Дважды в одну реку - 3 часть

               
                ЧАСТЬ 3



      

                Глава 1. Ссора со свекровью   

Моё перо  становится тяжёлым. Я подошла к одному из самых  трудных периодов моей жизни. Раньше многое зависело от меня  и,  в общем-то, было  поправимо, а теперь я не знала, как исправить свои ошибки, и совершала новые. Можно не продолжать…. Но расскажу по порядку, как было. Возможно, мой опыт кому-нибудь да поможет. Но все мы учимся жить на собственном опыте, а я, как стало заметно с годами, вообще склонна ставить опыты над собой, причём рискованные.

Передо мной  была одна цель, одна задача, и я делала всё, чтобы выжил мой ребёнок, но не знала главного: как спасти дочь от голода. Это время не было голодным, но моему ребёнку угрожал именно голод. С холодом мы как-то справлялись. Печь-киловаттку почти не выключали, и Вася, будучи электриком, манипулировал со счётчиком на мой страх и риск: он сам был на работе, а я в любой момент ждала контролёра. 

По рекомендации врачей, с первых дней я сцеживала недопитое дочерью молоко. У всех рожениц молоко было  белое и кремовое и даже со слоем жира, а у меня – бледно-голубое. Когда я кормила одной грудью, из другой  вытекал ручеёк молока. Что делать, я не знала. Свекровь с удивлением наблюдала за мной, и видно было, что и она от меня в шоке. Однажды на мои вопросы я получила такой ответ:
 - Когда я кормила, мой сосок не входил  ребёнку в рот….

Итак, других проблем с кормлением у Анны Филипповны не было….
А я догадалась, что моё бледное молоко от недостатка питания. Мне же некогда было готовить! Я сказала об этом мужу, а он матери. И вот однажды она приготовила обед в моём обычном вкусе: пожарила картошку,  отдельно обжарила варёную колбаску. Я хорошо поела, но и это не очень помогло.
 
Коросты с сосков не сходили, и я продолжала терпеть адские боли в момент прикосновения ребёнка к груди. Анна Филипповна, конечно же, хотела мне помочь и однажды стала пристально наблюдать, как я даю малышке грудь.  При этом наклонилась надо мною, лежащей с ребёнком в кровати. Я оказалась в страшном напряжении и закричала на неё. Я крикнула всего одно слово, умоляя, но, видимо и с угрожающей интонацией: «Уйдите!!!».  И в ответ  получила тоже одно слово:  «Сучка!»

Стало понятно, как относится ко мне свекровь. Всё было кончено!

Анна Филипповна тоже поняла, что всё кончено, и, возможно, ей даже легче стало. Она потребовала, чтобы к Восьмому марта ей была «схлопочена квартира».

Я хоть и расстроилась, но тоже вздохнула, только выдохнуть было трудно: как мы сможем разменять двухкомнатную квартиру на первом этаже, да к тому же такую холодную?!


                Глава 2. Новый год

Нас с дочкой ждали в детской консультации 24-го декабря. Это был первый наш поход в поликлинику и мой  самостоятельный выезд из дома. Кто меня сопровождал? Этого я совсем не помню! Возможно, что никто. Муж на работе, моя мама тоже работала, а свекровь позвать – даже не пришло в голову. Скореё всего, я была так рада, что появилась возможность сменить обстановку, что  с радостью вылетела на улицу с коляской, в которой Юленька сразу заснула.

Моего ребёнка измерили и положили на весы. Я затаила дыхание: какой вес? При рождении был 3-50, а сейчас должен быть…
 - Три сто, - сказала медсестра.
 - Как три-сто?
 - Вот так…  Надо проводить контрольное взвешивание…
Но забегу вперёд и сразу скажу, что такого взвешивания не проводили, и я не настаивала. Мне всё стало ясно: плохо кормлю, плохое молоко, ребёнок не выдерживает три часа перерыва в кормлении.
Но я не смогла ничего изменить, только старалась есть сама… Я молчала, муж молчал, свекровь молчала, а ребёнок всё кричал и кричал…
Дня за два до Нового года я вырвалась как-то вечером  из дому, чтобы купить новогодние украшения. Ребёнок недоедал, а мне  в голову лезли всякие глупости. Покупая ёлочные игрушки, я намеренно брала разные по одной штуке, чтобы ребёнок не вырос жадным. А на месяц рождения дочери я приготовила толстую книгу стихов Агнии Барто.

Вася поставил маленькую ёлочку, я нарядила её, но опять снимала новые игрушки и показывала Юленьке, лежащей в коляске, так как кроватки у неё пока не было, да и ставить её было некуда. Потом я показывала Юле книгу. На всё она таращила большие синие глаза. Было заметно, что ей это интересно. Так я сделала открытие: когда и как приобщать ребёнка к книге. Юля рано и навсегда полюбила чтение. Для меня это предновогодие стало первым успехом моего ребёнка, и, разумеется, моим. Я слегка расслабилась. Но лучше бы я этого не делала!

Новый год мы встречали у моей мамочки на Братской улице. Я рассказала ей о проблеме со свекровью, но она ничего мне не советовала и жить к себе не приглашала.

Мария Петровна Симкина приготовила мне подарок. Это был хорошенький бюстгальтер, ставший ей малым. Я примерила – хорошо!

После ночной прогулки в коляске Юля спала сладко и крепко. Мы не стали её будить. Встретили Новый год да засобирались домой. По дороге  (а ходьбы до нашего  жилья   минут 12 быстрым шагом) я чувствовала, как  моя грудь наливается молоком – я ведь хорошо поела!

С Новым годом! – хотелось крикнуть каждому встречному! Всё вдруг стало так хорошо и даже прекрасно: ведь моей дочери уже месяц! А я от радости пережитых годичных мук говорила, что Юле уже год и семь месяцев, хотя был всего месяц и семь дней.


                Глава 3. Моя болезнь

  Шёл второй час Нового, 1966 года. Оказывается, начался год Огненной Лошади, но в ту пору мы об этом не знали. Но меня та лошадь сразила огнём наповал….

Хорошенький лифчик, подаренный мне Марией Петровной, едва не стал причиной моей смерти. Когда я расстегнула его, чтобы дать ребёнку грудь, с удивлением заметила, что грудь стала каменной. Молоко прибыло в изрядном количестве, но одежда мешала, и грудь затвердела. Юленька не могла взять сосок, а когда я дала ей более мягкую грудь, и дочь принялась сосать, то из затвердевшей груди молоко, как обычно, не вытекало, а снова стало прибывать. И  усилия отсосать или сдоить были тщетными. Грудь воспалилась. Я не знала, как мне быть, и, решив, что как-нибудь рассосётся, легла спать. Но что это был за сон! Во-первых, я по ночам всегда кормила ребёнка, а во-вторых, грудь продолжала разбухать, твердеть и болеть. Поднялась температура. Свекровь предлагала сбегать за бабкой повитухой, но я возражала.

Второго января муж ушёл на работу, я ничего делать не могла. Температура подходила к сорока, вот пошла и за сорок… Меня охватило полное безразличие, и я приготовилась умирать. Было два выхода: врач и бабка. Если врач, то меня положат в больницу. А с кем будет мой ребёнок? А что может сделать какая-то неграмотная бабка? Ну, как она сможет меня вылечить?
- Заговорит и всё! И дашь ей рубль, – так просто сказала свекровь.
 - Да поможет ли это мне?
 - Да всем помогает, и тебе поможет. Надо попробовать. Я сбегаю за нею сейчас.
 - Мне всё равно. Хотите – зовите. Я знаю, что мне уже никто не поможет.
Минут через сорок я увидела  над собою внимательные голубые глаза, смотревшие с кроткого пожилого лица. Прошло 50 лет, а я и сегодня помню то лицо, те глаза… И тот мягкий небесный  голос….
 - Дайте мне щепотку соли, - обратилась та бабушка к моей свекрови, - А ты, доченька, - обратилась она ко мне так ласково, - Открой грудь. Лежи, не вставай.

