Неожиданное поступление Тимофея Степанова или, как его называли друзья, Тима в авиационный техникум по окончании восьмого класса по сию пору оставалось для него неразрешимой загадкой.
Почему родители, имеющие самое смутное представление о любой технической профессии, упорно толкали его на эту стезю, он прекрасно понимал. Для довоенного поколения профессия инженера была одной из самых желанных вершин в житейской карьере. Но в семидесятые годы из-за невысокой заработанной платы её престиж начал падать. Это сегодня, когда немногочисленные обладатели познаний в инженерной области стали практически вымирающим видом, мы начинаем понимать её необходимость для нашей страны.
Отец с матерью добились своего. Документы послушный сын подал, нисколько не сомневаясь в том, что единственным предметом, который ему удастся благополучно сдать, будет литература. Остальные предметы он завалит, и всё вернётся на круги своя. Его познания в области изящной словесности пригодятся при поступлении в литературный институт. Но начинающий сочинитель обманул всеобщее ожидание и самого себя, сдав остальные экзамены на четвёрки! Родная школа, одноклассники и любимые учителя отошли на второй план.
***
В первый же день после занятий Тим решительно поднялся в библиотеку, набрал массу учебников по предметам, о которых прежде слыхом не слыхивал. С содроганием перелистал, отложил всю кипу и дал клятву больше никогда не переступать порог хранилища непостижимых для него научных знаний.
Однако до дипломного курса он всё-таки добрался. Как это случилось? В то время в любом учебном заведении, научном институте, на заводе огромное внимание уделялось развитию художественной самодеятельности. Самодеятельные коллективы были в большой чести. Танцевальные ансамбли изредка отправляли за «бугор». Почему? Никаких сомнений в том, что любители русского перепляса попросят там политическое убежище, у руководства не было. Тогда этим славились корифеи нашего балета, которые были «впереди планеты всей».
Так вот. Однажды, будучи ещё первокурсником, Степанов, изгнанный с лекции по какой-то там механике, заглянул в актовый зал, где в разгар учебного процесса масса бездельников с горем пополам занималась подготовкой праздничного концерта к очередной красной дате календаря.
Тим сразу понял – вот с чего надо было начинать знакомство с жизнью техникума. Сколько подобных мероприятий он провёл в родной школе, не сосчитать. Не теряя времени, он ринулся в библиотеку, порог которой когда-то поклялся не переступать ни под каким видом, и за пару часов набросал стихотворный сценарий будущего концерта. Прорвался к завучу, ответственному за культмассовую работу, получил добро, собрал свою команду и приступил к делу.
Концерт, несмотря на вставляемые палки в колёса со стороны прежних участников, удался. Новоявленный коллектив отправили на городской смотр, где впервые за время существования техникумовской самодеятельности он занял призовое место. Прежнего руководителя тут же отправили в отставку. Тиму восстановили утраченную стипендию. Директор произнёс перед педагогами прочувствованную речь:
— Призываю вас, коллеги, не слишком придираться к этому юноше. Согласен, его способности не направлены на постижение премудрости будущей профессии. Но Степанов по собственной инициативе бесплатно выполнил работу, за которую прежним проходимцам от «искусства» мы платили немалые денежки. Работу, которая получила достойную оценку, как внутри нашего учебного заведения, так и за его пределами. Педагогический коллектив техникума вместо очередного разноса за неудовлетворительную работу в этом направлении получил почётную грамоту от районо. А в том, что Степановым сопромат усваивается не в полном объёме, большой беды нет. Из тех, кто сейчас находится в моём кабинете, разбирающихся в вышеназванном предмете можно по пальцам пересчитать. Естественно, я не имею в виду себя и уважаемого преподавателя этой дисциплины. Не зря же студенты говорят: «Сдал сопромат – можешь жениться». Под венец парню ещё рановато, а самодеятельностью на благо техникума пусть занимается без отрыва от производства…
Извините, я хотел сказать, без отрыва от обучения. И наша святая обязанность в этом вопросе ему помогать. Возьмём спортсменов. Кое-кто из них русского языка толком не знает. О математике не стоит и заикаться. Но это не мешает им добиваться высоких спортивных результатов.
Физрук приосанился.
— А начни мы их дёргать по мелочам? Поможет это студентам прилично прыгать в длину или, скажем, в высоту? Не думаю. Надеюсь, ни у кого нет возражений по поводу услышанного?
Возражений не последовало.
***
Но, когда Степанова с грехом пополам перетащили на последний курс, он понял: актовый зал техникума надо менять на другую стартовую площадку. Не дай бог, ему опять пойдут навстречу, и он получит диплом о среднем специальном образовании. Не позавидуешь отечественному самолетостроению. Это ж не голубей из тетрадных листков запускать.
Как там пелось в одной песенке: «Я лицо мукою мелкой побелю, я его покрашу яркой краской свежей. Я себя совсем, совсем переменю… Здравствуйте, я снова на манеже».
Только где его искать, этот самый манеж? Армия на горизонте. До того как надеть погоны, необходимо хоть как-то определиться.
Как-то, проходя мимо городского драматического театра, он увидел броское объявление, извещавшее о начале набора в театральную студию, о творческом конкурсе, о документах, которые необходимо сдать в секретариат. Вот он, спасительный выход из сложившейся ситуации. В школьной и техникумовской самодеятельности он был не последней фигурой. Почему бы не попробовать свои силы на профессиональной сцене? Только какой документ он мог предъявить в секретариате? Справку о том, что «прослушал» три курса техникума?
