Вторая часть
ПРЕДНАЗНАЧЕНИЕ
Знать, что на свете есть вещи,
сокрытые от человека, но кото-
рые скрывают в себе высшую муд-
рость и высшую красоту, — вот
что такое верить в Бога.
Альберт Эйнштейн
1
На следующий день, когда Хана вернулась из колледжа,
она застала Хумова лежащим на своём матрасе. Он сразу
встал и с улыбкой поинтересовался, как сегодня прошли
занятия. Хана ответила, что всё хорошо, и пригласила его
вниз отобедать. Хумов с большим трудом проглотил не-
привычный для него омлет и сказал:
— Мне нужно сходить в аптеку. Где у вас тут ближай-
шая?
— Ты что, заболел? — забеспокоилась Хана.
— Нет-нет, что ты. Мне нужно купить кое-какие пре-
параты для приготовления еды. Ну… витамины, микроэле-
менты, биологические добавки.
— А, тогда понятно. Но тебе нельзя выходить из дома.
Что же делать? Для начала я дам тебе имя. Как тебе — Ан-
тон? Нравится?
— Пусть будет Антон.
— Отлично! А сейчас мы из тебя сделаем Антонину.
Иди за мной!
— Что? Это ещё зачем?
— Для маскировки. Я всё обдумала. Ты превратишься
в Антонину и сможешь со мной бывать везде. Родителям
я представлю тебя своей подругой. Это даст возможность
не прятаться, а свободно гостить у нас в доме. Есть воп-
росы?
Вопросов не оказалось. Хумов не хотел расставаться с
этой девушкой. Она здорово придумала. А войти в роль
подруги для него не составит труда. Он был неплохим ак-
тёром в их учебном театре, не только на курсе, но и на всём
потоке. Сценическое мастерство им преподавали профес-
сора театрального вуза.
Они спустились по лестнице в подвальное помещение.
В большой комнате, отделанной под дерево, стояли не-
сколько кресел, удобный диван с множеством подушечек,
круглый стол. Справа, в углу, находилось устройство для
трёхмерной печати.
— Садись сюда, на этот стул, и смотри в камеру. Сей-
час мы изготовим тебе лёгкую маску. Она совсем не будет
мешать мимике, лишь чуть-чуть скорректирует твоё лицо.
Какого цвета ты желаешь иметь волосы? Я считаю — тебе
лучше подойдёт тёмно каштановый. Нет, лучше фиоле-
товый. Сейчас модно. Так. Покажи мне твои руки. Паль-
цы длинные. Приклеим ногти, и будет хорошо, — весело
приговаривала Хана, полностью включившись в игру. Ей
доставляло большое удовольствие командовать, проявляя
творческую инициативу.
Через два с половиной часа перед ней сидела молодая,
весьма привлекательная девушка в белом комбинезоне, с
очаровательной улыбкой. Поработав над её голосом, Хана
потребовала запомнить тембр, наиболее подходящий к
облику Антонины, и следующие два часа неутомимо отра-
батывала манеры своей новоиспечённой подруги, оказав-
шейся на редкость способной и старательной.
Хана находилась в радостном возбуждении. Они с Ан-
тониной шутили, смеялись, вели себя, как разыгравшиеся
дети. Хумов вовлёкся в игру превращения его в девушку,
найдя в этом временный выход, но скорее всего потому,
что ему до невозможности хотелось продлить своё пребы-
вание рядом с Ханой. Он решил хоть немного расслабить-
ся и сбросить напряжение, сопутствующее ему с раннего
детства. Ему так не хватало не то что любви, а простого
человеческого тепла. Он на время постарался забыть о
своём предназначении. На время. Между тем Хана, став
серьёзной, сказала:
— Тебе нужно время, дорогая Антонина. Ты пока недо-
статочно вжилась в свою роль. Пока рано знакомить тебя с
моими родителями. Для начала ты покажешься моим дру-
зьям. Антонина! Ты согласна?
— Полностью подчиняюсь своему режиссёру, — не-
сколько жеманно произнесла Антонина, улыбнувшись и
склонив головку набок.
— Нет, моя дорогая. Ты ведёшь себя несколько манер-
но. Держись проще, естественней. Наблюдай за моим по-
ведением. Не завышай слишком голос. Чуть спокойнее и
возьми чуть ниже.
— Хорошо. Спасибо за замечания.
— Пожалуйста. Для тренировки хорошо бы почитать
стихи.
— УАдама была первая жена Лилит, но слишком зем-
ным был для неё Адам. Лилит его отвергла и вернулась
на небеса. Адаму её заменила земная — Ева. Ну это так.
Вспомнилось. Не бери в голову.
— Браво! Замечательно! Говори что-нибудь ещё.
— Счастье — простое, каждодневное действие во бла-
го другого.
— Интересная мысль. Я так не думала. Продолжай, по-
жалуйста, Антонина.
— Нет ничего заманчивее жизни и ничего — трагичнее
жизни.
— Глубокомысленно. И голос звучит лучше. Продол-
жай, пожалуйста.
— Бывает, и скорлупа от яйца приносит немалую
пользу, так и разбитые надежды в определённых обсто-
ятельствах становятся неиссякаемым источником вдох-
новения.
— Одним словом — не будем падать духом! — конста-
тировала довольная Хана.
— Мы все учились понемногу…
— А ты образованная и начитанная, Антонина.
— Да нет. Я только учусь. Сложившаяся система —
устойчивее складывающейся, что даёт способность проти-
востояния внешним угрозам. Попытка найти взаимопони-
мание не смешна ли настолько, насколько нелепа? Только
ставя перед собой сложные цели и задачи, загружая себя
работой и в первую очередь работая над собой, есть воз-
можность избежать одиночества и снизить ощущение бес-
конечной трагичности происходящего.
— Ты, что умные мысли наизусть заучиваешь? — удив-
лённо и с большим интересом посмотрела на Антонину
Хана, словно увидела её впервые.
— Зачем? Они у меня в голове. Я сочиняю для тебя.
— И стихи сразу можешь сочинить?
— Ничего нет проще.
— Вот это да! Антонина, ты — большой талант!
— Да нет. Тренировка.
— Продолжай держать голос. Звучание голоса стано-
вится более убедительным. Слушаю твои стихи, — тоном
приказа произнесла Хана.
— Хорошо. Попробую… О творчестве будет как нельзя
более кстати:
От безликости ряда причин —
В единичку самосознанья,
Из далёкости стынь-величин
Неопознанности мирозданья —
Чудо голоса — внутренний слух
Звуком тянущим, грудью морскою,
Бестелесностью — нежности пух —
Еле слышен, влечёт за собою;
Ниспадающей дымкою с гор
И ползучим туманом в низине —
Воркованья незлобный укор.
Истекают истоком причины,
Проявляя желанный узор —
Домотканый невинен ковёр.
— Здорово! Браво! А можешь ещё? — потребовала
Хана, не веря своим ушам.
— Это, как ты поняла, о творчестве, — повторила Ан-
тонина.
— Красиво о творческом процессе. Так машина не со-
чинит.
— Машины почище сочиняют и быстрее.
— А мне не нравятся, как они сочиняют. Сложно, но
бездушно.
— Согласен. Здорово выпендриваются эти машины.
— Что ты сказала? Антонина! Почему ты перешла на
мужской род? В наказание — сочиняй ещё и не забывай
про тембр голоса.
— Прости, сбилась с роли.
— Не забывай. Это очень для тебя важно. Будем трени-
роваться дальше. Слушаю.
— Один момент. Сейчас, сейчас… Вот это:
Назойливо, тягуче и плакуче,
Предчувствуя иное бытиё
Всплывает не оформлено, зыбуче
Творимое тобою — не твоё.
И резкостью наводки, как в бинокле,
Предстанет Афродитою нагой
Иль дамою прекрасною в пролётке…
Увидишь — ходишь сам не свой.
Живительность картин сетчатку глаза,
Как краски по холсту, пьянит красой.
Слова и глаз — точней от раза к разу,
Берись за кисть, перо и жизнь воспой!
К творцу приходит свыше вдохновенье.
Поэт — слагает стих. О радость воспаренья!
Хана была более чем удивлена — потрясена! Однако в
её душу закрался элемент недоверия: она заподозрила, что
эти стихи были сочинены ранее и сейчас только воспроиз-
водятся по памяти. Ей захотелось проверить, и она сказа-
ла прямо, о чём втайне подумала. Антонина нисколько не
обиделась и, сделав небольшую паузу, прочитала:
Немея, создать тишину
Противу — немого закона.
Любимице рифме войну —
Дерев засыхающих крона…
Невнятно и робко — гул строф.
Освоенность духа — паренье
Снимает легчайший покров,
Вострится ушное уменье.
Прогалиной, талым снежком,
По кромке ледка — недоверье,
Но буквы — наклонно рядком
В порыве встают вдохновенья.
Так мастера кисть завершает мазок,
Так издали слышен пастуший рожок.
И сразу, без перерыва:
Трудно выстоять в выверте дней,
Не унять от раздумий тоски.
Тёмных красок палитра видней.
Злости выверт. Безумны мазки.
Замирает душа. Неказист?
Бег куда? От другого — к себе?
Припадает к земле жухлый лист —
Не мятежность, но верность судьбе.
И раздумий — тягчайше кольцо.
Выбор сделан. Сомнения — прочь.
Ветер осени. Краска — в лицо.
Бесконечною кажется ночь.
Хана завороженно слушала. Антонина продолжала:
Оно ещё не сказано. В пластах,
Спелёнатое… Странно и плакуче
Торопит появиться на устах,
Как солнце озаряет из-за тучи.
Из глуби, уголочков естества
Всплывает, как в шампанском пузырьки,
Наитие чудесного родства —
Снующие у берега мальки.
