Однажды на моей безупречной репутации появилось большое чёрное пятно. Оно и поныне там. Никто его не стёр и даже не пытался хоть сколько-нибудь рассмотреть поближе: вдруг это вовсе не чёрное пятно, а всего лишь небольшое пятнышко, которое портит безупречные репутации всех людей на этой планете хотя бы раз в жизни. Бывает даже такое, что вся репутация человека изрисована такими пятнышками, а бывает – вся в больших чёрных пятнах. Нет, такие рассуждения меня не могут успокоить, а уж тем более – оправдать. Лучше я расскажу, как оно было на самом деле, а вы сами рассудите, на чьей репутации красуется это разнесчастное пятно.
Давным-давно… Нет, я не старушка! Зря вы так подумали. И всё-таки: давным-давно жил в нашем доме бело-рыжий пёс по кличке Бим. Хитрющий. Умный. Добрый. Весёлый. Таскал тапки и тапочки, рвал ученические тетрадки на мелкие-мелкие кусочки и прятал в укромные места то, что плохо лежит или стоит. Всё это так – ерунда!
Самое любимое его занятие – это воровство оставленных мной на прикроватной тумбочке никому уже не нужных жевательных резинок. Бим их аккуратненько смахивал языком на пол и закатывал под мою же кровать. Оказавшись в полнейшем уединении, он вдоволь наслаждался игрой со своей добычей: растягивал её на тончайшие нити и верёвочки, которые навсегда оставались на полу и ножках кровати. Затем остатки добычи приклеивались к внушительному комку предыдущих трофеев и до поры до времени лежали абсолютно никому не нужные. Однако всему своё время: время приклеиваться и время отклеиваться, время внезапно появляться и внезапно исчезать, время справедливому гневу и время совершеннейшей клевете.
А было утро - тихое, спокойное. Все крепко спали, кроме моего папы, который собирался на работу. Никто не замечал, как он собирался и уходил. Однако это утро было единственным исключением, которое мне пришлось запомнить.
- Кто это сделал??? – очень-очень громко и как-то даже не по-человечески крикнул папа, с силой ударив дверью о стенку так, что та, оттолкнувшись от стены, ударила и его тоже. – Кто? Это? Сделал?
Я испуганно соскочила с кровати, под которой, трясясь от страха, уже сидел Бим, и увидела разгневанного отца, брезгливо державшего за шнурки свой правый ботинок.
- Что это такое? – снова сурово, но уже тише, спросил папа.
- Ботинок,– ответила я дрожащим голосом.
- Ботинок, говоришь? – снова разозлился отец. – Загляни вовнутрь!
Я осторожно подошла поближе и увидела, что из ботинка торчит носок, второй же носок находился там, где ему и полагалось быть: на левой ноге папы. Ничего не понимая, я рискнула спросить:
- И что это такое?
Зря я это сделала. Папа уж очень сильно разозлился, чисто от беспомощности стал взывать к маме, вырвал носок из ботинка и бросил его на пол. Вот тут-то всем всё стало понятно: на носке красовался большущий кусок творчески обработанной Бимом жевательной резинки. Папа же с возмущением показывал маме оставшуюся часть творческой работы, намертво прилипшей к тёплому меху ботинка. Повернувшись ко мне, он совсем уж суровым тоном изрёк:
- Вечером у нас с тобой будет серьёзный разговор!
Так оно и случилось: говорили мы серьёзно и долго. И тем вечером, и многими другими вечерами. Но мне так и не удалось смыть со своей репутации это тягучее липкое пятно: отец до сих пор уверен в том, что жевательную резинку ему в ботинок подложила именно я, и никакие логические постройки помочь мне не могли и не могут.