только высшее руководство, комиссии да богатых усыновителей. И вдруг однажды, выходя из своей спальни, Сенька узрел, как из дальней девичьей спальни выскочила некая взрослая дама и юркнула в кабинет директора. Сзади она показалась ему знакомой, но не местная и даже связанная с чем то гадким. Закрыл глаза, собрался, поднатужился и вспомнил - да, это же та самая тётка, что нас тогда из детского сада тащила! Вот это да! А здесь–то она зачем? Небось, ещё кого-то захапала. Он - к другу Петьке - мол, так и так - та самая баба. Теперь они уж вдвоём ждали её явления. Оно как бы им и ни к чему, но припомнилось, как перед самым выходом из детсада местный пацан подскочил к ним и зашипел: "Ну что стоите? Срывайтесь! Она ж людоедка! Когда ещё Лидку увела, и - с концом. И мать вчера приходила..."
Они, конечно, только улыбнулись тому, но и поболтали бы, если бы баба не вышла. А она как вышла, так сразу пацану подзатыльник и повела их напрямик через посадки, меж огородами, очень уж торопясь. Сеня, споткнувшись, оглянулся да так и промолчал об увиденном. И только в детдоме, под шум горячей воды, рассказал Петру о том, что пацан бежал за ними до самого детдома и всё махал и махал, явно советуя удирать, пока не поздно. Но даже при этом ребята тогда всерьёз пацана не приняли - что с него взять–то, с мальца пришибленного.
Однако, события развивались весьма даже странно. «Людоедка» ещё не вышла, а секретарша уже повела в кабинет... сенькину любовь,Светку. Вот тут ребята и насторожились.
- А ну, глянь в окно, - буркнул Семён другу.
Тот взглянул и тут же выдал:
- Да, она с машиной, и мужик там сидит. Номер я записал.
Минут через тридцать из кабинета вышла и поспешила к себе заплаканная Светка.
Затем "людоедка" с какой-то незнакомой дамой. Сели в машину и укатили.
Сеня с Петькой, разумеется, - к возлюбленной. Там оказались ещё три её подруги. Лидер «блатных» Кол тоже примчался и с порога:
- Ну, что тут у вас? Удочерить хотят? Я знаю этих двух. Мы их с Косым в прошлом году к себе перевозили (колония для малолетних преступников находилась тогда на острове, посреди реки), так они у нас Ляльку слямзили. Ах, какой был цветочек! Директор, сука, продал.
- А у нашего - откуда машина и такой дом? От зарплаты что ли? - крикнула девица, забежавшая из другой спальни.
- А вот у нас в Туле прошлый год сразу трёх девиц по подложным бумагам спёрли. Так менты розыск объявили и на этом всё кончилось. – сказала новенькая.
- Ни в коем случае ни соглашайся! - воскликнула пионер-вожатая.
- Ага, будут они её спрашивать -в машину запихнут и ищи-свищи. - вставила ещё одна девица.
- Идём перетрём. - шепнул Кол Семёну, и они втроём вошли в пустую спальню.
- И что вы намерены предпринять? - сказал Кол.
- А что тут придумаешь - народ надо поднимать, – ответил Семён - объявим собрание, расклеим объявления, установим дежурство и пусть только сунутся...
- Ну и дураки. - прошипел Кол, - Думаешь, они идиоты? Зачем им опять сюда соваться, если бабки-то он, наверняка, взял и передал с девицей. А ментам осталось только «товар» схватить, уж это они умеют. Загонят нас в театр или в цирк. Ты, конечно, будешь висеть на своей, и ментов будет валом, а как выйдите, да построитесь - одной или двух точно не хватит. Менты, конечно, сразу - в поиск, да с перехватами. А на самом деле они их багажом в самолёт и прощай родина. Такой товар, чтоб ты знал, по всему миру стоит огромных денег.
- Ты, Кол, почём знаешь?
- А я, дорогой, в отличии от некоторых, родился не в больничке, а на зоновской койке.
- Да. ладно. И что ты предлагаешь?
- Да, всё просто: мы им войну объявим.
- То есть, как это? В каком смысле?
- Да в простом. Они её начали, а мы, как мужики, обязаны принять вызов.
- У тебя наган есть, что ли? - спросил Сеня.
- Уже нету, но был. Да тут и наган не нужен, малявы достаточно. Вот у нашего шефа сколько детей?
- Двое, и обе девчонки нашего возраста.
- Великолепно, и у ментовского начальника тоже две девки. Вот за это мы их и зацепим. А ну-ка, дай сюда перо и бумагу, писать будешь.
Семён тут же сообразил чернильницу с ручкой, раскрыл новую тетрадку, и закрыл дверь на задвижку.И Кол стал диктовать.
"Эй вы, людоеды, верните деньги, иначе ваших дочурок псам скормим! Даём два дня!"
- Ты что, - зашипел Семён, - директор про тебя сразу смекнёт, потом меня возьмут, потом всех. А то и детдом разгонят!
- Не дрейфь, Сеня, держи хвост трубой! Всё на себя беру! На Колыму детей не кидают, а это ваше усыновление мне всё одно ни с какой стороны не светит.
- Почему "людоеды"? - спохватился Семён?
- Вот те на, -удивился Кол, - а кто же они по-твоему, если питаются от таких вот аппетитных для них девок, да ещё за деньги? Людоеды и есть!
- Ну, хорошо, написал. Дальше что?
- А дальше, значит, - ваша работа. Нора одного людоеда здесь, а сам он на обеде. Один из вас пойдёт и положит маляву ему а стол, чтоб никто не видел.
