Нестор Тупоглупай
( Автор сенсационного кино-романа о Л. Толстом,
опубликов. недавно в журн «Иск. Кино»)
К 100-ЛЕТИЮ ОКТЯБРЯ НЕСТОР ТУПОГЛУПАЙ
(Леонид Водолазов – Каплан)
Из записок отца.
КАК РАЗРУШАЛАСЬ С Т А Л Ь.
1937 - 1941
документ
ВЫПИСКА (из уголовного Дела № У-603 Владимирского РайНКВД
от 19.6-38) из стихов подследственного ГРИГОРИЯ КОЛОДНИКОВА
Хотитя верьте Таких дялов наделаим,
(иль НЕ верьте) Што ахнешь – будить жизь!
Решили ЦЕРЬКОВЬ строить ЧЕРЬТИ: А строить как?–Обманывай!
«Давайтя! Приписывай!
Мужучки! Обсчитывай!
Всем миром засупонимси, Там посля разберём!
Налягим, поистратимси, - (Ещё ничто великое не бЫло без вранья)
Зато БАРЫШ каков! Всё Ц ЕРКОВЬЮ окупится
Такой мы Храм отгрохаим, Все слёзы. Кровь и пот…
М Ы С Д У Р У С О Г Л А С И Л И С Я
Те и давай: В Е Р Т Е Т Ь! А што народу рускага,
(святага, православнага)
«ТемпА! ТемпА! –вопять . Поизвели. Истратили,
(Тоись: быстрей! Быстрей!) Передавили - ж у т ь !
«Извёстки нет?-Навозом мажь! Икон везде навешали :
Раствора нет? - М о ч ё й !! (всё черти со товарищи)
Попом был- Главный Чёрт!
Земли, воды и воздуха А мы на них молилися:
Изгадили - не счесть! «Да здраствуить! Уря!»
В о т . н а к о н е ц , п о с т р о и л и !
(на них: на русских косточках:
на детках – на сироточках,
На жёнах; матерях…)
В о т л е н т о ч к у р а з р е з а л и !
Хлядим: Н Е Х Р А М -
Н У Ж Н И К ! !
А мы стоим: обмануты! Оплёваны! Истерзаны!
Д У Р - М А - Н Ы - ДУР-РА-КИ !!
П р о л о г:
ЛУЧШАЯ ШКОЛА В МИРЕ!
1. Директор, завуч и нарком.
- ДИРЕКТОР где?!! – крикнул вбежавший. - БУБНОВ приехал!!!
Колодникову показалось, что тот сейчас упадёт: на нём лица не было.
-Какой «Бубнов»? - Да Вы что?!! - задыхался бегун. – НАРКОМ!! Мои ученики в классное окно увидели!! Из «эмки» вылезает!!
Педагоги кинулись к окнам Учительской.
Большой, широкий человек в полувоенной сталинке (будто статуя командора) - не спеша и оч. грузно ступая (так что под сапогами, продавливаясь, брызгал в стороны гравий)- шёл от автомобиля к школьному под»езду. (Колодникову показалась, что колебалась даже земля. А впрочем… какие только фантазии не приходили ему иногда в голову!)
- Ну, бегите за директором! – приказал «бегуну» Завуч, не отрываясь о т окна. - Он в «10-м»,. на экзамене.
За спиной у всех загремели стулья – «бегун» наш растянулся на ковре. Ха! Поднялся, чертыхаясь,- бросился к двери и: НАЛЕТЕЛ прямо на… открывавшего дверь наркома
- Вы ЧТО? – спросил тот.
- Ни..чего.. Так…,- пошёл трупными пятнами «бегун». И неподражаемым движением
скользнул под рукой наркома в коридор.
И тотчас задушенный шёпот-шорох полетел по коридорам! Захлопали двери, затопали ноги: «ДИРЕКТОРА! ДИРЕКТОРА! Быстррро-о!!»
Нарком поморщился и прикрыл дверь.
Педагоги., окаменевшие в самых невероятных позах (будто нечисть из «Вия» при крике петуха) - ошалело глядели на наркома.
Тот нехотя улыбнулся и (словно решившись) протянул ближайшему широкую руку.
«И чего все так перепугались?» Колодников смотрел на наркома: всё в нём было просто и естественно. Серые, спокойные и внимательные глаза; располагающая улыбка на дородном, крупном лице; серая, усталая кожа на высоком, красивом лбу… Колодников оказался последним, кому досталась наркомовская рука: наощупь добротно-сухая и крепкая…
- Как идут экзамены?- спросил нарком. – Мы ведь впервые (начиная с вашей школы) проводим этот эксперимент с экзаменами в стране.
Все каменно молчали. Нарком переводил глаза с одного на другого:
- Не завышены ли или не занижены ли экзаменационные требования? – приставал он.
И молчание становилось ну. просто неудобным.
- Всё, что сейчас можно сказать, - решился тогда за всех ответить Колодников.,- это то, тов. Нарком, что ученики пока успешно справляются с заданиями. Особенно по математике – моему предмету в 4-х и старших классах: я только что закончил экзамен.
- А как другие товарищи думают? – напирал нарком на молчальников.
Надо было отвечать, директор не появлялся - и…
- Мы согласны с Григорием Петровичем,- неопределённо (не беря на себя ответственность) произнёс наконец бородатый хромой завуч с палкой.
- А кто это «Григорий Петрович»? – спросил нарком.
- Это Я, Андрей Сергеич! – едва успел ответить Колодников, как в Учительскую с обезьяньими ужимками влетел маленький вёрткий директор Орлов и, оттеснив всех, повис на наркомовской руке:
- Рады! Рады»! Безмерно счастливы, что не забыли о моём приглашении. С честью и ответственно исполняем порученный нам эксперимент. Всё идёт на самом высшем уровне. Как и полагается хе (по Вашему определению) «лучшей школе Москвы».
- Давай уж делай лучшей в Союзе.- Прокомментировал нарком.- Тут вот делегации педагогов приехали - из Англии и Германии. Хочу к тебе прислать.
- Только окажите доверие - будет ЛУЧШАЯ ШКОЛА В МИРЕ!
- Ну, ладно. Пойдём тогда на экзамен: надо самомУ посмотреть, как отвечают ученики. Не занеслись ли мы с этим экспериментом? Ведь ничего похожего у нас до сих пор не было.
И юркий, шныряющий директор стал мимо учителей, стульев и дверей - в ы в о д и ть грузного широкого наркома в коридор, как портовый маленький буксир большой океанский транспорт в открытую воду. А «бегун»-учитель (которого, кстати, и фамилия-то была Исаак Бегун), будто мичманский катерок сопровождения, следовал за ними в кильватере: точно повторяя их маневр…
- Ловок! – сказал хромой бородач-завуч, когда двери за ними закрылись.- Ловок наш Орлов! Зорок, как орёл, и ловок, как обезьяна. А недавно ведь был всего лишь учителем начальных классов. А вот поди ж ты: талант с начальством обходиться! Нашёл сначала шефа выгодного для школы (директора АМО), а тот как-то на высоком совещании сказал Бубнову про подшефного Орлова. И Орлов (со столь удачной подачи) так быстро сумел войти в доверие к наркому, что Бубнов, не долго думая, поручил вот ему этот «ответственный» эксперимент с нашими экзаменами, А теперь вот и делегации заграничные будем принимать. Ха! Разве не честь? Готовьтесь,, Григорий Петрович – к Вам пошлю: Вы посмелее прочих - разговаривать с ними будете. Только не так, как Вы разговаривали вчера с преподавателями пражского университета.
- То-есть?
- Ну. очень уж противопоставляли всё «нас» - «им»: у «нас»-де демократическая система обучения, а у «вас» - …. Хе!
- Ну. а что я должен был говорить? Чехи удивлялись высокому уровню математических знаний моих учеников.. Спросили, чем это об»ясняется? Я и сказал: буржуазная школа принадлежит к антидемократической системе образования: у вас господствующие классы не заинтересованы давать образование народу. Поэтому требования школьных программ у вас занижены (в народных школах) и нет преемственности от младших к старшим классам.
Учителя в Учительской засмеялись. (Видно знали уже «чудачества» их математика).
- Да!- продолжал Колодников: - И ничего нет смешного. У нас же существует оч. строгая преемственность между начальной и средней школой. Этого требует наша демократическая система образования. А у них – нет.
- Какой-то «дубовый», казённый патриотизм! – под повторный смех учителей заметил с усмешкой завуч и почесал свою бородищу. - Оч. уж Вы «правоверный» какой-то! Надо бы всё-таки как-то поделикатней: они же не за политграмотой приехали. Вы вот с немцами так не вздумайте. Ляпните им «душителей» каких-нибудь прямо в нос. С Вас станется!
