Златокудрая Атеона - священная дева. Часть 5

143
Должники Руни. Неожиданное явление Ка и участь Маргелар
     Появление путешественниц в храме вызвало некоторое облегчение, и Гектор мог спокойно доложить римариху о благополучном возвращении. Доверять доверяй агентам, но лучше проверять. Он донес господину об итогах проделанной работы и получил одобрение.
     - Итак, с кроликами да жабами разобрались, - пошутил римарих. - Как дела обстоят с нашим делом? 
     - Дело под контролем, он не подведет, - уверил Гектор, он наслышан о тех ребятах. – Все будет в порядке: они хорошо обучены.
     Римарих взглянул на слугу.
     - В чем твои сомнения?
     - Сомнений нет, я видел их глаза. Но есть место, где они бессильны.
     - В храм им запрещено являться. Я не отменю своего решения! – предвосхитил всякие уговоры римарих. – Эти люди коварны и могут быть до крайности опасными: они ловкие, бесстрашные, отлично обучены. Перемани их на свою сторону враг – и нам конец. – Он отошел к окну, сказал: - Если бы не надобность, я бы к ним не обратился.
     Он не был уверен, что агенты не ослушаются и не явятся в храм, поэтому стражи бдели под страхом казни. К каждому патрулю приставили сторожевого пса. Собаки разогнали мелких зверьков во всей округе. Спаслась лишь кошка с котятами, которых оберегала Атеона. Их пришлось тщательно прятать. Прежде динонианка хотела их выпустить на волю, но начался голод, и она отложила высвобождение до лучших времен.
     - Будь с агентами осторожен: они говорят о чести, - сказал римарих, - но думают о деньгах.
     Он знал, что говорил: уникальные умения агентов, объявленных вне закона еще при жизни отца Татула Эгимноса, дорогого стоили. Опасаясь их предательства, умерший государь упразднил тайную организацию и приказал ликвидировать ее членов. Но некоторые спаслись. Каким чудом (или благодаря скольким жизням, которые они отняли)  выжили мужчины, принявшие Гектора, сейчас трудно ответить. Но они опасны. Это факт. У них нет ни жен, ни детей, ни родителей, к которым они были бы привязаны. Им нечего терять, кроме жизней, какие попробуй, отними.
     Не найти уже смельчаков, рискнувших устранить тайного агента. В былые времена это была редкость, сейчас их вовсе нет. Их умело заманивали в ловушки и расправлялись кровожадно. Стражи находили тела то у моря, то в центре города и по нанесенным ранам списывали произошедшее на диких животных, разорвавших неизвестных. И, действительно, их невозможно было узнать. Истерзанные останки никто не хоронил. Так и закапывал их могильщик за медную монету по указке начальника некрополя. 
     Гектор в силу иноземного происхождения ничего не подозревал об опасности, но, наверное, это к лучшему. Иначе б он ни за что не пошел к агентам и не обратился к ним с просьбой. 
     - Так или иначе, все думают о деньгах, - возразил Гектор, мыслями витая рядом  с динонианкой.
     Римарих хлопнул ему по плечу, чтобы опустился с небес на землю. Слуга вздрогнул от неожиданности.
     - Ты меня слышишь? – рассердился Отиний.
     - Прости, господин, я задумался.
     - Поменьше думай о ней, не то ум потеряешь.
     На первый взгляд могло показаться, римарих шутит, но он, напротив, был совершенно серьезен. Гектор не посмел перечить и согласился не терять бдительности и следить за агентами насколько это возможно.
     - Не доверяй никому полностью, - сказал напоследок римарих.
     - Даже?.. – удивился Гектор.
     - Никому, даже мне.
144
     Слуга озадачился: господин велел приглядывать за динонианкой, дабы она ничего с собой не сотворила. Неужели это возможно? Если так, он глаз с нее не спустит! Гектор повесил голову: невозможно уследить за той, к которой нет полного доступа. Идея! Как же он сразу о ней не подумал! Он довольно улыбнулся и отправился к женскому крылу, к той, что ежеминутно подле динонианки.
     Сенуя поднесла жрице булавку, довершила прическу.
     - Ах, как она идет моей госпоже! – всплеснула она руками. – Просто прелесть!
     Не разделяла Атеона восторга служанки: в городе голод, ей не до побрякушек. Что от них толку, если вокруг люди гибнут.
     - Возьми ее, - вынула Атеона из волос золотую булавку, украшенную каменьями и цепочкой на конце, заканчивающейся крошечным переливчатым камушком, - после дел, мы отнесем ее Руни.
     - Нет, госпожа, - разочаровалась Сенуя.
     Старый и жадный человечишка Руни, тряся плешивой головой, даже в голод умудрялся делать деньги, и скупал у середняков по дешевке золото и драгоценности, приговаривая: «Наступят светлые деньки». Пожалуй, только ему сложившееся положение доставляло удовольствие. Он не торопил светлое будущее, потому что недостаточно накопил добра, а иными словами не обобрал до нитки всех, кого еще можно. Дочерям он не был и не будет так рад, как блеску золота и звону монет.
     Встречала Атеона этого мерзкого на вид и неприятного, с бородавкой на кончике носа скупщика. Сенуя страшно его невзлюбила, как только увидела. Он низко кланялся, делал вид, что почитает Динону. В самом деле, у него лишь один идол – желтый металл, усыпанный переливающимися каменьями. Атеона презирала болезненную тягу к золоту: оно не дарит жизнь, скорее отнимает ее, оно не дарует выздоровление, может лишь оттянуть болезнь, не гарант счастья и любви, а лишь временное утешение обладателя, погруженного в иллюзию бутафорского благополучия. Оно не оживляет, не возвращает с того света, и самое примитивное – его нельзя есть, ибо оно несъедобно. А повсюду царит голод. Когда закончатся припасы, что положит в рот старый Руни?
     - Монетки погрызет, - съязвила Сенуя и тотчас реабилитировалась перед жрицей: - Госпожа, он всегда прикусывает монетки, когда берет их в руки.
     Он проверяет их подлинность, и Сенуе хорошо известно это.
     - Чтобы он не делал, мне бы хотелось видеть тебя человеком, - произнесла Атеона и служанка покраснела. – Люди, которые никого не любят и ни к кому не привязаны, быстро становятся демонами.
     Испугалась Сенуя, что за ней охотится нечистая сила. Скрестила ладони на груди, каясь и накладывая защитный знак. Мигом прочла она молитву, как истинная верующая, потом – заклинание, как противозаконная колдовка, и потопталась, как суеверная горожанка.
     Засмеялась Атеона:
     - Что-нибудь обязательно поможет.   
     И снова Сенуе стало стыдно.
     Она ни слова не произнесла с момента выхода из ворот. На улице прибавилось голодающих попрошаек, и ей совсем не хотелось разговаривать. Ляпнет она что-нибудь этакое, и госпожа вновь пристыдит ее. Нет уж, она будет молчать. Изо всех сил. Напряжется, пересилит себя. Она выдержит. Надо только крепиться, крепиться…
     - Госпожа, зачем ему столько денег? – спросила она, наконец. Этот вопрос давненько ее мучал.
     Атеона-то знала, что он далеко не самый богатый исеец и не самый подлый. У него все на лице написано: никакой тайны. А вот те, кто притворяется и скрывает истинные намерения,  те, в самом деле, злейшие враги. Изощренными путями они извлекают выгоду изо всего, в том числе из войн и бед народных. Собственно говоря, они и устраивают бедствия. Как ни печально о том упоминать.
145
     После череды дел, она накинула на плечи накидку и, обернувшись к служанке, спросила:
     - Готова?
     С неподдельным сожалением на лице Сенуя кивнула: как ей жаль красивую булавку. Отдавать ее скупердяю Руни… Она надеется, госпожа знает, что делает.
     Пока они шли, петляя по узким улочкам города, она мечтала, что динонианка передумает и повернет обратно, но чуда не произошло: Атеона постучала в деревянную потертую дверь. На ней сохранялись застарелые и свежие следы от ног: кто-то, по-видимому, торопился и звал хозяина ломбарда, размахивая не только руками.
     - Смотри, госпожа, - сказала Сенуя, морща нос, - тут кто-то измазал дверь… - Конечно, грязи в городе теперь хватало, но додуматься найти такое и применить, ей бы в голову не пришло.
      - Как видишь, горожане оказывают почтение землякам разными способами. – Атеона посторонилась, дабы не запачкать платье.
     Дверь заскрипела, завизжала и открылась: Руни был настолько скуп, что даже не смазывал дверные петли. Хозяин ломбарда и кредитор в одном лице сказал:
     - Чем я обязан, госпожа?
     Не успела она ответить, как он увидал, чем запачкана дверь и завопил сиплым голосом:
     - Что б вам провалиться, хуты треклятые! Окунуться вам в вечное проклятие Тиндоса!         
     Атеона вытянулась, скупщик осыпает страшными проклятиями тех, кто задолжал ему и  гневит Динону!
     Он вовремя опомнился и снова распростерся перед ней, склоняясь до земли:
     - Проходи, госпожа, ты осветила светом Диноны мой дом!
     - Не богохульствуй! – сказала с достоинством Атеона. – Сначала ты произносишь страшное проклятье, упоминая кровавого врага богини-покровительницы, а после – превозносишь ее!
     - Прошу простить меня, госпожа, я так слаб, как любой смертный человек.
     Сенуя даже отвернулась, настолько старик противен ей. Зубы через один, бородавка на носу, плешь, бакенбарды густые, засаленные. Мерзкий старикашка. А недавно слух прошел он вознамерился жениться. И на ком бы вы думали?! На прекрасной, юной девушке. Горе ей – родилась она в небогатой семье. Задолжал отец кредитору, Руни потребовал возврата долга. И пришлось родителю уступить дочь: пообещал он отдать ее в руки противному хозяину ломбарда. Плакала, плакала юная красавица, да только делать было нечего: обещал Руни упечь отца в тюрьму за долги, коль не согласится она стать его женой. Уже и день свадьбы назначили, и пока девушка обливалась слезами, кредитор торжествовал.
     Атеона прошла по узенькому коридору в ломбард (он находился на первом этаже дома Руни), и пока он, перебирая коротенькими кривыми ножками, зашел за стойку, осмотрелась. Сколько же судеб испортил он, скольких загубил, приговорив к нищенскому существованию, наложив огромный процент.
     - Во сколько ты оценишь эту булавку? – положила ее перед скупщиком Атеона.
     Глаза Руни жадно сверкнули. Высокопробное золото, качественные камни, исполнение – превосходное!
     - О, дивная вещица! – потянулся он к ней.
    Сенуя отстранилась, когда представила, как он будет тянуть эти же узловатые лапищи с серыми длинными ногтями к юной, прелестной невесте, а после – к жене. Она предпочла бы покончить с собой, чем лечь с ним в одну постель. Отвратительный старик. Ей даже дурно стало! Бедная, бедная девушка!
     - О, какая красота, - повторился Руни. – Я бы дал за нее десять золотых.
     - Тогда я пойду к твоему брату, - сказала Атеона, потянув за цепочку булавки. – Он обещал дать в два раза больше, чем ты.
