Школа

Школа.

Первое издание этой книги, в жанре повести, под другим названием и в мягком переплете, вышло в 1997 году. Потом была мимолетная публикация в периодической печати. Все последующие годы я переписывал книгу, что-то изменяя и добавляя, в итоге повесть разрослась до романа.
Определить жанр этого романа довольно легко и одновременно сложно. В девяностые книга создавалась как хроники последних лет моей школьной жизни, затем приобрела криминальные вставки. Потом часть, в которой шла речь о школьных разборках, разрослась, и ее пришлось выделить в криминальный роман (соответственно, впоследствии я опубликую тем же способом упомянутые школьные хроники). Перечитав недавно на свежую голову этот роман, я пришел к выводу, что ввести его в ранг криминального жанра означало бы частично признать достоверность изложенных тут фантастических событий. Это даже не научная фантастика, скорее это нечто вроде городского фэнтэзи, поскольку все истории этой книги от начала до конца являются плодом безумного воображения их автора.   
В прямой связи с вышесказанным, пожалуй, стоит предупредить, что эта книга – не воспоминания и не хроника реальных событий. Также указанный роман не является справочником по уличной жизни и уж точно ни в коей мере не представляет собой руководство к действию. Все персонажи настоящей книги выдуманные, никогда не существовавшие в действительности фигуры. То же самое можно сказать в отношении описанных тут событий. Населенные пункты, названия и нумерация – вымышлены. Время действия – точно не определено, примерно – начало девяностых. Конечно же, любые совпадения случайны. Короче говоря, все, что далее описано, произошло давно и неправда.
Если вас все же не удалось отговорить от нелепой идеи просмотреть следующие страницы этого, с позволения сказать, труда, то читайте на здоровье, но помните – я вас предупредил.

С уважением,
Автор.

1.
Когда толпа бьет одного, вариантов у жертвы немного. Хуже всего – если упал. Тогда свернись в позу эмбриона и молись, чтобы толпа быстрее сочла твои почки и позвоночник достаточно отбитыми. Но это – самый крайний случай, чреватый инвалидным креслом и жизнью на таблетках в течение всей последующей жизни. Это – если толпа подготовленная, действующая как единое целое, твердо нацеленная на самые тяжкие последствия.
Если же нападает не группа опытных бойцов, а разрозненное сборище, больше настроенное на веселье, нежели на бой без правил, тогда есть реальная возможность удержаться на ногах. Еще лучше – опереться спиной о стену. Тогда остается прикрывать руками уязвимые части тела и ждать, когда нападающим наскучит мордобой, и толпа найдет себе другое развлечение.
Но на практике события по большей части разворачиваются так, что даже при наличии стены забываешь обо всем, бросаешься в гущу толпы и спустя несколько минут оказываешься на земле один, с разбитой головой и переломанными зубами.
Некоторые в таких случаях пытаются плакать либо скулить – в надежде разжалобить врагов, но такое срабатывает редко. Другие, наоборот, активно сопротивляются и даже успевают вывести из строя одного-двух нападающих. Как правило, и жалобщиков и агрессивных ждет одна судьба: их избивают с еще большей энергией, а иногда и убивают.
Старшеклассник по имени Бахыт не причислял себя к числу тех, кто любит ходить по лезвию ножа, но и жалобных слез себе тоже не позволял. В школе его называли Бахой. И в старой, сельской школе, и в новой, находящейся в одном из местных микрорайонов.
В первые дни Баха еще не успел достаточно изучить все уголки школьного здания и поэтому на переменах старался не отставать от других учеников своего класса, которые всё это время упорно его игнорировали. Приземистая одноэтажка в соседнем селе, где он получал знания все прежние годы, преодолевая пешком каждый день по шесть километров в обе стороны, казалась микроскопической времянкой по сравнению с мрачным, изогнутым замысловатой головоломкой нагромождением блоков и бесконечных коридоров шестнадцатой городской школы. Поэтому, когда после уроков Баха отправился искать библиотеку, он довольно скоро заблудился в лабиринте этажей и плутал по зданию добрых пятнадцать минут.
В библиотеку его отправила учительница литературы – там была книга, по которой она задала Бахе подготовить доклад на следующий урок. Баха не любил ни доклады, ни литературу, однако делать ему всё равно было нечего по причине полного отсутствия друзей в городе, и он решил скоротать время до ужина в окружении книг. Уходя из класса, Баха уловил внимательные взгляды троих парней, шушукавшихся между собой у окна, но не придал этому значения.
Когда уставший Баха добрёл-таки до тёмного крыла, в котором находилось искомое помещение, дорогу ему преградили два незнакомых старшеклассника.
- Здорово, - отрывисто сказали они, глядя на Баху с весёлыми нахальными усмешками.
- Привет, - сдержанно ответил Баха, протягивая им руку.
Старшеклассники переглянулись и радостно загоготали, но быстро успокоились и снова обратили своё навязчивое внимание на новичка.
- Пойдём, - коротко приказал один из парней, не замечая протянутой ему для приветствия руки десятиклассника.
Они увлекли Баху за собой в тёмный закуток за библиотекой, где, как потом он узнал, когда-то помещалась пионерская комната, а теперь был склад.
Там уже столпилось человек тридцать ребят из старших классов. Завидев Баху и его сопровождающих, они прекратили разговоры и напряжённо на него уставились.
Затем от толпы отделился небольшого роста худощавый паренёк с очень короткой стрижкой и крупными пятнистыми зубами и, весело скалясь, подошёл к Бахе вплотную. Парень был из параллельного класса; Баха до этого слышал, как другие называли его странным прозвищем Бычок. Он и впрямь походил лицом на облезлую корову: круглые бессмысленные глаза, огромный рот, большие печально повисшие уши. Но прозвище получил не за внешность, а за привычку поднимать и складывать в жестяную коробку окурки. Бычки он искал повсюду: возле школы, на тротуарах и площадях, на автобусных остановках. Потом он их скуривал в одиночестве, причем мог использовать сразу как готовый продукт, либо собирал остатки табака в банку и набивал им самокрутки.
- Новенький? – спросил Бычок, не переставая скалить зубы.
Бахыт молчал и исподлобья смотрел на него. Толпа тем временем начала медленно обступать их обоих.
- Чего молчишь?
Не дождавшись ответа, Бычок и вовсе развеселился. Покачиваясь и приседая, он понёс полную околесицу – задавал Бахыту бессмысленные вопросы, скалил зубы и поднимал его на смех, от чего все остальные тоже принялись гоготать. Все, кроме высокого худого одиннадцатиклассника с длинными плохо осветлёнными пергидролем сальными волосами и непроницаемым лицом. Его щёки были густо покрыты лишайными пятнами, а в глубоко запавших глазах читалась апатия. Он стоял поодаль от места представления, устроенного Бычком, и, прислонившись к стене, жевал в зубах спичку. Тревожно озираясь по сторонам, Бахыт заметил, что многие, смеясь, иногда бросали на высокого парня быстрые взгляды. Бахыт уже понял, что сейчас произойдёт, но путь к отступлению был уже отрезан – толпа окружила его и Бычка полностью.
Расшалившись, Бычок в перерывах между дурачествами, наконец, задал Бахыту вопрос, приоткрывший цель сегодняшнего действа:
- Слушай, новенький, а прописка у тебя есть? Нет? Ну, говори, чего молчишь? Тебе говорить со мной западло, что ли?
И закатил Бахыту звонкую пощёчину, от чего все вокруг чуть не повалились на пол от смеха. Ошеломлённый Бахыт с трудом сдержался от ответного удара, втянул голову в плечи и исподлобья смотрел на толпу и бесновавшегося Бычка.
- Ну же, Баха, если нет прописки, тогда поставь нам бутылку, или будешь таким же чмошником, как Бека. У нас есть Бека, а теперь будет ещё и Баха!
И засмеялся над собственным «каламбуром». Бахыт уже видел Беку – несчастного, затолканного и зашуганного всеми лысого паренька – его отец уже несколько лет сидел в тюрьме по не уважаемой в тех местах статье, и в школе каждый, кому не лень, считал своим долгом чем-то его задеть – поставить подножку, порвать ему тетрадь или хотя бы приклеить к одежде или волосам жвачку. Сравнение с Бекой задело Бахыта, и в его груди закипела злоба. Не в силах больше сдерживаться, он отбросил портфель и, приложив пятерню к узкой противной мордочке Бычка, с удовольствием оттолкнул его.
Бычок и другие совершенно не ожидали такого нахального выпада. Потрясённый заводила упал навзничь и принялся что есть силы верещать на весь коридор. Остальные члены «комиссии по прописке» с мгновение приходили в себя, после чего огромный верзила Рустем грузно подошёл к Бахыту и набросился на него с кулаками. Бахыт увернулся и успел локтем садануть Рустема в поясницу. Развернувшись, он собирался снова уйти от удара разъярённого здоровяка, но толпа в этот момент пришла в неистовство, и сразу несколько человек схватили его за руки, а остальные принялись с остервенелым удовольствием колотить и пинать новичка.
Бахыт всё же сумел освободить руки и, получая множество ударов, с огромной скоростью раздавал ответные тумаки. Он смог-таки добраться до стены и продержался таким образом еще несколько мгновений.
Уже заплывшими от синяков глазами он с удовлетворением видел, что не менее трёх нападавших на него пацанов выбыли из строя, а другие, пытаясь протиснуться вперёд, неоднократно по ошибке получали удары от своих товарищей. Многие промахивались и вместо новичка доставали стену, но в пылу драки не чувствовали боли и продолжали что есть силы наносить удар за ударом.
 Сжав зубы и сохраняя самообладание, Бахыт держался против трёх десятков человек ещё некоторое время, пока верзила Рустем не пробрался к нему с ругательствами и не обрушил на его голову свой громадный кулак. Тут свет в глазах новичка померк, и последнее, что он мог внятно разглядеть, прежде чем упасть и получить ещё добрую сотню ударов на полу, - это всё такое же равнодушное выражение лица высокого лишайного парня со спичкой в зубах, и его пустые, звериные глаза, неотрывно смотревшие на Бахыта.
Когда Бахыт перестал дёргаться и представлял собой уже сплошное кровавое месиво, толпа расступилась, и кто-то, по-видимому, Рустем, с сомнением проговорил:
- Ну, вроде и этого поломали. Теперь как бы родителям не сдал.

2.
Бахыт ничего не сказал о случившемся родителям, хотя бы потому, что родителей у него не было, а тётка, у которой он поселился в городе, не проявляла к его учёбе и личной жизни абсолютно никакого интереса. В школе Бахыт заявил, что свалился в бетонную яму, когда играл в футбол на стройке, и учительница довольствовалась таким объяснением, хотя подозревала об истинном происхождении громадных синяков на заплывшем лице новичка.
Спустя несколько дней, отойдя от побоев, Баха нашёл неприметное старое здание, в котором помещалась секция бокса, и записался туда. Своего снаряжения у него не было, и тренер, небольшого роста плечистый рыжий мужик со свороченным набок носом, на каждой тренировке давал ему старые, порванные в нескольких местах казённые перчатки.
Глядя, как Баха остервенело дерётся на спаррингах, тренер сердито кричал и отводил его в сторону, наставляя, что сначала надо овладеть техникой, а уж потом лезть на рожон. Однако эти уговоры помогали мало – Бахе больше нравился бокс с реальным партнером, чем отработка ударов на груше и их шлифование. Тренер после этого только вздыхал, бормоча про себя, что толку из этого реактивного паренька не выйдет. А другие ребята в секции боялись участвовать в спаррингах с Бахытом, потому что этот худой смуглый аульный мальчишка выходил на ринг, как на последний бой, и даже если опытные боксеры разбивали его лицо в кровь, не останавливался и продолжал свирепо нападать, осыпая спарринг-партнёра ударами и часто забывая о всяких правилах. Никому так и не удалось отправить его в нокаут либо просто сбить с ног, зато сам он скоро повалил не однажды каждого, да так, что тренер начал задумываться, как поделикатнее посоветовать Бахе выбрать себе другой, не боевой вид спорта, пока он не переломал лучших  его ребят.
Тренеру, однако, не пришлось этого делать, потому что в один вечер Баха неожиданно пропал и больше никогда не появлялся в секции. Тренер вздохнул с облегчением и даже не стал наводить справки о судьбе своего нелюбимого ученика.
У Бахыта в тот вечер произошла встреча, изменившая всю его жизнь. Он шёл по темной пустынной улице и размышлял о своей невесёлой доле и о том, что завтра куча уроков, а он, как всегда, ничего не учил. Была уже поздняя осень, дул холодный пыльный ветер, и по земле перекатывались последние облетевшие с немногочисленных деревьев листья. Здание детской спортивной школы находилось на улице Чапаева, в этом месте не асфальтированной и заросшей бурьяном. Улица эта представляла собой затхлую изнанку одной из главных городских магистралей; тут располагались давно брошенные на фундаменте новостройки, жалкие камышитовые мазанки на заднем плане, и был еще фанерный магазин – единственный центр цивилизации на протяжении двух пыльных километров от секции до микрорайонов.
На длинной ухабистой улице не было ни души, только иногда проносились затонированные недружелюбные автомобили, да горел свет в окнах пятиэтажек на главной улице, где ленивые обыватели сели у телевизоров с кружками горячего чая. Бахыт посматривал в эти окна и грустил, потому что дома его ждал только продавленный диван и жалкие остатки съеденного теткиными детьми ужина.
Когда Баха добрел до микрорайона, от унылых мыслей его оторвали звуки глухих ударов и отборного мата, внезапно послышавшиеся с пустыря под окнами ближайшей пятиэтажки. В тусклом свете фонарей с дальней улицы подбежавший Баха с трудом рассмотрел силуэты четверых парней с палками в руках, которые яростно избивали одного. Было видно, что, несмотря на героическое сопротивление, силы упрямого одиночки на исходе.
Бахыт не раздумывал ни секунды. Бросив на землю сумку со спортивной одеждой, он в несколько прыжков добежал до места драки и молниеносно запрыгнул на спину ближайшего агрессора. Тот заорал от дикой боли, потому что Баха вцепился зубами ему в плечо, да с такой силой, что прокусил его. Покусанный выронил палку и упал в пожухлую осеннюю траву, где принялся извиваться от боли, как громадный червяк. Бахыт подхватил его оружие и, не давая времени опомниться ошеломлённым дружкам поверженного врага, что есть силы заехал палкой по голове одного из них. Удар был настолько немилосердный, что противник повалился лицом на землю, словно подкошенный тяпкой сорняк. Двое оставшихся парней набросились на Бахыта, но тот, ухватив свою палку двумя руками, наносил им такие богатырские удары и с такой частотой, что его врагам в этой бескомпромиссной молотилке синяки доставались намного чаще, чем ему.
Тут отдышался и парень, которому Баха пришёл на помощь. Подпрыгнув, он нанёс одному из своих обидчиков профессиональный удар ногой в корпус, от чего тот отлетел метра на два и растянулся на земле. Последний агрессор, моментально осознав, что теперь он в меньшинстве, с завидной скоростью развернулся на сто восемьдесят градусов и, рискуя в темноте налететь на столб или стену дома, очертя голову помчался прочь.
Спасённый Бахытом парень, невысокий, коренастый, наголо бритый, в чёрной кожанке и потёртых джинсах, беззлобно оглядел побитых недругов, стонавших в придорожной пыли, и сказал:
- Нам тоже надо сваливать, иначе тот тип сейчас новых приведёт. Конечно, мы можем и дальше с ними развлекаться, но лично у меня есть и другие дела. А как насчет тебя?
И они с Бахой быстрым шагом ушли с улицы, затерявшись в недрах микрорайона.
Когда они молча прошли уже порядочное расстояние, новый знакомый протянул Бахе руку и представился:
- Мустафа меня зовут. Вообще-то на районе меня называют «Мустафа-сенсей» или просто «Сенсей», но ты можешь звать меня Мустафой.
У Мустафы было детское лицо с крупным носом и вечно смеющимися глазами, и когда он улыбался, а улыбка у него всегда была широкая и искренняя, на щеках появлялись ямочки, а зубы ослепляли своей белизной и безукоризненной формой.
- А я Бахыт, - прозвучал скромный ответ.
- Спасибо за содействие, Баха, если бы не ты, я бы уже там валялся с перебитыми ногами, и не скоро вернулся бы к тренировкам. У меня чёрный пояс по каратэ – говорю просто для информации, потому что этим в наше время уже никого не удивишь. Когда нападают четверо с палками, да ещё ночью и со спины, трудно сразу собраться с мыслями, тем более, что они не с приличным разговором ко мне подошли, а без всякого предисловия сзади по голове огрели. В такие моменты начинаешь задумываться о том, чтобы купить, наконец, шапку, - и Мустафа осторожно провёл по своей обритой голове со слегка заострённой макушкой. – Да и холодает уже.  А ты, я смотрю, тоже со спортом дружишь? Чем занимаешься? Боксом? А, знаю, это недалеко от того места, где ты меня нашёл. Был я как-то в вашей секции, у вас там на втором этаже качалка неплохая. А тренер у вас хороший, я его знаю, Ермолаев его фамилия. А сам ты где учишься?
- В шестнадцатой школе.
- Видел эту школу снаружи, только никого оттуда не знаю. Хотя нет, знаю одного, он племянник моего друга, Макс зовут, может, слышал? А я в политехническом институте заочно учусь. Мама заставила, образование, говорит, нужно. У меня мама старая, болеет часто, не хочу её расстраивать, вот и пошёл. А живёшь ты где? Тут рядом, в микрорайоне? Сам-то местный?
- Нет, я из села.
- Да, я смотрю, на местных не очень похож. Давно приехал? Этим летом только? А, ну и как живётся? Бьют, небось?
Бахыт в ответ промолчал, сжав губы, и Мустафа с пониманием посмотрел на него, прищурив один глаз и покачав головой.
- Это ничего, всё поправимо, - успокоил Мустафа. И задумчиво добавил: - А я-то думаю, с чего ты такой злой? Вон, Фаре плечо прокусил, он теперь нескоро опять руками махать сможет.
- А ты что, их знаешь?
- Как не знать, конечно, знаю, не очень хорошо, правда, потому что с этой тупой породой я особо не общаюсь. Но такие, как Фархат, иногда бывают полезны. Только в этот раз я немного наследил, и вот теперь расплачиваюсь, - и Мустафа потёр ушибленную в схватке голову.
Бахыт мало что понял из неясных намёков собеседника, и тот, видя вопросительный взгляд своего спасителя, отвёл взгляд и постарался перевести разговор на другую тему: 
- Слушай, Баха, а ты рыбалкой не интересуешься? Давай завтра сходим. Ты в какую смену учишься? Во вторую? Ну вот, тогда утром подваливай на берег, туда, где старая баржа затонула. Я тебя там в шесть утра ждать буду.
- А чего так рано?
- Нормально, чем раньше, тем лучше. У вас там, в селе, что, не рыбачат? Какая там у вас река? Как-как ты сказал? Ну и название, язык сломать можно. Никогда не слышал. Ну да ладно, давай с утра подходи.  Порыбачим, пообщаемся, в это время рыбка хорошо идёт. Придёшь?
Бахыт согласно кивнул:
- Только у меня нет ни удочки, ни наживки.
- Да ничего страшного, у меня всё будет с собой, - сказал Мустафа и, воровато оглядываясь, похлопал Бахыта по плечу, явно намереваясь уходить: - Ладно, ты иди домой, а я пошёл, мне кое-какие дела с теми братками закончить надо.
И Мустафа, подмигнув Бахе, быстро нырнул в темноту.

3.
- Ну что, готов? – спросил Мустафа, оглядывая подошедшего Баху. – А чего ты не оделся для рыбалки?
И Мустафа взглядом указал на свой мешковатый тёмно-зелёный костюм рыбака. В руках у него была облезлая сумка с инвентарём, на голове тёплая вязаная шапка, а на ногах высокие сапоги. Всё это сильно пахло рыбой.
Бахыт грустно посмотрел на своё поношенное одеяние.
- А, понятно, - невозмутимо кивнул Мустафа. – У тебя ничего другого нет. Ну что ж, и это сойдёт. А в кармане что держишь? Ну-ка покажи. Давай, давай, не заберу.
Баха осторожно вытащил из кармана куртки большой складной нож, чья деревянная рукоятка была покрыта многочисленными царапинами и зарубками.
- Знатная вещь, - с уважением оценил Мустафа, раскрыв нож и потрогав его острое лезвие. – Откуда у тебя это? Это же нож охотника.
- Отец подарил, - сказал Бахыт.
- А отец в селе живёт? – спросил Мустафа, возвращая нож его владельцу.
- Нет, он умер лет восемь назад.
- А мать?
- Мать умерла недавно. Я жил в доме с бабкой и двоюродной сестрой, но потом меня отправили в город к тётке. Здесь, говорят, работу легче найти, а я уже в последнем классе, так что, думаю, скоро начну искать.
- Что искать – работу? – Мустафа насмешливо улыбнулся. – Ты знаешь, от какого корня слово «работа»? – Правильно, от слова «раб». Ты хочешь быть рабом, как сотни тех несчастных, которые каждое утро выходят из дома и проводят свою жизнь в офисах, и у которых все дни разделены на две части: в ожидании обеда и борьба со сном после обеда?.. Не знаю, это не по мне – бесконечно выслушивать крики какого-нибудь типа, чьи заслуги заключаются только в том, что он пришел в эту контору раньше тебя и испортил в офисных туалетах больше бумаги. Да и ты при первом же выговоре треснешь своего работодателя папкой с бумагами по голове и в тот же день вылетишь. Или ты как хочешь – лопатой махать вместе с измазанными глиной работягами? Или, может быть, мостовую подметать?
Баха, подавленный красноречием поднаторевшего, судя по всему, в душевных разговорах собеседника, молчал.
- Не в твоём это характере, брат, - уверенно отрезал Мустафа. – Да и не в моём тоже… А чего мы стоим, как два столба посреди ясного поля? Пойдём, у меня тут недалеко есть хорошее место в камышах, тебе там понравится.
Они направились вдоль берега к густым зарослям ивняка, у подножия которых покачивались от слабого ветра жёлтые камыши. Солнце ещё не встало, но с противоположного берега река хорошо освещалась фонарями набережной. Было прохладно, но приятно, а не промозгло, небо было чистое, и всё предвещало хороший ясный день.   
- А ты чем занимаешься? – спросил Баха. – Сейчас ты студент, а потом на что жить собираешься?
- Ну, студент я, честно скажу, так себе. Я даже названия своей специальности толком не знаю, а экзамены сдаю только с помощью твёрдой валюты. Я, в общем-то, торговлей немного занимаюсь. Закупаю диски, оборудование для компьютеров и прочую мелочь, а потом продаю. У меня товар стоит в нескольких точках по городу. Но это так, особого дохода не приносит. На это не разгуляешься.
- А что надо делать, чтобы можно было разгуляться? – спросил Бахыт.
- На этот счёт у меня есть своя теория, - охотно начал разъяснения Мустафа. – Надо с малых лет привыкнуть к мысли, что и в торговле, и в работе все хорошие, да и не очень хорошие места давно уже заняты до тебя. Мне до этого пришлось доходить самому путём проб и ошибок, а тебе говорю сразу, поэтому можешь считать, что тебе крупно повезло с жизненным учителем.
- С сенсеем, - уточнил Баха.
- Верно, с Сенсеем. Так вот, куда бы ты ни пришёл и на что бы ни положил глаз, везде придётся натыкаться на тупых, наглых толстяков, которые влезли в эту сферу задолго до тебя и считают теперь, что они чуть ли не родоначальники этого дела, а ты годишься только на то, чтобы мыть передние стёкла машин на светофорах. И так повсюду: в бизнесе, в работе, и даже у братвы, при всех её высоких словах о том, что они в законе, и тому подобное. Когда доходит дело до крупных сумм, они забывают о всяких законах и рвут друг другу глотки не хуже самых последних работяг.
- Ну да, как вчера, - вставил Баха, которому было интересно узнать причины вчерашней ночной драки.
- Точно, именно как вчера, - подтвердил Мустафа. – Кто такие для меня эти Фара и его дружки? Ну, знакомы издалека, и всё. Они себя крутыми считают, а на самом деле обычные бездельники. Ну, перехватил я у них из-под носа выгодную… сделку – а нечего было болтать по пьяни что попало и кому не следует. Из-за этого они разозлились, подстерегли меня в тёмном месте и мочить стали, как последние хулиганы. Если бы не ты, забили бы до смерти – у этого народа мозги плохо работают, только руками махать умеют. Пришлось вчера ночью искать знакомых, чтобы они им разъяснили, что к чему. Ну, и небольшую часть добычи через этих посредников им отдал, иначе они от меня до конца своих дней бы не отстали. Это, конечно, я в этот раз грубо сработал – неправильно, если после дела тебя бьют. Всё надо делать чисто… - и Мустафа вздохнул.
- Возвращаясь к нашей теме, - продолжал он, - можно вывести итог: зачем пачкаться самому, когда всегда найдутся такие, как Фара, которые сами за тебя всё сделают и укажут, где что плохо лежит, а ты появляешься в конце и снимаешь все сливки. Я имею в виду, при этом всё надо обдумывать и делать по строгой отработанной схеме, чтобы в итоге не получать по шее в тёмном переулке. В работе и в жизни то же самое – раз тебя не пускают куда-то, значит, ты имеешь полное право забрать у них ту часть, которая по естественному, природному праву принадлежит тебе. Они придумали разделить город на сферы влияния: Фара химичит в этом районе, его дружки в том, и так далее. А мне-то что с того, я всегда сам по себе. Появляюсь и тут, и там, забираю то, что считаю нужным, и исчезаю. Они за это на меня и злятся.
- А чем ты и все они: Фара и прочие, - занимаетесь? – спросил Бахыт. – Дисками и кассетами?
- Ну, - замялся Мустафа. – Можно сказать, что и дисками в том числе тоже.
Мустафа привёл Бахыта на маленькую полянку в зарослях камыша, которая выходила на узкий кусочек пляжа. Над поляной нависали ивы, и здесь было очень уютно. Мустафа вытащил из сумки несколько лесок с многочисленными крючками и вместе с наживкой забросил их в реку. Затем он достал из спрятанного в камышах ящика две облезлые деревянные скамеечки и уселся на одну из них.
- Садись на стул, - сказал Мустафа Бахе. – На земле сейчас не посидишь, холодно уже. Сейчас мы с тобой тяпнем, как положено на рыбалке.
На ящике Мустафа разложил нарезанный заранее чёрный хлеб с колбасой и луком и поставил бутылку минеральной воды. Затем он снял с пояса флягу, обтянутую зелёной тканью, и отвинтил крышку.
- Это спирт, - сказал Мустафа, кивнув фляжке и улыбнувшись, словно доброму другу. – Я его сам развожу и добавляю туда сок лимончика. Получается неплохо.
Мустафа налил спирту в два маленьких гранёных стаканчика и подал один из них Бахыту. Тот никогда не пил алкоголя, но спирт оказался, на удивление, приятным на вкус и в голову не бил, тем более что больше двух стаканчиков Мустафа пить не позволил, сказав, что у него ещё сегодня дела.
- Вот так и живём, - сказал Мустафа, жуя хлеб с колбасой. – Вечером – карате, с утра – рыбалка, а потом – дела, так что, как видишь, не бездельничаем. А вот и рыба клюёт.
Мустафа вытащил леску и снял с крючков толстую рыбину.
- А что это за сферы влияния в городе? – спросил Баха, когда Мустафа положил рыбу в пакет. – Этот Фара, получается, в нашем районе в авторитете?
- Да нет, - отмахнулся Мустафа. – Я же говорю, они просто шпана, шушера, и их сферы влияния имеют значение только для них самих. А в городе сейчас полный балаган, никто ни за что не отвечает и ничего не держит. И, насколько я знаю, так было всегда. Где-то на севере или в других городах с этим делом полный порядок: один-два законника, которые всем руководят, под ними районные авторитеты и положенцы, а потом уже идут смотрящие, которые держат отдельные дворы и улицы. А у нас – бардак. Смотрящих по районам никто не назначал, во всяком случае, я об этом не слышал, положенец в городе, по слухам, остался только один, где-то в рыбацком посёлке, сидит дома и боится высунуться. Его пытались несколько раз вытаскивать на разборки, чтобы он помог по справедливости решить дело, а он либо вообще не приходил, либо мямлил там что-то невразумительное. Был ещё один милиционер, офицер с кавказской фамилией – он когда-то обеспечивал связь между зоной и городом, так его тоже задвинули – отстранили от работы, и он сейчас мелким бизнесом занимается, а по вечерам от скуки пьёт и стреляет со своего балкона из пневматической винтовки по местным хулиганам. Говорят, только в школах идёт какое-то движение, но в эти дела я не посвящён, и не знаю, кто там смотрящих назначает.
- У нас вроде бы есть такой, - отозвался Бахыт.
- И кто же он? – спросил Мустафа, вытаскивая на берег очередную рыбу.
- Амантай его зовут, высокий такой, волосы длинные, может, знаешь?
- Нет, с малолетками я не знаком, - ответил Мустафа. -  И что, он там у вас вроде как за главного?
- Да. Это он натравил на меня пацанов в день прописки.
- А, прописка… - усмехнулся Мустафа. – Слышал о таком. Выходит, до сих пор народ так развлекается? И что, много кого уже прописали?
- Не знаю, но меня точно, - зло ответил Баха. – Толпой на одного. А этот длинный стоял сзади и смотрел, как меня бьют. Ну, ничего, я с ним ещё посчитаюсь.
- Как посчитаешься? – спросил Мустафа.
Баха молча достал из кармана нож и поиграл им в руке.
- Раньше я его держал дома, а теперь ношу с собой, в портфеле, - сказал Баха.
- А до того, как пускать в ход этот аргумент, ты с ним пытался как-то контактировать? – спросил Мустафа. – Или он с тобой? Не верю, что эта прописка была просто для их удовольствия. Наверняка после этого они к тебе подходили. Было такое?
- Было, - ответил Баха. – Через несколько дней на перемене я сидел в классе, - я всегда сижу в классе на перемене, потому что со мной никто не хочет разговаривать. Так вот, я сидел в кабинете, и ко мне подошёл один щегол, из младших классов. Белобрысый такой, не знаю, как по имени. И говорит, что меня в коридоре ждут. А я вижу – там к стене прислонился Амантай – он всегда так стоит, стены подпирает, как будто упадёт вот-вот. Этот мелкий несколько раз позвал меня, а я не пошёл. Амантай потом ушёл, и больше ко мне не подходил. Я думал, меня опять бить будут, но ничего, больше ничего не было.
- Ну что ж, это хорошо, - заключил Мустафа.
- Что же хорошего?
- Понимаешь, тебя били не только для тебя, но и для других. Не думаю, что они каждого новенького так мочат толпой. Просто тебе не повезло, тебя решили выбрать как пример для других. У них там не только новеньких, но и своих хватает, и далеко не все из них ведут себя так, как надо этому Амантаю. А стоял в коридоре он не просто так – по переменам он деньги собирает. Когда я в школе учился, у нас тоже такое было. Тебя позвали, а ты не пошёл. Не знаю почему, но от тебя отстали, и я думаю, что навсегда. Возможно, во время прописки ты слишком рьяно сопротивлялся, а может, и после этого кому-то успел уже рёбра пересчитать, просто мне не говоришь. В любом случае, они решили, что к тебе лучше не лезть, после твоей прописки и так у них денежные сборы увеличились – ведь мало кто хочет так же по шее получить.
- Да, я тогда хорошо дрался, - сознался Баха. – Их просто много было, но я успел некоторым неплохо вломить - троих после этого я видел с приличными фонарями под глазами.
- Вот видишь, значит, я прав. Никто с тобой связываться больше не хочет. Хотя на месте этого Амантая я наоборот таких вредных каждый день прессовал бы за школой, пока они не превратились бы в послушных овечек. Ты ведь теперь самое опасное явление для него – недобитый враг, который уже показал свой характер, и ходит спокойно в его владениях. Он либо не до конца понимает опасность с твоей стороны, либо не так уж и сильна его власть в вашей школе, и никто поэтому не хочет по его указке тебя жизни учить. Прописка была для них просто идиотским развлечением, а чтобы систематически прессовать, нужна определённая степень настойчивости и собранность, чего у этих малолеток нет и, боюсь, никогда не появится. А спускать дело на тормозах в данном случае неправильно. Не сегодня-завтра ты его прирежешь где-нибудь в туалете, на том и кончится его карьера сборщика податей.
- Это точно, - подтвердил Бахыт. – Вот завтра пойду и прирежу.
- Ну, это я так, образно сказал, - с некоторой опаской сказал Мустафа. – Я верю, что ты его можешь ткнуть хоть сегодня, но, знаешь, за решётку ты всегда успеешь отправиться. Поверь мне, там совсем не так романтично, как кажется некоторым. И ничего это тебе не даст. Я тебе советую бросить мысли об этом и переключиться на более продуктивные сферы. Ты парень целеустремлённый, доверять тебе можно. Давай двигаться вместе? Я вообще-то один всегда работаю, но раз ты меня спас, я считаю своим долгом тебе помочь.
- Как помочь?
- Добрым советом, конечно же. Кто тебя в такой ситуации убережёт, кроме меня? Ты с собой нож носишь и мечтаешь его в этого Амантая сунуть, и я по тебе вижу, что ты бы так и сделал, если бы я тебе случайно не встретился. И, возможно, в твоём случае иного выхода для тебя не было: денег нет, родителей нет, никому ты не нужен, остаётся только завалить кого-то и пойти в тюрьму – там хоть кормят. А со мной ты научишься многому, поверь мне, не пройдёт и полугода, как ты ни в чём не будешь нуждаться.
- И что же надо делать?
- Я уже сказал. Для начала оставь все мысли о мести и тому подобное. Зачем тебе эти тупые школьники? Я в твоём возрасте в школу вообще уже практически не ходил, а сам себе на кусок хлеба зарабатывал. И тебе пора уже начинать остепеняться. Есть у меня как раз на примете два хороших дела, думаю, на этой неделе всё разведаем и пойдём. Там на месте я тебя введу в курс, а пока до этого никому не говори ни слова, что вообще со мной знаком. Хотя кому ты скажешь, если тебя никто не знает.
Мустафа продолжал туманно разглагольствовать, а полиэтиленовый мешок тем временем уже порядком наполнился рыбой. Бахыт, нисколько не оставив мыслей об Амантае, рассеянно слушал. Небо тем временем совсем уже прояснилось и посветлело, а в кустах позади уютно устроившихся собеседников послышалось шуршание, и на полянку неожиданно вышли три угрюмых субъекта в рыбацкой одежде. У двоих из них были багры, а третий нёс тяжёлый рюкзак с поклажей.
От новоприбывших повеяло такой явной враждебностью, что Бахыт перестал играть с ножом и сунул его в карман, однако придерживая там на всякий случай оружие в потной руке. Мустафа поднялся на ноги и, криво улыбаясь, протянул рыбакам ладонь. Те по очереди поздоровались, и самый высокий и грузный из них, взрослый мужчина с обветренным красным лицом, спросил с вызовом:
- Ты что это, Мустафа, на нашей территории делаешь? Разве тебе до этого не объяснили, что так нельзя?
- Да что ты, Кабан, - смешался Мустафа. – Разве такое было, чтобы я на чужое зарился?
- Было, - отчеканил Кабан. – И не раз. Все вокруг говорят, что ты мастер приходить на готовенькое. А тебя в этом самом месте месяц назад Сашка и Жерех уже встречали, - и Кабан посмотрел на своих мрачных спутников. – Тогда они тебе не вломили, а, выходит, надо было, потому что по-хорошему ты не понимаешь.
- Да ладно тебе, старик, что я могу тут сделать? Вы своей сетью за пять минут ловите больше, чем я за весь день. Да и прихожу я сюда иногда, не чаще раза в месяц, как ты сам сказал.
- Неважно, раз в месяц или два раза в день, - отрезал Кабан. – Место наше, так что давай, отчехляйся по полной, а то ведь ты нас знаешь.
Кабан и Сашка сжали в руках багры, а Жерех опустил поклажу на землю и достал из-за спины продолговатый свёрток. Мустафа взглянул на них и виновато опустил взгляд. Рыбаки сразу же успокоились. Сашка нагнулся и поднял пакет с рыбой, наловленной Мустафой. После этого он и Жерех повернулись, чтобы отправиться дальше, но Кабан, вместо того, чтобы уходить, пристально посмотрел на Баху.
- А почему это малой сидит и не здоровается? – спросил он.
- Я поздоровался, - тихо сказал Баха.
- Что-то я не видел, - недоверчиво проговорил Кабан. - А в кармане у тебя что? Ну-ка покажи.
Баха сильно сжал в кармане нож, а Мустафа сказал Кабану:
- Братишка не при делах, старик. Он ещё школьник, оставь его, мы же с тобой всё равно договоримся, свои люди ведь.
Не обращая внимания на Мустафу, Кабан подошёл к Бахыту и протянул руку со словами:
- Давай сюда ножичек. Спроси у своего дружка – он подтвердит, что всё оружие на моей территории принадлежит только мне.
Баха молчал и не двигался.
- Сашка, подними его, - негромко сказал Кабан.
Сашка, в своём огромном башлыке и болотных сапогах похожий на лешего, надвинулся на Баху и угрожающе направил на него острый багор.
После тягостной пауза Бахыт встал и, исподлобья глядя на Кабана, сделал шаг назад, к реке. Его рука в кармане напряглась, и он был уже готов броситься на рыбака с ножом, но в последний момент Мустафа опередил его и крепко схватил своего невыдержанного друга за локоть. Баха напрасно дёргался и вырывал руку – Мустафа держал его мёртвой хваткой. Посмотрев по правую руку от Кабана, Баха увидел Жереха, который подкрался сбоку и направил на него дуло ружья, выглядывающее из свёртка. Тупой и ничего не выражающий взгляд Жереха красноречиво свидетельствовал, что он не задумается, прежде чем выпустит в грудь Бахе добрый заряд крупной охотничьей картечи. Это взгляд неожиданно успокоил Бахыта. Чувствуя, как холодеют его руки, он выпустил нож и позволил Мустафе передать его Кабану. Тот равнодушно оглядел нож и положил его в широкий карман своей пропахшей рыбой куртки.
Жерех и Сашка опустили своё оружие, а Кабан сказал:
- Чтобы через час тебя здесь не было.
После этого рыбаки собрались и исчезли в зарослях.
Мустафа покачал головой и сказал:
- Ну что ж, за час мы ещё много успеем наловить.
Но Баха махнул рукой и направился было домой. Его голова была опущена, а взгляд выражал крайнюю степень затравленности. Мустафа остановил его, почти насильно усадил и заставил выпить немного водки. Выпив также сам, он задумчиво произнёс, виновато глядя на Баху:
- С другой стороны, наверно, хватит тебе уже получать от всех подряд. О ноже не беспокойся – у меня их куча, найду тебе ещё получше, чем тот. А после обеда давай я зайду к вам в школу и посмотрю на этого Амантая. Мне надо его увидеть, чтобы оценить этого вашего громилу и придумать, как тебе его наверняка завалить. Да ты не бойся, я тебя не засвечу. Ты ходи сам по себе, а я его найду и просто издалека посмотрю. А после школы я к тебе подойду и обсудим, что нам дальше делать. Согласен с таким планом?
Баха, уже потерявший было надежду расправиться со своим обидчиком, благодарно посмотрел на Мустафу и кивнул.

4.
- Вот здесь очень узко, смотри, не замарайся. А тут голову береги – очень низко, и кирпичи торчат – не ушибись.
Мустафа и Баха, согнувшись почти до четверенек, пробирались в секретное убежище Мустафы в подвале одной из пятиэтажек. Здесь стояла затхлая прохлада, пахло канализацией и плесенью. Мустафа петлял между лабиринтами труб и колонн, ориентируясь в почти кромешной темноте по одному ему известным ориентирам: крошечным зарубкам на кирпичах, нарисованным мелом и краской знакам и пятнам копоти на потолке.
- Этот подвал – особый, - говорил Мустафа, осторожно пробираясь между трубами. – Он сухой, а в наших микрорайонах это редкость. В центре дома другие, и там редко бывают потопы, а у нас подвалы словно созданы для хранения воды. Этот подвал почему-то всегда был сухим. В детстве я с друзьями часто тут лазал, но только мне пришла в голову идея запомнить это место и использовать потом его на практике. Ну вот, уже пришли.
Мустафа с усилием отодвинул тяжёлый, весь покрытый ржавчиной лист гофрированного железа, за которым открылась закрытая на замок дверь в небольшую каморку.
- Вот мы и дома, - сказал Мустафа, пропуская Баху вперёд и закрывая за собой каморку тем самым куском железа.
В каморке был низкий потолок и чисто выметенный бетонный пол. Окна не было, но свет проникал сквозь щели под потолком. В каморке стояла старая пружинная кровать без матраса, возле неё примостился небольшой колченогий столик с двумя табуретками и низенький шкафчик.
- Чувствуешь, как здесь тепло? – спросил Мустафа. – Снаружи проходят трубы отопительной системы, но внутрь комнаты они не заходят. Если не знать, что здесь есть комната, снаружи невозможно её заметить, иначе сантехники давно бы её вычислили. А так я могу приходить сюда, когда хочу, и отдыхать. Однажды я здесь хоронился три дня подряд безвылазно, когда надо было на дно упасть. Потом, правда, не выдержал и перешёл домой к одной знакомой, но при желании тут можно вечно жить. Основная проблема в таких подвалах – это комары, они даже в сухих подвалах житья не дают, но здесь их почти нет. Не знаю, почему, может, здесь какая-то геопатогенная зона или ещё что-то в этом роде. Но для нас это в любом случае только плюс.
Мустафа разлёгся на кровати и сказал Бахе:
- Там внутри шкафчика есть открытая бутылка водки и заварной чайник с чаем. Так что если хочешь…
Баха отрицательно покачал головой, но из любопытства посмотрел в шкафчик и убедился, что там есть не только указанные предметы, но и ещё кое-что из столовой утвари – правда, всё это было потёртым и потрескавшимся, но чистым и вымытым.
- Я это всё с помойки натаскал, - сказал Мустафа, указывая на мебель и утварь. – Ты не представляешь, сколько нужных вещей люди выкидывают. А потом ещё нашего брата винят: воруете, мол… Ну, это я так, к слову. Тут в подвале есть ещё каморка сантехников, они её на замок закрывают, но я подобрал ключ, так что можно и туда ходить. Там есть рукомойник с водой и розетка, так что можно и посуду помыть, и чаю вскипятить – кипятильник у меня тоже есть, посмотри. Они тут бывают редко, и когда приходят, то их издалека слышно, они ключами гремят, когда главную железную дверь открывают. Пока они доковыляют до туда, десять раз можно убежать. Я не люблю грязи, поэтому сразу мою посуду и пол мету, чтобы тут свинарник не устраивать. Так вот, ты тоже можешь сюда приходить, как домой, мы ведь теперь с тобой в одной упряжке, да?
И Мустафа дружески хлопнул Баху по спине.
- Ты Амантая видел? – спросил Баха.
- Видел, конечно, - сказал Мустафа. – Ты это, водку всё же вытащи и налей, а то горло пересохло. Я его сразу по твоему описанию узнал, действительно, тип ещё тот. И я на него не только посмотрел, но и кое-что разузнал. Нашёлся у меня там знакомый среди ваших – вернее, братишка знакомого, ну, я у него невзначай и расспросил про этого Амантая. Деньги, как он говорит, на «общак», он стал собирать недавно, всего только около года. До этого он, как все, сидел по дворам и курил, а потом, видимо, деньги на сигареты понадобились. Как я понял, он в основном дерёт с нескольких терпил, которые у него есть – так сказать, любимые мальчики для битья, а остальных просто так стращает, для порядка.
- Да, есть такие, - подтвердил Баха. – У нас в классе тоже двое есть: Аркаша и Владя. Он их каждую перемену вызывает, и, как я думаю, деньги у них берёт. Они ещё недавно с фингалами под глазами ходили.
- Точно, и в других классах тоже та же картина: берёт вот таких белобрысых из интеллигентных семей и ставит их на счётчик, и потом они его вечными рабами становятся. А что касается прописки, то ты в этой школе был вообще первым и единственным, кого таким образом прописали. Это Амантай услышал, что в армии или на зоне так иногда делают, и тоже решил устроить представление, чтобы другим отбиваться от рук неповадно было. И ещё одну вещь я у вас в школе увидел. Пришли ребята с соседней девятнадцатой школы.
- Они почти каждый день приходят, - кивнул головой Бахыт.
- Это было уже после уроков. Их человек десять зашло. Они сели на скамейке в вестибюле и немедленно принялись отбирать деньги у всех школьников подряд и приставать к вашим девчонкам. А Амантай всё это видел, но только поздоровался с ними и прошёл дальше. Многие ваши пацаны смотрели на этот беспредел и явно были недовольны. Но никто ничего не сделал. И так, ты говоришь, происходит каждый день?
- Почти что каждый. Если их учителя или директор не выгоняют, то они вот именно так себя и начинают вести.
- И какой ты из этого можешь сделать вывод? – задушевным голосом спросил Мустафа, опрокинув шкалик водки.
-Ну, то, что у них самих в школе скучно, - предположил Баха.
- Это тоже, - отозвался Мустафа. – Но я имел в виду другое. Сопоставь все факты: Амантай чморит только интеллигентиков, общак он собирает около года, и то не со всех, прописывали только одного тебя, ну а про девятнадцатую школу я вообще молчу. Если бы я был смотрящим за школой, то я уж точно не позволил бы чужим отбирать мои деньги и приставать к моим девчонкам. Ты сегодня сам на своей шкуре убедился, как держат свою территорию браконьеры. Они готовы убить даже малолетку, который к ним вторгся. Ведь для них рыбалка – это главное и единственное дело жизни. Сравни их с поведением этого вашего Амантая. Да ведь ясно, что он просто возник на пустом месте, потому что кому-то рано или поздно всё равно пришла бы в голову идея собирать общак со школы. И ясно, что он далеко не самый лучший смотрящий, школьники за ним не идут, и при первом удобном случае положат на него с превеликим удовольствием. Если лишить его возможности собирать общак, то он немного, конечно, погрустит, а потом снова сядет во дворе и будет курить сигареты, никому не мешая, как раньше.
- А как же с пропиской, тогда остальные разве не его слушались? – недоверчиво спросил Баха.
- Я узнал у своего знакомого, как тогда было дело, - невозмутимо ответил Мустафа. – Делать было нечего, после каникул все были полны энергии, и когда Амантай предложил «прописать» кого-нибудь из новеньких, все его сразу поддержали. Драться никто не хотел, для них это было развлечением. Если бы один недоумок не перегнул палку, тебя бы просто подняли на смех и отпустили. Так что поверь мне, друг, никакой реальной власти и уж тем более авторитета у Амантая нет. Он даже один коридор контролировать не сможет, не говоря уже о целой школе.
- И что мне теперь делать? Идти и мочить его?
- Торопиться не надо, - успокоил Мустафа. – Для начала немного подготовься. С этого момента называй меня, как хочешь, но желательно либо Учителем, либо Сенсеем. Курс обучения не займёт много времени. Сегодня немного теории, а завтра экзамен, вот и всё. Послезавтра начнёшь разрабатывать свою цель. 
- Будем тренироваться? – обрадовался Баха, вставая с табуретки.
- Да чего мне с тобой тренироваться? – лениво спросил Мустафа. – Ты молодой, сильный, а этот Амантай – худосочный орангутанг, и мне его уже жалко. Этакая высохшая жердь, и та полезла в смотрящие. На что только деньги не толкают народ! Это я поэтическим языком выражаюсь, а тебе всё равно надо его опасаться. Он выше тебя на голову и старше, так что завалить его всё равно будет нелегко. И запомни, что мои сегодняшние умозаключения доступны только нам с тобой, а для вашей школы он всё ещё так и остаётся главным авторитетом, так что наобум на него лезть нельзя. Попрёшь на него без всякого повода и среди бела дня – остальные школьники, даже те, кто, может быть, его не любят, тебя сразу же забьют на месте, потому что это будет означать, что ты поступаешь не по понятиям.
- А как будет правильно?
- Это надо думать, как его спровоцировать и себе не навредить. Давай для начала в общем поговорим. О тебе, например.
- А чего обо мне говорить?
- К примеру, мы раскритиковали этого твоего Амантая, - Мустафа усмехнулся, видя, как Баху передёрнуло при слове «твоего», - волосы у него длинные и крашеные, как у бабы, морда грязная и всё такое. А ты на себя посмотри. Ну, одежда у тебя всегда одна и та же – это ясно, другой нет. Но это не значит, что её надо месяцами не стирать и не гладить. От тебя воняет, ты не замечаешь? Сегодня же вечером постираешь и погладишь всю свою одежду. Причёска у тебя вроде нормальная, только голову надо мыть каждый день. И эти твои усы – зачем они тебе? Думаешь, старше выглядишь? Вряд ли. Можешь с усами у себя в ауле ходить, а здесь ты должен быть чисто выбрит.
- При чём здесь усы? – разозлился Баха.
- Слушай и делай, что я говорю, - авторитетно и спокойно сказал Мустафа. – Если ты хочешь вызвать на бой главного бандита в школе, тебе придётся ставить на кон всё, что у тебя есть. Если ты проиграешь, то вряд ли уже вернёшься в эту школу. А если победишь, то станешь на его место…
- Очень мне нужно его место…
- А тебя и спрашивать не будут – сразу же заставят. А это значит, что тебе до этого надо уже… как бы это сказать… завоевать симпатии, что ли. Кто же захочет идти за человеком, от которого воняет бараном?
Бахыт промолчал.
- Дальше, - с удовлетворением продолжал Мустафа. – Тебе надо научиться правильно говорить. Это сразу не приходит, но после регулярных занятий и это освоишь. Специальный воровской язык, конечно, знать не обязательно, да и кто его сейчас толком знает, - но основы нормального базара освоить надо, со временем ты поймёшь, что это намного важнее, чем мускулы и самопалы. И, самое главное, надо полностью быть в курсе законов того мира, в котором вращаешься. Чтобы жить и действовать в соответствии с блатными заповедями, их сначала надо не просто выучить, а сделать их частью себя и своей жизни. Ничего сложного в этом нет. Братва – это те же самые люди, все они когда-то начинали. Надо запомнить несколько простых правил, из которых исходит всё остальное. Три главных, можно сказать, хрестоматийных, жизненных принципа у нас это: не верь, не бойся и не проси. В твоём случае это: не верь никаким россказням про Амантая и про его могущество, вся его слава дутая, как ты увидел, и чёрт всегда не так страшен, как его себе представляют. Не бойся никого и никогда, не носи с собой нож или самопал, кроме тех случаев, когда идёшь на серьёзную разборку, иначе спалишься, погоришь на чепухе. Всегда будь рассудителен и хладнокровен, не лезь в драку, если тебя провоцируют, потому что им только и надо, чтобы ты вышел из себя. И на будущее: ничего не проси, никто тебе просто так ничего не даст, всё надо забирать самому, и тогда люди проникнуться к тебе уважением. Запомнил?
Баха кивнул, проникнувшись житейской мудростью и подивившись её простоте и силе. Мустафа, довольный прилежностью своего ученика, продолжал, лёжа в той же позе на жёстких пружинах кровати:
- Ничего и никому ты не должен – это правило на все времена. И ещё – очень важная вещь – никто не может спросить с тебя за нарушение порядков, которых ты не знаешь. Это при условии, что вообще есть какие-то порядки. Ваша прописка при всей её церемонности была самым обычным беспределом, тебя били просто так, ни за что, а такие вещи нормальной братвой караются очень жестоко. А вот когда тебя звали, а ты не вышел в коридор, ты поступил совершенно правильно. Вместо того, чтобы тебя мочить, им следовало нормально тебе разъяснить, что тебе надо отдавать деньги в общак. А этого не сделал никто ни до, ни после прописки, и до сих пор тебе остаётся только догадываться, какие там у них порядки. Всё это говорит о том, что у них там не нормальные пацаны, а обычные отморозки. Вот такие самые общие правила.
- И как мне себя теперь вести?
- Так же, как и все эти дни. Помалкивай, присматривайся, делай то же, что и все. И так же, как все. Поменьше говори, побольше слушай. Не давай волю своему гневу, особенно по мелочам. Многое пропускай мимо ушей, потому что оно не стоит твоего внимания.
- А нож ты мне дашь?
- Да, нож дам, - сказал Мустафа и серьёзно посмотрел на Баху.
- Научишь им пользоваться?
- А чего там учиться? – спросил Мустафа. – Дело нехитрое – берёшь и колешь. Тут только одно правило – не вытаскивай без необходимости, а уж если вытащил, то режь без промедления. У меня, пока мы говорили, возник план, как можно всё это дело обстряпать. Ты ведь говорил, что у вас в классе учатся двое, которые ходят под Амантаем?
- Ну, ходят это сильно сказано, - поправил Баха. – Он с них деньги собирает.
- Отлично. И ты в одном классе с ними. Так вот, попробуй завести дружбу хотя бы с одним из них, а лучше с двумя сразу.
- Зачем?
- Тебе ведь нужен повод, чтобы вызвать Амантая на бой? А просто так к нему подойти ты не можешь. Вот и защити своих одноклассников – это вполне нормальный повод для драки. Только прямо в школе не дерись и сразу на него не набрасывайся, сделай так, чтобы у него не было возможности ускользнуть, и при других пацанах вызови его на бой на ножах. Покажи ему, что у тебя есть нож, только не свети оружие при всех, а приоткрой немного пиджак и продемонстрируй нож во внутреннем кармане. Вид оружия сразу его уверит, что твои намерения серьёзные. И чем больше народу при этом будет, тем лучше, он не сможет отказаться. В ближайшие три-четыре дня сойдись с твоими забитыми одноклассниками и ищи повод схлыстнуться с Амантаем. Думаю, в течение этого месяца он тебе такой повод предоставит сам. А сейчас вечерком мы с тобой пойдём на экзамен.
- Куда это?
- Увидишь.

5.
На часах было десять часов утра. Бахыт вслед за Мустафой зашёл в ничем не примечательный подъезд обычной пятиэтажки в центре города. На третьем этаже Мустафа остановился на несколько секунд и внимательно прислушивался к звукам в подъезде. Убедившись, что всё тихо, он достал из кармана связку ключей, надел тонкие китайские перчатки для ремонта и подошёл к двери одной из квартир. Баха заметил, что дверь была очень добротной, стальной и обделанной дорогим деревом, что резко контрастировало с облезлой внешностью соседских квартир. Мустафа поменял два ключа и заметно обрадовался, когда третий подошёл, и дверь легко, без всякого усилия, открылась. Мустафа быстро вошёл внутрь квартиры и втянул за собой Баху. Тихо звякнул английский замок в двери.
Мустафа вынул из кармана куртки и протянул Бахе вторую пару перчаток. Баха их немедленно натянул. Мустафа жестом пригласил в главную комнату квартиры. Закрыв за собой лёгкую стеклянную дверь между комнатами, он огляделся и, вздохнув, произнёс вполголоса:
- Неплохое место. Я его для себя берёг, но тебе тоже надо с чего-то начинать. Это ещё один совет тебе на будущее – всюду, где находишься, подхватывай любую информацию. Ничего случайного на свете вообще нет, всё, что говорят вокруг, может привести тебя к деньгам. Вот, например, как эта квартира. В магазин на днях зашёл за сигаретами и случайно услышал разговор двух покупательниц. Одна из них хвасталась другой, ее хозяева скоро уезжают домой в Венгрию на два месяца, и она тоже рванет завтра на отдых к родителям в Уральск. Как я услышал про венгров, так сразу стал прислушиваться. Я за ней последовал и пришёл к этой квартире. Точную дату отъезда я уже знал – она в разговоре сказала, и как только они уехали, я поставил в двери обломок спички. Если бы кто-то после этого открывал дверь, спичка бы вылетела. Но, если ты успел заметить, и сегодня она была на месте.
Мустафа принялся шарить по серванту, а Бахе указал на шкаф у телевизора. Пока они искали ценности, Мустафа продолжал поучать:
- Кроме заметки, обязательно надо в таких случаях проверять, нет ли сигнализации, и есть ли глазки в дверях соседних квартир – а то в последнее время много развелось любителей смотреть в чужие квартиры. Ничего этого не было, и я изучил замок в двери. Типов замков не так уж и много, их все можно при желании выучить назубок. Так что за несколько дней я подобрал ключи, а на случай, если они не подойдут, у меня есть отмычки. Я ещё один раз приходил проверять заметку, и после этого предложил тебе пойти со мной. Как тебе такой экзамен?
Баха в ответ промолчал, продолжая рыскать по шкафу.
- Мы возьмем тебе кое-какие вещи, а то ты сильно обносился, - сказал Мустафа. – Оденешь их прямо на себя, чтобы не тащить в руках. Пакеты могут привлечь внимание, так что их надо брать по минимуму. Ты не торопись, у нас времени много, всё досконально просмотрим, потом за собой уберёмся – зачем людям бардак в доме устраивать? Хотя, если подумать, какие они люди? Ты же венгров видал? Они где-то в степи на нефтяном месторождении вахтовый поселок строят. Уже несколько лет по городу ходят как местные. Одежда у всех такая модная, дорогая, и на наших смотрят как на папуасов. Щеглы к ним подходят и просят жвачку. Они, сволочи, уже приучили щеглов становиться на колени. Фотографируют их, смеются, и только после этого дают жвачку. А те, кто постарше, у них так же сигареты вымаливают. Поубивал бы их за это.
- Кого поубивал? Щеглов или венгров?
- Не знаю, - задумчиво ответил Мустафа. - Никто из них ничего хорошего не заслуживает. Одни ведут себя как колонизаторы, а другие родину за жвачку продать готовы. В любом случае, венгры не обеднеют. Ты бы машины видел, в которых они разъезжают. Богатые, гады.
- Ты смелее себя веди, - ободрил Баху Мустафа, заметив неуверенность в его взгляде и движениях. - Мы не какие-то там закоренелые урки, мы творим справедливость. Все что находится в этой квартире, куплено за наши с тобой деньги, за нашу нефть. Почему они у себя дома не сидят, а на нашу землю приехали? А наши рабочие тем временем не могут трудоустроиться. Это, брат, политика, что они жируют, а наши нищенствуют! Но мы немного эту ситуацию поправим, верно?
Обоснование Мустафы и вправду уверило Баху в правильности их действий, и он принялся искать вещи с удвоенной энергией.
Спустя час, проверив все комнаты, Мустафа и Баха аккуратно паковали найденные вещи. Немного денег, которые удалось найти, рассовали по карманам. На плече у Мустафы висела кожаная сумка с дорогим фотоаппаратом, а Баха держал во внутреннем кармане куртки блок иностранных сигарет. Кроме того, Мустафа взял с собой редкий французский коньяк, чтобы отметить сегодняшнюю удачу.
- Это вам не спирт Рояль, - с гордостью сказал он после трёх неудачных попыток прочитать сложное название на этикетке.
Мустафа не позволил брать никакие вещи из комнаты с детской кроваткой, потому что, по его словам, было большим грехом забирать что-то у малышей, и велел Бахе положить обратно тяжёлый браслет с бриллиантами, за который явно можно было выручить хорошие деньги.
- Штучка именная, - с презрением указал он Бахыту, повернув браслет тыльной стороной. – Видишь, тут целая надпись выгравирована: наверно, желаю того, да сего. Можно, конечно, попробовать свести эту надпись, но знакомых ювелиров у меня нет, а зайдёшь кому-то наугад – сразу засветишься. И на базаре тоже не продашь – за вещи с надписями дают намного меньше, да и опасно это. У меня одного старого дружка по такой именной вещице выследили: вор опытный был, а погорел на пустяке, из-за банальной жадности. Жадность и зависть – вот две вещи, которые сильно вредят нашему брату. Был у меня знакомый, так он то, что не мог унести, ломал или портил: получайте, мол, буржуи. Из такого браслета он обязательно бы постарался бриллианты выковырять: даже если не продашь их, то вещь уже безвозвратно пропадёт. Но такая мелочность мне не нравится, а вор этот завистливый давно уже отошёл от нормальной работы и промышляет сейчас вместе со своими братьями по разуму, где-то на госслужбе. Не всё золото в этой жизни надо брать, лучше чем-то сегодня пожертвовать, чем завтра сокрушаться, сидя где-нибудь на поселении. Так что положи браслетик обратно и никогда не бери помеченные вещи.  Как разбогатеешь, купишь себе или своей девушке такой, и поймёшь тогда, что ничего хорошего в этих побрякушках нет. Одни только лишние расходы. 
Перед уходом Мустафа долго копался в кабинете хозяина дома и, наконец, нашёл то, что искал – с торжественной миной он протянул Бахе тяжёлый добротный охотничий нож, отточенный до остроты тонкого бритвенного лезвия.
- Я же говорил тебе, что у меня этого добра много, - сказал Мустафа, пряча оружие в роскошные ножны и передавая своему напарнику. – Теперь и про свой старый тесак забыть можешь.
- Ничего, я его ещё верну, - пообещал Баха, с удовольствием принимая в руки новую опасную игрушку. Под курткой у Бахи уже были надеты новая рубашка и свитер, и вкруг талии он обвил дорогие джинсы, от чего на глазах располнел. Мустафа тоже поживился кое-чем из вещей хозяина, включая меховую зимнюю шапку, которую он натянул на голову.
- Пора, - сказал Мустафа, прислушавшись сквозь входную дверь к звукам в подъезде.
И они неслышно выскользнули в коридор.
- Ну что ж, экзамен ты прошёл, - похвалил Бахыта Сенсей, когда они, продав сигареты и  фотоаппарат знакомым Мустафы на базаре, в подвале пили коньяк. – Теперь можешь смело драться с Амантаем. А дальше – я не позавидую тому, кто встанет у тебя на пути.

6.
События в школе развивались даже быстрее, чем предсказывал Мустафа. Близко познакомиться за два-три дня с Аркашей и Владиком не удалось: они, как и все остальные, сторонились новенького, - да и Баха не отличался коммуникабельностью: все его попытки заключались в том, что он подходил к ним и стоял рядом, тупо прислушиваясь к их разговорам. Заподозрив недоброе, они начали отходить от него всякий раз, когда Баха пристраивался к их группе, и ему пришлось отказаться от такого метода сближения.
На третий день он пришёл в школу за сорок минут до начала уроков и присоединился к группе одноклассников, судачивших в углу на обычные темы: автомобили, рыбалка и фильмы.
В последнее время коллеги привыкли к Бахе и перестали от него шарахаться, но внимания на него так и не обращали. Бахыту позволили присутствовать в роли молчаливого свидетеля беседы, но быстро пресекли две робкие попытки вставить в разговор веское слово, перебивая неопытного в трёпе сельчанина на той стадии, когда он, вспомнив интересную историю, только набирал воздух в лёгкие и подавался вперёд. Осёкшись во второй раз, Баха перестал влезать в разговор и сосредоточил внимание на визуальном изучении собеседников, надеясь, что извлечёт из их речей нечто для себя поучительное. Недели вынужденного молчания во враждебной городской обстановке сделали из него хорошего слушателя и превосходного наблюдателя. Поэтому Бахе хватило всего нескольких минут, чтобы составить вполне справедливое мнение о, впрочем, далеко не шекспировских характерах парней, коротавших время до начала урока.
Из собравшихся тут пятерых ребят только один выделялся своей внешностью и речью – смуглый, с серьгой в ухе и бандане, скрывавшей нещадно обритую голову – меломан и завсегдатай дискотек Даулет. Он всё время пытался перевести разговор на последние новости в мире музыки, делал рэпперовские движения пальцами и даже пританцовывал и припевал наиболее запомнившиеся ему мелодии. Но его усилия хоть как-то раскрасить пресную дискуссию были тщетны: монотонный разговор завяз на летних воспоминаниях о шлюпках, петлях для ловли севрюг и лагерях.
Баху не интересовали особенности найма к корейцам для уборки бахчевых и тонкости флирта с пионервожатыми, поэтому он тихо отошёл в другой конец класса, к широкому окну с несколькими горшками фикусов и алоэ. Перед окном стояли и горячо спорили высокий, нестерпимо рыжий и весь покрытый веснушками Андрей и атлетически сложенный Кумар, обладавший приятным, хорошо поставленным, словно у оперного певца, басом. Они тоже говорили на малопонятные для Бахыта темы, но, в отличие от предыдущей компании, представляли собой действительно увлечённые натуры, и беседа их напоминала скорее жаркий научный диспут, нежели простой ученический разговор в межурочное время.
По отдельным словам и выражениям Бахыт вскоре догадался, что диспут носит сугубо технический характер, а названия вроде «АйБиЭм» уверили его в том, что он имеет дело с очень продвинутыми специалистами в сфере компьютеров. Андрей спорил нервно и даже агрессивно, наседая на одноклассника всем своим почти двухметровым ростом; Кумар же стоял, не шелохнувшись, и невозмутимо отвечал на яростные выпады длинными и продуманными предложениями. Его глубокий бархатный голос подчёркивал резкость и поведения Андрея, и в целом эта парочка смотрелась очень гармонично в отличие от расплывшейся от лени и пустоты в головах в один малоподвижный кусок студня компании Даулета. 
От чисто технической части диспута компьютерщики перешли к более приземлённым и потому понятным для невидимого им слушателя вещам – способам заработка с помощью их знаний и умений.
- А я тебе не говорю, что наша специальность – это золотое дно, - мягко возразил Кумар в ответ на очередное замечание Андрея. – Все ребята, которые этим занимаются, пашут в поте лица. Конечно, есть большие компании, начинавшие с крупных вложений, но таких одна, две, и обчёлся, а основная масса сидит в тесных офисах или ходит по домам.
- Никто этого не отрицает, - развёл руками Андрей. – Но согласись, что это постоянный источник дохода. Пусть маленького поначалу, но стабильного. Ты же знаешь Петра? В очках, с длинными волосами, на хиппи похож? Так вот, он уже год как даёт объявления в газету, в раздел «Компьютерные услуги». У него уже есть постоянные клиенты. Некоторым он уже даже новые машины поставил – сам собрал и продал, как импортные. А что – наклеить на мониторе и системном блоке название любой иностранной компании - и продавай, кто ж узнает, что ты их сам у себя дома сделал. Тем более, что в случае поломки клиент опять к тебе же и обратится, а в большинстве случаев причины неисправностей одни и те же.
- У меня тоже были знакомые – два парня, они только закончили колледж, взяли кредит и открыли маленькую фирму в микрорайоне. Сняли там офис на первом этаже и занялись продажей и ремонтом компьютеров. Дела шли не очень-то хорошо, но на еду и оплату аренды хватало. А потом их угораздило заключить договор с одной государственной организацией, они им поставили тридцать или около того машин и получили хорошие деньги. Но оказалось, что при заключении сделки были нарушены какие-то там обязательные условия, директора той организации закрыла милиция, а офис наших ребят опечатали, и счёт арестовали. Я их недавно видел – до сих пор как в воду опущенные ходят.
- Это верно, с государственными компаниями лучше не связываться, - поддакнул Андрей. – Можно начать так же, как Пётр – ходить по домам и чинить машины. А потом, как накопим денег, снимем помещение и откроем свою фирму. Таких фирм в городе мало, а желающих купить компьютер много: играть любят и дети, и взрослые. Стабильно будем получать доход, а там и фирму покрупнее основать можно.
- Да, но чтобы открыть фирму, тоже деньги нужны. Нам ведь не один и не пять компьютеров сделать придется, а как минимум десяток.
Видимо, посчитав в уме, сколько будет стоить десяток компьютеров, Андрей и Кумар дружно вздохнули. Баха воспользовался паузой, чтобы вставить вопрос:
- Извините, а вы, как я понял, компьютерщики?
Андрей и Кумар в раздумье подняли головы и удивлённо посмотрели на Бахыта. Они только что заметили его присутствие. Первым опомнился Кумар:
- Мы не компьютерщики. Мы системные администраторы. Или, если угодно, системные интеграторы. А в чём дело?
- Ну, пусть будет интеграторы, - согласился Баха. – А вы действительно думаете, что с помощью ваших знаний можно зарабатывать деньги?
- Конечно, - уверенно ответил Андрей. – Мы как раз об этом сейчас и говорим.
- А вот, к примеру, что надо сделать, чтобы стать интегр… компьютерщиком?
- А зачем тебе это? – спросил Кумар, но не с вызовом, а с искренним интересом.
- Да вот, думаю, чем заняться после школы, - честно признался Баха. – Ваша идея мне понравилась. Вот теперь думаю – а где можно выучиться вашей профессии?
- Ну, не знаю, - протянул Андрей. – Это надо в колледж или в политех идти.
- А в какой колледж?
Ребята снова переглянулись. Андрей подошёл к Бахе и положил руку ему на плечо.
- Для начала, парень, я думаю, надо школу хорошо закончить, чтобы экзамены сдать. У тебя по алгебре и физике какие отметки? А информатика? Ты компьютер вообще видел?
- Видел, - гордо ответил Бахыт. – Только вот работать с ним не приходилось.
- Тогда, думаю, тебе надо начать с азов. То есть - подойти к Владику. Он у нас гений математики, а в компьютерах без математики никак.
- К Владику? – переспросил Баха.
- Да, вон он сидит за партой, белобрысенький такой, - кивнул Андрей. – Видишь, учебник читает? Ты ведь у нас недавно, ещё, наверно, и не знаешь его?
- Ну, так…
- Давай, познакомлю.
Андрей, не давая Бахе времени на раздумье, с силой взял его за плечо и подвёл к Владе. При виде огромной фигуры Андрея, заслонившей свет, Владя осторожно поднял голову и вопросительно уставился на непрошенных гостей.
- Привет, Владик, - сказал Андрей.
Владя встал и вежливо поздоровался с обоими за руку.
- Это – Баха, - хлопнул Андрей по плечу своего спутника с такой силой, что тот едва устоял на ногах. – Ведь правильно, Баха? Он у нас будущий компьютерный гений.
Владя смерил Бахыта недоверчивым взглядом.
- Да, может быть, сейчас в это трудно поверить, но тяга к знаниям и настойчивость у него имеются, - продолжал Андрей. – Думаю, у него всё получится.
- Это хорошо, - согласно потёр подбородок Владя и устало моргнул своими серыми водянистыми глазами. – А я тут при чём?
- У нашего друга есть одна проблема. Его бы немного в математике подтянуть, чтобы он смог в следующем году экзамены в колледж сдать. Он к нам обратился за помощью, а я говорю, что лучший в этом предмете у нас ты. Разве не так?
- А, математика? Да конечно, без вопросов, - охотно поддержал идею Андрея Владя. – А учебники у тебя есть?
- Есть, - тихо ответил Баха.
- Ну, бери их и подсаживайся ко мне. Сейчас проверим, как ты сделал уроки… А ты их вообще делал?
- …Да.
- Ладно, ребята, вы тут учитесь, а мне ещё с другом поговорить надо, - извинился Андрей и отошёл к окну.
Кумар ждал его с иронической усмешкой на лице.
- Классно ты его… - сказал он.
- Это точно, - радостно подтвердил Андрей. – Наконец-то этот выскочка помучается. Наш деревенский тупица так ему мозги обработает, что он очень скоро перестанет нас идиотами перед учителем физики выставлять.   
И они оба удовлетворённо посмотрели на Владю и подсевшего к нему к учебниками Бахыта.
Общение с Владей получилось неожиданно плодотворным. Признавшись, что из пяти заданных на дом упражнений он сделал только одно, и то не до конца, Баха выпросил у нового наставника тетрадь, чтобы списать домашнее задание. Владя согласился, но в ответ все перемены «гонял» его по учебнику, терпеливо разъясняя непонятные ему места. К этому интересному процессу присоединился и Аркаша, попутно оказавшийся гением геометрии, так что Бахе пришлось изрядно попотеть.
После уроков Баха нагнал Владю и Аркашу и присоединился к ним, заваливая их по пути вопросами о сегодняшнем домашнем задании.
Когда они вышли из школьных дверей, на крыльце в толпе выходящих из здания учеников им повстречалась ватага старшеклассников, при виде которой лица Аркаши и Влади резко помрачнели. Они опустили головы и попытались быстро миновать крыльцо, но от той самой компании отделился старый знакомый Бахи по имени Бычок и подошёл к ним со своей обычной дурацкой ухмылкой. Абсолютно игнорируя Баху, Бычок грубо толкнул ближайшего к нему Владю и громко спросил:
- Ты чего не здороваешься? Крутой стал?
Владя поспешно протянул ему руку, но Бычок здороваться не стал, а хлестнул Владе ладонью по лицу и толкнул его кулаком по голове. Затем Бычок ухватил молчаливого Владю за локоть и принялся учить его, что, когда Владя видит его, Бычка, даже издалека, то он должен прибежать и поздороваться, да ещё двумя руками, и тогда его, может быть, не треснут за неуважение в физиономию. Аркаша во время этого «урока» понуро стоял рядом, а Баха некоторое время наблюдал это унижение, после чего кровь в нём вскипела, и он резким ударом кулака в скулу сбил не ожидавшего нападения Бычка на бетонное покрытие крыльца.
Дружки Бычка, до этого радостно потешавшиеся в сторонке, моментально смолкли и в нерешительности посмотрели на Баху. Не столько пострадавший, сколько изумлённый и оскорблённый таким обращением Бычок в некотором раздумье поднялся с бетона, после чего, извергая потоки отборной брани, набросился на Баху, но получил второй удар, ещё сильнее первого, и вторично очутился на полу.
Аркаша и  Владя в страхе убежали с крыльца и исчезли во дворе ближайшего дома. А Баха прижал к себе школьный портфель, в котором лежал острый охотничий нож, и воинственно посмотрел на друзей Бычка. В его взгляде в этот момент было нечто такое, что заставило всю эту братию отойти в страхе к самой дальней из колонн, поддерживавших крыльцо.
Бычок, которому Баха расквасил нос, плакал и размазывал по лицу кровь и слёзы. Держась теперь от Бахи на почтительном расстоянии, он принялся кричать, что ему это даром не пройдёт, и его скоро так отметелят, что мало не покажется. Крики эти продолжались довольно долго. Баха терпеливо выслушал, а потом, памятуя наставления Мустафы, спросил Бычка:
- А на кого ты намекаешь? Кто это меня замочит? – Амантай ваш, что ли? Да он для меня никто, пусть приходит, я его сам завалю. Где этот Амантай, эта ваша обезьяна крашеная?
Последние слова Баха прокричал так, чтобы их отчётливо слышали дружки Бычка на дальнем конце крыльца. Слова эти были так смелы и безрассудны, что даже Бычок прекратил скулить, тихо отошёл и поспешно покинул крыльцо, направившись с друзьями внутрь школы.
Баха стал их ждать, отойдя от крыльца к школьной ограде. Он расстегнул портфель и переложил нож поверх учебников.
Спустя десять минут из недр школы показалась довольно внушительная толпа, в центре которой выделялась своей особенной сегодняшней немытостью и неряшливостью плохо выкрашенная пергидролем голова Амантая. Толпа подошла к Бахе и остановилась в нескольких метрах от него, затем Амантай не спеша приблизился к Бахе и бесстрастным голосом осведомился:
- Ты почему про меня говоришь что попало? Ты кто такой вообще?
- А сам ты кто такой? – спросил Баха, с огромным трудом сохраняя спокойствие и глядя прямо в холодные, глубоко посаженные глазки врага.
- Ты что, думаешь, что здесь можно говорить такие вещи и после этого ходить спокойно по школе? – прошипел Амантай, в то время как все остальные жадно ловили каждое его слово.
- Ещё как, - ответил Баха и, не желая ввязываться в долгий хитроумный разговор, в котором Амантай, чего доброго, мог выставить его не в самом лучшем свете, решил сократить время дискуссии: - Я вообще с тобой говорить не желаю, козлом крашеным.
Маска невозмутимости впервые за время разговора слетела с лица Амантая. Он опалил Баху страшным взглядом и сделал шаг вперёд, но Баха красноречиво засунул руку в портфель, и Амантай остановился, всё ещё держась на безопасном расстоянии от дерзкого выскочки. 
Толпа, услышав немыслимые до этого оскорбления в адрес своего вожака, загудела, но  без сигнала нападать на Баху не спешила. Баха понял, что промедление в этой ситуации может плохо закончиться, и, выбросив руку с ножом из портфеля, громко воскликнул:
- Завтра после уроков я буду ждать тебя там, - и указал ножом в сторону полуразрушенной школьной теплицы. – Будем на ножах драться. Если хочешь, можем и сегодня, но у тебя нет оружия. А если завтра не придёшь, то все будут знать, что Амантай не только крашеная баба, но и трус.
Несколько человек попытались подойти к Бахе с явно недружелюбными намерениями, но Баха выкинул в их сторону руку с ножом, и они поспешно отступили.
- Завтра, - повторил Баха, ткнув ножом в сторону Амантая, который невольно отшатнулся, и в его глазах Баха с удовлетворением заметил страх или, по крайней мере, опасение.
Затем он медленно повернулся, положил нож в портфель и, с каждым шагом убыстряя темп хода, пошёл к дому.
Сзади некоторое время царила гробовая тишина, но, когда Баха отошёл шагов на тридцать, толпа направилась за ним, улюлюкая и выкрикивая различные угрозы. Баха не оборачивался. Скоро вокруг него стали с грохотом падать куски щебня и засохшей грязи. Баха продолжал упрямо идти, зная, что ему предстоит драться с Амантаем, а не с толпой трусливых шакалов.
Но когда острый кусок щебня попал ему в голень, и сильная боль пронзила ногу, Баха не выдержал, обернулся и побежал на бесновавшуюся толпу. Он успел заметить, что Амантая среди них не было, а, значит, он так и остался по своему обыкновению наблюдать склоку издалека. Увидев несущегося в ярости Баху, толпа остановилась, а затем, распавшись на отдельных школьников, разбежалась в стороны. Баха тут же прекратил наступление и оценивающе посмотрел на своих преследователей. Те тоже встали: некоторые продолжали угрожающе кричать, но не приближались, другие теребили в руках камни и молчали.
Баха развернулся и снова пошёл по направлению к дому. Он старался не убыстрять шаг, чтобы они не приняли его за нерешительного беглеца, а шёл спокойно и, как ему казалось, даже величаво: лёгкой ковбойской поступью, словно персонаж вестерна. Крики и преследование возобновились, но уже с меньшей интенсивностью. Ещё несколько камней упало возле Бахи, но в него ни один не попал. Скоро толпа стала отставать от Бахи, потом позади осталось всего несколько самых упорных, но и они повернули обратно, как только Баха вошёл в микрорайон.
В тот день Баха не смог найти Мустафу, чтобы рассказать ему о случившемся. Первую половину следующего дня Баха не выходил из дома, опасаясь, что его могут поджидать в подъезде, а потом отправился в школу. Ещё на крыльце он заметил направленные на него внимательные взгляды пацанов. К нему не подходили, но и не нападали, только смотрели издали и о чём-то переговаривались за спиной.
На перемены Баха не выходил, боясь возможных провокаций. Перед вторым уроком, когда Баха одиноко сидел в пустом классе, к нему подошёл верзила Рустем – тот самый, который остервенело бил его во время прописки. На этот раз Рустем был тих и осторожен, в его поведении читалось даже скрытое уважение. Он остановился в двух партах от Бахи и сказал ему:
- Я от Амантая. Сегодня драться будете не ножами, а арматурой.
Баха был удивлён и отреагировал резко:
- А что, ножами слабо? Ваш Амантай уже струсил, что ли?
Рустем с усилием подумал и ответил:
- Не знаю, мне передали только это.
- А где я арматуру возьму?
- Всё будет, ребята приготовят, - пообещал Рустем и быстро ушёл, видимо, чтобы не отвечать на прочие вопросы, которые могли бы возникнуть в связи с его поручением.
Баха посмотрел на свой нож и задумался. Он был сбит с толку, потому что ясная схема событий, предсказанная Мустафой, ломалась. А что, если это хитроумная комбинация, с помощью которой его хотят обезоружить и затем избить его целой толпой? В мучительных метаниях Баха отсидел два урока, а потом на перемене в класс зашёл незнакомый паренёк из средних классов и сказал ему тихо:
- Зайти в туалет в конце коридора, там тебя Сенсей ждёт.
Парень сразу же вышел, а Баха отправился в туалет, захватив с собой нож во внутреннем кармане пиджака. Он опасался, что это могла быть ловушка, но в пустом туалете действительно стоял у окна и перемалывал крупными белыми зубами жвачку довольный Мустафа. Баха почувствовал облегчение: в этот враждебный лагерь пробрался хоть один союзник, да ещё какой! Дружеская поддержка Мустафы была сейчас для него особенно важна.
- Ты где вчера был, я искал тебя, - с ходу упрекнул друга Бахыт, не скрывая, тем не менее, своей радости от его появления.
- Дела были, - спокойно объяснил Мустафа. – И потом, я знал, что ты и сам справишься. С Максом познакомился? Это как раз тот самый братишка моего знакомого, о котором я тебе рассказывал, что он здесь учится. Он успел мне рассказать про твой вчерашний бенефис. Немного крутовато, но, в общем, верно. С ними так и надо себя вести, с отморозками этими. Безбашенных любят, особенно на первой стадии, на которой находишься ты. Потом тактику надо менять, иначе свои же и пристукнут или сдадут, но у тебя время ещё есть, так что развлекайся пока, потом я тебя проинструктирую, когда надо будет.
- Ко мне подходил человек Амантая, - сказал Баха. – Он предлагает драться арматурой.
Мустафа встретил это известие без изумления.
- А я знал, что так оно и будет, - отозвался он. – Этого черта Амантая насквозь было видно с первого взгляда. Такой трусишка, как он, сразу наложил в штаны, как услышал про драку на ножах, а когда ты ещё и помахал этим охотничьим мачете перед его носом, я думаю, он вообще дар речи потерял. Такие, как Амантай, на ножах не дерутся. А отказаться он не мог, потому что ты его вызвал перед всей толпой. Авторитет он терять не хочет, и получать пером в живот тоже не желает. Вот он и прислал к тебе заранее гонца, чтобы всё выглядело, как будто это ты ему втихаря предложил сменить вид оружия. Извиняюсь, что не предупредил тебя о своих предположениях заранее, но так даже лучше – если бы ты знал это, твоё поведение не было бы таким естественным.
- А что будет, если они принесут арматуру только для него?
- Раз сказали, значит, будет и для него, и для тебя. Правда, от этих малолеток можно ожидать и нечестную игру: например, твой прут будет короче или легче, чем его, но в таком случае ты имеешь право требовать, чтобы их сравнили и предоставили тебе равное оружие. Хотя я боюсь не этого, а того, что они могут не остановиться в своих требованиях – предложат, например, драку на палках или просто на кулаках. Без оружия драться не соглашайся, потому что Амантай выше тебя, и руки у него длиннее. С виду он доходяга, но такие обычно жилистые и выносливые, в драке их надо держать на расстоянии палки или, в вашем случае, арматурного прута. Перед этим он обязательно тебя вызовет в сторону и будет стращать или уговаривать, чтобы ты сам отказался от драки – это всё потому, что драки этой он сам боится, как огня, но не хочет об этом говорить открыто. Он будет нести всякую чушь, чтобы только потянуть время, так что если ему удастся тебя запутать разговорами – считай, что он выиграл. Поэтому с самого начала всё бери в свои руки, если он скажет: отойдём в сторону, - спроси, где твоя арматура, и стой на своём. Если они будут отказываться дать тебе арматуру, вынимай нож – это их отрезвит. Если чувствуешь, что он затягивает разговор, отталкивай его и требуй оружие, но в любой момент ожидай нападения с его стороны – он будет надеяться на элемент неожиданности. Остальное додумаешь по интуиции.
- А ты там будешь? – с надеждой спросил Баха.
- Нет, - покачал головой Мустафа. – У меня правило нигде не светиться, тем более в местах разборок. Даже если тебя будут там мочить коллективно, я не приду к тебе на помощь – не тот это случай. Так что рассчитывай только на себя. Жвачку будешь?
- Да какая жвачка! – махнул рукой Баха.
- Тогда я пошёл, - засобирался Мустафа. – Вечером будь дома, я к тебе зайду, расскажешь, как всё было.
Мустафа ушёл, а Баха отправился обратно в класс.
После шестого урока Бахыт, справившийся к тому времени с остатками колебаний, решительно направился к назначенному месту драки. Руины теплицы, скрытые кустами в нескольких десятках метрах от школьного крыльца, надёжно защищали от лишних глаз и ушей любую разборку и издавна служили местом серьёзных пацанских мероприятий. Баха этого не знал и выбрал место путём собственных наблюдений и умозаключений.
На дворе школы было холодно и облачно, с утра начинал моросить несмелый дождь, потом он стих, и почва поэтому была слегка влажная. В теплице уже собрались десятка два человек, но Амантая среди них не было. На Баху они посматривали по-разному: кто-то с презрением, кто-то с опаской, - но никаких выпадов, в том числе словесных, в его сторону никто себе не позволял. Баха спокойно прислонился к гладкой покрытой ржавчиной трубе, когда-то служившей подпоркой для тепличной крыши, и стал ждать.
Амантай не утруждал себя пунктуальностью. Он появился только минут через сорок, окружённый десятком приближённых. Внешне он был спокоен и даже немного расслаблен: шёл вперевалочку и позёвывая. Одет он был в чёрную кожаную куртку, джинсы и крепкие ботинки, к носкам которых были прибиты изогнутые куски воронёной стали. Баха почему-то сразу обратил внимание на эти ботинки и сделал для себя вывод, что надо особенно остерегаться ударов ногами. Подойдя к Бахе метров на пять, Амантай остановился и лениво натянул на руки чёрные кожаные перчатки. Баха заметил, что один из ребят, шагавших за Амантаем, нёс в руках два ржавых арматурных прута. Не опуская на землю портфель с ножом, Баха подошёл к этому парню и протянул руку к арматуре. Но к нему тут же приблизились два пацана, которые часто тусовались вместе с Амантаем, и один из них довольно угрожающим тоном сказал:
- Обожди, поговорить надо, - и дотронулся до плеча Бахыта.
Баха отдёрнул плечо и резко ответил:
- Арматуру дайте – начинать пора.
Переговорщики, один из которых был безразмерно толст, а другой огненно-рыжий (за это их называли Жиртрест и почему-то Баклажан - наверно, в честь баклажанной икры), переглянулись и подошли к Бахе вплотную, теперь уже явно ему угрожая.
- Пойдём, отойдём в сторону, - сказал более наглый Баклажан и крепко стиснул руку Бахи поверх локтя. Толстяк сложил руки со сжатыми кулаками перед собой и, наклонив голову вперёд, напирал на Баху с другого бока.
Вдвоём они принялись подталкивать Баху к кустам, где темнели силуэты нескольких их сообщников. Баха понял, что план Амантая был намного проще того, который предполагал Мустафа, и осознал, что действовать надо незамедлительно и оригинально, иначе его сейчас изобьют опять, и на этот раз без членовредительства точно не обойдётся. Заметив краем глаза удовлетворённую ухмылку Амантая, Баха разъярился окончательно.
Въехав кулаком поднятой руки в зубы Баклажану, который от неожиданности выпустил его, Баха нырнул вниз и локтём нанёс удар в место пониже отвисшего живота Жиртреста. Тот охнул и согнулся, а Баха выхватил нож, бросил портфель на землю и, разогнав взмахами оружия подбежавших было дружков Амантая, подскочил к парню, который держал арматуру. Приложив нож к его подбородку, Баха спокойно попросил:
- Отдай мой прут, - и тут же его получил.
Бахыт засунул нож за пояс и, взвесив на руке прут, убедился, что он достаточно тяжёл и обладает необходимой длиной. Затем, увидев, что все вокруг, включая присмиревших толстяка и Баклажана, почтительно расступились, оставив его и Амантая в центре площадки, Бахыт решительной походкой направился к своему противнику. Секундант подбежал к тому и всунул в руку побелевшему вожаку арматурный прут, после чего поспешно отошёл на безопасное расстояние.
Схватив прут, Амантай неожиданно вышел из состояния полной расслабленности и с диким криком замахнулся своим оружием на дерзкого новичка. Тот уклонился, и прут просвистел мимо. Оказавшись сбоку от Амантая, Баха не растерялся и ткнул его прутом под рёбра. Укол был исключительно чувствительный, потому что Амантай заверещал от боли и согнулся. Не ведая к нему ни малейшей жалости, Баха замахнулся, чтобы раскроить ему череп, но Амантай увернулся и, в свою очередь, атаковал Бахыта.
Около минуты противники, пыхтя от усилий, обменивались ударами, некоторые из которых попадали в цель. Удары получались в основном скользящие, поэтому у обоих скоро из ободранных ран на лице и руках начала сочиться кровь.
В пылу драки Баха забыл о ботинках врага, и тот скоро этим воспользовался, нанеся окованным носком удар в бедро. Метил он в пах, но Баха в последний момент отскочил, и мощный удар пришёлся в правую ногу. Баха вмиг охромел и поволочил за собой ногу, и Амантай, обрадовавшись, принялся орудовать прутом с удесятерённой энергией. Бахыт сглаживал его удары и отводил их в сторону, а затем, изловчившись, заехал противнику сбоку по уху. Этот удар был такой силы, что Баха, казалось, сам увидел, как у его врага из глаз посыпались искры. Амантай выпустил арматуру и столбом повалился на землю.
Подбежав к противнику, Баха немилосердно наградил его ударом ботинка в живот. Затем он занёс прут для завершающего удара, но Амантай вытянул вверх руки и, громко плача, закричал:
- Не надо! Не надо! Всё, я сдаюсь!
Помня о коварстве поверженного врага, Баха всё же треснул его ещё раза два ногой в голову, которую Амантай закрыл руками, а потом посмотрел на дружков школьного босса.
На лицах всех присутствовавших было написано только одно: страх. Все в ужасе смотрели на окровавленного Бахыта, возвышавшегося над телом человека, перед которым многие ещё недавно трепетали, и страх в их глазах постепенно сменялся уважением.
Бросив прут на Амантая, который при этом только всхлипнул, Баха поднял портфель, положил туда нож и неторопливо направился домой.
Вслед за ним разошлись и все остальные, только Амантай ещё долго лежал в одиночестве на земле, плача от боли и унижения. Потом начался дождь, и Амантаю стало холодно. Он с трудом поднялся и поплёлся в микрорайон.

7.    
Бахыт сидел в столовой перед стаканом компота и гипнотизировал взглядом булку в своей руке. Чувства голода не было, но и сидеть на большой перемене в классе, где всё внимание было приковано к нему одному, тоже не хотелось, поэтому он пришёл в столовую и считал минуты до начала урока.
Возле широкого прилавка у раздаточного окошка столовой царила обычная для перемены давка. Из этого смешения школьных костюмов и платьев вывалился Серик из параллельного класса и направился к Бахе. У Серика были пышные волосы, как у рок-звезды, и тщательно выглаженная дорогая одежда – всё это сильно пострадало в страшной драке за пирожки и сочники, поэтому по дороге Серик потратил несколько минут на попытки вернуть себе прежний деловой облик. Усевшись за стол напротив него, Серик протянул руку и сказал:
- Здорово, брат, как дела?
Серик не присутствовал при вчерашней драке и в прописке Бахи не участвовал, но Бахыт давно уже стал выделять его среди прочих старшеклассников, потому что Серик был со всеми одинаково корректен, пользовался всеобщим уважением и всегда был в курсе любых школьных новостей и сплетен. Но с Бахой он, как и все остальные, до этого никогда не здоровался, поэтому упрямый неофит шестнадцатой школы ответил на его рукопожатие с некоторой осторожностью. 
- Слышал, слышал, как ты вчера зажигал, - похвалил Бахыта Серик таким тоном, будто знает его уже очень много лет. – Амантай теперь не скоро в школе появится. К этому, в общем-то, всё и шло. Пацаны его уже, если честно, с трудом терпели, потому что у него в последнее время было много отстойных движений.
- Я заметил, - всё так же осторожно отозвался Баха.
Серик внимательно на него взглянул своими большими и невинными, как у телёнка, глазами и возразил:
- Да нет, в целом идея была правильная. Общак по-любому нужен, без него трудно. Если в школе есть чмошники, то почему бы с них не собирать больше, чем с других. Это всё верно; я, например, не согласен с Ризой, который всё это дело просто игнорировал и до сих пор считает общак дурацкой затеей, хотя для себя, если ему нужно, собирает и даже отбирает у особо несговорчивых.
Баха слегка кашлянул и посмотрел в сторону.
- Риза – очень крутой пацан, - сказал Серик. – Ты его еще увидишь. Это не Амантай, он по мелочи не работает. Хотя у Амантая бывали проблески хороших мыслей. Это я все про общак. Но Амантай – слишком жадный тип, и это его, как обычно в таких случаях, и сгубило. Ребята поговаривали, что весь общак он тратит на себя. Ну, если и не весь, то большую его часть. А денег там должно было скопиться немало: с каждого чмошника вроде Беки или ваших Аркаши и Влади Амантай почти каждый день стриг по полной. Кстати, ты, конечно, сам знаешь, что правильно, а что нет, но насчёт этих Аркаши и Влади подумай – на кой они тебе, они математики хреновы, ни с кем не общаются, оба переехали недавно в наш город, и отстёгивать будут по-любому: не Амантаю, так другим. А у Беки отец сидит по плохой статье. Амантай всё это про всех знал и давил на это. А нормальных пацанов не трогал. Например, Риза в эти дела вообще не лезет, и его люди ходят под ним – у них свой бизнес, есть места на базаре, где они либо сами торгуют, либо крышуют других, которые продажами занимаются. Амантай в курсе, что Риза сам по себе, и никогда к нему не подкатывал. Но в последние недели он вообще чувство реальности потерял: если бы ты его не завалил, его всё равно кто-то сдал бы милиции, и были бы у него большие проблемы. Мы с него ничего не требовали – раз сам вызвался, то пусть и собирает. Но были раза два случаи, когда надо было пацанов отмазывать, и тут как раз общак бы сгодился. Мы ему по-хорошему говорили, а он… Нет, деньги он в итоге дал, хотя перед этим очень долго тянул и приводил разные отмазки, но дал такой мизер, что этого ни на что не хватило. Мы сами попытались сброситься, но школа у нас не дружная, практически ничего не собрали. И хорошие ребята попали, один сейчас в колонии для несовершеннолетних, другой уже вышел – родители как-то помогли. Амантаю тогда никто не решился предъявить, потому что есть в нашей школе такое – разобщённые мы, только своих и можем нагибать, а все соседние микрорайоны над нами смеются и наезжают, как хотят. А теперь, после вашей разборки и Амантаю и его дружкам многое припомнят.
Баха смотрел на свой стакан и пытался понять, к чему клонит Серик. Серик продолжал разглагольствовать, а его собеседнику этот разговор уже начал надоедать. Когда Баха сделал нетерпеливое движение рукой и посмотрел в сторону выхода, Серик быстро оценил настроение вспыльчивого новичка, встал из-за стола и заявил:
- В общем, я хочу сказать… Мы все довольны, что именно ты это сделал и стал новым школьным смотрящим.
- Кто? – в замешательстве спросил Баха. – Я? Смотрящим? А кто доволен?
- Ребята хотят поздороваться, - продолжал Серик и махнул рукой в дальний конец зала.
К их столу подошли пятеро школьников из параллельных классов, и первым среди них руку Бахе протянул тот самый Рустем, который бил Баху во время прописки. Баха посмотрел на него с опаской, но в виноватых глазах гиганта увидел только преклонение и собачью преданность, и Бахе ничего не оставалось, как ответить на рукопожатие. Остальные тоже с уважением поздоровались и остались стоять возле стола в напряжённом молчании.
Баха собрался с мыслями и сказал:
- Я всё понимаю, конечно, но дрался я не из-за вашего общака. Этот Амантай меня просто достал, и я его вызвал, как сделал бы любой другой честный пацан. А в ваши общаковские игры я, извините, играть не буду, потому что ничего в этом не понимаю.  Я пошёл, мне в класс надо…
Баха поднялся и направился к выходу из столовой. Рустем и другие переглядывались в недоумении и разочаровании.
- Подожди, так ведь нельзя! – попытался преградить Бахе дорогу Серик.
Но Баха обошёл его и, опустив голову, быстро ушёл из столовой.
Ребята остались стоять возле стола, а Серик с досадой треснул кулаком по бетонной колонне и проговорил:
- Ну, блин, теперь нам крышка! Теперь остальные школы нас точно зачморят!

Вечером Мустафа молча выслушал рассказ Бахи о сегодняшней беседе и покачал головой.
- Это они чего-то быстро начали, - сказал он. – Надо было подумать сначала – человек с аула, его только вчера по голове сильно били, дня три-четыре на осмысление ситуации надо было дать. Но Серик этот, ясное дело, к общаку хочет пристроиться, вот и торопится, чтобы другие выгодное дело не перехватили. Он ещё себя в качестве бухгалтера не предлагал?
- Нет, - ответил Баха. – А кто это – бухгалтер?
- Смотрящий – тот, кто смотрит за порядком, - объяснил Мустафа. – Времени на подсчет денег у него, как правило, нет, вот и вводят должность бухгалтера или казначея, который держит общак и головой отвечает за его сохранность. Если Серик не предложит своей кандидатуры, то выдвинет кого-то из своих друзей, так что будь готов к этому. Вообще, это хорошо, что нашёлся такой советчик. Раз ты теперь смотрящий, теперь тебе надо быть в курсе всех школьных событий и знать, что от кого ожидать. Серик тебе в этом поможет. А деньги передавай ему без всякого страха – если что и пропадёт, его первым бить будут, а не тебя.
- Да не хочу я быть смотрящим, - протянул Баха. – Я за себя лично дрался, а не за деньги.
- А тебя, как видишь, не спрашивают, хочешь ты им быть или нет, - весело сказал Мустафа. – Школа это не зона и не тюрьма, смотрящего там и сами ученики могут выбрать. Амантая этого, как я понял, вообще никто не назначал и не выбирал, он сам вызвался, а тебя народ выбрал, так что по статусу ты выше Амантая.
- Да ну, это же смешно, - неуверенно проговорил Баха. – У нас в селе такого не было. Деньги отбирали, конечно, и били, но чтобы какие-то смотрящие, бухгалтеры – это я в первый раз слышу.
- Тебе решать, - развёл руками Мустафа. – Если не хочешь в этом участвовать, так им и скажи. Ты это уже сказал. Но смотри, лично я бы от такой возможности не отказывался. Бакланов в каждом районе много, а о твоей драке уже все наслышаны. Ты теперь как претендент, побивший чемпиона на ринге. И каждый пень, который хочет доказать, что он крутой, будет мечтать тебя побить. Если считаешь, что всех побьёшь в одиночку, то это твоё дело. Но народ у нас безбашенный, и драться тебе придётся часто. Я бы предпочёл в таком случае иметь за спиной толпу верных людей, готовых впрячься за тебя в любой момент.
- И что мне теперь делать?
- Сам решай. Теперь, как ты их так резко отшил, они к тебе некоторое время не будут подходить. Но разговор у вас не закончен, и кто-то из них, скорее всего, опять этот Серик, рано или поздно с тобой заговорит. И тогда не убегай, как дикарь, а поговори, что они хотят. Скажи, например, следующее: предположим, я согласен, и что тогда? Выслушай их, я бы так поступил, никто тебя не заставляет принимать решение сразу, приди обратно ко мне, подумаем.
- Хорошо, - поразмыслив, изрёк Баха.
- Ладно, не парься, - похлопал его по плечу Мустафа. – Пойдём ко мне в каморку, чаю выпьем. А по пути я тебе подробно объясню, кто такие смотрящие и бухгалтеры.

Несмотря на подробные и весьма компетентные объяснения Мустафы и описанные им картины сладкой жизни школьного смотрящего, Бахыт, как ему казалось, твёрдо решил более не связываться с криминалом, а отгородиться от навязчивых бездельников и хулиганов, и приналечь на учёбу. Общение с Мустафой, соучастие в краже и жестокая драка следовали друг за другом слишком быстро, а Баха был полностью поглощён одной навязчивой идеей расправиться с Амантаем, поэтому у него не было ни времени, ни желания остановиться и поразмыслить о том шатком пути, по которому он следовал автоматически, словно робот.
Теперь же, когда время появилось, и Баха столкнулся с новыми реалиями и проблемами, что-то в нём застопорилось, и он ушёл в себя, напуганный тяжким грузом потенциальной ответственности. Кроме того, он начал осознавать, что на свете есть и другие занятия, вполне мирные, но при этом увлекательные и перспективные. Например, его всё ещё привлекала возможность стать компьютерщиком. Хорошо подумав на эту тему, Баха пришёл к мысли, что он поступил правильно, избавившись от угрозы в лице Амантая, потому что существование недруга в лице школьного смотрящего ставило непреодолимый барьер на любых мечтах Бахи в пределах этого микрорайона, но теперь, когда это препятствие было преодолено, можно было отвлечься от всего и заняться учёбой.
Решив для себя таким образом сложную дилемму, Баха представил себе будущий год как тяжкое, но сладостное время усиленного прогрызания гранита науки под руководством Влади и других школьных гениев, и даже перестал ходить к Мустафе. Последний, впрочем, был слишком поглощён своими делами, чтобы беспокоить Бахыта, поэтому их контакты на время прекратились.
Однако на практике гранит науки оказался непосильным для зубов нашего неофита, и виной тому была незримая стена, выросшая  вокруг Бахи после драки со смотрящим. Его одноклассники, другие школьники, да и многие из учителей теперь глядели на него с плохо скрываемой неприязнью, и Баха не мог понять причин такого отношения. Владя и Аркаша избегали его, а когда Баха попытался ухватить Владю за руку, чтобы поговорить об учёбе хотя бы несколько минут, его несостоявшийся наставник в ужасе отдёрнулся и бросился бежать вон из класса. Немного спокойнее, но с тем же результатом,  реагировали на Баху Кумар и Андрей.
Поразмыслив, Бахыт решил, что он застрял на некоем перепутье, переходе между этажами. Прежнее огульное игнорирование его персоны сменилось теперь осторожным соблюдением безопасной дистанции от «этого дикаря» и недоверчивыми перешёптываниями за его спиной. Для обычных ребят и «чмошников» он стал частью криминального мира, а для «крутых пацанов» остался всего лишь одиночкой, неподтверждённым претендентом на место смотрящего. Что касается взрослых, то те из учителей, которые знали о происшествии, видели в нём обычного хулигана – для них не было разницы, справедливая была драка или нет, а они лишь слышали, что вот этот новенький сильно избил своего однокашника, и от него теперь надо держаться подальше, иначе мало ли что ещё ему взбредёт в бедовую голову. В этом «железном занавесе» зияла только одна дыра, да и та была весьма сомнительна - приглашение Серика и его друзей, но его Баха, как известно, решительно отклонил и другие варианты рассматривать не собирался.

Однажды после уроков Бахыту наскучило ходить в пустом холле, и он вышел на крыльцо. Там было сыро и неприветливо, а пасмурное небо предвещало грозу. Со стороны микрорайона приближались несколько старшеклассников из чужой школы, но Баха, поглощённый своими мыслями, не обратил на них внимания. Он вынул из портфеля тетрадку с фразами на английском и принялся повторять сегодняшний урок.
Когда Баха углубился в чтение, стоя неподалёку от дверей, его неожиданно толкнули в плечо, и в тот же момент кто-то заботливо подставил ему ногу, чтобы не дать возможности отступить назад. Бахыт опрокинулся навзничь прямо на грязный, пыльный бетон, а тетрадка отлетела от него на несколько шагов. Сильно ударившись затылком о крыльцо, Баха чуть не потерял сознание. Приподнявшись, он сел и обнаружил, что эту подлость ему подстроили взобравшиеся на крыльцо чужаки-старшеклассники. Пока он сидел и потирал затылок, они бурно над ним хохотали, а один из них не поленился подойти к тетради и вытереть об неё ноги.
Баха вскочил и, подбежав к тетради, вырвал её из-под ботинка хохотавшего недруга, но тот наподдал Бахыта коленом и вновь обрёк его на неуклюжее падение, теперь уже на бок, чем вызвал новый взрыв восторга у своих товарищей.
Измазанный и побитый, Бахыт тяжело поднялся и сунул погибшую тетрадку в сильно пострадавший при падении портфель.
Решив, что с Бахи на этот раз достаточно, чужаки исчезли внутри школы, а он остался на крыльце, одинокий и униженный. 
Весь вечер дома Баха провёл в тяжёлых раздумьях. Ему вдруг стало совершенно ясно, что спокойно жить и учиться ему теперь не дадут, слишком уж заманчивую цель он представлял для обидчиков. В одиночку с наглыми обидчиками не справиться - их было очень много, и на одном бесшабашном мужестве, как в случае с Амантаем, тут нельзя было выехать. Как  Бахыт ни гнал от себя эту мысль и ни просматривал другие варианты, ему скоро пришлось осознать, что теперь оставался лишь один выход – подойти к Серику и согласиться с его предложением, если, конечно, оно ещё в силе.
Продолжая обдумывать ситуацию, Бахыт постепенно нарисовал в своём мозгу весьма заманчивую картину ближайшего будущего. Вместе с Сериком они сколотят крепкую бригаду и попытаются выгнать распоясавшихся чужаков из школы, а потом, возможно, он преуспеет и станет лучшим смотрящим в районе.

