Маленький, удаленький
Родители привезли Амина в нашу страну пять лет назад годовалым. И не учат с ним родной язык, не приучают к национальным обычаям. Шестилетний крепыш, смуглый и с широкими бровями, чисто говорит на русском. Он спокойный, дружелюбный, рассудительный. Охотно занимается спортом. Любит рисовать. Только раскрашивает рисунки странно.
Прошу детей нарисовать семью. Через несколько минут вижу на листочках дружно взявшихся за руки, улыбающихся мам, пап и детей. Над ними светит солнце. У Машеньки на рисунке родители большие, а она маленькая и не улыбается. Девочка под опёкой. Приёмные родители взяли её из детдома совсем больной худышкой. А сейчас она ходит в танцевальный кружок, на каток, ездит с родителями на курорт. Мама исправляет дурные привычки славной девчушки последовательно и постепенно.
Но вот рисунок Амина. У всех членов семьи волосы дыбом! Все одеты в чёрное. И солнца нет, а они стоят под темно-синим дождём. Никто не улыбается, не держится за руки. Показывая рисунок маме, пытаюсь повести беседу. Как бы не так! Восточная женщина с лёту начинает кричать с матами, что в детском саду плохие воспитатели, что ребёнка не могут научить рисовать, что занятия не проводятся. Вопрос о том, кто бы стал держать в детском саду таких воспитателей, ей в голову не приходит. Поворачиваюсь и ухожу. Я не врач, а тут диагноз.
Её сын любит поговорить. Он пытается рассказать в детском саду, как папа бьёт маму, как пьяным выбил окно и дверь ночью. Мальчик, усмехнувшись, добавляет: «Знаете, я решил: не буду таким, как папа. Я свою маму очень жалею!» Родители Амина! Глядя на рисунок, я думаю, что волосы дыбом у членов семьи от страха, от ужаса при виде пьяного дебошира. Дождь от того, что жизнь не светлая. Чёрная одежда на всех тоже не от прекрасной жизни. Психолог рассказал бы маме много по рисункам её сына. Но к психологу она не пойдёт. Я с детсадовским медиком поговорила, она ответила: «Пригласите ко мне. Может, уговорю сходить». Я передала просьбу подойти. Ответ мамы: «Некогда. Работаю».
Воспитатель не имеет право ставить диагнозы и озвучивать их кому бы то ни было. Я обязана говорить корректно, обходя названия болезней. Вижу пятна ветрянки – говорить надо: «Высыпания на теле». Вижу проявления лакунарной ангины – говорить надо: «Сильное покраснение в горле». В общем, понятно?
Амин берёт без спросу чужое. Деньги у воспитателя. Печенюшку у ребёнка, машинку с полки на шкафу в детском саду. Прячет. Съестное сразу съедает, остальное несёт домой. Маме говорит, что нашёл. Она верит! Ну прямо пешеходные дорожки у нас металлическими небольшими машинками усыпаны! Иногда на дорожках пластмассовые игрушки лежат. Смех и грех…
Ванина мама подарила группе целый большой пакет с машинками разного вида и цвета. У маленького представителя азиатов просыпается охотничий инстинкт. Дети играют. Я сижу за столом и смотрю на «охотника». Он перед полкой с машинками, стоит, время от времени оглядываясь на меня. Взгляд почти как у взрослого. Выжидает. Ко мне подходит одна из воспитанниц. Встаёт возле стола, заслоняя мой «объект наблюдения». Задала вопрос, получила ответ, отошла. Готово! Амин идёт играть с конструктором. Я подхожу к полке. Нет красной металлической машинки.
На прогулке зову мальчика к себе. Спрашиваю: «Ты видел красную маленькую машинку?» Ответ спокойный, взгляд уверенный: «Нет. Не видел». Прошу показать то, что у него в правом кармане брюк под курткой. Стоит. Говорю строже: «Достань!» Опустив голову, достаёт ту самую машинку.
Говорила ли я на эту тему с мамой? Да. Получила очередную порцию ора. Среди прочего услышала: «Воспитатели за детьми не смотрят! А ребёнок ещё маленький, он не понимает, что нельзя брать без спроса чужое!» Можно ли исправить ситуацию? Конечно. С помощью психотерапевта. Но к нему семья Амина не обратится никогда.