И не успел Колодников возразить, как в коридоре послышался плач (даже рыдания), и тот же самый нарком ввёл под руку в Учительскую плачущую учительницу.
- Ну. успокойтесь, нельзя же так ! – увещевал её Бубнов. – Эка невидаль: нарком на экзамене! Да Ваши ученики хорошо отвечали, надо радоваться, а Вы плачете.
Но чем больше он утешал, тем громче она рыдала. Становилось неловко. Особенно суетился Орлов: бегал вокруг неё, дёргал грубо за руку, вскрикивал недовольно: «Ну, прекратите, Тамара Ивановна! Прекратите сейчас же! Как Вам не стыдно!»
(Потом уж узнали, что неожиданное появление наркома в классе произвело потрясение: на всех нашёл, как и в Учительской, столбняк. Даже успевающие ученики стали путаться в простых вещах, а отличники, которых специально вызывала учительница, понесли чепуху. А когда нарком, желая успокоить всех, сам обратился с вопросом к отвечавшему – тот потерял всякий дар соображения, у него пошла носом кровь, а учительница заплакала и выбежала из класса….)
Понаблюдав. как человечно, почти отечески утешает учительницу Бубнов, Колодников вышел в коридор и стал там в одиночку поджидать наркома (со своим важным вопросом)
«Он прост в обращении,- сам себя подбадривал он.- Прост и человечен. И это не стилизация под народного деятеля просвещения. Член пятёрки ВРК во время октябрьского переворота, потом начальник политуправления в наркомате обороны - он действительно из старой ленинской гвардии. И он не может не понять Колодникова. Тем более, что он его как-то уже «отличил». Сейчас редкий случай, и надо им воспользоваться.»
Плач за дверью, наконец, прекратился, нарком вышел в коридор, направляясь к лестнице на выход.
-Андрей Сергеич! –пристроился Колодников к его шагу… (Орлов – оч. хорошо: мешкался там с учительницей). – Я хотел бы с Вами поговорить по личному вопросу.
- Пожалуйста, Григорий Петрович,- ответил нарком, беря Колодникова под руку. («Быстрей! Быстрей!» - торопил себя Колодников, чтоб успеть до Орлова).
- Дело в том, Андрей Сергеич, - что я недавно возвратился из ссылки: я студентом МГУ был осуждён «тройкой» ОГПУ за уклон…
Бубнов вынул руку из колодниковского локтя.
- Что же Вы хотите?
-…Меня не прописывают в Москве к семье, хотя я ни в чём не виноват… А без московской прописки я не имею права работать здесь, в московской школе. Я устроился сюда лишь потому, что директор Орлов не посмотрел мой временный паспорт. А у меня семья, ребёнок, и я хочу закончить ученье в Университете…
- Знаете что? – прервал его Бубнов. ловя взглядом уже подбегающего к ним Орлова, - Приходите в Наркомат, и там это всё мне изложите.
« А почему не «расскажете»? - успел ещё подумать Колодников. Но всё, всё – Орлов уже дышит в затылок, надо прощаться… - Хорошо! – говорит он, протягивая наркому благодарную руку… Но тот повернулся и, подхватив с другой стороны Орлова, - НЕ ПРОЩАЯСЬ. крупными шагами заспешил прочь, не то рассердясь, не то растерявшись: но так и оставил Колодникова с несуразно протянутой для благодарного
рукопожатья ладонью.
На следующий день (несмотря на «казус» в 10-м классе) разнёсся слух, что за успешный (вцелом) эксперимент с экзаменами Бубнов сделал Орлова членом Коллегии наркомпроса. И даже наградил золотыми часами…
…-Ну. конечно, - сказал с непонятной интонацией хромой завуч: - Если Коллегия не нуждается в Крупской, Покровском, Яковлеве и Эпштейне,… не говоря уж о.. . Луначарском! – то пронырливым обезьянам, вроде нашего Орлова, конечно. там самое место.
- Но он сумел создать лучшую в Сов. Союзе показательную школу! – вступился за директора учитель-«катерок» (Исаак Бегун).
- Это не он «создал», - обидчиво возразил , жуя лохматую бороду, Завуч.- А М Ы «создали» - педагоги! Тамара Ив. , как словесник, Григорий Петрович, как математик и я, как завуч! Наладившие образцовый учебный процесс!
- Ну. а он сумел СОБРАТЬ таких ПЕДАГОГОВ и такого ЗАВУЧА, как Вы! – Не уступал «катерок»-Бегун.
- Да бросьте! – вконец раздражённый ( и , видно, не спроста) Бегуном, зло выкрикнул завуч. - Вся его «показательность» - не показательность, а показуха. Видимость и очковтирательство, Как его очки – пэнснэ. Вчера – они лежали на столе; смотрю: а это не очки, а простые стекляшки. Для форсу! Ну, именно: очковтирательство! Вы взгляните на него в профиль. Я вчера вгляделся: мартышка! Лоб, залысины, верхняя губа - обезьяна!
- Вы ещё скажете «Геббельс», как ребята его дразнят,- непонятно тоже для чего (провоцируя что ли бородача) «невинно» подбросил Бегун.
- Ну… «Геббельс не Геббельс», а такой же ловкач, интриган и врун! – совсем выведенный из себя – выпалил завуч. – Дёргал прошлый раз Тамару Ив-ну - прямо до синяков. Пока она плакала тут. Не будь Бубнова - я б ему «подёргал»!...( И повертел клюшкой)
Ну. и Орлову, конечно, обо всё «этом» в скором времени было доложено. Понятно кем. И, проходя однажды через Учительскую и открывая ключом дверь к себе в кабинет – Орлов сказа завучу: «Аркадий Семёныч! Зайдите ко мне!»
- Зачем? – с вызовом (догадавшись) спросил завуч.
- Ну.. для.. разговора..
- О чём? – так же произнёс тот. – Нам нечего скрывать от коллектива.
- Ну… о том. чтоб Вы хотя бы ВОТ ТАК не разговаривали.
- А как это я «разговариваю»?
- А «так»: несмотря на все Ваши происки и попытки с Тамарой Ив. провалить эксперимент – при Бубнове – у вас ничего не вышло. И если Вам с ней не нравятся мои порядки. -что же в таком случае удерживает Вас у меня в школе? Тамара Ив. уже уволена за некомпетентность. Можете за ней последовать и Вы.
Хромой бородач резко встал и, демонстративно подойдя к Орлову – вручил ему большой синий Лист с расписанием уроков, который составлял.
Все сидели, закаменев,-ожидая чего-то «страшного» (палка у завуча нервно стучала по полу). Но ничего особенного не случилось. Завуч саркастически хмыкнул и. поиграв клюшкой, - вышел, хлопнув дверью. Больше Колодников хромого завуча в «лучшей школе мира» не видел. Наверно, после того, как Орлов стал членом Коллегии – он уже не нуждался: ни в «образцовом учебном процессе», ни в образцовых педагогах – ни в «образцово-показательной» школе. Он уверенно и твёрдо ПЁР НАВЕРХ!
А «лучшая школа в мире» был пройденный этап.
2. «Ты у меня по всей Федерации работать не будешь!»
Выждав неделю, Колодников пошёл к Бубнову: «изложить» своё дело с пропиской, а кстати открыть ему глаза и на Орлова: на расправу его с Тамарой Ив. и завучем.
Помощник Бубнова (по фамилии Цехер: инвалид - с каким-то сложным протезом ноги), даже не оторвавшись от бумаг – пробурчал, что Бубнов его не примет.
- Вы подождите, не спешите,- со сдержанной интонацией и великолепной улыбкой проговорил Колодников. – Вы сначала поднимите на меня глаза, а потом пойдите и доложите Андрею Сергеевичу, что пришёл учитель из 48-й школы: ГРИГОРИЙ ПЕТРОВИЧ!
- И что произойдёт?
- Ничего. Вы только сделайте, как я Вам говорю.
Вылупившись нерусскими, склеротическими глазами - Цехер неприязненно смотрел на Колодникова.
- Ничего я делать не буду. Приходите завтра и всё.
- Хорошо,- в беспредельной терпимости улыбался Колодников. – Но Вы всё-таки скажите ему, что «БЫЛ - ГРИГОРИЙ ПЕТРОВИЧ»! Из 48 школы.
И пошёл, провожаемый до двери тем же неприязненным и внимательным взглядом.
«Победил!» - подумал с удовольствием Колодников.
Но на следующий день повторилось всё то же самое.
- Но Вы СКАЗАЛИ, что я просил?