И на этот вопрос нашёлся ответ. Из служебного входа выпорхнула школьная подруга, с которой они провели за одной партой много славных дней. Выяснилось, что она уже подала заявление. Тим скоренько обрисовал ей свою ситуацию. Она предложила зайти, посоветоваться с секретарём. Это же не институт. Условия приёма не должны быть такими жёсткими.
Секретарша заявила:
— Мы рады любому абитуриенту. С аттестатом и без оного. У театра имеется договор с вечерней школой, над которой он шефствует. Пройдёшь два отборочных тура, вместе с учёбой в студии сможешь, особо не напрягаясь, закончить эту вечёрку. А на следующий год театральный институт обещает для студийцев организовать заочное обучение. Ты выясни, можно ли три твоих курса обменять на табель за десятый класс в какой-нибудь школе. Подсуетись. Не теряй времени. А пока напиши заявление.
Степанов попросил листок и ручку. Стило нашлось, а вот чистого листка у неё под рукой не оказалось. Но это же театр! Секретарша разложила перед ним афишу, на которой крупными буквами красным по белому было напечатано: Премьера. «Коготок увяз – всей птичке пропасть». Шрифтом помельче: «Лев Николаевич Толстой». Встречу с великим классиком, «зеркалом русской революции» он расценил, как благосклонный знак судьбы. Он приготовился писать. Секретарь насмешливо посмотрела на него, перевернула афишу, пододвинула заново и принялась диктовать.
Теперь надо было лететь в родную школу. Сколько раз техникумовский ансамбль выступал на школьных вечерах, не беря за это из скудной школьной казны ни копейки. Учителя обязаны помочь.
Директор сразу предложил оформить перевод в десятый класс. Благо, до конца учебного года оставалось время, чтобы получить заветный табель. Только бы авиация не подвела.
Тим ринулся в техникум. В учебной части облегчённо вздохнули и не стали чинить препятствий. Его уход оказался для педагогов подарком судьбы. Подустали они перетаскивать доморощенного артиста с курса на курс. Подписали заявление, выдали нужную справку, взяли слово, что он не бросит созданный с таким трудом коллектив и ещё не раз поведёт его к новым победам.
В ту минуту Тим был готов обещать всё что угодно.
Но кто бы знал, как страшно ему стало от кульбита, который безо всякой подготовки, считай, с завязанными глазами он проделал с собственной судьбой.
***
На первом же отборочном туре в студию Степанов, мягко говоря, оскандалился. Войдя почему-то бочком в небольшой зал, где заседала приёмная комиссия, он так и застыл в этой позе и начал лепетать строки из поэмы Николая Васильевича Гоголя о русском человеке, который не может не любить быстрой езды.
Экзаменаторы поморщились и попросили прочесть стихотворение. Тим сделал глубокий вдох, задержал дыхание и сдавленно произнёс:
— Сергей Есенин. Собаке Качалова. — Затем сделал несколько неуверенных шагов к столу и протянул руку председателю комиссии. — Дай, Джим, на счастье лапу мне? — председатель в недоумении вытаращился на абитуриента, но машинально протянул ладонь.
Тим цепко ухватил её, несколько раз крутанул туда-сюда и восторженно продолжил: — Такую лапу не видал я сроду. — Экзаменатор побагровел лицом и попытался выдернуть руку. Не тут-то было. Тим стиснул её до хруста и доверительно прошептал: — Давай с тобой полаем при луне на тихую, бесшумную погоду…— и легонечко взвыл, что, по его мнению, должно было означать тот самый задушевный лай…
Председателю наконец удалось выдернуть свою длань из клещевого зажима. Он поднёс её к губам, собирая подуть на побелевшие суставы, как раздался голос явно сошедшего с ума соискателя:
— Пожалуйста, голубчик, не лижись…
Громовой хохот разлетелся по аудитории.
— Вон! — фальцетом взлаял председатель.
Тем не менее, Тимофей Степанов прошёл на второй тур.
Последний забег для поступления в студию состоял всего из тридцати соискателей. На семнадцать призовых мест. Но среди конкурсантов уже выявилась пятёрка фаворитов. Они держались обособленно. Их вызывали первыми. Одного за другим. Судя по самодовольным улыбкам, с которыми счастливчики выходили из аудитории, проблемы с поступлением у ребят были уже позади. Степанова выкликнули шестым. Не успел он и рта раскрыть, как председатель комиссии, предусмотрительно спрятав руку за спину, предложил:
— Изобрази-ка нам, голубчик, теперь собаку Качалова. Только на сей раз без членовредительства
— Да хоть динозавра!
Тим опустился на четыре лапы, на мгновение прикрыл глаза и, для полноты ощущения, оглушительно гавкнул. Сладко потянулся всем телом, хорошенько встряхнулся, почесал правой рукой, то есть правой лапой за ухом. Пригляделся и увидел под столом, за которым сидела комиссия, две изящные женские ножки. А рядом белую холщёвую сумку. Он принюхался. Из неё нёсся дразнящий, аппетитный запах чего-то очень съедобного. А сбоку расплылось маслянистое пятно. Тим плотоядно заурчал и на животе пополз к вожделенному предмету. У самого стола он на мгновение замер, привстал, изобразил, как ему показалось, самую настоящую охотничью стойку, ринулся под стол, попутно лизнул обтянутую нейлоном женскую коленку, обладательница которой, отчаянно взвизгнув, соскочила со стула. Тот с грохотом
рухнул на пол. Степанов схватил сумку зубами и был таков…
(Продолжение следует)