     Щеки Руни побагровели: жесткая конкуренция братьев развела их, и они стали злейшими врагами. Они настолько ненавидели друг друга, что достаточно было упомянуть имя брата,
146
чтобы добиться вспышки.    
     - Я, я дам двадцать два золотых! – воскликнул Руни.
     - Булавка обошлась мне в сорок: она старинной работы. – Атеона покрутила ее в изящных  руках. – Предложи еще что-нибудь. Например, чей-нибудь долг. 
     Руни сомневался, но ненависть к брату взяла верх.   
     - Чей долг хотела бы госпожа? – он достал из потайного отдела стола ларец, дрожащими руками открыл его ключиком, который висел у него на груди.
     Руни стал перебирать бумаги, но Атеона безошибочно взяла именно ту, за которой пришла.
     - Я выбираю этот долг.
     Скупщик пригнулся, вкрадчиво сказал:
     - Этот долг не так велик, госпожа может взять другие. – Он вовсе не хотел упускать юную девушку: как только ее отец узнает, что не является его должником, разорвет договор.   
     Атеона, как ни в чем не бывало, опустила булавку в мешочек.
     - Хорошо, я пойду к твоему брату, - сказала она. - Думаю, он сдержит слово и даст мне сорок золотых.
     Руни позеленел: братец назло переплатит, лишь бы ему не досталось.
     - Я согласен! Бумаги принадлежат госпоже! – Он протянул сразу обе руки и с жадностью голодного прижал к себе булавку.
     Ни слова не говоря, Атеона свернула документ, подтверждающий долг, и пока Руни наслаждался местью брату, тихо ушла.
     На улице Сенуя спросила:
     - Госпожа, зачем вам долговой лист?
     Динонианка не ответила, она показала на соседний дом, и служанка убедилась: у нее лучшая в мире госпожа.
     Отец юной девушки кинулся в ноги Атеоне, у матери не нашлось сил поблагодарить ее, она так и простояла неподвижно до самого ухода гостьи, а несостоявшаяся невеста была на небе от счастья.
     - Динона услышала меня! – вскрикнула она, обливаясь слезами радости. – Теперь я могу выйти замуж за того, кого люблю!
     Сенуя стояла в сторонке: время трудное, голодное, а девушка, действительно свеженькая и хорошенькая, как про нее говорили, думает о любви. Наверное, ни голод, ни невзгоды неспособны повлиять на нее и растоптать.
     - Я скажу ему, отец, я скажу ему! – плакала юная девушка, а родитель благодарил и благодарил динонианку.
     - Как только я смогу, принесу Диноне жертвы, чего бы мне это не стоило! – поклялся он.
     - Ей не нужны ваши страдания: будьте счастливы и храните чистоту сердец, и она порадуется за вас, - молвила Атеона.
     Сенуя обрадовалась, ох и мудра ее госпожа.
     - Это чудо! Это чудо! – повторял отец девушки. Он увидал окно Руни, тот время от времени смотрел на дом напротив из своего окна: так он подглядывал за девушкой и мечтал возобладать ею.
     Руни предавался сладким мечтам, ожидая свадьбы. Он так и грезил, как девушка войдет в его дом и его грезы воплотятся в жизнь.
     Отец девушки поглядел на дом скупщика. Он видел кто, чем и за что измазал дверь Руни, но рассказать стражам не намеревался. Поделом ему, душегубу. Он стольких в петлю сунул, доведя до самоубийства, что не грех ему и дом подпалить. Полгорода «спасибо» скажет.
     - Госпожа спасла нас!
     Но Атеона уже не слышала его: темнело, и она спешила вернуться в храм. Сенуя с трудом, но поспевала. Ее интересовало, откуда госпожа узнала о долге, девушке и свадьбе. Впрочем, какое это имеет значение, если все так удачно разрешилось.
147
     Хвала небесам – несчастная дочь должника не ощутит на себе корявых лап Руни, он не коснется ее белой гладкой кожи, не дотянется сухими черствыми губами до ее тонкой шеи, не снимет в брачную ночь ее пояс – символ принадлежности мужу. Она не узнает, какое зловоние исходи у него изо рта, его плешь не ляжет на молодую девичью грудь. Как же Сенуя была счастлива, точно за родную сестру радовалась. Слишком мила и хороша та девушка, чуть не ставшая добычей этого чудовища – Руни.
     Бедняки (таких на улицах города изрядно прибавилось в последнее время) и еще не обнищавшие горожане оборачивались вслед прекрасной жрице: отец ныне свободной от обязательств дочери кричал во все горло о радости, снизошедшей на его дом. Новости подхватили другие должники Руни и устроили себе вечером праздник: они танцевали на площади, будто это народный день. Одному скупщику было не до веселья: он готовился отомстить братцу за утрату и козни.
     Переступив порог, Атеона учуяла запах жареного мяса – это жарился на вертеле поросенок. Хоть голод и владел ею, она пошла прямиком к дальнему домику: слуги повсюду шептались, что безумная отшельница повздорила с римарихом. Динонианка глупее ничего не слышала. Зачем Маргелар портит отношения? Любая ссора может обернуться для нее катастрофой. Прогони ее Отиний, что с нею будет? Идти ей некуда, родные давно умерли, дома у нее нет, денег тоже. Пропадет она вне стен храма.
     Без церемоний Атеона спустилась к отшельнице и, завидев ее, сказала:
     - Для чего? Для чего тебе скандалить с ним? Ты роешь себе могилу.
     Маргелар засмеялась:
     - Могилу? Оглянись! Разве я не в могиле?!
     Атеона была вынуждена согласиться.
     - Ты сама выбрала такую жизнь.
     - За меня ее выбрали, я покорилась.
     Тут Атеона не поверила.
     - Ты не можешь покориться! Неправда! Я никогда не встречала женщины упрямее и закрытее тебя. И ты уверяешь, что по-монашески смиренно согласилась со своею участью?
     Маргелар отвернулась от гостьи, что она понимает? Она так молода и наивна, что не видит ничего вокруг. А ее, некогда очень красивую и известную на весь город динонианку, вынудила, приговорила к заточению сама жизнь. 
     Юность ее проходила в учениях и служении. Она много читала, исследовала и превзошла лекарей-мужчин: она врачевала опасные болезни, с которыми не в силах были бороться жрецы, и спасала жизни бедняков и богачей. Но как скоро забываются дела благие. Стоило богатею или аристократу выздороветь, как он мнил себя создателем. А потом страшным ударом легла на сердце скорбь сестры. Ее так и не удалось вытащить из горячки, и та погибла на пятый день. Вскоре исчезла маленькая девочка – плод греха сестры и римариха. Маргелар не оправилась от утраты. Она исчезла из мира, о ней никто не вспомнил.
     - Римарих ничего мне не сделает, - уверенно ответила она.
     Атеона не разделяла убеждения.
     - Времена меняются.
     - Времена? Все остается таким, как было. Все всегда одно и то же, люди совершают одни и те же ошибки. – Маргелар учуяла запах жареного мяса. Ухмыльнулась: - Римариху лишь бы брюхо набить.   
     С его здоровьем опасно было наедаться жирного жареного мяса. Он о том знал, но поросенок – его маленькая и болезненная слабость. Заранее зная, что ему станет плохо, римарих готовился и принимал параллельно снадобья для улучшения пищеварения.
     Не уверена была Атеона, что отшельница когда-нибудь не доскандалится до изгнания.
     - Что произошло?
     - Спроси у него, - сказала Маргелар. 
     - Ты же знаешь, я не стану справляться у Отиния.
148
     - Так и меня не тронь!   
     Что за упрямое создание, посетовала Атеона. С нею крайне тяжело даже ей. Что она могла наговорить римариху и по какому поводу? Жрица обернулась на отдаленный домик. Что здесь делал Отиний? Какое такое дело привело его к отшельнице? Загадка.
     Она вернулась к себе и взялась расспрашивать прислугу.             
     - Ты прямо допрос учинила, - сказала ей Марциана, долго наблюдая, как старшая подруга беседует с рабами.
     - Мне надо докопаться до истины. – Атеона отпустила ничего не знающих слуг и повернулась к окну. – Какая беда стряслась?
     - Почему должна была произойти именно беда? – приблизилась Марциана к озадаченной подруге. – У Маргелар несносный характер: она могла наброситься на него и по пустякам.
     Атеона обернулась.
     - Правильно, но что делал у нее римарих?
     Марциана пожала плечами.
     - Вот и я о том, - ответила Атеона. – Дела плохи, полагаю, раз Отиний предпринял поход к ней.
     - А если он… - начала было Марциана. – Хотя нет.
     Вряд ли он пошел по-дружески навестить старую знакомую и пожелать ей долгих лет здравия. Ни гордость, ни тщеславие не позволят ему сделать глупость. Опрометчивый шаг – это не про римариха.
     - Я не понимаю, - отозвалась Марциана.
     Атеона тоже не понимала, но пыталась. Пыталась тщетно представить себя римарихом и связать это с Маргелар. Ничего не получилось. Их связывает прошлое, так как настоящего и будущего у них нет. Но о прошлом ей известно мало и то со слов отшельницы.
     - Она накличет на себя беду, если будет гневить его дальше, - предположила Атеона.
     Марциана вообще не понимала, почему господин церемониться с Маргелар, но догадывалась: долго он ее выходки терпеть не станет. Это по молодости он толком ее не видел, сейчас Исеи – город изолированный, нищета, голод и не спокойствие вокруг. Любая мелочь способна выбить из колеи. 
     - А ты что слышала или видела? – дошла очередь до Марцианы. Атеона ждала ответа.
     - Слуги мне сказали, что господин негодовал и в сердцах выкрикнул: «Попадешься на глаза – уничтожу!».
     Вот это угроза так угроза. Лихо Маргелар рассердила римариха. Он рассвирепел, и руки его от гнева тряслись до самого вечера. Он приказал приготовить ему жареного поросенка и принести лучшего вина.
     Запахи влетали в открытые окна и вызывали урчание в желудках.
     Атеона прикрыла окно, горожане умирают от голода, а тут пир. Озлобление вызовет этот аромат мяса со специями и соусами. Римариху надо крепиться: помимо Маргелар есть царь, жрецы, аристократы, давящие день ото дня, его жена, дети, в том числе незаконнорожденная дочь, и много-много других проблем и раздражителей.
     - Он не мог просить у нее совета? – спросила Марциана.
     - Совета? В чем? – Немало удивилась Атеона, римарих испрашивает совета у женщины? У сестры погубленной им женщины? – Я бы была в замешательстве, если бы это случилось.
     Марциана сама не сильно верила в правдивость предположения. Это так, как один из многочисленных вариантов.
     В комнату без стука влетела Лионида и только потом поняла, как она неправа. Она остановилась перед старшими подругами и покаялась, опустив низко голову.
     - Безобразие, - сказала Марциана.
     - Что ты хотела? – спросила, пойдя ей навстречу Атеона, не зря же юная девушка так спешила к ней, что забыла постучать.
     - Римарих в гневе: он кричит и велел запереть дверь.
149
     - Дверь Маргелар?
     - Думаю да, - ответила впопыхах Лионида. – Туда отправили слугу с гвоздями.
     Атеона и Марциана переглянулись, неужели дверь заколотят?
     - Я пойду к римариху! – подалась к выходу дочь Агилия Татия, ее схватила за запястье подруга.
     - Постой, он гневается и тебе попадет! Подожди! – попросила Марциана, проявляя более разума, нежели подруги.
