Осмысленный Гжуть был озадачен позитивным Ослей наладкой системы взаимосвязей бюрократической машины. “Почему ты поставил допуск на насилие в случаях несовершенства выборных властей? Это нонсенс.” – “Это глупость, конечно, но в диких племенах вождями случаются такие извращенцы, что нельзя их оставлять на командных должностях” – “А кто будет определять степень несовершенства” – “Судьи” – “А судьи кто?” – “Неправильный вопрос ты задаешь, уважаемый Гжуть. Не “судьи кто”, а судьи “где”.
Книга начала сотворения великих дел
Тебя простить смогу едва ли
Прощай, отныне мы враги
Я верил вам, а вы мне лгали
Беги
Реклама лекции “Корректировка поведения индивидумов в современных социальных клястерах общества”, оплаченная по двойному тарифу за неправильно истолкованное названия лекции. Всем клубом “Нам слово” решили, что это про семейные отношения, а оказалось, про корректировку поведения индивидумов от пеленок в честных яслях, до содержания в тюремной камере или в местах массового захоронения.
Перевод единиц измерений:
- 1 вер – около 10метров
-1 тыд – около килограмма
Вокруг Ром-Дима собралась толпа. Куда-то пропали привидения, а самого хозяина постоялого двора отжали в запасник зала «Альтернативной физкультуры» к камину в виде классического черта, каких в природе уже давно не существовало. Вокруг шумели шепотом, и это было тревожно. Ещё тревожней, когда начинали сыпать советами. Похоже, каждый пытался внести свою ложку добра в общий котел единого порыва.
-Это насилие, - слабо отбивался Ром-Дим.
-Возможно, там сейчас зима. По слухам, там всегда зима, - верещал некто справа.
-Вовсе наоборот, - возмущались слева, - там все время лето. И очень жаркое.
-Вот вам лыжи.
-Вот вам веер.
Ром-Дим оплывал в чьих-то заботливых руках, пока в уши вливали новые и новые порции домыслов.
-Это безобразие. Этого не может быть, - убеждал поэт облаченый районным приставом, но его не слушали, лишь иногда напомнили, что он сам предложил услуги по решению сложных вопросов.
-Устные претензии, - уточнял Ром-Дим.
-Так мы ж вам всё устно и говорим. Пойти, забрать, принести, - отвечали ему. И сразу с придыханием:
-Вы же такой смелый! А кто у нас такой смелый? Это он такой смелый.
Ром-Дим до самых нервных окончаний в правой пятке проникся ненавистью к грубой лести:
-Я отказываюсь, - сказал он решительно
-Это ваше право, - согласилась чопорная женщина. Оказалось, что она все время шла рядом и несла чемодан-чемоданище. – Вы можете отказываться сколько угодно, но идти надо.
Ром-Дима постоянно сбивал с толку обостренный слух. Он путался: услышал фразу и на слова надо реагировать, или перехватил чей-то шепоток, и надо делать вид, что его не было. Усложнял положение тот факт, что шепот доносился микшированым. Одновременно со словами чопорной тетки в голову прилетело «..если не достанет…»-«…за жертву…» - «…в этом году очередь..»-«хорошо, если обойдется…».
-Что мне надо, так это ванная с горячей водой и свежая сорочка, иначе я отказываюсь доставать и заменять.
-Все в багаже, - с торжественным официозом в голосе сообщила переводчица-носильщица и передала коленкоровый чемоданище.
-И ванная? - не верил Ром-Дим в происходящее.
К этому моменту его практически внесли в очаг, так что отвечать на идиотские вопросы никто и не стал.
Ром-Дим по инерции сделал пару шагов и растеряно обернулся. Обитатели замка Хорс в полном составе улыбались, прощально махали руками, разжигали огонь и подбрасывали дровишки.
Только тут до хозяина постоялого двора дошло, что он попал довольно в опасное положение: хрен его знает, есть ли впереди Земля Плоских Елок, а камин уроды уже вовсю распаливали. Паника волной поднялась от желудка к вискам. Ром-Дим суетливо дернулся назад, но две радостные кошки, задрав хвосты трубой вверх, проскакали мимо вперед.
