Лариса устало брела домой по дорожке, через двор, огороженный унылыми рядами обшарпанных многоэтажек. Воскресный день заканчивался, начинало смеркаться, и на юго-западе чернильным пятном расплывалась огромная туча. День для Ларисы не задался с самого утра, а точнее был следствием дня предыдущего. Вчера вечеринка в кругу старых друзей помноженная на домашнее вино и сидр дала к утру столь ожидаемые и от этого не менее досадные результаты – головную боль и мировую скорбь. Причём скорбь эта имела весьма богатую гамму оттенков от ощущений вины и стыда, до осознания зыбкости и непрочности бытия в целом. Усугублялась ситуация тем, что с утра Лариса должна была сопровождать на автобусную экскурсию в Москву группу учащихся пятого класса, классным руководителем которых она являлась. Когда – то в молодости Лариса любила свою работу педагога, горела энтузиазмом, блистала остроумием. Однако после того, как два раза попала под сокращение «по ликвидации учреждения» пыл её существенно поубавился. Прокрутившись в поисках работы, меняя должности и теряя квалификацию, Лариса, наконец, обновила приоритеты, поставив на первое место воспитание собственных детей, и смирилась с мало престижной должностью воспитателя группы продлённого дня в частной гимназии. Дети, с которыми ей приходилось работать были из богатых семей, избалованы, эгоистичны, мелочны и вызывали у Ларисы глухое раздражение, равно как и их успешные, довольные собой родители. Ей было уже за сорок, она располнела, обленилась и порой чувствовала себя старой кошкой, которую жестокие ребятишки заставляют играть и гоняться за привязанной к верёвочке бумажкой. Поневоле приходилось Ларисе изображать к этой игре интерес из страха снова быть выброшенной, подобно кошке, пинком под зад, на лестничную клетку жизни. С коллегами Лариса тоже практически не общалась, тихо их презирая, за то что ей, педагогу с приличным стажем и двумя высшими образованиями, приходится довольствоваться должностью девочки из педучилища. Исключение составляла только пожилая воспитательница, Ирина Яковлевна, с которой они вместе работали когда-то ещё до ликвидации. Каждый день они провожали друг друга домой, с нежностью вспоминая о прошлой работе в интернате для «трудных» подростков.
Ругая себя за своё легкомыслие Лариса, уже как данность приняла тот факт, что поставленный ночью на зарядку сотовый телефон с утра так и не включился. Она только поморщилась, осознавая неизбежность очередных непредвиденных расходов на покупку нового. Материальные трудности тоже входили в состав комплектующих мировой скорби. Лариса отвезла сына к матери и, прихлёбывая жидкий чай, выслушала её нудный монолог, который, в другое время благополучно пролетел бы мимо ушей, но теперь опять же усилил виновато-стыдливую похмельную составляющую. Попытки успеть до экскурсии купить новый сотовый телефон в салонах связи успехом не увенчались – в одном потребовали зачем-то паспорт, в другом отказались принять оплату картой, требуя наличку, которой у Ларисы не было. Осознав тщетность усилий преодолеть сопротивление среды, Лариса поспешила к экскурсионному автобусу, где уже собрались её пятиклассники. Там её ждало новое разочарование: вместо доброжелательной армянки Соны Робертовны, с которой она худо-бедно могла посудачить в дороге о мужиках и выведать рецепт долмы, с ними вместе ехала Власова, заведующая методическим объединением преподавателей православной культуры. Подобные «Власовы» постоянно встречались на жизненном пути Ларисы и встречи эти никогда не сулили ей ничего хорошего. И не в том беда, что Лариса ощущала их чужеродным элементом, она вполне допускала их существование, признавая их право быть такими, какие они есть. Сами «власовы» никогда не желали мириться с её существованием. Она их страшно раздражала. Чем – вряд ли они затрудняли себя этим вопросом, просто по причине отсутствия рефлексии. Но сама Лариса знала, чем – они ей были неинтересны. Совсем. Люди-оболочки, стремящиеся наполните себя любой подходящей в данный момент эпохи идеологией, чтобы скрыть душевную пустоту. Вчерашние бодрые комсомолки сегодня также бодро вещают о чудесах Господних, с фальшивым вздохом воздевая к небу очи. Возможно «власовы» тайно завидовали Ларисе – их дети слушались, а её любили, делились своими глупыми детскими тайнами, лезли обниматься и не стеснялись при ней проявлять свою природу. «Скажите своим детям, чтобы он немедленно прекратили…» - всякий раз корёжило её от этих слов. «Они что, кому-то мешают?» - пожимала она плечами, недоумевая, как можно запретить детям быть детьми.
