Сага о многоличностях глава I

Марта Хэйтс
cколько было уже этих жизней-то, который уже это круг?
Я давно сбилась со счёта...
Помню вспышки чужих взглядов и электричество их рук,
Но никто и ничто не смогло остановить этого Полёта,
Я точно помню, что последний раз жила в Китае, а ещё до этого - в Америке...
И оба раза была мужчиной. Мужчинами.
Конечно, наверняка это всё никак не проверить,
но прожитые жизни маячат позади горбатыми спинами.
Забавно, что какие-то помнятся до мельчайших подробностей,
а какие-то - нет.
Американец, к примеру, исцарапал нутро, от ротовой полости
и до самых почек,
он напоминает о себе в основном во снах, глубокой ночью,
(не всегда удается запомнить, о чём эти сны, впрочем),
но он меня порою пугает. До дрожи. Невероятно. Очень.
Кажется, он (я?) был редкостным извращенцем,
Но об этом так и не узнал практически никто.
Голова у него (у меня?) определенно брала верх над сердцем,
Но и не только она одна.
Его (меня...) безумно возбуждал вид запертого тёмного окна
Квартиры, где живёт какая-нибудь молодая и влюблённая в жизнь девушка,
Он (я...) просто упивался их днями издалека, исподтишка, из укрытия,
Но больше всего его (меня...) привлекали их жилища, их обители...
Этот american guy забирался во множество различных девичьих спален,
Поднимаясь по водосточным трубам и оконным карнизам в маниакальном запале,
Нет, из этих квартир он... я... МЫ ничего не забирали, не крали,
Но зато времени проводили там предостаточно,
Исследуя всё, что только возможно, в тех альковах,
от картин на стенах и фотографий в альбомах до трусиков и домашних тапочек,
Давясь исступлением до побелевших пальцев, аккуратно всё потом по местам расставляя,
Самообладание и Чистый Разум (...ещё чуть-чуть, ещё капельку, но всё-таки...) не теряя,
Крайне отчётливо сейчас вот вспоминаю -
Холодная плитка дизайном под мрамор - у него/меня под ногами,
полумрак, окутывающий кровать: поблекшие бордовые подушки и балдахин,
деревянный комод, у которого я/он/мы провели целый час, а то и не один,
зеркало, запечатлевшее наш взгляд - радужка из осколков арктических льдин;
Смешно, часто мелькала мысль, что заповедей-то он не нарушил: не убий, не укради,
Хотя он/я и не был верующим, он/я был целиком и полностью человеком Науки,
Со своим призванием, делом своей жизни, он/я/мы не сумели бы перенести разлуки,
Его/моё Искусство, его Слово отражалось для него в каждом блике Света и каждом Звуке,
Который он/я встречал на своём Пути,
Он/я невообразимо явственно видел и знал, куда именно надо идти,
Несмотря на эту свою маленькую "слабость" касательно чужих квартир,
У него/меня внутри, зажавшись где-то между лёгкими и пищеводом,
был потрясающе цельный и яркий, необъятный и необъятый ничем мир,
Которым он делился с миром внешним без умолку, без устали, без передышки,
Его/моё нутро просто невозможно было как-либо спрятать, накрыть сверху крышкой,
Его/мой/наш мир отдавался во рту терпкой горечью и срывался с губ тяжкой отдышкой,
Этот американский профессор здесь не был (и я не была) своим, но и не был лишним,
Он/я был бы больше к месту где-нибудь в пустыне страниц какой-нибудь книжки
Среди надгробных плит букв и пожелтелых клыков слов, среди кривых оскалов фраз;
Но, кстати, его/меня могли поймать, застукать в девичьих спальнях, множество раз, 
(Ах что за речь была бы у прокурора в судебном процессе, почти детективный рассказ!)
Однажды, в одной из нескольких десятков этих квартир, чуть не застали его/меня/нас,
Он/я слышал уже и гулкие шаги и тихий разговор в коридоре, даже затем повороты ключа,
Мы заставили тогда стучащее сердце и зарождающуюся дрожь в руках и коленях ЗА-МОЛ-ЧАТЬ,
(кроме того, стоит упомянуть, что почти все наши жизни носили на себе Везенья Печать)
Мы скользнули тогда в оконный проём плавным, разрезающим воздух ударом клинка-плеча
И растворились в ночи, подавив позыв страха взвыть что есть сил, во всю мочь закричать,
Чуть не сорвались вниз (был третий или четвёртый этаж) в пылу спешки и паники, сгоряча...
Тогда домой пришла хозяйка спальни, а также внезапные визитеры - её родители,
И при всём достигнутом хладнокровии, в висках у него/меня стучало: "Не увидите ли?
Не подходите к окну, зачем вы пришли вообще, что забыли здесь, уйдите же, уйдите вы!!
А если поймаете, то сумеете поверить моим складно-лживым оправданьям? Поймёте их, простите ли?
Я же являюсь Того, что вам так сладко калечит глаза и уши, головы и души, носителем,
Пророком Того, что есть, являлось и останется (вовеки и присно) Истинным и Истиной,
Мне-то (мне-то!) уж можно не оправдываться за эти действия?
Они же не жестоки, никому ведь не вредят, они никоим образом не насильственны...
Ваш "Закон" против меня не имеет силы, ему не сделать меня ни заключённым, ни висельником,
Я же вне ваших понятий и понимания, я заслуживаю (да-да!) Уважения и Сострадания!"