     - Сейчас лучше переждать, - подхватила Лионида.
     Как не прискорбно, но они правы, и Атеона согласилась подождать.
     Она ходила из угла в угол, отказалась от ужина и чашки кобыльего молока. Ее она выпивала перед сном для спокойствия и здоровья. Сенуя отказалась от намерений закончить портрет хозяйки: она не сидит на месте и скитается без устали – сложная модель для любого художника. Тем более – начинающего.
     - Госпожа, приготовить купальню?
     - Ни купальню, ни постель. – Атеона не надеялась, что к ней придет сон. Маргелар уже наверняка замуровали в дальнем домике. Она и так не выходит, зачем заколачивать дверь?
     Динонианка устало упала на кушетку.
     - Наконец, - вымолвила Сенуя, хватаясь за карандаш – удачный ракурс. Необходимо воспользоваться моментом и нанести пару-тройку штрихов. – Как думает госпожа, Руни больше не доберется до той несчастной девушки?
     Атеона ответила автоматически, не задумываясь:
     - Ее отец отныне не должник, думаю – нет. 
     - Моя госпожа поступила милосердно, спася несчастную! Он такой противный! Фу! – Сенуя поморщилась, как будто это ее  собирались выдать за него замуж.
     Но она скорее бы покончила с собой, нежели легла бы с ним в одну кровать. Эта мысль ее пугала больше, чем нищета и обречение. Госпожа ее добра и справедлива, что ей бояться? Еще два года она может быть спокойна. Не два. Уже значительно меньше. Сенуя подняла влажные глаза на хозяйку, что с нею станет потом? Когда госпожа покинет стены храма? О, тогда настанет поистине горькое для нее время!
     - Госпожа, - бросилась Сенуя  к ее ногам, - не оставляйте меня!         
     Атеона от неожиданности встала.    
     - Что это с тобой? Ни с того, ни с сего в ноги кидаешься, прощаешься.
     - Вы скоро уйдете!
     - Не так уж и скоро. Я с тобой буду без малого год с лишком.
     - Время так летит!
     - Верно, но почему вдруг ты заговорила о том? – Атеона подняла заплаканную служанку.
     - Я всегда об этом думаю, и всегда плачу. Возьмите меня с собой, когда соберетесь уходить.
     Атеона сама намеревалась просить об одолжении римариха и надеялась на положительный ответ, пока не узнала, кем является юная девушка. Сейчас она полагала, он не отпустит дочь далеко от себя. Но вот вопрос: кому он отдаст ее? Постоянной Марциане? У нее свои служанки, она к ним привыкла и не собиралась менять их. Лаодика? Сенуе с ней будет тяжело, она слишком требовательна к прислужницам. Об Октавии и говорить не приходится. Лионида, самая юная жрица, еще слишком молода, чтобы доверять ей воспитание дочери. Итак, Атеона не нашла подходящей кандидатуры. Она обязательно побеседует с римарихом и пусть он решает судьбу дочери.
     В сон Атеону не клонило. Она безуспешно лежала в постели и глядела, как на потолке гуляют тени: стражи ходили под окнами, побрякивая доспехами, точно собрались на войну. Они громко разговаривали, и она услышала (слух у нее отличный), как начальник караула жаловался приятелю, что содержимое кошелька напрямую зависит от милости господ и отражается на его фигуре. Оскудение заметно: он слишком похудел на похлебке и сале.
150
     - Благодари Динону, - ответил ему приятель, - что тебя кормят, а не прогнали. На улицах полным-полно голодающих.
     - Н-да, н-да, - поправил усы начальник караула, - вкусна похлебка, вкусна!
     - А сало еще вкуснее! – засмеялся его приятель. – Римариху – мясо поросенка, а нам с его стола – жареное сало! На вертеле, да с запеченной корочкой! Объеденье! – У него снова слюнки потекли.
     - Я б не отказался опять поесть.
     - Потерпи до утра, набьешь еще брюхо.
     - У римариха живот-то голода не ведает, - заметил начальник караула.
     - Может и не ведает, зато и о других не забывает: он первый открыл нищим двери амбаров, - сказала его приятель.
     - У него амбары полны хлеба – не грех им поделиться.
     - Сколько еще продлится блокада? – услышала Атеона отдаляющиеся слова.
     - Только Динона знает, - полетела вслед за ними следующая фраза.
     Динонианка без устали молилась богине и свято верила в ее помощь. Не допустит она, чтобы погиб ее народ. Из-за пороков прелюбодея – тем более!
     Незаметно для себя она сомкнула глаза и задремала.
     Под унылые песни ночного ветра она видела сны. Или явь? Уж слишком реальными ей казались тихие, крадущиеся шаги, то и дело стихающие, тусклый огонек, который погас, шепот, который не то позвал, не то нечаянно послышался.
     - Ка? – приподнялась Атеона, он стоял над телом Сенуи. – Что ты тут делаешь? – насторожилась она. Неужели он задумал недоброе?
     Даже в темноте раб увидал глаза динонианки и поспешил предупредить дурные мысли:
     - Пусть госпожа не подумает обо мне дурно, но я бы не осмелился прийти сюда, если бы не тревога.
     Услышав сквозь сон голоса, Сенуя проснулась и вскрикнула. Ка закрыл ей ладонь рот.
     - Не кричи, поднимешь всех. – Он поднес к губам палец. – Госпожа, что-то случилось.   
     Атеона вскочила быстрее пожарного.
     - Говори же скорее!
     - Выкладывай! – поторопила и Сенуя, сколько можно молчать! У него железные нервы, но у нее-то нет!
     Ка не знал, как сформулировать, наконец, сказал как есть:
     - Я слышал странные звуки.
     По телу Атеоны пробежали мурашки.
     - Где? – Неужели она опоздала?!
     - Они доносились из дальнего домика, туда почти никто не ходит.
     Атеона вскричала:
     - Так я и знала! – Она накинула на плечи плащ и в два шага очутилась у двери. – Я опасаюсь самого худшего! Ты правильно сделал, что никого не разбудив, сразу пришел сюда.
     У хута ни к кому доверия не было: услыхав подозрительные звуки, он прямиком к госпоже пошел.
     Она велела взять с собой топор или что-нибудь похожее и втроем – Сенуя нагнала их мигом – они уже через десять минут стояли у заколоченной двери заброшенного домика. Атеона испугалась: сердце подсказало ей, что дела недобрые тут творятся.
     - Ломай дверь!
     - Госпожа, - окликнула ее Сенуя, - это приказ римариха.
     - Ломай! – велела динонианка хуту. – Я должна убедиться, что с нею все хорошо. – Пускай Отиний накажет ее, но Атеона не уйдет отсюда, не убедившись, что отшельница жива и здорова.
     Ее обдало холодом, когда из черной глубины послышался едва уловимый стон.
151
     - Ломай скорее! – поторопила она Ка. Ох, предчувствие у нее плохое!
     Она ворвалась первой в тоннель, за нею еле поспевали спутники. Ка нес факел, Сенуя топор и боялась уронить его себе на ноги.
     - Маргелар! – бросилась к ней Атеона.
     Отшельница лежала на влажной земле лицом вверх. Динонианка склонилась над ней, положив бережно голову на колени.
     - Что с тобою, Маргелар?! – Ужас стоял в глазах Атеоны. Неужели то, что происходит – происходит по-настоящему?!
     Бледная отшельница с огромным трудом громко дышала.
     - Ты видишь – меня отравили.
     - Кто?
     - Сама знаешь, - ответила Маргелар. – Он отравил воду. Из источника.
     - О ком ты говоришь? О римарихе? – кричала Атеона, страшась самого худшего. – Что? Что тебе надо, чтобы сделать противоядие?
     Маргелар слабо качнула головой.
     - Уже поздно. Слишком. Яд сильный, действует быстро, - шептала она. Потом поглядела на Сеную. – Такая красивая, как она.
     Служанка оторопела. О ком говорит странная отшельница?
     - Да благословит тебя Динона, - сказала Маргелар, глядя на племянницу, затем перевела взгляд на Атеону. – Ее рука на тебе. - И закрыла глаза.
     Динонианка не поверила самой себе.
     - Маргелар! Маргелар! – потрясла она ее. – Очнись! Как же я? Как я без тебя?!
     Она заплакала, заплакала Сенуя, хотя не понимала, почему так убивается по поводу гибели ненормальной отшельницы. Но ей действительно было горько видеть ее кончину. Это настоящее убийство! Неужели это сделал…
     Атеона резко встала и, не сказав ни слова, зашагала к выходу.
     - Куда ты, госпожа? – побежала за нею Сенуя.
     Если бы динонианка слышала, она б ответила. Однако ее полностью захватило негодование: преступление! В храме! Перед очами Диноны! Неслыханное, чудовищное преступление! Не остановил ее ни прохладный ночной ветер, ни встретившиеся стражи, ни непристойный для визитов вид: на ней ночное одеяние и плащ, накинутый впопыхах.
     Без стука она вошла в покои римариха, пересекла комнату за комнатой и, откинув занавеси, ступила в залу, где господин беседовал с горсткой жрецов.
     - Беда случилась в храме! – сказала Атеона громко. – И еще более омрачает ее то, что сотворена она руками того, кто молится Диноне и ежедневно клянется ей в верности! 
     Отиний вытянулся в гневе, но он быстро сошел: выражение лица и вид динонианки  ошеломляющий.
     - Что произошло, дитя мое? – сошел римарих со ступенек, на каких стоял его стул: он принимал приближенных важно, чтобы они чувствовали разницу между ним и собой.
     - И ты, римарих, спрашиваешь меня об этом? – удивилась Атеона, поразительная игра, правдоподобная. Никто не заподозрит его во лжи. Браво, господин, ты прирожденный актер! Браво еще раз.
     - Не понимаю тебя. – Римарих встал напротив динонианки. – Что за срочность привела тебя сюда в этот час? – Он окинул ее взглядом, и в таком виде?      
     А Атеоне было безразлично, она сделала выпад:
     - Маргелар умерла!
     Брови римариха взлетели от удивления, но гостья не поверила игре, не поверила возгласам удивления жрецов. Этакие праведники, набивающие желудки во время голода и пренебрегающие сводом правил и законов в свою пользу.
     - Ее отравили! Она умерла у меня на руках!
     Римарих хотел что-то сказать, Атеона опередила:
152
     - Она знала больше, чем следовало, и с нею расправились!
     Жрецы недоуменно зашептались. Римарих выправил спину, хотя не страдал плохой осанкой.
     - Ты так смотришь на меня, - сказал он. – Не хочешь ли ты сказать…
     Атеона не дрогнула под напором тяжелого взгляда римариха, она не из трусливых. И теперь не намеревается становиться трусихой.
     - Ты пережила утрату и не понимаешь, что делаешь и говоришь! – вскричал Отиний.
     - Может быть, я и чрезвычайно потрясена увиденным, но прекрасно понимаю, что говорю! – Атеона покачала головой. - Я так верила…
     Она опустила голову и судорожно выдохнула, какое разочарование постигло ее. Она пошла по направлению к двери.
     - Я не убивал ее! – крикнул вслед римарих, Атеона не поверила снова.
     - Я не убивал ее! – повторил он, потому что хотел, чтобы она верила.
     Динонианка покинула покои господина, он уставился в пол.
     - Но я узнаю, кто совершил преступление, - тихо сказал он, потом поглядел на Гектора.
     Ему не надо было слов, он незаметно выскользнул из покоев.