Вторая учительница – Елена Евгеньевна была полностью упрятана в футляр своей аккуратной стрижки, прямоугольных очков и скромного макияжа. Это была начитанная, думающая, с творческими способностями женщина, которая скорее стыдилась своей такой интеллигентности, строго запретив себе любые человеческие проявления, выходящие за рамки педагогической этики. Ларисе казалось, что она никогда не ошибается, не ест сладкого и вряд ли даже какает.
Вся дальнейшая экскурсия обернулась для Ларисы сплошным кошмаром. Обещанные организаторами экскурсии чаепитие, фильм и интерактивная игра во время которых Лариса рассчитывала расслабиться и вздремнуть, были совершенно неравноценно заменены на прогулку по Цветному бульвару. Бодрая, но уже успевшая надоесть ещё в автобусе старушка – экскурсовод что-то неумолчно вещала, отрабатывая «бабки». Дети расползлись во все стороны, ныли и требовали фаст-фуда из ближайшего «Бургер-Кинга», солнце палило немилосердно, несмотря на конец сентября, голова от всего этого просто раскалывалась. Но Власова стойко держала оборону, демонстрируя полное негодование о поводу фаст-фуда и без устали фотографируясь на фоне пылающих солнцем церетелевских монстров в виде клоунов, от золотого блеска которых становилось ещё жарче.
- Пожалуйста, велите детям слушать экскурсовода, - попросила её Елена Евгеньевна, - а то некрасиво так себя вести.
- Некрасиво людям лапшу на уши вешать, - пробурчала Лариса, демонстративно присаживаясь на скамейку.
- Вообще-то – заговорщицким тоном проговорила ей на ухо Елена Евгеньевна – это безобразие. Был заявлен ещё один музей, с чаепитием и показом фильма, но в последний момент его заменили на экскурсию по Цветному бульвару.
- Так, может быть, мы их всё-таки покормим? - Ларисе самой уже не терпелось плюнуть на всё и закатиться куда-нибудь поближе к напиткам с ледком. Ей до смерти надоело играть эту роль педагога-борцазавсёхорошее, тем более, она засомневалась в том, что её пятиклассники вообще едят что-то кроме фаст-фуда. Прямоугольные очки Елены Евгеньевны стали квадратными от ужаса – Что вы, что вы, а если что-нибудь случится? Лариса почувствовала сильное желание послать её подальше, как вдруг, она не поверила своим глазам – Власова построила свой класс и решительно скрылась с ними за стеклянными дверями «Бургер-Кинга».
- Им можно, а нам нельзя? - ларисины пятиклассники, взревев, бросились вдогонку за власовцами, следом нерешительно потянулась со своими Елена Евгеньевна и старушка-веселушка. Пятиклашки тут же облепили прилавок, доставая тысячерублёвые купюры, которыми снабдили их в дорогу любящие родители.
- Мы не кормим детей фаст-фудом! – поджимая губы, сказала Власова.
- А что мы тогда тут делаем? – спросила Лариса, тщетно пытаясь понять власовскую логику.
- Я повела своих детей в туалет! - торжествующе выпалила Власова.
Тут Лариса не выдержала и заявила, что соловьёв баснями не кормят, так пусть хотя бы вопрос питания будет снят с повестки дня. А кто не хочет – может идти хоть в туалет, хоть ещё куда подальше. Старушка-экскурсовод посмотрела на неё с благодарностью, согласно, кивая. Власова, переложив, таким образом, ответственность на Ларису, тоже заказала себе и Елене Евгеньевне по бургеру с кофе.
Спустя какое-то время пятиклашки наелись и столпились у автомата с бесплатными газированными напитками. Убедившись, что «всё включено», они принялись наливать себе ещё и ещё, пробуя разные напитки, подсыпая в них лёд, стараясь влить в себя как можно больше «халявы». Делали они это оживлённо, шумно и вскоре привлекли внимание посетителей кафе. Кто-то включил камеру на сотовом телефоне.