Моя грудь горела огнём, и поэтому мне стало приятно на холодке. А бабушка начала медленно  кругами посыпать мою грудную клетку  струйкой соли.
Так, нежно посыпая, она начала напевный заговор, повторив его три раза. Из её речитатива я помню первые слова:
 - Господу Богу помолимся, Господа Бога попросим: Господи Боженька, благослови, Пречистая Мамочка, на помощь приступи….
Меня эти первые слова сходу растворили и приподняли над землёй… А далее,  новая воздушная волна стала  поднимать всё выше:
 - Пойдёмте, братцы, гряды загребать. Чёрную рожу из тела изгонять…
И  как только она скажет «Господу Богу помолимся» - расслабляется моё тело. А как скажет «Пойдёмте, братцы, гряды загребать», я мысленно вместе с  мифическими братцами засучиваю рукава, и собираюсь к действию….

Сеанс закончился, а моя доченька вдруг проснулась, широко открыла глазки и стала смотреть на эту бабушку, а бабушка на неё:
 - Кулачок сосёт. Кушать хочет….

Я приподнялась на постели, и в это мгновение вся моя рубашка стала мокрой! Из больной груди побежало молоко! Я была спасена!


                Глава 4. Излечение

Бабушка поставила мне диагноз: рожа. Рожистые воспаления признаёт и медицина. К следующему её приходу я уже ходила и потому заметила, что перед лечением бабушка наклонилась к топке титана, который обычно топили, согревая в нём воду для мытья и стирки, (но сейчас в нём не было огня) и что-то пошептала в  пустую топку. Потом снова взяла щепотку соли, и всё повторилось, как в первый раз. И опять Господи Боженька благословлял, и Пречистая Мамочка на помощь приступала, а затем братцы гряды загребали, и я вместе с ними….

Сеанс закончился, бабушка ушла, я встала с постели, и вдруг что-то будто щёлкнуло в больной груди. Я с ужасом приоткрыла грудь и увидела образовавшуюся в ней дырочку, из которой при каждом моём повороте, а потом и при лёгком  нажатии, как паста из тюбика, выходил гной. Но боли не было!

На третий день, когда бабушка пришла снова, я рассказала ей о случившемся. Она пояснила:
 - Ты затянула. Если бы позвала меня раньше, то всё бы рассосалось без следа.
Но меня не пугала образовавшаяся рана. Теперь я поняла, отчего у моей мамочки был шрам на груди – от грудницы. Так называется болезнь, от которой меня вылечила эта удивительная бабушка без имени. Бабушка, которую принято было называть просто бабкой. А мне хочется называть её доброй волшебницей.
 
За лечение положено платить. Было очень непривычно это сделать. Сколько заплатить? Рубль, как сказала свекровь? Нет, этого мало! Чтобы за спасение жизни, да рубль!? Я приготовила три. И когда протянула бабушке зелёную трёхрублёвку, она смутилась:
 - Доченька, так много?..
 - Да-да, это Вам, - поспешила я уверить её. Надо было бы дать больше, но не было.


                Глава 5. Родственники

Спасение  приободрило меня, но с молоком проблемы продолжались. Не знаю, почему тогда моя мама  отстранилась  от меня и навещала редко. Она даже не озадачилась моей историей с грудью.   Телефонов тогда не было,  Вася после работы бежал домой, а не к моей маме,  поэтому она  не знала о моей болезни. Сестра Валерия тоже ни разу не навестила меня в моём новом жилище.

Ребёнок рос, а питания не хватало, по ночам мы не спали. Подкармливать так рано медицина не разрешала, а я боялась начать самостоятельно, да и не знала, как.

Однажды,  нас ожидала ещё одна бессонная ночь, а сил уже не было, свекровь подсказала накормить ребёнка печеньем, размоченным в молоке. Я вспомнила, что меня бабушка выкармливала  жвачкой, которую я потихоньку сосала, держа  во рту марлечку с хлебом или с  печеньем.
 
Ну, думаю, не жвачка же, а чистое печенье,  оно не изо рта… Накормили,  и все спали целую ночь! Выспались. А когда я подошла к коляске утром, то обнаружила у дочери сыпь! Ну, что оставалось делать?

Я думала-думала и списала сыпь на дешёвое печенье. Значит, надо подкармливать хорошим, а не первым попавшимся. Так и сделали, и жизнь чуть нормализовалась.

Зима 1965-66-го года была очень суровой. Мы сидели дома, и к нам никто не приходил, как вдруг нагрянула жена Васиного среднего брата Валентина. Валентина  узнала о нашем скандале со свекровью, хотя мы уже примирились. Сна потребовала от меня съехать с  квартиры свекрови.
 - А куда же мы съедем? У моей мамы  моя комната всего в семь метров.
 - А куда хотите! Да хоть на Индию! ( «Индией» называли индивидуальный посёлок)
 - Но там же дома без отопления!
 - Ничего! Люди везде живут! Съезжайте немедленно!

Но тут у меня хватило ума, и я сказала, что никуда среди зимы с таким крошечным ребёнком я не поеду. У нас и здесь жить невозможно (так холодно!), а мы начнём перебираться в неизвестность? Ну, уж нет!

Сомневаюсь, что я сказала ей всё это, а уж тем более о том, что я  сразу её раскусила, так как  стало  понятно: сноха испугалась, что придётся  терпеть свекровь у себя дома.

Хорошо же устроились старшие  невестки и  сыновья! Их мать замерзает, получает копеечную пенсию, а им не приходит в голову ей помогать. Я не работаю, у меня маленький ребёнок, Вася получает 127 рублей,  нам не на что снимать квартиру,  не хватает на нормальное питание, не говоря уже об остальном.

Валентина, как пришла злая, так и ушла, не смягчившись и не посмотрев на нашу доченьку. Мы  долго оставались в ссоре.



                Глава 6. Размен квартиры найден

Нет, не на всё готовое  я пришла  в дом свекрови. В семье моего мужа не было ни холодильника, ни стиральной машины.  Кровать у меня была своя, разве что табуретка и жилплощадь чужие. Но дальше жить в таком холоде маленькому ребёнку  нельзя. Я с ужасом думала о приближающемся времени, когда Юленька начнёт ползать.

Да и что скрывать, обидно было, что никто из родни, кроме моей мамы не пришёл посмотреть наше прекрасное дитя. Может, и дельный совет дали бы мне снохи. И мама, и свекровь  рожали и кормили младенцев очень давно,  так что   многое успели позабыть.

Между тем Юленьке исполнилось два месяца, и я снова поехала в детскую консультацию, где прибавка в весе в 500 граммов уже давала нам надежду.

Мы будто  примирились с  Анной Филипповной, но она вновь возобновила разговор о  жилищных хлопотах. Мы с мужем не стали тянуть, написали объявление, и он, по пути на работу, повесил его около автостанции.

Желающие обменяться, весёлые и радостные, пришли на следующий же день. В их семье было две девочки, но родители  некоторое время пребывали в разводе, да вдруг помирились и срочно захотели опять съехаться. Они предлагали за нашу двухкомнатную на первом этаже - однокомнатную квартиру и комнату типа общежития. Они заверили нас, что и квартира и комната тёплые, к тому же на втором этаже. Я же сочла нужным их предупредить, что у нас квартира очень холодная, но им всё было нипочём:
 - Утеплим! Батареи поменяем! – весело и уверенно  говорил мужчина.                - Муж – сантехник! – радовалась его жена.

  Вася и  наши обменщики сделали все документы, получили ордера, и мы стали переезжать.

