Когда твои года перевалили на восьмой десяток, память всё ярче выдает эпизоды из юности. Неожиданно вспоминаются давно, вроде бы забытые, картинки из давно прошедшего. Пять лет учебы в Одесском Политехническом институте были насыщены событиями. А Одесса – мама придавала всему свой особый колорит…
***************************
Прохладным весенним утром мы с моей невестой Таней поехали на Одесский толчок (барахолку). Встали в 6 утра и через 20 минут уже втискивались в трамвай. Народу было очень много. Все знали, что на толчок надо выбираться как можно раньше, а то весь стоящий товар «уйдет». На конечом кругу трамвая и располагались ворота барахолки. Территория в пару гектаров была обнесена кирпичным забором и заасфальтирована. Продавцы стояли рядами, держа товар (в основном носильные вещи, обувь и косметику) на руках. Покупатели двигались между рядами, искали то, за чем пришли. У нас была задача найти кусок ткани на фату. Готовились к свадьбе.
За порядком следили дружинники, милиция и «люди в штатском». Это работники ОБХСС (отдела по борьбе с хищениями социалистической собственности) выявляли факты спекуляции.
Ну а вспомнилось мне это утро вот почему. В одном из углов толкучки расположились «зоологи» - продавцы собак, кошек, рыбок и птичек. Среди них мы узнали моего бывшего квартирного хозяина инвалида Гарика. Я с друзьями снимал у него комнату на втором курсе. Гарик продавал щенков. Похвастался последним приплодом от своих питомиц:
- вот Гейша молодец! Семь цуциков принесла, даром, что малышка. А вот Нора, опять только четверых. Жрет за троих, а привару чуть!
Гейша – малюсенький терьер с выпученными глазами и кривыми лапками, злая и шумная, а Нора большая и бестолковая, породы боксер.
Торговля щенками давала Гарику прибавку к его мизерной инвалидской пенсии да небольшому заработку уличного чистильщика обуви.
-Вовка, возьми щенка, - с присущим ему напором стал он рекламировать свой товар.
Но быстро сообразил, что студенту, снимающему угол сбыть животное не реально, охладел и перешел к другим темам. Вспомнили события, в которых мне пришлось учавствовать в период жизни у Гарика, общих знакомых.
- Помнишь мой аквариум? – спросил он,
- амба! Рыбы сдохли. Моторчик, что воду мешает, накрылся. Вон продают, а я думаю, без него обойдусь. Сделаю дырку в дне. Приделаю трубку, чтобы вода в нее стекала и загну её сверху в аквариум. Вот струя и будет пузыри делать, рыбам дышать. А? Как я придумал! И треху за моторчик сэкономлю. Только сверло надо, стекло сверлить. Не знаешь, где взять?
Мы с Таней сдержали смех, и я на полном серьезе сказал:
-Если у тебя вода со дна по трубке потечет сверху в аквариум, то тебе Нобелевскую премию дадут!
Гарик подвоха не понял:
-А это сколько?
Я сказал, что около миллиона.Долларов.
Тогда до него начало доходить:
-Так что не потечет?
- Не потечет, - разочаровал я его. Закон физики.
Гарик смачно выругался и добавил:
-Хорошо, что тебя встретил! Пойду мотор покупать. А то и аквариум бы зря испортил.
**********************
День рождения нашего сокурсника. Отмечаем скромно, в небольшой студенческой компании, человек шесть. Недавно открывшийся ресторан Братислава на Дерибасовской. Зал на третьем этаже. Лето. Окна открыты. Стемнело. Видны причалы Одесского порта, Морской вокзал, маяк на выходе из бухты. Тосты сказаны, студенческий голод утолен. Танцуем под оркестр, беседуем. Зал полупустой, май – курортный сезон еще не наступил.
Метрах в десяти за сдвинутыми столиками сидит компания моряков с женами. Видно, что это не бурная встреча из длительного рейса, когда гуляют широко и шумно. Первые бурные дни встречи остались в прошлом. Сидят спокойно, тихо беседуют, кто – то танцует. Все практически трезвые – ну пару бокалов вина не в счет.