8.
План Бахи, как уже говорилось, был до гениальности (либо до беспредельной глупости) прост. Фактически, никакого плана не было, а существовало лишь намерение очистить школу от чужаков и сплотить вокруг себя народ. Поэтому в реальности обстоятельства заставили Бахыта импровизировать, так как Серика в школе не оказалось, зато незваные гости были тут как тут.
Сразу же на пороге школы Бахыт столкнулся с невысоким парнем из соседнего микрорайона. Бахыт знал, что он учится в девятнадцатой школе. Парень высокомерно посмотрел на Бахыта, и тот благоразумно пропустил его первым.
Во время уроков Бахыт видел ещё несколько учеников из соседней школы: они о чём-то шептались в туалетах, отводили в сторону местных чмошников, которых до этого обирал Амантай, и интенсивно клеились к старшеклассницам. Бахыт заметил, что это явно не нравилось исподволь наблюдавшим за чужаками Рустему из параллельного класса и его друзьям, но, поскольку к ним лично пришельцы не имели никаких претензий, то они и не вмешивались.
На одной из перемен Баха подошёл к Рустему и тихо спросил его, где сегодня Серик.
Рустем взглянул на Баху с удивлением, так как тот в своё время довольно грубо их с Сериком отшил, да и в последнее время практически ни с кем в школе не общался.
- Серик? – недоверчиво переспросил Рустем. – А тебе зачем?
- Да так, нужен, - уклончиво ответил Бахыт. – Парой слов надо было перекинуться.
- Я могу послать за ним пацанов, он подойдет, - подумав, предложил Рустем.
- Не надо, это я так спросил, вопрос не срочный, - поспешно отговорил его Баха и отошёл.
Рустем внимательно посмотрел ему вслед, затем подозвал к себе двоих младшеклассников и дал им несколько коротких инструкций. Пацаны переглянулись и спешно отправились в микрорайон.
Последним уроком была физкультура. На улице с утра потеплело, и физрук решил провести урок на бетонном школьном дворе. После физкультуры Баха задержался, потому что по просьбе учителя собирал скакалки и прочий спортивный инвентарь, разбросанные на дворе. Сложив всё это в картонную коробку, Бахыт направился в школу.
Войдя в просторный школьный вестибюль, Бахыт обнаружил с десяток старшеклассников из соседней школы, развалившихся на скамейках у окон. Пришельцы из девятнадцатой и раньше вели себя дерзко, а сегодня с первого взгляда было ясно, что они чувствуют себя хозяевами положения. Опёршись спинами о батареи, они вытянули ноги далеко вперёд и лениво шевелили губами, надувая пузыри из жвачек и плюясь во все стороны. Двое стояли в углу и явно, никого не боясь, отбирали деньги у пойманного ими восьмиклассника. Этих двоих Баха узнал моментально – они были из вчерашней компании его обидчиков – те самые, один из которых толкнул его, а второй истоптал тетрадку.
Воспоминание о картине собственного позора взволновало Баху, но он постарался изобразить на лице полное равнодушие ко всему происходящему на планете и бочком, держась противоположной стены, проскользнуть к спортзалу. Однако, когда он проходил мимо незваных гостей, один из них быстро встал и, как бы мимоходом, задел Бахыта плечом. В момент соприкосновения он так сильно тряхнул корпусом, что Баха не удержался и осел на пол, выронив коробку. Со скамейки раздался дружный смешок, но он быстро смолк, поскольку вчерашнего неуклюжего ботаника словно подменили.
Не поддавшись на провокацию и даже не взглянув на задиру, спокойно, как ни в чём не бывало, Баха легко поднялся с пола и пошёл в прежнем направлении.
Это явно задело лучшие чувства пришлых забияк.
- Эй! – раздался резкий окрик, – Бахыта грубо и настойчиво звали со скамейки.
Бахыт не обратил внимания и, стараясь не ускорять шаг, продолжал свой путь к спортзалу.
- Эй, братишка, к тебе обращаются! – повторился грозный крик.
К Бахе кто-то подбежал сзади и положил тяжёлую руку на плечо. Но в тот же момент рука отдёрнулась, и Баха услышал тихий, но твёрдый голос:
- Полегче.
Развернувшись, Баха увидел массивного гиганта Рустема, который незаметно подошёл сзади и резко убрал руку старшеклассника из девятнадцатой школы, пытавшегося остановить Бахыта. Тот старшеклассник тоже оказался не маленького роста и, в свою очередь, с вызовом воззрился на Рустема. Со скамейки начали приподниматься остальные.
Рустем сделал шаг по направлению к наглому пришельцу, но Бахыт схватил его за локоть и потянул к себе. Рустем вопросительно на него посмотрел.
- Не надо, - сказал Бахыт.
Рустем стоял в напряжении ещё секунды три, и Бахыт чувствовал, что он едва сдерживается, чтобы не расквасить незваному гостю физиономию. Однако Бахыт настойчиво повторил свою просьбу, и Рустем, высвободив руку, медленно развернулся и зашагал вместе с Бахытом к повороту на спортзал. Пришельцы внимательно смотрели им вслед.
Завернув за угол, Рустем тут же остановился и с вызовом обратился к Бахыту:
- Я не понял, ты что, хочешь…
- Остальные здесь? – прервал его Баха.
- Чего? – переспросил Рустем.
- Остальные наши, говорю, ещё по домам не разошлись? За перемену их собрать успеешь?
- Успею, - глядя исподлобья, ответил Рустем.
- Ну, тогда иди, собирай. По одному выходите из школы и ждите меня за углом, в малом дворе.
- Зачем?
- Мы потолкуем с этими ребятами и разъясним им, что так себя вести нельзя.
- А я что сейчас, по-твоему, хотел сделать? – подбоченившись, спросил верзила.
- В школе, на глазах учителей? Твои родители давно к директору не приходили? Зачем нам лишние проблемы? Не теряй время, зови народ. Это наша школа, и, раз другие этого не понимают, придётся им объяснить.
При этих словах Рустем заметно приободрился и даже расцвёл.
- Сейчас соберу! – радостно сказал он. – Только ты это, смотри, опять задний ход не включай!
- Не включу, - уверенно пообещал Баха.
Рустем умчался на верхние этажи, а Баха зашёл в спортзал и отдал физруку коробку. Переодевшись, он направился к запасному школьному входу – дверям, которые вели на малый дворик. Он знал, что в обеденное время этот, обычно закрытый вход открывают, и завхоз вместе с уборщицами достаёт оттуда вёдра и швабры. Пространство между внешними и внутренними дверями завхоз использовала как кладовку.
В малом школьном холле никого не было. Баха осторожно заглянул в «кладовку» - там тоже не было ни души. Оглянувшись, Баха нырнул внутрь и закрыл за собой дверь. Внутри было темно, но свет лился из многочисленных щелей и отверстий во внешних дверях. Переступая через вёдра, мотки верёвок, сваленные как попало старые транспаранты (кладовка и в самом деле была очень стара – под кипой сине-голубых лозунгов пылал кумачовыми отблесками культурный слой давно ушедшей эпохи) - и прочий хлам, Баха добрался до дальнего конца междудверья. Как-то во время одной из генеральных уборок завхоз привела его в числе других учеников в эту кладовку, чтобы снабдить класс вёдрами и тряпками. Копаясь в хламе, Баха заметил среди тряпок и швабр то, что искал теперь – дюжину гладких крепких черенков от лопат. По-видимому, их держали тут ещё с древне-советских времён, потому что их покрывала столетняя пыль. Почему они тут лежали и куда подевались их наконечники, Баху мало интересовало. Эти увесистые и удобные палки вполне годились для осуществления его плана.
Внешняя дверь была закрыта на огромный проржавевший замок, но петли сильно подгнили. Дверь можно было отодвинуть, и тогда образовывалась щель, достаточная для того, чтобы просунуть наружу черенки, что Баха и сделал, замирая от страха при мысли, что его тут могут застукать.
Всё обошлось. Спустя несколько минут черенки лежали на крыльце малого двора, а Баха уже шагал к главному школьному выходу. Незваные гости сидели на той же скамейке и ехидно посмеивались при виде Бахи, но в этот раз к нему никто не подошёл – скорее всего, им просто было лень вставать. Быстро пройдя к выходу, Баха, тем не менее, успел заметить, как их главарь с довольным видом считал деньги, явно собранные в шестнадцатой школе.
В палисаднике у малого двора уже собралось около пятнадцати ребят, собранных Рустемом. Среди них был и Серик, который был занят сегодня своими делами, но пришёл, когда Рустем известил его, что с ним хочет поговорить Баха.
Увидев приготовления однокашников, Серик подошёл к Бахе и тихо спросил:
- А стоит ли это делать? Всё-таки, мы с ними никогда не ссорились.
- Оно и видно, - коротко отреагировал Баха.
Серик не нашёлся что ответить. Остальные ребята тем временем живо обсуждали сегодняшний набег девятнадцатой. Из обрывков фраз, которые расслышал Баха, он составил мнение, что незваные гости успели «отметиться» практически во всех старших классах и перешли все границы дозволенного. Ребята пылали жаждой мщения.
- Что будем делать, смотрящий? – раздался нетерпеливый возглас, и все взгляды устремились на Бахыта.
- Пусть со мной пойдут двое, - предложил Баха и направился в недра малого двора.
Рустем и ещё один парень из его класса последовали за Бахой и спустя минуту вернулись с черенками от лопат. Черенки раздали по рукам, и Баха изрёк:
- В свой район они пойдут этим путём, и никаким другим, вы знаете. На проспект им идти уже поздно, да и делать им там нечего. Они набрали деньги, а значит, пойдут отмечать это событие – купят вина и сядут в подъезде. Мы будем ждать их за углом прямо вон там, где школа заканчивается, и до забора остаётся метров двадцать. Там растут деревья с кустами, и есть, где спрятаться. Нападаем по моему сигналу. Мочить их быстро, только по головам не бейте – нам тут мертвецы не нужны. Ну, пошли.
Обводя взглядом лица пацанов, Баха задержался на Серике, который явно хотел что-то сказать. Но Баха тут же отвёл взгляд.
Они встали за школьным углом, а один из ребят сел на трубу на школьном пустыре, что напротив. Его задачей было известить остальных о подходе противника.
Погода была очень хорошая, от вчерашнего ненастья не осталось и следа, и только земля ещё сохраняла некоторую влагу внутри себя. На утоптанном чернозёме в палисаднике стоять было приятно, но ребята не расслаблялись и не тратили время на пустые разговоры. Бахыт даже курить запретил, чтобы быть в полной готовности.
Долго ждать не пришлось, как Бахыт и предсказывал. Дозорный подал сигнал уже спустя пять минут. Затем из-за угла показались довольные ученики девятнадцатой школы.
Бахыт ещё не успел скомандовать атаку, когда нетерпеливый Рустем, издав яростный рык, бросился вперёд и страшным ударом черенка поверг наземь главаря пришельцев. Остальные враги на мгновение оцепенели, а оскорблённые ученики шестнадцатой налетели на них, как тигры на стадо испуганных антилоп.
Во время стремительного нападения Баха так и не успел никого ударить – его опередили другие. Черенки мелькали меньше минуты, а все одиннадцать гостей были уже побиты, как бродячие собаки. Они даже не пытались сопротивляться, а только беспомощно закрывали головы руками, и лишь те из них, которые шли последними, сделали попытку к бегству. Беглецов тут же ловили и, уложив поперёк цветных поливочных труб, били им по спинам и задам.
Когда стало ясно, что враг повержен и сдался на милость победителей, Баха нашёл среди распростёртых на земле недругов двоих вчерашних обидчиков и с наслаждением ударом носка ботинка выбил одному из них передние зубы. У того кровь полилась из разбитого рта, и несчастный заверещал на всю округу. А Бахыт, распалившись, набросился на второго и, вероятно, убил бы его, если бы не подоспел Рустем.
Баха разбежался и нацелился прыгнуть врагу ногами на грудь, но Рустем легко, как пташку, перехватил его в полёте и держал в железном замке сомкнутых рук, пока Баха не успокоился.
- Ладно, хватит, - вполголоса сказал Бахыт. – Отпусти, я в порядке.
Как только Рустем разжал замок, Бахыт высвободился и посмотрел на своих бойцов. Те в полном молчании смотрели на него со страхом и уважением. Под ногами жалобно стонали поверженные враги. Минута была поистине сладостная, и осознание этого окончательно вернуло Бахыту спокойствие и способность логически мыслить.
Бахыт шепнул Рустему, что надо забрать у их главаря деньги и, после того, как верзила с удовольствием исполнил этот приказ, смотрящий скомандовал отступление.
Суровые бойцы шестнадцатой исчезли в тени палисадника так же быстро, как появились. Они обошли школу сзади и спрятали черенки в секретном месте между гаражами – они могли пригодиться в будущем. Потом остановились возле гаражей, чтобы покурить.
Серик в избиении не участвовал, а стоял в сторонке. Тут же он подошёл к Бахе и сказал:
- Я пытался предупредить, но вы все были не в том настроении, чтобы что-то понять. Я о том, что, вообще-то, девятнадцатая школа держит весь район, и все это знают.
- Что значит - держит? – не понял Баха.
- Никто их раньше не бил вот так нагло, как мы. А всё потому, что они давно дали понять – если хоть одного из их пацанов побить, хотя бы даже и за дело, то завтра в ответ заявится сто бойцов, и они найдут виновника хоть на том свете.
- И поэтому считается, что они держат район?
- Ну, да.
- Всё так просто? – спросил Баха и повернулся к Рустему. – Рустем, мы сможем завтра собрать сотню пацанов?
Рустем быстро произвёл какие-то подсчёты в уме и ответил:
- Думаю, что сможем. Сейчас пройдусь по дворам, предупрежу, и завтра все будут начеку.
- Ну вот, видишь, - сказал Баха Серику. – Если надо, и больше соберём.
Серик покачал головой.
- Я ведь помочь хочу, - сказал он с оттенком обиды. – Собрать людей можно, но пойдут ли они за тобой? Нет, конечно, тебя уже многие знают, но принимают ли они тебя как своего? Извини, для некоторых ты всё ещё обычный аульный парень, и то, что ты побил Амантая, ещё не говорит о том…
- Хорошо, я понял, - остановил Серика Баха. – Что ты предлагаешь?
- Сегодня уже поздно, да и в школе уже никого нет, так что даже если они и соберутся, то ничего нам сделать не смогут. А вот завтра, ну, или послезавтра… Они знают, что старшие классы у нас учатся во вторую смену, но и у них учёба тоже со второй смены. Так что вряд ли они будут ждать нас до уроков – это было бы нежелательно, потому что в таком случае они перебьют нас поодиночке. Им самим надо осмыслить ситуацию, что-то спланировать и так далее, так что реальнее всего они придут завтра примерно в такое же время. Рустем и я соберём все старшие классы на футбольном поле – здесь нас вряд ли увидят учителя, потому что поле скрыто за деревьями. Они тоже, скорее всего, соберутся на поле. И вот тут нам понадобится кто-то, кого они знают и уважают, и, если они увидят его среди нас, то, возможно, вообще откажутся от драки, и перейдут к общению. А в разговоре уж я им смогу объяснить, насколько они были не правы.
- О ком это ты? – спросил Баха.
- Я о Ризе, о ком же ещё. О Ризе и его парнях.
- Ризу будет тяжело уговорить, - безнадёжно покачал головой Рустем.
- Это точно, - отозвался Серик. – Но без него будет плохо, так что надо попробовать.
- Я ведь его не знаю, - сказал Бахыт. – Видел несколько раз, но он никогда со мной не заговаривал.
- Да потому что ты был никем для него, - объяснил Серик. – Ты не думай, что он только с тобой так, он почти ни с кем не здоровается и не разговаривает. Он независимо живет, сам по себе. У него банда человек в десять таких же амбалов, как он, они таэквондо занимаются и качаются серьезно. С ними даже взрослые банды связываться не желают. 
- Ну, тогда, раз он такой серьёзный, мы для него вообще малышня, сброд, с которым он и разговаривать не будет, - заключил Баха.
- Ты такими словами поменьше бросайся, - быстро проговорил Серик, с опаской косясь на остальных пацанов. – За это у нас и побить могут, и не посмотрят, что ты… А про Ризу ты зря так, он пацан правильный. Если объяснить, что чужие школу задавить могут, в стороне не останется. Вот только как он это сделает, это другой вопрос. Может, пойдёт и словечко за нас замолвит? Хотя какое тут, к чёрту, словечко, в такой ситуации без крови точно не обойдётся.
И Серик задумался.
- А где Ризу можно найти? – осведомился Бахыт. – В кабаке?
- Я же тебе говорю, Риза парень спортивный, у него чёрный пояс по таэквондо, он водку не пьёт и сигареты не курит, - сказал Рустем. - Вечерами он со своими ребятами занимается в спортзале, это тут недалеко, в здании колледжа.   
- Тогда пойдём к нему и поговорим, это единственный способ что-то прояснить, - предложил Баха.
- Верно, сходим к нему, - согласился Серик и обратился к Рустему. – Пойдём втроём, остальным скажи, пусть расходятся по дворам и предупредят пацанов о завтрашней разборке.
Школьники разошлись, а Серик, Баха и Рустем отправились в колледж.
- Да, пока не забыл, - сказал по пути Баха. – Рустем, отдай Серику деньги.
Рустем с готовностью вытащил из кармана и протянул Серику смятую пачку.
- На что они мне? – поинтересовался Серик.
- Ну, если я смотрящий, то, насколько мне известно, я имею право назначить казначея, - объяснил Баха. – Так вот, ты у нас парень рассудительный, с математикой дружишь, тебе и быть казначеем. Если, конечно, не хочешь, то можешь отказаться.
- Да ладно, надо так надо, - быстро сориентировался Серик и, пересчитав, сунул деньги в карман.
Получив назначение, Серик заметно повеселел и тут же внёс своё предложение:
- Я на днях ещё к Амантаю наведаюсь, надо у него остатки общака забрать.
- Думаешь, ещё что-то осталось? – усмехнувшись, спросил Баха.
- Если не осталось, ему же хуже, - жёстко сказал Серик, и по его тону Баха понял, что на темы, связанные с деньгами, он шутить не любит.
- И ещё, - добавил новый казначей, - сядем как-нибудь и обсудим систему пополнения общака. У меня куча новых идей, пора их реализовывать.
- Для начала надо девятнадцатую школу успокоить, - сказал Баха. – Иначе некому будет твою систему реализовывать.



9.
Колледж находился в нескольких кварталах от школы, на пересечении двух больших городских магистралей. Отсюда начиналась трасса в аэропорт, а через дорогу возвышался новый комбинат по выпеканию хлеба. Совсем недавно колледж назывался профтехучилищем, ПТУ; многие ученики шестнадцатой школы после девятого класса уходили туда за получением среднего образования. Риза тоже был из таких, только он бросил колледж на середине первого курса, но спортзал данного учебного заведения посещал исправно – поздними вечерами и в сопровождении верных друзей.
В колледж Серику, Бахе и Рустему удалось зайти без лишнего шума – они сказали вахтёру, что хотят записаться в секцию таэквондо. Хотя вахтёр сообщил, что приём в секцию давно окончен, здоровенные плечи и усталый взгляд Рустема уверили его, что этих ребят всё же необходимо пропустить, после чего три друга бесшумно вошли в зал и примерно, по стеночке, добрались до ближайшей скамейки у входа.
Спортзал у колледжа был большой, и в нём одновременно занимались несколько секций. В дальнем углу разминались на матах парни в белых кимоно. Среди них Баха заметил Ризу – коренастого здоровяка с громадными бицепсами и давно не бритым хмурым лицом.
- Как быть? – спросил Баха. – Подойдём к нему или попросим его выйти?
- Думаю, он нас скоро сам увидит, - предположил Серик. – Подождём немного.
Риза и вправду часто поглядывал в их сторону, а спустя несколько минут к выходу подошёл один из его ребят. Серик знал этого парня очень хорошо, его звали Анарбек, и у Ризы он был кем-то вроде разводящего. Анарбек с Сериком пошептались, и посыльный Ризы вернулся к своим друзьям. Они с Ризой обменялись короткими фразами и продолжили тренировку.
- У них перерыв через пятнадцать минут, - сказал Серик. – Тогда он к нам подойдёт. А сейчас у них важная тренировка, не хотят прерывать.
Бахыт и сам видел, что ребята Ризы были заняты серьёзным делом. Они били кирпичи, расстелив между матами толстый лист полиэтилена, и несчастная, короткая судьба обречённых стройматериалов наглядно свидетельствовала о том, что человеческие руки и черепа намного твёрже и прочнее любых образований неорганического характера.
Расправившись с добрым десятком кирпичей и уймой деревянных брусков, Риза вытерся полотенцем и быстрой пружинящей походкой зашагал к выходу из спортзала. При его приближении ребята встали и по очереди пожали Ризе руки. Серик предупредил Баху, что Риза, в отличие от всех остальных, ни с кем не обнимается, и на лице его никогда не проступает даже тень улыбки. Со всеми он вёл себя одинаково бесстрастно и говорил в основном односложными короткими фразами. Исключение составляли его близкие друзья-спортсмены, с ними он иногда позволял себе долгие разговоры и даже угловатые шутки.
На Баху Риза посмотрел исподлобья, но без агрессии. Сухо поздоровавшись, он в полном молчании выслушал долгий рассказ и просьбу Серика, после чего уселся на старую боксёрскую грушу, валявшуюся в углу, и, задумчиво почесав подбородок, изрёк:
- Ты меня, Серик, знаешь – я стараюсь никогда ни во что не влезать.
- Да, но ты ведь учился в нашей школе, а у нас сейчас особенный период в развитии, - сказал Серик. – Когда был Амантай, все привыкли, что каждый сам за себя, и другие школы нас за людей не считали. А теперь у нас появился шанс доказать всему району, что мы… - тут Серик запнулся, подбирая подходящее выражение.
- Что – вы? – бесстрастно спросил Риза. – Доказывайте, что хотите, это ваше дело.
- Мы теперь – хозяева своей территории, - нашёлся, наконец, Серик. – Понимаешь, при Амантае…
- Не говори мне про этого длинного, - брезгливо оборвал Серика Риза. – Он для меня никто. Его только малолетки боятся.
- Да, но идея с общаком была хорошей. Теперь мы берём общак в свои руки и будем действовать по справедливости.
- Общак… - задумчиво проговорил Риза. – Модное слово. Что вы можете знать про общак?
- У тебя десять-пятнадцать бойцов, кстати все они тоже из нашей школы или учились там раньше, - сказал Серик. – Вы ломаете кирпичи, а с этими районными наркоманами и подавно справитесь. Вы нам нужны. Не хотел этого говорить, но, вообще-то, все знают, что, когда идут районные разборки, участвовать должны все честные пацаны.
- А ты меня не учи, - беззлобно предостерёг Риза.
- У нас новый смотрящий, - Серик показал на Баху, которого Риза смерил внимательным взглядом. – Я – казначей, держатель общака. Прикинь, Риза, на нашем районе никогда такой стройной системы не было. Если мы с твоей помощью побьем девятнадцатую, мы первыми на районе станем!
- Устал я от тебя, - сказал Риза. – Сказал же, мне это неинтересно. Делайте, что хотите, меня это не касается.
И Риза направился обратно к своим ребятам.
Бахыт сделал движение, намереваясь остановить его, но Серик ухватил его за руку и, когда Риза отошёл подальше, сказал:
- Не надо влезать, всё прошло хорошо. Он знает, что завтра после уроков у нас намечена разборка, и будет теперь думать. Риза принимает решения не один, у него много ребят, и они нормальные пацаны. Так что посмотрим, может, к завтрашнему дню он пересмотрит свою позицию. А ты приучайся больше молчать. Ты смотрящий, ты теперь в авторитете, говорить должен только в крайних случаях. В остальное время за тебя должны говорить другие.   
Расставшись с друзьями, Баха сразу же отправился к Мустафе. Искать его долго не пришлось – Мустафа находился в ближайшей пятиэтажке, где уговаривал хозяина кооперативного магазина купить у него стопку лицензионных аудиокассет. Посетителей в магазине не было, поэтому Мустафа беспрепятственно донимал продавца уже, и по затуманенному выражению лица жертвы можно было предположить, что эта пытка длится не менее получаса.
- Таких кассет ты в городе не найдешь, - Мустафа уверенно рубил воздух ладонью. – В Торговом центре запись с шумами. Мой знакомый недавно записал у них «Легкий бум» и на следующий день прибежал требовать деньги обратно. В Доме быта запись чуть лучше, но тоже не фонтан. А у меня смотри: кассеты японские, вкладыши сделаны в официальной типографии, а не отпечатаны где попало. И самое главное – качество звука отличное!..
- Ну не торгую я кассетами, сколько можно говорить, - вздохнул хозяин, крепкий русский мужик лет сорока пяти.
- У тебя на полке стоит несколько магнитофонов, - сказал Мустафа. – Кассеты к ним будут как раз кстати.
- Да это так, взял в довесок, - пытался отнекиваться продавец. – Ты же видишь, у меня основной товар – еда и спиртное. Батончики «Луна», водка «Горбачев» и всякое такое. На одних жвачках «Бомбибом» можно за день кассу сделать – вон, дети из школы идут и покупают по пути. Одежда и остальное – так, дают самую малость из прибыли.
- А с кассетами все будет иначе, - доказывал Мустафа, проводя рукой по бритой голове. – Сам увидишь. Я тебе такую рекламу сделаю, все микрорайоны твоими будут.
- Ну хорошо, - сдался хозяин. – Оставь штук пять, посмотрим, может кто и заинтересуется. Договор заключать надо?
- Мы работаем на принципах полного доверия, - отчеканил довольный Мустафа. – Возьми десять, все купят, обещаю. Ты на названия посмотри: «Мираж», Дитер Болен, Сандра… 
- Хорошо, оставляй, - продавец кивнул на прилавок. – Только я наценку двадцать процентов сделаю.
- Да хоть вполовину делай, все равно купят, - пообещал Мустафа, передавая пакет хозяину и поворачиваясь к выходу. – Я на днях зайду, если надо, еще занесу, у меня поставщик надежный.
- Как дела? – спросил Мустафа у Бахи, явно радуясь его обществу.
- Есть время? – озабоченно проговорил Баха.
- Давай покурим, - предложил Мустафа, определив по выражению лица товарища, что у того не все в порядке с делами.
Они вышли из магазина и сели на лавочку у тротуара. Мустафа закурил «Риск». Баха от сигареты отказался и рассказал о проблеме с Ризой. Мустафа выслушал и задумчиво сказал:
- Риза – да, знаю. Было у меня с ним одно-два дела, парень конкретный, все делает четко, хвостов за собой не оставляет, никого не кидает. Он из дома еще этой весной ушел, с отцом поругался. Сейчас, насколько мне известно, он живет поочередно у своих ребят или где придется. Промышляют они мелкими делами. Отбирают деньги у лохов, зимой шапки снимают. Так, ничего особенного. Ни в какую группировку не входят, работают сами… Так они тебе нужны для встречи с девятнадцатой школой? Слушай, а давай наведаемся к нему?
- Бесполезно, - покачал головой Баха. – Я думал, ты его знаешь, а если нет, то вряд ли он с тобой будет разговаривать.
- Ну зачем там? – возразил Мустафа. – Это смотря как подойти. Поговорить он точно не откажется.
Расспросив несколько человек, удалось узнать, куда Риза отправился из спортзала.
- Он что, пьет пиво? – удивился Баха.
- Не думаю, - покачал головой Мустафа. – Скорее всего, в «Шайбе» у него другой интерес. А если пьет, то еще лучше – вот и познакомимся поближе.
Старая, известная всему городу пивная «Шайба» представляла собой круглое в плане, довольно обветшалое здание, где с незапамятных времен продавали пиво. Одни говорили, что его производят тут же, другие – что привозят с городского пивоваренного завода. Во всяком случае, по отзывам, тут было лучшее пиво на правобережной стороне.
«Шайба» находилась внутри остроугольного выступа, образованного тремя улицами. Пейзаж тут был унылый: старые постройки частного сектора, автохозяйство с ржавыми остовами машин невдалеке и всего одна небольшая рощица тщедушных карагачей. В этой рощице наблюдалась неясная возня.
Мустафа острым взором в вечерних сумерках сразу определил, что Риза находится именно в той самой роще.
Когда Мустафа и Баха ступили на пожухлую траву под карагачами, Риза в окружении троих друзей возвышался над неким субъектом, сидящим прямо на земле и закрывшим лицо руками. Риза пинал его в бок и что-то вполголоса требовал.
Появление незваных зрителей Ризу явно не обрадовало.
- Чего надо? – резко выпалил он, обращая в сторону пришлых парней весьма недовольный взгляд.
- Да это я, Мустафа, - спокойно отозвался Сенсей.
- Вижу, - сквозь зубы сказал Риза. – Чего надо?
- Вообще, поговорить бы не мешало, - протянул Мустафа. – Но вы тут немного заняты, как я понял?
Мирный тон Мустафы несколько успокоил Ризу. Переведя взгляд на Баху и узнав его, он сказал:
- Да ничего, мы тут уже заканчиваем, - и снова пнул несчастного, сидящего на земле, на этот раз очень ощутимо – тот охнул и завалился на живот, тихо постанывая от боли.
- Плохо себя вел? – спросил Мустафа.
- Да, - коротко молвил Риза и, нагнувшись, ухватил несчастного за волосы.
Когда жертва, оказавшаяся худым мужчиной алкоголического типа, вновь приняла вертикальное положение, Риза грозно спросил:
- В последний раз спрашиваю – когда отдашь долг?
- Через неделю, - прохрипел избитый, строя от боли самые невероятные рожи.
- Завтра, или будет хуже, ты понял?
- Понял, только не надо больше бить! – крикнул алкоголик, пытаясь закрыть лицо.
Риза еще около минуты стращал должника, обещая ему все муки ада в случае дальнейшей просрочки, затем выпустил его волосы. Несчастный тут же принял наиболее безопасную, с его точки зрения, горизонтальную позицию.
Риза бросил на жертву последний презрительный взор и обратился к Мустафе:
- Ну, так с чем пришли?
- Есть желание выпить? – спросил Мустафа. – Я приглашаю.
- Не пьем, - отрицательно покачал головой Риза. – Давай только выйдем отсюда, тут воняет.
На ходу Риза успел отвесить еще один пинок притихшему должнику и вышел на густо посыпанную битым стеклом площадку перед тускло освещенным входом в пивную.
- Ваш должник? – поинтересовался Мустафа, закуривая сигарету.
- Нет, друзья попросили разобраться, - ответил Риза, потирая слегка сбитые о физиономию должника костяшки пальцев. – Взял товар на реализацию месяц назад. Теперь ни товара, ни денег. Тут сказали – уже неделю сидит в пивной безвылазно. Все потратил на выпивку, а как возвращать, не знает.
- Дохлый номер, - изрек Мустафа.
Риза промолчал, давай понять, что у него свое мнение на этот счет. Мустафа решил перейти к делу:
- Есть у меня знакомый – можно сказать, бизнес-партнер. Фархат зовут, ты его, кажется, знаешь…
- Видел разок, - подтвердил Риза. – Он вроде с братьями торговлю ведет?
- Да, точно, у него два здоровенных брата. У них есть место на рынке, они разной мелочевкой торгуют. Иногда и мой товар сбывали. Но в последнее время как-то неправильно стал себя вести. Деньги не полностью отдает, товар теряет. На него уже многие жалуются. А он ведь с юга приехал, не местный, и некому объяснить, что у нас так себя вести не принято. Я ему пытался это сказать, а он почему-то с братьями бить меня начал. Если бы не Баха, мне бы сильно досталось. Малой у нас правильный, помог.
Риза посмотрел на Баху, но ничего не сказал.
- Так вот, я предлагаю потолковать с ним и сказать, что так не делается, - продолжал Мустафа. – И не только это. Ему надо вбить в голову, что он не местный, за них никто не вступится. И место его – теперь не его, а наше. Директор рынка не будет против, я знаю. Вот только один я это не потяну, мне помощь понадобится.
- Ну, вот пусть малой тебе и помогает, - кивнул на Баху Риза.
Соратники Ризы промычали что-то в знак согласия со своим вожаком.
- У малого свой фронт действий, - объяснил Мустафа. – Про это нам тоже надо будет поговорить, немного позже. А у нас дела взрослые, без тебя этот вопрос я никак не решу. Братья Фархата выслушают меня, только если ты со своими ребятами будете стоять рядом со мной.
- Зачем мне это? – спросил Риза.
Мустафа посмотрел вглубь рощи, где все так же неподвижно лежал должник. Он уже вполне отошел от ударов, но на всякий случай не вставал, ожидая, пока его обидчики уйдут.
- Ты ведь уже и школу, и колледж прошел, насколько я знаю? – осведомился Мустафа. – А чем занимаешься? И какие у тебя перспективы? Так и будешь всю жизнь щеглов и ханыг на счетчик ставить? Не пора уже заняться более прибыльными делами?
Лица Ризы и его друзей помрачнели, а один из молчаливых парней даже сделал шаг по направлению к Мустафе, сжимая при этом кулаки. Риза сердито взглянул на него, и парень быстро вернулся «в строй».
- Наши дела вроде как других не касаются, - спокойно проговорил Риза. – Мы живем так, как нам нравится, и другим советов не даем.
- Знаешь, сколько я делаю в месяц? – спросил Мустафа. – Ты не поверишь, если узнаешь. И это при том, что товар я сбываю иногда через трех-четырех посредников. А если у нас будет своя точка на базаре, то доходы сразу возрастут в несколько раз. Ты ведь тоже часто ищет, кто бы помог сбыть товар? Уточнять не будем, где ты его берешь?
Риза посмотрел на своих друзей, вздохнул и сказал:
- У нас нет опыта торговли.
- Ты думаешь, этот опыт вообще у кого-то есть? Я предлагаю отпустить малого, у него есть чем заняться, а мы тем временем обговорим все вопросы, а потом и Фархата навестим. Как ты смотришь на это?
- Хорошо, давай поговорим, - согласился Риза.
Баха шел домой по темной, плохо освещенной улице. Дул холодный ветер, попадались пьяные. Баха был в плохом расположении духа. Он решил, что Мустафа воспользовался случаем, чтобы навести порядок в своих собственных делах.
Однако злиться попусту на Мустафу уже не было времени. Бахе предстоял очень непростой день, и необходимо было подготовиться к визиту девятнадцатой школы.
 
10.
Рустем и Серик, как обещали, собрали большую толпу: после шестого урока на футбольном поле скопилось не менее ста человек. Портфели предусмотрительно свалили в кучу у футбольных ворот. Многие принесли с собой палки и куски арматуры, у кого-то карманы оттягивали тяжёлые камни. Погода была прекрасная, как и вчера, только подул ещё свежий ветер; настроение у всех было весёлое и боевое.
Противник всё не показывался, хотя отдельные шпионы из соседнего микрорайона кружили вокруг школы уже с утра. По информации агентов шестнадцатой школы, во вражеских дворах со вчерашнего вечера царила тревожная атмосфера: они и впрямь хотели идти на разборку сразу же после нападения на них отряда Бахи, но потом поняли, что в темноте никого не найдут, и перенесли акт мести на следующий день. С утра же многие, как видно, остыли и не спешили лезть в драку. Обдумав всё это, Баха с удовольствием про себя отметил, что их школа оказалась в этом деле дружнее и оперативнее.
Вестей от Ризы не было, Мустафа тоже как в воду канул. После вчерашнего разговора Баха, в общем-то, на Ризу и не надеялся и предполагал, что драться придётся своими силами. Поэтому он попросил Серика познакомить его с авторитетами из каждого класса и с каждым провёл короткую ободряющую беседу. Серик тем временем активно пропагандировал «в народе» идею общака. После этих бесед Баха убедился в правоте Серика, когда тот говорил, что авторитетов в школе практически нет: подводил он Бахыта в основном к самым здоровым либо наглым представителям того или иного класса, и те, как правило, не могли и двух слов связать, не то что вести сколь-нибудь осмысленный разговор. На Баху смотрели в основном недоверчиво и осторожно,  и только присутствие Серика, Рустема и других друзей заставляло ребят расслабляться и признавать в Бахыте своего.
Бахыт начинал уже волноваться, как бы народ не устал и не разошёлся по домам, когда со стороны улицы послышался шум, и через невысокую ограду с той стороны футбольного поля на территорию шестнадцатой школы хлынул поток на этот раз не вполне незваных, а в чём-то даже долгожданных гостей из соседнего района. Перепрыгивая через забор, они затем собирались в тесные группы вокруг противоположных ворот. Когда их скопилось уже приличное количество, в сторону учеников шестнадцатой школы полетели угрозы и оскорбления. Многие на них отвечали и даже пытались выбегать в сторону противника, но Баха и Рустем сразу же останавливали таких сорванцов.
Противник, судя по всему, был настроен драться не на жизнь, а на смерть: у каждого была палка, кусок металла или ещё какой-либо опасный предмет. Среди представителей соседней школы Баха заметил вчерашних побитых пришельцев – эти кричали и жестикулировали особенно яростно.
Через забор перемахнули последние бойцы девятнадцатой школы, и Баха, обведя вражескую толпу взглядом, с тревогой оценил её не менее чем в полтораста человек. Кроме того, их состав был заметно однороднее и сплочённее разношёрстного воинства шестнадцатой школы: Бахе сначала даже показалось, что все гости примерно одного роста и одеты одинаково, и причёски у них тоже похожие.
Баха поделился опасениями с Сериком, но тот махнул рукой и сказал:
- Нет, такого количества тут нет. Даже сотня едва наберется. Не бойся, веди себя спокойно, на тебя ведь все наши смотрят.
Баха постарался взять себя в руки и сделать самое свирепое выражение лица, на которое только был способен.
Девятнадцатая школа сомкнула тесные ряды, и вчерашний побитый главарь вышел вперёд, сверкая гигантским фонарём под глазом.
- Эй, вы, козлы! – закричал он на всё поле. – Отдавайте наши деньги!
В ответ ему понеслись ругательства и целые гневные тирады. Баха с трудом успокоил своих ребят и проорал вражескому боссу:
- Эти деньги вы отобрали в нашей школе, а значит, деньги наши!
Столь дипломатичная и лишённая мата фраза поставила врагов в тупик – они явно не нашлись что ответить.
- Хорошо обосновал, - раздались одобрительные возгласы из толпы позади Бахи.
В рядах противника происходило мельтешение и перегруппировка: одни о чём-то совещались, другие выступали вперёд и, не найдя достойного ответа на заявление Бахи, поливали шестнадцатую школу отборным матом.
- Что-то непонятное у них происходит, - сказал Серик, подойдя к Бахе. - Наверно, не все по-боевому сегодня настроены.
- Это хорошо, - отозвался Баха. – Значит, надо нападать.
- Чего? – Серик внимательно посмотрел на Бахыта.
- Идём в атаку, - коротко сказал тот. – Самое время.
И, не дожидаясь ответа Серика, Бахыт поднял сжатую в кулак руку к небу и заорал:
- Мочи их! – после чего помчался вперёд с энергией дикого буйвола, готовый в одиночку раздавить всю вражескую свору и совершенно не заботясь о том, идёт кто-то за ним или нет.
Тем самым Бахыт произвёл эффект спускового крючка – остальные тоже понеслись в атаку: на опешивших от неожиданности учеников девятнадцатой школы, словно налившаяся гневом грозовая туча, надвигалась яростно ревевшая и ощетинившаяся десятками палок тёмная толпа. Впрочем, враги оказались не робкого десятка: оправившись от внезапности, они заорали в ответ, и навстречу бойцам шестнадцатой школы полетели камни и куски арматуры.
Бахыт, устремившийся вперёд, словно дикий жеребец, на середине пути вспомнил, что выполняет в сегодняшней сваре ещё и обязанности лидера. На ходу он оглянулся и успел заметить, что никого из его ребят метательные снаряды не задели, потому что все умело увернулись: только в одном месте двое школьников, пытаясь отклониться от падающего куска железа, столкнулись между собой и неуклюже повалились на землю.
В следующее мгновение Баха развернулся обратно к противнику и на полном ходу налетел на дико кричащего парня в жёлтой куртке и с палкой в руке. Тот успел взмахнуть своим оружием, но лишь больно оцарапал Бахе лицо, после чего Баха врезался в него, пихнув локтем в незащищенный живот. Парень, издав жалобный стон, скрючился, осел вниз и исчез под ногами у других бойцов.
Бахыт оказался в самой гуще боя. Со всех сторон раздавались крики, звуки ударов и стоны. Баха отобрал у одного из противников стальной прут и колотил им направо и налево, стараясь не попадать по головам. Ему самому несколько раз чуть не размозжили череп, и только Рустем, заботливо опекавший смотрящего, смягчал либо отводил эти удары.
Скоро Баха заметил, что его и Рустема враги уже стараются обходить стороной, предпочитая других, менее сумасшедших бойцов. К этому времени первый пыл драки прошёл и, отдышавшись, Бахыт с тревогой увидел, что численное превосходство девятнадцатой школы всё же сыграло свою роль. Многим парням из шестнадцатой приходилось в одиночку сражаться с двумя, а то и тремя бойцами с вражеской стороны и, видя это, некоторые уже дрогнули. Задние ряды расслоились, и наименее храбрые начали медленно отступать, а вслед за ними и вся остальная толпа, продолжая изрыгать удары и проклятия, подалась назад.
Фланги девятнадцатой школы, словно крылья гигантской вороны, обтекли всё ещё стойко сопротивлявшееся ядро вражеской толпы, и шестнадцатой школе теперь приходилось биться на три фронта. Десятка два ученика, и так уже сильно отступивших назад, скоро были отрезаны от основной группы, и часть из них разбежалась, а других враги принялись нещадно бить.
В середине все уже перемешались, но постепенно людей Бахи и Серика оттеснили в центр поля и полностью их окружили. Они продолжали драться, но силы были уже на исходе, и торжествующие лица неприятелей закрыли от них весь остальной пейзаж.
- Ну, блин, недолго мы собирали общак! – с явной досадой закричал Серик, у которого кровь обильно капала из разбитой губы. – Ничего, нас так просто не взять! – и Серик устремился вперёд, охаживая всех вокруг заранее припасённой дубинкой.
Баха и Рустем шли рядом с ним, и остальные их соратники тоже собрали остаток сил и пошли в последний натиск. Однако всё больше их падало под ноги дерущихся либо, запыхавшись, лишь отбивалось от наседавших врагов и отходило в глубь толпы. Баха понимал, что ещё несколько минут, и шестнадцатая школа будет побита: не позорно, в честном бою, но всё равно побита.
Однако, как оказалось, девятнадцатая школа рано праздновала победу. Со стороны старого обшарпанного общежития вдруг послышались дикие крики и стоны повергаемых в пыль школьников, после чего вражеская толпа в этом месте стремительно начала редеть. Многие ученики девятнадцатой школы с ужасом оглядывались туда, после чего бросали своё оружие и стремглав неслись куда глаза глядят.
Менее чем за полминуты вражеская толпа отхлынула, и глазам Серика, Бахи и Рустема открылось с десяток здоровяков с Ризой во главе, которые вклинились в ряды девятнадцатой школы и, не утруждая себя излишним соблюдением джентльменских и рыцарских обычаев, с ходу многих положили ударами ног сзади в шею или затылок, а потом перешли к остальным. Оравшие во всю мочь при каждом ударе и одетые в одинаковые спортивные куртки тёмно-синего цвета, люди Ризы были похожи на всадников апокалипсиса, неожиданно поднявшихся из царства мёртвых для того, чтобы покарать девятнадцатую школу за попытку нарушить установленные границы районных территорий.
Увидев подмогу, бойцы шестнадцатой школы издали общий радостный рык и принялись биться с удвоенной энергией. Это было как нельзя кстати, потому что далеко не все ученики вражеской школы испугались грозного вида спортсменов и отступили: многие продолжали сражаться, а на своём правом фланге они даже потеснили шестнадцатую. Однако общий настрой противника был уже пораженческим: группа за группой они отступали и, прижавшись к краю поля, перелезали через ограду. Когда их осталось менее полусотни, они, наконец, дрогнули и побежали. Бойцы Серика и Бахи неслись за ними, ставили подножки и с наслаждением охаживали их по плечам своими палками.
Скоро все ученики девятнадцатой школы, которые могли ещё передвигаться, убежали за ограду, а около двух десятков были захвачены в плен. Среди них оказался и вчерашний главарь – его, как оказалось, звали Дарын, и раньше он учился в шестнадцатой школе, вот его и тянуло туда постоянно. Во всяком случае, именно этим он объяснил свой вчерашний невежливый визит в прежнюю альма-матер, когда Риза и Рустем сдавили ему плечи и с вежливостью опытных дантистов предупредили, что сейчас все или большая часть его зубов окажутся на футбольном поле.
- Отпустите его, ребята, - мирно предложил Бахыт. – Пусть уходят.
Здоровяки отошли от помятого Дарына, и тот, корчась от боли, сел на землю.
- Послушай, Дарын, - сказал Баха, и все остальные, образовав круг, дружно ему внимали. – Если ты пришёл к кому-то в дом, ты же не плюёшь там на пол, не бросаешь семечки и не отбираешь у хозяина деньги? Разве не так? А хоть кто-нибудь из нашей школы ходит к вам и ведёт себя так, как вы вчера вели себя у нас? Скажите, есть тут такие? – и Бахыт обвёл взглядом присутствующих.
Все молчали, а многие одобрительно кивали головами.
- Вы привыкли, что ходите по району как хозяева, и все вас боятся, - продолжал Баха. – Только времена теперь изменились. В наш район будете приходить только тогда, когда мы позовём, а если хотите прийти сами, спрашивайте заранее разрешение. Понятно?
Дарын ничего не ответил, но по тому, как он опустил голову, было видно, что ему всё понятно.
- Забирайте его и уходите, - сказал Баха друзьям Дарына, робко столпившихся в сторонке и окружённых бойцами Рустема с палками наперевес.
Двое подошли и подняли Дарына под мышки. Затем побитое воинство соседней школы, хромая и ковыляя, побрело наискось поля к калитке. На этот раз им вслед никто не произнёс ни слова.
Баха подошёл к Ризе и пожал ему руку со словами:
- Спасибо, брат. Если бы не ты…
- Да ладно, - махнул рукой Риза. - Своим помогать – дело святое. Будут ещё наезды – только свистните.
- Получается, вчера удалось договориться? – спросил Баха, но Риза быстро вполголоса его прервал, похлопав дружески по плечу:
- Об этом потом, остальные тут ведь не в теме.
Баха понимающе кивнул.
- Нормально вы тут развернулись, - с одобрением сказал Риза, оглядывая усеянное палками и камнями поле недавнего сражения. – Ну, мы тогда пойдем. Я всегда где-то тут рядом, найдёшь меня через Серика. Правильно я говорю?
Серик утвердительно кивнул.
- Нам пора, - сказал Риза. – Тренировка сейчас будет.
И он ушёл вместе со своей командой.
Баха оглядел поле битвы и своих довольных соратников.
- Ну что ж, - обратился он к Серику. – Похоже, теперь у нас впереди много работы.

11.
В школьном вестибюле было светло и тихо, со стороны столовой далёкий радиоприёмник наигрывал умиротворяющую музыку, а батарея приятно грела спину. Баха и Рустем сидели на скамейке, а Серик, расположившись перед ними на ободранном стуле, показывал сделанные им в тетради расчёты. Это касалось новой системы сбора дани со школьников. Серик сегодня на уроках объявил, что нашёл Амантая и отобрал у него остатки прежнего общака.
- Он сначала отказывался и даже угрожал, а потом я сказал, что приведу Баху, и он быстро успокоился, - смеясь, рассказывал Серик. – Хотя, сдаётся мне, отдал он далеко не всё, но я, если честно, и на это не рассчитывал. Лох-то этот, судя по всему, жил на широкую ногу, раз у него даже остатки не маленькие. Ну и чёрт с ним.
Серик устроился поудобнее и, наклонившись вперёд, начал вполголоса излагать свою теорию:
- Пока у нас общак совсем маленький, и так дальше, я вам скажу, дело не пойдёт. Каждый день мы с другими школами драться не будем, да и слишком тяжёлые это деньги. Двенадцать человек попало в больницу, с утра по школе милиция ходит, допрашивает всех, что вчера было. Никто, понятное дело, не расколется, но каждую неделю или даже месяц такие разборки мы устраивать не можем. Я с самого начала был против драки и сейчас тем более считаю, что все вопросы надо решать путём переговоров.
- А как твои переговоры с девятнадцатой школой? – спросил Баха.
- Да, были мы там сегодня, - ответил Серик. – К нам они приходить больше не хотят, и тебя видеть не желают в любом случае. Ты становишься знаменитым: многие люди при одном упоминании о тебе начинают сильно нервничать. Дарын передал: хорошо, признаём, мы были неправы, теперь границы переступать не будем, и вопросы если какие будут возникать, будем на стрелках решать. Только у них одно условие. Они так и сказали: не приводите с собой вашего психа, или мы вообще с вами общаться перестанем.
Серик испытующе взглянул на Бахыта, но того эта оценка, похоже, весьма прельстила: он откинулся назад и мечтательно закинул руки за голову, а на лице его появилась довольная улыбка.
Серик продолжал:
- В наших местах не одна девятнадцатая школа. Многие теперь захотят нас, скажем так, протестировать. Это всегда так: если появляется новый баклан, остальные… птицы будут несколько дней его клевать, и отстанут только в том случае, если он найдёт в себе силы всем надавать по шее. Боевую сторону вопроса вы с Рустемом, я думаю, сможете отработать, но в финансовых вопросах тоже надо навести порядок, иначе уважать перестанут.
- Ну, говори уж, хватит нам всё разжёвывать, - лениво отозвался Рустем.
- Я и говорю. У Амантая была своя система, если это можно назвать системой. Он сдирал деньги со всех лохов и щеглов, и драл с каждого по полной – например, ему сегодня отдают пятьдесят, у него от этого глаза начинают светиться, и на следующий день он требует уже вдвое больше, и так далее. А если денег не дают, он бьёт, ставит на счётчик. Щеглы из-за этого на воровство шли, некоторые попадались. Это по большому счёту глупость, система отморозков. А у нас будет разумная матрица: от каждого, как говорится, по способностям. Общак на то он и общак, что в него отчехляются все, а не только чмошники. У меня тут всё написано.
И Серик поделился с компаньонами основами разработанной им системы. Пятиклассники, по его предложению, должны будут сдавать стоимость одного беляша в день, восьмиклассники – в пять раз больше, десятый класс – еще больше, одиннадцатый класс будет платить в день уже довольно ощутимую сумму.
- Не много ли? – спросил Баха. – Как бы нам с такими темпами судьбу Амантая не повторить.
- Это ведь не окончательно, - возразил Серик. – Это в порядке предложения. А конкретные суммы обсудим с народом и будем взимать в разумном размере. Потом, не обязательно деньгами брать. Установим таблицу возмещения: например, одна сигарета равняется столько-то, или один сникерс – определенную цену всегда можно узнать на базаре. Кто не можем в данный момент, будет отдавать услугами. Всегда ведь можно договориться. Главное, с самого начала дать понять, что в долг мы не берём. Я этих должников знаю: растягивают до конца света, а потом идут доносить директору или участковому.
- Что ж, разумно, - согласился Баха.
- И ещё идея, до которой Амантай не дошёл, а есть школы, в которых такое применяется уже давно. У нас многие играют в карты – на деньги, естественно. Играют в туалетах, на переменах и в других местах. Надо установить сбор – десять процентов с суммы выигрыша. Так все делают.
- Можно, - сказал Бахыт. – Только как все эти нововведения довести до народа? И как они к этому отнесутся?
- Нормально отнесутся. Разбитую физиономию Амантая видели многие – никто не захочет выступать против нас. Так что если ты даёшь добро, мы начинаем.
- Да начинайте, ради бога, - разрешил Баха.
- Надо будет в каждом классе назначить смотрящего, - продолжал Серик. – Ты видел, что уже, в принципе, ребята нормальные есть, но их должен назначить ты. С самого начала влезай во все самые мелкие дела, иначе уважать перестанут. Беспредел уже закончился, но порядок такая вещь, что его надо постоянно поддерживать.
- Поддержим, чего уж там, - сказал Бахыт.
- О распределении денег поговорим отдельно, - добавил Серик. – Небольшую сумму каждый месяц придётся выделять Ризе и его людям. Конечно, они всегда нам и так помогут, но с откатами будет лучше – так мы дадим им понять, что мы народ с понятиями и отвечаем за помощь. Остальное как обычно: грев и другое, только надо будет конкретные суммы обговорить.
- А что это: как обычно? – спросил Баха. – Ты не забывай, я парень аульный, ваших «как обычно» не знаю.
- Какой въедливый, - с уважением посмотрел на Бахыта Серик. – Обычно средства общака, насколько я знаю, расходуются на поддержание сидельцев в зоне – это самая главная статья. Из нашей школы сейчас сидят трое, их мы и раньше финансировали, но так, время от времени, потому что общак Амантай зажимал, расходовал только на свои цели, а с народа добровольно не особенно-то соберёшь. Единицы давали регулярно и в нормальном размере, а остальные в основном отнекивались. Но теперь деньги у нас есть, ребятам в зоне будем вносить помощь постоянно. Это не такие большие суммы – раз в месяц даём на сигареты, хлеб, продукты, можем родственникам их помочь, если будет такое решение «сверху». Часть денег будет уходить на охранников и милицию, потому что так просто передачи туда не принимаются, особенно денежные. Это дело нужное, для ребят самое главное даже не сам факт передачи, а мысль о том, что их помнят и ждут обратно.
В последнем Баха сомневался, и это, видимо, отразилось на его лице, почему Серик тут же сменил свой поэтический тон на более приземлённый:
- Да не бойся ты, никто из них в школу не придёт, а если и придёт, то ничего мы им не должны. Школьная корзина – это не зоновский и не блатной общак, и в этом-то и всё преимущество. У нас нет строгих правил по распределению денег, и никто нас не накажет, если мы распорядимся ими так, как хотим. Амантай вон сорил деньгами направо и налево, новые шмотки себе покупал, рюкзаки всякие, баб в рестораны водил…
- Баночное пиво пил, - вставил Рустем.
- Да, и виски из кооперативного магазина тоже брал, - подтвердил Серик. – И никто ему не мог сказать ни слова, потому что это было его право. Сам отобрал – сам и потратил. А что всё это значит для нас?
Баха молчал, не зная, что ответить.
- Для нас это значит… - продолжал Серик с торжеством. – Вот, например, у тебя личного помощника нет. Тебя не найти, когда ты нужен. А у Амантая всегда было несколько ординарцев. Ходишь ты, извини, в чём попало. А это разве хорошо, разве правильно, что смотрящий школы похож, извиняюсь, непонятно на кого? Ты не бойся тратить деньги на себя, у нас их скоро много будет. Как только наберём, сразу же купим шмотки всем нам троим… Тебе, конечно, самые лучшие… 
Баха уже явно устал от разговора и скучающе смотрел в окно.
Серик потряс его за плечо со словами:
- Да не грусти ты так! У нас новая жизнь начинается, ещё не то будет!
- Вот именно, чувствую я, что не то ещё будет, - менее радостно, чем Серик, произнёс Баха.

12. 
Приехав из села, Баха крайне редко выходил за пределы своего микрорайона, а уж ту сторону реки и вовсе посещал лишь несколько раз, поскольку необходимости бывать там регулярно не возникало. Поэтому другую, левобережную часть города он знал очень плохо и, появившись в центральных микрорайонах впервые, с любопытством и некоторой опаской озирался вокруг. Все тут было почти такое же: желтые панельные пятиэтажки, пыльные пустыри с минимумом растительности, даже местный универмаг «Рахат» сильно походил на «Каспий» возле третьей школы, куда Баха часто наведывался, но при этом присутствовало четкое ощущение, что территория здесь чужая, и они тут всего лишь гости. Попадающиеся в пути группы старшеклассников по пять-шесть человек смотрели на Баху и его друзей оценивающе и со скрытой агрессией, сразу примечая пришлых, но держались на расстоянии – сказывались габариты Рустема. 
- Расслабься, - сказал Серик. – Никто нас сегодня не тронет. Мы уже на территории Мухита, а он за порядок отвечает – если сам нас пригласил, никакого беспредела, по крайней мере, сегодня, не будет.
Рустем шёл вразвалочку чуть поодаль впереди и громко заговаривал с каждой симпатичной девушкой, из тех, кто встречались по дороге. Девушки либо шарахались, либо проходили молча, делая вид, что не замечают ухажера. Это нисколько не смущало Рустема, он был в хорошем настроении и считал себя неотразимым, поскольку впервые надел купленный накануне кооперативный спортивный костюм с тремя знаменитыми полосками на рукавах, и ослепительно белые китайские кроссовки. Серик тоже не отставал в вопросах моды. Он с любовью поглаживал толстенькую золотую цепочку, которую одел поверх водолазки, а, чтобы цепочку видели все, расстегнул куртку, невзирая на холодный вечер.
Бахыт, несмотря на поучения Мустафы, вплоть до сегодняшнего дня продолжал ходить в своей потёртой сельской одежде, но, узнав, что его приглашают на сходку в центр города, всё же уступил просьбам друзей и купил на базаре новые ботинки, брюки и рубашку с кофтой. Кожаную куртку ему подарил Серик, а вязаной спортивной шапочкой снабдил Рустем.
В довершение «взрослой» экипировки на пальцах спутников Бахи красовались тяжёлые серебряные перстни: у Серика – с черепом, а у Рустема, напротив, с изображением солнца. Несмотря на уверения Серика, что всё будет хорошо, Рустем всё же взял с собой верный самопал, а Баха положил в карман кожаные перчатки, обшитые металлическими бляшками – в драках последних недель они уже не раз оказали ему добрую услугу. 
- Так что это были за ребята, ты их раньше знал? – спросил Баха, возвращаясь к прерванному разговору.
- Да, знал, в принципе, но не сказать, чтобы и так близко. В ночных клубах виделись, да ещё где-то. Я слышал, что они тусуются с Мухитом, вот и всё. Даже имён не помнил, пока они сами их вчера не сказали.
- Если приходят такие люди, меня надо звать, - недовольно заявил Бахыт. – Я уже два месяца как смотрящий, вы сами меня и поставили всем миром. А тут приходят ребята по важному делу, и вы принимаете решение без меня. Я что-то не понимаю.
- Да ты что, Баха?! – Серик развёл руки в стороны и сделал большие глаза. – Ты что, думаешь?.. Да, чёрт, я даже не могу поверить, что ты такое говоришь. Все важные вопросы решаешь только ты, и никто другой. А эти ребята не того ранга, чтобы с тобой разговаривать. Они простые посланцы, засланцы, леший бы их взял, гонцы, вот и всё. Если бы я даже захотел их к тебе подвести, они бы сами не согласились. Они передали нам приглашение на сходку и сразу же ушли, даже одной сигареты с нами не выкурили. Я тебе уже сколько раз повторял: ты должен разговаривать только с самим Мухитом, всё остальное делаем за тебя мы. А начнёшь с мелочью всякой общаться, можешь до её уровня опуститься.
- Ладно, проехали, - сказал Баха. – Наверное, ты прав. А Мухит, получается, смотрящий семнадцатой школы?
- Да, был им раньше.
- В смысле – раньше?
- Нас потому и пригласили, что его только что, буквально на днях, назначили смотрящим за всеми школами города. В таком случае его называют уже не смотрящим, а рулевым. О том, что его назначили, нам сообщили  эти ребята. Я для верности поспрашивал у других, они говорят, да, всё верно.
- А кто раньше был общим школьным смотрящим?
- Был один рулевой, но он, как бы это сказать, не очень активно себя вёл. Видишь, какое в нашей школе было положение – Амантай что хотел, то и делал. И в других школах и дворах то же самое или ещё хуже было. Прежнего рулевого недавно в армию проводили, он был из восьмой школы. Перед уходом он передал общак Мухиту.
- А зачем Мухит нас собирает?
- Вот этого не знаю. Общей городской сходки никто из рулевых и смотрящих раньше не назначал, да и районных сходок я что-то не припомню. Город-то у нас никогда на зоны и территории не был поделён – красный город его называли – не потому, что все поголовно коммунистами были, а поскольку правили тут милиция и другие органы, а не братва. Только сейчас к культуре приобщаемся. Повод, чтобы вызвать нас, ребята передали: человек десять из одной пятиэтажки, что на окраине нашего микрорайона, подрались возле ночного клуба с группой пацанов откуда-то с привокзальных территорий. Кого-то порезали, но не смертельно. Наши их побили и деньги забрали. А подрались на нейтральной территории, так что наши, как это, в общем-то, и принято, ничего возвращать не стали. А они передали Мухиту, что с ними поступили не по понятиям.
- А чего сразу к нам не пришли?
- Приходили. Их вторично побили и выгнали. После того, как мы всех вокруг нагнули, у нас в микрорайоне народ немного чувство реальности потерял. Я с этими щеглами вчера встретился и поучил их жизни. В ночном клубе они поступили верно, но потом совершили ошибку – гонцов не бьют, а приводят их к смотрящему, который всё и решает.
- Вот видишь, ты забываешь людей ко мне приводить, и они тоже забывают, - сделал вывод Баха, и Серик на этот раз был вынужден с ним согласиться. – А ты их на сходку позвал?
- Чего им там делать? На сходку только нас троих позвали, да ещё Ризу, но он, как всегда, отказался. Он же теперь на рынке точку держит, у него там работы много. Пацаны наши, нам и отвечать за них. А потом, если надо, мы с них сами спросим. Я, кстати, уже спросил: отобрал у них всё, что ещё не успели потратить с тех денег, которыми они у привокзальных разжились. Деньги уже в общаке. Но, сколько бы Мухит ни требовал от нас вернуть их, ничего мы возвращать не будем. Как только зайдёт речь об этом, передай слово мне, я им отвечу достойно. Это очень важно, запомни: мы никому ничего не должны. Мы Мухита, конечно, уважаем и всё такое, но деньги ему отстёгивать не будем. Городской смотрящий всегда был очень абстрактной фигурой: все знают, что он крутой, но это и всё. Грев со всех собирали только в исключительных случаях, и это всегда было добровольным делом. У нас своих сидельцев достаточно, и мы поддерживаем. Так что помни это, а как только почувствуешь, что слова у тебя кончаются, передай слово мне.
Баха хотел ещё что-то сказать, но их неожиданно прервали.
- Пришли, вот этот дом, - показал Рустем, прекратив заигрывания с женским полом и делая серьезное лицо.
Они дошли до стандартной панельной пятиэтажки: желтые блоки с черными траурными обводами, восемь затхлых подъездов, полуживые козырьки с покореженными алюминиевыми лампами: все, как и в их родных микрорайонах. Рядом теплопункт и развалины старого барака с вылезающей повсюду соломой. Позади здания грибочки и беседки выдавали детский сад.
Возле последнего подъезда на лишённой деревянных деталей, облупившейся на солнце скамеечке сидели на корточках, словно птички на проводе, несколько дворовых пацанов. Они курили и щелкали семечки, но при приближении делегации шестнадцатой школы прекратили своё увлекательное занятие и поднялись. Поздоровавшись, ребята указали гостям на подъезд со словами:
- Идите в подвал, Мухит скоро подойдёт.
В подъезде было сыро и темно. Друзья, нагнув головы, протиснулись в маленькую обитую жестью дверку, которая вела в подвал. Спустившись по выщербленной бетонной лестнице и с опаской пройдя мимо клубов пара, поднимавшихся из гнилой трубы отопления и делавших вход в убежище Мухита похожим на логово падшего ангела в преисподней, Баха и его друзья приблизились к глухой заржавленной дверце в панельной стене. Не успел Рустем в неё постучаться, как дверь открылась сама, и высокий хмурый парень молча кивнул головой, приглашая их войти внутрь.
Баха шагнул вперёд первым и очутился в большой комнате с низким бетонным потолком, скудно освещённой тусклым светом нескольких лампочек, прикреплённых к торчавшим из стены изогнутым проводам. Вдоль внешней стены комнаты проходила массивная отопительная труба, благодаря которой в помещении было тепло и сыро, как летним вечером на берегу заболоченного пруда. В комнате не было ни стола, ни стульев, а из мебели присутствовал только большой старый шифоньер, неизвестно как, кем и для чего принесённый в подвал. Зато на каменном полу были навалены полосатые матрасы, спортивные маты и потёртые ковры, а на стенах кто-то развесил плакаты и транспаранты, на которых от старости и сырости уже ничего невозможно было разобрать. В стене можно было увидеть два малюсеньких окошка, но они были лишены стёкол и вместо этого заткнуты кирпичами и тряпьём.
Участники сходки, а их пришло десятка три, сидели вдоль стен и вполголоса между собой разговаривали. Бахыт заметил, что все они были без обуви, поскольку мягкое мозаичное покрытие начиналось уже в полутора метров от входа и занимало всю остальную площадь комнаты.
Разувшись, три друга прошли на свободное место в дальнем конце помещения. Здесь Бахыт обнаружил ещё одну дверь, но она была закрыта на замок. В углу комнаты в беспорядке были свалены картонные коробки со старыми вещами и пустыми бутылками из-под водки и лимонада. Бахыт, по-турецки скрестив ноги, сел на толстый мат возле одной из таких коробок и прислонился спиной к натянутому вдоль стены куску зелёного брезента. Рядом с ним расположился Рустем. Что касается Серика, то он пошёл здороваться со всеми, кто находился в комнате. С некоторыми знакомыми он обнимался, с другими перекидывался парой фраз: как понял Баха, Серик не испытывал недостатка в коммуникабельности.
Вернувшись в угол, Серик протиснулся между Бахой и Рустемом и прошептал на ухо школьному смотрящему:
- Мухит задерживается. Должен подойти ещё кто-то и он пошёл за ним. Так что у нас есть время поговорить.
- У тебя всегда есть время поговорить, - проворчал Баха. – А та школа подошла уже, ну, у которой к нам претензии?
- Подошла, - ответил Серик. – Вон они сидят у противоположной стены, в середине, двое тёмненьких таких, видишь? Их Кайсар и Есен зовут, я только что познакомился. Ребята, вроде бы, нормальные, зла на нас не держат, хотя у Есена и фингал под глазом. Пусть Мухит, говорят, разруливает, как он скажет, так и поступим.
- Значит, надеются, что он в их пользу решит? – спросил Баха.
- Это мы ещё посмотрим, - уверенно произнёс Серик. – А справа от нас видишь, двое у стены стоят и шепчутся – это Баур и Арман, дружки Мухита. Они с одного класса и одного двора, с детства вместе. В их банде семь человек, из них тут только Баур с Арманом и Нурик – это тот, кто нам дверь открыл. Они уже давно по-крупному работают: квартиры бомбят, особенно любят иностранцев обчищать, – тем всё равно конторы сворованное возмещают. Машины угоняют, шапки срывают, ну, и так далее.
- И все это знают? – недоверчиво глядя на Баура и Армана, спросил Баха.
- Так пацаны рассказывают, а за руку их никто не ловил, так что и доказать невозможно. Я на месте Мухита вообще бы не светился, раз дело уже поставлено, а он лезет в рулевые – не понял я его, зачем. Может, дальше по блатной лестнице хочет продвинуться?
- А в школе он так же, как мы, общак собирает?
- Не так же, как мы, а намного жёстче, да и суммы у него побольше. На счётчик он ставить умеет, чмошники раскошеливаются - будь здоров.
- Наши чмошники тоже раскошеливаются, - сказал Баха.
- Да, но мы никогда их не бьём. Почти никогда, если быть точным. А Мухит за просрочку долга и зубы выбивает, и ногу может поломать. Потом никто не признаётся, все говорят, что поскользнулся или споткнулся. Это я понимаю, это значит: держит пацан свой район так, как надо.
- По-моему, хорошо держит район тот, кому не приходится для этого бить морду и ломать ноги, - возразил Баха. – А его методы больше подходят для отморозков.   
- Как сказать, - задумчиво сказал Серик. – Я часто думаю, что многим и в нашей школе такое обращение бы не помешало.
Входная дверь звякнула, и в комнату вошли двое: среднего роста крепыш в кожаной куртке и высокий, очень худой парень с бледным лицом. Серик шепнул Бахе, что первый – это Мухит, а второй – прежний городской смотрящий, Мейрам.
- И чего он здесь делает? – удивлённо вопросил Серик. – Он же должен быть в армии.
Все поднялись с матов и приветствовали вошедших. Мухит ни с кем персонально не здоровался, а с непроницаемым лицом кивнул головой, прошёл в противоположный от входа конец комнаты и сел между Бауром и Арманом, так, что теперь он сидел по левую руку от Бахи. Мейрам уселся в угол слева от Баура.
Нурик закрыл дверь, и сходка началась.

13.
Говорить начал Мейрам:
- Здорово, пацаны! – громко поприветствовал он всех, встав с мата, хотя в этом и не было особой необходимости – он и так, благодаря своему росту, был хорошо заметен из любой точки комнаты. – Давно не виделись. Если бы не Мухит, я многих из вас вообще вряд ли увидел бы до конца службы.
- А где ты служишь, Мейрам? – раздался вопрос из глубины помещения.
- На востоке, в обычной стрелковой части, - ответил Мейрам. – Несколько месяцев уже отслужил, теперь вот домой на два дня приехал. Спасибо Мухиту, смог меня найти. Это хорошая идея – собирать всех для того, чтобы совместно решать любые непонятки и наезды. В нашем городе такого раньше не было…
Мейрам запнулся и оглядел комнату, из недр которой на него смотрели несколько десятков пар внимательных глаз.
- Я вижу, тут много незнакомых мне лиц, - сказал Мейрам. – Вроде бы, уехал недавно, а уже столько всего поменялось. Для тех, кому я не знаком, представлюсь: я – Мейрам, раньше был тут рулевым. А это Мухит – я его перед уходом поставил смотрящим за городом вместо меня. У Мухита, как я понял, есть, что вам сказать.
Мейрам сел, а Мухит, не вставая со старого продавленного кресла, низким голосом начал говорить. Он поблагодарил всех за то, что они сегодня пришли, сказал, что хотел бы проводить такие сходки регулярно, и что для любого, кому нужна помощь или совет, он всегда найдёт время. Затем он объявил, что есть несколько конфликтов между школами и дворами, которые необходимо сейчас разобрать.
Бахе понравился хорошо поставленный спокойный голос городского смотрящего и то, что он, в отличие от других, не злоупотреблял непечатными и жаргонными словечками. Кроме того, Мухит во время своей вступительной речи рассматривал аудиторию и, как показалось Бахе, внутренне оценивал каждого из сидящих. Несколько раз он задерживал взгляд на Бахе и явно выделил его из толпы, - Бахыт объяснил это для себя тем, что Мухит его не знал и напрасно старался вспомнить, где он мог видеть Баху до этого.
Смотрящие школ, которых пытался рассудить Мухит, вели себя по-разному: кричали, вскакивали со своих мест, били кулаками по стенам, доказывая свою правоту, - но когда их ярость, казалось, вот-вот готова была выплеснуться в нечто большее, чем словесная перепалка, Мухит чуть повышал голос и твёрдо давал понять, что драки не допустит. И школьники, понукаемые соседями, нехотя успокаивались.
Все дела, в общем-то, были довольно пустяковые: в основном дворовые потасовки, разгоревшиеся из-за неосторожного слова. Мухит, с одобрения Мейрама, предлагал сторонам забыть обиды, но в случае очередного наезда взыскать с виновников по всей строгости. Конфликтующие школы в итоге соглашались.
Более серьёзный вопрос был между двумя другими школами. Несколько парней пришли в чужую школу во время второй смены и отобрали у младшеклассников дорогую портативную игровую приставку. Младшие пожаловались своим одиннадцатиклассникам, и те отправили троих переговорщиков в чужую школу. Тех приняли, но никто из воришек в содеянном не признался.
- Пусть вернут приставку, - громко потребовал смуглый носатый Ганибек, представитель пятнадцатой школы. – Пока что щеглы молчат, потому что мы им пообещали решить дело. Но если не вернёте, щеглы донесут родителям, а те обратятся в милицию. Тогда всем плохо придётся.
- А вы докажите… - вскочив со своего места, воскликнул маленький крикливый Бекзат из пятой школы.
- Говорить будешь, когда я скажу! – резко прервал его Мухит, и Бекзат обиженно замолчал. – Действительно, Ганибек, за такие слова надо отвечать. Зайти в чужую школу и забрать что-то – это явный беспредел. У нас такое не редкость, но теперь с этим надо кончать. Если я услышу, что кто-то продолжает творить беспредел на чужой территории, то смотрящие этой школы ответят, и всех остальных из этой школы будут чморить по всему городу. Но для начала надо доказать, что такое действительно было. Что скажешь, Ганибек?
- Ну, если слову пацана уже не верят, то я не знаю, до чего мы докатились, - разведя руки, сказал рассудительный Ганибек. – А поскольку мы знали, что Бекзат обязательно начнёт отпираться, то взяли с собой младшего, у которого они и потянули приставку. Он один идти побоялся, взял с собой друга. Можно они сюда зайдут?
Мухит кивнул Нурику, и тот исчез за входной дверью. Через полминуты Нурик вернулся с двумя младшеклассниками, которые сильно испугались, увидев тёмную комнату и толпу мрачных парней в ней, и отказались идти дальше входа.
- Пусть стоят там, - разрешил Мухит и обратился к детям: - Как вас зовут?
- Ильяс, - ответил тот, что стоял ближе к окну.
- Слава, - представился его друг.
- Кто из вас хозяин приставки?
- Я, - отозвался Ильяс.
- Ты, часом, не придумал, что приставку твою отобрали? – строго спросил Мухит. – Может, сам разбил или потерял, а старшим сказал, что отобрали?
- Я, я… - испуганно пролепетал Ильяс и замолчал, озираясь по сторонам.
- Да не бойся, никто тебя не тронет, - сказал Мухит. – Смотри, здесь и из вашей школы старшаки есть. Если говоришь правду, так и скажи. А если нет, тогда будем разбираться.
- Правду он говорит, - подал голос Слава. – Пришли пятеро и забрали приставку, и Лёшке ещё по шее дали.
Бекзат сделал попытку встать, но Мухит так страшно на него посмотрел, что Бекзат тут же молча бухнулся на своё место.
- Ну, говори, что заткнулся? – обратился Мухит к Ильясу.
- … Да, это он забрал мою приставку, - наконец, выдавил из себя Ильяс, кивнув головой в сторону Бекзата. – И с ним ещё четверо было.
Наступила тишина. Мухит кивнул головой Нурику:
- Пусть щеглы идут, они здесь больше не нужны.
Затем все воззрились на Бекзата. Тот молчал и со скрупулёзностью учёного-энтомолога рассматривал паутину на противоположной стене. Его и без того белое лицо совсем побледнело, и на курносом носу и щеках ярко выступили оранжевые веснушки. 
Заговорил Мухит:
- Если бы это было в другом городе, с тебя, Бекзат, уже семь шкур бы спустили за враньё. Но у нас с понятиями ещё у многих проблемы, поэтому предлагаю тебе не портить отношения со всем городом и просто вернуть приставку до завтрашнего вечера.
- Да что вы верите кому попало? - прокричал вдруг Бекзат, продолжая, впрочем, смотреть в пространство. – Ясно же, что они подговорили этих первашей и научили их, что надо сказать. На халяву приставку захотелось? – и Бекзат гневно посмотрел на Ганибека, который в этот момент только осуждающе качал головой, сложив руки на груди.
- Неконкретный базар, - негромко сказал Мейрам.
- Бекзат, сегодня от вашей школы ты пришёл один, поэтому к тебе и обращаюсь, - сказал Мухит спокойным голосом. – Если бы с тобой пришёл кто-то ещё, я бы говорил с ним, потому что я уже, если честно, сомневаюсь, что ты всё передашь в точности и не наврёшь, как сегодня. Но сделать всё так, как я сказал, в твоих интересах, поэтому перепроверять не буду. Приставку верните завтра же, и ты знаешь, что будет в том случае, если не вернёте. А о твоём поведении сегодня скоро станет известно по всему городу, и если не хочешь стать чмошником, сам сдавай другому должность смотрящего. Всё, на этом с вами заканчиваем.
Следующим было дело шестнадцатой и двадцать четвёртой школы. Кайсар и Есен долго и нудно по очереди рассказывали о безобразиях их обидчиков, и их злоключения вызывали у многих присутствовавших сдержанные улыбки, а Мейрам в углу даже усмехнулся раза два, от чего лица пострадавших стали ещё более несчастными.
Как только они закончили, Мухит повернулся к представителям шестнадцатой школы и спросил:
- А вы что скажете?
Серик посмотрел на Баху, и тот, поняв его взгляд, кашлянул и заговорил:
- Меня зовут Бахыт, я в вашем городе человек новый и ещё многого не знаю. Но у нас на селе такое тоже бывало: идут с разных аулов в центр на танцы и дерутся там. Многое что творили на этих вечерах, но чтобы после этого ходили и жаловались – такого не помню. Другое дело, что потом двадцать четвёртая к нам прислала своих пацанов на переговоры, а наши их поломали – за это извиняюсь, наша недоработка, что не все во дворах ещё ведут себя правильно. Но я сильно сомневаюсь, что, если бы наши ребята пришли в один из их дворов, с ними не поступили бы так же или хуже. Ситуация с отсутствием понятий тяжёлая по всему городу. Поэтому я не пойму, почему этот вопрос вообще вынесли на сегодняшнюю сходку. Почему Кайсар и Есен не пришли ко мне? Могут они это объяснить?
- Так к вам не пройдёшь, мы только во двор вошли, как нас сразу метелить начали! – в негодовании выпалил Есен, прикрывая подбитый глаз.
- Тебя там узнал парень, у которого ты девчонку на дискотеке отбил, - подал голос Рустем, и Есен сразу сник.
По комнате прошёл неодобрительный гул. Мухит посмотрел на Мейрама и сказал:
- Если драка была не запланирована и прошла на нейтральной территории, то не может быть и речи о возврате отобранных денег. Но бить послов нельзя – это непорядок, и отвечать за это надо в любом случае. Пусть шестнадцатая школа вернёт то, что забрали у послов во дворе, и поставим на этом точку.
Кайсар и Есен что-то быстро и недовольно заговорили наперебой, пытаясь уверить Мухита в неверности его выводов. Серик тоже был разгневан, но сдерживался и ждал, пока ему дадут слово.
Неожиданно в перепалку вмешались девятнадцатая и ещё две пострадавшие от действий бахиных гвардейцев школы. Они выражали недовольство постоянными набегами и поборами своих врагов, но при этом опасливо косились на Бахыта.
Мухит некоторое время слушал и посматривал иногда на Мейрама, который в ответ беспомощно разводил руками. Тогда Мухит, как врождённый организатор, прибегнул к испытанному средству выпускания пара при явном эмоциональном перегреве – объявил перерыв.
- Ребятам надо покурить, подумать, а потом снова соберёмся, и я вам кое-что предложу, - сказал он во всеуслышание и к всеобщему облегчению.
В перерыве, когда многие вышли во двор, чтобы покурить, Мухит подошёл к Бахе и прямо спросил:
- Слушай, а как тебе удаётся их так держать? Ваш район ведь самый беспредельный в городе был?
- Не знаю, - честно ответил Баха. – Это не я, а они сами меня смотрящим предложили сделать.
- Это понятно, - кивнул головой Мухит. – А как ты смог и другие школы себе подчинить?
- Никого мы не подчиняли. Просто с ними в мире жить не получается – они сразу бакланить начинают. Вот и приходится почти каждый день на разборки ходить.
- Редко где в нашем городе школа становится центром района. Обычно каждый двор сам за себя. А у вас, я слышал, по-другому?
- Везде, где есть пацаны из нашей школы, мы назначили смотрящих по дворам. У каждого из них есть своя дружина – десять-пятнадцать бойцов. Все смотрящие знают телефоны друг друга, на крайние случаи есть гонцы из малолеток. Если нападают на двор, смотрящий сразу же предупреждает другие дворы, и они быстро туда подходят. А если наших обидели в чужих дворах, мы не идём туда толпой, как все, а узнаём, кто именно был обидчиком. Потом выслеживаем его или их, окружаем и заставляем отдавать сворованные у наших вещи или, если они просто навалили нашим по бокам, бьём их. Вот и всё.
- Не всё, - возразил Мухит. – У вас самая лучшая система сбора общака.
- Система как система.
- Я хочу предложить сейчас собирать общак по всему городу. Такого раньше у нас не было. За другие районы я не беспокоюсь, с ними и раньше работали. Но у вас, как я говорил, беспредельщики. Я смогу справиться только с твоей помощью.
- И что мне делать?
- Просто поддержи мою идею, когда мы сейчас опять соберёмся в подвале, и больше ничего от вас не требуется.
- Что за идею?
- Увидишь, - неопределённо сказал Мухит. – Кажется, твой друг уже понял, в чём будет идея.
И Мухит перевёл взгляд на Серика, который стоял рядом и прислушивался к их разговору.
Как только Мухит отошёл, Серик подбежал к Бахе и радостно зашептал:
- Забудь о том, что я говорил тебе до этого. Соглашайся со всем, что он скажет. Чёрт с этим долгом двадцать четвёртой школе! Теперь у нас будет столько денег, сколько раньше и не снилось!
Баха уже ничего не понимал. Он молча соглашался с Сериком и решил подождать, что же такого скажет Мухит.
Когда все собрались в комнате опять, Мухит объявил:
- По многим школам и дворам собирают общак, и все это знают. Раньше, бывало, собирали со всего города, но было это только один или два раза, когда хороших ребят на зоне надо было поддержать. Но времена меняются, и там теперь намного больше наших, чем раньше.
Тут Мухит перевёл дух, и все очень внимательно на него посмотрели, поскольку уже понимали, что он скажет.
- В других городах общак собирают уже давно, и дело это добровольное. Добровольным оно будет и у нас. С этого момента я прошу все школы и дворы сдавать помесячно в общак положенную сумму. За порядком сбора будут следить смотрящие. Как я уже сказал, и народ это подтвердил, все смотрящие - нормальные пацаны, кроме Бекзата, с которым я ещё разберусь. Поэтому, думаю, все согласятся с этой системой, тем более, что на самом деле в ней ничего нового нет, а мы просто приводим в порядок то, что и так уже делалось на практике.
Народ загудел и начал шептаться между собой. Мухит с минуту смотрел на это брожение и сказал:
- Если кто-то не согласен, может предъявить это мне прямо сейчас. Все тут пацаны прямые, так и скажите: Мухит, ты не прав.
И обвёл суровым взглядом комнату. Все притихли.
- Раз все согласны, у меня ещё предложение. В привокзальных и других районах я никаких проблем не предвижу, а вот на той стороне есть ещё разногласия. Шестнадцатая школа вернёт то, что отобрали у переговорщиков во дворе. Но вернёт не двадцать четвёртой, а в наш общак – это будет их первый взнос. И я ставлю Баху смотрящим всей той стороны. Серик при нём будет казначеем. Опять же, если кто не согласен, может высказать.
Все некоторое время переглядывались между собой.
- Баха, ты согласен? – спросил Мухит.
Бахыт был ошеломлён, но его локоть до боли стиснул Серик, и Баха согласно что-то промычал.
- Да у него руки коротки! – раздался крик из глубины комнаты. – Зубы обломает!   
- Ну, они ведь и так вас уже прижали, - беспощадно глядя на Баху, сказал Мухит. – Вот и посмотрим, на что они годятся. Только теперь помните, что тот, кто наедет на Баху, наедет и на меня.
При последних словах лица оппонентов Бахи потемнели.
- А по сколько сдавать? – спросил кто-то.
Мухит озвучил размеры ежемесячных взносов, и многие облегчённо вздохнули – сборы были более чем разумные. В больших размерах, которые тоже были оглашены, предполагалось собирать в особо экстренных случаях. Кроме того, смотрящим разрешалось самостоятельно вводить свои собственные сборы при условии, что это не повредит доле главного общака. Это сообщение особенно порадовало смотрящих и положило конец спорам. 
Объявив, что деньги надо будет сдавать Бауру или Арману, Мухит завершил сходку. Народ ещё долго не расходился и обсуждал новые правила в комнате и дворе.

14.
Бахыт хотел уйти сразу же после заключительных слов Мухита, но Серик шепнул ему, что Мухит попросил их остаться, и Баха молчаливо ждал, пока смотрящие из других школ наговорятся и выйдут из подвала. Мухит и его люди тоже вышли за ними, но вскоре вернулись, проводив Мейрама домой, и Мухит подошёл к Бахе. Широкоплечий и нечёсаный, с лицом, покрытым шрамами, он казался намного мощнее и солиднее, чем худощавый Бахыт в тщательно отутюженной одежде. Однако Мухит не выказывал никакого высокомерия, а, напротив, обратился к Бахе с явной симпатией:
- Хорошо, что у нас появляются такие конкретные мужики. Выпьешь с нами?
- Можно, - согласился Баха. Спиртное он не любил, но давно понял, что в городе без него важные вопросы не решаются, и отказом выпить можно сильно задеть тех, кого обижать нельзя ни в коем случае.
Нурик достал из угла комнаты две початые бутылки с водкой и лимонадом, а Баур разложил на матах газету. Арман вытащил из принесённого с улицы пакета колбасу и хлеб и начал всё это нарезать складным ножом. Откуда-то появились пластиковые стаканчики, и скоро в подвальных потёмках Мухит провозгласил первый тост: конечно же, за общак.
Водки на семерых оказалось до обидного мало, но после двух стопок все повеселели, и у Мухита появилось настроение показать Бахыту свои владения.
- Здесь когда-то был шахматный клуб, - сообщил Мухит, оглядывая комнату. – Мой старший брат рассказывал, что над подъездом были нарисованы пешки и короли, а тут стояли столы с досками и специальными часами. Внутри всегда было полно очкастых чмошников, и когда они шли домой, брат со своими друзьями отбирали у них деньги. Хорошее тогда было время!
- Сейчас тоже неплохо, - вставил Баха только для того, чтобы поддержать разговор.
- А как вы отстояли этот подвал? – спросил Рустем, пережёвывая кусок хлеба с колбасой. – Сейчас ведь такие хорошие помещения во многих районах расхватали.
- Так и наше помещение тоже считается складом местного жилищного кооператива, - подтвердил Мухит. – А сам кооператив сидит в двух пятиэтажках отсюда, тоже в бывшем подвале. Их начальница приходила, сначала пыталась кричать и милицией нас пугала, но мы с ней поговорили, и она отстала.
- Как это? – недоверчиво спросил Рустем. – Я просто жилищных начальниц знаю, даже если одна из них кричит, то это выглядит страшнее крика сотни рассерженных слонов.
- Да, сначала так и было, - снова согласился Мухит. – Здесь помещение хоть и большое, но акустика специфическая, и многие из наших после этого несколько дней плохо слышали. Когда она успокоилась, мы ей объяснили, кто мы такие, и сказали, что комнату она может, конечно, отобрать, но после этого ей  нами жить в одном районе, а у неё дети, квартира, деньги… ворованные. А то, что украдено, то, как правило, плохо лежит. Я сказал: пожалуйста, оформляйте это помещение на свой кооператив, можете даже нас ввести в свой штат, мы не против, но уходить отсюда мы не будем. Она оказалась понятливой, долго извинялась и ушла. Больше после этого не приходила. Так что видишь, мы люди цивилизованные, а не такие, как иногда другие о нас думают.
- Здесь только одна комната? – спросил Серик.
- Давай покажу, - сказал Мухит и встал с матов.
Дальняя дверь была закрыта на здоровенный проржавевший шпингалет. Баур отодвинул его с видимым усилием и отпер дверь. Там начинался тёмный коридор с несколькими лишёнными дверей проёмами.
- Освещения в коридоре нет, - объяснил Мухит, ведя за собой остальных. – А в некоторых комнатах есть. Но там ничего интересного, только трубы, стекловата и влажность.
Мухит повернул направо и, порывшись рукой в сплетениях труб и проводов, включил хилую лампочку, спрятавшуюся под потолком. Небольшая комната, вся опутанная трубами отопления, казалась обжитой: тут стояли стулья и несколько ящиков.
- Мы здесь храним заточки и самопалы, - похвастался Мухит после того, как, отодвинув один из ящиков и порывшись в открывшейся за ним нише, он показал хорошо выделанный двуствольный самопал. – А порох и селитру держим в другом месте – здесь слишком влажно.
- Мухит, мы же договорились никому это не показывать, - недовольно пробурчал сзади Баур, но Мухит не обратил на него внимания. Он любовно перебирал в пластмассовой коробочке заточки и кастеты. Достав из глубины коробки перчатку с пришитыми к костяшкам пальцев стальными пластинами, Мухит задушевно сообщил:
- Вот этим я когда-то раздробил челюсть толстому Булекбаю.
- А не боитесь, что сюда зайдут и стащат ваши самопалы? – спросил Серик, с интересом разглядывая комнату. – Здесь ведь даже двери нет.
-  Пусть лучше стащат, чем нас с этим добром участковый повяжет, - сказал Мухит. – В нашем штабе ничего нет, кроме пустых коробок и старых шахматных досок, а что в других комнатах подвала – это, извините, господин офицер, не наше. А вообще, если подумать, то - верно говоришь, их надо будет получше перепрятать, под замок положить или плитами бетонными прикрыть. Раньше мы об этом не думали, потому что открытый вход в подвал только один – с нашей стороны. Кто-то из нас каждую ночь спит в штабе, и поэтому дверь всегда открыта. У сантехников есть ещё один вход – с противоположного торца здания, но он закрыт, а ключ есть только у нас. Мы сменили там замок, когда сантехники однажды устроили в той части подвала пьяный дебош. Теперь они ходят только через наш штаб.
- И не возмущаются? – осведомился Баха.
Мухит не ответил, а посмотрел на него, слегка наклонив голову и скривив рот. Баха понял, что сказал глупость и постарался перевести разговор на другую тему.
- Я хотел спросить – в порядке обмена опытом: мы вот в нашей школе ввели налог с карточных игр, - а у вас что-то подобное есть или, может, ещё что посоветуете?
- Это правильно, - одобрил Мухит, закрывая коробку и направляясь дальше по коридору. – Картёжники не должны наглеть. Но почему же только картёжники? Мы собираем десять процентов со всего, что происходит на нашей территории. Снял куртку с перваша и толкнул на рынке – плати со стоимости куртки. Отобрал что-то ценное – плати. Выиграл в лотерею – тоже раскошеливайся. И так далее. А от нас ничего не скроешь, у нас на базаре свои люди. Базар-то совсем рядом, за соседним домом.
- И большая у вас территория?
- Нам платит четыре школы, не считая нашу. Это наш районный общак. Теперь будет ещё и общегородской.
- А как к вам вообще пришла эта идея? – спросил Баха. – Я имею в виду саму идею общака?
Мухит остановился и в темноте посмотрел на Баху. Все тоже остановились и напряглись. Но Мухит лишь одобрительно качнул головой, хмыкнул и изрёк:
- Далеко пойдёшь, смотрящий! В самую суть всегда глядишь. Не зря я тебя приметил… Ну, чего по этим лабиринтам кружить, пойдёмте обратно в штаб.
По дороге в комнату Мухит молчал, а потом развалился на своём кресле и, отпив лимонада, сказал:
- Жил у нас во дворе раньше один старый вор. Мы, пацаны, часто к нему заходили, и он угощал нас чифирём – это чай такой крепкий. Он когда-то рассказал нам про общак, и мы начали собирать на него деньги, но всё это было поначалу несерьёзно, и платили-то человек двадцать максимум. Потом старый вор умер, и я как-то совершенно случайно познакомился с Дедом. Это вообще отдельная история, как-нибудь я её вам расскажу. Так вот, наш Дед живёт в двухэтажке возле реки. Он откинулся с зоны несколько лет назад и сам начал собирать общак сначала в своём дворе, а потом и по всему району. Мы ему стали помогать и, чтобы никто не усомнился, он назначил меня смотрящим по школе и по району. Дед собирал только от случая к случаю, когда действительно надо было срочно ребятам в зоне помогать. Потом я ему предложил собирать постоянный общак, потому что не раз бывало, что деньги срочно нужны, а наскрести необходимую сумму быстро не удаётся. Дед согласился. А потом эту идею мы решили распространить на весь город. Потому что когда весь город с понятиями, то это хорошо.
И Мухит на мгновение задумался, а потом предложил:
- А пойдём к нему!
- К кому? – не понял Баха.
- К Деду! Он тебе понравится, да и он не против будет с нами выпить.
- Ну, к Деду, так к Деду, - охотно согласился Баха.
Оставив Армана и Нурика в штабе, Баха, Мухит, Серик и Рустем отправились к Деду.

15.
Несмотря на кризисы и другие социальные потрясения, город медленно, но неуклонно разрастался. На окраинах и пустырях, там, где совсем недавно зеленел бурьян, и мирно копошились в горах мусора собаки, возникали новые бетонные микрорайоны, начисто лишённые даже намёка на какую-либо растительность. Они сжали город в душное кольцо, и только в самом центре, в старом сердце города сохранилось несколько глухих улочек с живыми дворами, засаженными столетними тополями и карагачами. В одном из таких дворов и коротал свои дни Дед.
Окружённая ветвистыми деревьями послевоенная двухэтажка с треугольной деревянной крышей тесно прижималась к нескольким рядам добротных кирпичных гаражей. Ещё несколько трёхэтажных домов окружали довольно просторный двор, заросший карагачами и ясенями. Старый дворик был чистенький и даже идиллический. Но пятна тлена уже проступили и на его лице – подле дома стоял кран, и рабочие, копошась, словно муравьи, сгружали с платформы на колёсах строительный вагончик: по распоряжению городского руководства старые гаражи должны были скоро сносить и возводить на их месте офисное здание.
Пацаны вошли в узкий проём со старинной двустворчатой деревянной дверью и по узкой лестнице поднялись на второй этаж к старенькой квартире с номером, набитым гвоздями.
- Дверь всегда открыта, - сказал Мухит.
Они вошли в прихожую и шумно стали снимать обувь.
- Кто это там? – раздался звучный голос из глубины квартиры.
- Свои, - отозвался Мухит.
Раздался скрип кресла, потом стук чего-то по гладким деревянным половицам, и, когда ребята разулись и ступили в обширную главную комнату, то увидели спешившего им навстречу высокого седого мужчину с большой головой и орлиным носом. Он тяжело опирался на палку и волочил за собой правую ногу, но не производил впечатления измождённого жизнью инвалида. Несмотря на возраст и увечье, он не горбился, а живые глаза всегда смотрели прямо и внимательно.
Дед узнал Мухита и улыбнулся:
- Ну, привет, брат, привет, давно не заходил.
Мухит и остальные поздоровались с Дедом за руку.
В главной комнате было два маленьких кресла со старомодными лакированными подлокотниками, кресла разделял небольшой журнальный столик, на котором стоял телефон; а параллельно другой стене стояла низкая софа. Ещё в зале был высокий сервант, чёрно-белый телевизор и дверь на балкон.
Мухит сел на одно из кресел, другое занял сам Дед, а парни уселись на софу. Они не чувствовали себя скованно, отчасти благодаря действию алкоголя, но в большей степени благодаря особой атмосфере спокойствия, витавшей в воздухе этой квартиры.   
- С чем пожаловали, друзья? – официально спросил Дед.
- Да вот, отчитаться пришли, - ответил Мухит. – Только что закончили первую общегородскую сходку, о которой я тебе до этого говорил.
- Это интересно, - сказал Дед. – И как успехи?
- Ну, как бы сказать, - скромно склонил голову Мухит. – Всё вроде нормально прошло.
- Значит, тебе удались все планируемые нововведения?
- Пока не знаю, время покажет. Но восприняли идею хорошо, все согласны.
Дед помолчал, задумавшись. Потом вдруг встрепенулся и поднялся, опёршись о палку. Вставая, он говорил:
- Что это я, гости пришли, а я сижу, как старый пень?
- Не надо ничего, Дед, - попросил Мухит, но старик его не слушал. Он ушёл на кухню, порылся в холодильнике и вскоре вернулся, неся в свободной руке ледяную бутылку с водкой.
- Скажи ребятам, чтобы принесли продукты – я их на столе оставил, - проговорил Дед, поставив бутылку на столик, после чего прошёл мимо кресел в кладовку, скрытую за дверью, и долго там копошился.
Ребята принесли с кухни стопки, чёрный хлеб, лук и большую банку с огурцами. Пока они нарезали хлеб на расстеленной газете, Дед достал из кладовки несколько пахучих вяленых вобл.
Усевшись в кресло, Дед принялся отработанными движениями разделывать сухую рыбу. При этом он говорил:
- Рыба уже не та, что раньше. Вот раньше, бывало, зимой закинешь в прорубь – и сразу же вытаскиваешь здоровенную воблу чуть ли не с сазана величиной. У меня до сих пор кастрюли сохранились, в которых я рыбу солил – можете в кладовке посмотреть. В этих кастрюлях слона можно засолить… Ну, что ты сидишь, как неживой, наливай, что ли?
Дед выпил три стопки, но спирт, по всей видимости, не оказал на него никакого воздействия: он был всё так же нетороплив и корректен. Мухит успел рассказать Деду о Бахе.
- По-крупному мы деньги собирали только дважды, - сказал на это Дед, смотря на Бахыта и продолжая разделывать рыбу, - там всё понимают и стараются на малолеток тяжёлые сборы не вешать. А так раз в месяц передаём символические подарки: сигареты, чай. Это там ценится во много раз больше, чем на воле. У нас зона хорошая, чисто мужицкая; иногда бывают там залётные авторитеты, но ненадолго – для этих есть любимые места на севере. Так что никто никого заставлять не будет, это дело добровольное. Принёс сегодня пачку чая – и с тебя не потребуют приносить её в следующем месяце. Парень, сбегай-ка в магазин – тут прямо в торце дома есть, возьми ещё бутылку. Деньги там, на полке в серванте.
Рустем послушно сбегал, и Дед продолжал. Теперь он говорил исключительно с Бахытом, словно желая наставить его на путь истинный.
- Сам-то я тоже не из блатных, и попал туда по пустяку. Напился и стал ночью ломиться в ларёк за водкой – тогда ещё коммерческие ларьки по городу не убрали, и был тут недалеко такой возле остановки. А они уже закрылись и не хотят открывать. Я им стёкла побил, а потом ещё и милиции оказал сопротивление. В итоге вышло на несколько лет хулиганства моего.
Дед тоскливо замолчал, а Мухит, чтобы поднять всем настроение, стал рассказывать анекдоты.
Баха поднялся и прошелся по квартире. Плотно подогнанные лакированные половицы не скрипели под ногами, всюду было чисто. В длинной спальне стояла старомодная швейная машинка со сложным педальным приводом и разрисованным узорами столом. Сама машинка была спрятана вглубь стола, а сверху громоздился невиданный прибор с серыми пластиковыми стенками и огромной линзой. Тут же лежали разные негативы и готовая продукция: фотографии, показывающие различные приемы карате, фото эстрадных исполнителей известных актеров. Баха понял, что старик не паразитирует на общаке, а самостоятельно зарабатывает на жизнь, несмотря на возраст и инвалидность.
Вернувшись в главную комнату, Баха обнаружил, что Дед попросил достать из кладовки несколько старых охотничьих ружей и показывал парням, как их разбирать, собирать и чистить. Там же в кладовке нашелся древний пожарный шлем с мощным стальным гребнем. Дед подарил его Мухиту, несмотря на то, что тот долго отказывался.
Кроме того, Дед снабдил каждого из пацанов свертком с вяленой воблой собственного производства.
А перед уходом пацанов Дед сказал Бахе:
- Это вы хорошее дело начали, деньги на зоне нужны всегда. Но всё-таки… неправильно всё это. Школьники – это не блатные, школа может, конечно, иногда по мере сил помогать, но смешивать их не стоит, иначе чёрт знает, что из этого получится. Так что держитесь за свой общак и отстаивайте его, а я вас по пустякам дёргать не буду.
Мухит, слышавший этот разговор, сначала нахмурился, а потом заметно обрадовался. Когда парни вышли на тёмную ночную улицу, он предложил купить ещё выпивку. Пили в подъезде, а потом шли по ночному мосту, пьяные, и говорили по душам. На прощание Мухит пожал Бахыту руку и сказал:
- Я очень рад, просто не знаю, как это выразить, что ты к нам приехал. Знаешь, какая главная проблема нашего города? – нет, она даже не в том, что народ у нас без понятий, а в том, что некому вести пацанов за собой. Но теперь, как появился ты, на вашей стороне многое изменится. Так что – береги себя. 

16.
В последующие недели Бахыт, вдохновлённый сходкой у Мухита, развернул бурную деятельность. Драк с другими школами больше не было – с их представителями Серик назначал встречи, на которых разрешалось присутствовать только смотрящим, чьи кандидатуры были одобрены Мухитом, и их приближённым. Серик сразу разъяснял, что сборы производятся не для себя, а для общегородской казны, а школьный смотрящий имеет полное право включать в дань и свою долю, причём размер последней ограничен только личными запросами самого сборщика и его возможностью обеспечить эти запросы необходимой защитой от покушений.
В двух школах смотрящих пытались избить во время сбора, и Бахыт в ответ на их мольбы привёл на помощь свою дружину. «Повстанцам» в обоих случаях так намяли бока, что больше в авторитете смотрящих никто не сомневался.
Бахыт отрегулировал размер ежедневного сбора с каждого школьника, значительно снизив драконовские, по его мнению, ставки Серика (к большому того неудовольствию). Во всех случаях постановки счётчика следовало заранее попросить разрешения у Бахыта, иначе виновник сам ставился на счётчик. Зато теперь ученики, особенно чмошники, перестали отсиживаться дома и мечтать о самоубийстве, а потянулись в школы, потому что знали, что при беспределе любой пацан может подойти к Бахыту и пожаловаться, и тот не будет вставать в позу умудрённого жизнью блатного, а решит дело по справедливости.
Другие смотрящие по примеру Бахи тоже стали разбирать все школьные споры, вплоть до самых мелких, при этом тот, кто оказывался по их решению неправ, должен был оплатить «судебные расходы» - и никто не отказывался.
В девятнадцатой школе смотрящим скоро вместо «косячного» Дарына стал нормальный пацан Бекет, и эта школа из вражеской быстро превратилась в самого верного друга. Все прочие школы на этой стороне реки признали верховенство Бахи, но его к этому времени волновали уже совсем другие вопросы.
- Если честно, мелочью всякой занимаемся, - не раз говорил он Серику, который непонимающе смотрел на него – Серика такая жизнь вполне устраивала.
- А что же делать? – спрашивал Рустем. – На серьёзные дела мы идти не можем – заметут.
- Я ведь не говорю, что это должны делать мы, - загадочно в ответ говорил Баха. – Вы, когда были у Мухита, его внимательно слушали?
Со временем Серик и Рустем начали его понимать.
Однажды Баха в сопровождении молчаливого Рустема поймал в коридоре юркого пацана Дулата, который часто подходил к учителям и предлагал купить у него золотые кольца, серебряные ложки и прочие мелочи, а зимой ещё и меховые шапки. Дулат и в этот раз только вышел из кабинета истории, где учительница в ужасе отшатнулась от предложенных ей двух блестящих подвесок и сказала, что вызовет милицию, если он сейчас же не уйдёт.
- Как дела, Мышара? – спросил Баха, как только Рустем перегородил дорогу пытавшемуся скрыться при их появлении Дулату.
- Да дура какая-то, - раздражённо промолвил Дулат, видя, что массивная фигура Рустема перекрыла ему путь, и придётся начинать душевный разговор. – Вопит, как психованная. Камешки ей, что ли, не понравились? Надо бы завтра другие захватить, эти видать, фальшивые.
- Где колечки берёшь, Тушканчик? – за характерную внешность и пугливые повадки Дулата обычно причисляли к отряду грызунов и давали соответствующие прозвища, на которые он не обижался. Интересно, что сообщников Дулат набирал точно таких же с виду, как он сам: прытких и незаметных, и клички у них тоже были, как правило, мышиные.
Дулат отвёл взгляд и тихо ответил:
- Где беру, там уже нет.
- Зря ты так, друг, - сказал Баха, обняв Тушканчика рукой и похлопав ему по плечу. – Мы ведь с тобой не ссорились.
- А вы что, сдать меня захотели? – подозрительно спросил Дулат.
Баха посмотрел на усмехнувшегося Рустема и возразил:
- Ну как ты мог такое подумать о честных пацанах? Наверно, переохладился, пока вечерами возле остановок бегал? Или где ты там промышляешь? А с тобой работает всё та же неразлучная парочка: как их там зовут, Том и Джерри или вроде того?
- Чего тебе надо? – глядя исподлобья, спросил совсем павший духом Мышара.
- А что может быть надо смотрящему? Думаешь, я так называюсь потому, что меня народ поставил просто молча смотреть на вас? Ты же не дурак, Тушканчик, вон, цепочка на тебе дорогая, куртка японская. Работаешь на нашей территории, учишься в нашей школе, всё у тебя хорошо идёт. Мы просто пришли удачи тебе пожелать.
И Баха многозначительно посмотрел на Дулата. Тот насупился и сказал:
- Вещички покупают плохо, учителя боятся, а во дворах на участкового нарваться можно. С деньгами сейчас не очень, помочь не могу.
- Да кто же говорит о помощи? – изумился Баха. – Нет, это мы должны тебе помогать, а не ты нам! Давно бы обратился ко мне, и были бы уже у тебя и деньги, и сбыт, и всё остальное.
Дулат заинтересованно посмотрел на Баху, а тот продолжал:
- Будешь так и дальше по школе шататься, тебя точно сдадут, и тогда тебя даже мы вытащить не сможем. А на рынке у нашего друга Ризы есть свои точки, где не только кольцо и шапку, а даже машину продать можно. Рустем тебя сведёт с Ризой, будешь отдавать ему комиссионные, ну, и про нас, как главных на этой территории, не забывай – десять процентов с каждой продажи нас вполне устроит. Это хорошее предложение, по-другому работать у тебя всё равно не получится. Соглашайся, я два раза не предлагаю, а у Ризы таких бригад, как ваша, знаешь сколько – со счёту собьёшься, без моей рекомендации на рынок тебя его ребята точно не пустят.
Дулат заколебался, но Рустем не дал ему времени на раздумье.
- Пойдём, Мышара, - насмешливо сказал он. – Риза сейчас как раз на рынке.
Через неделю Дулат продал на рынке уже с десяток различных вещей и с тех пор стал постоянным плательщиком общака.

С помощью Тушканчика Бахе удалось заполучить ещё одного «клиента» - этот, правда, оказался куда более проблематичным. Спустя три дня после знакомства Дулат по секрету подошёл к Бахе, кивнул Рустему и пожаловался, что его ребят начал гонять Ерден – недавний выпускник шестнадцатой школы, который живёт возле рынка и традиционно общается с местными великовозрастными бездельниками.
- А с чего он к вам пристаёт? – спросил Баха. – Тоже крышевать предлагает?
- Да нет, - отмахнулся Дулат. – Он у рынка и в других людных местах в «три напёрстка» играет – в «шарик-малик» другими словами. Алкаши из окрестных дворов помогают ему за деньги или водку – им всё равно делать нечего, а Ерден им как бы работу обеспечивает. Они там целое представление разыгрывают. На рынке, возле стоянок такси и просто во дворах сейчас много приезжих, да и наши, бывает, попадаются. А недавно Ерден влез на нашу территорию – стал работать возле автобусных остановок. Ну, то есть, - с уважением поправился Дулат, - это всё ваша территория, и никто с этим не спорит…
- Ты всё правильно говоришь, продолжай, - ободрил Тушканчика Бахыт и одновременно посмотрел на Рустема, поджав нижнюю губу и как бы отмечая: а парень знает толк в субординации, далеко пойдёт, не зря такую «прыткую» кличку носит.
Дулат, наконец, сформулировал вкратце свои претензии к Ердену:
- Мы ему не мешали, работали как обычно, а он взял и напустился на нас – вы, говорит, клиентов у меня отбиваете. А мы что сделаем – автобусы и остановки это основное место нашей работы, в школе и во дворах мы уже примелькались, а в транспорте много случайного народу из других районов, их нам сам бог велел за невнимательность наказывать. Ерден избил моего помощника Джерри и отобрал у него деньги.
- Сильно избил? – поинтересовался Бахыт.
- Да не сказать, чтобы очень уж так сильно, - признался Дулат. – В нашей работе бывает и хуже. Так, в глаз один раз съездил и несколько пинков дал. Больше кричал. Он, знаете, нервный такой, на шарнирах весь, двигается непрерывно, на месте стоять не может. Руки так и снуют повсюду, ногами он за минуту шагов триста на месте делает. Даже когда сидит, ботинками переступает. Шея у него вертлявая и без костей – вот не вру, сами увидите, он может, как сова, полностью голову назад повернуть. И глаза тоже бегают – злые такие, чёрные глазки.
- Ладно, спасибо за описание, как сами его увидим, обязательно оценим, - прервал Бахыт увлёкшегося составлением словесного портрета воришку. – Так ты говоришь, он теперь вас на ваши привычные места работы не пускает?
- И не только он. Мишка, Сахоня и ещё несколько алкашей – те, кто ему помогает, тоже по его заданию нас пасти начали. Если бы он один был, мы могли бы как-то организовать дежурство, обходить его стороной, а теперь он свою банду на самых рыбных местах расставил, и вся наша работа теперь насмарку. Ребята предлагали мне начать ему платить, но я подумал – это ведь будет неправильно, мы же с вами работаем?
- Абсолютно верно, это наша головная боль, - согласился Баха. – А где он сейчас стоит?
- Он сегодня весь день работает возле старого автовокзала, - быстро сообщил Тушканчик. – Я могу показать.
- Не надо, сами найдём, - вступил в разговор Рустем, одновременно кивнув Бахыту. – Будь на связи, если надо, мы тебе позвоним.
- А как же быть с работой? – спросил Дулат.
- Завтра спокойно выходите с ребятами на промысел, они вас не тронут, - уверенно пообещал Баха, поглядев на хищную гримасу воина африканских джунглей, возникшую на лице Рустема в преддверии скорой разборки.
Видимо, нервный Ерден сумел внушить малолетним воришкам достаточное уважение к себе: во всяком случае, последняя фраза смотрящего не вызвала у Дулата бурного восторга. Он осторожно кивнул и отправился восвояси, бросив напоследок Рустему:
- Я всё же завтра позвоню.
Как только Тушканчик ушёл, Бахыт почесал затылок и обратился к другу:
- Да, народ в нас ещё сомневается. Всё-таки, этот Ерден не школьник, а уже взрослый парень. А подручные у него, как я понял, и вовсе сорокалетние старички.
- Я этого Ердена видел, - пренебрежительно махнул рукой Рустем. – Он школу только в этом году закончил и последние годы практически не учился – всё своё мастерство на улицах отрабатывал. Он уже лет десять в «три напёрстка» играет. Дулат про него верно сказал – он нервный, чёрт, и любит разыгрывать из себя крутого, но на деле за ним никто не стоит, кроме алкашей и наркоманов.
- Хорошо, если так, - сказал Баха. – Потому что мы его не просто должны научить хорошим манерам, а заставить работать на нас, чтобы впредь такая шушера, как Дулат, не смотрела на нас с сомнением.
- Мы его в два счёта поломаем! – пообещал Рустем. – Пойдём-ка, я разберусь.
- Обожди, - поднял руку Бахыт. – Возьми троих ребят на всякий случай.
- Да он там один! – нетерпеливо воскликнул Рустем. – Ты что, думаешь, я с ним не справлюсь?
- Возьми троих ребят, - упрямо повторил Бахыт, глядя другу прямо в глаза. Тот некоторое время выдерживал этот взгляд, но потом смешался и, вздохнув, отправился звать помощников.   