После холодной  и маленькой комнаты мы оказались в раю! Три окна, горячая вода из крана, вделанного в радиатор, комната в 14 метров, маленькая кухня (как у свекрови) и крохотная прихожая. Но тепло и светло, да ещё и на втором этаже! Мы начали обставлять наше  новое жилище.

Первое, что мы купили, это, конечно же, кроватка для Юленьки! Мы поставили её в светлый угол, между двумя окнами. Западное окно было тщательно замазано белым пластилином. Потом я пойму, что мы оказались на семи ветрах, но в это окно воздух вообще не поступал, и сквозняка у нас не было.

  В правый затемнённый угол мы поставили стеллажи с книгами, а чтобы не загромождать комнату, кровати поставили врозь. Ведь вскоре Юля начнёт ползать. Теперь Вася спокойно спал ночь, а я спокойно кормила ребёнка. Мы стали её прикармливать очень жидкой манной кашкой.

Когда к нам зашли в гости  Васины троюродные сёстры из Вятской деревни, их заинтересовало и удивило расположение кроватей:
 - А как же вы сношаетесь?
Я не сразу догадалась, о чём они, но  удивилась их вопросу:  разве мы с мужем не в одной квартире?..
Столик у нас был журнальный – тот самый, что Вася смастерил два года назад из большого стола.

Гуляя с Юлей, а она сразу засыпала в коляске, я не хотела  просто торчать возле дома. Я ездила с нею по всему Падуну и даже добиралась до конца Набережной улицы, где находился хозяйственный магазин. Там я разглядела компактное модное кресло, и Вася согласился его купить. Для этого мы втроём поехали, то есть мы шли, а Юленька ехала в коляске.

Коляска была чудесная: немецкая, на хороших рессорах, и притом розового цвета. Она  досталась нам от Семёновых, а купила её у них моя мамочка. Сейчас, сделав покупку кресла, мы двинули в обратную сторону, и Вася всю дорогу нёс кресло на спине и плечах, иногда  садился в него передохнуть.  А я катила  коляску с Юлей.



                Глава 7. Праздничный "вояж"

Порой я оставляла  спящего ребёнка в коляске у магазина.  Мне сейчас не стыдно за это. Время было спокойное, и так, как я, стали делать многие. Одна женщина, поздновато родившая,так же оставила ребёнка у магазина, купила, что ей требовалось,  пришла домой одна, и только тогда хватилась пропажи, а между тем ребёнок спокойно спал на месте.  Нет, я не стояла в очередях, а быстро выходила на улицу, и мы ехали дальше.

Я ничего не могла купить, денег у меня не было - и стала просить у Васи хоть сколько-нибудь, ну, хоть 50 копеек.
 - Что же ты купишь на 50 копеек?
 - Да найду, что. Зеркальце куплю… Или расческу…
И Вася стал мне давать такие копеечки. Сначала я купила небольшое  круглое зеркало,  размером больше карманного. А потом присмотрела  недорогие чайные пары, и стала  их  покупать по одной, а раз даже две пары.
Благодаря этим новым мелочам стал преображаться наш дом. Но для жизни требовалось очень многое….

В ту пору мамочке дали однокомнатную квартиру в Энергетике, или, как тогда  говорили, «на Новом», то есть в Новом городе.  Мы знали   адрес, но не были  уверены, ходит ли автобус до её  микрорайона.  Ехать туда без коляски было трудновато.

Вот уже наступило 8 Марта, и был выходной. Мы с коляской поехали с Васей по Падуну, проехали всю улицу Гидростроителей, свернули к заливу, отделяющему Падун от Энергетика, и оказались на льду. Точнее, лёд был покрыт толстым слоем влажного снега. Тропа оказалась узкой, коляска проходила с трудом и всё время буксовала, но Вася был молод и силён, а наше обоюдное желание попасть в гости к мамочке ещё сильнее.

Как мы взбирались на гору, то есть на крутой берег, я уже не помню. Тогда главным было то, что мы уже на суше! Больше никогда мы не предпринимали таких авантюрных поездок, тем более, автобус до микрорайона вскоре был пущен.  Мама очень обрадовалась  нашему приезду, но особенно была рада новой квартире, и мы радовались вместе с нею.

Комната большая и с балконом! А подсобные помещения – не то, что наши клетушки. Но ничего, мы верили, что со временем тоже переберёмся в Энергетик.
 
И вот здесь, сейчас, хотелось бы поставить точку в момент равновесия моей (не ручаюсь за Васю) жизни! Но впереди много интересного, и много  того, о чём бы уже не хотелось говорить. Но не буду выкидывать слово из  песни, коли взялась петь. И уж я допою, допою…



                Глава 8. У мамы

Изо дня в день я наслаждалась быстрым взрослением моей крошки. Прошло три месяца. Заглядывая в нашу коляску, многие пытались посюсюкать, но Юленька, если не спала, не реагировала на такие легкомысленные заигрывания, а серьёзно смотрела на незнакомых людей большими синими глазами.  «И в кого у них такая красавица?» - в недоумении  спрашивали друг друга наши знакомые….

Я пела от счастья, пила чай из чашек, листала книги по искусству, читала и напевала стихи Новеллы Матвеевой.

Там, где кончается город,
Там, где граница асфальта,
Остановились дома,
Остановилась и я…

Но  это безмятежное состояние  сменилось новым испытанием.
Не помню кто, но нам, как жителям  дома по Юго-Западной линии,
сообщили, что ожидается ремонт, и мы должны на месяц  покинуть дом.

Не знаю, по какой причине было принято это решение, и пришло ли кому в голову ремонтировать наш прежний холодный дом, но нас не спрашивали, и  надо было собирать вещи.

Хорошо, что мамочка переехала в Энергетик, у неё теперь просторная тёплая квартира, и мы могли податься к ней. Уже не вспомню, как мы запаковали книги, которые конечно, было бессмысленно брать с собой.   Взяли только детские веши и одежду. Чтобы никто не сломал  журнальный столик, Вася придумал подвесить его за окно, а для красоты (не иначе!) прикрепил к столику рапиру, которую мы купили в магазине тоже для красоты. Забыла сказать, что у нас были стильные чешские деревянные стулья трёх цветов, их Вася тоже надёжно подвесил под окнами, а  старыми шторами закрыл новое кресло.

Теперь мы жили с мамой, которая ещё работала. Для этого она по-прежнему ездила в Падун, а Вася никуда не ездил и ходил пешком на свою работу: он всё также трудился в бригаде электриков на строительстве домов  Энергетика.

Мама спала на своей кровати, мы с Васей - на полу, поэтому мне было   неловко ранним утром наскоро вскакивать к кричащему от голода ребёнку. Я, как могла быстро, хватала Юленьку на руки и бежала включать печку, на которой грела приготовленную с вечера кашку. При этом я качала ребёнка, держа на руках, и приговаривала «сейчас-сейчас».  Юля уже знала этот сигнал и затихала, всхлипывая и часто дыша. И вдруг в этот момент она ухитрилась задеть своей маленькой ручонкой  край горячей конфорки и сильно закричала! Я испугалась, крикнув «доченька!» но уже бежала моя перепуганная мамочка:
 - Доченька! – передразнила она меня, – смотреть надо за ребёнком!  (будто я совсем не смотрю!)

Ожог  был  незначительным, и вскоре все успокоились. Но маме постоянно казалось, что я плохо смотрю за ребёнком. «Плохо» будет потом, но сейчас так думать обо мне - было несправедливо.

Однажды в конце апреля, привыкнув просыпаться очень рано, я мигом вскочила   от странного и угрожающего шума, доносившегося в форточку. Я подбежала к окну, но ничего не увидела, а шум всё нарастал! И вот из-за угла парка, что напротив дома,  выехал огромный настоящий танк! Он двинулся в сторону ГЭС, а за ним второй и третий – и целая колонна грохотала почти рядом с маминым домом по Сибирской улице. Было около пяти утра и все спали, даже мои домочадцы не проснулись! Думаю, что танки дошли до переезда, то есть, не заезжали на ГЭС, а по заброшенной теперь дороге повернули в сторону КБЖБ  и   обратно -  в леса….

