Где-то вдали громыхнуло. Неожиданно налетевший ветер разогнал клубы дыма, и также неожиданно стих. Темнело. Усталое солнце медленно уходило за горизонт, напоследок освещая колышущуюся траву, две огромные вековые ели на краю леса и безжалостно избитую разрывами землю.
Её весь день в ярости топтал, сминая всё на своём пути, какой-то безумный великан. Бешеная пляска этого чудовища началась ещё утром. С выматывающим душу свистом он горстями швырял на землю тысячи смертоносных градин, рвал её танковыми гусеницами, поливал струями огня. Безумный рев заглушал ветер, а крики ярости заставляли прижиматься к земле вековые дубы. Великан хотел сделать шаг вперёд, но не мог. Ему мешали. Жалкая кучка, пара десятков людишек, осмелившихся встать на пути. И тогда он снова и снова бросал на землю смерть.
Ему нужна была дорога, ведущая сквозь лес. Огромные ели, словно верстовые столбы, манили к себе. Вот же она, в паре сотен метров, иди к ней! Но он не мог шагнуть. Путь был закрыт. И кем? Детьми, старшему из которых едва ли было двадцать пять! Грязная форма цвета хаки, грязные окровавленные повязки, грязные лица и черные от копоти и пороха руки. Он пытался их испугать: ревом, свистом, огнём, смертью. А они, дрожа, вжимались в землю и вставляли новые обоймы. Великан бросал в атаку своих солдат. Раз, другой, третий…десятый. Бесполезно, путь был закрыт. Тогда он послал танки. Бронированные чудовища изрыгали пламя, давили и рвали землю, рыча «уходите, вам не удержаться». Но оглохшие от грохота, эти дети, сжав зубы, хватали бутылки с зажигательной смесью, гранаты и бросались под гусеницы. Они погибали, кто-то молча, кто-то прошептав «мама», они стояли насмерть. Великан свирепел и бесновался, но поделать ничего не мог. Путь был закрыт, закрыт до тех пор, пока оставался хоть кто-то живой.
Но всё закончилось. Кое-где ещё тихо дымились следы безумной пляски, пахнущие железом, ненавистью, кровью и смертью. Солнце последний раз посмотрело на измученную землю, залитую кровью и усыпанную неподвижными холмиками цвета хаки. Путь был свободен и сейчас, словно уняв жажду мести, великан уснул, изредка всхрапывая далёким гулом моторов и глухих разрывов.
В наступившей тишине раздался еле слышный сдавленный стон – между елями кто-то был… Чудом выживший в этом аду солдат, щедро окропив своей кровью каждый метр пути от линии обороны до леса, лежал сейчас на хвойной перине меж двух вековых исполинов.
Владимир с трудом перевернулся на спину: правый бок горел огнём, израненные ноги пульсировали жуткой болью. А над головой тихо покачивались огромные колючие лапы.
Солдат улыбнулся.
«Маленькой елочке холодно зимой. Только лето сейчас, да и елочки не маленькие».
Вековые гиганты согласно скрипнули.
«Как же больно. Вот и всё, отвоевался ты, Володька, и жить тебе до утра. Если не умру сам, то найдут и пристрелят».
- Не пристрелят.
Красноармеец повернул голову: рядом стояла неизвестно откуда появившаяся тонкая, стройная девушка. Светлые волосы, ярко – синие глаза и… Доброта. Владимир почувствовал какое-то странное, необъяснимое спокойствие. И даже боль, кажется, отступила, прекратив терзать измученного солдата.
- Здравствуй, воин, - ярко сверкнула улыбка.
- Здравствуй, - с трудом прошептал запёкшимися губами Владимир, - кто ты?
- Я? – она тихо рассмеялась, - не знаю, как и сказать тебе, правду – не поверишь, а лгать не умею.
- А ты попробуй, вдруг и поверю, - в свою очередь улыбнулся солдат.
- Берегиня я, дух лесной, хранительница этого леса.
- Я брежу?
- Может, и бредишь, - согласилась девушка, - а может, и нет, это тебе решать, воин.
- Значит, я или умер, или …
- Или нет, - Берегиня нахмурилась, - жив ты, потому я и пришла.
- Зачем?
- Помочь хочу, в награду за подвиг великий и требу (треба – подношение, подарок духам – авт.), тобой оставленную.
