НА СНИМКЕ: Борис Леонидович Пастернак (1890-1960)
«Литературная газета» сообщила о смерти Бориса Пастернака. «Правда» и даже «Известия» промолчали.
Это было невероятно. Крупнейший русский поэт ХХ века. Лауреат Нобелевской премии и… гробовое молчание прессы.
В первой половине 30-х годов Пастернак был признанным в СССР поэтом. На первом съезде писателей СССР член политбюро Бухарин даже предложил объявить его лучшим поэтом страны.
Пастернак ходатайствовал перед Сталиным об освобождении Мандельштама, мужа и сына Ахматовой, и Сталин выполнял его просьбы. В те годы его произведения постоянно издавались. Но с началом массовых репрессий, он уже не мог сотрудничать с режимом. Пастернак пишет: «Всё сломалось во мне, и единение со временем перешло в сопротивление ему, которого я не скрывал. Я ушел в переводы. Личное творчество кончилось».
В 1937 году Пастернак проявляет большое гражданское мужество — отказывается подписать письмо с одобрением расстрела Тухачевского и других, демонстративно посещает дом репрессированного писателя Бориса Пильняка.
Когда речь зашла о возвращении Цветаевой в Россию, Пастернак был против этого решения, и действительно, трагедия семьи превзошла все его опасения.
В 1939 года Цветаева вернулась в Россию. Вскоре арестовали её дочь Ариадну, а затем и мужа. Пастернак помог ей найти работу: водил её в Гослитиздат, познакомил с директором и заведующей редакцией литературы народов СССР, и ей стали давать переводы.
Началась война, и Цветаева отправляется на пароходе в эвакуацию. Пастернак провожал ее, помогал управиться с багажом.
Ещё оставаясь в Москве, Пастернак узнаёт о гибели Марины Цветаевой.
Из письма Пастернака жене:
«Вчера ночью Федин сказал мне, будто с собой покончила Марина. Я не хочу верить этому. Она где-то поблизости от вас, в Чистополе или Елабуге.
Узнай, пожалуйста, и напиши мне...Позаботься тогда о её мальчике, узнай, где он и что с ним. Какая вина на мне, если это так! Это никогда не простится мне».
Пастернак всегда оставался верным другом семьи Цветаевой. Ее дочь Ариадна (Аля) долгие годы находилась сначала в лагере, а затем в ссылке и на поселении в Сибири, в Туруханске. Пастернак переписывался с Ариадной, был в восторге от её ярких по силе таланта писем, заботился о ней: посылал свои книги, деньги и т.д.
Его не оставили в покое. Когда в 1949 году Пастернак влюбился в Ольгу Ивинскую, её арестовали и под пытками, невзирая на её беременность, требовали подтвердить, что Пастернак – английский шпион. Ивинская потеряла ребёнка, но не подписала протокол, подготовленный следователем. Благодаря ей Пастернак так и не был арестован.
Публикация на Западе романа «Доктор Живаго» — сначала в Италии в 1957 году, а потом в Великобритании, — привела к настоящей травле Пастернака в советской печати, исключению его из Союза писателей СССР, откровенным оскорблениям в его адрес со страниц советских газет и на «собраниях трудящихся». Я помню из газет: «Пастернака не читал, но решительно осуждаю».
1 ноября 1958 г. в «Литературной газете» появилась подборка «писем трудящихся» под общим заголовком: «Гнев и возмущение. Советские люди осуждают действия Б. Пастернака».
Там среди писем с заголовками вроде: «Прекрасна наша действительность», «Пасквилянт», «От эстетства — к моральному падению» — было письмо Филиппа Васильцева, старшего машиниста экскаватора «Лягушка в болоте», в котором говорилось:
«Что за оказия? Газеты пишут про какого-то Пастернака. Будто бы есть такой писатель. Ничего я о нем до сих пор не знал, никогда его книг не читал. … Читателям его произведений видно, что Октябрьская революция ему не по душе. Так это же не писатель, а белогвардеец. … Нет, я не читал Пастернака. Но знаю: в литературе без лягушек лучше».
Московская организация Союза Писателей СССР, вслед за Правлением Союза писателей, требовали высылки Пастернака из Советского Союза и лишения его советского гражданства. Среди литераторов, требовавших высылки, были поэты Лев Ошанин, Александр Безыменский, Борис Слуцкий, писатели Сергей Смирнов, Сергей Баруздин, Борис Полевой и многие другие.
Можно только представить себе, как тяжело всё это переживал тонко чувствующий Пастернак.
В 1958 году Пастернак стал вторым писателем из России (после И. A. Бунина), удостоенным нобелевской премии.
Присуждение премии дало повод советской пропаганде усилить травлю. Несмотря на то, что премия была присуждена Пастернаку «За значительные достижения в современной лирической поэзии, а также за продолжение традиций великого русского эпического романа», усилиями официальных советских властей она должна была надолго запомниться только как прочно связанная с романом «Доктор Живаго», антисоветская сущность которого в то время постоянно подчёркивалась.
На Пастернака было оказано и личное давление, которое, в конечном счёте, принудило его отказаться от премии. В телеграмме, посланной в адрес Шведской академии, Пастернак писал:
«В силу того значения, которое получила присуждённая мне награда в обществе, к которому я принадлежу, я должен от неё отказаться. Не сочтите за оскорбление мой добровольный отказ».
Страдая от организованной травли, Пастернак пишет стихотворение «Нобелевская премия»:
Я пропал, как зверь в загоне.
Где-то люди, воля, свет,
А за мною шум погони,
Мне наружу ходу нет.
Темный лес и берег пруда,
Ели сваленной бревно.
Путь отрезан отовсюду.
Будь что будет, все равно.
Что же сделал я за пакость,
Я убийца и злодей?
Я весь мир заставил плакать
Над красой земли моей.
Но и так, почти у гроба,
Верю я, придет пора -
Силу подлости и злобы
Одолеет дух добра
Стихотворение «Нобелевская премия» тоже было опубликовано на Западе, и Пастернака вызвали по этому поводу к Генеральному прокурору СССР Руденко в феврале 1959 года, а затем ему предъявили обвинение по статье 64 «Измена Родине», однако никаких последствий для него это событие не имело, возможно, потому, что стихотворение было опубликовано без его разрешения. Заметьте, всё это было уже после ХХ съезда.
Дмитрий Быков, биограф Пастернака, считает, что болезнь Пастернака развилась на нервной почве из-за его травли и возлагает на власти ответственность за его смерть.
Спустя 8 лет Александр Галич в Доме учёных Академгородка пел свою впоследствии знаменитую «На смерть Пастернака». Мы услышали:
До чего ж мы гордимся, сволочи,
Что он умер в своей постели.
Сотни людей, среди них поэты Наум Коржавин, Булат Окуджава, Андрей Вознесенский, пришли на его похороны, несмотря на опалу поэта.
Только через 27 лет после смерти решение об исключении Пастернака из Союза писателей было отменено, ещё через год «Доктор Живаго» впервые был напечатан в СССР («Новый Мир»), и ещё через год сыну поэта — Евгению Пастернаку были вручены в Стокгольме диплом и медаль Нобелевского лауреата.
Продолжение следует: http://www.proza.ru/2017/01/26/482