    
    

    

    
    
    
      
    
            
      
               
          
         
    
      
    
    
             
    
         
    
 
    
    

      

    
      
      
      
            
153
Римарих узнает правду. Отравитель
     Атеона спешила вернуться к себе. Нестерпимо больно, что она пошла на поводу у уговоров и не вступилась за Маргелар вовремя. Она была бы жива, не промедли динонианка.  Ей следовало тотчас идти к римариху и отстаивать права отшельницы: ее не должны были запирать, нужно чаще было наведываться к ней и контролировать какого качества еду и питье приносят ей. Это же надо какое богохульство – подмешать яд в святую воду! Непременно Динона отмстит за оскорбление и за нарушение запрета на убийство.
     Негодовала Атеона. Как он, служитель Диноны, мог поднять меч против жизни и перерубить ее?! Гнев превзошел остальные чувства и притупил осторожность. В эту минуту она ничего не боялась, ничего не замечала. И такая страсть обуяла ее, что она испугалась: так нельзя. Почему она это понимает, а он нет? Маргелар, несмотря на несносный характер, никому не желала зла, она излечивала людей. Потом разочаровалась в них. К сожалению, у человека короткая память на добро, длинная – на чужие долги и бесконечная – на обиды. 
     Обернулась Атеона, звук приближающихся шагов застиг ее врасплох.
     - Госпожа, римарих не виновен: он не убивал Маргелар. Ему незачем было убивать ее. – Гектор не стал ходить вокруг да около и сразу сказал все, что хотел.
     - Ты не все о нем знаешь, - возразила Атеона.   
     - Может быть, - помедлив, ответил слуга, - но я убежден: это не господин.
     Он твердо верит в непричастность Отиния к преступлению. Не мог же он незаметно для жрецов и слуги выскользнуть из покоев и, изготовив яд, отлучится ненадолго. Его бы обязательно кто-нибудь увидел – фигура и сан примечательны у Отиния, а Гектор слишком внимательно приглядывает за ним.
     - Я весь день находился подле господина, и он никуда не отлучался.
     Атеона отправила испытывающий взгляд слуге. Нет, он не покрывает римариха.
     - Ты уверен, что у него не было возможности?..
     Гектор развел руками.
     - Если только у него есть двойник, но его я за время службы не встречал.
     - А если это произошло раньше? – спросила Атеона, ведь такое очень может быть.
     С трудом представлял себе это Гектор.
     - Господин не готовит ядов: страх отравиться.
     Стало стыдно Атеоне, она позволила себе дурно подумать о римарихе. Прискорбно. Непременно следует принести извинения. И так же прилюдно, как нанесла оскорбление.
     - Мне жаль, - с сожалением ответила она.
     - Я слышал, как римарих отдал приказ провести дознание. – Гектор услышал часть речи господина, когда спешил за динонианкой оправдать его. - Пусть госпожа будет уверена, он докопается до истины.
     Не сомневалась Атеона. У Отиния отличные ищейки и прекрасные дознаватели в подземных камерах. Если обойти храм, отыскать одноэтажное серое здание, примыкающее к нему и принадлежащее господину, прислушаться, то услышишь странные звуки. Оттуда доносятся стоны нарушителей или тех, от кого надо добиться признания в несовершенных преступлениях. Такова реальность: римарих тоже не святой. Только претворяется им.      
     Понадеялась Атеона, он не переусердствует. Хотелось бы видеть собственно виновного, а не отряд назначенных на его место.      
     - Сообщи мне, как только ситуация проясниться, - попросила Атеона.
     Она могла бы не просить, Гектор и сам не упустил бы возможность лишний раз заглянуть к ней на огонек. Он же не сумасшедший, чтобы отказываться повидать ее.
     Двое спустились в подземный тоннель. Один факелом освещал дорогу, другой вздыхал.
     - Надо было лучше о ней позаботиться, - сказал последний.
     - Теперь поздно о чем-либо жалеть.
     - Что ты понимаешь: ты слишком молод, чтобы рассуждать о таких вещах, - ответил вздыхающий. – Тут холод собачий. Как она жила в смраде?
154
     - Меня интересует другое – почему она не ушла?
     - Да кто ж ее знает. – Вздыхающий отряхнул подол одежд, задевающих узкие кривые стены тоннеля. – Здесь любой озвереет, - огляделся он.
     - Ее следовало бы прогнать отсюда, жила б как человек. В нормальных человеческих условиях, - сказал факелоносец.
     Поначалу римарих сам хотел так поступить, но она воспротивилась, и он оставил все, как есть. Хотела жить взаперти и жила. Что ж тогда на других озлобляться. Неведомы ему были истинные причины странных поступков Маргелар. Он полагал, ей некуда было податься. И он вроде бы как облагодетельствовал ее разрешением остаться при храме.
     - Ох, эти женщины, такие непредсказуемые. Взяла и умерла, - посетовал он, склоняясь над телом.
     Его никто не тронул: римарих самолично пожелал осмотреть место преступления.
     Римарих снова вздохнул и присел на корточки.
     - Посвети мне.
     Гектор взмахнул факелом, поднял его над головой и осветил часть тоннеля.
     - Тут ничего нет, - сказал он, - искать надо в другом месте. – Динонианка сказала, яд находился в святой воде.
     - Дожили, - с горечью отозвался Отиний, - яды подсыпают в святую воду. Ну, попадись  мне отравитель! – сжал он кулаки. – Позови дознавателей и рабов, пусть позаботятся о ней. А ты проследи! – сказал римарих, подняв глаза на Гектора.
     Он остался наедине с Маргелар. Она лежала в таком же положении, каком оставила ее Атеона. Красивая, непреступная, закутанная в простые длинные ткани. Ее обязательно нарисовал бы художник. Нетронутая красота, непримиримая. Она не встанет и не прогонит уже никого.
     - Я сожалею, что так произошло, - сказал телу римарих. – Я обещаю, что найду убийцу, и ты будешь отомщена.
     Он сглотнул с горечью утраты и поглядел на открытую ладонь. Красивые руки у Маргелар. Были. Страшное слово. Ему надо было устроить ее судьбу, выдать ее замуж, чтобы она, умная и красивая, могла оставить после себя потомство. Почему он этого не сделал? Чего он боялся? Что всплывет на свет правда? Да, это так. А когда не стало любимой, прошло много лет, ушла Маргелар, страхи рассеялись. Отныне ему не страшно. 
     Римарих вложил свою ладонь в ее, холодную, гладкую. 
     - Так же клянусь над твоим прекрасным телом, что позабочусь о моей девочке лучше, чем прежде. Я не отрекусь от нее, как отрекся когда-то от… - Он не смог произнести это вслух. – Мои дочери от жены холодны ко мне: я несу кару.
     Он услышал шаги, слуги спешили к нему, и хотел отнять ладонь от окоченевшего тела, но – о ужас! – не смог! Римарих с усилием потянул на себя руку – опять ничего! Он запаниковал: Маргелар крепко держит его и не отпускает!
     - Я выполню! Все, что обещал, выполню! – закричал Отиний, и вытянул ладонь.
     - Что с тобой, господин? – подоспел первым Гектор.
     - Ничего, - ответил римарих.
     - Ты кричал.
     Их окружили дознаватели и рабы.
     - Я… мне показалось, - откликнулся Отиний, потирая замерзшую от холода Маргелар ладонь. – Позаботьтесь о ней, как следует! Я хочу, чтобы ее похоронили со всеми почестями, как неизменную динонианку!
     Гектор отступил, господин взволнован и вовсе не тем, о чем он говорит.
     - Я обо всем позабочусь, - пообещал слуга. В конце концов, Маргелар помогла ему лечить Атеону. Он перед ней в долгу. Посмертном.
     - Не подведи меня. – Римарих отправился прочь.
     Сделав шагов пять, обернулся: тело осматривали следователи, затем передали его рабам,
155
те аккуратно закутали его в ткань синего цвета и понесли к выходу. 
     - Узнай, что это за яд, - приказал римарих слуге и тот отправился с дознавателями в келью отшельницы, а он глядел вслед уходящим рабам. - У меня такое чувство, что ты и после смерти не оставишь меня в покое. - Отиний с гримасой скорби на лице зашагал к себе: и у него трудные времена настали.
     Сведениями с Атеоной делиться было некому, слухи изредка достигали ее ушей. Она не строила догадок, а ждала пока, наконец, не станет известно имя настоящего преступника. Дознаватели не спешили объявлять, что именно им удалось разузнать, о том ведал Отиний. Динонианки молились, он посылал им указания, не посещая их молельни. Атеона надеялась увидеться с ним, однако, по каким-то причинам он закрыл двери приемной.
     - Госпожа, не волнуйся, - перебирая ее одежды, сказала Сенуя, - он никого не принимает.
     Динонианка не ответила, она не произнесла ни слова с момента обеда. Еда перестала отличаться разнообразием, но и до того Атеона не ела слишком много.
     - Госпожа, говорят, римарих на посту.
     Прекрасные глаза жрицы обернулись к служанке.
     - По какому поводу Отиний блюдет пост?
     - Говорят, он очень хочет найти убийцу, но…
     - Говори же! – потребовала динонианка.
     Сенуя помялась, помолчала и ответила:
     - До меня дошли слухи, так, случайно…
     Атеона прищурилась, неужели девушка подслушивала.
     - И что же ты слышала?    
     - Он кается. – Сенуя откашлялась, точно сказала что-то не то.
     Для Атеоны новость не была такой уж невероятной: каждому есть в чем каяться. Римарих – не исключение. У него вдоволь грехов. За все одним постом не вымолишь прощения.    
     - Давай помолимся вместе с ним и поможем ему, - предложила Атеона.
     Сенуя не поняла, зачем ей нужно молиться о душе римариха, и все же прочла молитву вместе с госпожой.
     - Я уверена, Динона услышит наши мольбы, - произнесла Атеона, она непременно ответит на страдания дочери.
     О том, что римарих замкнулся, поползли слухи спустя короткое время. А динонианка не теряла надежды принести свои извинения господину и выразить сожаление по поводу, что позволила себе плохо думать о нем. 
     Так и не добившись аудиенции, она начертала записку и под покрывалом сумерек выскользнула в сад. Она ждала, ждала долго. Успела продрогнуть. Она так надеялась, что увидит того, кто ей поможет облегчить душу.
     Атеона спряталась в тени кустарника. По дорожке шли жрецы, которым тоже не удалось добиться внимания Отиния. Они сетовали по поводу замкнутости господина, один даже предложил пробраться к нему через окно.
     - Ты спятил, я только в окна не лазил, - ответил его спутник. – Я даже к любовнице через дверь вхожу и выхожу. Хочешь, лезь ты.
     - Как я полезу? – опешил тот, кто предложил, потирая внушительный живот. Этот сластолюбец нисколько не похудел за период голода. – Я и лазать не умею.
     - Тогда зачем предлагать? – спросил третий жрец, самый подтянутый, хотя его фигура была далеко не идеальной.
     - Я подумал, что по-другому мы Отиния не увидим.
     - Да, друг, какая глупость – запираться у себя до результатов дознания.
     - Правда может стать известной не скоро, опасаюсь, мы встретимся с ним не раньше праздников.
     - Целый месяц?! – воскликнул жрец-сластолюбец. – Невероятно.
     - Не такая уж и срочность – видеть римариха. Отправляйся куда хотел и развлекись.
156
     Атеона не дышала, чтобы ее не заметили. Но, кажется, ей это не грозит: господа слишком заняты делами телесными, чтобы их думами владели духовные мысли и тень в ветвях кустарника.
     Жрецы скоро ушли, никого не обнаружив в сумеречном саду, и Атеона посмела выйти. Она глядела вслед господам и надеялась, что к любовницам они относятся лучше, чем к рабам и хотя бы кормят несчастных женщин, наверняка страдающих от нужды.
     - Что делает госпожа в столь поздний час в саду?
     Атеона вздрогнула от неожиданности.
     - Я напугал госпожу.  Прости, – повинился Гектор. – Госпожа продрогла! – обеспокоился он. – Он не настолько глуп, чтобы не понять: она довольно долго стоит здесь и совсем замерзла.
     - Я искала тебя, - ответила Атеона, не внимая зябкости. – Я не могу попасть к римариху. Помоги мне.
     - Он никого не принимает. И не делает исключений, - осведомил ее Гектор.
     - Понимаю, но, не попав к нему, я подумала о тебе: тебя он впускает.
     Слуге было бы глупо отрицать это: он всегда подле господина.
     - И чем я могу помочь госпоже? – спросил он, теряясь в догадках.
     Атеона протянула записку.
     - Передай ее господину. Можешь прочесть.
     Гектор нерешительно взял сложенный вчетверо лист бумаги.
     - Я не посмею прочесть.
     - Ничего секретного: я всего лишь прошу прощения у римариха. За нанесенное оскорбление.
     - Пусть госпожа не беспокоится: он не держит зла на нее, - уверил Гектор. – Уверяю.
