Россия как цивилизация

«Россия как цивилизация»

Предуведомление.

Данный текст писался как помощь, но в силу своей «ненаучности» был отвергнут. Работа изначально фокусировалась вокруг личности А.С. Панарина. Страшное дело, текст обозвали «художественным»? Скажем так, тест этот — эссе на политические темы, написанный стилем философским. В нём мои политические взгляды изложены в той логике, которая мне представляется наиболее допустимой. Вторая глава принадлежит не мне, поэтому для издания здесь я её опустил.
Читатель! Вперёд же за новыми мыслями, их циклами и патриотизмом, любовью к России.


1.
В связи с распадом СССР встал под вопрос сам формационный поход к истории. Несмотря на все социальные завоевания Советскому Союзу не удалось показать миру коммунистической формации, но было показано тоталитарное общество с командно-административной экономикой типа древней восточной деспотии. Однако сам путь достижения социальных завоеваний и социальной ответственности государства перед своим народом был продемонстрирован справедливо.
Достижение коммунизма не может быть достигнуто путём революционным, но реформистским. Это показали социальные завоевания в Швеции (не социалистическая  республика, а монархия!) и в Швейцарии (страной, которая  с точки зрения идеологии  всегда была нейтральной).
Китай. Во-первых, страны Востока показали, что формационная модель работает только в европейских странах, или уже — только в Англии (которую и изучал К. Макс). Во-вторых, Китай показал пример как коммунистическая верхушка может легко управлять экономикой по капиталистическим лекалам. Китай показал пример разумного госкапитализма.
Но, говоря об экономике, стоит привести одно замечание из Панарина: «Если коммунистическая идео­логия приписывала чудодейственную способность автомати­чески разрешать все проблемы «общественной собственности на средства производства», то официальный либерализм при­писывает аналогичную способность рыночной системе, якобы не нуждающейся ни в какой коррекции, ни в каком вмешатель­стве политической и моральной воли в действие всеразрешаю­щего рыночного автоматизма».
Общественно-экономическая формация показала лишь одно из свойств цивилизации. К цивилизационному подходу сейчас обращаются всё больше и с большим интересом. В связи с этим возрос интерес к России как цивилизации и вообще к цивилизациям не-западного типа. 
Отечественный учёный А.С. Панарин даёт нам пример рассмотрения истории и современности России в цивилизационном русле — в русле идей цивилизации евразийской. Однако же никакой из подходов не должен скатываться к «научной догматике».

3.
Сам по себе «аутентичный» Панарин представляется иначе, чем анализ его трудов западными исследователями и критиками. Само познание на Западе стало чем-то агрессивным («знание — сила! [власть]»), а исследования прагматичны и направлены на подчинение исследуемого объекта (психология поведения, маркетинг, PR). Так была целая дисциплина, которая изучала СССР, — советология. В один из приездов в США Владимир Путин заметил, что такая «наука» больше не нужна, потому что исчез объект изучения. Таким образом ясно, что советология была механизмом поиска «дырок и швов», чтобы сам СССР уничтожить. Новая Россия стала менее предсказуемой, она вернулась к своей природе («Умом Россию не понять»). И внутренний анализ политической и культурной  жизни России, которым и занимался Панарин, более честен, полезен и выводит точный прогноз. Панарин изучает Россию, не чтобы возродить СССР, не ради «империализма» (который по определению Ленина есть лишь высшая стадия капитализма, переходящего в колониализм), Панарин изучает Россию, потому что любит её. Таким образом западный человек изучает из прагматических соображений, а русский (российский) изучает, потому что любит свой предмет.

Российская империя никогда не была «империалистической державой». Россия не относилась к живущим на её территории народам как к колониальным аборигенам. Каждый народ имел свою культуру, образ жизни (калмыки, татары, башкиры, тунгусы жили традиционными общностями), способ производства (ранняя отмена крепостного права в западных территориях). Народы почти всегда добровольно входили в состав Российской империи. В разных областях были свои законы (от конституции в Финляндии до законов шариата в некоторых районах Кавказа). СССР же распространял своё влияние за счёт развития производства и инфраструктуры как на национальных окраинах, так и на близких по идеологии странах. 