После тяжёлого трудового дня Ерден шёл домой вдоль широкой трассы на окраине города. Настроение у него было паршивым. Осваиваемое новое место в тени старого автовокзала оказалось довольно людным, но народ сегодня попадался по большей части плутоватый и бедный, поэтому выручка к концу дня была минимальной. Сообщники-зазывалы из алкоголиков были из рук вон плохи – держались только часа два-три, после чего настойчиво требовали денег на бутылку и без всякого зазрения совести исчезали, оставляя Ердена действовать в одиночку. Он, однако, к такому поведению привык и менять помощников не собирался. Во-первых, всех их он знал с детства – росли в одном районе, часто в соседних подъездах, а, во-вторых, ему льстило, что ни на кого другого они работать не хотели, потому что резкие манеры Ердена и криминальный характер его ремесла компенсировались стабильностью заработка и постоянной готовностью бывалого «напёрсточника» вытащить своих людей из любых неприятностей.
Тем не менее, в последнее время сообщники окончательно расклеились: сказывались возраст и проблемы со здоровьем. Клиенты становились с каждым годом всё более трудными, и Ердену, чтобы остаться на плаву, приходилось работать в поте лица, непрерывно изобретая новые способы почти честного отъёма денег у населения. Тут ещё и молодое поколение стало активно путаться под ногами – вчерашние сопливые дети из соседних дворов старательно обчищали в автобусах и на остановках взрослых дяденек и тётенек, многим из которых не прочь был облегчить кошелёк и сам Ерден. Раньше избалованный денежными реками напёрсточник не обращал внимания на конкурентов, но теперь начал срываться на них и даже разработал схему дежурств для своих изнывавших от безделья сообщников, с тем, чтобы полностью отвадить гадких воришек от его добычи.
Но и такие радикальные меры не помогали, и Ерден постепенно приходил к пониманию того, что объективные законы экономического развития уже не позволяют ему жить так, как раньше. Ежедневная выручка сокращалась, а больше ничего он делать не умел, да и думать не хотел о смене деятельности – «три напёрстка» были его призванием, и он знал это с самого раннего детства, когда с замиранием сердца следил за движениями заезжих ловкачей на рынках и остановках. Его многочисленные братья и сёстры выросли и разъехались по стране, кто-то работал на вахте, и только он один постоянно оставался с родителями и не помышлял о работе. Своих стариков: отца и мать - Ерден систематически угнетал, устраивал им грандиозные скандалы и грозился выбросить на улицу. Но они всё равно были счастливы, когда видели его, живого и здорового, после многих дней участия в беспробудных пьянках с друзьями-сообщниками. Наставлять его на путь истинный было бесполезной тратой времени. Ерден вырос высоким, худощавым и костистым, любил драться и неукоснительно лез в драку первым. Характер у него был желчный и невыносимый, речь быстрая, а вечно немытые волосы торчали на затылке, как петушиный гребень. Он всегда носил старый коричневый пиджак с протёртыми рукавами и вельветовые брюки, а в холодное время года добавлял чёрную водоотталкивающую куртку – всё это было насквозь и безнадёжно прокурено, потому что редкий день обходился без трёх-четырёх пачек самых дешёвых сигарет без фильтра. Сигаретами Ерден охотно делился с друзьями и даже носил специально для них в нагрудном кармане пачку «Медео». В своей алкоголической среде Ерден был деятельным лидером и не помышлял о какой-либо другой жизни.
Возвращаясь домой после работы, Ерден часто проходил через территорию пыльного долгостроя в соседнем микрорайоне. Стройка производила совершенно пост-апокалиптическое впечатление. Здесь беспорядочно были навалены железобетонные блоки, а из земли торчали обмазанные смолой сваи и изогнутые в авангардной манере решётки арматуры. Однако выросшему в микрорайонах и потому привыкшему и не к таким картинам Ердену сей пейзаж не доставлял эстетических страданий, и он спокойно пересекал заброшенный долгострой по несколько раз в неделю.
 Обычно на стройке играли мальчишки из окрестных домов, но в этот раз тут было безлюдно. Ерден ловко перепрыгивал через огромные кучи мусора и наполненные водой рвы и скоро забрался в самую середину долгостроя. В это время сзади послышались торопливые шаги – приближалось несколько человек.
Долгие годы занятия тёмным промыслом выработали в Ердене шестое чувство. Не сомневаясь, что шаги приближаются именно к нему, а заброшенная стройка явно не лучшее место для новых приятных знакомств, Ерден ускорил шаг и принялся петлять между полуразрушенными колоннами первого этажа. Однако у преследователей, в отличие от красноносых пособников Ердена, не было проблем с одышкой и повышенным потоотделением и, кроме того, они, несомненно, заметили его манёвр и разделились, пытаясь загнать напёрсточника в кольцо. Это им вскоре удалось, и боковым зрением Ерден заметил двоих крупных подростков, обходивших его с двух сторон.
Поняв, что имеет дело с сопливыми юнцами, Ерден сбавил ход, а потом и вовсе остановился. Поправил съехавшую во время бега спортивную сумку с инвентарём, достал из кармана сигарету и закурил. К нему вернулась обычная самоуверенность.
Пятеро ребят обступили Ердена тесным кольцом. Ерден оглядел их с презрительной гримасой и, приметив знакомого, обратился к нему:
- Как там тебя, Рустем, что ли? Вы что, нюх совсем потеряли?
- Нет, - ответил Рустем, пожёвывая уголком рта спичку. – Просто поговорить надо.
- Шли бы вы куда подальше, пока целы, - нервно процедил Ерден, выплёвывая недокуренную сигарету и начиная стремительно выходить из себя. И впрямь, ему было от чего расстроиться. Наглые щеглы сильно утомили его в последнее время, но так далеко в своих проделках ещё никто из них не заходил.
- Тебе же сказали – потолковать надо, - твёрдо повторил невысокий, смуглый, с острыми чертами лицами, и подступил к Ердену почти вплотную.
- Да кто ты такой? – возмутился Ерден и неожиданным быстрым движением своего небольшого железного кулака едва не расквасил нахальному незнакомцу нос.
Однако следивший за каждым его движением Рустем перехватил кулак Ердена и толкнул напёрсточника в грудь. Тот удержался на ногах и, в свою очередь, бросился на Рустема, изрыгая страшные проклятия в его адрес. Ердена схватили за руки и по сигналу смуглого незнакомца повалили на землю, после чего на его голову и тело обрушился град тяжёлых ударов ногами.  Сумка с инвентарём и дневной выручкой в этом процессе куда-то исчезла, и её судьба беспокоила Ердена намного больше, чем сыпавшиеся на него пинки. 
Ердена били долго, намного дольше, чем казалось достаточным в подобных случаях. Рустем уже прекратил в этом участвовать и дважды вопросительно поглядывал на Бахыта, давая понять, что экзекуцию пора заканчивать. Однако Бахыт, сам не сделавший ни одного удара, спокойно ожидал в сторонке и деловито изучал содержимое сумки Ердена. На сигналы Рустема он отрицательно качал головой и понукал ребят бить напёрсточника в самые больные места.
Наконец, по едва заметному знаку Бахыта, сильно пострадавшая чёрная куртка Ердена перестала выполнять роль матраца, из которого придирчивая хозяйка настойчиво выбивает уже давно улетучившуюся пыль. Участник многих драк, Ерден не практиковал, как другие, в случае поражений диких воплей, размазывания соплей и крови по лицу и катания по земле с целью вызвать в противнике приступ давно угасшей совести или хотя бы известной даже животным жалости. Поэтому, лишь только его членам вернулась способность сокращаться и двигаться, он поднялся и воинственно сплюнул в сторону сгусток чёрной крови. Он едва держался на ногах, но в глазах всё так же светились ярость и желание наказать непоседливых юнцов. Тем не менее, его боевой пыл после столь убедительного вступления несколько поутих, - по крайней мере, Бахыт теперь мог в более спокойной обстановке изложить цель данной незапанированной сторонами встречи.
- Ты наехал на наших ребят, - отрывисто сообщил Бахыт, равнодушно оглядывая непрезентабельную внешность собеседника. – Больше не трогай их, и своим людям скажи, чтобы Дулата и его пацанов обходили стороной, иначе будут иметь дело с нами. Если ты поступишь правильно, мы не будем, как сегодня, забирать все твои деньги, а возьмём только положенные в общак десять процентов. Каждый день эти или другие ребята будут вечером тебя находить, а ты, уж будь добр, без лишних разговоров показывай им всю выручку, и они сами отсчитают нужную сумму. В ответ мы тебе гарантируем, что никто в этом районе тебя не обидит, а если захочешь работать в других местах города, только скажи, и я договорюсь, с кем надо.
- Договоришься? – злобно переспросил Ерден, пришедший в неистовство от неслыханного по наглости предложения школьника. – А ты за свои слова отвечаешь?
- Да, забыл представиться, - продолжал Бахыт. – Я, так уж получилось, смотрящий этого района. За свои слова отвечать мне приходится, иначе я бы с тобой сейчас не разговаривал. Хочешь ты или нет, платить придётся, и лучше при этом оставаться с целыми зубами и не сломанным носом. Деньги твои я забираю, - Бахыт продемонстрировал тонкую, сложенную вдвое стопку купюр, - а стаканы и шарики, уж будь добр, прими обратно. Мы ведь не отморозки, нам выгодно, чтобы твой бизнес процветал и развивался.
Баха протянул Ердену выпотрошенную сумку, и Ерден, вместо того, чтобы взять её, вложил оставшиеся силы в мощный бросок вперёд. Рустем на этот раз не успел ему помешать, и Ерден вцепился мёртвой хваткой в горло Бахе, едва не задушив его. Только быстрый удар подобранной с земли арматуриной по затылку заставил Ердена разжать ладони и со стоном повалиться в пыль. Рустем отбросил стальной прут и сильной ногой спихнул Ердена с застывшего тела Бахи.
Бахыт приходил в себя несколько минут – его даже пришлось отливать водой. Ердена снова жестоко избили, невзирая на то, что он уже не оказывал сопротивления.
Бахыт поднялся с помощью Рустема и, всё ещё держась за покрасневшее горло, прохрипел валявшемуся в грязи упрямцу:
- Так мы, значит, договорились. Ребята с завтрашнего дня будут тебя опекать. На всякий случай первое время будут ходить толпой человек в семь-восемь, так что не пытайся больше устраивать нам такие сюрпризы. Ты меня понял?
И Баха довольно сильно пнул Ердена в голову. Тот ничего не ответил, только простонал что-то невразумительное.
- Ладно, видимо, мы друг друга поняли, - сказал Баха и обратился к Рустему. – Пойдём отсюда.
Подходя к окраине долгострая, Баха оглянулся на подрагивавшее между сваями тело Ердена, пощупал сильно болевшую шею и тихо, как бы про себя, вздохнул:
- Да, это вам не Тушканчик.
На этом происшествии, однако, эпопея с Ерденом не закончилась. Впервые в своей карьере смотрящего Баха столкнулся с противником почти настолько же упорным и последовательным, как он сам. Кроме того, за его плечами был многолетний опыт – так, по рассказам Рустема, когда-то Ердена зверски избило сразу двадцать человек из пригородного села, и он не только выжил, но и нашёл потом каждого по отдельности и расправился с ними так, что больше пришлые ребята с ним никогда не связывались. Памятуя об этом, Рустем в тот же вечер предложил Бахыту приставить к нему пару-тройку постоянных «телохранителей» из числа самых верных парней, но Баха отказался, решив, что это будет чересчур: «Что я, суперзвезда?» Ему пришлось пожалеть об этом на следующий же день.
Бахыт приближался к школе, когда до занятий оставалось полчаса. Завернув за угол обветшалого общежития, Баха увидел слева, в десятке метров от себя Ердена и четырёх взрослых алкашей, коротавших время, сидя на бетонных плитах теплотрассы. Лицо Ердена сияло ужасными «фонарями», а голова была забинтована и, несмотря на это, его боевой дух оставался на высоте, что Ерден и доказал в ту же минуту. Заприметив Баху, он издал воинственный рык и тигром бросился в его сторону, увлекая за собой замешкавшихся сообщников.
Бахыт, не раздумывая ни мгновения, бросился бежать в сторону школы. Он знал, что ребята, скорее всего, уже подошли, и в вестибюле уже сидят не менее десятка его верных пацанов. Оставалось только пробежать метров триста до школы.
Портфель Бахыт сразу выбросил, потому что ничего ценного так не было – так, пара-тройка полупустых тетрадей и ручка – а учебники он в школу носить перестал уже как несколько недель. Теперь он благодарил судьбу за свой лёгкий вес и выносливые ноги, позволявшие опережать преследователей на приличное расстояние. Однако, Ерден тоже был жилистым и быстроногим, кроме того, его подогревало чувство близкой расплаты, и скоро он оторвался от своих утомлённых жизнью помощников на добрых полсотни метров.
Вот уже развалины теплицы, и палисадник справа. Баха с разбегу перемахнул через поливочные трубы и, когда до школьного крыльца оставалось каких-то тридцать шагов, Ерден выполнил прыжок разъярённого гепарда, схватил Бахыта за плечи и повалился вместе с ним на бетонную дорожку между деревьями. Ещё в полёте он огрел смотрящего мощным ударом в затылок, так что, упав на бетон, Баха оказался полуоглушен.
Ерден вскочил на ноги и принялся жестоко и радостно бить обидчика по спине и бокам, стараясь задеть почки и позвоночник. Немного придя в себя, Баха перекатился на спину и стал отбивать удары, теперь направленные в лицо и живот. До некоторого времени это ему удавалось, но скоро подбежали четверо алкашей, и вместе они стали так дружно охаживать Бахыта, что у того скоро белый свет померк в глазах.
Внезапно позади обступивших его врагов раздался посвист, и в голову одного из алкашей очень аккуратно влетел метко брошенный кусок булыжника. Издав нечто вроде жалобного клёкота подбитого лебедя, алкаш повалился прямо на Баху. В следующее мгновение толпа человек в двадцать окружила группу ерденовских «борцов за справедливость». Их растащили по окрестным кустам и стали на практике доказывать, что вторжение на территорию «метрополии», то есть державшей весь район шестнадцатой школы – очень и очень плохая идея. Алкаши, узрев толпу, нисколько против этого не возражали, зато непреклонный Ерден оказал яростное сопротивление, за что его в течение десяти минут превратили в кровавое месиво.
Рустем отшвырнул в сторону потерявшего сознание алкаша и бережно поднял на руки бесчувственное тело Бахыта.
- Куда его теперь? – раздался голос Серика. – В школу понесёшь, начнутся расспросы.
- Пусть спрашивают, - отрезал Рустем. – Что ему, помирать теперь, что ли?
- Не надо в школу, - еле слышно пролепетал Баха. – Серик правильно говорит.
- Молчи, тебе сейчас вредно говорить, - заботливо обратился к нему Рустем.
- Здесь в соседнем доме Ернур живёт, один из наших, - быстро нашёл решение Серик. – Он учится в первую смену, а родители на работе. Айда к нему!
Баху внесли в тёмный подъезд и позвонили в квартиру на втором этаже. Испуганный Ернур в домашнем трико широко распахнул дверь, Бахыта внесли в санузел и положили прямо в ванну, потому что кровь хлестала из многочисленных ран на его теле во все стороны, и родители вполне могли после этого задавать Ернуру ненужные вопросы.
- Тащи йод, вату и бинты! – скомандовал Серик.
Бахыта мыли, мазали йодом и бинтовали. Слышались тихие возгласы:
- А кто его так?
- А почему он весь порезанный, ведь его ногами били?
- Не только ногами. Этот псих Ерден заточкой его истыкал зачем-то.
- А где он сам?
- Да там, ребята их в подвал повели возле школы, ждут указаний.
Наконец, раздался начальственный возглас Серика:
- Так, все вышли отсюда. Остаётся только Рустем. А ты, Ернур, иди, чай нам приготовь, что ли.
Ванная комната освободилась, и Серик нагнулся к Бахе.
- Что это вы с Рустемом за самодеятельность развели? – спросил он с укоризной. – А со мной нельзя было посоветоваться? Ты знаешь, что этот Ерден в психдиспансере на учёте стоит? Если бы мы не подоспели, он бы тебя укокошил за милую душу.
- Всё нормально, - прохрипел Баха.
- Нормально? Тебе теперь недели две как минимум на ноги вставать придётся.
- Ничего, дело житейское.
- Что с Ерденом делать?
- Отпустите его, - приказал Бахыт. – Ещё раз скажите, что все договорённости остаются в силе, и отпустите. А вечером, Рустем, отправь к нему ребят, как решили.
- Вряд ли он сегодня выйдет на работу, - угрюмо отозвался Рустем. – Наши постарались, он примерно в таком же состоянии, как и ты сейчас.
- Хорошо, не сегодня. Приставь к нему постоянных сборщиков, пусть, как только он выйдет на промысел, аккуратно доят его каждый вечер. Если будет выпендриваться, бейте его. Мы его научим вежливости.
Инструкции Бахыта возымели действие. Ерден вышел на работу спустя несколько дней, и подчинённые Рустема находили его ежедневно, несмотря на многочисленные ухищрения с его стороны. Поначалу он оказывал сопротивление практически каждый вечер, но его железный характер натолкнулся на отработанную систему Бахи. Ребята постоянно менялись, чтобы участие в избиениях им не надоело, и Ерден теперь всегда ходил перебинтованный и прихрамывающий. Со временем, посчитав оставшиеся зубы, даже этот упрямец осознал, что лучше мирно отдавать небольшую часть прибыли каждый день, чем терять её всю, и при этом ещё и ходить избитым. Однако Бахыт к этому моменту уже перестал им интересоваться и переключился на другие, более важные дела.   
Он не остановился на достигнутом и вскоре обложил налогом все известные ему в районе группы, промышлявшие кражами, мошенничеством, съёмом курток и другой зимней одежды, «честным обменом» (например, мопед на коробку спичек), мелким воровством и другим бизнесом. Таких экстремальных случаев, как с Ерденом, больше не было: возможно, он один был такой строптивый на весь район, а, может, его пример очень наглядно подействовал на других, - но платили теперь все беспрекословно и в необходимые сроки. Риза наладил сбыт краденых вещей на базаре – теперь большинство шло нескольким испытанным скупщикам, которые передавали вещи в другие города, чтобы их не могли отследить оперативники.
Наконец, гвардейцы Рустема стали дежурить по всему району и облагать налогом юных торговцев «травкой» и героином, а также вездесущих коллег Ердена - напёрсточников. Все они платили по твёрдой ставке – десять процентов от прибыли. Серик, поначалу настороженно воспринимавший эти опасные новшества, затем подсчитал, сколько они приносят доходов в общак, и стал после этого самым горячим их сторонником. 
Кроме того, в этот период Бахе и его друзьям пришлось лично заняться некоторыми довольно несвойственными для них делами.

17.
В рыбацком посёлке городского типа, примыкающем к городу и давно уже слившимся с ним, есть тихая, обсаженная редкими деревьями улица. Она очень широкая, но довольно короткая, а её функция – соединять три длинные городские магистрали. Жизнь с рёвом проносится мимо, а на Цветочную улицу, за редким исключением, заезжают только её обитатели. Впрочем, это раньше улица так называлась, сейчас она, как это и положено в современных провинциальных городах, носит имя отца или деда одного из местных чиновников, но, поскольку бог наградил предков сего блюстителя родовых традиций весьма труднопроизносимой фамилией, то улицу в народе так и называют по старинке – Цветочной.
Ширина улицы такая, что на ней поперёк дороги могут один за другим поместиться четыре легковых автомобиля бизнес-класса. Асфальт в старину клали хорошо, а, поскольку движение на улице было не самым интенсивным, то и дорожное покрытие сохранилось превосходно.
Цветочная улица застроена несколькими старинными трёхэтажными домами, а на перпендикулярных улицах можно увидеть стройные ряды панельных пятиэтажек. На магистральных дорогах парковаться запрещено, да, если бы кто-то и разрешил, то не нашлось бы смельчака, рискнувшего оставить своего железного коня на оживлённой улице, по которой автомобили днём и ночью неслись со средней скоростью девяносто километров в час. Раньше за трёхэтажками стройными рядами стояли гаражи, но их снесли, чтобы отдать землю под коттеджи, и поэтому местные жители свои машины стали парковать прямо под окнами Цветочной улицы. Неудобств не возникало, потому что улица, как уже было упомянуто, поражала воображение своей невиданной шириной, и на ней мирно ночевали автомобили как жильцов трёхэтажных домов, так и обитателей ближайших пятиэтажек.
Эта идиллия продолжалась до тех пор, пока пятидесятилетний многоопытный Виктор Ким, владелец овощной лавки, не продал выгодно большой урожай поздних арбузов и не обрёл благодаря этому того, чего ему никогда не хватало с самого детства – нескольких недель свободного времени. Виктор уселся на стульчик у входа в свой магазинчик и, пожёвывая лист капусты, долго смотрел через окно на улицу. Его жена продавала двум покупателям иранские апельсины, и хитроумные обыватели пытались сбить цену более чем наполовину, но Виктор даже не прислушивался к разговору. Основные дела на бахчах, расположенных выше по реке, были завершены, а порядок там успешно поддерживал сын Виктора, давно уже перебравшийся за город и приезжавший к родителям один-два раза в месяц. Руки Виктора и его мозг, вынужденно отлынивавшие от работы, очень скоро начали изнывать от невыносимой скуки. Виктор Тхоирович смотрел, как паркуются и отъезжают от бордюров многочисленные автомобили отечественных и иностранных производителей и подумал, что неплохо было бы сменить свою верную «Ниву» на крепкий японский пикап, но, быстро посчитав, во что обойдётся эта операция, тут же отказался от расточительной идеи. Однако образовавшаяся в его голове мешанина из образов машин и денег навела его на другую мысль, которая показалась ему настолько блестящей, что флегматичный владелец магазина подскочил на стуле и в восторге прокричал: «Точно! Как же я раньше…» И осёкся, боязливо покосившись на покупателей. Те, однако, были настолько поглощены усилиями выбить из упрямой хозяйки хотя бы несколько копеек, что не обратили на радостный возглас Виктора ни малейшего внимания.
Несколько следующих дней Виктор энергично ходил по различным государственным и общественным инстанциям. На вопросы жены о конечной цели его усилий Виктор загадочно отмалчивался.
В субботу Виктор надел ярко-жёлтый рабочий комбинезон с эмблемой дракончика-мутанта, изрыгающего пламя – подарок двоюродного брата-нефтяника, - и, вытащив из машины лопату, садовые ножницы и мешки для мусора, отправился на улицу. Жена весь день с удивлением смотрела, как её, по всей видимости, совершенно выживший из ума супруг подстригает и подвязывает деревья, выравнивает бордюры, очищает кюветы от вековой грязи, собирает мусор и аккуратно складывает его в пакеты, а также гоняет голубей и бродячих собак.
К вечеру, когда улица благодаря усилиям овощевода приобрела весьма благопристойный вид, к магазину подъехал грузовик с небольшим автокраном в кузове, и хмурый водитель выгрузил на мостовую маленькую симпатичную будочку с пирамидальной крышей, дверцей и тремя маленькими оконцами. Будку прижали к бордюру и обложили снизу кирпичами, скреплёнными строительным раствором. Довольный Виктор подписал ведомость о доставке, и грузовик укатил.
Виктор зашёл в магазин, взял свой любимый стул и отнёс его в будку. Жена тоже вышла на улицу посмотреть, чем он занимается, и обнаружила, что Виктор с блаженным видом сидит в будке.
- Здесь удобно, - сказал он жене. – Видишь, есть розетка. Протянем из магазина провод и включим обогреватель. Так всю зиму можно пересидеть.
- Ты чего затеял? – спросила жена.
Виктор вышел из будки, открыл багажник «Нивы» и молча продемонстрировал жене несколько табличек с надписью «Платная автостоянка».
- Гаишники обещали завтра поставить знак, - сообщил Виктор. – Но лишние уведомления не помешают. Пойду, развешу таблички.
С этого дня Виктор почти всё время проводил в своей будке. Он отсыпался по утрам, днём попутно занимался делами магазина, а к вечеру обходил свои новые владения и собирал деньги. Местные жители сначала ворчали, но потом привыкли, что их машины находятся под постоянным надзором, и платить стали исправно. Постепенно автомобили со всех окрестных кварталов стянулись к тому отрезку улицы, где стояла будка Виктора.
Так прошёл месяц, и Виктор получил такую прибыль, что все ещё имевшиеся к тому времени сомнения жены в целесообразности нового бизнеса испарились. Радостный Виктор заплатил налоги, поставил в будку масляный радиатор и вместо жёлтого мутантского комбинезона купил серую униформу охранника с зимним отороченным искусственным мехом воротником. Он был уверен, что его ждало прекрасное обеспеченное будущее. 
Однако не все обитатели улицы поддерживали ударный почин овощевода. По другую сторону проспекта Шевченко (ныне этот проспект носит имя отца кого-то из местных чиновников, но его тоже продолжают называть по-старому), то есть на продолжении Цветочной улицы, держали свои магазины братья Кагазбай и Пердыбек Гизатовы. Магазины были переделаны из квартир, и верные братья дали им имена своих толстых напыщенных жён. Пердыбек торговал продуктами, а Кагазбай – канцтоварами и галантереей. Дела у них шли, в общем, неплохо, и они были вполне счастливы до тех пор, пока Виктор не организовал парковку в соседнем квартале.
Материально братьев Гизатовых это никак не задело – под парковку было выделено пространство только между улицами Шевченко и Джамбула, и Кагазбай с Пердыбеком даже выиграли на этом, поскольку теперь участок дороги перед их магазинами всегда был свободен. Однако гордое одиночество их самых лучших в районе джипов, ночевавших на лишённом с недавних времён других автомобилей асфальте, ничуть братьев не обрадовало, а, напротив, разозлило. Они почти забросили торговлю и подолгу смотрели на Виктора, бодро вышагивавшего вдоль стройных шеренг припаркованных машин и забиравшего по пятьдесят копеек у каждого водителя. Кагазбай, со школы сильный в математике, считал в уме, сколько зарабатывает Виктор, а Пердыбек качал головой и говорил сквозь зубы некоторые стандартные фразы, самая невинная из которых, если придать ей возможно более литературную форму, содержала уверенность в том, что таких хитроумных негодяев Пердыбек в гробу видел.
Так проходили долгие недели, и на фоне трагических переживаний у высокого худощавого Кагазбая развилась язва желудка, а маленький толстенький Пердыбек начал жаловаться на боли в печени. Кроме того, оба брата практически перестали спать и по ночам, мучаясь от бессонницы, грустно смотрели в окна на бодрствующего Виктора.
Поняв, что это может кончиться плачевно для их и так уже подорванного здоровья, Кагазбай и Пердыбек вспомнили про третьего, старшего брата. Его звали Гали, и работал он в одном очень важном местном государственном органе. Братья пришли в кабинет к Гали и долго и слёзно ему плакались. Когда они оставили Гали, его лицо было покрыто слезами, а весь он полон гнева и решимости остановить вопиющую несправедливость, царившую на Цветочной улице. 
Виктор под вечер вышел в новой форме к своей будке, и тут к нему подбежали три прытких молодых человека.
- Что же это вы творите? – осведомился один из них, протягивая Виктору раскрытое удостоверение со страшно звучащей должностью.
- Покажите ваши документы, - грозно приказал другой.
- Мы закрываем ваш незаконный бизнес, - ласково сообщил третий.
Виктор в тревоге вытащил из своей машины документы на парковку и показал молодым людям. Они почитали, заметно смутились, но потом тихо между собой посовещались, и один из них сказал Виктору:
- У нас письменный приказ закрыть вашу парковку сегодня же. Мы опечатаем вашу будку, а если узнаем, что вы продолжаете брать с людей деньги, то вас будут ждать неприятности.
- А на каком основании? – спросил Виктор, в то время как два других чиновника клеили на дверь будки бумажку с подписью и несколькими печатями.
- Вот вам бумага, - просто сказал главный исполнитель. – По всем вопросам обращайтесь в кабинет, который здесь указан. А мы вам ничего разъяснять не будем.
Проверив свою «пломбу» на крепость, чиновники весело погрузились в грязную «Ауди» и укатили.
Назавтра помрачневший Виктор пришёл в указанный в бумаге кабинет и после нескольких часов ожидания увидел перед собой строгого старичка с длинными, давно немытыми седыми волосами и таким выражением лица, словно он только что съел целый, причём особо кислый, лимон с кожурой и даже не успел запить это изысканное яство чаем. Виктор сначала так и подумал, что чиновник переел лимонной кислоты, но, поговорив с ним следующие полчаса, с удивлением обнаружил, что вечная гримаса крайней брезгливости на лице уважаемого начальника отдела не вызвана какими-либо временными внешними  раздражителями, а, в общем-то, самим этим лицом и является.
Узнав, по какому вопросу явился посетитель, чиновник, до того флегматично наблюдавший за мухой, сидевшей на принтере, вдруг преобразился в огнедышащего дракона. Он не дал Виктору закончить ни одной фразы, зато сам наговорил столько, что к концу этой задушевной беседы старый овощевод мог свободно, в самых парламентских выражениях, написать воззвание к народу о необходимости незамедлительных реформ в парковочном бизнесе. Когда Виктор уже подъезжал обратно к своему дому, в его ушах ещё стоял гул, и доносились издалека обрывки чиновничьей речи, целиком состоявшей из зажигательных лозунгов: «путём демократических преобразований!..», «народ наконец-то получил возможность…», «как завещал нам…», «из-за таких, как вы…», «согласно последнему приказу заведующего сектором и принятому на его основе закону…», «с полной конфискацией…».
- Что случилось? – спросила жена.
- Не положено открывать тут стоянку, - уныло ответил Виктор. – По строительным нормам ближе семнадцати метров к жилым зданиям парковки организовывать нельзя.
- А как же выдали разрешение?
- Кто ж знал? Они эти нормы, небось, каждый день заново переделывают. И потом, говорят, мы должны были участвовать в санитарных месячниках.
- Да ты и так всю улицу каждый день вылизываешь. Санэпидстанция на тебя молиться должна!
- Да, я и сказал, что нам не приходили никакие бумаги насчёт месячников, но он мне показал уже вынесенное постановление о наложении штрафа…
- За что штраф?
- Не знаю точно. Может, за то, что на нас кто-то написал жалобы о нарушении тишины в ночное время?
- Какое нарушение тишины? У нас по ночам слышно, как пауки в соседней квартире скребутся…
- Есть два письма от жителей нашей улицы, это точно, я сам видел и читал.
- Непонятная история, - задумалась жена. - Надо идти разбираться. Ты ведь получил разрешение по закону.
- Нет, если я пойду дальше, они закроют наш счёт. Парковка это ведь так, временно, на одну зиму, чтоб было чем заняться. Наше основное занятие не должно пострадать из-за парковки.
Виктор снова нацепил свою облезлую старую куртку и потёртые джинсы и с горя занялся нелюбимым делом: принялся чинить вечно требующую ремонта «Ниву». На следующий день приехали те же три молодых исполнителя, погрузили будку на бортовую «Газель» и уехали в неизвестном направлении. Виктор пытался выпросить у них хотя бы стул и обогреватель, но ребята действовали молча и грозно, а на его вопросы только отворачивались. Виктор решил не лезть на рожон и снова заполз под свой автомобиль.
Вечером Виктор впервые за десять лет выпил стакан водки и забылся тяжёлым сном прямо за торговой стойкой своей лавки. На следующий день он проспал почти до обеда и, выйдя, наконец, из магазина, вмиг остолбенел, застыв с перекошенным зевотой ртом. По другую сторону проспекта Шевченко, между магазинами «Ляпиза» и «Марзия» красовалась его любимая, купленная на кровные деньги будка. Она была перекрашена в ярко-жёлтый цвет, но ошибиться было невозможно – это точно была будка Виктора. Ошарашенный, Виктор перешёл проспект и приблизился к будке. Тут же из магазина вышел маленький, толстый, с надменно поджатой губой и дубинкой в руке, и прикрикнул на Виктора:
- Эй, что, ты, тут, ходят, тут, всякие, ну-ка, быстро, а то, я, сейчас!..
Пердыбек всю жизнь выражал свои мысли только ругательствами и, в виде исключения, односложными словами, так что его манера говорить оказалась очень кстати в карьере охранника.
- Сосед, ты что, не узнаёшь? – спросил Виктор, в то время как Пердыбек всей своей массой пытался оттеснить его от будки. – Так, значит, не узнаёшь? Зато я, кажется, узнаю.
Несмотря на героическое сопротивление Пердыбека, Виктор всё же пробился к будке и заглянул внутрь. Его стул и обогреватель так и стояли на своих местах.
Виктор всегда был очень выдержанным человеком, а жизнь к тому же научила его, что любая вспышка эмоций, даже вызванная справедливым негодованием, как правило, оборачивается потом крупными неприятностями. Поэтому он подавил в себе вскипевшую было ярость и обратился к Пердыбеку как можно более спокойным тоном:
- Уважаемый, как же так? Ведь это моя будка.
- Что? Да ты! Да мы! Ничего, не знаю! Вот, так! – быстро проговорил Пердыбек и почесал затылок, поскольку его запас слов катастрофически подходил к концу.   
К счастью, из соседнего магазина на выручку брату уже спешил более велеречивый Кагазбай. До торговой карьеры он успел поработать гаишником и поэтому умел быстро подобрать казённые выражения к любой ситуации.
- В чём дело, что за беспорядок? – отчеканивая каждое слово, стал наступать на Виктора длинный Кагазбай. – Немедленно очистите этот участок от своего присутствия, вы находитесь на частной территории.
- Вообще-то, я стою посреди улицы, - собрался с духом Виктор. – А улица относится к городской собственности.
- Всё равно, данный отрезок улицы отдан в наше распоряжение согласно официальным документам, - не растерялся Кагазбай. – Мы осуществляем надзор над всеми транспортными средствами и имеем право…
- А я что – транспортное средство?
- Да я, тебя… - не выдержал Пердыбек и, подойдя к Виктору, приподнял в руке полицейскую дубинку.
- Хорошо, я ухожу, - отступил на несколько шагов благоразумный агроном. – Но вам это так даром не пройдёт.
- Иди, иди, - издевательски выкрикнул Пердыбек, которого Кагазбай удерживал за руку. – И, чтоб, мы, тебя, тут, больше!..
Войдя в свою лавку, Виктор, чернее тучи, скрылся в туалете, и в течение нескольких минут оттуда слышались крики, глухие удары о стенку и топот ног. Потом раздался смывающий все горести шум спускаемой в унитазе воды, и Виктор, как обычно, спокойный и корректный, вернулся к торговой стойке. Затем он надел деловой костюм, взял из комода пачку денег и отправился в центр города.
Виктор вернулся к вечеру, заметно повеселевший. Он снял костюм и снова облачился в наряд охранника.
- В чём дело, Витя? – спросила жена. – Ты, никак, снова взялся за старое?
- Был у большого начальника, - сказал Виктор, закидывая в рот предложенный женой бутерброд и тщательно его разжёвывая. – Представляешь, оказывается, тот, кто закрыл нашу парковку, родной брат этих двух владельцев магазинов с нашей улицы. А письма о том, что у нас творится шум и распиваются спиртные напитки, написали жёны этих субъектов. Теперь понятно, откуда ноги растут?
Жена всплеснула руками и спросила:
- И что теперь, его накажут?
- Это вряд ли. Большой начальник даже смеялся от души, когда я ему всё это рассказывал, и называл этого старшего брата, Гали, хитрым умником. Он не может его наказать, потому что напрямую Гали Танатарович ему не подчиняется. За те деньги, которые я ему дал, начальник только снова дал разрешение на стоянку. А будку, говорит, сам, как хочешь у них отбирай. Этих двоих братьев вызвали к нему в кабинет, а они показали документы о том, что будку, стул и радиатор они купили в строительном магазине.
- Слушай, Витя, а, может, ну его, брось ты эту парковку, жили ведь раньше без хлопот?
- Ну, нет, теперь, после того, как эти двое зарабатывают на моей идее, я не отступлюсь.
Поскольку таблички и знак с указанием о парковке сняты не были, многие водители продолжали парковаться возле магазина Виктора. Когда он вышел на парковку в серой форме, никто не удивился, и люди продолжали платить ему за ночную стоянку. Только теперь положение изменилось: многие перекочевали к братьям, в основном те, которые жили в домах вокруг перекрашенной будки.
Решив, что силой будку у братьев-пройдох не отнять, Виктор смирился с потерей и осуществлял наблюдение за парковкой из окна своего магазина. Это было хуже, потому что теперь он видел только небольшой кусочек перед окнами. Но он стал устраивать обходы каждые полчаса, и водители постепенно привыкли к тому, что охранник находится в овощной лавке. Кстати, это было полезно для основного бизнеса Виктора, потому что многие попутно делали в магазине покупки.
Тем временем братья, видя, как снова налаживается дело Виктора, пухли от бессильной ярости. Присмиревший Гали Танатарович сказал, что теперь он бессилен.
- Я сделал всё, что мог, - развёл он руками. – Мне сказали: радуйся, что этот овощевод не пошёл в другое ведомство, а решил вопрос у нас, иначе пришлось бы отвечать за самоуправство.
- И что нам теперь делать? – в сердцах воскликнул Кагазбай.
- Сейчас капитализм, друзья, - уныло сказал Гали. – А капитализм – штука жестокая. Вы же видите, что вам навязывают недобросовестную конкуренцию. В этой ситуации только один выход – до конца вести честную игру, не терять своё лицо. Когда совершается несправедливость, и даже государство в лице некоторых коррумпированных негодяев потворствует этому, только беспредельная вера в свои силы может вам помочь.
Последние слова Гали продекламировал, словно «Песню о буревестнике», и лицо его, до этого омрачённое плаксивой гримасой, преобразилось и просветлело; вечное выражение сморщенного лимона, впрочем, не исчезло.
- Чего? – скривился Кагазбай.
- Я понял! – неожиданно подал голос Пердыбек. И, попрощавшись с Гали, Пердыбек побежал на улицу, увлекая Кагазбая за собой.

18.
Рустем был дальним родственником братьев Гизатовых, и Пердыбек краем уха слышал о том, что их троюродный племянник в свободное от учёбы время занимается не самыми благовидными с точки зрения закона делами. Пердыбек нашёл Рустема и без обиняков предложил ему помочь разобраться с упрямым агрономом. Рустем также уверенно согласился и пообещал решить эту проблему в кратчайший срок.
- Это не по нашей части, - сказал Бахыт, когда Рустем пришёл к нему и попросил совместно поучаствовать в почётном деле. – И территория тоже не наша. Этот посёлок даже на другой стороне реки, а нам Мухит туда соваться запретил категорически.
- Да ладно тебе, Баха, - умолял Рустем. – Вопрос ведь не с общаком никак не связан, и никто из школьников в нём не заинтересован. Это чисто взрослые разборки, а мы тут просто помогаем. Если у Мухита, например, дядя живёт возле нашей школы и просит его помочь перенести мебель, то что, Мухит откажется?
- Мы не мебель будем переносить.
- Да какая разница! И работать мы будем по ночам, когда все спят. Нас никто не увидит. А дяди заплатят нам за это хорошо.
- Денег у нас достаточно.
- Ну, Баха, мне больше некого попросить! Есть ещё два друга, они из окрестностей старого базара, но мы с ними будем выходить через ночь по очереди. Дяди не могут звать людей из своего района – им надо, чтобы нас никто там не знал.
- Хорошо, - сдался Баха. – Но я делаю это только из уважения к тебе. И не надо никаких «через ночь». Работать будем все вместе и сразу – нам понадобится больше людей.
В час ночи они тряслись от холода под торцом одной из близлежащих к Цветочной улице пятиэтажек. Рядом, приплясывая, чтобы разогнать кровь по жилам, стояли высокий Алибек и массивный Казан – друзья Рустема.
- А почему мы не можем зайти к Пердыбеку погреться? – спросил нетерпеливый Казан.
- Никто не должен нас с ним видеть, - объяснил Рустем. – Даже если нас поймают и тебя, Казан, посадят в одиночную камеру и не будут давать есть целый месяц, а твой жир за этот месяц растает, – даже тогда тебе нельзя будет признаваться, что ты вообще знаешь Пердыбека.
Казана передёрнуло от нарисованной Рустемом картины, а Алибек радостно засмеялся.
- Надо было попозже прийти, - сказал Баха. – Во сколько, ты говоришь, охранник засыпает?
- Пердыбек следил за ним уже несколько дней, - ответил Рустем. – Старый хрыч держится до двух часов ночи, а потом засыпает в своём магазине, и будильник у него звенит только в пять утра. Так что у нас будет целых три часа.
- Для верности надо будет дождаться до двух тридцати, - предложил Баха. – Но ночи стали прохладные – через полтора часа от нас ничего на таком холоде не останется.
- Зайдём в кафешку, - подал голос Казан. – Вон там одну как раз видно, и там до сих пор открыто.
- В такое время посетителей мало, нас сразу запомнят, - предостерёг Баха. - Завтра после такого дела милиция в первую очередь по окрестным кафе и пивнушкам пройдётся. Мы уже рискуем, что стоим тут под окнами. Хорошо ещё, что здесь темно.
- Тогда давайте зайдём в подъезд, - сказал Рустем. – Уже поздно, все спят, нас никто не увидит.
В подъезде пятиэтажки друзья отогрелись и скучали потом, покуривая крепкие сигареты, до половины третьего ночи. Как только электронные часы Рустема показали два тридцать, он растолкал остальных, дремавших на сырых ступеньках, и подозрительная четвёрка отправилась на дело.
Цветочная улица, слабо освещённая призрачным светом нескольких довоенных фонарей, была погружена в обычную для этого времени безмятежную тишину. Автомобили, припаркованные у обочин, тоже мирно спали, и их натруженные за день моторы покрыли испариной передние стёкла.
- Колёса и дворники снимайте со старых машин, - шепнул Баха Рустему, когда они под тенью трёхэтажного дома приближались к парковке. – Новые не трогайте – они на сигнализации. С ними разберёмся в последнюю очередь.
Рустем кивнул и дал соответствующие инструкции свои дружкам.
Перед тем, как выйти на свет, все злоумышленники опустили на лицо маски, которые до этого были закатаны у них на головах в виде зимних шапочек. Затем, пригибаясь, они разделились на две группы и молниеносно нырнули между ближайшими автомобилями. Рустем работал с Казаном, а Баха – с Алибеком. Баха только диву давался, видя, с какой скоростью снимает колёса Алибек. Сам Баха поднимал машины портативным домкратом, принесённым под курткой, а затем помогал снимать с дисков колёса.
Когда они с Алибеком сняли два колеса с пары разных машин, Баха быстро лишил ещё три автомобиля дворников. Оглянувшись, он увидел, что Рустем и Казан продвинулись ещё дальше – у каждого из них было в руке по колесу, и кипа дворников за пазухой.
Баха сделал сигнал прекращать операцию, и друзья быстро перекатили все колёса в темноту, за дом. Здесь можно было остановиться и передохнуть.
- Колёса надо бы на рынке толкнуть, - предложил Алибек.
- Ты хочешь, чтобы тебя с ними взяли? – спросил Баха. – У нас другая задача.
Колёса утопили в ближайшей глубокой луже, которых вокруг домов было много. Дворники засунули в дыру под магистральной отопительной трубой.
- Ну, всё, вы теперь валите, - приказал Баха двум молодым. – А нам надо ещё закончить.
Алибек и Казан послушно растворились в темноте, унося с собой переданные им домкраты.
Баха и Рустем подобрали с земли два толстых стальных прута и, уже не таясь, выбежали из темноты на стоянку. Подбежав к примеченному им ранее джипу, Баха размахнулся и с удовольствием разбомбил его ветровое стекло. Затем перебежал через несколько машин к дорогому серебристому «Мерседесу» и разбил переднее и два боковых стёкол также и на нём. Обе машины заверещали и запищали на весь квартал. Баха бросил прут и помчался вслед за убегавшим в темноту Рустемом, который за это время успел разбить стёкла на трёх других машинах.
Мирная улица наполнилась неимоверным шумом сразу от десятка автомобильных сигнализаций, потому что соседние с разбитыми машинами охранные системы тоже сработали.
Испуганный Виктор выбежал на улицу спустя минуту и с ужасом обнаружил дикую картину разгрома его парковки. 
На следующий день ему пришлось отдать пострадавшим кучу денег за то, чтобы они не обращались на него в суд. Несколько человек съехали от Виктора на парковку братьев Гизатовых.
Но Виктор не собирался сдаваться. Вечером он привёл на парковку громадного пса, который спал днём, а ночью сидел на цепи возле магазина. Собака выглядела настолько убедительно, что сильно пошатнувшееся доверие автомобилистов к Виктору постепенно начало восстанавливаться.
Но не из того теста были сделаны братья Гизатовы, чтобы оставить в покое презренного конкурента. Они вновь обратились к Рустему, и тот, с детства любивший собак и державший у себя во дворе сразу четырёх громадин, приманил ночью простодушную овчарку Виктора, и та мило виляла хвостом, играя с Рустемом, в то время как Баха и другие сообщники разбомбили ещё четыре машины.
Виктор подозревал, что всё это – дело рук ненавистных братьев, но у тех каждый раз было твёрдое алиби. Тогда Виктор пошёл на очередные издержки и нанял себе помощников – двух борцов с переломанными ушами. Они спали по очереди и патрулировали стоянку всю ночь.
Бахыт к этому времени вошёл во вкус и охотно согласился помочь родственникам Рустема в третий раз. На этот раз, узнав про новых охранников и разведав обстановку, он сказал Рустему, что справится сам и подготовил нападение заранее.
Ещё в первую ночь Баха заметил старинные пожарные лестницы на всех трёхэтажках, приделанные сбоку каждого дома. Ночью Баха в одиночку залез на здание и приделал крепкую верёвку к стальной скобе на крыше со стороны, противоположной лестнице. Верёвка была специально выбрана такой длины, чтобы доставать до земли, и на всём её протяжении были сделаны крупные узлы, дабы удобно было за неё хвататься. Кроме того, Баха затащил на крышу и надёжно спрятал несколько увесистых обломков кирпичей.
На следующую ночь Бекбулат и Тимур, два здоровенных борца с дубинками, одевшись в теплые охотничьи куртки, сидели на обочине парковки, курили и играли в карты. Измученный Виктор спал в магазине, прижав к груди свою старую двустволку.
Около двух часов ночи раздался грохот, и зазвенела сигнализация новенького «Ниссана». Охранники вскочили на ноги и побежали в ту сторону, и в этот момент второй кирпич поразил крышу ещё одной машины.
- Это с крыши! – закричал Бекбулат. – Там сбоку лестница!
И борцы понеслись к пожарной лестнице.
Баха, вполне предвидя такой сценарий, скинул вниз остатки камней и бросился к заранее спущенной верёвке. Ухватившись, он скользнул по ней и скоро был внизу. Тяжёлые борцы в этот момент только поднимались на крышу.
Однако в этот раз не всё было так просто. Оказалось, что заспанный Виктор, увидев, куда побежали борцы, решил подстраховать их, зайдя с другой стороны дома. И, обойдя дом, он заметил гибкого паренька в маске, спустившегося с крыши.
- Стой, стрелять буду! – заорал Виктор, вскидывая двустволку.
Баха на мгновение опешил и даже споткнулся, но потом, обнаружив, что Виктор один, помчался в темноту в сторону магистрали.
Гулко прозвучали два выстрела, но прыткий парень уже скрылся. Виктор устало опустил ружьё и побрёл обратно на парковку подсчитывать новые убытки. 
Бахе заряд дроби попал в плечо. Было больно и много крови. Баха понимал, что в больницу обращаться нельзя и поэтому направился к Рустему, который жил в частном доме.
Рустем ахнул и, заведя подстреленного в сарай, привёл туда свою старшую сестру, которая обучалась в медицинском колледже. Сестра долго ругала незадачливых парней, но Рустем взял с неё клятву, что она ничего никому не расскажет. Вытащив дробинки обыкновенным ножом, сестра промыла раны спиртом и туго забинтовала.
Дома Баха сказал, что заболел гриппом, и неделю валялся в своей каморке. Рустем приходил с сестрой делать перевязки.
Тем временем на Цветочной улице происходил новый виток конфликта, за которым следил уже весь район.

19.
Сидя на покосившемся стуле в своей маленькой комнате, Баха двигал левой рукой, восстанавливая привычные движения мышц после зажившей травмы.
Дверь открылась, и в комнату вошли Рустем и Алибек. Баха устало отвёл взгляд.
- Ну, что опять там случилось?
- Как рука? – спросил Алибек, с интересом разглядывая многочисленные затянутые тонкой красной кожицей ранки от дробинок на плече Бахыта.
- Да, уже всё нормально, - ответил Баха. – Только по крышам я ещё долго не смогу лазать.
- Этот овощевод, чтоб его, никак не успокаивается, - сообщил Рустем, плюхаясь на разложенный на полу матрас – обычное ложе Бахи. – Он заключил договор с местным жилтовариществом. Ну, это вроде официальной конторы, которая со всех собирает деньги и ничего за это не делает, - объяснил Рустем.
- Почти как мы, - задумчиво произнёс Баха.
- Ну, не надо делать такие сравнения, - заметно обиделся Рустем. – Мы-то люди честные, а не какие-нибудь мошенники с большой дороги. Так вот, теперь наш кореец – официальный охранник жилтоварищества. Он повесил на улице камеры и принял на работу ещё одного человека вдобавок к тем двум. Один из них теперь всегда стоит на крыше с биноклем. Это понравилось местным, и они снова начали ставить машины на его стоянке. Пердыбек говорит, что надо действовать незамедлительно, иначе этот гад опять переманит у них всех клиентов.
- Незамедлительно… - механически повторил Баха. – А как теперь работать, если там всё просматривается?
- Я уже об этом думал, - не совсем уверенно сказал Рустем. – Можно внаглую прорваться, набежать всем сразу вместе и поломать им стёкла, а потом разойтись в разные стороны – пусть ловят. Наденем маски, не узнают.
- В морге узнают, - грустно вздохнул Бахыт, болезненно ощупывая своё плечо.
- Да… - Рустем почесал затылок. 
- Хотя, в принципе, попробовать можно, - подумав, решил Бахыт. – Только нам нужна точная схема размещения камер и ночных фонарей в районе парковки. Надо будет сегодня ночью сходить туда и зарисовать. А ещё лучше, чтобы нам не светиться – попроси своих дядей это сделать. И неплохо бы найти приборы ночного видения. Ты ведь говорил, что твои дяди охотники? Спроси, у них, наверно есть такие приборы. И ещё надо найти пневматический пистолет.
- А зачем всё это?
- Пистолетом или из рогатки мы сломаем камеры и побьём фонари. В это время двое других зайдут сзади и побьют две-три машины. Только так. Но это очень рискованно, могут быть потери.
- Ничего не будет никаких потерь, - обрадовано вскочил Рустем. – Сейчас схожу к дяде и всё это скажу.
Рустем и Алибек ушли, но спустя час Рустем вернулся один и в плохом настроении.
- Парковку закрыли, - сказал он с опущенной головой.
- А разве мы не этого добивались? – осторожно спросил Баха.
- Не его парковку, а стоянку моих дядей.
- Значит, нас всё-таки кто-то видел и сдал?
- Нет, налоговая закрыла. Оказывается, парковка дядей вообще никак и нигде не была зарегистрирована, вот её и закрыли. Дяди сейчас у своего брата – разбираются, как такое могло случиться.
Отчаявшийся Виктор, уже почти опустошивший свои банковские счета и проклинавший себя за дурацкую идею организовать парковку в этом забытом богом районе, вспомнил о том, что в налоговых делах ему иногда помогает знакомая начальница отдела по имени Софья Арутюнян. Захватив бутылку вина и коробку конфет, он перед обеденным перерывом посетил налоговый комитет. Софья, большая, пышная и непроницаемая, выслушала Виктора, покачала головой при виде вина и конфет («вас, стариков, не изменишь») и подозвала к себе замученного жизнью ведущего специалиста.
- Узнай, кто владельцы магазинов «Ляпиза» и «Марзия» и на кого оформлена парковка перед их домом.
Специалист посидел в базе данных, сходил по отделам, позвонил знакомым в местные ведомства и спустя полчаса доложил, что, согласно документам, никакой парковки перед названными магазинами нет. В том районе есть только одна официальная парковка – перед овощной лавкой крестьянского хозяйства «В.Ким и сыновья».
Софья удовлетворённо хмыкнула и сказала Виктору:
- Иди домой, а то у тебя вид усталый. А мы тут пока разберёмся.
Через несколько дней братья Гизатовы были вызваны и предупреждены, а будка вторично опечатана. Напуганные суммой потенциального штрафа, они побежали к Гали Танатаровичу.
- Кто это сделал?! – возмутился чиновник и принял необходимые меры.
Баха появился в школе впервые после травмы, и Рустем с довольной физиономией сообщил ему, что парковку дядей открыли опять.
- Не знаю, как они это сделали, но они сказали, что больше их никто не сможет закрыть. Что, начнём работать по нашему плану?
- Давай начнём, - согласился Баха без особого энтузиазма.
- Они составляют план расположения камер и фонарей, как ты сказал. Также у нас будет пневматический пистолет и два прибора ночного видения. А Казан и Алибек в детстве хорошо стреляли из рогатки, – я им сказал, чтобы они сделали себе по одной и поупражнялись, чтобы восстановить навыки. Так когда выходим?
- Как получим схему камер, надо будет прийти туда один раз днём и хорошо всё изучить, чтобы ночью не палить куда попало, - сказал Баха. – Так что тряси своих дядей, чтобы ускорили.
- Их трясти не надо, сами мечтают поскорее всё закончить!
И вот настала очередная ночь «возмездия». Бахыт со своей шайкой на этот раз решил подкрасться со стороны проспекта Шевченко – оттуда они ни разу не приходили, и менее всего их будут ожидать с этого направления. Тяжёлый и довольно большой пневматический пистолет с пульками Рустем нёс в дипломате, а Казан с Алибеком были готовы разбежаться по намеченным укромным местам, откуда удобно обстреливать из рогаток камеры.
Было уже почти три часа утра. Несмотря на это, оба «наземных» охранника Виктора не спали и не сидели на стульчиках, а расхаживали с дубинками по стоянке. Силуэт третьего вырисовывался на крыше, откуда он иногда выглядывал вниз, словно гриф с утёса. В овощной лавке горел свет, и Виктор с ружьём периодически выглядывал в дверь, проверяя, всё ли в порядке.
- Может, завтра придём? – боязливо спросил Алибек, да и Рустем, судя по его неуверенной поступи, начал сомневаться в успехе мероприятия, увидев безупречную крепость Виктора.
- Если будете работать, как было запланировано, всё пройдёт нормально, - спокойно сказал Баха. – Начинаем по моему сигналу.   
Но не успел Баха даже развернуть свою шапочку-маску, как со стороны парковки дядей Рустема раздался грохот и глухой неприятный звук разбиваемых автомобильных окон. Друзья в изумлении воззрились в том направлении и увидели, что по территории парковки бегают трое одетых в чёрное злоумышленника и крушат стальными прутьями всё, что им под руку попадается.
Переборов шок от увиденного, Рустем рванулся было туда, но Бахыт крепко ухватил его за руку:
- Не надо, нас увидят и подумают, что мы заодно с ними. Пойдём туда, попробуем их задержать, когда они будут уходить.
- А откуда мы узнаем, куда они будут уходить?!
- Это же ясно! Мы убегали в сторону моста, и они туда побегут. Там темно и есть где спрятаться.
Пока хулиганы носились по стоянке, Баха и его друзья пересекли проспект Шевченко подальше от перекрёстка и, хоронясь в тени домов, устроили засаду в наиболее вероятном месте отступления бандитов.   
Оттуда было видно, что охранники Виктора и сам хозяин овощной лавки собрались на краю своей парковки и с плохо скрываемым удовлетворением смотрят на сцену разгрома территории своих заклятых конкурентов, но никаких действий не предпринимают, тоже, очевидно, боясь оказаться в этом замешанными.
Поломав несколько машин, трое хулиганов побежали прочь и наткнулись на засаду Бахи.
- Бей их! – закричал Баха, выбегая из-за угла. Однако в темноте он споткнулся о предательский камень и растянулся на земле.
Алибек и Казан вообще не вышли из укрытия, побоявшись загадочных конкурентов. Поэтому на них напал один Рустем.
Хулиганы, увидев засаду, бросились врассыпную. Рустем успел схватить только одного из них, но тот оказался вертлявым и сумел выскользнуть из рук здоровяка. На прощание Рустем успел заехать хулигану кулаком прямо в маску. Тот заскрипел зубами, но удержался на ногах и дал стрекача вслед за своими сообщниками.
Баха поднялся с земли и успел увидеть только далёкие тени убегавших вандалов.
Со стороны стоянки слышались крики – это, по-видимому, проснулись братья Гизатовы.
- Нам тоже пора, - сказал Баха. – Иначе будут крупные неприятности.
И они исчезли в темноте вслед за хулиганами.
На следующий день в школе Баха увидел прихрамывавшего Серика в больших чёрных очках. Подозрение закралось в его душу, и на перемене Баха вместе с Рустемом припёрли Серика к стене.
- Откуда фингал? – грозно спросил Рустем.
- Вам-то что? – отводя глаза, изобразил удивление Серик.
- Говори, - сказал Баха, подступая к Серику. – А не то сейчас как дам по ноге…
- Хорошо, хорошо, только давайте без членовредительства, - сдался Серик.
- Ты этой ночью был на той стороне?
- Ну, был.
- Как Виктор тебя нашёл – ты что, следил за нами?
- Зачем это? Он… давний друг моего отца.
- Серик, а хочешь для симметричности фингал под вторым глазом?
Серик отступил назад и махнул рукой:
- Ладно, хватит, вы только морды бить умеете. Я же не знал, что вы тоже там сегодня будете. Мне этот Виктор дал денег, я нашёл двоих друзей, и мы пошли. Вам ведь тоже небось за деньги это поручили?
Баха задумался и посмотрел на Рустема.
- Действительно, ведь твой дядя, вроде бы, о деньгах говорил? А заплатил он что-нибудь?
Пришёл черёд Рустема замяться.
- Да он это, - сказал Рустем. – Каждый раз говорил, что потом заплатит, я его и не торопил…
- Понятно, а после сегодняшней ночи он нам вообще вряд ли что-то даст, - проговорил Баха. – Ну и ладно. А ты, Серик, как всё-таки нас выследил?
- А что, трудно разве? – удивился Серик. – Я же знаю, где Рустем живёт. Вы все дни ходите сонные и о чём-то шепчетесь. И я посчитал своим долгом разузнать – а вдруг вы, ну, с кем-то из наших врагов тайно встречаетесь. Я увидел, что вы делаете, и понял, что бизнес хороший. Пришёл к Виктору и предложил свои услуги.
- Хорошо ещё, что нас не сдал, - проворчал Рустем.
- Он сначала подумал, что это я нападал на его парковку, - продолжал Серик. – Но я его разубедил – я это умею.
- Самое главное теперь – чтобы они не узнали, что мы знакомы, иначе нам будет так плохо, как ещё никогда до этого не было, - сказал Баха.
- Это правильно, - подхватил Серик. – Вы меня не знаете, я – вас. Возвращаемся к нашим парковщикам и продолжаем работать. Только теперь будем согласовывать наши действия, чтобы снова не столкнуться.
- Не пойдёт, - возразил Баха. – Опасно это. Надо отказываться, пока не залетели.
- Баха, да мы там столько заработаем!.. – воскликнул Серик.
- Хватит! – разозлился Бахыт. – Сейчас отправитесь к своим хозяевам и оба откажетесь. Не знаю, что вы там скажете, но больше никто из нас туда не пойдёт. Понятно?
Рустем и Серик уныло кивнули головами.
На следующий день в школе Баха услышал от своих друзей неожиданную новость. Когда они появились на Цветочной улице, то попали в самый разгар небольшой революции местного масштаба. Утомлённые бесконечными нападениями автомобилисты объединились и снесли будку братьев Гизатовых, сорвали таблички Виктора и даже официальный знак «Платная парковка». А напуганных коммерсантов они предостерегли, что, если в этом районе ещё хоть один человек возьмёт плату за парковку, его тут же изобьют и утопят в реке, сожгут его квартиру, перережут всех его родственников, и так далее.
Восстановив старые порядки, владельцы автомобилей разошлись по домам, а Серик и Рустем осторожно подошли к своим напуганным работодателям. У Пердыбека тряслись руки, а в произошедшем он, как ни странно, обвинил именно Рустема и Баху.
- Я, же, говорил – надо, было, осторожно! А, вы!
- Что-то я такого не слышал, - возразил Рустем. – Вы, наоборот, просили разгромить по возможности все машины на той парковке.
- Что? Я? Нет! – возопил заплаканный дядя. – Ты, нам, должен, десять тысяч рублей!
- За что?
- Они, сломали, нашу, будку! Ты, не, знаешь, сколько, она, нам, стоила!
- Знаю прекрасно – вы её у Виктора стянули.
- Да, ты! – разозлился дядя. – Чтоб, я, тебя, больше, здесь, не видел!
Рустем ходил по школе чернее тучи, приговаривая:
- Нечего сказать, образцовые родственнички.
Серик появился в школе с загадочной улыбкой и сказал, что Виктор его тоже уволил и в порядке компенсации дал ему «выходное пособие» - двести рублей. Рустема от этой информации и вовсе скривило.
Так и получилось, что единственным материально выигравшим от всей этой истории оказался Серик.

20.
Другое дело, в которое против своей воли оказался втянут Баха, было не таким долгим и хлопотным, но стоило ему не меньше усилий и в долгосрочной перспективе стало намного опаснее «детских забав» с парковками.
Однажды вечером, когда Баха, с досады захлопнув свой красный от двоек дневник, впервые за два месяца сел учить уроки, в его комнату вошла тётя.
- Здравствуй, Бахыт, - сказала она.
Баха поднял на тётю уставшие глаза и ничего не ответил – он пытался решить особо сложную задачу по математике.
- Поговорить надо, - сказала тётя.
- Магрипа-апа, может, завтра, а то я тут учусь, - попросил Баха.
- Бахыт, надо делать то, что говорят взрослые, - строго отрезала тётя. – Не забывай, что ты у нас бесплатно живёшь, я тебе даже отдельную комнату дала…
- Начинается, - проворчал Баха.
- Да ты не бойся, я тебя ненадолго отвлеку, - сменила строгий тон на ласковый Магрипа-апа. – Тут с тобой поговорить хотят.
- Кто?
Тётя выглянула в коридор и позвала:
- Заходите.
В комнату вошла целая делегация – трое дородных женщин, в которых Баха узнал жительниц своего двора - известных скандалисток и склочниц и, конечно же, лучших тётиных подруг. Их лица были напряжены и даже выражали агрессивность.
Баха внутренне отправил их всех в очень далёкие сферы, но внешне остался спокоен и приготовился выслушать, как он уже понял, очень неприятную информацию.
Тётя закрыла дверь, и женщины вполголоса рассказали Бахе свою историю, от которой даже его, много видевшего за последние месяцы, мороз пробрал по коже всего тела.      
Несколько пятиэтажных домов, составлявших большой квадрат, и выстроенные внутри этого квадрата новые здания входили в общественное объединение неясной юридической природы: женщины называли его жилищным кооперативом. Кооператив возглавляла некая Кемелова Бахытгуль Рамазановна («Тёзка твоя», - радостно и совершенно некстати подметила тётя). Кооператив, как это заведено, скромно носил имя его председательницы, но, поскольку контора помещалась в бывшем магазине одежды «Puma», то и в народе и данное общественное заведение, и его руководительницу называли одинаково: Пума, или, менее уважительно – Бешеная Кошка. Допускалось и смешанное прозвище – Бешеная Пума, - а также вариации на эту тему: Дикая Пантера, Драная Кошара, и, наконец, Бешеная Дура (впрочем, Баха не поверил в последние две версии, приписав их буйной фантазии обиженных на Бахытгуль обывательниц). Именно так, на индейский манер, а вовсе не по имени, называли энергичную председательшу внутри тесного квадрата городских джунглей.
Склоняя имя и все прозвища председательницы в самых различных формах и ругая ее на чём свет стоит, женщины битый час рассказывали о проделках Бахытгуль, так, что слушавший их школьник очень скоро пожалел, что когда-то приехал в этот город и поселился в этой квартире. Если опустить парламентские выражения и многочисленные повторения, допущенные подругами тёти, то краткий список преступлений Кемеловой содержал обычные для жилтовариществ прегрешения:
- плата в кооператив дико большая, но председательша, тем не менее, аккуратно собирает деньги каждый месяц;
- неплательщиков отключают от всех коммунальных услуг, а там, где выделить одну квартиру невозможно, отрубают всю площадку или даже подъезд;
- на всех непрерывно кричит и даже применяет физическую силу (позавчера избила твёрдой папкой пенсионера из двенадцатого дома), ведёт себя по-хамски;
- уборка в подъездах не ведётся (скидывайтесь и нанимайте уборщицу или корячьтесь сами по очереди) – все подъезды и крыши напоминают свалку или декорации пост-апокалиптического фильма;
- ремонт ни в одном из домов не делался со времён Стеньки Разина, а лопнувшие трубы и другое жители меняют за свой счёт, отчаявшись достучаться до кооператива;
- подвалы во всех пятиэтажках затоплены, в квартирах и подъездах полно комаров, мошек и крыс, тем не менее, сантехников нет и в помине, и санитарная обработка никогда не проводилась;
- на все попытки заставить её что-то сделать помимо сбора денег Кемелова кричит диким голосом и пытается размозжить папкой голову ближайшему к ней в данный момент жильцу, по части воплей она обладает прирождённым талантом и может переорать сразу пятерых матёрых обитательниц микрорайона.
- Ладно, хватит, - был вынужден прервать распоясавшихся женщин Баха. – Как я понял, кооператив – это общественная организация. Почему вы её не смените?
В ответ женщины дико расхохотались. Сменить председателя жилтоварищества! Да председателя ООН переизбрать легче!
- А от меня-то вы что хотите? – спросил Баха, и женщины моментально успокоились, заговорщицки посматривая друг на друга.
- Эта ситуация вымотала весь микрорайон, - взяла слово самая старшая из всех, Балзия (домохозяйка, мать пятерых детей). – Мы уже несколько лет вызываем её на диалог, но она каждый раз уходит. Деньги она тратит только на свои собственные нужды. Мы проверяли – она построила себе коттедж и купила иномарку своему любовнику. Переизбрать её не получается, потому что она каждый раз своими интригами срывает общее собрание. А любовничек ее – еще тот тип. Знаете, рассказывают, они такое творят…
- Это всё понятно, - нетерпеливо сказал Баха. – А я тут при чём?
- Мы знаем, кто ты, - оглянувшись на спутниц, загадочно изрекла Балзия. – Нам сказала Магрипа-апа.
- И что вы им сказали? – поднял глаза на тётю совершенно не обрадовавшийся своей славе Баха.
- Да ладно тебе, племянник, - ласково отозвалась тётя. – Ведь все знают, что ты весь наш район держишь. Я тобой даже горжусь! Я всегда знала, что из нашего рода кто-нибудь, да поднимется.
- Бред какой-то… - пробормотал Баха.
- Мы собрали деньги, - тихо, почти шёпотом продолжала Балзия. – Деньги у нас с собой – пока половина суммы. Нина Ивановна, давай сюда свёрток.
Нина Ивановна, поправив туго скрученные на затылке волосы, достала из сумки деньги в бумажном пакетике, опоясанные резинками от бигудей, и торжественно передала их Балзие.
- Держи, - та протянула свёрток Бахе.
- На что это мне? – Баха упрямо сложил руки на груди, до сих пор не понимая, что от него хотят.
- Вторую половину получишь, как только всё сделаешь.
- Что сделаю?
- Как что? – удивилась Балзия, словно речь шла о самом обыденном деле. – Ну, убьёшь её, конечно.
И все остальные очень серьёзно на Баху посмотрели.
- … Вы что, телесериалов насмотрелись? – Бахыт от шока не нашёл никаких других слов.
- Нет, Бахыт, мы не насмотрелись, - торжественно ответила Балзия. – Весь микрорайон ждёт, что ты освободишь нас от этой Драной Выдры. У тебя нет выбора, народ так решил.
- Вы решили, вы и убивайте, - проговорил Баха.
- Никто тебя не сдаст, - заверила его Балзия. – Мы сказали, что собираем деньги для проведения общего собрания жильцов в доме культуры – потому, что эта Бешеная Корова не даёт нам проводить его в нашем дворе. И люди скинулись, ведь она всем уже надоела. А о твоём задании знаем только мы.
- Не буду я ничего делать, - решительно отрезал Баха. – Я вам не наёмный убийца.
На минуту в комнате повисло тягостное молчание. Слова Балзии прозвучали в нём словно удары набата среди ночной тишины села.
- Тогда мы все – каждая из нас, напишем на тебя заявления в милицию о том, что ты бьёшь детей, распространяешь наркотики, что ты руководишь бандой, и так далее – да мало ли что о тебе можно написать, - жёстко сказала Балзия. – Может, это и неправда – кто тебя знает? – Да только ты ведь понимаешь, что милиции лишь бы заявление было, а там они на тебя всех чертей повесят.
- И с квартиры можешь съезжать прямо сейчас, - вставила своё слово любимая тётя.
Баха был припёрт к стене взглядами рассерженных женщин. Он понял, что ему больше нечего сказать. Балзия, многозначительно посмотрев на Бахыта, молча вложила ему в ладонь пакет с деньгами, поднялась и вышла из комнаты. За ней последовала тётя. Последней вышла Нина Ивановна, которая бросила как бы невзначай:
- Каждый вечер она сидит в конторе одна до одиннадцати часов и дверь не запирает.
Рустем, выслушав Баху на следующий день в школе, нисколько не удивился.
- Нашу председательшу тоже любой бы своими руками удавил, - просто сказал он с таким выражением лица, что у Бахи не осталось ни малейшего сомнения в искренности друга. – Я эту породу знаю – душил бы их и душил, если бы мне волю дали.
- Так, значит, поможешь?
- Конечно. Ты же мне с парковкой помог. Только надо будет лопату найти, чтобы тело спрятать.
- Ты что, с ёлки упал? – ужаснулся Баха. – Не собираюсь я её убивать. Только страху нагнать хочу, чтобы она устроила шум, и эти психические соседки тогда испугаются и сами от меня отстанут.
- А-а, - протянул погрустневший Рустем. – Когда пойдём.
- Чего ж тянуть? Сегодня вечером и пойдём. Захвати свою шапку-маску и большой нож – у тебя есть такой, страшный, зековский.
- Как скажешь.
- И, тут ещё одно дело. Когда мы были у Мухита, я видел у него кастет. Хорошая штука – небольшая, можно в кармане спрятать и незаметно выкинуть, если на патруль нарвался. Ты можешь мне такую сделать?
- Нет ничего проще, - протянул Рустем. – С детства умею делать кастеты. Для этого нам понадобится деревянная форма – вырежем её у нас в гараже, там досок полно. И свинец, чтобы заливать его в форму – с этим тоже проблем не предвидится, между гаражами всегда можно найти пару-тройку старых аккумуляторов. До вечера успеем не один, а кучу кастетов сделать.

В десять часов вечера одинокая, как обычно, Бахытгуль Кемелова сидела в своей тесной конторе и просматривала списки жильцов, отмечая зелёными птичками тех, к кому она сделает визит завтра, а красными – злостных неплательщиков, которым ещё не успели отрезать газ или электричество, и устранить эту недоработку тоже следовало в экстренном порядке. На столе перед начальницей кооператива лежали стопки перевязанных резинками купюр – результат сегодняшнего боевого обхода двух пятиэтажных домов. Поглядывая на пачки денег, председательница мысленно представляла себе, как они превращаются в фирменные дамские сумочки и фонтаны дорогих духов, и её настроение всё более улучшалось.
«К чёрту, - подумала она. – На этой неделе обойду остальные дома, куплю билет в Стамбул и отдохну там по полной. Надоел этот бесконечный быт».
У Бахытгуль была классическая внешность председательши жилтоварищества: возраст под пятьдесят, жирное лицо и отвисший живот, короткая причёска неопределённого цвета, мешковатая одежда с множеством потайных карманов для денежных пачек и утомлённое выражение лица, готовое в любую секунду смениться на гримасу разъярённой львицы, защищающей своих детей – в данном случае, свои кровные деньги («конечно, это мои деньги, на которые почему-то постоянно покушаются всякие безродные плебеи, чтоб им провалиться»). Она возглавляла кооператив с момента его основания и даже среди других общественных деятелей выделялась особенной крепостью своего характера – если прочие всё же пытались хотя бы несколько процентов собранных денег для отвода глаз тратить на ремонт домов и очищение подъездов, то Бахытгуль свою миссию на этом свете видела совсем в другом. Она возвышалась над грязным мещанским бытом, над всеми этими тупыми домохозяйками, орущими детьми, вонючими стариками и прочими уродами, коими были наполнены подвластные ей дома. Она была королевой, и деньги предназначались только для неё, для её нарядов, сумочек, для развлечений с любовниками, которые, правда, попадались ей всё сплошные альфонсы, и ей приходилось менять их раз в несколько месяцев, но даже в этом непостоянстве она видела что-то великосветское и привлекательное, – в этом всём и была заключена её высокая миссия в этом мире. А оградить свои деньги от мерзких жильцов она умела, как никто другой. Ей тактика была в том, чтобы не ждать нападения, сидя в кустах, а ударить первой. Каждую квартиру в курируемом ею обширном жилищном фонде Бахытгуль старалась посетить хотя бы два раза в месяц, и у любого жильца находила какие-то грехи, за что наказывала нещадно. Кроме того, она мастерски плела интриги, сталкивая один дом с другим – например, распускала слух, что ремонт наконец-то проведут в десятом, а домохозяек из двенадцатого натравливала на «счастливцев». В итоге все были заняты ссорами и драками, а ремонт, конечно же, так и не проводился. За последние месяцы Бахытгуль так затерроризировала жителей, что её контору все обходили за километр, и она чувствовала себя здесь как дома. И, конечно, никакого нападения она не ожидала – как это, кто посмеет поднять руку на королеву?
Когда входная дверь в контору скрипнула, председательша только удивлённо подумала, кто это может быть так поздно. Она сгребла пачки денег в открытый ящик стола и приняла грозную позу, ожидая увидеть разгневанных жильцов с вечными жалобами о лопнувших трубах и комарах в подъезде, выслушать их с каменным лицом, а потом раздавить их своим богатырским голосом в пух и прах.
Но вместо толстых домохозяек с халатах и унылых мужиков бухенвальдского телосложения в пузырящихся на коленях старых трико в ярко освещённый кабинет председательши ввалились двое страшных, чёрных, в масках, один с огромным ножам, а другой – с не менее страшным кастетом. Бахытгуль даже кричать не могла от страха, а обмерла и готова была лишиться чувств.
Злоумышленники подбежали к столу, и один из них, высокий и здоровый, схватил начальницу за волосы.
- Деньги давай! – прошипел он и продемонстрировал председательше нож с запёкшимися на лезвии разводами крови.
Близкая к обмороку Кемелова посмотрела на ящик стола. Здоровяк рукой в кожаной перчатке открыл его и переложил деньги в свои карманы.
Второй бандит тем временем раздробил кастетом полку с платёжными ведомостями и пнул тумбочку, перевернув её. Затем он повернулся к Бахытгуль и угрожающе постучал ножом по столу.
Председательша стала совершенно синей, и сознание её уже увидело начало чёрного туннеля на тот свет. Заметив, что она закатывает глаза и медленно сползает со стула, бандит с кастетом кивнул головой на дверь, и негодяи покинули контору так же быстро, как вломились в неё.
- Блин, кажись, переборщили, - кусая губы, сказал Баха, когда они уже были далеко и сменили бег на спокойный шаг.
- Да мы её даже ни разу не ударили, - возразил Рустем. – Может, пойдём выпьем? Денег у нас много.
- Это всё завтра до последней копейки сдашь в общак, - сердито приказал Баха.
- Как это всё? С каждого дела в общак десять процентов идут – так по всему городу. С чего это вдруг мы…
- Ладно, хочешь, сдавай свои проценты, а остальное оставь себе. Мне этих денег не надо. Тошно так, что хоть вешайся. В каких-то разбойников с большой дороги превратились.
- А они тебе вторую часть денег дадут? – спросил Рустем.
- Блин, о чём ты думаешь? Какая вторая часть? Мне надо у тебя переодеться и вернуться домой, чтобы соседи подумали, будто я с вечеринки иду. Так ведь условились?
- Да, но с вечеринки ты не можешь вернуться трезвым. У меня дома как раз есть бутылка хорошей водки.
Баха махнул рукой и отправился домой к Рустему.
На следующий день весь микрорайон гудел – милиция искала злоумышленников. Кемелова попала в больницу, а тётя и её подружки в ответ на вопросы стражей порядка хранили гробовое молчание – так их извела председательша за все годы, что они даже отказали себе в наивысшем на этом свете удовольствии посплетничать и ждали, что ненавистная Пума отдаст концы в медицинском учреждении.
Однако Пума довольно быстро оправилась – дело даже обошлось без инфаркта. Но на работу она больше не вышла. В страхе она написала заявление о сложении с себя полномочий, выгребла деньги из конторского сейфа и сбежала в неизвестном направлении – видимо, в Алма-Ату, где у неё, по слухам, был шикарный коттедж.
Как только выяснилось, что председательша уехала и больше никогда не приедет, в микрорайоне поднялось веселье, сравнимое с национальным праздником. Удивлённые оперативники начали подозревать в нападении всех подряд, но, за неимением под рукой потерпевшей и нагруженные другими делами, вскоре позабыли про ночных разбойников, сбросив этот «висяк» на участкового.
Когда все тревоги и веселье улеглись, в каморку к Бахе осторожно заглянули «заказчицы» вместе с тётей и горячо поблагодарили парня за освобождение микрорайона. Балзия протянула ему обещанную вторую часть денег.
- Не возьму, - сказал Баха.
- Это ещё почему? – удивилась Балзия.
- Я ведь не выполнил задания. Она ведь это, жива.
- Ну и хорошо, тем лучше, значит, крови на наших руках нет, - сказала Балзия, кладя свёрток с деньгами поверх разложенных школьных учебников. – Только ты, уважаемый, не обижайся, если мы теперь к тебе время от времени будем с маленькими просьбами приходить. Других заступников, кроме тебя, у нас нет. На одного тебя надежда.
И они все посмотрели на Баху, как жители осаждённого грызунами средневекового немецкого города на крысолова с флейтой в руках. 
Баха с трудом промолчал и, как только женщины ушли, побежал покупать газету с объявлениями. Поскольку теперь денег у него было достаточно, Баха снял однокомнатную квартирку в соседнем микрорайоне – подальше от греха, а тёте сказал, что на время переехал к другу.

21.   
Непривычные дела измотали Баху и отвлекли его от школьных будней, поэтому он несказанно обрадовался, когда скинул, наконец, с себя груз чужих проблем и смог вернуться к любимым, хотя иногда и обременительным, обязанностям смотрящего. Однако все оказалось не так просто: как вскоре выяснилось, последние события изменили и самого смотрящего, который теперь не прочь был выйти за границы дозволенного.
Обязанности кабинета, как обычно, исполнял просторный школьный вестибюль. Тут Бахе никто не мешал, разве что уборщицы иногда покрикивали (расселись, мыть мешают, еще небось, по углам плюются), да из столовой доносился не радующий запах рыбных беляшей.
На дворе уже стоял декабрь, но зима всё не приходила, и тёмная река до сих пор не обросла ледяным панцирем. Пользуясь аномально тёплой погодой, многие школьники бегали после занятий, и вместо них, на реку и рыбачили там долгими часами. Браконьеров там тоже водилось не меньше, чем рыбы, и никто в школе не удивился известию о том, что однажды, среди бела дня, в зарослях ивняка, пятерых учеников восьмого класса жестоко избили и отобрали весь улов, заодно прихватив их личные деньги.
Баха выслушал эту новость с интересом и тут же подозвал к себе Серика и Рустема.
- Ну, как вам такое поведение? – спросил он. – Мне кажется, что эти бракаши совсем уже оборзели.
- Не в первый раз, - безразлично пожал плечами Рустем. – Они каждый год такое проделывают. На прошлой неделе человек двадцать пацанов с колледжа подрались с ними ближе к Рыбачьему поселку. Так бракаши по ним залп дробью дали – хорошо еще, что не из автоматов. Четверо сейчас лежат в больнице. Там постоянно кого-то стреляют или режут.
- Да, но в этот раз это были наши ребята, - Баха сделал ударение на слове «наши».
- Верно, но территория – их, - возразил Серик, так же ясно расставляя акценты, и Рустем согласно кивнул. – Наша зона влияния ограничивается там, где начинаются песок и ракушки.
- Ну, не скажите, - протянул Баха. – Можно подойти к этому вопросу и с другой стороны. Как говорил в анекдоте пьяный заяц, ты указ для кого писал – для зверей? Вот их и регулируй, а нас, рыб, не трогай. Браконьеры – это люди водяные, вот пусть в своей воде и командуют. А мы – народ земной, и территория эта – наша. Общая сходка доверила нам держать всю эту сторону, а тот кусок возле реки – и вовсе кровная земля нашей шестнадцатой школы. Я понимаю этот так, что в городе они вообще не могут ступать на берег, а мы, соответственно, не лезем в воду. Удочки и петли не считаются. Наши школьники на удочки за десять лет не выловят столько, сколько браконьеры за один день ловят в свои сети. Разве не так?
Рустем и Серик молчали, обдумывая слова Бахыта.
- Я всё понимаю, - продолжал тот. – Всегда было заведено так, что браконьеры контролируют всё, что связано с рыбалкой, и территорию никто специально не делил и не проводил межевых линий по принципу: тут будут руководить эти, а там – те. Но браконьеры постоянно торчат на рынке и возле остановок, продают там свою рыбу перекупщикам или напрямую. Они за это ничего никому не платят, а находятся, между тем, на нашей территории. Мы же им ничего за это не предъявляем? Кстати, а почему не предъявляем? Чем они отличаются от других? Зато, если несколько щеглов забрели на реку и выловили две-три маленькие рыбёшки, каким-то чудом ускользнувшие из сетей, которыми перекрыта вся река, то тут браконьеры встают на дыбы, вспоминают о справедливости и мочат наших в полной уверенности, что поступают правильно. А ведь это не так. Сходка нам доверила держать эту сторону в порядке, и мы не виноваты, что браконьеры этого не знают.
- Они ведь взрослые, - глухо проговорил Рустем. – Мы не лезем в дела настоящих бандитов.
- Так и бандиты не лезут в наши дела, - усмехнулся Баха. – А если они об этом забывают, надо им напомнить. Мы должны добиться,  чтобы на нашей территории пацаны могли рыбачить когда хотят и где хотят, без боязни, что их за это побьют.
- Верно! – выпалил Серик, которому мелькнувшая идея о налоге с торговцев рыбой очень понравилась. – Надо их поучить жизни, а то совсем нюх потеряли!
- Кто-нибудь знает тех, кто рыбачит в нашем районе? – спросил Бахыт. – Я их как-то видел, главного вроде бы Кабан зовут.
- Да, верно, есть у них такой, - подхватил Серик. – Он живёт в рыбацкой деревне ниже по течению, но часто ошивается здесь. Тут у него вроде личных охотничьих угодий.
- Мне надо знать полный состав его группы, места, где они постоянно рыбачат, где они собираются, хранят добычу и даже где отдыхают, - сказал Баха.
- Это можно, - кивнул Серик. – Есть ребята, которые про них многое могут рассказать.
- Подождите, - подал голос нахмурившийся Рустем. – Вы что, хотите их… с ними…
- А почему бы и нет? – просто спросил Бахыт.
- Не думаю, что это хорошая идея. Никто, никогда…
- Да, тут ты прав, - согласился Баха. – Поэтому нам понадобится помощь Ризы. Мы ведь хорошо ему платим?
- Ещё бы, - недовольно отозвался Серик. -  На них куча денег уходит.
- Так давай перестанем им платить. Только в следующий раз, когда на нас будет крупный наезд, ты сам пойдёшь на стрелку и лично будешь мочить тех амбалов, которых обычно берут на себя Риза и его ребята. Как тебе такое предложение?
- Я же это просто так, к слову сказал, - обиделся Серик. – Ты же знаешь, я ведь ни разу ещё тебя в денежных вопросах не подвёл.
- Знаю, потому к тебе за помощью и обращаюсь. Выведай всё про Кабана и его людей, а я схожу к Ризе. Рустем, предупреди пятерых самых крепких наших ребят, что скоро будет серьёзная работа. Будьте готовы,  я скажу, когда и куда выходить.
- Бахыт, - сказал Рустем. – Я за тебя в огонь прыгну, если понадобится, но всё же подумай ещё раз – а оно нам надо? Ведь Кабан лично на нас не наезжал, а щеглов у реки постоянно бьют, и не только браконьеры.
- Били, - поправил Баха. – Больше этого не повторится, пока я – смотрящий в этом районе. Наши люди должны быть уверены, что сдают деньги в общак не зря. И потом, понимаешь, сегодня щеглы, завтра ещё кто-то, и так может прийти момент, когда и до нас доберутся. Делайте, как я сказал, информация о Кабане мне нужна как можно скорее, желательно на этой неделе.
- Хорошо, найдем, - отрезал Серик, записав вопрос в свою тетрадь. – Тут еще одно дело есть. Нас не совсем касается, так что можем отказаться. На улице Гослова есть старые гаражи, там, где частный сектор начинается. Отец одного из наших, Айбека, в одном из тех гаражей держал машину. Только летом машину купил, Москвич-412. Я этот Москвич видел, особый, сельский вариант, с увеличенными колесами. Таких в городе только две штуки было. Теперь, получается, только одна осталась.
- Что с этим Москвичом произошло? – спросил Баха, еще не понимая, к чему Серик ведет разговор.
- Украли сегодня ночью. Перерезали замок и вытащили машину. Исчезла бесследно. Отец Айбека утром рано пришел, чтобы ее вытащить, а Москвича нет. Теперь милиция его ищет. Айбек попросил меня помочь, если получится.
- Что-то я среди наших Айбека не припомню, - сказал Баха. – Он из какого класса?
- Он из третьей школы, мы его казначеем школы поставили месяц назад, - объяснил Баха.
- Ну, вот пусть следит за правильным сбором средств со школы, - решил Баха. – А поиск машин оставим милиции, у нас и своих дел полно.
-  Тут такое дело, - замялся Серик. – Вместе с этой машиной пропал сбор со всей третьей школы за последнюю неделю. Он школьные деньги в Москвиче хранил.
- Он что, псих? – оживился Баха.
- Именно это я ему и сказал, когда он попросил нашей помощи, - кивнул Серик. – Еще я подумал сразу, что он деньги спрятал и придумал эту дурацкую версию, чтобы нас обмануть. Но потом поговорил и понял, что он не врет. Слишком уж напуган и готов понести любое наказание.
- Это еще надо проверить, - строго отозвался Баха. – В любом случае, школьным казначеем он больше не будет.
- Шеф, это неприемлемо, - взмолился Серик. – Мне с ним работать удобно, он парень проверенный. До сих пор ни разу нас не подводил.
- Не так долго он с нами работает, чтобы делать такие выводы, - возразил Баха. – На время поиска денег назначим другого казначея. А Айбека этого веди ко мне, надо разобраться. Если деньги не вернем, сам пусть ищет, где хочет.
Айбек примчался так быстро, как только мог. Это был высокий длинноносый старшеклассник, одетый в модную японскую куртку поверх синего костюма.
- Хорошая куртка, - заметил Баха. – Дорого стоит, наверно?
Айбек побледнел и поспешил заверить смотрящего, что в жизни не прикарманил ни одну копейку:
- Вот умереть мне на месте, если я вру!
- Это ты подожди, - Баха поднял ладонь в успокаивающем жесте. – На тот свет мы всегда успеем. Сначала надо деньги найти. Тебя как угораздило в машине сбор оставить? Или ты это придумал? Может, ты даже сам веришь, что деньги в машине, а они где-то в другом месте лежат? Ты травку не куришь?
Айбек перестал бледнеть и, напротив, весь покрылся красными пятнами.
- Дома хранить деньги не могу, там братья могут найти и украсть, - пробормотал он. – В школе тоже негде держать. А в багажнике отцовской машины был тайник, я там всегда прятал сбор. Отец в багажник редко заглядывает, я сам машину чиню, бензином заправляю, по вечерам езжу за рулем каждый день. Там было самое безопасное место. Кто же мог подумать, что гараж вскроют.
- Милиция что говорит? – спросил Серик. – Какие-то зацепки есть?
- Пока нет, но сказали, что это не первый случай. Уже несколько гаражей в нашем районе так открыли. Это происходит часа в четыре-пять утра, когда все спят. Они режут навесные замки и взламывают внутренние запоры, потом тихо вытаскивают машины, заводят и увозят неизвестно куда.
- В нашем районе, говоришь? – задумался Баха. – А можешь узнать, в каких именно местах еще были такие кражи?
- Да, могу у отца спросить. Он сильно переживает, нас никогда еще не грабили. Это первая его машина, он на нее долго копил.
- Иди узнай, только осторожно, - посоветовал Баха. – А про деньги никому ни слова. Хорошо, пока сам продолжай собирать общак со школы, только Серик, пригляди за ним. Иначе, если его заменить сейчас кем-то другим, могут понять, что это связано с пропажей Москвича. Ну, чего стоишь, беги к отцу, и сразу возвращайся сюда, как узнаешь. Тут медлить нельзя, надо найти машину раньше милиции.
Айбек умчался, а Баха велел Рустему собрать самых верных бойцов и готовиться к возможной стычке.
- Это не школьники, а явно матерые бандиты, - предупредил Баха. – Будет опасно, поэтому бери только тех, на кого можно положиться. И оружие возьмите серьезное, иначе они могут нас грохнуть.
Серик впервые за все время их знакомства посмотрел на Баху с некоторой опаской. Хотя он сам начал этот разговор, он не думал, что Баха так сразу, без всякого раздумья решится на дело против настоящих бандитов, угоняющих автомобили и, возможно, не останавливающихся перед убийством. Он, Серик, надеялся, что разговор ограничится легкой трепкой его ставленнику Айбеку, после чего Айбека поставят на счетчик, и Серик еще сможет неплохо нажиться на этом деле; но Баха решил дело со свойственной ему прямотой, и Серик неприятно поежился при мысли о необходимости лезть под ножи и пули опытных разбойников.
Айбек прибежал довольно скоро. Он отнесся к инструкциям Бахи с некоторой легкомысленностью: рассказал отцу, что пацаны самостоятельно взялись за поиск машины, хотя и не выдал тайны спрятанных в багажнике денег.
- Тебе жить надоело, что ли? – разозлился Баха. – Кто в такое дело родителей посвящает?
- Он не хотел узнавать у милиции про другие случаи, пока я ему не сказал, зачем мне это надо, - оправдывался Айбек.
- Так придумал бы что-нибудь! – прошипел Баха и обратился к Серику. – Нет, как только с этим делом закончим, он больше не будет казначеем – слишком тупой. Начинай искать другого. А ты смотри сюда, когда я говорю. Ну, говори, где произошли предыдущие кражи?
Баха расстелил на деревянной скамье тетрадку и начертил в ней примерную схему близлежащих районов. Айбек продиктовал все места преступлений, записанные со слов отца, а Баха отметил их на схеме. Затем Баха и Серик склонились над тетрадкой.
- Да, в одном и том же районе они не воровали, - протянул Баха. – Но и на ту сторону реки не переходили. Все случаи произошли на нашей стороне, в микрорайонах и рядом со старым аэропортом.
Баха задумался на минуту, а затем спросил у Айбека:
- Милиция что-нибудь обещает отцу? Найдут они машину или нет?
Айбек покачал головой:
- Ничего не обещают. Трудно будет искать, сказали, людей не хватает, преступлений в городе много. Позавчера обокрали квартиру директора мясокомбината, все силы, говорят, туда брошены.
- Знаешь, чем мы отличаемся от них? – спросил Баха и тут же ответил: - Нас много.
В тот же вечер экстренно поднятые Рустемом пацаны всех школ и дворов правобережной стороны дежурили у каждого гаража, а «группа захвата», для эффективности разделенная на две части по обе стороны проспекта Сатпаева, была готова выехать на задержание в любой момент. Воры обнаглели от безнаказанности и после каждой новой кражи отсиживались «на дне» намного меньший промежуток времени, чем перед прежним налетом. В этот раз они начали пасти новый объект уже на второй вечер после кражи Москвича.
- В Лесхозе возле гаражей трое сидят в подозрительной «Волге», - доложил Рустем. – Номера у «Волги» не местные. Есть еще три подозрительные машины в других районах, но эта «Волга», кажется, та, которую мы ищем – многое на нее указывает. Ребята сразу узнают приезжих, а эти с виду крутые, но ведут себя тихо, явно кого-то поджидают. А в гаражах рядом с ними много хороших, недавно купленных автомобилей.
- За теми, кто в других районах, тоже надо наблюдать, - сказал Баха.
- Конечно, смотрим за всеми, - заверил Рустем. – Наши ребята постоянно на связи, как только начнутся какие-то подозрительные движения, мне сразу сообщат. Себя не выдают, следят с безопасного расстояния из квартир или укромных мест.
К ночи в Лесхоз бесшумно стянулись полтора десятка бойцов. Не выдавая себя, они обложили гаражи плотным кольцом, затаившись в подъездах и под стенами гаражей. Баха тоже собирался подойти, когда Рустем позвонил ему из ближайшего телефона-автомата и сообщил, что «Волга» неожиданно уехала.
- Что будем делать? – спросил Рустем. – Нам сниматься с места?
Баха подумал и сказал:
- Нет, подождите еще часика два. Может, они отъехали на ужин или по другим делам.
Скоро Баха сам отправился в Лесхоз, поскольку сидеть в унылой квартире было невыносимо.
Наступила лунная ночь, улицы были плохо освещены, и Баха то и дело попадал резиновыми сапогами в очередную лужу. Декабрь стоял типичный для этой местности: плюсовая температура, слякоть и сырость. Прохожих почти не было, автомобилей на улицах тоже было очень мало.
Баха зашел в первый подъезд у ближайшего к гаражам дома. Его встретил Рустем и тихо сказал:
- «Волга» так и не появилась, но недавно на ее место встал «Камаз».
Они поднялись на третий этаж и через разбитое стекло в подъезде увидели грузовик с высоким, наглухо закрытым плотной тканью кузовом. Фары у «Камаза» не горели, и он выглядел покинутым, словно хозяин оставил его у гаражей, а сам отправился домой спать.
- Там что, никого внутри нет? – спросил Баха.
- Кажется, что он пустой, да? – усмехнулся Рустем. – Да вот только это неправда, в кабине сидят трое. Двигатель не включают, терпят холод. Не хотят, чтобы их видели. Очень похоже, что это те, кто нам нужен.
- Сколько у тебя бойцов?
- Здесь четверо, шестеро в соседней пятиэтажке, и еще четверо стояли с той стороны гаражей, но недавно я им сказал в подъезд дальнего дома зайти, чтобы не перемерзли за ночь.
- Всем скажи: ждем до пяти утра, - сообщил Баха. – Если ровно в пять из «Камаза» никто не выходит, каждая группа тихо выдвигается к гаражам. Вытащим их из грузовика и посмотрим, кто такие. Ты с остальными связь как-то поддерживаешь?
- Да, каждые полчаса кто-то из них подходит к нам и узнает новости. Ходят в обход, чтобы они не догадались.
- Это хождение пора прекращать, - предостерег Баха. – Скоро наступит глухая ночь, когда даже скрип двери подъезда может их спугнуть. Скажи им, чтобы держали человека на крыше пятиэтажки – пусть там меняются, чтобы не замерзли. Мы дадим им сигнал зажигалкой с нашей крыши. В такую темень они зажигалку точно увидят. И еще – поищите в этих домах свободный подвал с дверью. Поставь там нашего человека, надо подготовить помещение, проверить запоры, неизвестно, сколько нам придется их там держать.
- Может не стоит их тут закрывать? – предположил Рустем. – Слишком уж все рядом.
- А как мы их в наш микрорайон перетащим? Среди ночи, когда можно на патруль нарваться? Машины ведь у нас нет?
- Можем на «Камазе», я умею водить.
- Посмотрим по обстановке, - сказал Баха. – Они взрослые и опытные, явно не местные, может понадобиться время, чтобы их расколоть. Подвал для этого вполне подойдет. А брошенный «Камаз» тут вряд ли привлечет чье-то внимание. В Привокзальном уже несколько лет БТР стоит возле пятиэтажки, и всем на него глубоко…
- Понял, я сейчас передам остальным насчет крыш, - сказал Рустем и сам отправился в обход.
Задремавших на ступеньках подъезда Баха и Рустем разбудили в четыре утра. Доложили, что в «Камазе» началось подозрительное шевеление. Баха вполголоса отдал несколько распоряжений, переданных на соседние крыши, после чего пацаны неслышно выбрались во двор и приблизились к грузовику на расстояние нескольких десятков метров. Глаза уже привыкли к темноте, поэтому лужи удавалось обходить, чтобы не выдать себя плеском воды.
Дверь пассажирского сидения «Камаза» отворилась, и на землю тихо спрыгнули двое, в темной одежде, с инструментом в руках. Они подошли к третьему от дороги гаражу и принялись возиться с замками. Послышалось звяканье металла.
- Что там за машина? – прошептал Баха.
Рустем посовещался с ребятами и ответил:
- Новая «шестерка», белая, хозяин живет в том доме, где мы сейчас отсиживались. Ну что, будем их брать?
Баха кивнул. Ребята выскользнули из-под тени забора, под которой прятались, и быстро покрыли расстояние до «Камаза». В пути Баха указал Рустему на грузовик, а сам с двумя помощниками побежал в сторону гаражей. Рустем вскочил на подножку и схватился за ручку двери.
Дверь неожиданно резко открылась, и Рустем упал на спину. Из кабины выпрыгнул небольшой упитанный водитель с ломиком в руках. Он принялся избивать ломиком Рустема и двух его товарищей.
У гаража тоже дела не заладились. Злоумышленники уже сбили замки и приоткрыли двери, когда к ним подбежали Баха и его ребята. Пока их было только трое, и воры, увидев, что имеют дело с школьниками, набросились на них. Один из спутников Бахи охнул и бросился бежать, скоро исчезнув в темноте. Второй парень и Баха отразили первый натиск приготовленными заранее кусками арматуры, но воры оказались рослыми широкоплечими здоровяками, и было ясно, что долго два школьника против них не протянут.
Сзади на воров кинулись шестеро ребят из соседней пятиэтажки, но сбить противника с ног никак не удавалось. Держась спина к спине, воры ловко отбивали удары арматур и сами в ответ били с такой силой, что скоро трое ребят откатились к гаражам, корчась от боли и явно не собираясь возвращаться к битве в ближайшие часы.
Один из пацанов догадался в пылу боя забраться на гаражи и сверху забросал воров обломками кирпичей и другими неприятными предметами. Вскоре это сработало. Самому рослому из налетчиков половинка кирпича угодила в темя, и вор повалился навзничь. На спину второго тут же бросился один из ребят, и бандит закружился, пытаясь сбросить его. Не давая противнику опомниться, пацаны забили его арматурами и связали.
Пошатываясь, Баха добрался до «Камаза» и увидел столь же неприглядную картину, как возле гаража. Шофер в одиночку отправил в нокаут четверых ребят, и только мощный удар по затылку обеспечил отряду Рустема победу в этом неравном бою. Рустем уже сидел на спине поверженного врага и проволокой скручивал ему запястья.
Баху мутило, и он наклонился перед Рустемом, держась руками за колени.
- Наломали мы дров, - тяжело дыша, сказал Баха. – Чувствую, с браконьерами без помощи Ризы не обойтись.
Рустем печально опустил голову в знак согласия.
Дверь гаража была взломана, а это означало утренний визит милиции и обыски в соседних домах. Поэтому пришлось воспользоваться советом Рустема и завести «Камаз». Грузовик и воров перевезли в четвертый микрорайон, ближе к шестнадцатой школе, и заперли плененных налетчиков в одном из подвалов.
Шофер оказался уроженцем соседнего города, а вот два бандита, высокие и белокурые, были гастролерами из России. Всех троих привязали к трубам отопления и долго требовали вернуть Москвич, но воры в ответ молчали либо смеялись, называя пацанов щеглами. Тогда Рустем развел их по разным подвалам, и несколько его ребят, сменяясь каждый час, били воров в течение суток. В итоге один из пришлых гастролеров заговорил.
Услышав об этом, Баха пришел в подвал. Залитое кровью лицо вора вызывало жалость и отвращение, а его глаза смотрели на Баху с ненавистью затравленного волка.
- Как зовут? – спросил Баха.
- Какая тебе разница? – простонал вор разбитыми губами.
- Хорошо, не хочешь, не говори. В Москвиче были деньги, в багажнике. Где они?
- Все, что было, это наше, - ответил вор. – Мы работаем честно, других воров не трогаем, но и свое не отдадим. Если вы не отморозки, то должны отпустить нас.
- Деньги в машине принадлежат нашему общаку, - объяснил Баха. – Там была не такая сумма, чтобы вы из-за нее рисковали своими головами. А вот нам эти деньги нужны, для нас это вопрос принципа.
- Да пошел ты со своими принципами, - сказал было вор, но Рустем для острастки треснул его обтянутым перчаткой кулаком в челюсть так, что едва не свернул хаму шею. Потом Рустем еще несколько раз ударил вора, и тот закричал:
- Мы тоже отчехляемся в общак! Мы хоть и гастролеры, но закон уважаем! Можете спросить у Шаха!
- Кто такой Шах? – заинтересовался Баха.
- Если вы тут работаете, то должны знать, - сказал избитый, выплевывая зуб. – И ничего я вам больше не скажу, хоть порежьте.
От вора и в самом деле ничего добиться не удалось. Также было не ясно, о каком Шахе говорил налетчик: ни в этот день, ни в ближайшие недели ничего об этом авторитете узнать не удалось, так что Баха решил, что их пытались разыграть.
Но вскоре пришло известие от самых дальних дворов, которые общались с сельскими пацанами. В лесу у реки местные ребята нашли несколько огромных ям, в которых дымились остатки сожженных остовов машин. У одной из ям в прошлогоднем сухостое лежала вырванная с корнем передняя панель Москвича.
- Они раздевали машины на запчасти, а остовы сжигали, чтобы не выдать себя отпечатками пальцев, - сказал Рустем, побывав на месте захоронения автомобилей. – Но панель Москвича забыли, видимо, кто-то их спугнул. И вот на этой панели вполне могут быть их отпечатки.
Переднюю панель завернули в большой кусок полиэтилена и привезли в подвал. Баха поставил перед ворами ультиматум: они отдают пацанам деньги и уезжают из города навсегда, иначе панель с возможными отпечатками и местоположение ям с остовами машин будет передана милиции, а в виде особого подарка к городскому отделу внутренних дел подгонят «Камаз» со связанными ворами и запиской с кратким изложением их подвигов.
- Ты, щегол, думаешь, что сможешь спокойно жить после этого? – спросил старший вор.
- Не знаю, - честно ответил Баха. – Но тебе-то до этого какое дело?
К вечеру этого же дня Баха и Рустем уже провожали взглядом медленно отъезжающий на запад «Камаз». Воры вернули собранный Айбеком общак, и Айбек вновь приступил к обязанностям казначея, теперь под пристальным присмотром Серика.
А Баха отправился на переговоры к Ризе, так как следовало начать действия по нападению браконьеров на школьников, да и угрозы гастролеров могли оказаться не пустыми, и в этой обстановке ребятам жизненно было необходимо сплотиться и запастить оружием.

22.
Чуть ниже по течению от микрорайонов река делает большой изгиб, в котором находится большой остров. На острове и противоположном берегу реки расположены несколько предприятий по разведению рыбы, а узкая протока с выгнутой стороны излучины считается заповедной, и ловля здесь категорически запрещена. Именно здесь часто промышлял со своей бандой Кабан, и туда спустя несколько дней после вышеописанного разговора направились Баха, Риза и шестеро их бойцов. Серик остался в школе следить за порядком, а Рустема Баха в последний момент отправил в пятую школу разрешить внезапно возникший там болезненный вопрос.
Все сидели на трассе недалеко от излучины, в стареньком, но просторном микроавтобусе «Форд», выпрошенном на один день Ризой у своего старшего брата. Ребята Бахи были в чёрных кожанках, плотных джинсах и надвинутых на уши вязаных шапках. У каждого под курткой угадывались очертания стального прута, самопала или кастета. Бойцы Ризы хмуро запахивались в зимние спортивные костюмы на молниях и по привычке полагались только на свои крепкие руки и ноги.
Баха, отогнув занавеску на окошке «Форда», напряжённо всматривался в сторону реки.
- Не видно ничего, - сказал он. – Далеко, и заросли мешают. Может, выйдем?
- Мы их вспугнём, - предостерёг Риза, спокойный и даже немного расслабленный, как обычно, в отличие от всех остальных пассажиров микроавтобуса. – И мы должны быть внутри машины, потому что Кабан никогда не останавливается в этих местах. Он соберёт улов с сетей и тут же уедет.
- А где остановится?
- Это пока неизвестно. Он может поехать в нашу сторону и передать рыбу перекупщикам где-то возле микрорайона, а может поплыть к морю, и там мы его потеряем, потому что он уйдёт в камыши. Я вообще не понимаю, зачем мы сюда пришли, если наши шансы его поймать настолько малы.   
- Да, как мала и вероятность того, что он поедет в город, - согласился Баха. – Там милиции полно – что ж он, дурак, с орудиями лова туда влезать? Но я решил не гадать, а сделать так, чтобы он наверняка пристал к берегу именно здесь.
- Как это?
- Азат, покажи.
Азат, один из ребят Рустема, с серьёзной физиономией вытащил из пластикового пакета два больших крючка, привязанных к длинным верёвкам. Оба крючка были с тремя жалами и выглядели устрашающе.
- Как только появятся браконьеры, Азат и Заке пойдут на берег и вытащат крючками их сети. Браконьеры за ними побегут, а наши ребята отрежут кусок сетей с рыбой и скроются вон в тех густых зарослях. А там уж и мы будем наготове.
- Придумано неплохо, - похвалил Риза. – Никто не будет ожидать такой наглости именно здесь, на заповедной территории. Только сеть надо будет выловить заранее, а то мы ведь не знаем, сколько раз придётся закидывать крючки, чтобы её нащупать.
- Мне сказали, что в этом месте сетей столько, что найти хотя бы одну можно чуть ли не с первого раза.
- Люди многое говорят, - вздохнул Риза. – Только, пока сам не убедишься, лучше им на слово не верить. Отправь ребят туда прямо сейчас. Пусть найдут сети и привяжут к ним верёвки.
- Хорошо, - сказал Баха и повернулся к Азату: - Слышали? – Выполняйте. 
Дверь «Форда» шумно съехала в сторону, и внутрь микроавтобуса ворвался холодный ветер. Костистый смуглый Азат и невысокий крепкий Заке спрыгнули на землю, воровато оглянулись и быстро пошли к реке.
Они управились довольно быстро. Вернувшись через десять минут, Азат положил пакет с крючками на пол автомобиля и доложил:
- Всё нормально. Зацепили две сетки – в них полно рыбы. Заке сидит в кустах: когда подойдут лодки, он даст нам сигнал.
- Если через полчаса никого не будет, пойдешь, сменишь его, - сказал Баха. – Холодает, как бы он там не продрог.
- Ничего с ним не будет, - ободрил Бахыта Азат. – Парень закалённый, на снегу спать может.
- Всё равно – смени его через полчаса, - упрямо повторил Баха.
- Я тут карты захватил, - напомнил о своём присутствии Риза. Может, сыграем партейку в двадцать одно?
- Не умею, - покачал головой Баха.
- Так я тебя научу, - сказал Риза и достал из внутреннего кармана новенькую колоду.
Долго, однако, играть не пришлось, потому что ещё до истечения получаса прибежал Заке и срывающимся голосом сообщил, что вдалеке показались две байды с людьми.
- Это точно Кабан? – спросил Баха. – А то - как бы на ровном месте не угодить в лапы рыбнадзору.
- Да браконьеры это, что, я их не узнаю? – уверенно сказал Заке. – Идут тихо, на вёслах, видимо, боятся, что их услышит кто-нибудь.
- Тогда действуем по плану, - скомандовал Баха. – Вы двое идите и вытягивайте сети. Только не спешите, надо, чтобы они вас увидели. А остальные – за мной.
- Забыл предупредить, - как бы между прочим сказал Риза, складывая карты. – У браконьеров, скорее всего, с собой ружья, а то и автоматы. А стреляют они, не раздумывая.
- Я, конечно, понимаю, что они – народ безбашенный, - проговорил Баха. – Но мне рассказывали, с автоматами они только в дельте и у себя по морю ходят. А здесь город – как я говорил, - наша территория. Автомат в лодке на море – нужная вещь, а здесь – верная статья. Да если и окажется у них с собой оружие, они стрелять не будут. Здесь кругом куча предприятий, и на каждом из них есть вооружённая охрана.
- Не знаешь ты бракашей, - с сомнением протянул Риза, но дальше спорить не стал и спрыгнул на землю вслед за остальными.
Заросли ивы и тугая метрах в десяти от берега были надёжным прикрытием. Обманчивое тепло в конце этого года заставило многие кусты и деревья сохранить листья, и они даже не успели пожелтеть, а так зелёными и сохли. Благодаря этому, ребятам Бахи даже не пришлось пригибаться или прятаться за стволами деревьев – нужно было только в известной степени сохранять неподвижность.
Азат и Заке сыграли превосходно: они неторопливо выбирали заранее привязанные к верёвкам сети до тех пор, пока с подплывших лодок не раздались гневные крики браконьеров. В каждой из двух лодок было по два человека; увидев «воришек», они спешно загрузили вёсла в свои байды и завели трескучие моторы - «Ямахи».
Азат и Заке что есть силы выбирали сети и обрезали их ножами, как только браконьерские лодки стали приближаться на большой скорости. Лодки воткнулись носами в берег, и пацаны побежали к зарослям, таща за собой отрезанные сети с висевшей на них рыбой.
- Стой! – заорали с лодки, и Баха узнал страшного Кабана. Вслед за этим воздух сотряс целый воз отборных ругательств.
Сети были, по-видимому, тяжёлыми, и скорость передвижения Азата и Заке потому была не радующей. Браконьеры это заметили и, попрыгав с лодок на берег, побежали за мальчишками с баграми и вёслами в руках.
Они настигли беглецов в нескольких метрах от зарослей. «Воришки» побросали снасти и помчались в кусты налегке. Кабан остался возле краденых сетей, а трое остальных влетели в заросли. Тут же на них обрушился град ударов металлическими прутьями, кастетами и дубинками. Один из браконьеров свалился сразу же – скорее по стратегическим причинам, быстрее прочих осознав, что это лучший способ сохранить целыми голову и конечности, - зато двое других, в которых Баха узнал своих старых знакомых Сашку и Жереха, оказали ожесточённое сопротивление, размахивая страшными баграми и не менее страшно матерясь.
Оставив пацанов добивать зарвавшихся браконьеров, Баха выбежал из кустов на песчаный берег и понял, что Кабан сориентировался мгновенно – он бросил своё весло и уже нёсся по направлению к лодкам.
Баха, позабыв обо всём на свете, помчался вслед за Кабаном. Тот уже отталкивал байду от берега, когда Баха на полном ходу врезался в него, и оба они повалились на мелководье между двумя лодками. Кабан, оправившись от неожиданности, наградил Баху щедрым пинком в живот, тут же с плеском поднялся и неуклюже перевалился через борт внутрь байды.
Оправившись от жестокого удара в солнечное сплетение, Баха обнаружил, что Кабан медленно отчаливает от берега и копошится с мотором. Баха бросился в воду и, пробежав несколько шагов, ухватился за край байды, но поражавший своей реакцией главарь браконьеров резко обернулся и схватил со дна лодки пластиковое весло.
От первого удара Баха смог увернуться, но на второй раз Кабан угодил прямо в ухо. В последний момент Бахыт успел наклонить голову, и весло только скользнуло возле виска, - а попади оно в намеченное Кабаном место, это наверняка была бы последняя драка молодого смотрящего за микрорайонами. В глазах потемнело, и Баха отпустил лодку. Кабан, к счастью, добивать не стал, потому что от зарослей к лодкам уже приближался Риза со своими ребятами, и Баха, словно оглушенная рыба, повалился лицом в зелёную воду.
- Тащи его! – раздался крик, и его подхватили под мышки и вынесли на берег.
Риза с одним из пацанов столкнул на воду вторую байду и намеревался преследовать Кабана. Но тот, увидев этот манёвр, прекратил заводить мотор, а, покопавшись в лодке, неожиданно вынул на свет божий короткое помповое ружьё. Риза и его товарищ ухнули на дно браконьерского судёнышка, а Кабан открыл огонь.
Несколько ребят, сгрудившихся вокруг Бахи, инстинктивно повалились на песок, но тут же выяснилось, что Кабан стреляет не по людям, а по мотору второй лодки. С третьего раза он попал, и быстроходное чудо японской промышленности беспомощно задымилось.
Прокричав несколько страшных проклятий, Кабан завёл мотор и умчался по направлению к дельте.
У Бахи в голове всё ещё шумело, и передвигаться он мог с огромным трудом.
- Хватайте его и несите в машину! – скомандовал Риза, провожая спокойным взглядом лодку Кабана.
Несколько парней подняли Баху и понесли. Краем глаза он видел, как Риза нашёл в байде тяжёлый ломик и принялся долбить дно лодки.
- Чего это он, зачем? – слабым голосом спросил он Азата, которого разглядел среди пацанов.
- Дыру делает, чтобы лодка никому не досталась, - объяснил Азат.
- А-а… - проговорил Баха, и тут на него опустилась темнота.