     - Ты очень добр. И он добр. – Атеона опустила златокудрую голову, ей крайне неловко и даже стыдно за непристойное поведение. – Ступай и передай записку господину. Если он ее не прочтет, когда узнает от кого она, я его пойму.
     Гектор выполнил поручение. Римарих повертел между пальцами записку и развернул ее. Несколько строк – и что-то вроде улыбки появилось на его устах. Конечно же, он не сердит на нее.
     - Она поджидала тебя? – прошелся римарих по комнате.
     - Да, господин, в саду.
     Видно динонианка слишком переживала, Отиний был полностью удовлетворен. Она – милое дитя.
     - На ней лица не было, господин.
     - Лица, говоришь, - прошагал римарих от стола к окну. – Что ж, надо бы ее успокоить.  – Он обернулся и сказал слуге в пол-оборота: - Жаль такое прелестное личико. Скажи, я открою двери ей первой.
     Гектор тоже порадовался: господин начал шутить – дела не так плохи. А то все сидел, в одну точку глядел, молился, принимал скудную пищу через раз и вздыхал, точно заболел.
     - Расскажи мне о яде. Что это за яд? – поинтересовался Отиний.
     Слуга обещал выяснить это в кратчайшие сроки, но дело затянулось. Что притормозило его?
     - Неизвестный компонент? – Римарих строго посмотрел на слугу.
     - Да, господин, я долго думал, и пришел к выводу: Маргелар отравили не сразу.
     - То есть как?! – воскликнул Отиний.
     И Гектор поведал ему свою версию. Маргелар отравляли по чуть-чуть, медленно, дабы не привлечь внимания. Потому она стала чаше болеть, кашляла, слабела день ото дня. Здоровье ее подорвалось и, наконец, когда настал подходящий момент, а именно – ее ссора с римарихом, в яд добавили страшный компонент.
     - Кураре? – догадался римарих.
157
     - У яда сложный состав, поэтому я не сразу выяснил, что это за отрава.
     - Не понимаю: яд кураре должен был попасть в кровь, в желудке он не опасен, - был потрясен римарих.
     - Верно, я внимательно осмотрел Маргелар и обнаружил у нее крошечные ранки во рту. Преступник наделялся, другие яды вызовут у нее заболевание ротовой полости. Отрава  определенно имеет природное происхождение. Это не синтетический яд. И как умно сделано, господин: все должно было выглядеть естественно. Маргелар будто бы сама приняла не ту траву, по ошибке смешав ее с другими. Мне жаль ее: она умирала мучительно.
     Гектор не лукавил, у несчастной яд заблокировал мышцы, и она умерла от удушья. Она не распознала яд, а даже если и распознала, то у нее не оказалось под рукой противоядия. Прими она его вовремя, и смерти удалось бы избежать.
     - Мы имеем дело с изысканным лжецом, - отозвался римарих.
     - Остается понять, кто из храмовников изысканный обманщик и притворщик, отведший подозрения от себя и навлекший подозрения на тебя, господин. 
     Гектор выдержал гневный взгляд римариха, он ни в чем не виновен, бояться ему нечего.
     - Что расследование? Выяснили что-то новое? – Отиний сам на себя не был похож, он костьми ляжет, но выяснит, кто преступник.
     Слуга подал ему полный отчет по делу об убийстве. Римарих развернул свиток и внимательно читал, с каждым словом становясь серее. Он отложил отчет. Отиний был сам не свой.
     - Привести его сюда! – закричал он.
     В храме поднялась суматоха. Раб, посланный Гектором, донес срочное поручение начальнику патруля, тот прочел короткое послание и рявкнул на нерасторопных стражей. Они ринулись искать преступника.
     - Ленивые ослы! – кричал начальник патруля. – Нас вздернут, если мы не поторопимся! – Он запыхался: давненько так не бегал.
     Нервно поправляя усы, он их едва не повыдергивал.
     - Окружить его! – крикнул он, оказавшись на плантации лекарственных растений.
     Жрецы, собирающие травы, подняли головы. Последним оторвался от прекрасного пиона жрец с добрым лицом. Он понял, что пришли по его душу и без сопротивления отложил цветок. Стражники приближались, он с легкой усмешкой на устах сунул руку за пояс.
     - Хватайте его! – крикнул, появившись на плантации Гектор. Он увидал, как жрец изъял из-за пазухи блестящий предмет. Пузырек. – Не дайте ему выпить яд!
     Стражники стремглав понеслись к жрецу, скромному, тихому служителю храма.
     - Держите его руки! – вопил начальник патруля. Что за невезение: как происшествие – так его смена!
     Стражи скрутили жреца, и повели с плантации. Когда они поравнялись, Гектор сказал:
     - Напрасно ты это сделал, Тоний. 
     - Ты не понимаешь.
     Гектор, правда, не понимал, зачем  умному, талантливому жрецу понадобилось отравлять Маргелар, но он догадывался, что могло послужить причиной. Однако стать отравителем… 
     - Ведите его к господину! – Гектора постигло разочарование: даже самые хорошие, уважаемые и одаренные люди способны на преступления.            
     Римариху не пришлось долго ждать: уже через четверть часа виновник предстал перед ним. Лицо Отиния пылало гневом. Разъяренный, он еле сдержался, чтобы не совершить правосудие без суда и палача.
     Его грозные слова слетали с губ одно за другим. От каждого становилось холоднее. Стражи еще никогда не видели в таком гневе римариха. Гектор стоял в стороне и помалкивал. Он не посмел заступиться за отравителя. Вина его очевидна.
     - Тебя казнят на рассвете! – закончил римарих. – Я приговариваю тебя к повешению!
     Тоний ни слова не произнес, казалось, он готов ко всему.
158
      Причастность его к преступлению доказана, он не отрицает вины, доказательства собраны, суд, какой никакой, прошел. Дело сделано. И все же Гектор не находил себе места.
     Из комнат римариха вышли все до единого слуги и жреца, остались только он и владыка.
     - Господин, позволь мне сказать.
     Отиний не вставал со стула с момента приговора. Он словно приклеенный смотрел в угол комнаты и о чем-то думал.
     - Я не верю… - начал робко Гектор.
     - Во что?! – вспылил римарих. – Доказательства, по-твоему, недостаточны?! Преступление –  и какое! – в храме! Я опозорен!
     Гектор взял паузу. Выждал и продолжил:
     - Я не верю, что все так просто: он не мог совершить преступление. Вернее, не он один.
     - Что ты хочешь этим сказать? – пригляделся римарих.
     - Его кто-то сподвиг на преступление. Уверен.
     - Кто же этот человек-тайна?
     - Очевидно тот, кому это выгодно. – Гектор покачал головой. – Тоний – мирное существо, кто-то хорошо поработал над ним, чтобы его руками убрать Маргелар.
     - Ты понимаешь, что говоришь? – не поверил в сказки римарих, выглядит предположение слишком странно. – Ты начитался книг и выдумываешь!
     Гектор на месте владыки тоже бы так подумал, если б не знал Тония.
     - Позволь, господин, мне переговорить с ним.
     - А если он тебе не расскажет? Что если ты ошибаешься?
     Гектор пожал плечами.
     - Тогда он понесет заслуженную кару.
     Прежде чем отправиться в хорошо охраняемую тюремную камеру, он сделал крюк и зашел в дом, куда ходил с поручениями...
     Он попросил у стража-соглядатая факел и, удерживая его в руках, посветил человеку, сопровождающему его.
     - Осторожно: здесь неровный пол, - предупредил он.
     - И крысы, - подхватил страж.
     Гектор кинул ему укоризненный взгляд, но фигура, идущая за ними, не приостановилась.
     - Потолок низкий в проходе, - пошел вперед слуга римариха. – Стены сырые, пыльные.
     - Я принесу покрывало, – сказал страж и убежал.
     Вернулся он быстрее, чем двое посетителей достигли клетки, где был заперт отравитель.
     Ключ провернулся в замочной скважине.
     - Я бы не стал этого делать! – запротестовал стражник, но Гектор отворил дверь и пропустил вперед того, кого вел в смрадное место.
     Он бы предпочел этого не делать, не место отдыха все-таки, но другого выхода не нашел.
     При виде закутанной в покрывало фигуры отравитель встал с прогнившей лавки, служившей ему стулом и постелью одновременно.
     - Скажи мне, Тоний, что ты невиновен, и я добьюсь твоего освобождения, - сказал голос, какого тут никогда не слышали.
     - Не могу, - ответил заключенный.
     - Как же? Я не могу поверить, что это ты!
     Тоний окинул взглядом пришедших и стража, косившегося на него, как на агрессивного злодея и ответил:
     - Я совершил преступление и буду казнен на рассвете по приказу римариха.
     - Почему? – Фигура, закутанная в покрывало вышла на свет. Чело ее обнажилось. – Скажи мне, за что?
     Тоний опустил глаза, стыдясь глядеть в глаза Атеоны.
     - Ты учил меня ценить жизнь, но сам не внял своим урокам, - сказала она.
     - Так бывает, дитя мое, учителя не святые.
159
     - Пустые отговорки! Я не желаю их слушать! Маргелар я любила как мать, которую едва помню, а теперь ее нет!
     - Уведи ее! – потребовал Тоний, глядя на Гектора. – Не надо было ее приводить!
     - Нет надо! Скажи ей, за что ты отравил Маргелар.
     - Я любила ее, уважала тебя, - говорила Атеона, пока ее не перебил отравитель:
     - Уведи! – закричал он, закрывая ладонями уши. Он упал на колени, обхватив голову.      
     Динонианка присела на корточки, оказалась лицо к лицу с преступником.
     - Скажи мне, пока ты жив, я должна знать, за что она пострадала, и почему мой самый добрый учитель стал нарушителем закона Диноны. Облегчи свою душу, чтобы я могла молиться за тебя, и попытаться понять и простить тебя. – Она развела его ладони и взглянула прямо в глаза.
     Тоний тяжело дышал, он, добрейшей души человек, стал преступником и это никто и ничто не исправит.
     - Ты был за что-то зол на нее? – Атеона всего лишь предположила, но что услышит в ответ, не догадывалась.
     - Я был зол? – смеясь неестественно, отозвался Тоний. – Я обожал Маргелар и боготворил. Она всегда была моим светом, моей музой. – Глаза его, только что блестящие, похолодели. – Но она отказалась стать моей женой после жречества, а он… он говорил, что обладал ею. Он смеялся и рассказывал, как она насмехалась надо мной. Они вдвоем потешались надо мной!
     - Кто он? – спросила Атеона, впитывая всякое слово отравителя.
     - Что? – переспросил он, явно не следя за ответом. Он плохо понимал, что происходит и чуть не плакал от отчаяния.
     - Кто он? – повторилась Атеона. – Ты говорил, кто-то тебе рассказывал о ней. Кто это был?
     - А-а-а, ты о нем спрашиваешь, - протянул устало Тоний. – Я ненавижу его, - холодно произнес он. – Он  никогда не ценил Маргелар, а она принадлежала ему.
     Атеона встала, выпрямив спину, сказала:
     - Тебя обманули, Тоний: Маргелар никогда не принадлежала ни одному мужчине. Я могу поклясться перед образом Диноны.
     Отравитель поглядел на нее глазами полными слез снизу вверх.
     - Но он говорил…
     - Еще раз повторяю: Маргелар сохранила чистоту до самого конца.
     Тоний не усомнился в словах Атеоны, взгляд ее тверд, как никогда. Она никогда не лжет.
     - Не может быть! – воскликнул отравитель. – Не может быть! – Он вскочил.
     - Тебе следовало выяснить правду, а уж после принимать решения, - сказала Атеона.
     - А ты пошел на поводу у низменных чувств, они подстрекнули тебя на низкое преступление, - добавил Гектор, сожалея.
     Динонианка понимала: жрецу уже ничем не помочь, но она должна была спросить и спросила:
     - Итак, Маргелар оболгали и ты теперь это знаешь. Теперь прошу, скажи, кто тот человек, что опорочил чистую душу? Скажи, он не должен оставаться безнаказанным.
     Гектор присоединился к динонианке:
     - Тоний, ответь, не бери на себя всю вину. Облегчи свою участь. Ради памяти Маргелар – назови имя.
     Отравитель молчал, будто собирался с силами. Опустошенный до конца, он прошептал:
     - Я уйду, но дух мой придет за ним. Я с того света достану его и отомщу за Маргелар.
     - Тоний, - позвала Атеона тихо-тихо, - имя, - произнесла она еще тише.
     Последнее слово прозвучало словно издалека, заключенный даже испугался. Словно голос из другого мира услышал.
     - Эвклисий. Его зовут Эвклисий!
160
     Удивилась бы Атеона, если бы не догадывалась. Она посмотрела на жреца, упавшего на пол, и произнеся: «Да простит тебя Динона и Маргелар», оставила клетку.
     Незачем и Гектору было оставаться, и он тоже ушел. Стражник запер металлическую решетку и, вздохнув, поплелся к себе. Под звуки плача он два раза за ночь подходил к камере и протягивал воду арестанту. Тоний не притронулся к чаше, что нельзя сказать о палаче, отобравшем у него на рассвете жизнь, как сделал он с Маргелар.
    