И тянет, как цепочку из воды,
Нанизывая бусинки понятий
На буквы строчек — стройные ряды
В испуге от корректорских изъятий.
Так прорывается подземное теченье —
Глубинных вод с надземными смешенье.
— Сеанс стихосложения окончен! Спасибо за внима-
ние, — раскланялась Антонина. — Не слышу бурных ап-
лодисментов.
— Браво! Браво! Просто изумительно. Твои стихи за-
мечательны. Я бы никогда не смогла так, — зааплодирова-
ла Хана.
— Тебе понравилось? Думаю, и ты любишь сочинять
стихи. Прочти, пожалуйста, что-нибудь.
— Мне с тобой не сравниться.
— Прошу, прошу! Мы не на турнире поэтов, — прогово-
рила Антонина с очаровательной улыбкой. — Смелее! Ну!
— Хорошо. Вот это, пожалуй.
Упоительна синь небес.
Облака потеряли вес
И плывут, истончая тлен, —
Белизны невесомый плен.
— Отлично, Хана! Почитай, пожалуйста, ещё.
— Пожалуйста.
В тиши трудов уединенья,
В стремленье истину познать
Сердца находят утешенье
И грусти лёгкой благодать.
— Здорово! Я так не могу.
— Шутишь?
— Нисколько. Чувствуются непосредственность, ин-
дивидуальность и, конечно, несомненный талант.
Было похоже, что Антонина свыклась со своей ролью,
и Хана смотрела на неё, как на давнюю подружку, с кото-
рой хотелось поговорить по душам после долгой разлуки.
— Антонина! Ты меня захвалила. У меня совсем другое
представление о моих попытках что-либо сочинить. Но
мне приятно слышать твою похвалу. Раз так, то слушай.
На что откликнется усталая душа?
На мысль? На музыку? На вздох?
И действий видимых, спеша —
Нашепчет, воплотившись в стих.
На миг забывшись о своём,
С крыла тоску стряхнёт…
Всего на миг.
На миг —
Потом —
Сто порций доберёт.
Не мрамор, а живая плоть —
Её удел, среда.
Живая плоть.
Живая плоть
Дана нам — на года.
— А как же бессмертие? — с укоризной в голосе сказа-
ла Антонина.
— Трудясь и день и ночь, спеша,
Оставит след в строке душа.
— Только и всего? Неужели так мало?
— А ты желаешь жить вечно? — засмеялась Хана. Ан-
тонина присоединилась к её веселому смеху. Отсмеяв-
шись, вытирая слёзы, она ответила:
— Для того чтобы не бояться смерти, приходится вы-
бирать веру, обещающую загробную жизнь, а выбрав, сле-
довать неукоснительно Писанию. В оцепенении одиночес-
тва, скрашиваемого занятиями различного рода, и в том
числе философией, происходит достижение той полноты,
при которой появляется мысль о некотором постоян-
стве — хрупкой конструкции, удерживаемой на время на-
шим сознанием. И не только это дает нам надежду на бу-
дущее, в котором, возможно, продлится настоящее, наше
настоящее, самое существенное и дорогое, хотя бы потому,
что мы о нём имеем некоторое мыслительное и чув-
ственное представление. Словно чайная роза в стакане, ты
грустна, вяловата, любя. И письмо ты носила в кармане, и
себя в безразличье губя. Вот настоящее. Эти строки мож-
но сочинить, можно припомнить. При сочинении может
пройти больше времени, чем при воспоминании. Но и то
и другое будет происходить в настоящем. Если ты любишь
сочинять или произносить сочинённое, то в это время
ты получаешь удовольствие. Из маленьких удовольствий
складывается время нашего проживания. И в этом смысл:
удержать как можно больше удовольствия в течение еди-
ницы проживаемого времени, которое, что бы там ни гово-
рили о том, что время — категория, придуманная челове-
ком, все же для нас является измерением наших действий.
В этом его ценность. А какими действиями и мыслями мы
его наполним, такое ощущение и получим.
— Антонина! Ты переходишь в своих рассуждениях
к смыслу жизни. Встанет в полдень в полный рост рас-
творённый светом день, немые крылья опуская к ночи.
У нас ещё есть время быть в нашем настоящем, ускольза-
ющем, но доставляющем удовольствие. Жду не дождусь,
когда исполнится моя заветная мечта.
— Интересно, интересно. Какая у тебя мечта? — улыб-
нулась своей неотразимой улыбкой Антонина.
— Ничего особенного. Сейчас каждый мечтает увидеть
планету Марс своими глазами, — и с огорчением в голосе
продолжила: — Иногда теряются цели из-за необходимос-
ти долго ждать, уговаривая себя: подожди, подожди, по-
терпи ну хоть ещё немного. И тогда уподобляешься лисе и
винограду, от которого, как лисонька, уговариваешь себя
отказаться. Но если ты ничего не стоишь, ты и не будешь
ничего желать. Как-то так.
— С Марсом точно подожди. Нужны для этого силы, и
немалые. Да и профессия какая-нибудь. Лететь на эту пла-
нету — это не прогуляться вокруг земли на ракете.
— Да я понимаю. И дедушка говорит то же самое. Сна-
чала мне надо приобрести профессию врача. Мне придёт-
ся столько ждать… С ума сойти.
— Ничего страшного. Тебя, возможно, я там буду
ждать.
— Правда? Здорово! — захлопала Хана в ладоши.
— Хотя, не знаю. Я же провалил экзамен.
— Антонина! Ты снова вышла из роли.
— Спасибо за замечание. Добрый указ человеку, что
глаз. Знаешь, мне надо будет отлучиться по одному делу.
— А мне с тобой можно?
— Ни в коем случае!
— Хорошо. Но ты должна держать меня в курсе, а то я
буду волноваться. Дедушка говорит, что волнения отрица-
тельно сказываются на здоровье человека. И я ему верю.
— Да. Я тебе дам знать.
И они ещё долго болтали про всё на свете. Им было
хорошо вместе. Они пока не осознавали причину взаим-
ной радости общения, столь явную для опытного глаза, но
что-то в каждом уже начинало светиться, звенеть, вибри-
ровать, предрекая великое счастье взаимной любви.
2
У Смакова две недели назад умерла тёща. Лира ходила
с красными глазами и припухшими веками. Ввиду послед-
них событий Смаков как-то не сумел вызвать профессора
Наева для осмотра тёщи, да и не особо верил в серьёзность
её болезни.
Вскрытие показало замедленный распад клеток
вследствие какого-то отравления, возможно, от употреб-
ления лекарственных средств. Лира качала головой, бор-
моча что-то невнятное, из чего Виктор Арнольдович всё
же понял, что её мать относилась к лекарствам с большой
долей предубеждения и вряд ли их аккуратно принимала,
если вовсе не выбрасывала их в унитаз. Но её наблюдения
в расчёт не приняли. Каждый своим занят. Правда, моло-
денький мальчик, возможно, подрабатывающий студент,
занёс в компьютер строчку: со слов дочери, лекарства
принимала нерегулярно. Это так. На всякий случай для
статистики.
Настроение у Смакова было самое что ни на есть от-
вратительное. Три дня он взял на похороны тёщи, а потом
сразу и больничный, так как у него не переставая болела
голова, а также временами наваливались приступы икоты,
при которых он становился совсем плох. Чего он только не
предпринимал. Пил воду мелкими глотками, задерживал
дыхание, пробовал, по совету жены, принимать каждые
пять минут по столовой ложке коньяку и даже вставал на
голову. «Вот тебе и медицина, ёлки-палки, от такой прос-
той вещи не может избавить, чего там можно ждать?» — в
сердцах выговаривал он Лире между приступами икоты.
Лира пошушукалась с соседкой, живущей недалеко от
их дома. Та пришла, пошептала, повесила ключ на беже-
вом шнурке таким образом, чтобы он оказался на спине
промеж лопаток, и странное дело — как рукой сняло. Вишь
как всё просто оказалось.
Часы с мягким свистящим шипением пробили три,
а Виктор Арнольдович всё ещё сидел в кресле напротив
камина, уставившись в кучку пепла от догоревших бри-
кетов. Чарли лежал у ног хозяина, довольный своей бли-
зостью к нему, время от времени вздрагивая и издавая
скулящие звуки, подтверждающие не только собачью лю-
бовь и преданность, но и готовность повиноваться лю-
бой команде.
Смаков ощущал усталость, но у него не было сил под-
няться наверх, в спальню. Может быть, ему просто не хо-
телось разбудить чутко спавшую жену да застать Марка за
компьютером и делать тому очередное нравоучение? Что
толку? Всё равно не послушается. Он один из многих стра-
дающих компьютерной зависимостью, и бороться с этим
бесполезно. Ну что ж, это лучше, чем алкоголь, наркотики,
смертельные гонки, бесконечные стимуляторы. вызываю-
щие впоследсивии нервно-психические заболевания, чис-
ло которых растёт с невероятной быстротой. Вот и на него
напасть — икота есть не что иное, как последствие стресса
и недостаток в его жизни позитива, вернее, его позитив-
ного взгляда на происходящее, что опять-таки кроется в
обменных процессах и сбое гормонального фона. Об этом
говорил ему профессор Наев. И все искусственные средс-
тва, дающие человеку радость, оказываются малоэффек-
тивными.
Виктор Арнольдович для того, чтобы отвлечься от
дурных мыслей, постарался вспомнить, когда он был по-
настоящему счастлив. Разве что когда Лира дала согласие
стать его женой. Как он тогда волновался.
Они встретились совершенно случайно. Он, уставший
от напряжённых занятий, поехал за город, чтобы побыть
одному, подышать свежим лесным воздухом и таким обра-
зом восстановить силы. Это было словно вчера. Так отчёт-
ливо он всё помнит.