23.
Баха приподнялся и ощупал голову. Ухо словно онемело, а рассечённая кожа вокруг него, напротив, страшно болела, но в остальном всё, вроде бы, функционировало, как и прежде. Баха оглянулся и увидел, что лежит на тонком матрасе, постеленном прямо на пол, в неизвестной ему квартире. Лежал он в верхней одежде и обуви – видимо его сюда принесли и положили, а потом в спешке или возне вообще про него забыли. Большая комната отличалась спартанской обстановкой: несколько таких же матрасов, больше походивших на собачьи подстилки, потёртый палас под ними, и это было всё.
В соседней комнате слышались голоса. Баха поднялся и, держась за голову, отправился туда.
Он вошёл в такую же комнату с матрасами и увидел вчерашних трёх браконьеров, сидевших на полу и связанных вместе одной верёвкой. Их грязная верхняя одежда валялась рядом и распространяла вокруг едкий запах рыбы. На матрасе в противоположном углу комнаты двое ребят из команды Ризы играли в карты – Баха узнал вчерашнюю колоду.
- Мужики, а где это мы? – спросил Баха с порога.
Ребята обернулись, и один из них сказал:
- Это наша хата.
Второй прибавил, снимая карты с колоды:
- Мы тут после работы отдыхаем.
Затем они продолжили игру.
Баха посмотрел в окно и увидел под окнами дорогу, а за ней – базар.
- Риза на рынке, да? – спросил он.
Парни, не поднимая голов от карт, кивнули.
- Я тогда схожу туда, поговорить надо, - предупредил Баха, и молчание, которое было ему ответом, свидетельствовало, что ребята не возражали.
Найдя ванную комнату, Баха смыл с лица и головы кровь и побрёл в переднюю. Только он собирался открыть дверь, как та отворилась сама, и на пороге Баха столкнулся с Ризой.
- О, очухался уже! – как обычно, спокойным тоном произнёс Риза. – Тут к тебе пришли.
Риза прошёл внутрь квартиры, а за ним в переднюю вступил Мустафа. Баха его сразу же узнал и, обрадовавшись встрече после долгой разлуки, хотел обнять друга, но резко остановился, поскольку лицо Мустафы выражало крайнюю степень озабоченности и тревоги. Зайдя в переднюю, Мустафа торопливо закрыл за собой дверь и два раза повернул ключ, торчавший  в замке. Затем он обернулся к Бахе и тяжело вздохнул. Тут только Бахыт увидел, что Мустафа небрит, а одежда его помята и порвана в нескольких местах. Кроме того, от него исходила целая гамма неприятных запахов: начиная от сложного многодневного ликёрно-коньячного перегара и заканчивая благоуханием человека давно, очень давно не знавшего бани и зубной щётки. Предполагая, что сам он после общения с браконьерами тоже не распространяет аромат благовоний, Баха отступил от Мустафы на два шага и скромно произнёс дежурную фразу:
- Привет, давно не виделись, - после чего заметно сконфузился, так как прозвучало приветствие сухо и весьма по-дурацки.
Мустафа в ответ бросил на него недобрый взгляд и пробурчал:
- Лучше бы мы увиделись при других обстоятельствах.
- Я звонил тебе много раз, телефон не отвечает, - сказал Баха. – И в подвал наведывался раза два…
- Да ладно, если бы надо было, я б тебя сам нашёл, - быстро проговорил Мустафа. – Давай только договоримся, брат, что в следующий раз, когда ты затеешь наезжать на кого-то по-крупному, ты со мной посоветуешься?
- А чего случилось?
- Он ещё спрашивает, что случилось! Вы хоть осознаете, что вы натворили, щеглы?          
- Полегче, - подал голос Риза. Он уже успел быстро осмотреть все комнаты и, убедившись, что всё в порядке, вернулся к друзьям, так и стоявшим в прихожей: – За базаром следи, брат.
- Это ты за базаром следишь, а я сам двигаюсь, - ожесточённо парировал Мустафа. – У себя на рынке ты во всём разбираешься, вот и сидел бы там тихо, а не лез, куда не следует.
- Да что произошло? – спросил Бахыт.
- Вы вчера поломали банду Кабана, но сам он от вас ушёл, - решил-таки объяснить Мустафа. – Как я понял, во время налёта он тебя видел и узнал, а до этого он тебя встречал только один раз – вместе со мной. А я уже месяца полтора как после удачного дела отдыхаю по полной программе. И вот, лежу я у подруги, полностью расслабленный и пьяный, и в дверь кто-то стучит. Она пошла открывать, а там будто соседи пришли – заливаете нас, говорят. Она открыла, и на неё сразу человек пять набросилось – где он, спрашивают. Вытащили меня из кровати, врезали по рёбрам несколько раз и спрашивают, где можно тебя найти. А я им честно заявляю – давно уже не видел, прекратили общаться. Они давай искать у меня записную книжку, хотели номер твой найти, и не могут, - откуда же у меня блокнот, я уж не помню, где и когда по пьяни его потерял. Тогда они разрешили мне одеться и говорят – пойдёшь с нами, будем вместе искать. Хорошо, отвечаю. Вышли на улицу, и я как дал стрекача. Они меня чуть не поймали – видишь, одежду ухватили и порвали, но я вырвался и убежал. Теперь мне по любому надо было тебя найти, потому что идти-то мне больше не к кому. Отправился в вашу школу и нашёл там Макса, своего знакомого, он поспрашивал, где ты, и сказали, что ты вроде как со своим другом Ризой ушёл. А Ризу поискать мне на рынке посоветовали. Вот я к вам и пришёл.
- А Кабан тоже там был? – спросил Баха.
- Ясное дело, был, - сердито ответил  Мустафа. – Только одет он по-городскому – в первый раз в жизни его таким вижу, и ребят его. Хотя от них всё равно рыбой воняет… У вас хоть какой-то план есть, или вы собираетесь ждать, пока они вас найдут и баграми переколют?
Баха и Риза задумчиво молчали.
- Зачем вам надо было влезать в рыбные дела? – недоумённо вопросил Мустафа, видя сокрушённые лица друзей по несчастью. – Это ведь не ваше. Я понимаю, многим бы хотелось к этому пирогу подобраться, но ведь даже и детям в нашем городе очевидно, что тут давно уже всё распределено. Попали вы, ребята, по-тяжелому попали.
Последнюю фразу Мустафа проговорил уже более мягким тоном, чем прежде, и устало потёр свои красные от бессонницы глаза.
- Давайте не будем стоять в предбаннике, как неприкаянные, а пройдём на кухню, - предложил Мустафа. – И налейте мне что-нибудь, а то голова раскалывается.
Они сняли обувь и прошли в тесную, типично микрорайоновскую кухню. Риза достал из холодильника бутылку водки, неумело открыл её и щедро налил Мустафе целую чайную кружку со словами:
- Извиняюсь, сами не потребляем – спортсмены мы, - потому и стопок у нас нет. Держим одну бутылку на всякий случай, для друзей.
- Откуда такие хоромы у спортсменов? – спросил Мустафа, выпив полчашки и заметно успокоившись после этого.
- Снимаем, - ответил Риза. – В последнее время оборот на базаре увеличился, даже нет времени по домам разойтись. Ну, ты и сам это знаешь, твой товар у нас ведь тоже есть. Вот и приходится пацанов в постоянной готовности рядом с рынком держать. Сейчас тоже почти все там, только двое на квартире, пленных охраняют.
- Что за пленные? – заинтересовался Мустафа.
Баха коротко рассказал вчерашнее происшествие в протоке.
- Вы повязали Сашку и Жереха? – уважительно поджал губу Мустафа. – Это серьёзные бракаши, они вдвоём как-то целый азербайджанский сейнер с рыбой на абордаж взяли. Ну, те пришлые рыбаки, вроде как их конкуренты. Говорят, пока Сашка держал на мушке их капитана, остальные перегружали рыбу в шлюпку Жереха. Правда, после этого подвига другие браконьеры напугались возможного развития конфликта, отобрали у них морскую шлюпку и оттеснили Кабана ближе к городу. Поэтому он теперь постоянно в микрорайонах торчит. И, как я понял, чем-то успел вам насолить, иначе вы бы ни за что на реку не полезли, так?
- Конечно, сдались они нам, - подтвердил Баха. – Сами на нашу территорию зашли и наших пацанов побили. Пусть знают…
- Оно, может, и правильно, но, пока Кабан в силе, он это вряд ли признает. Значит, надо заставить его признать вас.
- Как же? – спросил Баха. – У тебя есть какие-то идеи на этот счёт?
- Да, есть одна. Вы говорите, с теми двумя взяли ещё одного, молодого? Ну-ка приведите его сюда.
Риза вышел и через три минуты вернулся с молодым браконьером. Он был одет в длинную морскую робу с капюшоном и болотные сапоги, а шапку, по всей видимости, ему сбили с головы во время драки. У парня было самое обычное круглое и обветренное аульное лицо, и он заметно трясся от страха, а на Мустафу и Ризу поглядывал с нескрываемым ужасом.
- Как звать? – строго спросил Мустафа после того, как Риза по его просьбе наглухо запер двери, чтобы другие два браконьера не слышали разговора.
- Куаныш, - послушно представился молодой, почти по-военному вытянувшись перед Мустафой.
- Давно с Кабаном ходишь?
- Два месяца, - ответил Куаныш и вдруг запричитал: - Денег дома нет, мама инвалид, отец умер, три маленькие сестры голодные!..
- Да ладно, ладно, - сморщившись, замахал рукой Мустафа. – Это твоё дело, ты же не виноват, что Кабан себя неправильно ведёт. Ну-ка, заткнись по-быстрому, вытри слёзы и отвечай на вопросы старшего дяди чётко и без соплей!
И в довершение слов Мустафа довольно сильно хлопнул молодого по щеке. Тот моментально успокоился и снова вытянулся в струнку.
- Жить хочешь? – многозначительно и с заметной угрозой в голосе спросил Мустафа.
- Да, - боязливо ответил Куаныш.
- Если хочешь, тогда делай всё, как я тебе скажу, и, возможно, уже сегодня мы тебя отпустим на все четыре стороны. Договорились?
Куаныш согласно кивнул.
- У Кабана должна быть какая-то база, - сказал Мустафа, глядя молодому в глаза. – База эта обычно либо на окраине рыбацкого посёлка, либо где-то в заброшенном доме. Знаешь, где она находится? Сам там бывал?
- Знаю, постоянно там бываю, - ответил Куаныш, выказывая полную готовность идти на сотрудничество. – Это домик маленький посреди старых дач. Мы там рыбу храним, икру готовим. Только икры в последнее время мало…
- Понятно. Сколько там сейчас человек?
- Мы трое здесь, значит, не считая Кабана там сейчас… Мишка, Жан… Ещё четверо должно быть!
- Оружие там есть?
- Конечно. И деньги тоже есть.
При упоминании о деньгах глаза Мустафы загорелись, и он заметно приподнялся на стуле.
- Сколько там ружей? – спросил Риза.
- Четыре «Калаша», три ружья и много патронов. Ещё взрывчатка – чтобы рыбу глушить.
- Показать сможешь?
- Смогу.
- Постой, - задумался Мустафа. – А туда что, только по воде можно добраться? Если так, то придётся…
- Не обязательно по воде, - возразил Куаныш. – И с трассы можно заехать. Только надо знать, куда заезжать.
Мустафа посмотрел на Ризу и Баху и сказал:
- Отправляться надо прямо сейчас. Теперь, когда я от них ушёл, они наверняка испугались и вернулись на свою базу. Надо их там брать, пока не сбежали.
- Риза, а микроавтобус ты ещё брату не вернул? – спросил Баха.
- Нет, он во дворе стоит, - ответил Риза. – Только как мы на них пойдём, у нас же нет оружия.
- Есть самопалы, - сказал Баха. – И потом, они ведь не подозревают, что мы их можем найти. Думаю, получится.
- Я согласен с братишкой, - уверенно подхватил Мустафа, который после упоминания о деньгах Кабана словно выпил чашу волшебного напитка, вселяющего в людей смелость и бесшабашность.
- Хорошо, тогда я зову своих ребят, - сказал Риза. – И ты своим скажи, чтобы не задерживались.

24.
Микроавтобус с наглухо занавешенными окнами быстро ехал по ровной, недавно только сделанной дороге в сторону моря. Внутри сидела вся вчерашняя компания, к которой добавились Куаныш и Мустафа, да ещё одного из ребят Бахи заменил Рустем, успешно разрешивший вчера проблему со смотрящими в пятой школе. По дороге он монотонным голосом рассказывал про это дело:
- Да это опять Бека там мутит. Помнишь ведь Бекзата, который на сходке был? Ему ещё сходка посоветовала добровольно уйти с должности смотрящего. Так вот, школа выбрала нового смотрящего, Данияра, а Бека уйти отказался. Его тогда послали куда подальше и вообще о нём забыли. А он вокруг себя собрал отряд верных людей, и позавчера они толпой избили Данияра, который шёл домой после школы.
- Беспредел, - покачал головой Риза. Баха промолчал, хотя ему эта тема была очень близка.
- Ясное дело, - подтвердил Рустем. – Потому они и попросили нас вмешаться. Я пришёл с тремя ребятами, а Бека собрал на улице свою банду, окружил ребят Данияра, которые с ним по совести поговорить решили, и собрался их мочить. Как нас увидел, так быстро успокоился, а его люди стали по одному отходить и во дворах исчезать. А из школы вышли те, кто ещё колебался, и к нам присоединились. Бека увидел, что остался в меньшинстве, и сильно расстроился, сказал, что ошибка вышла, и он извиняется. Думал, я бить его буду.
- И что, ты даже ни разу его не треснул? – с сомнением спросил Баха.
- Было такое желание, - признался Рустем, потирая кулаки. – Но я не успел. Когда вместе с Бекой остались только двое его дружков, остальные пацаны из пятой школы извинились перед нами за бардак и так их отметелили, что нам пришлось вмешаться, а то без переломов точно бы не обошлось. Бекзат потом вцепился в меня и долго просил проводить его до дома.
- Проводил? – усмехнулся Баха.
- Да нет, пнул его слегка, чтобы он отстал, и мы обратно в наш район пошли. Что, у нас своих дел не хватает? Ещё всякую шваль я из беды не выручал.   
- Стройная у вас система, - похвалил ребят Мустафа, из-за нехватки места сидевший на рыбацких куртках на полу «Форда». – Раньше такого в нашем городе не было. Я вижу, не напрасны были мои труды… Рустем, а ты свой самопал захватил?
- И самопал, и нож, - подтвердил Рустем и достал из внутреннего кармана куртки самодельный однозарядный пистолет, сделанный из старых холодильных трубок и щедро обёрнутый серой изолентой. – У нас сегодня семь самопалов – остальные ребята из нашей школы вооружены каждый двумя, - так что итого получается семь выстрелов. Оружие проверенное, не раз уже из него и по мишеням стреляли, и на разборках использовали. Мой самопал – вообще раритетная вещь, его ещё мой дядя лет тридцать назад соорудил и огонь и воду с ним прошёл, пока не сел надолго за вооружённый грабёж. Эта игрушка шагах в двенадцати может уложить наповал, только пацаны по моему приказу будут по ногам бить, если что – нам мокруха не нужна.
- Правильно, - учительским тоном произнёс Мустафа. – Я тоже не уважаю убийства. Это неправильно. Всегда можно договориться, а лишняя кровь только привлекает внимание милиции.
- Неизвестно ещё, сможем ли мы к ним на эти двенадцать шагов подобраться, - скептически заметил Баха. – У них там оружия столько, что они пятьдесят таких, как мы, уложить успеют, пока Рустем будет свой самопал поджигать.
- Это мы ещё посмотрим, - воинственно возразил Рустем и убрал свой самопал под куртку.

В разветвлённой дельте реки земля ещё в старые времена была нарезана на мелкие наделы, на которых в выходные трудились горожане, приезжавшие туда на оранжевые «пазиках» с затемнёнными верхними оконцами. Затем многие уехали в Германию и Россию, другие, озабоченные делами насущными, забросили свои «сотки», и в результате нынешняя популяция дачников состояла в основном из трёх неравномерных по численности групп. Первая, самая небольшая, представляла собой богачей, захвативших лучшие участки у реки, отгородившихся со всех сторон высокими бетонными заборами и державших в тесных водяных ангарах быстроходные катера со стремительными белоснежными обводами. Однако, таких домов в дельте почти не было – встречались они по большей части в рыбацких посёлках, где многие их хозяева сдавали элитное жильё издаждавшимся комфортной экзотики англичанам и итальянцам, а сами, в свою очередь, обитали на исторической родине арендаторов.
Вторую категорию современных «дачников» составляли многочисленные узбеки и каракалпаки, промышлявшие в городе строительством и ведением сельского хозяйства на землях обленившихся аборигенов. Наконец, в третью группу жителей брошенных наделов входили браконьеры - в основном, те же самые местные обитатели, к которым судьба оказалась не так благосклонна, как к хозяевам домов за высокими заборами.      
Надо отметить, что все три категории «дачников» отличались гипертрофированной скромностью и прикладывали множество усилий, чтобы обезопасить свою личную жизнь от повышенного внимания со стороны. Поэтому любому случайно забредшему на дачи путнику они с первого взгляда казались полностью заброшенными и обветшалыми, словно в этих местах уже много десятилетий не ступала нога человека. Можно было провести на дачах целые выходные, жечь костры и устраивать пикники, а осторожные обитатели покосившихся домиков так и не показывались, всё это время внимательно наблюдая за беспечными горожанами.
Баха и его спутники были осведомлены об этой особенности местных жителей, поэтому не удивились, проехав несколько таких дачных массивов и не увидев на их развалинах ни души, словно они въехали не в процветающий рыбный край, а в зону, поражённую ядерным облучением.
Миновав пригороды, микроавтобус свернул на просёлочную дорогу, и дальше водитель следовал указаниям сидевшего возле него Куаныша. Степь вскоре сменилась густыми зарослями высокого камыша, в которых скорость машины упала, потому что дорога тут была едва намечена, часто встречались довольно глубокие лужи и опасные ухабы, а из камышей то и дело вылетали цапли и другие большие птицы, задевавшие микроавтобус крыльями и перекрывавшие водителю поле зрения. Дачи здесь были очень старые, с прогнившими треугольными крышами и разбитыми окнами, а дорога едва намечалась в зарослях травы.   
- Эй, проводник! – крикнул Риза Куанышу. – Скажешь остановить, когда до вашего логова полкилометра останется. Понял?
- Так мы уже почти подъехали, - простодушно сообщил Куаныш, и Риза, поднявшись, резко скомандовал водителю остановиться.
Автобус затормозил, и ребята повыскакивали на плохо утоптанную, смешанную с лежалым камышом землю. Баха посмотрел по обе стороны дороги и оценил, что камыш тут, вероятно, достигает трёх метров в высоту, а в глубину уходит, скорее всего, на многие километры до самого моря.
Было ветрено, и заросли шумно колыхались, внутри них раздавались крики самой разной живности, оккупировавшей брошенные дома в отсутствие хозяев. В такой обстановке можно было не опасаться, что браконьеры расслышали звук фордовского мотора. Куаныш прошёлся немного вперёд и, вернувшись, объявил, что берлога Кабана находится шагах в двухстах сразу за поворотом. Ограда старой дачи давно рухнула либо смешалась с камышом, поэтому, если передвигаться бесшумно, можно незаметно подобраться к самому дому.
- Ну что, все готовы? – спросил Мустафа, когда ребята захлопнули сдвижную дверь и собрались в тесную кучку перед капотом автомобиля. – Я предлагаю такую диспозицию: водитель остаётся в машине и обеспечивает охрану нашего тыла. Закройся, братишка, на ключ, а в случае, если на тебя нападут, кричи что есть мочи. Остальные делятся на два отряда…
- А кто тебя назначал главным? – задал вполне резонный вопрос Анарбек, один из ребят Ризы.
- Как кто? – смешался Мустафа. – Я думал, что я, как самый старший и опытный, могу позволить себе…
- Дело Мустафа говорит, - пришёл Риза на выручку Мустафе. – Водитель пусть сидит в автобусе, а остальные делятся на две группы. Мои ребята идут со мной, остальные – с Бахой. Двигаться будем в камышах по обочине, чтобы они нас не заметили раньше времени: мы идём по левой стороне дороги, вы – по правой. Этот парень сказал, что у дома есть чёрный ход, поэтому, как увидим дом, заходим с двух сторон: вы спереди, мы – сзади. Надо подкрасться к ним бесшумно, потому что они нас из автоматов постреляют, если увидят на дороге.
- Так и сделаем, - согласился Баха. – Сначала разведаем, что к чему – думаю, на выдвижение и разведку минут пятнадцать хватит. Давай-ка, Риза, сверим с тобой часы. Сейчас четыре двадцать две, в четыре тридцать семь вы кричите и врываетесь первыми. Мы, как услышим сигнал, идём на штурм спереди. Дальше – валить все, кого увидим, только, как договорились, никого не убиваем. Ладно, кончаем болтовню, пока нас не раскрыли. Идём.
- А если что пойдёт не так? – спросил Рустем.
- Тогда бросаемся вперёд без всякой разведки и мочим всех, кого найдём,  - серьёзно ответил Баха, и все молча с ним согласились.
Перед крутым поворотом обе группы бесшумно вошли в заросли камыша и стали в них совершенно невидимыми. Продвигались медленно, боясь вспугнуть птиц или попасть в капкан: это несмотря на заверения Куаныша, что вокруг почти на километр капканов нет, потому что охотники этих мест сторонятся из-за дурной славы.
Скоро впереди показалась низкая треугольная крыша почерневшей от времени деревянно-саманной избушки. Когда его группа приблизилась к логову браконьеров метров на двадцать, Баха тихо скомандовал всем усесться на корточки, а сам, прихватив с собой Куаныша, ползком добрался до самого края зарослей.
Камыш в этом месте расходился в стороны, образовывая небольшую круглую полянку метров десять в диаметре. Посреди неё возвышалась невзрачная избушка с подслеповатыми оконцами и деревянным навесом по всему периметру. Хрупкие шесты, поддерживавшие навес, дрожали под тяжестью многочисленных связок с рыбой. Со стороны дороги три стоптанные ступеньки вели к обшитой дерматином двери. Возле домика скучала одинокая белая «Нива» с наглухо затонированными стёклами.
- Часовые есть? – шёпотом спросил Баха у Куаныша.
Тот удивлённо воззрился на Баху и отрицательно покачал головой:
- Какие часовые? Мы что, солдаты?
Баха некоторое время вглядывался в окна и скоро заметил внутри дома движение неясных фигур. Многозначительно посмотрел на Куаныша и кивком головы приказал отползать назад.
- Похоже, они в доме, - сообщил он пацанам, когда они вернулись. – Через полминуты нападаем. Давайте выдвигаться.
Рустем и трое других гвардейцев шестнадцатой школы достали из курток самопалы, ножи и куски арматуры. Баха тоже натянул на руку свой испытанный кастет. Затем осторожно, пригнувшись, они стали приближаться к дому.
Риза немного поторопился – его сигнальный крик раздался на двадцать секунд раньше намеченного времени. Сзади дома что-то грохнуло, раздался звон разбитого стекла и вопли, непонятно чьи: браконьеров или бойцов Ризы.
Оторвав взгляд от часов, Баха очертя голову ринулся к передней двери. Когда он подбегал к крыльцу, дверь открылась, и с Бахытом на огромной скорости столкнулся Кабан, бежавший с автоматом наперевес. Он явно не ожидал, что незваные гости зайдут ещё и с парадного входа, поэтому даже не успел привести автомат в боевое положение. Кабан сбил Баху с ног, и оба они покатились на землю. Вскочив на ноги молниеносно, как пантера, Кабан замахнулся было тяжёлым прикладом, но в этот раз фортуна от него отвернулась. Рустем оказался быстрее и, прибежав Бахе на помощь, одним мощным ударом рукояткой ножа по голове вырубил Кабана, который тут же беззвучно рухнул в утоптанный камыш.
Остальные ребята влетели в домик, где уже кипела яростная борьба между отрядом Ризы и оставшимися браконьерами. Лишь Куаныш, памятуя о том, что он всего лишь проводник, остался снаружи и со страхом вслушивался в глухие удары, треск разбиваемой мебели и жуткий мат, раздававшийся из домика.
Рустем помог Бахе подняться, и они вошли в логово браконьеров. Здесь уже всё было кончено: численное превосходство и мастерство нападавших сделали своё дело. Все четверо браконьеров в лягушачьих позах лежали на грязном полу, а над ними возвышались разъярённые сопротивлением ребята во главе с Ризой. Никто, по всей видимости, не успел пустить в ход оружие – все дрались голыми руками  и подручными средствами в виде табуреток и рыбацких снастей.
Баха огляделся и увидел незамысловатую обстановку браконьерского быта: поломанный уже низенький стол, старый комод в углу и набросанное на полу тряпьё, заменявшее постель. Повсюду стояли огромные кастрюли с засоленной рыбой и банки с чёрной икрой. Комод был открыт, и из него выглядывало дуло старого доброго АК-47, – очевидно, это Кабан открыл тайник с оружием, схватил один из автоматов и пытался скрыться, когда он так неудачно влепился в Баху.
- Хорошая работа, - сказал Баха.
- Уходить надо, пока к ним подмога не пришла, - хмуро посоветовал Риза, ногой разворашивая подозрительно сваленные тряпки в углу.
- Это верно, - отозвался Мустафа и ринулся в облюбованный Ризой угол. Там он принял активное участие в дальнейшем копошении в тряпье, что скоро завершилось радостным возгласом Мустафы – он нашёл большой портфель, доверху набитый деньгами.
- Вот это здорово! – воскликнул Сенсей. – Ну и загуляю я теперь!
- Будто до этого делом занимался, - сухо прокомментировал восторг Мустафы Баха. И обратился к Ризе: - Слушай, друг, забери-ка у него этот чемодан, а то у меня предчувствие нехорошее.
Мустафа бросил на Баху душераздирающий взгляд и инстинктивно прижал портфель к своей груди, словно только что рождённого лично им младенца.
- Деньги пойдут в общак! – жёстко сказал Баха, и Рустем, стоявший позади него, красноречиво закинул на плечо отнятый у Кабана автомат.
- Блин, даже не верится! – протянул ошеломлённый Мустафа. – И это его я, можно сказать, вырастил своими собственными руками!
- Мустафа, кончай неконкретный базар, - чётко выговорил Риза. – Если есть возражения, мы их с удовольствием разберём, только не здесь, а в городе. Давай сюда чемодан, никуда он не денется, я ручаюсь.
Мустафа тяжело вздохнул и передал портфель Ризе.
-  Рустем, приведи Кабана, - вспомнил Баха. – А то у этого господина есть привычка уходить, не прощаясь.
Рустем пошёл на двор, а ребята принялись за работу: одни вязали браконьеров, другие разбирали автоматы и ружья, третьи рыскали по углам в поисках ещё чего-нибудь ценного. Один парень побежал к микроавтобусу, чтобы пригнать его к домику.
На пороге возникла поникшая фигура Кабана с крепко связанными леской руками. Его немилосердно подталкивал прикладом под рёбра Рустем.
Баха подошёл к Кабану вплотную и спросил:
- Где мой нож?
Кабан поднял на Баху глаза,  выражавшие сложную смесь ненависти и удивления:
- Чего?
- Помнишь меня? Мы встречались в микрорайонах. Ты у меня нож забрал. Верни мне нож моего отца, или я тебя прямо тут закопаю.
Кабан с минуту смотрел на Баху, после чего внятно и громко произнёс глубокомысленную и, несмотря на свою гениальную краткость, содержащую все самые известные матерные слова фразу. Баха не обиделся, а в ответ обыскал Кабана и, не найдя у него своего ножа, обратился к своим ребятам:
- Ищите нож. Он должен быть где-то в этой комнате. Без ножа мы никуда не уйдём.
- У меня твой нож! – раздался приглушённый голос, и Баха, обернувшись в сторону выкрика, увидел стоявшего на коленях и связанного, как и его товарищи, пожилого браконьера с разбитым в кровь лицом.
Кабан дёрнулся было в сторону старика, но бдительный Рустем с удовольствием врезал ему прикладом по затылку, и главарь браконьеров вторично в течение дня принял горизонтальное положение.
- Был у меня, то есть, - поправился старик. – Твои ребята забрали, когда связывали. Вон тот, рябой, - и старый браконьер кивком головы указал на одного из пацанов Ризы.
Баха взглянул на рябого, и тот с готовностью вытащил нож из-за пояса и протянул смотрящему со словами:
- Извиняюсь, я не знал, что это твоё.
Баха жадно схватил протянутый ему рукояткой клинок и, проведя по нему ладонью, убедился, что это действительно нож его отца, и он в полной сохранности. Затем он спрятал нож в карман куртки и скомандовал:
- Всё, валим отсюда, а то скоро уже смеркаться будет.
Ребята засобирались, а старый браконьер опять подал голос:
- Слышишь ты, братишка? Ты бы нас отпустил. Всё что тебе надо ты уже взял, мы-то тебе на что?
- Наружу их выведите, - вместо ответа приказал Баха.
Пацаны начали складывать добычу в подъехавший «Форд», а Баха задумчиво прислонился к одной из опор навеса, глядя на сидевших перед ним на земле связанных браконьеров.
С утра резко похолодало и набежали тучи. В момент нападения пацанов на браконьерский домик небо разразилось мелким противным снегом, который быстро покрыл тонкой, словно мучной пылью землю, камыши и головы коленопреклоненных браконьеров, выведенных наружу и поставленных в ряд у микроавтобуса.
- Всё, мы готовы ехать, - сказал Риза, хмуро посмотрев на небо. – Надо до города добраться, пока дорогу снегом не завалило. А с этими что делать?
- Запалим их, а? – мечтательно предложил Рустем, глядя на деревянную крышу домика. – И «Ниву» бы с собой прихватить – не помешает, на рыбалку выезжать можно.
- Не надо, - бросил Баха. – Проткните только все колёса на их машине, чтобы они за нами не увязались.
Он вынул нож и решительно подошёл к старику-браконьеру. Тот охнул и попытался закрыть руками лицо, но Баха всего лишь обрезал связывавшие его лески. Освободив всех, кроме Кабана, он сказал им:
- Идите по домам, мы вас больше трогать не будем. Но и вы помните, что не с теми связались. Если ещё раз влезете в наш район и станете бить щеглов, разговор у меня с вами будет уже другой. Запомните: дельта – ваша, а город – наш. Чтобы вам не пришли в голову разные идиотские идеи, я вам напоминаю, что двое… трое ваших ещё некоторое время будут у нас в заложниках. Идите теперь, пока я не передумал.
- Парень! – воскликнул связанный Кабан.
Баха остановился и посмотрел на него.
- Парень, верни мне деньги! – заорал Кабан. – Или застрели, только не бросай здесь одного!
Баха не удостоил его ответом и пошёл к «Форду», в то время как четыре освобождённых браконьера со всех ног бежали в камыши.
Баха сел в автобус последним и закрыл за собой сдвижную дверь, а отчаянные вопли Кабана продолжали оглашать заросли камышей.
- Не круто ты с ним? – спросил Рустем.
- Да ничего не круто, - махнул рукой Баха. – Ты думаешь, те четверо далеко убегут? Они вернутся и развяжут его, как только мы отъедем.
Всю обратную дорогу пацаны провели в молчании. Лишь на трассе, уже когда машина подъезжала к городу, Баха попросил остановиться и обратился к Куанышу:
- Иди, друг, ты свободен. Найди себе нормальную работу и с этими бракашами больше не связывайся.
- Так у нас, брат, другой работы в селе и нет, - развёл руками Куаныш. – Все только этим и промышляют.
Баха смущённо покашлял и, не найдя что ещё сказать, похлопал Куаныша по плечу.
- Деньги-то на маршрутку есть? – спросил Риза.
- Да дойду как-нибудь, - ответил Куаныш и, спрыгнув на обочину, пошёл вдоль дороги к ближайшей остановке.
«Форд» двинулся дальше и скоро прибыл к базару.
Перетаскав добычу в квартиру Ризы, бойцы шестнадцатой школы во главе с Рустемом разошлись, а люди Ризы, Баха и Мустафа остались.
Пока ребята отдыхали в комнате, Баха, Риза и Мустафа собрались на кухне и, поставив перед собой на стол портфель, доверху набитый деньгами, с минуту молча на него смотрели.
Первым подал голос Мустафа.
- Можно выпить? – спросил он безнадёжным тоном.
Риза механически подошёл к холодильнику, вытащил не допитую Мустафой бутылку водки и налил в чашку, которая так и стояла на столе со времени их отъезда.
- Мне тоже, - тихо сказал Баха, доставая с полки вторую чашку.
Они с Мустафой выпили, не чокаясь и смотря в разные стороны. Риза решил смягчить возникшее между ними напряжение, заведя разговор на менее наболевшую тему:
- Баха, мы с тобой уже испытанные друзья, в разные истории попадали, и я не могу сомневаться, что ты всегда действуешь только в пацанских интересах. Но ты мне честно скажи: ты ведь всю эту разборку с браконьерами не из-за своего ножа затеял?
- Честно? – смотря в стену, переспросил Баха. – Если честно, то, может быть, и из-за ножа.
Риза покачал головой и произнёс:
- Ладно, будем считать, что я ничего не спрашивал. Тогда слушайте, что я думаю про эти деньги. Ты, Баха, всегда, как смотрящий, впрягаешься за школьный общак, но тут ситуация немного другая – согласись? Ты настаиваешь, что всё началось на вашей территории, значит, ты можешь забрать в общак десять процентов от общего дохода, но не больше. Остальные деньги должны быть по-честному разделены между всеми пацанами, кто участвовал в деле вместе с нами. Что вы думаете насчёт такого раздела?
- В общем, я думаю, правильно, - всё ещё не смотря на Баху, сказал Мустафа. – Но с какой стати делить поровну? Ты – главный в банде, Баха – смотрящий, а я, можно сказать, единственный пострадавший в этом деле. Предлагаю каждому из нас по двадцать пять процентов, а остальное пусть делят между собой. Там и на ваш общак хватит.
- Что ты скажешь, Баха? – спросил Риза.
- Возможно, там, в домике, я ошибся, - признал Баха. – Согласен полностью с тобой, Риза. Общак должен получить десять процентов, всё остальное делится поровну. Если не сделать так в этот раз, то в следующий ребята могут уже не откликнуться на наш зов.
Они некоторое время помолчали, а потом Риза, по зрелому размышлению, изрёк:
- Раз у нас тут разногласия, думаю, вообще ещё рано принимать какое-то решение. Как-то всё легко у нас вышло. Ну, не бывает так в делах, связанных с рыбой. У каждой браконьерской группы всегда есть своя крыша, и, как правило, это ребята из серьёзных органов. А где крыша Кабана, почему никто за эти дни не проявился? У меня предчувствие, что история эта пока не закончилась.
- Риза прав, - отозвался Мустафа. – Я тоже хотел что-то в этом роде сказать, но он так всё правильно разложил по полочкам, что добавить мне нечего. Предлагаю для начала пересчитать деньги, но перенести их в другое, безопасное место, потому что этот молодой браконьер уже знает вашу квартиру и может навести на неё нежелательных для нас гостей. По этой же причине нельзя тут держать оружие и заложников: зачем облегчать работу оперативникам. Риза, есть куда всё это спрятать?
- Есть, - сказал Риза.
- Предлагаю не тянуть, а перенести всё прямо сейчас, - посоветовал Мустафа, которому мысль о возможных проблемах с органами вернула его привычную рассудительность. – Деньги пересчитаем и будем держать нетронутыми до тех пор, пока не убедимся, что всё прошло тихо, либо пока не появятся… Надеюсь, конечно, что никто не появится, но Риза сказал правильно – что-то очень всё складно и легко прошло, так не бывает. И я тоже, с вашего разрешения, несколько дней у вас на квартире зависну. В такое время мне будет спокойнее при мысли о том, что вокруг меня десяток накаченных бойцов.
- Хорошо, договорились, - сказал Риза. – Баха, ты согласен?
- Конечно, - кивнул Баха.
- Тогда считайте деньги, а я скажу ребятам, чтобы начали переносить всё в другое место – есть у нас резервная квартирка в другом районе.
Перед сном Баха долго смотрел в окно на густой снегопад, покрывший весь город и окрестности надежным холодным одеялом.
Наступила стужа, и в течение двух суток река покрылась толстым прочным льдом. Это, однако, вовсе не означало зимнюю спячку или перерыв в деятельности ребят. Напротив, события продолжали разворачиваться с еще большим напряжением.

25.
Друзья Бахи оказались правы: через три дня в дверь квартиры Ризы постучался запуганный пуще прежнего Куаныш и срывающимся голосом передал Мустафе, что инспектор Саламатов просил сегодня в три часа дня ждать его перед кафе «Томирис».
- А инспектор – он из какой организации? – осторожно спросил Мустафа.
- Из рыбоохраны, конечно, - ответил Куаныш. – Он из агентов.
Слово «агентов» было произнесено с ударением на последнем слоге. Впоследствии Баха убедился, что так по традиции в городе называют только рыбных инспекторов. При этом, например, страховые агенты или агенты по недвижимости именовались и склонялись вполне правильно. Видимо, это отражало особую народную любовь к сотрудникам рыбной инспекции.
- Он с вами раньше работал? – заинтересовался Мустафа.
- Ну, вот и спросите у него самого, - отвел глаза Куаныш. 
Мустафа испытующе посмотрел на браконьера и махнул рукой:
- Хорошо, передай инспектору, что мы придём.
Мустафа позвонил Бахе, и без пятнадцати три они втроём с Ризой стояли в условленном месте.
- Рыбоохрана – это хорошо, там одни профессионалы, - заверил друзей Мустафа. – С ними общаться намного проще, чем с сопливыми офицерами из других органов. Им стоит только получить должность и нацепить на себя галстук, и они так задирают носы и ставки откатов, что хоть вешайся. Если Кабан ходил под рыбоохраной, всё не так плохо, как мы предполагали.
- Разные люди бывают, - осторожно возразил Риза. – Может быть, и в рыбоохране встречаются такие агента, кто их знает? Так что не будем делать выводы, пока не увидим этого инспектора своими глазами.
- Думаю, это он и идёт, - сказал Баха, поймав взглядом толстенького маленького человечка в меховой шапке и дублёнке, подходившего со стороны дороги.
Человек в меховой шапке подошёл поближе и оказался кругленьким сорокалетним мужчиной с лоснящимся от масла улыбчивым лицом. Под мышкой инспектор держал кожаную папку. Увидев пацанов, он, казалось, обрадовался и протянул им руку:
- Привет, молодёжь. Вот вы какие, оказывается. А я всё думаю, кто это так старого Кабана отделал?
Парни молча поздоровались, осторожно разглядывая рыбного чиновника.
-  Да не бойтесь вы меня, - расхохотался Саламатов, показывая блестящую серебряную коронку на одном из передних зубов. – Не собираюсь я вас арестовывать. И диктофона у меня с собой нет, стар я уже для таких трюков. Поговорить просто надо было. Меня зовут Ануар, а вас как?
Ребята представились.
- Ну что, так и будем на холоде стоять, или пригласите старшего по возрасту в кафе посидеть? – спросил Ануар. – Денег-то у вас теперь, думаю, на кафе хватает?
- Хорошо, зайдём, - сказал Баха.
В пустом кафе они сели за самый близкий к входу столик, чтобы разговора не слышали бармен и сонная официантка. Инспектор заказал себе двести грамм коньяка и шоколад, а Мустафа решил составить ему компанию и попросил столько же водки и салатик на закуску. Баха и Риза из вежливости взяли по стакану кока-колы, но и к ней не притронулись.
Саламатов чокнулся с Мустафой и смачно выпил большую рюмку коньяка, потом развернул плитку шоколада и отломил квадратик.
- Так вы в этом районе двигаетесь, ребята? – спросил он, вкусно разжёвывая шоколад.
- Да, есть тут кое-какие дела, - за всех ответил Баха.
- Я в отпуске был, вчера только приехал, - сказал инспектор. – Впервые за десять лет решил с женой на курорт выбраться. Туда летом обычно ездят, но кто ж нас, служащих, туда в сезон отпустит? Сюда я не звонил, и телефон санатория своим не давал, думал, за две недели ничего страшного не произойдет. Вы, молодежь, в Сочи, конечно, не бывали?
Ребята молчали, сосредоточенно глядя на инспектора.
- Мы с Кабаном тридцать лет знакомы, - продолжал Саламатов. – Таких, как он, уже почти не осталось – мы с ним одни из старой гвардии были. Сейчас время уже другое – браконьеры с лодок пересели на сейнеры и вертолёты, а двустволки поменяли на автоматы и снайперские винтовки. Да и снастей раньше никто не использовал, только петли и крючки… Да что я вам говорю, вы и сами знаете, бывалые. Я про вас успел кое-какие справки навести; вас хвалят, далеко, говорят, пойдёте. Потому и дело никакое заводить не стал, решил, ребята толковые, сами всё поймут. Ведь правда, вы поймёте? – и Ануар очень серьёзно посмотрел на Баху, безошибочно угадав в нём лидера.
- А вы скажите, что вас интересует, - ответил Баха. – Может и договоримся.
- Хорошо, тогда перейдём к конкретному разговору, - сказал инспектор и выпрямился на стуле. – Вы унесли оружие – семь единиц, по моим сведениям, патроны и взрывчатку. Всё это верните сегодня же вечером – я скажу, куда привезти. Сашка и Жерех до сих пор находятся у вас – надеюсь, вы их ещё не грохнули?
- Нужны они нам… - с презрением отозвался Риза.
- Отлично, - успокоился Саламатов. – Вам не нужны, а мне они – в самый раз. Кто-то должен ведь теперь вместо Кабана на меня работать.
- В каком смысле – вместо Кабана? – спросил Баха.
- А вы что, ещё не слышали? – искренне удивился инспектор. – Кабана позавчера дагестанцы утопили. Он им был деньги должен, и время платить как раз подошло. А браконьеры из Дагестана не те ребята, которых можно уговорить подождать с долгом. Оружия отстреливаться у Кабана тоже не было, вот они его тёпленьким и взяли. И сбросили с камнем на шее в районе Зюйдвестова острова… А вы что, думаете, я каждый день в рабочее время пью? Вот, бывшего друга помянуть решил.
Потрясённые пацаны молчали, опустив головы. Инспектор решил их приободрить:
- Ладно, давайте вернёмся к делам. В доме Кабана вы забрали сумку с деньгами. Я уверен, что все деньги по-прежнему где-то у вас лежат в целости и сохранности. Во всяком случае, сумму долга Кабана дагестанцам я знаю, и обмануть вы меня не сможете. За него долг теперь должен отдать я, поэтому деньги вы мне верните, пожалуйста. По-хорошему только, без ковбойских штучек всяких. Иначе, знаете, многое может произойти.
- Уважаемый… - начал было Мустафа, но Бахыт его остановил и сказал:
- Жалко Кабана, конечно, но что-то я не въеду в смысл сказанного вами – по молодости моей, наверно. Кабан был должен, а долг отдаёте вы? И если его за это утопили, то не означает ли это автоматическое погашение долга? Можете вы это объяснить мне, несмышлёному?
Саламатов неуютно поёжился, и вокруг его рта образовались жёсткие складки. Он взял со стола рюмку и некоторое время катал ее в руке, придерживая за тонкую ножку. Затем инспектор отодвинул коньяк и раскрыл на столе кожаную папку.
В папке оказались служебные бумаги и блокнот для записей. Инспектор вытащил из специальной петли ручку и нарисовал на чистом листе бумаги две линии.
- Я вам кое-что объясню, - сказал инспектор. – Смотрите, это выход к морю. А это город. Что находится между морем и городом?
- Река? – предположил Баха.
- Сети? – ехидно вставил Мустафа.
- Там находятся люди, - отрезал инспектор. – Сети сами по себе в воду не полезут, их там надо сначала поставить. Начиная от города в дельте находятся пять рыбацких поселков, и в каждом из них есть несколько артелей. Конечно же, у каждой артели есть своя крыша, и чем артель богаче, тем и крыша у нее сильнее.
Инспектор перечеркнул реку на схеме пятью поперечными линиями и продолжал:
- Артели выходят в море на лодках. Рыбу и икру доставляют на базы. Таких баз несколько, и каждая из них тоже принадлежит большим начальникам из города. Есть официальная база, но она берет рыбу дешево, поэтому артели сдают товар на подпольные базы, которые потом вывозят все в Россию. Так было всегда, и всех это устраивало. Но в последнее время многое начинает меняться. Появились азербайджанцы и дагестанцы на катерах и сейнерах, у них есть не только автоматы, но и гранатометы и еще много чего. И новые базы на берегу уже появляются, и не все из них основаны местными…
Последнюю фразу Ануар проговорил многозначительно и внимательно посмотрел на ребят.
- Мы – местные, - гордо сказал Риза и, в свою очередь, тоже уставился на инспектора.
- Я знаю. Потому с вами и говорю, - глухо отозвался Ануар и продолжал. – Много сейчас желающих вытеснить наши артели из дельты. Их подкупают, выгоняют или убивают. В итоге каждая артель сейчас под кем-то ходит, самостоятельных почти не осталось. Мы с Кабаном да еще одна артель в его селе – последние из таких. С Кабаном мы знакомы с детства, и у него всегда была плохая черта – слишком уж он был жадным. Это его и подвело в итоге…
Ануар с шумом захлопнул папку и заговорил деловым тоном:
- Теперь перейдем к сути вопроса. Как мне сегодня ночью приходили два дагестанца. Как я узнал, Кабан тайком от меня вел с ними переговоры. Часть улова он согласился передавать им за очень большие деньги. Ему дали задаток – те самые деньги, которые вы у него забрали. Также ему дали две новенькие байды и несколько автоматов. А недавно они услышали о том, что у него начались проблемы, и наведались к нему. Улова у него нет и денег нет, и это им, конечно, не понравилось. Его пытали, и он сдал меня. Сегодня они дали мне время до шести вечера, чтобы я принес им деньги. 
- А если мы откажем? – спросил Мустафа. – Какое нам дело до этого дело? Нас-то они не знают.
Ануар криво усмехнулся и спросил:
- Вы думаете, они и меня завалят? Ну нет, работника органов они не убьют, тем более в городе. Другое дело – в море, там все можно списать на большую волну. Да даже и там – если убьют агента, им такое устроят, что браконьеры об этом многие годы вспоминать будут. И в том, что они вас не знают, вы не правы. У них глаза повсюду, и сухими вам из этой истории не выбраться.
Сказав это, инспектор мимолетно взглянул в сторону окна. Риза тут же вскочил с места и бросился к двери кафе. Распахнув дверь, Риза принялся внимательно рассматривать машины на дороге. Тут же с улицы послышался звук включаемого мотора. Баха и Мустафа бросились за Ризой, но увидели только корму бордовой «девятки» без номеров.
- Ушел, гад, - прошипел Риза.
Друзья вернулись к столу, где Ануар, как ни в чем не бывало, смаковал коньяк. Риза сердито наклонился к нему и спросил:
- Ты зачем с собой еще кого-то привел? Мы ведь так не договаривались.
- А вы что, думали, эти ребята так просто это дело оставят? – спокойно парировал инспектор. – Им ведь эти деньги тоже не принадлежат. Их привел сюда какой-то Шах, новый авторитет в городе. Про него многие говорят в последнее время. Построил секретную базу на реке и подкупает артели, чтобы рыбу сдавали только ему. А денег у него много, и люди влиятельные за ним тоже стоят, крыша его, по слухам, в столице находится. Так что дагестанцы боятся не меньше нашего, что не вернут деньги. Лично мне эти приезжие авторитеты тоже не нравятся, уж поверьте. В наш регион они вкладывать не будут, только обдерут всю реку и сбегут, когда уже нечего брать станет. Но сейчас речь не об этом, а о конкретном долге. И этот долг не мой и не ваш, а Кабана. Хоть Кабан ступил на скользкую дорожку и поплатился за это, но отвечать за него теперь нам с вами, поэтому очень вам советую согласиться со мной, пока не поздно.
Риза и Баха молчали, при этом Риза сильно сжимал кулаки, и на его лице проступало явное желание нарушить негласное правило о неприкосновенности рыбных инспекторов.
Мустафа решил разрядить обстановку.
- Спокойно, ребята, - тронул он Ризу за локоть, и обратился затем к инспектору. – Мы понимаем, конечно, что вы при желании можете устроить нам проблемы. Но подумайте, что вы от этого выиграете? Мы ведь можем оставить деньги себе, а оружие растворить среди знакомых, и ничего ваши дагестанцы у нас не найдут. А вы, хоть так нас и пугаете, но должны понимать, что на рыбной инспекции свет клином не сошелся. Ваши конкуренты из других органов ведь спят и видят, как на вас компромат найти, не так ли?
- Не спят они, не спят, - вздохнул Ануар. – Давно уже нашего брата в самые скверные места оттеснили. Лет пять назад Кабан ни за что не стал бы на каких-то малолеток время тратить. Вот что, ребята, эти деньги реально мне нужны. Мне надо замять этот скандал с долгами Кабана – я ведь сказал, что у дагестанцев тоже крыша есть, - и мне надо с Сашкой и Жерехом собрать новых ребят, а то в их отсутствие там обязательно кто-то появится, а с ним опять договариваться надо. Давайте не будем ссориться, вы мне отдаёте деньги и оружие, и по-мирному разойдёмся, а?
Парни с минуту переглядывались, а потом Бахыт сказал:
- Нам надо посовещаться.
- Совещайтесь, чего уж там, - протянул Ануар. – Я пока на крыльце покурю.
Как только инспектор вышел, Риза спросил Мустафу:
- Ты что, действительно собираешься кого-то из других органов подключить? Мы ведь с красными не общаемся, забыл?
- Да, это я так, больше для понта сказал, - виновато оправдывался Мустафа. – Я вот что думаю, у нас и своих дел полно, дагестанцев с гранатометами нам на районе точно не надо. Я, конечно, люблю деньги, но не настолько, чтобы отдавать за них свою душу. Предлагаю вернуть им все и разойтись по-доброму.
- Всё мы отдать не можем, - возразил Баха. - Кабан залез на нашу территорию, у нас есть пострадавшие и среди малолеток, и среди наших бойцов. Ребятам надо выдать денег за работу, хоть самый минимум. Опять же, плата в общак – народ не поймёт, если я, как смотрящий, не взыщу с виноватых обязательных десяти процентов. Мы должны в каждый момент и любому на этом свете доказывать не отморозки, у нас всё по закону.
- Это не такие большие суммы, чтобы из-за них подвергать нас опасности, - сказал Мустафа. – Неужели в вашем общаке не найдется денег за работу ребятам и на другие расходы? Браконьеры это такой народ – за лишний рубль, который мы утаим, могут посчитать нас неконкретными, а это грозит новыми разборками.
Баха и Риза переглянулись, и Риза с сомнением покачал головой.
Когда инспектор вернулся к столу, Мустафа от лица всех сказал ему следующее:
- Хорошо, вы нас убедили. Мы вернем сегодня же все, что забрали у Кабана. Только вы должны гарантировать нам полную неприкосновенность нас и всех наших ребят: то есть, чтобы не было так: мы отдали все деньги и стволы, а вы нас после этого вяжете и оформляете по тяжким статьям.
Ануар заметно оживился и ответил:
- Это само собой. Через часик я тебе позвоню и скажу, куда и во сколько вам подвезти оружие и деньги. Пересчитывать не буду, надеюсь, понимаете, во что мы с вами влезли, и потому все деньги будут в сохранности.
- Чужое не берём, - огрызнулся Риза, но инспектор не обратил на него внимания и, набросив на плечи дублёнку, повернулся к выходу.
- Ануар, один момент, - остановил его Баха.
Инспектор оглянулся на него, и Баха сказал:
- Наши ребята будут рыбачить, как и раньше, и не надо их трогать, нам это не понравится.
- Я-то вас трогать не буду, - пообещал Саламатов. – А за других ручаться не могу – инспекторов много, и мне они не подчиняются.
- А я не об инспекторах говорю, а о ваших браконьерах, - пояснил Баха. – Это они наших постоянно бьют и улов отбирают. Под вами ведь не только Кабан ходил, еще и другие есть.
- Думаю, вы уже доказали, что и сами можете их об этом попросить, - сухо бросил Ануар и вышел из кафе.
Баха поднял руку, попросив счет, и некоторое время молча смотрел на пустую рюмку из-под коньяка, оставшуюся на столе после инспектора.
- Ну, так что? – спросил Мустафа. – Готовимся к передаче?
- Да, надо идти, - задумчиво сказал Баха. – Пора заканчивать с этим.
Только Риза ничего не сказал. Он один из всех присутствующих видел глаза дагестанских браконьеров, смотревших в окно кафе, и их взгляд ему очень не понравился.

26.
Рынок в микрорайонах в те времена представлял собой хаотическое нагромождение контейнеров, базарных рядов и небольших бараков. На асфальтовых площадках торговали с грузовиков и старых пирожковозов. Люди и автомобили передвигались по всей территории рынка вне всякого порядка, но при этом странным образом еще никого не задавили. Рынок был огражден невысоким заборчиком; возле единственных ворот микроскопического размера дежурили женщины-контролеры, которыми своими белыми марлевыми повязками, наглухо закрывающими лица, вызывали в памяти стойкие ассоциации с гонконгскими боевиками про ниндзя и якудзу. Тут всегда происходило столпотворение.
Риза, как известно, вечером был занят, отдавая дагестанцам вещи Кабана. Но подчиненные Ризы могли справиться и без него. Как правило, они закрывали свою лавку уже к ночи, когда пробки у ворот прекращались, дикая ругань разъяренных водителей растворялась в сухом вечернем воздухе, а марлевые ниндзя расходились по домам. Парни грузили товар в два стареньких мотоцикла с люльками и медленно выезжали на трассу.
В этот вечер все пошло не по плану. В лавке находились трое: Мара, Телибай по прозвищу «Телик» и Ержан, за характерную прическу ласково называемый друзьями «Ёжик». Все трое были опытными бойцами и уже набившими руку торговцами. Но нападения в этот час они не ожидали.
Когда люльки наполнились тюками и коробками, к лавке подъехала бордовая «девятка». Оттуда вышли четверо с арматурами в руках – их лица были закрыты поднятыми воротникам курток, шарфами и низко надвинутыми кепками.
У мотоциклов Телибай передвигал коробки, чтобы можно было втиснуть больше товара. Его ударили ножом в почку и для верности добили арматурой по голове. Нападение было совершено сзади, так что Телибай впоследствии очнулся только в областной больнице и не понимал, что с ним произошло.
Из лавки вышел Мара с коробкой видеокассет. На него набросились и принялись бить все четверо налетчиков. Кассеты рассыпались, их беспощадно топтали ногами, как и упавшего Мару.
Сопротивление смог оказать только Ержан, но и его после непродолжительной возни свалили с ног ловким ударом ножа в грудь.
Сцену нападения наблюдали продавцы парфюмерии из соседней лавки. По их словам, как только ребята Ризы затихли, бандиты скинули с мотоциклов товар, собрали его в одну большую кучу, облили бензином из пластиковой бутылки и подожгли. Товар в лавке не тронули. Затем связали Мару и бросили его в багажник «Лады».
Когда «девятка» уехала, парфюмерщики, дрожа от страха, приблизились к Ержану с Телибаем и оттащили их вместе с мотоциклами от разгоравшегося костра с едким дымом горящей пластмассы. Затем кто-то догадался позвонить Ризе.
Баха приехал в травматологическое отделение областной больницы сразу, как только получил сообщение об инциденте на рынке. Как и Ризу, его захлестывали эмоции: в голове не укладывалось, зачем браконьерам понадобилось настолько кровавое нападение, если все их требования были выполнены. Рустем получил задание готовить ребят к войне, а в больницу Баха пришел вместе с Сериком.
Риза сидел в приемном покое с двумя своими ребятами. Все они были темнее тучи и смотрели на Баху с величайшей неприязнью. Однако Риза нашел в себе силы сдержаться, когда Баха подошел и в знак солидарности положил ему руку на плечо.
- Как они там? – спросил Серик.
- Жить будут, - глухо ответил Риза. – Но выйдут отсюда нескоро. Нужны деньги на лекарства и уколы.
- Выделим из общака, - сказал Баха. – Для этого он и создавался.
Риза посмотрел на Баху и снова подавил в себе вспышку гнева.
- Мои люди ищут этого Ануара из рыбной инспекции, - сказал Риза, стараясь казаться спокойным. – Только через него мы сможем выйти на этих браконьеров. Ни дома, ни на работе его нет.
- Выглядит очень похоже на то, что он был с ними заодно, - предположил Серик. – И ему нужны были деньги Кабана и оружие.
- Зачем тогда надо было резать моих ребят? – спросил Риза. – Не могу этого понять. Просто пришли и завалили двоих, товар пожгли. Одного увезли, и неизвестно, что с ним делают. Не вижу логики, даже отморозки так не делают.
- Надо покурить, - предложил Серик, и парни вышли в ночную стужу перед зданием больницы.
Из темноты приблизилась темная фигура. Это оказался Мустафа. Не успел он познакомиться, как Риза набросился на него и попытался задушить. Ризу оттащили, но он еще минуты с две шипел различные проклятия в адрес Мустафы, которого по известным только ему причинам посчитал основным виновником передачи денег браконьерам.
- Договориться с ними захотел, гад! – возмущался Риза. – Да по ним было видно, что с такими не договоришься. Таких мочить надо!
- Успокойся, брат, - рассудительно проговорил Мустафа. – Мы вроде принимали решение коллективно, и я не был таким уж сторонником переговоров с ними. И что теперь нам, порвать глотки друг другу, вместе того, чтобы искать этих браконьеров? Давай сначала разберемся с ними, а потом будем бросаться на своих?
Риза уже справился с яростью. Тяжело дыша, он отказался от предложенной сигареты и присел на обледенелую трубу для полива деревьев.
- Мне нужен этот инспектор, - сказал Риза сквозь зубы.
- Куда он денется? – уверенно отозвался Мустафа. – За море он не уйдет, потому что местный. У него тут семья и дети, я уже узнавал, они никуда не ушли, а сидят дома, только сильно напуганы.
- Мы пока ничего не знаем, насколько Ануар замешан в этой истории, - сказал Баха. – Может, он и сам пострадал?
Со стороны больничных ворот быстрым шагом подошел один из ребят Ризы.
- Мару привезли, - сообщил он, захлебываясь и пытаясь отдышаться.
- Он жив? – спросил Риза и затаил дыхание, боясь услышать скорбное известие.   
- Жив, сам в квартиру поднялся, - успокоил всех парень. – Они довезли его на наш адрес и уехали. Сейчас он лежит в квартире, ему сильно досталось. Он зовет тебя, Риза, и тебя, Баха. Говорит, для вас есть сообщение от бандитов.
В квартире Ризы царило тихое напряжение. Двое парней сидели в прихожей, одетые в черные кожанки и вооруженные до зубов: ножи, кастеты, нунчаки. В основной комнате стоял запах йода и мази Вишневского: ребята сами перевязали раненого Мару, поскольку в больницу он обращаться не захотел.   
Слабым голосом Мара поведал, что бандиты требуют такую же сумму денег, какую они получили сегодня, завтра до конца дня, иначе будут еще жертвы. Это, как они объяснили, в качестве штрафа за нападение на Кабана.
- Наглое требование, - сказал Мустафа, изучив реакцию коллег. – И что еще сказали эти дагестанцы?
- Это были не дагестанцы, - возразил Мара.
- В смысле – не дагестанцы? – спросил Риза. – Я сам их видел в машине еще днем, возле кафе. Там были такие типичные ребята с Кавказа.
- Не знаю, Риза, кого ты там видел, - проговорил Мара, закатывая глаза от боли. – На этих были шарфы, но глаза их я видел, и по тому, как они говорят, ну, в общем, не кавказцы это, а наши, местные.
- Из нашего города? – оживился Мустафа. – Ты кого-нибудь узнал?
- Я не говорил, что из нашего города, - недовольно прогудел Мара. – Наши – это значит наши.
- Куда и во сколько надо принести деньги? – осведомился Баха.
Риза посмотрел на него с изумлением, но Баха резонно объяснил:
- Пока что это единственный способ добраться до них. Никаких денег они от нас не получат, это факт. Надо покончить с ними, а то режут всех, как у себя дома.
- Они сказали – деньги собрать в спортивную сумку. Завтра в семь вечера я должен один с этой сумкой стоять на перекрестке улиц Курмангазы и центральной трассы Рыбачьего поселка. Если рядом будет кто-то, кроме меня, они обещают спалить нашу лавку.
- Я что-то не понимаю, - задумался Баха. – И они что, думают, мы пойдем на эти условия? Нам так приятно, чтобы нас резали, а в ответ мы будем снабжать их деньгами?
- Они сказали, что теперь их шеф – главный в городе, и все серьезные бандиты и пацаны будут ему отчехляться, - сказал Мара. – Если мы будем хорошо себя вести, они будут нас крышевать.
- Да они бессмертные, что ли? – возмутился Риза. – У нас тоже арматуры и заточки на них найдутся!
- Они решили, что мы щеглы, - подал голос Мустафа и вздохнул. – Увидели нас в кафе, посмотрели, кто торгует на рынке, и решили нас поучить жизни, а заодно заставить платить им. А чтобы мы не сомневались в их серьезных намерениях, сразу порезали двоих, а одного избили.
- Их шеф это тот самый Шах, про которого говорил инспектор? – спросил Баха. – Я уже раньше слышал это имя.
- Не помню, имени они, кажется, не говорили, - проговорил Мара.
- Во всяком случае, это точно не браконьеры, - заключил Мустафа. – Они связаны с браконьерами какими-то общими делами, но у тех, кто похитил Мару, совсем другие цели. Если мы завтра отдадим деньги, они будут требовать снова и снова, пока не изведут нас под корень. А если не отдадим, придется ждать новых нападений. Это означает война, и у них сейчас преимущество, потому что мы не знаем, кто это такие.
Все задумались, но в головы почему-то не приходило ни одной светлой идеи. Слишком нагло и неожиданно застали пацанов неизвестные бандиты. Перспективы в данный момент казались туманными и угрожающими.
На подоконнике зазвонил телефон. Риза снял трубку и долго напряженно слушал. Потом коротко сказал: «Хорошо, мы выезжаем», - и повернулся к друзьям, в ожидании на него взиравших.
- Инспектора видели в артели у моря, - сообщил Риза. – Думают, он там прячется от бандитов или от нас.
- Тогда едем, - засобирался Баха. – Я сам выбью из него адрес этих уродов.
- Обожди, - Риза поднял руку. – Артель заодно с ним, он ведь их крыша. Они так просто его не отдадут. А там народ не хуже тех браконьеров. Просто на стрелку туда не прийти, они нас сразу баграми побьют или постреляют из охотничьих ружей. Надо выезжать подготовленными. 
- А сколько их там?
- Не знаю, - признался Риза. – Но думаю, что не меньше двух-трех десятков. Это же целое рыбацкое село. Я сегодня узнал, что Кабан тоже был из того села, только ходил сам по себе и людей набирал в основном наемных, с других артелей. Его не особенно любили в этой артели. Но это не значит, что нас они там примут, как своих, особенно учитывая последние события. Калаши у них точно есть, так что нам с нашими самопалами там туго придется, если дойдет до конкретного дела.
- Давайте не будем мешать Маре, - предложил Мустафа. – Посмотрите, у него голова болит, а вы тут над ним дискуссию устроили.
- Правильно, - согласился Риза. – Пойдемте на кухню.
На кухне заварили чай и, по зрелому размышлению, поняли, что в ночь идти на артель не имеет смысла. Риза достал зеленую ученическую тетрадь и принялся расписывать в ней имеющиеся в распоряжении пацанов силы. Для Бахи в этот момент откровением стал факт, что Риза умеет писать и вообще знаком с грамотой. Увидеть в его руках карандаш было намного большей редкостью, чем, например, автоматическую винтовку. Мустафа заметил изумление Бахи и на мгновение улыбнулся. Но тут же вновь принял очень строгое выражение лица.
- На рынок завтра не выйдем, - сказал Риза. – Слишком опасно. Мару бросать мы тут не можем, а бандиты знают, где находится квартира, поэтому здесь мне тоже придется оставить несколько человек.
- Мы можем дать наших ребят для охраны квартиры, - сказал Баха.
- Сами справимся, - заверил Риза. – Лучше позаботьтесь о своей территории, туда эти козлы тоже могут наведаться.
- Рустем скоро подойдет, - сообщил Баха. – У нас будет не меньше пятнадцати хороших, проверенных ребят.
- Я смогу взять с собой еще троих, - сказал Риза. – Остальные будут здесь и в больнице.
- Тут еще такое дело, - подал голос Мустафа, шумно отпивая чай из пиалы. – Все в микроавтобусе не поместятся. Надо позаботиться о транспорте.
- У нас есть два мотоцикла, - сказал Риза.
- Рустем тоже недавно начал ездить на мотоцикле, - вспомнил Баха. – Я его как-то видел на «Иже». «Планета», кажется. Он его отобрал у кого-то. Сейчас я ему скажу, чтобы с утра выехал на нем.
- На наших мотоциклах поместится по двое, - посчитал Риза. – Можно и по трое, если сзади водителя еще одного разместить, но это опасно, лучше остальные доедут до артели в микроавтобусе. Надо будет заправиться с ночи, чтобы утром не терять время.
- Что у нас с оружием? – спросил Мустафа.
Начали считать оружие. Холодного оружия, включая арматуры, нунчаки, ножи и даже короткий меч, стилизованный под самурайский – личное оружие Ризы, - было более чем достаточно. А вот по части огнестрельного арсенала пацаны явно проигрывали гипотетическим автоматам, которыми могла их встретить артель. Было три старых обреза, из которых на поверку исправным оказался только один, и патронов к нему оказалось только шесть. Также нашлось одиннадцать разнокалиберных самопалов, среди которых было четыре двуствольных. Самопалы были проверенные, но по сравнению с «АК-47» они, конечно же, были дремучими произведениями искусства каменного века. Один стрелок с автоматом мог при желании положить всю нашу гвардию, и для этого ему хватило бы всего лишь одного рожка. Это несколько смущало парней, но они уже сделали выбор: никому не хотелось дрожать в школе или на рынке, ожидая неминуемого нападения бандитов. Все сходились в одной мысли: что только внезапная атака на противника может изменить ситуацию в выгодную для пацанов сторону. Не было только полной уверенности, что инспектор и артель и есть те самые враги, с которыми необходимо сражаться. Поэтому Риза и Баха возлагали большие надежды на риторический талант Мустафы, хотя понимали – дело зашло далеко, и без стрельбы, скорее всего, не обойдется.
Помимо всего прочего, Рустем взял на дело десяток самодельных гранат, хранившихся в тайниках. Фактически, это были бумажные пакеты, засыпанные сложной взрывоопасной смесью из селитры, серы и прочих удобрений. Перед тем, как бросить в противника, пакеты следовало поджигать. Взрывались они либо сразу, либо через минуту; могли вообще не взорваться. Словом, оружие это было скорее психическое, и опасность представляло как для противника, так и для самих пацанов. Но это было лучше, чем ничего, так как бандиты вполне могли противопоставить бумажным пакетам настоящие армейские гранаты, и это было бы очень скверно для наших ребят.
 
На следующий день парни в количестве двадцати одного бойца выехали в сторону моря на микроавтобусе и трех мотоциклах. Дорога заняла около часа.
Дальний поселок рыбацкой артели казался брошенным: на запорошенных снегом улицах не было ни души, и только слабый дымок из печных труб напоминал о том, что в этом забытым богом месте обитают люди. У въезда в поселок дремал на мопеде закутанный в нефтяную робу подросток. Еще издали завидев визитеров, он стремглав умчался вглубь населенного пункта.
Процессия во главе с Рустемом на «Иже» медленно проехала в центр поселка и остановилась у магазина. Мустафа и Баха вышли из микроавтобуса и приблизились к Ризе, который расположился в люльке одного из «Уралов».
- Ну и где его тут искать? – спросил Баха.
- Сейчас зайду в магазин и спрошу, где живет их главный, - придумал Мустафа. – Точнее, главная – насколько я слышал, всем тут заправляет одна крутая тетенька. Не знаю, как ее тут называют, но местного босса они явно должны знать по имени. Просто спрошу, где можно найти шефа.
- Не волнуйтесь, за нами наблюдают с того момента, как мы съехали с трассы, - спокойно сказал Риза, сходя на снег и вынимая из люльки свой меч в алюминиевых ножнах. Так что не торопитесь, лучше покурите, пока есть время.
Риза был прав - заходить в магазин не пришлось. На прилегающих к центральной площади улицах послышался гул моторов, и спустя несколько минут пацаны были окружены десятком разномастных мотоциклов, ведомых грозными сельскими парнями с ружьями и баграми наперевес. Пешком тоже прибежало десятка полтора местных. Они яростно размахивали оружием и что-то угрожающе кричали.
Гвардия Ризы и Бахи в ответ высыпала из микроавтобуса и ощетинилась арматурами, ножами и самопалами. Один меч Ризы должен был вызвать у местных особое уважение. Во всяком случае, они не атаковали, хотя и обступили городских плотным кольцом.
Обстановка накалялась. Когда один из местных зацепил Рустема тупым концом багра, Бахе стоило особого труда удержать своего бойца от яростного ответного выпада, который неминуемо повлек бы за собой общую свалку.
Однако местные внезапно успокоились и немного отступили, не размыкая кольца. Вперед сквозь их тесные ряды прошли трое: знакомый инспектор и с ним двое в рыбацкой одежде, оба небольшого роста, смуглые, худощавые. Ануар выглядел настороженным, но враждебности в его взгляде не было.
- Поговорить решили? – спросил инспектор после небольшой паузы, когда стороны внимательно рассмотрели друг друга.
- Да, - сказал Риза, выходя вперед с мечом в руке. Меч все еще был в ножнах, и спутники Ануара посмотрели на средневековое оружие с интересом.
- Вроде бы так не делается, - Мустафа решил проявить свое красноречие, не дав Ризе высказать все, что тот думает об инспекторе и его знакомых. – Мы отдали все, о чем договаривались, вовремя отдали, в том месте, где они просили. А вечером наших ребят режут какие-то урки и выставляют потом наглые требования. За такое надо отвечать по любым правилам.
- Где твои друзья? – спросил Риза. – Просто скажи, где нам их найти, и мы с ними сами решим наши дела. А потом придем к тебе.
- Мои друзья – рядом со мной, - сказал инспектор, указывая на рыбаков. – Те, кто пришли к вам, действовали сами, без моего участия. И никакие они мне не друзья, я это вам уже говорил. Я в этой ситуации такой же потерпевший, как и вы.
- Ты нас терпилами не обзывай, - процедил Риза, делая шаг по направлению к инспектору. – Говори, где нам найти дагестанцев и тех, кто их крышует.
Рыбаки заволновались при опасном движении Ризы, но инспектор жестом их остановил.
- У вас нет другого выхода, кроме как мне поверить, - сказал Ануар. – Гинаят и Жаник могут подтвердить мои слова.
Лидеры рыбаков кивнули в знак согласия.
- Так это ты Гинаят? – спросил Мустафа с уважением в голосе. – Многое слышал о тебе. А где ваша сестра?
- А мы вам чем не понравились? – немного покривился Гинаят. – Почему вы спрашиваете о сестре?
- Я тут никогда не бывал, но люди говорят, что ваша сестра руководит артелью, - сказал Мустафа, ничуть не смутившись и осторожно добавил: - После того, как ее мужа убили браконьеры.
Братья-рыбаки переглянулись, и Жаник неохотно пояснил:
- Ну да, Дидар сейчас председатель нашего кооператива. Но вчера поздно вечером приехали какие-то люди с города, в погонах и с оружием. Они забрали Дидар - подкинули ей несколько автоматов с боеприпасами и взрывчатку для ловли рыбы. Это все не ее – автоматов у нас отродясь не было, а взрывчатку мы не используем – зачем, когда у нас есть сети? Мы позвали на помощь Ануара, но даже у него не получилось вытащить Дидар. А потом пришли дагестанцы и потребовали сдавать им с сегодняшнего дня половину рыбы и сверху еще платить налог – за то, что мы в прошлый раз не согласились с ними работать на нормальных условиях, и еще это идет как штраф за всю историю с Кабаном. Мы объясняли, что Кабан к нам не имеет никакого отношения – он просто родом из нашего села, но они нас даже не слушали.
- И что они сделают, если вы не согласитесь? – спросил Мустафа.
- Если сегодня к вечеру мы этого не сделаем, они побьют наши сети в море, - глухо ответил Жаник. – А зимой для нас это означает конец бизнесу.
- Это и в любое другое время года означало бы для вас конец бизнеса, - поправил Ануар.
Риза продолжал недоверчиво смотреть на инспектора. Ануар развел руки, показывая свое недоумение, и воскликнул:
- Все в городе и тут, в дельте, знают, что я честный агент. Уже много лет работаю только с местными артелями, это вам любой скажет. Подумайте – мне ведь нет никакой выгоды в том, что артель будет отдавать рыбу приезжим, которых никто из нас даже в глаза толком не видел. И вас, ребята, мне намного приятнее видеть друзьями, а не врагами. Я не связан с бандитами, и меня они хотят завалить так же, как и вас. Пока мы тут с вами враждуем, дагестанцы, возможно, уже сейчас взрывают сети на море.
Риза немного смягчил взгляд и оглянулся на своих друзей. Мустафа сказал:
- Нам надо посовещаться.
Они втроем отошли немного и принялись шептаться. Тем временем общее напряжение начало спадать: багры и арматуры опустились, и бойцы, завидев, как успокоились их руководители, тоже заговорили вполголоса и закурили.
Мустафа и Баха были вполне согласны со словами инспектора. В течение нескольких минут они убедили Ризу, что Ануар и артель братьев не представляют опасности для пацанов из города. Оставалось неясным, то теперь делать.
- Эй, городские, - позвал их Гинаят. – Потом поговорите. Нам некогда, мы на море выезжаем. Ануар вам сказал, что мы беспокоимся за наши сети. Так просто мы их дагестанцам не отдадим.
Ребята прекратили шептаться и обернулись к артели.
- Дидар взяли не одну, - добавил Жаник. – Вместе с ней закрыли троих наших лучших стрелков. Нам понадобится помощь. У вас ведь есть какие-то счеты к бандитам? Тогда езжайте на море с нами – долго их ждать не придется.
- Хорошо, поедем. Этот пусть едет с нами, - Риза кивнул на инспектора.
- Я останусь здесь, - возразил Ануар. – Мне в эти дела лезть не положено. Мое присутствие может придать всему этому делу официальность. Потом перед начальством еще придется отчитываться. А так – это всего лишь разборка между местными и приезжими.
- То есть, если нас задержат, ты ни за что не отвечаешь? – спросил Мустафа.
- Конечно, - просто ответил Ануар. – Но вы можете не ехать, вас ведь никто туда силой не тащит.
- Наверно, я могу остаться в поселке, - сказал Мустафа Ризе и Бахе. – Посмотрю, чтобы инспектор не сбежал.
- Просто скажи, что не хочешь туда ехать, - предположил Риза.
Мустафа промолчал.
Гинаят оглядел ребят и сказал:
- Одеты вы не по-зимнему. Кожанки, спортивные костюмы. Вы там в один миг замерзнете. Сейчас дадим вам нормальные куртки.
По просьбе братьев пацаны переместились вслед за рыбаками в просторный двор Гинаята, где начались сборы на море. Микроавтобус, который не мог ехать по льду из-за слишком большой массы, оставляли во дворе, его сторожили несколько ребят. Восемь пацанов разместились на трех мотоциклах, приехавших с города. Еще восемь сели в мотоциклы к рыбакам. Всего получилась довольно грозная механизированная колонна из двенадцати мотоциклов.
На ребят нацепили защитного цвета теплые куртки с капюшонами и выдали каждому толстые строительные рукавицы. Лицо следовало густо намазать жиром и завязать шарфом. Городские ботинки пришлось заменить гигантскими охотничьими берцами и сапогами. Двигаться в такой амуниции было очень тяжело. К тому же все это дико воняло прогорклым рыбным запахом. Но приходилось терпеть, поскольку никто не хотел выйти их строя по причине обморожения. Вдобавок бойцы противника в такую пору тоже должны были появиться в зимней экипировке, так что преимущества в легкости передвижения у них не было.
Багры обернули ветошью и привязали к люлькам. Ружья в чехлах везли за спинами. Вопреки уверениям, что взрывчатку они не используют, рыбаки везли с собой два увесистых ящика с самодельными гранатами. Это были самые настоящие орудия убийства, в отличие от карнавальных взрывпакетов из селитры, произведенных гениальной мыслью Рустема.
Было около двенадцати часов дня, когда мотоциклетный отряд выехал из поселка. Ехали по реке, так как на трассе дежурила милиция, а любые другие дороги к морю вели через непроходимые заросли камыша.
День был пасмурный и слегка ветреный. Мотоциклы с дополнительными аккумуляторами, прицепленными к люлькам, шли резво, выдерживая дистанцию метров в двадцать от предыдущего транспорта. Свежий лед, подернутый снегом, давал хорошее сцепление с шинами, а толщина была достаточна, чтобы выдержать тяжело нагруженный «Урал». Ветер бил в глаза, и они сильно слезились у тех, кто был без очков. Таким приходилось низко надвигать капюшоны и кутаться в пропахшее рыбой тряпье, заменяющее шарфы. Баха, ехавший позади водителя рядом с грозно восседающим в люльке Ризой не преминул высказать ему мнение, что рыбаки  были как никогда правы, нарядив пацанов в нелепо выглядящие, но такие теплые куртки и сапоги.
Ехать к устью по основному руслу реки было плохой идеей – у выхода к морю в камышах всегда хоронились засады рыбной милиции и других органов, встреча с которыми означала бы  верное и преждевременное окончание совместной миссии пацанов и рыбаков. Поэтому скоро колонна свернула в один из узких речных рукавов и добралась к морю по безопасному маршруту.
В пути остановились минут на десять: рыбаки вытащили из тайника около десятка крепких сетей и сложили их в мотоциклы.
Море открылось неожиданно – словно распахнулись желтовато-серые ворота камышей, и мотоциклы стремительно выехали на бескрайнее белое пространство, до горизонта покрытое ровным льдом. Рыбаки ехали к сетям на экономной для баков скорости, ориентируясь по едва заметным приметам, известным только тем, кто сам их поставил: вмерзшие в лед бревна, навалы вынутого из прорубей льда, кости погибших тюленей. Скоро показались сети: несколько десятков прорубей с торчащими палками. Бандитов тут еще не было.
Мотоциклы поставили в центре между прорубями. Рыбаки при помощи городских ребят принялись сооружать некое подобие бруствера из привезенных с собой вязанок камыша, кусков льда и снастей. Сплошного забора не получилось, так как сети были разбросаны по большой акватории. Но удалось сделать около десятка оборонительных сооружений, выглядевших достаточно жалко, но это было лучше, чем ничего. Привезенные с собой сети раздали рыбакам: их предполагалось использовать в бою.
Гинаят переживал, что дагестанцы не придут до наступления темноты, и тогда придется отступать в поселок. В таком случае ситуация могла затянуться на неопределенное время. Риза возразил, что эта публика уже доказала, что не любит долгих историй.
- Они придут, и придут сегодня, - уверенно сказал Риза, глядя в пасмурную даль. – И мы их встретим.
Но враги все не шли, и спустя час рыбаки зажгли спиртовки и примусы, а также достали термосы с горячим чаем. Для продрогших и оголодавших городских пацанов чай и подогретое на огне мясо с краюхой черного хлеба казались божественной манной.
Расположились в несколько тесных компаний вокруг горящих спиртовок. Молча смотрели в скудный огонь и жевали хлеб с мясом.
Тщедушный рыбак неопределенного возраста протянул сидящему рядом с ним Рустему флягу с водкой. Рустем отрицательно покачал головой, но рыбак сделал недовольное лицо и все же заставил парня сделать глоток. Затем выпил сам и мечтательно сказал:
- Помню, в прошлом году была у нас история с милицией. Выехали мы в море на трех байдах, а они за нами на катере погнались. Дело было ночью, но луна светила хорошо, и все было очень ясно видно. Они сделали предупредительный выстрел, а один из наших в ответ пальнул дробью. У них за пулеметом стоял молоденький моряк, так он по нам принялся стрелять так, что головы поднять не могли. Ну мы, конечно, успели выбросить всю рыбу, икру и снасти. Когда они подъехали, у нас ничего не было, только две подзорные трубы и еще тряпки какие-то. Двоих наших морячок подстрелил, один из них потом умер в больнице. А нас задержали и в тюрьму отвели. Но Дидар нашла нам городского адвоката – до сих пор все помнят, как ловко он сделал этих милиционеров. По его версии выходило, что мы ездили любоваться лунным небом. Подзорные трубы – чтобы лучше рассмотреть созвездия. Каждый из нас учил свою речь. Для меня он придумал, что я с детства был не равнодушен к звездам и часто выезжал на байде, чтобы полюбоваться на эту, как ее – Большую Медведицу. Он заставил меня выучить несколько созвездий и сказать, что в школе я жить не мог без астрономии – а ее у нас в селе отродясь не преподавали. И адвокат выставил все так, что мы выехали на экскурсию, чтобы посмотреть звезды, кутались в пледы – это нашу ветошь для рыбы он так назвал, пили глинтвейн – я как-то смог запомнить это слово, - и неожиданно по нам открыли огонь с этого катера и застрелили нас, бедных и невинных. Моряков сделали настоящими пиратами. Они так в суде орали, чтобы доказать нашу вину, но ничего у них не получилось. В итоге от нас отстали, а моряка осудили. На сколько, я не помню, мне все это стало не интересно, как только нас выпустили. Путина шла, нам надо было план делать. Но адвоката того я никогда не забуду.
Громкий крик часового, предусмотрительно выставленного братьями, прервал речь «астронома». Часовой заметил приближающихся издалека чужаков.
Тут же потушили огни и заняли позиции за хлипкими оградами из камыша и льда. Баха стоял в паре с Гинаятом. Риза держался за другим бруствером вместе с Жаником.
- Едут на мотоциклах и еще вроде бы три снегохода, - сообщил Гинаят, всмотревшись вдаль сквозь мощный артиллерийский бинокль. – Мотоциклов около двадцати. Оружия пока не вижу, слишком далеко.
Гинаят передал бинокль Бахе, и тот увидел зловещую картину: по белоснежной равнине лавой ехала темная масса вражеских машин с бандитами в наглухо застегнутых камуфляжных куртках и защитных очках. Мотоциклы быстро приближались, и уже можно было разглядеть, как бандиты расчехляют автоматы.
- Оружие есть, - сказал Баха, инстинктивно сжимая в руке самопал. – Не меньше пяти стволов. Это «Калаши».          
Гинаят прокричал так, чтобы его слышали все защитники сетей:
- У них автоматы! Из укрытий не вылезать, стрелять только если они начнут первыми! Если кто-то проходит внутрь нашего круга, накидывать сети и ломать баграми!
Примерно в километре от самодельного форта браконьеры остановились и долго вглядывались в защитные сооружения артельщиков, видимо, пытаясь понять, что это такое и есть ли там люди. Потом они разделились на две примерно равные части и разъехались ровно в противоположные стороны. Выдерживая дистанцию от форта, обе части наступающего противника вскоре остановились, а затем на средней скорости направились в сторону сетей.
- Решили взять в клещи, - объяснил Гинаят Бахе. – Красиво идут – решили зайти ровно с севера и с юга.
Первой к оборонительным сооружениям приблизилась северная колонна. С расстояния около пятидесяти метров один из бандитов дал по форту короткую очередь из автомата. В ответ в него пальнули два раза из охотничьих ружей. Вся наступающая колонна сразу же изменила направление движения: теперь они поехали вдоль линии обороны артельщиков. Обе стороны активно стреляли из автоматов, ружей и самопалов, но раненых пока не наблюдалось.
Риза и Жаник уже вступили в бой, тогда как Баха и Гинаят оказались ближе к югу и пока только поджидали вражескую колонну. Та появилась спустя полминуты. Противник с этой стороны избрал другую тактику. С трех мотоциклов, идущих в одном ряду, бросили гранаты в два ближайших ледяных бруствера. Артельщики и пацаны едва успели отбежать и броситься на лед, когда гранаты взорвались. Затем три мотоцикла влетели внутрь форта через образовавшуюся брешь. Стрелки в люльках открыли огонь и ранили двоих артельщиков. В ответ один из рыбаков с громким криком бросил в мотоцикл острый багор. Баха и Гинаят бросились на помощь к бреши. Туда же мчалось еще несколько защитников с других брустверов. Гинаят на ходу выстрелил из ружья, а Бахе не удалось поджечь фитиль самопала, и он бросил бесполезную игрушку в снег.
Набрав большую скорость, на Баху мчался вражеский мотоцикл с тремя бандитами на ходу. Лиц не было видно под капюшонами и очками – впрочем, как и у защитников. Браконьер из люльки стрелял в Баху из ружья. Баха подобрал арматуру, увернулся от мотоцикла и ударил что есть силы водителя. Мотоцикл занесло, и бандиты распластались на снегу. Другой мотоцикл остановили с помощью накинутой сети. Браконьеры в ответ спешились и вступили с защитниками крепости в рукопашную схватку. Люди, мотоциклы и снегоходы смешались в яростном кровавом бою.
На северной стороне противник тоже сделал попытку проникнуть внутрь форта, и там его тоже остановили. Самодельными взрывпакетами удалось поджечь один из мотоциклов. Риза в драке забил стальным прутом браконьера на снегоходе – того сразу унесли с поля боя его сообщники.
Видя, что бой превращается в не поддающееся контролю месиво, браконьеры снаружи форта открыли беспорядочный огонь из автоматов. Артельщики и ребята попадали на снег и спрятались за ледяные стены. Один из рыбаков на бегу споткнулся и упал, прошитый тремя пулями насквозь.
Увидев смертельное ранение товарища, артельщики пришли в неистовство и закидали вражеские мотоциклы взрывчаткой. Лед в двух местах треснул, и браконьеры с трудом вытащили из образовавшейся полыньи завязший колесом мотоцикл.
Заревели моторы, и бандиты, не скрывая досады, начали отступать. Они забрали своих раненых и, прокричав напоследок неразборчивые проклятия, удалились в пасмурную мглу.
Защитники форта их не преследовали. Не выходя из-за укрытий, они смотрели вслед удалявшимся браконьерам.
Затем стали подсчитывать потери. Простреленный в последние минуты рыбак скоро умер на руках у товарищей. Кроме него, оказалось трое раненых артельщиков и один задетый осколком - из городских. Ссадины, ушибы и легкие раны не считали – они были почти у всех.
У южных брустверов, разбитых гранатами, застыл вражеский мотоцикл. Водитель и один из пассажиров покинули его, но стрелок в люльке остался внутри, пробитый брошенным в первые минуты боя багром. В перестрелке бак мотоцикла оказался продырявлен, и бандитам не оставалось ничего, как уйти, оставив погибшего сообщника. Багор намертво прибил его к мотоциклу, так, что рыбакам стоило большого труда вытащить тело из люльки.
При ближайшем рассмотрении бандит оказался вовсе не дагестанцем – его лицо было характерно для уроженцев здешних мест, то есть он явно был из «своих». Документов при нем не оказалось.
- Что будем делать с убитыми? – спросил Баха у Гинаята.
- Нашего похороним, как утонувшего во время рыбалки, - ответил Гинаят. – У нас такое часто бывает, и никто лишний тело не осматривает, сами закапываем. А этого придется зарыть в камышах, чтобы не нашли. Мы же не знаем, кто это такой. Мотоцикл починим – у нас транспорт всегда в дефиците. 
- Наша помощь еще понадобится? – поинтересовался Риза.
- Не знаю, - сказал Гинаят. – Но думаю, теперь мы и сами справимся. Вас снова отвлекать не будем, кроме самых тяжелых случаев. Мы и так теперь у вас в долгу.
- А если они нападут, например, завтра?
- Не думаю, - уверенно ответил рыбак. – Они потеряли своего человека и еще как минимум двое у них тяжело ранены. Наша артель маленькая, большой прибыли мы бы им все равно не принесли, поэтому и тратить на нас время и людей не имеет смысла. Они ведь увидели, что мы умеем драться, и в следующий раз встретим их с новыми силами. Я думаю, теперь они от нас отстанут, по крайней мере, на некоторое время.
- Ну, если что, зовите, поможем, - сказал Риза, потирая ушибленное в бою плечо.
Ликвидировав брустверы, чтобы не привлекать к бывшему форту внимание, рыбаки и городские отправились в обратный путь. Уже был вечер, и ветер свежел. Проруби от гранат стремительно зарастали новым льдом. Потом начался снег, который скроет от случайного наблюдателя следы недавнего сражения.
Ризе не удалось найти негодяев, порезавших его людей. Но ответная кровь была пролита, и пацанам пришлось пока довольствоваться установившимся хрупким паритетом. У них было много других дел, поэтому Риза не стал ворошить прошлое, а вернулся к торговле. Баха и Рустем снова занялись районными делами.

27.
После новогоднего праздника и коротких каникул жизнь в школе медленно входила в обычную колею. Ученики настолько измучились от безделья за прошедшие дни, что в школе появились даже злостные прогульщики, заглядывающие туда максимум один-два раза в четверть. Одним из таких был белобрысый Павел из восьмого класса – он даже своего классного руководителя видел только один раз, и то сзади, когда она проходила мимо него в коридоре. На этот раз Пашу привела в школу настоятельная необходимость – он искал смотрящего.
Баха, придя в школу на полчаса раньше уроков, сидел вместе с Сериком на узенькой скамеечке и просматривал ученическую зелёную тетрадь, куда казначей заносил все данные по общаку.
В последние недели бурная деятельность смотрящего и его приближённых способствовала росту общей кассы, но возросли и расходы, в том числе на «грев», уходивший в зону – под конец года несколько школьников загремели в места, не столь отдалённые, и Бахыт считал своим святым долгом помогать им. Но, кроме того, Баха небезосновательно начал подозревать Серика в мелких махинациях и прямо сказал ему об этом.
Серик пришёл в негодование, но Баха уже был достаточно опытен, чтобы разглядеть не очень искусную актёрскую игру. Весь вчерашний вечер Бахыт провёл дома у Серика, подсчитывая общак. Всё оказалось на месте, но смотрящий заподозрил, что казначей подложил недостающую сумму в последний момент. Поэтому с утра Бахыт попросил принести ему «приходо-расходную» тетрадь и теперь тщательно выискивал в ней возможные огрехи Серика. Казначей сидел рядом, и на лице его была написана скука – уж он-то знал, что Бахыт даже при всём желании ничего не отыщет.
В тот момент, когда Бахыт  дошёл до расходов за декабрь, к скамейке подступил невысокий худенький паренёк с белоснежными волосами и абсолютно не запоминающимися чертами лица. В руке он перебирал короткие дешёвые бусы.
- Это ты смотрящий? – обратился он к Бахыту.
- Чего надо? – резко спросил его Серик.
- Поговорить надо, - сказал паренёк, сильно растягивая слова. Его манера говорить, бегающий взгляд и некоторые другие мелкие детали сразу выдавало принадлежность этого подростка к блатному миру. Поняв это, Бахыт жестом успокоил не в меру ретивого казначея и спокойно ответил:
- Да, это я смотрящий. Бахыт моё имя, слышал, наверно? А тебя как зовут? Из какого класса?
- Пашка меня кличут, - представился школьник. – Из восьмого «В». Я слышал, у вас тут общак образовался?
- Хороший у тебя слух, - усмехнулся Бахыт. – Общак у нас уже давно, а ты только  услышал. Уезжал куда, что ли?
- Да нет, наш брат если и едет, то надолго и не по своей воле, - грустно сказал Паша и тут же трижды сплюнул за левое плечо. – Говорили мне – не шути так, да всё никак не могу от этой дурацкой привычки отвязаться. Мне про общак Дулат сказал.
- Это какой Дулат? Тушканчик, что ли?
- Он самый. Говорит, как в общак вошёл, так дела в гору сразу пошли. В день по несколько шапок на рынок сдаёт.
- А ты что, тоже по шапкам мастер?
- Нет, - слегка скривился Павел. – Это не для меня, грубо слишком. Бегать на виду у всех, да ещё по гололёду, с риском, что шлёпнешься и поломаешь себе что-нибудь – этого я не понимаю. Нам конечности ломать нельзя, в нашем деле ловкость рук – самое главное.
- Понятно, - Баха переглянулся с Сериком. – Ты, выходит, из тех, кто по автобусам и остановкам кошельки у старушек вытягивает?
- Почти, - с достоинством ответил Павел. – Только не по автобусам и не у старушек. Мы на базаре работаем. У старушек сейчас что можно взять? – один рубль и буханку хлеба, что ли? Нет, на базаре достаточно толстых тёток и богатеньких мужичков в дублёнках, которые дальше своего живота ничего не видят. Вот их и трясём, в основном.
- А с чего ты вдруг в школьный общак захотел? У вас же там, насколько я знаю, всё в ажуре – платите, наверно, кому надо, и те работать дают. В школе я тебя до этого вообще не видел, и после всего этого какой тебе интерес в нашем общем котле участвовать?
Глаза Паши забегали, но он быстро справился с минутным замешательством и обосновал своё желание следующим образом:
- Я не один – нас в бригаде шестеро. Я вор опытный, уже несколько лет работаю, а другие помладше меня будут, но тоже с квалификацией. Присоединиться к вам было общим нашим решением. Мы слышали, что вы братве в зоне помогаете, ни одного пацана там не бросаете, а такие, как мы, от этого не зарекаются. Взносы у вас терпимые, этот тоже свою роль играет. Вот потому и хотим с сегодняшнего дня платить в наш школьный общак.
- Что ж, братишка, кажется, нормально объяснил, - смягчился Серик, всегда поддерживающий тягу школьников к регулярной оплате «членских взносов». – Думаю, больше вопросов у нас нет.
- Погоди ты, - недоверчиво остановил его Бахыт и обратился к Павлу: - А скажи мне, Паша, у тебя, случайно, просьбы никакой к нам нет? Честно скажу тебе: никто ещё к нам добровольно не приходил. Я думаю, что общак – это только повод, а на самом деле тебя что-то другое волнует. Скажи прямо, не юли, ты же честный пацан.
Павел вздохнул и сказал:
- Хорошо, скажу прямо. Мы народ простой, работаем на базаре уже несколько лет, платим охране рынка, никому ничего плохого не делаем. Базар большой, кроме нас там работала ещё одна бригада, но разборок между нами не было, потому что территории давно поделены, и никто границ не нарушал. Но с прошлого года на их половине появились новые люди – агрономы.
- Кто? – не понял Бахыт.
- Да это студенты с агротехникума. Агрономами мы их так между собой называем. Их много, человек сорок, все в кожанках, с цепями. Они на рынке торгуют.
- А, теперь дошло, - кивнул Бахыт. – Видел таких, только сталкиваться с ними не приходилось. И чего эти агрономы хотят?
- Когда их было два-три человека, они сидели смирно, но потом их стало больше, и на рынке они занимают уже несколько рядов. Как-то они пристали к ребятам из мойщиков – так мы называли соседнюю бригаду. Это потому, что они все мойкой работали.
- Подрабатывали, значит? – заинтересовался Бахыт. – В свободное время полы мыли, что ли?
- Да нет, ты что, Бахыт, пацан работать не должен, это дурной тон. Вот она, мойка, - Паша оглянулся по сторонам и, словно фокусник, вынул откуда-то половинку лезвия безопасной бритвы. – Мы раньше тоже часто этим баловались – это легко, пристроишься к тётке, пока она вещи выбирает, распарываешь сумку и достаёшь всё, что хочешь. Но часто выходило, что внутри не оказывалось ничего хорошего, да и клиент потом расстраивается больше, чем когда просто бумажника лишается. Некоторые сумки целое состояние стоят. Поэтому мойкой мы сейчас только в крайних случаях пользуемся, а так стараемся больше пальцами работать. Видите, постоянно на бусах тренируюсь.
- Хорошо, и что там с вашими мойщиками произошло?
- Да ничего не произошло. Нет их больше, вот и всё.
- Как это?
- Мы особо с ними не общались, но поняли, что у них проблемы, ещё недели две назад. Агрономы собрали человек десять в одну команду, которая начала трясти торговцев в той части рынка и, вроде как, крышевать их. Им по-хорошему говорили, что так не делается, все на рынке между собой равны, и рэкет у нас не проходит – город не тот; но им как с гуся вода – не слушали, и всё. И к мойщикам пристали – убирайтесь, говорят, с нашего базара. Мойщики пытались откупиться, но агрономы выставили слишком большую цену, а потом, говорят, порезали их во дворах или еще что-то в этом роде.
- Ничего себе хватили! - встревожился Серик. – И это в нашем районе!
- И что дальше? – спросил Бахыт, бросив понимающий взгляд на погрустневшего казначея.
- Мы точно не знаем, что было потом, но уже несколько дней мойщиков на рынке нет. Их видели поодиночке в разных концах города – по нашим сведениям, агрономы с ними что-то очень плохое сделали, и мойщики легли на дно.
- Плохие новости, - покачал головой Бахыт.
- Куда уж хуже, - вздохнул Паша. – А вчера к двоим из наших на рынке подошли агрономы и сказали, чтобы через час духу нашего тут не было, иначе плохо будет. Мы испугались и, посоветовавшись, решили обратиться к вам. Поговорите с агрономами, скажите, что впряжётесь за нас, а то не знаю, что они с нами сделают.
- А что охрана? – спросил Бахыт. – На базаре ведь есть охранники, и вы им платите, сами сказали.
- Охрана в такие дела не лезет, - печально ответил Павел. – Сдаётся мне, они сами агрономов боятся. Так что никто, кроме вас, помочь нам не сможет. Вот тут мы собрали немного денег и хотим внести в общак, - Паша вынул из внутреннего кармана куртки газетный свёрток и протянул Бахыту. – Пойдёмте со мной на рынок, я вам их покажу, поговорите с ними, пожалуйста.
И на глазах затравленного воришки показались слёзы. Бахыт, однако, за последнее время настолько разуверился в человеческой натуре, что слёзы его не тронули.
- За деньги спасибо, - сказал он и, к радости Серика, взял пакет из рук Паши. – Но, понимаешь, я так работать не привык. Ты говоришь, что эти ребята очень серьёзные, а сам просишь нас пойти на встречу с ними, ничего о них предварительно не узнав. Вот что, друг – у нас сейчас занятия, и мы их, в отличие от тебя, не пропускаем… По крайней мере, сегодня - точно. Потом мы пошлём кого-нибудь на рынок и постараемся разузнать, что к чему. А завтра, может до обеда, а, может, и к вечеру, мы туда сходим. Вы пока на базар не ходите. Дай мне свой номер телефона, я тебе вечером позвоню и скажу, где мы встретимся. А если что пойдёт не так до этого, то на рынке есть наш человек – Риза. Кстати, а почему ты к нему сразу не обратился, он же у вас там, вроде, в авторитете?
Услышав имя Ризы, Паша заметно смешался и не нашёл, что ответить. Вместо этого он сделал ещё более плаксивую физиономию и повторил свою просьбу сходить на рынок и побеседовать с агрономами не завтра, а прямо сейчас. Но Бахыт был непреклонен.
- Ты свободен, - твёрдо сказал он Павлу. – Телефон свой мне продиктуй и иди, делай, что я сказал.
Поняв, что здесь он больше ничего не добьётся, Паша грустно сказал свой номер и удалился.
- Что-то тут не так, - сказал Бахыт, отдавая пакет с деньгами Серику. – Подозрительный он какой-то. Надо будет с Ризой посоветоваться. Давай сходим к нему после уроков.