Краем глаза вижу, как к их столику подходит высокий, стройный, можно сказать красивый негр. Их в ту пору в Одессе было много. То ли студент или аспирант, то ли моряк. Протягивает руку к пышной красавице – блондинке, жене одного из моряков. Сидит одна, с краю. Негр зовет на танец. Она вежливо отказывается.
Минут через пять, когда оркестр заиграл следующий танец, картина повторяется. Темнокожий юноша опять приглашает даму. Уже более настойчиво, отказа не принимает, что – то говорит повышенным тоном, хватает за руку и тянет силой. Вдруг со спины к нему подходит плотный, спортивного вида, лет сорока мужчина. По фигуре и накачанным мышцам виден штангист или гиревик. В последствии мы узнали, что это муж блондинки. Молча хлопает, а скорее бьет негра тяжелой ладонью между лопаток. А когда тот недоуменно оборачивается, берет его одной рукой за ремень брюк, другой рукой сгребает ворот пиджачка, поднимает довольно габаритного негритоса и молча несет к открытому окну.
Всё это заняло секунды. Первой отреагировала на этот эпизод официантка, несшая поднос полный использованной посуды. Поднос с грохотом полетел на пол, а она прыгнула сзади на моряка, вцепилась в его плечи, повисла на нем с криком:
- Родненький! Не надо! Себя погубишь, семью, детей! Не надоооо!!! Она висела на нем, колотила в спину и кричала. А он упрямо, по бычьи, тащил свою ношу к окну, и попытки официантки не были ему никакой помехой. Тут вскочили и его друзья, и я от нашего стола. Успели- таки перехватить его. Навалились, оторвали черного. Моряк как будто вынырнул из воды, обвел нас дикими глазами, обмяк и забормотал несвязно:
-Ух, сволочи! Как они меня там достали. А тут еще и дома наглеют! Поубивал бы… Потом сказал всем спасибо, подошел к своему столику, налил полный фужер водки и залпом выпил.
Негра подхватили его друзья и лопоча что –то по своему, сверкая белками глаз, но явно струсившие, убрались на улицу.
Минут через 20 за наш столик с бутылкой шампанского подсел «виновник эпизода». Поблагодарил, что не дали «загреметь». Рассказывал, как сложно нашим морякам под прессом партийных соглядатаев терпеть сплошное хамство «наших братьев по пути к социализму» в зарубежных портах. Последний случай в Ливии не давал ему покоя, свербил душу.
- Стоим мы в порту Бенгази.- рассказывал он, - Ждем разгрузку. На причале собирается человек тридцать местных. В бедуинских чалмах, в бурнусах до полу. По - своему галдят на повышенных тонах. Один, видимо главный, подходит на трап к вахтенному и говорит на примитивном английском, что им надо к капитану. Вахтенный не пускает. Стоящий на причале полицейский на его просьбу удалить этот митинг машет рукой:
- Это народный совет. Каддафи разрешил. Они главные.
Толпа была вооружена палками. Вахтенному дали по башке и вломились к капитану.
Оказывается, им сказали, что русские пьют вино, а это в их мусульманской стране запрещено. Наказание вплоть до… Капитан, сдерживаясь как мог, вызвал артельщика. Тот отвел бедуинов в холодильник и показал, что все шкафы с вином опечатаны. На стоянке никто не пьет, хотя в тропиках положена бутылка сухого в день.
Толпа опять ввалилась к капитану и потребовала открыть личный сейф для досмотра. Капитан категорически отказался. В сейфе, кроме валюты для команды и оплаты портовых сборов, находились секретные коды на случай военной обстановки для взаимодействия с военными. Били его палками, ногами, поливали водой и снова били. Сломали несколько ребер, выбили глаз, порвали селезенку. Радист, запершись в рубке, успел связаться с консульством. Примчались дипломаты, полиция, скорая. Только тогда банда нехотя ретировалась. Никто их не задержал – Каддафи разрешил…
-Вот ребята, почему у меня псих вышел. Не могу я на них спокойно реагировать. А тут еще к жене пристал.