    
 
    

    
    
    
    
    
               

    
      


          
             
    
 


         
    
    

 

            
 
 














161
Атеона и простолюдины. Она у Гектора
     По лестнице поднялся человек, прошагал по коридору немного, рыкнул на раба, напоровшегося на него, и отворил дверь. Как полагается, он вошел к господину незаметно, точнее говоря, его никто не заметил. Но это ему только на руку.
     У римариха собрались высшие жрецы, важные господа, обсуждая громко последние события. Тайком от него они перешептывались, не принимая строгости, с какой он отнесся к Тонию.
     - Он не заслужил казни, - шепнул один стоящий поодаль жрец своему другу.
     - Да, это было слишком жестоко: он был очень уважаем, а о той сумасшедшей никто не помнит, кроме нас, - получил он ответ.
     Римарих краем уха услыхал возражения и поднял голову.
     - О чем вы шепчетесь, господа?
     - О прошлом, - поторопился ответить первый жрец.
     - Но оно уже прошло и господину не нужно вспоминать о нем, - подхватил его друг.
     - Прошлое для того и существует, чтобы извлекать из него уроки: говорите! – потребовал римарих.
     Двум жрецам пришлось выкручиваться. Гектор стоял и усмехался, как они неловко это делают. Они умело обманывали простой люд, наседали на богачей, дабы обогатиться и возвысится, а вот с римарихом, этим проницательным человеком, сложнее всего: он видит их насквозь.
     - Так вы усомнились в моей правоте? – подался, сидя на своем стуле, Отиний.
     - Нет-нет! – воскликнул первый жрец.
     - Отнюдь, мы абсолютно согласны с решением нашего господина! – выдал второй жрец  поспешно.
     - Неужели вы могли подумать, что человек, убивший другого, тем более на территории храма, останется безнаказанным? – медленно встал со стула Отиний. – Вам бы следовало усерднее заниматься своими прямыми обязанностями, а не разбираться прав римарих или нет!
     Жрецы присели от страха: в последнее время он полон гнева и рубит с плеча. Они склонились до пола, а он окинул взором присутствующих.
     - Есть те, кто сомневается в моей справедливости?
     В этот момент даже рабы замерли: кому охота попасться под горячую руку?
     - Раз все со мною согласны, ступайте служить святой Диноне! – отпустил он всех благосклонно.
     Так быстро от него еще не уходили. В считанные мгновения он остался наедине со слугой.
     - Настоящий сброд, - устало откинулся на спинку стула римарих. – Сборище гиен. Они готовы растерзать любого, кто станет на их пути.
     - Господину не хватит сил урезонить их? – говорил Гектор, подходя к римариху.
     Отиний, потирая лоб, поглядел на него.
     - Молодым трудно справляться со сворой заевшихся жрецов, они попросту не принимали меня всерьез, а в пожилом возрасте у меня, боюсь, не хватит сил. 
     - Ты, Отиний, еще полон сил, - уверил Гектор.
     Римарих прищурился.
     - Ты лукавишь, мальчишка! Ты не думаешь, что я похожу на старую развалину?
     Гектор не побоялся улыбнуться, Отиний тоже улыбнулся, но через миг радость сползла с его лица.
     - Зачем ты водил ее к нему? – строго спросил он. – Динонианка в тюрьме! Немыслимо!
     - Я был уверен: только ей он откроет правду, - смело держал ответ слуга.
     - Мы и так узнали правду! – перебил его господин.
     - Но ей он назвал провокатора, - рассказал Гектор, чем заинтересовал римариха.
162
     - И?!
     - Эвклисий!
     - Я так и знал! – подскочил римарих. – Этот пес не оправился от удара по самолюбию!
     Гектор ждал, когда господин поведает ему, в чем дело, но тот молчал.
     - Привести его? – осведомился слуга.
     - У нас есть свидетельства – незачем. – Отиний направил взгляд вдаль, поразмыслив, сказал: - Передай его в руки дознавателей.
     В покои динонианки вбежала Сенуя и с порога заголосила:
     - Госпожа, госпожа!
     Атеона выглянула из-за занавесей, оделяющих ее спальню от передней.
     - Что случилось?!
     Сенуя была сама не своя и напугала хозяйку.
     - Эвклисия приговорили к казни!
     Оторопела Атеона, еще и его казнят. Римарих пребывает в серьезном гневе на него.
     Придя в себя, она мягко поглядела на служанку, чью тетушку совсем недавно отравили. Подробности обстоятельств были ей неизвестны, ее никто не посвящал в тайны дела, но кое о чем динонианка догадывалась.
     - И в храме неспокойно, но мы должны крепиться. 
     - Поделом ему, - пробубнила под нос рабыня, которую некогда спасла Атеона.
     - Почему ты так говоришь?
     Рабыня кинулась в ноги.
     - Прости, госпожа, но этот Эвклисий – сущее зло!
     Сенуя тоже была согласна, осталось убедить в том госпожу.
     Рабыня сказала дальше:
     - Он не церемонился с рабынями, я сама видела этого сына ада!
     - Не поминай нечистого, - велела Атеона, размышляя над словами невольницы.
     Получается, у Эвклисия не сложилось с Маргелар, так он пустился мстить женской половине человечества таким низким образом. Как низко он пал. И, наверное, римарих прав: он заслуживает наказания за свои грехи.
     С улицы донеслись крики и тишина. Несложно догадаться, что именно произошло в этот тяжелый миг.
     Атеона сглотнула и произнесла:
     - Мы помолимся за его черную душу и совершим благое дело: отправимся в город и накормим нищих.
     Сенуя боялась выходить лишний раз за стены храма, но ведь госпожу не остановить, и она собралась. Уговоры бесполезны, потому она шла подле хозяйки и помалкивала. Сухие лепешки да корки – вот что удалось раздобыть в сжатые строки, но динонианка не сетовала: и им будут рады голодные исейцы.
     День выдался ни то ни се: погода менялась, как хотелось ей. То ветер набежит, тучи нагонит, то солнце выглянет. На случай всякий Сенуя захватила плащ, чтобы при надобности укрыть хозяйку. Она обрадовалась только одному: дождь прошел прежде, чем они вышли из ворот храма.
     С самого поворота динонианка начала раздавать куски хлеба, спешно деля его, настолько быстро расхватывали еду бедняки и те, кто еще совсем недавно торговал рыбой, посудой, тканями, мастерил мебель, шил одежду. Обнищавший народ голодными глазами смотрел на черствые корки и глотал, не жуя, плесневый хлеб. Его выбросили заевшиеся богатеи, кто-то подобрал и подкинул голытьбе.
     Самым слабым Атеона старалась дать лучший кусок, те, что были покрепче, она клала в руки меньше или более черствый хлеб. У нее едва хватало мужества и сил отвоевывать каждый мягкий кусочек, дабы отдать его кормящей матери, ребенку, старику.
     По старикам, уже не поднимающимся с земли, чуть ли не ходили. Раздав хлеб, Атеона
163
склонилась над одним таким несчастным.
     - Помоги мне, Сенуя. Давай усадим его, пусть посмотрит на закат.
     - Он почти не дышит! – сказал кто-то из многочисленной массы.
     Атеона огляделась, высматривая говорящего горожанина, судя по всему обозленного на весь мир. Он медленно пробирался к ней по людям, и, видимо, не боялся, что ему ответят пинком на пинок. Его плечи  покрывала серая тряпка, некогда, возможно, это было покрывало, запутанная борода ничуть не украшала незнакомца. Он то и дело чесал ее: вши совсем заели его. Он опирался при ходьбе на корявую палку и походил на старика, но никак на молодого и сильного человека, хотя был немногим старше Атеоны.
     - Он издохнет к утру, - сказал незнакомец.
     - Ты говоришь о нем, как о скоте.
     - А разве не так относятся к нам жрецы и жрицы? – скрежеща зубами, спросил горожанин.
     Динонианка поняла: разговор ей предстоит трудный.
     - Как можешь ты утверждать то, чего не знаешь?
     - Неужели это не так? – Неизвестный по какой-то неведомой причине пинком отодвинул от себя бедняка, который хотел привстать.
     Ужаснулась Атеона, но сумела сдержаться, однако незнакомец внушал ей страх.
     - Я сама пришла сюда, меня никто не принуждал.
     - Госпожа всегда делиться с нами тем, что ест сама! Даже с хутом! – вступилась за нее Сенуя.
     - Замолчи! – завопил неизвестный. – Ты мразь, приклеившаяся к их подошвам!
     Атеона посчитала ненужным продолжение разговора и потянула служанку к храму. Незнакомец заголосил снова:
     - Из-за тебя мы гнием, покусанные вшами, из-за тебя дохнем с голоду, из-за тебя нас закопают живьем!
     - Да что ты такое говоришь! – закричала изо всех сил Сенуя, динонианка постаралась унять ее:
     - Он всего лишь провокатор, не поддавайся его словам и мести.
     - Добрее госпожи никого нет! Она рабов лечит, вас кормит! – выкрикивала, оборачиваясь, Сенуя.
     - Уймись, он только этого и добивается, - велела Атеона.
     Меж тем незнакомец вскинул руки к небу и прокричал:
     - Горожане, вон виновница ваших бед! Хватайте ее! – Он указал на нее палкой.
     И адская толпа взорвалась, потянулась к динонианке и страшно напугала ее и служанку.
     - Опомнитесь, безумцы! – закричала и сорвала голос Сенуя.
     Только Гектор вышел от римариха, как до его ушей долетели вопли. Извне! Что его заставило засомневаться, одной Диноне известно, но он сразу почуял беду. Неподалеку возился хут, который тоже слышал выкрик и поднял голову, насторожившись. Слуга римариха крикнул ему:
     - Ка! Скорее!
     Хут побросал ведра, Гектор забыл про брошенные свитки и ценные масла, оставшиеся лежать на тропинке. Их задержала у ворот дверь, которую не могли отпереть стражи.
     - Быстрее! Болваны, быстрее! – ругался слуга господина.
     Он выхватил у стражника короткий меч, кинул его хуту. Второй страж сам отдал оружие, и Гектор уже на бегу схватил его.      
