Вчера была годовщина снятия блокады.
В ноябре и декабре, когда уже отключили электричество, я еще посещал школу, потому что на новый год обещали дать обед. Занятий никаких не было. Приходило в класс человек пять. В нетопленом, неосвещенном классе собирались у учительского стола, на котором стояла малюсенькая коптилка, и о чем-то говорили. Может быть, Учитель в это время давал нам главные Знания о Жизни, но я не помню детали и темы бесед.
Однажды ранним утром, еще в темноте идя в школу, я увидел, что на товарной ветке из товарного вагона военные разгружают хлопковый жмых. Выгружали жмых на снег. Кучу охраняли красноармейцы, которые стояли вокруг кучи плечо к плечу, а за солдатами собиралась детвора. Красноармейцы стояли лицом к куче, спиной к детям, чтобы не ловить их просящих взглядов. На просьбы детей: «Дяденька, дай кусочек», красноармейцы не отвечали. Слишком много было детей.
И вдруг вся эта стайка голодных детей бросилась на кучу. Я схватил круг жмыха, прижал его к груди, меня поймал солдат и стал тереть лицо варежкой, но я не отпускал добычу. Он бросил меня и поймал другого, а я счастливый запихал этот желтый круг в портфель. Как я сейчас узнал из книги Павлова «Ленинград в блокаде», на Лахте из торфа с добавлением хлопкового жмыха приготавливали корм для лошадей, и что жмых был с ватой, потому что не было машин, которые семена хлопка от этой ваты бы очищали.
Мы этот круг разделили на маленькие кусочки, чтобы на дольше хватило, так что вата через нас проскочила.
На новый год в школе нам дали по тарелке супа с маленьким кусочком свинины. С надеждой смотрели дети в тарелку, надеясь, что слой сала будет потолще, но повара постарались разделить всё равномерно, а кусочек-то был с четвертую часть спичечного коробка.
После этого в школе я появился только весной, когда сошел снег, и стало сухо. Получил я справку, о том, что учился в 7-м классе. Семилетки я не кончил, разумеется, т.к. никаких экзаменов, да, собственно, и занятий не было.
Умирали люди и прямо на улице, на ходу. Передвигается человек, падает на колени и откидывается навзничь – так с согнутыми коленями и застывает. Я раза два видел еще не убранные, замерзшие в таком положении тела.
Зимой каждое утро улицы Лахты объезжали дровни, на которые собирали с улиц трупы. Лошади тоже были обречены. Я видел, как по улице вели лошадь и несколько солдат с обеих сторон её поддерживали, чтобы не упала она раньше времени. Но, некоторые лошади должны были быть сохранены непременно.
Трупы свозили на кладбище и складывали в штабель. Ближе к весне, когда массовый мор кончился, Взрывчаткой вырыли для них общую могилу.
Когда весной сошел снег, мы с братом увидели в канаве остатки двух трупов, разделанных на мясо, – кисти рук, ступни ног, кишки, остальных внутренностей не было, и, почему-то, только одна девичья голова.
Вот так, отрезали голову и бросили, а тело съели.
Под окошком одного из домов на Лахтинском проспекте обнаружили, зарытый в снег труп упитанного человека. Зимой было людоедство. На меня сильное впечатление произвело то, что одна из известных мне женщин оказалась каким-то образом связанной с людоедством – я уж не помню каким. То ли торговала мясом, то ли сама ела, то ли её убили.
Людоедов отлавливали и сажали в камеру при милиции. Мама рассказывала, что её знакомая, которая работала в милиции, говорила, что людоедки в камере следили между собой за теми, кто умирал и, пока труп не унесут из камеры, старались вырвать и съесть у трупа печень. Людоедов не судили и не отпускали, – они сами вымирали. Сколько здесь правды я не знаю, но правда то, что она это рассказывала.
Те, кто торговал людским мясом, трупы на улице не брали, это были трупы дистрофиков последней стадии истощения – кожа и кости. Те, кто промышлял людским мясом, охотились на упитанных, а упитанные были. Я видел в магазине, увешанную золотом продавщицу: золотые кольца на пальцах, браслет на запястьях, серьги, брошка и еще надо лбом золотая диадема – вся в золоте. А перед ней стоит полутруп и предлагает ещё золотую вещичку за «кусочек хлеба».
Перед кем она вырядилась? Очевидно, было перед кем. Об этом пишет Крон в повести «Дом и корабль». А может быть, девчонка была из нищей семьи, а перед войной устроилась на работу продавцом и не может теперь отказаться от соблазна.
Катя Кузнецова была продавцом и, пока зимой не эвакуировалась, много жуткого страха натерпелась, когда, идя вечером с работы, слышала за спиной откровенные рассуждения о том, что из неё отменные котлеты бы получились.
Торговали не мясом, а студнем, котлетами, пирожками. Рассказывали, что изловили торговца пирожками, когда покупатель обнаружил в пирожке человеческий ноготь. Такой торговли на Лахте не было. Это я по рассказам вспоминаю, а разделанные на мясо трупы я сам видел.