Ром-Дим от всего сердца на сколько слюны хватило плюнул в занимающееся пламя и потрусил за кошками, придумывая по дороге яркие эпитеты хозяевам замка:
Вот замок Хорс в котором
Живут только гоблины хором
И каждый любой прохожий
На человека похожий
Не должен сюда приезжать
Чтоб гоблинов обогащать
Две последние строфы Ром-Диму не понравились, так как не давали четкого представления о необходимости жесткого бойкота обитателей замка. Здесь, наверно, уместнее слово «обструкция», которая рифмуется со словом «инструкция».
Занятый рифмой под самую завязку, Ром-Дим не сразу обнаружил, что пробирается сквозь густые колючие кусты. Ветки цеплялись за одежду, хлестали по лицу и по всякому портили впечателние от похода. Да ещё этот чемодан.
Ром-Дим совсем уже решил его бросить, как споткнувшись о корни, полетел вперед, проделывая брешь в плотной зелени, используя чемодан в качестве тарана. Упали одновременно: чемодан в кучу опавшей листвы, Ром-Дим на коленкорового прадедушку всех чемоданов.
Так вот она, таинственная Земля Плоских Елок.
Первое, на что обратил внимание Ром-Дим – воздух здесь по-осеннему стылый и необыкновенно свежий продирал до костей.
Поежился, огляделся.
Он возлежал на краю дворика, обнесенного разновысотным каменным забором перед которым росла живая изгородь, позади был разбит садик, а впереди разворачивалась панорама. Справа к склону прилепился низкий сарай-завалинка, чуть дальше – овин и загоны. Сквозь садик мощеная дорожка вела к живописному палисаднику перед небольшим домиком с высокой массивной трубой.
Дыра, проделанная Ром-Димом в живой изгороди затягивалось на глазах, как ряска на болоте. Но Ром-Дим удивиться не успел. Глаз за что-то зацепился и соскочил. За что?
-Кжите, – неожиданно раздалось за спиной. – Жэтож кшки?
Голос позади, как оказалось, вызывал невероятную мускульную реакцию. Ром-Дим умудрился подскочить и развернуться одновременно – трюк, который вряд ли смог бы повторить.
-Простите, – мозг словолюба и рифмоплета на автомате дешифровал фразу. Кажется, она касалась... – Здравствуйте, – тянул время Ром-Дим. Кшки – кошки, кишки, шишки, кошельки, кошелки. – Вы про котиков? Да. Это кот и кошка.
-Кто и кышк, – серьезно кивал головой мужчина лет сорока, одетый в кожанные шорты, клетчатую майку, шляпу с гусиным пером за тульей, шерстяные гольфы и тяжелые ботинки из свиной кожи. Лицо чистое, румяное. Похоже, необрохимость в бритье отсутствовала, как таковая, но что-то ти-тролльское в нем было.
-Да, кот и кошка, – терпеливо поддакивал Ром-Дим, мучительно придумывая общую тему. – А погода нынче осенняя.
-Ссегда тка.
Судя по всему, мужчина понимал Ром-Дима лучше, чем Ром-Дим его, так что ответственность за паузы легла всецело на совесть поэта.
-Всегда такая, – по некотору размышлению перевел он.
-Ссгда тка, – поддтвердил абориген.
-Прохладно, – протянул Ром-Дим с ужасом осознавая, что общие и нейтральные темы на этом закончились.
–Нрм.
-Да нет же, уверяю вас, прохладно. Для такого времени года,..О! Коза.
Коза, осторожно выглянувшая из-за угла сарая, от радостных криков хозяина постоялого двора спряталась обратно.
-Скажите, любезнейший, а где тут у вас амбар? – решил долго не тянуть с делом Ром-Дим.
-Армб?
-Амбр, – поправил Ром-Дим, надеясь, что буквы поставил правильно, потому что передать щелкающее произношение, когда через букву вставлялось что-то похожее на “тл”, увеличивая вдвое длину слов, он не рискнул.
-Амбр, – задумчиво повторил абориген со всеми положенными “тл”, но слова не узнал.
-Ам-бар, – тщательно выговаривая каждую букву и повышая громкость повторил Ром-Дим.
-М-м! – радостно узнал абориген, указывая на рот. – Брр, – характерно щелкая пальцами по горлу.