     - Подмогу, подмогу!
     Стражники засуетились, а двое ринулись вперед.
     Издали еще Гектор увидал совершенно чуждую ему картину. Более того – небывалую. На динонианку напали потерявшие разум исейцы, хватали за платье, волосы. Но он прибыл вовремя: ее не успели растерзать!
     - Прочь, сучье отродье! – взмахнул он мечем раз. – Мразь! – взмахнул другой.
164
     Ка не отставал и тоже положил добрую дюжину взбунтовавшихся горожан. Они подбирали камни и осыпали ими вооруженных мужчин. Сенуя вскрикнула осипшим голосом: ее больно схватил неизвестный исеец и ущипнул до синяка. Атеона увернулась (или кто-то дернул ее в сторону): в нее полетел камень, другой исподтишка достался Гектору и расшиб голову. Кровь текла по его виску, а он не чувствовал боли. Разъяренный, он вонзил меч в ненормального, поднявшего бунт, и тот рухнул на брусчатку. Ка тоже досталось: в его плечо впилась оставшимися зубами старуха, затем – ее сын. Два-три удара – и оба очутились на земле. Они осыпали проклятьями хута, посмевшего дотронуться до них и осквернить их некогда благородные члены.
     Атеона схватилась за диадему, дабы не обронить ее, настолько сильно ее трясла с безумными глазами женщина. Язвы на теле и голод лишили ее остатков разума. Сеную схватили сразу трое, она расцарапала им лица, за что получила удар, зато избавилась от назойливых рук, лапавших ее бесцеремонно посреди города.
     - А ну прочь, челядь! – скомандовал начальник стражей, он привел с собой отряд вооруженных и обученных воинов.
     Вместе с ним махал мечом начальник патруля, забыв об усах. Он не успел умастить их маслами и вытянуть тонкие кончики, как делал это перед каждым выходом на службу.
     - Образумьтесь, грешники! – воскликнул Листим, он вслед за стражами побежал спасать прелестную жрицу, златокудрую динонианку. - Не навлекайте на себя гнев великий Диноны! Да обрушит она проклятья на того, кто осмелиться осквернить ее!
     То ли от мечей и крови, то ли от упоминания богини-девственницы толпа присмирела. Листим поправил сползшую с плеча накидку.
     Со словами:
     - Преклоните головы перед служительницей Диноны! - он поднял руку в останавливающем жесте.
     - Пойдем, госпожа, пойдем! – потащил ее истекающий кровью Гектор.
     Сеную схватил Ка и повел к храму, то и дело оборачиваясь. Их спины прикрывали стражники, вооруженные до зубов и не растерявшийся жрец. Листим возблагодарил богиню, что успел вовремя.
     С силой Гектор тащил динонианку к храму, не осознавая, что делает ей больно. Она тоже не понимала этого и ощутила боль, когда ворота храма закрылись, впустив еще стражей и Листима.
     - Какое святотатство! – сокрушался он, небывалое случилось сегодня. – Проклят город, прокляты святые Исеи!
     Едва заметно Гектор покачал головой: театрализованное представление продолжается. Он бы не заметил крови, если бы Атеона не коснулась его головы. Безмолвно динонианка поманила его и хута за собой. Сенуя тряслась от страха до сих пор, но догадалась, зачем госпожа зовет их.
     Стражи надежно заперли ворота и объявили, что они будут заперты, пока сам римарих не дозволит отворить их. Листим подался вперед, намереваясь обмолвиться парой фраз с динонианкой, но ее уже и след простыл. Ничего, не к спеху – он поговорит с нею позже. 
     Войдя в покои, она первым делом усадила раненых спасителей и велела принести ей бинтов и воды, сама вышла ненадолго и вернулась с ларцом-аптечкой. Гектор сразу понял, что это, стоило жрице поднять крышку: склянки, флакончики, коробочки с порошками – что еще это может быть, если не аптечка. Он бы мог сам обработать рану и забинтовать голову, но он же не глупый отказываться от такой редчайшей возможности.
     И боль, и блаженство единовременно: она касается нежными ручками его дубовой головы и промывает антисептическим раствором рану. Рабыни меняют миски с водой, греют по указке хозяйки. А она смело смывает и смывает обилие крови. Гектор сидел смиренно, пока она вдевала нитку в иголку: он понимал, что она намерена делать. Рядом сидел Ка и хоть его раны не были столь ужасны, все же не отказался от помощи Сенуи. Ей хозяйка велела
165
обмыть ранения, нанести ранозаживляющие мази и сделать повязки. Атеона опалила огнем иглу, промыла в вине нитку и стала зашивать рану Гектору, одновременно подсказывая служанке что за чем следует выполнять. Та делала все, как повелевала динонианка, а последней пришлось потрудиться: рана в волосистой части головы и сильно кровоточит. Стежок за стежком она выполняла усердно, хорошо затягивая края рассеченной плоти. Не сладко пришлось слуге римариха, но он терпел. При очередном проколе он чуть поморщился, это увидала динонианка и подула на рану. Ничего иного произойти не могло –  боль как рукой сняло. Гектор поднял на прелестную златокудрую медсестричку взгляд, и Ка обо всем догадался: белый слуга, вылитый грек, светлый, с трехдневной щетиной, влюблен по уши. Бедняга, ему не видать ее любви, как хуту – свободы.
     - Потерпи еще немного, - сказала Атеона. – Вы такие смелые, - добавила она искренне.
     - Я всего лишь выполнил свой долг, - возразил от скромности Гектор.
     - А я помог ему, - добавил Ка.
     - Вы скромничаете, - произнесла Атеона, завязывая последние узлы. – Вы подали пример мужества.
     - Как я испугалась, госпожа! У меня синяки! – оглядела себя Сенуя, но она легко отделалась по сравнению со слугой и хутом.
     - Твоими синяками мы займемся позже. – Атеона смотала остатки нити, снова обработала рану и перевязала Гектору голову. – Отпустим наших спасителей, и я позабочусь о тебе.
     Пара штрихов – и мужчины были отпущены.
     - Теперь – все. Вам следует отдохнуть, не то слабость усилится, - посоветовала Атеона.
     - Это не касается меня, - ответил Ка. – Хуту не пристало отдыхать днем.
     - Я поговорю со смотрителем и жрецом, отвечающим за хозяйственную часть, и, полагаю, они услышат меня.            
     Гектор вышел первым: его уже разыскивал римарих и послал за ним. Раб нашел его в покоях динонианки и передал словестное послание Отиния. Ка вышел сразу за ним. Его никто не искал, пока.
     Сенуя смирно сидела на кушетке, сложив ладошки на коленях, ведь ее осматривала хозяйка. Она не смела пошевелиться, когда ее коснулся кусочек льда, делая ей крайне больно.
     - Потерпи, скоро болезненность пройдет.      
     Сенуя дала обещание не стонать, как жрец, которого динонианка некогда лечила. Он то и дело терял сознание и скулил при каждом прикосновении. Кто бы мог подумать, что обычный перелом мизинца может стать настолько душетрепещущим. С тех пор он как видел Атеону, бледнел и пошатывался. Стоит ли говорить, что он обходил ее стороной. Она, открытая душа и чуткая жрица, имела неосторожность взять в руки иглу, дабы заштопать края раны. Визжал жрец громче поросенка, когда его намереваются забить. Атеоне так и не удалось зашить ранку, но наслушалась она... Визг тогда многих храмовых на ноги поднял, прихожане перепугались. По городу поползли дурные слухи, а римарих хохотал до слез, узнав, что произошло в самом деле.
     Динонианка похвалила Сеную за мужественность.
     - Что поделаешь, госпожа, должен же кто-нибудь быть мужественным.
     - Ты не слишком благосклонна к Ганию: он боится игл.
     Сенуя усмехнулась, он так же дрожит при виде хирургических ножниц, лотков, склянок со снадобьями и при виде устройства для промывания внутренностей. Ох, если б вы видели, как он сполз на сидение кушетки, завидев это пресловутое устройство. Его никто не собирался применять и, тем не менее, Ганию стало худо: его вытошнило прямо на кушетку.
     - Слабенький, - сказала в тот момент Сенуя.
     Атеона поспешила спрятать устройство с металлическим наконечником, напугавшим жреца. Он потерял сон и покой, и когда палец благополучно зажил, он еще некоторое время спал плохо: жил в ожидании визита динонианки. Смешно!
166
     Посмотрела на себя Сенуя, ей бы умыться. Атеона подумала о том же и отпустила ее, сама привела себя в порядок и отправилась в неведомом никому направлении.
     Она оказалась на улице, природа готовилась к засыпанию. Закат. В глазах динонианки отразился прибой, увиденный тогда в порту, волны, бьющиеся о берег, горизонт. Он остается всегда далеким, с каким бы усилием не стремился к нему человек, с какой бы скоростью не приближался к заветной цели. Недостижима она. А если Атеона ошибается и все дело в ее собственной неуверенности? Она ограничена своим людским сознанием. Ей не дано познать сверх предначертанной меры, но что-то же можно.
     Задумчивость шла ей. Она, статная и прекрасная златокудрая дева, выглядела чрезвычайно притягательно.
     Ее окликнул жрец.
     - Хорошо, что я встретил тебя, - сказал он.   
     - У меня не было возможности ранее, а теперь – Листим, я благодарю тебя: ты помог мне и спас мою служанку. 
     Жрец мялся, очевидно, он хотел что-то сказать, однако не знал, как начать.
     - Я не ради нее рисковал, - ответил он, собравшись. – Я думал о тебе.
     Выпрямилась Атеона.
     - Что ты имеешь в виду? Разве не священный долг любого человека беречь и любить ближнего своего?
     - Для меня нет никого ближе тебя, - ответил жрец, к чему скрывать, пора рассказать ей правду.
     Ударом молнии пронзило динонианку: невероятное признание!
     - Я не так стар, как тебе кажется, - сказал Листим, пока Атеона приходила в себя и молчала. – Через год другой срок твоего обета выйдет, и ты будешь вольна найти себе мужа.
     - У меня нет таких намерений! – отшатнулась Атеона.