- Да что такое «Григорий Петрович»?! Кто такой «Григорий Петрович»?!
- Это неважно. Вы СКАЗАЛИ?
- Ну, «сказал». Он не может Вас принять. Просил изложить письменно!
- Этого не может быть. Значит, Вы не то или не так сказали Я сам у него спрошу.
- Ничего Вы не спросите. К нему нельзя!
- Ничего, м н е - можно!
- ВЕРНИТЕСЬ НЕМЕДЛЕННО! – крикнул Цехер и стал высвобождать из-за стола свой сложный протез. Но Колодников растворил уже обе чёрные двери.
Большой, тучный Бубнов - в оч. большом кабинете (с большим портретом Вождя за спиной) сидел за большим столом и прямо глядел на Колодникова.
- В чём дело? Тов. Цехер! - обратился Бубнов не к Колодникову (стоявшему в дверях) а к секретарю – за колодниковским плечом.
- Да вот – рвётся! Какой-то «Григорий Петрович! Григорий Петрович!».. Выйдите из кабинета немедленно! – кричал тот на Колодникова. Прыская слюной ему в шею.
- Я не к Вам пришёл! – уже без улыбки, но ещё оч. сдержанно ответил Колодников.- А к ЛИЧНО приглашавшему меня неделю назад тов. Наркому. Можно? Андрей Сергеич?
- А я Вам говорю: ВЫЙДТЕ! – дёргал его сзади за рукав Цехер. - Немедленно выйдите! Наглость какая!
- Я никуда не пойду! – твёрдо стоял в дверях Колодников. – Я пришёл к тов. наркому.. По его приглашению. А не к Вам.
- Но я же Вам сказал тогда: «Изложите письменно!» - строго проговорил Бубнов.
- Но я хотел бы…
- ИЗЛОЖИТЕ ПИСЬМЕННО!- повторил тот. - Вы поняли меня? До свиданья!
Ни улыбчивости. ни теплоты в серых. стальных глазах не было и помину.
Протезный Цехер выдавил Колодникова в приёмную, зло хлопнув дверью:
- Хамство какое! – лаял он по-собачьи.- Покиньте немедленно приёмную!
- Закрой пасть! Пёс поганый! Я не к тебе пришёл!- крикнул тут уж и Колодников.
- Как ФАМИЛИЯ!? ФАМИЛИЯ КАК?! - орал вне себя Цехер, ковыляя к телефону. – Ты у меня по всей Федерации работать не будешь, свинья! .. Савельев! Савельев, чёрт! – вопил он в трубку. – Не пускай -тут вот этого… как его! Чтоб ноги его не было в наркомате. Наглость, хамство какое!... Заберите его отсюда! Постового возьми! В шею!...
Дрожа от возбуждения Колодников выскочил на улицу. Его просто колотило. Зуб на зуб не попадал.
«Что это было?! Почему это так?!.. Ведь с другими ничего похожего не случается!.. Почему же с ним – с одним из первых комсомольцев! бывшим батраком, а ныне… ну, и хорошим,- скажем так,- советским педагогом (ведь именно к н е м у посылает завуч и директор иностранные делегации в класс!). Так почему же именно С НИМ не желают разговаривать в наркомате просвещения?! Причем не в первый уже раз! Старые революционеры! Славной ленинской гвардии! Не раз смотревшие в глаза своей судьбе! А теперь ТРУСЛИВО как-то «не хотят», даже подло! А ведь я только начинаю свой педагогический путь и имею «право» , так сказать, на… помощь и совет старших товарищей, старых коммунистов, на моральную и всякую другую поддержку!... Так в чём же дело?
И не мог себе ответить!
А инцидент в наркомате на этом не кончился. На следующий день – перед уроками - остановил его в коридоре Орлов. И, как с завучем: «Григорий Петрович, зайдите ко мне!»
Колодникову претила эта «лагерная» манера блатных: расправляться с неугодными втихаря и в одиночку. Он хотел было уже тоже, как завуч, спросить при всех: «А зачем?», НО –
Скрепился и пошёл за директором в его «говорильник» (как смеялись про директорский кабинет его ребята, вызывавшиеся туда на «правёж».).
- Паспорт у Вас при себе?
Колодников напрягся. - Да.
- Покажите.
Колодников… через паузу – полез за борт пиджака (никаких спасительных мыслей в голову не приходило), вынул «трёхмесячную» свою «ксиву», подал в протянутую директорскую волосатую (по-обезьяньи цепкую) руку с большим хронометром (почему-то ПОД ладонью. Не как у всех. Будто дорогие эти, золотые часы- подарок наркома за «лучшую в мире школу»,- он прятал под рукавом. Как урки в лагере, откуда Колодников недавно возвратился, фарт).
Он обречённо наблюдал за этой «воровской» , вёрткой рукой.
Вот она переложила колодниковский «липовый» паспорт в другую руку, - умело ориентируясь в паспортных листках, открыла нужную страничку и… «зачем это он снял золотое пенснэ и положил на стол? Ведь очки для того и существуют, чтоб в них читать!»
Ещё не понимая, что делает, - Колодников потянулся , взял директорское пенснэ и, ,приложив его к глазам, посмотрел сквозь окуляры на Орлова. Тот не уменьшился и не увеличился, как бывает в настоящих очках, а.. Очки были «липовые» - из простых стекляшек - «для форсу».
- Вы что? – спросил Орлов, следя за его манипуляциями.
- Ничего, - ответил Колодников.
- Зачем Вы взяли мои очки?
- Так, машинально,- ответил он.
- Этому Вас завуч научил?
- Я и сам иногда кое-чего соображаю,- ответил Колодников.- Я же математик и физик, и преподаю ученикам оптику, и могу отличить стекляшки от нормальных очков.
Директор покашлял.
- Почему Вы не сказали, что у Вас нет московской прописки?
- Вы не спрашивали.
= Звонили с Петровки, 38. Я вынужден отказаться от Ваших услуг, как педагога-«оптика» и расстаться с Вами. Вы обманом втёрлись в наш сплочённый советский коллектив и…
- А разве 100-процентная успеваемость в моих классах – это «обман»?
- Гражданин Колодников, не будем спорить. Вы меня понимаете. Вы не имели права преподавать в Москве без московской прописки! Всё! Точка!
Колодников хотел спросить: «А вы – обезьяны – ИМЕЕТЕ?!», но.. (видно обдумывая вариант похлеще) опять потянулся к пресловутым пенснэ. (Дались вот они ему!)
- ОСТАВЬТЕ МОИ ОЧКИ В ПОКОЕ! - взвигнул Орлов. И покиньте немедленно мою школу!
Колодников повернулся и вышел.
Что было делать? Повторить прежний фокус: обходить районо, ничего не говоря про прописку? А желание перейти в другую школу – об»яснять отдалённостью 48-й школы от дома?
В двух роно, проявляя «бздительность», потребовали паспорт;.Однако, в третьем (а именно, в Сталинском) зав. Роно Вигдоров, не смотря в паспорт, всё же выдал направление в 10-ю школу – почти рядом с домом: пяток трамвайных остановок, а то и пешком – не труд.
И Колодников понёс направление новому директору.
3. «И кто же Вы - товарищ «завуч»?
Колодников шёл к директорскому столу и удивлялся: почему за этим столом сидит…
Бородатый Завуч Аркадий Семёныч ( из 48-й школы)?
- Ну. потому что я стал директором этой вот 10-й школы, - ответил тот. – А от Вас, как от судьбы – никуда не денешься: Вас просто НЕСЁТ на меня… Ну, давайте., давайте Ваше направление - у Вас ведь прямо на лбу написано: и что Вы без прописки! И что Вы в Бутырках сидели!... Ладно, работайте: я-то об этом никому не скажу. Но учтите, что Петровка 38 и без меня отыщет Вас. Нам от них никуда не деться… Знаете новость? – Наш Орлов уже не директор школы.
-Слава Богу!
- Да не «слава», а хула!
- Почему?
- Ох, наивный Вы человек. Да потому, что мы опять под его началом!
- Как так?
- С сего дня он Зав. МосГоРоно! Бубнов прямо ТАЩИТ его вверх – на нашу с Вами погибель.
- Не может быть!
- Может! Вот уже пришли новые директивы, звонили: не принимать на работу «сомнительных», «подозрительных», бывших оппозиционеров и тех, кто «БЕЗ ПРО-ПИС-КИ»! Т.е. ВАС!
Завуч многозначительно поглядел на Колодникова:
- Вы не задумывались: откуда у Гоголя (после «красивого» Пушкина) полезли всЯкие чудовища (Вии, Ведьмы, прикидывающиеся красавицами)?; а потом свиные и собачьи рыла у Щедрина; или чеховские вонючие чиновники?.. А?
