– Смотри, какая краля! – Игорь толкнул друга локтем в бок.
– Тише ты, – прошипел Славка. – Здесь слышимость хорошая.
Они сидели в небольшом кабинете училища и ждали, когда их пригласят подать документы. Через открытую дверь им был виден коридор, у окна стояла девушка. Её длинные волосы были выкрашены в ярко-рыжий цвет и завязаны в высокий хвост, короткую цветастую юбку почти полностью прикрывала свободная футболка с Микки-Маусом.
– От торчащих из-под юбки ягодиц до зелёных лодочек на высокой шпильке тянулись бесконечные ноги. Так внукам и расскажем, – шепнул Славка на ухо Игорю, и парни рассмеялись. Девушка надменно взглянула на них, поджала губы и вышла.
– Такую красоту спугнули! Ты не мог ржать потише?
– А тебе обязательно надо было про ноги сказать? В глаза ей надо было смотреть, в зеркало, понимаешь, души.
– Ух, какие здесь девки красивые! Заживём! – Славка потёр ладони.
Уладив все дела в училище, друзья сломя голову неслись на остановку – единственный автобус в их деревню вот-вот должен был уехать. Они с трудом втиснулись в переполненный салон. Славка оказался зажатым между дверью и грузным, потным телом Авдотьи Киселёвой.
– Что, и ты родной дом покинешь, учиться поедешь? – у Славки перехватило дыхание от смеси алкогольного перегара, чеснока и гнилых зубов.
– Угу, – промямлил он и отвернул голову к окну.
– А я вот Витька в детский дом отвезла.
– Зачем? – Славка посмотрел Авдотье в глаза. Они были мутные, грязно-голубого цвета и какие-то пустые, безжизненные.
– Ой, сердце болит, жалко пацана. Да что я могу сделать? – начала она причитать хорошо поставленным голосом плакальщицы. – Ни обуть, ни одеть не можем. Какая там наша с дедом пенсия, а пособие, думаешь, большое? Слёзы! А он совсем от рук отбился, давеча домой пьяный пришёл. Он дитё ж совсем. Сиротинушка наш. Матка бросила, батька в тюрьме. Никому не нужен, только мы с дедом и остались у него. Да тут же недалеко, буду ездить, навещать. А всё покормлен да присмотрен будет.
– Степановна, ты шутишь, что ль, али серьёзно от пацана избавилась? Смотри, зеньки заливать у неё пенсии хватает, а внуку штаны купить денег нет!
– Много ты, Лидка понимаешь. Не ты за ним пелёнки стирала и жопу его мыла, не тебе и судить меня! Что думаешь, сердце материнское не болит? Антошке моему 15 лет дали. За что? За чужое убийство! Легко, думаешь, жить с этим? Тут не только зеньки зальёшь – в петлю полезешь. А может, так оно и лучше – в петлю-то.
Славка поймал удивлённый взгляд Игоря и чуть заметно пожал плечами. Он, как и тот, не знал, о чём говорила Киселёва, а она не продолжала и весь остаток пути смотрела на покачивающийся над дверью вымпел. Но когда дверь автобуса распахнулась и народ толпой вывалился из него на свежий воздух, Степановна оживилась :
– Пойдём, Славка, доведёшь меня до вашего дома. У меня бутылочка хорошей водки есть, угощу твоих. Нет сил сейчас к себе идти, стены эти опустевшие видеть.
Славка искал слова, чтобы отказаться, но в голову ничего не приходило.
– Пойдем, Славян, доведём бабу Дусю, а уже потом ко мне, – подоспел на помощь Игорь.
– Слава, а детский дом – это что? Там много-много детей, и они играются?
– Танюш, не совсем так. Там живут дети, у которых нет мам и пап. Но, конечно, они и играются тоже.
– Но у Вити же есть папа. Дядя Ваня ведь его папа, правда?
– Нет, малая. Это его дед. Дядя Ваня – муж Степановны. Как же он может быть Витькиным отцом? А бате его надо было уехать надолго, когда он вернётся, Витёк уже школу закончит.
– Степановна его не любит, да? Поэтому отдала?
– Любит, но ей тяжело его растить, денег не хватает. Спи, Танюш. Я устал сегодня, тоже хочу лечь.
Таня несколько минут помолчала, водя пальцем по узору на пододеяльнике.
– Слаав?
– М?
– У мамы с папой денег всегда не хватает. Они нас тоже отдадут в детский дом?
– Тань, ну ты что? Я же тебе сказал, что там дети, у которых нет родителей. Бабушки с дедушками – это не родители. Засыпай, давай, и не выдумывай глупости!