Уставший, но довольный от прогулки, он зашёл в кафе
перехватить что-нибудь и сразу обратил внимание на де-
вушку, оживлённо разговаривающую с молодым парнем.
Сев напротив, он стал исподволь наблюдать за нею, стара-
ясь угадать, о чём они говорили. Молодой человек что-то
сказал, девушка вспыхнула, и краска негодования залила
её бледное до этого лицо. Она даже поднялась со стула,
видимо, намереваясь уйти. Парень тоже вскочил и снова,
уже громко, так что Смаков мог слышать, выкрикнул: «Вот
и оставайся одна! Мне надоели твои глупые, бесконечные
сцены ревности. Между нами всё кончено! Я не собираюсь
свою жизнь превращать в ежедневные оправдания! Про-
щай!» — и в буквальном смысле этого слова вылетел на
улицу. Он настолько быстро исчез, что Смаков, размеши-
вающий сахар, поднял глаза — а того уже и след простыл.
Девушка рванулась было за ним, но увидев в окно, как он
быстро бежит, снова опустилась на место, достала из су-
мочки очки от солнца и надела их на свой красный носик.
Смаков видел стекающие по щекам слёзы, которые
девушка промокала салфеткой. В кафе никого больше не
было. Девушка явно стеснялась своей слабости и своих
слёз. Смакову очень хотелось как-то успокоить её, но он
не решался с ней заговорить.
Минут через двадцать девушка стала приходить в
себя. Она заказала чашечку кофе. Смаков последовал её
примеру. Так сидели они в тишине, отпивая маленькими
глоточками кофе. И эта тишина странным образом начала
объединять их, протягивая между ними невидимые нити
чего-то единого, общего, судьбоносного.
Из кафе они вышли вместе. У Смакова сильно колоти-
лось сердце, а когда они случайно коснулись пальцами рук
друг друга, по его телу пробежала волна — сладостная и
призывная.
Роман с Лирой развивался бурно и стремительно. Их
непреодолимо влекло друг к другу. И уже недели через
две Виктор пригласил свою будущую жену к себе, после
того как они посетили один из самых дорогих ресторанов.
Виктор Арнольдович в то время жил с родителями. Они
как нельзя более кстати уехали отдыхать. Ни в ресторане,
ни дома у Виктора они не пили ни грамма спиртного. Оба
хорошо понимали, чем закончится этот вечер. Они хоте-
ли любить друг друга и даже больше — оба хотели зачать
новое существо. Виктор сделал Лире предложение, и она
дала согласие, полностью доверившись ему. У неё не было
и тени сомнения: Виктор женится на ней.
Смаков заново переживал тот необыкновенный, счас-
тливый вечер. У него и у неё это было впервые. Лира поп-
росила выключить свет. У Виктора дрожали руки, дыхание
перехватывало. Он боялся и желал одновременно. Поло-
жив руки ей на плечи, Виктор едва прикоснулся к уголкам
её губ и замер от блаженной истомы. Голова плохо сооб-
ражала. В действие вступил инстинкт. Он начал медлен-
но снимать с неё наряд. Странно: раздевая, он не видел
её обнажающегося тела. Предметы плыли, растворяясь в
темноте. Собственно говоря, в комнате царил полумрак, и
в обычном состоянии всё хорошо можно было бы видеть,
а для него словно всё вокруг исчезло, исчезло разом, и ему
казалось, что так и должно быть. Он даже плохо сообра-
жал, где находится. Как в медленном, завораживающем
танце, они двигались к постели и так же медленно опус-
тились, прижались и, почти не дыша, застыли. Он с упо-
ением целовал её лицо, шею, живот, застыл у причинного
места. Она притянула его к себе, и они слились в неотрыв-
ном поцелуе. Это неповторимое счастье навсегда осталось
в нём, как первый детский поцелуй.
Через месяц они оформили свои отношения, а через
восемь у них родился сын Марк.
Получив повышение по службе, он позволил себе от-
дых с женой и сыном на одном из островов Атлантиче-
ского океана. Взаимная любовь, радость общения на фоне
безмятежного отдыха — он постарался выбросить мысли
о работе из головы — создавали вокруг них общую ауру
счастья. Потом, став начальником, он не раз пожалел о
своём повышении. Принимать решения, отдавать приказы
для него оказалось нелёгким делом. Виктор Арнольдович
был слишком мягким, интеллигентным. В своё время он
научился размышлять, анализировать, делать выводы, и
это его свойство было замечено.
То, что произошло с Хумовым, выбило Смакова из
колеи. Его побег он воспринял как вызов, как знак спра-
ведливой необходимости произвести изменения в заржа-
вевших, заскорузлых структурах, показав его, Смакова,
неуверенным в правильности и своевременности выпол-
няемых функций и, если хотите, инструкций, которые дав-
но устарели.
Смаков вздрогнул всем телом. Сверху раздались гром-
кие всхлипы и рыдания Лиры. Похоже, во сне, потому как
больше не повторялись.
«Все же пора уложить мальчика спать», — с нежностью
подумал Виктор Арнольдович, но не двинулся с места. Он
ощущал, что расползается, тело становится неподвласт-
ным, неуправляемым и ему не хватает сил даже шевель-
нуть рукой, не то, чтобы встать. «И пусть. И хорошо», —
вяло думал он, — мои силы уже не те. Как-никак пятый
десяток разменял. Может, мне не так много и осталось.
Чего же усердствовать? Зачем тянуть жилы, надрывать-
ся? Пусть всё идёт своим чередом. Нет ничего лучше, чем
сидеть вот так спокойно, рядом со своей любимой соба-
кой, дома и знать: наверху спит жена, сын бодрствует за
компьютером или думает о своём. И это тоже хорошо. Для
него пришло время размышлять, ставить вопросы о смыс-
ле жизни, о том, как в этой жизни выстоять… Да мало ли
какие вопросы может задавать юноша в таком возрасте.
Молодость — время вопросов.
Смаков прикрыл глаза и постарался отогнать надоед-
ливые, грустные мысли. На некоторое время ему это уда-
лось — начало казаться, что время как бы замедляется
и он в этой сопричастности к мерному его течению спо-
собен на мгновение краешком какого-то неосознанного
чувства заглянуть в Вечность, испытать холодящий душу
страх перед неизбежностью смерти «Вот и я умру, и Марк
будет плакать, а Лира от горя сгорбится, постареет. Мой
пёс будет бродить ночами по дому, скулить и выть на луну,
но меня это уже не будет волновать. Меня ничего не будет
волновать».
Крупные тёплые капли одна за другой покатились по
щекам, падая на тыльную сторону рук, сложенных на ко-
ленях. Виктор Арнольдович плакал, шмыгая носом, смор-
каясь в салфетку, одновременно пугаясь и радуясь своим
слезам. Его невроз достиг своего апогея. «Я несчастен,
я бесконечно несчастен. Я лишён радости, смысла жиз-
ни, лишён воли и желания бороться», — думал Смаков,
всхлипывая и вытирая глаза бумажной салфеткой. Чарли
воспринял состояние хозяина и начал жалобно поскули-
вать.
«Я вот живу и всего боюсь. Боюсь потерять работу, так
как нечем будет оплачивать банковский кредит, боюсь за-
болеть каким-нибудь новейшим вирусом и надолго слечь
в больницу, за которую опять-таки надо платить, боюсь
начальства, в конце концов, боюсь смерти. Меня пугает
до умопомрачения, куда мог подеваться самый лучший
выпускник и что с ним сейчас. Жив ли он? И что такое
смерть? Даже если мне предрешено жить долго, я не могу
себе представить, что наступит день, а я уже не открою
глаза, не увижу небо, солнце, деревья, свою собаку, не
вдохну полной грудью, не приму душ, не выпью утренний
кофе. Ну и что? Я уже об этом знать не буду. Я ни о чём
больше знать не буду. Мне не придётся нервничать, пере-
живать по пустякам. Я усну и не проснусь. Только и все-
го. Засыпать же мне не страшно? Нет. Всё же уснуть одно,
а умереть и никогда больше не проснуться — это совсем
другое. Совсем другое дело. Не быть никогда. Исчезнуть.
Но ведь меня не было до моего рождения, и мир мало бы
изменился, не появись на свет я. Мир совсем, совсем бы
не изменился. Так же и мой уход из жизни не принесёт
никаких изменений, разве что близкие будут горевать.
Ради них я и живу. Сын и жена точно не забудут меня до
самой своей смерти. Пусть они живут долго-долго. А я…
Я отжил своё. Я не вижу перспективы. Что это на меня
нашло? Расклеился. Расплакался, впервые расплакался,
расчувствовался, как сентиментальная дамочка. Это не-
рвы расшалились. Попью успокоительного, и всё встанет
на свои места. Её величество депрессия пожаловала в гос-
ти. Это она нашёптывает мне панические мысли. Всё же
надо пойти на приём к психотерапевту. В моём окружении
слишком много людей, заболевших депрессивным психо-
зом. Мы никак не можем научиться не наносить друг дру-
гу травмы. Зависимость одного от всех настолько велика,
что победить эпидемию, охватившую огромное количес-
тво людей и с каждым днём возрастающую, возможно
только всем вместе. Неужели я один это понимаю? Нет, не
может этого быть. Врачи давно бьют тревогу. Антидепрес-
санты на рынке появляются с космической быстротой,
предлагая избавление от этой напасти. Хороший способ
делать деньги. Тёща не могла жить без пилюль счастья.
Так она с усмешкой говорила, поглощая их каждый бо-
жий день. Всё. Мне понятно: надо выпутываться самому.
Прекратить панику. Принять по-мужски решение. Обор-
вать разом. Это будет по-мужски. Чего там думать. Света
впереди никакого. Жена? Жена поплачет, конечно. Денег
ей на первое время хватит. Марк уже большой. Работать
будет. Да и жена что-нибудь найдёт. Станет давать уро-
ки английского. Проживут. Не пропадут. А я всё. Не могу
больше. Моя песенка спета. Сколько можно тянуть лям-
ку? Ни одного дня без стресса. Ни дня. Держался долго.