- В самом деле! – заинтересовался Колодников:– Мне всегда было тягостно читать и Гоголя, и Щедрина. Неужели не было на Руси красивых людей, а лишь один «Петрушкин» запах?
- А потому.. что, если ошельмовать, оплевать, уничтожить в лице декабристов всё самое честное и красивое на Руси, а потом избавиться от Герценов и Чернышевских Сибирью и эмиграцией – то, естественно: на их места и полезли эти свиные и собачьи рыла, поощряемые должностями, деньгами и званиями. И общий моральный уровень нации сильно понизился. Также и после смерти Ильича…,.,- не договаривая, оборвал себя вдруг бородатый и хромой Аркадий Семёныч…и пристукнул ладонью по столу: , - Ладно: Работайте. Желаю успеха.
10-я ШКОЛА при директорстве Аркадия Семёныча в скором времени тоже стала «показательной», и в неё тоже стали присылать делегации из зарубежных стран. У Колодникова побывали разговорчивые и оч. раскованные шведы и молчаливые, ну. совершенно закрытые, немцы из «фашистской Германии». И Колодников опять говорил им всем про «антидемократическую школьную систему» - у них, и самую передовую, демократическую – у него в стране.
- А Вы были у нас? - спросил вдруг на хор. русском яз. математик-швед.
- Нет,- удивлённо воззрился на него Колодников, которому не то, что в Швецию, - в Москве-то прописаться было проблемой. - Но я читаю газеты,- поправился он.
- Наши? – опять спросил напористый представитель шведов.
- Зачем? - «Правду»! А там всё есть. Вся правда о положении с вашим образованием.
Больше швед вопросов не задавал. И быстро ушёл.
А через день зашёл Колодников зачем-то к Аркадию Семёнычу и увидел того основательно собирающимся : перед раскрытым шкафом и нарванными на полу бумагами рядом с набитым ими его портфелем.
- Вы что: уезжаете куда-то? – спросил, как обычно ничего не замечающий ( всегда в своих мыслях и учительских делах) Колодников.
- Уезжаю! - резко буркнул, захлопывая шкаф и щёлкая портфелем, тот.
- Надолго?
- Гхм… «Надолго»!.. Насовсем!
- Т. е.?- не понял Колодников.
- Проснитесь! Григорий Петрович!- укоризненно глядел на него из мохнатых бровей Аркадий Семёныч.- У Вас хоть очки и настоящие (не как у Орлова), а Вы даже и в них ничего-о не видите! Всё про «антидемократическую систему» на Западе толкуете.
И чрезвычайно демократическую - У ВАС!
- А у В а с ? – ошарашенно спросил Колодников.
- А «у меня».. гхм… ОРЛОВ! С этим БУБНОВЫМ!
- Вы так плохо думает о Бубнове? Но он же был членом пятёрки (ВРК) в Октябрьском перевороте!
- Ну. вот пусть бы там только и «переворачивал»! А сейчас он взялся (по чьему-то наущению) «переворачивать» всё, что создано Крупской и Луначарским. Лишь бы угодить тем, кто повыше. Фельдфебельски грубый и также фельдфебельски ограниченный служака. Фельд-фебель! Вы знает, что это в переводе? Казарменный наставник. Вот это он и есть.
- Ну-у…, - не поддался Колодников: - Он же так прост , естественен..
- Да?.. А мне вот Дризо – многолетняя сотрудница Крупской рассказывала: как он «просто и естественно» унижал Крупскую на Коллегии, - даже не пытаясь быть вежливым. СлОва ей выговорить не давал!.. Вы знаете, какая сейчас жизнь у неё? Она лишена всякого общения с людьми, с народом.. Изолирована от всех!.. Её даже принудили переписать «Воспоминания об Ильиче»… Э, да что Вам говорить! Вас не прошибёшь!.
- КТО Вы? – тогда напрямик спросил его Колодников.
- А сами Вы не видите! .. Всё Вам разжуй! – зло запихивал тот последние бумаги в потрфель, который не желал (от их обилия) закрываться. И клюшка упала,громыхая. на пол.
- Ну, я вижу:… порядочный человек,. которому, как и мне.. не везёт. . рядом с Орловыми.. и..
- «От ликующих! Праздно болтающих (показал на Колодникова бывш. завуч). Обагряющих руки в крови!» - зло кричал он на не закрывающийся портфель и упавшую клюшку- «Уведи меня в стан…»
- «ПОГИБАЮЩИХ! ЗА ВЕЛИКОЕ ДЕЛО ЛЮБВИ!» - подхватил, как пароль.
Колодников.
- Да подождите Вы!- Подняв с натугой клюшку и схватив тяжёлый портфель отпыхивался Аркадий Семёныч. - Я так и знал, что Вы меня прервёте и выкрикнете это. Прямо вон побледнели от восторга! Так Вам нравится «погибать» в ссылках!... А я вот НЕ ХОЧУ!( «погибать»). Как Вы – в ссылках. И без прописки…. «ПО-БЕЖ-ДАЮЩИХ»! за великое дело любви! Вот, что мне нужно!
- Но там – «погибающих»
- Ну. а чем тут восторгаться-то?! Неумейками да недотёпами ( вроде Бухарина да Зиновьева)?! Как вам всем нравится «красивая» поза: выкрикнул «правду» - и всё! А там пусть она – эта правда – хоть травой могильной зарастает.. .Вот потому и не побеждает «великое дело любви». ПОБЕЖДАЮЩИХ нужно! Умелых! ловких! – как вот Орлов! Но в ином направлении. Перестать быть благородными размазнями. И честными дураками! 100-процентной успеваемостью подпирающими этот режим. «Как же! Надо трудиться честно -для народа!». А не видят, что система так устроена, что чего бы вы не делали – всё идёт на колючую проволку и лагерные вышки. Ну!
- Я НАУЧУСЬ! - крикнул Колодников. Начиная просматривать сквозь бородищу и клюшку Аркадия Семёныча ДРУГОЕ (чем-то знакомое) лицо (Тоже Бутырки? Нары? И ещё что-то). Снесарёв? В числе красных военспецов, топимый в барже под Царицыным? Думенко? –из второй Конной, с которым задыхались вместе в 30-й камере? Или… - Я НАУЧУСЬ! – повторил истово он.
- Нет! Не «научитесь»! – тоже крикнул Аркадий Семёныч, стуча клюшкой у двери.- Я уж жалею, что вообще с Вами откровенничал! Хм: «Кто Я?» Скажи Вам – так Вы завтра же меня «заложите». Нет, нет – Вы не предатель. Но вспомните университетских историков. которых Вы простодушно «заложили» на следствии в Бутырках!
- Но я …
- Да не предатель Вы! Тех сразу видно. И их стерегутся. Вы – хуже. Вы добропорядочный ПРОСТОФИЛЯ! И тем Вы страшней. Вам – доверяются!... Хотите я предскажу Вам Ваше ближайшее будущее? Вас будут сажать ещё пять раз (только за то, что «уже сажали»), и Вы всё равно будете лезть в Москву («доучиваться в Университете»), считая, что происходящее с Вами и страной «досадное недоразумение». И что надо тут только одно ( и сыну это заповедуете):… Ну! Что?.. «… ч е с т н о…»
- Да! Честно трудиться – на благо народу и на пользу…
- Орлову! Бубнову! И разбойникам в правительстве!
- При чём тут это?
- Да «при том», что всякий «честный труд» тут простаков «на Родину и народ» превращается (как я уже говорил) в.. ЦЕПИ НА НИХ же
- Не верю!
- Вот потому я и жалею, что откровенничаю с Вами. И в этом трагизм положения таких, как я.: ибо должны же мы на кого-то тут «опираться». А таких, как Вы - 99 и 9 сотых в России, как показывает статистика голосований (Хотя я не верю и этой статистике, ибо всё тут – «орловские очки»; очковтирательская липа). Но как в неё не верить, - если видишь вот Вас - чсстное , добропорядочное, всероссийское…(не хочется говорить грубое слово), которое и в очках-то, и с образованием-то ни хрена НЕ ВИДИТ! что из вас всех тут мнут и лепят; и даже с удовольствием хотите стать УДОБРЕНИЕМ для чьих-то поганых замыслов… С таким, как Вы в России, и мне спасения нет.
И вышел, хлопнув -_как и в 48-й школе при уходе - дверью.
