«Поды – то же, что блюдца степные» - Большой Энциклопедический словарь.
У подножия кургана, на который тридцать лет назад я впервые взобрался вместе с Захарченко Леонидом Фёдоровичем, стелилась безбрежная ширь тростниковых займищ. По золотистому ковру распушившихся метёлок, разгоняемые ветром, катились к горизонту волны, а вслед за ними по небу неслись обрывки облаков. Прилегающая с другой стороны пашня переливалась на солнце шелком паутины бабьего лета. От открывшихся просторов веяло первозданностью и неизведанностью. Планы обследования этого угодья выстраивались сами собой и моё воображение, тут же рисовало захватывающие картины предстоящих охот. Федорович, устало завалившись в терпко пахнущую полынь, не торопясь рассказывал о том, что слышал в детстве от стариков станичников об этом глухом и в прошлом необычайно богатом урочище под названием «Поды».
Еще при жизни его прапрадедов эта низина была наполнена водой и тростниковой балкой соединялась с речкой Понура, которая по сей день неспешно вливается в приазовские лиманы. В ту незапамятную, пору в Подах в изобилии водилась разнообразная водоплавающая и болотная птица, плёса кишели карасями, увесистыми сазанами и щуками, а по большой весенней воде поднималась на нерест тарань. Местные казаки, промышлявшие рыбной ловлей, привозили на подводах проконопаченные плоскодонки, толкались на них по сагам, вынимая из плетеных вентерей богатые уловы.
Вокруг была обрабатываемая трудолюбивым народом степь, по которой то - тут - то там курчавились заросли терна, пестрели разнотравьем сенокосы, да по балкам вздымались глухой стеной камыши. Великое множество зайцев, перепелов, куропаток и обычных в то время дроф находили здесь и кров и стол. Вольно пасущееся поголовье овец гарантировало безбедное существование волчьих выводков. Как не бередила казака охотничья страсть, не мог он позволить себе охоту ради забавы. Опасная воинская служба, тяжелая ежедневная работа по хозяйству отнимала всё время и силы. Разве что особо густые табуны уток или обнаглевшие донельзя волки «вынуждали» его забить добрый заряд в свою кремневку, потешить душу, а если повезет блеснуть перед станичниками удалью.
Пришедшие в эти края запорожские, а затем и донские казаки поражались ширью здешних степей, богатством рек и чернотой земли, сулившей неслыханные урожаи. Вот только лютовали на этих просторах непокорные черкесы и племена кочевников – потомков Золотой Орды. Долгие годы их вольницы закончились при царствовании Екатерины II. Верный её подданный, славный полководец Александр Васильевич Суворов, был направлен на Кубань для укрепления государственной границы.
В прошлом веке прокатилась по этим местам конными сотнями гражданская война. По станицам и хуторам прошлась безжалостная коллективизация и продразверстка. Новая власть не простила казакам своеволия, принудительно выселила бог весть в какие края самые крепкие семьи. А следом очередная напасть – немецкая оккупация.
И только в начале 1943 года, выгнав поганцев, героический народ начал «поднимать с колен» колхозы. Воловьи и конные упряжки уступили место тракторам, их «лошадиных» сил было достаточно, что бы вспахать все залежные земли. В первую же послевоенную пятилетку на месте целинных участков вороньим крылом блестел чернозем. Лишь крутые склоны меотских курганов, как и прежде, серебрились ковылем, да куртины терна по берегам степных речушек покрывались поздней осенью голубой дымкой – обильным урожаем ягод.
Оголодавшие за время революционных перемен и военной разрухи люди, растили хлеб и радовались мирным дням. Из года в год сухие весенние ветры, не встречая на своем пути преград, выдували плодородный слой земли вместе с проросшими посевами. Сталин своим указом обязал народ в спешном порядке сажать лесные полосы, чтобы не превратить степь-кормилицу в пустыню.
