"Вхождение в общую геодинамику мужчины, перезревшего во всех отношениях"
Продолжение от:
1 http://www.proza.ru/2016/12/30/233
2 http://www.proza.ru/2016/12/30/249
3 http://www.proza.ru/2016/12/28/1609
4 http://www.proza.ru/2017/01/06/105
5 http://www.proza.ru/2017/01/08/1296
6 http://www.proza.ru/2017/01/10/1340
7 http://www.proza.ru/2017/01/13/116
8 http://www.proza.ru/2017/01/17/144
9 http://www.proza.ru/2017/01/19/535
Тот, кто до этого дошёл сам или кого мои рассуждения к этому подтолкнули, вполне может обнаружить некую странность, связанную с курильским островом Итуруп.
Мы отмечаем для себя богатство и очарование его природы, казалось бы, созданной для того чтобы тем радовать людей. А эта особенность взаимоотношений человека и природы даёт основания для успешного вовлечения такого замечательного уголка природы в число мест, где бы наш человек растворял, накопленную в борьбе за собственное существование, скверну, сливаясь, таким образом, с прекрасными во всех отношениях ландшафтами. И ведь это не трудно сделать, если учесть при этом печальный опыт превращения, например, уникальной черноморской здравницы в средоточие разгула страстей, сами эти страсти и выводящие на всё более высокий уровень потребительского разврата.
Туризм противоположного свойства, когда механизму выгуливания скотов в себе и обращения, мягко сказать, дурного бабла - противопоставлен туризм экологический, где тоже можно славно срубить капусты, так чтобы при этом были "все довольны и все смеялись"?
Однако же щедроты замечательного острова не только пребывают лежащими втуне, но и сам доступ к ним весьма прихотливо затруднён.
Может быть, необитаемым сделали прекрасный уголок эти специфические затруднения?
Нет же – кое- кто находится там, на весьма законных основаниях. Например, стройбатовцы.
Кому не знакомо такое жаргонное определение, получившее повсеместное распространение в среде, зависимой от мобилизационных прихотей чиновного воинства и применимого для обозначения военнослужащих инженерно-строительных подразделений вооружённых сил и целого ряда нарочито гражданских ведомств?
Стройбатовец в нашем низкородном мнении неказист и тёмен. Ещё более непрозрачна и неказиста его жизнь. Когда я этаким барином являл себя среди барствующих же моих сослуживцев в пространстве насквозь секретного Гудыма, около меня таинственно нет-нет, да возникало тёмное многоногое существо, составленное из члеников, по всем биологическим и антропометрическим параметрам, идентичных мне, повторюсь, барину. Хотя, зону тщательно охраняемую - как спецсредствами так и собственно часовыми подвижных постов внутри периметра - в которой мы сосуществовали тогда, можно было бы свободно пересечь из угла в угол за десяток минут – не было того случая, чтобы кто-нибудь из бар вошёл бы в контакт с элементом тёмного этого существа, вооружённого ломом или лопатой..
Рабы - одним словом. В нашей солдатской столовой для них был отведён обособленный ряд столов, куда кухонный наряд выставлял такую же еду, как и всем прочим потребителям служебного довольствия, но только добавлял ещё и по три порции чёрного хлеба на каждого там прожорливого едока.
Молча входили рабы - стройбатовцы в столовую, молча поглощали всё, что было на столах и молча же уходили в свою неизвестность. А во мне остался лишь их поверхностный образ, как результат моего осторожного за ними подглядывания. Их лица, потемневшие от зимних пург, летнего безудержного светила, и мерзко моросящих туманов, да дождей, приносимых с беринговоморских неласковых пространств. Имели ли рабы свой взгляд – определить по ним невозможно, ибо непроницаемо безнадежны представали нам их лики, дошедшие в наш светлый мир из мира древнего - с помощью механизма использования существа своего же вида для удовлетворения прихоти считающейся некоторыми изуверской, а большинством же оправданной в деле высшей целесообразности.
Так бы и оставался я в таком вот нерушимом мнении большинства сторонних наблюдателей, если бы не довелось мне по пьяному делу скоротать часок в подвале строящегося жилого дома в посёлке Тикси. Я приглашён был туда случайно встреченным стройбатовским сержантом, дабы не случилась бы мне оказия окочуриться от совокупного воздействия арктических холодов и пронизывающего ветра, видимо с полюса сбежавших с целью отыскать меня себе в добычу.