Некоторое время Вася, по обыкновению, не хотел верить в мой рассказ, то есть верить тому, чего сам не видел, но потом важно  сказал, что это были учения. 



                Глава 9. После ремонта

Вася узнал, что в  нашей квартире уже обновили  стены, и в выходной день мы с ним  поехали посмотреть. Мне очень не понравился новый цвет, хотя уже не помню, каким он был, и я решила, что мы должны перекрасить нашу комнату. Я быстро сообразила, что надо в извёстку добавить лиловых чернил, и получится стильный сиреневый цвет. Мной сказано – Васей сделано! И в начале мая мы уже обитали в чистом жилье с сиреневыми стенами. К ним я подобрала дешёвый ситец для штор цвета сухой травы, или сена, с тонкими лиловыми треугольниками. И наш жёлтый столик заиграл  с новой силой, а цветные стулья – жёлтый, красный и зелёный - оживили интерьер настолько, что мои подруги просто повалили к нам в гости!

Первою пришла, конечно же, Людмила – моя Людка! – подруга ещё с   седьмого  класса. Как-то она привела свою новую знакомую Нэлечку Зайцеву. Нэлечке тоже понравилось у нас, и она стала приходить одна и, к моей радости, довольно часто. Мы с нею не могли наговориться! И поэзия, и искусство, и классическая проза, и мода, и ткани, и растения - всё это и многое другое интересовало нас!

С Нэлиной подачи я начала читать Достоевского, не вошедшего в программу моей школы, или даже моего поколения.

С покупкой книги Верзилина «Путешествия за комнатными растениями» удвоилась моя страсть к домашним цветам. Нэля приносила   цветочки сиреневой примулы, растущей на её окне, потом небольшую книжечку о растениях и приглашение в гости в Энергетик к необыкновенной любительнице комнатных растений.

Та женщина вела домоводство в школе,она была замужем, у неё подрастали двое детей. Нас приветливо встретила кареглазая брюнетка,очень энергичная, и было  сразу заметно, что она хорошая хозяйка.

Когда мы вошли в гостиную, у меня остановилось дыхание! Посреди комнаты росла берёза! Да,  белый берёзовый ствол, а на его верхушке располагался цветочный горшок со свисающими ветвями - ваями нежного игольчатого аспарагуса шпренгери. Далее во все сторон мои глаза наслаждались невиданными бегониями, кактусами, плющами, сансивьерами и папоротниками – настоящий  сад!

Я вернулась домой потрясённая и стала мечтать о таком саде у себя. Но представить посреди нашей единственной комнаты такую берёзу никак не могла.  Хозяйка сада уделила мне несколько черенков. Я привезла сансивьеру, восковой плющ и  колючую седовласую опунцию. Они росли  медленно, а я от нетерпения заливала их водой.


                Глава 10. Поездка с ребёнком на руках

Моя мама, то есть Юленькина бабушка, к полугодию любимой внучки сшила ей два красивых летних платьица из нежного батиста.

Стоял жаркий июльский день. Хотелось прогуляться налегке  и без коляски. Я решила осуществить задуманное: ещё раз навестить прекрасный дом цветочницы в Энергетике. Как-то я не сообразила, что лето в разгаре, учителя на отдыхе.

Мы нарядились с Юленькой в летние платья. На маленькие ножки  ребёнка я надела жёлтые носочки, привезённые свекровью в  прошлое лето, на головку – белый платочек с кружевным краем от солнца – мы впервые с дочкой совершали такой ответственный выезд вдвоём, и никакой обуви у неё ещё не было, и панамки тоже не было.

До остановки мы добрались легко,  в Энергетике вышли на площади, а нужный нам дом был рядом: на Холоднова, как теперь называют эту улицу. Я позвонила в квартиру, дверь открыл мужчина. Его жена уехала с детьми в отпуск на Украину. Я попросила разрешения посмотреть растения, он впустил нас. Я осмотрелась по сторонам. Того поразившего меня природного великолепия уже не было. Всё ещё торчал берёзовый ствол посреди комнаты, но аспарагус желтел и осыпался. На полу, рядом с ним,  стояла детская ванна с  водой для повышения влажности. Сад был оставлен на неопытные мужские руки….

Мы быстро сели в обратный автобус. Путешествие состоялось. Пассажиры, сидящие напротив,  с любопытством рассматривали нас. Я ощущала неприятный осадок от посещения чужого  запустения. Потом Нэлечка скажет, что супруги той семьи  разводятся. Но больше я ничего не слышала о них, а моя страсть к растениям поубавились.

С этого времени какая-то тоска стала ощущаться в моём доме, в  семье… Или этому способствовала жара, томившая не только тело, но и душу? Выйти на залив да искупаться (хотя бы в выходные!)  не приходило в голову. Вася весь день на работе, а я полностью занята ребёнком.

Мы начали с Юлей читать! Я   сделала открытие: маленьким детям надо читать  стихи!  Наделённые ритмом и рифмой, они развивают слух и ум ребёнка, вызывают эмоции. После чтения я показывала и называла дочке детали картинок, а со временем она сама стала мне их показывать. При этом я всегда держала ребёнка на руках – так она чувствовала себя защищённой, и её интерес к  книге и чтению формировался легко  и быстро.

Я зашла в книжный магазин, но книжек для маленьких не было. Оказывается, мой поход в книжный совпал с кризисом детской литературы, а я уже начала  интересоваться ею всерьёз, и даже выписала специальный журнал. 


                Глава 11. Новая проблема

С Васиным днём рождения - 3-го августа –  связано  очень многое.  В этот день 1966 года Васе исполнилось 26, а мне всё ещё было 20. Юленьке  -  8 месяцев.

Я не помню, были ли у нас гости. Всё-таки наш ребёнок был ещё очень мал, чтобы собирать гостей к столу. Это случится через год, а пока мы праздновали вдвоём, нет, втроём с Васей, и мне хотелось, чтобы ему было в этот день особенно  хорошо и свободно….

У нас всё было отлично, мы радовались нашей умной доченьке, нашему уютному гнёздышку. Только маленькая неприятность на минуту  омрачила нас. Оказывается,  шпагу-рапиру, так изобретательно подвязанную Васей за окном второго этажа,  кто-то похитил – уж очень она  оказалась соблазнительна для мальчишек! Ну и хорошо, если та шпага кого-то порадовала, а нам теперь она была ни к чему: у нас же маленький ребёнок и к тому же девочка.

Август  оставался жарким. Прибежала одноклассница Валя Михайлова с приглашением ехать с нею и с Людмилой Артемьевой в выходные   на остров Тэнга. Она ярко описала, какая получится прекрасная поездка совместно с группой сирийцев, проходивших практику на Братской ГЭС! Но я, естественно, ехать не могла, а Васю отпустила, и он привёз мне великолепные букеты ромашек и белых кувшинок, а с ними жёлтых кубышек. Кувшинки жили  долго, и я наблюдала за их чудесными превращениями.  Они закрывались на ночь ровно в шесть вечера. Сначала показалось, что они завяли, но утром, я ликовала их таинственному возрождению! Сохранились две фотографии той безмятежной встречи на Тэнге.

В середине августа меня настигло новое беспокойство. Я побежала  к гинекологу, так как была охвачена прежним страхом снова  попасть в роддом, где меня так активно воспитывал медперсонал.  Приём вела акушерка, она убеждала, что это не «задержка», а так называемая «замена»:
- У вас же маленький ребёнок, вы кормящая мать, у вас замена….