Действительно выглядит странным  смешение «сталинской государственности»   и «православной веры». Для А.С. Панарина вообще многие антиномии ложные:
альтернативой плановой экономике СССР вовсе не должна являться либеральная рыночная экономика, приводящая к дикому материальному расслоению. Тоталитаризму (в широком смысле) вовсе не противоречит «демократия» (бывшая эффективной и честной лишь в полисах Древней Греции). Так в обществе потребления и новой либеральной «морали» очень сложно вести протест. Человек должен работать и потреблять, и ничего иного ему не обещается. Поэтому страны Запада можно смело причислить к идущим по вектору постхристианскому.  Панарин же приветствует возрождение православия в России, пишет труд под названием «Православная цивилизация», которую и противопоставляет обществу потребления. Панарин видит наилучшим для России явление сильного государства и национальной сплочённости (что дало сталинскому режиму победить фашизм и нацизм в Европе), а также возвращение к духовным корням и культуре. Так или иначе это близко скорее к лозунгу: «Православие, самодержавие, народность».

А.С. Панарин не видит в Западе (техническом и культурном, отвлекаясь от  экономики и политики) корыстного и жадного гегемона, разделяя понятия «западничество» и «вестернизация». Панарин против того, чтобы брать чужие кальки  (в экономике, политике и культуре) и безропотно их переносить на российскую почву. В своих размышлениях о Пушкине Панарин утверждает, что великому русскому писателю удалось синтезировать то, что было хорошим на в Западной Европе, и то, что является ценностями для России. Так возник русский литературный язык (неоценим и вклад Ломоносова в русскую поэтику).

Россия вынуждена быть «евразийской» державой: на Западе она граничит с Польщей, а на Востоке — с Китаем (хотя так называемый «русский мир» куда шире). Запад — это как бы тезис мирового прогресса, Азия — антитезис, а Евразия — это синтез. Русские не стремятся создать новую «Империю зла», империя у русских получается в силу самого народного духа: щедрости и доброте в первую очередь, открытости, совестливости (русская «правда»  — это суть то же, что было для древних египтян в понятии «маат», т. е. моральная категория, державшая всю цивилизацию; с упадком принципа «маат» великая цивилизация Древнего Египта рухнула). Именно щедрость и доброта, аскетизм и скромность как аксиологические субъекты бросают вызов «ценностям» тотального общества потребления.
В традиционных религиях Панарин видит будущее России  и вообще мира. Так в современной Российской Федерации помимо православных русских, есть территориально обеспеченные сунниты (ортодоксальный ислам) Поволжья и Северного Кавказа, традиционные буддисты (Калмыкия, Тува, Бурятия), традиционные евреи (Еврейская АО). Ортодоксальность или «Великая Традиция» по Панарину и есть путь России (даже марксизм в России был классический, неизменяемый). Панарин не рвёт всех пластов отношений России и Запада, но видит большой плюс в сотрудничестве с дальневосточными странами и культурами (Китай, Япония).
В глобальном мире возможен диалог культур и цивилизаций, но в каждой из них есть какое-то зерно, какое-то ядро, которое понять и усвоить очень сложно  (трудолюбие немцев и японцев, русская щедрость, индийская мудрость). По сценарию глобализации под эгидой США возможен культурный обмен только поверхностными слоями культуры (этикет, обряды, одежда, сказки и мифы). Так Америка на весь мир распространила итальянскую традицию есть пиццу и  японскую — есть суши. В «Disney» уже переболтали самые яркие мифы и легенды  народов мира (включая, например, историю жизни Моисея), превратив их в лёгкие детские мультфильмы. Серьёзное стало несерьёзным. Россия же открыта перед в всем миром и интегрирует иные ценности иначе («Нам внятно всё!»). Россия пытается понять, уяснить, достучаться, а не подчинить или извратить, нагнуть под себя. Например, кино. Так советский (русский) Шерлок Холмс вышел самым лучшим, лучше, чем его недавний американский коллега, чуждый британскому духу. Россия в муках рождает гениев, Америка просто их покупает.

«Русское евразийство» госпожи Ларюэль является знаковым. Россия и её новые пути интересны на Западе. Во многом от России зависит повестка дня и пути посвящённого человечества. Добрая и страдательная Россия  показывает альтернативный путь на мировой арене. Мир застыл в ожидании «Русского Чуда». «Из России с любовью», — так назывался  один из фильмов про агента «007». Россия несёт миру весть о христианской любви и человечности. Это византийская идея. Да, можно сказать, что «подлинными мы никогда не были», но ведь всё в руках будущих поколений: найти «русскую идею», «путь в будущее, моде­лью которого является не конфликт, а концерт цивилизаций».  Панарин «строит возможные сценарии событий, исходя из сложившихся тенденций развития, с одной стороны, и оценки тех или иных влиятельных субъектов социального действия, с другой».

4.