Мы спросили, что с избитым капитаном? Жив ли?
- Отвезли в Москву. Зашили. Дали инвалидность первой группы и орден. Велели не распространяться. Дружба, понимаешь! Интернационал! -и прибавил несколько соленых морских выражений.
- А я был у него старпомом. Тогда в городе был, со свободными от вахты. Теперь капитан.
**********************
Спортивный лагерь Одесского политеха. Расположен на самом берегу моря, над крутым обрывом. Полтора десятка сборных деревянных домиков на 10-15 спальных мест. Корпус столовой, спортплощадки. Рядом проходит железная дорога и шоссе. От Одессы 40 километров. Недалеко полустанок с красивым названием «Каролина – Бугаз».
Смеркается. В чистом летнем небе висит лунный серп и первые, самые яркие звезды. По тропинке, что ведет из лагеря до ближайшего села, петляя по овсяному полю, движется отряд. Нас человек двенадцать. Дневная программа закончилась. Наплавались в море. Наигрались в спортивные игры. Поужинали. Теперь идем к бабе Дусе. У нее лучшее вино в деревне. Чистый виноградный сок прошлогоднего урожая. Мы пробовали. Ни каких примесей и добавок. Мы, бессарабские жители, запросто определяем в вине добавки сахара с водой (для количества) или извести, а то и куриного помета с табаком (для крепости). После тети – дусиного спишь как младенец и наутро голова ясная.
Впереди я с гитарой. Поем наши студенческие незамысловатые песни. Идти веселей, и дорога кажется короче. Полчаса неспешного хода и мы на окраине села. Вот и наша хата.
Тетя Дуся уже всё поняла. Смахнула с длинного стола под разросшимся явором крошки, нарвала в миску на огороде зеленого луку и редиски. В блюдце насыпала крупной серой соли. Закуска. А через минуту уже несла из погреба зеленое эмалированное ведро полное вина. От холодного вина стенки ведра запотели. Появляются крупные капли, и вот они уже скользят по стенке. Мы смотрим на них, чувствуем прохладу напитка. Берем в руки «бокалы и фужеры», а попросту литровые стеклянные банки для парней и граненые стаканы для девушек, черпаем из ведра черноморскую прохладу. Пьем не спеша и хрустим луком с редиской.
Баскетболист Валера Семерджи, Грек из Поти, а мы его, конечно, называем грузином, затягивает красивым тенором по- грузински песню о Тбилиси. Дождавшись припева , мы вступаем на русском:
« Расцветай под солнцем Грузия моя. Ты судьбу вновь обрела. Где найти в других краях таких красот!? Без тебя и жизнь мне не мила».
Потом гимнастка Таня Куницкая,чемпионка Молдавии просит спеть про ее края. Мы заводим песню о Кишиневе
«Мой белый город, ты цветок из камня…».
Поем украинские «Нiчь така мiсячна» и «Роспрягайте хлопци коней». Тетя Дуся слушает в сторонке, подперев повязанную белым платочком голову. Забирает пустое ведро. Приносит новое.
А мы набираем темп. Поем студенческие, веселые:
«Так наливай студент студентке, студентка тоже пьет вино. Непьющие студентки редки. Они повымерли давно!»
Потом мы с Валерой поем кавказские шуточные, вроде
« На Кавказе есть гора, высокая, крутая. Под горой течет Кура – мутная такая. А если на гору ту влезть и с нее бросаться, очень много шансов есть с жизнем расставаться».
Припев уже выучили все. Дружно орем: «Джян, джян, гулимджян, а там наша лавка. Мы торгуем бакладжян и различным травка. Джян, джян гулм джян Гулим – сулим джян. Гулим – сулим дашкарбулим, гулим – сулим джян!»
Валера продолжает:
-Когда ехал на Тифлис, колесо порвался. Стал его я починять, брюким поломался.