И как я ни пыталась объяснить, что уже не кормлю, и что такая замена уже закончилась, акушерка никак  не брала в голову мою реальную ситуацию. В конце концов, чтобы отвязаться от меня (не иначе!), она дала рецепт на таблетки с гормонами, а в  аптеке их не оказалось. Я решила дождаться тех таблеток, но жизнь меня так закрутила, что я никак не могла зайти в аптеку, да и попросту забыла о гормонах, так как новая проблема была тут как тут!

Меня стало мучить коловращение в животе. Я перестала есть и ломала голову, что же такое привязалось ко мне? Свекровь рассказывала о ленточных паразитах, о солитёре. Я с ужасом выслушала рассказ, как в деревне лечили одного человека (правда, не запомнила, чем), а потом высадили его  на горшок, и вышел солитёр, заполнивший  горшок полностью! Да, потеряешь аппетит от таких историй!

Но, придя в гости к Артемьевым, и поддавшись уговорам отведать свежего борща, я ощутила ежедневную тягу к этому блюду, так как мне чудесным образом полегчало! Я была так рада, что никто у меня, слава богу, не завёлся! И с того дня я начала варить борщи ежедневно. И как это  оказалось полезно всей моей семье! Я готовила  борщ в кастрюльке среднего размера, и мы втроём её опустошали. Наутро я снова кидала в воду мясо с косточкой, а через полтора часа добавляла овощи и приправы. Странно, что поедала я те борщи с какой-то особой жадностью и даже  страстью.

Мой организм утихомирился, дочка хорошо росла, и  муж был утешен  обилием вкусной  пищи.




                Глава 12. Гармония жизни


Я наслаждалась гармонией жизни! Пила чаи попеременно из трёх чашек: из оранжевой, из белой с оранжевыми горошками, из оранжевой с белыми горошками. Это был дешёвый хайтинский фарфор, который давно канул в Лету.   Сейчас его вообще не выпускают, и он доживает уже в дорогих  остатках некоторых, в прошлом состоятельных домов или у коллекционеров.
 
Юленька   вставала в кроватке на ножки  и что-то весело лепетала. Ну разве же это не счастье?! По утрам, слыша и видя, как просыпается моя синеглазая светлоголовая и румяная малышка, я весело  читала наизусть:
   
                Кто, кто в этой комнате живёт?
                Кто, кто вместе с солнышком встаёт?
                Это Машенька проснулась,
                С боку на бок повернулась,
                И, откинув одеяло,
                Вдруг сама на ножки встала!..

И пожалела, что дочку всё же  не назвали Машенькой, как того  хотелось раньше, и оставалось менять  в стихотворении имя Машенька на Юленьку.

Но я так  странно устроена,  что «счастьем поделись с другим» - это обо мне, и я делилась своим счастьем с подругами. Однажды Нэлечка привела к нам в гости свою  Таню Стефановскую. Внешне подруги были очень разными, но обе стройные и жизнерадостные.  У деликатной Нэлечки голубые глаза и длинные светлые волосы, уложенные в пучок. Таня -  яркая и высокая брюнетка с энергичным характером.

Помню комсомольское собрание в школе, приём в комсомол, то есть обсуждение кандидатуры какого-то семиклассника. Принято задавать разные вопросы про учёбу, про комсомольские поручения, об интересах и увлечениях наукой и спортом. Таня нетерпеливо  тянет длинную  руку и задаёт вопрос:
 -  Назови столицу Конго!
Потом, не унимаясь, снова:
 - Кто чемпион мира по прыжкам в высоту? Каков его мировой рекорд?
 - Ты сама-то знаешь? Надо выбирать, какие задавать вопросы, - пытается её урезонить  школьный комсомольский секретарь.
 - Знаю, - кричит Таня, - это Валерий Брумель! Его рекорд  2-28! Надо всем интересоваться!
 - Это кто такая? – спрашиваю у соседки.
 -  Да это Танька Стефановская, она старше нас на класс – из девятого «а».  Конечно, я запомнила эту любознательную Стефановскую, и вот она у меня в гостях! Теперь Татьяна учится в Иркутском университете на филологическом факультете. Для меня и для Нэлечки филфак – мечта!

Нэлечка, как  когда-то и я сама, бросила школу, теперь собирается получить аттестат в вечерней.

               
                Глава 13. Стихи Мандельштама

И вот та самая Татьяна  с восторгом сообщает нам с Нэлечкой о декадентах. Тогда только так было принято называть поэтов начала 20-го века -  Серебряного века русской поэзии, как говорят теперь. Но восторги, не подкреплённые текстами, были недостаточны, поэтому в следующий свой визит Татьяна принесла большой том Марины Цветаевой из серии «ББП», недавно вышедший из печати.  Принесла она и тетрадь со стихами, и заикнулась о поэте Мандельштаме, чья фамилия сама по себе   заинтересовала.

Стыдно до сих пор, что Марина Цветаева тогда не вызвала  у меня никакого отклика в душе. Я никак не могла настроиться на её волну. Любовь к её творчеству, к её необыкновенной личности вспыхнет у меня спустя 10 лет.

Настоящим открытием  оказался Осип Мандельштам! В тетради было всего три его стихотворения, переписанных Татьяниной рукой. Я тут же их  переписала в свою тетрадь! Его строки сразу запоминались. Почему? В них была магия – тайна… Его гласные долго поют, отражаясь, как эхо, которое отталкивается от речных берегов и летит всё дальше и дальше и постепенно затухает. Но Мандельштам, вопреки природе - не затихал  в моих ушах,  в моей душе,  в моём сознании. Он продолжал петь:

Я не увижу знаменитой «Федры»
В старинном многоярусном театре…

Но кто такая эта Федра? Я  прочла, что Федра - героиня  античной литературы. Но чем она знаменита? Почему он её не увидит? Я помчалась в библиотеку, взяла  «Древнегреческие трагедии», но всё оставалось на своих местах: Федра - на своём, Мандельштам - на своём, и в моём сознании   они  не сходились. Лет  через 25 я прочту про французскую  актрису Сару Бернар, так игравшую в театре роль Федры, что все с ума сходили от её вживания в образ. Но может, Мандельштам пишет про театр времён Расина?   У Расина тоже есть одноименная пьеса.
Но больше других меня околдовало стихотворение без названия:

                ***
Эта ночь непоправима,
А у вас уже светло.
У ворот Ерусалима
Солнце чёрное взошло.

Солнце жёлтое страшнее, -
Баю-баюшки-баю, -
В светлом храме иудеи
Хоронили мать мою.

Благодати не имея
И священства лишены,
В светлом храме иудеи
Отпевали прах жены.

И над матерью звенели
Голоса израильтян.
Я проснулся в колыбели -
Чёрным солнцем осиян.

Я не стану объяснять и анализировать эти загадочные строки. Если воспользоваться чужим анализом, то приведу два слова из отклика некого Марголина «Памяти Мандельштама»: «…Не что иное, как поиски дома бездомным поэтом». Но эти слова о поисках дома надо принимать не только в прямом, но и в расширенном иудейском смысле. Мандельштам написал их на смерть матери в 1916 году.

До сих пор мне не приходилось так долго доходить до смысла стихов. Почти всегда они были понятны, и только иногда я уточняла значения слов с помощью словарей – иностранные слова, имена собственные, например. Здесь же все слова были просты и понятны, но до разгадки было далеко, хотя я смутно улавливала смысл строк  незнакомого мне  Мандельштама, но стихи были так необычны! Они говорили, что есть глубокие, неведомые нам тайны… Но стоит ли их разгадывать? – скажу я  теперь… И всё-таки стоит.  Тайны иудеев  мы никогда  не постигнем, но, прикоснувшись к ним, ощутим, как велик и значителен их грандиозный древний пласт в мировой истории и  культуре.

С этого времени я заболела "еврейской темой".