Пока. Пора. Трубят рога. Как там у Есенина? «В этой жиз-
ни умирать не ново, но и жить, конечно, не новей». Отго-
ворила роща золотая… Какое стихотворение, а? Вот был
поэт, так поэт. Был поэт, жил поэт, а теперь его вот нет.
Вот и ладушки-ладушки, погремушки у бабушки».
Смаков, не без усилия воли, встал, прошёл в свой каби-
нет, открыл сейф, достал пистолет. Всё происходило ма-
шинально, как бы без участия сознания и в полном равно-
душии. Чарли следовал за ним, ловя каждое его движение,
не сводя с него своих умных глаз. Он проверил, заряжен
ли пистолет. Да. Заряжен, как и требовалось по инструк-
ции. Он сел, облокотился на стол локтем правой руки для
надёжности, откинул назад голову, приблизил дуло к вис-
ку, зажмурил глаза. Секундой раньше, чем он нажал на
курок, Чарли прыгнул, схватил зубами за широкий рукав
халата.
Пуля, слегка задев штору, вылетела в открытое окно.
Смаков туповато посмотрел на пистолет, зачем-то поню-
хал дуло, поморщился, положил пистолет обратно в сейф.
Сбросив халат, в одной футболке и трусах он с Чарли вы-
шел на улицу.
Домой Смаков вернулся около пяти часов утра, сильно
продрогнув, но в ровном расположении духа.
Спать он лёг в кабинете на диване в обнимку со своей
собакой, которая от восторга не могла успокоиться и лиза-
ла ему нос, ухо, шею, руки… Он не отмахивался, находясь
в спокойном, умиротворённом настроении. Желание жить
росло с каждой минутой. И что самое главное, он пере-
стал бояться перемен к худшему. Он не мог понять, что
с ним было, почему он так запросто хотел распрощаться
с жизнью. Как бы не казалась жизнь тяжёлой, а порой и
просто невыносимой, всё равно жить лучше, чем лежать в
сырой земле со всеми последующими трансформациями
бренного тела: поедания червями, разложения и так далее.
А душа? Что душа. А кто его знает, что там, и что с душой.
Слабые верят, а сильные — сомневаются. И всё же лучше
верить. Легче уходить из жизни.
Засыпая, он продолжал думать, что существует пере-
селение душ, значит, есть жизнь после смерти и надо зара-
батывать хорошую карму, что любое учение можно легко
превратить в догму и тогда прекратится развитие и оно
станет мёртвым, что жить хорошо, жизнь — подарок, ко-
торый надо ценить, и ещё: у него самая лучшая в мире со-
бака.
3
Чтобы сломать информацию о себе, Хумов должен был
получить привилегии системного администратора или
главного пользователя операционной системы.
— Так, так… Для начала мне нужно найти Скрипт. Не-
ужели у них всё на серверах, а может, на Облаке? — бор-
мотал он, задумчиво глядя на экран индивидуального
компьютера, слегка прикасаясь поисковой ручкой к мони-
торным клавишам.
Ввод регистрационного имени и пароля выглядел
странно.
— Да… системный администратор перемудрил. Введи-
те ваше регистрационное имя: ваш логин, пароль. Сейчас
я вам введу. У меня есть большой текст. Очень большой, —
продолжал разговаривать сам с собой Хумов. — У меня
имеется пятидесятикилобайтная служебная инструкция.
Это так кстати.
Инструкция была прислана из центра накануне пос-
ледних событий. Он запустил свою любимую программу,
подвёл курсор к инструкции, ввел: зона Z-4.
— Сейчас, сейчас… Будет вам и белка, будет и свисток, —
улыбнулся он, переходя в браузер для введения пароля.
Не прошло и часа, как Хумов взломал сайт. Он был
отнюдь не мальчик, а профессионал, поэтому не собирал-
ся оставлять хулиганские сообщения. Он просто хотел
заблокировать информацию о себе, однако информация
«висела» на Облаке, и пройти туда ему не удалось.
«Прекрасная работа, — подумал он, — засекречено ос-
новательно. Я догадывался, но не ожидал. Что ж, мы пой-
дём другим путём».
После чего, действуя как хакер, Хумов вошёл в ком-
пьютерную систему учебных сообществ и отправил сооб-
щение об опасной радиоактивной зоне всем зарегистри-
рованным пользователям.
С полным осознанием выполненной задачи и верой в
правильность своих действий — он же спасатель! — Хумов
приступил к ежедневному тренингу, совмещающему осо-
бые физические упражнения с медитацией.
Теперь ему надо начинать новую жизнь. С прошлым
раз и навсегда покончено. Ему придётся скрываться, вы-
жидать, наблюдать, запутывать следы, сидеть в укрытии,
постараться полностью исчезнуть, затеряться, изменить
себя. Но он также знал, что его будут преследовать до тех
пор, пока он не уйдёт из жизни. На это он пошёл ради...
Ради того, чтобы оставаться честным перед собой. Нет. За-
чем себе врать? Ради этой девушки. Ради Ханы.
Его продолжала мучить мысль, что он не смог стереть
информацию о себе.
Своими действиями он дал понять: жив, здоров, не со-
бирается бездействовать. Хорошо бы всё же уничтожить
информацию. Применить телепатические способности?
«Да. Попробую. Хана вернётся часа через два. Мне
никто не сможет помешать», — подумал Хумов и принял
позу сосредоточения.
Прошло около сорока минут, а он всё ещё сидел, не
двигаясь. Голова была свободна от мыслей, однако визу-
ализация объекта не осуществлялась. Неожиданно перед
ним начали появляться какие-то образы, выплывающие
из дымки и пока неразличимые, расплывающиеся, словно
дрожащие миражи знойной пустыни.
И вдруг он увидел двух мужчин. Один говорил другому,
что взрывное устройство следует заложить в новом архи-
тектурном комплексе, открытие которого состоится через
три дня. На открытие соберётся около пяти тысяч. Будет
большой гала-концерт, откроется одновременно несколь-
ко выставочных залов, спортивный комплекс, пять отелей,
около двадцати ресторанов и кафе. На открытие съедутся
лидеры крупных стран. «Это надо сделать под сценой», —
отчётливо услышал он голос мужчины, дающего указание.
Сердце его забилось. Хумов вздрогнул, поднялся и
принялся за дело.
Когда пришла Хана, он был уже переодет в одежду де-
вушки и попросил её оценить свой внешний вид.
Хана придирчиво осмотрела его и сказала:
— Антонина, ты отлично выглядишь. Тебе идёт эта
стрижка. Отлично сидит паричок. А почему ты облачилась
в рабочую одежду?
— Не хочу привлекать внимание.
— В таком виде, ты отлично сойдёшь за служащую низ-
шего состава.
— Действительно?
— Один к одному. Антонина! Ты без меня сходила и
купила всё это? — с укоризной в голосе выговорила Хана.
— Да… а что здесь такого? Я вне подозрений. Ведь я
вышла из дома в твоем дизайнерском исполнении.
— А как тебе удалось создать новый имидж? Порази-
тельно!
— Ты забыла, Хана? Я с большим успехом играла в сту-
денческом театре.
— Ты отлично перевоплотилась в новую роль. Позд-
равляю!
— Я рада, моя милая наставница! — и Антонина улыб-
нулась такой обворожительной улыбкой, что сердце Ханы
переполнилось благодарной нежностью.
— А сейчас разреши мне прочитать для тебя для тре-
нировки. Ты любишь подобное.
— Конечно, конечно. Буду рада послушать.
— Спасибо за любезное согласие, — кивнула головой
Антонина. Присядь, дорогая и слушай.
И Антонина хорошо поставленным голосом начала:
— В покое среди движения и вращения, среди смены
света и тьмы, среди мерцающих возгораний и угасания
старых звёзд Время имеет возраст Вечности — всеединое
продолжение, и лишь в сознании нашем ему свойственно
замедляться или ускоряться, и только сознание его в со-
стоянии помыслить.
Так свет невесом
и светло,
так мысль не видна
и дана,
так солнце взойдёт
и тепло,
так любовь роднит
весела…
— Здорово, Антонина! Как настоящая леди, переоде-
тая в простую служащую, ты не забываешь держать высо-
кий тон, — и Хана в ответ прочитала:
Путь жизни сложен, непонятен.
Решение принять — что подвиг совершить,
Хоть говорят: на солнце много пятен,
Нас Маяковский призывал: светить!
— Светить всегда, светить везде… И то верно. Хана,
мне придётся отлучиться на несколько дней.
— Куда это ты собралась? Тебе лучше оставаться здесь.
— Всему виной первородный грех. Чему быть, того
не миновать. Не волнуйся за меня, Хана. Отлучусь в худ-
шем случае на неделю. Не скучай! Пиши стихи и всё та-
кое. Ну же… Улыбнись, пожалуйста. Всё будет тип-топ.
Иисус Христос, знаешь, между двумя разбойниками был
распят.
— Антонина, ты так сложно говоришь… Мне тебя не
понять, — удивлённо посмотрела Хана, тряхнув головой, и
её волосы, освещённые зайчиками солнца, вспыхнули зо-
лотым сиянием, образуя ореол над головой.
— Не обращай внимания. Это так. Поговорим
чуть позже. До скорого!
И Антонина, подхватив рюкзак голубого цвета в тон
своего комбинезона, вышла из комнаты, не забыв послать
воздушный поцелуй.
Хана прильнула к окну и смотрела ей вслед, пока она не
скрылась за поворотом. Её внимательный взгляд не нашёл
ничего, к чему можно было бы придраться. Хумов отлично
вжился в роль.