- Скажите своим детям, чтобы они прекратили это делать, – услышала Лариса голос Елены Евгеньевны, - Их уже снимают. Знаете, какой из этого можно раздуть скандал?
Как раздуваются скандалы в этой частной лавочке под названием «лицей» Лариса прекрасно знала по собственному опыту, но инстинкт самосохранения под действием мировой скорби работал плохо и она лишь молча повела плечами, продолжая пить кофе. Что должно было означать безразличие.
Потом ещё была выставка картин известного русского художника и невыносимо долгая дорога домой через пробки Нижегородской трассы.
Распределив чад по любящим родителям, Лариса наконец-то смогла повторить попытку приобретения нового сотового телефона. После некоторых усилий ей всё же удалось купить подержанную «раскладушку» OLG старой модели по самой низкой цене. Восторга от покупки Лариса не испытала и устало заковыляла к дому засунув телефон в сумку. Чулок сполз с её левой ноги, но она не обратила на это внимания, продолжая движение. Во дворе многоэтажки играли девочки лет десяти. Они запускали «змея», сделанного в виде большой красивой птицы. Птица взмывала вверх, но девочка дёргала за верёвочку и «змей» падал, нелепо втыкаясь носом в землю. Лариса остановилась, глядя на эту игру. «Как и моя жизнь, - подумалось ей, - только взлетишь – сразу дёргают за верёвочку. Бац.»
Она уже подходила к дому, когда к ней нерешительно приблизилась пожилая нерусская женщина, азиатка. Женщина зябко куталась в вязаную кофту, несмотря на тёплый вечер. В руках она держала что-то завёрнутое в целлофановый пакет.
- Вот, пошла мусор выносить, смотрю лежит… Паспорт тут, кошелёк, ключи… Помоги, я тут не знаю где живёт, я боюсь…- женщина достала из пакета чёрную мужскую сумку и протянула Ларисе. – Посмотри, я не понимаю, как написано по-русски…
Лариса сообразила не сразу, но потом разобрала, что азиатка нашла на улице мужскую сумку с документами и ключами, но плохо зная русский язык, испугалась или не может сама прочитать адрес, указанный в паспорте, чтобы вернуть её владельцу. Она взяла сумку и начала изучать содержимое. В паспорте было указано Курганов Андрей Борисович и фотография гладенького, холёного молодого человека. Бумажник едва застёгивался от обилия в нём пластиковых и дисконтных карт. Всё было из натуральной кожи, очень дорогое – и кошелёк и сумка и, несомненно, принадлежало весьма состоятельному владельцу.
- Ух, ты! – Лариса даже присвистнула, - какой мальчонка упакованный лоханулся! Повезло, подруга, наверняка вознаграждение тебе светит. Должен вознаградить, по крайней мере. Ну, я бы на его месте так сделала. Здесь, - многозначительно добавила Лариса, потрясая сумкой, - вся его жизнь! Паспорт, водительские права, кредитки. Он без этого – ноль, зе-ро. Понимаешь? Это всё восстановить – проще застрелиться. Ладно, сейчас адресочек посмотрим…
- Вай! У меня день рожденья завтра! – обрадовалась азиатка,уяснившая суть ларисиного монолога, - Подарок себе куплю.
- Завтра Рождество Богородицы, - вспомнила Лариса, - повезло тебе в праздник родиться.
- Хорошо! – согласилась азиатка.
Владелец сумки жил в доме через дорогу. Эти новые высотки считались элитными и гордо возвышались розовыми свечками над убогими советскими девятиэтажками, в одной из которых проживала Лариса.
- Вот смотри, Белякова, корпус три, квартира девяносто… - объясняла Лариса своей спутнице, - позвонишь в домофон, объяснишь, что нашла сумку…
- Я боюсь, давай со мной… - попросила азиатка. – У тебя душа добрый, я вижу…
«Рожа у меня интеллигентная, а не душа добрая,» - с досадой подумала Лариса, но рассудила, что действительно по домофону могут и не понять чужую сбивчивую речь или неправильно истолковать и в качестве вознаграждения надавать по физиономии или вызвать полицию. Она решила сама всё объяснить по домофону, а потом запустить в подъезд нерусскую отдавать сумку.