                Глава 14. Еврейская тема

Сейчас мне кажется, что в ту осень в моём просвещении  сошлись разом Мандельштам и Анна Франк, Януш Корчак и Анатолий Кузнецов с романом «Бабий Яр». Моя эмоциональная сфера была перегружена прочитанным. Масса вопросов крутилась в голове… Только у Васи я находила относительный отклик и попытку понимания моего состояния. Он тоже читал о Януше Корчаке в журнале «Польша», и «Бабий яр» в журнале «Юность». С Нэлечкой я также пыталась говорить на  еврейскую тему, но как-то не находила в ней чувств, близких моим.

Гуляя, встретила однажды знаменитую Галю Кожевникову.
 - Почему евреев называют хитрыми? – спросила я.
 - Я бы назвала это свойство не хитростью, а умом, – поставила она точку.
Пройдёт год и та странная Кожевникова скажет иначе о своём муже:
 - Он меня предал. Он же был еврей и потому струсил и не пустил меня в дом с новорождённым  ребёнком. И я пошла, куда глаза глядят, а было лето, жара, хотелось пить.  Мне негде было перепеленать ребёнка и нечего есть… Мой ребёнок умер.

Я знала, что  Галя жила одна. Потом к этому её  рассказу добавится такая подробность из её биографии, как арест отца. И я пойму, чего испугался её муж.  И всё-таки, ну как он мог так бесчеловечно поступить?.. Я тогда  была идеалисткой. Да и остаюсь ею до сих пор.

Галин рассказ произвёл тяжёлое впечатление. Вскоре Вася принесёт магнитофонные записи с песнями Александра Галича, Булата Окуджавы  и Владимира Высоцкого. На крутящейся бобине с магнитной плёнкой Высоцкий будет петь об антисемитах, а Галич «Аве, Мария!»:

А Мадонна шла по Иудее
В платьице, застиранном до сини,
Шла она с котомкой за плечами,
    С каждым шагом становясь красивей,
С каждым вздохом делаясь печальней,
Шла, платок на голову, набросив…

Так в моём сознании переплетался   иудаизм с православием, а в масштабах страны улетучивался бытовой антисемитизм. Но вскоре ушёл и государственный, но вот ни в сказке сказать, ни пером описать, как в новое время пришёл новый антисемитизм – общественный! Но не хочется о нём: далеко заведёт. И всё же наскоро скажу, что сами евреи  положили начало новому виду ксенофобии. Хотелось бы, чтобы они вовремя опомнились и не развивали его дальше своей активной оппозицией патриотическому подъёму россиян. Негоже быть иностранцами в своей стране.   



                Глава 15. Дворец Кожевниковой

Кожевникова как-то зашла ко мне перекусить со своей едой, попросив только хлеба и соли. Она развернула свежую, но довольно вялую редиску, и стала макать её в соль, заедая хлебом. Это картина была так созвучна её бездомности!

Много странного было в облике Галины, начиная с абсолютной  небрежности в одежде. Только раз в год она оживала, и, наряжаясь, становилась яркой и  никем неузнаваемой картинкой. Этот раз приходился на  день её рождения. 

Я извинилась за беспорядок в доме – полы были усеяны игрушками вперемешку с разными вещами для развлечения ребёнка.
 - Никак не могу навести порядок, - пожаловалась я Галине, на ходу прибирая.
 - Пока маленький ребёнок, порядка не будет, - успокоила она.

Глядя на небрежный вид моей гостьи, на её глаза, горящие от голода, я на мгновение представила, какой мог быть порядок у неё, хотя она и бездетна.
Напившись чаю, Галина стала сетовать на постоянные сложности жизни:
 - Вызывали меня в КГБ отчитать и допросить, зачем я пригласила в гости иностранцев…
 - А зачем?! – я была так ошарашена, что и сама была готова  её отчитать.
 - Кого хочу, того приглашаю. Имею право! И тебя могу пригласить. Вот и сходим сейчас ко мне. Муж скоро будет? Давай, проводишь меня, только без ребёнка.

Вскоре пришёл Вася, и я вышла проводить Кожевникову. Мне было любопытно, как же она живёт, если приглашает иностранцев? И с какой же целью?

Она жила неподалёку, в Школьном переулке,  в коммунальной квартире. Представляю, сколько пришлось хлопотать  Галине, чтобы  получить не одну комнату, а две по десять метров. А по тем временам, это было  «не хило», как говорят теперь.

Галина распахнула дверь одной из своих комнат, и я обомлела! Передо мной была настоящая дворцовая гостиная в жёлто-зелёной гамме. Всё в ней сверкало и светилось! Большое овальное зеркало выгодно освещало северо-западную комнату и увеличивало её размеры. Хрусталь приумножал  слабый солнечный свет, пробиравшийся с улицы через тяжёлые шторы,  а цветное стекло придавало комнате ещё большую нарядность. Дорогие ткани украшали мягкую мебель. Были там и ковры, и жёлтые  металлические детали оконных ли, дверных ли ручек, подсвечников или бра…. Моя голова бедной золушки закружилась от великолепия  чужого богатого бала. Только музыки недоставало в этом дворце, но, возможно, что и музыка временами здесь звучала.
   
Я с трудом пришла в себя и задала вопрос:
 - Так что же сказали Вам иностранцы, увидев такую красоту?
 - А они посочувствовали мне: «Вы так скудно живёте, так бедно!»
Нет,  я чего-то не понимаю! Что значит «бедно»? Да я такого богатства, собранного вместе, отродясь не видывала!

Меня не пригласили посидеть в кресле или на диване. Эта  парадная комната была только для парада, и Кожевникова в ней не жила. Жила же она во второй комнате, но  постеснялась её показать, да и хорошо, не то моё  впечатление от её дворца моментально бы стёрлось.      



                Глава 16. Подготовка  к зиме.

Долго кружилась моя голова от невиданной сказки Галины Кожевниковой. И где люди берут такие красивые вещи? Потом я соображу, что многие предметы обстановки Галина привозила в свой дворец из Москвы и Киева, и многое покупала в комиссионках.

Я пошла по магазинам, но кроме зеркал не нашла ничего подходящего. С одной стороны, в наш  дом требовалось очень многое, а с другой стороны, стиль нашей жизни был совсем иной.

А зеркало всё же было необходимо, и мы купили его,  и оно живо до сих пор. Когда зеркало укрепили, я сообразила, что оно всё-таки другое – не как у Кожевниковой, а почему – не понимала. Галина объяснила разницу: у нашего зеркала  как бы отрезали сверху  и снизу  удлинённые овальности, поэтому оно и не круг,  и не квадрат, но, главное, не овал, как мне того хотелось. И зачем я  приобрела такое зеркало? Наверное,  оно подходило под наш стиль.

На этом моё благоустройство остановилось. К тому же и мама без конца возвращала меня на землю:
 - Ты совершенно не думаешь о ребёнке! Не думаешь о зиме!
 - О ребёнке я думаю постоянно, а зима далеко! Ещё и осень не началась!
 - Как же! В чём твой ребёнок будет зимою ходить? Где шубка? Где валенки?
Хотя бы зимнее пальтишко  купила! Даже тёплой кофточки у малышки нет.

Да…. Я и впрямь не задумывалась о таких вещах, а маму было не остановить:
 - Ты во что оденешь ребёнка зимою? В одеяло?
Ясно, что Юля уже подросла, в одеяле её носить не будешь, так значит, надо уже готовиться к зиме… Но почему же мне это самой  не пришло в голову? Вот для чего, оказывается, существуют бабушки! Чтобы  вразумлять мамаш!
В таких маленьких зимних пальто я ничего не понимала, поэтому  покупку переложила на свою маму. Она же принесла мне распускать чью-то шерстяную кофточку из очень приятной гарусной шерсти, и сказала, что научит меня вязать. И я связала дочке добротный кардиган – красивый и тёплый удлинённый и не тесный, а  для отделки использовала тёмно-синюю шерсть. Каким  счастьем было напоследок  пришить красные пуговки и надеть кофточку на своего ребёнка! Я просто загордилась и собою и красивой дочерью.

