Проводы

Арапша2
                Проводы.
300 тысяч верховых и пластунов выставило Оренбургское казачье войско на войну с немцами. Согласно последним ревизским сказкам в Оренбургском иррегулярном войске числилось 634 тысячи казаков. Значит, без  малого, каждый  второй  из состоявших в списках строевых казаков шли полками на защиту чужого престола и сохранения короны российской империи на голове потомков из династии славянского боярина Кобылы. Вот потому и собирала с неохотой  Арапиха своего мужа  на  войну, с которой не всем будет суждено вернуться.
А на площади в Озёрном крае около здания станичного правления собирались люди, сидели на завалинках у ворот, стояли  у плетней, разливали по гранёным стаканам казёнку и желали призванным на войну скорого воз-вращения. Задавали тон, как всегда, донцы. Это были потомки казаков с Дона, присланных генерал- майору Суворову для подавления Большого бунта, названного немцами  «Пугачёвский». Бунт немцы подавили, а казачьи полки донцов оставили для присмотра за местными жителями, готовых всегда на любой бунт против ненавистной им Московии. С той поры прижились донцы в степях Яика и служили престолу Романовых в качестве нагаечных жандармов. У них обычаи и песни были свои – донские.  Под саратовскую гармонию  с колокольчиками они распевали песни о своём крае, про вольного атамана Игната Степановича.  Так донцы тайно называли Кондрата Булавина, опасаясь прогневать своих хозяев упоминанием о бунтаре, поднявшего Дон против оккупации степи славянскими шляхтичами из Московии.
                Возмутился наш батюшка
                Славный тихий Дон,
                От верховьица
                Вплоть до устьица.
Помнили донцы славные дни своей вольницы, но вернуть её не пытались уже многие годы, верно служа царям, чьи предки потопили Дон в крови степного народа. И веселье по поводу новой кровавой бойни было больше похоже на похороны кацапской тёщи – с песнями и гармошкой. Больше всех веселились те, кому ещё не при-шёл срок отправляться на войну, а служивые, кто знал, что такое война, пили молча. То, что война будет трудна, понимали все, и мало кто из служивых надеялся вернуться живым и здоровым. Даст то бог, да не всем.
Три народности жили в Устино, жили рядком, да порознь душой были, и каждая пела свои песни, и каждая держала марку своей нации.   
На колокольне ударили в колокол к обедне. Кацап заблеял жалобно, надрывно.
- Накаркали старики беду, когда церковь строили. Вот она и пришла! – возмущались казара, собираясь перед дальним походом на площади, крестясь плевались на римские кресты на церковной колокольне. На площади перед станичным правлением задержались: выслушали приказ атамана и напутствия стариков «не посрамить честь казачью», и только потом двинулись в путь.  Пестрые толпы служивых и провожающих, вереница телег, арбы с сеном, кавалькада верховых и коней под седлом для походных сакв и поклажи, вышли за станицу общей толпой. Остановились на Крестике, разбились кругами, сели на сырой земле, чуть-чуть порыжевшей траве и опять стали выпивать, высказывать пожелания и напутствия - словно жаль было сразу расстаться с родной ста-ницей, предвидя, что многим не суждено вернуться в родимый край после очередной бойни с немцами. А те, кому повезёт остаться живыми, вернуться домой врагами, поделённые на «красных и белых». Чувствуя большую беду, казаки поднимались по временам снова, передвигались на сотню шагов и опять садились выпивать и закусывать. Провожавшие составили складчину, и казалось, не будет конца всем этим здравицам и пожеланиям. Павлу, как старшему по чину и возрасту, приходилось принимать стакан от каждого подносившего и выпивать, чтобы не обидеть. Солнце уже поднялось к зениту, когда служивые тронулись в путь. И тут, словно оплакивая будущие жертвы, из-за холмов неожиданно показалось пепельно-седое кудрявое облако. Оно переглянулось со степью и нахмурилось. Вдруг в стоячем воздухе что-то порвалось, сильно рванул ветер и с шумом, со свистом закружился по степи. Тотчас же трава и прошлогодний бурьян подняли ропот, на дороге спиралью вихря закружилась пыль, побежала по степи и, увлекая за собой солому, стрекоз и перья, черным вертящимся столбом поднялась к небу и затуманила солнце. По степи, вдоль и поперек, спотыкаясь и прыгая, побежали перекати-поле, а одно из них попало в вихрь, завертелось, как птица, полетело к небу и, обратившись там в черную точку, исчезло из виду. За ним понеслось другое, потом третье. Несколько из них  столкнулись в голубой вышине и вцепились друг в друга, как борцы на поединке и закружились шаром над провожающими. 
Степь прощалась со своими жителями.
На сборный пункт  уездного правления отправились только казаки, баб и детей оставили  дома, чтобы не лили слёзы и не разводили мокроту.  и только следующим днём прибыли в станицу Верхнеуральск на общий  сборный пункт для распределения по полкам. 
Это было жарким летом 19-го июля 1914 года - в канун  дня  бога Перуна…