Настойчивые гудки домофона объяснили, что квартира пуста.
- Н-да, и где его теперь искать? – Лариса почесала в затылке. Азиатка застыла в обречённой растерянности, прижимая сумку к себе. – Нельзя документ у себя долго держать, отдавать надо… А мне идти домой надо, у меня бабка злой…- её надежды на день рождения рушились на глазах.
– Погоди, - Ларису осенило,- давай сюда сумку. Может, какие визитки есть, квитанции, где телефон указан. Должны же быть визитки у такого важного дяди.
Она сначала принялась осматривать бумажник, но среди огромного множества визиток, «золотых» и «платиновых» дисконтных карт дорогих магазинов и клубов, невозможно было отыскать какие-либо зацепки. За обложкой паспорта попалась квитанция на оплату услуг связи, где был указан номер телефона.
- Вот, звони давай.
- У меня денег нет, - грустно протянула азиатка. – У тебя деньги на телефон есть?
- Деньги есть, у меня… телефона нет. Новый купила, точнее тоже старый, а мой – совсем старый с утра сдох. – Лариса махнула рукой и стала переставлять сим-карту из старого телефона в новый, в надежде, что тот окажется заряженным. OLD – не подвёл, заработал, но найденный номер оказался заблокирован. Азиатка перевернула бумажку, - Это телефон? – указала она на номер какой-то Наташи, написанный карандашом. Лариса набрала – абонент был вне доступа.
- Блин, надо было в сумку ещё телефонную книжку класть!
Перебрав ещё несколько бумажек, Лариса наконец нашла на дне сумки страховку в которой был чётко пропечатано Курганов А.Б и контактный телефон. – Ийес! – воскликнула она, сделав характерный жест рукой.
Набранный номер откликнулся гудками, потом бархатистым мужским голосом.
- Курганов Андрей Борисович? – спросила Лариса как можно более официальным тоном.
- Да, а вы кто?
- Вы сегодня ничего не теряли?
- Терял. Сумку чёрную. В ней деньги, ключи, документы…
- Ну, сумку мы вашу нашли, только денег в ней уже нет. Осталось вас найти…
- Да Бог с ними, с деньгами. Вы на Заречье? Куда мне подойти?
- Куда ему идти? – обратилась Лариса к азиатке, - какой номер дома? Квартиры?
- Домой не надо, у меня бабка злой, орать будет… Давай у магазин ждать буду. Когда придёт?
Договорились у мясного магазина через пятнадцать минут.
- Я пойду что-ли? - спросила Лариса – Или остаться подождать вместе с тобой?
- Остаться… - закивала азиатка.
Стемнело, начал накрапывать дождик. Две немолодые женщины совершенно разные и в тоже время чем-то похожие, стояли и надеялись… Нет, даже не на вознаграждение; получить свою толику уважения и благодарности, доказать лишний раз, что они тоже люди, хоть и маленькие, но имеющие совесть и ответственность.
- Ты откуда приехала? - спросила Лариса у своей случайной знакомой.
- Бухара, Узбекистан. Месяц как приехала, четвёртый раз в России.
- Работаешь?
- Сиделкой… Бабка, восемьдесят три года, на тележке катается, не ходит, сахар у ней, тяжёлый, злой как шайтан…
- Ты медик? Ну, медицинское образование?
- Нет, укол могу делать. Я – педагог, начальная школа. В детском саду работала.
- Надо же, коллега, - удивилась Лариса, убеждаясь очередной раз, что рыбак рыбака… «А ведь мы считаем их, гастарбайтеров за рабов, нелюдей, а они тоже когда-то были педагогами, врачами, инженерами, бухгалтерами,» - подумала она про себя, а вслух спросила. - И сколько платят?
- Двадцать пять за месяц.
- А долго ты с ней? Ну, сколько часов работаешь?
- День работаю, ночь работаю, живу с ней. Стираю, мою её, готовлю. Она очень много ест, двадцать – тридцать минут и опять есть просит. Я всё время готовлю. Не понравится – швыряет всё. Больной весь, живот во-от такой, а всё ест, ест, ест… Я ей говорю – нельзя, а она ругается, кричит. Злой человек, нехороший, Аллах таких не забирает, ему такие не нужны. У нас бабушки так себя не ведут, у нас старый человек – пример, уважение.