-Бог-дары, – пробормотал Ром-Дим, – да что ж я сказал? Ам – жрать, бар – кабак. Я попросил еду и самопал?
Абориген душевно хлопал гостя по плечу, заговорщицки кивал и кричал что-то непереводимое в сторону домика.
И тогда на пороге появилась ОНА.
Задрюк. Запарковая
Уля Ле не слишком обрадовалась неожиданному помощнику. Скорее была раздосадована:
-Мне не надо помогать, – решительно протестовала она. – Я соседей позову.
-Зачем соседей? – терпеливо объяснял философ. – Я ж для этого и пришел, чтоб соседей звать не надо было.
Но Уля Ле подозревала приблуду в нехороших намерениях и настаивала на его немедленном уходе. Она даже в полицию позвонила. То есть в первую очередь и позвонила, но дежурный жандарм сказал, что в городе твориться чертовщина и мракобесие, так что пока её не убьют, они на вызов реагировать не станут.
-Я женщина приличная, – настаивала Уля Ле. – Вдова.
-Я знаю. Помогать буду за еду, а жить где-нибудь под кустом. Вон у вас их сколько. Под каким поселите, под тем и буду.
И Уля Ле беспомощно махнула рукой. Она предупредила об опасности, дальше настойчивый батрачок пусть сам решает. Бросила обреченно:
-А звать-то тебя…
-У меня много имен. Если хотите…
-А звать-то тебя я буду Маркфей. Кота моего так звали. Хороший стервец. Был. Как ушел пятнадцать лет назад, так и не вернулся. Иди, Маркфей, дровник поправь. Инструмент в мастерской возьмешь.
В конце-то концов, в хозяйстве реальный помощник, пусть даже он окажется прощелыгой, не помешает. И за Сирошей глаз да глаз нужен. Какой-то нынче упертый Сироша попался, сладу с ним нет.
Накинула кружевную шальку и присела на скамеечку в палисаднике вязать крючком. Всё-таки чужой человек в доме, пока не притерся, надо бы понаблюдать. И так увлеклась, что пропустила момент, когда новоиспеченный Маркфей забрел в кузницу. Очнулась, когда там загрохотало.
Добежала и встала в дверях, прошаривая взглядом помещение. Воображение рисовало обезображенное тело, распростертое на полу и придавленное тяжелым предметом. И радостью будет, если тело будет слегка постанывать. Наняла, блин, работничка.
А он, поднимаясь из завала стальных прутьев, деревянных обрезков и листов фанеры, оправдывался:
-Извиняй, хозяйка. Я только стержень хотел взять, на дровнике подпорка совсем сгнила, а оно вона как.
Уля Ле испытала одновременно два чувства: хорошо, что жив и гнать взашей немедленно. И чуть позже: где Годри?
-Ты что здесь делаешь? Не соображаешь, где кузница, а где мастерская?
Маркфей божился, что соображал, но в мастерской он посмотрел в первую очередь. Там нужного прута не нашел, вот и заглянул сюда. Только потянул, как всё сразу и повалилось.
-Крепление сорвалось, – объяснял деловито Маркфей, осматривая стену. – Сейчас поправим.
-Дровник, – сердито напомнила хозяйка.
-Э-э? Да. Дровник, а потом сразу крепление.
И, подхватив толстый шестигранник, бочком-бочком протиснулся во двор.
-Годри, – позвала Уля Ле. – Выходи. Надо поговорить. Твоя работа?
-Нет, – признался из шкафа Годри. – Хотел. Врать не буду. Но я ж хотел блок! Чтоб, значиться, наверняка. Припечатать, так припечатать.
Уля Ле присела на краешек табурета. Конечно, хорошо, что Годри не при чем. Она как раз собиралась попросить бывшего мужа нового работника не трогать:
-Ребята из “Своих правил” снова чепуху замутили. В Противене засветились. И так, знаешь, нехорошо у них вышло. В общем, ты Маркфея в покое-то оставь.
-Маркфей? Все кота простить не можешь?
-Нет. Просто похож стервец. Так договорились? Худо-бедно, а все-таки спокойнее.
-А помнишь, как ты одна с коромыслом против восьми бандитов?
-Молодая была. Неумная.
-Смелая.
-Дура была. Ду-ра.