28.
Штаб Ризы на базаре находился в той части рынка, где торговали электроникой, радиодеталями, телефонами и разной мелочевкой. Это была северная окраина базара, недалеко располагались ворота, а перед воротами стояли так называемые стихийные ряды. Торговля здесь велась с картонных коробок и фанерных прилавков – часть из них на ночь убирали во внутренние помещения рынка. Хотя продавать что-либо за воротами считалось незаконным, хозяева базара, само собой, обо всём знали и брали со «стихийных» плату, разве что она была меньше, чем в «официальных» рядах. Время от времени сюда приходили представители властей и разгоняли продавцов, а сопровождавшие их милиционеры усердно топтали мягкий картон и проламывали дешёвую фанеру. Успокоенные базарным правлением и чувством выполненного долга, чиновники уходили, а незаконная торговля на следующий день возобновлялась на новых коробках – уж в картоне на рынке никогда недостатка не было.
Риза сидел в маленькой пристройке к основному зданию рынка. Вместе с ним тут помещались ещё два человека и небольшой стеклянный прилавок. За хлипкой дверью шумели стихийные ряды, в которых торговали и спортсмены из команды Ризы. Краденые вещи сбывались через нескольких проверенных торговцев в официальной части рынка, связь с ними осуществляли двое быстроногих парней – дальних родственников Ризы. Сам Риза нечасто выходил из магазинчика: для поручений у него имелись подручные. Внутрь он тоже никого из знакомых не приглашал, считая, что работа не терпит суеты. Поэтому в тот день Баха переступил порог магазина своего друга в первый раз.
Нападение браконьеров нанесло торговле Ризы не такой сильный ущерб, как казалось на первый взгляд. Ержан и Телибай, порезанные бандитами, быстро шли на поправку, а избитый Мара отлеживался дома, но собирался выйти на рынок уже в ближайшие дни.
Риза был, как всегда, предельно невозмутим, но в привычной ему обстановке обычное угрюмо-агрессивное выражение лица, придававшее ему сходство с тугой, готовой распрямиться при малейшем толчке пружиной, сменилось на спокойную мину опытного торговца. Увидев же Бахыта и Серика, Риза искренне обрадовался и выказал радушие истинного хозяина.
До того, как открылась дверь, он сидел на низеньком стульчике в глубине помещения и пил чай из большой железной кружки. Заприметив друзей, Риза немедленно поднялся, встретил их у двери и по очереди обнял каждого.
Баха и Серик отряхнули с ботинок густой снег, поздоровались с коллегами Ризы и прошли за прилавок. Риза указал на два свободных стула. Друзья с опаской сели на шаткие китайские стульчики, а Риза подозвал одного из своих товарищей:
- Анарбек, будь другом, позови-ка с улицы бабку с термосами, пусть две чашки чая нальёт. Холодно, снег на дворе, погреться необходимо.
- Не надо ничего, - махнул рукой Бахыт, но Риза не принял отказа и засуетился, шаря в коробках у прилавка и извлекая на свет кружки, печенья и конфеты. Он превратился в рачительного главу семейства, заботящегося о своих гостях не хуже, чем о собственных детях, заставил их выпить по две кружки крепкого чая со сладостями и только после этого позволил перейти к делу.
- С чем пожаловали? – спросил он, когда все напились чаю, и на лбу Бахыта выступила лёгкая испарина. – Опять браконьеры беспокоят? Мы, если что, подготовились к их визиту. Анарбек, покажи-ка.
Подчиненный Ризы, с оглядкой на улицу, вытащил из-под прилавка двуствольный обрез и, переломив его, продемонстрировал охотничьи патроны на крупного зверя.
- Нет, с этим всё в порядке, - ответил Баха. – У нас вопрос больше по твоей части.
- Что именно? – заинтересовался Риза.
– Ты Пашу из бригады карманников знаешь?
Риза задумался и ответил после паузы:
- Что-то такое припоминаю. Это, кажется, из южной части рынка. У нас тут другие промышляли.
- Да, знаю, мойщики.
- Никогда этим не интересовался, - равнодушно сказал Риза. – У нас с ними был негласный договор о ненападении – мы ничего не замечаем и никому не доносим, даже если что-то видели, а они за это наших ребят стороной обходят.
- И клиентов ваших тоже не трогают?
- Клиент покупает и идёт дальше. Что с ним происходит до этого или потом, не наше дело.
- Понятно. А где мойщики сейчас, ты не в курсе?
Риза тяжело вздохнул и поглядел в сторону.
- А вы что, не слышали? Ну да, откуда вам знать. Вчера по рынку слух пошёл, что шашлычника Фикрета, который их крышевал, нашли за городом. Его кто-то убил, а перед этим жестоко над ним поиздевался. После этого бригады его что-то не видать.
- Так вот оно что, - пробормотал Бахыт. – Понятно теперь, почему Паша такой запуганный.
- Чего он от вас хочет?
Бахыт коротко рассказал. Риза выслушал и усмехнулся.
- Ну, Георгиевич, - процедил он сквозь зубы. – Ну и хитрец!
- Кто это такой?
- Да есть тут один. Хорошо, что вы ко мне пришли. В общем, ситуация такая. На рынке действительно уже давно окопались эти самые студенты. Все они выходцы с сельской местности, и всех связывает учеба в агротехникуме. Кто-то уже закончил, кто-то еще там числится, но занимаются они, как я понял, чем угодно, только не учебой. Они выкупают торговую точку и дают её бесплатно людям без денег – типа, благотворительностью занимаются. За это они потом требуют возврат денег, затраченных на покупку точки плюс хороший процент. Такие торговцы автоматически становятся членами их банды и обязаны по первому зову выйти на разборку. Бедных людей вокруг много, вот к ним и идут, и ряды агрономов постоянно растут. У них тут своя бригада, и с некоторых пор они начали активно лезть во все дела в этой части рынка. Паша вам правильно сказал – хоть у нас вроде бы рэкет не в почете, но эти ведут себя примерно как рэкетиры в других городах – мы вам помощь, а вы нам деньги.
- К вам тоже приставали?
- Нет, к таким как мы, зубастым, они не подходят – мозги у этих ребят работают. Хотя, если честно, был у нас недавно случай. У нас по другую сторону улицы есть аллея, на которой ребята торгуют, чем бог подаст. Краденых вещей там, само собой, больше, чем купленных. Несколько моих парней там тоже постоянно находятся, так же, как и перекупщики из других бригад со всего города. Все раньше мирно между собой уживались, но с недавних пор повадились туда агрономы. Ходят, прислушиваются, в лица подолгу глядят так, словно запомнить хотят. Ребята говорят – это крайне неприятно. И вот, на прошлой неделе троих пацанов забили до полусмерти, когда они домой с выручкой шли. Деньги, ясное дело, забрали.
- Это агрономы сделали?
- Непонятно. Всех побили по одному сценарию – сзади на голову набрасывают плотную ткань, сбивают с ног и ломают. Потом забирают деньги и сбегают. Моих пока не трогали, но я им сказал быть начеку и по одному нигде не ходить.
- Ты думаешь, что с карманниками тоже так поступили?
- Возможно. Не зря же они с рынка исчезли. А вас, я так понимаю, по приказу Георгиевича сюда вызвали.
- Да кто это такой?
- Как бы объяснить? Бригады карманников сами на рынках не действуют. У каждой обязательно есть крыша. Обычно это человек, тихо работающий на том же рынке. Он забирает себе почти всю добычу, а малолетним воришкам даёт обычно мелочь, которой хватает максимум на лимонад с пирожками. У Паши и его друзей крыша – Зураб Георгиевич, он держит грузинскую кафешку в той части рынка. Видимо, после того, что сделали с Фикретом, он струхнул и решил к вам обратиться, хитрец.
- Если он – крыша, то почему сам с ними не поговорит?
- Боится, видимо. Этого азербайджанца Фикрета ведь не просто убили. Ему отрубили обе руки по локоть. Кафе Зураба находится на южной границе рынка, и его агрономы пока не трогают, вот он и рассудил, наверно, если я сам не полезу на рожон, а вместо себя отправлю Баху, то никто меня, старого Зураба, не тронет. Логика в его действиях есть.
- Понятно, - проговорил Бахыт задумчиво. – Ну, спасибо за информацию. Во всяком случае, не будем теперь лезть, куда не следует.
- А ты подожди, - сказал Риза. – Давай-ка сходим к этому Зурабу Георгиевичу. Я ведь его неплохо знаю, он нам часто ворованные вещи на продажу подгоняет.
- Да ну его, пусть сам со своими проблемами разбирается! – раздражённо сказал Бахыт.
- Проблемы могут возникнуть не только у него, - философски изрёк Риза. – Если агрономы уже на нашем углу околачиваются, это может закончиться плохо не только для карманников, но и для всех прочих тоже. Просто поговорим с ним, может, он знает что-то важное, поделится с нами. Пойдём, ребята сами за торговлей посмотрят.
Пройдя через тесные вещевые и скобяные ряды, парни подошли к небольшому кафе старой советской постройки, с широкими зелёными окнами. Из приоткрытой двери кафе шёл пар, и пахло чебуреками. Внутреннее убранство мало походило на кафе – старый кафель, алюминиевые стулья. Баха тут же подумал, что раньше это был базарный кафетерий, а потом последние пять букв отлетели, и смрадная забегаловка автоматически поднялась на один уровень в иерархии пищевых заведений.
- Где Зураб? – спросил Риза у молчаливого повара за никелированной стойкой. Тот кивнул в сторону служебных помещений.
Парни миновали длинный тёмный коридор и вошли в открытый кабинет, где за письменным столом восседал большой мужчина средних лет с кудрявыми седыми волосами. Увидев ребят, он поднял на мгновение голову и снова углубился в чтение бумаг.
- А мы к вам, - сказал Риза, когда через некоторое время парням стало ясно, что директор кафе так и будет дальше их игнорировать.
- Вы ошиблись дверью, - бросил Зураб, не поднимая головы. – Кафе дальше по коридору.
- Хорошо, тогда мы пойдём, - спокойно сказал Риза. – С агрономами, как я понял, вы уже и сами договорились.
- Что? – прищурился директор, поднимая голову и недоверчиво глядя на ребят. – Вы кто, собственно, будете, дети?
- А, теперь мы, значит, дети, - усмехнулся Риза. – Ладно, не хотите узнавать меня, не надо. Скажите только, зачем своего человека к моему другу послали? Сами не можете студентов успокоить? 
- Вы о ком говорите? – спросил Зураб. – Я никого не посылал.
- Ладно, Баха, мы тут только время теряем, - сказал Риза и направился к выходу.
- Постойте, - устало промолвил директор. – Так это вы тот самый школьный смотрящий?
Бахыт с достоинством кивнул. Зураб Георгиевич грустно посмотрел в залепленное газетой окно и медленно проговорил:
- Времена настали тяжёлые. Раньше было легче, стабильнее как-то. А сейчас каждый год новая напасть появляется. В прошлом году объявились тут настоящие рэкетиры, десять местных парней. Мы на них написали заявление, в тот же день приехал ОМОН с автоматами, и всех их арестовали. А на этих разве напишешь? Арестуют человек двадцать, так их еще больше на следующий день придет. Фикрет, говорят, и угрожал им, и откупиться пытался. А теперь лежит в закрытом гробу. Что в мире творится? Откуда столько злобы и жестокости в мире?
- Верно, - подхватил Риза. – А вы, Зураб Георгиевич, только свет и радость людям несёте. Например, решили одних плохих ребят с другими нехорошими парнями столкнуть. Расчёт, конечно, правильный – они друг друга перережут, а в итоге победит добро.
- Зачем так говоришь? – обиделся директор. - Неправда это. Зураб никогда в жизни никого не подставлял.
- Хватит уже словами разбрасываться, - жёстко заявил Риза. – Говорите, почему прислали своего пацана к моему другу. Вы же знаете, что на рынке есть охрана, есть, наконец, я, и мы с вами давно знакомы. Зачем втягивать в наши внутренние дела посторонних, да ещё в такие опасные дела? Сейчас он пошёл бы на стрелку, а его бы там агрономы на ремни порезали.
- А я? – разволновался Зураб. – Вы знаете, что я уже сутки из офиса не выхожу, боюсь? Вечером ко мне приезжают четыре друга с охотничьими ружьями и так и сидят до утра. Я не хочу уйти так глупо, как Фикрет. У меня ещё много дел, у меня кафе.
Он поднялся из своего роскошного кресла и подошёл к залепленному окну. Сквозь узкую полоску между наклеенными на стекло газетными листами в комнату пробивались лучи шедшего к закату солнца.
- Ко мне приходил их главный боевик на этом рынке, зовут, кажется, Есен. Здоровый такой, с черной бородой. Он из себя моралиста строит – это на случай, если его поймают, сказать – да я всего только добрый совет дать хотел, чего вы ко мне пристали? Ты, говорит, детей воровству обучил, поэтому мы с тебя скоро за это спросим. Я ему пытался денег предложить, а он только засмеялся так страшно и ушёл. А вечером мне его люди передали, что я должен отдать им свое кафе в течение трех дней, потому что тут не место тем, кто детей плохому учит. А если бы он знал, какими я этих детей нашёл и пригрел у себя. Они ведь все детей алкоголиков и наркоманов. Их каждый день родители избивали и отправляли на рынок милостыню собирать. А теперь они обуты, одеты и сыты. За это мне спасибо сказать надо, а они убить хотят.
- Ну и сказали бы им это, - подал голос Бахыт.
- Так он меня и слушать не стал, - совсем пав духом, сказал Зураб. – Помогите мне, ребята, завалят ведь меня теперь.
- А если в милицию обратиться? – спросил Бахыт.
Зураб бросил на него непонимающий взгляд и ответил:
- И что я скажу в милиции? Меня хотят убить за организацию банды карманников? Ты хоть представляешь себе эту картину? И бесполезно это, Фикрета, например, убивали совсем не те, которые на рынке ходят, а вообще другие, может, даже иногородние. У них всё отработано, их не поймаешь.
Директор снова подошёл к столу и, упёршись в него кулаками, подался вперёд. Его глаза, устремлённые на Ризу, Баху и Серика, выражали мольбу.
- Помогите мне, ребята, - сказал Зураб. – Помогите, пожалуйста. Я ведь знаю, у вас получится. Вас так же много, как их, вы даже чем-то похожи на этих парней. Если они увидят, что нас много и вместе мы – сила, они отступят, поверьте мне. А я в долгу не останусь, я вас так отблагодарю… Да я вас золотом осыплю с головы до ног…
- Хорошо, всё понятно, - прервал этот нескончаемый словесный поток Риза. – Мы попробуем, но ничего не обещаем. Своим малышам скажи, чтобы самодеятельностью не занимались и желательно чтобы два-три дня на рынке не появлялись. Это и вас касается, не переборщите там со своими вооружёнными друзьями. Мы сделаем всё, что в наших силах, а потом я к вам сам зайду и доложу обстановку.
Зураб приложил руки груди и собрался рассыпаться в потоке благодарностей, но Риза уже выходил из кабинета, и Бахыт с Сериком отправились следом за ним.
- Ты чего, Риза? – спросил Бахыт, когда они вышли на бетонную лестницу кафетерия. – Зачем нам влезать в это дело? Ты ведь сам говорил…
- Знаю, что говорил, - задумчиво сказал Риза, вынимая сигарету из пачки и закуривая. – Только я подумал, что, если завалят Зураба, то следующими будем мы. На рынке больше нет реальной силы, только малолетняя братва и мы. Остальные – это одно большое болото, стадо. Они будут делать то, что им прикажут. А администрации и охране важно только, чтобы им платили вовремя, а как одет тот, и кто им платит, их абсолютно не интересует.
- Тогда что, пойдём побеседуем с ними?
- Нет, пока не надо. Нас ведь пока ещё никто на встречу не вызывал, - сказал Риза. – Я думаю, нам надо за ними понаблюдать.
- Где? В их рядах?
- Нет, в их рядах мы сразу спалимся – там столько глаз, что и минуты не протянем. Давай-ка сходим на угол, где мелочевку продают. Раз они туда повадились, значит, там за ними и пошпионим, поизучаем их повадки. А там видно будет, что дальше делать.

29.
На оживлённом углу двух городских проспектов в тот час было очень оживлённо. Расположенная рядом автобусная остановка каждую минуту принимала по несколько огромных машин, а десятки людей коротали здесь время в ожидании своего маршрута. В большом здании за остановкой находилось множество торгующих разной мелочью магазинчиков, а по обеим сторонам широкого тротуара томились многочисленные лоточники. Довершали картину серьёзные молодые парни в коротких курточках и джинсах, которые стайками по несколько человек заполонили почти всё свободное пространство между лотками. В день тут появлялось и уходило с рук огромное количество краденых вещей. Несмотря на кажущуюся хаотичность и полную незаконность происходящего, процесс был отрегулирован, и все участники этого действа знали друг друга в лицо. Риза, прекрасно об этом осведомлённый, предложил присесть на скамейку между низкими кустами на другой стороне улицы. Отсюда весь угол было видно прекрасно, зато сами продавцы, поглощённые работой, не замечали наблюдателей.
- Долго сидеть? – спросил утомлённый Серик.
- Может быть, - неопределённо сказал Риза и протянул собеседникам сигареты. – Курите, а то на таком холоде продрогнуть можно.
Друзья закурили, и Баха, устроившись на скамейке настолько удобно, насколько было возможно при отсутствии большинства досок и крайней замызганности сидения, задал Ризе вопрос на давно интересовавшую его тему:
- Как тут вообще работается, на базаре? В такой неразберихе?
- А что, у тебя тоже есть задумка к нам присоединиться? – прищурив глаза, взглянул на Бахыта Риза. – Говори прямо, у нас места на всех хватит.
- Да нет, - покачал головой Бахыт. – Базар – это не моё. Знаешь, не при Серике, конечно, будет сказано: общак, надеюсь, будет всегда, но я много думал и пришёл к выводу, что рано или поздно нам придётся заняться каким-то бизнесом. Хоть самым захудалым, но своим и легальным…
- Почему - не при мне будет сказано? – обиделся Серик. – Я, между прочим, тоже об этом думал.
- Просто для тебя общак – это святое, не хотел понапрасну ранить твои чувства.
- Очень смешно, - Серик сплюнул и обратился к Ризе: - Общак – это вполне нормальный источник денег, но свое дело надо начинать с первоначального капитала, а на общаке больших денег не сделать, там все под контролем.
- Ну, в общем все так и есть, - согласился спортсмен. – У нас тоже всегда был свой собственный, внутренний фонд, заначка на непредвиденные расходы, но денег было в обрез, и этот фонд легко умещался в моём кармане. Мы начинали в маленьком подвале в соседнем микрорайоне. В этом подвале один кореец устроил секцию таэквондо, и мы с ребятами из окрестных домов собирались там ещё с третьего класса. Потом в старших классах стали качаться и в качалке познакомились с мужиками из охранной фирмы. Они нас порекомендовали начальству, и скоро многие из нас работали охранниками на разных объектах. Работа не тяжёлая, и на свои дела времени достаточно, только потом днём спать постоянно хочется, но самое главное – мы постоянно были вместе и выручали друг друга из любой ситуации. Ну, а потом и Мустафа появился, дальше ты знаешь. Для меня общак это не деньги, а дух, верность своим пацанам. Поэтому, Серик, хоть я тебя и уважаю, но скажу честно – если вы с Бахой останетесь без денег, вряд ли с вами согласится общаться Мухит и ему подобные. Не общак на вас, а вы на него пашете, и сами об этом не подозреваете. А у нас с ребятами были моменты, да что моменты – целые годы, когда даже покушать купить было не на что. И ничего, продержались, и сейчас не бедствуем.
- Это всё верно, - отозвался Серик, скривившийся при фразе о том, что общак властвует над ним и Бахой, но решивший не вступать в полемику со спортсменом. – Но я-то знаю, что начальный капитал у вас всё-таки был. Дух единства – это хорошо, но, как его ни крути и ни сжимай, денежки из него не закапают. Таких  команд голодных каратистов, как твоя, много в городе, но на рынке принимают только звонкую монету. И эта монета у вас появилась только с помощью Мустафы.
- Мы не каратисты, - сухо поправил Риза. Он достал новую сигарету и долго её зажигал, сломав четыре спички. Потом закурил и с минуту задумчиво смотрел вдаль. Было видно, что на него нахлынули волнующие воспоминания.
– Еще до Мустафы у нас было что-то вроде начального капитала, - наконец, заговорил Риза. - Но воспользоваться им не смогли, хотя и получили мы его не даром, а в тяжёлых трудах. Вы же знаете, что многие охранные фирмы кроме чисто сторожевой деятельности занимаются ещё и серьёзными проектами? Нас тоже после определённой проверки стали привлекать к денежным делам. Как-то приезжие кавказцы задолжали одному местному бизнесмену крупную сумму денег, и он попросил нас помочь. Кавказцы к тому времени уже сбежали в соседний город, и нас отправили туда. Ну, мы там были в основном на подстраховке, по серьезным делам ходили парни из более взрослой и опытной бригады. Выслеживали мы должников две недели, нашли и так получилось, что мои ребята, безоружные, с одними только кулаками, приняли на себя основной удар. Произошло это в одном кафе, вечером. Мы зашли в кафе по наводке – сказали, там один из кавказцев празднует что-то. Мы должны были подтвердить это и позвонить бригаде, чтобы они уже подъехали и взяли его. А оказалось, там вся команда должников сидит, вооруженная до зубов. Пока мы их сдерживали, подтянулась и основная бригада, но нам уже хорошо к тому времени досталось. Обошлось без жертв, но побито, подстрелено и порезано было много народу. А это дело полностью курировал я сам, то была первая моя самостоятельная операция. И вот, мы поставили перед нашим заказчиком два чемодана денег, отобранных у должников, а с другой стороны в съёмном доме лежали на забрызганном кровью полу мои порезанные и перебинтованные ребята. Меня самого, как нарочно, не задело, хоть я лез в самое пекло и поломал в том кафе не одного бандита. А пацанам досталось по полной. Я нанял врача, которого уволили из больницы за торговлю наркотиками, он привёл с собой двоих медсестёр, принёс кучу лекарств, бинтов, банок, ампул. Троих наших он вытащил с того света – операции делал прямо там, при свете люстры. Вы видели, как вырезают пули и зашивают раны без всякого наркоза? Я многое повидал во время работы в охране, но эти несколько дней я запомню навсегда. Я стоял и смотрел, как ребята мучаются, но помочь им не мог, как не мог объяснить, почему их порезали, а я остался цел и невредим. И я тогда подумал – и доколе так будет продолжаться? Бизнесмен возьмёт деньги, скажет спасибо и даст нам гонорар, а мы так и будем драться, пока нас не перестреляют по очереди? И я сказал бизнесмену, что сумму оплаты нам надо удвоить, а иначе не видеть ему этих кровавых денег никогда в жизни. Я всё понимаю, слово надо держать, и всё такое, но в этот раз нас практически поголовно ранили, и половина моих ребят как минимум на месяц выбыла из строя. Бизнесмен пролил себе кофе на штаны, поднялся с кресла, расцеловал меня, долго плакал и сказал, что он не может себе позволить нас обмануть, он не просто удвоит нам гонорар, а вообще с этого момента мы с ним компаньоны, и о таких партнёрах, как мы, он всю жизнь мечтал. Бригадир той команды, которая брала должников вместе с нами, обрадовался этому, бизнесмен дал нам немного денег и сказал, что надо закупать товар, а основной капитал он нам даст через месяц, как расплатится с кредитами. Бригадира он отправил в Турцию, мы начали закупать товары на оптовке, а через несколько дней я узнал, что бригадира в Турции завалили, а бизнесмен продал свои дома и квартиры в нашем городе, закрыл фирму и уехал вместе с семьей неизвестном направлении. Сумма, которую он нам дал на закупку товаров, была раза в четыре меньше даже того гонорара, который оговаривался в самом начале. Вот так и закончилась история нашего первоначального капитала.
Во время рассказа голос Ризы, вначале спокойный, стал заметно дрожать, а в некоторых местах, особенно когда он описывал страдания своих ребят, он останавливался и делал глубокие затяжки, не в силах совладать с эмоциями. Бахыт и Серик молчали и не прерывали рассказчика, понимая его душевное состояние. Невозмутимый спортсмен с железными нервами оказался внутри очень ранимым и впечатлительным человеком, приходящим в волнение от одного только воспоминания о нелёгких днях своей жизни. К концу рассказа жалость сменилась злостью, когда речь зашла о бизнесмене, но затем Риза справился с нахлынувшими эмоциями и снова превратился во внимательного торговца.
- Так что мы по сравнению с бизнесменами – дети невинные, - поучительным тоном  произнёс Риза, - Я бы тебе советовал найти такого и заставить работать вместе. А как заставить – для этого есть разные способы. Если речь идёт о начале собственного дела, не зацикливайся особо на чувствах других людей. Им же на наши чувства наплевать. Этих бизнесменов не убудет, а деньги мы всё равно когда-нибудь ему вернём. Есть, конечно, и другие идеи. Например, я не понимаю, почему вы до сих пор не начали свой бизнес, когда вы держите общак всего района.
- Общак нельзя расходовать на такие цели, - сказал Баха.
- А ты что, не сдаёшь туда деньги? – спросил Риза. – Да если бы не твои усилия, этого общака вообще бы не было! Так что не парься и помни – общак – это и твои деньги. Если решили куда-то вложиться – делайте это немедленно, деньги вернёте потом, никто ведь, кроме вас двоих о затратах не знает.
По выражению лица Серика было видно, что последняя тирада Ризы ему очень понравилась. Баха всё ещё с сомнением качал головой, считая мысли Ризы крамольными, но от продолжения беседы на эту тему воздержался.
Время текло, а ситуация на углу не менялась. Серик продрог и нетерпеливо вопросил:
- А не зайти ли нам в ваш магазинчик, чтобы выпить чаю? Тут становится холодно.
- Ты можешь идти, - сказал Риза. – Мы тут ещё долго будем. И не факт, что сегодня что-то выясним. Тогда и завтра наблюдение продолжим.
- Тогда я пошёл, - с облегчением встал Серик. – Если что, позвоните.
- Да отдыхай уже, - махнул рукой Баха.
Они остались вдвоём, коротая время перекурами.
Скоро опустились ранние зимние сумерки, и на углу зажглись мощные уличные фонари. Толпа торговцев, однако, не рассасывалась – не ограниченные регламентом базара стихийные перекупщики, если торговля шла хорошо, могли находиться тут до самой ночи.
- Смотри! - Риза тронул Баху за плечо и указал пальцем на двух подозрительных парней в чёрных дутых куртках, занявших, подобно пацанам, другую удобную позицию – на другой стороне улицы, по диагонали от угла, забитого торговцами. Ребята, в одном из которых Баха узнал описанного Зурабом Есена – круглоголового, коренастого, с черной бородой, - подпирали плечами раскидистое дерево и пристально следили за перекупщиками.
- Нас они, вроде, не видят, - предположил Баха.
- Не дёргайся, смотри вперёд, и тогда они на нас не обратят внимания, - посоветовал Риза. – Будем тут до тех пор, пока они куда-нибудь не двинутся.
Ждать пришлось минут сорок. Баха уже начал замерзать, когда Есен и его товарищ вдруг встрепенулись и перешли улицу на красный сигнал светофора. Они надвигались прямо на двух наших ребят на скамейке.
- Сиди и не двигайся, - сквозь зубы сказал Риза, делая вид, что у него не получается высечь огонь в зажигалке.
Агрономы быстро прошли мимо них и двинулись дальше по улице. Как только они отошли шагов на пятьдесят, Риза дёрнул Баху за рукав:
- Идём за ними.
- А куда они пошли? – спросил Баха, едва поспевая за богатырскими шагами друга.
- Ты что, не заметил? Один из ребят с угла только что закончил торговлю и пошёл домой. Они за ним пошли, и мне кажется, настрой у них боевой.
Риза и Баха быстро шли по заснеженной улице, становившейся по мере отдаления от базара всё менее людной. Агрономы маячили далеко впереди в слабом свете подслеповатых фонарей. Неожиданно они свернули направо.
- Побежали! – прошипел Риза.
Домчавшись до поворота в несколько секунд, друзья увидели, что тут начинался узкий пустынный проход между зданиями. По ту сторону прохода слышалась приглушённая возня. Переглянувшись, Риза и Баха бросились вперёд.
В маленькой нише сразу за проходом два агронома усердно лупили ногами упавшего на снег парня, голова которого была покрыта тёмным куском ткани. При появлении новых лиц агрономы вскочили, и Есен издал угрожающий рык.
Риза сделал быстрый выпад, и агрессивный студент, заклокотав горлом, повалился рядом со своей барахтающейся жертвой. Второй сразу же присмирел и, подняв руки перед собой ладонями вперёд, отступил на два шага назад.
Баха нагнулся и снял чёрную ткань с побитого перекупщика. Тот с ужасом посмотрел вверх и увидел протянутую к нему руку смотрящего. С трудом приподнявшись, парень схватился за разбитую голову и застонал.
- Как зовут? – спросил Риза.
Перекупщик пробормотал что-то малопонятное.
- Ладно, потом разберёмся, - быстро сориентировался Риза и обратился к агроному: - Подними-ка своего приятеля.
Всё ещё опасаясь неожиданного нападения, уцелевший грабитель нагнулся и, ухватив оглушенного коллегу под мышки, с трудом, в три приёма поднял его на ноги.
- Здравствуй, Есен, - приветливо сказал Риза, как только пострадавший открыл глаза.
Энергично поморгав и помотав головой, Есен разглядел перед собой противника и снова зарычал. Как только он бросился вперёд с сомкнутыми кулаками, Риза вторично отправил его в нокдаун.
Здоровяк полежал немного на снегу и снова открыл глаза. Над ним тут же навис Риза и рассудительным тоном заявил:
- Времени у нас мало, а третий раз валить тебя я уже не хочу, поэтому придётся говорить в таком положении. Ты меня знаешь?
Поверженный бородач напряжённо посмотрел на Ризу и ничего не ответил.
- Вижу, что знаешь, - сказал Риза. – Вы тут весь рынок на уши пытаетесь поставить, а у меня торговля из-за этого под угрозой. Не скажу, что все, кто связаны здесь с торговлей левыми товарами, подо мной ходят, но вы и так уже достаточно шороха навели, чтобы и на моих ребятах это отразилось. Я ведь в ваш бизнес не лезу, почему вы пытаетесь мне что-то испортить?
Бородач процедил сквозь зубы длинную туманную фразу, общий смысл которой сводился к тому, что руки у его друзей длинные, рано или поздно они дотянутся и до Ризы, и тогда ему несдобровать.
- Какой-то неконкретный разговор у нас пошёл, - пожаловался Риза Бахыту. – Слушай, Есен, а у тебя начальник, босс, смотрящий, одним словом, есть? Вижу, что есть. Передай ему, что завтра в одиннадцать утра я буду его ждать перед недостроенным домом через дорогу от базара. Пусть приходит, поговорить надо, отношения выяснить. Скажи, Риза его зовёт. С тобой говорить больше не буду, а то ты, я вижу, в расстроенных чувствах находишься. А паренька я с собой забираю. Они деньги у тебя вытащить не успели?
Перекупщик проверил карманы и отрицательно покачал головой.
Со стороны дома показалось несколько грузных фигур, и грубый окрик прервал дипломатическую речь Ризы. Судя по тому, что неясные фигуры только обозначали своё намерение узнать, что происходит в тёмной подворотне, но с места не двигались, это были напуганные шумом драки местные жители.   
- Ну, пора идти, - спокойно сказал Риза. – А то эти старички сейчас милицию вызовут, а у меня нет желания по почкам дубинкой получать. Идём, ребята.
Риза шмыгнул обратно в проход, Баха, продолжавший поддерживать перекупщика – за ним.
По уходу пацанов побитые агрономы сочли за благо немного задержаться в подворотне, и их весьма жалкий вид скоро добавил добрую толику кровожадности местным жителям, до того довольствовавшимся ролями сторонних наблюдателей. Обретя заметное численное превосходство, мужественные обыватели смело приблизились, желая наказать оставшихся вдвоём драчунов, но, увидев их напряженные лица и бороду Есена, тут же развернулись и тихо рассеялись по своим квартирам, молясь, чтобы загадочные ребята, не дай боже, их лица не запомнили.

На следующий день Риза и Баха стояли на пустыре перед недостроенным многоэтажным домом. По совету Серика, понимающего, что сегодняшняя встреча произойдёт с идеологически подкованными людьми, Бахыт с утра был при полном «параде».
- Эти агрономы придают большое значение внешности, - авторитетно заявил Серик. – По одёжке они узнают друг друга. Поэтому надо показать, что мы тоже с мозгами, что у нас есть своя форма одежды – кстати, намного круче, чем у них, своя жёсткая организация и свой свод законов.
- Вот законы изучать как-то не довелось, - сказал Рустем.
- Я не в том смысле, - вздохнул Серик. – А этих агрономов боятся по двум причинам: каждый, кто имеет дело с ними, рано или поздно понимает, что связался не с одним человеком, а с целой армией, и даже если задавить кого-то из них, на его месте тут же появляются несколько таких же. У них строгая иерархия, вымуштрованные солдаты, офицеры и генералы. И вторая причина: они на всю голову отмороженные. Мы, наезжая на чмошников и устраивая разборки, всегда помним, что можем за это понести ответственность. А для агрономов обычные законы не существуют. Наоборот, по их правилам, чем хуже они нам делают, тем больше им воздастся в их внутреннем кругу: почести, деньги. По этой же причине обычный «базар» для них не подходит. Тут нужна яркая демонстрация, игра на публику.
- Да мы их просто поломаем, с нами же Риза, - уверенно сказал Бахыт.
- Вот именно такой настрой и нужен, - поучительно поднял указательный палец Серик. – Только до драки доводить всё же не стоит. Это будет неприятная резня, и еще мы можем ввязаться в бесконечную войну.
- Как же так? Идти с настроем на драку, но не драться? – усмехнулся Бахыт. – Я так не умею.
- Я недавно случайно включил исторический канал на телевизоре, и там шел интересный фильм, - сказал казначей. – Крестоносцы или ещё какие-то рыцари столкнулись с арабами, а может, и персами, и встретились перед битвой. Европейцы похвалялись своим оружием и доспехами, а шеф арабов просто приказал двоим своим помощникам одному за другим прыгнуть вниз со скалы. Они оба прыгнули без всяких раздумий и разбились насмерть. Крестоносцы после этого от боя отказались и приняли все условия арабов.
- Наши парни со скалы прыгать не будут, - сказал Рустем. – И не понимаю я такого отношения – перед самым началом разборки просто так терять двоих бойцов. Тупость какая-то.
- Двоих он потерял, зато остальных спас! – воскликнул Серик, начинавший в последнее время выходить из себя от некоторых особенно ярких сентенций Рустема. – И крестоносцы больше не лезли в их края никогда! Наши агрономы – почти то же самое. Эти их чёрные одинаковые кожанки, их сплочённость и покорность командиру… - Да уже от одного их вида с ними связываться не хочется.
- Я понял твою мысль, - кивнул Бахыт. – Мы должны показать себя ещё более отмороженными бандитами, и тогда они несколько раз подумают, прежде чем нападать на нас. Мне для этого понадобится твоя здоровенная цепь, Серик, которую ты одеваешь только на самые крутые сборища.
- У тебя есть цепочка, - прижимисто отозвался Серик.
- Ну, а теперь будет две, пустим им пыль в глаза. И ещё я могу сделать короткую блатную причёску. А с тобой, Рустем, у меня будет особый разговор…
Даже без золотых цепей и угрожающей причёски, Бахыт поражал воображение новой кожаной курткой, крепкими джинсами и подбитыми сталью ботинками. В зубах он держал тонкую сигару с коротким мундштуком и время от времени небрежно сплёвывал на бордюр. Помимо яркой внешности Бахыт вчера перед сном повторял ставшие уже привычными грозные блатные выражения. Однако, из собственного опыта Баха знал, что сильнее всего в серьёзных разговорах действует не мат и воровская лексика, а, напротив, применённый в подходящий момент подчёркнуто вежливый стиль речи с соблюдением основных норм литературного языка. Правильная речь вкупе с воинственным обликом обычно производила на оппонентов убийственное впечатление, при условии применения её в нужный момент. Поэтому за каждым словом надо было следить и не переусердствовать с блатной лексикой. Особенно при подготовке Бахыту помогли давние уроки Мустафы.
Риза был одет в обычный спортивный костюм синего цвета, но угрюмое воинственное выражение лица действовало красноречивее специального боевого облачения.
Ровно в одиннадцать часов перед ними остановилась «девяносто девятая» «Лада», и из неё вышли пятеро молодых мужчин, среди которых были и двое вчерашних. У одного из подъехавших кожаной куртки не было, и одет он был в строгий европейский костюм с проглядывавшим в вороте дорогого длинного пальто галстуком. Только начисто обритая голова выдавала его принадлежность к грозному сообществу агротехникума.
- Это ты Риза? -  спросил он, и ни один мускул не дрогнул при этом на его смуглом лице.
Риза утвердительно кивнул и выбросил сигарету.
- Меня зовут Саид, - представился бритый, не подавая Ризе руки. – Ты хотел со мной поговорить?   
- Верно, - сказал Риза. – Надо побеседовать.
- Садись в машину, поговорим.
- Ну, уж нет, - усмехнулся Риза. – Мне как-то на воздухе лучше.
Над узкими колючими глазами Саида нависли густые брови, а толстые губы под приплюснутым носом вытянулись в жёсткую линию.
- Если я захочу, ты сядешь в машину, и второй раз повторять не понадобится, - угрожающим тоном медленно проговорил Саид.
- Давай, попробуй, - процедил Риза, подступая к нему. На скулах у Ризы заиграли желваки, а правая рука потянулась в карман за кастетом.
Увидев это, сопровождающие Саида встрепенулись и тоже полезли в карманы, а Есен даже вытянул из-за пазухи половину лезвия длинного ножа.
- Погодите, мужики, - раздался голос Бахыта, который, в отличие от остальных, сохранял полное спокойствие. Как только взгляды устремились на него, он оглянулся по сторонам и сказал: - Прежде чем вы перейдёте к действиям, хочу предупредить: у меня тут двадцать пять бойцов с самопалами и заточками. Посмотрите и убедитесь.
Баха громко засвистел, и из пустых глазниц окон в недостроенном доме позади него показались гвардейцы шестнадцатой школы. Другие выглянули из-за деревьев и припаркованных «Газелей», коих в районе базара всегда было много. Бойцы во главе с угрюмым Рустемом в ожидании смотрели на Баху, многие из них поигрывали в руках металлическими прутами.
Агрономы переглянулись, а Саид моментально успокоился и даже криво улыбнулся:
- Вы что, щеглы, поиграть с нами вздумали?
- Нехорошо так говорить, - оскорблённо проговорил Бахыт. – За такие слова и спросить с вас могут.
Саид посмотрел на него прищуренными глазами и спросил:
- А ты кто такой?
- Да я так, сам по себе, - скромно ответил Бахыт. – Вот только ребята меня смотрящим по району поставили, так что видишь, приходится отрабатывать.
- А вы вообще знаете, с кем связались? – попытался запугать зелёных, по его мнению, пацанов Саид.
- А нам всё равно, с кем иметь дело, - сказал Бахыт. – Вы ведь тоже не из железа сделаны, а из кожи, крови и костей, как и мы. Значит, есть во что заточку воткнуть.
- Много на себя берёшь, смотрящий, - прошипел Саид, на лицо которого снова надвинулась тень свирепости.
- В самый раз, - спокойно парировал Баха. – Я ведь не один, нас много, так что если разделить на всех, то не так уж и много, получается, берём мы на себя.
- Мы знаем, во что ввязались, и наши ребята умеют за себя постоять, - вступил в разговор Риза. – У вас несколько десятков бойцов, а мы, если надо, выставим несколько сотен - всех не перережете. Так что брось, Саид, пугать нас, а лучше послушай, что я скажу.
Саид ещё раз посмотрел на серьёзные лица, выглядывавшие из недостроенного дома, и, не говоря ни слова, перевёл взгляд на Ризу. Тот продолжал:
- На нашем рынке много разных людей, и конфликты бывают тоже. Что скрывать, порой и морды бьём друг другу. Но рубить человеку руки за то, что ещё надо доказать – это перебор. Например, я считаю, что всем было бы полезно заниматься восточными единоборствами, а мой друг – ну, например, что блатные правила – самые лучшие на свете. Но мы понимаем, что не все думают так, как мы – кому-то лучше одно, а кому-то – совсем другое. Почему же вы считаете, что все на этом свете должны жить, как вы, а кто с этим не согласен, того надо замочить? Я этого не понимаю.
- Вы, щеглы, привыкли к беззаконию, - отчеканил Саид. – Учить вас некому, вот и ведете себя, как вам вздумается. Мы все равно наведем на рынке порядок, хотите вы того, или нет. Воровство незаконно, и тот, кто покрывает вора, заслуживает самого тяжкого наказания. Вы сейчас покрываете воров и тем самым нарушаете…
Следующие несколько минут Саид говорил без остановки, и речь его сводилась в основном к тому, что щеглы должны понять свою ошибку и разойтись по домам, а со старшими так поступать нельзя, а базар скоро превратится в зону влияния агрономов, поэтому с ними надо дружить.
- У нас нет времени, - неожиданно сказал Баха, грубо прервав поучительный экстаз Саида. – Мы и сами знаем уличные правила. И знаем, что вы многое нарушили, когда ваши костоломы завалили шашлычника.
- Он был не шашлычник, а вор! – взвизгнул Саид.
- Так мы ни до чего не договоримся, - сказал Баха. – У вас своя правда, а у нас – своя. Предлагаю закончить урок философии и выслушать наши требования. Вы отстаёте от Зураба и его людей, и мойщиков оставляете в покое. Если вы не поняли, о ком я, то поясню – не трогайте карманников и не спрашивайте, почему, потому что всё равно не поймёте. И перестаньте вмешиваться в торговлю на углу – там тоже давно устоявшиеся традиции, и никто не даст вам их ломать. Если вы попытаетесь наехать ещё на кого-нибудь на этом рынке, то я вас предупреждаю сразу, - начнётся война. И в войне этой падёт много ребят с обеих сторон. Насколько я себе вас представляю, то в ваши цели не входит сложить головы в драках с малолетками – вы ведь нас щеглами считаете? Так что советую послушать меня и мирно разойтись.
Агрономы переглянулись, а Саид, внимательно выслушавший Баху, ответил со вздохом:
- Вижу, вас ничего не исправит. Ну что ж, война так война. Знаешь, сколько у нас стволов? Ну, ничего, скоро сам увидишь.
Саид  вплотную подошел к Бахе и, нависнув над ним, приблизил свой сплюснутый нос к лицу смотрящего. Там они смотрели друг на друг около минуты, излучая ненависть и агрессию.
Неожиданно раздался спокойный голос Ризы:
- А чего ждать, мы и сейчас все можем начать.
Риза вынул из кармана кастет и медленно натянул его на ладонь. Спутники Саида оживились и подошли ближе, гремя цепями. Рустем и остальные пацаны вышли из-за укрытий и приблизились к месту встречи. Саид, казалось, нисколько не испугался численного превосходства противника: на его лице лишь появилось выражение превосходства и презрения.
Правая рука Бахи напряглась, словно пружина: спустя мгновение он разбил бы наглое лицо Саида, что означало бы общую свалку с неизбежными потерями.
В этот момент возле «Лады» агрономов остановился синий «Москвич» - пирожковоз. Со стороны водительского кресла, кряхтя, вылез Дед. Потратив некоторое время на то, чтобы вытащить свою больную ногу, Дед оперся на палочку и громко чихнул. Он был одет в серый ватник, толстые рыбацкие штаны и затрапезную ушанку, на ногах красовались тяжелые сапоги. Выглядел Дед так, словно только что вернулся со строительства Беломорканала.
Саид, Баха и все остальные смотрели на Деда с удивлением – никто не ожидал здесь его увидеть. Они даже не поздоровались с ним.
Дед доковылял до Саида и Бахи и встал возле них, тяжело дыша и держась за старую трость.
- Как дела? – спросил Дед.
Первым от изумления очнулся Саид.
- Дед? – спросил он, не веря своим глазам. – Тебе чего надо?
- Да так, потолковать пришел, - сказал Дед.
- Давай, после этого? – предложил Саид. – Я сейчас немного занят.
- Ничего, на короткий разговор время найдешь, - сказал Дед. – Сигарета есть?
Саид так опешил, что не нашел подходящего ответа. Один из агрономов сориентировался быстрее остальных присутствующих, подал Деду сигарету и поднес зажигалку.
- Что за табак у вас? – проворчал Дед. – Иностранный, слабый какой-то. «Астры» не носите с собой?
Видя, что участники стрелки молчат, Дед сказал, обращаясь к Саиду и Бахе:
- Пусть все отойдут, вы двое останьтесь. Поговорить надо.
Его тон на этот раз не допускал возражений. Агрономы и пацаны нехотя отошли. С ними отошел и Риза, который, несмотря на свой буйный нрав, обычно с уважением относился к вопросам субординации.
Дед вытащил из кармана ватника свернутую бумажку и долго, кряхтя и кашляя, ее разворачивал. Это оказалась половинка страницы из ученической тетради, густо исписанная старомодным почерком: со старательно выведенными буквами, черточками над «т» и «ш» и крупными запятыми. Баха и Саид смотрели на бумажку с интересом, поскольку никогда такого раньше не видели.
- Весточка с зоны пришла, - объяснил Дед. – Тут много о чем написано, но и вам уделили внимание.
- Это что, на зоне слышали про наши дела? – недоверчиво спросил Саид, заглядывая в послание.
- Они там многое видят, - утвердительно кивнул Дед. – Атмосфера в городе изменилась в последние месяцы. Много разборок, ненужной стрельбы. Людей режут, убивают.
- Мы вроде не маленькие, сами можем разобраться, - исподлобья сказал Саид.
- Не маленькие, это правда. А вот с игрушками никак не расстанетесь, - Дед покосился на кастет в руке Бахи – тот быстро его снял и спрятал в карман. – Не подоспей я сейчас, вы бы тут поубивали друг друга.
- Это нам решать, - коротко процедил Саид.
Дед посмотрел на него строго и проговорил:
- Смотри-ка, какой самостоятельный. Я слышал, ты на рынке новые порядки устанавливаешь, руки рубишь. Такого у нас отродясь не бывало. И взносы в общак не платишь, к тому же – вот это совсем никуда не годится.
- У нас свой общак, - отрезал Саид. – Ваши дела нас не интересуют.
- Может быть, - допустил старик. – А вот твоих знакомых, которые недавно угодили в СИЗО, еще как интересуют. Сколько их, не припомнишь? Трое, кажется? Они получают помощь от других арестантов, а помощь эта берется из общака. И в тюрьме они вовсе не такие воинственные, как ты. Говорят, сначала были ершистые, но из них быстро обычных мужиков там сделали. Ты со своими помощниками творишь многое, так что и сам там можешь оказаться не сегодня, так завтра. Так что слушай, что я говорю, и не перебивай.
Саид отвернулся с недовольной физиономией, но ничего не сказал на поучительную речь Деда.
- Хорошо, так намного лучше, - удовлетворенно протянул Дед и обратился к Бахе: - А ты, братишка, очень вольно стал себя вести в последнее время. От разных людей слышу, что ты вмешиваешься в разные дела далеко за пределами своей территории. В дельте ты что потерял, не могу взять в толк. А если бы тебя там завалили?
Пришла очередь Бахи смешаться и виновато шмыгнуть носом.
- Читать весточку не буду, можете сами ознакомиться, - сказал Дед. – Тут написано, что мужики там недовольны положением на воле. Люди перестали понимать друг друга, сразу стреляют и дерутся, когда можно договориться и по-мирному выяснить отношения. Каждый сам себе король и авторитет. Многочисленные разборки, которые произошли в последнее время с участием каждой из ваших бригад, должны быть прекращены. Если снова дойдет до такого, приглашайте независимых авторитетов, иначе переколете друг друга почем зря. А что касается сегодняшнего дела – зона считает, что каждый должен остаться при своем. Вернитесь в те границы, где обитали до этого момента, и чужую границу не переступайте. Перестаньте тревожить воровские группы на базаре и крышевать их – как выяснилось, ничего хорошего из этого не выходит. А тебе, Саид, надо подумать о взносах в тюремный общак. Твои люди уже в долгу, и дальше он будет только расти. Если есть вопросы, задавайте.
Риза и Рустем, расположившись под деревом, жевали «Сникерс» и смотрели, как Саид возмущенно размахивает руками и показывает пальцем на Баху, обвиняя его в чем-то. Но Дед затем рассудительно что-то отвечает, и агрессия Саида постепенно спадает, а на его лице появляется гримаса досады. Баха тоже говорил, но недолго и как бы оправдываясь.
В итоге Саид махнул рукой и, резко повернувшись, направился к своему автомобилю. Коротко поговорил с агрономами, после чего они сели в «Ладу» и укатили в неизвестном направлении.
Риза и Рустем подошли к Деду и Бахе. Дед аккуратно скатал бумажку и спрятал ее в карман. Затем посмотрел на пацанов, и глаза его впервые за все время разговора заискрились добротой.
- Эх, дети, - протянул Дед. – Своей нормы не знаете, готовы влезть во все, что только видите. Вы бы хоть со мной советовались, прежде чем с такими, как эти, сталкиваться.
Пацаны, хотя и имели на этот счет свое мнение, уважительно промолчали.
- Люди Саида теперь успокоятся, - сказал Дед. – На время, по крайней мере. И вы тоже знайте границу, прекратите драться со всеми. Вы в школу вообще ходите?
Баха невнятно пообещал заглянуть на днях в школу.
- Эй, Мишка, поехали домой, - кликнул Дед своего шофера, оказавшегося сторожем Мишкой из соседнего с Дедом двора. 
Дед уехал, а Баха обратился к Ризе:
– Пойдём к Зурабу твоему зайдём, что ли. Он ведь нам обещал что-то. Проверим, насколько он держит слово.
- Да ты время только потеряешь, - сделал попытку отговорить друга Риза. – Я этого жадину знаю – он скорее удавится, чем действительно наградит кого-то по заслугам. И потом, тут в основном Дед сработал, мы не так много сделали.
- Всё равно, давай сходим. Мы ведь обещали.
Перед кафе они увидели карманника Пашу. Тот попытался скрыться, но Бахыт жестом подозвал его к себе.
- Ты что, мелкий, здесь делаешь? – строго спросил Бахыт. – Я же говорил, не появляться на рынке. 
- Да, верно, говорил, - почесал затылок Павел. – Да только кушать тоже хочется. Вот и пришлось выйти.
- А на тот свет не хочется? – спросил Бахыт, и Паша посерел от страха.
- Пойдём с нами, - Бахыт приоткрыл дверь кафе и приглашал Пашу внутрь.
- Не-е, я не пойду, - замотал головой малолетний карманник.
- А я тебя не спрашиваю, идём, и всё, - отрезал Бахыт.
Зураб сидел за столом в той же печальной позе, что и вчера. Увидев ребят, он встрепенулся, и тут же удивлённо оглядел Пашу.
- Я не виноват, - поспешно объяснил тот. – Это они меня сюда завели.
- Что же вы так, Зураб Георгиевич? – с укоризной спросил Риза. – Мы же вас по-хорошему просили своих парней не выпускать пока на рынок.
Директор кафе гневно взглянул на своего птенца и вздохнул:
- Хорошо, каюсь, это я их вытащил. Думал, авось не заметят.
- Не надо врать, Зураб Георгиевич. Вы только о своей прибыли думали. И что, удачно сегодня вышло?
- Да нет, вы что, одни неудачи кругом пошли!
- Ладно, меня это не волнует, - отмахнулся Риза. – А вот вас должно волновать. Сейчас сюда придут агрономы и спросят с вас по все строгости.
- Как придут? – директор нервно вскочил с кресла. – Где они?
Бахыт не мог при этой сцене сдержать смеха. Зураб и Павел воззрились на него с изумлением и страхом.
- Не надо их мучить, Риза, - смеясь, проговорил Бахыт.
- Не буду, не буду, - смягчился Риза и обратился к директору: - Встречались мы с ними только что. Больше они к вам не подойдут. Так что можете спокойно работать.
Зураб недоверчиво переводил взгляд с Ризы на Бахыта и обратно.
- Да правда это! – воскликнул Бахыт. – Что, мы врать вам будем?
Его слова были искренни, и Зураб, наконец, облегчённо выдохнул.
- Спасибо, ребята, - сказал он. – Я знал, что на вас можно положиться.
Павел тоже заметно обрадовался, но при начальнике старался сдерживать свои эмоции.
- Извините, - сказал Бахыт. – А вы, помнится, наградить нас обещали в случае счастливого исхода?
- Конечно, конечно, - засуетился Зураб. – Сейчас, сбегаю, принесу. Ну-ка, Павел, не стой тут, как истукан, пошёл работать!
И они оба выскользнули из кабинета.
- Интересно, сколько он нам даст? – размечтался Бахыт.
- Говорю тебе, много денег ты от этого скупердяя не дождёшься, - твердил ему Риза.
Но вот, наконец, на пороге кабинета показался Зураб с двумя большими тарелками, накрытыми сверху бумажными салфетками.
- Что это? – с любопытством осведомился Бахыт.
- Это? – загадочно переспросил директор. – Это то, чего вы больше нигде и никогда не сможете достать! – и он картинным жестом сорвал салфетки: - Лучшие в мире чебуреки от Зураба! Люди из Москвы приезжают только для того, чтобы их попробовать!
Бахыт посмотрел на Ризу, и после минутного замешательства они оба весело расхохотались.

30.
Близкое знакомство с рыночной жизнью и общение с Ризой не прошло даром для Бахыта и Серика. Сидя после очередной районной разборки на квартире у Бахи и покуривая крепкие сигареты, компаньоны пришли к идее вложиться в собственный бизнес. Идею, как ни странно, подал Рустем. Обильно полив разбитый в драке кулак зелёнкой и ожесточённо его бинтуя, он невзначай бросил:
- Был вчера у знакомых привокзальных ребят. У них там приезжие южане игровой клуб в подвале открыли. Основной контингент – дети, у многих даже ноги до пола не достают, когда они на стульях сидят. Есть и серьезные автоматы – в них на деньги играют. Ну, это не главное. А интересно то, что районные ребята уже обложили этих бизнесменов данью. Там всего трое приезжих парней, нашего возраста, они взяли кредит, купили подвальное помещение по дешёвке, осушили его и поставили туда штук двадцать игровых автоматов. Теперь дежурят по очереди – клуб у них круглосуточный, а час игры немалые деньги стоит. Так наши ребята их каждую неделю доят. Те сначала плакались, жаловались на кредит, но им разъяснили, что в один прекрасный день их автоматы могут случайно сгореть или разбиться от удара кометы, и они поняли. Теперь платят исправно, а деньги идут в привокзальный общак. Вот я подумал, хорошо было бы, если б у нас в районе тоже такой клуб был.   
Бахыт, очень внимательно слушавший Рустема, переглянулся с Сериком и протянул:
- Ну что ж, если такого клуба нет, то мы и сами его можем открыть.
Рустем усмехнулся, решив, что это шутка, а Серик скептически поджал губы:
- Не думаю, что эти приезжие согласятся с нами работать. А если и согласятся, то всё равно придётся с ними делиться, и хорошо, если они запросят только пятьдесят процентов.
- А почему надо работать именно с ними? – поинтересовался Бахыт.
- Так мы ведь не специалисты, - развёл руками Серик. – Я тоже думал о бизнесе, но загвоздка в том, что мы два плюс три сложить не можем, и в любой науке, кроме мордобоя, ничего пока не смыслим. Тем более тут речь идёт об игровых автоматах. Каждый из нас хоть раз играл в такие автоматы в горпарке, а вот устанавливать их и чинить – тут без спецов не обойтись.
- Есть у меня на примете такие спецы, - сказал Баха.
- Взрослые?
- Нет, это два парня из моего класса.
- Это те двое психов, которые постоянно про технику разговаривают? – мгновенно определил Серик. – От них ещё канифолью на всю школу несёт.
- Ага, - подтвердил Баха.
- И ты думаешь, с ними получится сработаться? – задумался Серик. – Ты ведь их знаешь всего несколько месяцев и в деле никогда не видел.
- А ты? – спросил Бахыт. – Ты с ними в одной школе с детства учишься. Как по-твоему, ребята нормальные?
- Ну… - промычал Серик. – Они, конечно, психи полнейшие, как я и сказал, но, во всяком случае, не чмошники. В качалку ходят вдвоём, оба постоянно при деньгах, которые сами зарабатывают. Андрей в прошлом году с пацаном из соседней школы один на один дрался и превратил его в отбивную котлету. Не знаю точно, как было дело, но слышал, что это касалось национального вопроса. Ну вот, пожалуй, и всё. Могу сказать, что парни самостоятельные.
- Я собираюсь подойти к ним завтра до уроков и поговорить на тему нашей фирмы с игровым клубом, - сказал Баха. 
- Направление твоих мыслей мне нравится, - приподнялся в кресле Серик. – Но ты ведь не собираешься брать их в долю?
- Нет, управлять они, конечно, ничем не будут – их дело смотреть, чтобы ничего не сломали, и поддерживать автоматы в нормальном состоянии.
В разговор вступил и Рустем, только начавший понимать смысл беседы:
- А на какие деньги вы собираетесь покупать автоматы? Это дорогие штуки, между прочим. Вы что, мужики, наслушались Ризу и деньги общака на личные расходы потратить решили? Вы знаете, что с нами сделают за это?
- Да успокойся ты! – устало потёр виски Бахыт. – Дайте объяснить. Мы уже накопили немало денег, а Серик не один раз мне говорил, что деньги не должны лежать, а их надо пускать в дело. Для тебя, Рустем, поясняю: речь идёт не об общаке, а о нашем секретном фонде. Ты же знаешь, что с самого начала мы собирали со всех ещё и суммы сверху для наших личных потребностей?
- Да, я знаю, и никому ни слова про это не разболтал, как вы и просили, - подтвердил Рустем. - Но мы ведь всё это время покупали сигареты, выпивку, вещи… Разве там ещё что-то осталось?
- Там не просто что-то осталось, - сказал Бахыт. – Серик, ты ему потом покажешь?
Серик уклончиво кивнул.
- С деньгами определились – они у нас есть, - загнул один палец Бахыт. – И деньги – наши, что ещё лучше. Но открыто вкладывать их в бизнес мы не можем, потому что смотрящий и казначей должны быть чисты. Так ведь, Рустем?
- Верно, пацаны нам не простят, если узнают, что мы тайком шмотками на общие деньги торгуем.
- Вот поэтому я и хочу поговорить с Андреем и Кумаром, чтобы на виду находились только они, а нам там даже появляться не надо. Они будут держать это дело в тайне, а наши ребята пусть думают, что мы просто доим местных предпринимателей. От нас они никуда не убегут и каждый день будут сдавать выручку нам. Мы им будем давать обычную зарплату. В этом бизнесе вложения окупаются быстро. И года не пройдёт, как они нам всё вернут и начнут уже работать на прибыль.
- Они будут забирать выручку себе, а нам говорить, что прибыли нет, - предположил Серик.
- Я уже продумал этот момент, - успокоил Серика Бахыт. – Охрана в фирме и клубе будет от нас. Они и будут следить за тем, чтобы наши умники не химичили лишнего. Рустем, найдёшь пару-тройку ребят для такого дела?
- Да без проблем, - с готовностью отрапортовал верзила.
- Если вы одобряете мой замысел, я завтра поговорю с нашими кандидатами. Посмотрим, что они скажут.
- А что, если они откажутся? – спросил Серик. – Тогда ведь придётся как-то заставить их держать эту тайну при себе. Я имею в виду, многим не понравится, что мы даже теоретически допускали идею бизнеса на общаковские деньги. Потом ведь разбираться не будут, свои мы деньги вкладывали или не свои.
- Я постараюсь их убедить, - пообещал Бахыт. – Но если они не согласятся, просить их хранить тайну вечно придётся Рустему.
- Да не впервой, - просто кивнул Рустем и потёр свой забинтованный кулак.
- И еще, самое главное, - сказал Баха. – Поговорите со своими родственниками, поищите во дворах подходящего человека с паспортом. На себя нам фирму никто оформить не разрешит, тут нужен взрослый. Спокойный, без лишних запросов, ни в каком криминале не замешанный – нам лишнее внимание со стороны органов ни к чему.
- Есть у меня две-три кандидатуры, - сразу загорелся Серик.
На следующий день до начала уроков Бахыт вошёл в родной класс, и вокруг него сразу же образовалась привычная мёртвая зона в несколько метров. Не обращая внимания на осторожные взгляды одноклассников, Баха поставил портфель на парту, достал оттуда тетрадь по информатике и пересёк территорию класса, направляясь к Андрею и Кумару. Тихие ботаники, как обычно в это время, стояли у окна и вполголоса обсуждали последние компьютерные новости. Увидев Бахыта с тетрадью, они смолкли и дружно уставились в окно.
- Алгебру списать не дадите? – спросил Бахыт.
- Пожалуйста, - отозвался после некоторой паузы Кумар.
Получив тетрадь Кумара, Бахыт полистал её и подошёл к окну, встав между друзьями.
- Можете объяснить мне вот это уравнение, а то что-то никак его понять не могу? – Бахыт ткнул наугад в первую попавшуюся цифру.
- Чего тебе надо? – спросил Андрей.
- Да так, поговорить хотел, - тихо признался Бахыт.
- Ты же знаешь, что нам ваши игры неинтересны, - откровенно сказал Андрей, смотря на Бахыта сверху вниз. Его нестерпимо рыжие волосы сверкали на ярком солнце, льющемся из окна, а усеянное тысячами веснушек лицо выражало решимость.
- Это смотря какие игры, - медленно проговорил Бахыт и закрыл тетрадь.
Андрей и Кумар переглянулись.
- Вы ведь уже работаете? – спросил Бахыт.
- Да, подрабатываем в одной фирме, - ответил Кумар.
- Не в игровом клубе случайно?
- Нет, это компьютерная фирма. А тебе-то что?
- Никогда не было идеи открыть свою фирму?
- Мысли разные есть, но нас пока и такое положение устраивает, - туманно изрёк Андрей.
- А что, если я вам предложу открыть будет игровой клуб? Потянете такой проект?
- У нас сейчас другие приоритеты, - объяснил Андрей. – Нам школу надо закончить, а уж потом думать о бизнесе.
- Я не вижу проблем с тем, чтобы вы закончили школу. Круглыми отличниками вы всё равно не станете, потому что вас интересуют только технические предметы. Их вы сдадите, а по остальным предметам вам всё равно нарисуют тройки. Разве не так?
- В общем верно. Ну и что с того?
- С таким предложением к вам не каждый день подходят. У меня есть деньги на регистрацию фирмы, аренду помещения, закуп автоматов и другого оборудования. Юридические тонкости мы можем детально обсудить с нотариусом, который сидит в девятиэтажках возле школы. Решайтесь, мужики, второй раз я такое предлагать не буду. Сейчас вы работаете на побегушках, а это будет ваше собственное дело, где вы станете хозяевами. Первые годы, конечно, вся прибыль будет уходить к нам, потому что мне надо окупить расходы. А потом, как дело пойдёт, и появится необходимость в расширении бизнеса, у вас уже будут свои деньги, и вы сможете стать реальными компаньонами.
По выражению лиц компьютерщиков было видно, что они заколебались.
- А деньги откуда? – задал явно лишний вопрос Кумар.
- Да так, на дороге нашёл, - ответил Бахыт.
- Нам надо подумать, - сказал Андрей.
- Думайте, только не затягивайте. Мне ведь тоже надо отчитываться, - предупредил Бахыт.
После уроков Андрей и Кумар подошли к Бахыту и сказали, что они согласны. Потом все трое долго сидели в пустом классе рядом с поднятыми на парты стульями и считали предстоящие расходы.
Бахыт встретился вечером с Сериком и обрадовал его известием о том, что компьютерщики уже в деле.
- Расходы, правда, оказались больше, чем я предполагал. Но мы ведь можем взять недостающее из … другого фонда?
- В смысле – из общака? – уточнил Серик. – Да, думаю, что можно. Бизнес хороший, мы вернём деньги ещё до того, пока кто-то узнает об этом. Только вот у меня сейчас появилась другая идея, и твои компьютерщики нам как раз в этом деле пригодятся. Есть у меня дядя Нурсеит – хитрый тип, но зато очень инновационный. Я с ним посоветовался, и он сказал, что игровой клуб – дело, конечно, хорошее, но начинать надо с другого. Так вот: мы регистрируем фирму и заключаем с одной производственной компанией договор на поставку компьютеров. Дядя посодействует, чтобы договор был на крупную сумму – как раз одному из его знакомых в геологическую компанию требуется большой объем компьютеров. Компьютеры он тоже найдет, где достать – а то, что не хватит, помогут собрать твои друзья из класса. Потом мы продаем товар, часть прибыли передаем дяде, он там сам уже поделится с руководством компании. Так сейчас многие делают, схема чистая. А на вырученную прибыль уже закупим твои автоматы. И общак трогать не придется.
- А фирму оформлять на дядю будем? – спросил Баха, которому идея явно понравилась.
- Нет, он тут не хочет быть официально замешанным, - ответил Серик. – Но и этот вопрос я почти решил. Есть у нас во дворе Алексей – длинный такой, может, видел?
- Да, знаю, - вспомнил Баха. – Он постоянно сидит на крыльце в трико и тапочках и курит всякую дрянь.
- Точно, это он и есть, - подтвердил Серик. – Я с ним поговорил, у него есть паспорт, никаких судимостей и проблем с милицией никогда не было, а курит он махорку, поэтому такой запах – и ничего больше. В общем, он согласился стать нашим директором. Только требует, что на работу он ходить не будет никогда, а за это мы будем подгонять ему каждую неделю по блоку сигарет. Нужно только твое согласие, и мы сразу начнем работать.
На следующий день Серик начал оформление документов на фирму. Баха познакомился с дядей Нурсеитом – низеньким пузатиком с бегающими глазками. Фирму организовали быстро, Андрей и Кумар идеально справились с компьютерами, и очень скоро весь объем был передан заказчику. Алексей получал свои сигареты, дядя и его знакомый были рады большому кушу, а Кумар с Андреем за труды получили по новенькому компьютеру, о чем не могли и мечтать до этого.
Затем Серик и Баха занялись игровым клубом. Кумар и Андрей согласились им заниматься с условием, что смогут параллельно собирать и чинить компьютеры.
Вопрос с помещением решился быстро. У Кумара дядя оказался владельцем старенького здания в глубине микрорайона, где раньше помещался детский сад, а теперь сдавались дешёвые офисы. Дядя согласился предоставить помещение со скидкой на первые три месяца, и в дальнейшем все возможные споры с арендодателем Кумар брал на себя. Компьютерщики, как Бахыт и думал, превратились в деятельных и очень толковых бизнесменов: оборудование было получено и собрано в течение месяца, компьютерный клуб открылся уже через неделю, а выручку аккуратно собирал каждый вечер лично Серик, который решил не доверять это дело туповатым охранникам Рустема.
Сам Бахыт в игровом клубе впервые появился только после того, как он заработала на полную мощность. Он решил нагрянуть вечером, не предупредив о своём визите никого, чтобы иметь возможность увидеть жизнь клуба без прикрас.
Трёхэтажное серое здание бывшего детского сада с легкомысленными изображениями ёжиков и волчат на крепком заборе советской постройки сохранилось ещё довольно хорошо. На входе в засиженной воронами синей фанерной будке дремал сторож. По утоптанному снегу Бахыт дошёл до отдельного входа с кричащей вывеской и сразу с улицы вошёл в длинную прихожую.
В конце комнаты, больше похожей на немного расширенный коридор, за столами сидели Андрей и Кумар, деловито занятые в этот момент потрошением разделанных на микросхемы компьютеров. Они были так поглощены работой, что заметили Бахыта лишь в тот момент, когда он подошёл к ним и дружески хлопнул Андрея по могучему плечу.
- О, шеф! – радостно сказал Андрей и, встав, протянул Бахыту свою широкую, изрезанную проводами ладонь.
Шефом Бахыта ещё никто не называл, и искреннее, без тени подобострастности обращение Андрея ему очень понравилось. Кумар тоже приподнялся и сердечно поздоровался.
- Что делаете? – спросил Бахыт.
- Да вот, машины на ремонт принесли, - Андрей указал на оголённые остовы двух компьютеров. – В наших микрорайонах работы нам на век вперёд хватит. Уже человек десять в очереди стоит на починку, работаем почти круглые сутки, и то едва успеваем.
- Это хорошо или плохо? – поинтересовался Бахыт.
- Конечно, хорошо! Вот только надо будет ещё одного-двух молодых обучить, чтобы помощники были.
- С этим обождите, - испугался Бахыт. – Не надо сюда допускать непроверенных людей. А, кстати, кто у вас следит за игровым клубом, пока вы тут отвёртками орудуете?
- А пойдём, покажу, - сказал Андрей.
За дверью в боковой стене оказалось просторное, немного темноватое помещение с огромными занавешенными окнами.
- Здесь раньше проводились детские утренники, - пояснил Андрей.
Вдоль всех стен комнаты тянулись ряды игровых автоматов, посетителей – в основном детей – было много. Между рядами прохаживался здоровяк в комбинезоне цвета хаки и лениво заглядывал в экраны автоматов. Бахыт узнал одного из подчинённых Рустема. Тот тоже заметил смотрящего и подошёл к нему, протянув с уважением две руки для приветствия.
- Охраняем? – бодро спросил Бахыт.
- Не только, - гордо ответил парень. – Я тут ещё и администратор зала.
- И как дисциплина, поддерживаешь строго?
- Всё нормально, ребята культурные, ведут себя скромно. Матерятся, правда, не по-детски, но с этим ничего не поделаешь. Пытался уговаривать их, кричать, но они не контролируют себя в особо трудных моментах.
- Ничего, главное, чтобы не дрались.
- За этим следим и пресекаем в корне. Иногда заходят кто постарше, пытаются деньги отбирать. Снаружи, на улице таких уродов тоже много, поэтому я сторожа в будке попросил, чтобы он о таких случаях нам сразу по внутреннему телефону докладывал. В общем, работы хватает.
- Отлично, можешь продолжать, - разрешил Баха и, как только верзила отошёл, обратился к Андрею: - А он тут вам автоматы не угробит?
- Нет, он только наблюдает за порядком и разменивает купюры на мелочь. Если нужно вмешательство специалиста, он зовёт нас. Остальное дети делают сами, тут все в автоматах нормально разбираются.
- А где комната охраны?
Андрей провёл Бахыта сквозь ряды дико кричащих игроков и показал крошечный закуток в самом конце зала, где помещались только маленький стол и стул. На столе лежали тетрадь для подсчета денег и пластиковая коробочка с выручкой. Она уже была полна монет и мелких купюр.
- Восемь вечера, - посмотрел на часы Андрей. – Сейчас подойдёт Серик за деньгами. А, вот и он.
В игровой зал вошёл Серик в припорошенном мелким снегом пальто и направился к Бахыту с Андреем.
- Что ты так, без предупреждения? – весело спросил он Бахыта. – Сказал бы, я бы тут подготовился.
- Я и хотел, чтобы было без предупреждения, - объяснил Бахыт.
Серик повернулся к Андрею, и лицо его изменилось.
- Иди, работай, - резко приказал он, и Андрей покорно ушёл в ремонтный цех.
- Их распускать нельзя, - сказал Серик. – Всё тут на наши деньги построено, поэтому я им с самого начала даю понять, что у нас с обманщиками и бездельниками разговор короткий.
- А что, уже были случаи обмана? – встревожился Бахыт.
- Ещё нет, но я стараюсь не доводить до этого. Подойди сюда, - обратился Серик к охраннику.
Тот быстро приблизился, и Серик указал ему на тетрадь:
- Сдавай выручку, сейчас всё проверю. Баха, давай я тебе покажу, сколько мы за день зарабатываем. Ты не поверишь, какое золотое дно эти микрорайоны!..
Удостоверившись, что всё идёт по плану, и Серик жёстко контролирует работников, Бахыт с чувством внутреннего удовлетворения отправился домой.

31.
Несмотря на постоянное участие в сложных и зачастую выматывающих голову и желудок ритуалах, из которых складывались повседневные обязанности смотрящего, Бахыт никогда не любил спиртное, а наркотиков и вовсе побаивался – слишком уж наглядны для него были последствия этого увлечения, периодически извлекаемые из районных подвалов и препровождаемые затем на кладбище. Но, будучи от природы практичным и наблюдательным, Бахыт с самого начала уяснил для себя, что без этого назойливого элемента общения его рейтинг как смотрящего удержать будет очень трудно – другими словами, на улицах пацан, умеющий хорошо «закидывать за галстук», стоял в неписаной табели о рангах как минимум на ступеньку выше, чем непьющий. Более того, трезвый образ жизни был одним из неотъемлемых признаков чмошника. Бахыт знал только одно исключение, только лишний раз подтверждавшее правило – Ризу и его людей, но у тех были смягчающие обстоятельства в виде ежедневных и часто еженощных тренировок, благодаря чему таэквондисты находились на другом полюсе уличного безумия – в стане «спортиков».
Конечно же, и другая крайность в виде безудержного пьянства тоже расценивалась как непростительная слабость характера, но среди школьников такое встречалось редко – незначительные суммы карманных денег и казавшиеся неисчерпаемыми ресурсы молодости и энергии создавали мощное препятствие на пути развития губительной привычки.
Близкие друзья Бахыта по мере роста их популярности с радостью отдались в объятия зелёного змия: Серик каждый вечер просиживал в ночных клубах и многочисленных городских кафе, а Рустем со своими приближёнными облюбовал подъезды близлежащих к школе пятиэтажек, и обыватели, заслышав вечерами звон бутылок, старались не выходить из дома, чтобы не попасть под горячую руку разомлевших от выпивки джигитов.
Чтобы не обидеть друзей и не ударить в грязь лицом перед остальными ребятами, Бахыт регулярно участвовал в этих развлечениях и исправно пил всё, что подавали, но сам никогда инициатором попоек не выступал и с глазу на глаз давал понять Серику и Рустему, что не одобряет такой образ жизни. Друзья, однако, пропускали его невнятные замечания мимо ушей и продолжали ежедневно гулять как в последний раз.
Постепенно Бахыт вообще перестал упоминать при ребятах о своём отношении к алкоголю и решил психологически сконцентрироваться на его положительных сторонах. Так, помимо неоспоримого вклада в рост его авторитета, коллективные попойки были незаменимы в качестве важного источника информации – развязывая языки, спиртное позволяло Бахе постоянно быть в курсе всех самых последних городских новостей. Наконец, во время застолий Баха знакомился с необходимыми ему людьми, и тот факт, что смотрящий может не только встретиться, но и «по-взрослому» накормить и напоить собеседника, сразу придавало таким знакомствам солидности.
Поэтому, когда на занятиях Серик многозначительно сообщил Бахыту, что с ним хочет поговорить один его знакомый, который недавно «откинулся из зоны», Баха не удивился тому, что встречу Серик запланировал в пивной, находившейся в соседнем микрорайоне.
- Чего он хочет? – спросил Бахыт.
- У него есть очень важная информация, - загадочно ответил Серик. – Приходи в семь вечера, он сам тебе скажет.
- Надо позвать Рустема, - предложил Бахыт.
Серик, в последнее время сильно кривившийся при упоминании имени своего ближайшего соперника в борьбе за звание правой руки смотрящего, и на этот раз не изменил себе.
- Да зачем тебе нужен этот увалень? – с досадой сморщился он, недовольно поджимая губы. – Мы что, сами не можем поговорить?
- Позови Рустема, - твёрдо повторил Бахыт, предпочитавший, чтобы в моменты принятия решения его финансовый и «силовой» заместители находились при нём, обеспечивая необходимый баланс интересов.
Серик вздохнул и с неохотой кивнул.
В семь часов вечера Бахыт переступил порог дешёвой забегаловки с красноречивым названием «Сирота казанская», и в нос ему сразу ударил густой запах крепких сигарет, смешанный с хлорным благоуханием расположенного рядом с входной дверью туалета. Бахыт был здесь впервые, хотя прежде от завсегдатая этого заведения Серика много слышал о «казанской сироте». В отличие от более солидных кафе с богатым ассортиментом спиртных напитков «сирота» была чистой, стопроцентной пивной – здесь даже воды из крана не подавали, не говоря уж о других видах жидкостей, - зато пива тут было около десятка сортов, и, как уверял хозяин заведения, его кристальная свежесть обеспечивалась неукоснительной сменой бочек каждым утром, вне зависимости от того, пуст был открытый кег либо даже более чем наполовину оставался заполнен пенистым напитком.
Последний факт совершенно не интересовал Бахыта, потому что пиво он ненавидел. С прочими видами алкоголя он как-то уже свыкся за полгода городской жизни: так, вино напоминало испорченный сок, шампанское – подкисший лимонад, ликёр походил на пепси-колу с выпущенным из неё газом, выставленную на полдня под лучи палящего солнца, а водку можно было быстро уронить на дно желудка, закрыв нос, и тогда её вкус почти не ощущался, - но к пиву притерпеться было невозможно. Оно было горьким и сводило челюсти, а нос всегда измазывался в противной мыльной пене. Кроме того, по цвету и прочим параметрам пиво напоминало Бахыту тот самый продукт человеческой жизнедеятельности, который обильно выделялся при его потреблении, и этот факт казался самым отвратительным.
Еще вовсю работал городской пивзавод, впоследствии в буквальном смысле развалившийся на куски, и в народе живы были воспоминания о восьмидесятых годах, когда пиво продавалось в огромных желтых бочках на обочине дорог или на пустырях, и к бочках выстраивались очереди мужиков в майках и порванных трико. Налив пива в трехлитровые банки, мужики садились на корточки возле бочки и пили из банок по очереди. На головы от яркого солнца обычно наматывали рубашки. За место в очереди поминутно возникали перебранки.
Такие воспоминания не придавали советскому пиву никакой славы, и не добавляли симпатий к этому напитку. Поэтому во всех случаях вынужденного приёма внутрь спиртного Бахыт старательно уклонялся от радовавшей его друзей кружки янтарного напитка, но здесь другого выхода не было.
Из шести больших столов в пивной было занято только два. Бахыт сел за самый ближний к двери, и к нему немедленно приблизилась вальяжная официантка в узорчатом свитере.
- Что желаете? – равнодушным голосом спросила она.
- Я просто посижу, друзей надо подождать, - сказал Бахыт, отдирая неосторожно поставленную на липкую поверхность стола руку и рассматривая приставшие к ней мелкие рыбьи кости. 
- Просто так сидеть нельзя, - не меняя тональность голоса, сообщила официантка. – Вы должны что-нибудь заказать.
- Ну, принесите мне одну кружку, - нехотя согласился Бахыт.
- Кружку чего? Какого сорта пиво будете?
- Любое, - махнул рукой Баха.
- А к пиву? Вобла, чипсы?
- Чипсы давайте.
Официантка передала на бар заказ и вернулась с тряпкой. Протерев стол, она оставила Бахыта в одиночестве.
Поскольку делать всё равно было нечего, Бахыт разглядывал интерьер пивной. Убранство тут было довольно бедным, а побитый во многих местах кафель и вовсе нагонял тоску, придавая пивной вид советского вокзального буфета на станции богом забытого провинциального города. На стенах висели плакаты с рекламой пива, а за покорёженной стойкой бара по телевизору показывали лыжные гонки. Барменша наливала пиво в кружку с тем же выражением полного отсутствия интереса к жизни, которое было написано на лице официантки.
За одним из столиков сидели местные разновозрастные алкоголики – они шумно ругались, хамили работникам кафе и время от времени затевали между собой яростные потасовки, угасавшие затем так же неожиданно, как и начинавшиеся, - словом, чувствовали себя здесь, как рыбы в воде, и брали от жизни всё. Только один из алкоголиков, самый старший и грузный, крепко, с каменным лицом сидел на своём стуле и, словно агрегат, непрерывно поглощал кружку за кружкой; посудины всех остальных были полупусты, а сами они непрерывно перемещались по всей территории пивной: ежеминутно бегали в туалет, выходили на воздух покурить, кубарем скатывались в углы, получив хорошего тумака от друзей, а также ползали под столами и забирались на стойку бара, откуда их, лениво покрикивая, сгоняла официантка.
Эта кутерьма навеяла Бахыту воспоминания из курса физики: он подумал, что картина перемещения алкоголиков по залу послужила бы хорошей иллюстрацией к теме броуновского движения: во всяком случае, хаотичность и бессмысленность действий были теми же.
Иногда в процессе своего вечного движения алкоголики случайно наскакивали на людей за соседним столом. Те, однако, не обижались и вообще не обращали на них ни малейшего внимания. В отличие от разнузданных жрецов Диониса, здесь собрались шестеро серьёзных мужчин в строгих костюмах и белых рубашках с галстуками. Эти никуда не вставали, а вели тихую беседу, потягивая пиво из запотевших кружек, и сосредоточенно щёлкая фисташки.
Официантка принесла полную кружку и блюдце с чипсами. Бахыт посмотрел на часы и с недовольством отметил про себя, что ребята в последнее время часто опаздывают. В это время над ним нависла чья-то потная тень, и острый запах давно немытого человеческого тела, смешанный с ароматами канализации, перекрыл все прочие впечатления от внешнего мира.
- Братишка, ты кто? – раздался хриплый, с икотой голос.
Бахыт поднял глаза на непрошенного гостя и увидел перед собой молодого парня в заляпанной рубашке и грязных брюках. Его волосы были всклокочены, а посреди опухшего красного лица выделялись тусклые заспанные глаза. Бахыт немедленно узнал одного из алкоголиков, причём самого активного – за те неполные десять минут, что смотрящий находился в этом заведении, заляпанный тип не менее сотни раз прошёл, пролетел либо проскакал мимо него, издавая всё это время дикие вопли. Теперь, видимо, он подустал и решил скоротать время в интеллектуальном разговоре с новичком. Видя, что Бахыт молчит и продолжает со скукой смотреть в телевизор за стойкой, алкоголик громко повторил свой явно риторический вопрос и с вызовом толкнул его в плечо. Бахыт счёл за лучшее не ввязываться в драку, а поддержать разговор, каким бы фантасмагорическим ни оказалось его содержание. Помня, что в таких случаях лучше всего отвечать вопросом на вопрос – хотя бы для того, чтобы выиграть несколько секунд на размышление, - Баха сделал как можно более невинное выражение лица и кротко осведомился:
- А что?
- Как зовут, я спрашиваю? – мутным голосом спросил пьяный.
- Ну, Баха, - последовал ответ.
- Баха… - усиленно задумался алкоголик. – А я Максат. Знаешь меня?
Бахыт отрицательно покачал головой.
- Эй, да ты что! – искренне огорчился Максат. – Меня тут все знают. А ты, Баха, откуда сам будешь?
- Местный я.
Максат грузно опустил своё тело на соседний стул и облизнулся на кружку с пивом. Потом он воззрился на Баху и, погрозив ему заскорузлым пальцем, серьёзно заявил:
- Не ври мне, Баха. Ты не местный. Я всех тут знаю. Ты, наверно, откуда-то с юга. Ну, похож ты на них. Я прав, да?
- Да нет, тогда уж скорее с севера, - поправил навязавшегося собеседника Баха, памятуя, что из своего аула он приехал в город по северной дороге.
Этот ответ неожиданно поставил Максата в тупик. С минуту он смотрел сквозь Бахыта стеклянным взглядом, а затем, по всей видимости, забыв о теме недавнего разговора и продолжая осознавать только самые первобытные инстинкты, он бросил взгляд на пивную кружку и вздохнул.
- Ты у нас в первый раз, - сказал Максат настолько бесцветным тоном, что невозможно было понять, вопрос это или утверждение.
Бахыт вспомнил свою школьную «прописку» и, не дав собеседнику развить тему, молча подвинул ему свою посудину, к которой он до этого даже не притронулся. На лице Максата появилась довольная улыбка, и он дружелюбно похлопал Бахыта по плечу:
- Молодец, братишка. Отметился. Уважаю таких. Другой бы целый час сопли жевал, а ты, сразу видно, понимающий человек. Ладно, ты не обижайся, я пока отойду, хорошо?
Бахыт и не думал обижаться. Максат ухватил кружку в свою чёрную от сажи пятерню и отплыл в сигаретном дыму в сторону своей компании.
Бахыт только успел с облегчением вздохнуть, как к столу подошёл Рустем. Он поздоровался с Бахытом, а потом поочерёдно посетил два соседних стола и обменялся рукопожатиями со всеми посетителями, не забыв по дороге заглянуть и на бар, чтобы бросить пару фраз насчёт заказа.
- Знакомые? – спросил Бахыт, когда тяжёлая фигура Рустема вновь возникла перед столом и плюхнулась на стул.
- Да, эти всегда тут обитают, - кивнул Рустем, пододвигая к себе блюдце с чипсами. – Вон те слева – местные, все из этого района.
- А вон того растрёпанного знаешь? – Бахыт указал на своего недавнего знакомца, который размахивал допитой уже почти кружкой в такт затянутой всем столом дикой песне.
- Что, ты уже успел с Максатом познакомиться? – усмехнулся Рустем. – Он к тебе докапывался, да?
- Типа того.
- Небось, деньги клянчил, как всегда?
- До этого не дошли, я ему успел пиво сунуть.
- А, ну раз один раз дал, будь уверен, скоро он опять объявится. Но не бойся, со мной он тебя не тронет. Он так всех новичков достаёт. Почему-то не любит алмаатинцев. Двоих даже избил как-то. Ты, надеюсь, алмаатинцем ему не представился?
- Нет. А он кто – местный авторитет, что ли? Я имею в виду, в масштабах двора?
- Да какой он авторитет! Алкаш обычный. Нигде не работает, на шее у матери висит.
- А на что живёт?
- Иногда он, когда деньги на выпивку кончаются, по квартирам ходит и сантехнику чинит. Трубы, краны, прокладки всякие. У кого он бывал, его хвалят – в трезвом состоянии руки у него растут оттуда, откуда надо. Только как на несколько бутылок набирает, то уходит в дальнее плавание, и его неделями не достучишься. Пропащий человек… Он прямо над пивной живёт – на втором этаже его квартира. Татарин, хозяин пивной всегда его в пример ставит – уже лет пятнадцать как он открыл это заведение, а ни разу не было ни потопа, ни жалоб на шум в ночное время. Конечно, какие жалобы, если сам Максат почти круглосуточно в пивной торчит, а мама у него старая и глухая. Дружки у Максата не лучше его самого – алкаши со всех окрестных домов.
- А за другим столом кто сидит? Они на пьяниц не похожи.
- Это из органов ребята. Они тут после работы отдыхают. И во время работы тоже – у них ведь рабочее время двадцать четыре часа в сутки. Взрослых я не особенно хорошо знаю – они тут всего несколько раз были, а вот молодой сидит – это Берик, он с Максатом в одном классе учился.
- В нашей школе?
- Нет, в третьей. Школу они уже лет двенадцать назад закончили. Они друзья, только Берик милиционер, оперативник, а Максат – бездельник. Но они всё равно продолжают общаться. У них есть ещё третий одноклассник, Рахим, но его сегодня что-то не видно. Он интеллигент, всегда в костюме и очках ходит. Может, попозже подойдёт. Сейчас ещё рано, а вот часам к десяти здесь свободных мест даже за стойкой не будет.
Дверь кафе открылась, и внутрь ступили двое: Серик и вместе с ним сухощавый ссутуленный парень в сером пальто и надвинутой на уши вязаной шапочке. Глаза парня непрерывно бегали, и лицо выражало крайнюю степень сосредоточенности. Они поздоровались и сели за стол, и спутник Серика стянул шапку, обнажив бритую голову.
Официантка принесла четыре кружки с пивом и две разрезанные на части вяленые рыбы. Незнакомец сразу взял свою кружку и залпом осушил её почти до дна. С грохотом поставил кружку на стол, вытер губы рукавом и представился:
- Карим. Раньше жил в четвёртом микрорайоне. А вы, как я понял, Баха и Рустем?
Друзья кивнули, а Серик уважительно добавил к сказанному:
- Карим неделю назад откинулся. Родители его домой не пускают, и он пока у своих братков живёт. Он услышал, что ты, Баха, наш смотрящий, и захотел с тобой поговорить.
Карим осушил свою кружку и, скрестив руки на столе, прямо воззрился на Бахыта.
- Я тоже раньше в вашей школе учился, - сказал он хриплым голосом. – Многих пацанов знаю. Вот, Серика, например, он парень ровный, правильный. Он мне сказал, что вы, ребята, тоже, вроде как, с понятиями, вот я и решил с вами встретиться, поговорить, потому что, по моему мнению, много неправильно сейчас в городе происходит. Я два года зону топтал, порядки там совсем другие, чем на воле, и такого беспредела, как тут, никто не допускает.
- Почему же беспредел? – спросил Бахыт с подчёркнутым уважением. – Это раньше был беспорядок, а сейчас мы, вроде, по справедливости жить стараемся.
- Ты, может, живёшь, как честный пацан – Серик говорил, что у ваших ребят есть своё мнение, и это хорошо. Но в целом ситуация в городе удручающая. Вот я, например, два года смотрел на волю с той стороны. И могу сказать, что ни я, и никто из братвы, по крайней мере из тех, кого я знаю, ни разу не получили с воли хотя бы маломальской помощи. Родственники приносят, это правда, так всегда было. Но где организованная помощь с воли, где общак? Серик говорил, у вас тут общак есть, так вот, я не знаю, куда уходят эти деньги. Может быть, вы мне объясните?
Бахыт переглянулся с Рустемом и Сериком и понял по взгляду последнего, что для него поднятая их новым знакомым тема была такой же неожиданностью, как и для самого смотрящего. Тем не менее, Бахыт не испугался прямо поставленного вопроса и спокойно ответил:
- Если Серик уже рассказывал про нас, то ты, Карим, должен знать, что мы регулярно платим рулевому, и все другие школы и дворы тоже. Связь с зоной осуществляет Дед, под ним ходит Мухит, он и есть рулевой города.
- Вот именно – Дед, - злобно кивнул Карим. – А кто такой этот Дед? Он кто – вор в законе, авторитет?
- Это нам неизвестно, - пожал плечами Бахыт. – Мы школьники, а не блатные. По крайней мере, для нас он старик авторитетный.
- Если у вас есть общак, то вы уже не школьники, - возразил Карим. – Вы уже живёте во взрослом мире, и я лично не одобряю такого: когда вам удобно и надо кого-нибудь испугать, вы – с нами, а когда дело доходит до дележа денег, тут уж вы просто дети и ничего никому не должны. Пора определяться: либо вы нормальная братва, и работаете с нами, либо вы щеглы, и тогда с вас спросу никакого нет.
Рустем заметно дёрнул плечом, и только рука Бахыта удержала его от взрыва негодования. Баха очень спокойно ответил на явный выпад Карима:
- Серик сказал, что ты, Карим, человек уважаемый, отсидевший, и я согласился с тобой встретиться. Но, кроме того, что ты учился в нашей школе и сейчас вернулся в наш район, у нас нет ничего общего. Поэтому я не понимаю и не могу взять в толк, почему ты решил, что можешь так просто влезать в наши внутренние дела. Когда вы учились в школе, городского общака не было. Его создали мы, и я знаю, что через Деда Мухит поддерживает связь с зоной. Если ты и твои друзья были не в курсе, то, по моему мнению, это может означать только то, что вы и не должны были об этом знать. Например, я тоже не знаю, через кого Дед работает с тюрьмой. И Мухит, наверняка, тоже не знает. Это ведь не та информация, о которой можно трубить на каждом углу.
- Да нет никакой связи с зоной! – вскричал Карим. – Я тебе говорю, никто нам с воли не помогает! Ты что, слову честного пацана не веришь? Ты говоришь, рулевого назначил Дед. А кто назначал Деда? Ты хоть знаешь, кто такой Дед? Он ведь даже не блатной, в тюрьму по пьяни угодил! Да он все деньги, которые вы собираете, на выпивку тратит! На зоне его никто не знает, и никаким авторитетом он никогда не пользовался. А рулевого должна назначать зона! Только в этом случае деньги будут расходоваться как надо!
- Это серьёзные обвинения, - глухо отозвался Серик.
- Верно, такими словами не бросаются, - подтвердил Бахыт и взглянул на Рустема. Тот сжал кулаки и, откинувшись на стуле, красноречиво посмотрел на Карима.
Во взглядах собеседников было что-то такое, от чего бывалый сиделец съёжился и уже более спокойным тоном сказал:
- Ребята, я понимаю, для вас это звучит почти как оскорбление, но вы не знаете, что это такое – отсидеть два года и ни разу не получить весточку с воли. А когда ты откидываешься и узнаёшь, что в общак всё это время платили, то тут уж точно любой удивится. Вы сами хоть раз задумывались, куда деваются деньги, которые собирает этот ваш Мухит?
- Не задумывались, - честно ответил Бахыт. – Для нас слова пацана достаточно. А Дед – старик с понятиями. Я никогда не поверю, что он мог общак расходовать на себя. Вы видели, как они живёт? У него в доме нет ни одной вещи, купленной позже середины восьмидесятых.
- Его не назначала зона, - упрямо повторил Карим.
- Я не знаю, кто его назначал, - признался Баха. – В отличие от некоторых, не привык лезть в чужие дела. Но могу сказать, что Дед реально решал дела. Недавно он получил письмо с зоны и помог нам решить один серьезный конфликт на базаре.
- Да слышал я про это! – отмахнулся Карим. – Устроили спектакль – чисто театр! Письмо с зоны Деду написал его знакомый, и к авторитетам этот знакомый не имеет отношения – обычный мужик. Писать малявы он не имеет права. Сейчас этого типа переслали в другую зону, а в нашей тюрьме у власти новые, достойные люди.
- Это ты, что ли? – с неприязнью спросил Баха.
Карим промолчал и сверкнул на Баху глазами. Заметив, что Карим нервно шарит в кармане пальто, Баха красноречиво положил на стол руку в кожаной перчатке, с надетым на нее кастетом. Карим перестал шарить в пальто и отодвинулся от стола, напряженно глядя на Баху.
- Что касается помощи зоне, - спокойно продолжал Бахыт, – то мы не требуем от Мухита отчёт о том, кому именно и как передаётся грев. Сидельцев с нашего района мы поддерживаем сами, из своих собственных средств, и тут уж, Карим, я точно и поимённо могу назвать ребят, которым мы помогаем ежемесячно. Хочешь, назову имена? Неужели ты скажешь, что никогда о таких не слышал?
- Вы, может, и помогаете, но против вас я и не имел ничего, - сказал Карим, продолжая внимательно переводить взгляд с лица Бахи на его кастет. – А вы никогда не задавали себе вопрос, зачем вам этот Мухит и этот Дед, когда вы и сами всё можете?
- Нет, не задавали, - ответил Бахыт. – При всём уважении, Карим, у нас тут установленная система, она реально работает, и надо очень сильно постараться, чтобы её расшатать. Мы приняли к сведению твои слова, и при случае я заведу об этом разговор с Мухитом. Но это – всё, что я могу сделать в данном случае.
- Разговор с Мухитом бесполезен, - опустив голову, пробурчал Карим. – Он участвует в дележе и не захочет ничего менять. А ребята в зоне так и останутся без грева. Вам, пацанам, надо серьёзно задуматься, нужен ли городу такой рулевой.
Наступило молчание. Бахыт обратил внимание, что Серик допил свою кружку, и передал ему свою, наполненную доверху. Кариму никто второй порции заказывать не стал.
Посмотрев по сторонам, Карим с оскорблённым видом встал и проговорил:
- У вас был шанс самим всё исправить. Зона так просто самоуправства не прощает. Я думаю, скоро ваша стройная система пошатнётся, и тогда вы вспомните мои слова.
Натянув шапочку на голову, Карим вышел из пивной.
Серик отхлебнул пива и взял кусок рыбы.
- А я думал, он о другом будет говорить, - сказал Серик. – Он за кражу сел, так я решил, что Карим за старое взялся и хочет в общак платить, чтобы мы его крышевали. А он вон куда хватил…
- Ничего страшного, - спокойно отозвался Бахыт и машинально повертел в руках хвост воблы. – А тут хорошая рыба... Возможно, доля правды в его словах есть. Но сначала я должен встретиться с Мухитом. Надо, чтобы он знал о настроениях на зоне, иначе и в самом деле беда может приключиться. Мы же свои люди, он меня поймёт. Думаю, недели через две мы с ним в любом случае увидимся, - он собирался сходку созвать по каким-то мелким делам. Там и поговорим.
Ребята взялись за рыбу. Бахыт ещё не знал тогда, что следующая встреча с Мухитом произойдёт совсем по другому поводу, и друзьями они при этом уже не будут.
Вечер в пивной только разгорался. Подходили новые посетители, и столы постепенно заполнялись говорливыми изжаждавшимися за день людьми. Друзья Бахыта выпили по несколько кружек и пришли в хорошее настроение. А смотрящий был задумчив и, так и не пригубив ни капли, смотрел в телевизор, обдумывая разные варианты туманного пацанского будущего.
Ходу его мыслей помешала массивная фигура Максата, внезапно появившаяся из пространства и задевшая стол так, что Серик и Рустем, выругавшись, схватились за едва не слетевшие на пол кружки. Максат был уже совсем хорош, но, несмотря на сильно сбившийся фокус, ориентации в пространстве не терял, и его настроенное на бесплатный алкоголь подсознание вновь привело краснолицего скитальца к запомнившемуся столу. Без всякого предисловия Максат ухватился за стоявшую перед Бахытом полную кружку, но Рустем крепко взял его за руку и не позволил забрать пиво.
Максат удивлённо и недовольно посмотрел на Рустема, и тот резко его одёрнул:
- Брось, брат, не надо так себя вести. Руку от кружки убери!
Максат ещё некоторое время смотрел на Рустема, а потом его лицо расплылось в пьяной улыбке, и он радостно пропел:
- Рустем! Друг! Кого я вижу! И Серик тоже здесь!
Отпустив кружку, Максат потянулся к Рустему и душевно облапил его. Когда дружеские объятия разомкнулись, Максат ткнул пальцем в Бахыта и осведомился у Рустема:
- А этот парень что, тоже с вами?
Рустем утвердительно кивнул.
- Что же ты мне сразу не сказал? – обратился Максат к Бахыту. – Если ты наш человек, то разговоров нет, тогда сиди тут, сколько хочешь. Слушай, а ты почему пиво не пьёшь? Если не идёт, смотри, я могу тебе помочь.
- Максат, твои друзья уже тебя зовут, - дёрнул алкоголика за рукав Серик.
Максат обернулся в сторону своего стола и возразил:
- Ничего, подождут. Они же видят, что я с братишками разговариваю.
- Да пусть берёт пиво, я всё равно не пью, - подал голос Бахыт.
Услышав великодушное предложение, Максат моментально схватил кружку, масляно улыбнулся Бахыту и убежал к следующему столу, за который только что сели несколько парней, – по всей видимости, чтобы попросить у них закуску.
Рустем и Серик добродушно смеялись.
- Этот Максат умеет добиваться своего, - прокомментировал ситуацию Бахыт, в то время как Серик заказывал ещё пиво.   

32.
В районе старого колхозного рынка много заброшенных купеческих домов. Днём они, зияя пустыми глазницами окон, представляют собой печальный памятник уровню культуры нынешнего поколения, а ночью укрывают в своём чреве разных тёмных людишек. В лучшем случае это лица без определённого места жительства, а в худшем - про многие из обветшалых зданий ходят страшные легенды, связанные с чертями, мертвецами и прочей нечистой силой. Словом, пешком и в ночное время суток тут лучше не появляться, иначе есть реальный шанс так больше не выйти в цивилизованные районы.
Баур и Арман, оказавшись возле одного из таких домов в старой части города, совершенно не испытывали страха. Во-первых, дело было днём, и недавно выпавший снег весело искрился и покрывал пушистым ковром все окрестные руины так, что даже эта брошенная людьми улица в этом зимнем наряде казалась чуть менее отвратительной. А во-вторых, бывалые и до зубов вооружённые ключевые фигуры из банды Мухита не знали в природе ни одного человека и иного существа, пусть даже потустороннего происхождения, который мог бы их напугать либо отговорить от выполнения их сегодняшнего, крайнего важного поручения.   
Дело было важным по двум причинам: речь шла о серьёзном нарушении уличных «понятий», и явились они сюда по личному и очень настоятельному приказу Мухита. Вопрос был слишком обстоятельный, чтобы поручать его случайным людям, поэтому Мухит отправил в старый город своих самых верных товарищей: квадратного, словно вылитого из единого куска стали и вместе с тем неожиданно ехидного злоречивого Баура и юркого вороватого Армана.
Баур всегда тщательно следил за своим внешним обликом: его аккуратная самая модная стрижка была укреплена лаком, а лощёная, только что из химчистки, светлая дублёнка прекрасно сочеталась с отутюженными брюками и выхоленными кожаными сапогами. Арман неукоснительно стригся под машинку, а одежду в любое время года носил одну и ту же, причём, судя по всему, никогда её не стирал и не гладил, а украденные со своими дружками лучшие вещи не оставлял себе, как, например, Баур, а продавал на рынке. Если случались разборки, то из оружия Баур предпочитал тяжёлый громыхавший обрез, а Арман обычно носил с собой самопал или тонкую заточку.
До полудня был ещё целый час, но, несмотря на светлое время и рабочий день, прохожих на улице не наблюдалось – только вдалеке виднелось несколько фигур. В этом квартале все дома были брошены или снесены, за углом виднелось даже огромное обветшалое здание аварийной школы, поэтому зимой тут всегда было пустынно, и только в тёплое время года в опасных руинах часто играли дети из окрестных домов. Это сразу заметил внимательный Арман.
- Хорошо тут, никого нет, - сказал он, затягиваясь сигаретой.
- Да, место для разговора подходящее, - согласился Баур. – Только появится ли он? Не легче ли было возле школы его подождать?
-  Да нет, мои ребята редко ошибаются, - возразил Арман. – Они сказали, что каждый день он занимается недалеко отсюда в старом спортзале, а потом идёт пешком до трассы вот по этой дороге. Занятия у него со второй смены, вот он и тренируется с восьми утра.
- Чем он занимается? Боксом?
- Не знаю точно, карате или айкидо, вроде. Ты с ним справиться сможешь, если что?
- Я? Да мне без разницы, карате или не карате. Я любого положу, если надо.
- Говорят, у него чёрный пояс.
- Да нас будет трое против одного. Какой чёрный пояс?!
- Подожди, вроде, он идёт, - прервал Арман весьма содержательную беседу.
По заснеженной дороге пружинящей походкой шагал высокий парень в спортивной одежде, с перекинутой через плечо сумкой.
- Да, точно он, - подтвердил Баур, хорошо рассмотрев парня, и толкнул Армана за угол. – Выйдем неожиданно перед его носом, а то увидит нас и свернёт ещё в переулок. Потом чёрта с два его догонишь.
- Может, позвонить Урюку? - спросил Арман, завидев на углу старую, проржавевшую телефонную будку.
- Не надо, он и так скоро подойдет. Только не называй его Урюком, он этого не любит. Орик он, а не Урюк.
- Орик или Урюк – всё одно. Абрикос, одним словом, - усмехнулся Арман.
Когда парень поравнялся с брошенным домом, мухитовские громилы быстро шагнули ему наперерез, и обладатель чёрного пояса невольно остановился, увидев перед собой двух мрачных ссутулившихся субъектов с острыми взглядами.
- Здорово, Балтабай, - вкрадчиво поприветствовал спортсмена Арман.
Ответом ему была гробовая тишина. Почувствовав недоброе, парень молчал и с подозрением переводил взгляд с одного неожиданного встречного на другого.
- Ты что, не узнаёшь нас? – зловеще поинтересовался Баур.
- Почему же, узнаю, - выдержав паузу, ответствовал Балтабай. – Виделись как-то. Вы из семнадцатой школы?
Арман весело хрюкнул:
- Это верно, только вот в школе мы уже очень давно не бывали!
Баур тоже осклабился, обнажив хищные клыки, в то время как глаза его продолжали сверлить спортсмена злобным взглядом.
Балтабай только криво улыбнулся. Арман перестал хихикать и, весьма искусственно сотворив на лице каменную маску, представился:
- Да, я Арман, а это Баур. Мы из банды Мухита. Кто такой Мухит, надеюсь, слышал? Он весь город держит. В вашей двадцать первой школе смотрящего тоже он назначал. Все районные пацаны под ним ходят.
Арман сделал патетическую паузу, чтобы дать Балтабаю возможность проникнуться духом нависшей над ним мощи. Спортсмен немного склонил голову, давая понять, что он в достаточной степени оценил могущество рулевого.
Слово взял Баур, но, поскольку много говорить он не умел, его хватило только на одну многозначительную фразу:
- У Мухита есть поручение для тебя.
- Как же у него есть поручение, если он меня даже не знает? – скромно осведомился Балтабай.
- Ну как же? – изобразил удивление Арман. – Тебя многие знают. Чемпион области по карате, чёрный пояс…
- Я не чемпион, - возразил спортсмен. – Так, для себя занимаюсь. А вы что, соревнование провести вздумали?
- Нет, - ответил Арман. – Ты нам нужен для более важного дела. В последнее время на районе много бакланов развелось. Мы своими силами до этого сдерживали их, как могли, но нас мало, и у нас полно других дел. Поэтому Мухит решил дать возможность молодёжи вступить в дело.
Лицо Балтабая, и до этого момента отнюдь не счастливое, теперь ещё более поскучнело, но он продолжал напряжённо слушать.
- Возле вашей школы есть двор, двадцать третий дом, - продолжал Арман. – Знаешь, где это?
- Знаю, я в соседнем дворе живу.
- Там живут два дружка: Серый и Ваха, они примерно твоего возраста. Так, ничем определённым не занимаются: то на базаре приторговывают, то деньги у щеглов отбирают. В последнее время совсем обнаглели, нам передают, что они о Мухите плохо отзываются и называют себя главными на районе. Ты что-нибудь об этом слышал?
- Серого и Ваху издалека видел, так, иногда здороваемся, но в их дела я не лезу, и мне это не надо, - отрывисто проговорил Балтабай, смотря в сторону.
- Понимаешь, - задушевно сказал Арман, трогая спортсмена за рукав, - это сейчас тебе до них дела нет, а вот как они поднимутся и наберут себе банду, так сразу же не только в своём дворе, но и во всех окрестных домах начнут пацанов трясти. Тогда и тебя это коснётся, можешь мне поверить. Поэтому у Мухита к тебе задание: подойди к ним и поговори от нашего имени, скажи, что так себя вести нельзя. Если будут быковать, дай им несколько раз по-хорошему – ты же каратист, уговаривать умеешь. Если хорошо всё сделаешь, Мухит тебя главным в ваших домах поставит. Будешь собирать на общак и платить ему самую малость, а остальное себе оставлять. Ну, как тебе предложение? От такого ведь не отказываются!
Балтабай недовольно потёр шею и твёрдо сказал:
- Нет, ребята, не к тому человеку вы подошли. Меня ваши дела не интересуют. Если Мухиту это надо, пусть сам с Серым и Вахой разговаривает.
Лицо Баура потемнело, а Арман строго напомнил:
- Подумай хорошо, спортсмен, Мухит два раза дружбу не предлагает.
- А почему вы именно ко мне подошли? – спросил Балтабай. – При чём тут я? Что, пацанов мало на районе, что именно я вам понадобился?
- Хорошо, - вздохнул Арман. – Мы люди деловые, красиво говорить не умеем и уламывать тебя, как девочку, не собираемся. Раз ты отказываешься, тогда ситуацию тебе разъяснит другой человек. Ты с ним, кажется, уже знаком.
И Арман кивком указал на бесшумно подошедшего к Балтабаю со спины коренастого подозрительного парня в надвинутой на брови белой спортивной шапочке и длинном оранжевом шарфе, затянутом вокруг его шеи мёртвой петлёй висельника. Спортсмен обернулся и, увидев новое лицо, заметно отшатнулся. Баур тут же подставил ему плечо, но не из чувства дружеской солидарности, а лишь ради напоминания, что бежать некуда, и неприятный разговор придётся довести до логического завершения.
- Да, виделись недавно, - подтвердил вновь прибывший последние слова Армана. И без всякого вступления обратился к Балтабаю: - Ты чего, спортсмен, потерялся? Так не пойдёт, ты же дворовой парень, понятия знаешь. За тобой теперь косяк крупный, отрабатывать придётся.
Говорил он бесцветным голосом и с еле заметными жестами, а в мутных глазах читалась не столько угроза, сколько ленивая уверенность матёрого удава в неизбежности судьбы дрожащего перед ним кролика. Однако спортсмен, несмотря на сильное давление трёх враждебных взглядов, жертвой себя признавать отказывался, надеясь то ли на свою физическую силу, то ли на незыблемые уличные правила. 
- Что за пурга? Ничего я тебе не должен! – угрюмо, но твёрдо прошипел Балтабай. – Я тут вообще ни при чём, просто мимо проходил.
- Ты что, спортсмен, считаешь, что я на принцип без всякого повода пошёл? Или просто так, захотел тебя напугать? Может, по-твоему, я в понятиях не разбираюсь?
- Откуда я знаю? Может, и разбираешься, только тогда совсем по-другому всё произошло. Ты меня просто задавил базаром и на слове подловил. А это не по-пацански, это гнилой развод.
Тут вновь прибывший, и до того выдавший в разговоре несколько типично «блатных» телодвижений, согнулся и хлопнул себя по коленям, словно бывалый житель Колымы, после чего усмехнулся и обратился к ребятам Мухита:
- Смотрите-ка, братва, как он заговорил. А ведь позавчера совсем по-другому себя вёл. Тебе, друг, что, особое разъяснение необходимо?
- Обожди, Орик, - остановил Баур экспансивного блатного, который принял бойцовскую стойку и собирался уже наброситься на спортсмена. – Что было-то, расскажи, нам ведь тоже интересно.
В голосе Баура явственно слышалась фальшь, и спортсмен сразу её разглядел. Ведь даже ребёнку было понятно, что эти трое заранее договорились тут встретиться, а, значит, прекрасно были осведомлены о содержании предыдущего разговора с Балтабаем. Однако в столь щекотливой ситуации, находясь вдали от оживлённых кварталов и в окружении настроенных на самые решительные действия районных пацанов, спортсмену не оставалось ничего, кроме как продолжать покорно исполнять роль единственного зрителя этого неумело поставленного спектакля.
Орик изобразил на лице негодование и принялся рассказывать леденящую душу историю страшного предательства, совершённого каратистом:
- Позавчера я проходил мимо их двора. Встретил этого щегла во дворе – на тот момент я думал, что он понятия уважает, и начал говорить с ним, как с нормальным пацаном. Мне срочно нужно был позвонить браткам по важному делу, и я искал телефон. Я спросил у него, есть ли у него дома телефон, а он сказал, что нет. Я спросил, под кем он ходит, а он ответил, что сам по себе. Если сам по себе, то, как я толкую понятия, человек должен отвечать за свои слова и действия. Закурить у него тоже не было, и я уже собирался идти дальше, как подошел еще один пацанчик из его двора, и я спросил, можно ли позвонить из его дома. Пацанчик сказал, что у него дома аппарата нет, зато у Балтабая есть. Я спросил Балтабая, отдаёт ли он себе отчёт в таком неконкретном базаре. Я ведь объяснил, что дело было очень важное, и братки ждали моего звонка, а он зажал звонок. Это был косяк. А когда я это ему разъяснил, он меня грубо послал, а вы знаете, что нет ничего хуже, чем послать честного пацана. Это уже был двойной косяк, и я имел полное право на справедливость. Я забрал у него кроссовки из сумки, с условием, что он их выкупит. Кроссовки он должен был выкупить у меня ещё вчера за сотню. Мы назначили встречу, а он потерялся. Я никогда раньше такого не видел, чтобы люди договорились, пожали руки, а потом исчезли без всякого объяснения. Это уже не просто косяк, это кидалово, такое не прощают никто и нигде. Но я человек очень добрый, и остаюсь таким всегда, хотя за доброту эту мне часто приходится терпеть невзгоды. И я нашёл этих двух братков и узнал, что у них есть своя проблема. Я сказал – поговорите со спортсменом, он мне деньги должен, но я, так и быть, прощу ему, если он выполнит вашу просьбу. А ты, как я понял, и им уже отказал? Да ты что, на острове живёшь? Ты знаешь, что тебя ждёт за такое двойное кидалово?
Пока Орик говорил, Арман и Баур трагически качали головами, а спортсмен мрачнел и нервно мял ручку спортивной сумки. По окончании душераздирающей речи блатного Арман посмотрел на Балтабая и сказал с укоризной:
- Э-э, братишка, я смотрю, косяков у тебя так много, что любой другой на твоём месте от стыда сгорел бы. Ты почему вчера потерялся? Маме с папой жаловаться ходил?
- Я никому никогда не жалуюсь, - сквозь зубы процедил спортсмен. – Свои проблемы сам решать привык.
- Что-то не преуспел ты в этом деле, - возразил Арман. – Мы тебя знаем всего полчаса, а ты уже мне кажешься самым проблемным парнем на земле.
- Хватить болтать, - отрезал Баур и подступил к спортсмену. – Отвечай, как косяки закрывать будешь? Или мы с тобой по-другому заговорим.
Орик тоже напрягся и, судя по налитым кровью глазам, был готов наброситься на Балтабая. Видя, что ситуация накаляется, спортсмен обратился к последнему возможному средству – к тем же самым понятиям, нарушение которых ему вменяли.
- Хорошо, ребята, - сказал он. – Вы считаете, что за мной косяк, а я считаю, что это был просто неконкретный базар, и вы меня нечестно подловили. А почему вы ко мне обращаетесь просто так, на улице? Вы же сами говорите, что у вас есть рулевой, он назначал нашего районного смотрящего. Давайте тогда подойдём к нему, и пусть он нас рассудит. Разве это будет не по справедливости?
Налётчики растерянно переглянулись. Такого иезуитского хода они явно не ожидали. Желторотый птенец на месте убивал троих матёрых уличных бандитов их же собственным оружием.
Однако долгое молчание было бы неуместно, и Баур нашёлся, выдав фразу, тут же раскрывшую истинную подоплёку их действий:
- Какой смысл обращаться к вашему смотрящему, если ты его слушать отказываешься и в общак не платишь?
Арман и Орик взглянули на Баура в отчаянии, а спортсмен прищурил глаза и протянул:
- Так вот откуда ноги растут. А я-то думаю, чего это они ко мне прикопались?
- Мы с тобой говорим только потому, что ты серьёзно подставил нашего товарища, - сделал Армана попытку вернуть беседу к прежней теме, но было уже поздно.
- Общак – дело добровольное, - заявил Балтабай, почувствовав смущение налётчиков. – Это мне сказал Азамат, мой двоюродный брат, и Риза, его друг, подтвердил. И Карим так говорит, а он за свои слова отвечает, потому что отсидел и все тюремные порядки знает. Ваш Мухит – ненастоящий рулевой, зона его не назначала, и платить ему никто не обязан. Если хотите поговорить по-взрослому, я позвоню Ризе, он подъедет и всё вам объяснит так, что у вас отпадёт желание устраивать такие подлые наезды.
Балтабай открыл боковой карман в спортивной сумке и вытащил оттуда потёртый старенький кошелек. В кошельке была мелочь, и спортсмен собрался подойти к будке для телефонного звонка, но его остановили.
- Смотри, у него деньги есть, - выговорил Баур, толкая Орика в бок. – У него, по ходу, целое состояние, а вот долг он платить не хочет.
- Это кошелек моей сестры, - сердито отозвался спортсмен. – Этот урод ведь тогда не только кроссовки, они и бумажник мой забрал, хоть там всего один рубль оставался. Ну, ничего, сейчас позвоню, и Риза с вами разберётся. 
Быстро взглянув в глаза Орику и прочитав в них сигнал к действиям, Баур выхватил кошелек из рук спортсмена и угостил его мощным ударом в лицо. Балтабай от неожиданности пошатнулся, и Арман в этот момент огрел его по голове подобранным с земли куском кирпича. Спортсмен сразу обмяк, и злоумышленники подхватили его под мышки.
Когда они затаскивали бесчувственное тело в брошенный дом, на улице по-прежнему никого не было. Только пустые глазницы окрестных руин стали свидетелями разыгравшейся драмы.

