В сентябре началась война. Уже 2 сентября в субботу вечером мы оставили Живец и на взятой в долг тележке для угля везли свои узлы в Вадовицы.
Мама была очень ослаблена, некоторое время везли на тележке и её, несмотря на её возражения. В Вадовицах после немецкой бомбардировки вместе с несколькими семьями наняли телегу и так доехали до Кракова. Здесь нам чудом удалось сесть на поезд (наверное последний перед приходом немцев) и мы поехали в сторону Львова.
После семи дней езды с постоянными остановками доехали до станции в семи километрах от Ярослава на Сане. Во второй половине дня вдруг начался артиллерийский обстрел поезда. Оставили все наши узлы, взяли с братом только по паре белья и, кажется, подушку в мешке и какие-то продукты. Пешком обошли Ярослав и, идя на восток, дошли до Любачева. Дорога была тяжёлой, по глубокому песку, особенно для родителей. Отец очень устал, далее не мог уже двигаться, а в это время уже отступали последние заградительные подразделения польской армии. Ходили слухи — оказавшиеся позже лживыми — что немцы перед фронтом пускают задержанную молодёжь.
Родители предложили расстаться, чтобы мы с братом могли уйти от немцев. Я сразу подумал про себя, что мы больше никогда не увидимся, и даже сперва ощутил некоторое удовлетворение — будем свободными и независимыми — но затем охватила меня безмернаятоска. Лежал, уткнувшись лицом в траву, тяжело вздыхал. Что видели от нас наши родители? Не говорю даже о какой-то пользе, но какое может быть удовольствие от того, что не было с нашей стороны сердечности в обращении, более того, в какой-то момент в дороге рассердился, потому что потеряли из виду отца и кричал на мать совершенно бессердечно, согрешил тяжело. И это в то время, когда мать сама была в отчаянии, в страшном состоянии, видя, что должна попрощаться с обоими сыновьями.
Молюсь о них непрерывно, дай Бог чтобы не слишком поздно. Хотя всё говорит о том, что их нет в живых, но у Бога всё возможно. <…>
Мы расстались с родителями 11 сентября 1939 года. С Божьей помощью ускользнули от немцев, но зато попали под иго большевиков. Хоть нам большевики и спасли жизнь, были они для нас не менее неприемлемыми, т.к. коммунисты и, естественно, советские евреи люто боролись с сионизмом. Считаю, что это ясно для всех и понимаю это так: политика Сталина была национальная, так что большинство правительств в республиках должны были быть национальными, управляться представителями наций этих республик. Евреи, которые были бы рассеяны по всем республикам, (в основном жили только на Украине и в Белоруссии) могли бы занять много постов, а если бы имели свою республику, должны были бы убраться из остальных. Поэтому не удалось еврейское переселение в советский Биробиджан, поэтому они и были против сионизма.
После двух-трёх недель скитаний мы с братом оказались во Львове. Дважды уходили из Львова, искали родителей там где расстались и в условленном месте, но напрасно. Дом, где задержались родители, был сожжён, единственный в большом селе, насчитывающем 200 домов. Не символично ли это? Через несколько недель, когда пришли знакомые из Живца, они сообщили нам, что родители вернулись туда после занятия этой местности немцами. Вскоре собралась довольно большая группа членов организации (Акивы. пер.), и мы заняли старое помещение на Сиктусской улице 19 [на третьем этаже].
Материально это был период сильнейшей нужды. Мы получили от родителей 100 злотых, но хотели отослать их им при оказии и искали работу. Сначала было тяжело, затем, однако, периодически работали то здесь, то там, пилили дрова, охраняли руины разрушенных домов, где украл жесть, которую продал жестянщику за 8 злотых. Брат имел постоянное занятие по уборке улиц, а в конце даже вышибалой в ресторане, откуда иногда приносил что-нибудь к хлебу, но меня тогда уже не было.
Поскольку Львов был главным местом для беженцев из занятых районов Западной Польши, было там много (около сотни) коллег из организации. На Сикстусской 19, где мы вначале обосновались с братом, была идейная ячейка группы. Здесь собирались, чтобы вспомнить былые времена и подумать, как выбраться из этого «рая». Планировали перебраться в Румынию, и этой целью некоторые выехали в Косово. Оказалось, однако, что граница тщательно охраняется. Некоторые перебрались в Венгрию, однако о массовом выезде не могло быть и речи. Тем временем во Львов приехал один из членов нашего секретариата, поговорил с руководителями других организаций, пребывавших во Львове, и вместе решили организовать массовый побег в Вильно, который большевики уступили Литве.
на фото родители Освальда в 1942 году в польском городке Кальвария