Когда моё _не-физическое_ было в Китае, оно нашло приют в теле нищего актёра бродячего цирка,
Его взгляд был кардинально другим, совершенно иным: зрачки будто две шилом проткнутые дырки
В шоколадного оттенка тягучем бархате радужек и рот словно отколотое горлышко пивной бутылки,
Больше всего на этом Свете он (или опять же я?..) любил (-без памяти-) свою Семью,
Ещё он был просто катастрофически не предрасположен ко всякого рода вранью,
Его организм отторгал любую фальшь, он на физическом уровне был не способен на ложь,
Всегда и всюду носил в левом сапоге найденный когда-то на рисовом поле чёрный от времени нож,
Во сне постоянно скрипел зубами, что-то вскрикивал и бормотал - ни словечка не разберёшь,
Его судьба помнится мне не так хорошо, как бытие тем зазнайкой, профессором-американцем,
(но тот, без сомнений, был гораздо бОльшим засранцем)
В жизни этого не слишком талантливого актёра не было обмана, не было лоска и глянца,
Этот бессмысленный человечек был невероятно честен и оглушающе прост,
Умер он/я от болезни, кажется, почек, хотя, быть может, и печени,
Это случилось в конце декабря, в промозглой его лачуге, поздно вечером,
Он лежал в постели, думая о Детстве, полном песен, солнца, надежд и Лета - вечного,
Он не хотел со своей болезнью ни бороться, ни принимать её, ни лечить, ни вылечивать.
Ему было всего сорок три (примерно, могу ошибаться) прожитых года,
Но чувствовалось, что ему/мне не нужно было существовать слишком уж много,
Долго нельзя было жить в этом теле, просто не вышло бы в полную силу,
Он/я не был уверен, верит ли в загробную жизнь или какого-либо "Бога",
Помнится, жена его/меня очень сильно, особенно перед смертью, просила
Найти в "душе" его/моей/нашей то потаенное местечко, те мифические чертоги,
где прячется Вера, но у него/меня/нас не получалось и всё это лишь бесило,
(не любил бы её, дуру такую, вышло бы как-нибудь обидно и некрасиво)
Перед самой кончиной его/меня преследовал резкий запах керосина,
Он/я жаловался на него своим пятерым дочерям и одному единственному сыну,
Которые давно потеряли счёт (как и я - этим кругам) долгим зимам
Болезни отца, что всех их подкосила,
Но не добила всё же до конца.
Ни один из них так никогда и не сумел забыть черт его/моего лица.

Большинство личностей, которыми я являлась, умело в_нутром мерцать,
Ослепляя тех, кто был рядом,
Выжигая новое знание на изнанке их взглядов,
Оставляя ожоги на оборотной стороне их сознаний,
Причиняя им равное количество радостей и страданий,
Каждая из личностей старалась ближнего колкой кромкой Истины изранить
До самого осознавания,
Впечатать в них -ЭТО- глубоко до самого их основания,
Добиваясь отчаянно (и зачастую тщетно) их понимания...

Мои личности, они все дышат во мне,
Всё время. Каждый день, каждую ночь,
Вот уже сколько лет.
Не смейте говорить мне,
что всех их не было и нет,
что всё это - лишь больной бред.

Вы не знаете или просто забыли,
А я помню. Пока что помню.
А впереди - опять новый Круг.
Ну что ж... привет!


25-26.01.2017
(...to be continued...)