Они помолчали. Да так уютно, как иногда молчат некоторые семейные пары, пронесшие и сохранившие за долгую совместную жизнь если не любовь, то уважение.
-Ну, чо? В шкап полезешь или тут останешься?
Спина Уля Ле затекла, да и дела кое-какие остались. Некогда рассиживаться.
Годри махнул рукой. Пока побудет здесь, а полночь все равно перенесет в мастерскую, можно не утруждаться.
У дровника тем временем разворачивалась драма. К Маркфею подошел соседский сын, очень вкратце рассказал про отца и мать, за это получил разрешение помочь.
-Зачем? – свел брови малец.
Получил обстоятельный ответ, что дровник нужен для аккуратности и лучше, если он аккуратный и надежный. В ответ сын героя посопел, но помогать начал.
За этим занятием их застала жена героя. Постояла в сторонке, любуясь идиллией.
За любованием её застукал непосредственно герой и разразился скандалом, мол, она тут стояла и ему изменяла, поэтому он сейчас наваляет ей и её любовнику.
Маркфей не сразу врубился в причину агрессии и как-то походя так ответил на внезапный наскок, что герой упал и некоторое время в себя не приходил.
-Он совсем умер? – уточнила жена героя.
-Вряд ли.
-Жаль
Герой пришел в себя и заявил, что потерпел фиаско из-за неожиданности нападения.
-Конечно, – легко согласился Маркфей и в свою очередь поинтересовался наличием героических мозгов. – Они у тебя есть?
-Есть!
-Надо пользоваться, – рекомендовал помощник Уля Ле. – Иначе мозг деградирует.
Тут их она и накрыла. Уля Ле, не разобравшись, наехала на работника, дескать, и полдня не побыл, а уже покалечил соседа:
– Ему ещё подвиги совершать, семью кормить.
Маркфей каялся и обещал исправиться.
В итоге дитё, внимательно оценив ситуацию, сообщило, что передумал быть героем, а когда вырастет, непременно будет бродягой и собирателем дровников. В крайнем случае, станет Уля Лей.
Постоялый двор
По двору с ленивой грацией и высокомерием ящерицы прошествовал Блыск, потягиваясь поочередно каждой ногой с прогибом в спине. Остановился, энергично почесался. На этом энергия в собаке закончилась, и подкосились сразу все лапы – плюх.
Жилички нечто жарко внушали Гретте Тигровне, а она скупо артикулируя, отмахивалась.
Старик Кукса и Суху уже перетащили в повозку пастуха и теперь гонялись за лошадью.
Жандармы чинно сидели в вагонетте. Чос, ясное дело, читал очередной романчик, а Дай Но, уложив голову на руки, то ли думал, то ли дремал, по нему не определишь. Вот доктор точно не спал. Расслабленно наблюдал за происходящим, вытянув обе ноги в проход, перегородив оный окончательно.
А затем Нца нахмурилась. Такое редко приходилось видеть. Почти все тотемные зверушки присутствовали во дворе. Белка и ласточка сидели, закутавшись в шарфы под окном девичей спальни, докторский барсук свернулся кольцом и лишь недовольно подергивал хвостом, профессорская куница отплясывала замысловатый танец. Похоже, ей идея с реституцией была по душе, чего бы там дар Низглов не отчебучивал. Волчица Гретты Тигровны отбивала барабанную дробь хвостом, тоже, верно, вошла в азарт. Барбос старика Куксы следил умиленно-масляными глазами за её маневрами. Коза Иинона Брока наоборот, косила недовольно квадратные зрачки и трясла бородой. Всё дышало миром, ладом и пасторалью, мешая сосредоточиться. С чего это они все объявились, когда их никто не звал?
Нца тряхнула головой, и наваждение исчезло.
Итак, что дал разговор с доной Накос? Первый раз присутствие посторонних было очевидным и разрушающим: шкафчики раскрыты, постели измяты, запасы съедены. Второй приход нежданных и неизвестных гостей прошел бы незамеченным, будь дона Накос менее бдительной. Все осталось на местах, но лежало не так.
-Понимаете, у меня муж – следователь. Конечно, я поставила три маячка, но дело даже не в них. Вот ручка. Лежит где оставила, а перо повернуто в другую сторону. Или чашки. Стояли, где стояли, но в другом порядке. И много таких мелочей. И маячки тронутые, и восстановленные.Узелок не тот, перевязь другая. А так чтобы пропасть, ничего не пропало.