По сравнению с кофточкой, пальтишко было неказистым, в нём    отсутствовала нарядность, но оно  оказалось лёгким и удобным. Появились у Юли и чёрные валенки в тон тёмно-синему пальтецу, и только красные тёплые штанишки да голубенькая шапочка в тон глаз оживляли картинку. Вероятно, выбор пальто зависел от его стоимости  вместе с валенками. После этой нерадостной обновы, я старалась контролировать выбор детских вещей.

Но куда складывать вещи? На тот момент у нас не было  никакого шкафа. И вот я снова с ребёнком в коляске поехала в мебельный на охоту за  шкафом и  прикинула, что нам подойдёт  светлый фанерованный,  небольшой, за шестьдесят рублей. Вася привязал этот шкаф к санкам и вёз его так по проезжей части Набережной улицы.  А я по тротуару везла коляску с Юлей. 



                Глава 17. Кукла Соня


- Смотри, какие пташки! – эмоционально и напевно выводила свекровь, показывая Юленьке пластмассовую игрушку. Я пожала плечами: «пташки»? Просто две птички-синички на куске пластмассового дерева. И что она так подчёркивает значение своего подарка? Но я заметила, как Юля оживилась, будто и впрямь к ней слетелись птицы. Я задумалась: а почему?

Подумала и поймала себя на том, что недостаточно ласкова с ребёнком. Лучше бы именно на этот недостаток указала мне моя мать, чем столько пилить  "зимним пальто".

У свекрови была подруга Анфиса – крепко сбитая пожилая блондинка, похожая на старую куклу. У Анфисы никогда не было детей. На мои вопросы  «почему?», она рассказывала, что жила в деревне, где не было условий для нормальной гигиены:
 - Бывало, идёшь по деревне по воду во время месячных, зажимаешь между ног подкладную, а она – раз и выскочит, да на снег упадёт. Хорошо, если никто не видит.
 - Так разве же подкладную не поддерживали трусы?
 - Да никаких трусов не носили.
 - Как?!! Зимой же холодно!
 - Да так! Лишнюю юбку под низ и пошла!
 - А заболели когда?
 - Ещё девчонкой была. Пришли месячные, сказала матери, она рукой махнула: сходи к колодцу помыться.  А была зима, и я простудилась. У меня получилось нагноение… Вот и нет детей.

Это был очередной ужас про деревню, а точнее, третий. Первым ужасом был рассказ Анны Филипповны, как она  «ходила первым», то есть вынашивала первого ребёнка:
 - Я пастушила с первым. Бывало, корова убежит в сторону, а я за нею бегу, подгоняю к стаду, чтобы не ушла далеко и чтобы волк не съел. Бегу за нею и падаю. А потом почему-то мёртвого родила…
 - Так Вы же падали!
 - Не знаю, поэтому ли?

Погода давно испортилась, похолодало, пошли дожди. Сентябрь приближался к концу. Как-то мы с Юлей были у Артемьевых. Людмила хлопотала по хозяйству, а я в поисках впечатлений пошла с Людмилиной сестрой Наташей в сарай за продуктами. И вдруг там, в сарае, заметила, что кто-то смотрит на меня. Никого в округе не было, я присмотрелась, и заметила целлулоидную куклу с очень выразительными карими глазами.

 - Кто это? – спросила я у Наташи, будто не видела, что это кукла.
 - Это моя кукла Соня, - серьёзно ответила Наташа.
Вернувшись в дом из сарая, я заявила всем, что хочу дочку Соню! Окружающие восприняли это как мою очередную блажь.
 - А почему Соня? – спросила Людмила.
 - Да она увидела в сарае мою старую куклу, - объяснила сестре Наташа.
Жизнь потекла своим чередом, но нет-нет, да я вспоминала взгляд куклы Сони,  это имя казалось особенно милым.




                Глава 18.  Проблемы с Васей

И опять я приблизилась к грустному моменту своей жизни, а точнее, к возникшим проблемам с мужем. Я теперь знаю, что все проходят подобные кризисы отношений, и что тот период был не самым трудным, и как в сказке  говорится, «горе будет впереди».

На самом деле, ничего тогда не произошло чрезвычайного, только я, обладая тонкой интуицией, ощутила некий провал в наших  отношениях. Вася стал замыкаться. И раньше бывало, но я списывала его отстранённость на физическую усталость, давала мужу отдохнуть, и  снова налаживалось  общение и взаимопонимание. Но теперь проблема, что называется, висела в воздухе, и никаким ветром её не сдувало.

Тогда еще мы не имели понятия о депрессиях, а, скорее всего, именно она накрыла Васю, но я ринулась в бой за жизнь, а конкретно, за искренность отношений, а значит, и за откровенность. Вася сопротивлялся. Он даже начал угрожать, что вообще может перестать разговаривать, на что я вскинулась:
 - Только попробуй! Не разговаривать я тебе не позволю! Не для этого я  за тебя замуж выходила!

Я старалась, как могла, сама быть искренней и любящей, пыталась помочь мужу улучшить настроение, из последних сил веселила его.  И только на краткое время мне удавалось преодолеть его пессимизм. Нет, он ни на что не жаловался,  он   страдал молча. Видимо, ему было труднее, чем я думала. Теперь-то я это хорошо понимаю.  В ту пору было принято в мужчине видеть не человека с его слабостями, а сверхчеловека, то есть сильного мужчину без проблем. А так  не бывает. Уже признали, что мужчины более хрупкие, чем женщины. Зная, что от них ждут порой невозможного, неуклюже защищаются, даже грубо защищаются, и, не встречая понимания, обрастают  коркой. А  окружающим  кажется, что такой мужчина уже стал "брутальным".

  Есть и у капусты верхние листы,
Как подошва новая, толсты.
Крепче бранных слов,
Грубее бранных лат,
С жилами, что парусный канат.
От лихих невзгод,
От бурь и непогод,
Выставив щиты из всех ворот,
Грубо стережёт грубый этот полк
Сердцевину нежную, как шёлк.
Чтобы в это сердце, белое, как снег,
Заглянуть, я сшибла верхний лист…
Вдруг из-под листов, как слёзы из-под век
Мне в рукав росинки полились.
Скрипнув, приоткрылся странный лабиринт.
Я срывала листья, как срывают бинт.
И кочан мягчал и плакал, как живой,
В руки мне уткнувшись головой.

Эти строки Новеллы Матвеевой я не только читала, но сделала их песней,  придумав мотив.
 - Васенька, что с тобой? Ты ведь был другой… Что же случилось? Когда ты станешь прежним?
 - Когда поменяю работу…
В  тот непростой период он мог и сломаться,  и уйти из жизни молодым…


                Глава 19. Неожиданность

И всё-таки почему я выбрала Васю?
Тогда в нём не было ничего брутального, но зато было многое другое. В те годы брутальность,   (слова такого мы ещё не знали, его заменяло слово мужественность) я приравнивала к грубости. Вася был мужчиной вполне утончённым и с  европейской внешностью. Удлинённый овал лица с тонким пропорциональным носом,  с тёмно-каштановыми волосами и голубыми глазами. Гармоничное, но  изящное телосложение не позволяло ему носить меня на руках. И я понимала это. Зато он был деликатный и нежный, страстно любящий,  очень чуткий, живой и подвижный.  Весёлый,  с тонким чувством юмора. Человек ответственный и надёжный, к тому же мастеровой.  Ну, просто идеал!