Подвал спасительный был всевозможно утеплён, стройбатовцы там расползлись по отсекам и отчаянно сачковали, одновременно зыркая, чего бы ещё такого стырить и толкануть, разумеется за бабки, новосёлам как раз этого дома, принятого в эксплуатацию с привычно существенными недоделками.
Сержант, мой собеседник, и был тот, в чьи обязанности входило выдача материалов на производство работ, да ещё сбережение его остатков от расхищения. Своеобычны были причудливые отношения участников разрешения жилищного вопроса лётного состава и вспомогательных служб Тиксинской авиабазы советских ВВС, стоящей на охране арктических рубежей отчизны от посягательств заокеанской военщины.
Поэтому сержанту, недавнему выпускнику Ивановского текстильного техникума, и была доверена его высокая миссия, с которой он практически не справлялся; так что готовность оказаться разжалованным в любой из дней – была у него постоянной. Ожидания этой оказии и составляли для моего собеседника – основную надежду на лучшее. Лучше воровать вместе со всеми, чем всему противостоять.
Так что мои представления о стройбатовских порядках были таким незамысловатым способом подкреплены. Тогда мы выпили с собеседником на-посошок и с лёгким сердцем расстались, казалось, тогда навсегда: и с тем сердобольным текстильным сержантом, и новостройкой той гостеприимной, и магазином, принудившим меня скоротать время его перерыва на обед за теплой и дружеской беседой.
Когда я узнал о том, что геройская четвёрка (итурупских мореходов, за 49 дней успешно победившая не на шутку было разбушевавшуюся стихию) была из стройбата - многое из противоречивой информации об их одиссеи - стало для меня на свои места.
Тем более что их коллеги по оружию - катерники из состава отдельной эксплуатационно-технической роты на Гудыме, были земляки моего призыва – но об этом умолчим. Информация и без того едва ли не избыточна.
Хотя мощный массив информации об обстоятельствах подвига экипажа советской самоходной танкодесантной баржи проекта 306 под номером T36 и даёт мне основания задать вопрос: «А как же всё было на самом-то деле?»
А спросить-то и не у кого. Каждый, кто уже, так или иначе, высказался по этому поводу - не то что бы не правдив, но и правду-то полностью не раскрывает. Даже сами храбрецы-мореходы, выжившие в невероятных по сложности условиях, разговорчивы как-то не вполне. А ведь им теперь ничто уже и не угрожает. А, может всё-таки, угрожает? – вот ведь проговариваются же они о том моменте, когда пришёл к ним самый страх – да оно и заметно, что опасение за не так сказанное слово всё же, так или иначе, сковывает их красноречие. Кому-то из них до конца своих дней. А кто-то – да продлятся его дни в мире и спокойствие - жив и по сию пору.
А ведь какой бы - скажите мне, кто-нибудь - вред мог быть нанесён моему, например, мироощущению, если бы просто и без затей, как в курилке солдатской, рассказали бы итурупские герои о своих приключениях на острове прекрасных возможностей и его раскрытой океану акватории? Не сомневаюсь, что тогда я бы со всей естественностью принял и этих стройбатовцев в круг друзей общей судьбы, как того же сержанта с тиксинской авиабазы.
Впрочем, что за претензии, дружок?
Сам-то ты как бы повёл себя, оказавшись в сходных обстоятельствах?
Также бы и повёл – боялся бы, да ещё и покруче. Боюсь и сейчас тем же страхом, привычно вживленным в наши души, едва ли не генетически, как результат постоянно действующего гнёта среды обитания.
Но и увильнуть с тропы раз заявленной темы не в силах – вот в чём проблема-то.
Поэтому и решил набросать картину из истории тех дней согласно собственным представлениям о природе вещей. Наиболее придирчивым правдолюбам отвечу на их патриотическую инвективу – «В сторону!» Там ваше право и место.
А здесь я хозяин. Что хочу, то и ворочу. Ведь, согласитесь, не злоумышлен же я. значит, и нет моей вины. А в отсутствии вины не возникает вопрос об ответственности, господа присяжные заседатели!
Всё сказанное здесь легко можно обратить в выдумку рассказчика. Не своевольный корыстный каприз, а, проникнутый безусловным уважением к каждому из реальных персонажей итурупской одиссеи, рассказ о том, как она, одиссея, отразилась в моём сознании, подогретом собственным опытом жизни в среде наших общих реалий.