Ещё Щпенглер писал, что будущее за русско-сибирской цивилизацией («Закат Европы»). Европейские страны вели бесконечные колониальные войны, а оставшись без колоний, пытаются объединиться в некий союз (унию, ассоциацию). Запад в целом пытается решить судьбы мира, но делает это военным и агрессивно-экономическим путём. Панарин пишет: «Будучи отличной от Запада и сознающей свое отличие (о западнических эпигонах мы здесь не говорим), она [Россия] тем не менее никогда не обнаружива­ла склонности ни к сепаратному обустройству, ни к тому, что­бы свалить с себя ответственность за судьбы мира». Но Россия решает судьбы мира дипломатическим, торговым, культурным и научно-обменным путём. Россия учитывает ценности и интересы других, при этом Россия несёт миру свет православия («русский народ как богоносец»), завет любви.

В чём же отличие? «Противопоставление аскетической жертвен­ности – связанной с верностью священному завету – богемной распущенности и безответственности, экстремизму телесного начала, утратившего свое истинное назначение – служить вме­стилищем и орудием высших духовных энергий». Герой-европеец стал европейцем-потребителем, а объектом потребления стал сам человек: узаконенная проституция, например. На Западе воспеваются самые низменные страсти и пороки души: похоть разврата, эгоизм, принцип удовольствия стал выше принципа радости (радость — нечто общее — соборное, — и в то же время духовное, а не телесное). Дикий феминизм, который протестует уже против самой физики (деление на положительный и отрицательный заряд), любого предмета, делимого на два, ЛГБТ-сообщества, унижение христианской и исламской религий. Всё это ведёт к нравственной деградации западного общества, следствием чего являются демографические проблемы с рождаемостью, ибо всё выше приведённое ведёт к развалу института семьи. Именно на жертвенной заботе (в самом серьёзном смысле по Хайдеггеру) и ответственности строится многодетная семья. Европеец же всё больше живёт по принципу «ДДНД» (двойные доходы — никаких детей). Сам разврат, похабное издевательство на религией и искусством действительно ведут к снижению рождаемости, что доказал ещё Мальтус, призывавший развращать низы общества, чтобы «не плодить нищету». Современная Западная Европа завела себя в демографический коллапс. Разрушив ряд режимов арабских стран, приняв беженцев из этих стран, сменился облик среднего европейца. Как варвары мирно уничтожили Римскую империю, поселившись на её территории,  так и Европа рискует оказаться другой в этническом измерении. Миграция в Европу вызывает рост националистических настроений в Старом Свете, возникает союз крайне-правых и либеральных партий, фашистов и «сторонников свободы» (во всём).    

Западная цивилизация грешит «неумением прислушиваться к другим, нетерпимостью к критике и неспособностью к самокритике, в которой усматри­вается грех самообнажения перед «чужими»». «Перед лицом их выступали не люди разных ци­вилизационных регионов, в одиночку подсчитывающие свой потенциал и возможности выхода из проблемной ситуации, а планетарный человек, сполна осознавший бремя человеческой судьбы и заново осмысляющий свой статус в Космосе. Такая установка предвосхищена отцами Восточной Церкви».

Но Россия уже не хочет быть «третьим Римом». «Глобализа­ция – в смысле тенденции к сокращению барьеров и расстоя­ний и образованию единых экономических, информационных и прочих пространств – реальность нашего времени. И именно потому, что мы признаем эту реальность и воспринимаем ее всерьез, мы претендуем на то, чтобы в ней звучал и наш соб­ственный голос, чтобы ее формирование не прошло без нашего участия». Россия — одна из цивилизаций, не самая первая, но и не последняя.

«В целом «открытое глобальное общество», как оно интер­претируется сегодня на Западе, означает откровенный социал-дарвинизм – глобальное пространство ничем не сдерживаемого «естественного отбора», в котором более слабые экономики, культуры, этносы обречены погибнуть, уступив планету силь­ным и приспособленным». Панарин продолжает:

«И это подается как высшее откровение современности! Но разве вся мировая эволюция культуры не вела в прямо противоположном направлении – от естественного отбора к режиму благоприятствования более слабым, но и более ра­финированным, от тенденции к однообразию, которой чреват «естественный отбор» в обществе, к щадящему разнообразию человеческих типов, от диктата материально-экономической необходимости к признанию самоценности высших форм опыта? Сегодня сторона, чувствующая явное превосходство в материальной силе – экономической, технической и военной, – стремится убедить всех, что там, где сила, там и правда, что естественный отбор как торжество силы перечеркивает все другие критерии, которые выработала человеческая культура в ходе трудных побед разума над инстинктом, морали и спра­ведливости – над культом силы, духа – над материей»

Задача «православного архетипа» России — «...заново утвердить приоритеты культуры и морали, защитить право так называе­мых «неадаптированных» (а к ним относится большинство человечества) на существование, скорректировать социал-дарвинистскую стихию рынка процедурами, позволяющими сохранить разнообразие человеческих практик, в особенности относящихся к высшему «постматериальному» типу... раскрывать потенциал иных цивилизационных субъектов и культур, способных скорректировать опасные одномерности глобализма».  Россия призывает к  «миро­вой симфонии цивилизаций».