4
Молодая красивая работница из отдела обслуживания
прошла проверочный контроль и спокойно направилась
к центральному павильону, где через пять часов должна
была начаться торжественная церемония открытия куль-
турно-оздоровительного комплекса.
Зрительный зал представлял собой амфитеатр огром-
ного размера, вмещающий до пятидесяти тысяч зрителей.
Ложи располагались таким образом, что с каждого места
отлично просматривалась вращающаяся сцена, оборудо-
ванная по последнему слову техники.
Предстоящее зрелище своей грандиозностью предпо-
лагало сразить самые невероятные ожидания. Шоу гото-
вилось больше года. Самые лучшие силы со всего мира —
певцы, музыкальные ансамбли, танцоры, актёры разных
жанров — были задействованы в нём.
Комплекс гудел обычной предпремьерной суматохой.
Гримуборные наполнялись артистами, гримёрами, костю-
мерами. Подтягивались рабочие сцены, осветители, ре-
жиссёры, декораторы, звукоинженеры, ответственные за
лазерное шоу и другие специфические эффекты.
Девушка, представившаяся двум рабочим сцены Ан-
тониной, сказала, что она назначена для того, чтобы
дать им вовремя сигнал, по которому центральную часть
сцены нужно будет медленно поднять в определённом
месте действия. «Это последнее решение главного ре-
жиссёра», — произнесла она с очаровательной улыбкой.
Рабочие закивали головами. Им некогда было занимать-
ся пустыми разговорами даже с такой привлекательной
девушкой, как Антонина. Больше на неё никто не обра-
щал внимания. Волна волнения, переливаясь от исполни-
телей, захватила всех без исключения, зарядив сосредо-
точенной энергией.
Антонина свободно передвигалась по лабиринтам сце-
ны, присматриваясь, словно кого-то ища, стараясь не при-
влекать к себе особого внимания.
Время шло, а она никак не могла найти нужных ей лю-
дей, и ей уже начинало казаться, что она что-то напутала и
это должно произойти не сейчас и не здесь.
Служба безопасности работала прекрасно. Только
опытный и знающий специалист мог бы заметить незри-
мых наблюдателей.
Антонина понимала, что именно она вскоре может
привлечь к себе внимание, так как её действия не соот-
ветствовали определённой цели: выполнению назначен-
ной работы. Единственное оправдание — её могут при-
нять за представителя службы безопасности. Но могут ли?
Необходимо как можно быстрее найти взрывное уст-
ройство и обезвредить его. Рабочих становилось всё боль-
ше. Каждый чётко знал свои обязанности. У каждого была
быстрая связь с центральной режиссёрской секцией уп-
равления.
Антонина сделала два круговых обхода, внимательно
просматривая возможные места установки бомбы. Время
неуклонно двигалось к началу представления. За кулисами
стояли артисты, музыканты, ведущие программы. Помощ-
ники сновали туда-сюда, проверяя последнюю готовность.
Зал уже начинал заполняться зрителем.
Антонина в свой первый осмотр приметила световой
щит. «Если на короткое время отключить свет, легче будет
обнаружить нужное устройство и обезвредить его», — по-
думала она и опустила рубильник вниз. Тут же началась
паника. Поднялся невообразимый шум и крики. Наиболее
истеричные женщины визжали, кричали, рыдали, падали
в обморок.
Неожиданно Антонина заметила мигающий крас-
ный огонёк. «Вот где взрывное устройство!» — мелькну-
ла мысль. Монтажное пространство сцены освещалось
аварийным синим светом. Она обратила внимание на две
мужские фигуры в комбинезонах рабочих сцены. Они по-
казались ей подозрительными.
Недолго думая, она быстрым приёмом вывернула од-
ному руку, соединила за спиной запястья, надела наручни-
ки и прикрепила к металлической трубе. Это произошло
настолько быстро, что тот не успел опомниться. Второй,
увидев, бросился на Антонину. Завязалась короткая борь-
ба. Антонина радостно подумала, что это и есть террорис-
ты. Она не ошиблась.
Второй, приняв Хумова за женщину, нанёс не столь
сильный удар. Антонина ответила. Потрясённый силой
удара противник замешкался. Теперь обе руки Антони-
ны были свободны. Её задача была как можно дольше не
привлекать внимания. Действуя молниеносно, после крат-
ковременной борьбы она и второго приковала к металли-
ческой конструкции. Оба молчали, надеясь на чудесное
спасение. Наверно, решили, что их засекла служба безо-
пасности и любой вид сопротивления бесполезен.
Сняв примагниченное устройство, Антонина разря-
дила его и положила перед преступниками. Те с ужасом
смотрели то друг на друга, то на бомбу.
Затем она метнулась к рубильнику, подняла его вверх.
Свет загорелся. Антонина вышла в фойе. Прошла мимо
праздничных фуршетных столов. Официанты завершали
последние приготовления и, увлечённые работой, не об-
ратили на неё никакого внимания. Спустившись по лес-
тнице вниз, она подошла к своему автомобилю, который
предусмотрительно взяла на прокат. Выезжая за пределы
культурно-оздоровительного комплекса и сворачивая на
хайвэй, она широко улыбалась своей удивительно обая-
тельной улыбкой.
5
Машина с большой скоростью, однако, не превыша-
ющей допустимую, неслась по хайвэю. «Всё получилось
неплохо, хотя были минуты отчаяния. Наверняка засветился.
-Пора возвращаться. Теперь точно придётся сни-
мать где-то жильё. И чем быстрее, тем лучше», — думал
Хумов, внимательно следя за дорогой и за тем, какие
машины ехали сзади. Управление машиной происходи-
ло автоматически, но он не позволял себе расслабиться.
И не зря.
Вскоре он заметил погоню: две полицейские машины.
Надо было что-то срочно предпринимать. Его всё же вы-
числили. Машина свернула направо и теперь ехала с мень-
шей скоростью по направлению к небольшому населённо-
му пункту под названием Княжеское. По обеим сторонам
дороги высились могучие деревья.
Максимально сбавив скорость, Хумов открыл дверцу
машины и, сгруппировавшись, выпрыгнул. Машина на ав-
топилоте продолжала свой путь. Спрятавшись за кустами,
он вскоре увидел две полицейские машины, следовавшие
за оставленным им Mercedes-Benz.
«Прекрасный ход. Точно как в классическом триллере.
Но как мне выбраться отсюда? Полицейские, догнав маши-
ну и увидев, что она пуста, тут же разгадают план, начнут
прочёсывать придорожный лес и обнаружат меня. Думай,
думай, лучший выпускник отделения спасателей. Думай
быстро, каким образом самому себя спасти. Нас этому не
обучали. А жаль. Разве у спасателя не может возникнуть
такая ситуация, когда ему самому будет нужна помощь, и
незамедлительно? Время пока есть. Хорошо бы добраться
до Княжеского, а там посмотрим. Хотя нет! Пора возвра-
щаться в аэропорт. Забавы придётся перенести на другое
время. Для начала мы полностью изменим свой облик.
Здесь в рюкзачке припасено всё необходимое. Хорошая
идея! Так, так. Сделаем из себя женщину средних лет, вы-
шедшую погулять и заблудившуюся в лесу. Женщина при-
ехала в гости и вышла прогуляться, подышать свежим воз-
духом. Наденем соответствующую маску, сменим парик и
одежду», — приговаривал вполголоса Хумов, ловко и в то
же время тщательно производя действия по перевоплоще-
нию в новый образ.
Вскоре на проезжую часть вышла немолодая, но очень
привлекательная женщина и подняла руку. Машины рав-
нодушно проезжали, не обращая никакого внимания.
Большего равнодушия было трудно ожидать. Не приня-
то было подсаживать на дорогах. Разве кто-то найдётся
сердобольный? Антонина Михайловна терпеливо махала
рукой, но все было безрезультатно. Никто на неё не реа-
гировал. Пятёрка молодых парней, проезжая, прокричала
что-то, высовываясь и махая руками.
Заметив чуть медленнее других ехавшую машину, отча-
явшаяся женщина вышла на середину дороги и преградила
путь, раскинув по сторонам руки. Машина марки «Кадил-
лак» затормозила и со свистящим звуком остановилась.
Из окна высунулась прелестная головка молодой девушки.
Лицо её пылало, глаза выражали испуг, губы дрожали.
— Садитесь быстро. Здесь стоять нельзя, — прогово-
рила она громко с придыханием.
— Знаю, что нельзя, но у меня не было другого выхода.
Ни одна машина не останавливалась. Спасибо большое!
Вы меня спасли. Меня зовут Антонина Михайловна. Но
можно просто Антонина, — юркнув в салон, сказала Анто-
нина, благодарно улыбаясь.
— Я ехала на автоматическом управлении. Ужас! Если
бы я не посмотрела случайно на дорогу, мы бы уже не смог-
ли ни познакомиться, ни говорить. Называйте меня Мила.
— Очень приятно, Мила. Это не случайность, а так
нужно было.
— Как это не случайность? Говорю вам, я совсем слу-
чайно взглянула на дорогу. Со мной такое в первый раз. До
сих пор в себя прийти не могу.
— Ну не стоит так волноваться.
— Как это не стоит?
— Всё нормально. Вы меня увидели, остановились, взя-
ли подвезти. Никто не хотел этого делать. Мне пришлось
выйти на проезжую часть.
— Куда вас подвезти? — несколько спокойнее спроси-
ла Мила.
— В аэропорт. У меня билет. Вылет через пять часов.
— Мне не по пути. А если до метро?
— Пожалуйста, я очень боюсь опоздать. Будьте так лю-
безны. Я заплачу.
— Вот ещё. Денег не беру. Хорошо, подкину в аэропорт,
так уж и быть.