Непротиворечивая для меня модель истории о том, как бы подобное могло произойти в реальной ситуации с каждым из нас, при чисто конкретных обстоятельствах.
Итак, я (виртуальная инкарнация будущего стройбатовца обыкновенного, Homo stroybatus vulgaris) попал в армию. И не в пехоту какую-то моторизированную, и не в танкисты, радисты, моряки, десантники, погранцы – а в стройбат. Теперь я буду вкалывать там, куда пошлют и неизвестно - во всех смыслах - за что. Это уж как повезёт. Вот и везут многих не туда, где хорошо и сытно; а, напротив, туда, где нет ничего. Одна работа. Даже и не думай о том, что отныне ты будешь жить по Уставу в казарме, как на картинке из весёлого кино. Казарма может оказаться такой, что уж лучше бы её не было совсем, чем эта вот, с её, с понтом, распорядком и неописуемым дурогонством опустившегося под гнётом безнадёги воинского начальства; оказаться сараем, промокаемым от дождей тихоокеанских муссонов весной, летом и осенью, да под кроватями дающим приют не только серым длиннохвостым грызунам, но и снежно-белым намётам в зимнюю пору. Хорошо бы сбежать от всего этого и жить там, где работаешь, ведь всегда можно создать вокруг себя некое подобие уюта жизни и потребления чего-нибудь доступного для удовольствия.
Крохотный кубрик баржи хоть и не очень, но, при крайней нужде, вполне подойдёт для пристанища затурканным причудливой службой бойцам трудового фронта.. Там можно жить экипажем мало мальски по-людски, да изредка наведываться на берег за получкой ли, в магазин, баню ли. Вот в баню-то хорошо!
- А как же судно! Военный же объект, да ещё и морской. - да и без вахты? – невероятно! Так, во всяком случае, нашёлся чем возразить один неравнодушный читатель моих дилетантских исследований – ценитель и знаток военно-исторической информации.
Действительно, как же быть с неукоснительным соблюдением предусмотренного уставом корабельного распорядка дня и регламента служебного времени!
- Не смешите мои портянки!
- Нет, а как же всё-таки Устав?
Ведь известно же:
«О, воин, службою живущий,
Читай Устав на сон грядущий!
И ото сна опять восстав,
Читай же сызнова Устав».
-Ну и чо пристал-то!?
- Так вот вам и пожалуйста:
«Солдаты и сержанты должны мыться в бане один раз в неделю…»
Ст.366 Устава внутренней службы Вооружённых Сил СССР
- Вот ты куда метнулся, сочинитель! Чего ради ты присовокупляешь к своему ехидному нарративу ещё и строгие документы, выверенные их творцами буквально до точки и запятой, и не допускающих произвольного толкования содержащихся в них положений.
Вопрошающий – ты куда-то торопишься? А если же нет, тогда послушай некоторое отступление, небесполезное твоей любознательности.
Довелось однажды автору этих строк заночевать в караульном помещении охраны аэродрома стратегической авиации. Среди ночи посещает караул дежурный по части с проверкой. Помощник начальника караула провожает проверяющего по постам, откуда они довольно быстро возвращаются. Проверяющий садится за стол и начинает формулировать в постовой ведомости свои впечатления от визита. Я со стороны наблюдаю за этой сценой и замечаю одну странность в действиях офицера. Вот он напишет, было, фразу, да остановится и, сосредоточено подумав, зачёркивает(!) написанное; пишет снова; и снова зачёркивает. Такое поведение понятно писательской братии. Но тут же не стихи в муках творчества рождаются, а совершается надругательство над строго регламентированным документом. И я вижу подобное впервые, и не могу даже себе представить, отчего это, повторюсь, надругательство может совершаться.
Закончив так сочинять, дежурный отбывает, так и не выходя из задумчивости.
- Это что такое он тебе настрочил? – спрашиваю я начальника караула, в других, правда, выражениях.
- Да вот – почитай!
Читаю: - « Часовой поста номер N спал (зачёркнуто), сидел (зачёркнуто), дремал…» - вот она счастливая находка знатока устава караульной службы, лексически выверенная. для того чтобы избежать чрезвычайного развития событий во время его дежурства. Потому что слово «дремал» не входит в число деяний, прямо запрещенных часовому. А, стало быть, нельзя говорить о том, что военнослужащим - в данном случае часовым весьма важного поста - было допущено прямое нарушение закона.
Понятно, о чём это я? Если нет – то это уж твои проблемы. Займись разрешением их на досуге, это может быть полезно.