Плохо это или хорошо, но спустя десятилетия приазовская равнина приобрела нынешний, «клетчатолесополосатый» вид. Ученые умы от экологии долго думали, как назвать это творение рук человека: «лесополе» или «полелес», но и, то и другое мало походило на лес и на степь. В итоге, на мой ироничный взгляд, было придумано достаточно емкое определение – «агрокультурный ландшафт». С той поры живут кубанцы на окультуренном, слава Богу, не лунном ландшафте.
А что же Поды? Поды, к счастью, так и остались степными блюдцами, как символ непобедимости Природы, образец её былого облика. Покрытые шрамами осушительных каналов, ожогами огневых палов, вживую истерзанной плантажными плугами кожей, с известной только им периодичностью они заполняются дождевыми и талыми водами. Порастают непроходимыми зарослями тростников и трав. Возвращаются в их защитное лоно спокон веку обитавшие там кабаны и лисы, приходят в родовые угодья олени, совершая многокилометровый переход из заповедного Красного леса. Каким то - чудесным образом вновь появляется на разливах рыба.
Глядя на это, радуется и поёт душа охотника. Есть чему радоваться, если сентябрьской звёздной ночью свистят в небе утиные крылья, оглашает окрест могучий рев оленя рогаля, ревностно стерегущего свой гарем. Грохоча куцыми крыльями, взлетают фазаны, гипнотизируя оторопевшего стрелка своим экзотичным оперением. По закрайкам покосов с «тюрюлюканьем» выпархивают и, переваливая с крыла на крыло, уносятся тяжелые осенние перепела. А вскоре, только первые утренники собьют с камыша лист, страстно зальются гончие, вытуривая из старниковых зарослей вышедших красным мехом лисиц и нагулявших сало кабанов. Кажется тогда охотничьему люду, что эта благодать будет всегда.
Надеюсь и я, что еще не раз встречу утреннюю зорю в Подах, любуясь резвым челноком легавой, оставляющей матовый след на росном лугу. Увижу, как под теплом первых солнечных лучей отрываются от земли и растворяются в синеве неба ватные клочья тумана. Декабрьским днем, замру среди сверкающих инеем камышей и, борясь с охватившим ознобом от морозного ветерка, а более от волнительного азарта, сквозь нарастающую какофонию гона, буду вслушиваться в шорохи, ожидая, в любой миг перевидеть как выкатит на стёжку лисовин или мелькнёт в дударе лоснящимся боком подсвинок.
Как не грустно, но приходится смириться с тем, что у нашего и последующих поколений охотников не будет возможности скрадывать стадо дроф – не комфортно чувствует себя эта осторожная птица в тесных прямоугольниках «культурно протравленных» полей. Не увидим, в ближайшем будущем, как клонятся под напором косяков тарани камыши – спокойные воды Понуры перегородили плотины и шлюзы. Все равно верю, что рано или поздно, человек начнет возвращать природе утраченное, не без его же помощи, великолепие.
Как не верить, если узнаю, что агроном местного сельхозпредприятия, человек далёкий от охоты и весьма практичный по отношению к природе, с любопытством наблюдает за журавлями, отдыхающими на его полях после дальнего перелета. Приметив, как по утрам беззаботно пасется на люцерне семейство оленей, подолгу «забывает» загнать на это поле роторную косилку. Вернувшись с работы, он с гордостью описывает увиденное домочадцам, а детишки, обнимая батьку, уговаривают его показать им журавлят и оленят. Как не надеется, когда зажимистый фермер, ранее замеченный за пусканием огненных палов, в минувшую снежную зиму по своей инициативе развозил на тракторе зерновые отходы, спасая от голодной смерти вылетевших к дорогам фазанов.
Верю, что рано или поздно народится мудрое поколение людей. Уступит оно родной Земле завоеванную неудобь, перестанет травить химией и даст ей передышку. И тогда добро отзовется добром. Пройдут годы и молодой паренек, впервые взойдя на вершину того самого кургана, будет заворожено смотреть на обширное тростниковое займище, волнующееся на ветру золотистым ковром метелок, и ощущение первозданности и неизведанности этого уголка природы останется с ним навсегда.
Опубликован в журнале Охота и рыбалка XXI век. N8 2018