И вот наступили внезапные перемены…  Во мне ли были причины? Может быть, я очень многим была увлечена, а его интересы сузились, и он это переживал? Или испытывал чувство вины перед матерью? И братья могли  упрекать его в содеянном… Но ведь всё оказалось к лучшему! Сыновья теперь чаще навещают мать, помогают ей, и живёт она с хорошими соседями в тёплой комнате….

Иногда мой муж приходил с работы выпивши, и, не ужиная, заваливался спать. А ведь я его целый день ждала! Тогда я начинала плакать. Конечно, он не выносил моих слёз, и плакала я, когда он спал или был на работе. Может, я ошиблась с выбором, ведь что-то мне подсказывало повременить? Или мне следовало выбирать мужчину нерусского происхождения? Вот такие сомнения начали пробираться в моё сознание. Откуда же мне было знать тогда, что кроме шестнадцати республик и шестнадцати народов, кроме бурят, евреев  и цыган нашу страну населяет многочисленная финно-угорская группа: удмурты и марийцы, коми и чуваши,  финны… А мой муж как раз  и принадлежал  к обрусевшим удмуртам и коми со всеми их особенностями. И все причины его поведения скрывались именно в ней – в финно-угорской ментальности: гордость и замкнутость, ранимость и низкая стрессоустойчивость.

Однажды, под Седьмое ноября, Вася опять пришёл выпивши: отмечали в бригаде предстоящий праздник. По обычаю, он как пришёл домой, так сразу лёг и заснул. Я занималась ребёнком и  хозяйством, но вот уложила Юленьку спать. Перевела дух и подумала о чтении, как вдруг сильная боль разлилась по груди. Я руками коснулась грудей и с удивлением заметила, что они набухли! Да и сама боль мне знакома: так прибывает молоко. Меня охватил ужас: да я же беременна! Что же делать? Я растолкала Васю:
 - Вася! Проснись! Вася, я беременна! Что мы будем делать?
 - Рожай!!! – сказал проснувшийся мой милый Васенька! Без рассуждений, без сомнений! И мне стало так хорошо и спокойно! Да я же хотела дочку Соню! Значит, она будет!  Вася совсем проснулся, и мы были счастливы!




                Глава 20. Осень и зима

  Седьмого ноября втроём с дочерью мы пошли в гости к Вале Михайловой, где я радостно сообщила нашу новость. Валя встретила её с улыбкой – была рада за нас и  устроила пир на весь мир. Прекрасная хозяйка с самого  детства, она и сейчас организовала лепку пельменей, к тому же в доме, где  полная чаща, было из чего их лепить. Таких вкусных пельменей, как Валины, я не ела больше никогда!

На следующий же день я лепила пельмени у себя, и продолжала  их лепить  регулярно. Так борщам пришла замена. Конечно, мои пельмени не были такими вкусными, как у Михайловых - я же не готовила фарш из двух видов мяса и не  добавляла в него сливки - но все ели с удовольствием, даже сёстры Артемьевы! Их мама Валентина Яковлевна  поругивала дочерей за хороший аппетит в моём доме:
 - Галке с Васей самим есть нечего, а ещё и вас кормить!

Но сёстры ссылались на моё гостеприимство и отсутствие сил устоять перед  пельменями. Они обе любили покушать, но любили и меня: угощали, ставя на стол богатые припасы то московских колбас, то свежих яиц, то душистого мёда.

Когда через год мне понадобится красный капор к новому пальто, они выкупят его у своей матери, отдав  свои сбережения под видом моих,  и сделают  подобное  не один раз.

Когда-то,  очень неумело, учила я Людмилу играть в шахматы, но она быстро освоила эту трудную игру и часами сидела за шахматами с Васей, а мы с  Наташей забавлялись, каждые пять минут меняя наряды, одеваясь в многочисленные вещи их семьи. Наташа – высокая, а я  - маленькая. Иногда я наряжалась в мужское, а она - в женское, и вот мы являлись перед нашими увлечёнными шахматистами в таком смехотворном виде, окликая их, погружённых в игру. Они медленно и нехотя отрывались от доски, чтобы удостоить нас рассеянными взглядами,  а мы с Натальей давились от смеха и снова бежали переодеваться.

Ещё позапрошлой зимой я организовала лыжный поход в будний день. У Наташи были каникулы, а я, как известно, была без работы. Скучно  кататься на лыжах возле дома, и я наметила ехать с небольшим снаряжением через залив на полуостров Падунского побережья.

В нежаркий январский день, было необходимо согреться, но нет, не спиртным.  Я взяла с собою спички, сахар, заварку и кружку со стаканами для чая.  Довольно быстро мы преодолели залив, хотя вальяжная  Наташа сперва не хотела спешить, но холод и солнце на юго-западе нас подгоняли.

Достигнув полуострова, я разгребла, как могла, снег, набрала  большой пучок сухой осоки, колосящейся над снежным покровом, подожгла, и трава вспыхнула  мигом. В кружку набрала снегу. Тогда он был без  вредных примесей.

Домой мы мчались на дикой скорости, успевая с последними лучами солнца!
Наташа долго не могла забыть наш поход и говорила про меня:
 - Она придумала чаепитие на заливе в январе!  Разожгла костёр и вскипятила чай! И мы успели его выпить на морозе!   



                Глава 21. У нас получаются хорошие дети!

У меня были  две подружки-соседки. На первом этаже Людмила Ткаченко, а на втором – Тамара Пешкун. Обе замужем, имели по два сына. Эти женщины  молодые, но постарше меня, относились ко мне чуть иронично, но тепло.  Порой  я удивляла и забавляла их своими причудами. О своей новой беременности и намерении срочно идти  к гинекологу я сообщила им сразу. Они, конечно же, были в шоке, что я вот так долго не знала о своём положении и посоветовали идти к гинекологу не завтра, а дождаться шевелений:
 - Тебе всё равно не получать  декретные, так что иди позднее. Там сейчас ведёт приём рыжий мужик с волосатыми руками. Ты иди на сроке четырёх месяцев, и он уже не сможет провести полный осмотр. Только послушает сердцебиение, обмерит и взвесит.

Конечно, я не хотела идти на осмотр к мужчине, да к тому же волосатому, и пошла после шевелений, которые начались уже через неделю.
Врач тоже оказался в шоке:
 - Почему Вы так поздно пришли? Как это Вы не знали, что беременна? У Вас что, продолжались месячные?
 
Словом, он так долго ломал голову о моём позднем приходе, что со стороны казалось, что он и впрямь очень сожалеет, что не смог провести осмотр молодой женщины. Но надо было что-то делать со мной, и он назначил меня на анализы. Я обрадовалась, что Вася по пути на работу отнесёт мочу, и мне не надо   рано утром ехать в Энергетик. Но когда я увидела ещё и направление на кровь, то разочарованно воскликнула:
 - Ой, так мне же самой придётся сдавать анализы!
 - А Вы что же думали, что их сдаст за Вас общественность?
 - Но у меня же маленький ребёнок!

А малышке Юленьке уже исполнился год! К первому дню рождения бабушка Маша сшила внучке очень милое стильное платьице. Оно оказалось совершенно особенным, хотя  не очень детским, в общепринятом смысле этого слова. Во-первых, тёмно-серого цвета. Нет, оно было нескольких оттенков серого и с белыми  летящими снежинками. Во-вторых, платье  из хлопчатобумажной ткани с кокеткой и длинными рукавами. А главной деталью оказался белый вологодский воротник, так изящно огибающий Юлину шейку! Это было настоящее произведение портновского искусства! В нём  каждый находил  столько вкуса и красоты, что маленькую Юлю  и через пятьдесят лет я вижу именно в этом платьице! В гостях у Артемьевых, я услышала комплимент: «У вас получаются хорошие дети. Надо рожать ещё».

Ну, вот, не так страшна жизнь, как её малюют!   


Продолжение следует