Теперь вернёмся собственно к действиям команды самоходной баржи под номером T36. Не будем здесь скрупулёзно исследовать их на предмет соответствия требованиям воинских уставов. В этом деле даже невооружённым глазом заметен бардак. А бардак, раз начавшись, уже не имеет мыслимых границ.
Надо бы сразу и сказать: – Отстаньте со своими придирками!.
Стало быть, ждём транспорт с грузом мяса. Да ради этого стоит поторчать на бочке у берега зимнего моря.
Сегодня идём за получкой, ну а потом - в баню. В баню, в баню – это здОрово и здорОво! А после баньки-то куда? Если есть деньжонки? Вопрос для идиотов, на который и не думаю отвечать, чтобы не выставить себя ниспровергателем основ трезвого образа жизни.
Затем – надеюсь, это-то очевидно - ужинаем в кубрике, да так, что разыгравшийся шторм даёт о себе знать прямо таки вот и неожиданно. Он налетел внезапно, со своими шестьюдесятью метров в секунду. От которых баржи – баржи! - рвут швартовы и одна из них сразу уходит в абсолютную неизвестность. Эта мимоходом отмеченная баржа – она делась куда? Она утонула? Команда её вообще была? Что стало с ними? Им вручили высокие награды, или наградили посмертно? Всё это нам не известно абсолютно.
А многократно сообщается во множестве источников, что на Т-З6 запустили дизеля и принялись ими энергично выжигать соляр, пытаясь не то выброситься на берег, не то разбиться о камни. Ни того ни другого добиться не удалось. Пока что ничего геройского не происходит, а происходит некий шухер – когда некогда сообразить, что же делать -то!
Через довольно продолжительные семь часов работы кончается соляр, и дизеля - стоп! – а дальше уж открывается прямая дорога к подвигу, потому что бардак остаётся на берегу, экипаж же со своим кораблём вступает во взаимодействие с силами океанских струйных течений. Таким образом, несколько человек возвращают себя из мира весьма причудливой части ноосферы в допервобытное состояние, где действуют в чистом виде законы общей геодинамики. Этим законам неведомо чувство жалости, но ровно также нет и помысла к изуверской жестокости. Тут ты один на один, ты лицом к лицу с мирозданием, персонифицирующим себя как Оясио, а затем уж и вовсе Куросио – течения, которые закономерно передают друг другу человеческую баржу и неотвратимо уносят её всё дальше и дальше от берегов земли на юго-восток, в открытый океан со скоростью до семи десятков миль. В сутки.
А возможности баржи допускают держать скорость до десяти узлов, и, в тактико-техническую характеристику баржи заложена дальность плавания – до двухсот миль.
- Это ты к чему, автор клонишь?
- Да, так, информация к размышлению. Как мы знаем, баржа эта прекрасно выдержала испытание открытым океаном. Ещё большими м о л о д ц а м и оказались мореплаватели из советского стройбата. В этой связи, никого больше во всех вооруженных силах так высоко оценить я не имею достаточных оснований. Понятен также испуг, охвативший героев сразу же, как только обнаружилась реальная возможность спастись от голодной смерти. Когда удача предоставила крайнюю возможность выжить. И эта возможность явилась в обличье врага, тщательно взращённого на нашу голову опытными специалистами своего дела. Вот это-то как раз и свидетельствует о достаточном уровне адекватности до крайности измождённых ребят. Ведь напугало воинов вовсе не сама угроза оказаться во власти противника, а последствия этого случайного стечения обстоятельств с неизбежностью надвигающихся на каждого из них со стороны командиров и начальников, со стороны народа нашего – эти последствия были не только предсказуемы, они представали как сама неизбежность, лишенная перспектив благополучия.
Дальнейшие события, пошли, однако же, как-то не так: выбившись из-под контроля всесильных служб отеческого безоговорочно заботливого организма - они, развивались теперь в непростом для советского руководства направлении.
А ведь как же хорошо и спокойно было бы, утони баржа на необъятных просторах океана.
Но четвёрка мореплавателей была спасена. И кем? – этими падкими на сенсацию американцами, которые взбудоражили своим сообщением весь мир. Теперь четвёрка, предположительно, дезертиров, а также очевидно недисциплинированных воинов - теперь известна в мире как герои. Теперь-то уж и концы в воду не спрячешь. Что же - тогда будем делать героев! Но сначала задействуем Журналиста.