-Тогда, возможно, появилось?
-Вот вы сказали, и да, припоминаю. Я когда первый раз поехала, обратила внимание, что на дороге, точнее на обочине, стоял вполне приличный сапог небольшого размера. Я бы сказала, на женскую ногу. Ну, у нас как бы не запрещено, если вещь тебе не нужна, оставлять её для бедных, но почему один? И я подвезла его к вам. А нынче на прогулке обнаружила ещё один сапог. Другой. Совсем другой, разношенный. Я потому и обратила внимание, что здесь один, там один. Это ведь странно? И оба правые.
Так, говорить старику Куксе, что нашелся его поддувально-самоварный девайс, Нца не будет. Вот когда убедиться в его подлинности, тогда – да. Чехарда какая-то с этими сапогами. Берутся невесть откуда, разбрасываются непонятно кем.
От размышлений отвлёк звонок из соседнего околотка - Противеня.
Она помнила этого масштабного, но несколько оплывающего районного пристава. Женат, трое детей, спортсмен из него, как их Нцы художница, зато ответственный, и взятки брал по-честному, добросовестно выполняя взятые обязательства. Если скажет «попробую» будьте уверены, в лепешку расшибется, но постарается.
При встречах на совместных совещаниях, собраниях и балах медоточил неуклюжими комплиментами и несмешно шутил. В общем, хороший дядька и приличный жандарм. С соседом её повезло.
-Тут такое дело, - пыхтел он в трубку. – Пришли ко мне работники из Хорса. Рассказывают всякие небылицы, тебя касаемые. Передаю трубку. Слушай.
Удивительное выходило дельце. Въехали как-то к ним рабочий полселок при замке двое и назвались местными жандармами, хотя совсем на них не походили. Один остался у разбитой машины, потому что очень сильно влюбился в крошку Поншиз, а второй пошел в замок и не вернулся. Скорее всего, не вернется никогда.
Нца докарябала на зеленой бумажке послание, поставила восклицательный знак и положила её в красивую коробочку для текущих дел. Отчего-то беспокойства не испытывала. Если Браниг торчит в замке из-за какой-то юбки, это, конечно, плохо, так как в районе с работой завал полный. Пожалуй, стоило ему завязывать с затянувшейся командировкой.
-И где твой Родимыч? – сопел в трубку противеньский пристав.
-Я разберусь, разберусь, - пообещала Нца. – У меня к тебе просьба будет, почти личная. Я её собачей почтой передам. Хорошо? Исключительно спецпочтой. Конечно, воспользуйся. Для того и нужна почта.
Почта – одно из немногих исправно работающих задрюкских заведений. Это была почтенная контора, которой справедливо гордились горожане, особенно собачим отделением. Ведь что такое голубиная почта? Короткие сообщения. А вот собачья – солидно, надежная доставка до полутыда корреспонденции. Обычно собаки курсировали между отделениями, но были и специальные супернюхачи и банк запахов и срочные борзые донесения. Можно ли им доверить копию акта? Маги часто бывали такими мстительными. Для них человеческая жизнь ничего не стоила, а уж почтовой собаки подавно. Тем более с той стороны ей тоже что-то хотят передать с оказией. Другое дело Блыск - настоящий жандармский пес. Это надежно и солидно. И противеньского пристава знал прекрасно, и соображал хорошо. Решено, он послание понесет.
Блыск повернул голову к окну и заглянул сразу в душу. Печальный взор и брови домиком как бы говорили, что даже осознавая всю глубину гнусности человеческой натуры, он от Нцы такой подлянки не ожидал. Зря. Зря надеялся на халяву вкусно есть и сладко спать. Пока порядок в задрюксом районе обеспечивала такая…сомнительная личность, не будет Блыску покоя ни днем, ни ночью, никогда.
Если Нца и сомневалась в целесообразности передавать донесения жандармской собакой, то после такого осуждающего взгляда, сомнения рассеялись. Пусть идет и отрабатывает свой кусок отбивной, а по дороге назад заглянет в замок Хорс, чтоб два раза не вставать, и передаст предписание Бранигу. Всё, кончилось поручение.