- Требу? Ошибаешься, красавица, - Владимир опять улыбнулся, - некогда мне было её оставлять днём, а сейчас, сама видишь, тем более не могу этого сделать.
Боль неожиданно вернулась, и солдат тихо застонал сквозь зубы.
- Совсем плохо?- девушка подошла к бойцу и положила руку на лоб, - потерпи, воин.
Стало очень тепло, легко и спокойно, на минуту он словно вернулся в детство и почувствовал ласковые мамины руки на своей голове, услышал её голос.
Владимир вздрогнул и открыл глаза.
Девушка сидела рядом.
- Лучше?
- Спасибо, боль ушла, - солдат попробовал шевельнуть ногами, - ты так и не ответила, какая треба?
- А вот она, - Берегиня встала и показала на темную, слегка подсохшую дорожку, - это кровь, тобой, воин, пролитая ради родной земли. Самая дорогая треба.
- Не один я её пролил, - вздохнул Владимир, - там, на поле…
- Знаю, знаю, - узкая ладошка накрыла сухие губы, - прости, что не можем всем помочь, мы не боги.
- Мы?
- Да, мы. Все, кто служит земле, воде, лесам и полям, все, кто хранит и оберегает, все встали вместе с вами, воины, на защиту родной земли. Мы помогаем, как можем: кого сквозь лес и болота проведём, кому не даем утонуть в реке, мы храним сон уставших бойцов, предупреждаем об опасностях, путаем врага.
- Никогда не слышал о таком, - не поверил Владимир, - когда я был маленьким, бабушка рассказывала, что сторонитесь вы людей, не показываетесь, охраняя свои владения, вас нельзя обижать, злить, иначе наказать можете, а то и покарать жестоко.
- Это так, - согласилась Берегиня, - не нами то заведено было. Но времена сейчас другие. Война страшная пришла на землю, гибнет все живое, пропадает. Потому не можем мы в стороне стоять, потому и пришла я к тебе, помочь.
- Помочь чем?
- Провести сквозь лес к…
- Нашим?.
- Пусть будет так, - согласилась девушка, - к вашим. А теперь, воин, нам пора идти.
- У меня ноги прострелены.
- Ничего, - горячая ладонь крепко сжала грязную руку, - я помогу, вставай.
Солдат прислушался к себе – боли не было. Не веря происходящему, он потрогал раненый бок, вновь пошевелил ногами. Ничего.
- Вставай, нам пора идти, - повторила Берегиня.
Тонкие руки подхватили Владимира и подняли. Он сделал шаг, второй.
- Вот видишь, - она улыбнулась, - все хорошо пойдём. Не отставай, воин.
Он шёл за девушкой сквозь темный лес, стараясь внимательно смотреть под ноги.
- Не волнуйся, иди смело, - не оборачиваясь, сказала Берегиня, - ты не споткнёшься, это Леший постарался.
- Леший?
- А как же без лесного хозяина, - мелодичный смех заставил улыбнуться, - не одна я требу твою оценила.
Посветлело: они вошли в берёзовую рощицу. Тонкие деревца стояли, склонив макушки.
- Почему они…?
- Почести тебе воздают, воин, - не дожидаясь окончания вопроса, ответила девушка, - и друзьям твоим, на поле павшим.
- Я за них рассчитаюсь, - прошептал Владимир, сжав кулаки, - за каждого.
- Пришли, - Берегиня остановилась.
Солдат огляделся: обычная поляна, в центре которой стоял поросший мхом огромный валун.
- А где же наши?
- Смотри, - девушка показала на камень.
Валун заиграл красками, вначале незаметно, потом всё ярче и ярче и вдруг из него вырвался столб ослепительно яркого света.
Владимир зажмурился.
- Иди, тебя ждут, - тонкие руки ласково подтолкнули вперёд.
Сделав несколько шагов, солдат остановился, поражённый внезапной догадкой:
- Значит, я… А ты?
- Да, - кивнула девушка, - помогла тебе уйти без мук и страданий, прими низкий поклон, воин, и прощай.
Через несколько секунд всё исчезло. Остался только темный ночной лес, березовая рощица, склонившая макушки и лесная полянка с поросшим мхом огромным валуном.
Две вековые ели, в последний раз посмотрели в невидящие глаза, на застывшую улыбку, и, тихо вздохнув, скрыли их своими огромными колючими лапами, навсегда.
Светлая память тебе, воин.