— Ой! Вы даже представить себе не можете, как я вам
благодарна. Ну очень! — и Антонина одарила спаситель-
ницу такой милой улыбкой, что у той сразу поднялось на-
строение.
— Я ездила в гости к своей школьной подруге. Она в
Княжеском живет. Подальше от шума городского. Я так за
неё беспокоюсь. Она болеет.
— Поправится. Молодая.
— Вот и я ей говорю. И меня последнее время одолева-
ет беспокойство. Подруга говорит, что у неё тоже начина-
лось с беспокойства, а потом привязалась депрессия.
— Депрессия сейчас хорошо лечится.
— Не скажите. Посадят на лекарство до конца дней
своих.
— Есть разные методики. Зачем лекарства? На началь-
ной стадии нужно чем-нибудь увлечься, смысл жизни про-
писать для себя.
— Говорить легко, а сделать трудно, — Мила даже по-
высила голос, и губы её слегка задрожали.
— И вам нужна помощь? Вижу: нужна. Я занимаюсь
психологическими практиками и могла бы вам помочь, —
снова улыбнулась Антонина Михайловна.
— К кому она только не обращалась. Только деньги
сдирают, — продолжала сокрушаться Мила.
— Денег мне не надо.
— Это ещё почему? Деньги за работу надо платить.
— Но ведь вы не взяли с меня денег.
— За что? Мне по пути, — и, сокрушённо вздохнув, до-
бавила: — Почти.
— Вот именно, почти.
— Хорошо. Возьмите мой номер. Будет время, выйдите
на связь. Может, и поможет. Вот мы и прибыли.
— Так быстро? Спасибо, Мила. Увидимся. Вы замеча-
тельная девушка.
— И вы, Антонина, мне очень пришлись по душе. Я ди-
зайнер. Если вам или кому-то из знакомых… Всегда пожа-
луйста.
— Буду иметь в виду. До свидания. И ещё раз огромное
спасибо. Вы моя спасительница.
— Да ладно уж, — совсем размякла девушка.
— Вы посланы мне самой судьбой! Я вам обязательно
позвоню. Мне очень хочется вам и вашей подруге помочь.
Мила помахала рукой, улыбнулась, и её «Кадиллак»,
развернувшись, поехал в обратном направлении.
Антонина Михайловна зашла в дамскую комнату, пе-
реоделась, снова став Антониной, уселась за стойку одно-
го из многочисленных баров, заказала чашечку кофе.
— Что-нибудь ещё? — спросил её бармен — моложавый
мужчина средних лет с волосами, покрашенными в фиоле-
товый цвет, со скучающим видом протирающий салфет-
кой бокал, и без того сверкающий чистотой. Посмотрев
через стекло на свет, он ловко подкинул его и, поймав за
ножку, с невозмутимым видом снова принялся протирать.
— Нет. Спасибо. Больше ничего не надо.
— Да, конечно. В самолете хорошо накормят, — хотел
продолжить разговор бармен.
— Надеюсь, — вежливо ответила девушка и начала
быстро набирать текст для письменного сообщения.
Бармен от нечего делать принялся перетирать следую-
щий бокал. Посмотрев на свет, убедившись в замечательно
исполненной работе, он и его подбросил и ловко поймал,
не меня при этом позы.
Через час двадцать Антонина, пройдя контроль, сади-
лась в самолет. К чашечке кофе она так и не притронулась.
6
В ожидании Антонины Хана вся извелась. Она вооб-
ражала себе невероятно дикие сцены с погоней, захватом
и прочими страшилками, коих достаточно насмотрелась в
обильном потоке всяческих экранизаций, и только когда
пришло известие о скором её (его) приезде, она немного
успокоилась.
«Почему я так волнуюсь, так страдаю?» — задавала
Хана себе вопрос и не могла на него ответить. Она стояла
под душем. Тёплые струи нежно гладили её молодое строй-
ное девичье тело, ожидающее любовных ласк, о которых
она вовсе не думала, но оно, тело, знало о ней больше, чем
она могла себе позволить по природе невинной чистоты,
идеализированных мечтаний, не позволяющих опускать-
ся до естественных проявлений физиологии, свойствен-
ных любому человеческому существу. Это противоречие
между высокими порывами нравственно созревшей души
и проявляющимися волнениями иного — низкого, по её
мнению — порядка, не дающими, как прежде, спокойно
следовать духовным представлениям о своём предназна-
чении, создавали нервное напряжение, готовое перерасти
в болезненный невроз. Из весёлой и озорной девушки она
превратилась в задумчивую, погружённую в себя, послуш-
ную и дисциплинированную студентку. Она перестала
опаздывать на занятия, но на лекциях не совсем воспри-
нимала информацию, постоянно думая о своём.
Во время отсутствия Хумова она ни разу не посетила
бабушку. Зато написала много стихов, а её записи в днев-
нике стали чрезвычайно длинными, подробно описываю-
щими её переживания, что помогало ей несколько успо-
каиваться хотя бы на время. Дневник оказался для неё
возможностью хоть как-то упорядочивать мысли, а вот
с чувствами ей было сложнее справляться. Они никак не
хотели подчиняться трезвому разуму, настаивающему на
возвращение к прежней безмятежной жизни, что означало
порвать отношения с Хумовым.
Но как она могла это сделать, если её сердце при одной
мысли об этом предательстве начинало колотиться, гулко
отдаваясь во всём теле. Иначе она не могла понимать раз-
рыв, означающий не что иное, как подлое предательство
человека, попавшего в сложную ситуацию. Кто ещё ему
может помочь? Он одинок как перст. И у него такая об-
ворожительная улыбка. Улыбка доброго человека. И какие
стихи к тому же он сочиняет.
Но её беспокоило больше всего то, что она начала
желать нечто большего от него. Её фантазии уводили их
одних, без никого, в укромные местечки. Там он после
прочтения стихов и разговора на разные житейские и фи-
лософские темы неожиданно приближался к ней, обнимал
бережно и нежно, касался её губ своими губами. А потом…
О боже, лучше не воображать себе то, что могло бы
случиться потом. Это было умопомрачительно сладост-
но. Щёки Ханы начинали пылать, и она отгоняла от себя
навязчивые мысли, так неожиданно легко появляющие-
ся. Она уже начинала понимать: в ней проснулся мощный
инстинкт продолжения рода. Да это понять и не стоило
большого труда. Вот сейчас, стоя под душем, она будто бы
мыла своё тело для него, но почему тогда ей виделись фал-
лосы упругие, крепкие, готовые в неё внедриться? Их было
много. Они окружали её со всех сторон. Эта картина на-
столько смутила Хану, что она быстро вышла из душевой
кабинки и, накинув халат на мокрое тело, прошла в свою
комнату. Но и там она не могла найти себе места и, натянув
спортивный костюм, выбежала на улицу.
Было ещё светло. В воздухе стояла влага после прошед-
шего мелкого дождичка, а лёгкий ветерок приятно охлаж-
дал горящие щёки. Она побежала к ближайшему скверу.
Там можно было бегать по специально сделанной беговой
дорожке, отмеряющей метры пробега. Чтобы пробежать
три километра, нужно сделать семь с половиной кругов.
Она сделала десять с половиной и, уставшая, без единой
пагубной мысли, довольная победой над собой вернулась
в свою комнату. Ей не хотелось зажигать свет. Она подхва-
тила халат и пошла в душевую, чтобы смыть наработанный
тяжкими усилиями неожиданной тренировки пот с гудя-
щего тела. Вернувшись, она увидела Антонину, сидящую
на своём надувном матрасе за дверью, как в первую ночь.
Хана от неожиданности замерла, но, быстро взяв себя в
руки, радостно сказала:
— С возвращением, дорогая. Я так волновалась за тебя.
— Принеси мне, пожалуйста, хлеба с маслом. Я силь-
но проголодалась. Помнишь, ты мне давала в первый день
моего пребывания у тебя?
— Конечно! И могу приготовить для тебя твой на-
питок.
— Нет-нет. Только не кофе, пожалуйста.
— Я принесу термос с горячей водой, а ты пригото-
вишь себе то, к чему привык, сам.
— Отлично. Ты меня хорошо понимаешь.
Через некоторое время Хана вернулась и неожиданно
услышала от дорогой подруги, что та собирается покинуть
её, на этот раз надолго, если не навсегда.
Хумов выразил мысль о необходимости съехать на
съёмную квартиру, потому что его присутствие может
быть обнаружено, а он не хочет и не может принести ей
хоть самые малые неприятности. Да и родители, какие бы
они ни были замечательные, не должны быть посвящены
в его дела. Хана сказала, что она может сообщить роди-
телям о том, что у неё собирается погостить некоторое
время подруга, вернее, она уже обмолвилась об этом. На
что Антон — (Хумов успел снять маску за время отсутс-
твия Ханы) — возразил, и не без основания, что так долго
продолжаться это не может. Благо его присутствие пока
не обнаружено. Не стоит рисковать, тем более в его по-
ложении абсолютной неопределённости. И Хана сдалась,
но слёзы одна за другой быстро закапали из её юных глаз.
Антон продолжал её успокаивать:
— Пойми, меня ищут, и дело иметь со мной небезопас-
но и даже очень, очень опасно. И для твоего замечатель-
ного дедушки известие о том, что ты имела со мной какие-
то отношения, помогала мне и всё такое, будет ударом, и
для родителей, и для любимой бабушки в первую очередь.
Будь умницей.
И она сдалась, вытирая салфеткой глаза и пытаясь
улыбаться, согласно закивала головой.
— Хорошо. Ты прав. Но ведь мы будем, будем ви деться?
— Несомненно, — твёрдым голосом проговорил Ан-
тон.
Потом они начали разрабатывать план действий. Вер-
нее, Антон, а Хана вносила уточнения.