Лариса сочувственно слушала жалобы узбечки и думала о том, что она тоже получает двадцать пять тысяч в месяц, но её каторга на сегодня кончилась, она придёт домой, приласкает сына, поговорит с дочерью, погладит кошку, разделит с мужем ужин. Она внимательно разглядывала свою собеседницу – высокая, тёмные волосы с крупной сединой, заколотые «крабом», ранние морщины, шрам на подбородке, нелепо выщипанные и нарисованные заново брови, знакомое собачье выражение глаз – признак пережитого страха и боли. Женщина с судьбой, такая же, как Лариса, точно отражение в зеркале. Ларисе сложно было понять, какие неведомые силы заставили эту уже немолодую и уставшую женщину сорваться с насиженного места в поисках лучшей доли, вместо того, чтобы нянчить внуков и готовить им плов.
- Там у вас что, так плохо? – не выдержав, спросила она – Зачем тебе такая жизнь?
- Плохо, жить нельзя. Работы нет. Моя пенсия – один мешок муки дают. У кого кишлак – тем можно. Коза есть, баран есть, молоко, овощи… А мы в городе – жить нельзя. Квартира платить надо, кушать надо, сыну на свадьбу деньги надо.
- Да, педагогов нигде особо не ценят, - вздохнула Лариса.
- Советский Союз хорошо был. – Продолжала рассуждать узбечка, - Узбек Бухара жил, никуда не ехал. Русский Бухара ехал. Хорошо был.
Дождик пошёл сильнее, а владелец сумки всё не появлялся.
- Звони давай! – тревожилась узбечка – Меня бабка ждёт, ругаться будет, кричать будет.
- Да ладно, он и так небось торопится. Ключи от машины у нас, а от моего звонка у него крылья не вырастут.
- Вай! Документы потерял – бегом бежать должен! – узбечка видимо потихоньку ушла от бабки ненадолго и боялась, что та обнаружит её отлучку и пожалуется родственникам. Ей видимо хотелось с кем-нибудь поговорить, и она принялась рассказывать про свою многочисленную родню, про племянника, у которого бизнес в Нижнем Новгороде, про сестру в Электростали, про брата на рынке в Домодедово.
Лариса слушала рассеянно, размышляя о том, что бы, к примеру, её могло заставить вот так сорваться с места, всё бросить и скитаться по просторам чужой страны, за гроши выполняя самую грязную и тяжёлую работу.
Наконец, появился молодой человек, похожий на фотографию в паспорте. В новеньком джинсовом костюме, начищенных остроносых ботиночках и вежливо-холодным выражением холёной физиономии. Рядом с ним выступала изящная ухоженная блондиночка с округлившимся животиком. Её непомерно длинные и тонкие ноги в туфлях на высоких каблуках в сочетании с беременностью напоминали слонов на тонких ножках Сальвадора Дали. Молодой человек сделал ей знак следовать в магазин, а сам подошёл к тёткам, дежурно, не глядя в глаза, поблагодарил и протянул узбечке пятитысячную купюру.
Узбечка взяла купюру осторожно, двумя пальцами и передала Ларисе. Таких щедрот они явно не ожидали.
- Ты, это, повнимательнее будь в следующий раз. – наставительно сказала парню Лариса.
- Хорошо. А как телефон узнали? – спросил напоследок он.
- Страховку нашли. Пришлось покопаться там у тебя, уж извини.
Женщины поспешили в магазин разменять купюру.
- Мы вообще-то не меняем деньги. – проворчала продавщица.
- У меня бабка злой, ждёт меня… - запричитала узбечка.
Наверное сообразив, что ситуация нештатная продавщица отсчитала им пять тысячных бумажек. Три из них Лариса отдала узбечке, две взяла себе, так ей показалось справедливым.
- Спасибо! – сказала узбечка, - С праздником!
- Тебе спасибо! С Днём рождения! – ответила Лариса.
Они расстались вполне довольные друг другом.
Лариса шла домой, размышляя о том, что всё-таки принципы интернационализма и дружба народов вещь хорошая и весьма, как оказалось выгодная, радуясь, что затраты на телефон компенсированы, что неудачный день удачно завершился, и что кто-то сверху следит за их маленькими, ничтожными судьбами.