Журналист же, который, мы же это хорошо знаем, войдет, куда только пожелает - он корреспондент газеты, допустим, «Истинная Правда». И вот он пробирается на вражеской территории к отважной четвёрке, под прикрытием взятия интервью, для того, единственно, чтобы донести - для принятия пострадавшими вовнутрь – пилюлю продуманной истины, типа, вы же не вечно будете курить сигары, да кока-колой запивать. Есть же места, где и окурок слюнявый будет за счастье, так что – фильтруйте базар.
- Да мы фильтруем, фильтруем! И не знаем уж, когда же можно остановиться. И в этом смысле никто из нас не исключение.
Ведь вот же наш оборонный министр, он же не из стройотряда студенческого поднялся в маршалы, на самую вершину карьеры, и понятно, что же он хотел выразить словами «чтобы впредь не блуждали (исключаем здесь отфильтрованное «с бодуна»; и почему он процедуру фильтрации включил при вручении этим долбо… ( чуть не проговорился!), нашим героям, именных часов в качестве отеческого дополнения к правительственным наградам.
Ну, а если понятно, то и не о чём дальше здесь разглагольствовать. Пора закругляться и резюмировать всё, сказанное в предыдущих десяти разделах сочинения на тему, напомню: «Вхождение в общую геодинамику мужчины, перезрелого во всех отношениях»
Вот вам и слабо отфильтрованная мной попытка резюме.
Конечно же, многие из нас могут мужественно превозмочь любые геодинамические напряжения среды, не теряя при этом человеческого облика; но, оказывается, существуют силы выше самой природы. Вот их-то далеко не всякому удаётся преодолеть так, чтобы впредь не оставаться героем, увязшим в трясине липкого страха и поддакивающим пропагандистским проходимцам - да не по принуждению, а уже привычно просто, подчиняясь давно внедрённым понятиям о некой целесообразности и гипотетических последствиях для тебя, если ты эти высокие понятия не уловил надлежащим образом. Трудно выразить словами такое состояние человека. Однако, когда надо, он решительно прекращает копошиться в завалах определений своих состояний и моментально реагирует на вызовы и риски внешней среды, действуя исходя из понятий, таких как это надо высоким доброхотам, даже не раздумывая о грядущих последствиях.
Таким образом, силовое поле внутривидовых взаимодействий человеческой среды становится вровень с силами природы и даже порой затмевает геодинамические возможности планеты.
Ослабленному представителю могучего этого вида, остаётся тогда только малодушно возопить:
- Упаси нас, Господи, от этаких человечьих испытаний!
Не об этом ли явился мне опус16. Двуличность.
Мы - твари низкие, моральные уроды,
Мы - лживы, сволочны и дьявольски хитры.
Мы ближнего пожрать всего сильней готовы.
Припрятаны всегда - на случай - топоры.
Отнюдь не для искусств постройки новой жизни,
А чтобы вес придать последней укоризне.
За то, что взрощенный с младенства идеал
Разбился, как корабль, в нагроможденьи скал.
Прищур звериных глаз мы сотворим мгновенно,
Коль отвернешься ты. И - в миг! - опять согбенны
Перед величием самозваных элит.
Так тайно жизнь наша двуличная кипит.
Хотя мы знаем светлый миг явления на свет,
Когда на нас еще ни грана скверны нет.
Возлюблены судьбой, возлюблены людьми,
Мы тщимся украшать величие земли...
... Как хочется порой раскрыться полной мерой
Навстречу каждому, ведь мы в единой вере.
И, с легкостью в душе, растратить дар любить.
Но, нет! Тому не быть.
Животрепещет память
Об осквернении души насильником лихим.
Проходит быстро жизнь, но не способна замять
покрыть паденья миг и обратиться в легкий дым.
Прости, Создатель, нас - за наши прегрешенья
Когда, оставив нас на промысел судьбы,
Ты обрекаешь нас на жертвоприношенье
Самих себя - благоволенью Твоему: Се Быть!
Стерильные, без страха и упрёка супергерои, наверняка известны специалистам соответствующих служб, но их имена нам не будут названы. Не узнаем мы и того, что там с ними стало. Всё будет сохраняться в тайне до последней возможности это делать..
Как бы выразился один наш духовный пастырь, искусник фильтрования: - «Таково наше послушание»
-Отныне и присно и вовеки веков?
Оказывается, ещё не конец.
(Окончание следует на http://www.proza.ru/2017/01/27/882 )