И так куплетов двадцать.
Потом идут молодежные
«А ты, улетающий вдаль самолет, в сердце своём сбереги… Под крылом самолета о чем – то поёт зеленое море тайги».
Или - «А я еду за туманом, за туманом. За туманом и за запахом тайги».
Через пару часов, расплатившись с тетей Дусей (80 копеек за литр), уже по темному полю, под луной шагаем в лагерь. Поем частушки на грани приличия.
Забыв про вражескую рать,
Три мушкетера сели
кушать.
И приготовились послушать,
Что Д,Артаньян им будет врать.
Девушки притворно обижаются, но прыскают после удачного куплета.
Пошел в аптеку сэр Гордон,
Чтобы купить себе
таблетку.
Но дома он забыл монетку,
Чем был ужасно огорчен!
Барон вступил с графиней в сделку.
Сломал ее он дочке
брошку!
И, чтобы не обидеть крошку,
Купил ей новую безделку.
И так далее, до самого лагеря и с другими, не такими невинными рифмами.
Спать не хочется. Спускаемся на пляж. Разводим небольшой костерок. Поем уже лирику. Грустное.
"Когда море играет волной, опасайся шального поступка. У нее голубые глаза и дорожная серая юбка".
Потом свежие хиты Магомаева.
"Колесо", "Море", Свадьбу".
Решаем купаться голышом. Девочки налево, мальчики направо. А в море подплываем поближе. Провоцируем визги и протесты. Все хохочем.
Появляется наряд, двое пограничников. После наступления темноты пляж – погранзона. Просят погасить костер. И спеть для них. Пою им только появившегося на пленках Высоцкого. Они благодарят.
-У нашего ефрейтора есть маленький магнитофон. Хотели Высоцкого в городе записать. Да замполит не разрешает. Молодой, звездочки зарабатывает.
Приглашаем ребят на завтрашние танцы в лагерь. Прощаемся. Расходимся по домикам. Над головой черное южное небо. Огромные звезды. Стрекочат кузнечики. А впереди еще долгие – долгие три года учебы. А дальше – бесконечная жизнь!
*****************************
В Одессе февраль. Слякоть. Сыро. Небо затянуто серой мглой. Сыпет редкий снежок. Тает на земле. Мы, трое студентов второкурсников, пользуясь субботой, устроили банный день. На улице Ленина попарились в самой чистой тогда в городе бане. Распаренные и довольные купили по бутылке «Жигулевского» в гастрономе напротив. 22 копейки бутылка. Тут же на тротуаре пьем из горлышка. Не уходим. Надо вернуть бутылки в гастроном. Вернут 12 коп за каждую. А это деньги для студента.
Рядом со входом в гастроном продают пирожки. С мясом по 10 копеек, с горохом, по 6. Стоит тумба с емкостью для горячей воды. В нее вделаны две кастрюли с пирожками. Продавщица, монументальная дама, лет под пятьдесят, выглядит, как должна выглядеть одесская торговка пирожками. На мощный торс надета телогрейка, на нее натянута когда – то белая, засаленная куртка, Над красным от здоровья и холода круглым лицом с крупными, рублеными чертами высится прическа «хала» из выбеленных перекисью волос. На руках перчатки с обрезанными концами. Пальцы напоминают короткие розовые сардельки. Она ловко накалывает пирожки вилкой, кладет их на кусок серой обёрточной бумаги. Сдачи дает только когда покупатель устанет ждать и напомнит.
Запах от пирожков идет не ахти. Жарят их в самом дешевом жире, в основном это костный жир. В гастрономе он по 60 коп. за кило. Да и сколько пирожков прожарится в этом килограмме!? Даже мы, вечно голодные студенты, такое не покупаем.
Видим, как по тротуару медленно, шаркая подшитыми валенками, бредет старая еврейская бабуля. На ней старинное, выцветшее пальто с остатками какого – то меха вокруг шеи. На голове серый платок из козьего пуха. В руке авоська с бутылкой кефира и французской булочкой. Спина сгорблена. Большой еврейский нос висит книзу, как у Бабы Яги.