Колодников смотрел на эту (мотавшуюся туда-сюда после хлопка) дверь и думал: « Каждый гнёт в свою сторону. ПОД СЕБЯ!.. И почему я, если откажусь быть «удобрением» для моей страны и народа, - должен быть «дерьмом и удобрением» ДЛЯ ТЕБЯ?! – Снесарёва ( Или кто ты там?). Ишь как они уверены, что только ИХ путь правильный. Нет, дорогие мои: всё это только пока ВАРИАНТЫ. И пробы. И давайте их (не давя на психику друг друга) демократически обсудим. Ибо у меня ведь тоже: свой характер, своя биография и – своя , естественно, судьба. И чем естественнее я ( в своём! своём! варианте) следую своей природе – тем мой случай и судьба поучительнее для такого демобсуждения. ( Пусть даже и в отрицательном смысле), Я ж не придумал себя, не сконструировал искусственно по какой-то там схеме. Так вот у меня СЛОЖИЛОСЬ! И так я СКЛАДЫВАЮСЬ!... И что ж тут поделаешь? Ты – Снесарёв (с судьбой и биографией бывш царского генерала, патриота , может быть). Я – Колодников. (Сын батрака и сам бывший батраком у таких когда-то . как вы, но пробившийся к вашим знаниям и желающий идти дальше по этому пути. Но самостоятельным маршрутом. И с этими нашими особенностями надо всем СЧИТАТЬСЯ. А не ломать нас ссылками или топить в Волге, заперев на барже под Царицыным… Погибель ждёт меня на моём пути? (как Ты тут только что напророчил). Что ж: и от этого не откажешься… Но жить по чужому лекалу… Нет уж.. Пойду, «куда ведёт меня мой «жалкий» жребий. А может. ещё и не «такой» жалкий… Дело покажет.»
И «дело» показало. Прямо будто в подтверждение пророчества Снесарёва (или как там его?): проработал Колодников после его ухода совсем недолго. Едва закончился уч. год-новый директор, чётко следуя «указаниям» МосГоРоно», уволил Колодникова из школы «по тем же причинам».
Когда он опустошённый и почему-то оч. усталый приплёлся после этого домой ( в женину окраинную развалюху: без водопровода, с печным отоплением и нужником во дворе) худая и нервная жена Шура, тоже задёрганная всеми и его и своими проблемами – подала ему серую почтовую открытку.
Это был официальный Вызов в Московское Управление милиции –ну, на ту самую: «Петровку 38».
И вот:
4. Режиссёр и его спектакли.
И вот она эта «Петровка 38»: чахлый скверик, где сидит с повесткой в руке (ожидая среди других таких же бедолаг своей судьбы) Колодников. О чём он думает?
А думает он вот о чём.
Как-то – в конце его устюжской ссылки (где родился и его первенец Нестёрка) … простодушный сокурсник его и по совместительству тоже ссыльный (по общему «делу»: свержения нынешнего Правительства) поэт Пашка Кустов рассказывал (а. вернее.этак «наговаривал»: был у него такой «творческий», подготовительный приём) «наговаривал» Колодникову схему своей будущей (как он выражался) «трагедии шекспировского масштаба».
Называлась она «Режиссёр и его спектакли». Или в стиле длинных и витиеватых шекспировских названий: «Трагическая и поучительная история: «обдумывания» народом по Завещанию Ильича «способов перемещения» неугодных ему правителей».
«Пролог»… предполагался на авансцене (перед занавесом) и изображал – почти документально - Процесс 15-16 января 1935 года (над Зиновьевым-Каменевым), свидетелем коему они с Кустовым были. (Спектакль этот транслировался на всю страну газетами и радио, и статисты-подсудиммые получили по 10-тке тюремных лет за… «убийство Кирова»; которого они,-как утверждал со всей ответственностью - и как ленинградец - Кустов: – НЕ СОВЕРШАЛИ! И даже НЕ РУКОВОДИЛИ.
И вот начинался ПРОЛОГ.
Перед занавесом выходил ТРОЦКИЙ.
(И выкрикивал несколько «клеветнических» фраз в зал):
«- Нет ЦК! Нет партии! Нет пролетарского гос-ва!... Есть партаппарат, схвативший партию за горло! Есть диктатура секретариата, а не пролетариата! Есть термидор и сталинская фракция! Есть Джугашвили – могильщик революции!... И давайте «ОБДУМЫВАТЬ СПОСОБ ПЕРЕМЕЩЕНИЯ» Джугашвиля этого. как завещал нам Ильич, с поста генсека на другое место». (И уходил)
А на авансцене в это время размещался СУД: Вышинский там, Крыленко-Дыбенко.. и др, к которым ИЗ-ЗА КУЛИС (!) тянулись этакие ВЕРЁВОЧКИ,- за которые кто-то всё время подёргивал!
- А?! – взглядывал со значением Кустов на Гришку.
И начинался ДОПРОС ЗИНОВЬЕВА.(К нему тоже тянулась ВЕРЁВКА,-но С ПЕТЛЁЙ! Надетой прямо на шею.
И когда он отвечал – она то натягивалась, кривя ему шею, то ослаблялась.)
Говорил ЗИНОВЬЕВ в пьесе так:
«Я прошу вас, говорил он, возвратить меня в ряды родной моей партии и дать мне возможность работать для общего блага. Я даю слово революционера, что сделаю всё, чтоб хотя бы ОТЧАСТИ (целиком невозможно- я это прекрасно понимаю) ЗАГЛАДИТЬ свою ТЯГЧАЙШУЮ вину перед партией, ЦК и лично перед великим пролетарским вождём всех веков и народов, а также корифеем всех известных наук - тов. Иос. Вис. Джугашвили. Ура!» (И начинал, плача, хлопать. Потому что верёвка натягивалсь, кривя ему на сторону шею)…
…Конечно, чёрт его знает, что ЗА фантазия у этих поэтов! . И каждый, тоже конечно: «гнёт всё под себя!». не считаясь ни с Колодниковым, ни с другими ( тоже ведь отнюдь не дураками и имеющими свои мнения по этим вопросам)… Но так, «вообще».. – атмосфера вся была оч. похожа. Память у Колодникова была феноменальная: он даже через годы помнил поразившие его тогда (ну будто НЕзиновьевские!) покаянные его письма в «Правде» - 8-го и 16-го мая 33-го года.
«ЗДЕСЬ! ЗДЕСЬ! – кричал с горящими глазами простодушный поэт Кустов Колодникову,=-( излагая тогда в архангельской ссылке свой «шекспировский» замысел).- ЗДЕСЬ начало трагедии всей оппозиции (партийной и народной). И лично Зиновьева. Он словно ослеп. И потерял разум… А ведь совсем недавно – присутствуя на одном из «подпольных» собраний с ним в Ленинграде– я слышал своим ушами, как он с пафосом выкрикивал нам: «Борьба против Джугашвили должна быть самоотверженной и до конца,- даже если нам будет грозить обезглавливание».Таков-де долг настоящих революционеров- ленинцев» .И вот…О хо-хо хо-хо…
Дальше в пьесе изображался
ДОПРОС КАМЕНЕВА,
который «плача и исторгая стоны сердечные» («Это когда верёвка потягивала его за шею»,-пояснял Кустов) – говорил словами из своего (такого же покаянного) письма в «Правду» от 25 мая 33-го года: «Наше сопротивление политике, возглавляемой гениальным ленинским стратегом тов. Джугашвилей, коечно же, исходило из тех предпосылок, которые заставляли нас и в Октябре 17-го выступать против политики Ленина» И кто же стал-де важнейшей фигурой такого сопротивления? – Ею стал-де человек, 10 лет боровшийся с Ильичём! («Что в витиеватой и скользкой манере Каменева –значило: «ТРОЦКИЙ!»– пояснял Кустов). « Что это было? – сам себя патетически спрашивал Каменев. И сам отвечал: «Я не могу найти подходящего слОва!
Тут Кустов разражался горьким смехом и – в точном соответствии с газетным отчётом о Процессе - театрально изображал главного обвинителя Вышинского:
- НАЙДИТЕ! НАЙДИТЕ, каменев («с маленькой буквы»! – добавлял от себя Кустов). НАЙДИТЕ это СЛОВО! –театрально взывал Вышинский , и зал насторожённо затаивался.- ИЗ-МЕ-НА! - с пафосом лупил Вышинский. – ИЗМЕНА! – ВОТ это точное «слово»
И «каменев» (с маленькой буквы) –после того, как наступала тишина – подобострастно и с готовностью побитого раба повторял: «Да. Вы нашли это слово: «ИЗМЕНА»! И больше ничего.»
Тут верёвки (приходя в неистовство)начинали дёргать СУДЕЙ; Суд «уходил», притягиваемый верёвками, «на совещание» (некоторых судей верёвки эти просто ВОЛОКЛИ за сцену по полу). И:
Об»являлся П Р И Г О В О Р: «ДЕСЯТЬ ЛЕТ»!