7
На другое утро Хана отправилась в универмаг, где ку-
пила впрок одежду, парики, накладки, пояса и прочие ак-
сессуары для возможных перевоплощений Антона в Анто-
нину. До обеда она усердно изготовляла несколько масок,
разительно меняющих облик Хумова — делающих его то
женщиной средних лет, то мужчиной пожилого возраста,
а то и вовсе старухой китайского происхождения или ста-
риком из какой-то африканской страны.
Около пяти вечера из особняка на одной из престиж-
ных улиц города вышли две прелестные девушки и, мило
улыбаясь, беспечно болтая, держась за руки, направились
к подземке. Со стороны могло показаться, что они давно
дружат и эта дружба обеим доставляет несравненное удо-
вольствие. Та, которая была на голову выше, несла весьма
объёмистый саквояж, обеспечивающий, по всей видимо-
сти, самыми необходимыми предметами в не коротком
дорожном путешествии.
Девушка несла вещи с лёгкостью, не соответствовав-
шей значительным габаритам поклажи, что указывало на
её неустанные тренировки в спортивном зале. Девушка
ниже ростом неожиданно остановилась и начала что-то
убедительно, но спокойно говорить подруге. Та тут же по-
слушалась совета и уже через минуту тащила свой саквояж
на выдвижных колёсиках, держась за раскладную ручку.
По дороге им встретилась пожилая пара. Девушки вежли-
во поздоровались и получили не менее вежливый ответ.
Женщина приостановилась и, с улыбкой помахав рукой,
пожелала доброго вечера и приятного путешествия. Хана
поблагодарила в ответ, и обе девушки с улыбками замаха-
ли руками.
— Приятная пара, — сказала Хана подруге, когда они
удалились на приличное расстояние и её слова не могли
быть услышаны.
— Да, и мне они понравились. Надеюсь жизнь у них
удачно сложилась, — отозвалась та.
— Я в этом уверена, — заметила Хана, с благодарно-
стью посмотрев на подругу и оплачивая проезд за двоих,
так как девушки уже спустились на эскалаторе в метро и
стояли у автоматических касс.
Поезд, как всегда, не заставил себя долго ждать. Сев
рядом, они продолжили разговор.
— В каком районе ты бы хотела снять квартиру? — тихо
спросила Хана, не желающая привлекать внимания, хотя в
вагоне было совсем мало людей и каждый был занят сво-
им делом. Напротив находилась парочка. Закрывшись ки-
тайским зонтиком, они о чём-то шептались, периодически
замирая. «Целуются», — подумала с лёгкой завистью Хана.
Господин средних лет полностью ушёл в чтение электрон-
ной книги. Пожилая дама сидела, закрыв глаза, и её губы
шевелились. Она или пела, или вела бесконечную беседу
сама с собой, возможно, читала стихи. В конце вагона о
чём-то оживлённо болтали две молоденькие китаянки да
парень африканского происхождения дергался в такт слы-
шимой только им музыки.
— О, Хана! Мне достаточно и комнаты. Я неприхотли-
ва, — после длительной паузы ответила подруга, видимо
тоже наблюдавшая за пассажирами.
— Для тебя было бы лучше снять маленькую, но квар-
тиру.
— Ни в коем случае, — возразила Антонина.
— Но почему? Спокойнее в отдельной квартире, да и я
бы меньше волновалась.
— Нет, нет. Ни за что. Не знаю, в какой момент мне
придётся переезжать. С комнатой проще. Комнату легче
снять на несколько дней. Ты забыла, ведь я страстная пу-
тешественница.
— Да, тогда лучше комнатку, — с грустью в голосе про-
говорила Хана. — Меня всегда пугала неопределённость.
Пока живу с родителями, мне ни о чём думать не надо, но
как представлю, что скоро придётся начинать самостоя-
тельную жизнь, мне становится совсем не по себе.
— Чего ты боишься?
— Сама не знаю. Боюсь одиночества.
— Не стоит бояться. Мы в эту жизнь сами напросились
и выбрали себе трудности, проходя через которые получа-
ем опыт.
— Слышала, но не совсем верю в это. Ой, прости, Ан-
тонина! Как бы это сказать… Пока сама на опыте не прове-
рю, не смогу по-настоящему поверить.
— Этого ты никогда не сможешь проверить. Информа-
ция стёрта в нашей памяти. Иногда возникает ощущение:
это я видела, помню такое, но тут же исчезает под напором
других мыслей, а если и остаётся, то позже трактуется как
простая случайность. Приготовься, пожалуйста. На следу-
ющей нам выходить.
8
Девушки вышли на той же остановке, на которой вы-
шел Хумов после своего неудачного экзамена. Вечерело.
Хана взглянула на часы. Они показывали пять двадцать.
Неоновые огни предусмотрительно начинали освещать
многолюдные улицы, включаясь, когда прохожие проходи-
ли мимо и выключались, когда удалялись. Воздух, напол-
ненный жизнедеятельностью умирающего дня, отнимал
последние силы. Хана с удивлением посмотрела на Хумова
и с укоризной в голосе произнесла: «Зачем ты выбрал этот
район? Здесь дышать нечем».
Хумов слегка поёжился, оглядываясь по сторонам,
словно заново переживая недавно случившееся, и бодро,
с улыбкой сказал:
— Мне кажется, дорогая Хана, ты меня спутала со
своим дружком, с которым, по всей видимости, тебе при-
шлось проводить здесь, в одном из этих баров или кафе,
время. И думается мне, ты его провела преотличным обра-
зом, а мне, своей подруге, забыла об этом рассказать.
Хана поняла свою оплошность и тут же исправилась:
— Ах! Прости меня, Антонина! Усердно занимаясь, так
устаю, что становлюсь страшно рассеянной. Ты совершен-
но права. Здесь мы легко найдём нужную для тебя ком-
нату, и ты сможешь продолжить свою творческую работу.
Кстати, нужно информационно обновиться. Давай загля-
нем в Интернет и подберём что-нибудь подходящее.
— Не стоит просить прощения. Я пошутила, а в... Ин-
тернет успела заглянуть сегодня утром, пока ты бегала и
«после принимала душ», —говоря это, Антонина присела на
скамейку и кивком головы предложила подруге сделать то
же самое.
— Тебя совсем-совсем не волнует, в какой комнате тебе
придётся жить? — участливо заглядывая подруге в глаза,
произнесла Хана.
— Милая Хана, ты повторяешься.
— Знаю, но меня волнует этот вопрос.
— Не придавай ему слишком большого значения, —
улыбнулась Антонина. — Я тебе говорила о своей мечте?
— Про Марс?
— Так точно.
— Это и моя мечта… с детства.
— Вот видишь, и ты тоже мечтаешь полететь на Марс.
Ответь мне, пожалуйста, какого размера будет твоя каю-
та? — Антонина с явным укором и, как показалось Хане,
с насмешкой посмотрела на Хану, и та, смутившись, опус-
тила голову и, приподняв ногу, начала ею слегка покачи-
вать.
— Мне кажется, — выдержав значительную паузу, про-
говорила она тихо, — я пока не совсем готова к такому пе-
релёту.
— Ничего страшного. У тебя ещё есть время. И если ты
будешь ежедневно, не торопясь, двигаться к своей цели,
ты сможешь себя подготовить не только психологически,
но и физически. Хотя, ты же знаешь, психологический ас-
пект в любом деле имеет приоритет.
— Мне бы очень хотелось полететь вместе с тобой.
— Вот как?
— У меня, кроме тебя, нет подруг, — спокойным голо-
сом сообщила Хана и добавила: — Вернее, есть, но ни с кем
из них мне бы не хотелось очутиться на Марсе. Да они и не
мечтают об этом.
— Мне думается, что это невозможно, так как я ока-
жусь на Марс раньше, а ты прилетишь туда позже и мы
обязательно увидимся, — с мягким укором проговорила
Антонина.
— Но почему? — в голосе Ханы послышались нотки
страдания. Она хотела положить свою руку на руку подру-
ги, лежащую на скамейке, но не решилась. Антонина поня-
ла её желание, сама взяла руку Ханы в свою и успокаиваю-
щим голосом, от которого Хане сделалось ещё тоскливее,
сказала: — Но ведь мы можем там встретиться и даже за-
ранее условиться о нашей встрече.
— Ты думаешь?
— Я в этом уверена. Не может же наша дружба нелепо
оборваться?
— Вот и я о том.
Начало быстро темнеть. В небе прямо перед ними по-
явился огромный экран, захвативший высотный дом. Две
девушки, одна из которых была крашеной блондинкой с
волосами до плеч, а вторая — с длинными прямыми чёр-
ными волосами, концы которых полыхали огненным цве-
том, рекламировали суперкрем по цене в три раза ниже,
как они утверждали, избавляющий не только от морщин,
но обещающий омолодить кожу, сделать её розовой и бар-
хатистой.
Хана невольно засмотрелась на навязчивую рекламу.
И тут она замерла: на экране появилась Антонина. Диктор
сообщал, что девушка обезвредила террористов на откры-
тии Международного культурно-спортивного комплек-
са. Хана посмотрела на подругу. В этот момент Антонина
снова взяла её за руку, на этот раз довольно сильно сжав.
Хана хотела было укорить её, но каким-то шестым чувс-
твом почувствовала надвигающуюся опасность. Гулкие,
частые удары сердца подтвердили её опасения. Несколько
молодых людей в коричневых комбинезонах, со значками
СБ на груди, прогуливающихся поодаль, явно выражали к
ним интерес. Хана крепко сжала в ответ пальцы Антони-
ны. Антонина тем временем, не переставая улыбаться, по-
казывая ей шарик, как бы случайно оказавшийся в её руке,
спросила:
— Хана, это не твой таинственный подарок?
— Нет, я тебе ничего, к сожалению, не успела подарить.
Но я исправлюсь. Должна же быть у тебя какая-то вещица,
напоминающая обо мне.