33.
Переполненный автобус трясло. Бахыт держался за скользкий поручень и, равнодушно посматривая в окно, слушал Рустема, который из-за своего огромного роста был вынужден немилосердно сгибать шею – иначе ему пришлось бы пробивать головой крышу этой древней китайской повозки с печально провисшими ушами зеркал и дымным мотором.
Бахыт и Рустем ехали на давно запланированную встречу с Мухитом. Дважды без всяких объяснений разговор откладывали по инициативе Мухита, а по телефону рулевой что-либо обсуждать решительно отказывался. Это тревожило Бахыта, и сейчас по дороге он в очередной раз допытывал Рустема, что бы могло означать такое несвойственное обычно Мухиту поведение.
- Он никогда раньше от встреч не увиливал, - говорил Бахыт. – А сейчас даже на мои звонки не отвечает.
- В городе творится чёрт знает что, вот он и беспокоится, - предположил Рустем. – Я был на этой неделе в четырёх школах, и повсюду ходят слухи, что деньги на общак похищаются или неправильно расходуются. Некоторые открыто говорят, что Мухит был назначен не зоной, а, значит, ему можно не подчиняться. Это на нашей стороне. А на той стороне, в школах, которые под Мухитом, вообще ситуация на грани войны. Многие уже пытаются отколоться от общака, и делают это совершенно открыто. В двух школах смотрящих избили, а в одной смотрящий сам пошёл против Мухита, и вся школа его поддержала. В общем, по моим наблюдениям, возвращаются времена старого бардака. Ещё видимость приличия поддерживается, но, стоит вспыхнуть хоть одной искре, начнётся общая драка, и такая, что по сравнению с ней все прежние разборки покажутся просто тихими дебатами.
- А про нас что говорят? – как бы отрешённо спросил Бахыт.
- В смысле – про тебя? – уточнил Рустем, никогда не страдавший излишней деликатностью и предпочитавший точные определения. – В наших школах открыто тебя никто не ругает. Хотя в общак уже многие перестали платить. А на той стороне они друг друга бить начали, не говоря уж о нас. Как в прежние времена, по дворам и улицам стали ходить дикие банды, которые никому не подчиняются, нападают на всех подряд, отбирают деньги и после этого ещё и избивают до полусмерти. Я со своими ребятами на одну такую толпу напоролся. Совсем из ума выжившие – набросились на нас, одного моего парня в снег уронили. После того, как мы их поломали, я физиономию их главного несколько раз размазал об ракушечник, а, потом, как он выплюнул свои зубы, спросил его, с чего это они на нас напали, и кто они такие вообще. Оказывается, нормальные ученики, просто скинули смотрящего, всех в школе обобрали, а потом пошли гулять по району, как махновцы, и трясти всех, кто им по пути встретится. И в некоторых школах почти то же самое творится – на нас чуть ли не внутри школ бросались.
- Это плохо, - заключил Бахыт. – Как бы до нас это не дошло. А что Мухит?
- Мухит, как всегда, энергично действует, но в этот раз, на мой взгляд, он только всё усложняет. В ответ на все безобразия он поднял ставки сбора на общак – нашёл время. Тех, кто не даёт, бьют или ставят на счётчик – опять же с нереальными процентами. Деньги стали брать даже с щеглов и девчонок, а это уже явный перебор. По моему опыту, такой произвол в итоге приводит к тому, что кто-то топится или бросается вниз с пятого этажа, а вслед за этим приходит милиция, и кладёт конец всему, что нарабатывалось годами. В любом случае, изменений к лучшему от такой политики я не вижу – он только озлобляет народ и настраивает всех против себя.
Автобус остановился, и друзья, протиснувшись к выходу, сошли на утоптанный снег, после чего по знакомому уже маршруту направились к штабу Мухита. Бахыт всю дорогу до подвала молчал, и лишь однажды произнёс задумчивую фразу:
- Может быть, я зря попросил Серика привести с собой Карима?
- Я тоже об этом подумал, - отозвался Рустем. – Сталкивать их лбами в такую минуту может быть чревато последствиями. Но не отменять же всё в последний момент. Возможно, оно и к лучшему – каждый максимально выскажется, и больше никаких спорных вопросов возникать не будет.
Бахыт с сомнением покачал головой, но ничего на это не сказал.
Они подходили к подъезду бывшего шахматного клуба со значительным опозданием. Перед входом стояли трое. Из них Бахыт знал только Нурика, который на исторической сходке всех смотрящих выступал в роли привратника. Двух других, приземистых и мрачных, как шепнул Рустем, звали Рашид и Кайрат, и они тоже входили в группировку Мухита.
Завидев Бахыта и Рустема, хозяева подвала прекратили щелкать семечки и, сунув руки в карманы, выстроились перед ними своеобразной живой стенкой. Это было настолько демонстративно и грозно, что Бахыт инстинктивно остановился в нескольких шагах и зашарил в кармане в поисках верного кастета. Рустему, однако, море было, как обычно, по колено. Он решительно подошёл к мрачным ребятам и протянул им руку со словами приветствия. Несмотря на напряжение, хозяева не могли не откликнуться. Они переглянулись и со скрипом ответили на рукопожатие.
Бахыт так и остался на безопасной дистанции, а Рустем отвёл в сторону наиболее хорошо знакомого ему из всех троих Нурика и с минуту шептался с ним. Потом он вернулся к Бахыту и предложил на время отойти к другому подъезду, что Бахыт и исполнил с превеликим удовольствием.
- Что-то случилось? – спросил он после того, как они приблизились к тёмной пасти соседней парадной, и Рустем с заметной нервозностью закурил сигарету.
- Да, случилось, - подтвердил Рустем и многозначительно взглянул на Бахыта. – Деда завалили.
- Что?! – выдохнул Бахыт.
- Завалили – это убили, значит – сам ведь знаешь. Подробности неизвестны, говорят, что это произошло вчера поздно вечером. Мухит узнал об этом с утра и сразу пошёл к нему домой, поэтому его до сих пор нет. Но он своим звонил и сказал, чтобы мы не уходили, он скоро подойдёт.
- А как убили Деда, неужели вообще ничего не известно?
- Пока разное говорят. Нурик сам точно не знает. То ли заточкой пырнули, то ли задушили. Вчера вечером соседи вроде бы слышали, как к нему пришли двое, и он сам открыл дверь. Потом как будто бы что-то разбилось, покатилось по полу, но у Деда частенько дома бывали попойки, и соседи решили, что и в этот раз ничего серьёзного. А утром к нему постучались по какой-то надобности, а дверь оказалась открыта, и он лежит на ковре в главной комнате. А на полу разбитый стакан, и бутылка с водкой на столе открытая.
- Выходит, он их знал, раз вместе пили?
- Получается, что знал. Но это мало что проясняет, потому что Деда полгорода знало.
Со стороны дороги подошли Серик с Каримом. Они поздоровались с Бахытом, при этом смотрящий про себя заметил, что Карим по-прежнему дуется на него из-за невежливого приёма в их последнюю встречу. Рустем сообщил им о смерти Деда. Серик встревожился, а Карим только хмыкнул:
- Один ханыга замочил другого. Обычная история. Я же предупреждал. Нормальный вор никогда бы себе такого не позволил.
- Не надо так говорить, - спокойно возразил Бахыт. – Всех обстоятельств дела мы не знаем, и такие уверенные выводы я бы на твоём месте не делал.
Карим хотел на это что-то сказать, но не успел. Из-за ближайшего к шахматному клубу угла здания вынырнул Мухит в сопровождении Баура и Армана. Бахыт жестом прекратил все разговоры и направился навстречу Мухиту.
Рулевой весьма холодно пожал Бахыту руку, а остальных и вовсе обделил приветствием. Бахыт вопросительно посмотрел в подъезд, ожидая, что Мухит введёт их внутрь, но приглашения не последовало. Тогда Бахыт, не смутившись, перешёл сразу к делу:
- Я настаивал на нашей встрече потому, что накопились кое-какие нерешённые вопросы. Из-за сегодняшнего происшествия мы готовы их перенести на другое время, но есть одна проблема, которую откладывать никак нельзя. Тут такое дело: есть у нас пацан по имени Риза. Его все знают. У него есть друг Азамат. Так вот, у этого Азамата недавно пропал братишка. Азамат и Риза начали поиски, и с ними тогда связался один мужик, зовут его Орик. Он говорит, что у Балтабая, братишки Азамата, перед ним долг, и он не отпустит Балтабая, пока долг не заплатят. Вот по этому делу мы и пришли.
Мухит сердито обвёл взглядом гостей и буркнул:
- Хорошо. И чего вы ко мне припёрлись?
- Так люди говорят, что этот Орик с твоими ребятами общается, и в последние дни их постоянно вместе видели. Вот Риза и попросил меня, поскольку мы с тобой в хороших отношениях, узнать, как можно найти Орика и побеседовать с ним. Мы не знаем, в чём была причина разногласий между ними, и допускаем, что Балтабай по молодости мог наговорить лишнего, но, думаю, все согласятся, что это не повод похищать братишку нашего друга и держать его неизвестно где. Если он действительно виноват, мы готовы взять на себя уплату долга в полном размере, но отпустить его надо немедленно.
- Ты что, думаешь, что можешь мне приказывать? – глухо, сквозь зубы выдавил Мухит.
- Я и не думал никому приказывать, - ответил Бахыт, тоже постепенно мрачнея. – Я прошу только свести нас с этим Ориком и потребовать от него отпустить пацана.
- Его зовут не Орик, а Орынбасар, - всё так же угрюмо сказал Мухит. – Да, мои ребята его знают. И я эту историю знаю тоже. Ваш пацан позволил себе очень плохое поведение. Он нарвался по-крупному, и за такие поступки в нормальных городах сразу валят, а не то что, как вы говорите, похищают.
- Ну, вы ведь знали, что это братишка Азамата, - заметил Бахыт. – Почему не обратились к Ризе или ко мне? Неужели мы раньше такие вопросы не решали?
- Этот спортсмен живёт на нашей стороне и вполне самостоятельный, чтобы отвечать за свои поступки. Вот с него мы и будем спрашивать. А ты, Бахыт, в эти дела не лезь, тебя они не касаются.
- Риза – это наш парень. Когда нам нужно, он помогает без вопросов. Так что, если речь идёт об интересах Ризы и его людей, то это касается меня напрямую. Так что, Мухит, давай обсудим это дело нормально. Парня нет уже несколько дней, и Риза уверил его родителей, что сам разрешит эту ситуацию, только потому они не подключили милицию. Надо найти Орика и вытащить спортсмена сегодня же, иначе дело может зайти далеко.
- Милицией пугать меня не надо, - грозно заявил Мухит. – Если понадобится, я и с красными разберусь.
- Ладно, тогда попробуем по-другому, - медленно проговорил Бахыт. – Сколько надо заплатить за парня? Я предполагал, что разговор может дойти до этого, и попросил нашего казначея захватить с собой деньги. Мы можем внести оплату прямо сейчас, а вы разыщете Орика и попросите его привести Балтабая сюда.
Говоря это, Бахыт посмотрел на Серика, и тот утвердительно кивнул, похлопав себя по дутой объёмистой куртке, которая при желании могла вместить весьма значительную сумму наличных.
Но и этот аргумент никак на Мухита не подействовал. Он презрительно сморщился и огрызнулся:
- Неконкретный базар. Общак на такие дела не тратят. Пусть этот Азамат сам приносит свои деньги.
Бахыт вздохнул и объяснил:
- Это я попросил Азамата, Ризу и их друзей не вмешиваться. Ты что, Мухит, Ризу не знаешь? Он не принесёт деньги, а придёт сюда со своей бригадой, и здесь начнётся разборка. Зачем нам резать своих же пацанов? Разве это правильно?
- Пусть приходит! – прошипел Мухит, наступая на Баху с налитыми кровью глазами. – Пусть придёт сейчас же! Я сам их всех на кусочки порежу! Я их порву! А ты, мразь, предатель, узнаешь тогда, как свои услуги косячникам предлагать!
Бахыт потемнел и с трудом подавил в себе желание броситься на Мухита. Подчинённые обоих смотрящих напряглись, а Серик отступил назад, бережно прижав к сердцу пакет с деньгами. 
Бахыт сделал последнюю попытку вернуть беседе хоть мало-мальски мирную окраску. 
- Ты, Мухит, сейчас расстроен, - с усилием сказал он. – Мы все понимаем, почему. Для нас Дед значил не меньше, чем для тебя. И мы готовы…
- Да пошёл ты! – взвился Мухит. – Это ты говоришь, что Дед для тебя что-то значил? Ты, собравший под собой тех, кто убил его? Думаешь, я не знаю, откуда начались все эти слухи про то, что Дед не связан с зоной, и что он не имел права назначать рулевого? Ты что, гад, решил свалить меня и моё место занять? Да кто ты вообще такой, аульное отродье?
Бахыт сжал кулаки, но броситься на Мухита не успел, потому что вперёд неожиданно выступил Карим. Мухита он до этого слушал с немым осуждением, но обвинений, содержащихся в последней тираде, не выдержал и решил сказать своё веское слово.
- А что, разве это неправда? – с вызовом обратился он к Мухиту. – Да, тебя назначал Дед. А кто ставил самого Деда? Зона его не ставила, это всем известно. Он самозванец, а ты, следовательно, крысёныш, назначенный самозванцем. И, как крысёныш, ты занимаешься крысятничеством – забираешь себе деньги из общака, которые предназначены действительно нуждающейся в них братве. Дед и раньше был никем, и где он сейчас? Нет его, он был никем, и сейчас он тоже никто, потому что его вообще больше нет на этом свете.
Несмотря на то, что в последних фразах Карим немного запутался, его обвинения всё равно произвели на всех неизгладимое впечатление. Мухит зарычал и попытался ухватить Карима за шею. Тот стремительно выхватил заранее припасённую заточку и, если бы его не оттащил Баха, обязательно бы полоснул Мухита по лицу. Беснующегося рулевого схватили за руки его ребята, а Бахыт и Рустем мёртвой хваткой успокоили разъярённого зека. Затем обе, теперь уже враждующие, стороны, не спуская глаз друг с друга, осторожно разошлись: люди Мухита отступили в подвал, а Бахыт со своей командой двинулись к автобусной остановке.
Риза и Азамат ожидали их в спортзале. Азамат, высокий, очень похожий на Балтабая, после подробного рассказа Бахыта был вне себя от злости и хотел сразу же отправиться на ту сторону и потолковать с Мухитом по душам.
- Не надо, это слишком рискованно, - сказал Бахыт. – Если мы туда пойдём, то это точно закончиться резнёй. В таком случае терять им будет нечего, и твоего братишку они просто прикончат. Я уже дал команду начать поиски, думаю, мы и сами сможем его найти. Ведь известно, что пропал он после тренировки в школьном спортзале в Старом городе, вот наши ребята и начали прочёсывать все окрестные улицы. Не может быть, чтобы никто этого не видел – Старый город небольшой, мы парнишку обязательно отыщем. Во всяком случае, это моё предложение. Ты, Риза, человек самостоятельный, если соберёшься нападать на Мухита, то таково будет твоё решение, и я препятствовать не буду. Мухит сегодня показал себя невыдержанным и несправедливым, а так друзья не поступают.
- Ты прав, Баха, - печально сказал Риза. – Мы тоже будем участвовать в поисках. Если не найдём Балтабая до завтрашнего вечера, тогда будем говорить с Мухитом по-другому. В любом случае, без ответа такие действия мы не оставим.
- Тогда давайте прямо сейчас отправимся в Старый город, - предложил Бахыт. – Рустем со своими ребятами уже там, он собрал кучу шнырей, и они обыскивают каждый метр территории. Мы им поможем. Да, и, кстати, Серик. С этого момента мы больше ни копейки не даём в общак Мухиту. Он нам больше не рулевой.
- Верное решение, - одобрил Риза. – Не за что ему платить. Рулевые так себя не ведут.
Серик, само собой, тоже был полностью за.
Решив таким образом все организационные вопросы, друзья отправились на поиски.

34. 
После бесплодных вечерних поисков продолжали ночью с фонариками. Спали по очереди всего по два-три часа в знакомом по делу с браконьерами микроавтобусе. Тем временем местные пацаны, которых Рустем почему-то называл шнырями, обшаривали подвалы во всём городе и обзванивали всех знакомых информаторов.
К четырём ночи даже Бахыт потерял надежду. Ввалившись в микроавтобус, в котором уже вповалку спали трое ребят, Бахыт налил себе из термоса горячего чаю, отхлебнул глоток и зачем-то известил молчаливого водителя, прогревавшего мотор:
- Проверили уже почти всё. Дурацкая была затея. Наверно, его на квартире держат.
- Ничего, вот встанем и пойдём к Мухиту, - сквозь сон пролепетал Рустем, оказавшийся одним из спавших на сиденьях. – Набьём ему морду, он быстро нам скажет, где они держат…
И, не договорив, Рустем заснул снова.
Бахыт выпил чай и, держа в руках металлическую крышку термоса, задремал. Во сне Бахыт осознавал, что в микроавтобус входят другие ребята, потом они переезжают на новое место поисков, и так повторилось дважды, а Бахыт всё дремал. Его разбудил незнакомый парнишка – по всей видимости, один из добровольных помощников – «шнырей», набранных с окрестных дворов.
- Баха, Баха, - приговаривал он, тряся смотрящего за плечо. – Идём, тебя Серик зовёт.
Рустем и другие двое уже проснулись, да и водитель на своём месте отсутствовал, - Баха был в микроавтобусе один. Сориентировавшись по интонации гонца, он понял, что у Серика должны быть очень важные новости. Поэтому Бахыт быстро протёр глаза и отправился вслед за парнишкой.
В двух кварталах от стоянки микроавтобуса находился заброшенный частный дом купеческой постройки. Перед ним толпились пацаны, и тускло светили фонарики. Бахыта встретил Серик и сразу сообщил:
- Мы нашли его. 
Бахыт пролез вслед за Сериком в узкое окно, разодрав куртку о торчащий гвоздь, и прошёл несколько заваленных мусором и снегом холодных комнат. В одном из центральных помещений сохранилась даже старая дверь. Она была распахнута, и изнутри доносились различные неприятные запахи, среди которых выделялись ароматы отходов человеческой жизнедеятельности, да ещё сильно тянуло гарью. В помещении было несколько человек с фонарями, и освещение поэтому было достаточным для того, чтобы разглядеть все подробности интерьера.
Здесь было грязно и сыро, вдоль стен громоздились обломки мебели и кучи непонятного тряпья. Посередине комнаты в импровизированной буржуйке ещё тлели уголья, а вокруг печки валялись пустые консервные банки, рыбьи скелеты и бутылки из-под водки. Один из углов был отгорожен – там, по всей видимости, помещалось отхожее место. Недалеко от буржуйки на грязном старом матрасе с вывороченными пружинами лежал Балтабай. Его только недавно освободили от верёвок, но подняться самостоятельно он всё равно не мог. Его руки и ноги были неестественно изогнуты, а на лице застыло выражение ужаса и страдания. Рядом со спортсменом сидел заплаканный Азамат и держал его за бессильную руку. Над Азаматом стоял с поникшей головой Риза, опустив руку ему на плечо в знак дружеской поддержки. Все остальные присутствующие молчали, наблюдая эту немую сцену.
Увидев Бахыта, Риза поднял голову и еле заметно кивнул ему. Баха сделал движение к спортсмену, но Серик удержал его и шепнул:
- Не надо, ему и так больно.
- Что случилось? – остановившись, спросил на ухо у Серика смотрящий.
- Его держали тут связанным несколько дней, - ответил Серик. – У него перебиты и руки, и ноги. Били железной трубой, она тут же рядом валялась. Если его не отвезти сейчас в больницу, он может умереть.
- Кто это мог сделать? – с негодованием прошептал Бахыт.
- Было тут двое подозрительных, - сообщил Серик. – Дом этот осматривали наши ребята и учуяли запах от печки. Стали ломиться в дверь, а они подумали, что это бомжи. И начали кричать: валите отсюда, бездомные. Тогда наши сломали дверь и ворвались внутрь. Двое каких-то незнакомых, явно не школьников, а намного старше, как набросились на ребят с арматурами. Но это были люди Рустема, а их так просто не поломаешь. Они сами успели серьёзно ранить одного из этих отморозков – ножом ему руку пропороли. Те поняли, что нарвались, и убежали через заднюю дверь. Мы пытались их поймать, но они ушли в сторону реки и спрятались где-то во дворах – там их ночью точно не обнаружить. Они, видимо, всё это время были тут, но когда спортсмену поломали руки и ноги, мы не знаем. Может, это сделали сразу после похищения, а, может, он пытался бежать, и его недавно так отделали. Во всяком случае, теперь хотя бы лица их мы запомнили – ребята говорят, что таких страшных рож они никогда не видели.
- Ничего, далеко не уйдут, - уверенно процедил Бахыт. – Теперь я с Мухитом буду говорить по–другому.
- Не надо с ним говорить, - внезапно подал голос Риза, слышавший всю беседу Бахи и Серика. – Завтра я со своими ребятами сам к нему пойду.
Азамат, услышав эту тихо, но зловеще сказанную угрозу, приподнялся с пола и посмотрел на Бахыта и Серика. Он глядел исподлобья, и глаза его пылали огнём мести.
- Завтра мы их найдём, и я сам завалю этих отморозков, - проговорил Азамат.
- Мы с вами, - раздалось сразу несколько голосов с разных концов помещения. Бахыт огляделся и увидел, что в комнату за ним успело войти более десятка человек, а за ними в дверном проёме толпилось ещё немало. Все они одобрительно зашумели, и их голоса слились в единый гневный поток.
Выразив свою солидарность с Ризой и Азаматом, присутствовавшие ребята дружно посмотрели на Бахыта, и, почувствовав на себе давление их взглядов, он понял, что от него ждут лидерского решения.
Хотя Бахыт первоначально намеревался более-менее мирно обсудить с Мухитом этот вопрос и заставить его выдать обидчиков, по глазам Ризы и Азамата он понял, что такие его действия будут восприняты пацанами крайне негативно. Решение требовалось простое и радикальное, а главное – быстрое. Поэтому, задумавшись всего на мгновение, Бахыт во всеуслышание произнёс, обращаясь строго к Ризе:
- Завтра в час собираемся возле школы и идём на Мухита.
Бахыт подчеркнул это «на Мухита», а не «к Мухиту» либо «на ту сторону», и подумал, что сказал очень сильно и понятно.
Однако, оказалось, что и этого недостаточно, потому что многим это не понравилось. Раздались отдельные возгласы:
- А почему возле вашей школы? А где это вообще? Почему в час, а не с утра?
- Хорошо, тогда перед пешеходным мостом, с нашей стороны, - быстро поправился Бахыт. – Ризе туда идти недалеко. Подходи со своими ребятами, мы тоже будем там в это время. В час дня – это нормально, первая смена закончилась, а вторая ещё не началась. Как раз всем будет удобно. Я сказал.
Бахыт смолк и обвёл взглядом присутствовавших. На этот раз возражений не было.
В тишине раздался голос Серика:
- Так и будем стоять, или перенесём парня в микроавтобус? Он ведь так и замёрзнуть может.
Ребята зашевелились, вытащили из обломков мебели широкую доску, раньше, вероятно, служившую боковиной шкафа, и бережно переложили на неё Балтабая. Затем в сопровождении Ризы и Азамата его повезли в больницу.
- Теперь по домам, - скомандовал Бахыт. – Всем спать. Завтра нам понадобятся силы.

35.
Несмотря на свой категорический приказ, сам Бахыт в ту ночь почти не спал. Сказалось, конечно, и то, что он неплохо отлежался в микроавтобусе во время пересмены, но главной причиной бессонницы всё-таки были стремительные события последних дней, всполошившие такой, казалось бы, превосходно отрегулированный механизм школьных смотрящих и всего, что с ними было связано, и вплотную пододвинувшие город к кровавой междоусобице. Баха дорожил доверительными отношениями с Мухитом и никогда до этого даже не мог себе представить, что они с ним окажутся по разные стороны баррикады. Остаток ночи и всё утро Бахыт проворочался на жёстком диване, ожесточённо пытаясь понять, где он сделал ошибку и когда упустил удобный момент, в который внутреннюю войну можно было предотвратить. Перебрав множество вариантов, он пришёл к выводу, что с Мухитом следовало встретиться сразу после «пивного» разговора с Каримом, потому что неприятные слухи про Мухита и Деда поползли по городу почти сразу же после появления в городе Карима. Кроме того, Бахыт решил, что идти на компромисс в данной ситуации означает потерять лицо как перед своими ребятами, так и перед Мухитом, но и бросаться очертя голову в бой тоже не следовало.
«Нет, всё-таки драться не стоит, - сказал Бахыт сам себе. - Соберёмся с Ризой и пойдём напрямую к Мухиту, вытащим его из подвала на разговор и задавим численностью – психологически, конечно, а не физически. Если откажется выдать отморозков, всю его банду там же и отметелим. А там видно будет».
К часу дня Бахыт и Серик подошли к пешеходному мосту. Рустем и несколько десятков лучших бойцов шестнадцатой школы уже ожидали их по дороге к мосту, сбившись в хмурую стаю возле гаражей и покуривая сигареты. Все были настроены очень решительно. Бахыт поздоровался с каждым из ребят за руку и направился во главе своего небольшого отряда к мосту. То, что он там увидел, было совершенно неожиданно. Вместо десяти-пятнадцати хилых заспанных пацанов из вчерашних поисковиков все подступы к небольшому мосту заполонила огромная толпа мрачных старшеклассников со всех курируемых им районов. Увидев Бахыта, они приветствовали его радостными возгласами.
- Ну, ничего себе! – выдохнул Серик, тоже присевший на мгновение от этой грандиозной картины. – Да тут человек триста, не меньше!
- Откуда вы все взялись? – весело спросил Бахыт, пожимая руки знакомым и незнакомым ребятам из толпы.
- Как откуда? – раздалось в ответ. – Мы помогать пришли!
- А Ризу не видел никто?
- Он там, на берегу.
Бахыт, Рустем и Серик протиснулись к бетонному ограждению набережной и увидели Ризу и Азамата вместе с их пацанами. Они глядели на ту сторону.
Бахыт похлопал Ризу по плечу и спросил:
- Это ты, что ли, собрал всю толпу? Завоевание мира начать решил?
Риза обернулся и бесстрастно отозвался:
- Да наших-то нетрудно собрать было – ночью нам ребята почти со многих школ помогали, они всем и передали, куда подходить. У меня вопрос, кто им сказал сюда прийти, - и Риза пальцем указал на противоположный берег реки.
Баха посмотрел туда и обомлел. На той стороне, в широкой пологой заснеженной пойме стояла ещё одна армия лихих школьников, и их было, по зрелому размышлению, ничуть не меньше, чем ребят у Бахыта и Ризы.
 - Не понял, - только и мог выговорить Бахыт. – Как это?
- Я тоже всегда удивлялся, как это происходит, - спокойно согласился Риза. – Мы ведь их не звали, и несмотря на это, они здесь.
- Мухит тоже там?
- Нет, его пока не видно. Но, судя по всему, его ожидают с минуты на минуту.
Бахыт быстро осмотрелся, оценил собравшиеся по обе стороны реки орды и тихо сказал Серику:
- Позови ко мне всех смотрящих, которые сюда пришли.
Серик моментально всё понял и исчез в толпе.
- А там кто такие? – спросил Бахыт Ризу, указывая на сборище поменьше по другую сторону моста. Человек пятьдесят застыли в молчаливом ожидании метрах в двухстах от враждебной армии, и было непонятно, почему они так дистанцируются от обеих сторон.
- Я их тоже заметил, - сказал Риза. – Подошли недавно, на наших не похожи, но и к этим не подходят.
- Рустем, - негромко позвал Бахыт. – Отправь туда одного паренька, пусть узнает, кто такие. Только пусть идёт не напрямую через лёд, а по мосту, чтобы лишних вопросов не возникало.
И Бахыт указал на лёгкий пешеходный мост, заполнившийся к тому времени зеваками, наблюдавшими загадочную картину молчаливого противостояния двух тёмных орд.
Рустем быстро отдал соответствующее распоряжение, и юркий ученик младших классов, обычно используемый для всякого рода мелких поручений, побежал на мост.
Приблизился Серик со словами:
- Бахыт, ребята собрались.
Бахыт оглянулся и увидел перед собой ставшим кругом полтора десятка человек, большинство из которых были школьными и дворовыми смотрящими, а остальные – признанными школьными авторитетами.
Бахыт кивком пригласил Ризу участвовать в короткой «планёрке» и вступил в круг.
- Видели, сколько пацанов с той стороны пришло? – спросил он и, получив молчаливое подтверждение, продолжал. – Никто из нас не знает, как сейчас будут развиваться события, - всё может произойти. Поэтому вас я прошу собрать вокруг себя всех своих бойцов и держаться вместе. Если начнётся общая рубка, то каждый отвечает за свой отряд. Не теряйте друг друга, в бою подстраховывайте, если кого-то поломают, тут же из толпы вытаскивайте. Пока Риза и я не начнём, с места не трогайтесь. Пожалуй, пока всё. В остальном решайте сами. Всем понятно?
- Понятно, чего уж там, - ответил за всех самый ближний к Бахыту смотрящий.
Авторитеты разошлись по своим отрядам, а Бахыт с Ризой продолжили наблюдение. Скоро Бахыт заметил небольшую группу милиционеров и солдат внутренних войск, остановившуюся метрах в трёхстах от их толпы. Стражи порядка внимательно рассматривали собравшихся школьников, но ближе не подходили и в ход событий пока не вмешивались.
Риза их тоже заметил и неодобрительно прошипел:
- И они уже здесь. Надо быстрее начинать, а то как бы они нам всё мероприятие не испортили.
В этом момент вернулся паренёк, которого отправляли разузнать, что за люди стоят по ту сторону моста. Он сильно запыхался от бега, но с ходу заговорил, даже не отдышавшись:
- Они с той стороны, из двух школ, которые откололись от Мухита. Им тоже сообщили, что сегодня в час здесь будет общая разборка, но на стороне Мухита они драться не хотят.
- Тоже сообщили? – переспросил Бахыт и взглянул на Ризу: - И кто всё это сообщает? Ни я, ни ты такой команды ведь не отдавали?
- Вот я и говорю – никогда не пытайся понять, откуда все всё узнают, - усмехнулся Риза. 
- А они тебе не говорили, что желают к нам присоединиться? – спросил Бахыт у гонца.
- Сказали, ещё думают. И обратно меня отправили – не мешай, говорят, нам, мы пока сами по себе.
- Хорошо, свободен, - Бахыт похлопал паренька по плечу. – Неплохо поработал.
- Да, тут мы ничего поделать не можем, - заключил Риза. – Против своих они тоже так просто не пойдут. Они посмотрят, как сложится ситуация. Если мы затянем разборку, они, я думаю, просто уйдут.
- Смотрите, - позвал обоих Азамат.
На той стороне реки толпа внезапно взбудоражилась и задвигалась. Многие кричали и вздымали руки со сжатыми кулаками к небу. Причина этого прояснилась сразу же, как в центре вражеской орды показался Мухит в сопровождении всей его банды. Он шагал, как всегда уверенно и напористо. Дойдя до кромки льда, Мухит остановился и начал о чём-то совещаться со стоявшим по левую руку от него парнем в белой спортивной шапочке.
- Кто это такой рядом с ним? – спросил Бахыт. – Не знаете его?
Риза отрицательно покачал головой, а Азамат, уже давно нетерпеливо ёрзавший на месте, злобно предположил:
- Думаю, это один из них. На школьника не похож, взрослый. Этот урод покалечил моего братишку!
 И Азамат, не помня себя от гнева, перемахнул через бетонное ограждение и решительно направился в сторону противника. Риза побежал за ним, и Бахыт тоже – он пытался остановить их, считая атаку преждевременной.
Одновременное выдвижение трёх лидеров сопровождалось грозным радостным воплем толпы. Армада с западной, «микрорайоновской» стороны реки сдвинулась с места и вышла на лёд.
Вражеская армия, завидев этот манёвр, устремилась навстречу. Мухит и его люди, подхваченные мощным потоком, тоже были вынесены на середину реки.
Обе орды остановились, когда их разделяла узкая полоска метров в двадцать. Только в этом месте Бахыт смог нагнать воинственных друзей и несколько умерить их пыл.
- Подождите, не надо спешить, - сказал он. – Мы не знаем, что у них на уме. Предлагаю сначала поговорить.
Толпы, заполнившие лёд, принялись кричать и обмениваться взаимными оскорблениями. В обе стороны полетели редкие снежки и куски льда. Напряжение нарастало, а лидеры по-прежнему ничего не предпринимали.
- Я выйду и поговорю с Мухитом, - негромко предложил Бахыт. – Стойте и не двигайтесь с места.
Он вышел вперёд и поднял руку в знак того, что хочет начать переговоры. Мухит увидел это и тоже подался вперёд. Казалось, ещё можно было наладить контакт и избежать массового кровопролития. Бахыт на ходу поправил куртку и уже начал обдумывать жёсткую, но тем не менее направленную на примирение речь, которую он произнесёт перед Мухитом и его приближёнными.
Но не успел Бахыт сделать и трёх шагов, как Азамат, всем своим обликом до этого напоминавший сжатую донельзя пружину, издал дикий крик и со страшными проклятиями бросился на врага. Он бежал с такой скоростью, что задел плечом Бахыта, и тот, чтобы не упасть плашмя, был вынужден опуститься в снег на одно колено.   
Чертыхнувшись, Бахыт поднялся с колен и понял, что переговоры безнадёжно провалились, даже не начавшись. Бросок Азамата обе стороны восприняли как прямой сигнал к действиям. Короткое расстояние между противниками было преодолено в считанные мгновения, а затем на льду началась невиданная бойня.
Поскольку никакого оружия никто с собой не захватил, дрались кулаками, в лучшем случае обтянутыми в тугие кожаные перчатки. Обе толпы, насчитывавшие примерно одинаковое количество бойцов, скоро перемешались и несколько раздались в стороны, заняв всю реку по ширине и даже захлестнув берега. Микрорайоновские смотрящие, помня наказ Бахыта перед боем, старались держать своих ребят вместе, а их противники, наоборот, бессистемно носились по всему полю боя, и это привело к тому, что сражение разбилось на отдельные островки стоявших плечом к плечу «западных», которых со всех сторон что есть силы штурмовали их яростные недруги.
Бахыт был в самой гуще боя. Он схитрил, натянув вязаную варежку поверх верного кастета, и теперь валил любого встречного одним точным ударом в челюсть или нос. Избиение школьников с другой стороны вовсе не было самоцелью Бахи – они просто мешали ему пробиться к Ризе и Азамату. Оказавшись примерно посередине бесновавшейся толпы, Бахыт наткнулся на усердно раздававшего пинки и удары Рустема. Он при этом успевал попутно руководить своими ребятами, и те, в свою очередь, тоже от него не отходили и бережно опекали своего патрона.   
- Рустем! – крикнул Бахыт и с трудом увернулся от мощного удара с разворота, которым друг едва не отправил смотрящего в нокаут.
Обнаружив свою ошибку, Рустем ойкнул и тут же богатырскими лапищами втащил Бахыта внутрь круга, образованного его людьми.
- Охранять смотрящего! – заорал он, и ребята плотно обступили Бахыта, продолжая отбиваться от атак противника.
- Да не надо меня опекать! – крикнул Бахыт на ухо Рустему, потому что среди диких воплей, оглашавших реку на всём её протяжении, иначе как с помощью рёва общаться было нельзя. – Я ищу Ризу! Где он?
- Я видел его немного левее! – заорал в ответ Рустем. – Сейчас дойдём, держись возле меня!
- Не надо, я сам! – хлопнул Бахыт друга по плечу. 
Выбравшись из кольца, он бросился в сторону, указанную Рустемом. Сбив по пути с ног нескольких бросившихся на него бойцов противника, он, наконец, увидел Ризу и Азамата. Они вдвоём были окружены толпой человек в пятнадцать «центровских» пацанов. Ещё около десятка, стоная и брызгая кровью из разбитых губ и носов, ползали на покрасневшем снегу под ногами дерущихся либо неподвижно лежали, оглушенные, и отчаянно хватали ртом раскалённый воздух.
Бахыт уже собрался броситься на помощь друзьям, как мощным ударом сзади по макушке его повергли наземь. На мгновение отключившись, Бахыт очнулся, лёжа на снегу. Приподнял голову и увидел, что к толпе, упорно осаждавшей Ризу и Азамата, прибавились несколько громил из банды Мухита, а также парень в белой шапке, стоявший в самом начале боя вместе с ними. А, встав во весь рост, Бахыт заметил и самого Мухита, который здоровенными кулаками в этот момент разбил лицо Азамату и, повергнув его на снег, теперь подбирался к Ризе.
При виде падающего с залитым кровью лицом Азамата Бахыт осатанел. В несколько рывков он подбежал к стоявшему ближе всех к нему Нурику и ударом кастета в темя отправил его на лёд. Затем он так же вырубил ещё двоих. Но его методичная работа не осталась незамеченной верзилой Бауром, и тот, зарычав, ухватил Бахыта за руку, едва не оторвав её. Резким тычком пальца в глаз Бахыт вынудил Баура выпустить его руку, но тут же получил сильнейший удар в живот. Затем удары быстрого, несмотря на свои габариты, Баура посыпались на Бахыта с космической скоростью. Бахыт всякий раз уворачивался либо блокировал удары, но Баур обладал настолько невероятной силой, что скоро Бахыт заметно ослабел и запыхался. Изловчившись, он смог-таки вырубить противника довольно предательским хуком снизу. Затем Бахыт намеревался прыгнуть на Мухита, но дорогу ему преградил тот самый незнакомец в белой спортивной шапке. Бахыт увернулся от его удара и, немного отступив назад, прокричал:
- Кто ты такой, чёрт тебя возьми?
- Какая тебе разница? – проревел в ответ незнакомец и снова бросился на Бахыта. На этот раз его удар был нацелен в живот. Бахыт отскочил, и не зря, потому что только на излёте атакующей руки противника заметил в его руке узкую, словно шило, длинную заточку – оружие воров. Незнакомец нанёс ещё несколько ударов и смог в итоге поразить Бахыта заточкой в плечо. Она вошла довольно глубоко, Бахыт дёрнулся от дикой боли и извернулся так, что подлое оружие осталось торчать в его теле и плотной зимней одежде. Оттолкнув противника, Бахыт молниеносно вытащил заточку из плеча и, не помня себя от боли и гнева, атаковал врага с неистовой силой и скоростью. Он воткнул в него заточку раз семь, не меньше, и, наконец, забрызганный кровью незнакомец упал на снег.
Сражавшиеся вокруг тут же прекратили драку и обступили Бахыта, стоявшего над поверженным вором. Откуда-то раздался крик:
- Баха убил Орика!
Бахыта взглянул в ту сторону, где до этого видел Ризу и Азамата. Они тоже остановили бой и смотрели на него.
И тут взгляд Бахыта упал на Мухита, и невиданная ярость снова охватила его. Издав исступлённый рёв, Бахыт бросился на рулевого, и общая драка возобновилась с новой силой.
Прибежал Рустем со своими ребятами, и Бахыт пробивался к Мухиту уже не один. Они свалили на снег немало вражеских бойцов, прежде чем Бахыт, наконец, оказался лицом к лицу с ненавистным теперь ему рулевым.
Они посмотрели друг другу в глаза и бросились в бой, но им помешали.
- Милиция! Бежим! – раздался дикий крик с западной стороны.
Не успев обменяться ни одним ударом, Бахыт и Мухит резко остановились на полдороги и оглянулись в ту сторону.
Милиция, всё это время наблюдавшая за массовой дракой, не вмешивались до приезда нескольких автобусов, заполненных вооружёнными дубинками солдатами внутренних войск. Построившись в длинную шеренгу, солдаты во главе с милиционерами быстрым шагом направились к месту побоища. Один вид милицейской формы и строгих, дисциплинированных воинов моментально охладил пыл сражавшихся ребят. Толпа взвизгнула, и пацаны, забыв обо всём, начали разбегаться во все стороны, словно напуганные тараканы.
Мухит, бросив яростный взгляд на Бахыта, резко повернулся и помчался на восточный берег. Его приближённые, подхватив под руки побитого Баура, отправились за ним. Бахыт помог Ризе поднять Азамата, и, под прикрытием отряда Рустема они отступили на свою сторону реки. Уходя, Бахыт бросил взгляд за мост, и увидел, как торопливо покидают берег отколовшиеся от Мухита, но так и не решившиеся вступать в бой отряды с восточной стороны.
Лёд скоро почти очистился, и на реке остались только стражи закона с солдатами, несколько десятков пострадавших, которых друзья в спешке бросили на произвол судьбы, и пяток-другой несчастных, попавших в руки строгих блюстителей порядка. Представители закона разделились и направились в окрестные рощи и дворы для поимки беглых драчунов. Им удалось задержать ещё около десятка. На этом самая масштабная в истории города разборка завершилась.   

36.
Бахыт смотрел в тёмный бетонный потолок и уже битый час пытался сосчитать количество крапинок на нём, при этом классифицировав их по оттенкам и величине. Несколько раз он сбивался со счёта и начинал снова, но это его не волновало, потому что времени у Бахи было предостаточно. Уже вторые сутки он в полном одиночестве лежал на удобной старой кровати, сплетённой из железных прутьев, а его голову подпирала свёрнутая куртка. На кровати можно было покачиваться и крутить ступнями гладкие металлические стяжки её спинки. Также кровать можно было разбирать и собирать, приподнимать, переворачивать и передвигать, - Баха тешил себя мыслью, что таким образом он тренирует застоявшиеся мышцы, но секрет на самом деле был в том, что его деятельная натура изнывала от вынужденного безделья.
Первое время давала о себе знать рана в плече, но удар Орика пришёлся в мягкие ткани, и от тонкой заточки осталось маленькое входное отверстие, поэтому после виртуозной йодной перевязки, сделанной Рустемом, рана затягивалась быстро и практически не мешала передвигаться и действовать руками.
На столе лежали несколько оставшихся сухарей, и стояла бутыль с сырой водой. За всё время заточения Баху никто ещё не посетил, телефона в подвале, само собой, не было, поэтому он был тут в полном информационном вакууме. Несколько раз он намеревался выйти из подвала в ночное время, но его останавливал строгий наказ Ризы и Серика сидеть тут до тех пор, пока они сами не известят его, что найдено другое убежище. Баха совершенно не сожалел об убитом Орике, была только лёгкая досада, что теперь из-за этого он вынужден прятаться от людей в родном микрорайоне.
В подвале было тихо, ни один звук извне сюда не долетал. Только журчание водопровода и частые молодецкие уханья канализации нарушали это тревожное безмолвие.
Однажды в подвале загремела далёкая дверь, и Баха, всегда дремавший очень чутко, невольно вскочил с кровати, сжав в руке молниеносно подобранный с пола кастет. Оказалось, что страшиться было нечего – в свою каморку пришли сантехники. Несколько часов они пили водку, буянили и дрались, а потом ушли, и подвал снова охватила обманчивая безмятежность.
Часов у смотрящего не было, но, судя по неясным светлым полосам, пробивавшимся с поверхности, наверху был день. Лёжа на кровати, Баха тревожился об оставленной без присмотра школе и мысленно прорабатывал все возможные происки Мухита в его отсутствие.
Тихий звук вкрадчивых шагов насторожил смотрящего. Шаги раздавались со стороны, противоположной той, откуда приходили сантехники, а, значит, неизвестный вошёл в подвал через прикрытый невзрачной ветошью крохотный секретный лаз, известный только Мустафе и его верному ученику, да ещё теперь и Серику с Ризой. Баха тихо, не тревожа пружин кровати, вскочил со своего ложа и прижался ухом к двери.
Шаги приближались. Это явно был один человек, но Баха никак не мог определить, Мустафа это или нет. Судя по осторожной, плавной поступи это мог быть он, но скоро Баха догадался, что неизвестный часто делал остановки и как бы прислушивался на некоторое время. Это могло означать, что он делает паузу возле каждого подвального помещения и осматривает его. Следовательно, он что-то или кого-то искал либо был тут в первый раз и последовательно рассматривал все подробности.
В одном месте неизвестный, по-видимому, споткнулся и едва не упал. Раздалось длинное внятное и весьма глубокомысленное ругательство, и по голосу Баха окончательно понял, что это не Мустафа, а кто-то чужой. Оставалось только надеяться, что пришёл он сюда не за Бахой, и что он не найдёт дверь в тайную комнату Мустафы, укрытую за широкой вертикальной трубой канализации и замаскированную тряпьём. Раньше дверь скрывал за собой ещё и большой лист гофрированной жести, но Баха убрал его, потому что тяжело было каждый раз отодвигать и ставить на место эту массу железа. Сейчас Баха успел уже пожалеть о том, что лишил себя дополнительного прикрытия.
Надежды Бахи остаться незамеченным стремительно таяли по мере того, как неизвестный приближался к каморке. Поплутав по недрам подвала, он довольно скоро нашёл дверь и с шуршанием отодвинул маскировочные тряпки. Затем он дёрнул дверь за ручку. Дверь не подалась, и неизвестный некоторое время стоял перед ней как бы в раздумье, после чего раздался громкий и требовательный стук.
Баха молчал, прижавшись к стене и стараясь не дышать. Среди полной тишины прозвучал хрипловатый и слегка подуставший голос:
- Бахыт! Открывай! Я знаю, что ты там!
Ответа не последовало, и неизвестный заговорил снова:
- Баха, это я, Ануар. Помнишь Кабана и артель?
«Агент чего-то появился, - подумал Баха. – Конечно, так я и вышел к тебе – сдать меня, наверно, собрался».
- Баха, я один, и больше никто не знает, что ты здесь, - продолжал уговаривать участковый. – Я пришёл поговорить, арестовывать тебя я не собираюсь. Открой, или я и в самом деле позову сюда группу захвата!
Решив, что сопротивляться в данном случае бессмысленно, Баха приблизился к двери, отодвинул ржавый шпингалет и отступил на несколько шагов назад.
Дверь медленно распахнулась, и в тёмную каморку вступил инспектор. Он был одет так же, как во время последней встречи с Бахой, а в руке держал небольшой пакет. Инспектор посмотрел на испуганного, затравленного Баху и с осуждением покачал головой. Затем, не говоря ни слова, прямиком направился к столу и выложил на него из пакета томатный сок в литровой банке, большую банку прибалтийских шпрот, буханку хлеба и две луковицы. Последней на столе появилась ледяная бутылка водки.
Инспектор трясущимися руками скрутил с бутылки крышку, налил полстопки в грязную чашку, стоявшую на столе, и со вздохом отправил огненную жидкость в глотку. Тут только Баха заметил, что от инспектора исходит дикий запах перегара, а его печальная физиономия давно небрита и помята.
Пьющий человек автоматически, в силу глубоких исторических причин пробуждает в нашем народе сочувствие и сердечную близость. Поэтому вид инспектора, хватившего из его чашки порцию водки, сразу убедил Баху в том, что он не врёт и действительно пришёл просто побеседовать.
Инспектор нагнулся, пошарил в шкафчике и вытащил на стол ещё три разнокалиберные потрескавшиеся кружки, а также вилки и сточенный нож. Разлив сок и приготовив ещё две стопки с водкой, инспектор повернулся к Бахе и сказал:
- Чего стоишь? Хлеб нарежь хотя бы.
Баха подошёл и отрезал два ломтя от буханки. Инспектор дёрнул за колечко шпрот и со скрежетом открыл консервную банку. Затем поднял стопку, чокнулся с Бахой и выпил вторично. Положив на хлеб две рыбки, он тяжело сел на табурет и принялся усердно жевать, потом взял со стола луковицу и оттяпал от неё добрый кусок вместе с шелухой.
- Ну вот, теперь немного полегчало, - облегчённо потрогав лоб, изрёк инспектор.
Баха молча жевал хлебную корку и исподлобья на него смотрел.
- Натворил ты дел, брат, - сказал Ануар. – Я ведь тебя предупреждал, чтобы ты не лез… - он посмотрел на стол и нашёл подходящее сравнение. - … в бутылку.
- Как вы меня нашли? – спросил Баха.
- Как-как? С трудом, вот как! – прохрипел инспектор и выругался. – Два дня тебя искал, не ел и не спал, только на чистом спирте и продержался. Я так и знал, что ты где-то в пятиэтажках схоронился. Пока тебя по притонам и ночным клубам ищут, я ходил по дворам и народ расспрашивал. Ты со своими тупыми дружками думаешь, что вас никто не видел, но сильно ошибаешься. Наши люди видят всё. Хорошо, что сдавать тебя никто не хотел – мне признались только потому, что знают – я что попало творить не буду и разберусь сначала по справедливости, а уж потом решу, как дальше поступать. Видели, как вы втроём сюда пролезали, а обратно вышли только двое. Ясное дело, что ты так и сидишь в подвале. Вот я и решил навестить тебя раньше, чем ребята из уголовного розыска.
- Скажите, а того парня уже похоронили? – осторожно спросил Баха.
- Кого это похоронили? – насторожился инспектор. – Ты что, уже успел ещё кого-то завалить?
- Ну как же? А тот парень, Орик или как его там? Я ведь его на льду зарезал.
- А, ты про этого. Не убил ты его. Резать даже не умеешь. Ты его истыкал, как хозяйка подушечку для иголок, но, знаешь, удар у тебя как у девочки – поранил ты его неглубоко. Его даже в реанимацию не отправляли, а так, на перевязку просто.
- А чего он там свалился, как мёртвый?
- Так это же Урюк! Известный провокатор и шестёрка. Он на воле сдаёт воров, а на зоне сдаёт ворам наседок. Он маму родную сдаст, если понадобится. Ты нашёл, с кем связаться. Этот трус бьёт только слабых, а когда он увидел, что ты его реально можешь укокошить, то при первой возможности свалился в диких судорогах, лишь бы его больше не трогали. Конечно, в любом случае, это телесные повреждения, и тебя могут за это упечь за решётку, но, насколько я знаю, тебя ищут не как убийцу, а как организатора массовой драки. Там никого не убили, но человек двадцать до сих пор лежат в больнице, а это уже серьёзно. Ты не в курсе, что у нас в городе такого никогда не было? Да, резались по пустырям, в кафешках, но такое, чтобы среди бела дня, на глазах у милиции, - такое мог придумать только ты. Там собралось почти тысяча человек. Это уже не просто драка, это уже бунт. Понятно, почему тобой так усиленно заинтересовались.
Инспектор налил себе ещё, на этот раз двойную порцию, и ожесточённо выпил. Потом, глядя в стену перед собой, он продолжал:
- Поодиночке мы никто, а вместе – сила. Как-то мне рассказывали, что в одном селе  развалился совхоз, и люди принялись бесконтрольно пьянствовать, драться, отбирать друг у друга имущество и скот. Доходило до убийств из-за земли. Дома разрушались, молодёжь уходила в город. А потом появился один парень, молодой ещё, и он собрал вокруг себя группу нормальных ребят. Они за полгода навели в селе и во всех окрестных аулах порядок, поставили везде смотрящих, и любой серьёзный вопрос решался на общей сходке. Рассказывали, что на этих сходках участвовало по пятьсот и больше серьёзных ребят, многие приезжали на тракторах и бульдозерах, с ружьями и автоматами, но ни разу там в то время не было ни драк, ни серьёзных конфликтов – этот парень всё разрешал по справедливости и не позволял взять верх пустым крикунам и склочникам. Потом его кто-то убил, и с тех пор вся та округа снова опустилась – стало ещё хуже, после нескольких лет разборок не осталось никого, кроме пьяниц и глубоких стариков.
Инспектор сделал паузу, многозначительно посмотрел на Баху и, прямо глядя ему в глаза, развил свою мысль:
- Я всегда мечтал, чтобы у нас тоже появился такой человек, за которым пошли бы все. В городе нашем никогда не было смотрящего, а правили всем милиция и другие органы. Я сам рыбный инспектор, но не могу назвать себя счастливым человеком. А всё потому, что, - тут инспектор понизил голос и оглянулся по сторонам, хотя прекрасно осознавал, что находится под землёй, и рядом никого, кроме Бахи, нет, - те, кто наверху – это как бы замкнутая каста, и они работали только на своих. Это значит – не на тебя, не на меня и ни на кого, кто живёт, например, в этом доме над нами. Это узкий круг, в него входят только избранные. Простым нашим людям никогда воли не давали и не дадут. А тут появляешься ты – наш, простой аульный парень, который сам себе пробил дорогу и смог объединить половину города. Ты даже не понимаешь, насколько ты ценен для нас всех. Таких, как ты, надо беречь, потому что встречаются такие редко, а в минуты смертельной опасности только они способны взять на себя ответственность и спасти народ. Потому я и пытался предупредить тебя, чтобы ты зря свои силы не растрачивал на всякую шушеру, а подумал о будущем. Но ты меня не послушал, и вот теперь сидишь тут в подвале, как загнанная собака, а твои враги радуются.
Инспектор замолчал, а Баха печально опустил голову и вздохнул:
- Не помню, чтобы вы меня о чем-то предупреждали, но даже если и так, то, что вы мне предлагаете делать?
- Думай сам, - твёрдо сказал инспектор. – Я считаю, что тебе надо на время уехать из города. Отсидись у себя в ауле, а как всё успокоится, вернёшься. У милиции и кроме тебя дел полно, поищут максимум несколько месяцев и забудут. Потом можешь приезжать и начинать всё заново, только теперь будешь думать и остерегаться бездумных разборок с не стоящими твоего внимания урками.
- Мне надо подумать, - отозвался Баха.
- Думай, только недолго, - инспектор поднялся с табурета и принялся расхаживать по комнате взад-вперёд, рассуждая на ходу: - Ты думаешь, ты нужен только своим дружкам? – Ошибаешься. Милиции, в особенности участковым всегда легче, когда по району есть смотрящие. В таких районах преступлений намного меньше, и люди чувствуют себя спокойно, потому что знают – за любые движения не по понятиям придётся отвечать перед всей братвой. Отморозки в такие места даже не пытаются влезать, знают, что недолго там проживут. Ты сейчас, конечно, ещё только школьник, но дети быстро растут, и уже через несколько лет ты мог бы стать настоящий районным смотрящим. И ещё ничего не потеряно. Сделай милость, посиди в деревне хотя бы три месяца – я знаю, твои друзья за это время не дадут развалиться системе, которую ты создал. А потом приезжай, и мы с тобой тут потихоньку будем работать.
- Мы с тобой? – переспросил Баха.
- А, да что я говорю! – спохватился инспектор. – Я ж забыл, что я агент. Но я как-то уже говорил, что когда-то я тоже был таким же дворовым пацаном, и всё, чем живёте вы, мне тоже очень близко. Я тоже хочу, чтобы наши микрорайоны были безопасными, и чтобы всё было по понятиям. А сам я, конечно, в твою деятельность вмешиваться не буду. Мне достаточно того, что ты на своём месте, и я уже спокоен, потому что знаю – ты беспредела не допустишь.
Инспектор кашлянул и смущённо добавил:
- Заговорился я, уже язык заплетается. Я, пожалуй, пойду. Даю тебе одни сутки на раздумье. Даже не сутки, а одну ночь. Завтра утром я снова тебя навещу, тогда и дай мне окончательный ответ. Надеюсь, ты поступишь правильно и уедешь от греха подальше на некоторое время. А мы тут постараемся сделать всё возможное, чтобы это дело как можно быстрее забыли.
- А что будет, если я не уеду? – прямо спросил Баха. – Вы меня сдадите?
Инспектор шумно выдохнул воздух из лёгких, выражая этим свою обиду:
- Всё-таки тебе ещё многому предстоит научиться. Например, как разговаривать со взрослыми. Ты что, думаешь, я пришёл бы к тебе сегодня, если бы хотел тебя сдать? Бесконечно ты сидеть тут не можешь, тебя всё равно рано или поздно заметят, и тогда даже я ничем тебе помочь не смогу. Тебя ищет не только милиция, но и братва, и твои враги с той стороны города. Как бы ты ни прятался, кто-то из них на тебя выйдет, и это произойдёт раньше, чем ты думаешь. Я пришёл дать тебе дельный совет, а ты уж сам смотри – поступай, как знаешь.
Инспектор напоследок опрокинул добрую чашку водки, занюхал луком и стремительно вышел за дверь. Скоро его шаги стихли в глубине подвальных коридоров, и Баха снова остался один. 

37.
Поздно вечером к Бахе в каморку пришли Рустем и Серик.
Сначала поговорили о делах. Ребята сообщили последние новости. Общак собирался всё хуже и хуже, в школах продолжалось неприятное брожение, Бахыта искали по всем микрорайонам, и только в фирме всё шло нормально.
- Недавно взяли крупный заказ на поставку пятидесяти компьютеров, - отчитался Серик. – Все идет ровно, бумаги подписали, компьютеры скоро придут. Об этом можешь не беспокоиться, я присматриваю за процессом.
- А на фирме не беспокоятся в связи с последними событиями? – спросил Бахыт.
- У них слишком много работы, и я вообще сомневаюсь, что их школьные разборки хоть как-то интересуют, - сказал Серик. – Хорошо, что когда-то ты предложил оформить компанию как полностью независимую организацию, иначе последствия разборки по-любому бы их сейчас коснулись.
- Баха, а ты что, выходил в магазин? – осведомился внимательный Рустем. – У тебя на столе новые продукты, как я посмотрю. Мы же договорились, что тебе рисковать пока не стоит?
- Да не выходил я, - сказал Бахыт. – Тут ко мне один инспектор приходил.
Друзья удивлённо посмотрели на смотрящего и потребовали объяснений. И Бахыт рассказал им о разговоре с Ануаром. Товарищи отнеслись к предложению инспектора скептически.
- Почему вы так думаете? – спросил Баха. – Для чего ему врать мне?
- Он – красный, - хмуро объяснил Рустем. Красными он обычно именовал всех представителей правоохранительных органов. – Легавый, одним словом. Фараон.
- И что с того?
- Никогда не доверяй агентам. Они используют нас для своих махинаций, а потом подставляют и делают козлами отпущения.
- А здесь-то какая подстава может быть? Он ведь просто предложил уехать из города!
- Пока не знаю, - покачал головой Рустем. – Но можно поразмышлять. Например, он ведь инспектор по нашему району? Это значит, хотя его власть распространяется только на реку, но ты, как смотрящий, вроде как его главный конкурент. Ребята стали значительно организованнее, когда появился ты, а органам не нравится, если пацаны начинают объединяться. Им выгодно, чтобы мы были разобщены, тогда они могут ловить нас поодиночке и натравливать друг на друга.
- Мне он говорил что-то противоположное, - вспомнил Баха. – Он наоборот хотел, чтобы пацаны в районе жили нормально.
- Ты слушай краснопёрых почаще, - протянул Рустем. – Они тебе ещё не такое скажут. Их иногда послушаешь – просто мёд на уста. А потом начинаешь с ними общаться, – и они в самый неожиданный момент втыкают тебе нож в спину. Я говорю тебе, и послушай меня, опытного человека: все люди из органов – насквозь прогнившие вруны, они в лицо тебе смеются, а сами в этот момент дело на тебя шьют. Если хочешь быть живым и здоровым – не общайся с этой мразью.
- Мне показалось, что он и сам от них устал, - проговорил Баха.
- Врёт, - уверенно произнёс Рустем.
- Ладно, ребята, - подал голос Серик, с удовольствием всё это время поглощавший остатки принесённых инспектором шпрот. – Так мы ни до чего не договоримся. Я тоже думаю, что этот инспектор – человек подозрительный, но, в любом случае, проверить его мы никак не можем. Тебя, Баха, надо переводить в другое место, и делать это немедленно, иначе тебя найдут – хоть в этом Ануар был прав. Не найдут другие, так он сам тебя и сдаст, как сказал Рустем.
- А куда мы можем перейти? – грустно осведомился Баха. – У меня никаких вариантов нет.
- Надо подумать, - предложил Серик. – К Ризе нельзя, он сам сейчас под наблюдением. Других подвалов мы не знаем, да и не дело это, торчать тут, как бомж какой-то. Предлагаю снять однокомнатную квартирку где-нибудь в привокзальных микрорайонах. Там приезжего народу много, ты затеряешься среди них. Сегодня ночью выйдем и поселим тебя там, а еду тебе будем носить не мы, а, скажем, попросим верного человека из младших классов. За нами тоже ведь могут следить.
- Как снимем квартиру?
- Поедем к вокзалу, там есть пятак, на котором круглосуточно сдаются квартиры. Это не проблема.
- Там тоже может быть милиция.
- Да ладно тебе, ты уже перестраховываешься! Что ты, резидент иностранной разведки, чтобы тебя все органы города искала? Снимем спокойно и поселим тебя, общак у нас богатый, денег хватит. Давай, прибирайся тут и выходим, а то по часам уже совсем поздно.
- Обождать надо, - осторожно предложил Баха.
- Нет, сейчас как раз подходящий момент. Когда людей на улице совсем мало, мы будем бросаться в глаза милицейским патрулям. А так – сольёмся с толпой в автобусе, и никто нас не заметит.
- Хорошо, договорились, - согласился Баха и подошёл к столу, чтобы прибраться.

Спустя пятнадцать минут посуда была вымыта и помещена в шкафчик, пол чисто выметен, и друзья были полностью готовы к перемещению на другую «конспиративную квартиру». Однако не всё оказалось так просто, как они предполагали.
В дальней части подвала внезапно раздались крики и грохот. Баха вопросительно взглянул на друзей:
- Вы там кого-нибудь оставляли?
- Да, там двое моих ребят на стрёме стоят, - взволнованно подтвердил Рустем, бросаясь к двери. 
 - Надо срочно уходить, - спокойно приказал Баха, надевая куртку и шапку. – Пойдём в другую сторону, там есть дверь.
Они вышли в темноту подвала, Баха старательно запер каморку и прикрыл её дверь ветошью.
Крики со стороны секретного прохода в подвал прекратились, но оттуда теперь слышались торопливо приближавшиеся шаги. Абсолютно не горя желанием встречаться с теми, кто так стремился познакомиться с ними на ночь глядя, ребята, стараясь не шуметь, побежали к противоположному торцу здания. Промчались мимо каптёрки сантехников и с разбегу уткнулись в огромную ржавую дверь наружу, оплывшую по краям льдом. Баха отодвинул огромный шпингалет и толкнул дверь плечом, но она не подалась.
- Кажется, закрыто на ключ, - обескураженно сказал Баха, сделав ещё одну бесплодную попытку.
- А у тебя ключа нет? – прошептал Серик.
- Нет, эту дверь сантехники обычно закрывают на засов изнутри, а сами выходят через подъезд, - упавшим голосом ответствовал Баха.
Не говоря ни слова, Рустем повернулся и решительно пошёл в обратную сторону.
- Куда ты?! – ухватил его за куртку Баха.
- Будем пробиваться, - сказал Рустем. – Другого выхода у нас ведь нет?
Осознав, что в этом Рустем прав, Баха отпустил его куртку и достал из кармана кастет. Серик пошарил по полу и нашёл ржавый металлический прут, и друзья направились навстречу приближавшимся незнакомцам.
В темноте длинного коридора вспыхнули два далёких фонарика, и грубый голос прокричал:
- Вон они!
Вслед за этим друзья увидели отряд человек в семь-восемь, быстрым шагом стремительно покрывавший расстояние до беглецов. Рустем бросился было в атаку, но в руке одного из незваных гостей что-то вспыхнуло, и грохот, наполнивший подвал, заложил уши всем находившимся в коридоре.
Серик и Баха успели молниеносно спрятаться за бетонными стенами прилегающих к коридору комнаток, а Рустем, прижавшийся к стене, резко вскрикнул от боли – в его левую руку впилось не менее пяти мелких кусочков металла, составлявших обычный заряд самопала. Одновременно со стороны атаковавшей группы послышались отборные ругательства и проклятия – это сообщники набросились на идиота, применившего самопал в узком помещении. По-видимому, искры из опасной игрушки попали кому-то в глаз, либо нападавшим едва не пробило барабанные перепонки, - во всяком случае, парень, взявший на себя эту инициативу, мгновенно стал самой непопулярной личностью среди ночных визитёров.
По голосам Баха и его друзья догадались, что к гости к ним наведались люди Мухита. Громче всех орал Баур, а из самопала, судя по частому упоминанию его имени вкупе с перечислением многочисленных родственников по материнской линии, стрелял Арман.
Баха втянул Рустема в маленькую комнатку, всю опутанную трубами отопления, которая спасла его в момент выстрела. Вся левая рука Рустема кровоточила, но раны, судя по всему, были неглубокими.
- Как ты? – с тревогой прошептал Баха.
- Всё нормально, - процедил Рустем. – Царапины. Я в полном порядке. И сейчас я этих центровских поучу жизни.
- Отлично, - одобрительно кивнул Баха, сжимая кастет. – Бросимся все вместе и попробуем их продавить. Серик, ты готов?
Серик, прижавшийся к стене в противоположной комнате, в знак готовности поднял вверх сжатый кулак и воинственно потряс железным прутом.
- Тогда пошли! – скомандовал Баха.
В это время со стороны нападавших послышались крики и звуки глухих ударов. Баха и его друзья вместо яростной атаки осторожно выглянули в тёмный коридор и увидели там неясное мельтешение множества людей. Фонарики упали на пол и вертелись там между ногами дерущихся, и их свет отбрасывал длинные тени на стены и пол, превращая непонятное сражение в феерическое шоу. Глухие удары раздавались с огромной скоростью, и скоро коридор наполнился распростёртыми на полу стонавшими и проклинавшими всё на свете пацанами из банды Мухита.
Удары прекратились так же неожиданно, как начались. Из темноты к затаившимся ребятам подошла фигура со знакомыми очертаниями, и твёрдый голос резко отчеканил:
- Баха, Серик! Выходите! Пора валить отсюда!
- Карим! – обрадованно воскликнул Серик и вышел в коридор. За ним последовали Баха и державшийся за руку Рустем. Карим движением головы призвал следовать за ним. Не тратя времени на размышления о том, как он тут оказался, ребята ему подчинились.
За последние несколько дней Баха вторично увидел Баура совершенно беспомощным, в горизонтальном положении и в полуобморочном состоянии. Рядом с ним в тех же позах стонали ещё шестеро. Мельком на них взглянув, Баха узнал Нурика и Армана. Остальные, видимо, были наёмниками из других банд, поскольку Баха и его друзья раньше их не видели. Над поверженными громилами возвышались два мрачных субъекта в тёмной одежде, с лицами, прикрытыми низко опущенными вязаными шапками и шарфами. В руках субъекты держали крепкие палки с набалдашниками, коими, очевидно, и были выведены из строя мухитовские «мстители».
- Что за ребята? – на ходу поинтересовался Баха у Карима, когда они все быстрым шагом направились к выходу.
- Ребята свои, - неопределённо ответил Карим. – Выйдем наружу, они сами тебе представятся.
- А где мои часовые? – спросил Рустем.
- Это те двое малолеток, которые у входа валялись? – уточнил Карим. – Когда мы заходили внутрь, они от нас ускакали внутрь подвала. Хотя, по правде говоря, не ускакали, а, скорее, уползли – уж очень сильно им досталось. Где-то у входа, наверно, и сидят до сих пор.
- Вы идите, а я их найду и отправлю по домам, - сказал Рустем. – Да мне и самому на перевязку пора.
- Ну нет, одного тебя я здесь не оставлю, - возразил Баха. – И наших пацанов тоже бросать в подвале не будем. Давай вместе их найдём.
К счастью, искать ребят вообще не пришлось, потому что они и так уже ковыляли навстречу. Это были не лучшие бойцы Рустема, а, напротив, двое учеников младших классов, хорошо себя показавшие в нескольких прежних делах, и «силовой» заместитель Бахи теперь часто брал их с собой на задания, требующие не столько применения мускулов и кастетов, сколько зорких глаз, чуткого слуха и быстрых ног. Однако на этот раз ребята явно сплоховали – на заметили подкравшихся людей Мухита и были вырублены ими за считанные секунды, так и не успев предупредить об опасности своего шефа. Рустем тут же им это припомнил, наградив старшего из «часовых» хорошей оплеухой и пробормотав ругательство.
- Не будем тратить времени, - остановил его Баха. – Своих ребят потом жизни поучишь. Скорее к выходу.
Крадучись, они вышли на тёмный холодный двор, и Баха приказал Рустему и его парням уходить в микрорайон. С Каримом и двумя молчаливыми взрослыми они дошли до автобусной остановки. Здесь Карим сказал:
- Дальше, ребята, вы сами идите. Телефон Серика я знаю, будем держать связь через него.
Баха вопросительно посмотрел на сопровождавших Карима. Угадав его любопытство, один из них подошёл и мрачно буркнул:
- Тебе привет от Шаха.
Уже не первый месяц находившийся в городе Баха не раз слышал имя этого влиятельного криминального авторитета. Шаху платили авто-воры, которых пацаны выгнали из города, от имени Шаха действовали люди, напавшие на людей Ризы. Это был жестокий и загадочный авторитет, и при желании Баха мог бы считать его своим противником, но, между тем, открытых столкновений между ними пока не было. В ситуации, когда Шах помог ему выбраться из рук вражеского клана, вспоминать о прежних обидах было некогда.
Кроме того, человеком Шаха мог назваться кто угодно, и Баха пока не мог себе представить, чем он так заинтересовал такую могущественную фигуру подпольного бизнеса. Однако сомнений своих он раскрывать не стал, а вежливо поблагодарил:
- Ну что ж, передайте Шаху спасибо. Честное слово, мне кажется, я не заслужил…
Не дослушав Баху, посланец Шаха вновь натянул на лицо шарф и отошёл, давая понять, что реакция школьного смотрящего его совершенно не интересует.
Карим тихо пояснил Бахе слегка виноватым тоном, как бы извиняясь за угрюмость своего спутника:
- Эти ребята – просто торпеды, говорить они не умеют. Шах дал им мне, чтобы мы следили за Мухитом и не позволили ему расправиться с тобой. А его парни, надо сказать, искали тебя всё это время. И нашли, как видишь. Если бы мы за ними по пятам не ходили, остался бы ты со своими друзьями в этом подвале навсегда.
- А для чего мы нужны Шаху? – не выдержав, вступил в разговор Серик.
- Когда придёт время, он сам вам об этом скажет, - ответил Карим и засобирался в путь. – Подъезжает автобус, отправляйтесь на нём, снимите себе квартиру где-нибудь подальше отсюда. Если что, звоните мне, мы поможем.
Карим с двумя «торпедами» ушли в темноту, а Баха и Серик сели в поздний автобус.
Баха задумчиво смотрел в окно на ночной город, а Серик высказал вслух то, что о чём сам смотрящий в это время напряжённо думал:
- Прав был Рустем. Легавым доверять нельзя. Не иначе, как этот участковый тебя сдал.
Баха ничего не ответил, но на душе у него стало намного тяжелее, чем до этого.

38.
Мухит Келебаев с раннего детства отличался богатырским здоровьем и взрывным темпераментом. Он рос во дворе унылой пятиэтажки, возведённой на границе центральных микрорайонов и огромного частного сектора. Дом был построен на солончаке, и на седой земле двора не приживалось ни одно растение. Обжигающим летом здесь были часты пыльные бури, а в остальное время года царила непролазная грязь, в связи с чем самой популярной обувью тут были резиновые сапоги. Лучшим местом для детских игр ввиду отсутствия альтернативы была площадка с четырьмя ржавыми помойками. Как правило, дети дожидались их заполнения, после чего опрокидывали помойки, а затем начинались драки за обладание найденными внутри сокровищами. Шестилетний мальчик Мухит быстро смекнул, что тот, кто контролирует богатства помоек, является повелителем всех маленьких детей во дворе. Из своих друзей он сколотил небольшую группу, которую вскоре даже взрослые стали называть бандой Мухита.
С самого начала дисциплина в банде была строжайшая, и авторитет Мухита ни разу не подвергался сомнениям. В семилетнем возрасте Мухит начал отбирать игрушки и мелкие деньги у сверстников и младших детей. Зарёванные дети прибегали к родителям, и тех встречал хмурый брат Мухита – Такен. Он был старше на девять лет и уже подрабатывал на заводе, одновременно посещая колледж. Такен курил очень много крепких дешёвых сигарет и отличался невозмутимым, флегматичным поведением в любой ситуации. Он молча забирал у Мухита игрушки и возвращал их обратно, но никогда не позволял разъярённым мамашам читать Мухиту нотации. Отобранные деньги Мухит успевал тратить с молниеносной скоростью, и Такен неизменно возмещал ущерб из своих запасов. Братишку он никогда ни за что не ругал и не поучал, считая, что не стоит навязывать свои взгляды на жизнь никому, даже близким родственникам. Родителям вообще было не до этих мелочей, потому что на их плечах висели остальные дети, коих в семье насчитывалось десяток, и непосильная работа вкупе с семейными хлопотами съедала всю их энергию.
Отца Мухит помнил плохо: он был вечно уставшим, измождённым и сонным после ночных смен, а, когда Мухиту исполнилось восемь, отец тихо умер. Такен и две старшие сестры к этому времени неплохо зарабатывали, и на материальном благополучии семьи смерть её главы никак не отразилась, но в духовном плане это, конечно, означало конец прежней размеренной жизни. Отец одним фактом своего существования цементировал семью, и после его смерти подросшие дети оказались предоставлены сами себе. Мать полностью сосредоточилась на маленьких детях, старшие сёстры вышли замуж, а Такен с компаньонами учредил торговую фирму и домой теперь приходил раз в две недели, ночуя на работе.
Мухита теперь ничего не сдерживало, и, окружённый верными друзьями, он развернул бурную деятельность. Начал он с поджога школы. Это здание ему никогда не нравилось, и взлом склада с макулатурой и её последующее возгорание были скорее символическим жестом разрыва отношений со всем ненавистным учреждением, нежели хулиганской выходкой. Когда Мухита и его ближайших сподвижников клеймили на общем собрании школы, их лица были бесстрастны, но внутри ребята были полны ликования, поскольку в этот момент в глазах всех учеников они выглядели героями.
Банда Мухита стала известной во всех окрестных дворах. Они совершали мелкие кражи, отбирали деньги, угоняли и продавали велосипеды и самокаты, а на вырученные средства закупали мороженое и лимонад.
Несмотря на успехи, они всё ещё оставались девятилетними малолетками, и их обеспеченная жизнь многим не нравилась. Однажды в знойный летний день Мухит расхаживал по двору, и его жёстко ухватил за руку краснолицый парень в потёртом пиджаке. Его нос был неоднократно сломан в уличных драках, немытые волосы свалялись в шаманские комья, а во рту блестели серебристые зубы. Парень был из частного сектора, но все дни проводил в их дворе, напиваясь с дружками. Его звали Алдияр, и он был обычным тунеядцем, достающим деньги от случая к случаю и тут же тратящим их на водку. День-деньской его компания торчала на скамейке у подъезда и таращила глаза на других обитателей двора. Ежедневные пиры Мухита не укрылись от взора алкоголиков и, как только у них в очередной раз кончились деньги, Алдияр решил запустить лапу в бюджет малолетней банды. После обычного в таких случаях идиотского ритуала выяснения имён общих знакомых Алдияр возвёл глаза к небу и пожаловался:
- Какая сегодня жара!
В этот момент к ним неслышно подошли ещё четверо бездельников во главе с темнокожим Габитом, на голове которого красовался завязанный по углам носовой платок. От природы смуглое лицо Габита, несмотря на его молодость, было совершенно чёрным и опухшим после многодневных пьянок. Он исподлобья посмотрел на Мухита и опустился на корточки возле скамейки. Рядом с ним в кружок так же, словно птички на проводе, уселись остальные тунеядцы, бросая на Мухита такие плотоядные взгляды, как будто он был не человеком, а бутылкой спиртного.
Увидев благодарную аудиторию, Алдияр решил просветить малолетку, рассказав мудрый случай из своей жизни.
- Сейчас с выпивкой проблем нет, - начал он, - были бы деньги, а так в любом магазине стоит – пей, не хочу. А раньше за водкой надо было целый день в очереди стоять, и продавалась она только в одном месте – на первом этаже «Торгового центра». А пиво выпускали здесь, на этом самом пивзаводе, который находится за пустырём возле нашего дома. Мы точно знали, во сколько с завода выедет бочка с пивом, и сидели вот точно так, как сейчас, перед воротами, ожидая машины. Когда бочка выезжала за ворота, мы шли за ней, потому что продавец жил недалеко, в частном секторе. Машина заезжала в его двор, и через полчаса бочку увозили торговать на розлив. Но за бочкой мы больше не шли, а оставались возле дома. Продавец сливал в своём дворе половину бочки, сверху добавлял воду и сыпал туда стиральный порошок для создания пены. Лохи пили разбавленное пиво со вкусом стирального порошка, а мы, настоящие ребята, заходили во двор и покупали у продавца настоящее, свежее, стопроцентное пиво. И вкус его был не такой, как сейчас, а настоящий!..
При этих словах все бездельники облизнулись, а опухший Габит встал и двумя руками ухватил Мухита за ворот футболки, при этом порвав его.
- Ну, ты что, не понял, зачем я всё это рассказывал? - процедил Габит, обдав подростка обильным перегаром. - Пива купи.
С другой стороны над Мухитом навис Алдияр и грозно добавил:
- Мы знаем, деньги у тебя есть. Ты уже большой парень, математику, наверно, учил. Нас тут пятеро, каждому для полного счастья нужен литр пива и водки на догонку. Вот иди в ближайший магазин и купи нам пива, и водки один пузырь.
- И закуску, - добавил Габит.
- Да, и закуску. Рыбы сушёной, чипсов – сам догадаешься, что взять. И давай быстро, чтоб мы тебя тут долго не ждали.
- Мне спиртное не продадут, - сказал Мухит, внешне сохраняя полное спокойствие.
- Твои проблемы, щегол, - выдохнул Габит.
- Тётя Маржан продаст, - уверенно сказал Алдияр. – Скажешь, что берёшь для дяди Алдияра. И две пачки сигарет купи. Пошёл, пошёл.
Мухит понял, что ему придётся всё это купить, потому что алкоголики всё время проводили во дворе, и защитить Мухита было некому. Мухит покорно купил все заказанные тунеядцами продукты и, сгибаясь под тяжестью пакетов, принёс во двор. К бездельникам к этому времени добавился Ринат – полоумный любитель голубей, всегда с удовольствием разделявший выпивку с алкоголиками. Без всяких предисловий он засунул руку в пакет, достал оттуда банку с пивом и приказал Мухиту, показывая на крышу здания:
- Сгони оттуда голубей.
Мухит поднял голову, чтобы разглядеть белых голубей на карнизе пятиэтажки, прикрыл взор от яркого солнца ладонью, и Ринат в этот момент с размаху ударил подростка в солнечное сплетение. Мухит задохнулся, упал на землю и начал судорожно ловить ртом воздух, словно рыба на берегу. Алкоголики дружно засмеялись, подхватив из его рук пакеты, а Ринат сердито проговорил:
- Будешь знать, как дразнить старшего.
Валяясь в пыли, Мухит вспомнил, что прикладывать руку ко лбу, закрывая глаза от солнца, было любимым жестом Рината, но никто не мог предположить, что это будет им воспринято как издевательство. Габит решил показать свою солидарность с голубятником и двинул Мухита носком ботинка в лицо, разбив ему губы. После этого бездельники, лениво передвигая ноги, удалились в соседний двор.
После этого случая Мухит избегал встречи с алкоголиками, но они ещё несколько раз вылавливали его и посылали за пивом или водкой, не забывая затем избивать его – видимо, чтобы от рук не отбился. Мухит молча терпел, потому что знал, что рано или поздно он им отомстит, а жаловаться кому-либо всё равно бесполезно.
Город тем временем наводнялся иностранцами, и Мухит с друзьями освоил новый промысел. Поначалу они обчистили микроавтобус, в котором чешские журналисты оставили на время обеда дорогую аппаратуру. Фотоаппараты и видеокамеры были проданы за бесценок на рынке. Затем последовали квартирные кражи у нескольких американцев и британцев. Мухит свёл знакомство с двумя жрицами любви, и те исполняли роль наводчиц, вычисляя богатые квартиры и снимая слепки с ключей, в то время как их выпившие клиенты засыпали.
Если угрызения совести вообще были незнакомы Мухиту и членам его банды, то в этих случаях они и вовсе чувствовали себя чуть ли не героями, избавлявшими родной город от ненавистных буржуев.
Время текло быстро, и Мухит превратился в крепкого молодого парня с хорошо развитой мускулатурой. Однажды зимой он наткнулся в подъезде на сильно захмелевших Алдияра и Габита и припомнил им все их прежние издевательства. Оба тунеядца были превращены в кровавое месиво. Мухит избивал их каждый день в течение месяца, после чего Алдияр лишился одного глаза, получил инвалидность и переехал в другой город, а Габит, выгнанный Мухитом и его бойцами из дома, сутки в трескучий мороз провёл на улице и насмерть замёрз на остывших трубах теплотрассы. Другие пьяницы в страхе разбежались, и больше в этом дворе их никто никогда не видел. Оставался только голубятник Ринат, совершенно к этому времени выживший из ума. Он перестал кого-либо узнавать, и всё время проводил с голубями в их тесном домике, либо на крыше. Однажды он «случайно» упал с крыши и лежал так несколько часов с расколовшимся черепом, никому не нужный, пока его не забрали патрульные. Родственников у Рината не было, и всей округе он был известен своими странностями, так что даже никто не ставил вопрос, сам ли он слетел с крыши, либо кто-то проявил заботу и помог ему это сделать.
Мухит же, полностью отдав долги своему прошлому, занялся организацией деятельности своей банды. Хотя бандой их продолжали называть только по старой памяти, поскольку это была уже не маленькая группа, а разветвлённая система. Каждый из его шести верных друзей к тому времени уже имел свой собственный штат громил, информаторов, шестёрок, шнырей и «боевых подруг», и у всех было своё чётко очерченное поле деятельности.
Маленький лысоватый Арман отвечал за организацию краж в квартирах, гостиницах и на рынке. Его движения были вкрадчивы, он всегда всё обо всех знал, потому что его снабжали информацией многочисленные шестёрки и городские проститутки. Также он отвечал за сбыт краденого, и через верных барыг товар уходил даже в другие города. 
Баур, похожий на гору мышц, собирал дань в школах и дворах. Он был тугодумом, и ни один ученик, пропустивший срок уплаты «налога», не мог рассчитывать на снисхождение или отсрочку платежа. В таких случаях Баур дико избивал виновных и отбирал все наличные деньги. Только после личного вмешательства Мухита еженедельные избиения закончились, и для просроченных платежей была введена гибкая система «счётчика» с возможностью отдать долг вещами или услугами. Мухит заставил Баура завести тетрадь должников и каждый вечер проверял её. Поскольку у Баура были проблемы с подсчётом, Мухиту даже пришлось пойти на беспрецедентные меры – силой принудить его ходить на уроки математики – это при том, что все без исключения члены банды в школе появлялись лишь для сбора денег с учеников.
Нурик промышлял на рынке и остановках, играя в «три напёрстка». Попутно его бригада вытаскивала ценности из карманов зазевавшихся покупателей.
Три остальных члена банды: Рашид, Орынтай и Кайрат, отвечали за связь с другими подвластными районами города и часто проводили там целые дни.
После распределения обязанностей работа пошла споро, и банда Мухита стала самой авторитетной в районе. Мухит начал «зависать» в ночных клубах и одно время «подсел» на крепкие наркотики. Это привело к тому, что со своим и так взрывным характером он чуть не привёл деятельность банды к полному краху. Под воздействием наркотиков он после пьяной ссоры из-за девушки избил в ночном клубе турка. В первый раз знакомые охранники помогли ему сбежать, но безнаказанность привела к новому избиению – на этот раз в другом злачном месте Мухит «розочкой» пивной бутылки разрезал лицо итальянцу. Он снова сбежал, но на следующий день его поймали и в наручниках привели в здание городского департамента внутренних дел.
Мухита посадили на стул в тесном кабинете, а сами оперативники вышли в коридор посовещаться. В углу кабинета сидел старик с палочкой. Он посмотрел на Мухита и спросил:
- За что тебя взяли, мальчик?
- Я не мальчик, а бандит, - гордо отозвался Мухит. – А с тобой, старик, я говорить не буду.
- Извини, бандит, - насмешливо поправился старик. – Так за что тебя взяли?
Он говорил очень спокойно и открыто, и Мухит был этим обезоружен. Забыв о своей надменности, он ответил:
- Да так, за одного иностранца. Я ему немного портрет подправил.
- А с чего так? Не поделили что-то?
- Нет, просто не понравился он мне. Я его и расписал «розочкой» сверху донизу. 
- Ты так с каждым поступаешь, кто тебе не нравится?
- Могу и с каждым, если захочу.
- В таком случае, извини, но ты не бандит, а отморозок. Да не кипятись ты, просто нормальный бандит так себя никогда вести не будет. Сейчас тебя за этого иностранца посадят, а оно тебе надо? А в тюрьме тебя спросят – за что сел? Ответишь, что за пьяную драку, так с тобой и обращаться там будут, как с отморозком, а не с честным бандитом. Я сам по дурости когда-то на зону попал, но там стал нормальным человеком, и понял, что жизнь наша не стоит того, чтобы проводить её за решёткой.
- А сейчас что здесь делаете? Сами, небось, тоже попались, а ещё меня жизни учите?
- Я сюда пришёл за одного парня просить, - объяснил старик. – Не хочу, чтобы молодёжь мои ошибки повторяла, вот и хожу в милицию. Меня Дедом называют. А твоё имя как?
- Мухит.
- Живёшь ты где, Мухит?
- Возле пивзавода.
- Так это недалеко от меня! – взмахнул руками Дед. – Практически соседи! Так ты, Мухит, говоришь, что ты бандит. Значит, своя бригада имеется?
- Имеется.
- А если тебя по такому пустяку посадят, ребята твои чем заниматься будут? Ты о них подумал, или тебе всё равно? Молчишь? Значит, начал уже понимать, что ты сюда по глупости попал? Сейчас следователь не только за это тебя в зону определит, но и чужое припишет, и сядешь ты на несколько лет, как минимум. А оно тебе надо?
- А ты, Дед, не смейся надо мной, - печально отозвался Мухит. – Я, может быть, пьяный был, и не помню ничего.
- Так они быстро тебе припомнят! Ты за них не беспокойся, у них есть методы заставить человека во всём признаться. Только до этого доводить не стоит. Вытаскивать тебя отсюда надо.
- А это можно устроить?
- Попытаться стоит в любом случае. Деньги у тебя есть?
- С собой нет, но у ребят найдутся. Только позвонить я им не могу, к телефону легавые меня не подпустят.
- Ничего. Я попрошу, тогда подпустят. Говори номер, я наберу и дам тебе трубку, а своим друзьям скажешь принести в течение часа к главному входу Департамента вот эту сумму, - Дед написал ручкой на ладони число и показал Мухиту. – Опиши им меня, я выйду и заберу у них деньги – только пусть положат их в непрозрачный пакет.
- Это что, реально? – всё ещё не полностью доверяя случайно повстречавшемуся старику, спросил Мухит.
- А у тебя что, есть выбор?
- Похоже, что нет, - согласился Мухит. – Хорошо, Дед, где твой телефон?
- Да вот он, на столе, звони. Давай, звони, под мою ответственность.
Когда стражи закона вернулись в кабинет, Дед вывел одного из них в коридор. Оставшийся вместе с Мухитом капитан принялся кричать на хулигана и обещать ему всех чертей, но спустя минуту вернулся второй и шепнул ему на ухо нечто, после чего тот кричать перестал. Мухита завели в тесную кладовку и заперли там.
Через час Мухит вышел с чёрного хода, перед которым его ждали Арман с Бауром и Дед, рассказывавший им в это время интересный случай из своей жизни.
- Как вы это сделали? – спросил Мухит у Деда, обняв радостных друзей.
- Иностранцы приезжают и уезжают, а мы тут остаёмся, - туманно ответил Дед. – Милиционеры тоже люди, им на что-то надо жить. За них не волнуйся, думай лучше, как в следующий раз не попадаться. 
Так Мухит познакомился с Дедом и начал регулярно посещать его старую квартирку. Дед свёл Мухита с городским «рулевым» Мейрамом, переживавшим в ту пору не лучшие времена. Фактически его власть тогда была чисто номинальной, поскольку деньги ему почти никто не давал. Мухит легко мог свалить Мейрама, но Дед убедил его не светиться, а посмотреть, получится ли подмять под рулевого весь город. Само собой, поначалу возникло много проблем, и решать их часто приходилось с помощью грубой силы. На восточной стороне города постепенно удалось установить какое-то подобие порядка, но западные и дальние микрорайоны оказались крепким орешком. Окончательно все школы и дворы начали платить только с появлением Бахи, оказавшимся для Мухита настоящим ангелом без крыльев: полностью взяв на себя работу с половиной города, он никогда не претендовал на лидерство и пост рулевого.
И вот, теперь эта стройная система рушилась на глазах. Уехал Мейрам, и Мухит увидел, что обязанности рулевого совсем не так просты, как ему казалось раньше. Мейрам с его дипломатичностью мог обходить большинство острых углов и охотно шёл на компромиссы; а Мухит, в отличие от него, предпочитал решать вопросы наездом или мордобоем. Некоторое время его сдерживал Дед, но весть о смерти наставника вывела Мухита из равновесия. К тому же школы одна за другой начали откалываться от него, и рулевой в ответ ужесточил карательные меры. Похищение и избиение Балтабая, целиком предложенное и исполненное подозрительным Ориком, тем не менее, было полностью одобрено Мухитом. По его мнению, эта жестокость должна была образумить остальных и заставить их платить дань, как в прежние времена. Однако всё вышло наоборот: испортив отношения с Бахой и Ризой, Мухит не только приобрёл могущественных врагов, но и потерял всю западную часть города, а также многие другие районы. Теперь его заботило только одно: как бы не растерять влияние в тех нескольких школах, которые ещё каким-то чудом удавалось держать в узде.
Привыкший рубить с плеча, Мухит на этот раз, возможно, вполне справедливо полагал, что убийство или серьёзное увечье, нанесённое Бахе, заставит пошатнуться ряды его сторонников и будет большим подспорьем для возвращения мятежных районов под его тяжёлую руку. Однако Баха оказался неуловимым, и у него, к тому же, появились загадочные покровители, спасшие смотрящего из рук верных бойцов Мухита и укрывшие на этот раз настолько надёжно, что даже проверенные информаторы были не в силах чем-либо помочь.
Отчаявшись найти Баху, Мухит вернулся к внутренним проблемам собственной вотчины, и решил действовать при этом максимально жёстко. Но перед рейдом по своим владениям он счёл нелишним хорошо отдохнуть.

39.
Даже у самых деятельных любимцев публики бывают укромные места, где они могут передохнуть, заняться медитацией и на мгновение отвлечься от никогда не прекращающихся жизненных боёв. Для Мухита таким духовным убежищем был его родной подвал, который все члены банды по старинке продолжали называть шахматным клубом или просто клубом. Дома Мухит в последнее время появлялся редко, и то лишь затем, чтобы занести бедствующей матери немного денег, выслушать её причитания касательно его опасного образа жизни, беспокойно подремать на диване под крики младших братьев и сестёр и снова отправиться на улицу. В отчем доме Мухиту отдохнуть не удавалось при всём желании.
Зато в клубе он был хозяином, рулевым, и мог, развалившись на матрасе, часами смотреть в потолок и, покуривая сигареты, обдумывать создавшееся положение либо обсуждать с друзьями планы на будущее. Иногда он просто от всего отключался и спал тут сутками, забыв обо всём.
В непростой ситуации с Бахой обратиться к помощи сигарет или сна показалось Мухиту явно недостаточным для полного отдыха. Поэтому он попросил ребят взять у районных перекупщиков хорошей травы. Теперь вся банда сидела кружком на клубных матрасах, и пацаны по очереди затягивались ритуальной самокруткой, скидывая пепел в старую почерневшую миску. Баур и Арман не пожалели усилий для своего атамана, и принесли всю траву, которую смогли отобрать у плакавших горькими слезами сбытчиков. Половина зелени была уже выкурена, и по кругу шёл третий десяток самодельных папирос. Однако Мухиту всё было мало, и в ответ на его жалобы Арман дал ему несколько таблеток, популярных у молодёжи в ночных клубах. Таблетки подействовали быстро: Мухита, до этого лениво просидевшего несколько часов в углу комнаты, внезапно охватил приступ служебного долга, и рулевой активно засобирался в школу. 
- Вставайте, нечего рассиживаться! – немилосердно принялся он расталкивать своих соратников, изрядно к этому времени одурманенных зеленоватым дымом. – Там у вас чмошники распоясались, а вы тут кайфуете! Вперёд, бездельники!
- Да не кипятись ты, шеф, - протянул Баур, вальяжно раскачивая папиросой, зажатой между пальцами. – Всё нормально, всё под контролем. Все платят, как надо, отвечаю.
- Знаю я, как у тебя всё под контролем, - рявкнул Мухит и, сверкнув на коллег налитыми кровью глазами, выбежал из подвала.
Остальные нехотя поднялись вслед за ним.
В школе ученики и преподаватели шарахались от них, лишь завидев дикую банду издали. На перемене Мухит заставил своих наперсников вытащить в заснеженный школьный палисадник троих проштрафившихся учеников младших классов, выгреб у них из карманов всю мелочь, а потом молча по очереди избил их.
- Вот так надо их учить, - авторитетно заявил он Бауру, тыкая покорно лежавших чмошников лицами в окровавленный снег. – Ладно, пошли вон отсюда!
Штрафники тихо поднялись и, не отряхиваясь, убежали во все лопатки. А Мухит подступил к Бауру с вопросом:
- А кто это у тебя целый месяц уже деньги не отдаёт? Помнишь, ты мне говорил недавно?
- Да, есть тут один восьмиклассник. Он в школе новенький, недавно из другого города переехал. Не понимает ещё многого, но со временем, думаю, исправится – и не таких ломали. Я сам с ним разберусь, а тебе, Мухит, не стоит времени на такую мелочь терять.
- А я у тебя не спрашиваю, стоит или стоит этого делать, - грозно зашипел Мухит. – Иди, вытащи этого щегла и сюда веди.
Баур хотел снова возразить, но пьяный озверевший взгляд Мухита не допускал никаких отступлений от его приказа. Баур пожал мощными плечами и отправился в школьное здание.
- Арман, ты с собой выпивку захватил? – спросил Мухит.
Арман с готовностью вытащил из пакета бутылку водки и откупорил её. Мухит отхлебнул из горла и пустил бутылку по кругу.
Баур привёл худенького запуганного парнишку. Он был в длинной куртке и смешной шапке с помпоном, на ногах простые кроссовки. Было холодно, и восьмиклассник слегка пританцовывал на снегу, дрожа одновременно от мороза и страха.
- Как звать? – строго спросил хмельной Мухит.
- Е-ердос, - заикаясь, ответил парнишка.
Мухит задумчиво кивнул и коротким ударом облачённой в кожаную перчатку руки едва не сбил восьмиклассника с ног. Тот был так напуган, что даже кричать не стал, а молча вынес наказание и понуро ждал продолжения экзекуции.
- Почему долг не возвращаешь? – с трудом складывая из слогов слова, осведомился Мухит.
- Я верну! – быстро пообещал Ердос и поднял руки к лицу, защищаясь от возможного удара.
Мухит, однако, в этот раз лишь поскрёб подбородок и с немым вопросом воззрился на Баура. Громила виновато переминался с ноги на ногу.
- Он у нас на счётчике уже две недели, - объяснил он. – Недавно принёс три рубля и продукты какие-то: муку, макароны…
- Чего? – протянул Мухит. – Мы что, по-твоему, голодающие дети Африки?
- Мы ему так и сказали, - вздохнул Баур. – Муку я на него сверху высыпал, а макароны заставил съесть, но он только полпачки одолел.
- Какие, к чёрту, макароны?! – разозлился Мухит и ухватил Ердоса за воротник куртки. – Деньги гони! Прямо сейчас! Это я тебе говорю, твой рулевой!
Паренёк зажмурился в ожидании безжалостного удара кулаком, но ничего не отвечал.
- Дай самопал, - обратился Мухит к Арману.
- Ты чего, Мухит? – робко отстранился тот. – Не здесь же…
- Быстро давай, - повторил Мухит, и Арман несмело вытащил и протянул ему длинный, похожий на пистолеты восемнадцатого века, предмет, обтянутый чёрным скотчем.
- Заряжен? – деловито спросил Мухит, заглядывая в дуло.
- Конечно.
Мухит извлёк из кармана зажигалку и принялся чиркать ею, пытаясь поджечь длинный лохматый фитиль сделанного по старинной методике самопала. Движения его были настолько нервны и порывисты, что остальные члены банды невольно отодвинулись, боясь, как бы кустарное оружие не взорвалось в руках у их босса. Наконец, фитиль затлел. Мухит схватил свободной рукой Ердоса за шею и притянул к себе, а затем приставил ствол самопала к его виску. Восьмиклассник стал фиолетовым от страха и медленно начал опускаться на снег.
- Сколько он должен? – обратился Мухит к Бауру.
- Пятьдесят шесть рублей, - робко проинформировал тот.
- Слушай меня, - наклонился Мухит к уху Ердоса. – Даю тебе три часа. Через три часа принесёшь семьдесят. Искать тебя я больше не буду. Деньги должны быть через три часа у меня в шахматном клубе. Ты знаешь, где это?
- Знаю, - пролепетал паренёк.
- Вот и молодец, - Мухит убрал самопал от виска запуганного пацана и передал Арману. – Затуши, а то пальнёт ещё вдруг. А ты, щегол, иди и действуй. Да, портфель свой оставь в залог.
- Мухит, если они заявится домой без портфеля, это будем подозрительно, - послышался рассудительный голос Баура. – Думаю, надо ему оставить, чтобы он мог спокойно деньги собрать.
- Меня мало волнует, где и как они их достанет, - покачиваясь от хмеля, пробормотал Мухит. – Хотя портфель, я вижу, у тебя хреновый, такой даже на базаре не купят. Ладно, оставляй себе. И вали отсюда. Чтобы через три часа пришёл и принёс деньги. Если не принесёшь, мы тебя завтра разыщем, и тогда ты пожалеешь, что я тебе сегодня мозги не вышиб.
Ердос на ватных негнущихся ногах направился к выходу из палисадника.
Баур нагнулся к Арману и шепнул:
- Надо бы присмотреть за мальцом, а то как бы не ушёл.
- Куда он денется? – с пренебрежением цокнул Арман. – Не волнуйся, за ним проследят, я дам сейчас команду.
- Кто проследит?
- Алтаю скажу. Он, конечно, ленивое создание, но я могу его заинтересовать.
- Много ему не обещай: два-три рубля достаточно. Ты же знаешь, этот тип о себе всегда позаботится. Он с него еще сверху снимет не меньше десятки, а нам не скажет.
- Хорошо, я постараюсь, чтобы он все сделал, как надо, - заключил Арман.
Мухит тем временем докончил бутылку и треснул её о кирпичи школьного здания.
- Арман, у нас деньги есть? – крикнул он, обводя мутным взором подчинённых и не находя среди них Армана.
- Есть, - раздался в ответ голос подбежавшего на зов Армана.
- Тогда пойдем, сядем куда-нибудь. Выпить надо.
К Бауру подошел школьник из средних классов и долго что-то шептал ему на ухо. Баур кивнул и удивлённо сказал Мухиту:
- Новости от Серика. Серик – это который казначей Бахи.
- Чего хочет? – презрительно спросил Мухит.
- Они хотят переговоров. Говорят, нам нет смысла дальше враждовать…
- Ещё как есть! – проревел Мухит. – Они столько наших порезали, а теперь мира хотят! Не будет мира!
- Серик говорит, через полчаса они будут в «Пиццерии». Просит подойти, чтобы всё обсудить.
- Ничего я с ними обсуждать не буду! – крикнул Мухит.
Баур и посыльный вопросительно уставились на Мухита.
- Чего вылупились? – разозлился Мухит.
- Мы можем передать, что не придем, - пояснил Баур. – Только нужно твое согласие.
- Ну и чёрт с ними, пусть передаст, чтобы катились к черту!
- Мухит, - осторожно вступил в разговор Арман. – Надо сходить туда. Они ведь нам стрелку забили. Если мы не придём, это будем западло.
- Знаю! – неохотно проговорил Мухит и с трудом задумался… – Ну, пойдём тогда в пиццерию. Всё равно выпить хотели.
Ныне исчезнувшая «Пиццерия» представляла собой популярное в определённых кругах заведение города. Это было слабо освещённое тесное помещение советской постройки с круглыми столиками, часть из которых подразумевала, что за ними надо есть стоя, а не сидя. Здесь подавали маленькую, больше похожую на ватрушку пиццу, разваренное жаркое с луком и пахучую рыбу. Но приходили сюда не за этим, а из-за того, что в пиццерии были очень низкие цены на разливную водку, и хозяин заведения поддерживал марку, никогда не торгуя поддельным спиртным.
Мухит и его ребята были частыми гостями пиццерии и даже имели свой любимый стол, а барменша держала для них под прилавком персональную бутылку виски. На этот раз парни пришли раньше обычного, и им не пришлось силой выгонять из-за своего стола местных пьянчужек. Они сели, и смуглая узкоглазая барменша, недавно покрашенные в белоснежный цвет локоны которой делали её похожей на старую недовольную жизнью болонку, принесла им водку с закуской. Выпили они уже достаточно, поэтому с радостью накинулись на водянистое жаркое и крошечные пиццы-ватрушки.
Когда Мухит отвалился от своей тарелки и довольно погладил живот, в пиццерию вошли Серик и Рустем. Баур вскочил со своего места и с мстительным блеском в глазах пошёл им навстречу, но его остановил ленивый окрик успокоенного едой Мухита:
- Остынь, дай им сказать, что хотят.
Баур вернулся к столу, но садиться не стал, а слушал недругов стоя, со скрещёнными на груди руками.
Серик и Рустем подвинули себе лёгкие стулья и уселись на них, благоразумно держась на некотором расстоянии от известной своей свирепостью вражеской группировки.
- Чего пришли? – спросил Мухит просто чтобы начать разговор. 
- Да так, поговорить, - неопределённо протянул Серик. – Между нами произошло недоразумение, и теперь нашим ребятам даже появляться на вашей стороне опасно, как и вашим – у нас. Многих побили и порезали за несколько дней в мелких стычках. Мы посоветовались с Бахой и Ризой и хотим предложить вам перемирие – ведь так дальше продолжаться не может. Не хотите навсегда, тогда заключим на некоторое время: на неделю, например, или на две…
Мухит громко усмехнулся и жестом прервал речь Серика.
- Неплохо мы их прижали! – обратился он к своим ребятам, кивая на переглядывающихся между собой эмиссаров «западной» стороны. – Значит, Баха уже струсил и просит пощады. А вот хрен ему!
- Мухит… - попытался Серик вставить резонное замечание, но рулевой перебил его:
- Вам дашь неделю или две, а вы за это время передохнёте и нападёте на нас. Я же заранее все ваши действия знаю. Что, мы, по-вашему, дураки, чтобы вам верить?
- Но это ведь и в ваших интересах. Пацаны с вашей стороны тоже…
- Не надо меня пугать! Признайтесь просто, что мы вас разгромили, дали под дых, прижали к ногтю! Ни о каком перемирии я не желаю слышать. Другие предложения есть, или это единственное, с чем вы пришли?
- Да, единственное, - подтвердил Серик. – А прежде чем передать твой ответ Бахе и Ризе, можно поинтересоваться: есть ли какие-то условия, при которых вы всё-таки пойдёте на мировую?
- Ну… - задумался Мухит. – Одно условие есть. Приведите мне Баху. Риза – тупой спортсмен и барыга, он мне не нужен. А с Бахой я был бы рад потолковать. Так что, приведёте?
Серик в ответ промолчал, только потрясённо покачав головой, а Рустем, морщась от боли в плече, сказал на это:
- Ты мог бы и не спрашивать, Мухит. Мы своих не сдаём, тебе это известно. И, если ты решил пойти на принцип, то и нам есть чем ответить.
- Кому это - вам? – с иронией спросил рулевой. – Да у вас нет никакой организации, так, шайка малолеток. И принципов никаких у вас быть не может. Пройдёт всего несколько дней после того, как мы вас раздавим, и ты тогда по-другому заговоришь, Рус. Не только Баху – маму свою сдашь, и ещё просить будешь, чтобы мы тебя не трогали.
Рустем вспыхнул, но впервые в жизни не повёлся на вызов, а решил сам поддеть оппонента. Правда, сделал он это в своём стиле, довольно неуклюже, от чего Серик невольно толкнул его локтем в бок.
- А ты, Мухит, если не можешь уследить за своим районом, то хотя бы за базаром своим следил, - сказал Рустем. – Такое фуфло даже рулевому не прощается.
Мухит с шумом отодвинул от себя тяжёлый стол и в ярости вскочил, вместе с ним поднялись остальные участники банды. Рустем тоже поднялся, держа руку в кармане, где у него был припрятан верный боевой нож. Серик остался сидеть и в страхе смотрел на Мухита.
Посетители заведения и барменша, привыкшие к разным ситуациям, посмотрели на эту сцену с любопытством. Тут даже осоловевший от выпивки и наркотиков Мухит осознал, что они находятся в общественном месте, и лишние свидетели им ни к чему.
- Если хотите закончить это, предлагаю встретиться на гаражах возле пивзавода и решить всё окончательно, - громко заявил Мухит.
- Отлично, - процедил Рустем. – И не будем тянуть. Нам одного часа на подготовку хватит. Вижу, вас семеро. Нас будет столько же. Пойдём, Серик, нам с этими говорить больше не о чем.
Рустем и Серик направились к выходу, но Мухит окликнул их, внеся новое предложение:
- Оружие – без ограничений!
Рустем, не останавливаясь, бросил через плечо:
- Я понял. Ты же сам сказал – сегодня всё решим окончательно.
Мухит и его люди ушли через десять минут, а барменша-болонка зашла в служебное помещение и со служебного телефона набрала номер знакомого капитана милиции.

40.
Когда Бахыт вернулся на новую съёмную квартиру у вокзала, которую покинул полтора часа назад, оставив Ризу за старшего, Серик и Рустем уже вернулись с ответственного задания. Несмотря на внешне хладнокровное поведение во время переговоров в пиццерии, Серик изрядно струхнул и надеялся теперь, что благоразумие Бахыта и опыт Ризы позволят как-то найти выход из шаткой ситуации и предотвратить кровопролитие. Особенно радостно Серик воспринял возвращение Бахыта, потому что тот, как правило, любой ценой, до предела оттягивал силовое решение конфликтов и умел находить слова для приведения в чувство даже самых разгорячённых оппонентов.
- Вы бы их видели, - взволнованно рассказывал казначей коллегам, угрюмо столпившимся вокруг колченогого столика. – Они перекачаны наркотой и не соображают, что творят! По-моему, им надо дать время выйти из этого состояния, пусть это даже будет ценой нашего слова.
- А кто дал вам полномочия соглашаться на разборку? – спросил Риза. – Вас отправили предложить перемирие, а вы приняли другие условия и поставили всех перед фактом. Вы как там с ними разговаривали?
- Мы приложили все усилия! – воскликнул Серик. – Они на нас давили!
- Да ладно тебе, Серик, - осадил друга Рустем. – Никто на нас не давил. Просто по-нормальному с этими отморозками договориться не получится. Их надо мочить, только так мы их чему-то научим. Мы им так и сказали, и нечего с ними больше возиться.
- Постой, - поднял руку Риза. – Это ты, что ли, вёл переговоры?
- А что, я ведь тоже там был, - подбоченясь, сказал Рустем.
Риза и остальные посмотрели на Серика. Тот съёжился под их взглядами, взъерошил свою пышную причёску и виновато признался:
- Хорошо, хорошо, это всё я. Их было много, и все на взводе, под кайфом. Я испугался. Рустем согласился с их предложением о разборке, и я не смог возразить. Если бы мы там остались ещё хоть минуту, они бы нас разорвали…
В комнате повисла напряжённая тишина. Не в силах выдержать взгляды товарищей, Серик вновь торопливо заговорил:
- А, может, оно и к лучшему? Мы с Рустемом ведь не смотрящие и такие решения принимать не можем, да? Баха, позвони Мухиту и скажи, что… Хочешь, скажи: этот тупой Серик всё напутал, давайте, встретимся завтра вечером и ещё раз обговорим этот вопрос. А к тому времени они уже протрезвеют…
- Не надо, - впервые подал голос Бахыт. – Вы всё правильно сделали.
Всё время, пока говорили Риза и Серик, Бахыт сидел на диванчике, мрачный и задумчивый.
- Хватит, - сказал Бахыт, поднимаясь с дивана. – Мы слишком долго с ними церемонились. Пойдём и закончим всё это.
Риза, Серик и другие смотрели на него с молчаливым удивлением. Привыкшие к взвешенному и осторожному подходу смотрящего к экстремальным решениям, они не могли поверить, что он так быстро и спокойно согласился повести своих ребят в бой, который кое-кому из них, возможно, не удастся пережить. Бахыт тоже взглянул на товарищей ясным взором и увидел в их глазах нерешительность.
- Рустем, ты со мной? – спросил Бахыт.
- Мог бы и не спрашивать, - зловеще подтвердил свою верность громила.
- Мы с Рустемом идём в гаражи, - объявил Бахыт. – Кто не хочет, может оставаться.
Ответом Бахыту был гул недовольных голосов. Идти вызвались все. Риза с сомнением покачал головой, но ничего не сказал, видя, что Бахыта не переубедить. И вместе с ним принял участие в отборе семерых участников предстоящей разборки.
Серик, ошеломлённый неожиданным решением друга, подошёл к Бахыту и тронул его за плечо, намереваясь осуществить последнюю попытку и вернуть ход событий к разумным переговорам. Но Бахыт, мельком взглянув на него, не дал ему и слова сказать.
- Не беспокойся, я о тебе не забыл, - ободрил он Серика. – Ты тоже идёшь с нами.
Именно этого одолжения Серик был бы рад избежать, но слово уже было произнесено, и погрустневший казначей принялся вместе с остальными готовить оружие к грядущему бою.