А потом раскрывался главный занавес и начинался
1-й А К Т.
(Как бы предыстория того, что свершилось в Прологе)
Т. е.: смерть Ильича; и МАНИПУЛЯЦИИ с его Завещанием на Х111 с., точнее: с его заветом: «Обдумать способ ПЕРЕМЕЩЕНИЯ Джугашвили с поста генсека»,- когда Письмо Ильича «К сьезду» зачитывалось (почему-то!) НЕ на сьезде!, а как-то «посланниками Джугашвили»! от-дель-но! в каждой делегации!! Где свою холуйскую роль особо сыграл «заика в пэнснэ» («А, . может. тоже с одними стекляшками-, как теперь подумал Колоднико,: - ещё один «очковтиратель»): Молотов; и др такие же приспособленцы –сталинисты.
Ну. а – БУКВАЛЬНО понявшие Завет Ильича «О перемещении» - Полит-НЕДОТЁПЫ (Троцкий, Каменев и Зиновьев и –хоть снатуги, но – об»единившиеся для этого) стали, действительно, (и с завидным тупоумием) прямо так вот и «Обдумывать способы» к такому хе «перемещению»: всевластного уже владыки и деспота Джуги..
И следовал 2-й А К Т
(Весь состоявший из таких «способов» и их позорных провалов).
«Способ» 1927-го года: Зиновьев-Каменев – ОППОЗИЦИЯ в партии. Разгром!
«Способ» 1928-го года: с натужным об»единением их с Троцким – в НОВУЮ ОППОЗИЦИЮ. И «новый» разгром! Хе!.
«Способ» 1929-го года: Бухарин-Рыков-Томский (Правоуклонисты Куда по недотёпистости влез и такой же простофиля Колодников). И опять разгром!
И наконец, «Способ» 1930-го года: ещё натужнее об»единение Бухарина с Троцким. И ПОЛНЫЙ разгром! (Ну. и арест после этого и первая ссылка Колодникова – в Карелию и Северный край, в В- Устюг, где и родился его первенец Нестёрка от такой же недотёпки:
жены Шуры)
В контаминации (т.е. в усложнении)
в 3-м и 4-м А К Т А Х:
17-й с»езд, убийство Кирова и – процессы, процессы.. – т..е. виротуозно поставленные спектакли, один красочнее другого… (Для совершенно пустых дураков. С высшим образованием. И абсолютно безголовых патриотов).…. …. ….
-..Концовки ещё жизнь не дала,!.- азартно договаривал тогда Кустов.- Для 5-го акта нет материала. А известно: без У-го акта «шекспировская» трагедия не трагедия. Что-то будет ДАЛЬШЕ, Григорий?...
А «дальше» - было то. (как теперь понимал Колодников), что, освободившись после 5-тилетнего срока в Устюге, он, действительно, как заводной (в точном соответствии с предсказанием «завуча-бородоча») опять «полез» в Москву: и к москвичке-жене Шуре с сыном; и доучиваться в МГУ на истфаке. И вот уволен теперь (из-за «нарушения паспортного режима» _т.е. прописки) и сидит в скверике на Петровке 38 по предписанию Гормилиции. Рядом с такими же бедолагами - в ожидании своей судьбы в «5-м акте».
Сидели, шелестели газетами, в которых будто нарочно (вот именно в этот день) громадными чёрными буквами было через всю полосу набрано: «ДЕЛО ТРОЦКИСТСКО-ЗИНОВЬЕВСКОГО ОБ»ЕДИНЁННОГО ТЕРРОРИСТИЧЕСКОГО ЦЕНТРА». Ибо в Колонном-то Зале (будто в фирменном Театре) какой уже день шёл очередной умопомрачительный Всесоюзный спектакль: на поучение всей стране. А в особенности таким вот, как они, сидевшим тут с повестками и страшными этим газетами в руках…
Сидели, шуршали газетами и вздыхали, придавленные к пыльным скамейкам своими почтовыми повестками, жарой и… НОВЫМИ (ни с чем несообразными, просто не вмещавшимися в голову) чудовищными признаниями этих несчастных опять «каменевых» и «зиновьевых» (с самой маленькой буквы).
Фамилии этих «чудовищных прступников» прыгали перед глазами Колодникова, как в кошмарном сне: кроме Зиновьева с Каменевым – Н. Н. Смирнов, Евдокимов, Бакаев, Тер-Ваганян, Мрачковский (уж фамилия и то – какая!) - «руководство» Троцкистско-Зиновьевского об»единённого терористического центра. И члены его: Дрейцер, Рейнголд, Пикель. Гольцман, Фриц Давид, Круглянский Илья, Ольберг, Берман-Юрин, Лурье Михаил и Лурье Натан.
Сообщалось, что «методом» борьбы этих гнусных выродков , отщепенцев и отбросов рода человеческого был индивидуальный террор против славных вождей ВКП(б) и родного и любимого советского Правительства.
И отныне это уже не… «бывш. революционеры и раскаявшиеся оппозиционеры» (как то было на прежних процессах), а - «банда убийц», уничтоживших Кирова и готовивших чудовищные убийства И. В. Сталина, К.Е.
.Ворошилова. Л. М. Кагановича, А. А. Жданова и любимца партии и народа «Серго» (Ордженикидзе)!
Они обвинялись теперь по новой ст. -58, и по самым страшным пунктам: 8 и 11 (террор и контрреволюционная террористическая организация).
И сидевшие сейчас (с этими газетами) в пыльном скверике Петровки 38 - поглядывали испуганно друг на друга и – м о л ч а л и. Попробуй поговори теперь тут.! Только иногда – очередной бедолага – в порядке очереди заходил в тёмный провал управленческого коридора и – через некоторое время бледный и трясущийся появлялся обратно, говоря: «Подписал! А что поделаешь?»
Некоторые из этой «гнилой интеллигенции» (как называли их газеты) или «лопухи и тюлени» (как аттестовали их в лагерях «благородные» урки) пришли даже в рваной одёже и «с вещами», не надеясь на возвращение домой.
И когда Колодников (в свой черёд) вошёл в душный.вонючий (с решётками на окнах) кабинет - ему скучный и потный майор молча подсунул для подписи бумажку: «…в 24 часа покинуть Москву».
Колодников покатал, покатал над бумажкой ручку в пальцах и.. Что это? Вопреки всему – вопреки газетам, вопреки общему капитулянтскому настрою в скверике: «ничего-де не сделаешь».. – что-то в нём туго и почти инстинктивно восстаёт, «Нет, он не раб! Не побитая «зиновьевская» собака, как эти, на суде. Не будет участвовать он в мерзком этом спектакле, не будет повторять подсовываемые ему слова и предлагаемые мизансцены!»..
И, м. б. удивляясь даже сам себе – слышит свой голос к майору: «Я старый комсомолец и советский педагог. Я ни в чём не виноват и имею полное право жить и работать, где хочу в своей стране. В том числе и в Москве, рядом с моей семьёй! Я НЕ ПОДПИШУ ЭТО!»
И сонные (осовевшие от жары и занудной писанины) глаза мильтонов (тоже удивлённо) поднимаются на него, а лица оживляются. С них слетает скука, им становится «интересно жить». Нашёлся хоть один, с кем надо возиться и кто хоть немного похож на человека.
- Эта ка-ак так? - усмехаясь, начинает было «майор»…
- А «так!» - уже напористо продолжает Колодников: - Я отбыл свой срок. Освобождён с правом проживания в любом городе Союза, без всяких ограничений, включая и Москву, и не вижу законных оснований чинить мне препятствия для работы и проживания с семьей в столице.
-- НЕ ПОДПИСАЛ! – крикнул он, выходя в скверик к бедолагам.-
И никто не подписывайте! Это произвол… А давайте-ка вместе составим Жалобу и отнесём её в ЦИК – Калинычу. Вставим им всем «фитиль» в одно место!
И «лопухи» оживились, стали снимать свои «рваные» пиджаки и «старые галоши» , подсмеиваться над взятыми с собой «вещами»:»Не так страшен,, оказывается, чёрт…» И даже жара вроде поубавилась!..
Оставшиеся перестали подписывать, гордо выходили из вонючего под»езда, а через минут 20 готова была Жалоба в ЦИК, которую отнести поручили Колодникову. Он отнёс; и весёлый и довольный отправился домой в своё Черкизово-Богородское, на свою кривоулочную и пыльную Гражданскую (название-то прямо симолическое!), что заросла к концу лета по самые ветхие, ржавые крыши окраин крапивой да репьём со шмелями да бабочками-капустницами. ЖИТЬ МОЖНО! Когда ты БОРЕШЬСЯ! Когда ты не жалкая овечка и покорная жертва. СОПРОТИВЛЕНИЕ – делает тебя человеком!... Завтра он опять пойдёт по школам: искать место. Где-нибудь да зацепиться. А там скажет своё веское слово и ЦИК со всесоюзным старостой «Калинычем». Не может он не пресечь этот произвол.Это ж главный орган нашей родной Сов. Власти!