5.

Культурный ареал цивилизации. Суть проблемы цивилизации.

Культура есть сердцевина цивилизации. Цивилизация — это не набор технических средств, уровень технологий, но, прежде всего, культура и социальная сфера общества. Нас сейчас интересует этика и ценностная сфера.

Панарин пишет: «Трагическая парадоксальность современного бытия состоит в том, что добро выступает в качестве чего-то статичного, а стало быть, «скучного», тогда как зло динамич­но и этой своей особенностью привлекает посттрадиционную личность, пуще всего боящуюся оказаться в плену у уклада, традиции, патриархальной дисциплины». «Вопрос о том, почему ниспровергатели и разрушители почти неизменно оказываются смелее, находчивее, «талант­ливее» носителей охранительного начала – главный, может быть, вопрос всей посттрадиционной эпохи».
«Разрушительный энтузиазм, пробуждая то «бесовское» на­чало, о котором писал Достоевский», побеждает везде: в экономике,  в политике, в по вседневной жизни. Большинство объявляется неполноценной расой традиционалистов. «Авангард не стесняется оторвать свободу от равенства, от мо­рали и справедливости и провозглашать право современной элитарной личности на свободу в противовес всему тому, что к ней прежде «некритически» примешивалось... Равенство, мо­раль, справедливость ныне отмечены знаком традиционализ­ма и ассоциируются со стереотипами инертного массового со­знания, которому, по всей видимости, так и не суждено стать по-настоящему современным». У всего этого есть духовные корни.

Немецкий социолог Макс Вебер проследил и установил («Проетсантская этика и дух капитализма») связь между духовной сферой общества и экономическим укладом этого общества. Протестантизм начинает свою историю с 95-ти тезисов Мартина Лютера, с  1517 года, то есть существует уже 500 лет. За это время сложилась протестантская этика, основанная на следующем мифе. Протестанты верят, что всё предопределено, что уже известно, кто спасётся, а кто — нет. Узнать свою участь можно  этом мире: если Бог тебя любит, то ты спасёшься, а любит он тебя, если ты — хороший делец, если у тебя всё в жизни получается. Протестант (пуританин, именно о них писал Вебер) должен качественно трудиться, много зарабатывать. Отсюда лозунг «Время — деньги», американская мечта (родится в бедной семье и добиться большого, прежде всего материального, успеха), пословица: «Если ты такой умный, где твои деньги?». Такая трудовая этика, такое религиозное сознание привели, по Веберу, к появлению капитализма. А позже поизошло сращение науки и капитала. Панарин пишет: «Современная постмодернистская ситуация ха­рактеризуется разрывом спасения и освобождения: вместо универсалистской установки всеобщего спасения воцаряется доминанта освобождения «лучших», избранных, ставящих свободу выше справедливости».
«Ницше возвращает человечеству «языческую правду» о превосходстве сильных над слабыми, дерзких и несомневающихся – над склонными винить себя и каяться».
С другой стороны мшелоимство всегда было чуждо русской душе. Проблема российского капитализма состоит в том, что у нас мало «дельцов», «предпринимателей». А если и были такие до революции, то они были меценатами, просветителями и градостроителями, исследователями Сибири и Дальнего Востока, хранителями традиций, связанных сельским хозяйством и его вековыми секретами. Православной душе хочется дарить, отдавать. «Дар» есть оправдание и смысл экономического неравенства, чтобы «тот, кто имеет», мог помочь «тому, кто не имеет». Дарение — это необходимое явление в российской экономике. Рабочий дарит своё творчество, своё общение с другими рабочими, то, что называется «прибавочным продуктом», — дарит нанимателю. Он дарит то, что нельзя измерить. Так нельзя измерить любовь матери к своему ребёнку, хотя и есть понятие «материнский капитал», нельзя измерить заботу близких людей, жертвенность национальных героев, спасателей, врачей, миротворцев.  Всё, что нам даётся, даётся Богом, поэтому мы всё должны кому-то отдать. В этом состоит принцип экономики в православной цивилизации.

6.

Новый тоталитаризм.

«Эксплуататоры «марксистского» типа уподобляли рабоче­го машине, убивая в нем «витальность». Эксплуататоры нового, «неофрейдистского» типа поднялись соответственно новому технологическому сдвигу: с механического на биологический уровень. Эксплуатируемым они обещают такую «свободу», ка­кую никакая социальная революция дать не способна: свободу инстинкта от тягот цивилизованности.