41.
При неожиданном известии о скорой разборке все члены банды Мухита впали в радостное возбуждение. Вернувшись в шахматный клуб, они открыли дверь во внутренние помещения подвала и разворошили надёжно спрятанные тайники с оружием. До этого случая им ни разу не приходилось применять оружие всем одновременно, а в качестве повседневных средств нападения и обороны большинство из них предпочитали свои кулаки или крепкие ботинки. Поэтому возможность радикально свести счёты всем составом отряда с принципиальными противниками и положить тем самым конец затянувшейся междоусобице привела всех парней Мухита в бурный восторг. Рассредоточившись по всему подвалу, они деловито перебирали самопалы, заточки и кастеты, взвешивали их на ладонях, тыкали остриями в стекловату на теплотрассе, набивали селитровой смесью маленькие гранаты и мерялись силами на дубинках и арматурных прутьях.
Лысый Арман, всецело полагавшийся на свой самопал, прибавил к нему ещё и верную заточку, осторожно извлечённую из тайника в стене, и засунул её в рукав. В бою тоненький доморощенный стилет вылетал из рукава в самый неподходящий для врага момент, - таким образом Арман уже не раз побеждал в уличных склоках. Подумав, он прихватил ещё две порошковые бомбочки собственного изобретения. Смесь из перца, извести, ржавчины и прочих неприятных веществ, запакованная в тонкую бумагу, теоретически была настоящей адской машиной ослепляющего действия, особенно незаменимой при ретираде.
Хитрый Арман, не склонный, в отличие от своих коллег, к бескомпромиссным действиям, всегда больше других озабочивал себя психологической и материальной подготовкой к возможному отступлению в любой момент, а предстоявшая драка, как ему подсказывало развитие событий, обещала быть весьма кровавой и непредсказуемой. В этой обстановке ранее никогда не применявшиеся на практике бомбочки могли оказать Арману неоценимую помощь.
Нурик решил испытать редкую, подаренную ему недавно освободившимся дядей, прекрасно выделанную дубинку. В сложенном состоянии она идеально напоминала короткий алюминиевый велосипедный насос. Это сходство было не случайно, поскольку безвестный мастер искусно замаскировал оружие под этот совершенно мирный предмет. На самом деле внутри «насос» скрывал несколько скреплённых между собой разных по диаметру трубочек, самая тонкая из которых была обита резиной с вырезанными анатомическими впадинами для пальцев. После выдвижения резиновой ручки достаточно было лёгкого встряхивания, чтобы металлические цилиндры вылезли один из другого и скрепились в грозную конструкцию ударно-дробящего действия.
Рашид подпоясался поверх длинного плаща кустарным ремнём с бляхой, изнутри залитой свинцом. Перед дракой ремень снимался и использовался как кистень.
Вечно хмурый Орынтай по прозвищу Молчун не обладал буйным воображением, как остальные, поэтому взял обычный арматурный прут.
Помимо этого, Рашид, Нурик, Орынтай и Баур вооружились самопалами. Это были модифицированные, более лёгкие и надёжные самопалы – в них применялась не серная смесь с кусочками металла, а настоящие охотничьи патроны с крупной дробью, и выстрел осуществлялся не средневековым запалом фитиля, а обычным дверным шпингалетом, выполнявшим в данном случае роль бойка. Огнестрельное оружие захватили по приказу Мухита, сами же ребята питали недоверие к этой конфискованной на улицах района продукции, потому что было уже много случаев, когда поджиги и самопалы разрывались в руках и приносили увечья самому стрелявшему. Нурик не замедлил поделиться своими опасениями с Мухитом, на что тот недовольно буркнул:
- Стрелять не будем, но возьмём на всякий случай. Кто их знает, может они с собой пулемёт принесут.
- Я могу взять обрез, - раздался глухой голос Баура, копавшегося в большом ящике. – Где-то он у меня тут был.
- Не надо обрез, - возразил Мухит. – Он слишком тяжёлый, и с ним спалиться легко. Хватит самопалов.
Баур нашёл-таки и в самом деле громоздкое ружьё с короткими стволами, с сомнением подержал его в руке и нехотя положил обратно, прихватив, однако, вместо него железный кастет.
Кайрат спрятал под куртку мощную палку и хотел, по примеру других, сунуть туда же самодельную гранату, но Мухит, увидев это движение, приказал ему и другим пацанам оставить гранаты в подвале.
- Слишком шумно будет, - пояснил он своё решение. – И тесно там между гаражами. Бросите гранату – своих задеть можете.
Сам Мухит долго колебался, заглядывал в разные ящики и тайники и, наконец, выбрал обычный финский нож с блестящими разноцветными кольцами на рукоятке – такие ножи в изобилии делали в местной колонии общего режима.
Перед выходом Мухит глотнул ещё несколько понравившихся ему молодёжных таблеток и всех остальных заставил принять по одной. Затем отряд вышел во двор и в спустившейся на город темноте направился к гаражам.

С другой стороны к гаражам в этот момент молчаливой чёрной стаей двигались Баха, Риза и их товарищи. Вместе с Бахой тут были Серик и Рустем, а Риза захватил с собой Азамата и верного друга и партнёра по спаррингам Мади (обычный боевой напарник Ризы Анарбек остался за старшего на базаре).
Седьмой парень был из недавно набранных бойцов Рустема: его звали Гани, и учился он в девятнадцатой школе, которая после первоначального конфликта с Бахой в корне изменила своё отношение к «выскочкам из шестнадцатой» и поставляла теперь едва ли не лучших в микрорайонах воинов.
Вооружение «западного» отряда тоже отличалось разнообразием.
Баха надел на руку кастет и по обыкновению закрыл его просторной варежкой.   
Серик нёс за пазухой арматурину.
Рустем был вооружён ножом.
Риза, обычно верный принципам боя без применения оружия, на этот раз захватил с собой короткую палку. Кроме того, он надел ботинки с окованными сталью носками и каблуками.
Настроение Азамата сильно улучшилось с тех пор, как был серьёзно ранен Орик, а Балтабай, напротив, быстро пошёл на поправку. Однако друг Ризы всё равно считал своим долгом положить конец этой грязной истории и с готовностью откликнулся на призыв скрестить мечи с обидчиками его брата. Он держал в кармане куртки два опасных ножа, которыми мог орудовать с невероятной скоростью: выкидной нож и нож-бабочку.
Смуглый широкоплечий Гани с детским лицом и пухлыми губами во дворе часто забавлялся нунчаками. На этот раз он впервые решил применить их в настоящем бою.
Мади был сухопарым невысоким озорником с густой шапкой курчавых волос. Он всегда носил тонкую кожаную куртку и обладал удивительной способностью влезать во все районные и дворовые драки. Его порывистость сдерживали только природная осторожность Ризы и деловитая ухватка Анарбека, ответственного за торговые и финансовые дела всей команды. На этот раз, к огромной радости Мади, от его друга и босса поступил приказ ни в чём себя не ограничивать. Мади нашёл в шкафу любимую стальную цепь на ручке, которую любил в свободное время чистить и драить с помощью различных химических веществ, взмахнул ею несколько раз для проверки, не растерял ли он ещё прежних навыков, и, убедившись, что руки его всё так же крепки и проворны, приладил цепь под куртку.
На автобусной остановке перед выездом на ту сторону Баха всех предупредил:
- Нас будет поровну, поэтому дерёмся один на один. Каждый выбирает себе противника сам – на это у нас будет максимум несколько секунд. Потом нападаем, не ожидая, пока они начнут первыми. Нельзя допускать общей свалки, иначе можем порезать друг друга. Они любят стрелять из самопалов, поэтому сближаемся с ними очень быстро, чтобы вынудить их драться на ближних позициях. Если увидите, что они бросаются двое на одного, сразу помогаем товарищу. И никакой пощады, бить до конца.

Длинные ряды гаражей между пивзаводом и товарным депо вот уже несколько десятилетий являются неотъемлемой частью унылого пейзажа этой части города. Гаражи самодельные и, конечно же, во всю длину расписаны обычными угрозами самой дикой расправы с их владельцами в том случае, если их сию же минуту не уберут. Асфальта между рядами нет, либо встречается он отдельными почти сгнившими островками, поэтому большую часть года там царит непролазная грязь. Отработанные аккумуляторы, отдельные запчасти и ободранные остовы целых автомобилей встречаются тут на каждом шагу. Когда всё это покрывается снегом, гаражные ряды приобретают несколько более приличный вид. В ночное время суток здесь нет никакого освещения, но мощные фонари с отдалённой трассы придают этим местам сумрачный оттенок и некий налет таинственности. Всего гаражных рядов четыре или пять, и враждующие группировки не уточнили, в каком из них именно состоится встреча. Но, поскольку был упомянут именно пивзавод, то Мухит и его ребята логически пришли к мысли войти в ряд напротив ворот этого предприятия, то есть в первый ряд со стороны центра города.
Заснеженная гаражная аллея была совершенно пуста. Однако Мухит, как правило, не подвергал сомнениям свои решения даже по самым пустяковым вопросам.
- Они придут сюда, - уверенно отрезал он и шагнул внутрь ряда.
Отряд прошёл около сотни шагов и оказался в месте, где гаражи с обеих сторон немного расступались, образуя довольно просторную урбанизированную поляну, залитую призрачным светом далёких фонарей. Один из гаражей, несмотря на наглухо закрытую дверь, был явно заброшен, поскольку перед ним на вечной стоянке покоился старенький, лишённый окон и колёс «Москвич-412». Свежий густой снег покрывал его полностью и делал похожим на никому не нужного древнего белого пуделя, оставленного хозяевами и прикорнувшего у входа в магазин в надежде выпросить у посетителей кусок хлеба, да так и заснувшего в томительном ожидании.
Мухит остановился и подошёл к запорошенному автомобилю. В раздумье смахнул перчаткой с капота хлопья снега, обнаружив ярко-фиолетовый, ничуть не потускневший с годами цвет «Москвича». Товарищи молча следили за его загадочными эволюциями.
- Драться будем здесь, - по зрелому размышлению изрёк Мухит и обратил взор на своих друзей.
Те пожали плечами, совершенно не возражая против этого предложения.
Взглянув на ребят, Мухит увидел несколько тёмных фигур, появившихся оттуда же, откуда пришли они сами – со стороны пивзавода. Это приближались немного заплутавшие в гаражных дебрях пацаны Бахи и Ризы.    
По знаку Мухита его верные подчинённые стали лицами к подходившему противнику, образовав полукруг. Орынтай красивым жестом обнажающего саблю кавалериста вынул из куртки арматуру. Увидев это, все остальные тоже потянулись за оружием.
Отряд, пришедший с «западной» стороны, достиг полянки довольно быстро, причём Баха на ходу отметил про себя тактическую хитрость Мухита, благодаря которой яркие фонари с трассы светили в глаза противнику. Чёрные фигуры «центровских» стояли неподвижно, окружённые лёгким дрожащим ореолом света, и палки в их руках мерно покачивались. Впрочем, эта зловещая картина нисколько не обескуражила их оппонентов, таких же опытных дворовых бойцов.
На расстоянии нескольких метров Баха и его люди остановились и достали своё оружие. Затем последовала томительная пауза. Все думали об одном и том же: кто начнёт первым. Хотя Баха до этого предполагал, что они ринутся в бой с ходу и на кураже затопчут противника в первые же минуты боя, сделать это на практике оказалось труднее, чем он думал. Выражение затенённого лица Мухита невозможно было разглядеть, и Бахе почему-то казалось, что тот злобно ухмыляется, видя его нерешительность. Но и сам Мухит инициативу проявить не спешил, так же, как и его сообщники.
Украдкой оглянувшись на своих товарищей, Баха увидел, что и они бестолково топчутся на месте, ожидая, по всей видимости, его команды. Дальше медлить было нельзя, и Баха, засунув руку в карман куртки, достал оттуда вторую варежку, которую обычно снимал во время боя. Перед его мысленным взором в этот момент возник кадр из фантастического фильма, который Баха как-то посмотрел в местном видеосалоне: положительный герой отрывает своими здоровенными ручищами кусок мрамора от барной стойки и кидает его на стол перед негодяем, вызывая тем самым врага на поединок. Мрамора под рукой не было, зато подвернулась варежка или, другими словами, перчатка. Кинуть перчатку – в этом было даже что-то рыцарское. Однако последняя мысль промелькнула в голове Бахи уже в следующий миг после того, как умело брошенная скомканная варежка угодила Мухиту прямёхонько в лицо и повергла его в необычайное раздражение, а сам Баха, как и все остальные участники кровавого действа, ринулся в атаку.
Ширина поляны как раз позволяла семерым мощным бойцам идти в ряд и свободно размахивать при этом руками, не боясь задеть друг друга опасным оружием. Поэтому первое сближение двух линий походило на лобовое столкновение двух огромных фур: грохот, крики, искры от ударившихся одна о другую палок и арматурин, сверкание ножей и кастетов. Сразу же после первого контакта боевые линии разломились, и противники разделились на пары.
Мухит с ходу пытался наколоть Баху на свой длинный нож, но более проворный смотрящий банально уклонился, и Мухит, обиженно ухнув, не удержался и повалился в снег. Баха, в свою очередь, норовил ударить его в затылок кастетом, но не поспел за огромной скоростью рулевого. Мухит моментально вскочил на ноги, развернулся и принялся размахивать ножом из стороны в сторону вверх-вниз, как бы рисуя в воздух большую букву «Х». Бахе ничего не оставалось, как отступать перед этой мощной страшно кричавшей молотилкой и стараться в промежутках между взмахами пнуть Мухита ногой или достать кастетом. Когда Мухит устал и остановился, чтобы передохнуть, Баха устремился в атаку и едва не задел кастетом подбородок рулевого. Тут же ему, однако, пришлось сделать сложное движение корпусом, чтобы уйти от колющего удара в живот. Мухит сразу же после этого снова перешёл в атаку, и Баха вторично попятился. 
Баур столкнулся с Ризой. Они чем-то походили друг на друга: оба квадратные, неповоротливые, с громадными, как у леших, руками и с полным отсутствием страха. Риза при первом же контакте сильнейшим ударом дубинки по кисти травмировал правую руку Баура, и тому пришлось выбросить кастет, поскольку пальцы больше не чувствовали опасную игрушку. Риза, привыкший к честной игре, сразу выбросил свою палку и бросился добивать Баура голыми руками. Однако положить на лопатки лучшего бойца Мухита оказалось не так-то легко. Оба гиганта обменивались серьёзными ударами, ни один из которых не пропал даром, но выходить из строя разъярённые громилы упорно не желали.
Казначей Бахи встретился с гением воровства и мошеннических проделок Арманом. Это оказалось кстати для обоих, поскольку физической силой они не отличались, а надеялись на свою ловкость и сметливость. Арман кинул в глаза оппоненту кулёчек со своим иезуитским составом, но Серик догадался, что это такое, и увернулся. С силой брошенная порошковая бомба разорвалась на снегу поодаль от места драки, но смесь оказалась настолько ядрёной, что некоторые из участников сражения начали интенсивно чихать, не понимая, что с ними происходит. Серик резко выбросил вперёд руку с арматурным прутом, стараясь размозжить Арману голову. Тот отскочил в сторону и чиркнул возле шеи Серика заточкой. Затем они обменялись ещё несколькими безрезультатными ударами и выдохлись, остановившись на некотором отдалении и тяжело дыша.
Рустему достался в противники Молчун – Орынтай. Оба они были многоопытными старыми волками и начали бой с осторожной разведки. Каждый удар ножом натыкался на умело подставленный стальной прут, а ответные выпады Молчуна технично парировались оружием Рустема. Если судить по количеству лязганья и скрежета, то их поединок походил на дуэль двух киборгов.
Нурик что есть силы орудовал своей раздвижной дубинкой, пытаясь ударить орудовавшего ножом Азамата.
Рашид замахивался тяжёлым ремнём на Гани, а тот сражался нунчаками. Ввиду применения таких требующих пространства для манёвра типов оружия их противостояние занимало большую площадь, чем у других. Несколько раз они оба уже задели своих товарищей, и те сердито огрызались в ответ. Поэтому Рашид и Гани в порыве ярости отодвинулись от основного поля битвы почти на десяток метров, и там общая разборка превратилась в их персональное сведение счётов.
Кайрат пролил кровь первым, разбив палкой бровь и скулу Мади. Глаз у того сразу же почти закрылся, но Мади не остался в долгу и ударом цепи едва не лишил противника левого уха. Обливаясь кровью, они, тем не менее, и не помышляли о выходе из боя и продолжали обмениваться ударами.
Общая драка продолжалась уже довольно долго, когда Баха случайно столкнулся плечом к плечу с Ризой. В этот момент Мухит бросился с ножом на Баху, и Риза, чтобы помешать, ударил ему ногой по колену. Мастерски поставленный удар заставил Мухита вмиг охрометь. Его коленная чашечка едва не хрустнула, и рулевой заверещал на весь район. Баур, видя ранение шефа, ринулся на спортсмена, но Баха выбежал вперёд и сильнейшим ударом кастета в грудь отбросил громилу назад. Баур успел схватить Баху за руку и, падая, увлёк его за собой.
Когда Баха и Баур упали на снег, Риза на мгновение отвлёкся, переживая за своего друга. Мухит, опёршись о здоровую ногу, в доли секунды преодолел расстояние между ними и, вне себя от гнева, всадил финский нож Ризе в шею. Затем он выдернул нож, и Риза, обдавая всё вокруг фонтаном крови, сел на колени в снег. Постояв на коленях около секунды со сложенными на шее руками, он упал лицом на землю и забился в судорогах.
Баха издал страшный крик и сильнейшим ударом кастета отправил Баура в нокаут. Потом он бросился на Мухита, и они снова сцепились в смертельной схватке.
На остальных падение истекающего кровью Ризы тоже произвело эффект допинга. Если до этого обещание биться «до конца» было только словами, то теперь эта страшная формулировка было претворена в жизнь, и каждый из сражавшихся был полон энергии и стремления прикончить своего врага.
- Эй! – раздался крик со стороны завода. В пылу боя ребята не заметили, как их обнаружила патрульная машина дорожной милиции. Патрульные уже успели вызвать отряд внутренних войск, и к поляне теперь бежало не менее десятка вооружённых людей в камуфляже и серых ушанках.
Первым увидел милицию Арман. Недолго думая, он достал из кармана самопал, поджёг фитиль и выстрелил в ненавистных блюстителей порядка. Рашид, Нурик и Молчун тоже прекратили драться и выпалили из своих одноразовых пистолетов в тут же сторону. Это никак не отразилось на здоровье незваных гостей, потому что дрянные уличные самопалы, к тому же залежавшиеся в сыром подвале, не отличались хорошим качеством и дальностью стрельбы, - но психологический эффект был произведён мощный. Стражи закона и солдаты дружно попадали в снег, и двое из них, вооружённые пистолетами, сразу же открыли ответный огонь.
Люди Мухита кинулись врассыпную, стараясь прижаться к стенам гаражей либо забраться на их крыши.
Бахыт в этот момент как раз выбил из рук Мухита нож и примеривался, чтобы сломать ему челюсть кастетом. Но вокруг засвистели пули, и Мухит, потеряв всякий интерес к Бахе, инстинктивно бросился на землю.
Кто-то словно раскалённым прутом чиркнул Бахыту по руке. Охнув, смотрящий схватился за больное место и обнаружил, что одежда в этом месте разорвана – его легко задело пулей из милицейского пистолета.
Серик дёрнул Бахыта за куртку и потащил было за собой, но Баха, вспомнив про Ризу, резко вырвался. Оглянувшись, чтобы узнать, зачем он понадобился друзьям, Бахыт увидел, что Серик с Рустемом нашли узкий проход между гаражами и уже побежали туда. Серик первым юркнул в тёмный лаз, а Рустем остановился и закричал:
- Баха! Быстрее, уходим отсюда!
Баха, однако, не отреагировал на его зов. Словно во сне, он стоял под пулями и смотрел вниз, на землю, где на окрашенном кровью снегу неподвижно лежал поверженный Риза. Лица Ризы видно не было, потому что он поджал ноги и закрыл голову руками. Баха не мог понять, жив его друг или нет.
Откуда-то из пространства послышался приглушённый, как сквозь несколько слоёв ваты, крик Рустема:
- Баха! Не слышишь, что ли?! Уходим!
Бахыт взглянул в сторону стражей порядка и увидел, что те медленно, с опаской приподнимались со снега. Ещё минута, и они подойдут вплотную.
Нагнувшись, Бахыт ухватил Ризу под руки и поволок к спасительному лазу. Риза оказался тяжёлым, но спустя несколько шагов подбежал Рустем и поднял раненого товарища за ноги. Вдвоём они протиснули Ризу сквозь узкий проход и оказались перед длинной высокой стеной, ограждавшей большой склад. Здесь их встретил Серик со словами:
- Идти надо в сторону фонарей. Там промзона, есть, где укрыться.

Тем временем, узрев повальное бегство бойцов обеих сторон с поля боя, Мухит поднял свою финку, под градом пуль спокойно забрался на брошенный «Москвич», а с него – на крышу, после чего пропал во тьме.
Все остальные тоже разбежались: кто-то полез в неприметные проходы и расселины, кто-то ушёл по крышам. Несколько солдат отважно бросились в погоню, но с крыши им на головы приземлился объёмистый мешочек с адской смесью. Двое упали, схватившись за глаза, ещё двое зашлись в раздирающем лёгкие чахоточном кашле. Вконец потерявшие терпение стражи закона открыли беспорядочную стрельбу по крышам гаражей, а уцелевшие солдаты бросились обыскивать проходы, но тщетно – беглецы были уже далеко. Только брошенное оружие и кровавые пятна на снегу напоминали о том, что несколько минут назад тут кипел ожесточённый бой.

Жестяная дверь маленькой, лишённой окон каменной будки беспомощно дёргалась на свежем ветру и с металлическим треском хлопала о ржавый косяк. Полностью дверка не закрывалась, несмотря на усилия Рустема приладить её на место, и на бетонном полу будки у входа уже намело порядочный сугроб. Судя по характеру остатков разграбленной утвари, это небольшое здание раньше имело отношение к железнодорожному хозяйству. Это было не удивительно, поскольку пути находились всего в нескольких десятках метров отсюда, а утробные вздохи локомотивов и редкие протяжные гудки свидетельствовали о близости товарного депо.
Риза лежал на кусках брезента и старой ветоши, найденных в углу – будка, по-видимому, раньше использовалась в качестве кладовки или каптёрки. Под голову раненому другу Бахыт положил свою куртку, которой до этого обернул ему шею, чтобы по пути кровь не капала на снег. Кое-как забинтовав рану носовыми платками и шарфами, Бахыт лихорадочно делал Ризе искусственное дыхание, применяя немногие познания в первой помощи, почерпнутые из нечасто посещаемых уроков биологии. Смотрящий уже выбился из сил и весь перепачкался кровью, но, как он ни старался, Риза не подавал признаков жизни.
Серик и Рустем в течение всей этой процедуры даже не пытались помочь Бахыту. Серик сидел на чудом уцелевшем табурете у стены и снегом оттирал со своей куртки следы чьей-то крови, а Рустем сторожил дверь и напряжённо всматривался в темноту, откуда могли показаться блюстители порядка.
Приведя куртку в относительный порядок, Серик печально посмотрел на отчаянные усилия Бахыта, затем поднялся с табурета и тронул друга за плечо.
- Баха, - осторожно позвал Серик. – Оставь его. Нам надо идти.
Бахыт, не веря своим ушам, обратил искажённое страданием лицо к Серику.
- Мы никуда не пойдём без него! – прошипел он. – Риза никогда бы нас тут не бросил!
- Ему уже не поможешь, - рассудительно повторил Серик. – А если мы промедлим, нас могут замести. 
- Нет! – воскликнул Бахыт, продолжая мять неподвижную грудную клетку Ризы. – Мы поднимем его и отвезём в больницу. Больница скорой помощи работает круглосуточно, мы его отвезём, и врачи его вытащат с того света! Давайте, помогите мне!
Бахыт схватил Ризу за куртку и потянул вверх. Но подошедший Рустем положил ладонь Бахыту на руку и тихо сказал:
- Не надо, Баха. Ты же сам видишь – он умер.
Бахыт отпустил тело друга и только тут осознал, что из сизых губ Ризы в насквозь промёрзшее пространство будки не вырывается тёплый пар, мощная грудь давно перестала вздыматься, а огромные натренированные руки покоятся на холодном бетоне неподвижно и безжизненно, словно ветви могучего дуба, сваленного лесорубами.
Закрыв лицо руками, Бахыт сел на морозный пол возле погибшего друга и глухо проговорил:
- Всё должно было быть не так. Умереть должен был Мухит, а не Риза… Я никогда не думал, что первым будет Риза. Помните, он так сокрушался о том, что не мог ничем помочь своим товарищам, когда они лежали раненые? А ведь в итоге он всех вытащил, и тогда никто не умер. Кем мы будем после того, как бросим его тут истекать кровью?
- Баха, там была другая ситуация, и ты это прекрасно знаешь, - отозвался Серик. – А мы ничего поделать не могли – он умер ещё там, на гаражах. Его ребята, кстати, это поняли, и помогали тем, кому помощь действительно требовалась. Ты видел, как Азамат увёл Мади? Пацан ведь был серьёзно ранен, и Азамат сразу же, как началась стрельба, потащил его в ту расселину, через которую и мы потом выбрались. Сейчас, я уверен, они уже дома, перевязывают раны. И нам тоже пора, пока нас тут не нашли.
- Идите, - сказал Бахыт. – Я сам дотащу его до такси и привезу в больницу. Всё равно, ищут только меня.
- Прекрати, Баха, - возразил Рустем. – Ты сам понимаешь, что Серик прав. В больнице тебя первым делом сдадут милиции. Я думаю, после такой разборки милиционеры уже дежурят по всем ночным травмпунктам. Оставь его здесь, его найдут путевые обходчики.
- Да что с вами такое?! – не выдержав, сорвался на крик Бахыт. – Это ведь наш друг! А вы говорите о нём, как о какой-то вещи! Да если бы с кем-то из нас такое случилось, он бы не о своей шкуре думал, а о том, как бы нам помочь! Идите вы оба куда хотите, а я поехал в больницу!
Бахыт вторично взялся за холодные руки Ризы и решительно потянул тело товарища к выходу. Подошёл Рустем и своими огромными лапищами обхватил Бахыта за плечи. Несмотря на ожесточённое сопротивление и яростные крики смотрящего, Рустем оттащил его от трупа на несколько шагов.
Когда хватка верзилы ослабла, Бахыт вырвался, но к Ризе больше не приближался. Осознав, наконец, бесплодность своих усилий, он повалился на колени и принялся бить кулаками о бетонный пол кладовки. Затем Баха поднял глаза к потолку, и окрестности товарного депо огласил горестный вопль, похожий на вой одинокого волка в зимней глуши.   
Ночь ещё не наступила, но в заснеженном городе уже стало темно, как в погасшей паровозной топке. Лишь слабый свет умирающей луны призрачно проникал сквозь хлипкую дверь заброшенной будки у железнодорожных путей, на покрытом инеем полу которой бился в бессильной ярости подросток, чей стройный и жестокий мир, построенный на деньгах и подчинении, теперь рушился на глазах из-за смерти ближайшего сподвижника.

42.
Алтай жил в пятиэтажке по соседству с семнадцатой школой. В шестнадцать лет он при росте сто девяносто три сантиметра обладал рекордным весом в сто двадцать два килограмма. Спортом Алтай никогда не интересовался, уроки физкультуры всегда прогуливал, как, впрочем, и большинство других классных занятий, но при этом имел от природы громадные руки и мощные ноги. Свою силу он осознавал и часто развлекался, сгибая ударами ног поливочные трубы вокруг школы либо переставляя фиолетовый «Москвич» трудовика Вячеслава Ивановича таким образом, что трудовик потом долго матерился и звал на помощь, так как только десятку взрослых мужиков удавалось вытащить машину из тупика между двумя школьными колоннами, где автомобиль стоял строго поперечно движению.
В свои пятнадцать лет Алтай был уже вполне сформировавшимся бездельником. Его жизнь заключалась в основном в бесцельном блуждании по району, отбирании копеек у дворовых малолеток и поедании четырехкопеечных пирожков «собачья радость» целыми пакетами: по два-три коричневых промасленных свертка за раз. Залив потом пирожки бутылкой лимонада, Алтай переставал на некоторое время чувствовать опасную бездну в желудке, садился на теплую отопительную трубу, огибающую школьный забор и тупо смотрел на прохожих.
Иногда его находили учителя и тащили к директору. Тот кричал на Алтая, но это не оказывало на того никакого действия. Алтай был безнадежным второгодником несколько лет подряд и не мыслил другой жизни, кроме той, к которой привык. Действительно, зачем нужны тупые школьные занятия, когда на свете есть собачья радость?
В школе Алтай общался только с Арманом и Бауром из банды Мухита. Самого Мухита он предпочитал обходить стороной, считая его несдержанным психом. Зато Арман и Баур часто подкидывали Алтаю хорошую работу. Он брался за дела, которые даже не особо разборчивым бандитам Мухита казались утомительной тягомотиной: например, выбивать старые долги или ехать на другой конец города, чтобы поговорить там о пустяковом, но не терпящем отлагательств деле. Времени у Алтая всегда было хоть отбавляй. А гигантские размеры и отсутствие страха (вернее, нежелание и лень осознать какие-либо опасности) делало его незаменимым исполнителем такого рода поручений.
На перемене Алтай подошел к запуганному Ердосу, отозвал его к окну и сообщил, что теперь он по заданию Армана будет контролировать возврат долга.
- Так когда вернешь? – вопросил Алтай бархатным голосом.   
- Пока есть только пятерка, - сказал Ердос, опустив голову. – Занял у друга. Только как отдавать ему, не знаю.
- Это твои проблемы, с другом сам разбирайся. Ты бы лучше думал о том, что уважаемых людей подвел. Знаешь, что с тобой сделают, если не отдашь долг полностью?
Ердос не ответил, а лишь застыл в ужасе, машинально теребя пластиковый шеврон с раскрытой книгой на рукаве синего ученического пиджака.
Алтай значительно на него смотрел и нагонял страху еще около минуты, после чего бросил:
- Ладно, давай свою пятерку. После обеда принесешь восемьдесят рублей. Если не принесешь, счетчик до конца дня возрастет до сотни.   
- А почему так много? – еле дыша, спросил Ердос. – С утра было пятьдесят шесть.
- Сегодня в семь часов вечера я тебя буду ждать, - сообщил Алтай, пропуская мимо ушей последние слова Ердоса. – Кафе «Солнышко», на берегу, знаешь? Подождешь меня возле кафе, передашь деньги. Если не придешь, я тебя найду. Все, свободен.
Алтай засунул мятую пятерку в карман пиджака и, весело насвистывая, отправился по своим делам.
Ердос после занятий не пошел домой, а долго стоял у поваленной секции школьного забора и думал, где ему достать восемьдесят рублей. Ердоса уже неоднократно ставили на счетчик и потом сильно избивали, если он не отдавал долг. Но в этот раз сумма была запредельной, и не только для учащегося средних классов. Подумав около часа, Ердос зашел в здание заброшенной теплицы и начал искать там веревку.

В селе, где родился будущий капитан Кылмысбаев, любили громкие необычные имена. Из этого села по стране разъехались Трактор, Моряк, Лётчик, Герой, Пушкин, Урожай, Целина, а также близнецы Нинель и Ленина. Поэтому, когда родители назвали сына просто Чапаем, это было воспринято соседями с лёгкой улыбкой снисхождения: что поделаешь, если у людей проблемы с фантазией?
По семейной легенде, за несколько часов до смерти Чапаев гостил именно в их старом доме и даже забыл на кухне свой котелок для еды. Этот облупленный во многих местах ржавый котелок хранили в сундуке и показывали только самым уважаемым гостям. Чтивший семейные традиции отец всегда мечтал о сыне и хотел назвать его в честь известного полководца. Но имя Василий звучало бы слишком банально, поэтому после долгих размышлений и споров с женой было выбрано короткое и звучное – Чапай.
В соответствии с именем, сын, по задумке отца, должен был стать военным, но время было особое – самый разгар застоя, - и после срочной службы Кылмысбаева по разнарядке не пустили в общевойсковое училище, мягко намекнув, что курсантов его национальности как раз набирают в сержантскую школу министерства внутренних дел.
Так Чапай, навсегда сняв зелёную форму, облачился в серую, и, надо сказать, ни разу после этого о своём вынужденном выборе не пожалел. В село он не вернулся, а поселился в областном центре и стал там участковым центрального микрорайона, посчитав это назначение исключительной карьерной удачей.
Теперь Чапай был уже капитаном, и служить ему оставалось всего несколько лет. Он собирался продремать эти годы в своей маленькой конторе и, выйдя на пенсию, стать начальником смены в охранной фирме своего троюродного брата.
В этот момент Кылмысбаев как раз, слегка покачиваясь, возвращался с весьма плодотворной встречи с вышеуказанным родственником. Несмотря на рабочее время, он никогда не ограничивал себя в удовольствиях.
Проходя мимо школы, капитан почувствовал зов природы и свернул в заброшенную теплицу. Уже целое поколение школьников и все окрестные жители использовали эту теплицу по новому назначению, свидетельством чего были непересыхающие русла многочисленных ручьев, начинающихся в каждом углу теплицы, и пещерные нагромождения благоухающих окаменелостей.
Капитан забыл о своем давно назревающем позыве, когда увидел, как худенький мальчишка забирается посреди развалин теплицы на ученический стул без спинки и накидывает себе на шею петлю из куска серебристого провода.
Кылмысбаев успел подхватить школьника на лету и, чертыхаясь, с большим трудом стянул с него петлю. Школьник вел себя спокойно, без истерики. Когда с него сняли петлю, сел на стул и обхватил голову руками.
- Я сейчас, - сказал капитан.
Добавив добрую толику к местным ручьям, капитан вернул себе боевое расположение духа.
- Ты чего, мелкий? – строго спросил он у школьника. – Я в твои годы таким размазней не был. Рассказывай, кто тебя так довел. Несчастная любовь или как?
- Алтай, - пробормотал школьник.
- Кто такой? – деловито уточнил капитан, в котором проснулся азарт охотника. – В этой школе учится?
- Да. И еще Баур, Мухит, Арман. Они из старших классов. На счетчик меня поставили.
Капитан долго узнавал все подробности, и в итоге осведомился, где можно найти всех упомянутых лиц.
- Мухит обычно сидит в шахматном клубе, там у него штаб, - информировал Ердос.
- Так, притон, значит, - понял Кылмысбаев. – В каком доме?
- Это пятиэтажка, дом номер семнадцать «А». Кажется ближний сюда подъезд.
- Это же мой участок! – возмутился капитан. – Почему не знаю? А Алтай, значит, возле кафе «Солнышко» будет ждать? Отлично, я с ним побеседую.
- Мне что делать? – устало спросил Ердос.
- Тебя я сейчас провожу домой, - сказал участковый. – И никуда не выходи, пока я не разрешу. Родителям тоже не болтай, это я беру на себя. Заявление только одно напишешь, я сейчас продиктую. Фамилии-то их знаешь, и в каких классах учатся? Сейчас главное – никого не спугнуть.

Две девятиэтажки на берегу реки недалеко от магазина «Детский мир» были первыми жилыми высотками в городе. Там построили даже такую невиданную доселе в этих краях роскошь, как мусоропровод. Правда, в описываемые дикие времена вывоз бытовых отходов не осуществлялся целыми месяцами, а то и годами, в результате чего мусор переполнял специальное помещение и вываливался на улицу перед домами, образовывая гигантские, воняющие на километры вокруг горы. Справедливости ради следует отметить, что такая картина была характерна почти для всех многоквартирных домов того периода. Жители окраин выбрасывали помои по другую сторону трассы, что выгодно отличало условия их проживания от центральных кварталов и доставляло водителям, проезжавшим по трассе, дополнительные бонусы в виде бесплатного сафари: там, за трассой, городскими отходами лакомились суслики, ящерицы, змеи и ободранные верблюды с печально повисшими горбами; что касается прибрежных районов, то здесь за счет мусора процветали опостылевшие всем крысы и скандальные чайки.
Со стороны речного берега благодаря свежему морскому бризу запах мусора не ощущался. Иногда сюда доносило ветром аромат гниющей рыбы: севрюги с распоротыми животами и задохнувшиеся в мыльных отходах воблы были обычны для этих мест.
Люди, собиравшиеся каждый день в пристройке к девятиэтажке, ближней к берегу, не чувствовали запах мусора и рыбы. Самое модное в городе место привлекало сюда после каждый вечер всю центровскую молодежь: точнее, всю молодежь, у которой в карманах уже водились бумажные деньги.
В то время как даже в самых дорогих ресторанах подавали только обычные соки, а также водку и грузинское вино, кафе «Солнышко», открывшее свои двери несколько лет назад, еще в конце восьмидесятых предлагало невиданные в городе коктейли, и к каждому коктейлю прилагалось поразительное, сверхъестественное чудо – тоненькая пластмассовая трубочка-соломка! Такие трубочки в свободной продаже город видел только в восемьдесят шестом году, когда приезжал чешский Луна-Парк, и стоила одна трубочка дикие деньги – если правильно помню, копеек пятьдесят, не меньше. А тут за восемьдесят копеек наливали большой стакан дивного коктейля со льдом (!), и к нему бесплатно (!!!) давали тоненькую пластиковую трубочку дивного бирюзового цвета. Эти трубочки потом уносили домой и хранили десятилетиями, так же, как иностранные пивные банки или фантики от жвачек «Турбо».
Несовершеннолетних в кафе пускали только с родителями, но габариты Алтая давно и легко позволяли ему пролезать в любые заведения. Не последнюю роль, конечно, играла и его природная наглость. Про Алтая рассказывали разные истории. Однажды, сильно напившись в баре и набравшись удали, он, как о таком обычно пишут в полицейских протоколах: из хулиганских побуждений, положил ногу на мощный деревянный стол, после чего этому предмету мебели пришел конец. Хозяева заведения настолько удивились, что безропотно позволили Алтаю уйти, даже не заплатив за ужин. В другой раз он сел в ночное такси и часа два разъезжал на нем по городу. Когда на вопрос, сколько он должен, таксист ответил довольно обычное в подобных случаях «Сколько не жалко», Алтай положил в его похолодевшую руку две копейки и спокойно удалился. Конечно же, таксист предпочел остаться в живых, нежели начать что-то доказывать и оказаться в итоге на больничной койке.
В кафе, несмотря на будний день, было полно народу. Алтай восседал за стойкой на высоком барном кресле и потягивал через соломинку безалкогольный грейпфрутовый коктейль. В блестящей алюминиевой креманке перед ним медленно таяли три шарика мороженого, покрытые шоколадной стружкой. Коктейль был уже второй: пятерка Ердоса постепенно подходила к завершению, но Алтай никуда не торопился. За одним из ближайших столов он приметил парочку тощих студентов и подумал, что после второго коктейля из них можно вытрясти не менее червонца.
Ердос запаздывал, но Алтай был уверен, что он стоит сейчас перед кафе и трясется от холода и страха. Было ясно, что никуда этот лох не денется. Пять минут на коктейль, потом минут за десять можно было закончить со студентами, и еще некоторое время наслаждаться мороженым. А щегол пусть немного постоит и померзнет.
В кафе вошел милиционер, и бармен посмотрел на него с равнодушием.
- Мне сто грамм – сказал представитель бармену и кивнул на Алтая. – За его счет.
Бармен, не выказывая абсолютно никаких эмоций, опрокинул в мерный стакан добрую порцию водки, перелил в большую рюмку и поставил огненную жидкость перед капитаном на салфетку.
- Ну, как дела? – спросил участковый у напрягшегося Алтая.
- Ничего, все как обычно, - пробормотал Алтай и, в свою очередь, тоже задал вопрос: - А я, товарищ милиционер, как-то не собираюсь за вас платить.
- Вот как? – поднял брови капитан, мощным глотком уничтожая добрую половину содержимого рюмки. – Это почему?
- Ну, потому, что у нас правовое государство, а я свои права знаю, - Алтай, как большинство классических бездельников, прекрасно и с малых лет знал основы законодательства.
- Ишь ты, научили вас на свою голову, - усмехнулся капитан. – Ты еще скажи, что ты мне ничего не должен.
- Верно, ничего я вам не должен, - Алтай уже начал немного успокаиваться, решив, что милиционер зашел в кафе отдохнуть после тяжелой смены. – Ладно, вы тут сидите, а я к друзьям пошел. Вон они двое сидят. Студенты мы, развлекаемся тихо, порядок не нарушаем…
Но Чапай поспешил разочаровать Алтая, заявив:
- Ты обожди немного, прыткий какой. Ну-ка, сел обратно на место.
Заслышав металлические нотки в голосе нежданного собеседника и разглядев потенциальные наручники в его стальном взгляде, Алтай быстро вернулся на исходную позицию.
- Правильно, мне ты ничего не должен, но заплатишь, - сказал Чапай безапелляционным тоном. – Тем более, что деньги не твои, а Ердоса.
- Не знаю такого, - сказал Алтай, недовольно отворачиваясь.
Капитан положил на стойку потертый кожаный планшет и вытащил из него сложенную бумагу.
- Зато он тебя знает, - парировал Чапай, расстелив перед Алтаем заявление Ердоса.
Тут Алтай не удержался и проворчал:
- Вот козел, а? Сдать меня решил.
- Восемьдесят рубликов это не маленькая сумма, - проговорил Чапай. – Мне эта бумажка позволит что угодно тебе припаять: вымогательство, грабеж. Тебе ведь шестнадцать уже есть? Вот и прекрасно.
- Никто этого не видел, - Алтай начал строить свою защиту. – Да любой адвокат…
- В школе много людей, в том числе есть и взрослые, - сказал на это милиционер. – Ты так за меня не волнуйся, парень, свидетелей я найду, если понадобится. А еще я могу сказать Мухиту и его людям, что это ты меня на них вывел.
- Ты что, вы что, зачем? – смешался моментально посеревший Алтай. – Да вам никто не поверит.
- Поверят, ты знаешь, - возразил Кылмысбаев.
Алтай повесил голову, скукожился и без всякого аппетита смотрел на растекающиеся в креманке шарики мороженого.
- Заплати и пошли, - скомандовал капитан, выпивая остаток водки.
Они вышли на морозный воздух. Чапай после ста грамм пребывал в превосходнейшем настроении, чего нельзя было сказать о его печальном спутнике.
- Куда мы сейчас? – спросил Алтай. В его голосе слышалась безнадежность. – В горотдел?
- Может быть, - загадочно ответил капитан. – Давай для начала пройдемся по набережной. 
Они зашагали по скрипучему снегу. На город уже опустилась темнота, но фонари ярко освещали дорогу. В свете фонарей нос капитана горел неугасимым ярко-красным огнем.
Так они шли некоторое время, и в Алтае проснулась надежда.
- Хорошо идем, - попытался он завязать разговор.
Участковый молчал.
- Таких, как я, много, - расплывчато пропел Алтай.
- Ну да, - кивнул участковый в знак согласия. – Потому у таких, как я, всегда есть работа.
- Я это к тому, что, - замялся Алтай. – Зачем вам я? Сегодня я, завтра кто-то другой. Вам ведь без разницы, кого засадить за решетку?
- Ты на что намекаешь? – спросил капитан.
- Я могу найти деньги, - Алтай решил сказать прямо. – Предлагаю договориться.
Участковый остановился и около полминуты молча смотрел на собеседника. Алтай уже пожалел о сказанном, когда капитан неожиданно произнес:
- Хорошо, давай договоримся.
Алтай заметно оживился и с кривой улыбкой спросил:
- Тогда еще один вопрос: сколько?
- Один месяц, - бросил участковый.
На такую валюту Алтай не рассчитывал, поэтому ему пришлось уточнить:
- Какой месяц?
- Ты что, дурак? – просто осведомился милиционер. – Думаешь, мне нужны твои деньги? Нет, у тебя есть сейчас только один способ загладить вину – ты теперь будешь моим щитом. Как-то надоело самому подставляться. С месяц походишь со мной по притонам, первым будешь заходить во все подозрительные места, а потом подумаем, что с тобой делать.
- А если меня там прикончат? – испугался Алтай.
- Да ты на себя со стороны посмотри. Хотя, это тебе решать. Не хочешь со мной работать, тогда идем в горотдел, как ты и планировал. Там на тебя быстро дело сошьют.
Алтай долго размышлял, взвешивал, какой вариант ему наименее вреден, и, наконец, со вздохом спросил:
- Когда начинаем? Мне бы не помешал бронежилет.
- Ты сам как бронежилет, - махнул рукой участковый. – А начнем прямо сейчас, зачем тянуть. Так ты знаешь, кто такой этот Мухит и где находится «шахматный клуб»?
- Да, в общем-то. Мухита я практически не знаю, так, иногда вижу издалека на переменах, - соврал Алтай. – Но где клуб, показать могу. Сейчас пойдем?
- Сначала в участок зайдем, мне надо пистолет взять, - сказал капитан. – Мухит ведь может быть вооружен?
- Да какое оружие! – продолжал врать Алтай. – Ну, может быть, рогатки какие-нибудь, максимум.
- Ничего, пистолет все равно не помешает, - сказал участковый. – И еще надо помощника с собой взять, на одного тебя надежды мало.   
Спустя два часа Алтай вместе с участковым отодвинули незапертую решётчатую дверь клубного подвала и в клубах пара из расшатанной трубы отопления шагнули вниз, освещая себе путь фонариками. Следом за ними осторожно ступал сержант милиции, недавно переведенный в участок Чапая из района. 
- Здесь должен быть выключатель, - Алтай пошарил рукой по стене и зажёг тусклую лампочку.
Когда ступеньки кончились, Алтай и участковый остановились перед ржавой металлической дверью. Чапай толкнул дверь, но она не подалась.
Внутри слышались неясные звуки говора и чьи-то резкие вскрикивания. Участковый кулаком трижды громко стукнул в дверь и строго сказал:
- Открывайте! Это милиция!
За дверью на мгновение наступила тишина, а потом глумливый голос весьма грубым матом отказал участковому в его требовании.
Алтай покосился на рацию, висевшую у капитана на поясе, и посоветовал:
- Мне это совсем не нравится, и заходить туда нет никакого желания. Давайте  вызовем группу захвата? 
- Да какая группа захвата? – презрительно скривился участковый. – Что, я со школьниками сам не справлюсь?
И Чапай принялся ломать дверь плечом, оставляя на зимней форменной куртке следы ржавчины. Старая дверь была довольно крепкой, но петли её под натиском участкового жалобно заскрипели, вселив в милиционера надежду на победу и придав ему новые силы. Капитан отступил к противоположной стене, до которой было всего три шага и, посетовав на короткий разбег, ткнулся в дверь с удвоенной энергией.
Потом участкового сменил Алтай.
После десятка ударов дверь уже порядком подалась, а запыхавшийся Алтай, переводя дух, шепнул капитану:
- Кстати, с другого торца здания тоже есть дверь.
- Так, может, будем ломать оттуда?
- Нет, она капитальная, чугунная, косяк заварен в бетон – ломать её бесполезно. Я о другом – у Мухита наверняка есть ключ от той двери, либо она открывается изнутри засовом. Они могут уйти. Вы бы все-таки вызвали кого-нибудь, чтобы отправить туда человека на всякий случай.
- Ну хорошо, уговорил, - согласился участковый, снимая рацию с пояса и обращаясь к молчаливому сержанту. – Иди на противоположный конец дома и сторожи дверь. Если кто появится, задержи.
Сержант ушел, а Чапай принялся возиться с рацией. Вскоре выяснилось, что в подвале рация не работала – не было сигнала, - и, Чапай, издав рык рассерженного носорога, вновь набросился на дверь.
Затем он некоторое время прислушивался к подозрительному шуршанию за дверью. Судя по всему, визит участкового не напугал упрямых бандитов: во всяком случае, панических криков и звуков беготни слышно не было. Это насторожило опытного милиционера, и он всё же решил не полениться и вызвать омоновцев. Приказав Алтаю стоять у ломаемой двери и быть наготове, участковый поднялся к выходу из подъезда и по рации вызвал дежурного.
- Группа захвата? – спросил дежурный. – Она выехала на гаражи в районе пивзавода.
- А что там произошло?
- Там патруль дорожной милиции и солдаты под обстрел попали. Какие-то хулиганы в них из самопалов стреляли.
- Никто не ранен?
- Пострадавшие есть. Насчёт количества раненых и характера повреждений я точно не понял, но патрульные передали, что против них применили бомбу неизвестного устройства. Группа захвата уже на месте, так что разберутся.
- Если там закончат, пусть после этого едут к нам – мы недалеко от гаражей, - и Чапай назвал адрес.
Опустив рацию, участковый принялся напряжённо вспоминать подробности сегодняшнего вечера. В утомлённой памяти скоро всплыл телефонный звонок знакомой барменши, зачастую информировавшей капитана о подозрительных разговорах её клиентов. На этот раз она сообщила, что какие-то подростки назначили разборку на гаражах. Но участковый не придал этому особого значения: участковых в городе не хватит, если выезжать на каждую детскую драку. Теперь он вспомнил особенно встревоженный тон барменши, и что он, Чапай, попросил всё-таки дежурного отправить туда машину дорожной милиции или патруль солдат, если они случайно окажутся в том районе.
Наконец, в мозгу Чапая как будто вспыхнула яркая лампочка: да ведь барменша упомянула имя Мухита! Получается, это те самые хулиганы и есть! А если они применяли взрывчатку, то…
Капитан стремительно помчался вниз по ступенькам, крича на ходу:
- Эй, парень, осторожно! Отойди от двери! Они вооружены!
Алтай тем временем уже вошел во вкус и практически разделался с дверью. Петли были почти сорваны, а ригель врезного замка под ударами мощного плеча жалобно изогнулся. Оставалось последнее усилие, и Алтай вложил в него всю свою неуёмную энергию. В тот момент, когда участковый бежал по лестнице, плотное тело Алтая деловито и настойчиво, словно лапы трудолюбивого крота, продавило дверь вовнутрь. Дальнейшее Алтай помнил в долях секунды, туманно проплывших перед его взором как замедленные кадры в кино.
Дверь подалась внутрь комнаты на несколько сантиметров, после чего раздался страшный взрыв, и Алтай вместе прилипшей к нему дверью начал двигаться в обратном направлении. Лицо его в этот момент выражало крайнюю степень удивления. Дверь отбросила Алтая к противоположной стене и придавила его к ней, после чего тяжёлой грудой металла погребла под собой верзилу. Досталось и участковому – его с силой откинуло спиной на ступеньки.
Затем крохотную каморку перед бандитским помещением заволокло дымом и пылью, и Чапай, ударившись головой о лестницу, на мгновение потерял сознание.

43. 
После драки члены банды Мухита вернулись в шахматный клуб поодиночке, но довольно быстро, поскольку почти все были ранены, а домой с такими повреждениями идти было нельзя, особенно после громкой перестрелки с милицией. Арман открыл дверь во внутренние помещения и принёс оттуда картонную коробку с бинтами, ватой, спиртом и йодом. Средства первой медицинской помощи были часто востребованы ввиду образа жизни банды, поэтому Мухит закупал их в больших количествах и всегда держал наготове.
Матерясь и постанывая, пацаны расхватали бинты и спирт. Резаных и колотых ран хватало, поэтому на их обработку ушло много времени. Санитарная операция сопровождалась болезненными вскриками и возбуждённой беготнёй: последняя объяснялась тем, что многие, ещё не отрезвев после травы и пиццерии, решили сразу же «для анестезии» добавить ещё. Остаток бодрящих таблеток расхватали быстро, а Арман тем временем накручивал папиросы из травы.
Мухит, сидя на продавленном диване, перевязывал рану на предплечье, в сутолоке нанесённую ему кем-то из своих, и, морщась от боли, глотал водку из бутылочного горлышка. Вокруг него суетились ребята, кучками лежала верхняя одежда вперемешку с бинтами и ватой, слышалась приглушённая ругань. Несмотря на большое количество напиханных в себя стимулирующих средств, сознание Мухита было ясным, а его мозг лихорадочно продумывал возможные ходы Бахи.
Мухит блаженно улыбался при мысли о том, что без Ризы мятежный смотрящий окажется беспомощным, словно дитя, и придавить его можно будет в течение нескольких дней. О милиции Мухит не думал совершенно, воспринимая её появление в гаражных рядах как маленькое досадное недоразумение. Поэтому он даже не сразу среагировал на громкий стук в дверь и крик: «Открывайте! Это милиция!»
Все участники банды застыли при этом звуке из внешнего мира, а потом посмотрели на Мухита. Тот спокойно глотнул из бутылки, отбросил её в сторону и, подойдя к двери, глубокомысленно и нецензурно дал понять незваным гостям, что этот подвал он рассматривает как свою территорию, и никого, особенно проклятых мусоров, тут не потерпит.
После короткой паузы дверь начали ломать. Мухит повернулся к ребятам и вполголоса распорядился:
- Собирайте тут всё. Отступаем в подвал. Арман, принеси гранату и взрывчатку.

Стандартные крупнопанельные пятиэтажки, обладают, как правило, очень разветвлёнными лабиринтами подвалов. За годы пребывания в шахматном клубе Мухит не раз задумывался о том, что может наступить день, когда он со своими людьми будет вынужден защищаться тут от целой армии враждебных налётчиков. Поэтому, несмотря на неприязнь к точным наукам, он лично составил подробный план своих владений и держал внутри подвала несколько тайников с оружием и амуницией. В боковых комнатах находились аккуратно составленные штабеля из обломков мебели, металлических изделий и набитых тряпьём мешков: всем этим добром при желании можно было забаррикадировать узкие проходы с целью ведения долговременной многоступенчатой обороны. Глядя, с какой тщательностью их шеф проводит подготовку к гипотетической осаде, члены банды недоумённо перешёптывались. Конечно же, они никак не могли предположить, что однажды худшие опасения Мухита сбудутся, и им придётся лицом к лицу столкнуться с ордой ненавистных милиционеров.
Пока Арман и Молчун прилаживали к двери самодельную гранату с взрывчаткой и мастерили короткую растяжку, Мухит и остальные складывали баррикаду в коридоре и заряжали самопалы. Увесистый шмат самодельной взрывчатки Арман подвесил таким образом, что он располагался немного выше центра двери, а затем воткнул туда гранату. Запал гранаты крепкой леской привязали к дверному косяку. Затем под звуки непрекращающихся ударов капитана двое злоумышленников осторожно вышли из комнаты и прикрыли за собой дверь.
В коридоре было темно, но в десятке метров от двери угадывались громоздкие очертания баррикады. Арман и Молчун перелезли через набросанные обломки и оказались среди остальных сообщников, напряжённо и с оружием в руках ожидавших появления противника. Из боковой двери в конце коридора показался Нурик. Подойдя к Мухиту, он обречённо вздохнул и отчитался:
- С той стороны нас уже ждут. Я только приоткрыл дверь наружу, а на меня тут же фараон с пистолетом бросился. Он метрах в трёх от двери стоял и курил, поэтому замешкался, и я успел спрятаться и закрыть на засов. Он начал ломиться, но ты же знаешь, с той стороны проникнуть невозможно.
- Понятно, - довольно безразлично протянул Мухит. – Значит, они нас обложили. Я так и думал. Ну, хорошо, сейчас они пожалеют, что вообще сюда сунулись.
- Мухит, а быстро они нас нашли, - послышался голос Баура. – Мы ведь специально от гаражей в другую сторону и кругами уходили, и хвоста за нами точно не было, и всё равно – разыскали. Не иначе, как сдал кто.
- Теперь это уже без разницы, - сказал Мухит. – Пусть попробуют нас взять – зубы поломают.
Со стороны комнаты раздался сухой звук ломаемой двери, после чего мощный взрыв потряс здание. Участники банды притихли и долго прислушивались к звукам, доносившимся со стороны входа в подвал.
Прошло несколько минут, и в наступившей тишине Нурик прошептал:
- А может, их всех там взрывом завалило?
- Да нет, они притаились и ждут, когда мы вылезем, - возразил Арман. – Как только мы высунемся, они нас сразу порешат.
- Иди, проверь, - скомандовал Арману Мухит.
- Не-е, я не пойду, - попятился испуганный Арман. – Они теперь точно озвереют, первым в их руки я попадаться не хочу.
- Хорошо, - согласился Мухит, прекрасно знающий натуру своего дружка. – Но кому-то всё равно надо пойти и проверить. Если всё чисто, надо быстро уходить.
- Мухит, их там, на гаражах, человек восемь было, не меньше! – горячо зашептал Арман. – На площадке перед дверью и узкой лестнице насилу четверо поместятся. И взрыв наш не такой уж и мощный был – это же тебе не тротил, а просто пороховая смесь. Я тебе говорю: одного-двух там оглушило, а остальные ждут, пока мы вылезем.
- Я схожу, - вызвался Кайрат, у которого голова была перевязана бинтами из-за тяжёлой травмы уха.
- Иди, только осторожно, - отозвался Мухит.
Кайрат перелез через баррикаду и с самопалом наперевес зашагал к двери в комнату. Он прошёл осиротевшую, наполненную дымом и пылью территорию шахматного клуба и осторожно приблизился к зияющему пустотой дверному проёму.

Сорванная с петель дверь лежала у противоположной стены, и из-под неё виднелись ноги в зимних ботинках и ученических брюках. Ноги слегка шевелились, а глухие стоны под дверью указывали на то, что поверженный Алтай жив, хотя, возможно, очень серьёзно ранен. Больше в дверном проёме и возле него, казалось, не было ни души.
Держа перед собой самопал на вытянутых руках, Кайрат немного высунулся наружу и взглянул наверх, откуда в подвал тянуло свежестью и зимним холодом. Он увидел оглушенного участкового: он постанывал, лежа на ступеньках. Больше в подъезде никого не было.
- Ребята, всё нормально! Можно уходить! – крикнул Кайрат, повернув голову в сторону подвала.
От звуков его голоса Чапай очнулся и приподнял голову. Пистолет он так и сжимал в руке, несмотря на тяжёлое падение. Увидев в дверном проёме подростка с направленным на него самопалом, участковый вытянул руку с пистолетом и выстрелил ему в правое плечо.
Гулкий звук штатного пистолета раскатился по всему подвалу. Пуля угодила Кайрату в район ключицы. Он выронил самопал и отлетел назад, сильно ударившись затылком о дверной косяк.
Пока Кайрат медленно съёзжал вниз по косяку, капитан поднялся и, пошатываясь, добрел до входа в шахматный клуб. Ничего пока не видя в темноте и пыли, участковый направил пистолет в помещение и веером разрядил туда несколько патронов.
Мухит и Баур после обнадёживающего крика Кайрата только начали перелезать через барьер, когда начавшаяся стрельба заметно охладила их пыл и заставила вновь уйти под защиту баррикады.
- Как ты там, парень? – спросил Чапа й, не отводя ствол пистолета от комнаты.
Неясное мычание, раздавшееся в ответ, убедило капитана, что его непутевый «коллега» жив. Стараясь держать дверной проём на мушке, Чапай резким движением отбросил с Алтая упавшую дверь.
Видимых повреждений на Алтае не было, хотя лицо его и выражало крайнюю степень страдания. Участковый быстро ощупал его тело и убедился, что все конечности школьника в полном порядке.
- Что со мной? – пролепетал еле слышно Алтай.
- Лежи, не двигайся, - тихо сказал Чапай, дружески хлопнув Алтая по плечу. – Тебя здорово контузило, но это ничего, сейчас приедет «Скорая», в больнице тебя быстро на ноги поставят.

Наверху послышался резкий звук грузовых моторов и визг тормозов, а затем подъезд и лестница заполнились серьёзными парнями в сером камуфляже, бронежилетах и шлемах с забралами. Все они были вооружены короткими автоматами и дубинками, у некоторых в руках были высокие щиты с прорезями для глаз.
На Кайрата сразу надели наручники и, невзирая на его простреленное плечо, немилосердно потащили вверх по лестнице. Алтая тоже унесли и до приезда врачей положили в милицейский автобус.
К дверному проёму подбежал возглавляющий омоновцев капитан Бурамбаев. Он был среднего роста и очень плотный, бронежилет с трудом налезал на его натренированное туловище, а из-под прозрачного противогаза смотрели недобрые, колючие глаза.
- Их там несколько человек, у них взрывчатка и самопалы, - предупредил Бурамбаева обрадованный его появлением Чапай.
- Понятно, - бесстрастно отозвался омоновец и обратился к парням с щитами. – Вы трое – вперёд. Остальные – за ними. Приготовить газовые шашки.
- В здании есть ещё один выход, - информировал Чапай уже заходящего в комнату капитана омоновцев. – Его сторожит мой сержант.
Тот бросил на ходу:
- Знаю, я уже отправил туда своих людей.

Как только в проходе замаячили неровные тени, Мухит с размаху бросил туда две самодельные гранаты. Одна из них не взорвалась, а вторая пыхнула ярким пламенем и заволокла помещение клуба чёрным дымом.
Ребята Мухита издали победный крик и воинственно затрясли самопалами. Однако, вопреки их ожиданиям, из комнаты не слышалось жалких стонов и воплей о помощи. Вместо этого оттуда в сторону баррикады вылетело несколько маленьких серых цилиндров, которые, приземлившись в метре от пацанов, начали испускать клубы ядовитого дыма.
Стоявшие ближе всех к баррикаде Арман и Нурик сразу же закашлялись, а Мухит тревожно закричал:
- Они газ пустили! Отходим!
Со стороны комнаты послышалось лязганье щитов, и коридор наполнился невидимыми в дыму людьми. Затем, после короткой паузы, начали работать сразу несколько штурмовых автоматов.
Арман и Нурик повалились на пол, закрыв ослепленные газом глаза, и только это спасло их от кинжального огня группы захвата. Остальные бросились в боковые комнаты и по ним стали уходить в сторону дальнего выхода. Хитрая уловка омоновцев заставила Мухита позабыть о долгой и отважной обороне с упорным боем за каждую комнату и баррикаду, и прибегнуть к самому банальному и трусливому бегству.
Теперь Мухит стремился к одной из секретных комнат, где он держал запас еды и воды. Однажды ему пришла в голову счастливая, как ему теперь казалось, мысль спрятать там несколько старых воинских противогазов. С помощью оставшихся гранат он надеялся пробиться через плотные ряды омоновцев и вновь обрести свободу.
В середине подвала многие комнаты и проходы были забиты, и пацанам приходилось часто пролезать в немыслимые дыры или проползать в такие щели, куда, казалось, не проник бы даже земляной червь. Омоновцы преследовали их по пятам, и Мухит в ответ на их выстрелы периодически кидал назад взрывпакеты либо стрелял из самопала. Баур тоже раза два остановился и пальнул в темноту из обреза. Это, однако, никак не подействовало на опытных бойцов управления внутренних дел.
Зато однажды в одном из лазов замешкался Рашид, и ему сразу же точным выстрелом прострелили ногу. Рашид, вскрикнув, упал по ту сторону дыры, и глухие удары подбежавших омоновцев не оставили ему никаких шансов присоединиться к беглецам.
Теперь их осталось только трое, и они вышли в короткий коридор, заканчивавшийся дверью на улицу. Мухит подбежал к двери в секретную комнату и с разбегу вставил ключ в замочную скважину. В крохотной неосвещенной комнатке имелось забитое фанерой окошко – выход наружу. Баур и Молчун тихо вошли в комнату вслед за шефом и закрыли за собой дверь ключом. Мухит быстро выдавил фанеру и в полной тишине выполз в морозную ночь. Баур с Орынтаем последовали за ним.
Когда омоновцы сломали дверь в каморку, Мухит и его друзья уже растворились в ночной тьме.

К пятиэтажке подъехала «Скорая». Участковый зашел в милицейский автобус и растормошил отключившегося Алтая, который распластался на лежанке в дальнем конце автобуса, отделенном крепкой сеткой.
- Рановато ты за решетку собрался, - грубо пошутил Чапай. – Пойдем, врачи приехали. В больницу поедешь.
На лице Алтая зияла глубокая царапина, из одного уха капала кровь. Вид у него был жалкий.
- Ладно, будем считать, что отработал, - вздохнул Чапай. – У тебя такой день выдался, что его спокойно за месяц считать можно. Только врачам, если спросят, скажи так: ходил во дворе по своим делам, участковый попросил помочь дверь выбить, а я не мог отказать. Больше ничего говорить не надо, понял?
Алтай обреченно кивнул в знак согласия – говорить ему было больно.
- А с мелким я сам разберусь, - пообещал Чапай. – Будем считать, что заявления не было. Только ты его в покое оставь, договорились?
Осторожно придерживая подростка, Чапай свел его по ступенькам автобуса и передал врачам.
Подошел капитан Бурамбаев. Он был зол, как никогда.
- Трое ушли, - сказал омоновец. – Придется теперь искать их по всему городу.

44.
В тёмном углу одной из привокзальных забегаловок, тщательно пряча лицо в пушистый воротник вязаного свитера и несколько раз обёрнутый вокруг шеи махровый шарф, сидел Баха и печально смотрел на стол перед собой. Официантка только что принесла ему сок и макароны, но Баха к еде не притронулся.
- Не шифруйся ты так, - раздался весёлый голос над его головой.
Баха поднял взор и увидел незаметно подошедшего Мустафу.
Мустафа улыбался и протягивал ему руку. Красные пятна на его лице и явно прибавившаяся со времени их последней встречи масса тела свидетельствовали о беззаботном времяпровождении, которому Сенсей отдавался, по меньшей мере, несколько последних дней. Мустафа энергично потряс руку своего друга и, усевшись за стол напротив него, начал шумно и требовательно звать официантку.
- Да тихо ты! – зашипел Баха. – Меня ищут, а ты тут…
- Баха, ради бога, только не надо, - усмехнулся Мустафа. – Ты своей конспирацией только внимание к себе привлекаешь. Сними свой дурацкий шарф и посмотри в зеркало – таких, как ты, только в этом кафе не меньше десятка найти можно. Маленький, чёрный, худой, тупой…
Баха резко сдёрнул шарф с шеи и сердито воззрился на Мустафу.
- Ладно, это я так, чтобы настроение тебе поднять, - нисколько не смутившись, объяснил Сенсей. – Вот так лучше, без этого шарфа ты похож на нормального пацана, а не на алкоголика после долгого запоя.
- Кто бы говорил насчёт алкоголика, - протянул Баха, указывая взглядом на красный нос собеседника.
- А что тут такого? – искренне удивился Мустафа. – Я пропивал честно заработанные деньги. Что мне их, копить что ли? Ты можешь представить, чтобы я занимался накопительством, как какой-нибудь?.. Ну, ладно, чего уж про это говорить. Давно не виделись, кстати. В моей жизни после этого ещё много чего произошло. Я успел провернуть несколько выгодных дел, вырученные деньги с успехом потратил, и сейчас я, честно говоря, на мели. Вот, подумываю, чем бы заняться, совместить, так сказать, приятное с полезным... Да что мы всё про меня, да про меня! Ты, я слышал, всё никак не можешь успокоиться? Что на этот раз произошло? Раз ты мне позвонил и попросил встретиться в таком, мягко говоря, отдалённом месте, значит, тебя теперь не только браконьеры ищут?
- Мустафа, Ризу убили, - удручённо сообщил Баха.
Мустафа опустил голову и вздохнул:
- Доигрались, пацаны. И кто его так?
- Мухит.
- Это ваш пацанский рулевой, что ли? Как же вы так распоясались? Уже режете друг друга.
- Он мне не друг, - беззлобно поправил Сенсея Баха. – Мне Ризу жалко. Без него будет трудно.
- А остальные твои орлы где?
- Пока по домам сидят, ждут моего сигнала. Я хочу добраться до Мухита и расквитаться с ним за Ризу.
- Ну, так флаг тебе в руки, раз ты такой неуёмный. Иди и делай, что задумал, я же знаю, тебя урезонивать бесполезно.
- Так Мухит исчез в неизвестном направлении, - сокрушённо процедил Баха. – Может, даже из города уехал. А мне надо обязательно с ним встретиться! Он убил моего друга, и теперь смысл моей жизни в том, чтобы отомстить!
- Сколько пафоса! – воскликнул Мустафа. – Просто граф Монте-Кристо! А я тебе на что? Чем тебе может помочь Сенсей в такой ситуации? Ты что, ждёшь от меня слов утешения?
- Нет, - ответил Баха, пропуская его сарказм мимо ушей. – Ты же давно общаешься с блатными и милицией. Я хочу, чтобы ты помог мне найти Мухита. Его ведь сейчас в розыск объявили. Я знаю, сейчас за деньги всё можно сделать, а деньги у нас есть. Сам я сейчас тоже залег на дно, поэтому активных поисков устраивать не могу.
В этот момент к столу подошла официантка, и Баха прервал поток своего красноречия. Мустафа сделал заказ и по-отечески посмотрел на собеседника.
- Баха, - ласково начал Мустафа. – Ты и в самом деле думаешь, что блатные и милиция пойдут с нами на контакт из-за Мухита? Им что, больше делать нечего? Брось эту навязчивую идею. Риза был твоим другом, но его уже не вернёшь. Подумай о тех, кто остался рядом с тобой. У этого Ризы была своя команда: если ты хочешь что-то для него сделать, лучше помоги теперь этим ребятам, они это оценят, я уверяю тебя. Мне кажется, крови уже было пролито достаточно. Твоя бредовая идея может закончиться только одним из двух: либо ты сам убьешь его и сядешь, либо отправишься вслед за Ризой.
Баха угрюмо помолчал и заявил Мустафе:
- Хорошо, значит, помогать мне ты не будешь? Сейчас сюда подойдет один человек, он сам на меня вышел после драки, говорит, есть деловое предложение. И я подумал, что он сможет мне помочь в поисках Мухита. Он недавно вышел из тюрьмы и, думаю, знает, к кому обратиться, у него должны быть контакты. Уж он-то мне посоветует.
- Не посоветует, - уверенно отрезал Мустафа. – Я тебе говорю – брось эти детские мечты и займись делом. Во время последней нашей встречи ты весь был в заботах, твои дела процветали. А теперь ты прячешься от милиции по грязным забегаловкам и мечтаешь прикончить человека, с которым недавно поднимал бокалы и пил за здравие. Ты посмотри на себя со стороны – у тебя в глазах уже сумасшедший блеск.
- Если и он мне не поможет, - упрямо гнул свою линию Баха, - тогда я и в самом деле пойду и дам в физиономию первому встречному сержанту из патруля. Потом меня уж точно посадят, и тогда я сам найду Мухита.
- Посадят, будь уверен, - согласился Мустафа. – Но перед этим так почки опустят, что ты не только Мухита побить не сможешь, а вряд ли нормально в туалет до конца жизни ходить будешь. Они ведь за нападение на своих до полусмерти пацанов избивают. Поверь моему опыту – давай лучше сегодня выпьем и погуляем так, чтобы забыть всю эту печаль и проснуться завтра утром другими людьми!
Баха ничего не ответил, а сложил руки на груди и отвернулся.
- Хорошо, посиди так немного, хоть успокоишься, - удовлетворённо проговорил Мустафа, принимаясь за принесённую ему выпивку и еду.   
- Привет, братва, - раздался голос Карима, и Баха с радостью обнял знакомого.
Мустафа осторожно поздоровался с недавним сидельцем, в то же время с интересом его разглядывая. Карим тоже посмотрел на Сенсея с некоторым подозрением.
- Это Мустафа, мой друг, - объяснил Баха.
- А-а, - недоверчиво протянул Карим.
- Пить что-нибудь будешь?
- Нет, я ненадолго, - отказался Карим. – Мне кое-что надо тебе передать.
- Хорошо, это потом, - нетерпеливо сказал Баха. – Сначала скажи, тебе удалось договориться, они помогут мне найти Мухита? Ты ведь обещал?
- Я не обещал, а сказал, что узнаю, насколько это возможно, - поправил Карим.
- Ну, хорошо, ты не обещал. И что – удалось что-нибудь разузнать?
- Могу сказать одно – моих друзей Мухит не интересует, - ответил Карим.
- Зачем ты тогда пришел? – непонимающе спросил Баха.
- Ты позвал – я пришел, - ответил Карим загадочно.
Затем Карим встал и тронул Баху за плечо:
- Выйди на воздух, мне нужно ещё кое-что тебе сказать.
Баха посмотрел на Мустафу, и тот согласно кивнул, глядя вслед уходившему Кариму:
- Иди, раз зовут. Видно, что он парень солидный. Такой что попало не скажет.
На заснеженной площадке перед кафе Карим закурил и сказал Бахе:
- Вроде бы, когда мы виделись в последний раз, я просил снять квартиру и тихо там сидеть. Нападать на Мухита и привлекать к себе внимание всей милиции города в наши планы не входило.
Баха молчал, не зная, что ответить. Карим затянулся и продолжал:
- Ладно, это проехали. По твоим делам я встречался с Шахом. Ты ведь помнишь, как Шах помог тебе выбраться из засады?
- Как не помнить, - подтвердил Баха.
- Шах приглашает тебя к себе на разговор.
- А о чём будет этот разговор?
- Этого я не знаю. Моя задача – получить твоё согласие и проводить до места встречи. Одно могу сказать точно – Шах по пустякам к себе не зовёт.
- Когда встреча?
- Шах будет ожидать тебя весь сегодняшний вечер. Так что можно отправляться прямо сейчас.
- Я согласен. Только сейчас друга предупрежу.
- Конечно, предупреди. Только не говори ему, к кому именно ты идёшь. Друг у тебя, как бы это сказать… Видел я его где-то, но не могу вспомнить, - на фараона вроде бы не похож, но и к вашей братии по возрасту не подходит. Будь с ним поосторожнее, да и вообще, избавляться надо от таких друзей.
- Я только извинюсь, что мне надо срочно уйти по делу, - сказал Баха и зашёл обратно в кафе.
Мустафа воспринял новость спокойно.
- Уже хорошо, что ты хоть каким-то делом занялся, - прокомментировал он слова Бахи. – Давай, работай, если что, позвонишь, я всегда к твоим услугам. А я здесь ещё немного посижу, тут готовят на удивление хорошо.

45.
Карим уже успел по телефону предупредить Шаха о том, что они скоро подъедут. На такси они приехали в центр города, к одной из монументальных многоэтажек с безумно дорогими квартирами, построенной несколько лет назад. На въезде во двор стоял шлагбаум, а в будке сидел строгий охранник. Подъезд был оснащён домофоном с кнопками для каждой квартиры.
Карим нажал кнопку нужной квартиры и представился в ответ на короткий вопрос хозяев. Дверь пикнула и открылась.
Зеркальный лифт долго и мягко вёз их на последний, шестнадцатый этаж. На площадке было три квартиры, и Карим подвёл Баху к самой дальней из них, расположенной в конце длинного коридора.
Грозная цельнометаллическая дверь походила скорее на вход в хранилище крупного банка, чем на врата скромного человеческого жилища. Над дверью примостилась крохотная камера наблюдения: красный огонёк на ней Баха заметил издалека и потому не удивился, когда дверь открылась самостоятельно, без предварительного стука в неё, и на пороге их встретил высокий коротко стриженый парень с внешностью телохранителя крупной персоны и в безукоризненно отглаженном дорогом сером костюме с галстуком и белой рубашкой. Одной рукой телохранитель открывал дверь, а вторую держал под пиджаком, где вырисовывались очертания готового к использованию короткого автомата.
- Здесь я тебя оставлю, иди вперёд и держи себя достойно, - напутствовал Баху Карим. – И не беспокойся, я никуда не ухожу, а буду тебя ждать внизу.
Баха зашёл в квартиру, и молчаливый охранник запер за ним дверь.
Вместо тесной передней в квартире сразу начинался просторный холл, покрытый дорогими коврами и обставленный мебелью и статуэтками. Баха снял обувь и верхнюю одежду и проследовал за телохранителем в одну из боковых комнат. По пути Баха успел краем глаза заметить кухню, в которой сидел ещё один здоровяк в костюме.
Охранник подвёл смотрящего к входу в небольшую залитую светом комнату и жестом велел войти туда, сам же остался снаружи.
Это оказался тесноватый кабинет с встроенными в потолок люминесцентными лампами, белыми офисными стенами и синим ковроланом на полу. В кабинете был только крохотный круглый столик и два стула с высокими спинками, кожаными подлокотниками и на колёсиках. На дальнем стуле восседал широкоплечий худощавый мужчина лет сорока в ослепительно белой накрахмаленной рубашке, фиолетовом галстуке и обычных офисных брюках. Несмотря на свой возраст, мужчина был абсолютно седой, при этом волосы были аккуратно уложены и закреплены гелем.
На ступнях незнакомца красовались отполированные до нестерпимого блеска туфли. Пиджак аккуратно висел на неприметной стойке у стены. На столике лежал плоский кожаный портфель, очевидно, принадлежавший мужчине. Рядом с портфелем возвышался небольшой графин с оранжевым напитком, и стояли два высоких прозрачных стакана.
Баха подумал про себя, что это, видимо, адвокат или управляющий Шаха, поскольку незнакомец всей своей внешностью и особенно ослепительной рубашкой сразу вызывал ассоциацию с устойчивым выражением «белые воротнички». Мужчина неотрывно смотрел на Баху и улыбался, хотя глаза его при этом оставались ледяными и внимательно изучали смотрящего. Баха остановился на пороге комнаты и робко выдавил из себя приветствие.
- Что ты стоишь, как не свой? – ободряюще воскликнул «белый воротничок». – Проходи, садись.
Баха подошёл и пожал протянутую ему длинную крепкую руку незнакомца. Усевшись на краешек стула, Баха осторожно спросил:
- А Шах скоро подойдёт?
- Если честно, мне эти старорежимные прозвища не нравятся, - ответил мужчина. – Это воры в законе любили красивые имена: Король, Князь и тому подобное. А по имени-отчеству тоже как-то слишком официально звучит: словно не к партнёру по бизнесу обращаются, а к школьному учителю. Лично я предпочитаю именоваться просто – Айдар.
Он говорил быстро и словно захлебываясь; окончания одних слов налезали на другие слова; также сразу была заметна особенность зажмуривать глаза при произнесении длинных фраз. Это, как ни странно, сразу обезоруживало собеседника: чувствовалось в такой манере говорить что-то детское и непосредственное.
Бахе понадобилось некоторое время, чтобы понять смысл длинной тирады Айдара.
- Если я правильно понял, вы и есть Шах? – спросил Баха.
- Айдар, я сказал – Айдар, - устало повторил мужчина. – И можешь обращаться ко мне на «ты». Мы ведь заочно уже не первый день знакомы. Я давно слежу за твоими успехами, Бахыт.
- Ну, в последнее время особыми успехами мы похвастаться не можем, - протянул Баха, виновато сжимая губы.
- Ничего, у всех бывают трудные периоды. Главное, что ты вышел из всех этих передряг живым и невредимым, и люди доверяют тебе, как и прежде. И потом, ведь не ты всё это начал, правда? Тебя вынудили, и ты достойно ответил на вызов. Теперь твой главный враг находится там, где ему самое место, а его банда ждёт своей участи за крепкими запорами.
- Да, но и мы понесли потери, - грустно сказал Баха.
- Без потерь в нашем деле не бывает, - пояснил Айдар, продолжая изучать Баху ледяным взглядом. – Пусть прошлое само хоронит своих мертвецов. Я с тобой хотел поговорить о твоих планах на будущее. Теперь ничто и никто не мешает тебе развернуться в полную силу. Насколько я понимаю, ты, как деятельный человек, используешь такой благоприятный момент для восстановления и расширения своей сферы влияния?
- Думаю, другого выхода у меня нет, - ответил Баха. – Я уже думал о том, чтобы уйти на покой и стать обычным парнем, заняться учёбой, устроиться на работу, но… Надо быть реалистом. После всего, что произошло, мне не дадут этого сделать.
- Бахыт, тебе шестнадцать лет! – воскликнул Айдар. – Уходить на покой в таком возрасте вредно для здоровья.
- Вот и я о том же, - согласился Баха. – Так что, думаю, завтра с ребятами соберёмся и тихо начнём работать, как раньше. Только я уже созванивался с пацанами: в школе, говорят, милиция дежурит, а меня по району разыскивают в связи с убийством Ризы. Придётся некоторое время подождать, пока всё успокоится.
- Они успокоятся раньше, чем ты думаешь, - уверенно пообещал Айдар. – А ты пока можешь работать через своих ребят, чтобы не светиться самому.
Баха оглядел роскошную обстановку кабинета и спросил:
- Так какие у вас ко мне предложения, Айдар? Давайте говорить прямо: до этого у нас с вами никаких общих интересов не было. Даже наоборот…
Тут Баха запнулся.
Айдар поспешил ему на помощь.
- Как насчет апельсинового сока? – спросил он, показывая на графин. – Мы знаем, что ты не уважаешь алкоголь, и это большой плюс к твоей характеристике.
Баха молча кивнул, и Айдар налил в стаканы сок. Бахыт сделал два глотка и поставил стакан обратно на столик. Айдар пил долго и аккуратно, пока не опустошил стакан, после чего сказал, как обычно, захлебываясь словами:
- Я слежу за тобой уже давно – ты и сам, думаю, это понял. Не всегда удавалось скрыть от тебя нашу работу, поскольку ты развил поистине бурную деятельность в самых разных сферах. Сначала ты столкнулся с гастролерами из Самары. Они уже больше года раздевают автомобили по всему Союзу, и вот теперь приехали сюда. Они заявились ко мне сами и попросили крышевать их в городе, а они за это хорошо платили. Когда вы их взяли, я узнал об этом, узнал от них самих, но посоветовал смириться и уехать. Мне пришлось выплатить им неустойку за то, что не смог их защитить, но я уже тогда понял, что ставить надо не на залетных воришек, а на тебя. Ты местный, все тебя в городе знают, перспективный, брутальный…
- Зачем порезали ребят на базаре? – спросил Баха, осмелев после лестного отзыва, высказанного Айдаром.
- Там вышло недопонимание, - просто ответил Шах. – Мы ведь тоже постоянно осваиваем новые сферы деятельности. Так просто ничего не дается. У наших коллег из Дагестана сдали нервы, и они решили, что могут вести себя здесь, как у себя дома.
- Там были не только дагестанцы, - заметил Баха.
- Да какая разница, кто там был? – спросил Айдар, отводя взгляд в сторону. – События развивались очень быстро, а в этот момент уехал в другой город. Пока мне сообщили, пока удалось разобраться, что к чему, вы уже устроили то грандиозное побоище в дельте. Мне стоило большого труда успокоить дагестанцев и местные органы, которые слышали об этом сражении. Но, как ты сам можешь засвидетельствовать, никто с тех пор тебя и твоих ребят не трогал. Или скажешь, что я не прав?
Баха промолчал.
- Честно скажу, тогда я окончательно решил, что нас с тобой надо работать вместе, - признался Айдар. – Мне нужны лидеры, которые могут решать вопросы. И ты – один из немногих таких людей в этом городе. Этот Риза… Я знаю, ты его очень уважаешь, но давай смотреть фактам в глаза – он был слишком резкий и несдержанный. Мухит, ваш рулевой – с ним вовсе нельзя было поговорить в спокойном тоне – с его стороны сразу начинались оскорбления и попытки подчинить себе любого встречного. Твои Серик и Рустем – довольно односторонние ребята. Один – чистый финансист, другой – боевик. И только в тебе достаточно развиты все необходимые для нас качества.
- Вы потому подослали ко мне Карима?
- Не подослал, а отправил поговорить и сделать тебе выгодное предложение. Когда вы увиделись с ним в первый раз, в той грязной пивной, ты еще был не готов. А вот сейчас – самое время начать работать вместе.
- Я могу двигаться и сам, - сказал Баха, чем довел собеседника до нервного смеха.
- Ну давай, посмотрим, как ты это сделаешь, - засмеялся Айдар. – Тебя ищет милиция, Мухит со своими людьми на свободе и тоже может заявиться к тебе в любой момент. Даже Деда уже с нами нет – видит бог, я не желал ему смерти, хотя старикан был еще тем упрямцем. И с кем ты будешь работать в таких условиях?
- Хорошо, я подумаю, - сказал Баха.
- Подожди думать, я пока еще не озвучил свое предложение, - осадил его Айдар. – Так вот, милицию и остальных, кто за тобой охотится, я беру на себя. От тебя требуется только работать, почти так же, как ты работал раньше, только теперь отчитываться будешь передо мной и моими людьми. Мы пока снимем для тебя неприметную однокомнатную квартиру месяца так на три, посидишь там «на дне», руководить будешь с помощью телефона и посыльных. Так многие делают, это нормальная практика. Твои ребята обученные, справятся сами. Мухит больше не при делах, его покровитель тоже… не с нами. Это означает, что должность школьного рулевого теперь фактически вакантна. И я не вижу другого достойного претендента на неё, кроме тебя. Ты был готов к этому уже давно, но, согласись, с таким рулевым, как Мухит, будущего у молодёжи нашего города не было. Невыдержанный, невоспитанный, да ещё и неизвестно кем и как назначенный – его бы всё равно убрали рано или поздно. То ли дело ты – самостоятельно, без всякой помощи объединил все школы на той стороне, добровольно и регулярно поддерживаешь сидельцев с вашего района, не пьёшь, не куришь траву, как некоторые. Именно такой рулевой нужен городским школьникам. Если ты согласен, я устрою, чтобы тебя назначили с зоны, как положено, и тогда уж точно никто не сможет упрекнуть тебя в нелегитимности. Как тебе такое предложение?
- Выходит, мы постоянно должны быть под кем-то, - засомневался Баха. – А если мы попробуем двигаться сами? Мы ведь как-то жили, не зная вас, до этого момента?
- Ага, попробуй, подвигайся, - иронично поддакнул Айдар. - Ты даже на улицу не можешь выйти, потому что первый встречный патруль тебя заметит и поймает. Я тоже в твоем возрасте мечтал о самостоятельности. Только каждый раз это приводило к тому, что мой отец и старший брат с огромными усилиями вытаскивали меня из очередного дерьма, куда я влезал со своими непутевыми друзьями. Но это было давно, те ситуации многому меня научили. И тебе лучше учиться на моих ошибках, а не своих. Все под кем-то ходят, так устроен этот мир. У меня тоже есть свои руководители, над которыми тоже кто-то поставлен. И никто не жалуется, а благодарит судьбу за стабильность. Рулевой – это в первую очередь ответственность и ежедневный отчет, и ты это скоро поймешь. Я присмотрелся к тебе, Баха, именно потому, что ты внимательно исследуешь каждую ситуацию, прежде чем начать действовать. Поверь мне, я хороший парень, и тебе стоит отозваться на мое предложение.
- Предположим, я согласен, - ответил Баха после небольшого раздумья. – Но я работаю не один, и для того, чтобы дать окончательный ответ, мне надо встретиться с ребятами, узнать их мнение.
- Насколько мне известно, в ваших краях ученики, наоборот, интересуются твоим мнением, прежде чем начинать какое-либо дело. Хотя я не против – знаю, что ты словами не бросаешься и любое решение взвешиваешь, советуясь с друзьями, а это лично для меня только лишнее подтверждение, что я сделал правильный выбор, поставив на тебя. Тебя никто не торопит – согласуй всё с ребятами, как положено, и дай ответ в течение двух-трёх дней. Я в положительном ответе совершенно не сомневаюсь, и потому, думаю, мы можем продолжать работать по намеченному плану, рассматривая твой разговор с друзьями как небольшую формальность.
- И ещё, - сказал Баха. - Я сразу предупреждаю – после всех этих событий я не могу гарантировать нормального сбора общака по крайней мере в ближайшее время. Мне понадобятся месяцы, чтобы вернуть доверие к нам в школах и дворах, да ещё теперь и районы Мухита надо будет приводить к покорности, а они, как вы знаете, уступчивостью не отличаются. Мухит неизвестно где сейчас ходит, он может появиться в любой момент, и война возобновится.
- Я и не требую от тебя немедленной отдачи, - с готовностью поддержал Баху Айдар. – Мы настроены на долгосрочные отношения. С таким рулевым, как Мухит, работать было невозможно – никто не мог предположить, какую глупость он выкинет на следующий день. А ты человек ровный, предсказуемый, авторитетный, наконец. Общак собирайте, как и раньше, конкретные проценты и сроки отчётности обсудим сразу же после того, как ты со своим консилиумом примешь окончательное решение участвовать в нашем бизнесе.
- А что такое консилиум?
Айдар улыбнулся:
- Это я так, иронически. Иногда позволяю себе пошутить – мы ведь тоже люди.
Айдар наклонился к столику и налил напиток из графина в стаканы, после чего предложил его Бахе:
- Угощайся, это самый лучший и натуральный апельсиновый сок, который только можно найти в этих краях.
Баха отпил несколько глотков и поставил стакан обратно на столик. Айдар быстро осушил полстакана и, продолжая держать сосуд в руке, сменил официальный тон на несколько более развязный и мечтательный:
- Ты ведь в курсе, что сам я не местный. Всё дело в том, что в других городах сферы влияния давно поделены, и там очень тяжело войти в число «избранных». А ваш город меня поначалу поражал своей диковатостью нравов и преклонением перед любым представителем правоохранительных органов, даже если это обычный участковый. Когда мы сюда приехали, тут был полный бардак и произвол властей. Многие даже не понимали, что такое общак – пришлось объяснять. Теперь дело понемногу налаживается. Мы уже давно собираем с «взрослых» контор, и только школьники были пока вне нашего поля зрения – просто потому, что руки никак не доходили. Теперь с твоей помощью наведём порядок и в этой сфере. Я сразу хочу познакомить тебя с людьми, с которыми ты будешь постоянно контактировать. Пойдём.
Айдар легко вскочил со стула и направился в холл. Баха последовал за ним.
- Нуржан, позови Хамита, - скомандовал Шах охраннику.
Шкафоподобный телохранитель приложил ладонь к уху и коротко буркнул неразборчивую фразу в микрофон, скрытый в рукаве. Хамит, такой же огромный и неповоротливый, как Нуржан, тут же покинул кухню и подошёл к боссу.
- Эти ребята постоянно находятся здесь, - отрекомендовал Айдар Бахе своих молчаливых подчинённых. – Квартира принадлежит мне – у меня таких много, но именно эту мы используем для визитов смотрящих. Я сюда прихожу крайне редко, в основном только в таких случаях, как сегодня. Больше ты меня здесь вряд ли увидишь. Поэтому объясняю всё заранее. Общак хранится в одной из комнат, и ребята присматривают за ним круглые сутки. Ты будешь приходить сюда в оговорённые дни вместе с Каримом и приносить необходимые суммы, Нуржан или Хамит будут принимать и пересчитывать взносы. Всё, что ты хочешь передать мне, можешь сказать Кариму – он найдёт меня в любом месте в любое время суток. Позже я познакомлю тебя с другим человеком – через него ты будешь поддерживать связь с зоной. Вот, пожалуй, пока и всё. Сейчас ты пойдёшь вместе с Каримом, и он покажет тебе квартиру, где ты будешь жить первое время. На одной квартире больше одного месяца тебе находиться нельзя, а в особых случаях придётся менять местоположение ещё чаще. Всему этому ты со временем научишься.
Айдар подвёл Баху к входной двери и, пока он одевался, сказал на прощание:
- Когда-нибудь, если ты покажешь себя в нашем бизнесе с самой хорошей стороны, я возьму тебя работать в свою фирму. Мы ведь не какие-нибудь там бандиты, а серьёзные предприниматели. У меня большая фирма по торговле недвижимостью, в своё время я её тебе покажу. Насчёт прогулов в школе не беспокойся, мы обо всём договоримся с директором. В школе тебе учиться осталось недолго, летом определим тебя в колледж, и одновременно будешь работать у меня. Так что ни о чём постороннем не думай, занимайся своим делом, а о твоём будущем я сам позабочусь.
И Шах крепко пожал вспотевшую от таких перспектив ладонь Бахи.
- Кстати, насчет недвижимости, - продолжал Шах. – Есть одно дело, оно как раз подходит для твоих ребят. Рынок недвижимости в вашем городе переживает период становления, и некоторым местным жителям недоступны цивилизованные правила бизнеса. Наши партнеры хотят построить жилой комплекс недалеко от центра – они, как и я, заботятся о простых людях. В этом жилом комплексе будет несколько сотен квартир, для молодых и малообеспеченных семей, по госпрограмме. Но так вышло, что участок, где его будут строить, занят старыми бараками. Эти бараки уже давно списаны и разваливаются, но в них продолжают проживать несколько старых алкашей и другие паразитирующие элементы. Им пообещали заплатить, но они за свои несчастные квартиры потребовали такие цены, словно дело происходит в центре Манхэттена. Уже и суд, милиция пытались их оттуда выселить, но ничего не получается. Прошу тебя, помоги нам в этом вопросе – теперь и для меня уже это дело принципа, я лучше заплачу тебе, чем негодным ни на что алкашам.
- Где эти бараки и что надо делать? – спросил Баха.
- Карим тебе все расскажет и покажет, - ответил Айдар. – Только вы там особо не задерживайтесь, вопрос срочный. Считай это своим первым заданием, своего рода вступительным экзаменом. Хотя, зная тебя, я уверен, что этот экзамен ты сдашь на отлично.

Детство Бахи прошло в поселке, расположенном на развилке двух больших трасс, неподалеку от крупной железнодорожной станции. Из окна частного дома Баха каждый день видел десятки нефтяных качалок, мерно вздымающихся посреди наполненного серой водой солончака. Чуть поодаль, словно муравейник, копошился вахтовый поселок из десяти длинных бараков. По вечерам местные жители часто дрались с вахтовиками стенка на стенку. Потом скважины окончательно обводнились, и российские вахтовики больше не приезжали в поселок. Бараки были разрушены, а их останки превратились в место для детских игр, куда Баха и другие малыши сходились в отсутствие родителей.
Посреди гипса и соломы, из которых в основном состояли бараки, играли в казаки-разбойники, прятки и выбивалы. А однажды в наиболее хорошо сохранившемся бараке устроили очаг. Погода была холодная, и вокруг гипсового очага собралось много детей. Потом вспыхнула солома, и весь барак в мгновение ока объяло пламенем. Все дети тогда смогли покинуть пожарище, только Бахе немного опалило волосы.
Бараки разобрали до основания и сровняли с землей спустя две недели, а Баха никому так и не сказал, что это он, играя со спичками, случайно запалил старый матрац с клочьями вылезшей ваты, а пламя затем перекинулось на солому. С тех пор к огню Баха относился с огромным уважением и некоторой опаской.
Поэтому, когда Карим прямо заявил, что мешающие Шаху бараки надо спалить, Баха, мягко говоря, подверг этот план сомнению.
- Там ведь могут быть люди, - сказал Баха.
- Нет там людей, - отрезал Карим. – Так, несколько пьяниц и другие асоциальные элементы.
Устами недавно «откинувшегося» зека словосочетание «асоциальные элементы» прозвучало особенно зловеще.
- Я думал, мы поможем вам их выселить, - предположил Баха. – И второй вопрос – куда мы их переселим? Ведь для этого надо договориться с общежитием или выделить им квартиры?
Карим посмотрел на Баху с сочувствием.
- Не могу понять, за что Шах тебя выбрал, - сказал Карим. – Ты действительно такой тупой или поиздеваться надо мной решил?
- Без выражений, - мрачно заметил Рустем, но Баха остановил его движением ладони и напряжено воззрился на Карима.
Бывший сиделец посмотрел на Рустема, Серика и Баху, оценил их шансы в том случае, если они решат его побить, и прогнусавил:
- Чего я тут вас уговариваю, как девиц каких-то? Не хотите, не делайте, я так Шаху и передам. Задание дано вам, а не мне, не выполните – сами с Шахом будете говорить.
- Я не говорю, что мы не выполним, - возразил Баха. – Но надо обсудить, как это сделать безопасно для нас и для жителей.
- Хорошо, обсуждай, - кивнул Карим, поднимаясь. – Только без меня. Вот, тебе просили передать инвентарь. В прихожей еще канистра с бензином. Только обливать бензином лестницы не советую – дерево там крепкое, потушить будет легко. Лучше забросить в окно бутылку. В том районе батареи топят сильно, форточки ночью всегда открыты, так что даже стекло разбивать не придется. Завтра к обеду я жду от тебя отчета, с хорошими новостями. Только попробуй потеряться – я тебя все равно найду.
Карим поставил на стол перед Бахой заклеенную скотчем коробку и, непрерывно ругаясь под нос, покинул квартиру. 
- Нервный он какой-то, - сказал Серик, как только дверь за Каримом захлопнулась.
- Почему он сам это не сделает, раз такой умный? – спросил Рустем.
- Разве не понятно? – задумчиво объяснил Баха. – Не хотят, чтобы их поймали. И для нас это будет проверка.
- Посмотрим, что в коробке, - предложил Рустем.
Пока Рустем распаковывал коробку, Серик прошелся по новой квартире, арендованной Шахом. Две огромные комнаты, хорошая мебель, никаких посторонних запахов – квартира явно была из элитных.
- В недвижимости он разбирается, это сразу видно, - оценил Серик, постучав по шкафу и погладив пластиковые оконные рамы. – Я бы от сотрудничества с этим Шахом не отказывался.
- Никто не отказывается, - сказал Баха. – Просто не хотим завалить кого-нибудь без надобности.
Рустем открыл коробку и вытащил из нее на стол несколько бутылок с зажигательной смесью, два электрических фонаря и новенькую бензиновую горелку.
- Набор юного поджигателя, - невесело проговорил Серик.
- Надо посмотреть на эти бараки, - решил Баха. – Там и решим, как поступить. Других ребят брать не надо, в этот раз сами справимся.
Строения, описанные Шахом как обветшалые бараки, оказались добротными двухэтажными зданиями в зеленом районе города, недалеко от большой речной излучины. С другой стороны реки располагались микрорайоны, подотчетные Бахе как смотрящему. Как рассказал по дороге Рустем, эти кварталы, по легенде, строили пленные немцы в послевоенные годы. Хотя Серик тут же забраковал это предание, заявив, что его прадед участвовал в строительстве, и никаких пленных не видел. Серик и Рустем быстро поссорились и чуть не подрались. Бахе пришлось их разнимать и напомнить о том, что они сейчас на задании.
Был поздний вечер, и на главной улице района зажглись большие фонари. Оба дома, мешавшие Шаху, как, впрочем и все остальные дома в этом квартале, были окрашены в белый цвет, и в этой ситуации не приходилось рассчитывать на секретность предстоящей операции.
- Подобраться можно только со двора, - сказал Рустем.
Каждый дом разделяла огромная арка, доходившая до крыши. Внутри арки была деревянная лестница, ведущая на второй этаж. Всего в домах было по восемь квартир. Лестницы и чердаки были деревянными, а при строительстве зданий активно использовался камышит. Это ребята выяснили, походив под арками и пощупав стены домов.
Во дворах было темно и тихо. Тут располагались старые гаражи. К этой обстановке Баха был привычен, и к нему вернулась его обычная рассудительность.
- Постоим немного и понаблюдаем, - сказал он. – Все равно часов до двух ночи нет смысла начинать. И долго на этом холоде мы не выдержим. Надо будет найти теплое место, чтобы переждать до поздней ночи.
Во дворе простояли около часа. За это время в квартиры вошли несколько человек: все пожилого возраста, на алкоголиков вроде не похожи.
- Карим правильно сказал, что лестницу жечь не надо, - сказал Баха. – Если подожжем, как выберутся те, кто на втором этаже?
- Да, надо сделать так, чтобы они все успели выбраться, - согласился Рустем.
При этом все трое все еще колебались, стоит им начинать столь рискованное задание против людей, которые ничего плохого им не делали.
Задрогнув, Баха и его друзья забрели на автобусную конечную остановку и уселись в грязной пивной. Патрулей не было, но Баха все равно беспокойно поглядывал на каждого, кто входил в дверь.
Около двух часов ночи их вместе с последними посетителями вытолкали из пивной. Ребята пришли во двор и долго шепотом совещались, что делать и с чего начать. Жители домов уже спали, окна были темными.
- Ну так что будем делать? – спросил Рустем после того, как полчаса прошли в бесплодных переговорах.
Баха растерянно молчал. Он не мог принять решение.
- Дай бутылку, - внезапно сказал Серик.
Рустем посмотрел на него и, колеблясь, приподнял сумку с инвентарем.
- Надоело тут стоять, - прошипел Серик. – Завтра с нас спросят, и что мы скажем?
Он вытащил из спортивной сумки две бутылки с зажигательной смесью и подошел к окну крайней квартиры. Форточка тут была открыта, как и говорил Карим. Серик залез на стальной подоконник, вытащил из кармана нож и разрезал москитную сетку. Потом спрыгнул обратно на снег и спичками поджег свисающие тряпки на обеих бутылках.
Баха и Рустем наблюдали за его движениями в полном молчании, поскольку их тела моментально превратились в ватные манекены.
Серик прицелился и закинул в окно обе бутылки. Там сразу вспыхнул яркий огонь.
Из квартиры послышался истошный женский крик, к которому присоединились тонкие голоса детей.
Серик в ужасе взглянул на друзей и бросился наутек. Рустем продолжал стоять с сумкой в руках и растерянно смотреть на Баху.
Смотрящий, не говоря ни слова, ринулся к окну и через форточку влез в квартиру – воровские уроки Мустафы не прошли даром. Он оказался в темной комнате с большой кроватью, на котором кричала женщина, закрывающая собой двух маленьких детей. На ковре посередине комнаты полыхал огонь, подбираясь к углам.
Баха схватил со стула большой кусок плотной ткани – очевидно, покрывало от кровати, бросил его на ковер и сам прыгнул сверху, пытаясь затоптать пламя. Затем он свою куртку и тоже кинул ее на пол, яростно топча языки огня.   
У Бахи получилось. Он затоптал пламя, и оно не успело перекинуться на кровать. Но женщина это не оценила. Схватив детей, она выбежала из комнаты, продолжая кричать.
В комнату влетел огромный мужик в ватнике и семейных трусах. В руке он нес топор. На Баху обрушились мощные удары топора, приправленные самыми страшными ругательствами, которые только существуют в русском языке. Баха пытался увернуться, как мог, но эффективно двигаться не получалось, так как он уже почти ослеп и задохнулся от гари, и один удар обухом все же достал его плечо. Баха осел и стал падать навзничь.
Местный житель повернул топор острием к Бахе и замахнулся, намереваясь нанести решающий удар.
В это время раздался звон стекла – в окно влетел огромный белый кирпич. Попал он человеку с топором в руку, и тот, охнув, отлетел к двери.
В окно впрыгнул испуганный и страшный Рустем. Его появление было своевременным, поскольку в дверном проеме показались еще несколько жильцов, вооруженных различными острыми предметами.
- А ну, пошли вон! – грозно завопил Рустем, поднимая бутылку с зажигательной смесью в одной руке и горелку – в другой. – Сейчас всех урою!
Жильцы отшатнулись от двери, а Рустем выбросил бутылку и горелку за окно, после чего сгреб смотрящего в охапку и вылез вместе с ним на воздух.
Потом Баха около минуты оттирал снегом запачканное гарью лицо Бахи.
В квартиру они вернулись через час. Серика там не было.
Рустем поставил чай, а Баха помылся и сменил одежду, но запах гари не выветривался из его кожи и волос еще несколько дней.
- Надо встретиться с Каримом, - решил Баха. – Заплачу ему за аренду квартиры, а потом скажу, что за это дело мы браться не будем. Не наш профиль. А если будут настаивать, тогда вообще откажемся от сотрудничества.   

46.
Рустем ушел домой, а Баха, кое-как заклеив порезы и ожоги лейкопластырем, лег спать.
Перед сном он вспоминал, что виделся недавно с Мустафой. Как только Карим передал Бахе ключи от новой квартиры, смотрящий решил посоветоваться о будущем с Мустафой и позвонил ему, зная, что он не спит и наверняка где-то кутит.
Мустафа приехал с пакетом, в котором были бутылка водки, батон хлеба и круг краковской колбасы. Пока Мустафа напивался и отъедался, Баха рассказал ему о разговоре с Шахом.
- Ну что ж, поздравляю, брат, - сказал Мустафа, пожимая Бахе руку своей липкой дланью. – Вижу, начинаешь подниматься.
- Только, Сенсей, у меня просьба – никому ни слова обо всём этом.
- Ты же меня знаешь, Баха. Я – могила, - трагически пообещал Мустафа, вгрызаясь в бутерброд с колбасой.
- Я хочу встретиться с пацанами и узнать их мнение по этому поводу, - сказал Баха. – Но до этого решил посоветоваться и с тобой, ты ведь в таких делах более опытный. Знаешь, всё, что мы делали до этого, конечно, было хорошо, но за рамки наших дворов и школ мы никогда не выходили. И ты в детстве тоже дрался. Я хочу сказать, что после школьных и районных разборок любой человек может пойти на работу, завести семью, и все его будут воспринимать как нормального человека. А если мы согласимся работать с Шахом, мы автоматически войдём в число настоящей, взрослой братвы, и общество к нам будет относиться соответственно. Ты меня понимаешь?
- Понимаю. На мой взгляд, это называется – кулаками после драки махать. Ты уже практически согласился работать с Шахом, живёшь в снятой на его деньги квартире, и спрашиваешь меня, правильно ли ты поступил. Хотя, если ты хочешь знать моё личное мнение, то просто плыви по жизни и бери от неё всё, что тебе надо. Эти блатные сами дали тебе жильё и предлагают совместную работу, и за язык их никто не тянул. Я бы на твоём месте пожил тут немного, всё обдумал и обсудил с приятелями, а потом, если есть сомнения, так бы им и ответил: извините, мужики, но не моё это. Ты же предупредил его, что ещё подумаешь, так что все твои действия в данном случае будут правильны, и он возмущаться не будет.
- Это ясное дело, - задумчиво сказал Баха. – Просто я до сих пор помню его глаза. Чувствую я, что, если откажусь, он меня в асфальт закатает.
- Баха, - задушевно протянул Мустафа, - если я перечислю тебе всех, кто обещал меня закатать, порезать, пристрелить или утопить, у тебя тетради на весь список не хватит. И такие, как Шах, среди них тоже бывали. Это авторитеты новой волны: у них часто ничего, кроме понтов, нет. Снять себе крутой офис и дорогую квартиру, надеть костюмчик и косить под бизнесменов – знаю я такие варианты, сам через них проходил. Никогда не позволяй никому давить на себя и навязывать тебе чужое мнение. Не боги горшки обжигают. У этого Шаха тоже есть своя крыша, и есть люди, которые его нагибают так, как хотят, - он сам тебе об этом говорил. Ты думаешь, ему нужны лишние проблемы? Если твой отказ будет ясно сформулированным и обоснованным, я уверен – он от тебя отстанет и больше не будет беспокоить. Поэтому не ломай себе голову, а действуй так, как считаешь нужным.
- Не думаю, что он прикидывается крутым, - покачал головой Баха. – И квартира у него не съёмная, а своя. Я же сам всё видел – у него одни охранники чего стоят!
- А в этой квартире, ты говоришь, они общак хранят? – заинтересованно осведомился Мустафа.
- Да, только ещё раз прошу – никому и никогда…
- Можешь на меня положиться – никому и никогда я об этом не расскажу. А квартира эта, значит, в том высоком доме на берегу, который недавно построили?
- Да. Лифты у них там красивые. Даже на потолке зеркало.
- На последний этаж забрались, и думают, что общак теперь в надёжном месте? – насмешливо как бы про себя проговорил Сенсей.
- Конечно, в надёжном! – уверенно подтвердил Баха. – У них кругом камеры!
- Камеры в подъезде и два охранника с автоматами? – переспросил Мустафа.
Баха рассеянно кивнул. Он в деталях обдумывал завтрашний разговор с Сериком и Рустемом.
- А подъезд тот, который ближе к реке?
- Нет, ближе к охране на въезде в здание. А что?
- Да ничего, просто я в тех домах никогда не бывал. Интересно, какая у них планировка.
- А ты что, квартиру купить решил? У тебя же вечно денег не бывает!
- Кто знает, кто знает… - протянул Мустафа. – Деньги, они ведь, как вода, - если их мало, достаточно зачерпнуть там, где их много, и вот ты уже богач.
- Мустафа, ты и постоянное место жительства – это взаимоисключающие понятия, - изрёк Баха, и Сенсей с готовностью поддержал его весёлый смех.
Оставив Бахе неубранный стол с остатками хлеба и колбасы, Мустафа вскоре торопливо куда-то засобирался и ушёл.
Эта встреча почему-то вспомнилась Бахе перед тем, как он забылся беспокойным сном.