     - Не надо, не отвечай сейчас! Подумай хорошенько: я богат, у меня довольно средств, чтобы дать тебе все, что пожелаешь. Мой дом давно ждет хозяйку.
     Атеона стала бледнее взошедшей на небо луны.
     - Неужели ты хочешь повторить судьбу Маргелар? – продолжал говорить Листим. – Ты так молода и прекрасна. Ты должна выйти замуж и родить детей. Я дам вам все, что потребуется.
     Сбежала бы Атеона, если бы хотела унизить и оскорбить жреца, но он желает ей добра. Она не может поступить с ним жестоко.
     - Листим, - с трудом проговорила она, - я не хочу давать тебе хоть каплю надежды: я не люблю тебя. Уважаю, но не люблю.
     - Этого вполне достаточно, чтобы сделать меня счастливым.
     Атеона коснулась кончиками пальцев лба, как еще ему сказать, что надеяться ему не на что?
     - Многие живут в браке без любви, уважение – главное, - ответил Листим весьма мудро.
     Кому, как не Атеоне знать, сколько в Исеях совершается браков по расчету или потому, что родители так пожелали. Они буквально продают своих дочерей богачам. О счастье девушек в таких случаях речи нет. И вот стоят они после в храме и молятся изо всех сил, чтобы муженек не посетил их ночью или поскорее отправился к предкам, а не сверлил ревностью юную и свежую жену.
     - Это неправильно, - ответила Атеона, - самое первое в жизни – любовь.
     Листим улыбнулся.
     - Ты еще очень молода и не знаешь жизни, как можешь судить о ней? Любовь в браке – большая редкость. Поверь, я провожу обряды венчания часто и знаю, о чем говорю. Любовь – немыслимая роскошь.
     - Значит, я останусь верной Диноне!
     - И огорчишь отца, - сказал Листим и попал в самую точку: дочь не хотела огорчать папу.
167
Он не заслуживает еще одного удара. Он может его не вынести. Он и так уже потерял слишком многих.      
     - Подумай, Атеона, хорошенько подумай.
     Она чуть не заплакала. Листим и прав и не прав. Как ей выбирать?! Она слишком любит Палланта, но его нет и не будет рядом, а Агилий Татий ждет не дождется внучат. Он мечтает о счастье дочери. И оно явно не в сохранении обета безбрачия. Отец ежедневно молится Диноне, чтобы его бесценное дитя обрело супруга и родило как можно больше детей. Иначе род прервется.          
     Листим попрощался легким кивком, а Атеона осталась стоять под звездами, совершенно обескураженная. Если бы Гектора не позвал раб господина, он бы осмелился выйти к ней.
     Римарих прохаживался по центру покоев, заложив руки за спину. Докладчик распинался, а он его не слушал. Вошел слуга и он поднял на него глаза.
     - Наконец! Мне почти пришлось ждать! - Такая строгость вполне объяснима: он часа два назад послал за слугой, а тот только теперь явился.
     Докладчик, казначей, управляющий хозяйством присмирели: господин в гневе. Старик не в себе с самого понедельника.               
     - Все свободны! – махнул он, и люди подчинились. Когда они вышли, он прищурил строго один глаз. – Подробно обо всем!
     Без утайки Гектор поведал печальную историю падения исейцев. О нападении на прекрасную жрицу Диноны он рассказал вкратце и осторожно.
     Лицо римариха походило на театральную трагическую маску. Он сам виноват: не следовало глупенькой девчонке  вообще покидать храм. Но он ее предупреждал! О чем она думала?!
     - Где она?!   
     - В храме, господин.
     - Не выпускать ее! Не подпускать к воротам и ограде!
     - Господин, - успокаивающе сказал Гектор, - она не справится с забором.
     - Что ты хочешь этим сказать? – бросил на него укоризненный взор Отиний.   
     - Только то, что прогуливаться ей вдоль ограды нет смысла запрещать.
     Чувство юмора у римариха с годами притупилось, но как человек остроумный, он оценил шутку.
     - За остроты отправляйся к рабам и подумай там на досуге, с кем и как следует разговаривать!
     В знак уважения и подчинения Гектор отвесил поклон, направился к выходу. Римарих окликнул его, спросил:
     - Кто еще был с тобой?
     - Хут и Листим.
     - Ступай, - ответил римарих, глядя вдаль, - тебя наградят за смелость.      
     Для Гектора высшей наградой была жизнь Атеоны. Хвала Диноне она жива и здорова. Немного испугалась, но все позади.
     По дороге к цели она справлялась у рабов, куда ей идти. Она смутно представляла, где именно искать то, что искала. Никогда там не была. Кто что говорил. То ей надо направо, потом налево, то налево, после направо и за угол. Толком никто не отвечал, и это осложняло поиски. Неужели это такая тайна – найти человека в храме. Он живет здесь неведомо сколько лет, однако рабы затрудняются ответить. Это говорит о том, что слуги туда редко заходят, и у него самого нет прислуги.      
     Но старания вознаграждаются, и она все-таки нашла нужную дверь. Постучала. Нет ответа. Постучала еще раз и толкнула ее. Она оказалась не заперта. Атеона медленно вошла в очень странное жилище. Коробки, сетки, клетки на полу, в них зверьки, лягушки, бабочки. На столе решетка со вскрытой жабой. На полках вдоль стен коробочки, склянки, глиняные сосудики, свитки.
168
     Оглядываясь, она очутилась в центре странного сооружения. Что это такое? Где она? Совершенно очевидно, это не жилище, а лаборатория! Атеона присмотрелась к прозрачной емкости с натянутой на ее горлышко материей. Желтоватая жидкость ничего не напомнила динонианке, и она решила не трогать неизвестный состав. Мало ли что это.
     На другом столике, Атеона, обходя комнату, обнаружила развернутый свиток с изображением препарированного животного. Взяла она лист в руки, внимательно изучила его и пораженная опустила на стол. Такого она никак не могла ожидать. Гектор не просто слуга, он фактически исследователь! Он занимается вскрытием и проводит опыты на животных! И римарих знает о том, это очевидно. Этого невозможно скрыть от господина. 
     Атеона решила не ждать хозяина мини лаборатории и шагнула в сторону двери. Но – о  ужас! – на пути возникла змея! Ядовитая гадюка! Одна из самых ядовитых змей на земле! Динонианка попятилась назад: змея стояла, как гриб, расправив капюшон. Она готова к атаке! Атеона случайно задела руками предметы на столике, и они повалились с грохотом и еще больше разозлили гадюку.   
     Гектор, направляющийся по приказу господина к рабам, услыхал шум, и внутри что-то екнуло. Он помчался к себе. Как он вовремя! Белее белил была Атеона: змея приготовилась к обороне.
     - Не шевелись, госпожа! – воскликнул Гектор, выставляя руку вперед. – Замри!
     Атеона знала, что нельзя делать резких движений, но она тряслась от страха. И гадюка чувствовала это.
     - Спокойно, спокойно, - медленно говорил ей Гектор. – Спокойно: никто тебя не обидит.
     Растерялась сквозь испуг Атеона, впрочем, это его дело: разговаривать или нет с гадами.
     Он шаг за шагом приближался к готовящейся сражаться за жизнь змее. Медленно, медленно. Раз – и схватил ее у самой головы. Очень ловко. Но… змея все же была быстрее и успела вонзить клыки у основания кисти.
     Вскрикнула Атеона, Гектор успокоил:
     - Ее укус мне не опасен: я давным-давно принял противоядие. 
     Пока он опускал сбежавшую и пойманную змею на дно сосуда, Атеона приблизилась и спросила:
     - Ты сам приготовил противоядие?
     Гектор плотно закрыл сосуд и выпрямился.
     - Госпожу удивляет, что такой как я, бывший раб, простой слуга, может создать противоядие?
     Атеона покачала головой.
     - Я ничего о том не знала, ты никогда не упоминал, что владеешь науками, сам оперируешь... Это ты написал труд по хирургии! – догадалась она. - Таких данных, какие есть у тебя, нет у нас, динонианок, в библиотеке!
     От смущения Гектор только стоял и молчал.
     - Ты держишь у себя всех этих зверьков, чтобы изучать на их примере человека, ты приобрел змею, чтобы собирать яд и делать противоядие! – Атеона говорила на одном дыхании. У нее дух перехватило от потрясения.
     - Что госпожа делает у меня? – попробовал Гектор докопаться до момента истины.
     - Я пришла справиться о твоем состоянии.
     - Оно вполне удовлетворительное: шов почти не ноет.
     - Тебе надо принять противовоспалительное и обезболивающее. – Атеона протянула ему флакончик. – Здесь и то и другое, но, вероятно, ты и сам неплохо справляешься. Теперь я понимаю, почему ты взялся лечить меня.
     - Я боялся, Эвклисий перестарается, - пошутил Гектор, и динонианка поняла шутку.
     Она робко улыбнулась.
     - Я должна идти, - сказала она, уходя.
     - И мне пора.
169
     - На ночь глядя? Куда? – удивилась Атеона.
     - Господин велел мне отправиться к рабам.
     - Зачем? - Изумлению не было предела, чем дольше динонианка тут, тем меньше понимает.
     - Чтобы я поразмыслил на досуге, - признался Гектор нехотя.          
     Атеона застыла в дверном проеме.
     - Ты поделишься со мной как-нибудь открытиями, дашь почитать труды?
     Неужели Гектор мог отказать. Он добродушно дал ей рукопись, а себе – повод прийти к динонианке без приглашения.
     Он шел и думал о том, что услышал сегодня вечером. Листим выбрал, пожалуй, самый подходящий момент для признания. Конечно, она предпочтет его, а не никому не известного слугу. Скоро, очень скоро она освободится от клятв верности и забудет о храме и его жителях, создаст семью и уйдет из его жизни навсегда.
     Гектору затуманил разум диалог Листима и динонианки. Его душу грызла бессовестная ревность. У него нет на Атеону прав и от этого он чувствует себя еще сквернее. Вот Маргелар – ее проклятье, так проклятье!