Как-то перед отъездом в Германию решила съездить в свой родной роддом, навестить друзей, а главное - самую лучшую студенческую подружку, что работала главврачом.
Стучу в дверь, что вовсе и необязательно, мне там всегда рады. Александра говорит по телефону, но делает мне знак рукой, заходи-мол и садись. У нее в кабинете сидит и ждет зареванная старшая сестра Груня ( имена изменены, но не сильно, при желании узнать можно. А Груня - болгарка, ну, не виновата она, что ее родители Агриппиной назвали. Вот поражают меня родители, что своих чад стараются как-то поприкольнее назвать, а о том не думают, кто, например, был Агриппа и какие ассоциации это имечко у людей вызывает).
- Ты, чего , Грунька-Игрунька, - спрашиваю,- чего ревешь-то, али обидел кто, счас мы ему чего-нибудь оторвем.
Новый поток слез, ничего понять не могу, не разберешь, что за обида.
- Представляешь, Леночка, ( мы - ровесницы, вместе начинали работать и в отсутствие персонала и больных говорим друг другу "ты"), зав. отделением реанимации, Кадыр, сопливый мальчишка, вчера из института, болван такой, небось блатной. А как же иначе, из института и прямо отделением заведовать. Ты его не знаешь?
- Знаю, - говорю,- вместе не работали, но он у меня учился. Правда, делает вид, что меня не помнит. Неприятный парень, самонадеянный, но учился неплохо. В медицине хуже нет тех врачей, что ни в чем не сомневаются и все лучше всех знают. Так чего он сделал-то?
Да ничего он не сделал, но накричал на Груньку, а она хорошая, очень добросовестная медсестра, но говорить с собой в таком тоне никому не позволяет. Да до сих пор никто и не орал на нее.
- Да ты чего, с ума съехала, рыдать из-за сопливого пацана? Да он небось не родился еще, когда мы начинали.
Новый поток слез, у Груньки началась истерика, она уже икает.
- Так, - говорю, - уймись, вон водички выпей, а то придется тебя проверенным способом лечить. Пойди, да и вырви ему яйца.
Груня остолбенела, но рыдать перестала.
- А что за проверенный способ-то?
- А пару пощечин, хорошо от истерики помогает. А с яйцами, это хорошая идея.
- А Александра Дмитриевна не позво-о-олит, яйца вырвать дураку, - на полном серьезе всхлипывает она.
И тут Алька, наконец кладет трубку и спрашивает:
- Чего это я не позволю?
- Да яйца твоему Кадыру вырвать, чтобы дальше дураков не производил, может утихнет тогда.
Выслушав наш рассказ, прерываемый истеричными всхлипываниями Груньки и моим веселым смехом, она говорит:
- Яйца вырвать разрешаю, но я должна его предупредить.
И она снимает трубку. У меня отваливается челюсть.
- Кадыр, у тебя там послеоперационная после кесарева сечения, там надо бы гемодез прокапать. Да что ты никогда старших не дослушаешь, а? Что я сегодня замуж вышла что ли? Отправила я тебе гемодез. И прекрати двери запирать в отделение. Там, кстати, к тебе Агриппина Степановна идет, чтоб ты знал. Как зачем? Чтоб яйца тебе вырвать, я ей разрешила, это, чтобы ты знал на будущее, что старших уважать надо.
Груня утерла слезы.
- Так я пошла, да?
- Иди-иди, сейчас в реанимацию как раз дверь откроют.
И провожаемая нашим веселым смехом, она вышла за из кабинета.