Человек, просыпающийся после праведного сна от беспощадных побоев, должен испытывать необычные физические и душевные ощущения. Не будучи философом или врачом, Баха никогда не задумывался на эту тему, но почему-то именно такая мысль пришла ему в голову, когда спросонья он почувствовал крепкие и многочисленные удары руками и ногами, щедро сыпавшиеся на его расслабленное тело. По дикой боли, пронзившей всё его существо, нетрудно было понять, что дело происходит не во сне. Баха попытался подняться, но страшный удар в лицо опрокинул его обратно на диван, а из сломанного носа хлынула густая кровь.
Инстинктивно прикрыв лицо и живот руками, Баха попытался определить личность налётчиков и с огромным удивлением увидел перед собой пылавшего яростью Карима. Слева от него усердно раздавал пинки не кто иной, как Орик: его шея была перевязана в том месте, куда пришёлся один из колющих ударов Бахи, и руками он тоже ещё не мог полноценно работать, потому что, судя по вспучившемуся свитеру под расстёгнутой курткой, всё его туловище было забинтовано.
Несмотря на дикую боль и продолжавшееся избиение, Баха не мог скрыть своего изумления двумя никак не укладывающимися в его сознании фактами: зачем Карим его бьёт, и что здесь делает Орик, который прежде был смертельным врагом Карима? Изумление выразилось в отчаянном крике:
- Карим! Ты чего, с ума сошёл? 
- Молчи! – заорал Карим, пытаясь своим мощным кулаком снова попасть Бахе по лицу. – Он, козёл, ещё издевается!
И бывшие сидельцы набросились на Баху с удвоенной яростью.
- Я не понимаю! – продолжал взывать к разуму Баха. – Что я натворил?!
- Сам знаешь, что! – ответил Карим. – Куда деньги дел, признавайся!
- Деньги? Какие деньги?! – переспросил смотрящий, и в ответ на него обрушился новый град ударов.
- Сейчас мы тебе быстро напомним, какие деньги! – воскликнул Карим и обратился к Орику: - Давай, вытаскивай плойку, он у нас живо заговорит. Мы тебе еще и дом, полный старых хрычей, припомним! Тебе что было сказано сделать? Надо было сжечь все дотла, а не строить из себя пожарного! Ни хрена не сделал, деньги спер, а теперь дрыхнет! Дубина, ты еще и тупой неимоверно! После таких дел тебе следовало сразу бежать из города, а этот баран решил еще и подремать напоследок! 
Удары прекратились, и Орик, глумливо усмехаясь, нагнулся к стулу, где оставил принесённый с собой пакет. Вытащив оттуда старую, облезлую плойку он стал искать электрическую розетку возле дивана.
- Где тут розетка, Карим? Что за дурацкую квартиру ты снял, даже розеток нет?
Оскорблённый Карим принял живое участие в поисках розетки, в то время как избитый Баха, размазывая по лицу кровь, попытался приподняться с дивана.
- Лежать, гнида! – грозно зарычал Карим, бросившись к Бахе, дабы наградить его особенно мощным пинком в разбитый нос.
Орик в этот момент нашёл розетку и, издав радостный возглас, нагнулся, чтобы воткнуть в неё вилку.
Баха закрыл лицо, видя стремительно приближавшегося Карима, но в комнату неожиданно влетел Мустафа и здоровенным арматурным прутом остановил Карима на полдороги. От удара физиономия бывшего сидельца моментально искривилась, и он, не издав ни звука, ничком повалился на ковёр перед диваном.
Орик удивлённо оглянулся, так и не успев выпрямиться из скрюченной позы, и Мустафа страшным ударом прута по голове вырубил и его. Затем Мустафа воззрился на окровавленного Баху и сокрушённо пробормотал:
- Блин, немного не успел.
Чувствуя боль во всём теле, Баха с трудом приподнялся и сел на диван. Баха сбегал в ванную и принёс ему влажное полотенце:
- Оботри кровь, собирайся и уходим отсюда. У нас мало времени, к ним может подойти подкрепление. И вставь в ноздри вату, а то капать будет.
Обстоятельства необычного пробуждения и тревожный тон Мустафы заставили Баху молча и быстро исполнить все указания Сенсея без лишних расспросов, хотя внутренне смотрящий по-прежнему не находил объяснений утреннему происшествию.
- Вот теперь, боюсь, это нам понадобится, - сказал Мустафа перед выходом на улицу, имея в виду воротник свитера и шарф. Он закутал Баху и надвинул ему шапку на самые брови, так, что его даже родная мать бы не узнала. Баха во время этой операции болезненно вскрикивал.
- Ничего, терпи, - уговаривал его Мустафа. – Это всего лишь перелом носа. Мне тоже нос ломали, и не раз. Поболит и перестанет. Тебе ещё хорошо сломали, аккуратно, в самом верху, а мне дважды переносицу посередине проламывали, поэтому у меня теперь нос как у коалы. А у тебя заживёт и даже видно не будет, что его когда-то разбивали.
Перед уходом Мустафа не преминул пошарить в карманах у поверженных воров и вытащить все их деньги. 
На улице Мустафе пришлось некоторое время вести Баху, поддерживая его под руку, потому что смотрящего мутило, а перед глазами периодически опускалась мгла. Наконец, они сели в такси, и Мустафа назвал адрес.
На съёмной квартире Мустафы Баха без сил свалился на кровать, и Сенсей силой заставил его выпить стакан водки.
- Пей! – приказал он. – Других лекарств я не знаю. Ты теперь сутки как минимум нетранспортабельный, придётся тебя быстро ставить на ноги. А потом будем думать, как уходить из города.
- Зачем уходить? – через силу спросил Баха.
- Так тебя по всему городу ищут, - объяснил Мустафа. – А это не милиция, они с тобой церемониться не станут. И не будут, как в цивилизованных городах, складывать тебя по частям в дорогой чемодан, а просто забьют и сбросят ночью в прорубь.
- Спасибо за моральную поддержку, - поблагодарил Баха. – А ты случайно не знаешь, о каких деньгах они меня спрашивали? Что за деньги у них утащили, и почему они думают, что это был я?
Мустафа отвёл взгляд и встал со стула, на котором сидел, потчуя Баху водкой. Сенсей подошёл к старому шифоньеру, вытащил из него большую и, судя по всему, очень тяжёлую багажную сумку и поставил её на журнальный столик перед кроватью.
- Что это? – спросил Баха, холодея от неожиданной догадки.
- Как что? Общак, - просто ответил Мустафа.
- Общак откуда? Чей?
- Оттуда, из той самой квартиры.
- Что?! – Баха резко дёрнулся, пытаясь встать, но силы оставили его после страшных побоев, и Баха вновь откинулся на подушку, покрывшись испариной от слабости. – Ты украл общак у Шаха? Ты что, с ума сошёл?!
- Ну, Шаха там не было, - как бы оправдываясь, отчитался Мустафа. – Были те два охранника, о которых ты рассказывал.
- Как ты пробрался туда? Почему они тебя не убили?
- Это, как я понимаю, ты выражаешь сожаление, а не радость по поводу того, что я жив и невредим? – уточнил Мустафа.
- Да, верно! Я сам тебя убью, дай только встану…
- Лежи, лежи! – встревожился Мустафа, видя, как Баха безуспешно пытается подняться. – Тебе сейчас вредно двигаться. Это же сотрясение мозга!
- Я сейчас тебе устрою сотрясение мозга!..   
- Баха, успокойся. Я же не виноват, что так получилось.
- Как это - ты не виноват?!
- Не виноват, что таким я уродился. Если вижу деньги, не могу удержаться, чтобы их не взять. Тем более, ты знаешь, я сейчас, то есть уже в прошлом, испытывал серьёзные финансовые трудности, а тут такая сумма, что мы с тобой теперь можем много лет спокойно жить. Ну, ты много лет будешь богато жить. А я свою долю уже знаю, на что потрачу. Знаешь, в Турции есть один хороший отель…
Баха собрал силы и молниеносно бросился на Мустафу, надеясь ухватить его за шею и задушить. Но Сенсей, следивший за его движениями, ловко отбежал, не забыв прихватить с собой и сумку с деньгами, и Баха тяжело повалился на пол. Там он не успокоился, а продолжал слабые попытки подняться, с тем, чтобы прикончить Мустафу.
Сенсей наблюдал за этим с сочувствием.
- Да хватит тебе, Баха, - сказал он. – Подумай логически. Если со мной что-то случится, это не избавит тебя от ответственности. Даже если ты вернёшь им общак, они всё равно с тобой разделаются, потому что такие, как они, никогда не прощают. И к друзьям своим ты тоже пока возвращаться не можешь, потому что люди Шаха и за ними наверняка следят. Даже не звони теперь никому по телефону, - они и связь могут проверить. Мы теперь с тобой навеки повязаны.
- Предатель! – орал Баха, стуча кулаками по полу в приступе бессилия. – Как ты мог так поступить?! Ведь мы друзья!
- Да, мы друзья, - спокойно подтвердил Мустафа. – И всегда ими останемся. Но ты знаешь, есть такое древнее изречение: Платон мне друг, но денежки важнее. Против классиков не попрёшь, Баха. Такова жизнь: её можно принимать или не принимать, это твоё дело, но сама жизнь от этого не изменится.
В порыве ярости Баха израсходовал все свои силы, и ему ничего не оставалось делать, как лежать на полу и крыть Мустафу последними словами. Сенсей воспринимал это с заботой врача, следившего за здоровьем распоясавшегося пациента. Когда Баха устал кричать и замолчал, Мустафа осторожно приблизился к нему и сел на диван. Баха смотрел на него с ненавистью.
- Я много думал, - тихо проговорил Мустафа, внимательно следя, как бы Баха не выкинул очередной глупый номер, - и пришёл к мысли, что из этого города надо уходить. Слишком много народу уже нас здесь знает, и практически все, что прискорбно, знают с плохой стороны…
- Ты за всех не говори, - прохрипел сорвавший голос смотрящий. – Это ты со всеми отношения портишь, воруешь у своих друзей вечно, вот на тебя и смотрят волками.
- Так вот, - продолжал Сенсей, как бы не услышав злобной фразы Бахыта, - твой рассказ о богатствах квартиры Шаха я воспринял как знак свыше. Ты можешь представить моё состояние: я уже много дней живу, словно нищий, трачу последние крохи, обчищаю зевак на базарах и выношу нереальные планы уехать в Турцию. Чтобы уехать, мне нужно было настоящее, большое дело. И тут появляешься ты, и я, как старший и более мудрый товарищ, беру на себя ответственность за наше безбедное, обеспеченное будущее. Да, я понимаю, у тебя были другие планы, но согласись, зачем нудно и кропотливо работать на кого-то долгие годы, когда одним разом можно получить всё? Конечно, нельзя было ожидать, что Шах хранит в квартире весь общак. Они ведь тоже не дураки, чтобы класть все яйца в одну корзину. Скорее всего, деньги там накапливаются максимум в течение месяца, а потом их раскидывают по другим секретным явкам, а, может, и на счета в банках кладут. Но, тем не менее, учитывая масштабы работы Шаха, там должна была быть крупная сумма. Когда ты рассказал, что квартира находится на самом верху, на меня словно божья благодать спустилась: ведь я в своё время планировал обчистить одну богатенькую семейку именно в такой же ситуации, добыл необходимый инструмент и даже тренировался целый месяц. Потом, правда, дело не выгорело, потому что, пока я лазил по деревьям и заброшенным многоэтажкам и учился резать стекло и вскрывать сейфы, семейка переехала в другой город. Тогда я был зол, как чёрт, и не понимал, что ничего случайного в этой жизни нет. Восприняв твою информацию, как подарок судьбы, я взял оборудование и в течение какого-то часа всё сделал. Ты можешь гордиться своим другом – мне сегодня ночью позавидовал бы сам Фантомас. Влезть с крыши в квартиру и вынуть резаком стекло после долгих тренировок оказалось намного легче, чем я предполагал.
- А охрана? – злобно спросил Баха. – Там же были два здоровенных шифоньера!
- Да, и автоматы у них тоже не маленькие оказались, - подтвердил Мустафа. – Но я уже не один год имею дело с охранниками и знаю их мышление. Эти оригинальностью не отличались и мирно храпели в креслах, как я и думал. А связать их и надеть на головы наволочки было делом техники. И в комнате меня ждал сюрприз. Шах настолько самоуверен, что даже сейф для общака не купил, а хранит его в обычном шкафу. Хотя я и сейф бы открыл – приходилось иметь дело с ними. Я утащил ровно столько, сколько поместилось в мою дорожную сумку. Ты не волнуйся, там ещё много осталось.
Баха больше не злился, а безучастно смотрел в потолок. Жизнь предстала перед ним во всём своём идиотизме, и Бахе было уже всё равно, убьёт его Шах или нет.
- Вот и правильно, - похвалил Баху Мустафа, видя, что он успокоился. – Полежи так, отдохни, полечись спиртом, а как оклемаешься, поедем куда-нибудь на север, оттуда в Россию, а потом и за бугор переберёмся. У тебя паспорт есть?
- Пошёл ты, Мустафа, - беззлобно отозвался Баха.
- Ничего, это не проблема. Паспорт купим. Ну, ты, в общем, отдыхай тут, а я пойду, по делам схожу. Я тебя снаружи закрою, а то ты сбежать можешь. В холодильнике есть какая-то еда, но лучше тебе пока ничего не кушать, а то при сотрясении может и стошнить.
Баха ничего не ответил и закрыл лицо полотенцем. Мустафа осторожно переложил его на диван, унёс общак в другую комнату и запер её на ключ. Потом Мустафа ушёл, а Баха впал в болезненное забытье, которое продолжалось больше суток.

47.   
Баха почувствовал себя лучше к вечеру следующего дня. В голове по-прежнему было муторно от последствий избиения и неоднократной рвоты (Мустафа оказался прав), но в целом состояние улучшилось до того, что теперь смотрящий мог самостоятельно передвигаться и даже почувствовал голод. Хотя, по заверению Мустафы, в холодильнике была еда, всё же Баха не мог представить, как можно назвать едой остатки столового маргарина и две несчастные рыбки на дне консервной банки из-под шпрот. Баха в течение суток выпил очень много воды и грамм двести водки, но всё это почти сразу вышло из него во время тяжёлых приступов тошноты.
Теперь Баха лежал на диване и с тревогой думал о том, что происходит в районе. Вряд ли Шах напустит своих гончих псов на ребят в связи с их полной непричастностью к краже общака, но за Сериком и Рустемом, скорее всего, установлена слежка, и домашние телефоны тоже прослушиваются. Шах, с его связями, однозначно уже привлёк к поискам братву и всех близких к нему сотрудников правоохранительных органов. А возможностей у него очень много, это Баха теперь знал и по собственному опыту. Один загадочный альянс Карима и Орика чего стоил – Баха, как ни бился, так и не смог внятно объяснить себе причины неожиданной дружбы между двумя бывшими врагами.
Оставалось надеяться, что, зная всё это, Мустафа теперь наверняка ищет наиболее безопасные пути бегства из города. Конфликтовать с ним в данной ситуации смерти подобно, потому что Сенсей теперь единственный человек, так же, как и сам Баха, заинтересованный в их скором переезде. Придя к такому выводу, Баха отмылся и привёл в порядок свою внешность, насколько было возможно, и с нетерпением стал ждать непутёвого напарника.
Мустафа пришёл в девять часов вечера. Судя по съехавшей на затылок шапке и растрёпанной одежде, он был подшофе.
Баха поднялся с дивана и шагнул навстречу Сенсею.
- А, очухался! – радостно проговорил Мустафа.
- Да. Я готов ехать, - коротко сказал Баха, с неудовольствием глядя на состояние Сенсея.
- Отлично! – обрадовался Мустафа. – Сейчас, только в уборную зайду, и поедем.
Выйдя из туалета, Мустафа открыл дверь комнаты, где хранился общак, и степенно расстегнул дорожную сумку с деньгами. Баха решил, что он собирает вещи в дорогу, и быстро оделся. Когда смотрящий уже надевал обувь, Мустафа, довольно посвистывая, вышел из комнаты и снова запер её на ключ. Сумки в его руках не было.
Баха вопросительно посмотрел на него.
- Да, понимаю, надо себя сдерживать, - рассудительно объяснил ему Сенсей. – Но так получилось, потратился быстрее, чем рассчитывал. Но теперь ты видишь перед собой нового Мустафу! Думаю, на эту ночь одной пачки нам хватит. Долларов в сумке много, на будущее нам хватит, а вот деревянные надо тратить интенсивно – будем сражаться с инфляцией своими методами!
И Мустафа торжественно продемонстрировал Бахе толстенькую пачку с новенькими банкнотами, только что вынутую из сумки с общаком.
- Я не понял, - выпрямился Баха. – Мы что, никуда не едем?
- Конечно же, едем! – патетически воскликнул Мустафа. – Нас ждёт шикарная жизнь! Бары, коктейли, девочки и покер! Ты играл когда-нибудь в покер? Хочешь, научу?
- Мустафа, тебе что, жить надоело? – спросил Баха, не веря своим ушам. – Бары и казино – это ведь первые места, где нас будут искать. Давай уедем куда-нибудь, пусть даже в твою Турцию, только подальше отсюда. И там веселись столько, сколько пожелаешь. А здесь нам ничего хорошего не светит. Собирай вещи и давай уезжать отсюда!
Мустафа широко улыбнулся:
- Я ведь не идиот, Баха, и всё понимаю. Но ты на себя посмотри: ты еле на ногах стоишь. А с такой раздутой физиономией, как у тебя, нас точно из города не выпустят. В аэропорту и на вокзале досмотр, а на дорогах дежурят гаишники. Ты согласен?
- Согласен, но это не значит, что мы должны шататься по ночным клубам, подвергая себя опасности.
- Хорошо. Не хочешь в клуб, давай сходим в кафе, покушаем, ты ведь уже почти двое суток как не ел.
- Достаточно купить еды в магазине, - осторожно предложил Баха.
- Не могу я питаться всухомятку, - скривился Мустафа. – Не бойся ты, Баха. Ты что, думаешь, если я смог влезть на шестнадцатый этаж и утащить деньги из-под носа двух лучших охранников Шаха, то я дам подстрелить нас с тобой в каком-то ночном клубе? Расслабься, друг! Пойдём-ка лучше, я тебя накормлю. Это тихое, спокойное место, нас там не обнаружат. И вот, надень чёрные очки, иначе нас с твоими фингалами ни в одно в приличное место не пустят.
Баха ещё некоторое время колебался, а потом махнул рукой и взял очки, решив, что, возможно, оно будет и к лучшему, если их обоих сразу же пристрелят в тёмной забегаловке: во всяком случае, выбраться из города с таким отмороженным на всю голову напарником, как Мустафа, теперь представлялось Бахе совершенно фантастическим мероприятием. В чём-то Сенсей был прав – Бахе следовало подкрепить силы перед дальней дорогой.
По пути на стоянку такси Мустафа уверенно разглагольствовал:
- Ещё некоторое время отдохнёшь, оправишься от побоев, и, думаю, послезавтра утром двинемся. Лучше всего на машине рванём на север – оттуда легче в Россию уйти.
- Да, но для этого, как минимум, надо сначала сесть в машину и выехать за город, - скептически отозвался Баха. – Пока мы этого не сделали, все твои слова так и остаются словами.
- Видимо, всё ещё сказываются последствия сотрясения, - сочувственно поставил диагноз Мустафа. – Ты так и излучаешь негатив.
На тёмной стоянке виднелось пять автомобилей такси. В одной из машин горел тусклый свет, и водители азартно играли в карты.
Мустафа постучался в стекло. После четвёртой серии стуков крайний водитель неохотно повернул лицо в их сторону, приоткрыл окно и нетерпеливо прошипел:
- Ну, чего мешаешь? Не видишь, что ли, заняты мы!
- Я, конечно, дико извиняюсь, - тактично произнёс Мустафа. – Но вы тут случайно такси нигде не видели?
- Сейчас его очередь! – коротко информировал Мустафу не настроенный на шутки водитель и резким крутящим движением закрыл окно, едва не прищемив Сенсею нос.
- Обожаю таксистов! – воскликнул Мустафа и направился к стоявшей в стороне одинокой кремовой «шестёрке», на которую подбородком указал заигравшийся таксист.
В старенькой «Ладе» дремал на разложенном сиденье пухлый блондин с огромным носом. Его храп был слышен издалека, даже несмотря на глухо заверченные окна и мерный шум работавшего на печку двигателя.
Увидев спавшего таксиста, Мустафа обрадовался и залихватски хлопнул ладонью по окну машины. Таксист медленно проснулся и, увидев клиентов, поднял кресло. Мустафа обогнул автомобиль и сел на переднее сиденье, кивком пригласив Баху занять задний диванчик.
- Привет, брат! – полез обниматься Мустафа, усевшись рядом с водителем. Тот тоже обрадовался, и они некоторое время фамильярно похлопывали друг друга по плечам, расспрашивая о жизни и общих знакомых.
- Знакомься, Баха, - сказал Мустафа, повернувшись к смотрящему, - это Грек – лучший водитель в городе и мой хороший друг. А это, Грек, Баха – мой братишка.
Грек с трудом повернул тяжёлую голову на толстой шее и кивнул Бахе.
- Поехали, друг, - сказал Мустафа. – Езжай прямо, я по пути покажу.
Автомобиль понёсся по освещённым фонарями заснеженным улицам. Пока Баха был в забытье, снова похолодало, и выпал обильный снег. Мелкие снежинки падали непрерывно, сверкая в жёлтых лучах уличных лампочек, а иллюминация, оставшаяся с Нового года, интенсивно вспыхивала тысячами огней и перемигивалась, но праздничного настроения не создавала, поскольку на душе у Бахи было гадко. В машине было сыро и кисло пахло подмокшей одеждой. Баха прижимался виском к холодному окну и раскачивался в такт неровному движению автомобиля. Ему хотелось домой, в свою школу, где можно было сесть на лавочку и прижаться спиной к тёплой батарее, Серик в это время будет рассказывать последние новости, а Рустем деловито посапывать и строго поглядывать на проходящих учеников.
Вместо этого приходиться прятаться в съёмных квартирах и ездить в грязной машине с непутёвым Сенсеем, ожидая, что в любой момент тебя могут пристрелить или сбросить в прорубь.
Пока Баху одолевали невесёлые мысли, Мустафа беззаботно разговаривал с таксистом.
- Как вообще дела, брат? – спросил он Грека. – Клиентов много?
- Да когда как, - ответил водитель, неотрывно глядя на дорогу. – Бывает, навалит столько, что сутки пахать приходится. Но чаще вот так спишь часами и ждёшь. В целом ничего, на жизнь хватает.
- На жизнь хватает, а на новую машину? Ты в этой, помнится, ещё десять лет назад ездил?
- Лучше этой больной темы не касаться, - вздохнул Грек. – Некоторые таксисты уже на иномарки пересели, а я бы и от завалящего старого ГАЗ-24 не отказался. Да что там машина! Как видишь, даже на зимнюю резину не хватает. Так и езжу на летних покрышках, да на заднем приводе. На таком снегу лишний раз тормозить боюсь – как бы на месте не закружило.
- В таком случае нас тебе сам бог послал, - загадочно пророчествовал Мустафа.
- А у тебя что, деньги завелись? – весело спросил Грек. – В долг дать хочешь?
- Зачем в долг? Предлагаю честно заработать. Ночью в холодное время года такси найти бывает трудно. Повозишь нас два-три дня, как служебный автомобиль? Хорошо заплачу, как в старые добрые времена.
- Помню, помню, - мечтательно отозвался Грек. – Разное бывало. Однажды мы с тобой от джипа по закоулкам убегали, а по нам в это время из двух крупнокалиберных винтовок палили. Я потом новую крышку багажника покупал, потому что старую на автосервисе ремонтировать отказались: не крышка, сказали, а решето. 
- Так что, согласен? Мы люди деловые, пустых обещаний не даём, поэтому аванс попрошу взять сразу, - и Мустафа протянул водителю несколько крупных банкнот.
Грек взял деньги и с уважением прокомментировал заключение сделки:
- Щедрый ты человек, Мустафа.
- Это не просто на сигареты, - сказал Сенсей. – Ты завтра утром времени не теряй, купи зимнюю резину и машину в порядок приведи. Мы послезавтра за город выехать решили. Может, и до соседней области сгоняем.
- Да за такие деньги хоть на Марс, - бодро подхватил Грек.
Автомобиль, подчиняясь коротким указаниям Мустафы, блуждал по ночному городу. Баха потерял ориентир и теперь не мог определить, в каком именно районе они едут. Наконец, такси остановилось возле тесной массы незнакомого Бахе строения, и компаньоны вышли на воздух.
Мустафа рванул тяжёлую дверь замысловатой формы и пригласил Баху внутрь здания. Они оказались в просторном не отапливаемом помещении, оформленном как деревенские сени и, очевидно, выполнявшем функцию «прихожей». Вдалеке была слышна приглушённая ритмичная музыка.
- Где это мы? – спросил Баха.
- Сейчас увидишь.
Мустафа пересёк «сени» и открыл вторую дверь, сразу за которой оказался гардероб с постом охраны. Музыка зазвучала громче. Мустафа поздоровался с охранниками и незаметно сунул одному из них в руку свёрнутую купюру. Баха и Мустафа сдали верхнюю одежду сонной гардеробщице и прошли сквозь несколько слоёв тяжёлых красных занавесок. Затем взору Бахи открылось громадное тёмное помещение с множеством занятых людьми столов. Посередине возвышалась сцена, на которой пели и танцевали полуодетые девушки. Шум стоял такой, что закладывало уши. Баха вжал голову в плечи и поправил чёрные очки, после чего сделал попытку убежать обратно «за кулисы», но Мустафа разгадал его манёвр и, крепко ухватив за руку, не позволил уйти.
Пройдя около десятка шагов, Мустафа толкнул Баху в одну из завешанных тканью кабинок. Здесь, слава богу, никого не было, а от общего зала кабинку отделяла густая портьера. Баха сразу же напустился на Сенсея:
- Тихое, спокойное место! Нас там не обнаружат! Да тут половина города отдыхает! Не удивлюсь, если в соседней кабинке сидит сам Шах!
- Вполне может быть, - неожиданно согласился Мустафа. – Исходя из этого, будет правильно, если ты не будешь так орать, а молча сядешь за стол и сделаешь заказ. Сейчас главное – не делать лишних судорожных телодвижений, не то мы и в самом деле привлечём к себе внимание всего зала.
Баха взглянул на Мустафу с ненавистью, но осознал, что истерикой делу не поможешь, и сел за красную скатерть. Мустафа звонком вызвал официантку и, поскольку Баха упорно хранил молчание, сделал заказ сам.
- Зря ты так, - неодобрительно высказался Мустафа, как только официантка ушла. – Чем дуться, лучше отдохни, расслабься, перед дорогой это полезно.
- Не могу я расслабляться в такой обстановке! – признался Баха. – Мне всё кажется, что нас кто-то на мушке держит.
- У меня всю жизнь такое чувство, - сказал Мустафа. – И ничего, как-то терплю. Главное – не думать об этом, иначе скоро помрёшь от умственного истощения.
Говоря это, Мустафа подглядывал в зал через цель в занавеске. Не успел Баха ответить ему, как Сенсей издал довольный возглас и поделился с другом радостной, по его мнению, новостью:
- О, слушай, там в зале знакомые девчонки сидят. Я сейчас!
- Да подожди ты! – прошипел Баха, но Мустафа уже мчался к своим знакомым.
Баха решил, что гнаться за ним и устраивать беседу по душам посреди зала будет большой ошибкой, поэтому он остался в кабинке, подождал, пока принесут еду, и торопливо проглотил красный свекольный суп, заедая его бифштексом с картофелем фри. Спиртное он пить не стал, справедливо посчитав эту затею убийственной в их положении. Зато Мустафа, судя по всему, решил не придерживаться старомодных правил и полностью отдался во власть веселья и беспечности. Осторожно выглянув из кабинки, Баха обнаружил Мустафу в компании трёх подозрительных девиц, одна из которых сидела на его коленях, а двух других Сенсей обнимал за плечи и орал при этом песню.
К Мустафе подошёл официант и что-то ему сказал, но вынужден был уйти, поскольку пьяный Сенсей принялся корчить ему рожи, одновременно увеличив громкость исполнения песни до уровня, непозволительного даже в страшных вокзальных забегаловках. Скоро к непослушному столику приблизился администратор с двумя охранниками, но последние не стали выкидывать нарушителя спокойствия, поскольку тот, как уже было сказано, весьма щедро с ними расплатился на входе в заведение.
Администратор о чём-то пошептался с Мустафой и тоже получил свою долю. Мустафа прекратил орать, но не потому, что уважал администрацию ночного клуба и других посетителей, а потому, видимо, что сорвал голос. Зато он, словно на свадьбе, начал кидать в администратора конфетами и смятыми салфетками, причём управляющий клубом стоял при этом в нескольких метрах от него и принимал эти «подарки» не с оскорблением, а с вполне довольной физиономией, всем своим видом давая понять остальным посетителям, что ничего из ряда вон выходящего тут не происходит. Баха понял, что Мустафа, в свойственной ему манере, в обмен на обещание не петь, подкреплённое солидной суммой денег, выторговал себе детское удовольствие под названием «попади администратору по лысине». Шоу привело в восторг спутниц Сенсея, и ближайшие столы, поначалу возмущавшиеся поведением пьяного субъекта, быстро успокоились и даже начали делать ставки, попадёт Мустафа очередной конфетой в несчастного управляющего, или нет.
Однако и это времяпровождение, показавшееся Бахе достаточно бессмысленным для того, чтобы понравиться Мустафе, скоро наскучило непостоянному Сенсею. Он отпустил администратора и залпом выпил остаток водки прямо из графина. Потом он долго о чём-то беседовал с девчонками, и разговор кончился тем, что Мустафа галантно ссадил с колен уютно прикорнувшую даму, раскланялся двум остальным, едва не упав при этом лицом на стол, и, пошатываясь, вернулся в кабинку.
- Вот дуры, только время на них потерял, - злобно прохрипел Мустафа, садясь за стол напротив грустившего Бахи. – Мы, видите ли, не входим сегодня в их планы. Ничего, найдём других!
И Мустафа стукнул кулаком по столу так, что посуда задрожала.
- Сенсей, ты наелся? – спросил Баха. – Пошли-ка домой, пока не спалились.
- Ну уж нет! – упрямо провозгласил Мустафа. – Вечер только начинается! В моём кармане пачка денег, и сегодня мы обязаны прикончить её! Официант! Где, к чёрту, эта кнопка вызова официанта? Нажми, заплатим по счёту и идём дальше! Сегодня мы перевернём этот город с ног на голову!
Баха понял, что этого идиота он успокоить не сможет. А, чтобы он ненароком не натворил лишнего, придётся с ним ходить по злачным местам всю ночь.
В следующем ночном клубе Мустафа выбрался на сцену и подпевал темнокожей солистке явно африканской наружности. Временами он пускался вокруг певицы в молодецкий казачий пляс, при этом норовя ухватить её за самые интересные места.
В третьем за ночь заведении Мустафа купил «под полой» в туалете наркотические таблетки с выдавленными на них бабочками и проглотил их целую кучу.
Наконец, он клятвенно заверил Бахыта, что они заглянут ещё в одно «офигенное» место и после этого точно поедут домой. Это оказался ночной клуб в самом центре города. Возле клуба было много милиции, и Баха долго не решался выйти из «шестёрки» верного Грека, но, увидев, как Мустафа начал препираться с охранниками и воинственно их толкать, смотрящий немедленно направился к входу, чтобы предотвратить никому не нужное выяснение отношений.
Когда Баха подбежал к посту охраны, Мустафа уже успокоился, и сунутая им начальнику смены банкнота сгладила разгоревшийся было конфликт.
- Этот пацанчик со мной, - небрежно сказал охране Мустафа, указывая на порядком уставшего за ночь Баху, который боязливо косился на многочисленный патруль милиции, проверявший документы у проходивших мимо иностранцев на улице шагах в двадцати от входа в клуб.
Заплатив за вход, они вошли в прохладное тёмное помещение с явно излишним нагромождением светомузыки, и Мустафа сразу повернул в сторону бара.
- Я же сказал, что здесь сидеть не будем! – прокричал он Бахе в ухо, перекрывая дико оравшую музыку. – Выпьем на баре по коктейлю и домой!
- Давно бы так, - тихо сказал Баха, и понявший его настроение Мустафа отечески похлопал друга по плечу.
В центральном ночном клубе, в отличие от других, был явный дефицит свободного места: столики располагались почти вплотную, сцена маленькая. А чтобы добраться до сверкавшего сотнями бутылок и стаканов бара, необходимо было пройти по узкому краю ступенчатого спуска на нижний ярус клуба, где в этот момент выступала рок-группа в ковбойских шляпах, и разомлевшие посетители мочили носы в густой пене чешского пива. Идя за Мустафой, Баха засмотрелся на рок-группу, и случайно столкнулся с другим посетителем, который шёл навстречу. Баха выставил руки вперёд, чтобы не упасть, и пробормотал невнятное извинение.
- Смотри, куда идёшь! – раздалось в ответ.
Баха взглянул на грубияна и обомлел. Перед ним стоял Карим. Он был одет в щегольской клубный костюм с туфлями и бабочку, но это нисколько не смягчало криминального выражения его свирепой физиономии. За Каримом шли два здоровяка с мощными бицепсами, и вся эта троица, судя по внимательным взглядам, обходила злачные места в поисках похитителей общака.
Хотя встреча с Бахой была самым желанным событием в последние два дня жизни Карима, он всё же не смог быстро отреагировать, и несколько мгновений изумлённо смотрел на дерзкого беглеца, как бы не в силах поверить своим глазам. Мустафа с ходу ткнулся Бахе в спину и что-то недовольно пробурчал. От толчка Баха подался вперёд, и тут ему в голову пришла спасительная идея.
Встреча произошла на самом краю длинной лестницы с широкими ступенями, ведущей в зал нижнего этажа. Баха зацепил щиколотку Карима своей ногой и что есть силы толкнул его в грудь.
Карим издал утробный возглас и повалился навзничь, прямиком на своих сообщников. Те, несмотря на свою массу, тоже от неожиданности не удержались на ногах, и все трое дружно покатились вниз по ступенькам.
Мустафа только теперь понял, что происходит, и, протрезвев от ужаса, смотрел вслед изрыгавшим страшные проклятия людям Шаха. Баха развернулся и, дёрнув Мустафу за рукав, устремился к выходу из клуба. По пути он снёс небольшой столик на двоих, отдавив при этом ноги влюблённой парочке, но времени на извинения явно не было.
Стремглав пробежав вестибюль, Баха и Мустафа сделали огромное усилие, чтобы умерить прыть и прошествовать от входа в клуб к такси спокойно и вальяжно, не привлекая внимания милиции. Однако они не прошли и полпути, как на пороге заведения показались разъярённые подчинённые Шаха и заорали благим и обычным матом на всю прилегавшую территорию.
Милиция, конечно же, сразу откликнулась на этот зов отчаяния. Оставив в покое напуганную компанию британцев, патруль кинулся наперерез Кариму и его спутникам. Это позволило Бахе и Мустафе добраться до автомобиля без происшествий и молниеносно впрыгнуть в него. Многоопытный Грек, не тратя времени на расспросы, резко нажал на газ, и «шестёрка» пулей помчалась по заснеженным улицам города.
- Одежду в гардеробе оставили! – сокрушённо произнёс Мустафа. – Надо завтра заехать, забрать!
- Какая одежда?! – закричал Баха. – За нами погоня!
Команду Карима остановила милиция, но он успел каким-то образом дать знак о беглецах своим подельникам, поджидавшим его в чёрной «Ниве» на стоянке перед входом, и зловещий автомобиль немедленно бросился вслед за нарвавшимися-таки на долгожданные неприятности компаньонами.
- Вот чёрт, машину засветили! – прошипел Мустафа. – А я с тобой, Грек, хотел на север уехать!
- Ничего, уедешь, только сначала оторваться надо! – ободряюще воскликнул таксист, прибавляя газу.
На длинном отрезке пути от ночного клуба до ближайшего перекрёстка преследователи, используя свои преимущества в мощности двигателя и полном приводе, почти догнали беглецов, но несгибаемый Грек резко ушёл влево и принялся петлять в бесконечных переулках центральной части города. Не пристёгнутого ремнями Баху бросало обо все твёрдые выпуклости машины, находящиеся в пределах доступа на её заднем сиденье, при этом он дважды сильно ударился носом, и из только что зажившей раны снова потекла кровь. Однако, зная, что в случае успеха преследователей его ждут намного более страшные испытания, Баха терпел, молча стиснув зубы, и, насколько было возможно на такой дикой скорости, следил за бандитами в заднее стекло.
Грек, как бывалый таксист, знал город виртуозно, а водил своё старое корыто ещё лучше. Очень скоро уставшие и разозлённые его выкрутасами люди Шаха потеряли терпение. В окне задней боковой двери высунулась голова и верхняя половина торса бритоголового громилы, и он принялся настойчиво поливать упрямую «шестёрку» свинцовым градом из короткой автоматической винтовки. Заднее стекло разлетелось на мелкие кусочки при первых же автоматных очередях, и Баха рухнул на сиденье, инстинктивно вжавшись лицом в грязную выцветшую ткань, которая совсем недавно вызывала у него чувство отвращения.
На Грека обстрел не произвёл ровно никакого впечатления. Он только ругнулся раза два через плечо, но скорость не снизил и о сдаче либо панике не помышлял, выказывая полное презрение как к своим преследователям, так и к смерти.
Мустафу пули бандитов сильно раззадорили. Он открыл окно и, свесив наружу голову, принялся обкладывать экипаж вражеской машины самыми последними словами. Кроме того, он показывал им кулак и кукиш, и периодически грозно плевал в их сторону, не заботясь о том, долетит его крепкая слюна до противника или нет, а просто довольствуясь самим фактом своего ярко выраженного морального превосходства.
Скоро стрелок скрылся, и Мустафа начал праздновать победу столь ураганным образом, что Баха всерьёз испугался, не слетит ли автомобиль с курса под воздействием его подскоков и раскачиваний. Тут же, однако, выяснилось, что радость Мустафы была преждевременной. Стрелок всего лишь поменял автоматный рожок, после чего показался в окне опять и возобновил стрельбу.
Разозлённый Мустафа нагнулся и, грязно ругаясь, снял с ноги зимний ботинок. Затем он далеко высунулся в окно и со страшным проклятием бросил свою обувь в «Ниву».
То ли «Лада» на огромной скорости создала полезные завихрения, то ли ветер был попутный, - во всяком случае, можно только гадать, почему обычный ботинок, пущенный из неудобной позы находящимся в последней стадии опьянения субъектом угодил прямёхонько в ветровое стекло автомобиля преследователей и так напугал водителя, что тот ударил по тормозам и резко крутанул руль вправо, что, как известно, в условиях скользкой дороги даже для полноприводной машины смерти подобно. «Нива» встала поперёк дороги, опрокинулась набок и несколько раз со страшным грохотом прокрутилась вдоль собственной оси, разбрасывая по заснеженной дороге различные детали и останки превращённого машиной в лепёшку стрелка.
Баха приподнялся и с ужасом глядел на эту аварию. Грек разразился торжествующей руганью, а Мустафа, продолжая наполовину торчать в окне, принялся орать на весь ночной город:
- Так вам, козлы! Слышите меня? – Я, Мустафа, – король мира! Я – король мира!!!
На дальней тихой трассе Мустафа и Баха покинули Грека.
- Быстрее уезжай, ставь машину в гараж и носу на ней не показывай как минимум месяц, - посоветовал Мустафа. – Мы здесь поймаем попутку и сами как-нибудь доедем. Вот тебе за труды, как и обещал.
Мустафа протянул Греку всё ещё толстенькую пачку купюр.
- Теперь тебе снова придётся менять крышку багажника, - ностальгически вздохнув, сказал Мустафа. – И заднее стекло. И зеркала. И вообще, всю машину неплохо было бы поменять.
- Ничего, разберусь как-нибудь, - спокойно отмахнулся Грек. И добавил, мечтательно глядя вдаль: - Ребята, а можно с вами поехать? Знаете, надоела эта серость. Каждый день одно и то же…
- Нет, Грек, ты нам здесь нужен, - похлопал друга по плечу Мустафа. – Когда-нибудь мы вернёмся и загуляем вместе по-чёрному. Обещаю – ты у меня неделю просыхать не будешь.               
- Ну, тогда бывайте, пацаны, - сказал Грек, и они с Мустафой задушевно обнялись.
Отъехав, Грек неожиданно вернулся и протянул Мустафе в окно свои ботинки:
- Возьми, друг. Я за рулём, а тебе ещё пешком идти.
Затем Грек уехал, а Баха с Мустафой ещё долго шли по пустынной дороге, пока не остановили старый «Москвич» с подрабатывавшим по ночам стариком.
Домой вернулись уже к началу рабочего дня: было восемь утра. Мустафа, даже не сняв ботинки Грека, устало повалился на диван и заснул мёртвым сном, а Баха ещё около часа возился со своим кровоточившим носом, прежде чем объятия Морфея застигли и его.

48.
Баха проснулся под вечер, сидя в скрюченной позе на маленьком кресле, с тяжёлой головой и в совершенно плохом настроении. Сначала он подивился этому обстоятельству, поскольку ничего ночью не пил. Но, вспомнив, как он на полном ходу с размаху дважды ткнулся носом в твёрдое кресло водителя, Баха осознал причину своего ужасного состояния и стал искать Мустафу.
На диване Сенсея не было, кухня и санузел тоже пустовали. Вернувшись в зал, Баха неожиданно увидел, что дверь в спальню, где Мустафа прятал общак, слегка приоткрыта. Это было странно, потому что Мустафа каждый раз аккуратно запирал дверь на ключ. Баха заглянул в спальню и обнаружил, что сумка с деньгами бесследно исчезла.
Баха почувствовал, как по всему его телу стремительной волной распространяется смертельный холод. «Не может быть! – подумал Баха. – Не может быть, чтобы он обманул меня снова!» В поисках сумки Баха обыскал все закоулки квартиры, перевернув вверх дном шкаф, диван и пустые коробки на старенькой лоджии, но его энергия была растрачена зря – Мустафа явно исчез вместе с общаком.
Баха без сил растянулся на полу и принялся проклинать тот день, когда он встретил этого прохвоста, свою дружбу с ним, и самого себя за то, что оказался таким остолопом.
- Надо же быть таким дураком! – цедил Баха сквозь зубы, яростно пиная ни в чём не повинное кресло. – Он подставляет меня, смеётся в глаза, таскает всю ночь по всяким подозрительным местам, а под конец ещё и втравливает в опасную перестрелку. А я, как младенец, хожу всё это время за ним и развлекаю его своей глупостью. Любой на моём месте давно бы догадался, что дружба с таким человеком до добра не доведёт. Надо было вчера треснуть его хорошо и уматывать с общаком куда глаза глядят. А теперь – ни общака, ни друга. Даже откупиться нечем будет в крайнем случае.
Баха лежал, сидел, ходил по комнате и проклинал всё на свете ещё около часа. Из прозвищ и эпитетов, которыми он наградил за это время Мустафу, при желании можно было бы составить толстый словарь. В исступлении Баха сломал несколько стульев и разбил свой кулак об стену.
Наконец, он запыхался и пришёл на кухню, чтобы достать из холодильника остаток водки и выпить её с горя. Но только он взялся за ручку холодильника, как его взгляд упал на стол, где лежал не замеченный им ранее крошечный, придавленный вилкой обрывок бумаги. Баха взял в руки бумажку. Там был написан только номер телефона.
Баха вернулся в комнату, торопливо набрал номер с бумажки, и в трубке послышался довольный голос Мустафы:
- Ну что, проснулся?
Баха понял, что рассказывать о своей истерике Мустафе не стоит, поэтому выждал мгновение, чтобы успокоиться, и ответил:
- Я уже давно проснулся. А ты где?
- Подойди к окну.
- Ты что, на улице за окном стоишь?
- Ты подойди, подойди.
Баха подошёл к окну и отдёрнул тёмную портьеру. В комнату хлынул поток красного вечернего солнца, и Баха невольно зажмурил глаза.
- Посмотри, как на улице классно и свежо! – поэтически пропел Мустафа. – А ты весь день сидишь в своей каморке. Пора, красавица, проснись!
- Где ты, чёрт тебя дери?! – воскликнул Баха, всматриваясь в искрившийся снегом двор и не находя там никого, кроме нескольких ребятишек на горке и древней старушки, ковылявшей по тропинке с пакетом в руках.
- Ладно, извини, - тон Мустафы посерьёзнел. – Ты с утра спал так сладко, что будить тебя не хотелось. Посмотри поверх всех пятиэтажек. Видишь, вдали высокое здание? Оно там одно, ты его должен заметить.
- Вижу. Это гостиница. И что с того?
- Я в гостинице.
- Ты зачем туда пошёл? Мы же договаривались с утра ехать! А общак с тобой?
- Со мной, со мной. Я решил закончить одно очень срочное и важное дело, и сразу после этого мы с тобой поедем, как и договаривались. Давай, собирай свои вещи и дуй ко мне. Ключ от квартиры положи под коврик, я потом сам позвоню хозяйке.
Баха понимал, что спорить по телефону с Мустафой бесполезно, поэтому сказал только:
- Я тут немного побуянил. Стулья поломал. Как бы потом у тебя неприятностей с хозяйкой не было.
- Да хоть взорви там всё, - спокойно воспринял эту новость Мустафа. – Хозяйка от меня столько получила, что года три теперь может в потолок плевать. А с чего ты там так развеселился?
- Да так, вспомнил кое-что, - замялся Баха.
- Тебе надо обеспечить побольше хороших воспоминаний, - тоном психолога сказал Мустафа. – И тянуть с этим нельзя. Приезжай ко мне в девятьсот тринадцатый номер, сразу тут и начнём.
- Что начнём?
- Баха, не теряй времени. Приезжай, - сказал Мустафа и отключился.
Хотя гостиница располагалась далеко от района, в котором друзья шалили прошедшей ночью, Баха всё равно чувствовал себя крайне некомфортно, выходя на свет и тем более в такое многолюдное место. Он опустил голову и постарался пройти мимо администратора незамеченным, но худенький парень в чёрных очках и надвинутой на лоб шапке бросился в глаза охране. Баху остановил бритый здоровяк в чёрном официальном костюме и строго спросил, куда держит путь молодой человек. Баха назвал комнату, но охранник не поверил и подвёл подозрительного юнца к стойке. Администраторша набрала номер названной комнаты, и Мустафа недовольным тоном подтвердил, что парень к нему.
- И не он один! – послышалось в трубке. – Ко мне попозже ещё подойдут люди. Всех пропустите, а то не получите на чай!
- В рамках себя держите, уважаемый! – противным голосом «поставила на место» Мустафу администраторша. – Здесь вам не ночлежка, а серьёзное учреждение!
И бросила трубку.
Провожаемый мрачными взглядами персонала, Баха поднялся в тесном лифте на девятый этаж. Сразу за дверями лифта на стареньком красном стуле за древним конторским столом с неизменной стеклянной плитой восседала угрюмая коридорная в серой шали. Её трон был расположен таким образом, что все пассажиры лифта и оба крыла гостиницы всегда находились в поле её зрения, и даже лестничная площадка не укрывалась от зоркого ока коридорной. Бабка смерила смотрящего внимательным взглядом, но ни слова не сказала. Обнаружив над головой коридорной указатель гостиничных номеров, Баха свернул в правое крыло. Девятьсот тринадцатый номер находился в самом конце коридора, и всё время, пока Баха шагал по красной с зелёной окантовкой дорожке, он ощущал на своей спине тяжёлый взгляд дежурной бабки.
Дверь номера была приоткрыта, и из коридора был виден футбольный матч, транслировавшийся по маленькому телевизору. Баха вошёл в номер и запер за собой дверь на засов.
На потёртом мягком уголке у стены отдыхал Мустафа. Его внешний вид значительно изменился с вчерашней ночи: Сенсей успел помыться и одеться во всё новое. Вещи он, видимо, купил днём на рынке. Теперь он блаженствовал на диване, потирая руки о новые джинсы и похрустывая воротником дорогой белоснежной рубашки. Небольшой столик перед Мустафой весь был уставлен самыми изысканными яствами и напитками. Тут были креветки, икра, конское ассорти, дорогущий французский коньяк, шведская водка и итальянская минеральная вода.
- Что, пытались тебя не пустить, бездельники? – весело спросил хмельной, как обычно, Мустафа. – Это та грымза на вахте завидует, что я в ресторане деньгами сорю, а ей ни копейки не дал. Теперь вообще ничего не получит после того, как мне нахамила.
- Где общак? – спросил Баха.
- В соседней комнате, - небрежно ответил Мустафа.
Тут только Баха заметил, что Мустафа снял номер «люкс», где было две большие комнаты, и мебель не так скоро вызывала обычного в постсоветских гостиницах желания повеситься при одном взгляде на неё. Баха быстро прошёл во вторую комнату, где обнаружилась большая двуспальная кровать, и резко дёрнул на себя ручку прикорнувшего в углу большого шкафа. Общак обнаружился под грудой верхней одежды и прочих вещей Мустафы. Успокоенный Баха опять закопал драгоценную сумку и вернулся к Мустафе, с тем, чтобы смерить его осуждающим взглядом и прошипеть:
- Всё гуляешь…
- А что делать-то? – спросил Мустафа. – Жизнь ведь короткая. Никто не знает, сколько ему отмерено. Вот я и стараюсь пожить на полную катушку. Коньяк хочешь?
- Ты же сказал, что у тебя важное дело, - напомнил Баха.
- Важнее некуда, - подтвердил Мустафа. – Давай расскажу. Не загораживай ты свет, сядь на стульчик, возьми стопку в руку и сделай лицо попроще.
Баха сел на стул и поддел на вилку кусок солёной конины. Мустафа заложил руки за шею, откинулся на спинку дивана и, глядя в потолок, рассказал о своём важном деле:
- Я много думал и решил, что после вчерашней погони нам в этом городе ничего больше не светит. Возвращаться я сюда не буду, уеду навсегда. Но я не могу покинуть город, не встретившись с девушкой, которую обрабатываю уже целый месяц. Ты её не видел. Это не девушка, это загадка! Я пытался к ней подкатывать с разных сторон, и по-хорошему, и по-плохому, и через знакомых, но – никак не получается. Это меня и раззадорило. Как, я, Мустафа, который способен уложить в постель любое существо женского пола на этой планете, - и я просто так спасую и сдам позиции перед этой твердыней? Нет, не было такого и не будет! Сегодня, уже сейчас, она придёт сюда, и после моей триумфальной победы мы, наконец, сможем послать этому городу свой прощальный поцелуй.
- Мустафа, ты за последнее время наделал столько глупостей, что у меня не осталось ни слов, ни эмоций, - устало сказал Баха, потирая разбитую о стену руку. – Думаю, не мне, твоему младшему другу, объяснять тебе, что уж чего-чего, а этого добра в любом городе и любой стране навалом, и это не причина, чтобы рисковать жизнью, особенно после такой ночи. Брось эти мысли, одевайся и пошли!
- Пойдём, пойдём! – пообещал Мустафа. – Внизу полно таксистов, они стоят круглосуточно и за деньги хоть на Северный полюс отвезут.
- Тем более нет причин задерживаться. Идём, пока нас не нашли! – и Баха потянул Мустафу за рукав.
- Оставь ты! – нервозно отстранился Мустафа. – Турецкую рубашку порвёшь. Ну, хочешь, она с собой подружку приведёт?
- Да иди ты со своей подружкой!
Но Мустафа уже набирал номер на диске гостиничного телефона.
- Алло, Айгуль! – бодро прокричал он в трубку. – Слушай, Айгуль, а у тебя подружки случайно нет? Зачем? А, у меня тут друг один есть, он может нам компанию составить. Чтобы ему не скучно было, поищи подружку, пожалуйста. Что? Поищешь? Ну, вот и прекрасно. Мы будем ждать.
Мустафа посмотрел на Баху и уверенно сказал:
- Ну вот, видишь, она не против. Подружка будет, а, значит, и ты отдохнуть сможешь.
Баха в отчаянии отмахнулся от своего бедового приятеля рукой и отошёл к окну.
- Не волнуйся ты так, Баха, - раздался пьяный голос с дивана. – Ничего страшного с нами не случится. Ты ведь уже видел: мы из любой ситуации выбираемся с честью. Поверь мне, я заговорённый и всегда выхожу сухим из воды. И тебе будет везти, если со мной останешься.
- Да, мне уже везёт, - протянул Баха.
- И не вздумай никуда выходить из номера, - сказал Мустафа уже более трезвым голосом. - Эти люди Шаха совсем распоясались. Пока ты спал, я был в одном баре. Там рассказали, что Карим и его дружки нашли Мухита на какой-то квартире в микрорайоне и пытались его замочить. Он там снова собирал команду – наверно, для того, чтобы идти на тебя или на милицию. Так что благодари Карима.
- И что с Мухитом сделали? – заинтересовался Баха. – Где эта квартира?
- Его уже там нет, можешь мне поверить, - сказал Мустафа. – Он со своими двумя приближенными смог уйти. Карим завалил парня из агроколледжа – он был там на встрече с Мухитом. Видимо, Мухит хотел действовать вместе с агрономами, но Карим ему все обломал. Теперь Мухит прячется в городе и, по слухам, вынашивает планы мести Кариму и Шаху. Он уже понял, что беспредел в городе начался не просто так, а после вмешательства Шаха. Но и тебе с Мухитом лучше не видеться, поверь мне. Он теперь весь мир ненавидит.
Рассказав это, словно обыденную новость, Мустафа откинул голову на диван и замурлыкал себе под нос песенку.
Упоминание Мухита Баха воспринял на удивление спокойно. За последние дни столько всего произошло и изменилось, что Баха больше не вынашивал идеи встретиться с Мухитом и как-то радикально закончить свои дела с ним. Теперь он хотел лишь выбраться из города, чтобы не попасться Шаху. И еще было бы неплохо поговорить с ребятами, узнать, как они, помочь, чем получится. Но как все это сделать, сидя в дурацком номере и ожидая, когда Мустафа прекратит тратить время на развлечения? 
Время тянулось медленно и нудно. Баха нервно ходил по номеру, Мустафа пил коньяк и успокаивал друга. Баха обнаружил в спальне крошечный балкон и периодически выходил на воздух, покуривая сигареты. Курить он не любил, а тут за два часа в одиночку прикончил целую пачку. С балкона открывался вид на обширный и наводящий тоску частный сектор. Там лаяли далёкие собаки, с заснеженных крыш поднимался угольный дым, а старики лопатами разгребали в свежем снегу дорожки.
На город быстро опустилась зимняя темень. Баха в четырнадцатый раз подошёл к Мустафе с требованием немедленно отправляться в путь, а Мустафа стереотипно отмахнулся и заверил его, что всё нормально.
В дверь постучались.
- Ну вот, видишь, я же тебе говорил, - радостно сказал Мустафа, поднимаясь с дивана.
Он открыл дверь и ввёл в номер рыжеволосую девушку лет двадцати. Она взглянула на Баху, не ответила на его мрачное приветствие и, позволив Мустафе снять с себя зимнее пальто, прошла к дивану.
- Ну, вот, Айгуль, это Бахыт, - сказал Мустафа, приглашая всех садиться.
Айгуль снова никак не отреагировала на присутствие Бахи и села на диван, держась очень прямо, словно в позвоночник ей был вставлен длинный стальной стержень.
- А подружка где? – спросил Мустафа.
- Подойдёт скоро, - тихо ответила Айгуль, быстро переводя взгляд с одного предмета обстановки номера на другой.
- А зовут её как?
- Ну… - запнулась девушка. – Например, Гульшат…
- Как это – например? – ласково усмехнулся Мустафа. – Их что, несколько? Ты не стесняйся, нам чем больше, тем лучше. Зови всех, кто есть!
Айгуль ничего не ответила. Разговор продолжался в том же духе: Мустафа говорил много и без остановки, а девушка молчала, либо отвечала бесцветными односложными фразами. Бахе показалось, что их общество ей совершенно не интересно, а сама она, судя по пустым глазам и бедности словарного запаса, тупа и лишена всякой фантазии. Уверенность эта крепла с каждой минутой разговора. Хотя Баха считал себя абсолютно не разбиравшимся в женщинах человеком, тем не менее, спустя четверть часа после начала застолья он позволил про себя предположить, что загадочность и неприступность Айгуль, так тронувшие Мустафу, на самом деле объяснялись попыткой неотёсанной деревенщины гробовым молчанием и неуместной жеманностью выдать себя за светскую даму. Тупая среднестатистическая физиономия и склонная к полноте фигура девушки Бахе тоже не понравились, и, кроме того, он скоро заметил тщательно замазанную и припудренную бородавку на пухлой розовой щеке дамы сердца Мустафы.
К чести Айгуль, надо сказать, что и она очень быстро по бросаемым на неё взглядам разгадала неприязнь Бахи и решила полностью исключить его из списка достойных внимания предметов девятьсот тринадцатого номера. С этого момента она начала очень часто смотреть на часы, чем привела Баху в ещё большее раздражение. Он встал со стула и отошёл к окну. В надвинувшейся на город темени ничего интересного не было, и Баха вернулся к столу. Демонстративно развернув стул на сто восемьдесят градусов, он упёрся взглядом в телевизор, и сидел так битых полчаса, в то время как разомлевший Мустафа и его механическая женщина предавались пресному воркованию и фальшивым ласкам.
Когда на круглых часах над телевизором минутная стрелка показала без двадцати одиннадцать, Айгуль встала и сказала, что хочет в душ.
- Конечно, иди, там как раз есть большое свежее полотенце, - сказал Мустафа.
Дверь санузла закрылась, а Мустафа радостно подскочил к Бахе.
- Отличное начало! – воскликнул он. – На будущее знай – если девушка попросилась в ванную, значит, тебе сегодня ночью точно что-нибудь да перепадёт! А тут не ванная, а сразу – душ! Ух, ты, я чувствую, мне придётся выложиться по полной!
- Она просто не знает разницы между ванной и душем, - невозмутимо прокомментировал Баха.   
- А ты не завидуй! – весело хлопнул друга по спине Мустафа. – Она же сказала – придёт подружка. Я же не эгоист, чтобы самому развлекаться, а тебя бросать в одиночестве.
- После знакомства с таким экземпляром страшно подумать, какая будет подружка.
- Нормальная будет, тебе понравится, я уверен. Сейчас она выйдет из ванной, мы с ней зайдём в спальню и покувыркаемся там. А ты жди подружку и с ней в этой комнате располагайся. Не бойся, мы вам мешать не будем. Всё пройдёт хорошо: отдохнём часа два, и – в дорогу.
Айгуль вышла из душа, поправляя одежду и причёску, и снова внимательно посмотрела на часы. Баха тоже невольно устремил взгляд поверх телевизора. Было без трёх минут одиннадцать.
Девушка неожиданно заторопилась.
- Ну что, пойдём? – обратилась она к Мустафе и сразу поспешно зашла в спальню.
Мустафа подмигнул Бахе, вбежал в комнату вслед за Айгуль и закрыл за собой дверь. Баха остался сидеть на стуле в прежней позе и уныло смотрел в телевизор.

49.
Ровно в одиннадцать вечера в дверь тихо постучали. Баха нехотя поднялся и взялся за ручку двери, ожидая увидеть перед собой очередное жеманное создание. Невозможно передать его изумление, когда после щелчка открывшегося замка дверь резко распахнулась, ударив Баху по лбу, а в номер ввалились три здоровенных мужика с абсолютно озверевшими лицами. Один из них схватил Баху за воротник и зашипел сквозь зубы грязные ругательства, между которыми можно было разобрать отдельные слова:
- Дрянь, насильник, мерзость, да я тебя за это, десять лет на зоне кукарекать будешь…
Баха попытался освободиться, но физически крепкий взрослый мужчина только сильнее сжал ворот и вдобавок наподдал Бахе коленом в пах. Баха скривился от боли и упал на ковёр возле стола.
В спальне тем временем раздались истошные женские вопли. Мужики влетели в смежную комнату, и Баха, преодолевая боль, поднялся и поскакал на негнущихся ногах за ними.
На двуспальной кровати лежала полураздетая Айгуль. Её свитер был отброшен в сторону, а юбка – порвана и задрана до колен. Айгуль страшно кричала, пищала и крепко прижимала к своей груди голову Мустафы, а Сенсей всеми силами пытался вырваться.
- Негодяй! – картинно заорал один из налётчиков, вздымая руки к потолку.
При этом звуке незваные гости переглянулись, и кричавший виновато взглянул на двух других, словно хотел сказать: ну, переиграл немного, ребята, уж извините, театральных институтов не заканчивал. Это замешательство, однако, продолжалось всего мгновение. Двое дюжих мужиков ухватили Мустафу за руки и оттащили от бившейся в истерике девушки. Манёвр удался им удивительно легко, потому что Мустафа помогал им сам, стремясь как можно быстрее освободиться из объятий истерички, а «жертва» немедленно разжала руки, лишь только увидела крепкие руки «спасителей» на плечах «мерзавца».
- Ты чего?! – сердито воскликнул Мустафа, указывая на девушку.
Его отчаянный жест сыграл с ним плохую шутку. Успокоившаяся на секунду Айгуль тут же подалась назад и забила кулаками по кровати, крича на всю гостиницу:
- Держите его, он опять нападает! Боже мой, боже мой!
Один из мужиков ударил Мустафу по почкам, а другой опустил мощный кулак на бритую голову Сенсея. Слегка оглушенный Мустафа нашёл в себе силы оттолкнуть их от себя, и прижался спиной к стене. На его исполосованном лице длинными линиями выступила кровь.
- Вы что, ребята? – спросил он. – Вы откуда взялись?
- Ты, козёл, что с девушкой творишь? – грозно спросил один из налётчиков. – Да мы тебя за это в милицию сдадим!
- Вы с ума сошли? – закричал Мустафа, срываясь на фальцет. – Я только зашёл, а она повалила меня на себя, порвала юбку и орать начала. Всё лицо мне ногтями расцарапала, тварь. А я с ней ничего такого не делал. Вы же видите – я одетый!
- Это ты следователю сказки будешь рассказывать. А мы сами видели, как ты на ней лежал.
- Что вам надо, ребята? – спросил Мустафа, постепенно приходя в себя и уже с интересом переводя взгляд с одного на другого.
Немая пауза в ситуации явно не входила в планы налётчиков. Им напомнила об этом Айгуль, возобновившая крики и судорожные кривляния на постели. «Спасители» от этого вновь распалились, принялись выкрикивать нечленораздельные угрозы и подступать к Мустафе со сжатыми кулаками. Баха рванулся вперёд, чтобы помочь другу, но зорко следивший за ним самый старший по возрасту из бандитов быстрым ударом локтя в лицо снова вывел Баху из строя. Баха отлетел к стене, а его нос тут же опять начал кровоточить.
- Спокойно, мужики, спокойно! – орал Мустафа, ставя блоки против ударов наседавших громил с мастерством профессионального каратиста, но сам в атаку не переходя. – Давайте всё обсудим, поговорим! Зачем драться?
С трудом ему удалось немного снизить пыл налётчиков. Они отступили на два шага, и старший сказал с вызовом:
- Поговорить хочешь? Ну, давай, говори.
- При ней я говорить не буду, - с презрением кивнул Мустафа на искусственно всхлипывавшую Айгуль. – Я с такой мразью никогда в жизни не общался, и видеть её больше не хочу.
- Да ты, козёл, как девушку назвал? – бросился было вперёд один из налётчиков, но старший жестом остановил его.
- Выйдем, - сказал он Мустафе, кивая на балкон.
Мустафа согласился и отправился вслед за ним, по пути обронив:
- Друга моего не трогайте. Он тут ни при чём.
Старший и ещё один зашли с Мустафой на балкон, а третий, самый массивный и угрюмый, остался смотреть за Бахой.
С балкона раздавались звуки словесной перепалки. Долетали отдельные обрывки фраз:
- А ты знаешь, что в тюрьме делают с такими, как ты? – А ты за базар отвечай, это ещё доказать надо. – Я за базар отвечаю, а ты, будущий петушок, скоро по-другому заговоришь. – Мужики, не надо так со мной говорить, я ведь и разозлиться могу. – Хорошо, если хочешь конкретный разговор, то… - Десять тысяч зелёных?! Вы с ума сошли? За какую-то… - Мы цены знаем, в милиции с тебя втрое больше сдерут… - Да хрен я тебе дам, а не деньги…
Обстановка там явно накалялась, и мужики яростно наседали на Мустафу, но Бахе угрюмый субъект ввязываться в беседу не позволял. Зато он подсел на корточках к плевавшемуся на полу кровью смотрящему и заботливо спросил:
- Звать тебя как, щегол?
- А тебе-то что? – дерзко переспросил Баха.
- Не хочешь говорить – ладно. А меня Малик зовут.
- А мне пофиг. Хоть Шарик.
- Ты не дерзи старшему. Ты что, до сих пор не понимаешь? Твой друг, да и ты с ним, по-крупному попали. Попытка изнасилования – это тянет на приличный срок. И все доказательства налицо, любой следователь за такое с удовольствием ухватится. Порванная одежда, кожа под ногтями, свидетели – целых трое…
Баха отвернулся от Малика, давая понять, что не слушает его.
- Зря ты так, - протянул здоровяк. – Ты ещё можешь ему помочь. Я вижу, клиент нам неуступчивый попался. Но ты, как младший братишка, тоже можешь нам заплатить, и тогда никакого заявления не будет. Всего каких-то десять штук, и вы свободны! Позвони друзьям, родственникам, они быстро соберут. А ещё лучше – сам поезжай, за час-другой, думаю, соберёшь, а мы тут пока твоего дружка в виде залога подержим. Думай быстро, времени мало, милиция может появиться в любой момент, и тогда от нас уже ничего зависеть не будет. А в милиции вас посадят в общую камеру, а там насильников в первые же дни в петухи посвящают. И никто не будет разбираться: прав ты, или не прав. Там свои законы.
Баха продолжал упорно молчать, но теперь он смотрел на шкаф с общаком и думал: а не заплатить ли этим мошенникам в самом деле? В нашей ситуации попасть в милицию означает полный крах, а десять тысяч ничто в сравнении с похищенной Мустафой суммой. Баху сдерживало только численное превосходство налётчиков – увидев содержимое сумки, они могли не остановиться на требовании десяти тысяч и отобрать весь общак.
Тон разговора на балконе повышался, и Баха, опасаясь за здоровье Мустафы, решил закинуть пробный камень. Он принял расслабленную позу и как бы между прочим тихо заметил:
- А что, если у нас есть деньги?
Услышав магическое слово, Малик весь превратился в слух:
- Ну-ка повтори. Я не расслышал. Ты сказал – у вас есть деньги?
- Скажи своим, чтобы прекратили моего друга прессовать, тогда и поговорим, - поставил условие Баха.
Малик задумался, и Бахе показалось, что он слышит, как в черепной коробке шантажиста заскрипели тугие, плохо смазанные шестерни, и весь нечасто эксплуатируемый механизм серого вещества начал медленно, но неуклонно вращаться, словно паровые машины гигантского лайнера. На лице Малика отразилось страдание мыслителя, и у Бахи на мгновение мелькнула мысль, что, возможно, с мошенниками удастся договориться.
Но могучая работа мозга широкоплечего гиганта неожиданно была прервана. На балконе от слов перешли к делам: там вдруг началась малопонятная в темноте борьба. Баха вскочил на ноги, но Малик железной хваткой держал его за шею и не отпускал на балкон. Там ещё около полуминуты раздавались глухие удары, потом послышался короткий крик, и всё внезапно стихло.
Дверь открылась, и в комнату вошли два взволнованных налётчика.
- Где Мустафа? – закричал на них Баха.
Не обращая на Баху внимания, они быстро прошли к выходу из комнаты и обратились к Айгуль:
- Одевайся, уходим.
- А что случилось? – осведомилась совершенно успокоившаяся «жертва» прежним бесцветным голосом.
- Нет времени, быстро сваливаем. Потом объясним.
- Подождите, пацаны, - сказал Малик, поднимаясь с пола. – Тут братишка говорит, что у них деньги есть. Работали мы много, что ж теперь, с пустыми руками уходить?
- Деньги? – заинтересовался самый старший и подошёл к Бахе. – Говори, где деньги.
- Куда Мустафу дели? – повторил Баха.
Старший резким ударом зимнего сапога в лицо разбил Бахе губы и заорал:
- Говори, где деньги, щегол, или на месте закопаю!
Баха от удара повалился на бок и, поливая ковёр свежей кровью, шипел сквозь зубы самые страшные проклятия в адрес налётчиков. Разозлённый бандит в исступлении принялся избивать его.
Малик некоторое время равнодушно взирал на сцену, а затем оглядел комнату и произнёс:
- Деньги где-то здесь, в этом номере.
Это прозвучало настолько уверенно, что старший прекратил избиение и с отвращением вытер окровавленный носок ботинка об одежду Бахи. Потом он бросился к тумбочке возле кровати и стал лихорадочно в ней рыскать.
Малик и третий сообщник тоже сорвались с мест и присоединились к поискам. Малик, скорее всего, во время разговора с Бахой уловил еле заметное движение его глаз – во всяком случае, он направился прямиком к шкафу и, распахнув его, принялся расшвыривать вещи Мустафы по всей комнате.
- О-па! – раздался ошеломлённый голос Малика, когда он добрался до общака и расстегнул сумку.
Два его подельника моментально подпрыгнули к шкафу, и все трое в радостном удивлении воззрились на кучу денег, подобную которой они ещё никогда не видели.
Лучезарные мгновения жизни длятся очень недолго, и с этим приходится мириться, ведь их мимолётность компенсируется тем мощным зарядом энергии и прекрасных воспоминаний, которые они дарят людям. Троим шантажистам, склонившимся над общаком с идиотскими улыбками на физиономиях, не суждено было стать олигархами: это стало предельно ясно в ту секунду, когда через открытую дверь в номер, щедро рассыпая во все стороны угрозы и ругательства, ворвались четверо бандитов во главе с Каримом. Мошенники быстро выпрямились и яростно двинулись им навстречу, готовые защищать свою добычу до последней капли крови. Но пистолет в руках одного из подчинённых Карима, направленный в лоб Малику, резко понизил количество адреналина в крови распалившихся шантажистов, и они, привыкшие повелевать слабыми и запуганными, как по команде сникли и превратились в послушных овечек. Только Малик попытался затянуть старую песню и строго, с негодованием воскликнул:
- Кто такие? Здесь совершено преступление, а мы тут, чтобы сдать их в милицию… - но не договорил, потому что бандит изо всех сил ударил его рукояткой пистолета в лицо.
Малик отшатнулся, но удержался на ногах. Поняв, что имеет дело с серьезными людьми, он теперь молчал, в то время как струйки крови стекали с его разбитого лба на одежду и ковер.
Орик грубо оттолкнул мошенников от шкафа и бережно, словно ребёнка, подхватил на руки сумку с общаком.
- Вроде всё в порядке, - сказал он после минутного осмотра и шумно закрыл молнию. – А с тобой, козёл, я после поговорю.
Последние слова предназначались Бахе, превращённому беспощадными ударами старшего из мошенников в мясной фарш. Только его жалкий вид и запечатлённое на лице безразличие к дальнейшей судьбе удержали мстительного Орика от хорошего пинка упрямому смотрящему.
Карим, однако, не счёл необходимым сдерживаться. Он с размаху наградил лежавшего подростка мощным ударом ботинка в живот и заорал на него:
- Что, щегол, попался?!
Отсылая к вышесказанной фразе о скоротечности счастливых моментов нашей короткой жизни, не будем повторяться и описывать состояние Карима в тот момент, когда он с наслаждением занёс ногу для второго удара и с появлением новых персонажей был вынужден прервать этот акт высочайшей справедливости. Просто констатируем факт, что в тот вечер девятьсот тринадцатый номер был очень популярен в гостинице, и приятный вечер визитов продолжила долгожданная милиция.
Несколько патрульных с оружием влетели в номер, словно ураган. Спустя несколько секунд все в комнате, кроме Айгуль, уже нюхали старый ковёр на полу, а молодой сержант бил им дубинкой по ногам за то, что слишком медленно складывают руки за шеей.
- Полегче, начальник! – прокричал Орик среди охватившего бандитов приступа немоты. Он единственный лёг не на пол, а на сумку с деньгами, и упорно отказывался заломить руки за шею, обхватывая ими общак, словно маленький шимпанзе свою кормящую маму. Его уже наградили несколькими ударами дубинок и сильно огрели по затылку ручкой пистолета, но Орик вцепился в сумку мёртвой хваткой и, казалось, готов бы слиться с ней в единое целое.
- Ты что, сиделец, по почкам давно не получал? – удивлённо вопросил руководивший патурльными старший лейтенант, по татуировке на тыльной стороне ладони вычисливший в Орике бывшего зека.
- Делай со мной что хочешь, командир, а сумку я тебе не отдам, - отозвался Орик, черпавший силы напрямую от энергии денег.
Старший лейтенант, подивившись силе характера и беспредельной глупости бывшего сидельца, замахнулся на него дубинкой, но удара не последовало. Тот самый бандит, который угрожал Малику пистолетом, приподнялся и что-то тихо сказал старшему лейтенанту. Баха, лёжа, в отличие от других, на боку, заметил, как подчиненный Карима показал милиционеру маленькое удостоверение и тут же спрятал его, чтобы остальные не видели. Старший лейтенант шёпотом что-то приказал сержантам, и те подняли отряд Карима и вывели бандитов в коридор. Пока сержанты наблюдали за распростёртыми мошенниками, из коридора слышались звуки делового разговора. Милиционер куда-то позвонил с гостиничного телефона, долго выяснял какие-то подробности, а потом с щелчком положил трубку.
- Ну, хорошо, идите, раз свои, - вздохнув, сказал старший лейтенант после небольшой паузы. – Только договоримся: я вас не видел, и вы меня тоже.
Карим шепнул ему что-то неразборчивое. Милиционер тоже перешёл на шёпот, но потом сорвался:
- Не могу я его вам отдать! Этот малец в числе подозреваемых. Ты их дружка видел? Иди, посмотри, я патрульным уже несколько лет работаю, и то чуть не стошнило.
Карим ещё долго драматическим шёпотом уговаривал и даже пытался угрожать, но милиционер, очевидно, твёрдо решил на дальнейшие сделки с бандитами не идти.
- Да ну его, Карим, - раздался голос Орика. – Пойдём, мы его всё равно достанем. Дело не к спеху, самое главное – сумка у нас.
Карим грязно выругался и пнул стену в коридоре. Бандит с удостоверением сказал старшему лейтенанту:
- Задержитесь на первом этаже хотя бы на двадцать минут, сейчас подъедет Шеф и все разрулит. Бе мальца мы не уйдем.
Затем уголовники покинули девятый этаж, а старший лейтенант вернулся в комнату.
- Что тут произошло? – грозно спросил он у старшего из мошенников, не позволяя ему подняться с пола.
Развернув голову из лежачего положения настолько, насколько позволяла шея, шантажист тоном Баяна-сказителя поведал старшему лейтенанту героическую историю о том, как они спасли хрупкую девушку из рук грязных насильников. Милиционер посмотрел на Айгуль, и та подтвердила слова мошенника.
Старший лейтенант подошёл к производившему жалкое впечатление Бахе и осведомился, зачем ему понадобилось нападать на девушку, и знает ли он, какое наказание его за это ждёт. Баха, с трудом двигая разбитыми губами, ответил:
- Врут они всё. Моего друга спросить можете, он вам тоже скажет, что это чистая подстава.
- Твоего друга? – сочувственно переспросил старший лейтенант. – И где он, по-твоему?
- Не знаю, он с ними на балкон выходил. Наверно, в соседний номер перелез, у него ведь чёрный пояс по карате, он и не такое может.
- Сейчас ты увидишь свой чёрный пояс, - пообещал патрульный.
По приказу старшего лейтенанта всех арестованных потащили вниз. Возле лифта, ковыляя на побитых ногах, Баха поймал на себе полный осуждения взгляд старушки-коридорной, и отвернулся.
- Этих – в уазик, - распорядился старший лейтенант на выходе из гостиницы, и повернулся к Бахе. - А ты пойдёшь со мной.
Он завёл смотрящего за угол огромного здания гостиницы. На заднем дворе обнаружилась автомобильная стоянка, тут собралась небольшая кучка зевак. Молоденький сержант отгонял их ленивым матом.
Увидев старшего лейтенанта, сержант отошёл в сторону, освобождая ему место для прохода. Милиционер обернулся к Бахе и жестом пригласил его пройти в тесный кружок, образованный зеваками.
Смотрящий, уже по пути догадывавшийся, в чём дело, но упорно гнавший от себя мрачные мысли, увидел подтверждение своим самым ужасным предположениям.
На припорошенном снегом асфальте, неестественно изогнувшись, лежал головой вниз Мустафа-Сенсей. Верхняя часть его черепа отделилась, и из трещины на снег натекло уже довольно много чёрной жидкости. Лица видно не было, но Бахе и этого зрелища было достаточно.
Баха повалился возле погибшего друга на колени, и все невзгоды последних дней вылились в диком рёве, которым смотрящий огласил автомобильную стоянку и прилегавшие дворы. Баха плакал и ревел, как маленький ребёнок, и совершенно не стеснялся направленных на него взглядов окружавших зевак. Потом он лёг возле Мустафы на живот и бился головой об асфальт. Никто ему не препятствовал: зеваки сочувственно молчали, а служители закона, опустив головы, вполголоса разговаривали между собой.
Сидя в милицейском уазике-таблетке, Баха безучастно смотрел сквозь зарешёченное окно на пустой, холодный город. Теперь ему было абсолютно всё равно, что его ждёт в будущем.
Однако уазик все не уезжал. Мошенники и Айгуль забились по углам тесной передвижной камеры и шептались, исподлобья поглядывая на Баху.
Прошло около получаса. Дверь уазика открылась, и патрульный сильной рукой выволок наружу Малика. Баха ничего не видел, потому что в мобильной камере отсутствовали окна, но слышал, как Малика возле машины начал допрашивать неизвестный с хорошо поставленным голосом:
- Кто такой, что делал в гостинице?
Малик, по обыкновению, попытался перехватить инициативу:
- В чём дело, следователь? Почему нас держат в одном автобусе с преступником? Мы спасли девушку и подверглись нападению бандитов, а вы нас, как каких-то…
- Да прикрой ты свою варежку, - устало потребовал неизвестный, и Малик замолчал.
- А скажите мне, только без вранья, - продолжал милиционер. – Как вы оказались в номере, где совершалось преступление?
- Шли мимо, услышали крики, - без запинки ответил Малик. – Зашли в номер и остановили преступника.
- Шли мимо? На девятом этаже гостиницы? Это что, площадь или проходной двор? Куда это вы шли?.. Хорошо, пусть пока будет так. Будем считать, что погожим февральским вечерком вы с друзьями прогуливались по городу и совершенно случайно забрели на девятый этаж гостиницы. А зачем понадобилось врываться в номер?
- Я же сказал – там кричала девушка.
- А у меня есть свидетели, которые утверждают, что крики раздались уже после того, как вы зашли в номер. Причём значительно позже.
- Кто это говорит? Там никого не было!
- Я ещё раз повторяю, что это гостиница, а не вокзальная площадь! В гостинице все всегда всё слышат! Там перегородки между номерами тоньше, чем лист бумаги. А если крики раздались после вашего появления в номере, не означает ли это, что подозреваемые в попытке изнасилования – как раз-таки вы, а не кто-то другой?
- Ты что говоришь, начальник? – испугался Малик.
- А вот я тебя привлеку к ответственности за умышленное убийство, что тогда делать будешь? Вы тут раздуваете вашу несуществующую попытку изнасилования, а сами человека с девятого этажа сбросили? И ты ещё спрашиваешь, почему тебя держат в обезьяннике? Ладно, хватит! Сержант, уведи его! Позови эту дуру.
Малик, оскорбленно согнувшись, зашел в «таблетку», а сержант позвал наружу девушку.
Айгуль вышла, напустив на себя трагический ореол мученицы.
- Знакомое лицо! – сказал неизвестный. – Молдагалиева! Это ведь твоя фамилия?
- Моя, - подтвердила Айгуль. – И что в этом такого?
- Да ничего. Просто я её раньше много раз слышал. А такие фамилии, как Курбанов, Жексенов, тебе ни о чём не говорят? Молчишь? Нашу Айгуль многие знают, - продолжал милиционер, явно обращаясь к другим людям, столпившимся возле машины. – И методы её в городе хорошо известны. Только со временем ведь это приедается. Три раза вы своё взяли, - понравилось, теперь решили снова по той же схеме работать? Только в этот раз, вижу, осечка получилась – ведь смерть в ваши планы не входила? Конечно же, я верю, что вы не хотели его выбрасывать с балкона – так получилось, пьяный он был, - но на суде это придётся доказывать.
- Я ничего не понимаю, - послышался голос старшего лейтенанта. – Говори яснее – что за фамилии ты назвал?
- А это ребята, которых она со своими дружками по той же схеме обработала. Всё происходило в разных гостиницах города. Она знакомится с молодыми шалопаями, начинает с ними кувыркаться, потом орёт и рвёт на себе одежду, тут же вбегают дружки и обеспечивают свидетельские показания. Рассказы о несчастной судьбе насильников в тюрьмах обеспечивают полное взаимопонимание со стороны клюнувших на неё дураков. Все эти ребята так и живут в городе, если понадобится, их можно найти. Они, конечно, будут не рады, но, если заинтересовать их возможностью возврата тех сумм, которые они отдали вам, то кто знает? Сейчас время тяжёлое, деньги всем нужны. Ну как, Айгуль, мне тех ребят найти, или сама от заявления откажешься? Чего молчишь-то? Ладно, пошла вон, посиди пока в машине.
 Тоном наставника неизвестный продолжал:
- Никакой попытки изнасилования не было. А этот, кто умер - упал с балкона сам. Пьяный был, поскользнулся и разбился. Это несчастный случай. А в номере он был один, и никого больше. Всем все понятно? Мошенников отвезите в горотдел и еще раз хорошо проинструктируйте, как себя вести, но не оформляйте. А с трупом я сам тут закончу, мои люди мне помогут. Я забираю у вас это дело.
Дверь автомобиля снова открылась, внутрь залезла заплаканная Айгуль, а сержант вывел наружу Баху. Среди стражей порядка Баха увидел сообщника Карима. Тот схватил Баху за плечо и повел к джипу, припаркованному чуть поодаль. Чтобы Баха не вздумал бежать, рядом с ним шел еще один бандит, держа руку за пазухой пальто.
Баху запихали на заднее сиденье джипа, и с двух сторон его прижали здоровенные бандиты.
Машина поехала, и к Бахе обернулся пассажир с переднего кресла.
- Да, ну и заставил ты нас поволноваться, - скорбно выговорил пассажир, смотря на Баху ледяными глазами.
У Бахи внутри все словно оборвалось – перед ним сидел Шах.

50.
Новый год уже прошел, но украшения на улицах остались, и ночной город сиял тысячами лампочек и гирлянд. Стужа сковала районы, и снег, обильно покрывавший улицы каждый день, нарядил город в сверкающую праздничную обертку.
Улицы были пустынны, и джип обогнул круглый фонтан на площади перед гостиницей без малейшей помехи. Впереди ехали Карим и Орик на красной «девятке». За ними медленно катил «Патрол» с Шахом и Бахой, которого жестко и немилосердно сдавливали охранники Айдара. Мягко шелестел мотор, водитель ехал на очень низкой скорости, а печка с ароматизатором создавали в салоне ощущение летнего комфорта.
Шах сладко потянулся и обратился к Бахе:
- Знаешь, это ведь первый раз, когда я сам, лично выехал на подобную разборку с милицией. Для таких дел у меня всегда существуют специальные люди, но ты со своим мертвым приятелем заварили особенную кашу. И все так быстро произошло, что меня вытащили из дома, когда я уже отходил ко сну. А я терпеть не могу, когда меня отрывают от сна.
В бесстрастном голосе Шаха послышались сердитые нотки. Чувствовалось, что, несмотря на внешнее спокойствие, он был вне себя.
- Не понимаю этот город, - продолжал Айдар. – И не могу понять ваших людей. У тебя могло быть все, что пожелаешь: квартиры, машины, дорогие напитки: да что там перечислять, даже фантазии не хватит, что ты мог получить и кем мог стать! Но ты предпочел просто и тупо спереть общак. И кто это сделал? – тот, кого я сам недавно хотел поставить рулевым, смотрящим за общаком! Где же ваши принципы, ваша болтовня о чести и пацанских идеалах?
- Это не я украл, - пробормотал Баха, но Шах резко его оборвал:
- Ты теперь не имеешь права говорить в моем присутствии. Мы больше не компаньоны. Я думал, что с тобой сделать, и понял, что просто убить тебя будет слишком легко. Нет, мы отвезем тебя на нашу рыбную базу в дельте и прикуем цепями к конвейеру. Ты будешь разделывать мерзлую рыбу в неотапливаемом цеху без всяких рукавиц и фартуков, пока не посинеешь, а потом тебя вывезут на море и опустят под лед, когда ты еще будешь живой. Поверь мне, это будет не так быстро, помучаешься ты вдоволь.
- Я все могу объяснить, - сделал Баха еще одну попытку, чем вызвал бешенство Шаха.
- Заткните это чмо! – Айдар сорвался на крик и подпрыгнул на своем кресле от злобы.
Один из спутников Бахи ударил ему в лицо, но больше ничего сделать не смог, поскольку впереди послышался звук аварии, и водитель «Патрола» резко затормозил.
За мгновение до этого в просвет между передними сидениями Баха увидел, как «девятку» Карима подрезал белый «Москвич» и на полном ходу смял капотом водительскую дверь «Лады». На скользкой дороге оба автомобиля отлетели к обочине, и «девятка» врезалась в трубы придорожного палисадника.
Дальнейшие события произошли менее чем за одну минуту. Из «Москвича» вышли три человека с обрезами и расстреляли Карима, придавленного на водительском месте. Орик за секунду до этого успел выкатиться с другого борта машины и стремглав умчался в неизвестном направлении.
Люди из «Москвича» направили свои двустволки в сторону «Патрола». Один из них выстрелил и попал в шофера. Заряд крупной дроби разбил ветровое стекло и влетел шоферу в шею. Тот захрипел и принялся медленно сползать вниз по сиденью.
Шах закричал своим охранникам, чтобы они разобрались с непрошенными гостями. Телохранители покинули Баху и открыли по нападающим ответный огонь.
В это время Баха, продолжавший наблюдать за перестрелкой, с изумлением узнал в пассажирах «Москвича» Мухита и его подельников – Баура и Орынтая.
Они молниеносно перезарядили обрезы и принялись стрелять в охранников. Тут Баха спрятал голову за креслами, а когда выглянул снова, то оба телохранителя уже лежали на дороге.
Из нападавших на ногах остался только Мухит, и того сильно задело, поскольку к «Патролу» он приближался, сильно хромая и держась за правый бок.
Шах лихорадочно рылся в куртке своего водителя, пытаясь, видимо, найти пистолет. Но вытащить его он не успел. Мухит подошел к вплотную к ветровому стеклу, переломил обрез и вытряхнул на мостовую две пустые гильзы. Затем спокойно воткнул в стволы два новых патрона и, пробормотав яростное проклятие в адрес Шаха, разрядил в него содержимое обреза.
Только теперь, когда Шах, издав последний жалобный крик, захлебнулся в своей крови, Мухит увидел Баху, осторожно выглядывающего с заднего сиденья автомобиля.
- Это ты… - Мухит презрительно сплюнул и порылся в кармане куртки с тем, чтобы найти еще два патрона.
Но сил у него больше не осталось. Мухит застонал и, выбросив оружие, повалился на дорогу перед «Патролом».
Баха вылез из машины и подбежал к Мухиту. Ему открылась полная картина ужасного побоища.
Один из охранников Шаха еще подавал признаки жизни, так же, как и тяжело раненный в живот Баур. Из «Патрола» раздавался хрип истекающего кровью водителя. Остальные участники перестрелки были, по-видимому, мертвы.
Баха наклонился к Мухиту. Тот лежал на дороге, держась за живот и постанывая. На Баху он не смотрел.
Со стороны гостиницы послышались звуки милицейских сирен. Несколько проезжающих в этот поздний час автомобилей остановилось рядом с местом боя, но водители не спешили выходить, глядя на Баху с ужасом через закрытые окна.
Баха помедлил несколько секунд, после чего бросился бежать в темноту районных улиц. Он пробежал несколько кварталов, не останавливаясь, пока не убедился, что его никто не преследует.
Баха оказался один на пустынной улице, покрытой тонким слоем желтоватого, укатанного покрышками снега. Не таясь больше, он пошел куда глаза глядят по обочине незнакомой улицы. Но долго идти ему не пришлось. За ним все-таки следили. Баха понял это, когда к нему подъехала белая тонированная «Нива» и некоторое время медленно ехала за ним вдоль улицы.
Баха обернулся и остановился. «Нива» тоже остановилась, и оттуда вышел человек в темном.
   
Баха и загадочный человек с полминуты молча стояли и смотрели друг на друга посреди пустынной, холодной улицы, залитой ярким светом фонарей. По обе стороны дороги тянулись спрятанные за деревьями двухэтажные дома, а к обочинам сиротливо прижимались припаркованные на ночь заиндевевшие автомобили. Был самый глухой час ночи, и, казалось, двое на дороге остались единственными людьми на этой земле, уцелевшими после катастрофы библейского масштаба.
Человек сделал несколько шагов по направлению к Бахе, и его лицо и одежда попали в зону уличного освещения. Лицо Баха скривилось в недоуменной усмешке, когда он узнал рыбного инспектора из его родного микрорайона.
Инспектор подошёл к смотрящему и кивнул в сторону машины:
- Садись, подвезу.
Баха, не трогаясь с места, посмотрел на инспектора с недоверием. Потом, увидев в глазах Ануара немой вопрос, с трудом разжал запёкшиеся губы:
- Так я с тобой и пошёл. Ты заодно с ними, да?
- Я тебя не сдавал, если ты об этом, - спокойно отозвался инспектор. – Хотя и следил постоянно за твоими действиями, но лишь затем, чтобы помочь в случае необходимости. И вот – этот случай настал. За тобой гонятся. Сядь в машину, там и поговорим. Я могу тебе помочь.
Баха промолчал, и Ануар продолжал тихим, но внятным голосом:
- В общем-то, ты прав - сейчас никому доверять нельзя. Ты знаешь, кто навёл людей Шаха на вас в гостинице? – Бабушка – божий одуванчик с девятого этажа. Ты её видел, это коридорная, которая таращит на всех глаза возле лифта. За деньги она звонит по своему древнему телефону всем: и братве, и милиции. Я уже немало лет повязан с милицией и знаю, что следственные действия и прочие научные методы ничего не стоят по сравнению с самым обыкновенным стукачеством. Если бы я умел писать стихи, то первая ода, написанная мной, обязательно была бы посвящена стукачам. Но оставим лирические отступления и вернёмся к делу. Я думал обстоятельно поговорить в тёплой машине, но, раз между нами наметились определённые разногласия, коротко введу тебя в курс дела прямо тут, на улице. Ну что, так и будем мерзнуть? Если сюда приедут патрульные, я не смогу тебя вытащить – уж слишком много ты натворил.
Баха посмотрел по сторонам и зябко постучал заиндевевшими ботинками о тонкий лед, покрывающий всю дорогу. Затем, не говоря ни слова, открыл пассажирскую дверь «Нивы» и сел на переднее кресло.
Машина Ануара, как и он, сам, насквозь провоняла рыбой. Инспектор завел машину и, порывшись в сумке на заднем сиденье, достал маленький термос.
- Здесь горячий чай, - сказал он. – Весь день езжу, он уже остыл, поэтому пей прямо из горла.
Баха принялся жадно глотать теплый сладкий чай с молоком. Инспектор медленно поехал, направляясь в дальние районы, и продолжал свой рассказ:
- Ты не представляешь, сколько информации мне пришлось перелопатить и с кем только не довелось встретиться, пока не сложилась вся красивая картинка того болота, в которое ты старательно себя втягивал последние недели. Ваш рулевой Мухит был очень могущественен и независим. Это все знают. Но он ещё и обладал отвратительным характером, и люди Шаха этого не предусмотрели. Шах давно хотел подмять под себя все школы, дворы и колледжи города. А поскольку новая волна братвы, к которой он принадлежит, не любит работать, а привыкла загребать жар чужими руками и приходить на готовое, они подошли к Мухиту с недвусмысленным предложением работать на них. Мухит так же недвусмысленно послал их на три буквы. Они попытались зайти к Деду, но тот их прогнал с порога, потому что сразу раскусил, что это не настоящие воры, а коммерсанты, наряженные братвой. Тогда они убили Деда, а Орик внедрился в банду Мухита. Орик и Карим – две продажные шкуры, за хорошие деньги завербованные Шахом ещё в колонии. Они сливали ему информацию из зоны, а потом вышли и приступили к исполнению его задания в городе. Орик убедил Мухита похитить Балтабая и разыграл для этого целый спектакль. Карим в это время обвинил Мухита, что он и Дед всех обманывают и тратят общак на свои собственные нужды. На этот раз Шах использовал характер Мухита со знанием дела: надавил на нужные точки, и вы с Мухитом перессорились. Твоими руками расправились с Мухитом и отправили его мотаться по съемным квартирам – как и тебя, впрочем. Потом уже было легко – Шах лично, уже не доверяя своим людям, договорился с тобой, и ты, насколько я знаю, был не против. Даже после неудачного поджога вы, в принципе, могли бы договориться – ты же не виноват, что так оказались дети. Но тут некстати влез этот придурок Мустафа, и вся стройная система Шаха рухнула. Его подчинённые долго тебя искали. И я тоже искал. И, как видишь, опередил их. Не сегодня, так завтра тебя бы убили так же тихо, как Деда, и никто больше никогда не вспомнил о смотрящем микрорайонов Бахыте.
- У меня было всё нормально, - слабо возразил Баха. – Мне помешали.
- Хорошо, давай представим, что Мустафа не воровал общак. Ты что, думаешь, в этом случае тебя бы ждала счастливая обеспеченная жизнь? Многие из тех, кто сотрудничал с Шахом, так думали, но все до одного пролетали. Это не бандит, а коммерсант. Он выжимает из людей все соки и бросает на произвол судьбы. В их организации все места давно уже распределены, и ты никак не вписывался в стройную систему их финансовой пирамиды. Ты был бы обычным сборщиком общака, за несколько месяцев тебя бы заменили другими, верными им людьми, а тебя отстранили. Такова суть общака, нынешнего общака. То, что украл Мустафа, это так, мелочь для поддержания легенды. Настоящий общак намного больше, и хранится он на личных счетах верхушки. Шах это тоже мелкая сошка, подлинные боссы из тени не выходят. И используется современный общак не для поддержки несчастных воришек на зоне, а по большей части в крупных бизнес-проектах: инвестиции, строительство и так далее. Это уже совсем другая история. Понимаешь, кем бы ты был в той системе? Ты был бы самым обыкновенным чмошником, ничем не лучше тех, кого ты ежедневно обирал в своей школе. Так что делай свой выбор сам, а я с тобой возиться уже устал. Если хочешь, иди на все четыре стороны, и через сутки твой труп найдут на какой-нибудь помойке. А если у тебя осталась ещё хоть капля мозгов, пойдём со мной.
- Зачем ты это делаешь? – спросил Баха.
- Ну, как тебе объяснить, - вздохнул инспектор. – Ты – один из немногих, фактически на сегодня единственный в нашем районе, кто может вести за собой других. И потом, за тебя просили ребята из артели, которым вы помогли. Они сами хотели приехать, но слишком уж многих ты заинтересовал в последнее время. Ребятам из артели своих разборок хватает. В общем, я решил приехать сам, и сам через знакомых милиционеров все про тебя разузнал. Как видишь, немного не успел. Тебя надо было вытаскивать еще до встречи с Шахом. Но – тогда ты вряд ли послушал бы меня. А ведь из тебя мог  получиться такой смотрящий, что все эти Шахи наши места за двадцать километров бы обходили. А теперь… Теперь тебя ищут и бандиты, и милиция. Пока на тебя не навесили всех чертей, тебе надо бежать, а потом подумаем, может, через несколько лет и вернёшься. Хотя в создавшейся ситуации это уже будет весьма проблематично.
- Куда мы едем? – спросил Баха.
- Уезжать тебе надо, и побыстрее, - сказал инспектор. – Желательно, прямо сейчас. Мы едем на вокзал. Уже подъезжаем, кстати.
Инспектор приткнул машину возле коммерческих ларьков и заглушил распространяющий вокруг сильный запах рыбы мотор. Несмотря на поздний час, на вокзале было уже достаточно много людей.
- Скоро поезд на юг отходит, народ уже собирается, - пояснил лейтенант. – Пойдём внутрь.
Баха остановился и осторожно спросил:
- А вдруг там кто-то ещё меня дожидается? Не лучше ли на улице переждать?
- Вряд ли, сейчас все в центре города, вы там хорошо повеселились, народ еще долго будет вспоминать эту ночь, - сказал Ануар. – Так что сейчас ты можешь наслаждаться редкими часами, когда тебя никто не ищет.
- А вдруг у них там план-перехват или еще что-то такое? – опасался Баха, к которому после инспекторского чая вернулась природная осторожность.
- Да брось ты, - успокоил его Ануар. – Это если и объявят, то еще не скоро. Там ведь Шах замешан, а значит, его люди в милиции постараются не раздувать дело.
- Мне надо позвонить пацанам, - сказал вдруг Баха.
- Не вздумай, - предостерег его инспектор. – Вот это действительно плохая идея.
- А как же они без меня? Что будет, когда я уеду? Скорее всего, все опять на отдельные школы и дворы разделятся. И снова нас будут чморить все, кому не лень.
- Ты уже никак этому помешать не сможешь, - сказал инспектор. – Только появишься в своем районе, тебя поймают и отправят за решетку. И не звони никому как минимум еще полгода. Их телефоны точно прослушиваются.
Баха мрачно задумался.
- Не надо тут стоять у всех на виду, - решил инспектор. – Зайдем в кафешку.
В буфете инспектор вытащил из внутреннего кармана маленький замызганный блокнот и покусанную ручку и написал на листочке адрес, телефон и имя своего знакомого в Алматы.
- Я когда-то в институте там учился, - поведал инспектор, выпив объёмистый стакан водки и сразу порозовев и придя в хорошее настроение. – А парень этот в соседнем общежитии обитал. Ну, и пили вместе, гуляли. Хороший мужик, он сейчас мелким бизнесом занимается. Я ему уже позвонил, он тебя там на первое время приютит и даже работу даст. В общем, приживёшься. А сюда тебе теперь три года как минимум возвращаться не следует.
Поезд скоро подошел, и Ануар проводил Баху в купе. Никто Баху не искал, в поезде было тихо.
На перроне вокзала уже было светло, и в тихий утренний час Баха, держась за гладкую кремовую стойку у окна, провожал взглядом Ануара, махавшего ему на прощание с платформы.
Вокзал быстро скрылся из виду,
Бахыт забрался на верхнюю полку, раскатал цветастый матрас и, сев на него, разложив свои вещи из чемоданчика. Вынул пачку денег в конверте и открытую пачку сигарет с зажигалкой. Оглядел своё мизерное богатство, и грустная мысль промелькнула в голове: «Немногого же я добился за год».
Сунув деньги в карман, Бахыт взял сигареты и отправился в тамбур. Покурив, он вернулся на свою полку и заснул мёртвым сном.

Было уже начало марта. В начале недели температура резко изменилась с минусовой на очень высокую для этого времени года, и жителям города пришлось за два-три дня менять зимние пальто на платья и рубашки. 
Серик печально сидел за столом в прихожей компьютерного клуба и подсчитывал в тетради доходы от бизнеса. В отличие от скудно собираемого в последнее время общака, прибыль клуба не могла не радовать. По другую сторону восседал Рустем с заметным шрамом на лице – он сильно порезался стеклом, когда прыгал в горящее здание, чтобы вытащить Баху.
В прихожей больше никого не было. Перед ребятами стояли несколько чашек и графин с красной жидкостью. Рустем иногда делал из своей чашки несколько маленьких глотков, а потом откидывался спиной к теплой батарее и закрывал глаза.
С момента бесследного исчезновения Бахи прошло уже больше месяца, но на связь он не выходил. О ночной перестрелке в центре города много говорили, но милиция это происшествие восприняла как нечто заурядное; газеты и телевидение трагический инцидент вовсе не заметили, поэтому о сражении очень быстро забыли. Перестали вспоминать и Баху с Мухитом, словно их не было, и для сбора общака это ничего хорошего не означало.
В глубине души Серика вполне удовлетворял факт отсутствия Бахи, поскольку он боялся ответственности за бесславный побег во время поджога и знал, что смотрящий не обойдется только строгими словами, если вернется и вступит в свои права. С другой стороны, получить один раз хорошую взбучку, но затем собирать общак в тех же объемах, как и в добрые старые времена – это была бы хорошая сделка.
В клуб вошел рыбный инспектор Ануар. Рустем и Серик не видели его с времен исторической битвы на мотоциклах в дельте реки. Ануар значительно похудел и осунулся, но взгляд остался тем же, добрым и внимательным, и так же победно сияла серебряная фикса в зубах. Поздоровавшись, инспектор сел на свободный стул и осведомился, как у ребят идут дела.
- Да так, не бедствуем, - неопределенно ответил Серик.
- Есть что-нибудь выпить? – спросил инспектор.
Рустем указал на графин:
- Только это. «Юпи» - малина. Хорошая вещь.
- Можно стаканчик? – инспектор налил себе немного «Юпи», выпил и спросил: - Баха не объявлялся?
- Ты прямо как тот следователь, который к нам приходит периодически, - неприязненно протянул Серик. – Тебе-то что от него надо?
- Да ничего, - скромно проговорил Ануар. – Просто мне он тоже давно не звонил. Ну, это хорошо, значит, инструкции выполняет в точности, как я ему сказал.
Пацаны внимательно посмотрели на инспектора. Тот неторопливо рассказал о событиях последней ночи пребывания Бахи в городе. Серик помрачнел:
- Почему сразу нам не сказал?
- А где вы были в эти дни? – парировал Ануар. – Бросили его одного, а теперь еще возмущаетесь.
Серик вздохнул, опустив голову.
Рустем долго лежал в больнице с ожогами и ранами от порезов, но тоже чувствовал вину: ведь Баха один сражался с Мухитом, Шахом и другими противниками, в то время как его пацаны попрятались в норы, бросив смотрящего в опасности.
- Ладно, дело старое, - сказал инспектор. – Если с Бахой все хорошо, он сам даст о себе знать. А если долго не будет вестей, я позвоню своему знакомому, к которому его отправил.
- Что значит – долго не будет вестей? – спросил Рустем. – Сегодня звони, надо узнать, что с Бахой.
- Хорошо, могу из вашего клуба сделать звонок, сразу после этого разговора, - пообещал инспектор. – Но лучше вечером – сейчас день, мой знакомый на работе, трубку никто не поднимет.
- А что стало с Мухитом и Шахом? – осведомился Серик.
- Мухит – выжил, - ответил Ануар. – Сейчас в следственном изоляторе. Из него вытащили несколько пуль, но угрозы для жизни нет. Теперь он сядет надолго. Из его друзей один погиб, а другой, Баур, живой. Его тоже сейчас лечат в СИЗО. Шах был убит на месте, но его контора не закрылась, а, наоборот, расширилась. Там сейчас несколько управляющих, поговаривают, они активно скупают земельные участки через областную администрацию.
- Те дома, которые мы хотели подпалить – с ними что будет? – спросил Рустем.
- Их уже сносят, жителей выселили. Не слышали разве, туда приезжали чиновники с войсками и судебными исполнителями. Выгнали всех, а дома сразу начали ломать. Так что ваше дело живет и процветает. В подвале, где сидел Мухит, тоже сейчас ремонт. Там будет бильярдный клуб. А у вас как дела, с общаком, со всем остальным?
- Такого общака, как раньше, уже не будет, - начал жаловаться Серик. – Только Баха мог заставить всех этих бездельников честно отдавать взносы. Старый аэропорт и другие районы вообще перестали платить, там теперь каждый сам за себя. Мы с Рустемом даже случайно туда попасть боимся – все ходят с самопалами и мочат не местных. Наш район худо-бедно платит, но с каждой неделей все меньше и с неохотой.
- А как поживают люди вашего друга – Ризы?
- Они так же, как и раньше – на базаре, продолжают развивать точку. В микрорайоне они заняли заброшенный подвал и открыли там клуб таэквондо. Назвали «Ризабек» - в честь друга. Только мы с ними теперь не общаемся – они считают, что это мы его втянули в то дело на гаражах, когда его порезали.
- Еще одна новость, - подал голос Рустем. – Агрономов недавно взяли. Они снова куда-то влезли, и милиция схватила человек восемь – всю их верхушку. Остальные разбежались, так что агрономов больше нет, как единой силы.
- Да, новостей много, - согласился инспектор. – И как вы теперь будете жить? С общаком особо уже ничего не получается, ведь на место Деда так никто и не пришел? В тюрьме и блатном мире тоже с каждым днем много нового, там, как и везде, всем начинают заправлять такие, как Шах…
- Коммерсанты, одним словом, - подтвердил Рустем.
- А в дельте какие новости? – спросил Серик. – Ты сам как думаешь, дальше будешь продолжать или найдешь новую сферу деятельности?
- Да все по-старому, - сообщил инспектор. – Рыбы с каждым годом становится меньше, а дагестанцев и азербайджанцев на катерах – все больше. Да и среди наших хватает новых банд. Чувствую, надо вооружаться, иначе завалят. Но уходить я не собираюсь. На море и дышится легче, и народ попроще, чем в городе. Если кому-то не нравишься, то узнаешь это сразу, потому как стреляют и топят там без раздумий и предупреждений. Ну, рыбы хоть и меньше, но полностью она никогда не исчезнет, так что чем заняться, всегда найду. Вы сами-то как двигаться собираетесь, если народ в теме общака совсем разочаруется?
- У нас уже последний класс, до выпуска осталось несколько месяцев, - сказал Рустем. – Я думаю заняться спортом профессионально. У нас многие ездят на соревнования по кикбоксингу, там можно неплохо заработать, если постоянно этим заниматься. А в свободное время буду разводить собак. Я держу несколько алабаев у моей бабушки в частном доме, их приплод можно продавать. А еще часто устраивают собачьи бои. Я, правда, ни разу своих не выставлял, но теперь подумываю.
- А я планирую пока остаться в этом клубе, - признался Серик. – Прибыль идет хорошая, особенно от тех автоматов, где играют на деньги. И еще наши технари придумали собирать специальные компьютеры для игр и соединять их сетью, чтобы можно было играть всем клубом. Я думаю, это перспективная идея. Дядя постоянно находит новые подряды, так что наша фирма не пропадет. А после школы я собираюсь в университет, хочу потом пойти на госслужбу.
- Отлично, - похвалил инспектор. – Может, когда-нибудь ты станешь моим начальником.   
- Мы не пропадем, - заверил Серик. – Я только за общак переживаю. Без сильной руки всё тут расшатается намного быстрее, чем мы можем себе представить. Скоро снова начнётся такой беспредел, что даже самые плохие времена из нашего прошлого мы будем вспоминать с радостной тоской.
- Вот и я о том же, - туманно подтвердил Ануар. – Ну да ладно, что уж теперь после драки руками махать. Старое не вернешь.
Инспектор поднялся и надел свою куртку, источающую сильный запах рыбы.
- Если найду Баху, я вас обязательно извещу, - пообещал инспектор. – Так что будем на связи. Пока, пацаны.
Дверь за инспектором захлопнулась. Серик и Рустем вернулись к опустошению емкости с ягодным напитком.
Времена школьного общака подходили к концу.