«Для него [Фрейда] наше сознание – такая же надстройка над базисом, как и для Маркса. Только базисом в данном слу­чае выступает бессознательное («либидо»). Подобно тому как Маркс ищет скрытые пружины человеческого действия в эко­номическом базисе и изобличает иллюзии сознания, веряще­го в автономность и самоценность моральных, религиозных, эстетических и т. п. решений, Фрейд изобличает превращен­ные формы нашего сознания, прячущего от себя (под влияни­ем цензуры сверх-«я») истинную энергетику человеческого действия, связанную с инстинктом».
З. Фрейдом был рождён «тоталитарный половой миф» (термин В.В. Набокова), лёгший в основу сексуальной революции, которая и привела к дикой эмансипации, половой вседозволенности, к разврату уровня первобытного промискуитета. Фрейд был прав в одном: «Общество не знает более страшной угрозы для своей культуры, чем высвобождение сексуальных влечений и их возврат к изначальным целям». Этот «возврат»  и провозгласила сексуальная революция конца 70-х  годов ХХ века.

«Мефистофельское сознание властных элит, опираясь на теорию Фрейда, открыло для себя, что современный городской плебс, оторванный от естественных связей с космосом, социаль­ному освобождению предпочитает «биологическое раскрепо­щение». Правящие гностики, открывшие низменно-постыдные тайны человеческой природы, говорят своим подопечным: тео­рия классовой эксплуатации устарела; не мы вас эксплуатиру­ем – вас эксплуатирует цивилизация, репрессировавшая ваши инстинкты. Мы вас избавим от грозного отца, воплотителя куль­турных норм и запретов, и вернем вам радости инфантильного состояния, погрузим вас в детство, причем в самое раннее, не обремененное словами и рассуждениями», — пишет в связи с этим Панарин.

Великий русско-американский писатель В.В. Набоков виртуозно осмеял фрейдизм в своём глубоком и таящим многие смыслы романом «Лолита». Здесь Набоков подчёркивает то, что говорил в своей лекции о Л. Толстом, «Любовь не может быть только физической, иначе она эгоистична, а следовательно греховна». «Только физической любви» противостоит христианское понятие любви, любви светлой, любви глубокой, любви ко всем людям, а брачная любовь уподобляется  отношениям Христа и Его Церкви. От России ждут откровения о любви, христианской вести Евангелия. При этом только разврат, жадность и пьянство могут погубить Россию (а не внешняя военная агрессия или экономическая блокада).
Фрейдизм стал родом, механизмом развращения и управления. Но в нашу «информационную эпоху» достаточно виртуального, чтобы предотвратить сублимацию (перенаправлявшую сексуальную энергию в благие русла). Виртуальное «...удовлетворение может выступать более радикальным, чем то, что может быть получено в реальности. Искушенному потребителю совре­менной порнографической продукции реальные сексуальные практики могут показаться решительно скучными», — делает вывод Паанрин.

7.
Россия должна нести свет христианской любви.

Вся история русской религиозной философии серебряного (дореволюционного, но близкого к 1917 году) века говорит о любви. «Любовь» — это главное звено среди формообразующих понятий русской цивилизации и русского менталитета.  О любви пишут Владимир Соловьёв и Василий Розанов, Николай Бердяев и Иван Ильин, Семён Франк.
Владимир Соловьёв пишет о важности именно половой любви, потому как она возможна между равными, между человеком-мужчиной и человеком-женщиной.
Василий Розанов настаивает и усиливает сексуальный момент половой любви, борется за чистоту семьи в России.
Николай Бердяев говорит, что половая любовь в христианстве получает своё высшее воплощение и свободу.
Иван Ильин говорит, что «без любви жизнь нельзя», что надо любить сначало хорошее, а потом милое, а не наоборот.
Семён Франк говорит о любви как Таинстве, окончательно утверждает, что смысл жизни — в любви.

Именно такое — возвышенное понятие о любви между полами, о счастье традиционной семьи должны говорить мы — русские. Фрейдизм должен быть преодолён, как и всякий биологизм (кроме врачебно-медицинского) по отношению к любви.

Таким образом мы выявляем Россию как самостоятельную цивилизацию-авангард, которая несёт свет любви, просвещающий все иные формы отношения между людьми. Аксиология России выражается через следующие термины: правда, дар, любовь. Большой вклад в популяризацию этого сделал отечественный политический философ А.С. Панарин. Благодаря ему нам стала яснее проблема русской идеи и тайна русской души.