И вот пришёл он «этот день» - 2 5 августа 3 6-го года!
Весь день мотался Колодников по изнурительной августовской жаре в поисках работы, Заходил даже в самые отдалённые школы, чуть не на том конце Москвы. Устал неимоверно: и от этих «концов», а главное, от… какой-то накатившей опять безнадёги
Дома сунулся в который раз в почтовый ящик – от «Калиныча» (из Президиума ЦИК) - н и ч е г о!
Не раздеваясь, не перекусывая, лёг на старый продавленный диван (скрючив усталые ноги, поджав их под себя) и замер лицом в угол диванной спинки. Спал не спал. Но вдруг словно пробудился (будто толкнул кто в спину): молчавшая чёрная радиотарелка на стене в изголовье – будто сама собой (по своей воле) кашлянула и – заговорила (как показалось Колодникову) СУРОВО и вместе с тем ПЕЧАЛЬНО….( «Умер что ли опять кто?»- подумалось невольно. Часто что-то стали в последнее время умирать. Замолчало,прервались передачи – значит, жди: будет печальное сообщение… И вот сейчас…
- …Государственный обвинитель Вышинский,- проговорила «тарелка», трагически растягивая слова,-… в своей заключительной речи на Процессе сказал: «Взбесившихся собак я требую РАССТРЕЛЯТЬ - всех - до одного!»
У Колодникова пресеклось дыхание, ледяной холод пополз к сердцу, животу, онемели скрюченные конечности. («Ну. а ЦИК! ЦИК-то что же?! «КАЛИНЫЧ»! В Главном Органе Сов. Власти?!») Он лежал неподвижно, будто в нём остановилась жизнь. Будто речь шла о нём самом. Над партией, над его народом, над всей громадной страной что-то совершалось. И вот всЯ она (от Новгорода до Владивостока), как Колодников на своём продавленном диване, тоже будто затаилась, прислушиваясь.
- … ХОДАТАЙСТВО ОСУЖДЁННЫХ о ПОМИЛОВАНИИ в ПРЕЗИДИУМ ЦИК СССР ОТКЛОНЕНО!,- сказала чёрная «тарелка».- ПРИГОВОР… ПРИВЕДЁН… В ИСПОЛНЕНИЕ!!
Колодников, как от выстрела ,вскочил на диване. «Нет! Не может быть!» Пот тёк у него ручьями из-под мышек и за ушьми. «Ведь они ж были коммунистами! Соратниками Ильича!... Пусть ошибались! Пусть отвратительно вели себя на Процессе. Но они же НЕ ВИНОВТЫ! (В том, в чём их обвинили!»)….
Он упал на диван. И заплакал.
Будто и его расстреляли сегодня. 2 5 – го августа. 3 6-го года.
5. «А с нею - муж…»
«От молдаванина до финна- на всех язЫцах
всё мовчит; - бо благоденствуе». Т, Шевченко.
С времён убийства Кирова (а особенно после Процесса 35-го года над его «убийцами»: Зиновьевым и Каменевым) – всех таких лагерников и ссыльных. как Колодников (независимо от меры и даже отбытия наказания) стали называть «ДУХОВНЫМИ БРАТЬЯМИ УБИЙЦ»… «И если они ещё не вполне проявили себя,- писали газеты,-то всегда готовы к этому.- И потому задача Органов: в заблаговременном изыскании мер ПРЕСЕЧЕНИЯ! - по отношению к этим (ещё не проявивишим себя вполне) - «родственничкам».
Теперь же (после 25 августа!), когда УЖЕ НАКАЗАННЫХ ! (10-летним сроком) Зиновьева и Каменева ВНОВЬ вытащили на суд и ДОДАВИЛИ (приговорив уже к расстрелу)...- Колодников не только не надеялся теперь найти работу и жить с семьёй в Москве, но засомневался: дадут ли ему где-нибудь жить и работать вообще! Хотя бы даже и в бывшей его ссылке – в Устюге. Направление на работу куда – теперь уже представлялось ему просто благом!
Уже полетели, планируя, с клёна за окном буроватые, пятипалые листья, начался новый учебный год, а Колодников всё сидел в Москве. на своём захолустном «Богородском кладбище» (на ул. Гражданской)., как в… мышеловке: без работы, без средств к существованию, и, главное. без прописки! И вылезьти к начальству (ну. в наркомпрос, за направлением – хотя бы. чёрт: в этот Устюг!) уже тоже боялся.
С Петровки-38 шли настойчиво повестки за повесткой, грозившие «приводом с милиционером». Тёщя, в доме которой (можно уже сказать «нелегально») «проживал» Колодников, эта тёщя, знаменитая на всю округу скандалами с соседями, поедом сжиравшая уже 20 лет собственного мужа, отца Шуры.. - нанюхав уязвимое положение нелюбимого зятя.-принялась и за него: троцкист, такой-сякой;. загубил жизнь дочери, не надо было ребёнка заводить, коли обеспечивать его нечем! У дочери-то сколь было завидных женихов! – не ему, голодранцу-ссыльному из заволжской деревни чета,– вон ЗАВЕДУЮЩИЙ Богородской БАНЕЙ (!) грек ЦАМАДОС Пирос Агафангелович сватался! Свой дом! Хозяйство! КОРОВА! (которую он пас по вечерам по уличным обочинам у дома! Ну!)
(Видел, видел Колодников этого «Банщика»: гулял тот под окнами домов с этой бокастой, пегой тёлкой, подкармливая её по весне свежей травкой по богородским канавам и пустырям. Здоровый такой, с бритым черепом, налитый сизо-лиловой кровью носатый грек. Подходил иногда и к колодниковскому окну: заговаривал, осклабясь. с женой Шурой, что (неприятно для Колодникова) похохатывала на греческие разговоры; мелко, заливисто смеялась…)
А в довершение ко всему зачастили к ним в дом ещё и какие-то странные «личности». («Из домоуправленья»!??) Никогда не предполагал Колодников, что в их захудалом домоуправленьи такой колоссальный штат работников и всякой заботливой обслуги. То: починить вываливающуюся раму, бывало, или подпорки поставить под сыплящийся песком с чердака потолок и крышу текущую залатать – никого не дозовёшься.- «НЕТУ! Ни материалов, ни спецов!». А тут - попёрли в этот сентябрь какие-то беспрерывные трубочисты, пожарники (с «профилактикой»), заботливые печники, ненужные никому и неведомые плотники…Да приходили всё ПО ДВОЕ да ПО ТРОЕ, Приходили в самое неподходящее время и меньше всего занимались прямым их делом,- а оглядывали углы, книги на столах и тетради, выспрашивали тёщу: где работает зять? Чем занимается? Да кто к нему ходит?... А той только этого было и надо Из неё и так-то всегда всё сыпалось, что в неё не заложишь, - а тут несла на зятя (!) уму непостижимое: да выгнали-то его, как тюремщика. отовсюду! да троцкист-то он, да «сидел» по тюрьмам ещё со студентов, да ждёт она не дождётся, когда его опять куда-нито подальше от них , от дочери Шуры загонят, чтоб и не вернулся оттуда никогда – рада будет радёшенька!...
Вваливались эти заботливые «гости» и во время обеда, и на ночь глядя – без всякого стеснения, «по-хозяйски» пёрли в каморку к молодым… Колодников вставал с постели,. грубо выпроваживал, говоря: «Не дурачьте ни себя, ни меня – я отлично вижу, КАКИЕ вы «плотники» и «трубочисты».
И после одного такого «разговора» (когда Колодников даже накостылял особенно нахальному «плотнику» по шее) = его, уже не «прикидываясь», вызвали в райотдел НКВД – «для беседы». Куда он тоже (как и вообще этой осенью) не пошёл. И хоть в дом таскаться перестали, но пошла новая штука. Лежат они, например. с Шурой на кровати, обсуждая их нынешнее положение (дескать: ничего-де не поделаешь: видно. надо уезжать – хоть в самую глушь-глухомань, хоть в прежнюю ссылку: житья им здесь не дадут)…- и видит Колодников: лезет к ним в окно поверх занавески чьё-то мурло и этак тупо-внимательно разглядывает внутренность комнаты. Шура говорит: «Давай нарочно не закрывать занавеску. Пусть видят, что ничего незаконного не делаем. И отстанут.»