Старушка поравнялась с лотком. Конечно, ей не нужны эти пирожки. Она знает, на чем их жарят и что кладут внутрь. Но ей надо с кем – то пообщаться, оставить хоть какую память о выходе из дома. Она притормаживает, топчется на месте и скрипучим голосом с неистребимым акцентом, но громко и внятно спрашивает:
У Вас пирожки с чем?
Продавщица, не повернув головы в ее сторону и даже не скосив глаз, мгновенно и громко «выдает в эфир» только одно слово:
- ДА!
Бабка понимающе пожевала губами, опустила еще ниже свой нос и пошаркала дальше.
*****************
В середине шестидесятых вся Одесса обсуждала случай крупной аферы у Центрального универмага. Кто с осуждением, кто с восхищением снова и снова возвращались к событиям этого весеннего утра.
А утро в тот день стояло ясное, теплое, тихое. По Пушкинской уже несся поток транспорта, а по тротуарам, под знаменитыми платанами, спешил народ на работу. ЦУМ открывался в 10-00, но уже к началу девятого возле крыльца остановился УАЗ – буханка. Шофер вытащил из фургона складной стол, поставил на него кассовый аппарат. А к стене универмага пристроил стоймя три свернутых в рулоны ковра с отогнутыми углами, чтобы узор был виден. К каждому прицепил табличку. Ковер 2 х 3, полушерстяной -220 рублей 40 шт., 2,5 х 1,5 140 руб. 60 шт. и 2 х 1,4 90 руб. 60шт. За кассовый аппарат села миловидная блондинка с выбеленными перекисью волосами. Помогал ей водитель, надевший рабочий синий сатиновый халат.
Заинтересованным прохожим он объяснял, что в универмаг поступила партия ковров. Начальство велело, чтобы не было свалки в магазине отбивать чеки заранее, а после открытия, в 10 часов покупатели с чеками спокойно пройдут в секцию ковров и получат свой размер.
Очередь организовалась мгновенно. Ковер в ту пору был символом красоты, уюта и достатка. Их расстилали по полу, а чаще вешали на стену, как произведение искусства. Достать ковер было большой удачей. Слово «достать» в те поры употреблялось намного чаще слова «купить». Мебель, красивая посуда, модная одежда, строительные и отделочные материалы, ковры, не говоря уж о машинах, было сплошным дефицитом.
Как всегда в очереди стали возникать споры. А спор в Одессе – это крик и переход на личности, а то и драка. Появился постовой милиционер, разнял спорящих, выстроил очередь и следил за порядком. Люди занимали очередь, просили подождать и запомнить их, бросались бегом домой за деньгами. Через час ковры начали заканчиваться. Последнему, кому доставался каждый размер, водитель отдавал образец. Счастливчик отдавал чек и радостный шел домой. Остальные выстраивались к главному входу в универмаг, сжимая в кулаке заветный чек. Там была отбита уплаченная сумма , стоял артикул и размер ковра. Минут за двадцать до открытия ковры были распроданы. Водитель отдал последнему счастливцу ковер с витрины, загрузил стол, кассу с деньгами в фургон. Отъехать не давала бабка, которой не достался ковер. Буквально за два человека до нее кончились. Она плакала и молила дать и ей коврик на подарок внуку. Свадьба у него! Публика тоже просила за бабушку. Жалко ее было. Но продавцы были непреклонны. Даже милиционера попросили объяснить старушке, что даже если ей отобьют чек, ковер она не получит. Всё строго по завезенному количеству. УАЗ уехал.
Открылись высокие дубовые двери универмага. Очередь чинно потянулась на второй этаж и столпилась у прилавка в отделе ковров и тканей. На вопрос, чего изволите? покупатели протянули чеки. Продавцы смотрели на них с недоумением. Какие ковры, кто вам это дал!?
Это была одна из нередких в ту пору афер, отличавшаяся точностью расчета, знанием людской психологии и реалий тогдашней жизни.