Не успел Сеня и слова в ответ молвить, как Кол воскликнул:
- Стой, погоди. А что если действительно всех подключить? Наверняка, ведь он к некоторым нашим девкам приставал. Вот будет шухер! Дай-ка я сам!
С этими словами Кол выхватил у Семёна бумагу и пошёл по всем спальням с уведомлением про «войну» в виде такого вот ультиматума.
Народ принял всё "на ура", даже с визгами.
Бумагу подкинуть взялась, было, пионер-вожатая, о Кол и у неё отнял. Влетел в кабинет сам. И не кинул бумагу в стол, а шлёпнул сверху, на стекло, прижал чернильницей и ещё новеньким патроном от противотанкового ружья, который давно болтался в его кармане.
Было воскресение. Красота, никакой зарядки, занятий, улучшенный обед и вообще - делай, что хочешь. Вот только директор имел гадкую привычку именно в воскресение приходить под хмельком, чтоб заперевшись в кабинете, долго и нудно «воспитывать» дежурных воспитателей, которые почему–то всегда были девицами, хотя в штате были и парни. Противно, конечно, ещё и как противно, но, как же теперь это было кстати. Обед, длившийся обычно до полутора часов, теперь пролетел минут за тридцать. Все глотали лихо, как с голодухи, боясь пропустить главное - приход директора и его реакцию на бомбу, на вызов, который все помнили наизусть, от чего ожидание было ещё более интересно.
По мнению ребят, дилемма рисовалась весьма простая - если директор святой, то есть даже девиц не трогал, то он, возмутившись, сразу начнёт расследование. А ежели он таки «людоед», то поспешит схватить бабки и у всех на виду смыться в машине, оставив нас в дураках перед всеми на веки вечные. Остальной же коллектив, хорошо знавший ещё и женскую тему, пообедав, рассевшись по всему коридору на скамьях и на стульях, на табуретках, а то и на полу, терпеливо ждал первого действия спектакля.
Каково же было удивление детей, когда, вместо обещанного директора с наганом, к двери кабинета подскочила его жена, толстая, шустрая и громогласная. Видимо, решив, что обед мужа в кабинете с некими девицами ещё не закончился, она кинулась на дверь с кулаками, каблуками, истерикой, выбирая словечки по заслугам мужа, забыв про детей. Завхоз, пожалев каблуки несчастной, подошел с монтировкой и одним движением руки откинул дверь. И лучше бы он воздержался. Узрев вместо девиц бандитскую маляву, которая,явно угрожала угрожала жизни её детей, дама с теми же кулаками кинулась к сейфу. Однако это оказался вовсе не сейф, а железный шкаф, покрашенный под метал, но тоже обещающий неприятности. Разумеется, завхоз отпер и его. Шкаф был сплошь завален всем чем угодно, но только не деньгами. Даме, однако, плевать - она решила и в том покопаться. Хватала, нюхала, плевала, смотрела, выгребала, выбрасывала. И когда в шкафу осталось меньше половины, завхоз вдруг узрел там некий рычаг , который так и просился в его ручищи. Рванул раз, другой, схватился, было, за ящик, а он так и повернулся на некой угловой оси, открывая под собой пустоту и при этом ещё и освещая её. Все замерли, как перед удавом. Завхоз своей тушей, конечно же, не полез, хотя там была лестница, но кивнул Сеньке. Тот шмыганул в один миг и уже там издал свист, удивления, который, как потом оказалось, означал опрятную комнатку, бесчисленные полки, заставленные портфелями, дипломатами, саквояжами и даже самодельными чемоданами разных размеров, чем только не обшитыми и не перевязанными. Да ещё и печати на них висели. Вскрыл Сенька первый портфель, да так и ахнул - пачками деньги большими купюрами, какие он и не видел сроду. Вот это фокус, ведь если во всех этих поклажах деньги, то сколько же девчат этот скот продал? Хотя это может быть и общак всей банды, подумал Семён, а наверх крикнул:
- Да здесь, оказывается деньги!
- Да? - удивился завхоз. – Молодец. А ну, покажи!
Одну большую купюру из пухлой пачки Сенька спрятал в носок, остальную часть подал наверх в руки той самой жены директора. Пока открывал саквояж, пачка прилетела назад со словами завхоза:
- Положи на место, дама не хочет сидеть в тюрьме вместе с хозяевами этих денег.
После этих слов Сеня положил на место и свою купюру, которую он и взял-то больше для куража, да и потратить на всех. В саквояже оказались такие же деньги, от чего завхоз приказал всё уложить, закрыть и вылезать с богом. Но, прежде чем закрыть тайник, завхоз решил переписать присутствующих, а именно воспитателей и старшеклассников как свидетелей. Едва он начал выбирать этих людей и прогонять вех прочих, как в кабинет, растолкав всех, с криком «Что здесь происходит?!» влетел директор. Ему бы дождаться хоть какого–то ответа, но он с пылу шагнул к самой дыре и даже заглянул в неё. Тут точно на своём месте оказался Кол, внезапно упавший сзади директора на спину и ногами подбивший его ноги. Тот благополучно летит в яму. Завхоз, не мешкая, задвинул дыру шкафом, зафиксировал рычагом, осенился крестом и вытер рубахой пот со лба.
- Ну вот, ребятки, и всё, вот и хорошо. Авось не сбежит.
Минут через двадцать по звонку пионер-вожатой прикатила полная машина солдат НКВД, а следом - скорая помощь, чёрный ворон, банковский "газ" и легковушка с районным начальством. Директора сунули в чёрный ворон, деньги - в машины, да и умчались с гудками, не поблагодарив ни Сеньку с Петькой, ни Кола за их, быть может, единственный подвиг в их несусветной жизни.