— Странно. Я думала, это ты сунула его мне в карман
в нашу первую встречу, — задумчиво вертя шарик между
пальцами, тихо проговорила Антонина.
Тем временем молодые люди приблизились и теперь
находились на расстоянии около пяти метров. Было похо-
же, что они ждали сигнала, чтобы подойти к мирно бесе-
дующим девушкам. Хане любое вмешательство в личную
жизнь не только претило, но и вызывало законное возму-
щение.
— Странно, странно… Откуда тогда он у меня?
— Ты о чём? — Хана ещё крепче сжала пальцы Анто-
нины.
— Вот об этом шарике. Видишь? В нем прекрасная
женщина.
— Ничего особенного. Таких шариков с различными
голограммами внутри полно. В детстве они были для меня
желанными подарками, и я даже их коллекционирова-
ла, — Хана, не выпуская руку подруги, придвинулась к ней
совсем близко, так как заметила: кольцо начало сужаться.
Мужчины в коричневых комбинезонах медленно, словно
чего-то опасаясь, приближались к ним. Сделав несколько
шажков, они остановились в некоторой нерешительности,
переглядываясь друг с другом. Похоже, они ожидали не-
которой паники со стороны девушек, сопровождающейся
попыткой убежать — тогда им легче будет оправдать своё
поведение и взять их под арест. По предписанию, нару-
шить покой граждан они могли только при явном подоз-
рении в терроризме или другом тяжком преступлении.
Антонина продолжала задумчиво вертеть шарик межу
пальцами правой руки, словно не видя происходящего, и
от этого Хане становилось совсем плохо. И те решились.
Они окружили девушек тесным кольцом, и один из них, по
всей видимости старший, веснушчатый, с рыжей чёлкой,
залихватски вырывающейся из-под берета, чуть хрипло-
ватым голосом произнёс:
— Будьте так добры, предъявите, пожалуйста, ваши ин-
дикаторы личности.
— А в чём дело? «Вы кто? —спросила Антонина.
— Служба безопасности, — и говорящий протянул
удостоверение, почему-то сильно покраснев. «Зелёный
ещё», — подумала Хана.
Сердце у неё сжалось, и она буквально вцепилась в руку
Антонины, придвинувшись к ней вплотную, понимая весь
ужас их положения и сильно испугавшись, в первую оче-
редь за Антонину... О себе она не думала, а вот расстаться
с подругой для неё было равносильно смерти.
Антонина широко и, как показалось Хане, радостно
улыбаясь, что никаким образом не могло соответствовать
сложившейся ситуации, подбросила вверх шарик и ловко
его поймала перед несколько удивлёнными взорами пред-
ставителей СБ, которые от спокойствия Антонины и не-
предсказуемости её поведения несколько растерялись.
Хана с удивлением и нескрываемой гордостью посмот-
рела на Антонину, как вдруг всё окружающее начало скры-
ваться за серой, сгущающейся пеленой, а они с Антони-
ной понеслись в непонятном направлении со скоростью,
осознать которую было невозможно. По замирающему,
падающему вниз сердцу, готовому вот-вот вырваться из
груди или разорваться, Хана могла осознать: несутся они
невероятно быстро. Подобное, нет, в сто раз слабее, Хана
испытала, когда впервые скатывалась вниз на аттракцио-
не «Американские горки». Хорошо, что полёт достаточно
быстро прекратился. Она от радости начала читать «Отче
наш», а потом неожиданно ей вспомнились слова дедуш-
ки. Он говорил, что сознанием можно назвать совокуп-
ность химических и гормональных процессов мозга плюс
«опыт», переданный при рождении, полюс личностный
опыт к моменту пространственно-временного прожива-
ния, имеющего возможность длиться. Человек, находя-
щийся в сознании, в осознанности представляет собой
мыслящую, чувствующую биологическую сущность, спо-
собную не всегда адекватно реагировать на ситуацию,
с точки зрения другой такой же сущности. И наоборот:
разные сущно сти на одно и то же событие реагируют по-
своему, так как биолого-химические процессы у них про-
текают с разной интенсивностью, вызывающей разную
эмоциональную окраску и, соответственно, различное
реагирование. Хана посмотрела на Антона. Он казался
внешне спокойным. Губы его вытянулись в улыбке, выра-
жающей лёгкую иронию. То, что они переместились в про-
странстве, а может, и во времени, не вызывало сомнения.
В ушах Ханы стоял звон, губы пересохли, сердце продол-
жало бешено биться. Неожиданно ей ярко представилась
их первая встреча в вагоне. Нечаянная встреча перевер-
нула её жизнь. Пространство перед ней начало колебаться
наподобие воды, когда опускаешься в ванну. Только вода
сейчас была удивительно лёгкой, почти невесомой, а тело
теряло очертания, и ей казалось, что она вытягивается в
разные стороны равномерно и безболезненно, заполняя
пустотой своего тела пространство вокруг. Ей станови-
лось безразлично, где она и что с ней будет. «Это нирвана.
Да, нирвана. Нет, что-то другое. Пока я осознаю, я могу
себя контролировать. Я сознаю. Моё сознание реагирует
адекватно. Мне жутко», — подумала она. Эта была её пос-
ледняя мысль, исчезающая, истончающаяся вместе с нею.
Потом она почувствовала на своих губах жгучую, пахну-
щую цветочным мёдом жидкость и с усилием сделала не-
сколько глотков. Тело медленно начало возвращаться, втя-
гиваясь в свои привычные формы. Ей становилось легче и
легче дышать. Окончательно привели её в чувство шлепки
по щекам и нашатырный спирт, ударивший прямо в мозг
болезненной вязкой волной. Она открыла глаза и увидела
Антона, склонившегося над ней.
— Вот это да, — изумлённо прошептала Хана. — Как
это получилось? Где мы?
— Понятия не имею. Я и сам не на шутку удивлен. Нас
спасла Санила. Я думал, это был сон, — растерянно улы-
бался Хумов, озираясь по сторонам.
— Сам? Какая Санила? Ты совершил чудо! — глаза
Ханы ещё больше округлились.
— Я ни при чём. Это Санила отблагодарила меня. Пом-
нишь, я тебе рассказывал про странный сон? То был не
сон, а самая что ни на есть реальность. Здесь — а я думаю,
мы попали в другое измерение, может, на другую плане-
ту, — мне больше не надо изображать из себя девушку.
— Вот это да! Вот и не верь в инопланетян. Думаю, ты
прав. Тебе здесь нечего бояться. Можно, я буду называть
тебя Антоном?
— Если для тебя это приятно, то я не против. Ничего
себе шарик! Спасибо, Санила, — тихо проговорил он, ос-
торожно разжимая ладонь, в которой находился предмет
неожиданного и странного перемещения.
— Спасительный шарик! Даже представить страшно,
что бы случилось с тобой, Антон, если бы не эта волшеб-
ная игрушка.
— Да, конечно. Но не попали ли мы с тобой из огня да
в полымя? Мне бы очень не хотелось подвергать тебя лю-
бой, даже самой минимальной опасности.
— Обо мне не беспокойся. Я всегда мечтала о неверо-
ятных приключениях, и они, судя по происходящему, уже
начались. Так, где мы находимся?
Они сидели на блестящей, гладкой поверхности в цен-
тре какой-то сферы с неясными очертаниями. Откуда-то
послышался лёгкий шум, похожий на настройку волны в
радиоприёмнике, а вскоре его заменила незнакомая, но
приятная музыка. Контуры помещения начали обозна-
чаться, и они оказались в небольшом полукруглом замкну-
том помещении с переливающимися радужными цветами
стенами.
— Ух ты! Красиво-то как, — завороженно произнесла
Хана.
— Да, ничего, — не теряя самообладания, сказал Ан-
тон. — Мне бы только очень хотелось понять, где мы, а
для этого хотелось бы увидеть, на худой конец, услышать
хозяев, любезно принявших заблудших путников.
Хана, не меняя позы, требовательно и громко спро-
сила:
— Скажите, пожалуйста, любезные друзья, где мы и что
нам ожидать от высокой цивилизации, приютившей нас?
Музыка стихла, и они услышали бесстрастный элект-
ронный голос:
— Дорогие гости с планеты Земля. Мы приветствуем
вас на межпланетной станции Мирового Космического
Сообщества. У нас к вам несколько вопросов. Согласны ли
вы оказать любезность и правдиво на них ответить?
Антонина и Хана, переглянувшись, в один голос быст-
ро ответили: «Согласны», и голос продолжил:
— Совершили ли вы какие-либо тяжкие преступления:
А) убийство?
Б) воровство?
В) издевательство над личностью?
Г) неправедный суд?
Д) обман, ставящий другую личность под угрозу?
Дальше шёл список более мелких пакостных делишек
и отрицательных качеств.
Хана и Антон на все вопросы ответили, переглядыва-
ясь и смущённо улыбаясь. После чего голос продолжил:
— Спасибо за искренность. Приглашаем вас на нашу
Межпланетную Космическую Станцию. Рады вашему при-
бытию и надеемся на взаимопонимание и доброе отноше-
ние с обеих сторон.
Справа загорелась табличка на русском языке: ВХОД.
Хана в нерешительности посмотрела на Антона, и тот
тихо сказал: «Не волнуйся, всё будет хорошо, мы под за-
щитой».
Створки двери бесшумно раздвинулись. Хана и Антон
решительно шагнули и оказались в помещении голубова-
то-стального цвета, стенки которого состояли из различ-
ной величины конусов, треугольников, кубов, причём их
грани, выступая, создавали иллюзию бесчисленных про-
странств, в то же время каким-то непонятным, хитроум-
ным способом объединённых в одно целое, а это целое,
делённое на бесконечное множество пространств, в свою
очередь являлось всего лишь частью другого целого…
2004—2015