И вот зажгут они вечером свет, откроют нараспашку занавеску: СМОТРИТЕ!
А тех ничем не устыдишь. Подойдут вплотную и смотрят.
«СмотрИте, смотрИте, пожалуйста,- скажет нарочно Колодников.- видите: мы устраиваем каждый вечер подпольные собрания, листовки печатаем на гектографе»
Так те делали вид, что они пьяные и неумело валились в лопухи под окном. Выйдет Колодников посмотреть. А «пьяных» уж и след простыл.
Ободрила Колодникова в этот ужасный сентябрь лишь одна новость. Раскрывает однажды любимую (самую правдивую) газету «Правда» (он только её. - по старой комсомольской привычке: «ЗНАТЬ ПРАВДУ» - одну и читал), а там… батюшки-светы! Фельетон! Да про кого?! Про зав.ГОРОНО, старого знакомого – ОРЛОВА! «ЖУЛИК НА ПОПРИЩЕ ПРОСВЕТИТЕЛЯ!». Где расписывалось., как «бесцеремонно используя своё служебное положение, означенный «просветитель» построил на казённые средства обширную дачу, куда приглашал десятиклассниц для «дополнительных занятий» и всё за счёт соседнего детского дома….»
Колодников посмотрел подпись: это была фамилия… «Аркадия Семёновича»!,- завуча из 48-й и директора из 10-й школ. Значит, воюет Аркадий-то Семёныч! Значит, так просто его не скрутить! А Колодников что?!...
И тогда он побрился, одел чистую рубаху с галстуком и - пошёл в Наркомпрос! (Но конечно, не к Бубнову: на это хватило всё-таки соображения, - а в.. Управление, Главк по РСФСР - а именно: в отдел школ: взять направление на работу _ «хоть куда». Хоть обратно в бывшую ссылку,_ Великий Устюг, - _родину сына-первенца, родился там в ссылке. Малец, а уже ссыльный! )
И вот открыл Колодников дверь в кабинет Начальника Главка и у него перехватило горло: За начальническим столом сидел… ОРЛОВ! (В своих «липовых», золотых стекляшках-пэнснэ).
- Поздравляю с… повышением! – не найдя ничего лучшего от растерянности – просипел заклинившим горлом Колодников.
(«На него «старуха» даже не взглянула!..»)
- Что вы хотите?.- «не узнавая» бывшего сослуживца по 48=й («лучшей в мире школе») – безразличным тоном спросил Орлов, победно сверкая своими «стекляшками» на продавленном по-обезьяньи носу;; ну. и золотом наркомовских. подарочных часов в рукаве –(под волосатой ладонью).
Колодников сглотнул нервическую слюну и, подобно пушкинскому Старику перед «Владычицей Морскою», выговорил робко своё «желание».
- А зачем вам лезьть в учителя? – сверкая липовым пэнснэ. и «безразличным» голосом прогундосила обезьяна за начальническим столом.- Что вы – другой работы себе не найдёте? У нас много требуется: истопников, сторожей, разнорабочих… По-моем, у нас в Сов. Союзе безработных пока ещё нет. И права на труд ещё никто не отменял. Всякий труд почётен. А вы – даже и по незаконченному образованию – не имеете права преподавать: у вас всего три курса Университета.
- Но у меня 4-хлетний опыт преподавания со 100-процентной успеваемостью во всех классах: посмотрите благодарности в моей трудкнижке и блестящие характеристики из школ, где я работал (и в ссылке, и в Москве).
- Зна-аю я эти «характеристики»! Ещё надо проверить. КТО их писал?! -с намёком на директорство «Аркадия Семёныча» в 10-й школе – проговорила обезьяна, поправляя «стекляшки» на носу и ёрзая по столу ладонью с «фартовыми» часами. – Тов. Цехер! – обратилась обезьяна в угол: - Оформите гражданину Направление, на периферию.
Колодников обернулся и к своему ещё одному удивлению: обнаружил в углу и другого своего «хорошего знакомого» - безногого (на протезах) бубновского «цербера» - Цехера! Не пускавшего когда-то Колодникова к наркому в кабинет. Ну, никуда от них не денешься.
- Пойдёмте со мной! – проскрипел Цехер протезом и голосом, и заковылял впереди Колодникова в СВОЙ кабинет.
- Задержитесь на минутку, тов. Цехер! – остановил его Орлов. – А вы. гражданин. подождите в коридоре.
Через минуту протезный Цехер вышел:
- Как фамилия вашей жены? – спросил он. ведя Колодниковав к своему кабинету, на котором было написано: «ЗАВ. ОТДЕЛОМ ШКОЛ ПО РСФСР» (Как видно: ценные кадры, вроде Орлова и Цехера, не пропадали зазря у хозяйственного Бубнова).
- Беляева Александра Сергеевна, - ответил Колодников. – Вот диплом.
- Хорошо! – проскрипел Цехер.- Подождите тут. (У него и голос был скрипучий, как протез. Бывают же такие люди!) Захлопнул дверь перед колодниковским носом и через короткое время вынес ему (Слава Богу!) заветное «Направление».
«БЕЛЯЕВА (Колодникова) Александра Сергеевна, - прочёл он: - преподаватель русского яз. и л-ры, с высшим образованием, диплом № такой-то, н а п р а в л я е т с я в г. Владимир Ивановской обл. для работы в средней школе по усмотрению местного отдела наробраза». И всё.
«Хорошо,- подумал Колодников. – Шура «направляется». А где же Я?»... И тут увидел в самом низу криво нацарапанную «куриным» цехеровским почерком странную фразу: « А с нею - м у ж». И больше ничего. Ни фамилии, ни специальности - ну. ни-че-го!
Вероятно. Великий Эзоп (прославившийся своим иносказательным «эзоповым» языком) прослезился бы от умиления:. узнай он, что через две с половиной тыс. лет – в российском наркомпросе найдутся последователи, которые перещеголяют в этом искусстве даже его самого.
Вот так Орлов! Вот так Цехер!
Умел Бубнов подбирать себе кадры! Для самой лучшей в мире советской школы!
А вот и:
Ч а с т ь п е р в а я
САМАЯ ДЕМОКРАТИЧЕСКАЯ СИСТЕМА ВОСПИТАНИЯ
1. О р г т р у д
Это в снах иногда (кошмарных) снились Колдодникову такие вот школы: полные каких-то уродов (с птичьими головами): то ли колония прокажённых, то ли дом умалишённых…
Вот такой именно и была школа в этом ткацком посёлке со странным названием «Оргтруд», куда направило (в свою очередь, и «по своему усмотрению») Владимирское РОНО молодых московских учителей, нисколько не подивившись «эзопову» языку наркомпросовского послания («А с нею - м у ж»). А , может. быть, благодаря именно этому (великолепно усвоенному в бубновской практике) языку.
Так вот и очутилась «преподавательница» Шура ( с «её мужем») в непролазном, былинном (прям «соловьёво-разбойничьем») лесу под Владимиром . в шести км от ближнего полустанка (со старым ещё названием Боголюбово). -в фабричном посёлке, называшемся тоже как-то кошмарно: ОРГ-ТРУД.
Давно прошла для Колодникова комсомольско-леваческая эйфория с этими мыльно-радужными пузырями – вроде: «Назовём нашего первенца ЛЕН-ТРО-ЗИНОМ!» (Ленин-Троцкий-Зиновьев), а если дочь: какой-нибудь «ЭВИРОЙ» (Эпоха Войн и Революций. Лихо?)… Теперь ему хотелось уже переименовать сына просто в Сёмку. . А жить в обычных «Сосновках» или «Малиновках». Сам он был из-под деревенской Самары, всяких был наслышан там чуднЫх деревенских названий: и «Полтиевы пеньки», и «Снова-Здорово», даже помнил одно село: «Бабьи слёзы»… - но чтоб «ОРГ-ТРУД»!... Это какой-нибудь Цехер обязательно своим протезным умом придумал. Или Орлов! Для очковтирательства. Пыль в глаза пускать несчастным ткачихам. Вкалывавшим не солоно хлебавшим в этих лесных ( в грязи и скуке, забытых богом и государством) фАбричках.
А впрочем, всё это могло быть и первым (чисто-субьективным) впечатлением амбициозного учителя-недоучки. Ибо кому ж. как не им – молодым и просвещённым – нести было это просвещенье в лес и глушь?!) Молодой, здоровый мужик! Ему государство доверило сеять разумное, доброе…, а он… В Москве вот ему почему-то надо жить! Учёбу в московском университете заканчивать!.. Странные какие-то люди!....